Хроника одного юбилея

Мистер Уизли любил приходить на работу рано, задолго до первого покупателя, и всегда через камин «Дырявого котла», такого же гостеприимного, как и хозяин этого заведения, старина Том. Обычно, еще не успев выйти из камина, мистер Уизли слышал плеск воды в раковине, звон посуды, которая старательно мыла саму себя, и какую-нибудь старую, вечную как мир мелодию, насвистываемую добродушным трактирщиком.

Приятно было пожать старику руку и услышать неизменный вопрос: «Как поживаешь, дружище Джордж?», точно зная, что ответа на него от тебя не ждут. Это так, знак вежливости, не более того. Сам мистер Уизли уже давно не задавал себе подобного вопроса. Десять лет... Десять лет прошло с той минуты, как остановилось сердце Фреда, и могильная плита накрыла с мясом и кровью оторванную от него половинку, оставив только То, над чем было не властно даже время, но видеть Это могли немногие.

Эти способности считались очень дурным тоном даже у волшебников, поэтому взрослые предпочитали помалкивать. И если бы не вечное любопытство умников Уизли, Джорж вряд ли оказался бы готов к Такому. Однажды, испытывая удлинители ушей на Гриммаулд-плэйс, 12, близнецы подслушали разговор Аластора Хмури и Альбуса Дамблдора.

— Представляешь — сколько лет прошло, а оторванная нога все еще болит!

— Как же ей не болеть — как была матрица, так и осталась, даже след виден от разрывного заклятия.

— Ал, так ты видишь тонкое?

— Да. Это мой братец постарался… тогда, на похоронах Арианы, одним ударом сломал мне нос и открыл «третий глаз». Хорошо, что я Этого не слышу. Сестру именно эти способности сводили с ума.

— Значит, до «третьего уха» Аберфорт не дотянулся?! — хрипло рассмеялся Аластор, а директор поддержал его смех более высокими звуками.

Тогда близнецы посчитали двух стариков старыми маразматиками, и правду Джордж узнал только на кладбище. От стука могильной плиты он вздрогнул и закрыл глаза, а когда открыл… мир стал немного другим: над своей могилой мерцал прозрачный, но переливающийся всеми цветами Фред. Как мог Джордж бросить на кладбище то единственное, что осталось от погибшего брата? Позвал за собой… Вот так теперь и живут умники Уизли: не двойняшками, а полторашками.

И все же это был не Фред, а так, всего лишь бледная его копия, красивая, но нелепая до абсурда. Она не говорила, не смеялась, наверное, даже не думала, просто стояла рядом с отсутствующим взглядом в застывших глазах, словно недоделанное привидение.

— Если будут незнакомые посетители, дам им свои рекомендации, — как обычно пообещал старина Том, вырвав Джорджа из воспоминаний. — Ты это, заходи, если что... Выпьем по маленькой.

— Не могу, я на службе, — деловито произнес мистер Уизли, оглядывая приземистую фигуру старика в огромном кожаном фартуке.

— Ну, ну, на службе... — скептически заметил тот. — Я вот тоже служу. Люблю, знаешь ли, звон посуды...

Шутка была старая, дежурная, но Джордж улыбнулся: собственно, ради того, чтобы перекинуться парой добрых слов со стариком Томом, он предпочитал появляться в Косом переулке через камин «Дырявого котла».

— Ну да ладно. Удачной торговли и щедрых покупателей! — напутствовал его трактирщик с неизменной добродушной улыбкой, так и не дождавшись от Джорджа ответной реплики.

По утрам в Косом переулке народ, как правило, не толпился. Летом, во время школьных каникул — другое дело. А сейчас, в конце марта, вымощенная булыжником узкая улочка оставалась пустынной, если не считать хозяев многочисленных лавочек и магазинов, которые поднимали жалюзи на окнах, открывая взору покупателей ярко оформленные витрины.

Мистер Уизли, как всегда, не спеша, проделывал привычный путь к своему магазину. Он и в самом деле был на службе — служил памяти своего погибшего брата, с которым они вместе начинали свое собственное дело.

Тогда он еще не был мистером Уизли, тогда его редко кто называл по имени — Джордж. Оно и понятно: уверенности в том, что перед тобой стоит именно Джордж, не было ни у кого, даже у многострадальной мамы Молли.

Для всех они с братом были просто близнецы, а он, Джордж, «один из близнецов». Теперь Фред бы сказал: «Те-кого-так-больше-нельзя-называть»… Ну, это Фред, у него всегда получалось шутить остроумнее.

Десять лет назад само слово «близнецы» исчезло из употребления в семье Уизли, а оставшийся в живых близнец стал сначала просто Джорджем, а через пару-тройку лет — мистером Уизли, уважаемым человеком и удачливым бизнесменом, но... Именно это «но» и все стоящее за ним заставляло больно сжиматься сердца тех, кто хорошо знал братьев-близнецов Уизли и видел, что Джордж уже не жил — доживал то, что отведено было ему создателем, оказавшимся более щедрым по отношению к нему, чем к его брату. Или наоборот: живых стоит пожалеть больше?

Дел на сегодня было намечено много: как-никак, последний будний день перед выходными и пасхальными каникулами. Еще вчера пришла большая партия товара, которую следовало выудить из ящиков и отправить на полки. Джордж с досадой взглянул на часы: братец Ронни, как всегда, задерживался. Конечно, тут у них не аврорат, но, тем не менее, служба.

«Пользуется, что по-родственному! — вздохнул про себя мистер Уизли, но, услышав из-под многочисленных коробок скрип парадной двери, подумал. — А вот и наш непутевый малыш! Что ж, сегодня вполне приемлемо, всего-то десятый час».

— Есть кто живой? — нетерпеливо раздалось откуда-то сверху.

Есть люди, которые не меняются. То есть они становятся старше, мудрее, даже выходят в большие начальники, но в душе остаются мальчишками. Этот озорной голос невозможно было перепутать ни с чем, также как и неизменную вихрастую шевелюру его хозяина, видневшуюся из-под высокой башни из пустых коробок, составленных друг на друга. Ярко-зеленые глаза неожиданного гостя радостно сияли.

— Поттер, тысяча дранных драклов! Гарри! Какими судьбами? — обрадовался Джордж, обходя груду пустой тары и протягивая руку для дружеского рукопожатия. — Ну, здравствуй! Чем могу быть полезен нашему доблестному аврорату?

— Привет, Джордж! А я, знаешь ли, иду мимо... Дай, думаю, зайду к старине Джорджу, — непринужденно начал сочинять Поттер, но, увидев на лице собеседника недоверчивую, но понимающую улыбку, сразу перешел на деловой тон. — Выполняю общественное поручение.

Джордж вынужден был с легкой грустью признать, что ответственная должность накладывает свой отпечаток на любого человека, даже на самого Гарри Поттера.

