Huge Bad Animals

Моросит дождь.

«Только бы не забыли дать огнехвосту успокоительное!» — думает Чарли, надевая лаковые ботинки. Ботинки нещадно жмут, а на парадной мантии обнаруживается какое-то пятно неизвестного происхождения, поэтому он с затаенной радостью надевает обычную. Смотрит в зеркало. Задумчиво трогает щетину на подбородке, но решает, что многовато чести какой-то заезжей профессорше.

Выходит из дома, дождь закончился, но дорогу развезло, и он идет к воротам, ботинки влажно чавкают, а подол мантии моментально пачкается и влажно облепляет ноги. Чарли искренне не понимает, почему должен встречать какую-то Лавгуд, когда у него вот-вот вылупятся мадагаскарские зеленые и вообще дел невпроворот.

И вот он доходит до ворот, а там никого нет. Нету этой Лавгуд. Чарли от души пинает придорожный камень и матерится.

— Не меня ищете? — кричат откуда-то сверху, и Чарли медленно, не желая верить своим ушам, поднимает голову. На дереве сидит молодая девушка, значительно младше его самого. Она хмурит бесцветные брови и нервно разглаживает на коленях мантию цвета «берлинская лазурь», или «сиреневый антрацит», или еще какая-нибудь заумная хрень. Чарли смотрит на нее и чувствует, как приливной волной поднимается злость у него внутри.

— Что вы там делаете? — спрашивает он медленно и внятно, как если бы разговаривал с ребенком или с умалишенной.

Лавгуд говорит:

— Охочусь на драконов, конечно! — и таращит блеклые глаза.

— Что?! — подскакивает Чарли.

И ради этой полоумной его оторвали от мадагаскарских зеленых?

— Каких драконов? — спрашивает он, беря себя в руки. — На каких драконов вы можете охотиться на дереве, без специального снаряжения и оборудования?

— Они размером с дюйм, так что снаряжение брать не обязательно, — спокойно отвечает она. И Чарли теряется от того, какой уверенный у нее голос, какой ясный взгляд.

— Может, вы все же слезете? — говорит он тихо.

Лавгуд отводит глаза и бормочет что-то еле слышно.

— Простите?

— Я не могу! — кричит она, да так, что птицы в лесу, испуганно переругиваясь, взлетают.

Чарли на секунду кажется, что это глупая шутка.

— Почему? — он уже не злится, теперь он просто ждет, что вот сейчас из какой-нибудь лужи вынырнет Дин Веллингтон, сосед Чарли по комнате, и закричит: «Купился, да?», и вытащит из-за пазухи настоящую профессор Лавгуд, в очках и мантии клеш.

— Потому что боюсь высоты, — лаконично отвечает Лавгуд, выдергивая его из раздумий.

— Как же вы туда… — начинает было Чарли, но устало машет рукой и произносит: — Мобиликорпус.

Она медленно планирует вниз. Отряхивается и говорит:

— Ну, вы так и будете там стоять?

И Чарли идет за ней.

Он лелеет надежду, что на этом их общение и закончится, но мистер Кроули, управляющий, имеет на этот счет свое мнение и, проникновенно заглядывая в глаза, просит помочь ей освоиться. Вот так и выходит, что Чарли таскается за Лавгуд как приклеенный, а она, кажется, искренне недоумевает, зачем.

* * *

Чарли даже не вслушивается в то, что говорит Лавгуд: флобберчервю понятно, что она несет полный бред. Он прилежно водит ее по вольерам, объясняет, если просят, но не смотрит на нее, не думает о ней, не слышит ее — иметь с ней дело так просто!

И одновременно все сложно, все так сложно, потому что пока они сидят в лодке на одном из озер заповедника, она высовывается и начинает стучать ладонью по тихой глади. И Чарли, конечно, пытается помешать ей, но на оклики она не обращает внимания, а схватить ее в охапку и втащить вглубь лодки не позволяет ее статус крупного специалиста по зоопсихологии. Потому что считается, что зоопсихологи знают, как вести себя рядом с опасными животными. Те, кто принял это за аксиому, очевидно, никогда не сталкивались с такими, как Луна Лавгуд.

Проходит довольно много времени — она стучит по воде рукой, потом обеими, а Чарли ругается и гребет к берегу со всей возможной быстротой. А потом происходит то, что должно было произойти: ударом хвоста лодку переворачивает линдворм, которого Лавгуд все же выманила из глубин озера. Луна радостно вскрикивает, Чарли бессильно матерится, а линдворм хрипло и как-то по-птичьи кричит, оттопыривая заушные перепонки.

И не то чтобы Чарли действительно боялся линдвормов — нет, просто Луна сразу куда-то делась, исчезла из его поля зрения, и Чарли не может понять: аппарировала или идет ко дну? И вот так он покачивается на волнах, цепляясь за лодку двумя руками, чтобы не дать ей уплыть, и ждет, надеясь не пропустить момент, когда Луна вынырнет. Линдворм уже давно уплыл, а Чарли все ждет. Паника расходится по телу, как круги по воде, и руки начинают дрожать, и тогда Чарли решает, что, должно быть, Лавгуд аппарировала, едва линдворм напал на них. Говорил же Чарли ей, чтобы не маялась дурью — это же все не шутки!

