— Мы с Абрахасом смогли выжить в этом аду, — почти шепотом рассказывала Араминта. — Отец окружил имение мощной защитой, но слуги Гриндевальда и не с таким справлялись. Мать оглушила меня и превратила в старый сапог. Можешь себе такое представить? Обыкновенный поношенный сапог, кто бы мог польститься на такой мусор? Остальным она помочь не успела. Чары спали только через сутки. Я пришла в себя, чтобы обнаружить, что вся моя семья исчезла. Они были убиты Гринделвальдом, об этом я узнала уже после войны. Отец, мать и два брата с их семьями, включая маленьких детей. Геллерт убивал всех, чтобы некому было потом мстить. Весьма продуманная тактика.
"Эльф в подарок", глава 16
*~*~*"...договаривающиеся стороны подтверждают, что инквизиция и преследование волшебников и иных магических рас, совершаются ли они в мирное или военное время, являются преступлением, которое нарушает нормы международного права и противоречит духу и целям международного магического сотрудничества,
решительно осуждают их, признавая, что на протяжении всей истории инквизиция приносила большие потери человечеству, и соглашаются, как это предусмотрено ниже..."
За окном было так же душно, как и здесь, в комнате. Ветер приводил в беспорядок богатые фижмы деревьев и перегонял по небу облака, что не мешало одежде неприятно липнуть к телу, а солнечному сплетению сжиматься, как всегда в тех случаях, если буря уже пронеслась по сердцу адским пламенем, но еще не осознана была умом. Блики тлеющих угольков разглядеть можно было в алмазе, в обрамлении пригоршней пыли смотрящемся довольно странно, и в глазах безучастно глядящей в его сторону темноволосой девушки. И хотя Араминта Блэк даже не шевельнулась в ответ на торжествующий возглас крестника, мгновение спустя зажавшего кольцо в крошечной ручке, их спутница поспешно покинула свой наблюдательный пост у двери. Забирая украшение у малыша, уже тянущего в рот сверкающий камень, она проворчала с притворным возмущением.
— Скоро вы совсем перестанете замечать мир вокруг, милочка. Вести дневник весьма похвально для юной леди, но так вы потеряете кольцо, которое получили от жениха на помолвку! Что тогда вы скажете ему в день свадьбы?
Араминта со вздохом закрыла перепачканный в земле и местами обгоревший альбом. Мадам Малфой она нежно любила, но та мешала ей сосредоточиться.
— Не будет никакой свадьбы.
Циалла Малфой неодобрительно покачала головой. Война забрала ее дорогие наряды, прибавила седых волос в золотистой шевелюре — Араминта помнила, как отчаянно бранила она мужа, мешая крики с рыданиями, когда выяснилось, что им не только нечего съесть на завтрак, но и изумительная пара туфель на высоких каблуках совершенно не подходит для нелегального существования в лесных зарослях — единственное, чего Гринделвальду не удалось лишить одну из самых красивых волшебниц Франции, это надежды.
— Не надо упадничества, — прижала она палец к губам Араминты, предостерегающе понизив голос. — Ваша мать принесла свою жертву не для этого.
Араминту всегда трудно было отнести к стайке восторженных лионских красавиц, для которых предложение руки и сердца становилось отправной точкой в жизни. Союз с Жерменом де Мелифлуа она рассматривала не более, как выгодную сделку. Потомственный зельевар и целитель, темный маг в четырнадцатом поколении, он заслуживал того, чтобы Араминта влюбилась в него исключительно по описанию свахи. Счастье, по глубокому убеждению девушки, процесс сугубо интеллектуальный, воплощали собой родители — Белвина и Эрбер — и пусть отец уже несколько месяцев ходил мрачнее тучи, а мать собрала всю семью в имении, защищенном, пожалуй, лучше, чем пользующийся недоброй славой Нурменгард и никого не впускала в дом, не задав несколько вопросов под прицелом волшебной палочки — они всегда казались Араминте единым целым, на редкость слаженно работающим организмом, для которого все — и мысли, и чувства — существовало в единственном числе. Чете Мелифлуа надлежало повторить путь месье Бурке и леди Блэк — и все же, судьбе было угодно распорядиться иначе.