— А полный список так называемой «общественности» огласить можно? — поинтересовался мистер Уизли, уже предчувствуя, откуда веет ветер. — Лица, полагаю, все те же — родные и близкие?

Это повторялось каждый год, перед первым апреля. Ежегодно «общественность» пыталась ему напомнить, что у него, Джорджа, очередной день рождения. Первые годы весьма настойчиво, последующие — уже менее рьяно.

— Угу, — коротко, но емко ответил Гарри. — Поскольку, как я полагаю, тема нашего делового разговора секрета для тебя не представляет, может быть, сразу приступим непосредственно к делу?

Поттер выудил из кармана кусочек пергамента, прокашлялся, чтобы начать зачитывать вслух…

— Новый министерский указ? — демонстративно зевнув, спросил Джордж. — С доставкой по месту назначения?

— Снабдили шпаргалкой, — отмахнулся Гарри. — Я честно заявил, что выговорить тебе в лицо ЭТО не смогу.

«Что ж, мистер Поттер, очень удобно: когда читаешь по бумажке, в глаза собеседнику не смотришь. Знаем мы все до запятой, что у вас там нарисовано... Щас поясню».

— Ага, лексикон Перси я знаю, все ЭТО много раз слышал, — отмахнулся Джордж. — Мероприятие будет проходить по моему плану: с раннего утра, по старой доброй привычке сяду у окна и буду ждать сов с поздравлениями.

— Нет, Джордж, от празднования тридцатилетия ты так просто не отвертишься! — сказано это было с неизменной озорной улыбкой, но при этом в голосе чувствовались твердые, стальные нотки. За время работы в аврорате Поттер, черт возьми, научился-таки говорить нетерпящим возражений голосом.

— Но… — начал Джордж, решив про себя, что сдаваться, определенно, еще рано.

Он ведь, как-никак, один из тех, Кого-так-теперь-нельзя-называть, но зато и Не-так-легко-запугать...

— Никаких «но», — отрезал Гарри. — Понимаю, в этот день особенно сильно ощущается потеря. Только неужели Фреду понравилось бы, что его день рождения встречают в слезах и в одиночестве, а не в шумной веселой компании? Помнишь, что я сказал вам обоим, когда магазин этот был только в проекте? Если не помнишь — повторю! Мы все не прочь повеселиться, а сейчас тем более есть для этого повод: первое апреля, Джордж! Тридцатый по счету день смеха! Сопли и слезы — в сторону, — добавил Поттер решительным, прямо-таки начальственным тоном.

«М-да... Судьба аврората и родного Министерства в надежных руках неподкупного бескомпромиссного Поттера! Понятное дело — этого непотопляемого на канареечных помадках не проведешь... Если только на чем-нибудь другом подловить?»

— Слушай, Поттер, ты на службу не опоздаешь? — поинтересовался Джордж, многозначительно глядя на часы. — Уже и говоришь со мной «министерским» голоском.

— Начальство не опаздывает, начальство задерживается, — выдал Гарри очень солидным голосом старую, как мир, истину. — Кроме того, я здесь выполняю личное поручение первого секретаря министра магии. У вас, мистер Уизли, скоро случиться не просто день рождения, а юбилей. Тридцать лет...

— Шестьдесят, — устало уточнил Джордж. — Шестьдесят. Тридцать своих и столько же... его.

Мысли теснились в голове, но Джордж не смог больше выдавить из себя ни слова: как объяснить, что десять лет назад он потерял не просто брата и даже не лучшего друга — он лишился половины самого себя. Лучшей половины. То, что теперь безмолвное и призрачное, неотступно следует за ним по пятам, не начинает и не заканчивает фразы, не разговаривает, и тем более, не шутит. Но оно стоит рядом и ждет, и Джорджу приходится думать за него, отвечать за него, жить за него... А это тяжело. Больно... и саднит. Душа, она... всегда обрывается с болью.

— Хорошо, шестьдесят, — неожиданно быстро согласился Гарри.

«Подозрительно Поттер ведет себя, подозрительно...»

Джордж внимательнее вгляделся в ярко-зеленые глаза: неужели он видит Его?

— Тогда тем более, надо отметить это дело в теплом семейном кругу… — настойчиво продолжал гнуть свою линию отважный мракоборец. — Хотя и друзей не грех пригласить.

«Нет, не видит. Показалось. Однако, на всякий случай, лучше отойти от края...»

— Первый секретарь министра уже решил все текущие проблемы с толщиной стенок оловянных котлов? — с сарказмом поинтересовался Джордж, меняя тему разговора. — И собственные мозги не протекают?

— Ради любимого брата он готов на время отложить текущие карьерные дела, — с напыщенной серьезностью промолвил Гарри.

— Просто не узнаю брата Перси, — растроганно прошептал Джордж. — Но мы всегда верили в него! Недаром он долгие годы был нашим любимчиком, если не считать малыша Ронни. Кстати, ты не знаешь, малыш Ронни все еще пользуется тем замечательным будильником, так славно имитирующим голос нашей мамочки, который я подарил ему месяц назад?

— Боюсь, что он просто присоединил твой славный подарок к своей замечательной коллекции редких будильников, — рассмеялся Гарри. — Джордж, не отвлекайся от темы! А? Так что мне передать первому секретарю министра магии? Он, между прочим, уже составляет подробный план мероприятия.

Перси, задвинувший служебные записки на задний план и высасывающий из своих идеальных до тошноты мозговых извилин идеи для семейного праздника — это было нечто особенное! Пропустить такое было непозволительной роскошью. Недовольная мина «любимого» старшего брата, тупо разглядывающая очередной заколдованный значок старосты школы, всегда согревала широкую душу умников Уизли.

«Как там у Мародеров: «Клянусь, что замышляю шалость и только шалость!»?

Повторив про себя знаменитую клятву два раза, Джордж, по привычке, бросил взгляд на то, что осталось от Фреда. «Что скажешь, брат? Пошалим?»

Фред слегка кивнул призрачной головой. Или показалось? Просто игра воображения, глупая надежда непонятно на что. Так и с ума сойти недолго, надо бы ближе к делу...

— Значит, так: когда у вас там намечено обсуждение мероприятия? — неожиданно для самого себя, с деловитым интересом спросил Джордж.

— Сегодня вечером, — ответил Гарри, слегка опешив от явной перемены интонации собеседника.

— Персик все еще носит форменный министерский колпак? — на всякий случай уточнил Джордж.

— О да! — со смехом воскликнул Гарри.

— Ну, тогда сегодня вечером ждите, — заверил Джордж. — И никаких возражений! Именинник должен знать, что ему готовят «родные и близкие». Боюсь, знаешь ли: творческие идеи Перси хорошо годятся только вместо снотворного. У меня, конечно, есть парочка китайских фейерверков, но... — Джордж притворно вздохнул, — людей жалко: проснутся, испугаются... Вдруг что не то подумают?

— Хорошо, хорошо, — поспешно пробормотал Гарри, соглашаясь. — Как знаешь! Джордж, мне действительно пора, так что я, пожалуй, пойду.

