Бойтесь своих желаний

1.

Я — Драко Малфой. И я живу с Гарри Поттером. Удивительно? Даже очень. Сам каждый раз удивляюсь, как это я влип. Банально? Не сказал бы. Потому что Малфои на то и Малфои, чтобы выделяться. Хоть как-то, хоть в чем-то. Вот я и выделился. Хм. Отец, само собой, был в ужасе. Но я же тоже Малфой, наследник как-никак, значит, со мной приходится считаться. Ну, я так думал, пока не заявился к отцу в кабинет, весь из себя решительный и самоуверенный. И сразу как-то скис. Я всегда скисаю, когда он на меня так смотрит. Глаза холодные-холодные, пронзительные. Вместо зрачков — крошечные черные точки и лед вокруг, светло-серый. Но я тоже смотреть умею, я ж вам не маггл какой-нибудь, я чистокровный до кончиков ногтей. Был бы на месте отца кто-нибудь другой, корчился бы давно в судорогах и ботинки мне целовал. А отец сходу — «К Поттеру собрался? Насовсем?». И улыбка такая… аж до мурашек.

Но я готовился, даже речь репетировал проникновенную. Кто ж виноват, что отец и без речей меня насквозь видит, несмотря на всю мою загадочность. В общем, не потребовалась моя речь. Хватило гордого кивка. Да, я вообще гордый. Гордо хожу, гордо смотрю и киваю тоже гордо. Правда, на отца не действует. Что было дальше, я вспоминать не люблю, до того момента, как вывалился из камина в гостиной у Поттера. Весь ковер сажей засыпал от злости, а потом чихал очень по-дурацки, до сих пор, как вспомню, краснею. Хорошо, что Поттер не видел, он вломился в комнату, когда я уже успокоился и ковер спалил. Зря, конечно, потому что в следующую секунду я оказался на голом и очень жестком полу.

Поттер был страшно рад моему появлению, а когда Поттер страшно рад, он становится хуже горного тролля, не такой огромный, зато катастрофически быстрый, тяжелый, беспорядочный и неуправляемый. В таких случаях лучшая тактика — покорность. Я, конечно, Малфой, поэтому покорным бываю разве что во сне, но залечивать потом сломанное ребро или вывихнутую руку мне не улыбается. Даже сводить по утрам синяки — ужасно утомительное занятие, но обычно их сводит Поттер, поэтому я могу себе позволить роскошь немного побрыкаться для очистки совести. Тогда, помнится, я въехал коленом ему в челюсть. Думаете, его это остановило? Как бы не так. Говорю же, неуправляемый. Так и пришлось мне валяться на голом полу, пока Поттер немного не остыл и не наколдовал новый ковер.

А вообще, жить с Поттером не так уж плохо. Хотя ему совершенно не обязательно об этом знать. В любых отношениях должен быть кто-то разумный. Поттер разумным быть не может в принципе, так что пришлось брать всю ответственность на себя. Вот так и вышло, что я ни разу не говорил Поттеру, что я его люблю, зато от него слышу это с завидной регулярностью. Думаете, мне это нравится? Значит, правильно думаете.

На самом деле крупная проблема у нас только одна, все остальное благодаря мне так или иначе возможно решить, но это… Поттер обожает свою работу. Разумеется, я ревную. Когда я слышу слово «работа», мне хочется разбить все бьющиеся предметы в нашем доме об одну вполне конкретную голову. А голове плевать. Она, ну, то есть не голова, конечно, а долбанный-герой-всея-магического-мира встает ни свет ни заря, методично выводя меня из себя, нагло ухмыляется — хотя Поттер считает, что это одна из его самых виноватых улыбок — целует меня в нос, топает в душ, совершенно не заботясь о том, как на меня действует в шесть утра его голая задница, выпивает на кухне залпом чашку приторного чая и исчезает в камине. А я остаюсь. И хоть тут убейся о какую-нибудь подходящую горизонтальную поверхность, не поможет. Я остаюсь. А он уходит.

Жизнь очень ко мне несправедлива. И ей, как и Поттеру, абсолютно наплевать на мои мучения. Я каждую ночь вижу во сне его долбанный аврорат в виде гигантской рыбины, которая с утра сжирает моего Поттера, а вечером выплевывает какие-то огрызки. Огрызки уже не во сне ближе к ночи вылезают из камина и валятся в ближайшее кресло, бледные, побитые жизнью и заклятиями, и я — я! Драко Малфой, чистокровный до десятого колена маг! — кормлю эти огрызки ужином, который готовит домовик, стаскиваю с них мантию, кладу голову на колени и смотрю в огонь, убеждаясь в очередной раз, что я самый несчастный маг в магическом мире.

Самое страшное, что я ничего не могу с этим сделать. Я знаю, что Поттер меня любит, но свой драгоценный аврорат он любит больше! Это вгоняет меня в ярость и тоску. А когда я в ярости и тоске, это плохо сказывается на окружающих. Мне, в общем-то, все равно, но отец считает, что я сильно рискую, хамя важным клиентам. А, я же не сказал. Я тоже работаю, хотя не вижу в этом никакой необходимости. Но сидеть целыми днями одному в доме, который предназначен для двоих, то еще удовольствие.

Отец, с одобрения министерства, создал самостоятельный отдел по секретным сделкам. Ничего нелегального, как ни странно. Просто некоторые зарубежные корпорации слишком не любят общаться с министерскими чиновниками, и тогда переговоры провожу я. Работа не пыльная, со свободным графиком, так что меня устраивает. Наверное, я бы даже был всем доволен и считал себя удачливым, если бы не…

С этим «если бы» я засыпаю и просыпаюсь, оно живет в моей голове постоянной ноющей болью, и иногда я даже подумываю бросить Поттера и рвануть куда-нибудь на Ямайку, чтобы он непременно рванул следом, послав к дракклам свою работу. Но я боюсь, что он не пошлет, и буду я один сидеть под пальмой, и будет у меня ужасно глупый вид. Или на Ямайке не растут пальмы? Надо уточнить.

Вот сейчас, думаете, где я? Разумеется, в кровати, и, разумеется, рядом сопит Поттер. Как может быть счастливым человек, который просыпается утром со всей этой кашей в голове и то и дело поглядывает на будильник, потому что осталось пятнадцать минут до того, как он взвоет контуженной на голову баньши, и Поттер начнет носиться по спальне? Кстати, вчера я его так и не дождался, вырубился один, даже не раздеваясь и поверх покрывала. Сейчас я под покрывалом и вполне раздет, но это ничего не меняет.

В конце концов, никто не обязывал меня каждое утро подвергаться этой китайской пытке будильником, поэтому я вылезаю из кровати и, обреченно вздыхая, ползу в душ.

Кухня вся залита солнцем, такой день отличный начинается, а у нас все как всегда.

Поттер любит чай, а я люблю кофе. Значит — сварить кофе и заварить чай. Не заблуждайтесь, я вам не домовик и завтраки готовлю в исключительных случаях, также как и ужины с обедами, но сегодня мне хочется вообразить, что хоть что-то может измениться в моей жизни. О том, что изменится Поттер, я даже не мечтаю, это было бы слишком невероятно, а я верю только в нормальные чудеса, которые можно сотворить, взмахнув волшебной палочкой.

Тарелки на столе, яичница на тарелках, в чае утопились пять кусков сахара. Я подхватываю чашку со своим кофе, седлаю стул, сжимая коленками спинку, и закуриваю, глядя в окно на зеленые листья и проблески синего неба между ветками. Поттер наверняка уже проснулся.

2

Гарри разбудили солнечные лучи, пробившиеся сквозь шторы. Он лениво потянулся, не открывая глаз, принюхиваясь к восхитительному запаху еды, доносившемуся с кухни. Губы растянулись в довольной, нежной улыбке. Гарри перевернулся на живот, утыкаясь носом в подушу, которая еще хранила запах Малфоя. Утро начиналось на удивление замечательно: будильник почему-то не прозвенел, но Поттер все равно проснулся вовремя, отдохнувший, выспавшийся и в прекрасном настроении.

Гарри быстро оделся, сбегал в душ и спустился вниз. Драко увлеченно хозяйничал у плиты, и Поттер, замерев в дверном проеме, не отрываясь наблюдал за его быстрыми, немного неловкими движениями, чувствуя, что к горлу подкатывает странный ком. Он глубоко вздохнул, глядя, как Драко усаживается на стул, и пошел к нему.

— Доброе утречко, — прошептал он, обняв Драко сзади и целуя в аккуратно постриженный затылок. — Ты такая душечка, готовишь мне покушать. Спасибо, малыш.

Голос Гарри звучал очень искренне, мягко, из него словно исчезли привычные хрипловатые мальчишеские интонации. Он поцеловал Драко в шею и потерся носом о мягкие волосы, вдыхая их запах, прижимая растерявшегося Драко к себе. Тот шумно сглотнул и поперхнулся, то ли дымом от сигареты, то ли кофе. Откашлявшись, он кое-как извернулся и уставился на Гарри, удивленно хлопая глазами.

— Сам ты душечка, Поттер, — буркнул Драко и вдруг обмяк, расслабляясь, устраивая голову у Гарри на плече. — Где тебя вчера носило? Ты же прекрасно знаешь, я терпеть не могу засыпать один.

Поцеловав Малфоя в висок, Гарри попятился, усаживаясь на соседний стул, и потянул Драко к себе, устраивая на коленях.

— Ну прости, прости, прости. Я же не специально. Глупые африканские шаманы, которые приехали к Кингсли, помнишь, я говорил? Они устроили в гостиничном номере сеанс черной магии, нам поступил сигнал, мы с ребятами туда вломились, а потом… пока разобрались, пока уладили дипломатические вопросы... Рона, между прочим, вообще в Мунго пришлось отправлять — он весь покрылся лиловой шерстью. — Гарри потерся носом о щеку Драко. — Лучше давай попробуем, что ты мне вкусненького сделал, м-м-м?

— Избавь меня от подробностей об Уизли, тем более, лиловая шерсть его наверняка не испортила. Это даже пикантно. Грейнджер должно понравиться, — Драко фыркнул, отбросил сигарету в пепельницу и, отхлебнув кофе, поерзал у Гарри на коленях. — Ешь, Поттер, разве я тебе мешаю?