— Араминта, помни, — пальцы Белвины стальным наручником обхватили запястье дочери, сейчас она казалась совершенно безумной, — ты должна стань невидимкой. Тебя будут искать. В Англию ты не увезешь ничего, кроме своей жизни. Если тебе удастся связаться с Карактакусом или Апполионом, передай им, — на дверь обрушился удар невиданной силы, и все же замок выдержал. Белвина побледнела еще больше и стиснула девушку в объятиях: — Передай, что мне очень жаль. Как только сможешь, беги.
Никогда больше Араминта не переживала таких странных ощущений. Вероятно, так же чувствовали себя несчастные магглы, по ложному обвинению заключенные в темницы и пытаемые посредством дыбы. Кожу вдруг ожгло жаром пламени, а мир перед глазами погрузился в непроглядную тьму. Она не могла дышать и слышать, ни пошевелиться — лишь догадываться, что вокруг сверкают вспышки заклятий, осыпаются разбитые витражи, а Белвина Блэк, бросив последний взгляд на родовое гнездо, выходит во двор, как корону, неся на голове копну вьющихся черных волос.
А затем она беззвучно кричит от боли, когда на ее ладонь с силой наступает грубая подошва солдатских сапог, а затем та же нога раздосадованно отшвыривает ее к стене. Араминта серьезно сомневается, что после этого в ее теле осталась хотя бы единственная целая косточка, но мучение на этом заканчивается. Впрочем, опустившуюся на дом могильную тишину по праву можно считать куда более серьезной пыткой.
От упавшей с подоконника свечи занимаются шторы. Жермен рассказывал, несколько веков назад, когда его предки только перебрались в Лион, в город пришла чума. Впервые после знаменитой охоты на ведьм отчаявшиеся магглы заключили соглашение с местными колдунами и согласились воспользоваться зельем одного из новоприбывших магов. Так Мелифлуа удалось спасти жителей города от неминуемой гибели и получить свой титул.
Об этом затем сложили красивую легенду, в которой фигурировала дева Мария, звон колоколов и огоньки свечей, который в знак памяти зажигались затем каждый год. Теперь украденная у Мелифлуа дань уважения медленно уничтожала все, что осталось от Бурке, и Араминта воспринимала это, как свое личное аутодафе.
Проходят сутки, прежде чем спадают трансфигурационные чары. Хотя Араминта так и не успела закончить Хогвартс, она знает, как никто другой: происходит подобное лишь со смертью автора заклинания. Изуродованная рука невыносимо ноет, но это так незначительно в сравнении с болью в сердце.
Слезы так и не приходят. Вместо этого взволнованный голос матери с жаром шепчет на ухо.
Ты должна стать невидимкой.
"... в настоящем законопроекте под инквизицией понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить полностью или частично группу магического населения:
а) убийство членов такой группы
б) причинение тяжких телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы
в) предумышленное создание для такой группы жизненных условий, рассчитанных на ее полное или частичное уничтожение..."
— Абадон снова ошибся с координатами, — Циалла обеспокоенно гладит по голове заходящегося от плача Абрахаса. — Становится все сложнее изготавливать работающие портключи. В Кордове нас ждал человек Поллукса, а здесь, — она неприязненно оглядывается по сторонам, — пригород Барселоны. Любимый город Софы Долоховой. Тут повсюду люди Гринделвальда.
— Зато в Лионе теперь воюют магглы, — Араминта отбрасывает с лица неровно подстриженные короткие пряди. В терпении и оптимизме она определенно проигрывает мадам Малфой: пусть день ото дня в ее волосах все больше серебристых нитей, та сохранила свои длинные ухоженные локоны. — А наш дом почти наверняка разрушен. И единороги разбежались по лесам.
— У вас были очень красивые единороги, — тепло улыбается Циалла. — Белвина еще девочкой бредила лошадьми. Помню, их с Лизандрой не отвадить было от ипподрома. Отцы всегда брали их с собой и совершенно избаловали.