— Давай, вали в свой аврорат! Привет министру!

Проводив довольного Поттера до дверей, Джордж вернулся к себе.

«Что ж, пусть порадуется новоиспеченный глава аврората: поручение выполнить удалось».

На столе, в рамочке стояла старая колдография, на которой он был вместе с Фредом, и тогда они для всех еще были близнецы. Фред широко улыбается, обнимая его, Джорджа, за плечи.

Колдография — не портрет, и люди, изображенные на ней, не разговаривают, но Джордж часто беседовал со своим ушедшим в полунебытие братом. С колдографией было проще — там Фред был почти таким же, как в жизни, с ясной беззаботной улыбкой человека, все проблемы которого сводятся к обдумыванию очередной великой шалости.

Так всем казалось со стороны. Свои настоящие проблемы близнецы обсуждали за закрытыми дверями общей комнаты, гордо именуемой Лабораторией шальных идей.

— Нам скоро шестьдесят, Фред! — с горечью прошептал Джордж. — Ты знаешь?

Маячивший за колдографией Фред кивнул головой, лукаво подмигнул, а потом показал на свое призрачное ухо.

Джордж медленно осел на табурет, оказавшийся, к счастью, рядом. Больно ущипнул себя за руку.

«Так... Спокойно... Я сплю, я просто сплю».

Следовало успокоиться, проверить, на месте ли уши? Потрогал целое ухо, потрогал давно привычную на ощупь дыру от второго. Ничего не произошло, все в норме, все идет своим чередом... «Он — Джордж, ему на днях стукнет шестьдесят... Почему же Фред смеется? Он, Джордж, что-то не то подумал? Что-то смешное?»

— А ты так и не отрастил себе ухо, брат? — тихо прошептал кто-то Джорджу в оторванное ухо, которое уже, считай, одиннадцать лет ничего не слышало.

Он опять испуганно схватился за … по-прежнему пустое место.

Фред улыбался, показывая поднятый вверх большой палец. Джордж пришла в голову ужасная мысль, что Фред стал привидением, но тот отрицательно замотал головой и похлопал по плечу брата.

«Слава Мерлину! Леденящего ощущения не было».

— Но как это у тебя получается? Что ж ты тогда молчал столько времени?

Брат махнул рукой и рассмеялся. Знакомый жест, означает: пустяки, потом объясню.

Фреда, хоть тот был бледнее самого захудалого привидения, Джордж видел, а вот свое собственное ухо, оторванное — Поттер знает, чем — не мог разглядеть даже в призрачном варианте. То ли в зеркале Это не отражалось, то ли качественно профессор Снейп пошутил... Но ему можно — он же теперь герой!

— А ты без усов! — угрюмо усмехнувшись, напомнил Джордж, только вот улыбка вышла кривоватой.

Фред захлопал в ладоши, а потом провел над своей губой, словно срезая что-то, и указал пальцем на Джорджа.

— Убери свои, — прищурившись, посоветовал Фред. — Знаешь, тебе не идет. Определенно: не идет. Выглядишь и впрямь на все шестьдесят!

— Фред, ты правда так считаешь? А раньше все шутил, что вот типа, отрастим усы, будем воспитывать мамочку... Хм-м... Может, и в самом деле убрать лишнюю растительность? Может, удастся нам скинуть годков... десять, а то и двадцать?

— Ты чего это, Джордж, сам с собой разговариваешь? — раздался до боли знакомый бас младшего братишки.

Фред переместился к Рону и шлепнул его по лбу, но тот, конечно, ничего не почувствовал.

Рональд стоял перед ними, засунув руки в карманы, весь: от ярко-рыжей шевелюры до кончиков сверкающих, натертых свежей ваксой ботинок — напоминая собой сытого, довольного жизнью кота.

«М-да... Вот что может сделать с человеком удачный выбор спутницы жизни. Раньше малыша Ронни было так легко расстроить! Достаточно было перекрасить его трусы в бордовый цвет…»

Фред тронул за руку, виновато покосившись на дверь.

«Он уходит? Ему пора? Эх, при Ронни и спросить нельзя!»

Фред развел руками и по-братски похлопал по плечу.

«Вернется! Непременно вернется! Фред ведь никогда не подводил».

Глядя на бледнеющий призрак погибшего брата, Джордж хотел было напомнить братику Ронни о том, когда начинается рабочий день, но передумал.

Вроде бы беспричинная, не понятная до конца веселость прокралась в душу и всецело завладела сознанием. Такого не было давно, а потому пойманное настроение портить не хотелось.

«Фред вернется! Не важно — когда, важно, что вернется».

Молча указав несознательному родственничку на груду коробок с неразобранным товаром, Джордж достал из ящика стола бритву.

«Ну, Фред!» — подмигнул он, глядя на колдографию брата, снова ставшего безмолвным. Это было уже не существенно, потому что ненадолго. Джордж точно чувствовал, что чудо вот-вот случится, надо только… убрать надоевшие усы. Для начала.

— Сегодня вечером поколдуем! — произнес Джордж вслух, уже нисколько не заботясь о том, что его услышит кавалер Ордена Мерлина, по совместительству малыш Ронни.

И весело насвистывая мелодию популярной песенки, отбивая ботинком ритм и даже время от времени вставляя знакомые слова:

«Напялив на лоб треугольную шляпу,

Он палочку взял и пошел воевать…»

начал старательно сбривать рыжеватые усики над верхней губой.

Отложив в сторону бритву, Джордж с интересом уставился на свое отражение в зеркале. Гм-мм... Неплохо. Даже лучше, чем ожидалось.

— А ты как считаешь, Фред? — по привычке буркнул Джордж себе под нос и развернулся к призрачному брату.

В глаза ударил яркий луч мартовского солнца и ослепил Джорджа. Он невольно зажмурился, спустя мгновенье осторожно приподнял веки. Солнечный свет по-прежнему безраздельно владел пространством от парадного входа до сияющих стеклянных витрин, свободно проходя сквозь огромные окна. Фреда на привычном месте, за спиной, не оказалось.

В необъяснимом волнении Джордж несколько раз обернулся вокруг себя, посмотрел в зеркало и даже заглянул под стол. Даже тени Фреда нигде не заметил. Решительно ничего не указывало на то, что где-то рядом с Джорджем находится бледный силуэт его брата-близнеца.

Вот теперь он разволновался не на шутку, поминая самыми добрыми словами младшего брата, который то опаздывает на работу, то приходит в самый неподходящий момент. Ошалевший от проснувшегося призрака, Джордж так и не успел выяснить, что их ждет в дальнейшем. Конечно, он видел кивок в сторону двери, пожатие плечами и бледнеющий силуэт Фреда, но все остальное наговорил за брата себе сам. Многолетняя привычка! Куда от нее денешься? Странно: ему, Джорджу, всегда было больно видеть рядом с собой то, что осталось от Фреда — неживое, безголосое — но и внезапное исчезновение брата озадачило.

