Холодная ночь на Сочельник

— Мистер Поттер, — шипит информатор, склоняясь к Гарри, — вы гарантируете мою безопасность? Сами понимаете — за передачу таких сведений мне несдобровать.

В забегаловке пахнет неважным кофе, жареной индейкой и почему-то кислой капустой. Пасмурный день с трудом пробивается сквозь грязные стёкла. Но пара столиков всё же заняты, и хозяин в несвежем фартуке копошится у стойки.

— Безопасность вам гарантирую не я, а аврорат, — Гарри непроизвольно отстраняется и, оправдывая своё движение, хватается за кружку сливочного эля, делая очередной глоток. — Разумеется, ваша лояльность будет оценена по достоинству, мистер Смит.

Конечно же, информатора зовут не Смит, но он так представился, а Робардс не счёл нужным открывать Гарри его истинное имя. Пухлый человечек с бегающими глазками, в замызганной мантии, неприятно напоминает Петтигрю, но Гарри честно старается абстрагироваться, хотя получается у него из рук вон плохо.

— Аврорат — это слишком расплывчато, мистер Поттер, — Смит снова тянется к нему, и капельки слюны летят куда-то на воротник. Гарри едва заметно вздрагивает и морщится. — Мне бы хотелось, чтобы лично вы…

Гарри поднимает на него тяжёлый взгляд и произносит предельно чётко:

— Я — штатный работник аврората. И, находясь при исполнении служебных обязанностей, могу вам гарантировать, что каждый представитель нашего ведомства будет честно и профессионально исполнять свои функции.

Он подносит кружку к губам, чтобы хоть на минуту закрыться от мерзкого типа. Опустошив, со стуком опускает её на столешницу. К горлу подкатывает тошнота, но усилием воли Гарри её подавляет.

— Перейдём к делу, мистер Смит. Итак, какой именно артефакт заинтересовал известную нам группировку и когда планируется ограбление?

— А вы не так просты, мистер Поттер, — информатор расплывается в масленой улыбке, — увиливаете от личной ответственности весьма качественно. Хотя до профессионала вам ещё далеко, как мне и говорили. Настоящий профессионал никогда бы не стал пить с неизвестным ему человеком, — Смит на удивление легко снимает Отвлекающие чары, наложенные аврором.

Гарри вскакивает из-за стола, ощущая мгновенную слабость, и, выхватив палочку, орёт «Ступефай!» в ухмыляющееся лицо информатора. Тот с грохотом рушится на пол, а Поттер понимает, что на следующее заклятье его уже не хватит — одно-единственное заклинание внезапно выпило все силы. «Блокирующее зелье», — с запозданием доходит до него, и Гарри бросается к дверям.

Посетители придорожной забегаловки ещё не успели толком сообразить, что произошло, только испуганно таращатся то на внезапно взвившегося мага, то на его жертву.

— Держите хулигана! — неуверенно восклицает кто-то. — Его надо сдать в аврорат…

Если бы у Гарри было время, он бы улыбнулся. А, может быть, даже успокоил людей, попавших в непростую ситуацию, но времени у него нет.

— Пошли вон! — ревёт он уже с порога. — Я сейчас взорву всю эту богадельню!

Испуганно взвизгивает какая-то девушка, и, поддавшись панике, маленькая толпа во главе с хозяином рвётся к запасному выходу, срочно забыв о том, что Гарри за хулиганство надо бы сдать властям. Вовремя, потому что, оказавшись на улице, Гарри слышит хлопки внутри заведения — прибыли те, для кого старался мистер Смит. Что ж, они немного опоздали, но не сильно — Блокирующее зелье не даст Гарри ни аппарировать, ни защищаться.

Выход находится здесь же, прямо у рассохшейся двери, над которой, печально поскрипывая, болтается вывеска «Мечта путника». Старенькая скособоченная «Комета» отдыхает в снегу поблизости, и Гарри вцепляется в неё. Секунда — и он в воздухе. Позади слышится звон стекла, и в спину летит красный луч заклятья, потом жёлтый, потом даже зелёный.

