Мягкое, неторопливое течение дней. Вязкий, тягучий поток времени.
После смерти все ощущается по-иному.
Помню, будучи живой, я все время торопилась, куда-то бежала, стараясь успеть все и сразу. Изматывающая погоня за мечтой. Химерой. Недостижимой и далекой, как звезды.
Сейчас я совсем не помню, чего же так страстно желала. Чувства и эмоции проходят быстро. Смерть стирает их подчистую, беспощадно и основательно. Чем дольше ты бытуешь в облике привидения, тем меньше ощущаешь себя человеком.
Некоторые, как наш Безголовый сэр Николас, изо всех своих сил стараются держаться за призрачные воспоминания, отпечатки эмоций, отблески чувств. Другие же (и я среди них) отпускают прошлое быстро и почти без сожаления.
Так легче.
Долгие дни, месяцы и даже годы размышлений о смерти привели меня к довольно странным и немного пугающим выводам. Мы не люди. Даже не души людей, которые по тем или иным причинам остались бродить по земле. Мы — бесплотные отпечатки, пустые оболочки, лишенные сердцевины. Понимать это необходимо, хоть и тяжело.
Мне хочется думать, что какая-та часть Елены сейчас действительно в другом, куда более приятном месте, наслаждается пением райских птиц и изредка посматривает на мир через свой случайно оставленный отпечаток…
Размышления внезапно обрываются.
Неподалеку кто-то плачет: тихо и жалобно всхлипывает, неровно и громко дышит, захлебываясь рыданиями.
Час поздний. Студенты давно должны спать. Неужели кому-то захотелось испытать удачу?
За поворотом происходит ссора. Седовласый, угловатый директор Диппет с негодованием смотрит на нелепую девочку-привидение перед ним.
Появился этот ребенок совсем недавно: пару месяцев назад. Говорят, что она случайно споткнулась в туалете и сломала себе шею. Я не верю. Да и остальные духи, думаю, тоже. Слишком уж все просто.
За всю историю Хогвартса подобного не случалось. Да и эти нападения зверя Слизерина…
— Директор Диппет, пожалуйста! Я очень, очень прошу вас!
— Извини, Миртл. — Армандо морщит лоб, недовольно кривит губы. — Ты же сама прекрасно понимаешь, что это невозможно.
Девочка на грани отчаяния.
Мне немного жаль ее. Умирать в юности, пожалуй, намного тяжелее, чем в зрелые годы. В шестнадцать кажется, что вся жизнь впереди, что все только-только начинается. И тут вдруг такое.
Ничего, скоро ей станет легче. Покой накроет своим мягким покрывалом, избавив от всех невзгод и разочарований. Может, поначалу ей даже понравится быть привидением… Жаль, что только поначалу.
На смену воодушевлению придет смертельная усталость. Так случается всегда, вопрос лишь в том, как много времени пройдет.
— Но я хочу продолжить обучение. Пусть так… Без тела… Но продолжить!
— Ты ведь даже перо держать не сможешь, что уж говорить об остальном.
— Я буду запоминать. Буду заучивать…
— Миртл, послушай меня и постарайся понять. Ты умерла. Так бывает. Мы все очень скорбим. Ты ведь была совсем ребенком… — Диппет медлит, подбирая слова. — Ничего не поделаешь. Это случилось. Остается только принять… Обучение не для мертвых.
— Пожалуйста-а-а… — глядя в глаза директору, Миртл кусает бледные губы, мнет и без того неопрятную школьную мантию.
— Нет, извини. Мне пора.
Тенью следую за Диппетом. Мне нужны объяснения. Грубости и несправедливости не место в Хогвартсе.
Свернув за угол, он наконец останавливается и вежливо мне кивает:
— Добрый вечер, миледи.
— Добрый вечер, Армандо, — голос звучит словно шелест. — Бедная девочка еще не смирилась с тем, что случилось. А вы чудовищно к ней несправедливы.
— В чем же я несправедлив, леди?
— Вы вполне могли бы разрешить ей учиться дальше… Стремление к получению новых знаний должно поощряться.
— Он ведь мертвая. Зачем ей это?
— Ваши слова звучат кощунственно.