— Куда же ты свалил вместе с ушами? Два своих, а одно-то мое! Фред, ты всегда поражал своими фокусами, но чтобы вот так, не предупредив, исчезнуть самым волшебным образом, прихватив чужое ухо... — в глубокой задумчивости, не замечая, что говорит вслух сам с собой, Джордж потрогал рукой старую дырку. Расстраивался, но шутил.

«А может быть, он, Джордж, зря расстраивается, нет, радуется? Или все-таки расстраивается? Просто слишком много света, нужно затемнить, опустить жалюзи».

Медленно, на немеющих ногах, совершенно забыв от волнения про волшебную палочку, он подошел к окну и осторожно потянул за специальный трос. Руки дрожали, и от этого в механизме что-то все время заедало, цеплялось, заставляя нервничать еще больше. Но, наконец, магазин погрузился в солидный полумрак.

Джордж опасливо озирался по сторонам, тщетно выискивая глазами бледный силуэт брата. Фреда нигде не было — факт.

— А шо шешодня не аботаем? — непонятно прозвучало в единственном, имеющемся в наличие, ухе. — Топаем по омам?

Десять лет назад, вместе с утратой важной части головы, мешающей жить исключительно привередливым парикмахерам, звуки потеряли свою объемность, и некоторое время Джордж не мог определить, откуда идет звук. К тому же говорили крайне невнятно, слова явно тонули в увлеченном чавканье челюстей, занятых, например, каким-нибудь посторонним сэндвичем с сыром, никак не относящимся к разговору напрямую.

— Прошу прощения? — переспросил Джордж, озираясь по сторонам.

В дверях служебного помещения стоял малыш Ронни и с неприличным аппетитом уплетал действительно тот самый сэндвич, который Джорджу, можно сказать, уже был почти родным. А теперь часть кулинарного шедевра уйдет в унитаз, часть на мясо и кости, большая часть на хорошее настроение братца. Всем бы так жить! Получается, правда, только у Рона.

— Не работаем, говорю, что ли? — повторил Рон, торопливо проглотив очередной кусок. — Топаем по домам?

— А что, у нас уже обед? — в свою очередь спросил Джордж, косясь на солидный кусок надкусанного с одной стороны сэндвича.

— Какой обед? — возмутился Рон. — Я еще не завтракал!

— Надо же, какое счастливое совпадение! — насмешливо заметил Джордж, направляясь к складскому помещению. — Я тоже. Гони свои запасы!

— Сам возьми там, на столе, в задней комнате, — рассеянно пробубнил Рон, но, однако, с должным участием. — Только бутерброд этот последний. Там еще эти есть, овощи. Сырые, потому что это полезно для здоровья, — с серьезным до нелепости видом пояснил Рон.

Все-таки зря он так на Рона. Рон добрый. Его бы еще приучить к труду, каждодневному, благородному и регулярному, бесконечному, как плотные зеленые шарики брюссельской капусты, с завидным постоянством заполняющие огромную кухонную раковину старой доброй «Норы». Эх, мечты, мечты! Папа Артур воспитывал, воспитывал; мама Молли воспитывала, воспитывала... Поттер и тот сложил руки, подписав заявление об отставке. Осталась одна надежда на жену и детей. Но слабая.

— Последний, говоришь, — спросил Джордж, глядя на бутерброд в руке Рона и вытаскивая волшебную палочку из кармана мантии. — Во имя чудесного шрама великого Поттера, Рон, тебе стоит поделиться со старшим братом хлебом насущным. Ибо Мерлин велел делить хлеб насущный с родным братом по-братски.

Бутерброд дернулся и медленно поплыл к Джорджу, сопровождаемый недоуменным тоскливым взглядом младшего Уизли. Не долетев до цели путешествия десятка дюймов, он застыл в воздухе и под взмахом волшебной палочки рассекся на две части. Меньшая надкусанная часть счастливо запорхала обратно к прежнему владельцу, а большая часть последовала вслед за Джорджем в подсобное помещение.

— Ты, братик, будь другом: поработай немного для разнообразия. Окна, что ли, открой! — сказал Джордж, останавливаясь у двери. — Я, знаешь, утомился, старею. Посижу в сторонке, посмотрю, как другие трудятся.

Кусочек сыра медленно соскользнул с бутерброда и подплыл к левому глазу Джорджа, аккуратно пристраиваясь большой круглой дыркой напротив зрачка.

— Ну, где энтузиазм, Рон? — разочарованно спросил Джордж, глядя сквозь неровную дырочку на брата и обнаружив, что тот еще даже не сдвинулся с места.

— Да я тружусь, как домовой эльф, — буркнул Рон. — Запахали, ограбили...

— Эх, Рон, Рон, — вздохнул Джордж. — Если бы у меня был домовой эльф. Грабить тоже только собираюсь. Кстати, где твои хваленые овощи?

— Там, в задней комнате, — ответил Рон, впрочем, довольно мило и без недовольства. — Такая маленькая, расшитая стекляшками сумочка, лежит на полке. Морковка, редиска, капуста эта... цветастая, тыква, — Рон почесал огненно-рыжий затылок. — Может, ты и вправду все это сжуешь, а?

Джордж с жалостью посмотрел на младшего брата.

— За что ж тебя так, а? — участливо спросил Джордж, будучи просто не в силах пройти мимо такого безобразия.

— Толстею я, — с досадой признался Рон. — Гардероб только недавно обновлял, а надеть уже нечего.

— А-а-а, — протянул Джордж с пониманием, настолько искренним, на какое только был способен. — Сочувствую.

— Он сочувствует, — недовольно пробубнил в ответ Рон. — А у меня от этой капусты уже все зубы стерлись, а штаны свободнее не становятся, и «кочерыжка» мыслями не расцветает.

— Но с этим надо же что-то делать, Рон? — «озабоченно» спросил Джордж. Серьезность удавалось сохранять с огромным трудом.

— Жена говорит, что мне не хватает физической нагрузки, — на секунду задумавшись, неуверенно выдал младший брат.

Джордж, решительно отодвинув сэндвич, все еще витающий перед ним в воздухе, в сторону, прижав левую руку к груди (он бы и правую прижал, но она сжимала волшебную палочку), шагнул навстречу брату.

— Я виноват перед тобой, Рон, — Джордж заговорил тяжелым трагическим голосом. — Но больше этого не повторится. Я позабочусь о твоем здоровье. Начиная с этого дня, мой брат не будет испытывать недостатка в физической работе. Клянусь кальсонами Мерлина!

Не дожидаясь, пока малыш Ронни придет в себя и выдаст все скопившиеся за день жалобы на трудную судьбу, Джордж развернулся к нему спиной и скрылся за дверью.