Только он переворачивает лодку, забирается в нее и расшнуровывает ботики, чтобы вылить оттуда воду, как озеро снова бурлит, и чертов дракон опять выплывает.

А за его спину, прямо за спинной плавник, держится Луна.

— Я его приручила! — кричит она, блестя воздушным пузырем на голове. — Я смогла, представляешь?

Чарли уже ничего не представляет, ничего не хочет и ничего в этой жизни не боится.

* * *

Луна Лавгуд бесит Чарли так, будто именно для этого появилась на свет, будто это ее призвание. Никто еще не доводил его до грани так легко, так просто — одним словом, одним жестом.

— Инфантильная, мечтательная, впечатлительная идиотка, — говорит он и начинает мерить шагами длину комнаты. — Глупая, жеманная, неестественная, лупоглазая…

— Эй-эй-эй! — говорит Дин. — Ты спать мне дашь или так и будешь петь ей дифирамбы?

И говорит что-то еще, но Чарли не слушает совсем. Он чувствует, как внутри поднимается душное раздражение, и боится вдохнуть, потому что знает, что с выдохом из него посыплются новые оскорбления, а это уже ненормально — то, что он не может сдержаться.

Все хорошо, все хорошо, не так уж она пучеглаза, не так уж инфантильна и глупа.

И Чарли повторяет это про себя — как мантру.

* * *

А однажды они идут на встречу с керастисом, и Лавгуд что-то говорит про разведение гиацинтов, или про свой научно-популярный журнал, или про помощника с мозгошмыгом в голове… А может, и обо всем разом — Чарли не слушает. В любом случае все идет в строгом соответствии с его планом, включающим в себя путь от домика Луны до вольера, три часа на безопасном расстоянии от дракона и обратный путь. Пока Чарли вдруг не осознает, что Луна исчезла.

Сначала он по инерции проходит пару лишних шагов, потом останавливается и оборачивается. Ему кажется или это становится нехорошей традицией: Чарли в растерянности, а Лавгуд где угодно, но только не рядом с Чарли?

— Профессор Лавгуд! — кричит он и осматривает крону близстоящего дерева. Но там ее нет.

— Что вы орете? — высовывается ее голова из ближайших кустов. — Можно потише?

Чарли пожимает плечами. Голова скрывается в кустах.

— Что вы там?.. — начинает Чарли, но его снова перебивают.

— Тише, спугнете! Он где-то здесь… — бормочет Луна и опять прячется.

Чарли стоит возле дороги и прислушивается к тому, как она там с хрустом ломает ветки, шелестит листьями, бормочет что-то тихо… Отчаянно хочется курить, но нельзя: ни драконы, ни Луна не выносят запаха табака.

Проходит минут десять, прежде чем Луна подходит к нему.

— И мозгошмыг у него такой странный, бедный Робин все время все забывает! То есть он помнит, когда у меня день рождения, но, например, недавно забыл, когда начало следующей экспедиции. Это мозгошмыг, определенно.

— Что? — хочет спросить Чарли, но тут же понимает, что она просто продолжает разговор с прерванной реплики.

— И я ему говорю: в августе, четвертого, как ты мог забыть, Роланд? А он смутился и ничего не сказал, бедняга Роджер. А ведь говорила я ему, что надо сходить к экзорцисту или хотя бы сесть на морковную диету, а он, мол, не верю в мозгошмыгов, а в морковную диету верю и того меньше. Так что ты там хотел мне сказать? — и останавливается. И Чарли тоже останавливается

— А? — говорит он и понимает, что за всю свою жизнь реже выглядел идиотом, чем за эти несколько дней с Луной.

— Что ты хотел мне сказать? — повторяет она, четко выговаривая слова.

— Ничего, — бормочет он и зачем-то прячет руки в карманы.

— А, ты и сам еще не понял, да? — спрашивает она. И он слышит в ее голосе спокойное сочувствие, как будто это нормально — хотеть что-то спросить и не понимать, что именно.

Дальше они идут в молчании.

* * *

У керастиса все проходит хорошо, если не считать того, что за пять часов рядом с легендарным драконом Луна ни разу на него не посмотрела. Она смотрела в небо, в ямки и выбоинки, что усеивали всю землю в вольере, в кроны и дупла деревьев, но не на дракона. Во время одного из таких тщательных осмотров очередной не то ямки, не то норы Чарли не выдерживает:

— Что вы ищете?

— Дюймовых драконов имени Луны Лавгуд, — говорит она, не поднимая головы.

— Что? Вы все еще верите в их существование?! — кричит Чарли и, видит Мерлин, он покорно сносил все капризы этой дуры, но не нанимался ей помогать в этих… этих… изысканиях!

— Чарли! — качает она головой. — Вы же должны понимать, что если этих драконов не существует, то налицо пробел в пищевой цепи!

