Рон смотрит на оконное стекло и представляет, что по нему стекают капли дождя. Дождя не было уже три недели — небывалое дело для британских островов, вечно затянутых вязкими, тяжелыми тучами. Рон лениво наблюдает за пауком, ползущим по старой, местами порванной занавеске, и не испытывает отвращения, мерзкого сосущего чувства под ложечкой. И пальцы не дрожат, и ладони не потеют, да и пауки не такие уж противные, как казалось раньше. А может, просто Рону все равно. Мама, конечно же, не видела дыр в ветхой ткани, иначе давно бы ликвидировала их, охая и причитая: «Ну почему ты мне раньше не сказал про это безобразие?» Рону насрать на мать и ее ворчание. Рон хочет остаться один, но миссис Уизли радостно сообщает, что скоро приедет Гарри, а значит, снова предстоит делить с ним комнату. Нет, Рон не против, но иногда нужно побыть наедине с собой.
— …Гермиона сказала, что подъедет чуть позже, — миссис Уизли уже выходит из спальни, произнося эти слова.
— Что ты сказала, ма? — Рон приподнимается на локтях и вытягивает шею.
— Гермиона приедет послезавтра, дорогой… Ты в порядке?
— Да.
Рон в порядке. Конечно, в порядке. Вот только бы послезавтра. Вот только бы дождь. И капли — настоящие, а не выдуманные.
* * *
«Я охуенный», — думает Рон, лежа на кровати и наблюдая за стекающими по стеклу каплями — настоящими, не выдуманными.
Капли смеются, корчатся и дразнят, высовывая языки. Они не верят, что Рон крутой, и тычут в него пальцем. Дождь идет второй день, тучи наконец-то плюнули на принципы и швырнули на землю ливень, как подачку. Но Рон все равно благодарен им, потому что свалявшиеся от пота волосы воняли, и рубашка липла к спине. А Рон ведь охуенный, он должен пахнуть, по меньшей мере, чистым телом, а еще лучше свежескошенной травой и пергаментом. Кажется, Гермиона как-то заикнулась на уроке, что Амортенция для нее пахнет именно так.
«Я охуенный», — повторяет про себя Рон, нехотя поднимаясь с кровати и спускаясь по узкой, шаткой лестнице. В такие моменты он ненавидит место, в котором вырос, и хочет жить в замке. Примерно в таком, как у Малфоев, или чуть меньше, но в замке, пожалуйста. Чтобы Рон мог широким жестом распахнуть дверь и проводить друзей в просторную гостиную, а не в смердящую упырем спальню. Чтобы он не прятал глаза, не шаркал ногами, не сутулился, не краснел. Рон часто краснеет до кончиков ушей и не знает, куда деть руки. Вот бы уметь проваливаться сквозь землю в такие моменты. Топнул — и нет тебя. Как хорошо, как удобно!
— Рон, миссис Уизли сказала нам порезать капусту, — окликает его Гарри, и иллюзия замка рушится, оставляя после себя лишь скрипучие половицы и дыры в ступенях.
— А? Капусту, да, сейчас, я принесу, — он быстро выходит из кухни и поднимается наверх, хотя в спальне нет капусты. Впрочем, там вообще нет еды, если не считать бутерброд в тумбочке. Бутерброд лежит уже неделю, но Рон к нему не притрагивается. Аппетита нет, да и мясо сгнило — как пить дать.
Рон падает на кровать и опять пялится в окно, рассматривая споро бегущие по окну капли. Они такие забавные, торопятся, перескакивают друг через друга, сливаются воедино и наверняка ведь не знают, что Рон охуенный. Само собой, не знают, ведь он держит это в секрете.
