В память о детстве

Сегодня выдался на редкость неудачный день. За окнами моросит нудный дождик, у эльфов все валится из рук, и один из них умудрился разбить мой кубок: из тончайшего хрусталя — трофей за блестящую победу в квиддичном матче, а у отца с утра дурное настроение. Он, естественно, срывает его на мне. Я самый подходящий объект для плохого настроения отца. Не пустил меня к Лестренжам и заявил, что мне нужно готовиться к ТРИТОНам. Я долго недоумевал, что это с ним. Обычно эта глупая школа, кроме раздражения, у него ничего не вызывает, и я доучиваюсь в ней только по воле моей бедной матушки, которой вот уже два года, как не стало.

А к вечеру я выяснил причину всех неудач, обрушившихся на мою голову. Из допотопной кареты, запряженной Тестралами, среди мокрых серых нитей дождя я увидел женскую фигурку и мальчика, лет десяти.

Отец вышел к ним навстречу, что с ним случается крайне редко. Мне было велено не высовываться из своей комнаты. Он всерьез считает, что будет помыкать мной, уже взрослым человеком, как неразумным ребенком? Естественно, я прокрался к его кабинету, где он заперся с посетителями, и подслушал интереснейшую беседу.

— Эйлин, я знаю, что наши предки давали обет помогать друг другу в беде, но твоему поступку нет оправдания. Ты должна была понимать, что жизнь с грязным магглом не принесет тебе ничего, кроме несчастий, и теперь ты только пожинаешь плоды своей глупости.

— Я уже успела раскаяться, Абрахас. Не мучай меня, только скажи, возьмешь ли ты мальчика. Родители не пускают меня на порог. Для них мой сын — знак их бесчестия. Для тебя — возможность подняться в глазах общественного мнения.

Долгое молчание было ответом бедной женщине, голос которой мне понравился: звучный и глубокий. Потом отец ответил:

— Хорошо, я возьму его. До совершеннолетия. Но ты должна понимать, что здесь с ним тоже никто не собирается нянчиться.

— Спасибо, Абрахас. Где угодно ему будет лучше, чем там...

Я понял, что разговор подходит к концу, и медленно направился в сторону своей комнаты.

* * *

Мальчика я увидел за ужином. На редкость некрасивый и неопрятный ребенок. И ел он неаккуратно и торопливо. Отец совершенно не делал ему замечаний, только хмуро посматривал в его сторону. Я украдкой наблюдал за родителем, пытаясь понять, как мне обращаться с этим несчастьем. Мальчик уронил вилку, которую, казалось, видел впервые.

— Люциус, научишь его пользоваться столовыми приборами, — «осчастливил» меня отец первым поручением. Я с самого начала подозревал, что кроме неприятностей ничего не ждет меня в обществе этого недоразумения.

Я научил его обращаться с ножом и вилкой, объяснил, что пользоваться зубной щеткой нужно не перед каким-нибудь важным событием или торжеством, а каждый день и дважды. Надо отдать ему справедливость — он все схватывает на лету, слушает очень внимательно. Он бы казался мне забавным: когда он послушно следует моим указаниям, у него становится такое серьезное взрослое личико, и даже его огромный носище — по-моему, раза в четыре больше, чем положе иметь ребенку его возраста — перестал представляться мне таким уж уродством. Но мне все время кажется, что от него дурно пахнет. Очищающих заклинаний, которые я на него наношу, когда к нему приближаюсь, явно недостаточно. Он напрасно считает, что мыться каждый день не обязательно. Мерлин! Где отец откопал это сокровище? Они с матерью жили на помойке? Не могу сказать, что возиться с ним доставляет мне удовольствие, но отец никуда меня не выпускает из дому и мне просто нечем заняться. Во всей этой истории есть и положительный момент: я сделал открытие, что читать учебники увлекательнейшее занятие. По крайней мере, обнаружив меня в библиотеке, отец не станет упрекать меня в том, что я не занимаюсь с «Северусом».

Надо же, какое красивое имя дали такому замухрышке. Родитель вбил себе в голову, что из этого мальчишки нужно сделать приемлемого члена магического сообщества. Могут нагрянуть журналисты, и Снейп должен выглядеть ухоженным и довольным жизнью. Насчет второго... Я сильно сомневаюсь, что кислая носатая физиономия, с огромными, будто блестящими от непролитых слез глазами, сможет убедить кого-либо, что малыш захлебывается от свалившегося на него счастья.

Что же касается опрятности...

То мне удалось затащить его в ванную комнату и вымыть.

Когда он понял, куда я его привел, он впал в странное состояние. Мне казалось, что Снейп сейчас упадет в обморок, однако он подчинился моему приказу «раздеться». При этом так дрожал, что мне надоело ждать, когда же он справится со своими бессчетными мелкими пуговичками, и я применил раздевающее заклинание.

Я поразился, какой же он тощий! Хотя, должен признать, я не ожидал, что он настолько хорошо сложен. Пожалуй, со временем он превратится в длинноногого стройного юношу, вполне в моем вкусе, если забыть об его носе и угрюмом выражении болезненно бледного лица.

Пока я его рассматривал, Снейп смотрел прямо перед собой, и я решил бы, что он впал в кому, если бы не знал точно, что в этом состоянии не возможно держаться на ногах.

— Ты думаешь, я съем тебя, Северус?

Никакого ответа. Мне пришлось потянуть его за руку в душевую. Не знаю, почему у него такая реакция на воду, но в душ мне не удалось его затащить, равно, как и в ванну. Пришлось мыть его из тазика. Точнее мылся он в основном сам, внезапно успокоившись и подчиняясь моим командам. Наверное, я забавно выглядел со стороны, суетящийся подобно заботливой нянюшке вокруг не поднимающего на меня глаз хмурого ребенка. Если бы меня увидел кто-нибудь из моих знакомых, то решил бы, что я совсем спятил. Пожалуй, меня не засмеяли бы только из их презренного страха перед моей фамилией и связями. Мне же было не до смеха. С меня сошло семь потов, пока я научил Снейпа нормально пользоваться банными принадлежностями. Магию мне больше не пришлось применять: он беспрекословно следовал моим указаниям.

Если я говорил ему сильнее тереться мочалкой — он тут же, пыхтя от усердия, надавливал на нее и яростно водил ею по коже, оставляя красные полосы. Голову я, преодолевая брезгливость, вымыл ему сам. Потом завернул мальчика в огромный взрослый халат, привел в свою комнату и нашел кое-какие шмотки, заклинаниями подогнав их под его размер.

Я подвел ребенка к огромному зеркалу в спальне и продемонстрировал ему его чистенькое отражение. Надо сказать, даже мне он показался очень хорошеньким в новой белоснежной рубашке и бархатных бриджах. И тогда он улыбнулся моему двойнику в серебристой глубине. Не знаю почему, но я вспыхнул, как застенчивая девица, в ответ на его полный благодарности взгляд. Мне вдруг стало так тепло и уютно, как бывало только, когда была еще жива моя матушка.

Сегодня я ускользнул через камин в библиотеке в гости к Блэкам. Я люблю там бывать, но только из-за одного члена их многочисленного семейства — Андромеды. Там есть еще младшие Блэки: Регулус, Сириус и Нарцисса. Всех троих я не переношу. Я вообще не люблю детей, и со стороны судьбы было крайне жестокой шуткой повесить мне на шею этого Снейпа.

Да, у них есть еще Бэлла. Полная дура. Закончит свою жизнь в клинике святого Мунго. Она выслеживает нас с Андромедой и бежит докладывать родителям, о том, что я опять без спросу появился в их доме. Если мне придется на ней жениться, то первое, что я сделаю — куплю цепь и намордник. Не знаю, как они ее переносят. У нее на редкость злобный мстительный характер, нездоровая тяга к интригам, которые она устраивает из ничего.

С Андромедой мы просто друзья. Ее нельзя назвать красивой, но она очень спокойна и умна. Я часто рассказываю ей о своих проблемах, а она помогает мне их разрешать. Никогда еще не было, чтобы ее совет оказался неправильным. Проведение послало ее в это семейство для равновесия — не иначе. Там все остальные буйные, включая младших братьев. Впрочем, Нарцисса производит впечатление адекватного ребенка, но она слишком еще мала, чтобы судить наверняка.

Да, я решил посоветоваться с Андромедой насчет Снейпа. Как мне вообще себя с ним вести. Дело в том, что он постоянно ходит за мной и даже стал прокрадываться в библиотеку. Точнее он стоит под дверью, и я чувствую спиной его взгляд. Что ему от меня нужно? Мне иногда бывает откровенно жутко от этой загадочной слежки.

— Снейп... Это маггловская фамилия. Удивительное благородство со стороны твоего отца взять в семью ребенка подобного происхождения, — задумчиво бормочет Андромеда.

Мы сидим в беседке, скрытые кустами бузины. Ее листья уже почти совсем облетели, и наше убежище ненадежно, но я так соскучился по обществу нормального здравомыслящего человека, что даже если перед нами возникнет Бэлла, с перекошенным от злорадного торжества лицом, я не пожалею, что выбрался сюда. Как же хорошо сидеть здесь на удобной деревянной скамеечке и смотреть, как бесконечным разноцветным дождем, вспыхивая в осенних лучах солнца, падают листья, добавляя свежих красок в поблекший ковер, устилающий засыпающий на зиму сад.

Я поворачиваю голову в сторону Андромеды. Она пухленькая и очень уютная, почему-то она напоминает мне мою мать. Наверное, своими спокойными серыми глазами и нежным журчащим голоском. Я отстраненно замечаю, что ей очень идет ее новое изумрудного шелка платье и вспоминаю, что даже не сделал ей комплемент. Но уже поздно, поэтому я просто отвечаю ей:

— Он полукровка. Его мать — скандально известная Эйлин Принс, которая в свое время наделала столько шуму в магическом сообществе, выйдя замуж за маггла.

Я замолкаю, вспоминая, что был тогда еще совсем малышом. Отец был вне себя от поступка этой женщины и так возмущался, что мать сильнее прижимала меня к груди, будто боялась, что его гнев каким-то образом обрушится и на нас.

— Эйлин Принс? И ее брак оказался неудачным? Бедняжка, стольким пожертвовала, и все оказалось напрасным.

— Андромеда, мне не интересны мотивы поступков его матери, которая была настолько глупа, чтобы страсть затмила ее рассудок. Я никогда не понимал таких людей и не желаю понимать. Ты хорошо разбираешься в людях. Объясни мне, что этому Снейпу нужно от меня? Он просто не дает мне прохода. Я скоро не выдержу и превращу его во что-нибудь, только боюсь, что это в любом случае будет нечто настолько омерзительное, что эльфы выбросят это из дома!

Андромеда укоризненно качает головой.

— Люциус, ты вовсе не такой злой, каким пытаешься казаться. Если бы тебе было наплевать на бедного мальчика, ты бы не замечал его присутствия. Он же все время молчит и ведет себя очень тихо, как ты рассказывал. Во всем тебя слушается. Ты стал привязываться к нему...

— О, Мерлин! Андромеда, ты вечно приписываешь мне те чувства, о которых я не имею представления. Где ты нахваталась всего этого? Привязанность... Да он просто действует мне на нервы!

— Когда ты стал замечать, что он стремится быть рядом с тобой?

— Спустя недели две после его появления у нас.

— А до этого он держался от тебя подальше?

Я задумываюсь. Не помню я, где он был. Я занимался своими делами, а его не замечал. Может, он все время крутился возле меня, тихоня проклятый!

— Не понимаю, к чему ты клонишь...

— Попробуй заговорить с ним не только касательно его внешнего вида или поведения, а просто удели ему немного человеческого тепла.

— Какого тепла? — холодно спрашиваю я, окончательно раздражаясь.

Но Андромеда улыбается и берет мою руку в свою. Никому я не позволяю такой фамильярности, но от нее я это принимаю спокойно. Мне все время кажется, что она что-то знает обо мне такое, что я и сам о себе не знаю. Вот и сейчас, она только коснулась моей руки, и я уже понимаю, что она права. Мне чертовски одиноко в нашем проклятом имении, и этот Снейп стал что-то значить для меня. Я даже не могу сказать, что именно, но на самом деле меня угнетает даже не то, что он меня преследует, а то, что все время молчит и почти никогда не улыбается. Я привык, когда мне подчиняются и люблю это, но... не с таким же убийственно безропотным выражением лица. В конце концов, он мой брат. Кажется троюродный. Да, у меня море троюродных братьев — все чистокровные волшебники связаны родственными узами, но ни один из них не живет со мной под одной крышей, и ни один из них еще не был мне так... не безразличен

— Люциус, ты должен навестить миссис Снейп и взять у нее учебники для Северуса.

— Учебники? Но я же мог купить ему их вчера на Диагон Аллее...

Это было ошибкой. Спорить с отцом, даже возражать ему никогда не было мудрым поступком, поэтому, когда боль от Круциатуса скрутила меня, заставив упасть на пол, я проклинал только собственную глупость.

Кстати, я не понимаю, почему вокруг этого заклинания столько шума? Оно действительно заставляет испытывать пронзительную боль, но я бы не сказал, что к ней нельзя привыкнуть. Или отец наказывает меня нежно, так сказать, по-родственному? Нужно будет уточнить этот момент до того, как я стану сторонником Темного Лорда.

Разговор проходил в библиотеке, и я, конвульсивно дергаясь, закатился под журнальный столик. Когда мои нервы перестали гореть огнем, я встал на четвереньки и выполз на ковер. Его мягкий ворс щекотал мне ладони, я порадовался, что эльфы хорошенько вычистили его: мне не удалось бы справится с приступом рвоты, попади мне в нос хотя бы пылинка.

Но тут я вижу, как густая капля крови падает на нарисованный листок, оставляя на нем аккуратную алую точку. Видимо, я все-таки задел при падении край стола (или что там мне подвернулось на пути, пока я изворачивался), но боли не чувствую до сих пор. Надо бы выпрямиться, чтобы не потерять последние капли уважения к себе. Хорошо, что моего унижения никто не видит.

Стоп. Чьи это ноги? Мерлин! Опять несносный ребенок сунул длинный нос, куда не следовало. Клянусь бородой Салазара, он будет первым, на ком я проверю действие пыточного заклятия!

Я усаживаюсь на ковре по-турецки, меня тошнит, но не сильно, поэтому мне вполне удается зловещая усмешка, которая должна отбить у зарвавшегося малыша желание подглядывать за мной.

— Итак, Северус. Развлекаешься? Тебе понравилось? Хочешь попробовать действие заклятия на себе? — интересуюсь я самым своим шелковым голосом.

Снейп стоит столбом и смотрит на меня, но как смотрит! Его глаза возбужденно блестят, щеки пылают. Или я ничего не понимаю в мимике желторотых птенцов, или я наблюдаю сейчас возмущенного Северуса Снейпа. По крайней мере, такое же патетическое выражение физиономии было у Сириуса Блэка, когда его мамаша одним взмахом палочки испепелила притащенного им в дом котенка. Животинка была симпатичная — надо отдать мальчишке справедливость: у него есть понимание красоты, но его родительница ненавидит всякое там зверье ...

Однако молчание Снейпа угнетает, кроме того, у меня такое ощущение, что он еле сдерживается, чтобы не броситься меня утешать. Вот только этого мне не хватало.

— Что же ты молчишь, малыш? — спрашиваю я прохладно.

Странно, но его участие меня не так и сильно раздражает. Во всяком случае, он не глуп и понял, что я не перенесу сопливого сочувствия от него.

— Ну, язык проглотил? Твой отец по-другому тебя наказывает?

При упоминании о собственном отце ребенок бледнеет, но я имею удовольствие услышать наконец его тоненький мальчишеский голосок:

— Нет.

И все. А он определенно не из болтливых.

— А как? — рискую я подержать наш своеобразный диалог, не богатый пространственными рассуждениями.

— Иногда просто бьет, а иногда запирает в ванной.

— Да ну? У вас ванна есть?

— Да.

— Она у вас только для наказаний используется?

— Нет.

— Я так понимаю, ты в ней иногда моешься. Правильно?

— Нет.

— Почему?

— Я... Боюсь. Когда отец узнал, что я тоже колдун, как и мама, он...

Северус замолкает, а его глаза становятся темнее, чем были до этого. А я наивно полагал, что знаю, как выглядит черный цвет. Теперь буду предварительно сравнивать темные оттенки с радужкой Снейповских глаз. Те, что светлее, отныне провозглашаю серыми.

— Утопить тебя, что ли хотел? — осторожно пытаюсь я продолжить беседу.

Проходит полминуты молчания, и я уже мысленно называю себя идиотом, но мальчик выдавливает угрюмым тоном:

— Да. Я и так не люблю воду. Он думал, что это будет наверняка.

— Ясно... А почему ты воду то не любишь?

— Мама говорит, что это в роду Принцев семейное. В средние века в том местечке, где жили мои предки, для того, чтобы проверить, не ведьма ли какая-нибудь женщина, ей связывали руки и ноги и бросали в воду. Если ведьма выплывала...

— Понятно. Кстати, я знаю, что не всегда выплывали даже очень талантливые маги. Состояние стресса у некоторых волшебников парализует магические способности.

Я поднимаюсь на ноги, потому что наш разговор меня невольно увлек. Случайно затеянная нами беседа подводит меня к любимой моей теме: сколько бедствий натерпелись чистокровные волшебники от грязных магглов. Вот и у Снейпа, как я выяснил, его прапрапрабабушка хотя и выплыла, но ребенок, которого она носила под сердцем, наделил все последующие поколения иррациональным страхом перед водой.

— Поэтому отец считает, что они подлежат уничтожению. И не только по той причине, что кроме грязи они ничего не принесли в этот мир, но и потому, что те, кто страдал от них — наши с тобой предки — должны быть отомщены.

Но на это совершенно логичное утверждение Снейп ничего не отвечает, только снова смотрит на меня черными глазищами, а по упрямому изгибу его губ я понимаю, что он со мной, со МНОЙ, не согласен!

— У тебя другое мнение, Северус?

— У меня есть бабушка, она очень добрая и часто брала меня к себе. Ее не пугает, что мы с матерью маги. Она считает, что отец просто ухватился за это знание, чтобы было на кого свалить собственные неудачи.

— Очень мудрая позиция с ее стороны, — холодно констатирую я.

Все-таки он совсем ребенок. Для него хороший тот, кто его любит. Но он попал в правильные руки. Я научу его адекватно оценивать людей.

— Тебе было очень больно? — вдруг, осторожно касаясь моей руки, спрашивает мальчик.

— Не особенно, — с деланным равнодушием отвечаю я, но тут же чувствую прикосновение тоненьких пальчиков к щеке. Малыш что-то шепчет себе под нос, настолько похожее на песенку-считалочку, что я усмехаюсь, но кровь из раны останавливается. Он залечил порез без палочки. Редчайшее явление. Надо будет сказать отцу, что нам в руки попал очень перспективный волшебник... Или... Пожалуй, я не стану об этом рассказывать.

Меня охватывает азарт, который, наверное, испытывает искатель сокровищ, наткнувшись на не ограненный крупный алмаз. Если я не ошибаюсь насчет Снейпа, то своим открытием не стоит ни с кем делиться.

* * *

Я крепко прижимаю Северуса к себе, от его волос приятно пахнет дорогим шампунем, настоянным на пыльце Многогора, а неистовое биение его сердечка я ощущаю через слои одежды, отделяющие наши тела друг от друга. Но он вовсе не напуган, как я понимаю по сияющим глазам. Это первая в его жизни аппарация, и он со вчерашнего вечера излучает флюиды незамутненного детского счастья. Вообще-то маленьких магов не желательно перемещать подобным образом даже с опытными взрослыми волшебниками, но отец заявил, что мальчишке подобные вещи пойдут на пользу.

— Я не собираюсь растить размазню. В будущем он мне скажет за это только спасибо, — напутствовал нас мой родитель.

Я, естественно, не возражал, хотя на самом деле немножко волновался. Я и сам не так давно научился аппарировать, и, потом, мне почему-то кажется, что Северусу не грозит вырасти «размазней», судя по рассказам о его батюшке.

Мы оказываемся в странном месте. Со всех сторон нас окружают пошарпанного вида каменные дома, а в нос тошнотворной струей бьет какой-то неопределенный, но омерзительный запах. Магглов нет — в четыре утра они, видимо, видят еще свои незамысловатые сны. Я вопросительно смотрю на Снейпа. Он кивает — значит, мы на месте, и теперь я и сам вижу, что из каменной ловушки есть выход — узкий проход между домами.

Дверь нам открывает миссис Снейп. Я впервые вижу ее так близко и отмечаю про себя, что хотя она и некрасива, но не вызывает у меня обычного презрения, которое пробуждают во мне дурнушки. В ее лице столько аристократического благородства, во взгляде — силы, что я решаю быть с ней осторожнее. Северус не торопится броситься в ее объятия, а степенно здоровается:

— Здравствуй, мама. Мы за книжками... И палочкой.

Последнее слово он почему-то произносит с сомнением. Можно подумать ему к школе могли не купить палочку, но уголки тонких губ задорно поползли вверх, и Эйлин, в девичестве Принс, нежно потянула Северуса к себе. Тот хмуро позволил себя обнять.

— Конечно, дорогой. Я все приготовила. Здравствуйте мастер Малфой... Люциус.

— Здравствуйте, миссис Снейп.

Она бросает на меня внимательный взгляд, причем ее глаза так... по-женски на меня смотрят, что я, кажется, смущаюсь. Дьявол! Вот чего уставилась?

Лицо Миссис Снейп озаряется тонкой немного лукавой улыбкой, и — клянусь бородой Салазара! — внезапно она кажется мне очень даже красивой и совсем не старой. Но странное явление длится всего несколько секунд. Вся ее фигурка тут же напрягается, будто она к чему-то прислушивается или что-то для себя решает.

— Проходите в дом, мальчики, — приглашает она наконец.

Обстановка Снейпового жилища очень бедная. Никогда не видел ничего подобного. И стены и мебель имеют такой вид, словно по ним ползали стаи слизняков — любимцев нашего лесника Хагрида — сжирая краски. Коридоры узкие, кухня малюсенькая, с узким каким-то пыльным окошком. Я начинаю понимать, что клаустрофобия не пустой звук: мне уже хочется скорее покинуть это печальное место и окунуться в родную просторную атмосферу имения.

Нас сажают за аккуратненький чистенький столик, покрытый выцветшей скатертью. Сама же хозяйка удаляется, и я слышу, как она поднимается наверх.

— А это что за штуковина? — спрашиваю я у Снейпа, указывая на четырехногое железное чудовище с рядом черных ручек, похожих на продолговатые глаза.

— Это плита, — кратко информирует Северус и очень неодобрительно поглядывает на меня.

Наверное, когда я оценивал нехитрое убранство кухни, на моем лице отобразилось что-то уязвившее его гордость.

— А для чего она? — как ни в чем ни бывало, интересуюсь я. Чихать я хотел на его оскорбленный вид.

— На ней готовят.

Какие мы раздраженные...

— А как?

— Как надо, так и готовят!

— Вот что, Снейп. Когда я задаю вопросы, надо отвечать, ясно?

— А что будет, если я не отвечу?

Нет, ну это уже хамство! Пока не вернулась его мамаша, я тихо бормочу заклинание, едва касаясь палочки в кармане. На самом деле оно не сложное. Так, одна из наших слизеринских шуточек. Понятия не имею, кто его изобрел, но для наложения проклятья не надо даже размахивать палочкой. Все зависит от вашего настроя и личных качеств, таких как способность манипулировать другими людьми, например. Проверено: ни одному гриффиндорцу, даже с последних курсов, подобные заклинания не даются в принципе.

— Сначала необходимо зажечь спичку. Спички это такие тоненькие палочки, обмазанные серой. Их чиркают о коробок...

Если бы меня не разбирал смех, при виде злющих глаз мальчишки, который, будучи не в состоянии остановится, без умолку тараторил об устройстве маггловского изобретения для приготовления пищи, выданные им сведения могли бы показаться мне интересными. Я даже из половины осмысленной информации сделал вывод о вреде, наносимом магглами окружающей среде. И все от их лени. Стремятся облегчить себе жизнь, убогие создания.

— Вот твои учебники, Северус, — мягко произносит миссис Снейп и ставит на стол смешную старушечью сетку до верху набитую книгами.

Красный как рак Северус в это время истерическим тоном доносит до нашего сведения, что «...до середины 60-х годов в Великобритании использовался в основном искусственный газ, получаемый из угля, и его доля в балансе энергопотребления страны была невелика. Однако газовая промышленность Англии была жизнеспособной и прибыльной отраслью...».

Его мать минуту удивленно смотрит на сына, а потом начинает искренне смеяться, отчего снова кажется мне очень симпатичной.

Снейп в ярости вскакивает с места и, продолжая свой вынужденный монолог, нервно роется в учебниках. В конце концов он вытряхивает их на стол. Его руки, дрожа, перебирают книги в явном стремлении что-то найти, но, очевидно, безуспешно.

— Миссис Снейп, он, наверное, ищет свою палочку, — предполагаю я.

— Ах, Северус, милый, извини. Она в твоей комнате, на стеклянной полочке. Мастер Малфой, сжальтесь над ним, он мне сейчас все поломает, — с мягкой улыбкой просит женщина.

Я с радостью выполняю ее просьбу. Честно говоря, слушать всю эту галиматью о всяких там заводах мне и самому смертельно надоело.

Бросив на меня очень злобный взгляд, который я, впрочем, с легкостью отбиваю своим невозмутимым, ребенок рванул наверх.