— Как ты мне можешь мешать? — удивился Гарри и пододвинул к себе тарелку, обнимая Драко рукой поперек живота. — Ты такой милый. И заботливый. Пахнет божественно... А сам? — забрав у Драко чашку, Гарри подцепил на вилку кусок яичницы и поднес ко рту Драко. — Кушай, солнышко. Открывай свой славный ротик. Ам...

Драко опасливо покосился на него, явно собираясь что-то сказать, но раздумал и яичницу с вилки все-таки взял, а потом, задумчиво жуя, спросил:

— Поттер, ты вчера головой не ударялся? А то очень похоже.

— Не ударялся. — Гарри отправил очередной кусок себе в рот. — Ох, как вкусно. Ты чудесно готовишь, дорогой.

Вилка с новой порцией опять оказалась перед Драко, а потом Поттер бережно промокнул ему губы салфеткой.

— Ты такой красивенький.

Драко медленно отодвинул от себя обнимающую руку, слез с коленей Гарри и, ткнув его пальцем в грудь, сказал:

— Хватит сюсюкать! Доедай и катись на свою работу.

Ничуть не обидевшись и, похоже, даже не обратив на слова Малфоя внимания, в два присеста проглотив все, что было на тарелке, Гарри с явным удовольствием откинулся на спинку стула.

— Вкуснотища. Спасибо, любимый, ты прирожденный кулинар, — Поттер благодарно взглянул на замершего рядом Драко. — Но так, по моему, будет лучше, — он взмахнул волшебной палочкой, и кухонное полотенце, слетев с крючка, обвило бедра Малфоя, превращаясь в клетчатый сине-белый крахмальный фартук с оборкой и алой надписью "Поцелуй повара".

— Красота! — Довольно констатировал Гарри и, поднявшись, шагнул к Драко. Нежно потрепал его по щекам и поцеловал в губы. — Такой славный, зайка, — выдохнул он с чувством.

— Поня-я-ятно, — протянул Малфой, отпихивая Гарри. На бледных щеках проступил румянец, а серые глаза нехорошо сузились и потемнели. — Желаешь поругаться? Извини, нет настроения. — Драко сдернул с себя фартук, сунул его Гарри и, схватив со стола сигареты, отошел к окну, нервно прикуривая.

Растерянно отложив бывшее полотенце на край стола, Гарри потер лоб, удивленно глядя на слишком прямую спину Малфоя.

— Ты не в духе? — неуверенно спросил он, протягивая руку, чтобы коснуться плеча, но отдернул ее, неловко переминаясь с ноги на ногу. — У тебя проблемы на работе? Или это я виноват? — Гарри подошел поближе, все еще не решаясь дотронуться. — Зая, ну прости меня, пожалуйста. Я постараюсь не задерживаться на работе. Правда-правда. Я тоже по тебе скучаю, очень. Давай я сегодня вернусь рано и сделаю для тебя что-нибудь хорошее-хорошее, ладно? Не обижайся, — виновато и как-то жалобно закончил он, погладил Малфоя между лопатками и вышел из кухни. Зачерпнув летучего пороха, Гарри шагнул в камин, отправляясь на работу.

Оказавшись в кабинете, Поттер удобно устроился в кресле и прикрыл глаза. Конечно, его Дракопусечка имел полное право быть расстроенным — действительно, как последняя сволочь, не уделял ему достаточно внимания, но сейчас Гарри чувствовал в себе необычайный подъем и желание все исправить.

Поскольку Рон не появился на работе после вчерашнего, вся комната принадлежала Гарри, и он, не таясь, достал из нижнего ящика стола заброшенный номер «Нежного мага», который в качестве подколки вручил ему тот же Уизли на прошлое Рождество. Тогда Поттер просто отмахнулся от плоской шутки — Рон никак не мог смириться с тем, что его друг живет с Малфоем, а сейчас забытый журнал мог пригодиться.

Открыв его, Гарри углубился в статью под пестрым заголовком «Сделайте ваше свидание незабываемым». Текст носил явно рекламный характер, потому что после каждого совета был указан адрес магазина, где можно приобрести «волнующую сексуальную одежду», «нежный торт, украшенный легким кремом, который можно использовать также для эротических игр, так как он не оставляет жирных пятен», «ароматные свечи, пламя которых превращается в мерцающие сердечки» и прочие милые вещицы. Гарри так зачитался, делая пометки на полях, что не заметил, как в кабинет влетел вопиллер от начальника аврората. Тяжело вздохнув, Поттер отодвинул журнал — отчет о вчерашнем задании ему предстояло готовить в одиночестве.

Но сосредоточиться на работе у Гарри не получалось — взгляд то и дело возвращался к развороту журнала, а губы сами расползались в мечтательной улыбке. Когда на стол приземлился самолетик от Кингсли с требованием написать объяснительную об инциденте с шаманами, Поттер принял решение. К отчету он вернулся только после того, как отправил сов с заказами по выбранным в журнале адресам.

Уже через час он привычно сложил пергаменты в два самолетика — для министра и для собственного начальника — несколько секунд смотрел на них, а потом прикоснулся к серым «крыльям» палочкой. Из кабинета выпорхнули две радужные бабочки, направляясь к адресатам.

Едва Гарри успел убрать копии отчетов в кожаную папку, дверь распахнулась, и в кабинет влетел смерч, осевший у его ног горсткой пепла. Поттер недоуменно пожал плечами — неужели чары на самопишущем пере ослабли, и в отчете куча ошибок? Иначе с чего дорогому шефу так нервничать?

Он снова открыл папку и проверил текст орфографическим заклятием. Ошибок не было. Новый отчет Гарри превратил в розовую фею, и та, встряхнув крылышками, вылетела за дверь.

С чувством выполненного долга Поттер запер шкаф и собрался идти обедать, но в коридоре его перехватила секретарша Шеклболта.

— Мистер Поттер, министр хочет вас видеть…

— Привет, Элджи. Ты прекрасно выглядишь.

Девушка нервно оглянулась, но не увидев никого за своей спиной, удивленно уставилась на Гарри.

— Мистер Поттер?

— Конечно, я сейчас же пойду… Что? Что случилось? — оборвал себя Гарри, внимательно глядя на секретаршу.

— Мистер Поттер, это вы? Уизли! — на лице Элджи появилась понимающая улыбка. — Идиотская шутка! Ты опять используешь Оборотное не по назначению? И совсем на Поттера не похоже. Придурок!

Гарри фыркнул.

— Я — это я.

— Не ври, Ронни! — девушка шутливо дернула его за рукав. — Гарри никогда не замечает, как я выгляжу, и уж тем более не озвучивает это. А еще на каждый вызов к руководству разражается ворчливой тирадой. Эх ты, дуг называется. Ничего ты о Поттере не знаешь! — показав Гарри язык, она развернулась к лифту. — Ты скажи ему, что это срочно, ладно? Пусть поторопится.

Гарри пожал плечами и отправился к Кингсли. В кабинете министра уже был начальник аврората, и оба встретили Поттера озабоченными выражениями лиц.

— Гарри, это что? — ровно спросил Шеклболт, показывая на стол. На краю сидела розовая фея, а над ней порхала пестрая бабочка.

— Как что? Что просили. Объяснительная для международного отдела и стандартный отчет о проведенной операции…

— Я же говорил, министр! Ваш любимчик, чувствуя свою безнаказанность, совсем обнаглел, — перебил его начальник аврората, раздраженно взмахнув рукой. — Я понимаю, что он национальный герой и все прочее, но если он хочет продолжать работу в моем отделе, я требую уважения к порядку и ко мне лично!

— Подожди, — нахмурился Кингсли. — Гарри, еще раз — что это? — таким доброжелательным голосом обычно разговаривают с умалишенными или людьми, которых собираются убить.

Поттер закатил глаза — он решительно не понимал, что происходит.

— Еще раз: это отчет и объяснительная. Что вы от меня хотите? Неправильно написал? Так я перепишу. Только нормально скажите, что не так. Если изменились формы и я заполнил не ту, сейчас переделаю…

— Гарри!

— Что? — от угрозы, прозвучавшей в голосе министра, Поттер зажмурился. — Что вы хотите?!!

— Скажи пожалуйста, а почему бабочка? — излишне ласково поинтересовался Кингсли, не обращая внимания на гневное шипение начальника аврората, и Гарри осторожно приоткрыл один глаз.

— А почему нет? Так красивее…

— Что?

— Он издевается! — взревел главный аврор.

Гарри втянул голову в плечи — похоже, с мечтой отпроситься пораньше придется распрощаться.

— Да подожди! Гарри, ты хорошо себя чувствуешь?

— Хорошо, — буркнул Поттер.

— Хорошо, — в тон ему ответил министр, задумчиво наблюдая за жизнерадостным полетом делового документа. — А почему фея?

Гарри тряхнул головой.

— Не знаю. Он, — Поттер кивнул в сторону шефа, — Первый отчет испепелил. Наверное, ему не нравятся бабочки…

Начальник аврората схватился за голову.

— Гарри, мальчик мой, ты понимаешь, где работаешь? Раньше тебя устраивали стандартные самолетики.

— Это скучно…

— Так иди работать в цирк! — взвился главный аврор, но на его плечо легла тяжелая ладонь Шеклболта. Министр взмахнул волшебной палочкой, и вокруг Поттера возникло мерцающее облако диагностирующего заклятия.

— Посмотри…

— Ну и что? — огрызнулся начальник аврората, вглядываясь в цветные пятна. — У всех у нас переутомление. А штат не расширяют, обеспечение урезают…

— Не начинай, — оборвал его министр. — Гарри, ты сейчас же отправляешься в госпиталь на общее обследование. Оттуда — домой. И считай, что сегодня у тебя выходной. Нет, два выходных. Или три. В общем, пока не будут готовы результаты.

Окрыленный так удачно сложившимися обстоятельствами, Гарри бросился к выходу.