— Прошу прощения, я никоим образом не хотел никого обидеть.
— Но все же обидели. Миртл.
— Ее присутствие на уроках будет смущать остальных студентов.
— К присутствию профессора Бинса они привыкли, привыкнут и к девочке.
— Хорошо, я не хотел этого говорить… Умирала она в слезах, кто-то обидел бедняжку, вот она и отправилась в туалет, чтоб выплакаться. А там смерть. Понимаете, что это значит?
— Боитесь, что она будет постоянно рыдать и закатывать истерики? Что будет опасна для остальных?
— Именно.
— Что ж, директор… Я понимаю вас. Доброй ночи.
Не дожидаясь ответа, скрываюсь в соседнем классе.
Конечно, Диппет прав. Характер у девочки, когда она потеряет часть себя, будет еще тот…
Подвергать студентов опасности безрассудно.
* * *
О Миртл я не вспоминаю долго.
Тихие прогулки по замку, отстраненные наблюдения за студентами — моя жизнь неизменна вот уже несколько столетий. В ней нет места размышлениям о мертвой девочке.
Она, однако, сама напоминает о себе.
Унылые завывания, всхлипы, прерывистое неровное дыхание… Все повторяется как в первый вечер.
Миртл одна в туалете для девочек. Вероятно, именно тут все и произошло…
Надо же. Обычная комната. Никаких следов недавней трагедии. Персонал Хогвартса всегда умел зачищать ненужное…
— Добрый вечер, Миртл.
— Миртл Коллинз, Миртл Коллинз, Миртл Коллинз… — сидя на каменном полу, девочка раскачивается из стороны в сторону.
— Миртл…
— Миртл Коллинз, Миртл Коллинз, Миртл Коллинз!
— Что ты делаешь?
— Я не помню… Не чувствую… Понимаете?.. Почти ничего не чувствую. Все утекает, как песок сквозь пальцы… Я не могу вспомнить…
— Успокойся, милая. Я понимаю.
— Мне страшно. Мерлин, я боюсь, что умру от страха!
К сожалению, ты уже умерла, бедняжка…
— Все будет хорошо. Не бойся.
— Я теряю себя… Кажется, что скоро даже имя вспомнить не смогу…
— Имя ты точно не забудешь.
— Я не хочу умирать… Мне страшно…
Ее чувства в агонии. Самый тяжелый момент загробной жизни. Дальше будет легче. Не так больно. Я хочу объяснить ей это, но почему-то не могу.
Ей нужно перестать изображать из себя человека. Перестать дышать, учиться новому, заглядывать на кухню в поисках сладкого…
Миртл вдруг дергается, вероятно, хочет меня обнять, но ее бесплотные руки проходят сквозь.
— Почему все так? — она больше не плачет.
— Я не знаю. Хотела бы знать… Но нет.
Где-то шумно бьют часы. Полночь.
— Отдайся течению вечности. Так будет легче.
— Но я не хочу. Нужно бороться… Я не хочу стать… — она заминается, виновато глядя на меня. — Хочу просто остаться собой.
— У тебя нет выбора.
Ей нужно было уйти в свет, не оставаться здесь. Какие грехи могут быть у ребенка? За что ей такая вечность?
— Уходите, пожалуйста.
Я ее понимаю. В такие моменты действительно лучше быть наедине с собой.
— Прощай, Миртл…
Уже на пороге она вдруг окрикивает меня:
— Серая Дама, вы придете ко мне утром?
— Да. Обязательно загляну, если ты этого хочешь.
* * *
Наутро, к глубокому сожалению, меня встречает уже иная Миртл. Той удивительной девочки, изо всех сил старающейся сохранить себя, нет. Она упокоилась. Мне очень хочется в это верить.
Вечером того же памятного дня я вдруг осознаю: что-то во мне надломилось.
Все мы цепляемся за жизнь до последнего, не только эта маленькая несчастная девочка.
Глядя на собственную мерно вздымающуюся грудь, понимаю, что отказаться от привычки дышать будет непросто.
На ум приходит строчка из старой книги, которую мне когда-то читала мама: «Dum spiro, spero».
Vova