Я уже прикидываю, чем буду сегодня заниматься, и не получится ли у меня выбраться к Андромеде, чтобы попрощаться (она учится в Шармбатоне), и тут слышу тяжелые неторопливые шаги.

В дверях появляется высокий несколько грузный мужчина. Я подавляю желание встать из вежливости — это маггл и поэтому считаю ниже своего достоинства соблюдать в данном случае этикет.

Старший Снейп, не смущаясь моим независимым видом (я уверен, что мои глаза излучают презрение и арктический холод), с громким скрипом ветхого прогнувшегося под ним стула, уселся за стол и насмешливо (НАСМЕШЛИВО) воззрился на меня.

— У нас гости, Эйлин? Почему я, как всегда, обо всем узнаю последним? Ты угостила молодого человека чаем?

— Ах, Люциус, извини, я сейчас поставлю чайник.

— Спасибо, но мы с Северусом уже уходим, — вежливо отказываюсь я. Честно говоря, нет желания пить здешнюю воду из здешней посуды...

Но миссис Снейп уже засуетилась у плиты.

— Вы, я так понимаю, тоже из ее породы? — вопрошает старший Снейп, небрежным кивком указывая на жену, спина которой — прямая, как палка — выдает ее напряжение.

— Да, я маг.

Он налегает всем своим немалым весом на спинку стула, и я невольно дивлюсь прочности маггловской мебели.

— Скажите, молодой человек, все маги очень богаты? — снова спрашивает он, рассматривая мою, переливающуюся алмазной пылью мантию.

— Нет. У нас полно бедняков.

— Странно, вы же можете, к примеру, делать золото из ненужных вещей.

Тупое, жадное животное!

— Такое золото у нас не ценится.

— Вот как... Ну надо же, какая несправедливость!

— Да, у нас представители низших сословий тоже должны работать.

Не знаю, что я такого сказал... Точнее, знаю, конечно, но столь неадекватной реакции я не ожидал. Сохранившее остатки былой грубой красоты лицо багровеет, глаза становятся мутными, а из горла вместе с парами алкоголя вырывается рык:

— Уж не меня ли ты причислил к низшему сословию, молокосос?

И именно в это мгновение нужно было появиться Северусу! Его просто как магнитом тянет в «горячие точки».

У ребенка в руках палочка, открыто направленная на отца, взгляд его глаз остр, как лезвие бритвы. Пожалуй, он выглядел бы внушительно, если забыть, что грозный «ангел мести» не дотягивает мне до плеча.

— Северус, вам действительно пора возвращаться, — тихо, но твердо предлагает миссис Снейп, в то время, как мужчина ошарашено пялится на палочку в руках мальчика.

— Это правда, что ты пытался утопить собственного сына, маггл? — внезапно слышу я свой голос. Мерлин! А маггловское безумие, оказывается, заразительно.

— Собственного сына? — заревел маггл, приходя в себя и еще больше зверея. — Да ты знаешь, щенок, что я взял ее брюхатой? Да она ноги мне целовать должна! Ваши то, небось, ее отвергли!

Мать Северуса с такой напряженной мольбой в глазах смотрит на меня, что я с усилием отгоняю нахлынувший на меня поток мыслей и догадок, хватаю мальчика в охапку, тут же выдергивая из его руки палочку, и аппарирую с ним домой.

— Малфой, ты не мог бы живее шевелиться? Если я не ошибаюсь, ты за это время вымыл только четыре тарелки, в то время как я чистой посудой заполняю уже восьмую сушилку!

— У тебя больше опыта, Уизли. Хотя должен признать твои способности в качестве посудомойки меня впечатлили. Будут проблемы с трудоустройством после школы, обращайся ко мне.

— Заткнись, Малфой! — яростно восклицает Рыжий.

Никакой фантазии. Эти два слова за время нашей совместной отработки он произносит так часто, что у меня возникли серьезные опасения по поводу его умственного развития. Как же беден его словарный запас! Безнадежно убог, как и он сам. Я с ленивым интересом оглядываю всю его нескладную длинную фигуру, упрямый подбородок и рыжий вихор на затылке, выглядящий таким же сердитым, как и его хозяин, с недовольным бормотанием взявшийся за новую тарелку. Я почти любуюсь светлым золотистым пушком на его щеках и прячущимися под ним веснушками, и мои мысли принимают другое направление.

Правду ли говорят, что гриффиндорцы — горячие парни? У меня прекрасный шанс проверить. Тем более что тощие тела — моя слабость, и мне интересно: действительно ли у рыжих веснушки покрывают и спину...

Оставив без комментариев его сомнительную просьбу «заткнуться», я двумя пальцами брезгливо беру грязную тарелку, но подлая штуковина выскальзывает из моей руки. Уизли вскрикивает и успевает ее поймать в дюйме от пола. Он ловец, и меня не слишком это удивляет. А вот что действительно привлекает мое внимание, так это то, что, случайно касаясь моего запястья, гриффиндорец краснеет.

Он быстро и неуклюже отворачивается от меня, и, видимо, пытается убедить себя, что я ничего не заметил. Этот жалкий маневр окончательно меня распаляет. Помимо худых до прозрачности тел, меня привлекают смущение и беспомощность. Кроме того, его шея, выглядывающая из грубого темного ворота формы, так длинна и белоснежна...

Запертый на два месяца в имении и унижаемый все это время собственным отцом, я испытываю настоящий голод по власти над чужим телом, и для гриффиндорца было серьезным промахом оказаться сейчас в такой опасной близости от меня.

Я неторопливо отхожу от своей половины мойки и бесшумно приближаюсь к Рыжему со спины. Парень напрягается, и несколько секунд мы оба слышим только журчание воды.

— Уизли, тебе придется ответить за то, что ты лишил меня сегодня прекрасного вечера, — шепчу я ему на ухо, прижимаясь вплотную.

В моем голосе звучит угроза, но ей вторят соблазнительные бархатные нотки, мое дыхание щекочет ему ухо, и я с удовольствием замечаю, как он начинает учащенно прерывисто дышать, а на виске показываются хрустальные капельки пота. Я медленным змеиным движением обнимаю его за талию, моя кисть проскальзывает под мантию, опускаясь на узкое бедро.

Уизли с забавным всхлипом разворачивается ко мне лицом. Браво! Сколько же ему для этого потребовалось воли. Но он все равно в ловушке из моих рук и теперь, когда я пронзаю его своим ледяным взглядом, отработанным на моих вассалах, ему уже никуда не деться.

— Убери от меня свои грязные лапы, ублюдок, — угрожающе шипит Уизли.

Учитывая, что он выше меня на голову и, пожалуй, физически сильнее, я позволяю себе усомниться в его желании от меня избавиться. Ему не составило бы труда вырваться, но в этих играх ведет тот, кто превосходит партнера в умении добиваться своего. Я облизываю губы и прижимаюсь к нему ближе. И с удовлетворением чувствую, что его тело уже записалось в мои союзники.

Ты будешь ненавидеть меня до последнего мгновения своей жалкой жизни, Артур Уизли, но тебе придется компенсировать ущерб, нанесенный моим планам на сегодняшний вечер.

А началось все еще в поезде.

Нам с Северусом удалось первыми занять просторное купе, в головной части Хогвардс-Экспресс. Я заказал ему шоколадных лягушек — целый ворох. Как я и предполагал, рассматривать вкладыши ему очень понравилось, и я с удовольствием наблюдал, какой восторг излучала его довольная рожица. Но проблемы начались тут же. Сами сладости ребенок не ел, заинтригованный содержанием оберток, поэтому с обеих сторон нашей скамейки накопилось с дюжину квакающих и прыгающих тварей, оставлявших липкие коричневые следы от лапок.

— Эй, малыш, их полагается есть!

— Не называй меня так! Я не малыш! — возмущенно поправил меня Снейп.

— Да ну? Как же прикажешь тебя называть, маленький Северус? Посмотри, что ты наделал! Или ты сейчас же запихаешь всю эту прыгающую гадость себе в ротик, где им самое место или...

Но Северус не дал мне закончить мою угрозу, а бросился на меня с кулачками, однако оживленная физиономия выдавала, что он не столько разозлен, сколько желает выхлестнуть переполняющую его энергию.

С удивлением я обнаружил, что мне нравится бороться с ним. Во-первых, он удивительно сильный, учитывая насколько он худ, во вторых... Когда я стискивал его в объятиях, я испытал совершенно незнакомое ощущение. До этого я уже долгое время считал, что прикосновения могут быть лишь следствием похоти, страсти или желания причинить боль обидчику. Теперь я понял, что у мага есть потребность чувствовать чужое тепло. Вследствие сложившихся обстоятельств, Северус мой, и при этом мне пока ничего от него не нужно, кроме его звонкого смеха и необычного головокружительно ощущения, вызываемого пружинистыми движениями маленького тельца в моих руках. Это было так здорово, что я, повинуясь странному порыву, поцеловал его в нос.

И услышал сочащийся презрением голос Бэллы:

— Люциус, ты, я вижу, не теряешь даром время. Решил переключиться на молодежь? А я думала, что это только к старости бывает...

Я высвободил Северуса, который с растерянным видом вжался в спинку сидения. Его глаза с недоумением разглядывали девушку.

Понимая, что Бэлле бесполезно что-либо объяснять, тем не менее, я с отвращением выдавил из себя:

— Не надо низводить все до своего уровня, Белл. Есть вещи не доступные твоему пониманию.

— Ах, извини. Конечно, у тебя к этому заморышу чистое братское чувство. Я понимаю...

У меня руки зачесались от потребности впечатать ее в стенку каким-нибудь заклятием покрепче, но тут нас прервали.

— Люциус! Как дела, милорд? — в дверях появилась голова Нотта.

— Виват, старосте Слизерина! — тут же отозвались Гойл и Крэбб.

— Здравствуй, Люций, — отсалютировал МакНейр.

— Приветствую вас, молодые люди, — с достоинством поздоровался я со всеми разом.

Один за другим они заполнили вагон и осторожно, сверяясь с моей реакцией, начали по очереди делиться впечатлениями от каникул. Бэлла забилась в угол и, со скучной миной, уставилась в окно. Лестрендж не сводил с нее задумчивого взгляда. Кстати, когда Бэлл молчит, она очень даже недурна собой. Но это явление — тихая Бэлла — так редко бывает...

Северус инстинктивно прижался ко мне. Я обнял его одной рукой, так что его тоненькая фигурка слилась с моим черным плащом. Насколько я понял, он именно к этому и стремился — спрятаться. Надо будет что-то делать с его застенчивостью. Тем более — она ложная. Уж я то знаю, каким несносным бывает этот ребенок.

Да, все мои вассалы с некоторым недоумением посматривали на Северуса. Я позволяю прикасаться к себе, но только в особых случаях, которых каждый из них одновременно и ждет, и боится. Я часто жесток со своими любовниками, а в их роли побывал каждый из них, за исключение Крэбба и Гойла. Я знаю, кто и как кричит от боли или умоляет, а у некоторых я даже видел слезы, но все они, расставаясь со мной, получали и свою, возможно и горькую, порцию удовольствия. Ни одного любовника я не отпускаю, предварительно не доведя до пика наслаждения.

Они, между тем, поглядывали на ребенка гадая, чем он заслужил такую честь: так непринужденно прижиматься ко мне. На всякий случай некоторые из них изобразили на лицах ласковую улыбку. Вышло смешно, учитывая, что эти люди не понаслышке знакомы с непростительными.

Все они знали, что меня на тот момент больше интересовало совершенно определенное желание, а не их скучные рассказы о проведенном лете. И я уже открыто заскользил оценивающим взглядом по их лицам, выбирая. Мне был нужен тот, кто попытался бы оказать мне сопротивление. И я выбрал Лестренджа.

Я остановил свой взгляд на нем, дожидаясь молчаливого покорного согласия. Он кивнул, краснея и сжимая зубы, а мои одноклассники с заметным облегчением вздохнули, окидывая моего сегодняшнего возлюбленного затаенными сочувственно-насмешливыми взглядами.

И тут Бэлла выдала неожиданную реплику:

— Жалкие рабы, так трудно сказать «нет»? Меня тошнит от вас. Не думала, Родольфус, что ты тоже играешь в эти игры. Надеюсь, он хорошо тебя трахнет.

Лестрендж с бешенством оглянулся на нее.

— Что ты несешь, Бэлла? Следи за своим языком. Леди следует быть скромнее. Тем более, ты не заметила? Тут ребенок.

— Я лучше знаю, как следует себя вести леди. Ути, какой хороший мальчик... Ты его тоже трахаешь, Люций? Бедное дитя, так...

— Пошла вон, Блэк! — с внезапным бешенством вскричал я.

— Слушаюсь, милорд. Сейчас только соображу, куда мне идти... К девицам не хочется — скучно... К младшим — слишком шумно. Пожалуй, я останусь здесь. Где еще получишь столько впечатлений?

— Я сейчас устрою тебе впечатления!

Я вскочил, выхватывая палочку. Северус попытался последовать за мной, но я пригвоздил его взглядом к сидению. Сидевший рядом с нами Нотт, быстро сообразив, что я бы не хотел, чтобы мальчик пострадал, осторожно взял Северуса за локоть и быстро начал что-то ему шептать.

Успокоившись насчет ребенка, я в ярости запустил в Бэлл первый луч.

Да, я знаю, это было не разумно для слизеринского старосты, но эта истеричка перешла всякие границы!

— Furnunculus!

— Impedimenta!

— Stupefy!

Перед нами расступились, выпуская нас в коридор, у нас обоих прекрасная реакция и какое-то время, кроме разноцветных искр и вскриков случайных жертв ничто не мешало мне поставить Блэк на место.

И вот тогда и появился Уизли.

— Малфой, если мне не изменяет память, ты староста. Двадцать баллов со Слизерина.

Бэлл тут же опустила палочку.

— За что же, Уизли? Мы просто... немного разминались, — невинно заявила девушка.

Я отметил, что она не такая и дура, когда речь идет о деле, но ее комментарий не спас положения, потому что поезд уже приблизился к месту назначения, а Уизли, презрительно оглядев наши встревоженные физиономии, послал одного из гриффиндорцев за преподавателем. Тогда я не удержался и яростным заклинанием отправил его в другой конец вагона. Двое из оставшихся приятелей Рыжего решили нам отомстить за столь стремительно и бесславно покинувшего место сражения приятеля, и тогда завязалась уже настоящая драка.

В итоге появившаяся на усеянном стонущими телами поле битвы профессор МакГоннагал, несмотря на то, что свидетелей с нашей стороны было на порядок больше, назначила взыскание не только Уизли, но и мне, аппелируя свое решение тем, что я постоянно нарушаю правила и давно являюсь головной болью администрации...

Глава 5

Я вернулся к себе очень поздно в прекраснейшем расположении духа и очень довольный собой: надо отдать Уизли справедливость — он сумел доставить мне удовольствие. Можно будет еще как-нибудь с ним «пообщаться». Если его гриффиндорская гордость смирится с тем, что произошло между нами.

С удивлением у себя под дверью я обнаружил посетителя. Кто-то маленький и худенький...

Мерлин, это же Северус!

— Что ты здесь делаешь, мой сладкий? — лениво интересуюсь я.

Он странно смотрит на меня, с таким выражением на худеньком личике, будто я только что сказал, что-то ужасное. Интересно, в чем дело?

— Я не твой... сладкий! — шипит малыш, отступая на шаг назад.

Понятно... Точнее не совсем, но сейчас я все выясню.

— Да ну? Какой же ты тогда: горький, кислый? Надо будет тебя попробовать, Северус. Заходи, раз пришел.

Но Снейп пятится от меня в коридор, хмуря бровки и поджимая губы. Что за ребячество?

Я ловко обхватил его за плечики и тут же втащил к себе.

Моя комната несмотря на спартанскую обстановку отличается своеобразным уютом. Кровать у стены украшена прозрачным зеленым балдахином — непозволительная роскошь даже для старосты, но я сумел убедить бывшего директора в том, что иначе я не смогу заснуть в полном одиночестве. На самом деле это почти правда. По ночам — если мне не посчастливится, и я проснусь — мне частенько кажется, что темноту заполняют какие-то бестелесные и безглазые существа, которые тянут ко мне руки. Отец говорит, что это нормально. Ему и не такое видится в темноте, но он привык — надо просто научиться переключать внимание... Пока я не овладел этим полезным искусством, и меня спасает балдахин. Каменные стены от сырости защищают гардины, а из мебели имеется еще письменный стол, два удобных стула и узкий шкаф с книгами, в основном учебниками.

Я усаживаю Северуса на кровать — мне так удобнее, а сам сажусь на стул напротив него, так что ему некуда от меня улизнуть.

— Ну, надеюсь, ты слизеринец, Северус?

— Да, — тихо отвечает он, с напряженным беспокойством всматриваясь мне в лицо.

Мне приятно, что он попал на правильный факультет, тем более что так мне будет легче им управлять и защитить его, в случае чего, но его явный страх передо мной, начинает меня раздражать.

— В чем дело Северус, ты боишься меня?

— Нет, — следует резкий ответ.

Но он врет. Я вижу это в глубине его глаз и подсознательно чувствую запах его страха — обычно это возбуждает меня, но не сейчас и не с ним.

— Не лги мне, мальчик. Поверь, я могу заставить тебя говорить правду. Ну, что случилось?

— То, что говорила та девушка о тебе и Родольфусе, а потом обо мне...

— О Мерлин! Северус, она — дура, ты не заметил? И потом... ты же не хочешь сказать, что понял значение каждого слова, которое эта истеричка произнесла сегодня?

— Я понял, — просто и тихо отвечает он, не отводя глаз.

— Как? — растерянно восклицаю я. — Откуда?

— Я вырос в бедном маггловском квартале, Люциус, и понимаю такие слова, о которых ты не имеешь представления, — тоном, который больше подошел бы умудренному опытом и обзаведшемуся сединой взрослому магу, информирует меня малыш.

Вот в чем я сильно сомневаюсь, так это в том, что есть что-то известное магглам, о чем я не имею представления. Тем не менее, мне по-настоящему становится не по себе. Я даже не нахожусь, что ему ответить. Только выдавливаю:

— Ты знаешь только их значение или... — мне даже не хочется продолжать.

— Только значение, — успокаивает меня мальчик и по-детски наивно уточняет: — Не очень хорошо, но в общих чертах...

О боги! Я с облегчением смеюсь и прижимаю упирающегося ребенка к себе.

— Я не собираюсь причинять тебе... вред, Северус. И никому не позволю тронуть тебя и пальцем. Забудь все, что говорила Бэлла. И о Ролдольфусе в том числе, — почему-то добавляю я.

Мне не хочется, чтобы он знал, что здесь происходит, а в мое подсознание уже стучится странная идея: я не допущу, чтобы этого чудного мальчика, коснулось зло. Он первый, кого я сам, своими действиями заставил улыбнуться, и главное, мне впервые захотелось увидеть в чьих-то глазах счастье. Я знаю — это слабость, но то удовольствие, которое я вследствие нее испытываю, не может сравниться ни с каким другим из доступных мне развлечений. А мне уже сейчас доступно многое, а, по словам отца, со временем весь мир будет у моих ног.

* * *

Завертелись наши учебные будни. От отца пока нет писем, но я и не жажду получить от него известия. Северус после того нашего вечернего разговора — потом я отправил его спать, проводив до спальни — ходит за мной по пятам. Он не поладил со своими одноклассниками, но это полбеды. У него серьезные проблемы с гриффиндорцами.

В этом году в Хогвартс поступил и Сириус. Не знаю, что там с ним сделала его маменька за то, что шляпа распределила его в Гриффиндор — мне новость подняла настроение на целый день, а Бэлла испортила на неделю — но это маленькое проклятие семейства Блэков буквально натравливает на Северуса одноклассников, будто в него бес вселился.

Он сумел сколотить целую шайку из таких же неуправляемых балбесов, как и он сам. Хотя Снейп утверждает, что не Сириус там главный — я уверен, он что-то путает. Блэки — древнейшее и пользующееся в Слизерине не меньшим авторитетом семейство, чем Малфои. Будь Бэлла парнем, у нас состоялась бы борьба за власть. Но, к счастью, она помимо того, что девчонка, еще и младше меня, а это тоже имеет значение.

Я когда-то собственноручно выпорол неугомонного Сириуса, потому что он целый вечер действовал на нервы и мне, и Андромеде, при этом его сестра даже не сердилась на меня, что примечательно. По одобрительно заблестевшим глазам подруги я понял тогда, что младший братик ее саму уже давно и серьезно достал.

Не знаю, его придирки к Северусу — это попытка отомстить мне через самого близкого ко мне в школе человека, или Снейп сам как-то успел насолить Блэку и его маленьким приятелям? На все мои расспросы ребенок молчит, словно воды в рот набрал. Я пытался применить к нему легиллименцию, но не смог разобраться в замелькавших перед моим внутренним взором пестрых картинках. У Северуса в результате потекла из носа кровь, и к собственному недоумению я обнаружил себя, целующим его в лоб и торопливо бормочущим извинения. Если отец узнает, что делает со мной этот малыш, мне будет не сладко.

* * *

У меня все как обычно, а именно — умираю от тоски. Как ты, наверное, уже догадалась, преподаватель по Защите в этом году опять новенький. Этот лучше, чем прошлогодний, но хуже того, который вел у нас пародию на этот серьезнейший предмет на третьем курсе. Главное достоинство мистера Брауна — он методично зачитывает нам программу, одобренную министерством, и не против, если кто-нибудь дремлет на его уроках.

По зельеделию мои дела значительно улучшились, но ты не поверишь, благодаря кому.

Дело в том, что тот мальчик, Снейп, о котором я тебе говорил, оказался настоящим гением в этом предмете. Я не доверяю ему варить серьезнейшие зелья для седьмого курса, но зато он проводит отличную подготовительную работу с ингредиентами. Слагхорн очень доволен моими (или нашими, как тебе угодно) успехами в этом предмете. От самого Северуса старый зельевар в неописуемом восторге. Он даже приглашал мальчика в этот свой клуб, в котором, как ты знаешь, я завсегдатай. Неслыханная честь для столь юного студента. Малыш держался с достоинством и даже сумел поддерживать беседу.

Я все думаю, откуда у него такая хорошая речь? Конечно, миссис Снейп могла обучить его манерам, но если впомнить те условия, в которых бедный ребенок рос, то его образованность кажется мне почти невероятной.

Кстати, у меня есть некоторые соображения на его счет, которыми мне хотелось бы с тобой поделиться. Пока замечу лишь, что Эйлин Принс не так проста, как многим кажется.

Как твоя учеба, дорогая? Есть ли вести от твоих родителей? И не обзавелась ли ты там часом женихом. Пожалуй, только это оправдало бы в моих глазах полное отсутствие от тебя известий.

Твой Люциус Малфой.

* * *

Дорогой Люциус!

Меня очень порадовало твое письмо.

Извини, что так долго не писала, но у нас очень перегружена программа в школе и именно из-за этой самой пресловутой Защиты. Ходят слухи, что грядет война (ты знаешь, о чем я), и нас стараются хорошо подготовить.

Меня очень порадовало, что ты по-прежнему заботишься об этом мальчике, Северусе. Что же ты узнал о нем? Мне не терпится увидеться с тобой, но не только потому что хочется услышать, что же ты такое узнал о матери мальчика. Я соскучилась по тебе, Люц. Боюсь, своим признанием я тебя совсем испорчу, впрочем, это вряд ли. Могу представить, какие дифирамбы девушки с вашего факультета поют блистательному милорду Малфою.

Да, что это за глупое упоминание о женихах? Ты же знаешь, как я отношусь к замужеству. В магическом сообществе, особенно в семьях чистокровных волшебников роль, отводимая жене, меня не прельщает. Я не собираюсь замуж, и тебе это прекрасно известно

Вечно твоя, Андромеда.

* * *

Дорогая Андромеда!

Ты знаешь, я никогда не принимал твоего странного отношения к замужеству. Не вижу ничего ужасного в роли хозяйки дома, и я уже говорил тебе, что твои страхи кажутся мне преувеличенными. Во всяком случае, свою жену я окружил бы уважением и заботой, если только это не будет Бэлла. И я был бы счастлив, если бы девушка, вроде тебя, пошла со мной под венец.

У меня некоторые неприятности в школе. Дело в том, что мне не нравится, как нам преподают Защиту, и по воскресеньям мы с одноклассниками занимаемся этим предметом самостоятельно. Однако директор в моем стремлении совершенствоваться усмотрел какой-то зловещий умысел и уже вызывал меня к себе в кабинет на неприятный разговор. Пока я отделываюсь отработками, но он все больше становится мной недоволен. Я не боюсь его — что он может мне сделать? Но все же подобное обращение выбивает меня из колеи. Жаловаться отцу — не вижу смысла. Не желаю лишний раз давать ему повод показать мне, насколько я от него завишу.

С нетерпением жду твоего письма,

вечно твой друг,

Люциус.

* * *

Дорогой Люциус.

Мне принимать твои строки о готовности видеть меня своей женой, как предложение? Что там с тобой, Люций? Не помню, чтобы ты был так не осторожен в выборе слов. Я думаю, это влияние маленького Северуса. Как только увижу его, пусть знает — расцелую в обе щеки. Я уже от него заочно в восторге. Ему удалось невозможное: смягчить холодное сердце бесстрастного Малфоя. Я шучу, конечно, милый.

Зная тебя, прошу, прекрати эти ваши занятия Темными Искусствами. Люциус, директор вправе очень серьезно наказать тебя, а в том, что ты не следуешь школьной программе во время этих ваших воскресных занятий, я абсолютно уверена. Тот, кто играет с огнём, непременно обожжётся.

Хорошо, что до каникул осталась неделя. Надеюсь, ты не успеешь натворить глупостей, до того как мы увидимся.