Посещение госпиталя заняло от силы полчаса, и, едва кивнув улыбающейся медведьме, которая обещала подготовить документы в кратчайшие сроки, он аппарировал домой.

Посылки из магазинов уже были доставлены, Драко еще не вернулся, и Гарри, насвистывая известную песенку про котел любви, принялся готовить запланированный романтический вечер.

Когда Малфой вышел из камна, в гостиной повсюду горели свечи, стены были задрапированы розовой вуалью, пол усеян лепестками роз. На столе, накрытом белоснежной кружевной скатертью, возвышался огромный торт, украшенный кремовыми цветами и признаниями в любви, и ведерко с шампанским, а рядом, сияя, как начищенный галеон, стоял Гарри, в обтягивающей зеленой футболке с драконом, свернувшимся в форме сердца, и не менее обтягивающих модных джинсах, над низким поясом которых виднелся впалый живот.

— Любимый! Я так тебя ждал! — Гарри бросился к Драко и запечатлел на его губах влажный поцелуй. — Давай я помогу тебе раздеться.

Малфой стоял с потрясенным видом и таращился то на гостиную, то на Гарри, позволяя вытряхнуть себя из мантии, еще раз поцеловать и даже расстегнуть несколько верхних пуговиц на рубашке. Когда Гарри замешкался, расстегивая третью, Драко, кажется, наконец пришел в себя, перехватил его запястья и придушенно спросил:

— Что это, Поттер?

— М-м-м? — Гарри уже покрывал шею нежными поцелуями и явно не хотел прерываться. — Тебе не нравится? — он попытался аккуратно высвободить руки и вернуться к процессу раздевания, но Малфой сжимал крепко и даже отступил, удерживая Гарри на расстоянии.

— А что тут может нравиться? — спросил он, брезгливо разглядывая футболку с драконом. — Меня мутит от розового и всей этой слюнявой гламурщины. Поттер, что на тебя нашло?

Лицо Гарри недоуменно вытянулось. Он захлопал глазами, будто пытаясь понять, что сказал Малфой и правильно ли он его понял.

— Драко, — неуверенно произнес Поттер. — Ты что? Я... Я же это для тебя... — Победитель Волдеморта выглядел совершенно деморализованным, но быстро взял себя в руки. — Посмотри, — он потянул Малфоя за собой, вытаскивая на середину комнаты. — Это же так романтично! Вот тортик, свечечки... Розовые, да, но они очень красиво освещают твою кожу. Ты не представляешь, какой ты сейчас... — Гарри перевел дух. — Какой вкусный... и сам похож на тортик.

Воспользовавшись тем, что Драко выпустил его запястья, Поттер обнял Малфоя, прерывисто дыша ему в ключицу.

— Не сердись. Ты устал, да? Давай я сделаю тебе расслабляющий массаж. А потом буду кормить тебя тортом. — Драко ощутимо вздрогнул, и Гарри попытался исправиться: — А если ты не голоден, я сам есть буду. Ты ляжешь среди розовых лепестков, а я разложу маленькие кусочки по твоему телу и буду очень медленно их слизывать...

Лицо Драко на глазах принимало зеленоватый оттенок.

— Поттер, если ты не хочешь, чтобы меня вырвало прямо на твоего дебильного дракона, заткнись! Заткнись, твою мать! — заорал он, отскакивая назад. Гарри вздрогнул, сжимаясь, как от удара, и в его глазах блеснули слезы.

— Драко! Драко... Ну что ты? Не кричи. Не кричи, пожалуйста, — Поттер каким-то суетливым движением прижал руки к щекам, словно в последний момент подавил желание спрятать лицо в ладонях. — Не надо, — в голосе послышались просительные нотки. — Ну не нравится тебе дракон, так я сниму. — Он сорвал футболку и отбросил ее в сторону. — Я думал, ты будешь рад. Что с тобой, заюшка?

Драко смерил Гарри уничтожающим взглядом и, дойдя до дивана, со стоном упал на него.

— Скажи, что мне это снится. Прошу тебя, Гарри, скажи.

Обхватив себя руками, словно защищаясь от холода, Гарри обеспокоено смотрел на Драко несколько секунд, а потом робко подошел и опустился перед ним на колени.

— Я не понимаю, что происходит. Милый... Почему ты так себя ведешь? — Голос дрогнул, а потом Поттер явственно всхлипнул. — Я так хотел тебя порадовать... Чем ты недоволен?

— О-о-о-о, нет! — Малфой закатил глаза и вмялся в спинку дивана так, будто хотел слиться с ней. — Поттер, если ты сейчас заревешь, я решу, что умер и попал в ад, — Драко резко выпрямился и дернул Гарри за руку. — Сядь! — рявкнул он.

— Я не реву. Мне просто немного обидно, — Гарри послушно сел рядом и, придвинувшись ближе, накрыл руку Драко своей. — Я хотел устроить незабываемый романтический вечер, чтобы все было как положено... Цветы, свечи, торт... А ты мне грубишь. Ну не понравилась тебе моя футболка, просто сказал бы и все. Без нее даже лучше. Правда? — промурлыкал Гарри и потянулся к рубашке Драко. — Давай я тебя раздену, и мы предадимся страсти... прямо здесь... на полу... — Прохладная ладонь скользнула по полуобнаженной груди Малфоя, прежде чем замереть чуть выше пряжки его ремня.

— Чего мы сделаем? — выдавил Драко, потом откашлялся и серьезно спросил, глядя на Гарри почти с мольбой. — Поттер, я тебя когда-нибудь умолял?

— Пока нет, но будешь, — улыбаясь, шепнул Гарри. — Но сначала мы поедим торт, нежно держась за руки, и почитаем друг другу стихи... Про любовь... — хрипловато закончил он, задевая губами щеку Драко.

— Буду. Буду, и прямо сейчас, — зашептал Малфой, кое-как отползая по дивану вбок. — Умоляю тебя, Поттер, перестань! Прекрати немедленно!

— Прекратить что? Ты такой смешной и ми-и-илый... — Гарри поднялся, подошел к столу и отрезал кусок торта, усеянный кремовыми розами. Сахарный амурчик, украшавший вершину, захлопал крыльями и тонким противным голоском затянул какой-то любовный гимн. Поттер, сияя умильной улыбкой, вернулся на диван и протянул Малфою блюдечко.

— На, держи. А я сейчас открою шампанское.

Призвав бокал, он наполнил его и сияющими глазами посмотрел на Драко.

— Ну что, пупсик, за нашу любовь?

Сделав небольшой глоток, он наклонился к Малфою с явным намереньем напоить его изо рта. Драко сидел неподвижно, блюдце с тортом так и оставалось у него в руках, а сам он выглядел задумчивым и печальным. Будто принимал какое-то очень непростое и невеселое решение, глядя на приближающиеся губы Гарри.

Шампанское вылилось в рот, Драко дернулся назад, сплюнул его прямо на ковер и, вскочив, залепил Гарри куском торта прямо в физиономию.

— Да пошел ты, Поттер! — выкрикнул он, бросился в коридор и, пронесшись по нему, выскочил на улицу, с грохотом захлопнув за собой входную дверь.

1.

Более-менее остыл я только на соседней улице, когда наткнулся на какого-то маггла. Как пролетел все это расстояние, не помню. Видок у меня, должно быть, тот еще, потому что маггл передо мной извинился и испуганно засеменил в сторону. И правильно сделал. Нечего попадаться под ноги рассерженному волшебнику. А особенно — рассерженному мне. Да помню я, помню про Статут секретности, но какие тут, к боггартам, Статуты, когда дома творится Мерлин знает что.

Утром я подумал, что Поттер таким идиотским образом решил передо мной извиниться. Способ, конечно, — врагу не пожелаешь, но это же Поттер — никогда не знаешь, что от него ждать. Непредсказуемый, забодай его фестрал. Единственным приятным было то, что Поттер обещал удрать с работы пораньше и сделать мне что-нибудь очень-очень хорошее. Сделал, ага. Я, между прочим, весь день этой мечтой жил, предвкушая. Три контракта подписал, делегацию с магическим песком встретил, даже отец удивился, спрашивал, не перепутал ли я утренний кофе с зельем эйфории. А зачем мне зелья, когда у меня Поттер есть? Но не рассказывать же отцу. Все равно не поймет. И вот после всего того, что я себе намечтал, Поттер встречает меня розовыми занавесочками, кошмарным творением сумасшедшего кондитера и летающими сердцами.

Клянусь лысиной дедушки Абраксаса, я был терпелив. Я вытерпел даже Поттера, вырядившегося черт знает во что. Но Поттер, вихляющий бедрами, Поттер, предлагающий держаться за ручки и читать любовные стихи, Поттер на грани слез — это выше моих сил. И это совсем не мой Поттер. «Пупсики», «зайки», «солнышки» и прочая хрень вообще не обсуждается, потому что у меня при одном воспоминании мигрень начинается и руки дрожат. А главное, я ни гоблина не понимаю в этом зоопарке.

Объяснение у меня только одно. Поттер вздумал надо мной подшутить. Так и знал, что в компании таких идиотов как Уизли, сам рано или поздно станешь идиотом. О том, что подобных шуток я не понимаю, говорить не буду, и так понятно. Но Поттер сроду не умел так отлично притворяться. Может, кого-то ему удается ввести в заблуждение, но только не меня. Я же слизеринец, в конце концов, и это хроническое. Со мной такие игры не проходят. Предсказать поступки Поттера я, конечно, не могу, но отлично знаю, на что он способен, а на что нет. Ну, во всяком случае, думал, что знаю. До сегодняшнего дня.

На улице хоть и лето, а все равно как-то зябко. Хочешь не хочешь, надо возвращаться. Магглов я уже попугал, в себя пришел, не решил только, что делать. Хотя… Ладно, Поттер, хочешь поиграть? Поиграем. Не будь я внук своего деда и сын своего отца!

В доме тихо и темно. Осторожно прокравшись в гостиную, зажигаю люмос. Слава Мерлину, комнате вернули человеческий вид. То ли Поттеру самому надоело, то ли домовик подсуетился. Только вуаль розовая все еще болтается. Но вуаль я, так уж и быть, переживу, я ведь теперь тоже вроде как в игре.