Араминта изображает вымученную улыбку. Порой она воспринимает мадам Малфой, как свою ровесницу — до того наивными кажутся ее воспоминания о том, что вернуть невозможно.
— Баловство Белвины закончилось на четвертом курсе.
— Бедняжка, — Циалла мрачнеет, и к ней возвращаются ее годы, прихватив с собой еще несколько непрошенных — цену выживания. — Я помню похороны директора. В школе к нему относились предвзято, не понимали... Одному Мерлину известно, как он страдал из-за сестры. Айла, ее муж-маггл, незаконорожденный ребенок... Она намеренно свела брата в могилу.
— Но ведь от того, что бабушка Урсула ее отравила, Финеас Найджеллус Блэк не стал больше, чем портретом на стене и грудой костей в земле, — Араминта прижимает к груди альбом и почему-то думает о Жермене. В весточке от Поллукса Блэка говорилось о публичной казни последнего из Мелифлуа. Гринделвальд последовательно избавлялся от конкурентов — так, чтобы не оставалось способных даже отомстить. Возможно, отца, Белвину и братьев с их семьями он убил своей рукой. Смогла бы Араминта пойти по стопам Урсулы, предоставься ей такой шанс?
У нее до сих пор не было ответов.
— Я помню, Белвина мечтала однажды покататься на лошади Жиля де Кэра, — Циалла постаралась уйти от опасной темы. — Всем родным становилось не по себе от таких идей.
— Правитель загробного царства? — наконец, и Араминте удалось улыбнуться.
В этом была вся ее мать.
— Говорят, лошадь Жиля де Кэра могла целое войско утащить за собой в преисподнюю, — таинственно продолжала мадам Малфой, — стоило лишь бросить поводья. Финн выступил против него с целой армией, но все, что ему оставалось, — это лишь наблюдать за тем, как ее остатки канули в небытие.
Успокоившийся Абрахас завороженно смотрел на мать, старательно прогоняя сон. Араминта вдруг порывисто обняла Циаллу — понимание того, что Малфои — единственное, что осталось от ее некогда многочисленного семейства, стало вдруг нестерпимым.
— Между прочим, я слышала эту историю в пересказе Бейна, — лукаво улыбнулась Циалла. — Помните такого молодого вспыльчивого кентавра, который жил в лесу на границе имения Делакуров? Интересно, что с ним сейчас?... Кентавров ведь преследуют ничуть не меньше нас, а он многим успел насолить.
За дверью послышались грузные шаги, и в темную каморку влетела полная сварливая дамочка с бородавкой на шее. Отвратительная лиловая мантия, обтягивающая ее некрасивую полную фигуру, смотрелась здесь, как вызывающее пятно разъедающей все кругом кислоты.
— Я же предупреждала, я не намерена и дальше укрывать преступников, — взвизгнула она, с ненавистью глядя на Циаллу. — Вы ставите под угрозу все мое будущее, оставаясь в этом доме. Ваш муж давно должен был вернуться! Возможно, его уже арестовали и казнили, а теперь вы хотите и меня утянуть следом за собой?
Циалла слушала эту тираду с царственным спокойствием, а Араминта вдруг почувствовала, как кровь приливает к голове. Невыносимая Кармен Амбридж, жена мелкого клерка из английского министерства, волей судьбы оказавшаяся в закрытой для аппарации Испании во время войны, отчетливо напоминала ей скользкую противную жабу.
— Знаете, совсем недавно я узнала о существовании гринготтских темниц, — с удовольствием прошептала она, не отводя взгляда от маленьких бегающих глазок Кармен. — Там содержат не узников, нет. Когда гоблины строили свои подземные копи, добывая волшебное золото и драгоценные камни, они находили немыслимо ужасных хищных тварей, питающихся камнем... и человеческой плотью.
Кармен неуверенно хлопнула глазами.
— К чему ты рассказываешь мне эти мерзости, девчонка?
