За окном бушует гроза: надрывная и мощная, пронзительно-яркая из-за ожерелья сверкающих молний и грозно-могущественная в своих раскатах грома. Крупные капли дождя ударяются о стекло и, потоками стекая по нему, создают влажную преграду, отсекающую маленький кабинет от разъяренной стихии.
Он представляется единственным островком спокойствия в этом полубезумном мире. Здесь тепло и уютно: в камине потрескивают дрова, на стенах дремлют старые портреты и настырно тикают часы, так уверенно и равномерно отсчитывая секунду за секундой, что кажется: нет ничего более совершенного. Да и что может быть совершеннее времени?
Минерва сидит в кресле, закутавшись в толстый, связанный еще бабушкой шерстяной плед, и с каким-то особенным трепетным интересом разглядывает портрет, висящий напротив. Изображенный на нем человек смотрит на нее в ответ с нескрываемым удовольствием и почти гордостью.
Портрет и женщина не говорят друг другу ни слова, но что такое слова, когда позади вечность?
* * *
Минерва помнит, как они встретились в первый раз.
Она тогда была совсем еще маленькой девочкой: ей вот-вот должно было исполниться одиннадцать, и, как любой ребенок, Минерва считала, что целый мир лежит у ее ног, до него надо просто дотянуться.
В тот день она стащила у отца волшебную палочку и убежала в рощу за домом, чтобы попробовать колдовать. У всех знакомых детей это уже получалось, а Минерва никак не могла сотворить даже самого простого заклинания. Это очень расстраивало и пугало ее. Но в девочке недаром текла шотландская кровь: доставшийся от предков упрямый и бойкий нрав не позволял ей отступать перед трудностями.
Усевшись под большой раскидистый дуб, Минерва достала из кармана маленькую чашечку из кукольного сервиза и поставила перед собой.
— Wingardium Leviosa!
Чашка даже и не подумала сдвинуться с места. Минерва, ожидавшая немедленного чуда, разочаровано ахнула.
— Не двигается, — прошептала она.
Папина палочка была большой и неудобной, но Минерва только еще крепче сжала ее. Папа говорил: ничто не получается без должного усердия и правильного подхода.
— Wingardium Leviosa! — громче повторила девочка, решив, что заклинанию не хватает ее уверенности.
Ничего не получилось: чашка осталась недвижима. На нее не подействовал ни гневный, ни злой, ни умоляющий тон. Магия никак не хотела приходить на призыв.
— Wingardium! Wingardium Leviosa! — Минерва отчаянно взмахнула палочкой и, когда снова ничего не получилось, бросила ее в несчастную чашку.
Раздался громкий звон: фарфор разлетелся на мелкие осколки.
— Так тебе и надо! — крикнула девочка и, закрыв лицо руками, заплакала.
Все! Теперь ее точно будут считать глупой и бесполезной. Родители разочаруются в ней, а друзья будут сторониться, потому что у всех есть магия, а у нее нет. Минерва заплакала еще громче.
— Разве чашка виновата?
Вздрогнув, Минерва резко обернулась, собираясь высказать пришельцу, решившему нарушить ее уединение, все, что она о нем думает. Но как только она наткнулась на пронзительный взгляд ярко-голубых глаз, то сразу смирила свой порыв. Мужчина был еще довольно молод, однако сеть морщин уже наложила свой отпечаток на его лицо. Он был одет, как волшебник, но Минерве не приходилось встречать его раньше.
— А вы кто? — поинтересовалась она, утирая слезы.
— Альбус Дамблдор, — представился незнакомец, внимательно рассматривая ее с непонятным удивлением. — Я профессор Хогвартса.
Минерва снова всхлипнула.
— А я в Хогвартс не попаду, — обиженно сообщила она.
— Почему? — Дамблдор удивленно приподнял брови. — Из-за какой-то чашки? Не стоит так расстраиваться из-за одного единственного заклинания.