Злобно хихикая, взлетаю по лестнице и останавливаюсь на пороге спальни. Поттер дрыхнет, разметавшись на кровати. Ну не гад ли? Я тут, значит, по улицам бегай, мозговые штурмы устраивай, а ему хоть бы хны. Развлекся по полной и в койку. Ничего, завтра я тебе устрою веселую жизнь, сволочь ты моя героическая.

Завалившись рядом с Поттером, я закрываю глаза и, страшно довольный собой, проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от того, что меня трогают, осторожно так, ненавязчиво — спина, плечи, шея. Разумеется, Поттер. А вдруг он передумал? Вдруг весь этот розовый бред уже в прошлом? Осторожно приоткрываю один глаз. Поттер улыбается и смотрит так, будто ничего не было, ни поющих амуров, ни торта в лицо. Дорогое мироздание, сжалься надо мной, сделай так, чтобы все закончилось, а еще лучше — просто приснилось. Мало ли каких кошмаров не бывает.

— Доброе утро, солнышко, — нежно шепчет Поттер, и я сжимаю зубы, чтобы сдержать разочарованный стон. — Извини меня за вчерашнее, ты устал на работе, а тут я со своими глупостями. Но я исправлюсь. Тебе же понравится, если прямо сейчас я поздороваюсь с "маленьким Драко"?

Я даже не успеваю сообразить, что он имеет в виду, когда Поттер ныряет под одеяло и пытается добраться до… Дьявол. Вот дьявол! Ну уж нет! Я люблю ленивый утренний секс, и Поттер это знает, но чтобы так… Сегодня играем по моим правилам и точка! Рванувшись вверх и натянув одеяло до подбородка, упираюсь в спинку кровати. Поттер таращится на меня растерянно, а я глубоко вдыхаю, как перед прыжком в озеро, и говорю, тщательно следя, чтобы интонации были нежными.

— Прости, любимый, но "маленький Драко" подождет, а вот большой Драко очень хочет горячего кофе. Ты же сваришь мне его, золотце? Ты так чудесно умеешь. Пожа-а-алуйста.

— Конечно, малыш, — Поттер так радуется, как будто к его ногам тысяча галеонов упала. Хотя нет, сравнение неудачное — Гарри чудовищно равнодушен к деньгам. — Как ты любишь, — обещает мне Поттер. — Только оставайся на месте, ладно?

Он соскакивает с постели и выбегает из комнаты, а я остаюсь лежать, все еще шокированный видом поттеровской задницы в жутких трусах лавандового цвета с вырезанным сердечком на ягодице. Что же они там такое затеяли с Уизли, и как долго это будет продолжаться?

Поттер возвращается минут через десять с подносом. На подносе тосты, джем, кофе и ужасный букет розовых роз в вазочке, которая для него явно маловата.

— Твой кофе.

Я беру блюдце, придерживая чашку, а Поттер уже старательно размазал по тосту апельсиновый джем и воркует, заглядывая мне в глаза:

— Открывай ротик, Дракончик. Твой любимый Гарри хочет тебя накормить.

Поттер, кажется, вошел во вкус, но я вам тоже не статист. Блаженно закатываю глаза и откусываю порядочный кусок. Ресницы трепещут от... удовольствия в лучших традициях влюбленных третьекурсниц, пока я старательно жую эту приторную пакость. Ну где же мой замечательный горький кофе? Ага.

— Гарри, рыбка моя бесхвостая, подуй мне на кофе, пожалуйста, а то вдруг я обожгусь. Ты же не хочешь, чтобы у твоего бесценного Дракончика болел язычок?

Поттер стремительно хватает чашку, аккуратно зачерпывает кофе чайной ложкой и, сложив губы трубочкой, старательно дует. Вот бестолочь. И как ему самому-то не надоест?!

— Все, уже остыло. Теперь твой славный язычок в безопасности, — радостно сообщает он.

Неужели кто-то может вот так жить? Я не смог бы. Однозначно. Ладно, в конце концов, это всего лишь игра.

— Спасибо, Гарричка, — в тон ему отвечаю я, облизывая ложку. Ты такой добрый, счастье мое.

— Ну что ты, любимый. Мне так нравится ухаживать за тобой, — он снова дует и подносит полную ложку к моим губам. — Я так рад, что ты больше не сердишься. Представляешь, мне дали несколько дней отгулов, и мы сможем провести их вместе... Можем пойти в какое-нибудь романтичное место, устроить пикник. Только ты и я на зеленой полянке, птички поют, солнышко... Или хочешь, я покажу тебе маггловский кинотеатр? Посмотрим какую-нибудь мелодраму, а пока в зале будет темно, сможем держаться за руки. Правда здорово?

— Великолепно, — выдавливаю я, представив, как Поттер в кинотеатре всплакнет у меня на плече над какой-нибудь особенно душещипательной сценой, — э-э-эм... фестральчик мой доморощенный. — Да, арсенал ласковых прозвищ у меня небогатый, надо будет над этим поработать. Главное, спровадить Поттера. — только знаешь, я совсем не хочу никуда идти. Давай ты приготовишь сегодня какой-нибудь обалденный обед, и мы будем есть его вместе. Как тебе идея? Кстати, а почему тебе дали отгулы, радость моя? — Вот это действительно интересный вопрос. За все время, что мы живем вместе, у Поттера ни разу не было отгулов, выходных-то человеческих не было, какие отгулы? Вот значит, как. Когда любимый Дракончик работает как проклятый, только чтобы не торчать целыми днями дома в одиночестве, у Гарри «снова аврал, прости», а ради идиотского розыгрыша можно и на обожаемый аврорат наплевать?

— Потому что начальство сбрендило, — отмахивается Поттер и снова нудит что-то про свечки-сердечки, но я его почти не слышу. Мне обидно, черт возьми. И хочется заехать Поттеру по роже. Уже не тортом, а кулаком. С размаху. В челюсть. А этот идиот лезет обниматься. Нашел, мать твою, время!

— Замечательная идея. И музыка. Какая-нибудь красивая...

Так. Спокойно, Драко, спокойно. Улыбаемся и машем. Машем и улыбаемся. Или что-то вроде того. Я гениальный актер, ге-ни-аль-ный. Обхватив Поттера за шею, шепчу, как полагается, с придыханием, задевая его ухо губами:

— Только на этот раз, жабка моя зеленоглазая, оформлением буду заниматься я, а ты будешь только готовить. И никаких тортов, договорились?

— Конечно, любимый. Все что захочешь, — жарко шепчет Поттер, целует в шею, спускается все ниже и вдруг прихватывает губами сосок. Моргана и все ее Мордреды! Когда успело сползти чертово одеяло?! — Я так по тебе соскучился, сладенький.

"Я тоже, Гарри!" — хочется заорать мне. За один проклятый день я соскучился по своему Поттеру, который не лезет со слюнявыми поцелуями и не дует на мой кофе. По Поттеру, который не надевает на меня передники и не называет меня «пупсиком», а просто валит на кровать, так, что дыхание застревает в горле и в ушах звенит. По Поттеру, который знает, как я ненавижу розовое и сладкое, по Поттеру, который пахнет Поттером, а не дурацким парфюмом для обольщения пустоголовых девиц! Но я молчу. Нет, Гарри, секс с таким Поттером в мои планы не входит. Сам виноват. Я как можно мягче отстраняю его от себя и спрыгиваю с кровати.

— Если мы хотим, чтобы наш обед удался, тебе нужно заняться им прямо сейчас, — многообещающе целую его в губы, медленно облизываюсь и ухожу в душ, предусмотрительно наложив на дверь фирменное запирающее.

Когда я возвращаюсь в спальню, Поттера уже нет. Значит, пошел меню разрабатывать. Вот и пусть. Усевшись на кровать и яростно вытирая волосы полотенцем, я пытаюсь думать. Обычно проблем с этим не бывает, но то, что творит сейчас Поттер, обычным назвать нельзя при всем желании.

Так, во-первых, не помешает составить список уменьшительно-ласкательных. Где-то тут в ящике у меня были перья и пергаменты. Как назло, ничего подходящего в голову не приходит, а потом я очень кстати вспоминаю Панси, и на пергаменте появляются "котик", "ласточка", "хоречек", э-э-э, нет, это вычеркиваем, "принц мой серебряный", хотя Поттеру больше подойдет золотой, наверное, Так и запишем. Ладно, на первое время хватит, а там еще что-нибудь придумается.

Спрятав пергамент в нагрудный карман, я отправляюсь в гостиную. Если мне предстоит мучиться весь день, я желаю мучиться в комфортном интерьере.

Вуаль крашу в зеленый — хороший цвет, в меру яркий и не травмирует психику. Пол застилаю мягким серебристым ковром с высоким ворсом. Стол убираю вообще, чтобы не маячил. Будем есть на полу. Куча зеленых подушек и, так уж и быть, несколько красных для разнообразия. Свечи-свечи. Ладно, пусть парят. Тоже зеленые и красные, но без сердец! Никаких летающих сердец, пока я жив! Пусть лучше летают… хм... птички. Несколько скромненьких серебристых птичек. Немых! Отлично.

На ковре посередине ставлю огромный поднос. Если Поттер не вздумает готовить обед с десятью переменами блюд, то мы должны поместиться.

Так... теперь я сам. Одежда должна быть красивой и сложно снимаемой, чтобы Поттеру труднее было добраться до моего вожделенного тела. Значит, никаких пуговиц и молний. Хоть комбинезон надевай, честное слизеринское! Нет, комбинезон это не комильфо. Водолазка с брюками подойдут. Уж брюки я отвоюю у Поттера как-нибудь, надеюсь. Хотя на всякий случай зачаровываю все заклинанием неснимаемости. Так надежнее.

А теперь садимся и медитируем, успокаиваемся и запасаемся терпением. С кухни ползут очень аппетитные запахи.

— Ой, красота какая! — восторженно вопит Поттер. — Мы будем есть на полу, по восточному? Это так... возбуждает. Я сейчас, — он исчезает, а в гостиную поочередно вплывают блюда с фруктами, салатами, стейк из семги в окружении молодого картофеля и две бутылки вина. Следом появляется довольный Поттер, в короткой, расшитой золотой нитью жилетке и прозрачных шальварах, не оставляющих никакого простора воображению.