— Несколько лет назад род Мелифлуа заключил договор с гоблинами, — невинно сообщила Араминта. — До сих пор волшебники исправно выполняли свою часть сделки. Гоблины, в свою очередь, не только неизменно занимаются повышением их благосостояния, но и, в случае необходимости, используют все находящиеся в их распоряжении ресурсы для обеспечения безопасности своих компаньонов. После помолвки, — она покрутила перед лицом Амбридж рукой с кольцом, — у меня удивительно улучшилась память.
Кармен не сменила выражения лица, но голос ее теперь звучал менее вызывающе:
— Все Мелифлуа мертвы. Твоя помолвка недействительна.
Араминта тихо рассмеялась.
— Нет, иначе я узнала бы по алмазу. Для того, чтобы помолвка стала недействительной, одна из сторон должна по собственной воле расстаться с этим кольцом. А если бы Жермен умер, алмаз бы раскололся.
"... лица, обвиняемые в совершении или содействии инквизиции, должны быть судимы компетентным судом того государства, на территории которого совершено деяние, или международным магическим судом, который может иметь юрисдикцию в отношении сторон, принявших настоящий закон. Смертной казнью в виде поцелуя дементора наказуемы следующие деяния, вне зависимости от того, были ли они совершены магом или магглом:
а) инквизиция
б) прямое и публичное подстрекательство к преследованию магов
в) заговор с целью содействия инквизиции
г) соучастие в преследовании магов..."
— Как тебя зовут? — девочка рассматривает Араминту во все глаза и с особой опаской косится на посыпающего Абрахаса, которого та держит на руках. В Польше они уже третий месяц — срок достаточный для того, чтобы Араминта возненавидела эту страну с непередаваемой страстью.
— Араминта, — церемонии здесь неуместны, она решает обойтись без фамилии. — Просто Араминта.
— А меня Белла, — девочка принимает правила игры. — А он не проснется? Если он заплачет и нас обнаружат...
— Не проснется, не волнуйся, — успокаивает ее Араминта. — У него крепкий сон.
Крепкий сон, усиленный сваренным в кустарных условиях снотворным зельем. Абадон Малфой готовит его для Циаллы, мигрени которой становятся все более серьезным препятствием для их путешествия по военной Европе. Женщина принимает настойку из горьких трав и ненадолго забывается тревожным сном, а муж сидит рядом с постелью из еловых веток и сжимает ее руку. Араминта вспоминает не так давно минувшие времена, когда Александр Долохов хлопал Абадона по плечу и громогласно требовал налить еще его другу, и пальцы так сильно стискивают перо, что оно ломается.
— А что здесь? — Белла кивает на альбом Араминты, а та думает о том, что девочка слишком исхудала. И что в доме тети Лизандры домовики готовят великолепный пирог из миндаля и яблок. И что если им удастся выбраться из этой проклятой страны, она непременно заберет ее с собой, чтобы не говорили Малфои. — О чем ты все время пишешь?
— Я пишу закон, — старается Араминта объяснить как можно более простым языком. — Когда я вернусь домой, я отнесу его в суд. И тогда все те, из-за кого мы оказались в этом аду, пожалеют, что родились на свет.
— Ты хочешь, чтобы их убили? — очень серьезно интересуется Белла. — Они убили моих родителей.
— Моих они тоже убили, — Араминта закусывает губу. Слезы, которым нужно было пролиться еще в день гибели Белвины, затуманили взгляд именно здесь, в подполе какой-то заброшенной землянки, где она и встретила свою новую подопечную. — Вместе с моими братьями и племянниками.
— Почему? — взгляд Беллы вполне мог бы принадлежать человеку, прожившему тысячи жизней. — Они им завидовали?
— Потому что они знали правду, — сквозь слезы улыбается Араминта. — Не каждый способен перенести, когда другой знает тайну, в которую он не посвящен.
Разумеется, Белле ни о чем не скажут имена Гринделвальда и Дамблдора. Даже среди волшебников немногие когда-либо слышали об Ариане. Единственным человеком, с которым Белвина поделилась воспоминаниями о некогда увиденной трагедии, был Эрбер Бурке — тот, кто уже никогда не сможет об этом рассказать.