— Не из-за чашки, — покачала головой Минерва. — У меня вообще не получается колдовать. Наверное, я сквиб, и родители меня выгонят из дома, когда узнают.
— Ну, зачем же так категорично? — покачал головой Дамблдор.
— Но у меня, правда, не получается!
— Уверена?
— Да!
Дамблдор достал палочку и одним взмахом восстановил чашку.
— Ну-ка, давай. Повтори, — предложил он. — А я посмотрю.
Минерва неохотно подняла папину палочку. Ей не хотелось выглядеть глупой перед преподавателем из Хогвартса, но он был так уверен в том, что у нее все получится… а вдруг?
— Wingardium Leviosa!
Минерве показалось, что чашка вот-вот сдвинется, но… секунды шли, а фарфор оставался на месте.
— Видите, — вздохнула Минерва.
— Ничего особенного я не увидел, — признался Дамблдор. — Да, у тебя не получаются чары левитации. Но на свете тысячи заклинаний.
Минерва посмотрела на него как на глупого.
— Wingardium Leviosa — самое легкое! — напомнила она. — С него все учатся.
— Ну и зря, — Дамблдор уселся рядом с Минервой. — У каждого волшебника есть такие заклинания, которые получаются хорошо или плохо. Я вот, например, совершенно не умею готовить, — он достал из кармана леденец и протянул его Минерве. — Хочешь?
Девочка с любопытством посмотрела на конфету у себя в руках.
— А у моего папы плохо получается трансфигурация, — радостно вспомнила она. — Он даже не смог сделать маме столик, когда она однажды попросила.
— Вот, — улыбнулся Дамблдор. — А у тебя, может быть, не получается Leviosa, — он протянул Минерве свою палочку. — Попробуй моей. Трансфигурируй чашку во что-нибудь.
Минерва с благоговением взяла чужую палочку: длинную, гибкую и очень гладкую. Может быть, Дамблдор прав? И сейчас все выйдет? Уверенность постепенно возвращалась к Минерве, и она с надеждой посмотрела на чашку. Правда, тут же одернула себя, вспомнив, что не знает ни одного заклинания трансфигурации. Признаваться в этом Дамблдору ей было страшно. А вдруг он отнимет палочку? И тут Минерва вспомнила, как мама однажды для нее применяла одно.
— Lupeefors!
Чашка лишь немного подпрыгнула на месте.
— Зачем же ты так кричишь? — покачал головой Дамблдор. — Это магия, она не любит шума. Ты должна поверить, что сможешь, и не приказать, а попросить, тогда магия придет.
— Хорошо, — кивнула Минерва, ободренная этими словами. — Я попробую.
Встав напротив чашки, она пару раз глубоко вздохнула, вспомнила, как весело выглядел кролик, которого наколдовала ей мама, и, сосредоточившись, тихо сказала:
— Lupeefors.
Сначала ей показалось, что все осталось по-прежнему. Но внезапно фарфор звонко треснул, покрылся шерстью и через секунду стал маленьким карликовым кроликом.
— Получилось! — Минерва радостно захлопала в ладоши. — Профессор Дамблдор, получилось!
Дамблдор довольно улыбнулся в ответ.
— Вот видишь, а ведь это заклинание очень сложное.
Минерва счастливо подхватила кролика на руки и прижала к себе.
— Спасибо большое, — поблагодарила она. — Теперь я точно поеду в Хогвартс.
— Я в этом не сомневался, — Дамблдор достал из кармана небольшой конверт, запечатанный яркой печатью. — А вот и твое приглашение.
* * *
Белая нить воспоминания медленно опускается в омут памяти. Минерва с грустью следит, как оно сливается с остальными, образуя серебристо-голубую пленку. И нарисованный Дамблдор — тоже…
Минерве кажется, что с того момента прошло совсем немного времени, и она еще ощущает аромат летних трав, теплоту палящего солнца и мягкость свежей травы… а еще чувствует то счастье, которое подарила ей первая встреча с Дамблдором.