«Ах вы, сволочи, — думает Гарри, лавируя и уходя ввысь, — какие же всё-таки сволочи! Что же вам всё неймётся-то? Какого гоблина не хватает?».

Очередное заклинание попадает в древко, и метла, резко самопроизвольно вильнув, начинает мелко вибрировать, но Гарри уже скрывается в сумерках и облаках. Теперь бы только дотянуть куда-нибудь подальше.

Удаляясь примерно в сторону Глазго, Гарри от души ругает себя за глупость. Питероподобный Смит прав — до профессионала ему ещё расти и расти, даром что он полгода состоит в оперативной группе. Расслабился, считая, что информатору нет смысла предавать, если он по собственной воле уже не впервые идёт на контакт с авроратом. Недооценил слизняка. Возможно, именно на такой эффект и рассчитан жалкий вид — мало кто заподозрит в двойном предательстве человека, к которому испытывает брезгливое чувство неприязни. Но уж ему-то, знакомому с Петтигрю, стыдно было так попасть впросак…

Метла взбрыкивает, выбивая Гарри из самообвинительных размышлений и навалившейся откуда-то дремоты. Он крепче вцепляется в шершавое древко, чувствуя, как усиливается дрожь «Кометы». «Не дотяну», — обречённо осознаёт он, ощущая, почти как в былые времена, единение с метлой, с её больным, уставшим служить людям нутром…

И недоумённым рывком вздёргивает когда-то успевшее склониться к земле метловище.

Чёрт! Похоже, он проворонил в своём пиве не только Блокирующее, но и Сонное зелье. Аврор хренов. Психолог недоделанный. Зельевар-недоучка. Вот рыжая любимица Слагхорна Лили Поттер никогда бы не пропустила постороннего вкуса в своём напитке. Как и чёрный ужас подземелий — Северус Сне…

На этот раз Гарри, открыв глаза, с трудом успевает увернуться от электрической опоры. Метла, совершив-таки манёвр, начинает постанывать.

«Ну ещё немножко, — просит её Гарри, старательно таращась в наступающий вечер, — потерпи чуть-чуть. Ты же наверняка видела в своей жизни не одно заклятие, правда? Как и я. Мы с тобой сейчас связаны, и чем дальше ты унесёшь Мальчика-Который-Выжил, тем вернее он сумеет выжить вновь».

Как назло, ветер не обжигает лицо, хотя мороз исправно щиплет щёки и добирается до пальцев. Дуло бы немногим посильнее — возможно, хватило бы не только бесполезно трепать волосы и шарф, но и поддержать Гарри в бодрствующем состоянии. Ибо заснуть в миле от места нападения, когда противник знает, что ты не в состоянии использовать магию — не самая удачная идея, если всерьёз планируешь дожить до счастливого будущего, в котором у тебя красавица жена и трое замечательных…

Резкий удар возвращает Гарри к действительности, его разворачивает назад и вбок, колючие ветки хлещут по лицу, и он, судорожно продолжая стискивать бесполезный обломок, кувыркается вниз. Всё, что он успевает ощутить — благословенный сугроб под спиной и пронзительную боль в ноге.

Первое, что делает Гарри, очнувшись — нащупывает палочку.

— Акцио очки!

Но палочка выдаёт только сноп разноцветных искр, как у незадачливого первогодки, толком не умеющего колдовать.

— Акцио очки! Акцио очки! — твердит Гарри единственно для того, чтобы заглушить поднимающееся отчаяние.

Он один в зимнем лесу, без магии и метлы, со сломанной или вывихнутой ногой, и никто не имеет ни малейшего представления, где его искать. И нелогичная обида стискивает сердце — больше всего почему-то жаль завтрашнего вечера, который для него не наступит. А он так ждал и так долго выбирал из кучи желаний одно, которое достойно носка на его камине. Выходит, не успел.

— Акцио очки! — губы сжимаются в упрямую полоску.

— Р-р-р! — вдруг отвечает смутная бело-чёрная стена леса, и Гарри настороженно замирает.

