Впервые я увидел его на платформе девять и три четверти, когда отправлялся в Хогвартс: отец строго кивнул ему, он легко качнул головой в ответ.
Я ненавижу его.
Второй раз я увидел его, когда поехал летом после третьего курса в гости к Скорпиусу. Он сидел за столом, пил кофе и читал газету. Он даже не взглянул на меня.
Я. Ненавижу. Его.
Третий раз я увидел его на седьмом курсе, когда он приехал в Хогвартс к директору: мы со Скорпиусом разгромили Зал наград, устроив там дуэль с двумя хаффлпаффцами. Хаффлпаффцы оказались в больничном крыле, а мы — в кабинете разгневанной МакГоннагал, обещающей выгнать нас из школы. Мы смеялись ей в лицо, она вызвала родителей. Отец на полном серьёзе хотел отлупить меня своим тяжёлым ремнём — он делал так в детстве. Я ухмыльнулся и сбежал. А в коридоре наткнулся на него.
Я помню до сих пор, как он схватил меня за ворот мантии и припечатал к стене, а я не мог даже вырываться, настолько был ошарашен.
— Щ-щенок! — выплюнул он мне прямо в лицо. — Маленькая дрянь! Не подходи больше к моему сыну! Не смей больше! Ты слишком плохо на него влияешь! Вся твоя семейка — отбросы, и ты…
Я не знаю, где я взял смелости ударить его в пах со всей силы, я не знаю, как я умудрился вырваться из его крепкого захвата.
Я. Его. Не-на-ви-жу.
Четвёртый раз мы встретились на выпускном. Я сидел на опушке Запретного леса, сбежав ото всех, наслаждался последним школьным днём. Он вышел из леса и остановился у дерева, как только увидел меня. Я взглянул на него, зажмурившись от солнца, и сразу отвернулся. Я думал, что он уйдёт.
А он подошёл и зачем-то сел рядом.
— Когда я учился в школе, я часто сидел на этой поляне, — сказал он. — И в последний день сидел здесь тоже.
— И что? — резко спросил я.
— Ничего, — ответил он. А через время сказал: — Я всё ещё против того, чтобы ты общался с моим сыном.
— Кого это ебёт, — ответил я и встал. Я уходил от него очень быстро, ощущая между лопатками пристальный взгляд.
Ночью, когда весь факультет продолжал надираться в гостиной огневиски, я затащил пьяного Скорпиуса в спальню и, наложив на полог его кровати Заглушающее, трахнул его. Не знаю, зачем я это сделал, — мне просто было жизненно необходимо спустить пар.
Утром мы проспали. Разбудил нас мистер Малфой, откинул полог и узрел лежащего в моих объятьях Скорпиуса. Он выволок его, оставляя на белоснежной коже синяки, заставил его одеться. Всё это время я лежал на кровати, закинув руки за голову и нагло ухмыляясь. Мне хотелось поймать взгляд старшего Малфоя и заржать ему в лицо.
И когда тот повернулся ко мне, я ухмыльнулся ещё шире и провёл языком по пересохшим губам. Он посмотрел на мой рот, во взгляде его была жадность.
— Шлюха, — сквозь зубы выдавил он.
— Это больше относится к твоему сыну, — ответил я, ухмыляясь ещё шире.
Он залепил мне пощёчину, как будто бы я — девчонка.
— Никогда больше не прикасайся к моему сыну, — прошипел он.
А на следующей неделе мы трахались в туалете Малфой-Мэнора, когда я приехал к Скорпиусу.
Я действительно больше никогда не прикасался к его сыну — мне хватало его самого.
Я ненавижу его.
У него есть привычка ловить меня посреди коридора и тянуть в ближайшую комнату.
— Меня ждёт Скорпиус, — шепчу я, когда его руки ложатся мне на задницу. — Пусти.
— Ещё скажи, что ты не хочешь, — ухмыляется он мне прямо в лицо и обхватывает мой уже вставший член. — Давай, Альбус Северус Поттер, скажи, что ты меня не хочешь.
Я проклинаю его манеру называть моё полное имя. Я проклинаю его манеру заставлять меня говорить, что я не хочу его, когда он знает правду. Я проклинаю его и выгибаюсь в его руках — больших мужских руках с длинными пальцами. А он ухмыляется, и всё повторяет:
— Скажи. Давай, шлюшка, скажи…
И я не выдерживаю — куда мне, я ведь готов кончить от одних только его прикосновений.
— Трахни меня, — шепчу ему.
— Я не слышу…
— Трахни!
И ухмылка у него такая плотоядная, что мне даже становится страшно на миг. На тот миг, пока его ловкие пальцы не расстегивают мои штаны, пока он не обхватывает мой напряжённый член, пока не проводит по нему вверх-вниз всего пару раз, и я кончаю со стоном, впиваясь зубами в мантию на его плече. Кусаю, цепляюсь пальцами за ткань на его спине. И стону, и обмякаю в его руках.