— Я подумал, что так будет аутентично обстановке, — он слегка запинается на сложном слове и, кокетливо подмигивая, кружится на месте, демонстрируя свою "аутентичность". — А ты чего так вырядился, бука?

Я так потрясен его видом и капризно оттопырившейся нижней губой, что не сразу реагирую на приближение, а приближается он с явным намереньем уменьшить на мне количество одежды. Подавив паническое желание вскочить и метнуться в дальний угол, я пересаживаюсь на соседнюю подушку и говорю, жеманно растягивая слова:

— Нет, Гарри, солнышко, давай оставим это на десерт. Ты нальешь мне вина?

— На десерт я планировал получить что-нибудь более существенное, — по-кошачьи жмурится Поттер, но послушно усаживается рядом и наполняет бокалы. — За нашу любовь, малыш?

Очень хочется закатить глаза и сказать что-нибудь мерзкое. Шальвары Поттера меня не то что не возбуждают, а вообще очень серьезно нервируют. Он в них напоминает Шахерезаду с картинки в старой книжке. У меня с ней связаны исключительно неприятные воспоминания. С книжкой, конечно, а не с Шахерезадой. Отец меня как-то застукал с ней на чердаке. Я в то время еще даже в Хогвартс не ходил. Ну, в общем, понятно, чем это закончилось.

— Угу, до гроба, — бормочу я, забирая у Поттера бокал, и едва все не порчу. — В смысле, за то, чтобы наша любовь была вечной, сладкий мой.

Гарри пододвигается ближе и хитро смотрит из-под челки. Я настораживаюсь. И не зря.

— На брудершафт, зайка?

Моим взглядом, кажется, можно прожигать дыры. И одну я точно хочу прожечь во лбу Поттера. Прямо рядом с легендарным шрамом. Но улыбаюсь так ласково, что аж скулы сводит. Чокаюсь с Поттером звонко и жалею, что не разбил к дементорам оба бокала. Потом медленно, очень медленно пью.

— А теперь — поцелуй, — торжественно возвещает Поттер, едва пригубив вино. — Иди ко мне, мой славный дракончик...

Хорошо, что не Норвежский Горбатый, отрешенно думаю я и, вздохнув, тянусь к его губам. Он отвечает мягко, но настойчиво пытается засунуть язык мне в рот. А вот этого уже не надо, Гарричка, а то аппетит перебьем. Я хмыкаю и отстраняюсь.

— А теперь корми меня, — я удобнее устраиваюсь на своей подушке и смотрю на него умильными глазами. — Что там у тебя так обворожительно пахло, пока я возился с нашим уютным гнездышком?

Поттер кладет на тарелку порцию рыбы и представляет мне на обозрение.

— Вот. Тебе должно понравиться. Я в журнале вычитал, что рыба — самое лучшее блюдо для романтического обеда. Она не жирная и не создает чувство пресыщения. Давай, рыбка моя, скушай рыбку, — глупо каламбурит он и уже привычно подносит вилку к моим губам. Третий кусок шлепается прямо на водолазку. Поттер выглядит ужасно виноватым, но я ему не верю.

.

— Ой, малыш, прости, я такой неловкий. Теперь ее придется снять — такое ужасное пятно прямо на животе.

Он отодвигается и выжидательно смотрит.

— Не волнуйся, любимый, — торопливо «успокаиваю» я, взмахивая волшебной палочкой. — Видишь, уже нет пятна, чудо мое, — улыбка получается злорадной, но я надеюсь, что это не слишком заметно. Выхватив из руки Поттера вилку, я запихиваю в рот внушительный кусок рыбы и старательно жую. А Поттер даже не пытается скрыть разочарование, отодвигается и задумчиво возит вилкой по своей тарелке. Потом вдруг отставляет ее в сторону и тяжко вздыхает.

— Знаешь, дорогой, мне кажется, что ты совсем-совсем меня не любишь, — тихо говорит он, и почему-то мне становится не по себе. Нет, разумеется, я очень злюсь на Поттера за всю эту хреновину, но что-то в его голосе меня настораживает. Никогда не думал, что Гарри может быть таким гадом. Ведь знаю же, что врет, знаю, что издевается, методично и извращенно, но он кажется сейчас так искренне расстроенным, что я не могу спокойно на это реагировать.

— И почему же тебе так кажется, Гарри? — от растерянности я даже забываю, что надо притворяться и спрашиваю очень серьезно, внимательно глядя на него. Поттер поднимает взгляд, и я замираю, потому что взгляды Поттера я давно читаю как любимую книгу — на какой странице ни открой — точно знаешь, о чем пойдет речь. Подобрав лежащую рядом подушку, Поттер прижимает ее к животу, словно пытается защититься.

— Не знаю. Просто — кажется. Ты сегодня весь день меня избегаешь. А вчера обидел. И даже не извинился. Вот я — извинился, хотя не был уверен, что виноват. А ты — нет.

В его голосе я не слышу ни раздражения, ни обвиняющих интонаций, он просто говорит, будто жалуется не мне, а кому-то третьему, сидящему рядом.

— И гостиную украсил слизеринскими цветами, и птички у тебя не поют... не знаю. А еще ты никогда не говорил, что любишь меня... — шепотом заканчивает он, и я не знаю, то ли мне зарыдать, то ли расхохотаться. Он что же, так изощренно мстит мне за то, что я не признавался ему в любви? И думает, что признаюсь сейчас? Мой глупый Поттер.

У меня ангельское, просто ангельское терпение. Потому что я взмахиваю палочкой, и все зеленое становится красным, а ковер — золотым. Сразу начинает болеть голова.

— Так тебе больше нравится? — я падаю на подушки и устало закрываю глаза. Интересно, меня еще надолго хватит? Грустно, но факт. Мне тяжело притворяться с Поттером. Я так не привык и не желаю привыкать. Мне не нужна жизнь с Поттером, который врет и изводит меня. Не хочу. Или не могу. Не знаю. А главное не понимаю, зачем он так... со мной. Не верю я в месть. Поттер не умеет мстить, никогда не умел и до сих пор не научился.

— Мне нравится, когда ты внимателен к моим просьбам, — он благодарно вздыхает и растягивается рядом. — Спасибо, зайка, ты такой душка. Только вот...

Комната наполняется щебетанием. Кажется, Поттер подарил голос моим таким замечательным, таким немым птичкам.

— Теперь хорошо, — констатирует он и целует. Нежные, почти невесомые прикосновения губ. Лоб, щеки, нос, подбородок. От птичьего верещания голова болит сильнее. Но если не открывать глаза и если не слушать Поттера, то можно вообразить, что все в порядке. Все, как раньше. Я воображаю, и мне удается даже немного расслабиться.

— Драко. Дракоша. Хороший мой. Любимый. — Поттер скользит ладонями по моей груди, безуспешно старается вытянуть водолазку из-под ремня. — Я безумно соскучился... По тебе, твоему беленькому мягонькому животику, по маленькому дракончику... Помоги мне...

Нет, это невыносимо. С этим надо немедленно что-то делать. И я, кажется, даже знаю, что.

— Прости, солнышко, прости. Подожди немного. У меня что-то голова заболела. Я сейчас.

Выскочив из гостиной, я бегу наверх и, порывшись в ящике, нащупываю флакон с концентратом снотворного зелья. Заскочив в ванную, подставляю голову под кран, стою с минуту, приглаживаю волосы и спускаюсь обратно. Застыв на пороге под взглядом Поттера, стягиваю с себя водолазку и подхожу к нашему подносу. Быстро выливаю зелье в бокал Поттера и, развернувшись, протягиваю ему.

— А теперь, Гарри, мы выпьем за счастье. Мы ведь счастливы, правда? Так вот, пусть будем счастливы всегда. Вместе. — Я целую его, едва дотрагиваясь до губ, и отстраняюсь, тихо прикасаясь к его бокалу своим. — До дна, а то не сбудется. А потом — все, что хочешь.

— Ты правда счастлив? — Глаза у Поттера сияют, и он пьет. — Я люблю тебя.

А потом он шагает ко мне, гладит, трогает, прижимает, и, черт возьми, я же знаю его руки, и тело мое знает. И отзывается. Несмотря ни на что, отзывается.

— Сними это тоже, — шепчет он, дергая ремень. — Я хочу обнять мою любимую сахарную попку.

От этого я моментально прихожу в себя, возбуждение исчезает как не было. Мне хочется взвыть, но я дышу ровно.

— Не-е-ет, Гарри, сначала ты. — Очень развратно облизнуться и сдернуть с него расшитый жилет, а теперь запустить пальцы в волосы и вылизывать шею, от подбородка, по кадыку, до ключиц, так, как он любит. Зелье действует не сразу, я должен, должен дождаться.

Поттер вжимается в меня бедрами, стонет, дышит прерывисто, и все же сопротивляется.

— Нет, ты.

Он почти падает на колени, пытается расстегнуть молнию и стащить с меня брюки. Не получается, и он задирает голову, смотрит обиженно.

— Ну же, зайка, помоги мне...

Мне ничего не остается, как тоже опуститься на колени.

— Давай сделаем это медленно, Гарри. Не торопись, прошу тебя.

И я нахожу единственный подходящий способ остановить Поттера — впиваюсь в его губы яростным поцелуем и валю на пол.

— Такой горячий, такой страстный, я хочу сгореть в твоем огне... — невнятно бормочет он, обхватывая меня ногами, крепко прижимая к себе. И наконец-то засыпает.

Я лежу рядом с ним на ковре, опираясь на локоть и изучая его лицо. Как будто знакомлюсь заново. Вожу пальцем по линии скул. Очерчиваю губы. Борюсь с желанием напоить его антидотом и спросить, что происходит. Вдавить палочку в тонкую голубую вену на шее, под которой отчетливо бьется пульс, и добиться четкого и честного ответа. Зачем? За что я расплачиваюсь? Что мне сделать, чтобы это прекратилось? Я считал себя несчастным магом? О, какое жестокое это было заблуждение. Сейчас я бы отдал многое, очень многое, лишь бы все стало как прежде. Но боюсь, как прежде уже не будет. Если Поттер сознательно пошел на такое, значит… Значит, что-то сломалось у нас. И вряд ли это можно исправить простым Репаро.