Тишина давит на уши и холодом пробирается под мантию. Гарри таращится в вечернюю неподвижную мглу… Хотя нет. Он осторожно переводит взгляд туда, где уловил движение. Довольно крупное пятно — более темное, чем окружающий снег, — продолжает приближаться, но хруста почти не слышно. Словно кто-то плывёт. Кто-то, кого Гарри не может определить, но чувствует опасность.

— Акцио очки, — шепчет он всё с тем же результатом, разве что палочка теперь не удостаивает его даже искрами.

А пятно, пластавшееся по снегу, вдруг подбирается и наверняка готовится к прыжку.

Гарри сжимает палочку — своё единственное, хоть теперь и немагическое, оружие. И в тот же момент понимает — хищник прыгнул.

Удивительно, как много можно сделать и почувствовать за считанные секунды. Перекатиться, скрипнув зубами от боли, ткнуть наугад деревяшкой, попрощаться с жизнью и почувствовать, как чьи-то твёрдые лапы с неубирающимися когтями отталкиваются от твоей спины, причём совсем с другой стороны — не с той, с которой ты ожидал нападения. Визг, шипение, звуки борьбы. Под руку попадают очки, Гарри спешно водружает их на нос и видит клубок из двух тел — одно темнее, другое светлее, — катающихся по снегу. Разобрать, кто есть кто, не представляется возможным до тех пор, пока животные не отпрыгивают друг от друга.

Кугуар — по крайней мере, Гарри кажется, что зверь похож на кугуара, — футов шесть в длину и два в холке. Он щерится и фырчит, нахлёстывая бока хвостом, а мощные лапы напряжены для нового прыжка. Напротив него замер волк. Он не уступает в росте, голова чуть опущена, хвост висит поленом, а из плеча сочится кровь.

Мгновение — и звери снова сцепляются. Рык, клацанье зубов, короткий пронзительный взвизг — и пума в несколько прыжков покидает поле боя. С потревоженных нижних веток сыплется мелкая белая крупа.

— Ступефай, — шепчет Гарри, понимая, что снова остался наедине с хищником, пусть теперь и другим. Волк гораздо светлее, и вряд ли Поттер без очков различил бы его на фоне снега. Палочка молчит.

Волк, проследив за бегством соперника, оборачивается к Гарри и — другого слова не подберёшь — ухмыляется. Теперь и на морде различима свежая царапина. Победитель неспешно направляется к беспомощному человеку. Быть добычей почему-то очень неприятно. Тем более, добычей, в которой не сомневаются — по крайней мере, идёт к нему зверь довольно вальяжно.

Приходит запоздалая мысль притвориться мёртвым, и Гарри медленно ложится плашмя и зажмуривается. В конце концов, вряд ли тут можно что-то изменить. Но пальцы всё равно судорожно сжимают палочку — может, удастся хотя бы дорого продать свою жизнь, когда волк задумает напасть. У него мягкое брюхо, главное — не промахнуться и не ударить в рёбра…

Жаркое дыхание опаляет лицо. Вот ведь гад — и не боится нисколько…

И вдруг совершенно неожиданно по щеке проезжает мокрый язык. Гарри непроизвольно поднимает веки и встречается взглядом с наглыми серыми глазами. А волк опять ухмыляется, стоя рядом и абсолютно не собираясь его рвать на куски. Что за чёрт?

Гарри дёргается, подлая нога откликается обжигающей болью, и, уже проваливаясь во тьму обморока, он успевает подумать, что вот теперь-то его или точно примут за мёртвого, или сожрут.

Приходит в себя он от жуткой боли — нога горит огнём, Гарри непроизвольно стонет и с удивлением чувствует, как пламя постепенно затухает.

— Боггарта тебе в печёнки с твоей уникальностью, Поттер, — произносит на изумление знакомый голос, растягивающий гласные. — Что за палочку ты себе выбрал? Обыкновенных волшебников она слушать отказывается.

Гарри разлепляет глаза — на ресницах уже налип иней, и сквозь мутные очки в темноте почти ничего не видно — только силуэт человека в серой мантии.

— Ма-алфой? — удаётся выдавить из пересохшего горла.

— Он самый. Приятно, что ты всё ещё меня помнишь.

— Тебя забудешь, — хрипит Гарри и пробует перевернуться. Почему-то валяться на снегу кажется унизительным.