— Но почему именно драконы, а не какие-нибудь другие животные должны устранить этот пробел? — выпаливает он на одном дыхании.

Луна сначала смотрит недовольно, как учитель на нерадивого ученика, а потом бурчит:

— Мне подсказывает интуиция.

И Чарли машет рукой, не спорит.

* * *

Дни идут за днями, Луна ищет своих драконов, Чарли пытается ее в чем-то убедить, в чем — не знает сам, и все острее чувствует, что хочет ей что-то сказать, слова скребутся ему в грудь, требуют чего-то, требуют, но Чарли по-прежнему не вслушивается ни в них, ни в речи Луны.

И время выходит, просыпается, как песок сквозь пальцы, Луна становится все грустнее, Чарли становится все более и более нервным, а дюймовые драконы сидят в своих гнездах, или в норах, или где они там живут? — и показываться им на глаза не спешат.

Однажды Чарли приходит в домик Луны, а она пьет чай, на столе — чайная лужа. Она водит по ней пальцами, и волосы у нее собраны в небрежный хвост, и круги под глазами. Луна смотрит на Чарли и беззвучно шевелит губами.

— Чего ты? — спрашивает Чарли. И чувствует, как что-то несказанное бьется в грудь и в ушах звенит.

— Я уезжаю послезавтра, — говорит она и устало отворачивается.

А Чарли слышит, как что-то обрывается у него внутри, и все это абсолютно неправильно, глубоко, глубоко неверно! Потому что он не должен ничего такого чувствовать, потому что он радоваться должен ведь, потому что он давно уже не повторял свою мантру: «Не так уж она глупа, не так уж инфантильна и жеманна», потому что она ведь в начале августа должна была уезжать, не так скоро, позже, позже!

И Луна говорит — тихо, спокойно:

— Где-то я ошиблась. Они есть, эти драконы, я убеждена в этом, но не здесь, быть может.

Она встает и убирает чашку в сервант. Грязную.

— Не знаю. Я ничего уже не знаю, я устала от неудач.

А Чарли не понимает, что надо сказать, и говорит:

— И правильно, все равно их нет.

И Луна вспыхивает вся как-то разом, и следа не остается от былой апатичности:

— А ты мертвый, мертвый! — кричит она, и Чарли изумленно отступает. — Мертвый! Ничего тебе не интересно, ничего не волнует, ни во что ты не веришь!

— Луна… — бормочет он и хватает ее за руки. — Не волнуйся так, Луна, что же ты?

Она выворачивается и смотрит зверем.

— Я действительно видела их тогда, — произносит она четко, резко, так, что становится сама на себя не похожа. — Я их видела, драконов в кроне, когда мы встретились. А потом провела здесь месяц, месяц, и ничего не добилась, лишь насквозь пропахла твоим недоверием!

И Чарли кажется, будто ему вонзили нож куда-то под ребра, и не вдохнуть, не выдохнуть.

— Я уеду, — говорит она. — Уеду. Я начинаю сомневаться даже в том, что видела собственными глазами — так у меня ничего не выйдет.

* * *

Луна его не избегает, нет, просто не замечает, просто не обращает на него внимания. И Чарли от этого чувствует себя глубоко больным, вымотанным, выпотрошенным, он уже понял, что хотел ей сказать, и удерживать рвущиеся с языка глупости становится все трудней. Чарли начал подмечать, какие у нее тонкие-тонкие руки, какая вялая походка, какие измученные глаза. И смешно, и грустно становится Чарли при мысли, что это несуществующие драконы виноваты в том, какая она сейчас.

— Почему ты искала этих драконов здесь, в заповеднике? — спрашивает он ее.

— Потому что драконы размером с дюйм не могут генерировать собственное магическое поле. А такое, какое им нужно, могут сделать только другие драконы. Эти дюймовочки — типичные паразиты, — и она отворачивается.

У Чарли множество вопросов, но он не задает ни одного.

А потом Луна держится за портключ (старые наручные часы) и говорит:

— Восемь, семь, шесть…

И Чарли пытается сказать те самые, самые важные слова, но они встают комом в горле и не идут.

— Остановись!.. — говорит он, кричит он, умоляет он. — Я же тебя!..

Но она уже пропадает, истаивает в воздухе, и последнее, что он видит — ее изумленно распахнутые глаза.

* * *

Он не успел, не удержал, не понял вовремя, а новый портключ сделать — это неделя, минимум, а этот ее помощник, чьего имени Чарли так и не запомнил, он же влюблен в нее, это так очевидно!

Чарли идет в свой домик, идет, а ноги наливаются свинцом, и совершенно непонятно, как он мог ее не ценить, когда она такая… такая, что слов не находится.

Потом ему на плечо капают вонючим, и Чарли поднимает голову.

А там дракон. Темно-красный, почти черный, он сидит на ветке и нагло скалится Чарли в лицо. Ростом не более дюйма, полтора в длину.

Чарли смотрит на дракона, дракон смотрит на Чарли, и жизнь прекрасна, абсолютно совершенна, Чарли в этом уверен.

Чарли смеется так, что в ушах звенит.