* * *

День прошел скомканно, если не сказать нервозно. К обеду Джордж вынужден был признаться себе, что беспрерывно оглядывается в поисках того, что оставалось от Фреда и что еще сегодня утром он считал неотъемлемой частью себя самого. И вот надо же: это самое ушло и не вернулось. Шесть часов скоро, пора пить чай, а Фреда нет.

Джордж вынужден был признаться себе, что за десять лет как-то привык к призраку за спиной, и теперь его отсутствие казалось странным. Как будто важная часть тебя самого, ну там нога или рука, или половинка души отправилась на прогулку, не предупредив хозяина и даже не шепнув на прощание, когда вернется. Нехорошо. Он тут уже усы сбрил, на шалость намылился...

После пяти покупателей заметно прибавилось, и мысли о загулявшей в неизвестном направлении половинке души отошли на второй план. К этому времени большая часть товара уже перекочевала из коробок на полки, обслуживание клиентов Джордж беззастенчиво свалил на Рона и сейчас задумчиво вертел в руках волшебно-эротические очки — новейшую модель с эффектом раздевания собеседника.

Идея пришла три месяца назад, как раз перед Рождеством. Тогда, после долгих, до хрипоты, обсуждений, решено было остановиться на нижнем белье — двигаться дальше смысла не было. Трусы, как справедливо заметил главный аналитик, у всех разные, чего не скажешь о том, что скрыто под трусами.

Волшебный телескоп в этом отношении действует эффектнее — раздевает наблюдаемый объект постепенно, с каждым новым поворотом вокруг своей оси, насколько хватит... этого... желания и любопытства. Жена главного аналитика неизменно выражается более определенно — незакомплексованности волшебника.

В какой-то степени девочка права. Между прочим, по ее прихоти эротический телескоп усовершенствовали сюрпризом. При максимальной закрутке навстречу глазам весьма пытливого наблюдателя выскакивал... Вот тут-то и разразились споры.

Гермиона предложила кулачок, видимо вспоминая о своем синяке, но драчливый телескоп был уже пройденным этапом творчества Умников Уизли. Идея Гарри — огромные желтые очи гигантского василиска, воинственно мерцающие в неожиданно наступившей темноте — стоила всех синяков, вместе взятых. Потом с подачи Рона к наблюдателю потянулась мохнатая лапа акромантула. Сморщенную рожу школьного завхоза Филча, неистово кричащего: «Немедленно прекратите ЭТО!» добавили позднее.

Хотя у Джорджа была своя гениальная задумка, но использовать гордый профиль Снейпа в бизнес-целях Поттер запретил под страхом ареста и конфискации имущества в пользу министерской казны. Зря! Убийственная, непроницаемая мина великого агента, вне всякого сомнения, стоила нескольких сотен золотых галлеонов.

Джордж готов был отдать на отсечение второе ухо, доказывая, что некоторые, х-ммм, юные волшебницы, и не только юные, и даже не только волшебницы, с радостью выложат последние сбережения ради того, чтобы полюбоваться на сияние его черных очей и на себе ощутить затягивающую притягательность темных, похожих на тоннели, широких зрачков. А уж если профессор начнет расстегивать мантию... Да хотя бы самую верхнюю пуговицу под самым горлом.

Не начнет! Поттер запретил категорически, а слово Того-который-сам-Поттер отменить нельзя. Дернуло его, Джорджа, произнести слово «горло». Едва оно прозвучало, Поттер — медаль ему на шею — вышел из себя и, наложив «Силенсио» на двух братьев Уизли, ненавязчиво предложил прекратить дискуссию, а проще говоря, заткнуться. Уперся рогом, не сдвинешь! Ну, Гарри Поттер, что возьмешь?

Джордж до сих пор корил себя за так некстати сорвавшееся с языка слово. Женщины уже были на его стороне, и даже праведная Гермиона согласилась, что профессор, одетый в стильную мантию черного цвета, медленно складывающий руки на груди и смотрящий прямо в глаз обладателю телескопа, будет силен. Ничем не заменишь такое!

Если прибавить сюда его язвительный тон: «Чем вы тут занимаетесь?», то остается только подсчитывать убытки от нереализованной идеи и вытирать слезы да сопли.

Главное сожаление заключалось в том, что образ героя войны Снейпа на страницах «Новейшей истории магии» как-то быстро залистывался и обезличивался, его жизнь, легко втиснутая в две равнодушных цифры — дату рождения и смерти — теряет что-то важное, индивидуальное.

Волшебный телескоп от Уизли — да это же покруче маггловского кинематографа! Через полгода жизнь, быт и нравы сурового Северуса знали бы все, кому не лень подкручивать фокусирующие колеса. Пожалуй, надо еще раз с Гермионой поговорить: все-таки она знает подход к упрямому Поттеру. За лучшую половину Рональда Джордж был спокоен: она — девочка понятливая и, самое главное, желает процветания семейному бизнесу.

Младший братик вкрадчиво подплыл примерно за час до закрытия, выбрав момент, когда очередные довольные покупатели, целая семья, скрылись за парадной дверью с покупками. В магазине оставалась еще одна пожилая леди в давно вышедшей из моды мантии с рюшками, держащая за руку малолетнюю внучку. Девчушка умоляла «бабулю» расщедриться на карликового пушистика, судя по усталым репликам «бабули», уже не первого.

— Джордж, тут такое дело... Понимаешь, мне нужно сегодня пораньше... — как всегда, не по уставу, начал бывший мракоборец. Судя по довольному виду Рона, все утренние огорчения из-за узких штанов и уплывшего из-под носа сэндвича прошли бесследно. Трудотерапия, однако, ощутимого результата тоже не принесла.

Ой! Крепких слов хватает на полтора драных дракла — остальное придется брать взаймы у Фреда или профессора Снейпа.

— Разумеется, Рональд, вам пора двигаться, — безмятежно заметил Джордж, награждая брата отменным саркастическим взглядом, который мало вязался с тоном сказанного.

— Ну, тогда я пойду? — с надеждой пробормотал Рон, вытаскивая из кармана часы в серебристом корпусе на цепочке. — Пора на задание, — добавил Рон эмоционально, с важностью.

Х-ммм, подозрительно похоже на чувство ответственности. Брови Джорджа невольно полезли вверх.

— Кто заданием снабдил моего верного работника?! — негодующе воскликнул он.

— Жена, — с готовностью ответил Рон и, спохватившись, с чувством добавил: — горячо любимая.

— А-а-а, — понимающе протянул Джордж, демонстративно выпятив нижнюю губу и потряхивая головой. — Ну, что ж? Как там у вас в аврорате принято делать перед важным ответственным заданием: сверим часы? На моих четырнадцать минут восьмого, до конца рабочего дня три четверти часа.

— Но мне нужно сегодня пораньше, Джордж, — занудил Рон, окрашиваясь при этом в нежно-розовый цвет. — Я же твой брат?

Вид порозовевшего Рона внушал надежду. Джордж по собственному опыту знал: если Уизли еще способны краснеть, то не все потеряно.