* * *
С самого утра Минерва была сама не своя. Несмотря на то, что она с детства знала, что же такое Хогвартс, он казался ей сказочным местом. Возможно, Минерва слишком долго боялась не попасть туда и до сих пор до конца не могла поверить: она действительно сидит в поезде, а в кармане у нее лежит ее собственная волшебная палочка.
— Тебе страшно?
Минерва вздрогнула от неожиданности и удивленно посмотрела на светловолосую девочку, сидящую напротив. Они только что познакомились. Пенелопа Помфри, так ее зовут, кажется.
— Что?
— Ну, тебе страшно?
Минерва пожала плечами.
— Почему мне должно быть страшно? — гордо поинтересовалась она.
Ее соседка всплеснула руками и начала страстно рассказывать.
— Ты что! Нас же сейчас будут распределять по факультетам! Разве ты не боишься, что попадешь в какой-нибудь Хаффлпафф? Мои родители будут очень недовольны, они сказали, что их устроит только Слизерин!
Минерва про себя порадовалась: отец был так счастлив проявившейся, наконец, магии дочери, что совершенно забыл о факультетах.
— Нет, — ответила она. — Мне все равно, главное, чтобы учиться было интересно.
— Везет тебе, — вздохнула Помфри и начала что-то рассказывать про свою семью и их отношение к хогвартским факультетам.
Минерва слушала ее в пол-уха, а сама думала, что немного слукавила. Ей действительно было все равно, где учиться, главное, чтобы рядом с Дамблдором. После его отъезда она не раз вспоминала о нем и часто представляла себе, что сможет показать профессору все, чему научилась за это время. А научилась она многому. Как только родители купили ей палочку, Минерва тут же засела за учебники и сейчас могла с уверенностью сказать, что уж в Трансфигурации она явно знает гораздо больше своих ровесников.
— … назначили профессора Дамблдора. Мои родители считают, что это не самое правильное решение, и поэтому Гриффиндор для меня нежелателен.
— Что? — вздрогнула Минерва.
Помфри немного обижено нахмурилась.
— Я говорю, что на Гриффиндоре новый декан — профессор Альбус Дамблдор. Папа рассказывал, что с этим именем связано много пугающих легенд. Сестра Дамблдора — Ариана умерла при очень странных обстоятельствах.
— Значит, я хочу в Гриффиндор, — решила Минерва, пропустив мимо ушей последние слова Помфри.
— А вдруг он плохой?! — возмутилась та.
— Он хороший! — уверенно возразила Минерва и рассказала о своей встрече с Дамблдором.
— Тогда он, наверное, и правда нормальный, — согласилась Поппи после недолгого молчания. — А ты покажешь мне, что умеешь?
До самой школы они разговаривали о магии и заклинаниях… а в Большой Зал вошли, уже держась за руки.
Минерва сразу увидела Дамблдора. Он сидел недалеко от директора и с улыбкой смотрел на нее, словно подбадривая и успокаивая. Переборов неожиданное смущение, Минерва помахала ему рукой. И совершенно неожиданно получила в ответ приветственный кивок.
— Ты ему нравишься, — уверенно заключила Помфри.
— Ой, Поппи, перестань, — отмахнулась Минерва, краснея. — Что за глупости ты говоришь!
Однако слова были ей приятны.
Началось распределение. Глядя, как другие дети по очереди подходят к шляпе, Минерва с ужасом думала, что в Гриффиндор ее, скорее всего, не направят. Просто потому, что она хочет туда. По закону подлости…
— Минерва МакГонагалл.
Минерва испуганно вздрогнула и, вместо того, чтобы просто пойти к шляпе, посмотрела на Дамблдора. Тот уверенно кивнул в ответ, одним этим кивком отметая все сомнения девочки. Благодарно улыбнувшись ему, она смело направилась к табуретке. Шляпа даже не успела коснуться ее головы, а на весь зал уже прозвучало:
— Гриффиндор!