— Лежи, герой. Ногу я тебе вправил, но без лечебных заклинаний она будет болеть ещё несколько часов. А твоя палочка сотрудничать отказывается.

— А где твоя?

— Извини, не захватил. Не подозревал, что наткнусь на Гарри Поттера в чрезвычайных обстоятельствах. В зубах таскать палочки не очень удобно, а волков с чехлами на лапах не так уж часто можно встретить в шотландских лесах, — полузабытая насмешка в голосе привычна, но на неё почему-то больше не хочется злиться.

— Ты анимаг? — Гарри даже забывает, что ему не желательно шевелиться, и вновь пытается приподняться. Последние полгода он занимается анимагией, но всё, что ему пока удалось — это входить в нужное состояние сознания, причём инструктор в аврорате очень доволен успехами Гарри, а Малфой, получается, обошёл его как стоячего.

— Да, — просто отвечает Малфой. — И, предупреждая твой вопрос, вчера я отправил документы на регистрацию в Министерство. Как знал, что сегодня встречу представителя закона и придётся отчитываться.

Стащив бесполезные очки, Гарри яростно протирает их мантией и снова водружает на переносицу. Ночь обнимает лес, и если бы не снежный покров, наверное, тут и вовсе было бы хоть глаз выколи, а так различимы деревья, обвисшие под тяжестью снега сосновые лапы и растопырившийся поблизости можжевельник. Малфой скрипит снегом, подходя ближе, присаживается на корточки. В обличье зверя он передвигался гораздо тише.

— Я таких волков раньше не видел, — зачем-то говорит Гарри.

— И вряд ли увидишь. В Британии полярные не водятся.

Вот как. Полярный волк. Интересно.

— Я тут обустроил нам с тобой гнёздышко, Поттер, — вдруг снова ухмыляется Малфой, и в сторону Гарри тянется облачко пара. — Предлагаю перебраться туда и подождать.

— Чего?

— Трёх вещей: рассвета, когда ты сможешь встать на ноги и когда к тебе вернётся магия. Судя по запаху, тебя напоили Блокирующим, верно?

— Верно, — вздыхает Гарри и почему-то признаётся, хотя оно и очевидно. — Лоханулся я.

— Тебе с твоим везением можно, — пожимает плечами Малфой, нагибается и подхватывает Гарри подмышки. — Держись, сейчас может быть несколько некомфортно.

Некомфортно — вовсе не то слово, которое подобрал бы Гарри, если бы его спросили. Но его не спрашивают, и когда он достаточно приходит в себя, чтобы открыть глаза и расцепить зубы, оказывается, что теперь ещё ломит челюсть, а губы искусаны почти до крови. Потревоженное тело, пережив острый приступ боли, тупо ноет.

— Прости, — говорит Малфой и снова опускается рядом на натасканные ветви — от них отчётливо пахнет хвоей, — устраивает голову Гарри на чём-то мягком. — Но здесь будет надёжнее.

«Здесь» — это в шалашике, образованном низко опустившимися еловыми ветвями. Тут гораздо темнее, но зато и гораздо уютнее, чем снаружи. Мозгами Гарри понимает, что хищника, если что, ветки не остановят, но почему-то ему всё равно спокойно — может быть, потому, что он не один.

— Ты давно… — начинает Гарри и закашливается. Потом продолжает: — давно научился перекидываться?

— Полноценно — третий день, — отвечает Малфой прямо над головой. — Под Эдинбургом живёт старый мастер-анимаг Мак-Иэн. Он, кстати, и вашей МакГонагалл в своё время уроки давал. Я к нему уже два года езжу. И, наконец-то, всё получилось. Такой подарок к празднику, — он усмехается.

«Два года», — молча радуется Гарри. И, поймав себя на этой радости, пытается понять: неужели из него до сих пор не выветрился дух соперничества?

Малфой произносит Согревающее, но палочка действительно слушается его неважно, и теплее в их убежище не становится. Малфой чертыхается, возится, и по тому, как начинает колыхаться голова, Гарри понимает, что Малфой устроил его на своих бёдрах. Наверное, понимание должно смутить, но не смущает, напротив — становится как-то так хорошо, что глаза закрываются сами, и Гарри уплывает в мягкую, покачивающуюся мглу.