Твоя Андромеда.

* * *

Дорогая Андромеда!

Да, я бы не отказался от такой жены, как ты. И я вовсе не оговариваюсь, как ты там решила. Для брака важен верный расчет, но дело тут даже не в деньгах и фамилии, а в том, чтобы супруги подходили друг другу по характеру и не мешали друг другу жить. Можешь считать это официальным предложением.

Вечно твой,

Люциус.

* * *

Какой же ты, самонадеянный самовлюбленный эгоист, Люциус! Как я должна реагировать на твое предложение? Извини, но я считаю, что в первую очередь супругов должна связывать любовь и не надо говорить мне, что для магов из чистокровных семейств это непозволительная роскошь. Скоро мы с тобой увидимся, и я выскажу тебе в лицо все, что о тебе думаю, мистер Малфой.

Очень сердитая на тебя,

Андромеда.

Я с хмурым видом кручу в руках маленькое письмецо от подруги детства. Почему я вообразил, что она нормально воспримет мой рациональный подход к женитьбе? Неужели ей, как и остальным глупым девчонкам, надо шептать пустые бессмысленные слова о звездном свете в ее глазах, зовущих в вечное счастье, о том, что ее волосы пахнут Луноцветом и еще — помилуй Мерлин — читать стихи? Неужели я мог так в ней ошибиться? Я был уверен, что фальшь она чувствует прекрасно и всю эту мишуру с презрением бросит в лицо говорящему... И она действительно могла бы стать мне хорошей женой. Итак, я, Люциус Малфой, получил отказ. Придется сменить тактику. Андромеда, ты будешь моей, теперь это уже дело принципа.

* * *

— Ты же возьмешь меня с собой сегодня, — слышу я неуверенный голосок Северуса.

— Я же сказал «нет». И ты напрасно думаешь, что мое терпение безгранично. Когда-нибудь ты серьезно рассердишь меня, — раздраженно рявкаю я на него.

И тут же жалею. Он бледнеет и, поджав тонкие губки, сползает со стула, где до этого сидел, читая мой учебник по Защите.

— Северус, погоди, — я тоже поднимаюсь и становлюсь у него на пути.

— Извини, я... просто у меня неприятности. Но я не должен был срываться на тебе, — ровным голосом объясняю я.

Он молчит, уставившись на носки своих ботинок, уменьшающим заклинанием подогнанных под его размер из моих прошлогодних.

Я осторожно беру его за подбородок и заглядываю в худенькое длинноносое личико. Густые шелковые ресницы, которыми я всегда невольно любуюсь, впархивают вверх. Его взгляд не сердит, а скорее печален.

— Это из-за письма?

— Да, Северус, в каком-то смысле.

— Это от той девушки, о которой ты мне говорил? Ты... ее любишь?

— Нет, Северус, я так не думаю. Мы друзья и просто... разошлись во мнениях по одному вопросу. Не будь слишком любопытен.

— Возьми меня с собой, — умоляюще произносит он снова.

— Это не игра, мой мальчик, и не предназначено для детских глаз, — устало отвечаю я и отпускаю его.

Я, не оборачиваясь, бреду к столу, зная, что если он снова заладил свое «возьми меня с собой», то теперь он не только не уйдет — теперь от него не так и просто будет отделаться.

Погода сегодня отвратительная: всех моих вассалов бьет дрожь, впрочем, я не уверен, что это у них не нервное. Я обещал им сегодня незабываемое зрелище. Какое именно — не счел нужным уточнять. Ледяной декабрьский ветер проникает нам под одежду и срывает капюшоны, чтобы растрепать и спутать волосы. Вследствие этого у нас взлохмаченный и вполне подходящий вид для нашей сегодняшней игры. Я приготовил им сюрприз и не один.

Однако первый «сюрприз», то ли развлечения ради, то ли из вредности, трется мне носом между лопаток, а меня раздирают противоречивые желания: вытащить его из-под мантии и отшлепать — что-то подсказывает мне, что это давно следовало сделать. С другой стороны — мне щекотно, и я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться неподобающим для грозного предводителя Темных магов образом.

Бэлла подозрительно косится на меня, потому что я все-таки не выдерживаю и издаю нелепый звук, похожий то ли на фырканье, то ли на всхлип. Мерлин, что со мной?

Однако Северус такой тощий и так искусно приноравливается к моему исполненному достоинства шагу, что пока его не вычислили или делают вид, что ничего не замечают. С них станется, трусливые создания.

— У меня такое чувство, что к ночи будет метель, — недовольно бурчит Бэлла.

— Ну так и оставалась бы в замке, — хмуро огрызается Лестрендж.

— О нет, судя по загадочной физиономии нашего милорда, это занятие никак нельзя пропускать.

Теперь она уже откровенно пялится мне на спину. Вообще то я велел им идти вперед, как только мы миновали ворота, но когда это мисс Блэк следовала моим указаниям беспрекословно?

— Да, Бэлла, на этот раз ты права, мы не будем сегодня тратить время на глупое размахивание палочками, — мой голос звучит тоскливо от мучительного предчувствия беды и еще какой-то новой для меня эмоции.

Однако, судя по заблестевшим глазам девушки, она в восторге, даже еще не зная, с чем ей предстоит столкнуться. Типично для Блэков. Подавай им развлечения и желательно погорячее. Уж не по этой ли причине Сириус лезет к Снейпу? Я сам был свидетелем, как моему мальчику удалось «украсить» смазливую мордашку Сириуса мерзкого вида прыщиками. Мне показалось, что помимо злости Блэк даже испытал что-то вроде азартного воодушевления и уже собирался ответным заклинанием навредить маленькому слизеринцу, но тут вовремя появился я — а я всегда появляюсь вовремя — и Блэк сразу потерял свой боевой настрой. «Пошли, ребята, не будем доставлять этому скользкому типу удовольствия незаслуженно снять сотню-другую баллов с нашего факультета». За «скользкого типа» я, естественно, отнял у них еще пять баллов в добавок к двадцати за драку в коридоре.

Правда потом МакГоннагал отыгралась на мне на своей трансфигурации. Она умудрилась четырежды ко мне придраться на занятии, а я не так и плох в этом предмете.

— Стоп! Перед лесом делаем небольшой привал, — бесстрастно заявляю я своим продрогшим спутникам.

Они покорно останавливаются, обступая меня полукругом и вопросительно заглядывают мне в лицо. Кроме Бэллы и Лестренджа. Эти двое тоже замерли, но, косясь на меня, шепотом опять по поводу чего-то переругиваются. Здается мне — они друг к другу неравнодушны. Слава Мерлину! Может Бэлл удастся убедить родителей выдать ее за Родольфуса? Тогда у нее есть шанс дожить до старости.

Я резким движением скидываю зимнюю мантию с шикарным воротником из серебристой лисицы и являю их изумленному взору Северуса в тонкой белой рубашке и форменных брюках. Он сразу отстраняется от меня и становится рядом, исподлобья оглядывая своих будущих соратников.

— Чаровница Цирцея! Люциус, да он уже в прямом смысле сел тебе на шею! Надо же так потерять голову от своего малолетнего любовника! Он что, так хорошо...

Но сегодня я, как никогда, не в настроении все это слушать. В мгновение ока я выхватываю палочку и спокойно произношу:

— Круцио!

Бэлла падает и визжит, по-моему, такой мерзкий звук издают поросята, попадая под нож. Это мой первый Круциатус, примененный к человеку, и он удачен, судя по изворачивающемуся у наших ног телу. Однако я снимаю заклинание максимально быстро, хотя ощущение, которое я успеваю испытать, опьяняет меня. Но я умею контролировать эмоции и следить за языком, в отличие от некоторых.

Отвернувшись от Блэк и впавших в транс приятелей — не все еще пробовали подобные заклинания на людях, насколько мне известно — я спокойно достаю из кармана маленькую мантию Снейпа, увеличивая ее одним взмахом палочки.

Мальчик молча позволяет себя одеть и его неподвижность — это при таком то ветродуе его ни капельки не знобит — настораживает меня. Я заглядываю ему в глаза, но взгляд, которым он награждает меня, мне не нравится. Он смотрит так, будто видит меня впервые. Меня охватывает иррациональная злость, которую только усугубляют перешептывания Родольфуса и Блэк:

— Бэлла, дорогая, вставай, вот так...

— Я убью его, пусти...

— Белла, я прошу...

— В чем дело, Северус? — холодно спрашиваю я ребенка. — Может мне аппарировать тебя к маменьке? У тебя сухие штанишки? Мне не следует рвануть в замок за сменой белья для тебя?

— Со мной все в порядке, Малфой, — отвечает Снейп, и я искренне поражаюсь, как твердо звучит его мальчишеский голос.

— Тогда вперед! — это уже относится ко всем.

Мы гуськом бредем по темнеющей в снегу и немного скользкой тропинке. Я замыкаю шествие — не люблю, когда кто-то идет за спиной. Бэлла пока не делает попыток меня убить. Родольфус пытался взять ее под руку, но она вырвалась и грубо обругала. Я мрачно ухмыляюсь, гадая, где она нахваталась таких выражений.

На поляне, до которой мы в конце концом добираемся, когда-то находился один из штабов Гринденвальда. Его уничтожили, но в диаметре пятидесяти метров не растет ни деревца и, что особенно удивительно, даже снег не падает на черную землю, словно купол зла, окружающий это место, располагается где-то под небесами. Надо ли говорить, что нам нет нужды бояться, что нас потревожат Кентавры. Даже Дамболдор не смог залечить эту язву в Запретном лесу. Место мерзкое, но с точки зрения игровой площадки для магов, изучающих Темные Искусства, — идеальное. Его показал мне отец еще в позапрошлом году, а этим летом снабдил меня необходимыми магическими вещицами. Шар Памяти — я по собственному опыту знаю, что это такое.

— Расступитесь по кругу. Вот так. Эйвери подойди к Лестренджу. Мне необходимо, чтобы вы стояли на расстоянии друг от друга.

Я за рукав притягиваю Северуса к себе, с раздражениемчувствуя его сопротивление. Не надо было брать его с собой!

С резким хлопком брошенный мною Шар разбивается о черный камень на середине поляны. Тут же мертвая земля преобразуется в каменный пол.

Вырвавшаяся на свободу магия, как опытный постановщик зрелищ, в считанные секунды заполняет пространство всем необходимым для шоу, не забывая и об одеянии для действующих лиц, в число которых не входим только мы с Северусом.

Теперь мы находимся в центре маггловской пыточной камеры, где отсутствуют только стены, но прекрасно представлены чудовищные инструменты, созданные с целью причинять нечеловеческую боль.

В наличии и дыба, и «испанский сапожок», а так же "жом" и "железная дева".

Да, в центе расположены несгораемые столбы (тут действует магия), вокруг которых разложены уже жарко пылающие дрова.

— Люциус... Что это? — хрипло осмеливается спросить МакНейр.

Остальные, судя по неподдельному ужасу в глазах, также хотели бы знать, не сошел ли я окончательно с ума. Но я не уверен в этом сам. Я должен преподать им урок. Должен. Так велел отец...

— Я хочу, чтобы у вас сложилось верное представление о магглах, — лекторским тоном начинаю я, пока они осматривают поблескивающие в пламени костров железные зловещие предметы. — Как правило, эти животные уничтожали самих же себя при помощи представленных здесь орудий пыток, но попадались и настоящие ведьмы. Среди вас нет ни одного, чьи предки не испытали бы на себе чудовищную жестокость магглов. Когда я активирую магию, заключенную в Шаре, двоим из вас придется испытать то же, что и вашим прародителям.

— Но Люциус! За что? И что это нам даст? — пролепетал Эйвери.

— Это оживит спящую в вас память минувших поколений. Среди вас уже есть две будущие жертвы, остальным отведена роль палачей. Ведьмам необходимо при помощи беспалочковой магии противостоять мучителям, не выдавая, что они «продали душу дьяволу».

— И кто же будет подопытными кроликами?

— Посмотри на себя, Бэлл. Только на тебе и на МакНейре — простые холщовые рубахи.

Бэлла зябко поежилась, проведя длинными тонкими пальцами по грубой ткани и затравленно оглядываясь по сторонам.

— Скажи мне спасибо, что я взял с собой Северуса. Иначе тебе пришлось бы предстать пред нами, в чем мать родила — такой был обычай, — насмешливо комментирую я ее растерянность.

— Ты ответишь мне за это, Малфой! Я дождусь, когда на моем месте окажешься ты!

— Я весь дрожу, предвкушая... Приступайте!

С этими словами я шепчу «Exemplum», активизируя магию. И тут же глаза новоиспеченных палачей начинают гореть фанатизмом, словно именно в них вселился бес, а не в Блэк и МакНейра.

Руквуд решительно подходит к Белле и хватает ее за волосы. Даже Лестрендж не делает попыток ее защитить. К МакНейру, с гнусными ухмылками, направляются Крэбб и Гойл. С него они стягивают одежду, чему я не препятствую, считая, что Северуса это не смутит, и тащат его к дыбе.

Я осторожно смотрю на мальчика, мысленно проклиная себя за то, что пошел у него на поводу и согласился взять с собой. Я знаю, что никаких повреждений мои вассалы не получат, и это действительно урок, хотя и жестокий, но необходимый нам по заверениям отца, но Снейп слишком мал для предстоящего спектакля.

— Ты можешь отвернуться, если хочешь, — шепчу я ему.

Снейп обжигает меня взглядом своих черных и бездонных, как небо над нами, глаз и молча отрицательно мотает головой. Он почти не смотрит на МакНейра, который, похоже, уже успел сломаться, едва его грубо вздернули на дыбе. Видимо, он сразу позабыл, о том, что он маг и теперь только истошно вопит:

— Отпустите! А-а-а! Отпустите! Я не хочу! Я ... мне больно!

Но Крэбб и Гойл только распаляются от его криков. Их и без того непривлекательные лица искажены гримасой откровенного садизма. И, когда крик пытаемого ими МакНейра, становится совсем отчаянным, я, с заметной поспешностью (которую считаю слабостью и привычно сваливаю ее на присутствие Северуса) брезгливо приказываю палачам:

— Отпустите его.

Его вопли отвлекли нас от Бэллы, а она между тем держится превосходно, несмотря на то, что на ее ногу уже одет «испанский сапожок», и его усердно завинчивает Эйвери, чьи черты потеряли привычную мягкость и тоже изуродованы безумием истинного фанатика.

Постепенно все действующие лица окончательно входят в свои роли, и я уже почти верю, что Руквуду действительно необходимо добиться от Блэк признания в том, что она «продала свою душу дьяволу». Остальные выглядят не менее увлеченными процессом пыток, в том числе «помилованный» МакНейр, который проявляет наибольшую активность.

— Ты, отступница, ведьма, чертова распутница! Признавайся в грехе чародейства! — гудит Руквуд.

— Милые господа, не делайте так туго, — ахает Бэлла, блестя глазами и игнорируя вопросы мучителей.

Но те, проявив азарт настоящих исследователей, решили, кажется, испытать на ней все предоставленные в их распоряжение орудия пыток. И не сразу ей удается, применяя магию, справиться с болью. Постепенно в ее голосе все явственнее звучат истеричные нотки, а когда, не добившись от «грязной ведьмы» признания Долохов и МакНейр подводят ее к костру, с целью привязать к столбу, она смеется так жутко, что даже у меня выступают на лбу капельки пота.

Я не знаю, пришлось бы мне все это по вкусу, если бы по левую руку от меня не стоял Северус, но сейчас я с нетерпением жду, когда же подойдет к концу заключенная в Шаре Памяти магия.

Три минуты...

Бэллу привязали крепкими веревками, она уже и хохочет, и плачет одновременно, огонь лизнул ее ступни.

Две минуты...

Ее одежда вспыхнула. Дьявол! Она же так прекрасно справлялась до этого!

Одна минута...

Блэк затихла и даже стала что-то напевать... К счастью подол ее рубахи только тлеет, иначе... Я не могу больше! Когда же это кончится?!

Треск огня, полубезумный шепот и заунывное пение стихают мгновенно. Магия испаряется без остатка, и только сидящая на камне Бэлла, уже одетая и раскачивающаяся из стороны в сторону, да ошарашенные лица ее бывших палачей, теперь с ужасом на нее смотрящих, напоминают о том, что произошло.

Я медленно подхожу к Блэк и с невольным уважением протягиваю ей палочку.

Она поднимает на меня глаза, презрительно кривится и выдергивает ее из моих рук. Я едва успеваю отскочить от тут же выпущенного луча.

— Бэлла, угомонись! В следующий раз будешь не ты! — кричу я, уворачиваясь.

Она уже вскочила на ноги и теперь меньше всего похожа на жертву. Лестрендж беспомощно оседает на влажную грязную землю и с глухим стоном хватается за голову, Эйвери, шатаясь, отошел к краю поляны и, судя по последовавшим звукам, его выворачивает. И тут же лес оглашает вой МакНейра. Блэк оставила попытку добраться до меня и решила отыграться на том, кто — как она, вполне справедливо, считает — ее предал.

Но все это уже совсем не волнует меня. Я не вижу Северуса на том месте, где оставил его буквально минуты две назад.

— Lumos!

За пеленой предсказанной Бэллой метели я вижу маленькую черную фигурку, мелькающую меж темных стволов деревьев и, отдав последний приказ «Возвращаться в замок!», бегу за удирающим в самую глубь леса Снейпом.

* * *

Я не понимаю, как ему удается так быстро улепетывать от меня: в моей руке палочка, освещающая мне путь, он же бежит наобум, как дикий зверек, удирающий от охотника и руководствующийся собственными инстинктами. Впрочем, для волшебника это нормально: в минуты опасности магия, заключенная в нас, набирает максимальную силу и может творить чудеса.

Однако мои ноги длиннее, во мне больше сил и, может не очень хорошо, но я немного знаю эту часть леса, поэтому я успеваю схватить его за плечо еще до того, как мы забрались слишком глубоко, и я, к счастью, не успел потерять дороги назад.

Я прижимаю его к могучему вязу с обмерзшим мхом и какое-то время мы просто стоим друг напротив друга, переводя дыхание. Он смешно пыхтит, а пар из его рта смешивается с моим.

— В чем дело, Северус? — наконец удается мне спросить, справившись с резкой болью в легких. — Я же предупреждал, что тебе нельзя идти со мной, и наши игры могут тебе не понравиться.

— Это не игра! — гневно выкрикивает он. — Ей было больно! Это... отвратительно. Отпусти меня! Я никуда с тобой не пойду!

— И останешься здесь? Великолепно! Кентавры будут тебе очень рады, возможно, они примут тебя в свой табун и воспитают в тебе любовь к жизни под открытым небом.

— Я лучше буду с ними, чем с тобой! Пусти меня, я тебе сказал! И уходи, я не являюсь одним из твоих рабов!

— Они не мои рабы. В нашем кругу принято, чтобы соблюдалась иерархия, и все подчиняются ее жестким законам.

— Я. Не. Принадлежу. Вашему. Кругу. Тебе ясно, Малфой?

— Ты, заблуждаешься, Северус. Ты принадлежишь нам! Твоя мать не объясняла тебе, что Малфои всегда занимались Темной магией и стремились уничтожить магглов? Она не поставила тебя в известность, что Принсы на протяжении веков были нашими союзниками, и именно они больше чем кто-либо следовали заветам Слизерина, потому что у вас общие корни?

Но его глаза еще больше темнеют, острые черты ожесточаются, и он выплевывает мне в лицо:

— Я теперь понимаю Сириуса... Я понимаю, почему он так горд, что попал в Гриффиндор!

— Однако тебя шляпа распределила в Слизерин, Северус. И это значит, что ты должен привыкать к нашим порядкам, и ты — наш! Ты — мой!

— Уходи, Малфой, — уже устало бормочет он, даже не пытаясь высвободить плечо. — Просто оставь меня. Слышишь!

— Конечно, слышу.

С этими словами я просто хватаю его в охапку и беру на руки. Он тут же начинает вырываться с энергией дикого лесного зверька.

В его маленьком тельце много силы, но пока мне не трудно с ним справиться. Плохо только, что мне... Мне больно оттого, что он бьется у меня в руках. Эта боль мне не знакома, и что-то происходит со мной. Я привык, что внутри меня — спокойная холодная пустота, которая образовалась со смертью матери. Когда ее не стало, отец не сказал мне ни слова в утешение и... никто не сказал. Я провел в своей спальне неделю, а когда я вышел оттуда, то мне не было горько. Мне все стало безразлично, словно что-то во мне ушло вместе с ней, а может, этого «чего-то» было слишком мало изначально.

«Никого не подпускай к себе слишком близко», — так говорит мне отец. Он помог мне стать сильным и свободным от суетных эмоций, которые делают нас такими беззащитными перед этим миром.

И вот теперь мне тяжело, потому что я впервые в жизни позволил себе не последовать его совету. И я чувствую, что мне не будет покоя, пока этот странный мальчишка не начнет снова доверчиво мне улыбаться, но я боюсь, что этого не будет уже никогда. Теперь я ясно вижу, что он чужд нашим представлениям о норме: уверен, что уже завтра Бэлла будет выспрашивать у меня, когда состоятся новые занятия и, предвкушая их, снова начнет крутиться в слизеринской гостиной возле старшекурсников.

— Я пойду сам. Отпусти, у тебя сейчас руки отвалятся, — холодно предлагает Северус, и я только сейчас осознаю, что он уже перестал вырываться.

Кажется, он все это время смотрел мне в лицо и теперь его черные глазища странно мерцают.

Я осторожно ставлю его на ноги и, не оборачиваясь, иду к тропинке — мы уже обошли поляну по кругу. Мне не хотелось проносить его через проклятую черную землю, поссорившую нас.

Я слышу его пыхтение у себя за спиной — значит все в порядке, и он идет за мной.

Однако, когда мы, сохраняя между собой дистанцию, подходим к хогвартским воротам, я понимаю, что мои неприятности на сегодня не закончились. Нас встречает директор Дамблдор и профессор Слагхорн. Декан Гриффиндора стоит позади них, но, только удостоверившись, что за мной следует Снейп, она молча разворачивается и направляется к замку.

Старый маг, скользнув по мне взглядом, от которого мне становится по-настоящему не по себе, сухо приказывает:

— Ты пойдешь со мной, Люциус.

При этом он смотрит только на Снейпа, который вошел вслед за мной в ворота.

— Северус, с тобой все в порядке? Ты ничего не хочешь мне рассказать? — с обеспокоенным видом директор слегка склоняется к Северусу и заглядывает тому в глаза.

Если мальчик расскажет ему о том, что видел, я не уверен, что на этот раз меня минуют действительно серьезные неприятности. И отец уже не встанет на мою защиту. Скорее наоборот — именно от него мне придется вынести наказание, потому что он не простит мне неосторожности. Не надо было брать мальчика с собой!

— Спасибо, директор, но со мной все в полном порядке, — ровным голосом отвечает Снейп.

Его лицо не выражает эмоций, только кажется старше. Он напряженно, но твердо выдерживает взгляд директора, словно стремящегося заглянуть ему в душу.

— Тогда профессор Слагхорн проводит тебя до спальни, — произносит наконец директор и, успокаивающе сжав напоследок плечико мальчика, будто в желании передать тому часть своей силы, позволяет нашему декану увести его.

Мне же Дамблдор делает знак следовать за собой, и впервые я не испытываю презрительного равнодушия ступая за высокой сутулой фигурой старого волшебника.

Глава 7

В неприветливой тишине мы подошли к Горгулье, и тут я увидел Аргуса Филча с его драной серой кошкой, трущейся о ноги хозяина. Завхоз стоял у стены и улыбался мне мерзейшей улыбочкой. В его руках я заметил розги и похолодел.

Может ли Дамблдор велеть... выпороть меня? Вообще-то уже несколько лет как отменили физические наказания, но я не уверен, что у директора не осталось права в крайних случаях использовать розги для вправления мозгов особенно «отличившимся» студентам. «Надо перестать с таким ужасом пялиться на Филча», — пытаюсь я убедить себя, но весь мой настрой держаться с холодным достоинством пошатнулся, сменившись паникой.

— Проходи, Люциус, — невозмутимым тоном приглашает Дамблдор.

Его глаза неопределенно мерцают за стеклами очков-половинок, и я вдруг понимаю, что мое смятение от него не ускользнуло.

С пылающими щеками я вступил на лестницу, которая ожила и бережно подняла нас к дверям.

Старый маг привычно уселся за свой письменный стол, захламленный бессмысленными блестящими безделушками, которые служат цели заставить посетителей потерять бдительность и выболтать все свои тайны.

Я опустился на стул с удобной, словно успокаивающе обнявшей меня спинкой, с надеждой отыскивая ненавидимые мною лимонные дольки. У директора странная причуда скармливать эту кисло-сладкую гадость тем, кому он собирается «намылить шею». Сейчас этот обычай неожиданно кажется мне вполне милым и, не обнаружив тонконогую ажурную вазочку, так часто перекочевывающую ко мне в руки во время наших бесед, я чувствую, как отчаянно забилось в груди сердце.

За время нашего непродолжительного знакомства с новым директором я привык к тому, что он — мягкотелая тряпка. Я не так глуп, чтобы не догадаться: за его приветливой манерой общаться со студентами и преподавателями стоит сила, всей величины которой я еще не сумел оценить. Но при этом, насколько я знаю, он никогда не воспользовался ее против кого-либо в школе, и все наши разговоры заканчивались только моим надолго испорченным настроением и назначением мне отработки. Я заметил, что он владеет легментацией, но на более высоком уровне, чем отец. Его проникновение в сознание многими окажется незамеченным. Однако, помогая на кухне эльфам — его любимое наказание для меня, видимо, чтобы обуздать мою гордость и принизить самомнение, — я обычно мучительно пытаюсь понять, какие из моих тайн ему удалось разгадать.