Минерва радостно заулыбалась и, соскочив со стула, направилась к своему столу. Новые одноклассники одобрительно хлопали ей в ответ.
Девочка была счастлива. Она даже не стала расстраиваться, что Поппи Помфри отправилась в Хаффлпафф. Их дружбе это не помешает!
* * *
Серебристая нить воспоминания медленно опускается в омут памяти. Минерва счастливо улыбается, глядя в него. Улыбается так, как не улыбалась уже очень давно: по-детски радостно и открыто. Вкус того самого, первого в жизни школьного пудинга, еще ощущается на языке, она еще помнит те разговоры, знакомства.
Кажется, что, как и тогда, впереди еще целый мир с его неожиданными открытиями и необыкновенными чудесами. Впереди еще жизнь…
Минерва поднимает глаза к картине, мечтая хоть чуть-чуть передать свою радость тому, кто ее подарил. Дамблдор улыбается, но в глубине его глаз грусть.
* * *
В первый раз Минерва влюбилась на пятом курсе. Она — лучшая ученица Хогвартса, староста. Он — Минерва даже не хочет вспоминать его имени — хулиган, самый, как ей тогда казалось, симпатичный парень школы, за которым бегали все девочки старше третьего курса. Никто не понимал, как они могли сойтись, ведь у них не было ни единой точки соприкосновения. Им пророчили быстрое расставание, но Минерва была слишком счастлива, чтобы кого-то слушать.
Это случилось перед самыми экзаменами. Минерва прогуливалась по школе и случайно увидела, как ее любимый целуется с одной из младшекурсниц. Это было так обидно, так внезапно и так противно, что Минерва никак не могла прийти в себя. Она спряталась в старом заброшенном классе и, закрыв дверь на замок, громко плакала навзрыд. Ей казалось, что стоит ей выйти за порог, и все сразу же начнут смеяться над ней, издеваться над ее горем.
— Не стоит плакать о глупостях.
Минерва вздрогнула и удивленно посмотрела на Дамблдора, протягивающего ей платок. Дверь все еще была закрыта.
Минерве внезапно захотелось наорать на профессора, выплеснуть всю боль, все свое несчастье! Чтобы он тоже понял, как ей сейчас плохо. Но это был Дамблдор — человек, который всегда ее поддерживал, и мнением которого она так дорожила. Поэтому Минерва просто тихо спросила:
— Как вы вошли?
Дамблдор улыбнулся.
— Разумеется, через дверь, — он присел рядом с Минервой. — Не стоит жалеть о прошедшем, — уверил профессор, стирая с ее щек слезы.
— Но… — Минерва всхлипнула. — Теперь ведь все будут смеяться.
— Тебя расстраивает только это? — спросил Дамблдор. — Потому что если это так, то я совершенно не понимаю, что ты делаешь здесь.
— Почему?
— Потому что проблемы нет, — Дамблдор погладил Минерву по голове. — Разве так уж важно: будут ли смеяться незнакомые тебе люди? Главное, чтобы понимали те, кто тебе действительно важен.
Минерва задумчиво кивнула. В школе ей по-настоящему было важно мнение только Дамблдора и Поппи. И Дамблдор был сейчас с ней, а Поппи давно уже говорила, что из этих отношений ничего не получится.