— Ро-о-он? Рон! Ты идешь? — Гарри ищет его, но Рону все равно, потому что сейчас он в своем маленьком замке. В таком ненастоящем, едва заметном, но уже родном, замке. — А?.. Миссис Уизли, я не знаю, сам его ищу… Да, Гермиона только что приехала, она у Джинни…
Замок медленно начинает трещать по швам, башенки пошатываются и, отламываясь, рушатся, стекла в бойницах бьются, камни разлетаются осколками. Наверное, мироздание швырнуло в замок булыжник и теперь с удовольствием потирает свои грязные ручонки. Рон подскакивает с кровати и подходит к окну в надежде увидеть дорожку следов в грязи или следы аппарации, хотя прекрасно знает, что не заметит ни того, ни другого. Он быстро проводит ладонью по запотевшему стеклу, выглядывает из окна и думает:
«Я охуенный».
Да-да, запомни, Рон, говорит он себе, ты охуенный. И срать на то, что замок — всего лишь кусок несуществующего картона.
* * *
Гермиона задумчиво помешивает ложкой в чашке с какао. Влажные волосы липнут к ее лицу, и она нетерпеливо убирает прядь за ухо. Рон стоит на пороге и старается слиться с продавленным креслом. Не получается.
— О, братишка пришел, — первая замечает его Джинни и показывает язык, с любопытством переводя взгляд с брата на подругу.
Гермиона открыто улыбается и радостно вскакивает со стула, чтобы обнять Рона. А тот стоит, опустив руки, и повторяет: «У меня большой замок. Как у Малфоя, и даже больше. А не конура с упырем. И я высокий. И стройный. И я уж точно лучше Перси, а может даже и лучше Чарли».
— Привет, — слово, сказанное одновременно, повисает в воздухе пластмассовой погремушкой. Сухой звук, который поглотил воздух.
Гермиона обнимает Рона — ну, как всегда при встрече — и наверняка ждет, что тот наконец очнется и выдавит из себя дружескую улыбку.
А Рон вместо этого твердит про себя:
«Я охуенный».
— Привет, — выдыхает он и не спешит выпускать Гермиону из объятий. На щеке до сих пор — влажный след от приветствия.
— Рон? Что-то не так? — влажная прядь делит ее щеку на две половины. Ну вот примерно как стол — кухню.
— Все так… просто… э-э…
«Ну блин, не скажешь же ей прямо, что я охуенный! — в отчаянии думает Рон и чувствует жгучее желание сгрызть все ногти на руках. А если получится, то и на ногах. — Надо как-то деликатнее, тоньше, что ли. Надо было спросить у Гарри, как это делается…»
Гарри подпирает косяк и широко улыбается, поманив Джинни. Она очень тихо крадется к двери и едва сдерживает смешок. Рон подавляет желание смахнуть пот со лба и хочет убить неуместного Гарри. Гарри, он ведь не нужен здесь сейчас. Гарри бы сейчас отправить на борьбу с Волдемортом, куда-нибудь, подальше.
Гермиона морщит нос и, на секунду обернувшись, проверяет, ушли ли Джинни и Гарри, но те стоят и, кажется, затаили дыхание. Гермиона усмехается, поднимается на цыпочки и быстро целует Рона… в щеку? Не похоже. Но и не в губы. Рон сам не понимает, куда, но его уже отпустило, и сейчас ни к чему такие мелочи. Гарри и Джинни как ветром сдувает, и Рон даже забывает повторять про себя мантру о том, насколько он крут.
— Мама велела принести капусту, — мямлит он и показывает куда-то в сторону коридора.
— Мы уже порезали, — мрачно заявляет Фред, появляясь на пороге.
— А ты охуевший, — добавляет Джордж, — закрылся в спальне, а мы должны обед готовить?
«Я не охуевший! — надо бы возразить. — Я охуенный!»
Но Рону пофиг, потому что картонный замок кто-то вновь собрал по частям и склеил. На этот раз заклятием Вечного приклеивания. И теперь все хорошо. И дождь идет. После трех недель засухи — нужно было только дождаться. Ну круто же.
Vova