— Ронни, — устало произнес Джордж, уже не глядя на часы и отложив в сторону новейшую модель очков, — мне казалось, мы уже обсуждали этот вопрос на прошлой неделе? Разве нет? И пришли к обоюдному согласию, что для того, чтобы уйти пораньше, нужно что?

— Прийти пораньше, — неохотно закончил Рон. — Но... мне действительно нужно сегодня...

— Куда? Уж не за морковкой ли? — поинтересовался Джордж. — Колись, брат! Не стесняйся: я тебя не выдам!

На этот раз вверх взметнулись брови Рональда.

— Прошу прощения, Рон, не хочу показаться чересчур навязчивым, — зевая, сказал Джордж, — но от тебя же сегодня несет духами. Женскими, определенно, женскими.

Джордж, сделав шаг навстречу Рону и схватив младшего брата за плечи, уткнулся носом в его широкую грудь, как раз в то место, где на ярко-апельсиновой футболке красовалась надпись, напечатанная строгим черным шрифтом: «Люблю блондинку!».

— Где-то я уже натыкался носом на этот запах, — озадаченно пробормотал Джордж, отстраняясь от непутевого братца и перебирая в памяти знакомых девушек.

Последних было не так, чтобы слишком много. Можно даже без преувеличения утверждать, что совсем мало. Вернее сказать, есть только одна девушка, с которой Джордж худо-бедно общался за последние десять лет — Анжелина Джонсон, давняя любовь Фреда. Шоколадка!

Кажется, последний раз встречались в феврале. Накануне дня Святого Валентина она зашла к «Умникам Уизли» и, потоптавшись немного у витрин с «Грезами наяву», так мило обмолвилась, что ее (такая досада!) до сих пор еще никто никуда не пригласил провести незабываемый вечер.

Ну, точно! «Week end», BURBERRY, London. Сам выбирал часа полтора в парфюмерном отделе, так что спутать невозможно. Запах привлек свежестью, совершенно не передаваемой словами, но это как раз для Анжелины с ее задорным спортивным характером, летящей походкой и африканским темпераментом. Фред непременно выбрал бы то же самое.

— Какой такой «Week end»? — донесся до Джорджа недовольный возглас Рон. — Вчера у нас что было? Четверг.

— Это что-то существенно меняет? — не понял Джордж.

— Определенно, меняет, — совершенно невозмутимо ответил Рон. — По четвергам у нас что? По четвергам у жены по расписанию — вдохновение, и мы экспериментируем. Типа, это для души и сердца. Вчера снова варили экспериментальную амортенцию для новых «Грез наяву».

— А-а-а... Ну, да... Этот ностальгический запах совершенно отшиб мозги, — со вздохом пробормотал Джордж.

— Слушай, — воскликнул Рон, — придумал классное ностальгическое название: «Все, о чем так долго мечталось...»

Рон стоял перед ним, деловито засунув руки в карманы широких светлых штанов, щедро усовершенствованных многочисленными накладными и скрытыми от посторонних глаз другими карманами с молниями, заклепками и блестящими металлическими пуговицами. Вид был такой, что можно подумать, человек только что приложил кого надо и одержал победу. Хотя пари братик выиграл — тут уж сказать нечего.

— Кстати, насчет ностальгических запахов, — с заметным ехидством начал Рон. — Ты хоть понимаешь, что вдыхать каждую Мерлинову неделю ядовитые, будоражащие мое богатое воображение запахи, вредно для здоровья?

— Это еще почему? — изумился Джордж.

— Толстею, — ответил Рон со свойственной ему простотой. — Да я ж еще утром тебе жаловался. Вчера весь вечер, как последний... в общем, я хотел сказать «голодающий», вдыхал запах барбекю с дымком от горящего костра. Это прошлым летом мы с женой, по совету ее отца, путешествовали по югу Франции...

Джордж не расслышал, чем именно занималась чета Уизли на юге Франции, потому что любимая внучка уговорила-таки свою бабулю на очередного пушистика.

— Мистер Уизли, — с надеждой обратилась к Джорджу пожилая леди, — вы не подскажете, почему все-таки эти милые создания живут так недолго?

— Попробуйте ограничить их рацион, — посоветовал Джордж, сочувственно глядя на расстроенного ребенка.

— Но ведь они питаются пылью! — воскликнула «бабуля». — Поверьте, в нашем доме достаточно чисто.

Джордж беспомощно развел руками. Он мог бы посоветовать держать питомца в специальном аквариуме, но там «милые создания» быстро обрастали щетинкой от тоски и того, что нечем было себя занять. Но на свободе они чувствовали себя прекрасно, деловито обшаривая все углы в доме в поисках пищи. Жаль, конечно, что обжорство не доводит эти комочки пуха до добра, но они счастливы всю свою недолгую жизнь. И приносят магазину хороший стабильный доход.

— Хорошо, дорогая моя Эллин, — устало обратилась бабушка к малышке. — Иди, выбирай!

— Мне вон того красненького, бабуля! — обрадовано пискнул счастливый ребенок, вприпрыжку подбегая к аквариуму и показывая пальцем. — Вон там, в самом углу!

«Красненький» был успешно пойман и посажен в клетку, заботливо припасенную бабушкой, вскоре клетка оказалась в руках у девочки, обе покупательницы быстро покинули магазин, оставив Рона и Джорджа одних.

— Так чем вас кормили во Франции? — натянуто поинтересовался Джордж, пряча вырученные за пушистика деньги в кассу и подсчитывая выручку. Слово за слово, а до закрытия осталось всего минут двадцать.

— Что значит «кормили»? — переспросил Рон недоуменно. — Мы сами себя кормили, потому что были «в походе». У магглов это называется — туризм. Десять лет назад я, кажется, на всю оставшуюся жизнь полюбил этот славный вид спорта, — добавил Рон, мечтательно вздохнув.

ХА! Туризм! Небось, из палатки не вылезал, х-ммм, месяц, не снимая с себя любимую «блондинку».

— Впрочем, один раз мы наткнулись на таверну и решили зайти, — продолжал вспоминать Рон с заметным наслаждением. — Моя дорогая девочка долго изучала меню и остановилась на салате с поэтическим названием «Эльфийский лес». Ты не можешь себе представить: нежные листья Махрового одуванчика с молодыми листочками Лолла-Росса, маслянистые трюфеля с голубым сыром, нарезанным тончайшими пластиками... Все под испанским оливковым маслом... Этот запах преследует с самого утра, и так целый день страдаю!

— Неужели? — Джордж не смог сдержать легкой усмешки.

— Ничего смешного, — съязвил в ответ Рон. — Вчера, уже почти ночью, этот мерзкий котяра, нанюхавшись экспериментальной амортенции, стал беситься. Мало того, что пролил ее, так еще и завопил как резаный, а я бросился на его вопль и вляпался в эту лужу.

— Сочувствую, — пробормотал Джордж, отворачиваясь и пряча улыбку. Лучше, конечно, было не открывать рот, но больно уж малыш Ронни выглядел забавно.