2.

Когда Гарри проснулся, ему стало очень стыдно — испортить обед, который так славно начинался! Хорошо, что Драко куда-то ушел, и не надо было прямо сейчас вымаливать у него прощения. Но Гарри все равно чувствовал себя очень виноватым. Поэтому несколько часов потратил на то, чтобы приготовить ужин и прибрать дом.

Помня вчерашние претензии Драко к розовому цвету, он перекрасил спальню в бело-серые тона с серебром. Оглядев свое творение, Гарри решил, что серебристые сердечки на постельном белье, пологе и стенах выглядят ничуть не хуже розовых.

Потом он аппарировал в Лондон и почти разорил магазинчик «Все для ваших любимых», сметая с полок то, что, по его мнению, могло понравиться Драко — от плюшевых мишек до коробок конфет, которые при открытии крышки складывались в имя открывшего.

Разместив все это великолепие на диване в гостиной рядом с огромным букетом лохматых пионов, который из-за размера пришлось поставить в тяжелую напольную вазу, Гарри уселся в кресло в ожидании Малфоя. Но тот куда-то запропастился, и, не выдержав, Поттер решил наведаться в аврорат.

Стоило Гарри вывалиться из камина в атриуме, как тут же рядом возник охранник с сообщением, что министр желает его видеть.

Кингсли сразу отложил все дела, вызвал колдомедиков и невыразимцев, и все приставал с глупым вопросом: «Как ты себя чувствуешь?» А что можно было ответить? Поттер чувствовал себя хорошо, просто великолепно для человека, у которого уже несколько дней не было секса, причем в последний раз исключительно по его же вине.

Он вяло отмахивался от врачей с их заклятиями, от приставучего министра и мотал головой на все вопросы.

Наконец, один из невзрачных магов подошел к Кингсли и зашептал ему что-то на ухо.

— Гарри, это начальник Отдела Тайн. Он беседовал с теми шаманами и разбирался в их магии. А сейчас, пожалуйста, дай ему посмотреть воспоминание о вашей стычке, — министр кивнул на думосбор, стоящий на столе.

— А Рон?

— С ним все в порядке. Он сегодня уже на работе.

— Хорошо, — Гарри пожал плечами, приставил к виску волшебную палочку и потянул серебристую нить. — Но я не понимаю, отчего такой переполох? Я то не пострадал.

— Это мы сейчас посмотрим, — пробормотал маг и погрузился в воспоминания, а Шеклболт протянул Поттеру чашку чая.

— Ты уверен, что не пострадал? А что это на тебе? — министр ткнул пальцем в грудь Гарри.

— Что? Ну да, я не надел мантию. Но у меня же выходной — имею право не по форме…

— А это, это что?! — Кингсли ухватился за кружевное розовое жабо и подергал. — Знаешь, я тебя знаю давно. И надо сказать, хорошо знаю. Ты был на карнавале? С тебя писали портрет для фамильной галереи Малфоев? — жестко спросил он.

Гарри испуганно отпрянул, мотая головой.

— Вот именно, — категорично закончил министр. — Ты вырядился, как… не знаю кто! Что за брюки?! Они у тебя по швам вот-вот лопнут. Вкусы человека не меняются в один день, также как манеры, а тот Гарри, которого я знаю, на тебя не похож.

— Я это я. И со мной все нормально. Мне просто так нравится, а под формой видно не будет… — промямлил Поттер.

— Ну вот, — Шеклболт устало прикрыл глаза. — А если бы с тобой было все в порядке, ты бы сейчас начал орать, что это твое дело, что если тебе захочется, ты будешь ходить в рейд в платье и на шпильках… Хотя ты всегда предпочитал более… удобную одежду.

— Все, министр, — невыразимец спокойно перебил Кингсли и подвинул думосбор к Поттеру. — Я закончил. Он действительно попал под действие заклинания, даже нескольких. Причем заклинание Уизли, отрикошетив от щита, который выставили наши шаманы, видоизменилось. Поскольку взаимодействие их магии и нашей никто никогда не изучал, я не могу сказать, что именно случилось. Но то, что на мистера Поттера действует именно оно, это точно. Помните, здесь… — он бесцеремонно отодвинул колдомедиков и наложил на Гарри диагностирующее заклятие. — Вот здесь и здесь. Эффект такой же, как от переутомления. Да?

Врачи закивали, соглашаясь.

— Но вот тут и тут, — невыразимец указал куда-то в область диафрагмы и сердца, — должно быть зеленоватое свечение, а оно лиловое.

— Не обязательно… — начал было один из медиков, но начальник Отдела Тайн жестом велел ему замолчать.

— В данном случае — обязательно. С учетом индивидуальных данных Поттера: повышенной сопротивляемости к Империусу, того, что к нему применялось заклятие создания хоркрукса, и прочее. Вы это учитываете, коллеги?

Колдомедики зашептались, Гарри разобрал только что-то о «хрестоматийном экземпляре», но возмутиться или обидеться не успел. Специалисты принялись активно обмениваться мнениями, из которых он понимал одно слово из ста, поэтому предпочел просто не обращать внимания, размышляя, как бы ему успеть вернуться до прихода Драко.

— Гарри. Гарри! Ты понял? — окликнул его министр, и Поттер неуверенно кивнул.

— Ты стал очень невнимательным. Сейчас отправишься с невыразимцами в госпиталь. Тебе там отвели отдельную палату. Переночуешь под их присмотром.

Гарри попытался возразить, но Шеклболт ему не позволил.

— Это только на одну ночь. Завтра сможешь пойти домой. На работу выйдешь, когда почувствуешь себя лучше. Моему пресс-атташе давно нужен помощник, а ты и в магическом мире известная личность, и в маггловском разбираешься. Так что это твое новое назначение. А аврорат — извини. Я не могу позволить тебе рисковать жизнью, когда ты находишься под действием неизвестного проклятия. Вот наши умники разберутся, — Кингсли кивнул в сторону невыразимцев, — тогда вернешься. — А теперь до свидания, господа, у меня много дел.

Гарри едва успел отправить Драко сову с запиской о том, что его упекли на плановое обследование. Он не сообщил ему о проклятиях, потому что не хотел волновать и потому что считал, что министр ошибается. Гарри не ощущал никакого воздействия черной магии, но спорить не стал, покорно отправляясь в госпиталь.

1.

Ночь Гарри провел очень плохо, он беспокойно ворочался с боку на бок, думая о Драко, и не мог заснуть. Как только в коридоре начали сновать первые медведьмы, он засобирался домой. Перед завтраком в палату вошел вчерашний невыразимец, несколько секунд пристально смотрел на Гарри, а потом медленно сказал:

— Что ж, мистер Поттер, кажется, на данный момент мы сделали все, что было в наших силах. Но, разумеется, работа будет продолжаться. Результаты обследования вы сможете получить после завтрака у дежурного колдомедика. К сожалению, пока слишком мало данных. Мне бы хотелось пообщаться с теми, с кем вы особенно часто контактировали после того, как вас поразило проклятье…

— Ничего меня не поражало. И не нужны мне ваши результаты. Отпустите меня домой. Пожалуйста.

— Вы живете с… мистером Малфоем, так ведь? Мы бы хотели переговорить с ним. Нам нужно больше информации…

— Даже не вздумайте! Со мной все в порядке, и я не желаю, чтобы вы беспокоили моего… мистера Малфоя своими глупостями! — от мысли, что Драко узнает о проклятии, Гарри бросило в холодный пот: и так последние дни были не самыми лучшими в их жизни, а если вмешаются эти бюрократы, малыш Драко вообще может его бросить.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе произнес начальник Отдела Тайн. — Не волнуйтесь, позавтракайте спокойно…

Смутившись своей вспышки, Гарри потупился.

— Скажите, а если я на самом деле под заклятьем, вы поможете мне?

Невыразимец тяжело вздохнул.

— Не знаю, мистер Поттер. Ваш случай уникален, к сожалению. Магия в мире очень разнообразна в своих проявлениях, иногда даже простые магглы могут творить настоящие чудеса. Сила любви, слышали? Она подвластна всем живущим на планете, но ее механизмы совершенно не изучены. А магия древних циклопических строений? Я со своей группой бьюсь над пониманием ее природы несколько десятилетий и пока вопросов больше, чем ответов. Кстати, я еще подумаю, и быть может, рекомендую вам поездку в южную Америку, отдохнуть среди местных пирамид. Волшебное место, знаете ли…

Когда невыразимец ушел, Гарри, не дожидаясь завтрака, выскочил на улицу и аппарировал домой — вся эта ерунда не имела никакого значения, когда его ждал Драко… Или не ждал?

Малфой обнаружился на кухне. Он задумчиво смотрел в окно, сжимая в ладонях чашку, будто замерз и пытался согреться. Когда Гарри вошел, он резко обернулся.

— Что случилось? Ты в порядке?

— В порядке, — Поттер смущенно улыбнулся. — Извини, я очень торопился, чтобы приготовить тебе завтрак, и, кажется, все равно не успел.

Гарри подошел ближе и нерешительно обнял, прижимаясь щекой к плечу Драко. Тот вздохнул.

— Врешь ведь. Знаю же, что врешь. Объясни, что происходит. Гарри, пожалуйста. Я вчера был в Мунго. Меня не впустили, сказали, что у тебя какое-то важное обследование.

— Да ну, глупости, — отмахнулся Поттер, аккуратно забрал из рук Драко чашку и, отставив ее на стол, прижал ладони Малфоя к своему лицу. — Плановое обследование. Я же аврор. Был, — неслышно закончил он, касаясь губами тонких пальцев. — Не стоило волноваться. Прости меня пожалуйста, солнышко.

Драко молча покачал головой, не стараясь вырвать руки. Он выглядел уставшим. Бледный, с отчетливой синевой под глазами.