Просыпается он от тормошащей его за плечо ладони:

— Поттер, Поттер! Ты там живой?

— Живой, — через силу шепчет Гарри. Он лежит на боку, щёку колет шерстяная мантия Малфоя, ветви подстилки впиваются в тело, а рукав попавшей на снег руки промок и заледенел.

— Я продрог как тысяча краппов, — жалуется Драко, и Гарри осознаёт, насколько заледенел он сам. Зубы немедленно принимаются выбивать дробь, и Гарри вновь приходится их стискивать.

Малфой делает новую попытку наложить Согревающие Чары, но помогает плохо. Гарри дрожит и подтягивает колени к животу.

— Не хватало ещё здесь замёрзнуть, — ворчит Малфой.

— Ты можешь уйти, — предлагает Гарри тихо, стараясь сдержать бьющий его озноб. Он знает, что означают его слова — они снимают с Малфоя обязательства, когда-либо наложенные магией. Ведь всё, что его тут держит — это Долг Жизни, правда?

— Если ты думаешь, что кугуар убрался далеко, то ошибаешься, — сообщает Малфой. — Я его слышу и чую. Не для того я отбил тебя у кошки, чтобы она всего лишь на несколько часов перенесла свою трапезу. Подлый зверь, между прочим, расцарапал мне морду лица. Такой урон моей божественной красоте — и вдруг зря?

С юмором у него сейчас не очень, с иронией тоже, но Гарри честно бы улыбнулся, если бы смог.

— Поттер… Поттер? — ладонь опять теребит плечо. Но сил откликнуться нет, и Гарри лениво размышляет, как скоро Малфой от него отстанет. Однако тот не отстаёт — из-под головы выскальзывает «подушка», тёплое дыхание касается щеки. — Совсем плохо, Гарри?

Гарри тихо мычит. И тогда руки становятся безжалостными и начинают его растирать. Сначала их ещё можно игнорировать, но в конце концов Гарри не выдерживает и стонет.

— Потерпи, — просит Малфой.

Когда его пальцы ныряют под одежду и касаются кожи, они уже согрелись, и прикосновения даже приятны. Но вслед за пальцами доступ к голой груди получает и холод. А потом — внезапно — и снег. Гарри орёт и пытается вырываться.

— Всё нормально, Гарри, так надо, — убеждает Малфой, но Гарри ему не очень-то верит, поскольку ощущения аховые. Но вырываться и отталкивать перестаёт, только таращится во тьму и шипит. А через пару-тройку минут ощущает, как исподволь, неторопливо по телу начинает разливаться тепло. Малфой неаристократично хлюпает замёрзшим носом и продолжает натирать его снегом.

Спустя какое-то время Гарри вполне ясным голосом говорит:

— Хватит, Драко, жить буду, — и тот убирает руки. Потом выдыхает тяжко, будто пробежал пару миль, и принимается застёгивать мантию Гарри. Пальцы дрожат и плохо его слушаются. Гарри берёт его ладони и притягивает к себе подмышку. Малфой замирает в неудобной позе. Гарри не видит выражения его лица, но чувствует, как он напряжённо изогнулся.

— Мне кажется, ты сам вот-вот превратишься в ледышку, — поясняет он и добавляет: — Спасибо.

— Только вместе с тобой, — Малфой расслабляется и укладывается рядом. — Найдут где-нибудь через месячишко в шотландском лесу скульптурную группу «Холод объединяет даже врагов».

— Соперников, — поправляет Гарри. Ему опять хочется спать, и Драко уютно сопит в самое ухо.

Час спустя, разлепив глаза и ощущая на щеке влажный след, он понимает, что ног почти не чувствует, что у него замёрзла спина, что стало немного светлее, а ещё — что он обнимает тёплого огромного зверя, прижимающегося к нему.