— Люциус, — отвлекая меня от беспокойного переглядывания с необычайно хмурым сегодня Финеасом Найджеласом, начинает Дамблдор, — я уже неоднократно предупреждал тебя, чтобы ты прекратил проводить в школе занятия, своей жестокостью противоречащие тем истинам, которые преподаватели стремятся до вас донести. Я понимаю, ты думаешь, что таким образом исполняешь волю отца. Он сделал за тебя выбор и отбил желание хотя бы на миг задуматься, а подходит ли этот выбор тебе.

— Вы все это уже говорили мне... Сэр.

— Увы, Люциус. Я действительно говорил тебе все это, но вижу, что впустую.

Он замолкает. Его старое лицо кажется мне еще более изможденным, чем обычно. Многое бы я отдал, чтобы понять, что задумал в этот раз старик. Образ ухмыляющегося Филча неприятно замаячил перед моим внутренним взором, но я решительно отогнал эту картинку, слишком унизительную и способную лишить меня остатков хладнокровия.

Я успокаиваю себя мыслью, что при любом исходе аудиенции, все равно буду продолжать действовать по-своему. Даже, если ему взбредет в голову лишить меня звания старосты — слизеринцы не признают другого начальника над собой и, кажется, именно по этой причине распоряжение предыдущего директора до сих пор не отменено.

Старик прикрыл глаза, мне пришла в голову нелепая идея, что он уснул, но тут же я отметил, как какая-то тень омрачила его черты. Он решил проклясть меня? Это даже интересно. Тогда отец найдет способ сместить его с должности — Дамблдор уже наделал много ошибок в первый же год своего управления школой. Одна Дракучая Ива чего стоит — подобному агрессивному растению здесь не место, да и лесничий Хагрид, назначенный преподавателем по Уходу за Магическими Существами. Это при незаконченном то образовании и более чем сомнительном происхождении.

— Я знаю, Люциус, о чем ты думаешь. Ты знаешь, если бы дело касалось только твоих одноклассников, которые уже безнадежно испорчены общением с тобой, то я бы просто назначил тебе очередную отработку, зная, что тебя это не остановит. Но ты взял с собой мальчика, и теперь никто не знает, какие демоны поселились в его душе.

— Директор, Северус отдан в нашу семью собственной матерью! И именно потому, что ему действительно пришлось столкнуться с жестокостью — отец-маггл постоянно избивал его и запирал в ванной! — выкрикиваю я возмущенно.

— Я знаю его историю, Люциус. Но то, что происходит в семье мальчика, а также решение миссис Снейп отдать Северуса на воспитание кузену — не относится к нашему сегодняшнему разговору. Пока мальчик находится в стенах этой школы, я не позволю уродовать его душу, Люциус. И ты прекратишь свои занятия.

— Я не понимаю, о каких занятиях вы говорите, сэр.

— Люциус, мы оба знаем, что мне известно, с какой целью ты и твои сокурсники ходите в Запретный лес. Я считаю тебя достаточно умным и взрослым человеком, и рассчитываю, что ты не будешь тратить наше время на пустые препирательства. Сейчас ты пойдешь к себе в комнату и принесешь оставшиеся Шары Памяти.

У меня такое чувство, будто крепкие ножки стула подо мной начали плавиться, и я, качнувшись, поехал с сидением вниз. Или это у меня закружилась голова? Настоящая паника сдавила мое сердце тисками — я даже не в состоянии представить, что сделает со мной отец, когда узнает, насколько я его подвел. Проклятье! Откуда старику известно о Шарах, я же старался не думать о них в его присутствии? Донес кто-нибудь из наших? Быть не может — они слишком осторожны и понимают, что расплата будет неминуемой и жестокой.

«Ну же, скажи что-нибудь!» — отчаянно прокричало у меня в голове, но я ровным счетом не знаю, что сказать, а время идет и, наверное, минула уже не одна минута, как я сижу с видом пойманного за руку воришки и не могу отвести беспомощного взгляда от голубых глаз директора.

— Люциус, я думаю, нет смысла медлить. Я буду ждать тебя здесь. Принеси шары мне, все три.

— У меня нет шаров.

Дьявол! Это что же — мой голос? Даже перед отцом я не опускался до такого жалкого лепета. Может, просто не успевал...

— Я могу пойти с тобой, если ты плохо себя чувствуешь, Люциус. Ты очень бледен, мой бедный мальчик, — участливо предложил мне проклятый директор.

Тянуть дальше просто глупо: Дамблдор, ласково улыбнувшись фениксу (счастливо проворковавшему ему в ответ — глупая бесполезная птица!), встал со своего места с явным намереньем помочь мне подняться.

Тогда я вскакиваю на ноги и звонким голосом послушного мальчика выкрикиваю.

— Я сам... принесу, сэр!

Дамблдор задумчиво кивнул и вновь присел, но я почувствовал, как его энергия буквально вытолкнула меня из кабинета.

Я собрал все шары — они хранились у меня в сундуке под надежным замком вместе с золотыми галеонами и некоторыми ценностями.

Вновь оказавшись в ненавистном кабинете, я выложил прозрачные хрупкие темно-магические предметы на стол директора. С раздражением отметил, как взволнованно зашушукались в рамах портреты, и одобрительно заворковал Фоукс — любопытная птица даже покинула жердочку и уселась на ворох каких-то пергаментов рядом с нами.

Сам я опустился на сидение и обреченно уставился на собственные мелко дрожащие пальцы. Нужно постараться заставить себя ни о чем не думать. Прием, которому я обучился давно. Необходимо занять мозг банальными житейскими размышлениями, не позволяя настоящим проблемам достучаться до сознания. Например, сейчас можно подумать о контрольной по истории магии. Стоит ли мне читать учебник самому или проклясть Гойла, чтобы он развлек нас своими рассуждениями по этому предмету? Заклинание заставит его поделиться всей информацией, сумевшей просочиться через толстый череп самого тупого слизеринца. Будет по-настоящему забавно узнать, какие сведения могли задержаться в его большой крепкой, но безнадежно пустой голове.

— Хорошо, Люциус. Теперь давай решим, что нам делать. В первую очередь ты должен пообещать мне, не впутывать больше мальчика в дела подобного рода, даже, когда он снова окажется в Малфой Мэнор.

Я выпрямляюсь и холодно смотрю директору в лицо. Смысл его слов очень медленно доходит до меня. Я должен... что? Оберегать Северуса от того, перед чем я сам беззащитен? Я так и думал, что мне сейчас предложат какой-нибудь сомнительный, но самоотверженный выход. А если я откажусь? Филч с розгами по-прежнему ошивается неподалеку от Горгульи.

— Если я скажу «Нет», вы накажете меня? — медленно спрашиваю я.

Мой голос больше не дрожит — даже если мне грозит унижение, возможно навсегда сломающее мою гордость, отец вскоре найдет способ заставить меня мечтать о порке и пожалеть, что я вообще появился на свет.

— Я не собираюсь наказывать тебя, Люциус. И не только потому, что в данном случае не вижу в этом смысла, но и потому, что мне претит поступать с тобой в стиле Абрахаса Малфоя.

— Но... там Филч...

— Я не знаю, что взбрело ему в голову. Узнав, что я очень сердит, из-за того, что ты взял с собой Северуса, он сразу раздобыл где-то розги и стал крутиться с ними подле нас. Ты, я так понимаю, это имеешь в виду, упоминая нашего завхоза?

О, Мерлин! Его незабудковые глаза мерцают почти весело!

«Люциус, идиот, сумел таки развлечь старика... Как же я его ненавижу!»

— В мое время такое наказание было заурядным, но невозможно решить серьезные проблемы с помощью порки. Розгой не исправишь душу, Люциус. А вот Круциатусом, к сожалению можно, но не исправить, а покалечить.

Я инстинктивно сжимаюсь. О да, упоминание пыточного заклинания сейчас очень кстати, директор. Думаю, мне вскоре предстоит ознакомиться с его реальной версией, не смягченной милостиво ради меня.

— Итак, ты обещаешь мне Люциус?

Что я так мучаюсь? Надо просто сказать «Да», уверенно глядя директору в глаза и убираться отсюда к себе в спальню, где можно будет уткнуться в подушку и постараться придумать, как заставить себя не думать о том, что мне предстоит.

Я готовлюсь произнести напряженно ожидаемое от меня слово, но неожиданно для себя истерически выкрикиваю:

— Вы же знаете, что не в моих силах уберечь Северуса от зла! Я не могу ручаться за себя, а вы требуете, чтобы я пообещал вам взять ответственность за судьбу другого!

Как же меня, оказывается, трясет, а я и не заметил. Этот старый ублюдок ответит когда-нибудь, что довел меня до такого состояния!

Сильные руки легко разворачивают мой стул, и я оказываюсь нос к носу с директором, сжимающим мне плечи.

— Я помогу тебе скрыть то, что случилось сегодня, от отца. Ты оставишь воспоминания о произошедшем в думосборе, а я наделю тебя памятью о несостоявшихся событиях, и это поможет тебе убедить Абрахаса, что ты выполнил его указания. Сам же ты будешь помнить только наш разговор и свое обещание. Ты будешь понимать также, что воспоминания о твоих занятиях с одноклассниками фальшивы. Я уверен, что ты справишься и покажешь отцу только то, что он желает увидеть.

Я справлюсь, я знаю. То, что мне предлагает старик — действительно выход. Мерлин, это значит, я могу пока не бояться будущего. Я снова распоряжаюсь им, хотя бы частично...

Неожиданно я нелепо и беспомощно всхлипываю, закрывая руками лицо, но сдерживаемые годами слезы прорываются сквозь мои отчаянные усилия их остановить. Я размазываю пальцами редкие соленые капли, будто пытаясь затолкнуть их обратно, а старый маг гладит меня по голове, прижимая к расшитой звездами мантии и при этом ничего не говорит, за что я ему, уже второй раз за вечер, по-настоящему благодарен.

Я не знаю, как давно лежу с открытыми глазами, но в окружающей меня темноте я уже различаю призрачные серебристые очертания предметов. Я даже вижу острый носик сопящего рядом со мной Северуса и маленькие ладошки, чинно положенные поверх одеяла. «Это он так отгоняет от меня дурные сны», — почти с нежностью думаю я, вспоминая, что ребенок уснул сразу, едва голова коснулась мягкой подушки.

Идея оставить его у себя, да еще и уложить спать в свою кровать после сегодняшнего разговора с директором не кажется мне безопасной. Я подозреваю, что хогвартские эльфы докладывают старику обо всем, что происходит в замке, а спальня слизеринского старосты самое неподходящее место для мальчика, за чью душу так боится директор.

Но теперь, успокоившись, я пришел к выводу, что Дамблдор все равно поможет мне избавиться от шаров так, чтобы отец не догадался о моей оплошности. Это выгодно ему не меньше, чем мне, и совсем не следовало распускать у него в кабинете сопли. Никогда ему этого не забуду!

Что же касается Северуса... То, что я испытываю к нему, настолько необычно, что я не вижу смысла как-либо злоупотреблять его абсолютной беззащитностью передо мной, хотя, признаться, его уязвимость и кружит мне голову. Впервые, имея возможность полностью распоряжаться кем-то согласно собственным прихотям и желаниям, привычно ожившим во мне, едва я представил это тоненькое хрупкое тельце в своей власти, я добровольно отказываюсь от такой возможности. Совсем не жалость к невинному ребенку, как решила бы Андромеда, и не страх перед жалкими шпионами директора останавливают меня. Я понимаю, что чем больше терпения я проявлю сейчас, тем большая награда меня ждет потом. Пусть росток его наивной детской влюбленности в меня даст глубокие корни, пусть они опутают его душу, сделав его моим всецело, без остатка.

У меня достаточно вассалов, которые помогут мне ждать.

Как-то он, видимо, подслушал мой пароль, потому что, вернувшись к себе от директора, я застал его сидящим за письменным столом. Рядом с ним стояла круглая баночка, сам же он читал учебник за седьмой курс по зельям и даже не сразу поднял глаза при моем появлении. Он очень увлекается этим предметом и, пожалуй, это единственная его страсть, к которой я почти ревную.

После нашей перепалки в лесу я удивился, что он так быстро решил навестить меня.

— Северус, что ты здесь делаешь? — холодно спросил я его, и встретился со спокойным взглядом.

— Жду тебя. Это непонятно? — невозмутимо объяснил Снейп.

— Вообще-то не годится приходить без приглашения, ты об этом не знал?

— Извини, я сейчас уйду. Я только принес вот это. Умиротворяющий бальзам.

— Как мило... А с чего ты взял, что мне может потребоваться умиротворяющий бальзам? Ты вообразил, что директор может меня серьезно расстроить или напугать?

— Судя по тому, что твои щеки блестят от пролитых слез, что-то ему все-таки удалось с тобой сделать, — заявил ребенок, окинув меня насмешливым взглядом, от которого кровь ударила мне в голову.

— Так. Забирай свой бальзам и убирайся! И хватит бегать за мной! Мне хватает твоего общества в имении, мог бы хотя бы здесь оставить меня в покое!

Северус вскочил, по его худенькому личику пробежала судорога, а в глазах промелькнуло удивление, сменившееся болью, которая неожиданно отозвалась во мне, но я продолжал бесстрастно с циничным интересом рассматривать его, не желая больше поддаваться эмоциям.

Ребенок, постояв передо мной несколько мучительных секунд, попытался что-то сказать, но его губы только беззвучно кривились. Тогда он рванул к двери, обегая меня по безопасной, на его взгляд, траектории, и я сдался — легко поймал его, сильно, так чтобы почувствовать каждую его хрупкую косточку, сжал в объятиях и опустился перед ним на корточки.

— Прости, я, кажется, сделал тебе больно, мой мальчик?

— Да, и ты сам прекрасно это знаешь, — прошептал Снейп, отворачиваясь от меня и уставившись в стену.

— Ты же сам собирался уходить от меня. Помнишь, в лесу не ранее, чем сегодня вечером ты просил, чтобы я убирался и больше не подходил к тебе?

— Я думал, что все равно тебе нужен. Что ты будешь... страдать, если я не приду, — тихо признался он, продолжая избегать моих глаз.

Он был таким очаровательным, таким трогательным и... родным сейчас, когда так верно описал то, что я мог чувствовать, что я невольно искренне рассмеялся.

— А ты не малого о себе мнения, малыш, — пробормотал я и, охваченный приступом внезапно нахлынувшего счастья, схватил мальчишку на руки и потащил к кровати.

Я повалил его на покрывало и стал целовать в лоб, щеки и нос, избегая губ, сквозь которые со свистом вырывалось тяжелое дыхание. Так сладко было чувствовать его маленькое угловатое мальчишеское тело, мне хотелось вдавить его в себя, мне хотелось...

— Отпусти меня! — отрезвил меня отчаянный вскрик.

Я замер и отстранился, не выпуская его из-под себя и по-прежнему прижимая к кровати.

— А ты не будешь убегать?

— Нет. Хотя ты сам только что меня прогонял, — зло сверкнув глазами, обещал он.

— А ты злопамятен, малыш, — усмехнулся я и отпустил его.

Теперь он сидел рядом со мной с пылающими щеками и настороженно меня рассматривал. В его глазах явно плескалась паника. Не знаю, что он там себе вообразил. Может, что я только что его «трахнул»? Что он там «в общих чертах» знает об этом слове? Мне было и забавно, и немного тревожно. Я осторожно взял его за руку.

— Итак, Северус, ты решил, что я тебя жду. На чем же основана такая самоуверенность?

Его пальчики дрогнули у меня в ладони, но он не стал вырывать руку.

— Я... переживал, что так много наговорил тебе в лесу. Ты всего лишь делаешь то, что тебе велит отец. У тебя нет выбора. Он теперь тебя сильно накажет...

— Нет. Все будет нормально, если ты сам ему не скажешь. А я уверен, что ты будешь держать свой язычок за зубами. Лучше скажи мне, зачем ты все время за мной ходишь?

Он резко отвернулся, но я осторожно взял его за плечики и развернул к себе. Глаза мальчика были зажмурены, а губы сжаты.

— Северус, — позвал я. — Ну-ка взгляни на меня. Ты трусишь?!

Как я и ожидал, это предположение заставило бы его заглянуть и в смертоносные очи медузы Горгоны, не то что посмотреть мне в глаза.

Я неплохой легиллимент, но отец говорит, что уже сделал все, что мог, и дальше я вряд ли сумею серьезно развить эту способность. Однако моих навыков хватило, чтобы отыскать в веренице воспоминаний мальчика себя, тем более, что мой образ, похоже, совершенно оккупировал его мозг.

Я знаю, что красив, но в представлении Снейпа я — просто волшебный принц из сладких детских сказок. Живой бог, спустившийся с небес на грешную землю... Не могу припомнить, чтобы я казался кому-то настолько совершенным. Во всяком случае, мои вассалы воспринимали меня более прозаически. Одни любовались игрой мускулов под моей белоснежной кожей, некоторые ассоциировали меня с великолепным и гордым львом, другим я напоминал пантеру, и всех привлекала моя несомненная уверенность в собственных силах и праве делать с ними все, что я пожелаю.

Северус же наделил меня прекрасными печальными глазами и красотой небожителей.

Когда я прервал зрительный контакт, у него был такой вид, будто он сейчас потеряет сознание. Его всего трясло, а глаза, часто дерзкие и всегда смелые, беспомощно бегали.

— Ты останешься со мной, сегодня, Северус? — нежно спросил я, осторожно взял его за подбородок и заставил все-таки посмотреть мне в лицо.

— Зачем? — пробормотал он, но взгляда — болезненного, как открытая рана — не отвел.

— Будешь отгонять от меня дурные сны, — предложил я, отпуская его, чтобы не мучить.

Он вздохнул, немного отодвинулся и прошептал, краснея:

— Ты не будешь...

— Не буду что?

— Приставать ко мне...

О, Мерлин! Что за чудо?! Влюблен в меня по уши, но при этом боится, что я буду к нему приставать. Я еще не знаю, что он вкладывает в это понятие... Наверное, не буду ли я его больше тискать до боли, как недавно.

— С этой точки зрения ты меня не интересуешь, дитя, — холодно заявил я, и с удовольствием заметил, что помимо явного облегчения, на его личике читалась и обида.

Когда-то, еще до моего рождения и несколько лет после него, три самых могущественных семейства Темных Магов — Принсы, Блэки и Малфои — по очереди устраивали бал в честь языческого бога Митры и дня зимнего равноденствия.

После скандала, связанного с замужеством Эйлин Принс, ее родители прервали традицию, однако до болезни моей матушки Блэки и Малфои продолжали организовывать торжества и поддерживать обычай.

Последние же годы зимние каникулы я проводил в обществе отца, иногда, впрочем, он позволял мне пригласить Андромеду или кого-нибудь из одноклассников. Последние изо всех сил делали вид, что не расстроены, что вместо бала вынуждены терпеть мое дурное настроение и исполнять мои прихоти.

Поэтому я был очень удивлен заявлением отца, что к нам в гости в этот раз пожалуют Блэки в полном составе.

Замок стал преображаться еще накануне вечером: обычно мрачноватые залы с потолками, расписанными картинами былых рыцарских сражений, слишком огромные, чтобы свечи могли разогнать тьму, притаившуюся под тяжелыми балками, осветились сверкающими дракончиками, извергающими разноцветные огоньки. Мраморные колонны — сталактиты обвил серебристый живой плющ, мерцающий голубым холодным сиянием.

В самом просторном помещении — зале певцов, где и предполагалось проводить торжество, с великим усердием трудились эльфы. Обычно они стараются быть незаметными, и я искренне поразился, сколько же у нас, оказывается, этих маленьких созданий.

Отец заперся в кабинете и вызвал к себе самого старого и толкового из них, но через час эльф вылетел из тяжелых дубовых дверей, взлохмаченный и встревоженный.

Мы с Северусом как раз проходили по холлу на втором этаже в мою комнату и, переглянувшись, рассмеялись. Разделяя его искренний детский смех, я тем временем задумался, что же могло так напугать многое повидавшего на своем веку слугу, чтобы он расстроился настолько, что забыл, как аппарировать.

Я уселся на низкий диванчик с резной спинкой, небрежными взмахами палочки зажег поярче камин и добавил свечей в канделябры. Мне хотелось подобрать блестящий гардероб нам обоим. Себе — с целью произвести впечатление на Андромеду, ему — потому что мне нравится, как он преображается разодетый в подходящее его происхождению платье.

В школьной форме он выглядит очень бледным и каким-то жалким. Мантия висит на нем мешком, скрывая гибкую по-кошачьи грациозную фигурку и длиннющие стройные ноги.

— Снимай с себя эту гадость, — велел я ему, имея в виду одежду, которую он успел напялить на себя с утра — посылка его матери.

Он смущается, когда ему приходится раздеваться передо мной, а меня это забавляет, и еще — я люблю на него смотреть. Он немного подрос за последние полгода и уже не выглядит таким уж ребенком. Он будет высоким — уже сейчас он перерос многих своих сверстников, кроме, пожалуй, Сириуса. Все явственнее в нем угадывается изящный юноша, поэтому я не могу отказать себе в удовольствии на него полюбоваться.

— Так, теперь иди сюда. Вот эта рубашка тебе подойдет. Тебе вообще идет белое, Северус. Ты не выглядишь болезненно бледным, и черты лица у тебя смягчаются.

— Чем это тебе не нравится мое лицо? — бурчит он себе под нос и сладко дрожит от моих прикосновений.

— Не бубни. Повернись. Вот так. Теперь я опасаюсь, что ты отобьешь у меня невесту, — окинув его одобрительным взглядом, насмешливо заявляю я.

Он недоверчиво улыбается и восторженно на меня смотрит.

Я легонько отталкиваю его от себя и лениво направляюсь к кованому сундуку, набитому тряпками. Мне нужен бархатный камзол и штаны к нему. Вот, похоже, это именно то, что я искал. Темно-синий цвет и тот глубокий тон, который больше всего идет к оливковому оттенку его кожи.

— Скажи, Северус, твой отец ведь не сразу стал жестоко обращаться с тобой? — спрашиваю я, извлекая свою находку из мягких, пахнущих лавандой глубин сундука и оборачиваясь к ребенку.

Но он меня не слышит. Потихоньку Снейп подобрался к коллекции холодного оружия, украшающей стену, уже успел стянуть оттуда рапиру и теперь сосредоточенно рассматривает зловеще мерцающий в красноватом свете камина клинок.

— Так... Осторожно убери рапиру в ножны и повесь на место. Имей в виду — порежешься, я не буду с тобой возиться. Между прочим, раны, наносимые этим лезвием, заживают, только если кто-нибудь из представителей рода Малфоев произнесет контрзаклинание. — сообщаю я шелковым голосом и тут же с некоторым раздражением добавляю: — Отвечай на мои вопросы и одень наконец штаны!

Его наивное непонимание того, что долго разгуливать передо мной в одном обтягивающем его крепкую узкую задницу белье не безопасно, неожиданно выводит меня из себя. Я уже начинаю терять нить разговора, а мне еще нужно кое-что уточнить перед разговором с Андромедой.

Северус с невозмутимым видом вешает оружие на место и неторопливо поворачивается ко мне. Его щеки пылают, но в глазах пляшут чертенята. Прекрасно, он вообразил, что тоже может меня подразнить. Глупый мальчишка!

Неторопливой скользящей походкой я приближаюсь к нему с одеждой в руках, ощупывая безжалостным взглядом всю его тоненькую фигурку. Камзол и штаны я осторожно вешаю на подлокотник диванчика, а сам опускаюсь перед мальчиком на колени и медленно провожу руками по стройным икрам. Вот теперь от всего его задора не осталось и следа — брови жалобно выгнулись «домиком», а хрупкое тельце сотрясает нервная дрожь.

— Ну, ты сам будешь одеваться или желаешь, чтобы это сделал я? — мурлычу я, заглядывая в черные огромные глаза.

Сейчас невозможно определить, где заканчивается зрачок и начинается радужка, и от этого его узкое личико кажется нереально прекрасным, словно лик заблудившегося в темноте юного демона, безнадежно потерявшего дорогу к свету. Ему полезно понять, что не стоит играть с огнем, тем более, если его стало привлекать заигрывание с не осознанной до конца опасностью.

— Я сам... — шепчет он еле слышно и хватается за бархатную ткань штанов.

Я кривлю губы в понимающей усмешке и усаживаюсь на диван, наблюдая, как он дрожащими руками застегивается и расправляет одежду.

— Ну, и когда твой отец начал донимать тебя? Ближе к лету, не так ли?

— Нет. Сразу после моего дня рождения. После того, как я получил письмо о зачислении меня в школу Чародейства и Волшебства.

— И... Что еще произошло помимо того, что ты получил письмо?

— Через неделю к нам пожаловали маги из Министерства и отняли у матери палочку. Они вспомнили, что она не принадлежит больше магическому сообществу.

— Понятно...

Что ж, картинка складывается — я так и подозревал: должно было произойти что-то, подтолкнувшее Эйлин отдать сына в семью, к которой он принадлежит по крови.

* * *

Мистер и миссис Блэк вместе с выводком своих буйных отпрысков прибыли на следующий день к самому началу торжества. Пока отец находил для каждого из них приветственное слово и объяснял старшим Блэкам, какие членам их семейства отведены комнаты, я отыскал глазами Андромеду.