— Утром подбираю с полу вчерашний носок, нюхаю, — как ни в чем не бывало откровенничал Рон, — и чувствую: тот самый «Эльфийский лес». И Махровые одуванчики... Так и тают на языке!

Пальцы разжались, зажатая в руках мелочь высыпалась на пол, и Джордж согнувшись пополам, торопливо нырнул под стол и с трудом сдерживал ржание. Какое счастье, что можно сделать вид, что занят делом!

— Тебе смешно, а у меня с утра расстройство желудка, — сердито выпалил Рон. — А у моей, горячо любимой жены, между прочим, еще с ночи!

— Ее тоже достала магия «Эльфийского леса»? — выгрузил Джордж наверх прямо из-под стола.

— Нет, — со свойственной ему простотой ответил Рон, уставившись сверху на схватившегося за живот Джорджа. — Что ржешь? Она из-за твоего бизнеса пострадала: нанюхалась этого зелья и нечаянно прикончила тюбик с зубной пастой. Ее любимой, мятной...

Как интересно живут люди. Вылазки на природу, путешествия, совместные эксперименты, общность интересов, тюбики с любимой зубной пастой, счастливые бессонные ночи. Детишки родятся, коты ревут на кухне. А тут живешь один, как... непарный, видавший виды, канделябр, что до сих пор стоит у них в старой доброй «Норе» над камином. Тяжелая статуэтка из темной красновато-коричневой бронзы изображает обнаженную стройную девушку с подсвечником в руке.

Свеча, вставляемая в подсвечник — магловская — горела совсем не по волшебному, отчего тело бронзовой девушки покрывалось капельками оплавленного воска. Они с Фредом — два отчаянных сорванца, на которых мама Молли так и не смогла найти управу — время от времени похищали юную особу с каминной полки, чтобы почистить, а на самом деле просто поиграть.

Секрет был не затейлив: если обхватить статуэтку руками, причем по очереди, Фред и он, Джордж, а затем представить девушку живой, настоящей, то она и в самом деле оживала. Руки разжимали и отводили в сторону медленно, на счет раз, два, три.

Девушка робко улыбалась, смущенно поправляла одной рукой складки миниатюрного покрывала на бедрах и печально косилась на тяжелый подсвечник в другой руке, но поставить, хотя бы на время, свою ношу на стол отказывалась. Наверное, она догадывалась, что более всего двух любопытных мальчишек интересуют неприличные подробности открытого женского тела, а потому в ее движениях всегда чувствовалась скованность. Чем старше становились близнецы, тем застенчивее делалась девушка.

Один раз они с братом так увлеклись, что каким-то непостижимым образом ликвидировали жалкий огрызок «ткани», покрывающий бедра, хотя ведь никакой ткани на самом деле не было. Просто складочки из той же бронзы, изображающие драпировку. Ничего захватывающего под стянутой накидкой не обнаружилось, более того, девушке это не добавило привлекательности, но вернуть исчезнувшее одеяние обратно не удалось. С тех пор, словно в отместку, девушка не оживала ни разу.

Про себя Джордж мог точно сказать, что устыдился своего нескромного мальчишеского любопытства, да и Фред, наверняка, почувствовал то же самое. Чувство вины убило ребячьи желания, а ведь в магии, особенно в детской стихийной, самое главное — захотеть. Постепенно интерес к канделябру пропал: сломанные игрушки, как правило, не интересуют детей. Но когда-то девушка с подсвечником была живой...

Матушка Молли и слышать не хочет о том, чтобы выбросить испорченную вещь: подарок мужа двадцатипятилетней давности на годовщину свадьбы, трогать нельзя. Впрочем, у стариков свои причуды, что их судить?

Странно: с чего это он вдруг стал рассуждать о непарных канделябрах? Хотя понятно. Бледный призрак брата, почитай, весь рабочий день в бегах.

Вернувшись к реальности и оглядевшись, Джордж обнаружил, что почти в упор смотрит на слегка покачивающиеся ботинки Рона, которые давным-давно переросли его собственные по размеру. Но это были старые новости. Они с Фредом всегда подозревали, что младший братишка по росту и общим габаритам перегонит всех пятерых братьев, включая могучего любителя драконов. Кому что на роду написано.

Пристальное внимание Джорджа привлекли носки, выглядывающие из-под ботинок братишки. Они — как и десять, и пятнадцать, и двадцать лет назад — заметно различались по цвету, с той лишь разницей, что раньше сами ботинки своим некондиционным видом вызывали сострадание, так что разноцветные носки смотрелись вроде как в тему.

Но сейчас-то, сейчас! Как-никак, единственный в большой и дружной семье мракоборец, хотя и бывший. Герой войны, человек-легенда. За вкладыш от шоколадной лягушки с изображением Рональда Уизли у них во «Вредилках» можно бесплатно получить канареечную конфетку или кровопролитный батончик. В интересах бизнеса, разумеется, а не ради поддержки некоего эфемерного имиджа.

Магазин в накладе никогда не оставался: наивный покупатель, соблазненный волшебной конфетой, запросто оставлял в кассе самое малое полтора-два десятка серебряных сиклей. Главное: заставить человека переступить порог, а уж кошельки народ с радостью опустошал сам. Бизнес — дело серьезное, это вам не бумажками в министерстве шуршать.

— Вылезать-то собираешься, Джордж? — бас у Рона солидный, раскатистый. — Чего застрял?

— Слушай, Рон, — Джордж рискнул быть откровенным. — А ты знаешь, что у тебя носки разного цвета? Один синий, другой серый полосатый. Вообще-то, здорово заметно.

— А-а-а-а... — небрежно протянул Рон с видом донельзя счастливого человека, которому если что и мешает жить, то уж никак ни сожаление о непарных канделябрах. — Щас фокус покажу!

С этими словами Рон, поставив одну ногу на подвернувшийся под руку табурет, засунув руку в один из многочисленных карманов своих навороченных штанов, вытащил волшебную палочку и, ткнув ею в носок, прошептал общеизвестное заклинание. Носок мгновенно посинел, сравнявшись по оттенку со своим собратом.

— Во! Видал? — младший братишка стоял с таким гордым видом, что Джордж почувствовал себя человеком, безнадежно отставшим от жизни. Для бизнесмена — факт нехороший.

— Видишь, Фред: дождались! А ты не верил! — пробормотал Джордж, кажется, слишком громко, потому что глаза Рона тревожно забегали, словно разыскивая невидимого собеседника. Джордж тоже нервно дернулся, обернулся по въевшейся за долгие годы привычке, разыскивая глазами призрак погибшего брата, но быстро вспомнил, что Фред еще утром ушел и не вернулся.

Договаривать фразу пришлось исключительно самому себе, мысленно: «Рональд Биллиус Уизли и по сей день поражает всех нас навыками волшебства, которых от него никто не ждет».