— Спасибо, профессор…
— Я всегда рядом, Минерва, — шепнул Дамблдор. — Если тебе что-то нужно, просто позови…
* * *
Улыбка Минервы становится немного грустной. Воспоминание медленно опускается в омут памяти. Оно еще не смешалась с остальными, а Минерва уже готовится к следующему: самому страшному дню в ее жизни. Руки трясутся. И она поднимает глаза в поисках поддержки. Дамблдор смотрит на нее ободряюще. Ни одного слова снова не звучит в тихом кабинете директора Хогвартса…
* * *
Минерва в тот день ездила в Хогвартс: ей необходимо было взять у Дамблдора кое-какие книги. Ее пригласили работать в Министерство, и она собиралась обновить в памяти знания, которые подзабыла за время материнства. Ее жизнь была прекрасна: любящий муж, прелестная пятилетняя дочка, дом, а теперь еще и престижная работа. Аппарировав к дому, Минерва ожидала, что малышка Джалинн сейчас выбежит ей навстречу, радостно пересказывая все, что успела сделать за день, а Эдвард сегодня обещал приготовить праздничный ужин в честь дня их свадьбы…
В нос ударил едкий запах сгоревшего дерева, глаза мгновенно заволокло дымом, а в горло попал пепел. Минерва испуганно замерла. Тысячи мурашек пробежали по спине, а ужас сковал тело, перехватив дыхание.
Дома не было, от него остались только закопченные развалины, полыхавшие ярким магическим огнем. Столб черного дыма уходил высоко в небо, где-то там смешиваясь с меткой самого опасного волшебника того времени: Гриндевальда.
Минерва медленно сделала шаг к дому. Словно молния в мозгу мелькнуло понимание: ее близкие мертвы. Ее маленькая светловолосая малышка, так похожая на отца…
— Не-ет!
Минерва, не отдавая себе отчета в том, что делает, бросилась к дому, намереваясь искать ребенка, тушить пожар голыми руками, делать хоть что-нибудь!
Кто-то больно схватил ее за плечи и, развернув, прижал к себе.
— Нет! Пустите меня! — Минерва попыталась оттолкнуть державшего ее человека. — Там моя дочь! Там мой муж! Пустите!
Сухие рыдания, разрывающие горло и легкие, прерывали ее крики, но хватка не ослабла ни на секунду.
— Да пустите же! — Минерва из последних сил дернулась к горящему зданию. — Пустите, пожалуйста! Прошу-у-у-у…
— Им уже не поможешь.
Перед глазами Минервы все плыло, но этот голос она узнала бы из тысячи.
— Профессор?
Дамблдор посмотрел ей в глаза, словно гипнотизируя.
— Им не поможешь, Минерва, — сказал он просто. — Они мертвы.
— Нет... нет… нет… нет. Этого не может быть. Нет! Ведь не может же? Правда? — Минерва, словно сумасшедшая, мотала головой. — Правда?
Дамблдор глаз не опустил.
Это был, наверное, самый страшный момент в жизни Минервы. Момент, когда она позволила себе признать, что ее ребенок и муж мертвы… Мертвы!
— Не-е-е-ет!
Голова закружилась, ноги стали ватными, сил стоять уже не было. Дамблдор крепче прижал ее к себе, спасая от неминуемого падения.
— Все будет хорошо, — прошептал он. — Все будет хорошо. Я заберу тебя к себе. В Хогвартс. Все будет хорошо.
Минерва его уже почти не слышала…
* * *
Слезы текут по щекам. Они соленые с привкусом горя и утраты. Минерва раздраженно смахивает их, но они снова неконтролируемо наполняют глаза. Она до сих пор чувствует себя виноватой за то, что тогда не осталась дома. Сейчас эта боль не так сильна, как раньше, но она есть, и от нее никуда не деться.
Порой Минерва видит сны о своих родных. Они приходят к ней и рассказывают какие-то ничего незначащие истории. А Минерва слушает, всеми силами стараясь продлить эти мгновения как можно дольше.
Дамблдор на картине протягивает к ней руку, словно стараясь, как и в тот раз, прижать к себе, чтобы поддержать и ободрить. Но не может: слишком многое стоит между нарисованным миром картины и реальностью.
* * *
Следующее воспоминание менее трагичное, но не менее болезненное. Этот разговор произошел в год смерти Дамблдора.