Едва встретившись со мной взглядом, она мягко и непривычно лукаво улыбнулась. Я вспыхнул от волнения, но не стал по этому поводу расстраиваться. Влюбленным ведь и положено вести себя, как последним идиотам. На самом деле я ожидал, что она будет изображать холодное презрение, после нашей переписки, и моя глупая реакция объяснялась беспокойством за наши отношения.

Оставив Северуса у колонны, откуда он хмуро и недоверчиво рассматривал гостей (в основном Блэка, сразу заприметившего его и растянувшего губы в жизнерадостной ухмылке), я подошел к Андромеде и предложил ей руку.

Отец проводил гостей в украшенную хвойными ветвями и яркой мишурой залу, где все и расселись за длинным деревянным столом, ломящимся от всевозможной снеди и питья. Рядом с отцом устроились мистер и миссис Блэк. Их дети расположились напротив нас с Северусом и Андромедой.

Я вполне искренне сделал ей комплимент по поводу внешнего вида. В отличии от Бэллы, вырядившейся в нечто кроваво-красное и режущее глаз россыпью крупных драгоценных камней, моя подруга облачилась в изумрудное, чудесно подчеркивавшее ее фигуру платье с жемчужным поясом.

Я улыбнулся девушке самой чарующей из своих улыбок, но она лишь насмешливо сузила серо-зеленые глаза. От охватившего меня азарта мне стало жарко.

Я стал прикидывать в уме, какую выбрать тактику по ее соблазнению, автоматически прошипел Северусу:

— Возьми вилку в другую руку, — когда одетый в честь праздника в зеленую ливрею эльф Добби появился в дверях и писклявым голосом провозгласил:

— Лорд Волдеморт.

Появившийся в просторном дверном проеме гость был высок и строен. Его лицо скрывала бархатная черная полумаска, но по красивым тонко очерченным губам, уверенному подбородку и аристократически бледной, почти белой, коже можно было предположить, что он хорош собой. Однако когда его мелкие идеально ровные зубы блеснули в вежливой улыбке, что-то неуловимо порочное промелькнуло в наполовину скрытых чертах.

Я, как и наши гости, был не в курсе, что отец пригласил на торжество кого-то помимо них, и теперь вместе с остальными гадал, кто бы это мог быть, и почему я не могу припомнить его фамилии, судя по титулу занимающей важное место в генеалогическом древе известных мне семейств.

Тем временем отец, поочередно представив Волдеморту сидящих за столом (включая детей), провел гостя на предназначенное ему место — по правую руку от себя.

Я решил было снова заняться Андромедой. Налил ей золотистого вина с пузырьками подводными фейерверками взлетавшими к поверхности и блестящими искорками танцующими над хрустальным бокалом, отрезал ей барашка и заботливо поместил сочный кусочек на ее тарелку, призвал палочкой с дальнего конца стола изысканную кисловато-обжигающего вкуса зелень — ее любимое дополнение к мясным блюдам, насколько я помню, — но она совершенно игнорировала все мои старания. Не отводя глаз, Андромеда созерцала негромко беседующих отца и Волдеморта и, казалось, всецело отдалась этому занятию. Я проследовал за ее взглядом, и сам на какое-то время забыл обо всем — никогда не видел отца настолько увлеченным беседой.

Родитель самодовольно улыбался, его глаза блестели. Он явно пребывал не только в искреннем восторге от собеседника, но и, похоже, ловил каждое слово гостя и больше слушал, чем говорил.

Но ни мне, ни Андромеде не представляется возможным подслушать их разговор — какой же тогда смысл тратить на них время?

— Дорогая, хочешь фруктов? — стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком раздраженно, спросил я.

Никакой реакции! Она что, возомнила, что может читать на расстоянии мысли взрослых опытных волшебников?

Но тут мне прямо в глаз брызнуло что-то холодное и жгучее. Я в ярости огляделся, ища виновника безобразия, и увидел перепачканного апельсиновым соком и желтой склизкой мякотью Северуса, в бешенстве воззрившегося на Сириуса и уже начавшего поднимать под столом палочку.

Блэк взахлеб смеялся, и я, признаться, сам едва не последовал его примеру. Обиженный и злой, как тысяча чертей, при этом вдобавок весь перемазанным содержимым злосчастного фрукта Снейп своим видом рассмешил бы и покойника.

— Scorgify, — прошептал я, но одновременно со мной Снейп пробормотал что-то свое и сидящий напротив нас Сириус схватился за горло.

Тут же мальчик на глазах изумленной и испуганной матери начал синеть и беспомощно дергать себя за ворот, Бэлла отвела его руки и разорвала рубашку, выкрикивая:

— Finite Incantatem! Finite Incantatem! Мэдэм, заклинание не действует! Сэр, да сделайте же что-нибудь!

Я отстраненно успел подумать, что нас неплохо выдрессировали — даже в минуту смертельной опасности мы не забываем обращаться к родителям, как положено, и тут Белатрикс повернула ко мне искаженное от бешенства лицо:

— Ну, Люциус?! Что твой щенок сделал с братом?!

Давно я не чувствовал себя так глупо. Я покосился на Северуса, но по растерянной физиономии мальчишки понял, что тот и сам не ожидал такого эффекта от своей ответной шалости. Тогда я беспомощно оглянулся на Андромеду.

Девушка продолжала пялиться на Волдеморта, прекратившего разговаривать с отцом и теперь насмешливо созерцавшего развернувшуюся перед ним сцену. Ненавязчивая музыка, неторопливым потоком льющаяся из стен замка, стихла, отец был бледен, но и пальцем не пошевелил, чтобы вмешаться, а Сириус продолжал задыхаться за праздничным столом. И только, когда крики суетящихся вокруг него родных стали откровенно истеричны и совсем уж невыносимы, все внезапно кончилось, будто и не было ничего... Следуя взгляду застывшей подруги, я успел заметить, что за секунду до этого изящно очерченные губы нашего гостя едва заметно шевельнулись.

Вновь зазвучала нежная музыка, Волдеморт уже открыто взмахнул палочкой, и вот уже, как ни в чем ни бывало, гости возобновили трапезу и прерванные разговоры. Бэлла потихоньку подливала себе в бокал вина, мистер и Миссис Блэк промывали моему отцу, совершенно позабывшему о них из-за гостя, косточки, Регулус уплетал за пухленькие щечки мороженое и, судя по специфическим дерганым движениям, толкал под столом Нарциссу ногой, а девочка кривила губки, готовясь разрыдаться.

Только Сириус был очень бледен — он больше не ерзал на стуле, не строил Северусу рожицы и, видимо, ничего больше не замышлял. Оба мальчика с заметным испугом изучали друг друга, перекрестив взгляды — черных и синих глаз.

Наконец я перемолвился с Андромедой:

— Они помнят, и мы помним. Но остальные ведут себя так, будто ничего не случилось. Тебе не кажется это странным?

— Да, — прошептала девушка, осторожно покосившись в сторону лорда.

— Гм... Северус, я думаю тебе уже пора спать, — заявляю я, решив, что мне просто необходимо выбраться отсюда и попытаться уложить увиденное в голове. — Детям твоего возраста незачем так долго рассиживаться за столом, уже девять вечера.

— Что? Никуда я не пойду! — Снейп повернул ко мне удивленное личико и посмотрел на меня, как на предателя.

— Как вы считаете, миссис Блэк, детям пора спать?

— Конечно, Люциус, ты проводишь младших до их комнат?

— Разумеется, мэдэм.

— Ты такой славный, Люциус,— расплываясь в довольной улыбке, проворковала миссис Блэк. — Регулус, Цисси, Сириус! Идите за Андромедой и мастером Малфоем.

Регулус пытался возражать. Нарцисса тихо заревела, обиженно поглядывая на старших сестер и, особенно, на состроившую ехидную мину Бэллу. Сириус же, непривычно покорно и не возражая, последовал за нами. Снейпа мне пришлось взять за руку, потому что он и не подумал вставать с места даже, когда мы уже дружно направились к дверям.

— Я хочу знать, что происходит! — шипел он, тщетно выдергивая ладошку. — Зачем ты придумал эту ерунду? Мне через неделю исполняется двенадцать лет! Тоже нашел младенца! Люций, я все равно не буду спать! Кто этот человек? Это он что-то сделал с моим заклинанием.

— Он? — я останавливаюсь и пропускаю обеспокоено посмотревшую на меня Андромеду. Я показываю ей глазами на Снейпа, она понимающе кивает и отходит с детьми дальше по холлу.

— Ты уверен, что это не ты сам? Расскажи, как было.

— И не подумаю! Ты тащишь меня спать, а я еще буду тебе что-то рассказывать?! Да отпусти ты мне руку!

— Хорошо. Я отведу тебя в комнату, чтобы остальные дети не догадались, о сделанном для тебя исключении. Потом я тебя выпущу. Скажем, что тебе не спиться... Идет?

— Идет, — хмуро соглашается он.

Когда я, после того, как помог Андромеде устроить остальных детей, вновь оказался у него в комнате, он сидел на кровати и явно с нетерпением ждал меня. Андромеду я попросил пройти пока в галерею.

— Рассказывай, что произошло.

— Сириус взорвал у меня апельсин под самым носом...

— Это я видел, и это не важно. Говори, что делал ты.

— Я напустил Слизняковое проклятие, чтобы понаблюдать, будет ли ему так же весело, когда из него начнут вылезать склизкие твари, но вместо стандартной реакции обнаружил, что Блэк задыхается. Когда я еще только начинал произносить заклятие, что-то щелкнуло у меня в голове и окончание поменялось. И еще, я почувствовал в себе какую то чужеродную энергию...

— Хм... Странно. Ты думаешь, кто-то модифицировал заклинание?

— Да, и не кто-то, а этот странный человек. Кто это, Люциус? И зачем твой отец пригласил его? Ты ничего о нем не рассказывал.

— Я сам его не ждал. Ложись спать... Мне надо обсудить произошедшее с Андромедой.

— Как?! Ты же говорил, что я могу выйти к вам!

— Тебе снова хочется пообщаться с этим загадочным лордом? Может разумнее предоставить старшим все выяснить, чтобы снова не вляпаться в неприятности?

— Я знал, что ты меня обманешь.

— Я обещаю рассказать тебе все, что смогу о нем выяснить, завтра. Договорились?

— Уходи, Малфой. Я понимаю, тебе не до меня сегодня, — угрюмо бормочет он и забирается в постель с ногами, однако, когда я пытаюсь его обнять, он вырывается и сердито шипит.

Я усмехаюсь и треплю его по голове. Если не уснет, может, я и разрешу ему присутствовать на балу. С этой обнадеживающей для Снейпа мыслью я иду искать Андромеду.

— Ну, что ты по этому поводу думаешь? — спрашиваю я девушку, подходя к ней со спины.

Она сосредоточенно изучает наши фамильные портреты, но при этом заметно, что видит не моих предков, а что-то другое и, скорее, внутри себя, чем в окружающем пространстве.

— Я думаю, что этот лорд Волдеморт очень сильный маг, и что-то подсказывает мне: слухи о скорой войне не беспочвенны, и он имеет к ней непосредственное отношение.

— Откуда такие мрачные выводы... Ты думаешь, он именно тот маг, которого мы все ждали, для того, чтобы вновь объединиться в борьбе против губительной для нашего сообщества политике министерства?

— Думаю, это именно он. Твой отец не стал бы уделять ему так много внимания, будь он птицей попроще. Что ты хотел мне сказать о Северусе? Что ты узнал о нем?

— Северус... Ты знаешь, я, кажется, восстановил его родословную. Я специально привел тебя портретную галерею. Вот, подойди поближе.

Я нежно беру ее под локоть, с удовольствием ощущая, что мои осторожные, но уверенные движения все же на нее действуют — она слегка напрягается и чуть прикусывает губу.

Прошептав «Lumos» и приподнимая палочку, я освещаю картину с портретом дяди.

— Ну. Есть некоторое сходство, но у многих магов крючковатые носы... Вот у вашего директора тоже, к примеру. Мы все в каком-то смысле родственники, Люц. Не понимаю, почему ты решил, что Северус именно сын Клавдия Малфоя.

— У дяди так и не родился наследник, и он сошел с ума, как ты знаешь... Я осторожно расспрашивал отца и выяснил, что было время, когда Клавдий Малфой встречался с Эйлин Принс, но потом, уже перед помолвкой, неожиданно предпочел ей другую.

И вот тогда-то Эйлин и ушла из дома. Слишком много совпадений.

— Только совпадений, Люциус...

— Возможно, но я знаю точно, что он не является сыном Тобиаса Снейпа. Для меня это бесспорно. Сама же Эйлин в родстве с Дамблдором по материнской линии...

— Люциус, она могла встречаться с Тобиасом Снейпом до свадьбы в тайне от всех. Да и мало ли что там в гневе выкрикнул этот человек. Признайся, тебе самому просто хочется думать, что он чистокровка, как и ты.

— Мне все равно насколько чистая течет в его жилах кровь!

— Правда? — раздался у меня над ухом насмешливый немного высокий голос.

Мы с Андромедой развернулись, изумленно уставившись на бесшумно подошедшего к нам Волдеморта.

— Я считал, что для вас этот вопрос принципиален, мистер Люциус. А вы, мисс Андромеда, как считаете, зависят ли магические способности от крови, текущей в жилах волшебника?

— Я считаю, что ничего не зависит от крови. И от магии. Важно, что собой представляет человек, и что им движет. Добрые люди с равной степенью достойны существовать под солнцем.

— Вы верите в добрых людей? Очаровательная мисс, должен разочаровать вас, но добрых людей не существует, и знаете почему?

— Я не согласна с вашим утверждением, поэтому не вижу смысла узнавать его причину, — сдержанно возразила ему Андромеда.

Мне показалось, что она слегка дрожит, в то время как наш собеседник был спокоен и холоден, как... пожалуй, я бы сравнил его со змеей перед броском. И еще... В прорезях маски его темные глаза полыхнули пламенем. От этого мне стало жутко и захотелось побыстрее прекратить это странный разговор, уведя пока не поздно Андромеду подальше.

— Вы очень дерзки, мисс, — отвечал ей тем временем лорд. — Это от неопытности, а не от смелости, как вам кажется. Со временем вы научитесь оценивать своих собеседников в зависимости от магической энергии и статуса. А пока я все же отвечу на свой же вопрос. Люди, особенно магглы, смертны и ограничены во времени. Они будут играть в доброту, пока не угрожает опасность их жизни и благополучию. Только бессмертные могут позволить себе быть добрыми или злыми, по своему желанию. Кроме того, есть такая неприятная штука, как боль. Вы были бы удивлены, если бы узнали, как многое изменилось бы в вашем мировоззрении, если бы вы с ней познакомились.

— Тогда... Я бы просто подчинилась силе, но мое мнение осталось бы при мне.

— Мнение может меняться, мисс Андромеда. Люциус, я вижу, ты не согласен со своей подругой. Как ты думаешь, могут ли магглы знать, что такое добро и зло?

— Нет, сэр. Они слишком зависят от внешних обстоятельств, — стараясь не мигнуть под его необычным взглядом, невозмутимо согласился я.

Я знаю по опыту с отцом — таким людям нельзя противоречить и достаточно просто соглашаться, чтобы избежать неприятностей.

— Верно. Я вижу, Абрахас хорошо воспитал тебя, Люциус. Мы еще поговорим с тобой. Да, молодые люди, сейчас будут танцы, и у вас будет отличная возможность насладиться обществом друг друга. Буду рад увидеться с вами в зале. И пригласите того темноволосого мальчика, Северуса, если я не ошибаюсь. Я считаю, что в нем есть потенциал. Рассчитываю, что ты поможешь ему разумно оценивать действительность, Люциус.

С этими словами, Волдеморт резко развернулся и направился прочь. Мне понравилось, как за ним развевается плащ, и как эффектно отдается звук его каблуков под сводами галереи, в стенах которой повисло молчание, вибрирующее от затаенного страха.

* * *

— Как ты думаешь, о чем этот странный человек может разговаривать с маленьким Северусом? — спросила меня Андромеда очень тихо, приближая розовые губки почти к самому моему уху.

Мы кружились с ней в медленном танце, вокруг нас в такт музыке вились заколдованные теплые снежинки, мерцая серебристыми искорками, и мне уже стало казаться, что мы совсем одни уютно дрейфуем на волнах волшебного сна. Я вздрогнул, не ожидая вопроса, и рассеянно посмотрел в сторону праздничного стола.

Вообще-то по этикету его уже полагалось убирать, но так как у нас, в некотором смысле, семейное торжество... Хотя, если честно, я уже сильно в этом сомневался.

Бэлла, недавно вальсировавшая с Волдемортом, с сияющим лицом сидела рядом с моим отцом в неприличной близости от недавнего партнера по танцам, а ее родители смотрели довольно благосклонно на не в меру оживившуюся старшую дочь. Северуса устроили напротив нашего странного гостя и, судя по вялой мимике, мальчик неохотно отвечал на задаваемые ему вопросы.

Мне и самому вся ситуация представлялась не только необычной, но и тревожной, хотя бы потому, что отец выглядел буквально зачарованным Волдемортом. А тут еще непонятный интерес к двенадцатилетнему мальчику...

Но у меня свои планы на этот вечер, поэтому я осторожно и очень нежно прижимаю к себе словно позабывшую о моем присутствии девушку и шепчу, мне хочется верить, самым своим соблазнительным голосом:

— Андромеда, предоставь их себе. Ты такая красивая сегодня, и мне не терпится преподнести тебе подарок... Он подойдет и к твоим восхитительным глазам и к этому платью... Пошли со мной. Все равно им нет до нас дела.

Я чувствую, что талия под моими ладонями напрягается, девушка обращает ко мне изумленное лицо, но тут же с досадой я замечаю, как хорошенький ротик кривится в язвительной усмешке. В чем дело — разрази меня Горгулья! — я что-то не то сказал? Пожалуй, надо забросить на какое-то время моих вассалов. С ними все слишком просто, грубые неотесанные мужланы. Немного прикосновений со смыслом, от которых их тут же бросает в дрожь, побольше напора — в свой черед, уверенность в собственном превосходстве и любой уже жалко стонет, подчиняясь моим желаниям. Я пытаюсь не выдать, что несколько растерян ее холодностью и, продолжая чарующе улыбаться, воркую:

— Пойдем же, мой прекрасный друг...

— Люций, ты необыкновенно внимателен сегодня. Постой ка... Ты не переборщил с шампанским? — она спрашивает это таким тоном, что я ясно чувствую, как кровь приливает к щекам. Дьявол! Может, я просто перестарался? Конечно, она привыкла, что я веду себя с ней нейтрально, как друг, а она не так пустоголова, как некоторые, чтобы любой комплимент и знак внимания воспринять за чистую монету. Надо действовать тоньше.

Быстро меняя тактику, я беру себя в руки и оскорблено замечаю:

— Если тебе не интересно, Андромеда, не смею настаивать... Я специально подбирал камни, но...

— Хорошо, пошли, Люциус. Я давно хотела с тобой поговорить.

Никем не замеченные мы неторопливо вышли из залы и проследовали в пустующую гостиную. Там было прохладно, не так празднично, но зато спокойно. Я наколдовал белоснежный плед для Андромеды и заботливо накинул его ей на плечи. От этого жеста она снова улыбнулась, но теперь как-то болезненно.

— Люциус, — начала она, когда в камине весело затрещал хворост, мы с комфортом расположились на мягком диванчике, а эльф отправился в мою комнату за подарком, — за то время, что я тебя знаю, ты редко замечал даже во что я одета... Теперь, оказывается, ты в курсе, какого цвета у меня глаза. Чем же прикажешь объяснить такую перемену?

Я воспользовался возможностью отвернуться, принимая усыпанную мелкими сверкающими камушками шкатулку, чтобы сообразить, что ответить на такой простой, но слишком честный вопрос. Заготовленные фразы о пробуждающемся во мне чувстве теперь казались ужасно пошлыми и стыли на моих губах под ее спокойным и открытым взглядом.

— Мы долго не виделись... и я успел понять, что ты значишь для меня. Ты мне больше, чем друг, если я был не внимателен, то жалею об этом... Я хотел бы видеть рядом с собой именно тебя, — протягивая ей ожерелье, произнес я на удивление проникновенным голосом. Я говорил большей частью правду, и на нее это подействовало, потому что колючая насмешливая искорка исчезла из умных внимательных глаз, а лицо стало серьезным и очень взрослым. Мне показалось, что ей меня даже стало жалко. Вот этого мне только не хватало! Но я заставил себя не изменить печального искреннего выражения лица.

— Если это правда, Люциус... То мне очень, очень жаль... Понимаешь, я не смогу ответить тебе на те чувства, которые ты, как пытаешься меня уверить, испытываешь ко мне.

— Почему? — прошипел я, теряя самообладание. — Ты даже не даешь мне шанса. Я настолько безнадежен? Я урод, бедняк, не достаточно знатен для тебя?

— Вот в том то и дело, что ты прямо противоположное, — мягко улыбнувшись, ответила она и провела рукой по моей щеке. Если она считает, что меня можно этим успокоить, то заблуждается. От этого прикосновения во мне только сильнее забурлил гнев.

— Я не понимаю тебя, Андромеда, — холодно заявил я, отстраняясь.

— Вот в том то и дело, Люциус. А я тебя хорошо понимаю.

Я встал и зашагал по гостиной. Меня слегка трясло. Ни разу в жизни, никто... Да как она смеет?!

— Люциус, если ты не желаешь больше меня видеть, я могу уйти. И постараюсь больше не попадаться тебе на глаза... Но подумай, стоит ли так... Без серьезного повода разрушать нашу дружбу. Мы знаем друг друга с малых лет, и нам всегда было о чем поговорить. Я ценю твою редкую откровенность со мной, ты ценил мои советы... Просто скажи. Мне уйти?

Ее голос, такой привычный и надежный, отрезвил меня. Андромеда не та девушка, которая растрезвонит о моем фиаско каждому желающему слушать. Кроме того, она нужна мне, как советчик и именно сейчас, когда все стало так запутываться в нашем семействе. И есть еще один момент — если наши родители решат нас поженить, тогда еще посмотрим, что она сможет возразить. Эта мысль окончательно меня успокоила. Улыбаясь про себя, но, изображая смирение, я присел рядом с ней.

— Хорошо, Андромеда... Пусть будет по-твоему, — со спокойным достоинством произнес я.

Жалким тоже быть не следует. Вот тогда у меня действительно не будет шансов.

Андромеда улыбнулась, немного печально, но в серых глазах снова блеснула колючая искорка. Украшение стоимостью с десяток домов, вроде того, где проживает семейство Снейпов, так и осталось сверкать на ее ладони, словно дешевая елочная мишура. Похоже, она даже не удосужилась разглядеть его толком.

Однако, заметив мой хмурый взгляд, Андромеда бережно уложила ожерелье на колени, расправляя, и вот уже, ловко ухватив за блестящие кончики, застегнула его на шее.

Серо-зеленое мерцание бериллов — редчайшего сорта, извлеченных из недр Западной драконовой горы — отразилось в ее глазах, сделав ее похожей на царицу древнего народа, жившего там когда-то. Кажется, они назывались эльфами, но ничего общего с маленькими тварями, прибирающими наш дом, они не имеют...

* * *

Северуса я забрал из залы во втором часу ночи. Ребенок, облокотившись о стол, сонно смотрел на Волдеморта, беседующего с отцом.

— О чем вы разговаривали с нашим гостем? — спросил я его, укладывая спать.

Андромеда ждала меня за дверью. Нас обоих охватило какое-то нервное возбуждение: мы затеяли спор о сути Темной магии, и она готовилась разгромить мои доводы своими не по-женски логичными рассуждениями.

— О библиотеке моего дедушки… Ему нужна одна книга, точнее он пытался внушить мне, что она очень нужна мне… Люций, я спать хочу, — пробормотал Снейп, закутываясь в одеяло.

— Книга? Какая книга? — но ответом мне было только сопение.

Я хмыкнул.

— Ты спишь, Север? Мерлин, с кем я связался? — прошептал я, поправляя одеяло и, осторожно ступая, выскользнул из комнаты.

Я давно уже петляю по извилистым улочкам Хогсмита, удивляясь, что мне на встречу попадается так мало прохожих. Точнее вовсе никого не попадается. Солнце сегодня золотисто-медовое и жаркое, в такие дни здесь невозможно протиснуться, чтобы не задеть случайно чье-нибудь плечо — «Куда все подевались?» Я тревожно озираюсь по сторонам и опять предсказуемо вижу ЕЕ. Огромную рыжую псину. Она уже очень давно идет за мной следом. Пытаюсь вспомнить, когда я впервые ее заметил. У салона мадам Малкин? Я покупал там новые перья для Северуса. Никуда негодные перья — они тут же ломались в моих руках, и тогда я с отчаянием подумал, что не могу даже такой мелочи купить своему маленькому приятелю. «Постойте. А с какой стати вы теперь торгуете перьями?!» — возмутился я, отталкивая от себя корявые топорщащиеся черным пухом обломки. Не помню, что мне ответила ведьма — я как-то сразу оказался здесь. К дементору собаку! Надо просто выпить огневиски, тем более что я, оказывается, стою прямо перед «Кабаньей головой». Людей тут тоже нет, но зато много дыма и слышится обычный многоголосый гул. Но меня злит, что собака вошла вместе со мной и смотрит, как я пью. Я знаю, что ее должны выгнать и хладнокровно жду, но трактирщик только нагло лыбится. Это окончательно выводит меня из себя, тем более что он единственный человек, встреченный мной сегодня, и мне не нравится, что его физиономия напоминает глумливо смеющуюся маску. Я не желаю этого замечать и не намерен терпеть такого к себе неуважения. Повелитель избрал меня одним из будущих властителей мира, и если кто-то еще не понял, что передо мной надо трепетать, то сейчас самое время преподать урок. Я хладнокровно направляю палочку в лоб трактирщика, его толстые губы сильнее растягиваются в искусственной улыбке, и следует вежливый вопрос, заданный неприятно вибрирующим голосом:

— Хотите еще огневиски, мистер Малфой?

