Сириус сидит на помятой после дикого секса постели в своей крыше (так он называет снятую однокомнатную квартиру на окраине магического Лондона). Голова запрокинута, глаза внимательно смотрят в потолок, темные волосы до плеч щекочут обнаженную спину, когда он с удовольствием время от времени разминает затекшую шею.
А на что еще можно смотреть в этой дыре? Может, на грязный пол, на котором валяются пустые бутылки огневиски? А может, на желтые стены в разводах и пятнах, оставшихся после ночных гулянок? Или тогда на сто лет не мытое мутное окно, за которым жизнь кажется еще более поганой и безнадежной, чем есть на самом деле? Не-е-ет. И хотя все эти неприятные обстоятельства можно легко исправить с помощью парочки незатейливых заклинаний, Сириус никогда не уничтожит это беспощадное напоминание о собственной темной стороне. Тем более, он редко здесь проводит время, разве что ночь, а в такое время ему решительно нет никакого дела до окружающего болота. Точно: не дом, а крыша.
Сириус резко опускает взгляд на настенные часы — уже должно светать — и вновь переводит на потолок. Чистый, между прочим, белый, без единой трещины. Идеальный. Это его внутренний свет, его небо. Такое близкое, казалось бы, но рукой никак не дотянуться. Ему всегда нравилось воображением рисовать на нем лица своих друзей, которые всегда улыбаются. Ему. В такие моменты Сириусу хочется зажмуриться от внезапно ударившего в голову счастья. Да, он псих. Псих, который готов набить морду любому, кто скажет, что такого не бывает…
* * *
Сириус оглядывается в переполненном неуютном баре, держа в руках стакан с коричневатой жидкостью. Несмотря на то, что на улице еще белый день, он оказывается далеко не одинок в своем решении напиться. Вокруг идет война, и люди боятся выходить по вечерам. А может, просто здешнее заведение собирает только последних босяков, которым все равно, когда и где заливаться.
Сириус неприятно морщится, когда кислая дрянь обжигает горло. Надо же, сколько раз сюда заглядывал, а все никак не может привыкнуть к дешевому алкоголю. Но пить в одиночестве огневиски он себе не позволяет, разве что в крыше, но даже там его друзья обычно всегда с ним…
Время бежит незаметно. Наверно, Сириус уже успел проспаться, потому что за окном на город опускаются сумерки. «Прекрасно», — думает он. Нет ничего лучше забытья, когда в голову лезут омерзительные и ледяные до дрожи мысли. Особенно теперь, когда ему известно о смерти Регулуса.
Как только Сириус узнал, что брат убит, внутри него вскипела неимоверной силы злость и ненависть к самому себе. Ведь они даже по-хорошему не попрощались, не посмотрели в глаза друг другу, не улыбнулись скупо, как раньше, в школе. Но хуже всего — он понимает, что виноват. Именно он виноват в том, что брат погиб...
Сириус встряхивает головой, прогоняя дремоту. Пора уходить. Медленно поднимаясь, он расплачивается и, прихватив черную кожаную куртку, выходит из бара.
Ничто не приносит большей свободы, чем прогулка на мотоцикле. И Сириус чувствует себя нереально, нет, охуительно свободным, когда руки крепко держат руль, волосы развеваются от бешеной скорости, а вокруг ничего не видно, кроме серой, подсвеченной фарами дороги. Но полный экстаз на него накатывает, когда он на несколько секунд отпускает руль и протягивает руки к небу. В такие моменты он безумно кричит, а встречные водители тихо шепчут что-то о самоубийстве. Зря. Сириус всегда безошибочно реагирует, когда начинает терять контроль, и сразу же послушно обхватывает ладонями руль.
Он любит ездить окружными дорогами, потому что там больше места, нет никакого света мелькающих окон — только кровавый закат, почти никого из прохожих, только вот через каждый километр встречаются маггловские полицейские. Вот оно — чистой воды удовольствие. Сириус просто дуреет от ощущения превосходства, когда спасается от погони мигающих машин. Ему даже не нужна палочка, чтобы доказать, что им его ни за что не поймать. Он бежит от закона, но кажется, что от самой смерти. И как только Сириус перестаёт слышать мерзкий звук сирен, он чувствует себя живым.
* * *
Когда наступает непроглядная ночь, в душе Сириуса зарождается страх. Нет, он боится не того, что тьма дотрагивается до его кожи, ему куда ужасней от того, что она медленно и верно проникает под эту самую кожу и заражает кровь. Наверное, именно этот холод всегда испытывает Рем в полнолуние. Поэтому Сириус старается не оставаться один. Он едет в места, где кипит жизнь и просто-таки взрывается от громкой музыки мозг, он ищет беспорядочные связи и наслаждается бешеным ритмом своего сердца.
Так Сириус забывается каждую лишенную друзей и опасных заданий ночь, которую проводит с очередной, едва ему знакомой девицей. И в самые, по его мнению, ужасные часы суток — от трех до пяти — он гортанно стонет, рычит, словно дикий зверь, кусается и без остановки двигается, двигается, двигается…
* * *
Рассвет, как всегда, приносит умиротворение: страшные сны забываются, а мысли переполняются надеждой. Сириус просыпается и по традиции смотрит на потолок. Потом вдруг улыбается и резко вскакивает. Пара минут — и он, принявший душ и одетый, захлопывает входную дверь.
На часах семь тридцать пять. Сириус стоит на пороге и неуверенно стучится. Спустя некоторое время он видит заспанную Лили Поттер, которая недовольно морщится и, наверное, очень хочет послать его к черту. Но проходит секунда, и она дергает его за руку, приглашая в дом.
Вечером Поттеры вернулись с медового месяца. Сириус видит, как глаза Лили искрятся счастьем, когда она подает ему бережно заваренный чай, и с неким удовлетворением чувствует, как это самое счастье разливается и по его венам.
Через минуту спускается Джеймс и крепко обнимает Сириуса, да так, что становится трудно дышать. Тот оттягивает его за непослушные волосы и подмигивает Лили.
— Засранец ты, Блэк! Мы так соскучились…
Сириус блаженно кивает и теперь знает точно, что сегодня не вернется в крышу. Сегодня его небо ближе, чем когда-либо, и он даже может его потрогать. А еще он остро ощущает, что на белом потолке у него появится еще одно улыбающееся лицо — лицо его брата...
Весь день они будут думать о войне, переживать за близких, играть в квиддич, купаться в неглубокой речке, дурачиться и просто смеяться. А вечером придет Рем. Измученный недавним полнолунием, он уснет первым, и Сириус укроет его теплым одеялом. Потом Пит, который принесет школьный альбом и будет до самого утра развлекать своими шутками. А завтра они вместе, точно сумасшедшие, не преминут с размахом повторить свадьбу Поттеров.
Vova