А он кладёт меня прямо на пол, кинув — если повезёт — что-нибудь на пол. Стоит надо мной, нависает. Медленно расстёгивает мантию, потом рубашку и брюки. Я лежу на полу и пытаюсь не думать о том, как я выгляжу, когда лежу вот так вот перед ним, с торчащим из штанов членом. И на лице у меня наверняка отражаются все эмоции. То, как сильно я его хочу.
Я хочу его постоянно. Думаю о нём — и у меня тут же встаёт. Вспоминаю, как он ебал меня, и лезу на стенку. И сейчас — тоже. Всегда.
А он скидывает, наконец, мантию, и медленно опускается на пол. Его член торчит из штанов, я тянусь к нему, обхватываю руками, провожу по нему языком, облизываю.
— Молодец, — говорит он. — Хороший мальчик.
Я заглатываю по самые яйца.
— О, да, — шепчет он и откидывает голову назад. — Ты такая шлю-ю-юха.
И что самое противное, я ни хрена не могу ему возразить, потому что, да, вот он я — такой.
А он трахает меня в рот, и я зажмуриваю глаза, чтобы полностью отдаться ощущениям. Потому что мне нравится, настолько нравится, что просто сносит крышу.
— Хватит, — говорит он и оттягивает меня за волосы. — У меня на тебя другие планы.
Он толкает меня на пол, и я больно бьюсь головой, но стараюсь не обращать на это внимания. А он раздевает меня, снимает всю одежду, и то, что он практически полностью одет, а я перед ним абсолютно голый, заводит меня ещё сильнее.
Малфой нависает надо мной, водит руками по моему телу, останавливаясь в итоге на заднице. Потом переворачивает меня, ставит на колени, протягивает мне одну руку и тычет пальцами в рот.
— Оближи, — приказывает. И я облизываю его указательный и средний пальцы. И через мгновения чувствую, как они проникают мне в анус, и растягивают, и протискиваются всё глубже и глубже, касаются простаты.
Малфой массирует её и шепчет:
— Нравится тебе?
И обхватывает мой член другой рукой, дрочит, и у меня совсем слетает крыша — я прогибаюсь в спине, стону, подаюсь назад и насаживаюсь на его пальцы. А когда он вдруг убирает пальцы и входит в меня — резко и грубо — я начинаю хныкать и, кажется, молю его, чтобы он никогда не останавливался.
Он трахает меня всё быстрее, насаживает меня на член, и я полностью отдаюсь ощущениям. Чувствую ткань его брюк, которые он так и не снял. Чувствую его большой член в своей заднице, чувствую, как прижимается он ко мне животом…
Когда он кончает и дрочит мне, доводя до исступления (в какой уже по счёту раз?), он встаёт, поправляет одежду, накидывает на плечи мантию.
У меня не хватает сил подняться, я продолжаю лежать и пялиться на него. И злюсь за то, что опять мне не хватило силы воли воспротивиться ему, что я опять дал слабину и позволил собой воспользоваться. А Малфой кидает мне:
— Приведи себя в порядок. Скорпиус может зайти в любой момент.
А я так и хочу у него спросить, почему же подобные мысли не возникли у него десять минут назад, когда он вколачивался в меня.
— Ты хорошая шлюха, Поттер, — говорит он. — Я же должен извлекать хоть какую-то пользу от твоей дружбы с моим сыном, верно?
И этот мудак, ухмыляясь, выходит. И я ещё долго слышу его шаги, пока он идёт по коридору. Слушаю и пытаюсь собрать остатки своей гордости по крупицам. И обещаю себе, что в следующий раз не поддамся ему, его рукам и его голосу.
Я обещаю себе уехать прямо сейчас, но знаю где-то в глубине души, что не сделаю этого. Потому что Малфой всё равно найдёт способ до меня добраться. И ещё потому, что я, грёбаный извращенец, получаю от всей ситуации наслаждение.
Я его ненавижу.
Эта фраза стала моим вторым «я». Я произношу её очень часто, слишком часто. Перекатываю на языке, меняю слова местами и прикрываю глаза, потому что получаю какое-то моральное удовольствие от того, как звучат эти три слова, как они отдаются приятным где-то внутри.
Я ненавижу его манеру говорить всем, какой я мерзкий, как он презирает меня. Ненавижу эту его манеру за то, что потом, когда он приходит ночью в мою спальню, откидывает простынь и смотрит на меня своими похотливыми глазами, я ему очень даже нравлюсь.
Все пошлости, каждую, которую он шепчет мне в ухо, когда шарит руками у меня в паху, я запоминаю. Я не знаю, зачем я это делаю. Просто мне кажется, что у меня появляется козырь против него. Бред, конечно, но мне так легче.
Я ненавижу Драко Малфоя. Но это, в конце концов, не имеет никакого значения. Мы просто трахаемся — для этого совсем не обязательно любить.
Vova