— Какое еще огневиски, — шиплю я. — При чем тут огневиски?

— Тогда чаю? С малиновым вареньем? — издевательски тонко пропищал толстяк.

Вернее он и не толстяк вовсе... Он стремительно уменьшается в размерах и превращается в маленькую девочку, наивно заглядывающую мне в лицо. У нее круглые светло-голубые глаза, а губы перемазаны этим самым малиновым вареньем.

Палочка подрагивает в моей руке. Такого не может быть — только что передо мной стоял Аберфорт, а эта девочка... Она мертва. Я сам убил ее. Я убивал ее долго, наслаждаясь криками боли и отчаяния, я был опьянен властью над малюсеньким телом, сознанием вседозволенности и абсолютной свободы от пошлой, навязанной нам маглолюбивыми идиотами морали. Я бессмертен и мне нечего бояться ни в этой жизни, ни в следующей, потому что у меня никакой другой жизни не будет. Только эта и навсегда.

«Магглы существуют для нашего удовольствия и развлечения. Вы должны научиться относится к ним так, как к стаду бессмысленных тварей, хуже, чем к эльфам. Я дам вам часть своей силы, и вы сможете управлять ими, разыгрывая целые спектакли. Вы сможете создавать цивилизации, наблюдать, как они развиваются и играть ими, двигая, как живые фигуры по магической шахматной доске. Перед вами вечность. Вы будете решать, кому какая достанется судьба, выбирать среди них достойнейших и делать своими рабами...»

Какое же это опьяняющее счастье — понимание собственной безнаказанности! Мне было хорошо, очень хорошо. Я понял, что крики девочки не настоящие, что все это игра, большая игра, и теперь я и мне подобные привыкаем пользоваться своими живыми игрушками.

Однако сейчас мне почему-то жутко, и от взгляда удивительно лучистых и доверчивых глаз и от красных капель варенья, струящихся по подбородку. «Мерлин! Да это же кровь!» — с ужасом понимаю я, отчаянно начинает биться сердце, застревая в горле, по спине струйками ползет пот.

Я трусливо пячусь от нее, ослепляющая паника охватывает меня, и тут мне в руку вцепляется собака, выпрыгнув откуда-то сбоку.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

— Люциус, — бархатистый шепот мгновенно вытягивает меня из кошмара. Этот голос может принадлежать только Северусу Снейпу.

— Люциус, все хорошо, не бойся, я здесь. Это я, Северус.

Я распахиваю глаза и в полутьме вижу худенькое личико. Мальчик встревожено смотрит на меня, не отпуская моей руки. Я вздохнул полной грудью, слева под ложечкой тягуче заныло, и я почувствовал, что меня трясет мелкой дрожью. Последние ночи я не сплю. А этих ночей накопилось не мало. Мне и раньше снились кошмары, но они сменялись периодами оглушающих снов без сновидений, когда, закрывая глаза, проваливаешься в темноту, чтобы открыть их уже утром.

Мне становится спокойно, оттого, что Северус держит меня за руку — так я понимаю, что он не гость из очередного бредового спектакля, бездарно срежиссированного моим уставшим мозгом. Снейп настоящий и не будет ни в кого превращаться. Ни в маленьких магловских детей с их сияющими глазами, ни в собак и кошек... Почему мне приснилась собака? Ах да, на последнем рейде одна такая тварь отчаянно пыталась защитить от нас — от нас! — свою хозяйку. Я перебил ей ноги, а девушка кричала так, будто бы это сделали с ней. Мерлин, почему же мне так хреново-то, а? Завтра снова к Лорду, а он уже недовольно посматривает на меня. Не будь я сыном Абрахаса Малфоя, от меня давно бы поспешили избавиться, как от недостойного быть бессмертным. А может оно — это самое бессмертие — не для всех? И я просто оказался слабаком? Именно я, а не Родольфус или, к примеру, МакНейр. Мои вассалы, те самые, от которых меня мутит последнее время, едва я взгляну на их рожи. Нет, у них почти у всех синяки под глазами, некоторые отощали почти так же, как я, но никто из них не позволяет себе грохнуться в обморок при повелителе или устроить истерику после рейда, когда действие магии, заставляющей нас воспринимать убийства, как удовольствие, заканчивается. Со мной было и то, и другое. То есть и обморок, и истерика. В обоих случаях закончилось круциатусом, а у моих бывших вассалов были такие масляные лица, когда я смог открыть глаза и оглядеться, что я почти уверен — все как один, едва покинув залу, были вынуждены использовать самую сильную версию очищающего заклинания.

Я чувствую, как тоненькие пальчики сильнее сжимают мне руку. Оказывается этот мерзкий звук, звенящий у меня в ушах — это мой смех.

— Люциус, хочешь, я принесу тебе попить? Ты давно так не спишь? Ко мне заходила Андромеда, говорила, что ты уже еле передвигаешься.

— Как ты здесь оказался? — вместо ответа спрашиваю я. Теперь разглядел, что на нем какая-то слишком просторная для него рубаха. Наверное, отчима. — Камин закрыт для посторонних.

— Не знаю, — пожимает он плечами. — Я легко прошел, едва поговорил с Андромедой.

Я слабо улыбаюсь. Все правильно — Северус тоже в каком-то смысле Малфой. Теперь у меня есть этому подтверждение. Ай да дядюшка! А все злился, что не выходит у него наследник. Сменил четырех жен, едва не подставил нас под серьезный скандал, вместо того, чтобы вспомнить о брошенной им Эйлин Принс.

— Ты останешься со мной? — хрипло спрашиваю я.

Он кивает и осторожно пристраивается рядом. Мне не хочется прикасаться к нему, мне кажется, что если я до него дотронусь, то он станет... грязным. Глупо звучит, я и сам понимаю, так может рассуждать только какая-нибудь суеверная дура-магла, начитавшаяся их религиозных книжек — Лорд заставил нас изучить эту литературу, не объясняя своих целей — но я ничего не могу поделать с ощущением, что мои руки только кажутся чистыми. На самом деле мне противно прикасаться ими даже к себе. Поэтому я слегка отодвигаюсь от Северуса, но не слишком далеко, чтобы чувствовать его тепло и светлую успокаивающую ауру. Ауру детства и невинности.

— Ты... Ты что? Плачешь?! — он в шоке.

Ну да, я же не плакал при нем никогда. А теперь... Завтра Лорд точно потеряет терпение. После месячного недосыпания я стал истеричен и неадекватен, я и сам это понимаю. Может он прибьет меня? Ну и пошло все к Салазаровой бабушке! Тогда я по-крайней мере высплюсь...

Северус вытирает рукавом своей немыслимой рубахи мои слезы, а я даже не отворачиваю лицо. И, кажется, я сейчас усну.

— Ты простил меня? — бормочу я, пока сладкое долгожданное головокружение не заставило меня сомкнуть глаза.

— Да, — тихо, но твердо отвечает он, и тогда я засыпаю.

* * *

Мой разговор с Лордом состоялся сразу после праздников. Отец аппарировал меня в какой-то замок, еще более древний, чем наш, с поистине средневековой обстановкой.

Волдеморт дожидался меня, сидя на настоящем троне, чему я немного удивился, мне даже показалось это несколько... смешным — зачем подобный маскарад? Но я, естественно, не подал виду. Тем более что наш рождественский гость теперь был без маски и произвел на меня впечатление человека, с которым не шутят. И тут он начал говорить. Он рассказывал мне об истории возникновения нашей культуры, о магловских религиях, о войнах и даже научных открытиях. Не могу похвастаться, что запомнил его речь слово в слово, но, когда я вышел от него, у меня было такое чувство, что вот только теперь мои глаза открылись, что до этого я очень примитивно мыслил — в одной плоскости — и был склонен к предрассудкам, не замечая вещей, ставших тогда для меня очевидными.

Странное дело, я и до этого знал, что в этом мире, прав тот... хммм... у кого больше прав, как любил говорить мне отец, буквально с колыбели. Я также очень рано понял, что каждому существу изначально отведено в этом мире свое место, и более чем глупо пытаться исправлять что-то, взывая к какой-то мистической справедливости. К примеру, если я, Люциус Малфой, богатый наследник аристократической и одной из самых знатных в Магическом мире фамилии, при этом очень хорош собой и не глуп, то так и должно быть, и это правильно. А вот, если бы я родился каким-нибудь нищим сквибом, то мои претензии, почему де со мной плохо обращаются, были бы более чем стрАнны.

В общем, я понимал все это, но не в таких масштабах, как мне преподнес это Лорд.

Я до сих пор не могу очень четко и так же талантливо, как он, объяснить мироустройство, но основная мысль, помимо вышеприведенной, сводилась к тому, что те маги, которых он изберет в свой ближний круг, станут бессмертны, и тогда на них очень многие законы — главным образом, законы морали — не будут распространяться, что нас будет не так и много и нам придется, конечно, считаться с интересами друг друга, но и только. Весь остальной мир будет лишь материалом для воплощения наших фантазий, по сути любых — ведь мы же маги, причем он намеривался выбирать только лучших из лучших.

Тогда единственным неприятным моментом казалось только принятие метки. Это было жутко, вопреки всякой логике. Ведь я же понимал, что это честь и знак избранности, но вместо изъявления благодарности после того, как меня отпустила скрутившая до этого немыслимая боль, я только изгадил рвотой великолепный ковер повелителя.

И тут же я получил свое первое задание:

— В семье Принсов есть одна книга. Она касается ритуала бессмертия. Взять ее из семейного архива может только представитель их фамилии. Ты должен убедить своего маленького приятеля оказать нам эту маленькую услугу.

«Что?! Так ты еще не владеешь тайной бессмертия?! Тебе еще нужна какая-то книга?!!!» отчаянно прокричало у меня в голове, и меня пронзил такой ужас, что даже прошла тошнота. Я смотрел на него снизу вверх, и мои глаза грозились выпасть из орбит.

Повелитель мерзко усмехнулся.

— Ты понимаешь, Люциус. Теперь это и в твоих интересах, — насмешливо заметил Лорд и, неторопливо развернувшись, пошел прочь от меня, переступив через лужу рвоты.

* * *

Вот за эту злосчастную книгу я и просил прощение. Впрочем, в том, что он меня простит, я не сомневался ни секунды. Я привык воспринимать его, как... Ну, да. Как свою собственность. Я был с ним осторожен и мягок, но не ради того, чтобы удержать рядом с собой — в моем арсенале было много способов присвоить, неотвратимо привязать мальчика к себе, не принимая во внимание такую мелочь, как его желание, но мне нравилась его по-детски наивная влюбленность в меня.

Поэтому, получив указание раздобыть таинственную книгу, я растерялся. К Северусу плохо относились в семье бабушки и дедушки. Вернее, не воспринимали его вовсе, не желая даже слышать о существовании внука. Как — помилуй Мерлин! — при таких обстоятельствах исполнить волю Лорда? В архив, скорее всего, не допустили бы и мать Северуса, даже если бы с ней не случилось такой «неприятности», как изгнание. Насколько я знаю, во многих магических семьях только самые старейшие и мудрейшие в роду удостаиваются чести переступить порог запретного раздела библиотеки.

Попытаться внушить Северусу, что ему надо найти общий язык со своими предками?

Достаточно только представить, как он на меня посмотрит, если я попрошу его о чем-нибудь подобном, как сразу становится очевидной бессмысленность всей затеи.

Надо поговорить с ним о Темных Искусствах. У мальчика специфическое восприятие этой ветви магических знаний — он, как верный последователь заблуждений собственной матери, желает досконально изучить предмет, чтобы постичь законы мироздания. Я помню, что, когда он рассказал мне об этом, не расхохотался только потому, что мальчик поведал мне свою тайну после длительных уговоров.

Итак, надо добиться, чтобы ему самому хотелось заполучить книгу. Идея казалась разумной, но на практике такой же провальной, как и предыдущая.

Сначала мальчик был в восторге, что я пустил его в святая святых библиотеки имения (разумеется, в данном случае отец не был против).

Так как мне самому редко, когда выпадала честь там бывать, то первое время мы только азартно пробегали жадными глазами по полкам тяжелых черных шкафов, которые особая и ныне сгинувшая каста троллей смастерила из древних вязов. Шкафы были противоестественно огромны, и мы с Северусом казались себе настоящими лилипутами рядом с ними. Книги, которыми были тесно заставлены полки, выглядели не менее массивными. Складывалось впечатление, что они написаны великанами и для великанов.

Со стороны Лорда было очень мило проинструктировать меня:

— Пусть он сначала в общих чертах ознакомится с имеющимися у вас книгами по Темным искусствам. Тогда ему будет легче найти нужную.

— Но... Мой Лорд... Ему только двенадцать лет, — пролепетал я, внутренне сжимаясь в ожидании наказания.

— Он Принс! Он по рождению Темный маг, и, насколько я понял, мальчонка необычайно талантлив, — заметил повелитель, похлопав меня по плечу и явно наслаждаясь обреченно-тоскливым выражением моих глаз. — Пусть для начала прочтет «Contra vim mortis». Там есть упоминания о нужной мне книге. Также он может ознакомиться с «Vita sempta est» и «Bellum omnius». Считай, что готовишь для нашей организации нового последователя, а себе, — неприятный, резкий смешок, — соперника.

Северус не вылезал из библиотеки даже на обед. Мне было позволено проводить время с ним, и я наслаждался неожиданной передышкой, предчувствуя бурю. В архиве было очень тихо, но это безмолвие не воспринималось, как гнетущее. Это было скорее таинственное молчание, словно тысячи и тысячи книг на полках смотрели на нас с важным видом, говорившим «я знаю такие тайны и секреты, которые немногие в силах постичь, и не каждому я их открою».

Я тоже редко ходил обедать. Читать темномагические книги не хотелось — я чувствовал, что наемся еще Темной магии по самое не балуйся, поэтому просто, чтобы как-то занять себя, лениво перелистывал каталог и любовался Северусом. Лорд прав — у мальчика на лбу написано: «перед вами настоящий Темный маг самой высокой пробы!»

Я, кажется, совершенно глупо и нежно ухмылялся, наблюдая за его серьезной рожицей, за тем, как длинный нос буквально скользил по трудным для восприятия бисерным строчкам, тонкие губы возбужденно шевелились, а глаза мерцали невиданным черным сиянием. «И при этом — он мой!» — думал я иногда с удовольствием и гордостью, в то же время мысленно подбирая слова, способные убедить Северуса навестить стариков Принсев...

Ничего у меня не вышло. Он выслушивал мои аргументы внимательно, сочувственно, но насмешливо сверкал при этом глазищами. Клянусь Салазаром! Возможно, пребывание в библиотеке Малфой Мэнор и пошло ему на пользу, но при этом навредило мне. Я даже забывал во время наших споров, что он совсем еще сопливый мальчишка, стал раздражаться и в итоге отвернулся от него с угрюмым видом, тревожно пытаясь сообразить, что же теперь делать.

— Люциус, ты, как и твой Лорд, — невозмутимо начал Снейп (я скрипнул зубами: пока «мой Лорд», я посмотрю, что ты запоешь лет через пять!), — пытаешься внушить мне, что я нуждаюсь в этой книге. Почему бы не признаться откровенно, что книга нужна тебе, и что если мне не удастся ее добыть, то у тебя будут проблемы? Ты же знаешь, в этом случае, я охотно помогу.

Великолепно! Кого я вырастил? И что я с ним буду делать через эти самые пять лет? «Натравлю на «своего» Лорда», — попытался развеселить я себя, и со вздохом признался:

— Да, Северус. Эта книга необходима мне, иначе... Меня действительно ждут очень серьезные неприятности.

Северус с важным видом кивнул, я невесело хмыкнул, и мы начали разрабатывать план действий.

11 глава

Я не знаю, как именно происходила операция по изъятию книги из библиотеки. Могу только сказать, что к нам подключилась Андромеда. Я удивился ее энтузиазму, и даже едва удержался, чтобы не отпустить по этому поводу какую-нибудь ехидную шутку. Но девушка, видимо правильно истолковав озадаченное выражение моего лица, только быстро сказала:

— Ты даже не представляешь, Люциус, в какой ты опасности! Мы должны добыть эту книгу во что бы то ни стало!

Я был тронут такой заботой, но только недоуменно приподнял брови в ответ на ее горячую реплику, хотя в глубине души прекрасно понимал, что она права.

Андромеда сумела как-то втереться в доверие к Принсам. Девушка могла быть необыкновенно обаятельной, когда хотела, а старики, видимо, все же соскучились по обществу, поэтому очень быстро она стала в этом семействе желанной гостьей.

Потом она попросила у них разрешения привести с собой братика. По словам Андромеды, миссис Принс едва не потеряла сознание, когда увидела Северуса. Андромеда очень нервничала и боялась, что их выгонят обоих, но все обошлось. Супруги сделали вид, что не поняли, кто их новый гость, но их привязанность к мальчику становилась день ото дня сильнее...

Все в целом шло хорошо, но слишком, слишком медленно. Лорд терял терпение и, естественно, срывал злость на мне. Отец отбыл во Францию по каким-то загадочным делам. Не то чтобы я всерьез рассчитывал на его защиту, но все же... Я знал, что очень по-своему, но он любил меня. Теперь же я остался один на один с сыпавшимися на мою голову напастями. Повелителю показалось забавным наказывать потомка знатного рода за малейшую провинность на глазах бывших вассалов, я чувствовал, как что-то жестоко ломается во мне; стыд, боль и страх стали моими постоянными спутниками.

— Люциус! Вот «твоя» книга, смотри! — совершено по-детски восклицал Северус, когда на весенних каникулах я раньше времени дождался их к обеду.

От отца не было вестей... И это начинало меня тревожить.

Я буквально выхватил книгу из рук ребенка, с маниакальным восторгом стал ее рассматривать...

— Люциус, Северус настаивает, что ее надо вернуть. Хотя бы через месяц. Ты можешь сказать об этом мистеру Волдеморту? Иначе мальчик потеряет расположение, вернее любовь близких ему людей.

— Да, да... Я верну, конечно же, я поговорю с Лордом.

Я потрепал Северуса по голове и, не обменявшись с ними больше ни словом, ни взглядом, аппарировал к повелителю.

Я даже не намекнул своему господину, что книгу лучше вернуть, сделав с нее копию, а через месяц Эйлин Снейп забрала у меня Северуса, и я остался в замке один.

12 глава

— Здравствуйте, миссис Снейп. Могу я видеть Северуса?

Женщина вежливо, но очень холодно поздоровалась со мной и демонстративно помедлила, прежде чем впустить меня в дом.

Видимо, отдавая сына в нашу семью, она рассчитывала, что мальчик получит полагающееся ему по праву рождения воспитание, обзаведется манерами и приобретет необходимый для вращения в обществе лоск. Вместо этого ребенок остался в компании с единственным взрослым в моем лице в доме, где частым гостем бывает маг, о котором уже пошла нехорошая молва. Отчим мальчика серьезно заболел (год назад они похоронили своего буйного магла на местном кладбище), поэтому с точки зрения Эйлин для Северуса больше не было смысла находиться в Мэнор, ставшем эпицентром, расползавшейся по магическому миру заразы. Однако, подозревая меня в нечистых намерениях по отношении к собственному сыну, она все же ошибалась. По крайней мере частично. Мне категорически не хочется, чтобы Темный Лорд принял мальчика в нашу организацию. Не могу сказать, что больше служит этому причиной: мое нежелание делить Северуса с кем бы то ни было или же странное ощущение, что как только безобразное клеймо прожжет его предплечье, я потеряю его. Не физически, конечно — вряд ли такому талантливому магу грозит сразу же попасть в рейд, но что-то, чему я не нашел название и что излучают его умные глаза, что ощущается в каждом его движении и прикосновении ко мне — навсегда исчезнет. Кроме того, в наших рядах и так идет постоянная и нездоровая борьба за внимание повелителя. Мне не улыбается мысль, что придется воспринимать Снейпа, как соперника и соперника сильного.

При виде меня Северус вскакивает и почему-то с очень смущенным видом откладывает в сторону книгу, которую держал на коленях.

— Люциус! Ты? Рад тебя видеть! — громко произносит он мягким ласкающим слух баритоном. Его голос совсем недавно перестал ломаться, и я доволен, что он не только сохранил свою бархатистость, но и наполнился новыми чарующими оттенками.

— Что-то не заметно, — замечаю я насмешливо и бросаю заинтересованный взгляд на книгу. Учебник по зельям. Было бы чего смущаться! Что-то тут не так.

— Перестань, Люций, — подходя ко мне и протягивая руку для рукопожатия, улыбается юноша. — Я должен при твоем появлении отплясывать джигу, чтобы у тебя не было сомнений, что я счастлив видеть твою самодовольную физиономию?

Я пожимаю угловатую узкую кисть и лениво разваливаюсь в уютном, но хорошо потрепанном жизнью кресле.

Северус располагается напротив меня и несколько скованней, чем обычно, заглядывает мне в лицо.

— Какие новости Люциус? Ты хочешь, чтобы я снова приготовил для тебя зелье?

— Замечательно! Ты думаешь, я настолько корыстен, что не могу заявиться к тебе в гости просто так, чтобы иметь удовольствие лицезреть самого нахального и неблагодарного юного мага во всей магической Британии?

Снейп немного краснеет и неловко сцепляет пальцы на коленях. Последнее время, если говорить с ним не о деле, а о нем самом или о его проблемах, он зажимается. Мне это очень не нравится, и я пока не знаю, как с этим бороться. Оказалось, что притянуть его к себе, стиснув в крепких объятьях — не лучшая идея. У него становится такой вид, будто я задумал прям вот так живьем и без всяких приправ слопать его вместе с дурацкой черной мантией, которую он не снимает даже у себя дома. Допустим, он не сильно ошибается — у меня действительно возникает желание его съесть, но совсем в другом смысле, и, будь на его месте кто угодно другой, подобное, пусть и пассивное, но все же сопротивление только бы раззадорило меня. Но когда это касается Снейпа — холодность служит для меня сигналом остановиться. Тем более что я помню, почему он стал меня опасаться.

Это было в одну из моих нелегких ночей, когда Северус очередной раз пришел отгонять от меня кошмары, как самая желанная и волшебная при всей своей оригинальности фея. Не отошедший еще от очередного рейда, я наговорил ему какой-то немыслимой истерической ерунды, что было бы полбеды, но бурлившее в крови дурное зелье заставило меня наброситься на мальчика, и только его отчаянные крики каким-то чудом смогли меня остановить. На самом деле я бы заснул и без него, но мне не хотелось признаваться ему в этом. Кошмары во сне так мало отличались от кошмаров наяву, что в итоге они просто перестали меня пугать. Но я делал вид, что мне необходимо, чтобы кто-то оберегал мой покой.

Мы не виделись после того случая года два, когда же я появился у него в доме, проигнорировав и мягко оттолкнув стоявшую у меня на пути мать Северуса, я уже не имел ничего общего с той жалкой трясущейся тварью, в которую стал превращаться в первые месяцы служения Лорду. В немалой степени моему удачному преображению способствовало знакомство с одним финансистом... Сквиб, прогневавший чем-то нашего господина. Подозреваю, что не в последнюю очередь тем, что и в мире маглов этот полумаг прекрасно устроился, став одним из самых богатых людей в Англии, и даже имел наглость оказывать влияние на магическую общественность, взывая к правам себе подобных.

— Это то, к чему вы стремились, молодой человек? — невозмутимо поинтересовался он, когда я уже направил палочку ему в лоб.

Я так растерялся от подобной неслыханной наглости, что смертельное заклинание застряло у меня в горле. Старик снисходительно улыбнулся и начал говорить. Он говорил и говорил, а я слушал, развесив уши, хотя и понимал, что он попросту заговаривает мне зубы.

— Я научу тебя управлять деньгами и людьми, но не так, как тот, кто тебя ко мне послал. В твоих руках действительно будет оружие, и у тебя будут деньги, много денег и реальная власть, а не ее жалкое подобие, которым упиваются твои дружки. Но не ты. Ты умный парень, как я вижу. Я бы мог помочь тебе выбраться из кровавого месива, в которое тебя погрузил твой хозяин.

— Он тоже обещал мне власть, — рассмеялся я, — извини, приятель, но пусть и с опозданием, но я научился не верить в сказки.

— Это не сказки. Это знание. Я дам тебе знание. Я буду учить тебя... Потом, ты можешь меня убить или сделать это через месяц, если не увидишь результата...

Он не умолял. Его голос ни разу не предал его. Складывалось впечатление, что ему даже не страшно, и я поверил этому созданию, лишенному, судя по всему, не только эмоций, но и души... Тем не менее, что-то в нем все же осталось, раз уж он не хотел умирать. Я решил, что убью его через месяц. Лорд не узнает, если не будет допрашивать меня с пристрастием. Кроме того, мне так осточертело его бояться, что иногда я стал позволять себе своевольничать, и вскоре воспринимал повелителя, как действующий и временно затихший вулкан, на вершине которого мне пришлось вследствие неудачных стечений обстоятельств поселиться. Рано или поздно лава уничтожит меня, зачем же дергаться? В бред вроде бессмертия я к тому моменту уже, естественно, не верил. После того, как Лорд на наших глазах безжалостно разделался со своими же сторонниками за ничтожные ошибки...