— Надо же, — удивляется Белла. — И моих убили ровно по той же причине. Они знали правду, не то что эти глупые люди вокруг. Они приходили ко мне, и к брату, и рассказывали о своем Боге, который приказывает все прощать.
— Но как простить Гринделвальда? — забывшись, вслух произносит Араминта. Спохватившись, она виновато смотрит на Беллу, но девочка согласно кивает, словно и без пояснений прекрасно понимает, о чем речь.
— Нельзя прощать злодея, — убежденно произносит она. — Бабушка говорила, что нужно стереть память о них навсегда. И нельзя забывать о том, что они сделали, иначе они непременно повторят это вновь. Бабушка говорила, все это уже было однажды, но мы ничему не научились. Поэтому нам приходится повторять этот урок.
Араминта слушает Беллу и чувствует, как по коже пробегает мороз.
— Сколько тебе лет? — полушепотом спрашивает она, и именно в этот момент в центр подвала аппарирует Абадон. Один.
— Где Циалла? — вскрикивает Араминта.
Белла смотрит на Абадона, как на свершившееся перед ее глазами чудо.
— Ты ангел, да? — с детской непосредственностью интересуется она. Абадон только теперь замечает девочку и неприязненно морщится.
— Араминта, вы с ума сошли? Нам не нужны свидетели.
— Где Циалла? — не слушая, наступает на него Араминта. — Ей нездоровилось, когда мы расстались.
— Она в надежных руках, — Абадон торопливо набрасывает ей на плечи черную мантию на два размера больше. — Здесь нельзя оставаться, Араминта, дом под наблюдением магглов.
— Мы должны взять девочку, — бескомпромиссно отрезает она. — Ее убьют, если обнаружат.
— А если ее обнаружат с нами, убьют всех нас, — Абадон моментально выходит из себя, словно только и ждал повода выпустить пар. — Нас четверо, а палочка только одна — у меня. Хотите взвалить на меня абсолютно непосильную обузу, так еще и грязнокровку?
Он вскидывает палочку, и Араминта закрывает глаза, чтобы не видеть ужаса на лице Беллы.
— Вы же не убьете ее, — произносит она одними губами, но Абадон каким-то образом слышит ее мольбу.
— Разумеется, нет, — презрительно фыркает он. — Хотя это было бы не в пример гуманнее по сравнению с тем, что ее ждет. Увы, непростительные фиксируются моментально, и тогда перед нами будут стоять куда более серьезные проблемы, нежели морально-этического характера. Obliviate!
"Председателю общественного движения по противодействию инквизиции и нарушению прав магического населения,
Араминте Гемме Блэк, маркизе де Мелифлуа.
Уважаемая мадам де Мелифлуа!
Мы рассмотрели ваше обращение в адрес председателя Визенгамота Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора по вопросу признания факта умышленного преследования магических родов Франции и других европейских государств, совершенного, по Вашему мнению, при попустительстве ряда должностных лиц Министерства магии Великобритании, и сообщаем следующее:
По данным Отдела Тайн Министерства Магии преследованиям со стороны сторонников режима ныне заключенного в Нурменгарде Геллерта Гринделвальда подверглись всевозможные слои магического и маггловского населения континентальной Европы, а также ряд рас магических существ, близких к человеческим. Обозначенные вами фамилии в данном реестре не значатся.
По нашему мнению, динамично изменяющаяся реальность ставит перед Визенгамотом новые вызовы, побуждающие к поиску путей внутреннего единства и консолидации в магическом обществе. Противоположная политика, в особенности, призывы к открытым репрессиям против магглов и частных лиц среди волшебников, имеющих прямое или косвенное отношение к трагическим событиям военного времени, может привести к непредсказуемым последствиям, нарушающим с трудом востановленную общественную стабильность.