— Я не мог без тебя заснуть, — тихо сказал он, не глядя на Гарри.

— Я без тебя — тоже. Прости, прости меня. Я больше никогда не оставлю своего зайку одного в холодной постельке, — Гарри порывисто прижал Драко к себе. — Я даже соглашусь на предложение Кингсли работать в его аппарате, чтобы больше времени проводить с тобой. Мы будем всегда-всегда ужинать и завтракать вместе. И все выходные будут нашими. Мы будем целыми днями обниматься и целоваться... правда, здОрово?

— Что? — Малфой вдруг вырвался, схватил Гарри за плечи и встряхнул. — На какое предложение ты согласишься? В каком аппарате?

— Ты чего? — растерялся Гарри. — Ты же сам хотел, чтобы я бросил аврорат! Вот, буду теперь работать с министерским пресс-атташе. С десяти до пяти с перерывом на обед. И зарплата больше... Кстати, ты видел, я тебе вчера подарочки купил. Тебе понравилось?

— Погоди, — Малфой остановил его движением руки и потер лоб. — Министр предложил тебе уйти из аврората? Почему?

— Драко, ну что ты? Он же мне это предлагает регулярно, уже лет пять. Я ж это... символ. А сейчас я думаю согласиться. Потому что хочу больше времени проводить рядом с тобой. Потому что очень скучаю по своему маленькому Дракопусику, — Гарри схватил Малфоя за бока, тиская и щекоча, но быстро остановился. — Нет, это потом, а сейчас тебе надо покушать, а то опять пьешь свой мерзкий кофе на голодный желудок.

Драко не дергался, не вырывался, но смотрел очень печально.

— Гарри... Мне нужно побыть одному. Это ненадолго. Просто... дай мне немного времени. Может, сходишь куда-нибудь, или ну... поспишь? — Малфой взял со стола пепельницу и сигареты и ушел в гостиную.

Через несколько минут там появился Гарри, понурый и покорный, с подозрительно припухшим и покрасневшим носом. На Драко он взглянул, только когда поставил на стол поднос с обильным завтраком.

— Малыш, я сейчас уйду. Я все понимаю. Ты только много не кури и поешь как следует, ладно? — грустно сказал он и, не дожидаясь ответа, почти выбежал из комнаты. Раздались торопливые шаги на лестнице, а потом хлопнула дверь наверху.

Драко равнодушно посмотрел на поднос и прикурил новую сигарету, словно вознамерился утопить гостиную в сизом сигаретном дыму. Несколько раз появлялся домовик, забирал пепельницу и заменял ее чистой, приносил кофе. Драко не замечал его. В доме царила неприятная, почти осязаемая тишина, шорохи, тихий стук стекла о полированную поверхность тонули в ней, гасли. Сложно сказать, сколько бы еще это продолжалось, если бы в камине не вспыхнуло пламя.

— Мистер Поттер! Мистер Поттер, ваши документы из госпиталя! — раздалось раньше, чем в зеленом огне прорисовалась голова незнакомого мага. Драко поднялся и, подойдя к камину, быстро опустился на колени.

— Я ему передам.

— Э-э-э... Мистер Малфой? А где мистер Поттер?

— Он спит, мистер... — Драко приподнял брови, ожидая, когда незнакомец представится.

— Моя фамилия Смит. Я начальник Отдела тайн. С мистером Поттером все в порядке? Он хорошо себя чувствует?

— А какое отношение к вам имеет плановый осмотр Гарри? — нахмурился Драко, подозрительно глядя на мага.

— Вообще-то, вопросы задаю я. И пока не услышал ответов. Вы будете разговаривать со мной здесь или вызвать вас в отдел?

— Мистер Смит, насколько я помню, вы собирались передать документы. С какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? — Если Малфой и удивился неожиданному натиску, то ему удалось это скрыть. Только голос теперь звучал холоднее. — Это не я появился у вас в камине. Впрочем, у меня нет ни малейшего желания отправляться в Отдел Тайн, поэтому… Да, с мистером Поттером все в порядке, и он чувствует себя превосходно.

— Точно? А в последнее время вы не заметили ничего необычного в его поведении?

Пауза затягивалась. Малфой молчал, покусывая губу, а невыразимец невозмутимо ждал.

— Да, заметил, — кивнул, наконец, Драко, глядя на него с явной неприязнью.

— А в чем это выражается?

— Скажем так, у мистера Поттера кардинально изменились привычки, вкусы и манера говорить. А теперь, мистер Смит, потрудитесь объяснить, что происходит.

— Ага! — оживился вдруг маг. — Значит, вы тоже заметили. В принципе, оснований для беспокойства нет. Мистер Поттер совершенно здоров. Просто существует вероятность, что все эти изменения необратимы. Мы, конечно, работаем над этим, но такой уникальный случай гораздо интереснее наблюдать, чем ликвидировать, — невыразимец едва заметно улыбнулся. — Что ж, я оставлю вам документы и прошу при малейшем изменении в поведении мистера Поттера сообщить лично мне. Всего хорошего.

На пол упали связка пергаментов и визитка, маг исчез, а Драко так и остался сидеть на коленях, потрясенно глядя в погасший камин.

2

От прорвы выпитого кофе во рту такая горечь, что хочется плеваться. Глаза слезятся от дыма, и голову нехорошо ведет. Я смертельно устал. Строчки на пергаментах расплываются. В который раз я перечитываю всю эту галиматью, где понимаю два слова из десяти? Не помню. Сколько сейчас времени? Не знаю. За окном темнеет, значит, уже вечер. Я подсвечиваю себе Люмосом, потому что не хочу зажигать свет. Глупо. Даже если забиться в какой-нибудь угол, забаррикадироваться мебелью и зажмуриться, все равно не спрячешься и ничего не изменишь. Те африканские шаманы прокляли не только Уизли. Лиловая шерсть. Уже не смешно. Совсем.

Необратимые изменения, которые интереснее изучать. чем ликвидировать. Долбанные невыразимцы! Долбанные шаманы! Долбанный Поттер, которого вечно тянет на подвиги! Мне хочется рвануть в министерство, изорвать все эти медицинские заключения в мелкие клочья и швырнуть их в рожу Кингсли. А еще орать, топать и крушить все вокруг. Но, конечно, никуда я не иду и ничего не крушу, потому что во всем этом смысла нет ни на кнат. Есть я, есть Поттер и есть проклятье, от которого нет лекарства. И не было никакого идиотского розыгрыша, и Поттер не сошел с ума, он просто… такой теперь. Он любит летающие сердца и кремовые розы на торте, ему нравятся жуткие шмотки из магазина для недалеких подростков и плюшевые медведи, он хочет дуть на мой кофе и кормить меня обедами. А что делать мне?

Наверное, я мог бы уйти. Вернуться в мэнор, запереться в своей комнате и снова стать свободным во всех отношениях магом и завидным женихом. Отец был бы счастлив. И мама тоже. А здесь все осталось бы по-прежнему. Солнечные пятна на кухонном паркете по утрам, огромное кресло у камина в гостиной, в котором хватает места на двоих, и Поттер. ПроклЯтый прОклятый Поттер, который не понимает, что не так, и, наверное, никогда не поймет. Да, я мог бы уйти. Я даже велел домовику принести мне мантию и зачерпнул летучего пороха. А потом посмотрел на лохматые розовые пионы в напольной вазе, на груду «подарочков» на диване, которую Поттер приволок вчера, и остался. Не знаю, почему.

Аккуратно сложив пергаменты, я поднимаюсь с пола. Может быть, я не справлюсь, но кто запретит мне попытаться?

Я раньше не замечал, что у нас такая длинная лестница. Как будто взбираешься не на второй этаж, а по меньшей мере на Эверест. Я все иду и иду, а она все не заканчивается, и ступени словно вздыхают под ногами.

Поттер лежит на животе, обеими руками обняв подушку. Осторожно присев на край кровати, я касаюсь его плеча.

— Гарри, — зову негромко. — Ты спишь?

Он молчит, и я ложусь рядом. Наверное, нам все-таки стоит поговорить. Даже если он не понимает, выслушать-то может?

— Гарри! Просыпайся, — я тяну его за плечо, но он сбрасывает руку, обхватывает подушку крепче и как будто сжимается.

— Не надо, Драко. Не надо благотворительности.

— Не спишь, — почти равнодушно констатирую я. — Тогда ответь мне на один вопрос. Почему ты ничего сказал о проклятии?

— Потому что нет никакого проклятия. Так что можешь с чистой совестью уйти от меня. Ты же не любишь, и я не хочу, чтобы ты оставался со мной из жалости, или что там у тебя есть. — Слова звучат ровно и безжизненно, а мне внезапно становится душно. Сейчас бы распахнуть окно и долго дышать. — Давай, Драко. Соверши хоть раз в жизни смелый и честный поступок.

Я закрываю глаза и долго молчу. Так долго, что тишина наваливается со всех сторон и как будто сжимает.

— Проклятье есть. Можешь мне поверить.

— Мое проклятье — это ты. Не уподобляйся Кингсли, который схватился за первый удобный повод и перевел меня с оперативной работы, — Поттер поднимается и садится в изголовье, обхватывая колени. — Ты в последние дни очень странный, и если ты хочешь меня бросить, уходи. Только не надо искать оправданий. Просто иди. Я не обижусь, честно. Я хочу, чтобы тебе было лучше.

Он говорит очень тихо, я не смотрю на него, потому что не хочу видеть его таким — съежившимся, беспомощным. Не хочу его жалеть, потому что жалость — это неправильное чувство, не то, что я хотел бы чувствовать к Поттеру.

— Проблема в том, что я не могу уйти. Я не стал странным, Гарри. Странным стал ты. Очень странным. Ты не замечаешь, как и положено, но я-то замечаю. Проклятье есть, и нам от него никуда не деться. Я не привык к тебе такому и боюсь, что мне сложно будет привыкать. Но я надеюсь, что смогу. Потому что... каким бы ты ни стал, это все равно ты. Хоть в лиловой шерсти, хоть в розовых трусах. Ты все равно нужен мне, Поттер.