Но мне не пришлось убивать учителя. Сначала он слишком хорошо справлялся со своей благородной миссией, а потом... Я сделал вид, что не заметил его побега. Я многим ему обязан. Например, тем, что Лорд пусть и с неудовольствием, но обнаружил, что со мной надо считаться. Я больше не участвую в бессмысленных убийствах, я зарабатываю деньги и наслаждаюсь той властью, которую они дают. В каком-то смысле даже повелитель теперь зависит от меня. Вот только думать при нем о таких вещах не стоит.

— Ну, так как у тебя дела, как учеба?

— Нормально...

— И это все? А как же насчет заработанных для Дома баллов? Ты мне в прошлый раз все уши прожужжал, как ты обставил Блэка, и какие у них с этим, как его... Поттером были идиотские рожи.

— В этот раз ничего особенного не происходило. У Поттера появились другие интересы.

— Да? А интересы этого несносного гриффиндорца как-то связаны с твоим унылым настроением?

Я осторожно беру его за руку и тяну к себе не сильно, но настойчиво. Мне бы хотелось усадить его на колени, как в детстве, но теперь такой номер не пройдет, он просто не позволит, поэтому я усаживаю его рядом с собой — Северус так худ, что можно было бы посадить еще одного такого же ходячего скелета с другой стороны. Я приобнимаю его за узкие плечи, прижимаюсь губами к волосам и с неудовольствием чувствую, что он дрожит.

— Ну, что с тобой? Ты же не боишься меня, мой сладкий? — прерывистым шепотом спрашиваю я.

— Нет, — ответ тихий и отчетливый, но я чувствую, что он с удовольствием бы вырвался и просто терпит, как я обнимаю его все крепче, как легкие прикосновения моих губ переходят в поцелуи. Первой «жертвой» моей страсти становится неосторожно выглянувшее из-за волос острое ушко, потом бледный висок и наконец я добираюсь до выступающей худой скулы. Кожа мягкая, в нежнейшем пуху от мелких тончайших волосков еще не познакомившихся с бритвой. Я не выдерживаю и, обхватив его голову уже обеими руками, жадно впиваюсь в тонкие губы. Я никогда не делал этого раньше и зря сделал это теперь. Я словно пьянею, мой поцелуй становится жестче, Северус пытается поймать ртом воздух, но вместо этого впускает мой язык, бесцеремонно начинающий шарить по его остреньким зубкам. Тогда юноша уже явно начинает вырываться, и это приводит меня в чувство. Я разжимаю руки, он вылетает из кресла и останавливается напротив меня с пылающим лицом и возмущенно сверкающими глазами:

— Что-нибудь еще, Люциус? — очень язвительно шипит он.

При этом я замечаю, что Снейп бросает быстрый взгляд на книгу.

Вся ситуация и без этого подозрительного жеста бесила меня, поэтому, я резко встаю, грубо отпихиваю его с дороги и хватаю чертов учебник. Северус делает движение, будто хочет выхватить его у меня, но я останавливаю его ледяным взглядом.

Книга, как книга... Рецепты зелий, рекомендации, примеры, задания. На полях какие-то пометки. Видимо их можно будет прочитать, если воспользоваться палочкой. Впрочем, и так можно... «Собственность Принца-полукровки». Я хмыкаю, почти успокоившись. Неужели он этого стеснялся? Я думал он перерос подобные вещи. Какие же мы застенчивые... Но тут улыбка сползает с моих губ.

На меня с колдографии смотрят зеленые глаза смазливой девчонки. И я даже знаю, как ее зовут. Это Эванс, числящаяся в списках грязнокровок, посещающих Хогвардс. На днях Лорд велел нам ознакомиться с имеющейся в его распоряжении информацией по каждому из них.

Прошла минута, в течение которой Снейп не сводил с меня тревожного взгляда, а я тупо разглядывал грязнокровку, демонстрирующую мне в беззаботной улыбке ямочки на по-детски пухлых щечках. Совсем еще ребенок, но в зеленых, как болотная тина, глазах уже можно угадать женскую силу и уверенность в собственной неповторимости. Северус, как минимум, не единственный, кто по этой красотке тоскует. Вряд ли у него с ней что-нибудь серьезнее затаенных (с его, естественно, стороны) вздохов — такие девушки любят долго мучить нерешительных и застенчивых поклонников, каким, наверняка, показал себя Снейп... Не могу сказать, что меня разочаровал его выбор — я бы и сам мог заинтересоваться девчонкой в свое время, если бы меня не научили контролировать эмоции, проистекающие из слабости.

В каком-то смысле Северус тоже моя слабость, но сейчас не тот случай, когда я не могу справиться со сложившейся ситуацией.

Я молча перевернул несколько страниц, закрыв колдографию, и стал всматриваться в пометки на полях. Они казались почти незаметными, и об их наличии можно было догадываться по немного корявой текстуре бумаги. Постепенно, настроившись на магию Снейпа, я имел удовольствие ознакомиться с усовершенствованными рецептами зелий и даже новыми заклинаниями.

То, что Северус — гений, я уже давно не сомневаюсь, но мне всегда представлялось, что я отдаю отчет в масштабах его одаренности. Теперь же я был бы приятно удивлен, что недооценил его, если бы не разгорающаяся во мне ярость.

Все так же безмолвно, в тишине, нарушаемой только неровным дыханием длинноносого Ромео, я опустился обратно в потрепанное кресло и, облокотившись на его мягкие валики-подлокотники, с невозмутимым видом неторопливо зашелестел страницами бессовестно разоткровенничавшейся со мной книги.

— Перестань дышать у меня над ухом, Северус. Ты мешаешь мне постичь всю кровавую сущность одного из твоих проклятий... В основу положено бреющее заклинание. Интересно...

Краем глаза я увидел, что Снейп сел напротив меня, как недавно, и я даже больше не слышал его сопения, только воздух в комнате от напряжения, излучаемого угловатой фигуркой, казалось, искрил и щекотал нервы.

Наконец я захлопнул книгу и снисходительно уставился в худую бледную физиономию. В мои глаза тут же вцепился очень пронзительный взгляд. От знакомого неприятного ощущения слегка закружило голову, но я с легкостью и, не тратя энергии на удивление перед еще одним обнаружившимся сегодня талантом мальчика, выкинул юного исследователя из собственных мыслей.

— Ты хорошо потрудился над этим учебником, — покровительственно заметил я и протянул книгу Снейпу.

Он принял ее с растерянным видом, нервно провел языком по губам, словно принимая для себя какое-то решение или думая спросить меня о чем-то, но, когда я уже приготовился изобразить искреннее непонимание его беспокойства, только молча кивнул и отложил учебник в сторону.

— Где ты собираешься проводить зимние каникулы?

— Я... Не решил еще. Выбор, как всегда, не велик, ты знаешь. Здесь, скорее всего.

— Прекрасно. Тогда я предлагаю тебе погостить несколько дней в Мэнор.

— У тебя будут выходные? — невинно изумился он, но я явно различил насмешливую нотку в вежливом тоне.

— Ты против?

— Нет... Конечно же, нет.

— Тогда будем считать, что договорились. Мне пора, пожалуй.

Он вскочил и с нехарактерной для него поспешностью протянул мне теплое, брошенное на спинку могучего древнего на вид стула пальто.

— Спасибо, Северус.

Но вместо прощального рукопожатия, я бесцеремонно притянул его к себе за талию.

Снисходительно — добродушно улыбаясь, убрал прядку, за которой прятался один из черных внимательных глаз, и провел пальцем по подбородку... Ощущение, что меня выпроваживают, и злило и забавляло. Особенно его неспособность сделать это не так явно.

Снейп судорожно вдохнул и с каким-то отчаяньем клюнул меня длинным носом в щеку.

— Это, по-видимому, был поцелуй, мой сладкий? — мягко прошептал я в острое ушко.

— Да, — после секундного колебания.

— Я польщен.

Я отстранился от него, продолжая придерживать за талию, вгляделся в смущенное растерянное лицо. С печальным выражением во взгляде, которое на удивление легко мне удалось, я нежно потрепал его по голове и отпустил.

— Не провожай меня. Не стоит лишний раз расстраивать миссис Снейп, — стараясь не переборщить с горьким оттенком в голосе, произнес я, направляясь к выходу.

Я не успел сосчитать про себя до десяти, когда услышал:

— Люциус!

— Да?

— Я... Я постараюсь отпроситься к тебе на день Мирты, — взволнованно сообщил мне Северус.

— Правда? Вот и славно. Надеюсь, тебя отпустят. Я всегда рад видеть тебя у себя, ты знаешь.

Он облегченно вздохнул и почти счастливо улыбнулся.

Теперь я не сомневаюсь, что у него хватит настойчивости убедить мать разрешить ему погостить в Мэнор. А Лили... Не позднее, чем через полгода он будет плеваться, вспоминая ее имя...

У меня хорошая память, которая неоднократно выручала меня еще, когда я учился в Хогвартсе. Иногда мне даже необязательно вникать в суть печатных или письменных знаков, попадающих в поле моего зрения. Они выстраиваются у меня в голове в идеальном порядке, и позже я могу вновь вернуться к ним, чтобы осмыслить запомнившуюся таким образом информацию.

Из заклинаний Северуса я выбрал несколько наиболее безобидных и именно им обучил Регулуса Блэка, который, в отличие от старшего брата, любит проводить выходные с родителями. В дальнейшем, когда он поделится своими открытиями с Сириусом, я просто подправлю ему память. Таким образом, Северус никогда не узнает, как в руки неприятелей попали остроумные заклинания его же собственного изобретения и будет уверен, что это его подружка, бесчестная, как любая маггла, не смогла удержать язычок за зубами.

Мне остается только ждать, когда мой план, как долго изготавливающееся зелье, созреет, уничтожив неуместные между гриффиндоркой и слизеринцем отношения. Тем более, по моим подсчетам Эванс недолго осталось морочить голову моему неверному другу. Ее судьба предрешена, и чем скорее они расстанутся, тем безболезненнее это будет для Северуса.

* * *

— Скучно сидеть в такую ночь дома... — в мечтательной задумчивости произнесла Андромеда, отставляя на столик из чистого горного хрусталя бокал. Пузырьки в золотистой жидкости закружились в искристом танце, ловя излучаемое прозрачной поверхностью сияние.

— Гммм... И чем я могу развеять печаль нашей прекрасной дамы?

Андромеда окинула меня серьезным взглядом, но тут же шутливо капризно скривила губки, развлекая Северуса. Ему явно нравилось наблюдать за нашей игрой в рыцаря и избалованною неприступную даму, ради него, собственно, и затеянную. Мне казалось, что этот невинный спектакль отвлекал юношу от собственных безрадостных дум, которые явно не давали ему покоя уже второй вечер подряд. У меня было еще одно, не самое обнадеживающее, предположение — мой ветреный приятель рассчитывал на нашем примере научиться ухаживать за девочками (вернее за самой зеленоглазой из них), но я гнал от себя подобные мысли. Мне тоже не мешало отвлечься... и от многого.

— Мы могли бы полетать на метлах над маггловским Лондоном... Совершить какое-нибудь чудо. Ты же сам как-то говорил, что судьбы простых смертных в твоих руках, и ты можешь делать их, как несчастными, так и счастливыми — на свое усмотрение и по собственной прихоти.

— Я говорил такое?! — простонал я, забывая о роли «куртуазного» кавалера. — Ты не обратила внимания, сколько пустых бутылок из-под огневиски стояло в тот вечер на столе?

— Фи, Люц. Не по-джентельменски отрекаться от собственных слов таким образом. Вот и Северус со мной согласен, — тот и правда ухмылялся от уха до уха. — Ты заверял меня тогда, что трезв, как министр магии, подписывающий очередной важный государственный закон.

— Ах, так! Тогда понятно. Перлы, выдаваемые последнее время нашим министерством за законы, настолько оригинальны, что в трезвости тех, кто их сочиняет, а тем более принимает...

— Не юли. Северус явно не против моей затеи. Правда, Сев?

— Прекрасная идея, Андромеда, — вступил в беседу молчаливо развлекавшийся до этого Снейп. — Магглы верят, что в ночь на Рождество сбываются самые сокровенные желания.

При этом заявлении маленький мерзавец посмотрел на меня в упор, тонкие губы вновь искривились в задорной усмешке.

— А перспектива попасть на праздники в Азкабан, если наши манипуляции обнаружатся, вас не смущает? Кроме того, я сильно сомневаюсь, что роль Санта-Клауса будет мне к лицу.

— Не брюзжи, Люций, — прервала меня девушка, — да и может ли такое быть, чтобы какая-нибудь роль была не к лицу неотразимому Малфою?

Я посмотрел на Снейпа, черные глазища которого уверенно встретились с моими. Тонкие губы сжались в ниточку, и весь вид юноши говорил, что он без боя от этой дикой затеи не откажется. И даже мой изменившийся взгляд, которым я — сначала чтобы подразнить, а потом, потому что искренне им залюбовался — откровенно и безжалостно заскользил по тоненькой фигурке и длиннющим, поджатым под себя ногам, против обыкновения не вспугнул его, заставив отвернуться или прошипеть какую-нибудь язвительную колкость.

Я с удовольствием, лаская взглядом длинную шею и острые ключицы, задержал взор на нежно-золотистой, как лепесток чайной розы, коже, видневшейся в распахнутом по случаю жары вороте светлой рубашки. И вновь заглянул Снейпу в глаза. На впалых щеках расцвел великолепный румянец, сотворивший с его лицом чудо — на меня, не отводя взгляда, смотрел не просто привлекательный хрупкий юноша, к которому я привык, — Северус с дерзко сверкающими глазами был без преувеличения прекрасен, как демон из стихотворных виршей древних поэтов.

— Хорошо, — продолжая любоваться юным магом, не произнес, а скорее промурлыкал я, — Считайте, что вы уговорили меня, маленькие манипуляторы. Будет вам Рождественская сказка.

* * *

Невидимые магглам мы пролетали над городом довольно низко, и я невольно залюбовался его огнями и аккуратными игрушечными домиками, одни из которых с высоты казались ровными, тлеющими красновато-оранжевыми искорками, головнями, другие напоминали помпезные, утыканные свечами высокие кремовые торты, а иные — сверкающие золотые слитки. И все это великолепие будто оплетала тончайшая паутинка, усыпанная огненным разноцветным бисером. Праздничное желтое сияние освещало наши лица, оба моих спутника мечтательно улыбались, как малые дети, которых впервые взяли на взрослый праздник. Мы не торопились, я придумывал, чем бы их еще развлечь, когда Андромеда пробормотала достаточно громко, чтобы я мог услышать:

— Опять на Рождество нет снега...

Я хмыкнул и взмыл ввысь. Они зигзагами последовали за мной, дурачась, подрезая друг друга и ловко избегая столкновения. Снег... Я, конечно, не могу весь Лондон усыпать снегом, но персонально для нас... Выхватив палочку и поднимаясь еще выше в самую гущу темно-фиолетовой ночи, я прошептал необходимое заклинание и, когда на наши головы посыпались крупные белые хлопья, почувствовал себя окончательно сбрендившим Дамблдором, в честь праздника хлебанувшим лишнюю пинту пунша.

За свой подвиг я был вознагражден аплодисментами и довольным смехом, и, как ни странно, никто не навернулся с метлы...

— Куда он так несется? — спустя полчаса полета прокричала мне Андромеда.

Самый юный наш компаньон постепенно впал в очень резвое настроение, мы было затеяли летать наперегонки, он вырвался вперед, и теперь мы безуспешно пытались его нагнать.

— Не знаю, дорогая, но, судя по всему, дорогу он знает прекрасно.

Я не стал добавлять к этому, что я, к сожалению, тоже неплохо знаю квартал, к которому мы приближались. Меня больше волновало, отдает ли себе Снейп отчет в том, куда и, главное, кого он туда ведет за собой...

Но мое первое же предположение, что это крылья любви занесли неопытного Ромео, в те края, которые его — обычно, очень умная — голова не планировала мне показывать, тут же подтвердилось. Внезапно Снейп так резко затормозил, что мы с Андромедой едва в него не врезались. Она взвизгнула и беззаботно рассмеялась, хватаясь за мое плечо, отчего нас закрутило, и мы оба едва не рухнули вниз. Северус, развернувшись к нам, с растерянным и виноватым видом наблюдал за нашей возней: я отчитывал Андромеду за неосторожность и расцеплял спутавшиеся прутья, она отряхивала с челки снег, украсивший ее голову после встречи с капюшоном моего зимнего плаща.

Мне не хотелось ничего говорить Северусу. Достаточно того, что едва я, закончив разбираться с последствиями маленькой аварии, посмотрел на ее виновника, как в черных глазах заплясала такая паника, что меня взяла злость. В чем дело?! Это не я уже приговорил грязнокровку к смерти, и я пока еще не причинил ей никакого зла. Я понимаю, что изображать оскорбленную невинность, когда мальчишка, тобой же воспитанный, смотрит на тебя как на исчадие ада, по меньшей мере, поздно, да мне и не к лицу. Однако меня охватило настоящее отчаяние от его взгляда. Я сжал зубы и, не уступая в скорости Снейпу до нашей вынужденной остановки, понесся в сторону известного мне адреса. Он летел рядом, слава Мерлину, молчал, но я чувствовал, как вся его напряженная фигура буквально вибрирует от беспокойства за девчонку Эванс.

Как же я ненавидел ее в тот момент! И летящего рядом со мной мальчишку. Я не тронул его и пальцем за все то время, когда он полностью находился в моем распоряжении, а мог бы. Кто бы мне помешал? Отец? Не обратил бы внимания, даже если бы щенок в слезах стал валяться у него в ногах. Дамблдор? Коротки руки. Я же берег его, тронутый его детской беззащитностью. Для кого?!

Желание убить жалкую магглу, видимо читалось у меня на лице, потому что, когда наши ноги коснулись мокрого асфальта на Прайвет Драйв, Северус, заглянувший мне в глаза, приобрел вид покойника, открывшего глаза по ту сторону бытия и представшего перед ангелом смерти. Ходячей куклой он бесшумно проследовал за мной в освещенный слабенькой электрической лампочкой коридор в без труда открытую дверь. Андромеда, кажется, поняла, что между нами что-то происходит, и шла за нами бездыханной тенью, явно опасаясь лишним жестом окончательно вывести меня из себя.

Странно, магглам положено в эту ночь веселиться, но я не услышал смеха и звона бокалов. Странная гнетущая тишина ядовитым газом заполняла дом. Однако, когда мы уже почти поднялись на второй этаж, я услышал негромкие голоса и направился к нужной двери. Краем глаза я заметил, как Снейп вытащил палочку. Щенок намеревается сразиться со мной? Ну-ну...

Комната, в которую мы вошли, была хорошо освещена, а на просторном круглом столе даже стоял аляповатый подсвечник со свечами какого-то немыслимого розового цвета. Видимо для того, чтобы придать вечеру очарование или просто Эванс мается тоской, пребывая в кругу своих маггловских родственников. В конце концов — она все же ведьма, и я не идиот, чтобы не понимать этого. Причем по моим сведениям экстремально талантливая ведьма. Впрочем, это не удивительно — будь она не очень умна, даже красота прекрасной Нефертити не смогла бы привлечь Северуса при пустой голове.

Но накрытый на три персоны стол одиноко томился посреди комнаты.

Хозяева же сгрудились у кровати, совершенно неуместной в наряженной к празднику обстановке. Две девушки сидели на желтоватых простынях и с искаженными от муки лицами смотрели на женщину, чья голова утопала в пуховой подушке. Их голоса мы и услышала, когда поднимались по лестнице.

— Ну сделай же что-нибудь, Лили! Ты же ведьма! Чему там тебя учат в этой вашей дурацкой школе? Чего ты ждешь? Врачи уже отказались от нее, отец ушел, не выдержав перспективы наблюдать за ее медленным угасанием. Ты же можешь помочь!

— Петунья, — чуть не плача отвечала ей сестра, — ты не понимаешь! Даже, если бы мне грозило попасть в Аз... в нашу магическую тюрьму, применив волшебство, это бы меня не остановило. Но я не врач, а таким болезням маги не подвержены, я перерыла тысячи книг.

— Ах, ты боже мой! Ну конечно, ты ж у нас особенная... Тогда твоя магия никому, ты слышишь, никому не нужна! Уходи тогда из своей чертовой, проклятой школы! Я тут одна с матерью, никто мне не помогает!

— Петунья, — жалобно начала было Лили, но тут же замолчала и уставилась прямо мне в лицо. Именно мне. Снейпа она словно не заметила, а может заклинание, которое я использовал, чтобы сделать нас невидимыми, было слишком надежным, и ведьма почуяла только самого сильного мага из нас. При всей талантливости Снейпа — он очень молод, и пока ему до меня далеко...

Итак, Лили Эванс зелеными, продолговатыми и почему-то напомнившими мне по форме и цвету весенние листики, глазами смотрела на меня, на мой черный плащ с капюшоном, на рассыпавшиеся по плечам светлые волосы. Петунья же тем временем так увлеченно перечисляла свои печали и заботы, что ничего не замечала. Северус сделал шаг вперед, Андромеда встала рядом со мной по другую руку. Девушку Лили тоже не заметила, а Снейпа выхватила из дымки невидимости и тихо вскрикнула. Тут уж Петунья замолкла и непонимающе уставилась на сестру.

Тогда, решив прекратить эту комедию, я прошептал заклинание, снявшее с нас не нужные больше чары и почти сразу, направил на теперь уже обернувшуюся к нам в шоке старшую сестру палочку, произнеся:

— Silencio.

— Petrificus Totalus, — добавил я, после секундного колебания. Еще не хватало, чтобы она нам мешала.

— Что вам нужно? — вскричала обескураженная Эванс, перебегая взглядом с моего лица на лицо Снейпа, который, уже не таясь, держал меня под прицелом.

— Это мать? — бесцветным, но четким голосом спросил я.

— Да! — с каким-то душераздирающим вызовом.

— Что с ней?

— Она больна... У нее... Какое вам дело?! Вы ведь пришли убить нас? Что же вы медлите. Я безоружна так, как вы любите!

— Ты знаешь, что я люблю?

Тут я резко метнулся в сторону и схватил Снейпа за кисть, вывернув руку, из которой со стуком упала палочка. Андромеда не шевелилась, а только внимательно смотрела на меня, Мерлин знает на что рассчитывая.

— Пусти, ублюдок! Если ты ее тронешь, я... Я...

— Что, мой сладкий? Убьешь меня?

Он замолчал, и я оттолкнул его в сторону. Кажется, он упал на колени, к нему бросилась Андромеда, а я чувствовал, как его взгляд буквально прожигает мне спину.

Тем временем я подошел к самой постели, женщина открыла глаза, но их мутная поверхность явно не отразила меня.

Я понял, что с ней. Не те книги смотрела Лили. Та болезнь, которой страдала ее мать, когда-то была наслана на магглов очень дальним нашим предком, общим для меня, Андромеды, Снейпа и многих других... У меня действительно прекрасная память, и я читал об этом ритуале когда-то, умирая от тоски у себя в поместье. Я, кажется, даже помню, каким заклинанием она лечится... Совсем простое. Древний маг не тратил сил, изобретая его, вот только знают несколько нужных слов единицы, и использовать его не просто запрещено — противозаконно. Несколько слов, и Северус из благодарности сделается моим рабом... Так просто... Только совсем не то, что мне нужно.

— Curantur Nimium, — медленно, почти с отвращением, произнес я.

Желтизна на лице старой маглы побледнела, а в глазах появилась осмысленность. Если я ничего не перепутал, а судя по всему, увы, нет, то выздоровление гарантировано. Во всяком случае, Эванс уже поняла это. Воззрившись на меня, как на сошедшего к ней воплоти бога — чем бы не триумф, только мне почему-то было тоскливо — она пролепетала:

— Мистер Малфой, — я удивленно вскинул брови, но тут же сообразил, что, конечно же, она может меня помнить, да и потом могла видеть с Северусом, когда я навещал его в Хогсмидте. — Вы... За что... Чем я могу отплатить... Господи!

— Приведи в чувство сестру, сотри ей память. Как будешь выкручиваться, не знаю, но авроры поймут, что это не твоих рук дело.

— Уходим!-Прокричал я обоим своим спутникам, которые, вцепившись друг в дружку, сидели прямо на полу.

Снейп вдруг с неожиданной резвостью вскочил, схватил мою метлу и протянул ее мне с видом преданного и хорошо вымуштрованного оруженосца.

— Андромеда! Остаешься? Хочешь встретить гостей?

Девушка, очнувшись, поспешно бросилась к своей метле.

Мы едва успели вылететь в распахнутую перед нами девчонкой Эванс дверь, как за спиной, где-то в доме раздалось не меньше трех хлопков. Что ж, погоня отвлекает от суетных мыслей.

— Вперед, — рявкнул я, заставляя встрепенуться все еще несколько растерянных приятелей.

Промозглый ветер дул нам в лица, чернильно-синее ночное небо раскинулось над нами сказочным мерцающим мириадами звезд плащом. Мы неслись с головокружительной скоростью, зная, что авроры быстро сядут нам на хвост. Так и вышло — не успели мы пересечь Темзу, как три черные точки проткнули у нас за спинами золотистую ткань раскинувшегося над городом сияния.

— Резко поднимаемся вверх, потом двигаемся в сторону созвездия Эридана. Мы заметнее, когда летим так низко над городом, до сюда доходит свет от фонарей. Следуйте за мной!

И они последовали, и мы нырнули в ледяную черноту, как в глубину океана, и если бы я не указал им путь, потерялись бы, а так... Полчаса сумасшедшего полета, когда весь город под тобой превращается пульсирующий комок огненных нитей, и вот я уже по опыту чувствую, что оторвались.