Ещё через час Малфой перекидывается в человека, отчего Гарри ощущает необъяснимую потерю: зарываться пальцами в жёсткую шерсть, нащупывая под ней нежный пух подшёрстка, было приятно и как-то… до ужаса правильно. Пока Малфой растирает ему ноги, Гарри смущается, хихикает от щекотки и сцепляет руки в замок — на всякий случай, чтобы не запустить их для сравнения в светлые вихры на затылке.

Ещё примерно час спустя уже совсем светло, и Гарри даже может подняться. Они выползают из своего укрытия, и Гарри понимает, что Малфой был прав — поблизости немало кошачьих следов. Кугуар явно никак не желал расстаться с идеей перекусить человечиной. Передёрнувшись, Гарри переводит взгляд на Драко и наконец-то может его хорошенько рассмотреть.

За четыре года, что они не виделись, Малфой изменился мало — разве что черты лица стали более резкими, ушла юношеская мягкость, оставив вместо мальчика мужчину, да плечи стали, пожалуй, шире. Рост остался практически тем же — если пара дюймов и добавилась, Гарри не может этого определить. Бледную щёку наискосок пересекает свежая царапина.

Лес тих, только с потревоженных ими веток с шорохом ссыпаются белые шапки. А небо низкое и серое, как глаза Малфоя.

Драко стоит, откинув голову, подол длинной серой мантии стелется по снегу, и смотрит выжидающе. Потом не выдерживает:

— Ты вообще планируешь выяснить, закончилось ли действие Блокирующего?

— А, да! — спохватившись, Гарри вытаскивает палочку.

Мешкает, выбирая, какое же заклинание опробовать, а потом вызывает Патронуса — сейчас придётся аппарировать с докладом к дежурному в аврорат, а в Норе наверняка о нём волнуются. Серебристый дым появляется тут же, едва Гарри успевает произнести нужное заклинание.

— Со мной всё в порядке. Застрял в лесу. Буду как только смогу, — передаёт он сообщение, и вдруг замирает.

Уносящийся прочь Защитник не имеет ничего общего с его обычным рогатым Патронусом. По-над белым покрывалом, огибая деревья, размашисто перебирает лапами мохнатый серебристый зверь. То вскидывает, то опускает, словно принюхиваясь, вытянутую морду, настораживает уши и мчится, не поднимая хвоста.

Гарри всё смотрит и смотрит ему вслед, отчаянно боясь обернуться.

— Красиво пошёл, — говорит Малфой прямо за спиной. Всё-таки он и человеком умеет ходить бесшумно, когда захочет. — Мой олень обязательно бы споткнулся.

Ошарашенный Гарри оглядывается — Патронусы никогда не спотыкаются! — но за плечом никого нет. По ноге вскользь проезжает что-то тёплое и тяжёлое, и теперь Гарри может пронаблюдать, как тем же маршрутом, что и серебристый светящийся зверь, от него удаляется оригинал. За настоящим полярным волком в снегу остаётся след — уверенной строчкой он ложится на землю до ближайшей кущи деревьев. Там до неправдоподобия светлый зверь останавливается, садится и насмешливо щурится на Поттера, склонив голову и вывалив язык. Потом коротко не то взлаивает, не то подвывает, по-щенячьи подпрыгивает всеми четырьмя лапами и пропадает в зарослях.

Всё ещё улыбаясь, Гарри проворачивается для аппарации. Он не пытается разобраться в своих чувствах и ощущениях немедленно — они слишком замёрзли, как бы не разбить. У него ещё будет время подумать. И, может быть, ему даже не придётся разбираться одному.

В конце концов, совы наверняка не забыли дорогу в Малфой-мэнор, и не так уж зазорно молодому аврору договориться о встрече, чтобы взять несколько уроков анимагии у обыкновенного волшебника, добившегося успеха в столь сложном искусстве. Только надо позаботиться о месте для учёбы — в преддверии Рождества и после суровой ночи в лесу очень логично устроить такое местечко неподалёку от украшенной ёлки, горящего камина, пары тёплых пледов и горячего глинтвейна.

Идя по гулкому, пустому по случаю Сочельника коридору аврората в сторону дежурки, Гарри уже знает, что нашепчет в висящий возле камина носок. И почему-то ему кажется, что во второй носок Драко нашепчет что-то очень похожее.