С уважением,
Мередит Боунс,
исполнительный секретарь Визенгамота"
— ... Поллукс Блэк помог нам уехать. Война продолжалась еще несколько лет. А в Лондоне я почти сразу встретила Жермена. Он тоже остался совсем один. Как видишь, дорогая, в нашей истории не было ничего романтичного, — маркиза едва пригубила чашку черного кофе и тут же отставила ее в сторону. — В этой стране никто не умеет готовить правильный кофе. Как жаль, что домовики Белвины были уничтожены вместе с домом. Теперь на том месте даже трава не растет.
— Но вам же удалось отстроить дом, — склонила голову набок Друэлла Розье. — Купите новых эльфов. Маркиз так любит вас, он будет рад угодить с подарком.
— Девочка, для того, чтобы угодить мне, этот эльф должен обладать поистине человеческим менталитетом, — закатила глаза Араминта. — Хотя я готова дать Жермену шанс. После того, как ему удалось найти меня в Англии, в лавке Карактакуса, я согласна признать, что моему мужу по силам невозможное. Вот о твоем будущем супруге не скажу такого, хоть он и мой родной племянник.
Друэлла натянуто улыбнулась. Пока она еще не до конца понимала, как стоит вести себя с Араминтой. Маркиза то в открытую насмехалась над ней, то отпускала ироничные замечания в адрес Сигнуса. С другой стороны, мать не уставала подчеркивать многочисленные достоинства будущего жениха. После более, чем неожиданной свадьбы Абрахаса Друэлла искренне хотела верить именно матери.
— А еще я думаю, что вы не выдержите долго дома, — мимоходом заметила она. — Если уж вы находили силы писать свой закон даже в лесу, без еды и теплой одежды, преследуемая всеми, спокойная жизнь очень быстро вам надоест.
— Чтобы ты была здорова, — процедила маркиза сквозь зубы и рассмеялась. — Разве не имею я права на свою тихую гавань? Вот Дамблдор, к примеру, считает, что я полный антипод Белвины Блэк, а значит, мне сами звезды велели заниматься домашним хозяйством и не лезть в дела сильных мира сего.
— Я думала, вас впечатлили слова этой польской девочки. Или вы больше не хотите мести?
Араминта ответила не сразу.
— После этого знакомства я начала молиться, — нехотя проговорила она несколько минут спустя. — Хотя я все чаще возвращаюсь к мысли о том, что Абадон не позволил мне услышать нечто очень важное, так торопливо уведя меня оттуда.
— Абадона и Циаллу очень жалко, — Друэлла поджала губы: разговор неизменно возвращался к теме Малфоев. — Даже несмотря на то, что Циалла уже тогда была так больна.
Маркиза повела плечами, будто ей было холодно. В комнате пахло кофе и было слишком жарко для начала апреля.
— Сигнус хочет первого мальчика, — вспомнила вдруг Друэлла. — А я мечтаю о девочке.
— Если ты веришь в предсказания, у тебя их будет предостаточно, — ехидно усмехнулась Араминта. — Элладора рассказала мне о вашем визите в салон гаданий.
— Мерлин упаси, мой муж со мной разведется, — всплеснула руками девушка. — Вполне достаточно одной дочери.
— Ну, как скажешь, — маркиза была очень довольна. Уж она могла быть спокойна за будущее со своим первым и единственным сыном. — Раз уж я буду крестной, предлагаю назвать ее Беллой.
— Беллой? — разочарованно выдохнула Друэлла, — такое простое маггловское имя? Но мадам де Мелифлуа, вы же знаете о традиции Блэков выбирать имена на карте звездного неба. Я рассчитывала на нечто более яркое.
Араминта неодобрительно прицокнула языком. Друэлла Розье напоминала ей себя в молодости. А вот сама она все больше становилась похожей на Циаллу. В чем-то Альбус Дамблдор был прав: Белвину она уважала больше всех на свете, но именно Циалле Малфой была благодарна за то, что она не оставила одного своего сына — и ее, в меру возможности.
— Более яркое? — протянула она и просияла. — Хорошо, тогда назовем ее Беллатрикс.