— Спускаемся потихоньку, — устало отдал я последний на сегодня приказ. — Северус! Ты направился к звездам? Но Снейп неожиданно оборачивается, его лицо сияет не хуже этих самых звезд. Он вдруг резко приближается ко мне, со всего маху обнимает меня и кричит, так что у меня закладывает в ушах:

— Я люблю тебя, Люц! Мерлин! Как же я тебя люблю!

Андромеда смеется сама, похоже, этого не замечая, а я чувствую, как мое лицо согревается от поцелуев, не вымученных, как обычно, а горячих, он, кажется, готов задушить меня от избытка чувств и зацеловать до смерти. Только у меня вместо ликования тягуче ноет где-то слева, что не случалось уже полгода, а лицо хочется спрятать, потому что неожиданно я пониманию, что дрожат губы.

— Я люблю тебя, — уже шепотом признается мне Северус и слизывает языком со щеки — Салазар знает откуда взявшуюся! — заскользившую по ней каплю, но я осторожно отстраняю его и направляю метлу к дому. Остаток пути мы проделываем в абсолютной тишине. То, что он сказал сейчас мне – это было именно то, что так хотелось услышать, но я слишком хорошо его знаю, чтобы перепутать его горячую благодарность с готовностью действительно принадлежать мне безраздельно. На меньшее я больше не соглашусь.

* * *

Я обнаружил его у себя в гостиной грудой черного тряпья валяющимся на диване. Он даже не вздрогнул, когда я окликнул его слишком громким от изумления голосом. Тогда я бросился к нему и усадил, подняв за плечи. Его ладони были прижаты к глазам, при том, что он итак пытался спрятаться от меня за неопрятными спутанными прядями. Я извлек из влажных волос сухой маленький листик и пару веточек и попытался заставить его посмотреть на меня, что с некоторым усилием, необходимым, чтобы отвести упрямые руки, мне удалось. Его взгляд оказался мутным, лицо неестественно бледным, а дрожащие губы протестующе прошипели какое-то маггловское ругательство.

— И я счастлив видеть тебя, Северус, — без особого энтузиазма попытался пошутить я. – Может, ты будешь так добр и объяснишь мне, что стряслось и какому сверхъестественному событию мне следует воздать хвалу за этот неожиданный, но приятный визит?

— Я остаюсь у тебя, — заявил он глухо, но при этом глаза его сверкнули и прояснились.

— О!... Это замечательно. Ты убил кого-нибудь? Не переживай, я тебя скрою от правосудия и даже помогу замести кровавые следы... Итак?

— Я больше не вернусь в Хогвардс! – вскрикнул он, обрызгав меня слюной и заставив слегка отстраниться.

— Я буду теперь жить у тебя, — продолжал скороговоркой Снейп. – Могу вступить в эту... твою организацию.

— Славно... Я и не собираюсь тебя никуда отпускать, раз уж ты пришел ко мне. Только знаешь, маги-неучи не нужны даже у нас.

Но он только хрипло рассмеялся на это:

— Вы требуете аттестат у вступающих в ваши ряды? Он что, так необходим, чтобы истреблять магглов?

Я поморщился:

— Не думаю, что тебе будет отведена такая роль. Теперь у нас хватает расходного материала для рейдов, а лидером группы тебя не назначат... Но все это не важно. Пока... Что случилось?

— Я не понимаю. Ты не хочешь, чтобы я остался? Мне уйти?

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу, чтобы ты остался. Не заводи привычку шантажировать меня этим. И объясни, наконец, что произошло?

Я стоял перед ним на корточках и держал за запястья. Северус молчал, но я почувствовал, что его начало трясти. Мне стало не по себе. Значит ли это, что сработал мой план? Но реакцию на предательство Лили я представлял иначе.

— Поттер и его дружок Блэк! – наконец коротко выкрикнул он и сделал попытку вырвать руки, но мне этой информации было мало, и я не отпустил его.

— Что на этот раз?

Он молчал, только глаза стали какими-то безумными и забегали. Да что с ним стряслось?! Что они могли ему сделать такое, чтобы он дрожал с головы до ног, и избегал моего взгляда? И при чем здесь тогда Лили, ради которой все и было затеяно? Северусовы изобретения, которыми я поделился с Регулусом, не могли причинить ему серьезного вреда, а только показать подлую сущность грязнокровки... Что там было? Заклинание, от которого на ногах быстро начинают расти ногти... Я бы не был в восторге, если бы со мной так пошутили, но и впадать в истерику от этого тоже не стал бы. «Levicorpus»... Вообще-то сомнительная вещь, учитывая, что летом под мантии кроме нижнего белья ничего не надевают... И я давно ничего не покупал ему, во всяком случае, таких вещей, как приличные подштанники. Неужели... Мерлиновы яйца! Эти придурки могли перевернуть его в воздухе и продемонстрировать желающим сей предмет туалета. А учитывая его застенчивость... Завтра же сотру младшему Блэку память. Снейп не должен узнать, что я тоже причастен к его унижению.

— Северус, мне все равно станет известно, что там у тебя произошло в школе. Ты же понимаешь, что мне это не составит труда. Расскажи сам. Ну, посмотри-ка на меня. Ты же смелый мальчик.

Блуждающий взгляд останавливается на мне, в нем такая мука, что на какой-то страшный миг, я думаю, что ошибся и все намного хуже, и что если они тронули его хотя бы пальцем, то я сейчас же соберу своих людей и аппарирую вместе с ними на станцию. Там мы «проводим» всю компанию как следует, но только сомневаюсь, что их родители дождутся отпрысков домой. Но тут он, резко опустив голову, чтобы защититься от меня хотя бы волосами, начинает рассказывать. Его голос то срывается на фальцет, то напоминает рычание, то стон. Мне становится ясно, что я все же оказался прав, насчет заклинания, но вышло хуже, чем я предполагал, и после такой шутки, пожалуй, я бы тоже не показал носа в школе. А память половине учащихся Хогвартса я стереть не смогу. Под конец истории он уже не пытается прятаться. Хороший знак – выговорился, и произошедшее перестало восприниматься, как трагедия всей жизни. Надеюсь...

— Ты прав, пожалуй. Я поговорю с директором, и тебе больше не надо будет появляться в Хогвартсе. А жить ты будешь у меня – это прекрасная идея, — всю эту чепуху я произношу уверенным безмятежным тоном.

И вижу, как его взгляд успокаивается, а резкие черты смягчаются. Не знаю, верит ли он мне, но ему явно становится легче.

— Так ты позволишь мне поселиться у тебя? Как... раньше?

Но на это я, не выдержав, улыбаюсь.

— Как раньше не получится, Северус, — произношу я мягко. Его зрачки расширяются, словно чернильные пятна — растекаясь и сливаясь с радужкой, на бледных скулах появляется заметный румянец. Он понимает смысл моих слов, но выглядит при этом едва ли не более испуганным и жалким, чем минуту назад. Эдакая красноречивая иллюстрация к старой пословице «из огня, да в полымя». Мерлин! Вот что мне с ним делать? Преодолевая злое, но горячее желание повалить его на диван, разорвать на нем мантию, и оттрахать его до бессознательного состояния, как он от меня, видимо, и ожидает, (вот интересно, сопротивляться будет или безропотно отдаст свою девственность, считая платой за мою заботу, и по-слизерински понимая, что я имею на него право) я отпускаю его, почти со злорадством прочитав в настороженном взгляде удивление.

— Знаешь что, Северус, — заявляю я, присаживаясь рядом и обнимая его вполне по-дружески. — Тебе просто нужно отвлечься. Я обещаю, что сегодня ты забудешь об этой глупой истории. Пора тебе познакомиться с настоящей магией, а не с ее подобием, к которому вас приучает Дамблдор.

Он перестает ежиться и впервые за это время бросает на меня заинтересованный взгляд. Заговорчески подмигнув ему, я бреду к камину. Нужно кое-что уточнить у Бэллы.

Но мне муторно и тревожно. Почему он боится меня? Как заставить его перестать сжиматься от любого моего прикосновения? Я не собираюсь его принуждать, но у меня такое чувство, что по-другому с ним не получится. Отказаться от затеи затащить его в постель в принципе? Но я ждал слишком долго, а мысль, что он будет принадлежать кому-либо кроме меня после стольких лет терпения, невыносимо оскорбительна. «Запереть его в доме, как украденную драконом принцессу, и убивать каждого, кто приблизится к моему логову", — тоскливо думаю я, нисколько не находя эту идею остроумной, и опускаюсь на колени перед камином.

— Где мы, Люциус?

— В мире чистой магии.

Северус оглядывается по сторонам, потрясенный. Мы только что аппарировали с ним в созданное Темным Лордом измерение, доступное только для избранных и наших гостей, если мы готовы отвечать за них головой. При условии, что Бэлла ничего не путает или не решила осмысленно сделать мне маленькую пакость — повелителя сегодня не будет, и о Северусе он услышит от третьих лиц. Мне не хочется, чтобы Лорд сталкивался с ним лицом к лицу. Я знаю, что Снейпу не удастся избежать служения ему, но чем позже это произойдет, тем лучше. И теперь я уже знаю почему: пока хотя бы один из нас не носит клеймо, волшебная аура, сотканная из общих воспоминаний нашего детства будет давать нам силы чувствовать себя защищенными и относительно свободными.

— Как красиво... Странно, я никогда не слышал ни о чем подобном. И не читал.

— Смешной ты, Северус. Ты действительно думаешь, что обо всем можно прочитать?

— Ну... в общем, да. Нет ничего такого в существующей реальности, о чем бы нее было так или иначе упомянуто в книгах.

— Об этом еще не написали книг. И это не совсем реальность. Точнее реальность, но в ней нет ничего маггловского. Да, выпей вот это и представь, что у тебя за плечами начинают расти крылья.

Северус с рассеянным видом взял из моих рук пузырек, не сводя восторженного взгляда с огромных прозрачных бабочек, танцующих в замысловатом танце над благоухающими золотистыми лилиями. Я, хмурясь, разглядывал счастливую физиономию юного приятеля, гадая, не слишком ли я, действительно, многого требую от «ребенка» — может, я поторопился, и еще года два мне следовало рассказывать ему на ночь сказки?

— Что ты сказал? — соизволил наконец поинтересоваться Снейп и уставился на пузырек. — Крылья? От этого зелья вырастают крылья?

— Да, представь себе. Надо открыть крышечку и выпить содержимое. Оно медово-сладкое на вкус, ТЕБЕ должно понравиться.

Северус рассмеялся и последовал моему совету. Правда, перед тем как сделать глоток пытался что-то унюхать своим длинным носом, тыкаясь им в горлышко. Я возвел глаза к голубому прозрачному небу, того чистейшего оттенка, который нигде больше не встретишь — магглы успели неотвратимо изгадить атмосферу и сероватый налет я замечаю всюду.

— Люциус! Это великолепно! Смотри! — раздалось сверху и справа от меня.

Я повернул голову и имел удовольствие наблюдать довольно ухмылявшегося Снейпа, который уверенно размахивал черными крыльями. Он преобразился и внешне, став похожим на вампира. Надо сказать, мерзавцу это шло, будто таким он и был задуман на самом деле: светлая кожа стала ослепительно белоснежной, тонкие губы — темно-алыми, а в сочетании с блестящими смоляно-черными волосами и огромными сияющими глазищами, даже нос казался удачным заключительным штрихом к великолепному созданию магической природы. Полюбовавшись им с деланно равнодушным и бесстрастным видом, я также выпил эликсир, расправил крылья –белые, как у лебедя, и взмыл ввысь, подбираясь к Снейпу.

— Люциус, ты похож на ангела! Я видел такого на картине маггловского художника, когда мать водила меня в музей! Что ты такой хмурый? Я остаюсь с тобой, слышишь? На любых условиях, — хитро улыбаясь, сообщил он мне, подлетая ближе и заглядывая в глаза.

— Я уже понял, что так просто от тебя не отделаюсь. Я же сказал — оставайся. Только скажу Добби поискать мои старые погремушки...

— Прекрати, Люц, — с этими словами он подлетел так близко, что наши дыхания смешались, и Северус сделал неуклюжую попытку меня поцеловать, но я отклонился в сторону и едва не рассмеялся, так явно он разозлился.

Тогда мне в голову пришла мысль — он боится потерять контроль над ситуацией даже со мной. Сейчас в черных глазах, которыми он следил за моими передвижениями, можно было отчетливо прочитать желание поймать меня, чтобы закончить неудавшийся поцелуй. Я равнодушно помахал ему рукой: мол следуй за мной, а сам едва сдержался чтобы не расхохотаться от своего открытия. Мой Северус желает играть только первые роли, а от меня потому и шарахается как черт от ладана, что знает: я ему этого не позволю.

Мы молча подлетаем к черному высокому замку, проскальзываем в стрельчатое окно и оказываемся в великолепной зале. Едва мои ноги касаются мраморного пола с расползающимися по нему блестящими ящерками, с искусно прорисованным узором на скользкой кожице, я складываю за спиной крылья, которые тут же за ненадобностью исчезают. Северус остается крылатым, я не против и не спешу подсказать ему, что в этой реальности теперь они могут появляться и пропадать по его желанию.

Посереди залы, освещенные ярким солнечным светом, щедро льющимся из окон, за овальным столом в старинных одеждах сидели пятеро знакомых мне магов, исполнявших какую-то очередную прихоть Бэллы. Сейчас они играли в карты. Обычно, когда Лестрандж нет с нами, мужчины предпочитают развлекаться иначе, но я потому и привел Северуса, что при всей жестокости и оригинальности развлечений Беллатрикс, они не смогут сходу шокировать неподготовленного юношу.

Бэлла почти сразу заметила нас и вскочила с места, с утрированным радушием бросившись через зал навстречу. Повзрослев, она стала ослепительно красивой, и ее муж, видимо, так и не свыкнувшись со счастьем обладания такой ведьмой, не делает и попытки выползти из-под ее каблучка.

— Кого я вижу, — нараспев произнесла она, шурша атласным темно-бордовым платьем и изображая соблазнительную улыбку, от которой Северус заметно смутился и бросил вопросительный взгляд на меня. — Руди! Ты смотри, кто к нам пожаловал. Маленький Северус собственной персоной. Смотри, как подрос! И как он стал красив, — проворковав последнее слово, она подплыла к окончательно растерявшемуся Снейпу и, демонстрируя высокую великолепную грудь, склонилась в шутовском реверансе, потом до неприличия откровенно стала ощупывать взглядом его худенькую фигурку. Я потянул его за руку (мальчишка едва ли не прильнул ко мне всем телом) и сопровождаемые Родольфусом и Бэллой мы подошли к остальным.

— Люц, придумай, как нам развлечься, — после того как все мы обменялись приветствиями, говорила капризным голосом Лестрендж. — В карты — надоело. Выигрыш зависит от удачи, и, представь, везет в основном Крэббу и Гойлу. Эти грубияны истребили всех маггловских девиц, которых мы отловили на прошлой неделе. Пришлось в срочном порядке поймать парочку каких-то спившихся баб тут неподалеку, но даже с помощью магии нам с трудом удалось придать им хоть сколько-нибудь приличный вид... Лорд будет сердиться — он говорил, что нам надо затаиться на какое-то время после того, как он побывал у Дамблдора. Старик что-то заподозрил... Может, фанты, или дуэль? Выигравшему в полное распоряжение достается любой маг, по выбору. Ну что ты морщишься, Руди? Можно подумать, я не знаю, что вам без разницы кого трахать! Люц, почему твой мальчик смотрит на меня с таким ужасом? Ты что до сих пор не затащил его в постель? Ха-ха-ха! Нет, ну подумать только...

— Бэлла, Северусу нет еще семнадцати, и я прошу тебя хотя бы как-то учесть его нежный возраст и не так сильно выражаться в его присутствии. Дуэль... Это не так и плохо. Северус, как ты смотришь на эту идею?

— Это интересно, — пробормотал он, с опаской косясь в сторону Бэллы, которой явно не сиделось спокойно. Я заглянул под стол и увидел, что ее ножка выглянула из-под подола и с недвусмысленными намереньями поползла в сторону снейповских колен.

Снейп прикусил губу и сдвинул ноги. МакНейр прикрыл ладонью рот, а я, закидывая ногу на ногу «случайно» задел ступню Бэллы. Она отдернула ее и скорчила уморительную рожицу, заставив нас с МакНейром искренне рассмеяться.

— Отлично! — прогудел Нотт. — На воздухе или на земле?

— Ну естественно на воздухе, тем более, что некоторые из нас так и не сбросили крылья.

Спустя минут сорок, которые потребовались нам, чтобы хорошенько заправиться огневиски и принять боевой вид, мы разделились на две команды — по цвету крыльев. Как раз получилось поровну, только Северус с явным неудовольствием поглядывал на Бэлл, попавшую в одну с ним компанию. И вот мы уже обменивались заклинаниями и выкрикиваемыми в пылу битвы крепкими ругательствами. Причем в последнем Снейп нам совсем не уступал, чем явно радовал миссис Лестрендж, а мальчишка раззадоренный ее одобрительными репликами разошелся не на шутку и как противник.

Я с удовольствием наблюдал за ним: Снейп явно забыл и о дурацком происшествии с подштанниками, да и, похоже, вообще обо всем. Он выглядел довольным и носился между нами как коршун или летучая мышь, преследуя, что примечательно, главным образом меня. Наша белокрылая армия вскоре стала заметно уступать. Когда-то я обучил его основам дуэли, да он и сам не раз практиковался в ней, отбиваясь от Блэковской компании. Я был единственным из «наших», кто действительно мог противостоять Бэлл, а то, что ей с таким энтузиазмом помогал Северус, никак не улучшало положение.

— Expellearmus! Petrificus Totalus! — услышал я будто издалека и камнем полетел вниз.

* * *

— Он теперь твой, Северус, — раздался надо мной грудной голос Бэллы.

Меня бережно приподняли теплые сильные руки и, открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Снейпа с беспокойством вглядывавшегося мне в лицо.

— С тобой все в порядке? — произнес он тревожно.

Я оттолкнул его руки и сел, оглядываясь. Белокрылые с угрюмым видом отряхивались и поднимались с земли, победители обменивались сальными шуточками и смешками, вслух деля «добычу».

— Со мной все нормально, Северус. От падения с небес тут никто не умирает. Нам пора домой, я так полагаю.

С этими словами я поднялся, слегка пошатнувшись. Северус заботливо обнял меня, продолжая выглядеть обеспокоенным.

— На, выпей, — Бэлл протянула бокал со старинным зельем, способным и мертвого поднять из могилы.

Я осушил его одним глотком, притянул к себе Северуса и, секунду спустя, мы были в Мэнор.

— Ну, как насчет ужина, мой победитель? — насмешливо поинтересовался я, всматриваясь в черные глаза, которые находились от меня так близко, что казалось занимали все пространство.

— Ужин подождет... Ты забыл, что ты — мой трофей? — заявил мне Снейп, и не думая отстраняться.

— Да? Действительно. Как я мог забыть об этом... Тогда пошли в спальню.

Он кивнул, я улыбнулся и неторопливо пошел к лестнице. Снейп последовал за мной, не сводя с меня странного взгляда, я слышал, как он пытается сдерживать дыхание. Перед лестницей я сделал приглашающий жест и пропустил его вперед. Таким образом, в спальню я вошел за ним следом и, тут же развернувшись, запер двери надежным заклинанием. Отчасти я сделал это, чтобы развлечься его реакцией — Снейп вздрогнул, но не обернулся, — но главным образом, потому что серьезно опасался, что он сбежит.

— Ну, и что же мы стоим, мой победитель? Я думаю, тебе следует раздеться или ты желаешь, чтобы я тебе помог?

— Нет... Я сам, — пробормотал Северус и, спрятавшись за волосами, завозился с пуговицами.

Тем временем я подошел к кровати и не спеша стал раздеваться, наблюдая, как Северус мучается с застежками. Я скинул с себя последний предмет туалета, а он еще не успел избавиться от рубашки и бриджей. Я усмехнулся и приблизился к нему.

— Давай я помогу тебе, мой сладкий.

Он поднял голову и окинул меня смущенным взглядом, задерживая его на слабо эрегированном члене, вновь вскинул глаза и беспомощно ахнул, когда я, приблизившись к нему почти нос к носу, отвел его кисти и начал снимать с него рубашку. Его руки безвольно опустились, он громко дышал, пока я раздевал его, поэтому я был удивлен, когда, стащив с узких бедер штаны, обнаружил, что определенная часть его тела настроена значительно решительнее и тверже хозяина. Я опустился перед ним на колени, помогая высвободить из одежды ноги, и сделал то, чего никогда и ни для кого не делал до этого — лизнул восхитительный длинный член. Тот, похожий на некий дивный темно красный цветок, дернулся вверх и жадно ударился в мои губы, но мне пришлось обхватить Снейпа за талию, потому что я заметил, как подкосились его ноги.

Тогда я резко встал, без особого усилия поднял его на руки и понес к кровати, с нежностью вглядываясь в тревожно блестевшие глаза.

Я опустил его на простыни и забрался на него сверху, прижимаясь к бархатистой коже его хрупкого длинного тела. Удары сердца подо мной казались оглушительными, член Снейпа приятно упирался мне в живот, а блестящие глаза с расширившимися зрачками заставляли кружиться голову.

— Это ТЫ мой трофей, — протестующее пробормотал Северус словно пьяным голосом, когда я начал целовать его лоб и густые брови, похожие на крылья огромной птицы.

Он больше не дрожал, не выглядел испуганным, и даже провел ладонями по моей спине и бедрам; пустил в рот язык и неожиданно сладострастно застонал, когда я уверенно заскользил по небу и толкнулся в горло.

— Ты знаешь, что делать с трофеем? — прервав поцелуй, спросил я и едва узнал свой голос.

Он мотнул головой, не сводя с меня жадного взгляда. Я улыбнулся, поерзал на нем, заставляя развести колени и, неторопливо целуя скулы, шею, ключицы, стал спускаться ниже. Он покорно раскинулся подо мной, вздрагивая от каждого прикосновения губ к коже, и затрепетал, когда я начал теребить его соски. Я заглянул ему в глаза — они лихорадочно блестели, — поймав мой взгляд, он облизнул губы, к которым я тут же прильнул сам. Теперь он с еще большей готовностью впустил мой язык, и тогда у меня отпали сомнения — Снейп полностью и бесповоротно мой... Постепенно я довел его до того, что он стал бесконтрольно извиваться подо мной, каждой клеточкой юного сладковатого на вкус тела льнуть ко мне. Тогда я ухватил его за лодыжки и закинул тощие ноги на плечи. При этом он изогнулся, как кошка, бесстыдно и абсолютно открываясь и, похоже, совершенно уже не отдавая отчета до какой степени позволяет мне овладевать собой. Это сводило с ума. Может, потому что никогда прежде никто так не стремился мне принадлежать — скорее уступали моей настойчивости и силе, покоряясь, подчиняясь, но не отдаваясь так: до конца и с таким наивным восторгом. Я нежно провел языком по яичкам, он протяжно застонал, а я совершенно потерял голову еще до того, как успел это осознать. Мои поцелуи и ласки стали более жесткими, его стоны более громкими, и грубее, чем хотелось бы, я вошел в него, едва успев нанести любрикант на темное отверстие ануса и собственный член, даже мне показавшийся громадным. Он изогнулся подо мной, запрокинув голову и кусая губы до крови, но я уже был не в силах остановиться. Впервые я потерял контроль: никогда до этого я не допускал чтобы партнер не получил удовольствие первым, считая это проявлением собственной силы и власти над своими любовниками. Перед глазами плыла кровавая пелена, от его криков и стонов шумело в голове, а из моего горла вырывалось какое-то животное рычание. Кожа под моими пальцами таяла, как воск, своей бархатистой мягкостью доводя меня до безумия. Мне казалось, что я был голоден до этих сладких мгновений, и только сейчас впервые мне дали возможность насытиться. И, когда мое наслаждение дошло до пика, я жалел не затихшего подо мной мальчика, а о том, что блаженство приближается к концу с каждой выплескивающейся из меня в шелковый канал каплей.

Я обессилено повалился на него, все еще сжимая его член и отстраненно пугаясь бледности худого лица. С запоздалым раскаянием успел подумать, что был под конец непозволительно жесток с ним, но в тот же миг горячая струя выплеснулась мне на живот, а запекшиеся губы нежно коснулись щеки, и темнота накрыла меня мягкой волной.

Теплые сильные руки провели по моим плечам, по груди, уверенно запутались в волосках и осторожно коснулись сосков. Никто не ласкал меня настолько... по-хозяйски, какие бы жаркие ночи не предшествовали моему пробуждению в объятиях очередного любовника, поэтому я с удивлением открыл глаза и увидел над собой Северуса, к влажным щекам которого липли черные пряди. Я вспомнил, что случилось накануне, и резко вскочил, приподнимаясь на локтях.

— Северус... Как ты? — спросил я запинаясь.

— Жив, как видишь, — усмехнулся юноша. — А ты рассчитывал, что легко от меня отделаешься? Кстати, я так и не получил свою заслуженную награду, Люций. И теперь я точно знаю, как обращаются с трофеями.

Последние слова он промурлыкал непривычно взрослым соблазнительным голосом и хищно заскользил взглядом по моему обнаженному телу. Я успокоено вздохнул и притянул его к себе, стараясь не замечать, что простынь во многих местах окроплена кровью. В моем арсенале тысяча и один способ лечить такие раны. Главное, что в моих объятиях он расслаблен и спокоен, что я чувствую его всего, прикасаясь кожа к коже, а его губы жадно и требовательно прижимаются к моим.