— Почему? Почему ты мне ничего не сказал? — Минерва раздраженно передернула плечами. — Я же не простой прохожий!
— Так надо.
Дамблдор спокойно отложил в сторону какие-то бумаги. Впрочем, в то время он всегда был спокоен. И если бы Минерва не провела рядом с ним много лет, то она вряд ли заметила бы едва заметные изменения: на лице появились следы усталости, в уголках глаз залегли скорбные тени, он словно готовился к чему-то страшному. Последнее время Дамблдор почти не спал, мало ел, и Минерва часто видела его в компании с Северусом. Не то, чтобы она не любила Снейпа… Нет! Скорее, она его опасалась, слишком уж многое скрывало его прошлое.
— Надо? — Минерва обхватила себя руками. — Ради чего? Ты здесь нужен здоровым! Поттер без тебя не справится!
— Гарри — умный мальчик. Он справится.
— Я не сомневаюсь, что он умный. Но он еще слишком молод!
— Не начинай, пожалуйста, — отмахнулся Дамблдор, тяжело опускаясь в кресло. — Северус дает мне лекарства. Болезнь можно остановить на некоторое время. А когда все закончится, я буду лечиться.
Минерва обеспокоено нахмурилась, накрывая его пледом.
— Альбус, тебе не кажется, что ты слишком доверяешь ему? Он был приспешником Сам-знаешь-кого.
— Все в порядке, — покачал головой Дамблдор. — Я доверяю ему, как самому себе. Не волнуйся.
— А мне?
Они на несколько секунд замолчали, глядя друг на друга.
— А тебе даже больше, чем себе, — улыбнулся Дамблдор. Он ласково погладил Минерву по щеке. — Ты будешь замечательным директором.
— Ох, ну и шуточки у тебя, — покачала головой Минерва. — Ты у нас директор Хогвартса, а не я.
* * *
Это воспоминание темно-серебристое, непохожее на все остальные. От него пахнет горечью обмана.
— Почему? — Минерва с интересом смотрит на Дамблдора.
Человеческий голос, чуждый этому пространству, мгновенно уничтожает атмосферу таинственности и горечи. Дамблдор пристально смотрит на Минерву, словно не решаясь ей в чем-то признаться.
— Что «почему»? — уточняет он, наконец. — Почему я не сказал тогда тебе? Просто не хотел тревожить и заставлять волноваться.
— Я все равно волновалась, — качает головой Минерва. — Может быть, мне было бы проще пережить все это, если бы ты рассказал… — она перебивает себя. — Но я не об этом. Я все пытаюсь понять: почему я? Почему ты тогда, на поляне, подошел ко мне?
Дамблдор молчит, задумавшись о чем-то.
— Альбус? — напоминает о себе Минерва.
Дамблдор тяжело вздыхает.
— Я слышу тебя, — он приподнимается. — Подойди, пожалуйста, к столу, — просит он.
И Минерва тут же встает с кресла.
— Нет-нет, то, что мы ищем, не в столе, — останавливает ее Дамблдор, когда она уже протягивает руку к ящикам. — Под клеткой, где жил Фоукс. Там есть небольшое углубление. Посмотри.
Минерва послушно делает то, что он говорит. В углублении лежит маленький медальон.
— Открой, — просит Дамблдор.
Крышечка со щелчком открывается… Это портрет. Если бы не незнакомая одежда, Минерва решила бы, что это она изображена на нем. Приглядевшись, она замечает и другие отличия, но сходство поразительно.
— Твоя сестра, — догадывается Минерва. — Ариана.
— Да… она.
Минерва кивает, внимательно разглядывая незнакомую ей девочку. Девочку, чью жизнь она прожила. Дамблдор смотрит на нее с гордостью, словно она сделала что-то знаменательное.
Они больше не говорят друг другу ни слова, но что такое слова, когда позади вечность? Вечность, бережно хранимая в воспоминаниях…
Vova