— Ну тогда перестань дуться, — говорит он, и я зажмуриваюсь, потому что явственно слышу в его голосе надежду. Он сползает вниз и укладывается подбородком мне на грудь. — Я соскучился по тебе. По твоему лицу. Ты мой сладенький мальчик... Капризный дракончик... — он гладит меня по щеке, очерчивает брови и губы. Я дышу очень ровно, стараясь отрешиться от его слов. Это будет очень тяжело, очень, но я попробую, просто не могу по-другому. Открыв глаза, я перехватываю его запястье, поглаживаю ладонь и вдруг говорю то, что вовсе не собирался говорить. Никогда.

— Я люблю тебя, Поттер.

Странно, это, оказывается, так просто — говорить правду. Гарри замирает, приподняв голову, всматривается в мое лицо, а потом вдруг едва слышно всхлипывает и отводит взгляд.

— Спасибо, счастье мое.

Я перебираю его волосы и борюсь с каким-то странным комком, застрявшим в горле.

— Поцелуй меня, — прошу тихо и почти обреченно. Он выдыхает и с готовностью тянется ко мне, быстрыми поцелуями покрывая губы, подбородок, щеки. Я глажу его спину с выступающими лопатками, рывком задираю на нем футболку, чтобы почувствовать под ладонями теплую кожу, знакомый изгиб талии, обнять, притягивая к себе изо всех сил. Мой Поттер. Мой. Никому не отдам. Чихать мне на все проклятия этого мира. Мы же сильнее их, правда?

Гарри приподнимается, усаживается на меня, сжимая коленями бедра, снимает с себя футболку и медленно расстегивает мою рубашку, откровенно любуясь открывающейся картиной.

— Драко. Любимый… Ты такой красивый. Сладкий. Как будто сахарный. Я могу целовать тебя вечно.

— Ну нееет, сахар тает, а я остаюсь. — Мне смешно, я фыркаю и давлюсь воздухом, когда он задевает языком сосок, мягко, едва касаясь, но даже этого хватает. Мелькает мысль применить Силенцио, чтобы не слушать, не слышать, но я отгоняю ее. По коже бегут мурашки, и я выгибаюсь под его руками, осторожными, непривычными.

— Ты такой чувствительный, котенок... Я схожу от тебя с ума, — шепчет Поттер между поцелуями, которые становятся все настойчивее.

— Я очень чувствительный. И очень страстный, — с ухмылкой заявляю я, прежде чем вывернуться из его рук и, обхватив за шею, повалить на кровать, устраиваясь сверху. Котенок значит, что ж, пусть так.

Сжать запястья, придавливая их к простыне, и заткнуть ему рот яростным поцелуем, чтобы не болтал — это, пожалуй, мое самое заветное желание сейчас, и я воплощаю его почти мгновенно.

Поттер сразу расслабляется, отвечает. И меня несет, захлестывает, швыряет на него как на камни или на раскаленный песок. Покорный Поттер — это настолько ошеломительное зрелище, что мне хочется одновременно разрыдаться у него на плече и трахнуть, жестко и больно, присвоить, подчинить. Слишком сильное и неожиданное искушение для того, кто привык сдаваться на милость победителя после продолжительной борьбы.

Я боюсь оторваться от его губ. Боюсь, что он опять начнет говорить и все испортит, но меня притягивает его напряженная шея, затвердевшие соски, и я все-таки рискую. Сжимаю зубы на коже под ухом, втягиваю, вылизываю, смакуя его запах и его вкус.

Он громко стонет, запрокидывает голову, подставляясь под поцелуи, хрипло, прерывисто дышит, вскидывая бедра, стискивая ладонями мои ягодицы.

— Да, да, мой хороший. Пожалуйста, сделай меня своим...

— Ты и так мой! Ясно?! — на меня вдруг обрушивается какая-то почти животная ярость. Попадись мне сейчас те шаманы, всех бы заавадил к чертовой бабушке. Но шаманов нет, есть только Поттер, злиться на которого глупо, но я все равно злюсь, сдирая с него штаны вместе с трусами, наваливаясь так, будто хочу, чтобы он задохнулся подо мной, сжимаю его волосы в кулаке, смотрю, как он зажмуривается от боли и... больше не злюсь. Хочу до исступления, люблю как идиот, но не злюсь. С трудом переводя дыхание, медленно целую припухшие губы, опущенные веки.

— Мой.

Он открывает глаза, смотрит с невыразимой нежностью и шепчет:

— Твой.

Остатки терпения испаряются как не было, я дергаю вниз молнию на своих брюках, стягиваю их с бедер. Меня трясет от возбуждения, и я больше не жду — не могу. Нет сил даже дотянуться до палочки и наколдовать смазку. Облизав ладонь, провожу ей по члену и прошу, вламываясь в его тело:

— Прости, Гарри. Прости.

Он закусывает губы, затихает, пережидая боль, но не возражает, только крепче обнимает меня и приподнимает бедра.

Я замираю, переводя дыхание. В ушах шумит. Вокруг члена сжимаются мышцы. Тесно и горячо до боли, и эта боль, и слезы на щеках Гарри немного отрезвляют, и я все-таки дотягиваюсь до палочки и, шепнув заклятье, начинаю двигаться.

Поттер шумно дышит в такт движениям, выгибается навстречу, тихо стонет.

— Зайка мой, любимый. Как же я скучал, — прерывисто шепчет он. Я молчу, сжав зубы, потому что каждое движение стремительно приближает меня к развязке, и вся концентрация уходит на то, чтобы не кончить слишком быстро, дать ему время. Я тянусь к его члену, не отрывая глаз от его лица. Хочу, чтобы ему было хорошо. Так сильно хочу, что даже страшно. Он вскрикивает, раздвигает ноги еще шире, подпирает руками поясницу, раскрываясь настолько, насколько возможно, бессовестно и откровенно.

Я смотрю на него, кажется, даже забывая моргать, снова и снова вбивая себя в его распахнутое тело. Мне все еще очень страшно, потому что это не просто секс, не просто телесная близость. Я как будто растворяюсь в нем, теряя себя, растекаясь по его коже жаром, просачиваясь в кровь. Он принадлежит мне, а я принадлежу ему. И никакие проклятия ничего не изменят. Я отчетливо понимаю это в самый последний момент, перед тем, как запрокинуть голову и выкрикнуть его имя, проваливаясь в оргазм.

Через несколько длинных, очень длинных минут, я чувствую, как Гарри шевелится подо мной, целует в висок, гладит по волосам, а потом осторожно тянет вбок, заставляя скатиться с него на кровать. Потом он нашаривает край одеяла и натягивает его на нас. Странно, но после бессонной ночи мне совсем не хочется спать. Только лежать рядом с ним, чувствуя, как постепенно возвращаются силы в расслабленное, утомленное тело.

Гарри переворачивается и укладывается на боку, прижимаясь ко мне спиной. Я закидываю руки за голову и смотрю в темный потолок.

— Пока ты тут сидел, в камин с визитом являлся некто Смит из Отдела Тайн, принес целый пакет заключений из Мунго.

— Угу-м, — мычит Поттер, натягивая одеяло на голову.

— Если ты сейчас заснешь, я тебя убью, — вполне серьезно говорю я, но не выдерживаю и фыркаю. — Никогда не ври мне больше, понял?

— Чего? — невнятно раздается из-под одеяла, а потом оттуда же вылетают два носка, приземляясь где-то в темном углу. Кажется, это было единственное, что оставалось на Гарри из одежды. Он с облегчением вздыхает и прижимается ко мне еще теснее. Я резко сажусь и, перевернув его на спину, нависаю над ним, упираясь ладонями в кровать.

— Не смей мне врать! Никогда! Ясно?!

Он мученически закатывает глаза и пытается уползти обратно под одеяло, но, осознав тщетность своих попыток, приподнимается и вдруг опрокидывает меня на ковать. Теперь уже он нависает надо мной, сдувая с глаз челку.

— Малфой, отвали от меня со своими глупостями. Я тебе никогда не вру и не врал. И не буду. Что тебя разобрало посреди ночи? — он заваливается набок, оплетая меня руками и ногами, так что не вырваться и даже не повернуться. — Мне еще завтра с Кингсли ругаться. Я ему такого пресс-атташе устрою! Все. Спи уже!

Я глупо хлопаю глазами и от растерянности не могу даже говорить. Мысли путаются. Вернее, их вообще как будто нет. Одни обрывки и хаос в голове. Брыкаться я начинаю с сильным опозданием и довольно вяло, потому что боюсь поверить.

— Так, Поттер. Стоп! — а вот негодование в голосе получается изобразить очень отчетливо и достоверно. — Ты, кажется, собирался бросать аврорат не только из-за министра, но еще и из-за меня.

— Ничего я не собирался. Я вообще не знаю, с чего Кингсли решил, что я могу согласиться, — сонно бурчит Поттер, удерживая меня прямо-таки мертвой хваткой. — А если ты не уймешься, скину с кровати. — Угроза звучит неубедительно, потому что Поттер целует меня в ухо. — Ну пожалуйста, Малфой, давай все претензии завтра... А лучше — послезавтра.

Я довольно улыбаюсь, затихая в его руках. Моя фамилия кажется мне сейчас поистине райской музыкой, после заек и малышей.

— Ладно, Поттер, я добрый сегодня. Но прежде чем вырубиться, ты должен мне пообещать две вещи. Я заслужил. Первое — ты возьмешь отпуск на неделю, и мы улетим на Ямайку. Никаких отговорок и перекладываний на следующий год. И меня не волнует, как ты будешь решать это с Кингсли. И второе — никогда, слышишь, никогда больше не называй меня пупсиком. Обещай! Иначе я сейчас уйду спать в гостиную и объявлю тебе бессрочную холодную войну!

— Обещаю, — говорит Поттер, и сейчас я ему безоговорочно верю. Не знаю, что там случилось с дурацким проклятьем, может, срок действия закончился, может, удача вдруг вспомнила о моем существовании. Неважно. Я знаю только, что по-настоящему счастлив, и даже если утром Поттер снова начнет наколдовывать летающие сердца и болтать слюнявую чушь, я выдержу. Все выдержу. Потому что... люблю.

The end