Вид у Рона был озадаченный, даже испуганный.

«Считает за ненормального», — подумал Джордж, с досады кусая локти, однако свершившийся факт разговора с мертвым отрицать бессмысленно. Если Рон расскажет родственникам эту новость, то он, Джордж, будет по уши (включая ненаглядный протез) обеспечен и разговорами, мгновенно смолкающими при его появлении, и соболезнующими взглядами всего многочисленного семейства Уизли. А то еще и намекать начнут о необходимости визита к лекарям Святого Мунго. За десять лет уже столько раз намекали, что нужно отдохнуть, забыть, подлечиться. На самом деле все это лишь пустой набор слов. Работа — вот точка опоры в его жизни.

Стало быть, бестолкового братца нужно покупать на корню (может брать за корень), как сказал бы его приятель Невилл Лонгботомм. Похвалу его «неподражаемому» волшебству нужно подать грамотно, чтобы Рон не заметил подвоха и не обиделся. Не виноват он в том, что ему от мамы мало досталось магических талантов.

— Давненько я не брал в руки «Трансфигурацию сегодня», — как бы невзначай пробормотал Джордж. — Мартовский номер журнала еще не приходил?

Увидев, что Рон смотрит на него недоуменно, Джордж добавил уже по-деловому: — Очень удобно, в самом деле. Специально для носков заклинание разработали?

— Джордж, это — Совершенное Обычное Волшебство, — ответил Рон, глядя на Джорджа с нескрываемой тревогой. — Сокращенно: СОВ. А для выравнивания цвета носков я его уже лет десять использую, — добавил он солидно, но без высокомерия.

— Да ты что? Сколько интересного мы с Фредом пропустили в школе, — искренно изумился Джордж. — Так ты же лучше нас трансфигурацию по СОВам сдал, — пояснял он, как мог, серьезнее. — Мама нас упрекала, а вас с Поттером в пример ставила.

— На самом деле проще сразу взять в шкафу носки одинакового цвета, — сказал довольный Рон, — если, конечно, они там лежат. Знаешь, что моя жена говорит по этому поводу?

— И что же? — Джорджу даже интересно стало: что еще по этому поводу можно сказать?

— Настоящий мужчина, тем более чародей, по ее мнению, не должен заморачиваться над такими текущими бытовыми проблемами, как непарные носки, — обстоятельно начал объяснять Рон. — Одно простое заклинание — и вопроса нет!

Я ей утром, к примеру, говорю: «Дорогая, у нас есть чистые парные носки?» А она мне отвечает: «Дорогой, ты волшебник или как?» Естественно, я отвечаю, что волшебник.

— А она? — Джордж от души надеялся, что выглядит серьезным, но как тяжело было сдерживать смех.

— Она всегда уверяет, что нисколько во мне не сомневается, — с гордостью сообщил Рон.

— И часто у вас по утрам такие занимательные разговоры? — Джордж украдкой смахнул слезу умиления, некстати выкатившуюся из правого глаза.

— Это вообще давние разговоры, — просто, без затей, признался Рон, отмахнувшись рукой. — Я еще лет... много лет назад, во многом благодаря жене, хорошо усвоил, что Рональд Уизли — настоящий маг. Волшебство, даже самое обычное, здорово облегчает повседневную жизнь.

Они с братом уже держали путь в подсобное помещение. Проходя по узкому коридору, Рон чуть-чуть отстал, и потому Джордж не расслышал его дальнейших замечаний про бытовую магию.

Радуясь про себя, что есть повод отвернуться: выручку необходимо убрать в сейф, Джордж с легкой печалью размышлял об упущенной возможности съехидничать младшему брату.

«Эх, Джордж, дружище! Отстал от жизни. Надо бы при случае наведаться в «Нору» и послушать, что конкретно зубоскалят матушка и сестричка о своей дорогой невестушке. Дело-то, определенно, занятное. Это ж надо: она наконец-то сделала из малыша Ронни настоящего волшебника. Потрясающая девушка! Не говоря уже об экспериментах с амортенцией, которые сами по себе внушают надежду и уважение».

— Кстати, Рональд, насчет амортенции! — воскликнул Джордж, накладывая на дверцу сейфа проверенное годами, фирменное заклинание. — Вернее, насчет рыжего кота, который к этому зелью не равнодушен. Поттер еще сто лет назад обещал забирать рыжую тигру хотя бы по экспериментальным дням.

— Гарри не может, — с недовольством буркнул Рон. — У младшей девочки аллергия на кошачью шерсть. День с котом — потом у ребенка недельная чесотка.

— А в «Нору» нельзя на время отправить? — спросил Джордж, вытаскивая из шкафа куртку из драконьей кожи (хорошая вещь, практически несносная: еще с Фредом на пару покупали), набрасывая ее на плечи.

— Джордж, не отправить, а уговорить! — сварливо пробормотал Рон, стараясь держать наставительный тон. — Чувствуешь разницу?

— Чувствую, — ошеломленно признался Джордж, застыв около шкафа с курткой на плече, в рукав которой успел всунуть лишь одну руку, — но... право, Рон, неужели все настолько серьезно?

— Понимаешь: Глотик — это личность! — прохрипел в ответ Рон, оттесняя старшего брата от шкафа своим могучим торсом.

— Понимаю, — задумчиво отозвался Джордж, снимая с себя куртку, потому что обнаружил, что засунул руку не в тот рукав. — На «вы», что ли, общаешься с четвероногой «личностью»?

Рон в ответ многозначительно усмехнулся:

— По моим скромным наблюдениям, единственным джентльменом, которому рыжий кот иногда позволяет подержать себя на руках, является некий Гарри Джеймс Поттер. У него, сам понимаешь, куча всяких талантов. Был еще когда-то Сириус Блэк. Все остальные особи мужского пола этого кота не интересуют в принципе, включая — стоит признать честно — меня и сынишку.

— Из-за еды-то хоть не ссоритесь? — спросил Джордж, быстро прикидывая в уме, сколько же котлет в день поглощают два рыжих бугая.

— Нисколечко, — заявил Рон негромко, но категорично. — Правда, Живоглот хитрый: на кухню всегда пробирается раньше меня и утром, и вечером. Каждый раз ужин начинается со слов: «Рон, дорогой, два бифштекса на сковородке — твои. Глотик тебе оставил».

— А кот что, тоже любит бифштексы? — подробности семейной жизни младшего брата становились занимательнее с каждой минутой.

— Тут мне, определенно, повезло, — произнес Рон с видимым удовлетворением. — Мы с ним оба любим не пережаренные, сочные, по-французски. За что и терплю кота в своем доме.

«Допустим, это сложный вопрос: кто кого терпит? И ответ на него весьма и весьма неоднозначный», — раздумывал Джордж, уже сходя с крыльца магазина на булыжную мостовую Косого переулка. Спорить с Роном на эту он тему не стал. Самомнение брата — это такая же минорная тема (через черточку — печальная песнь), что и разнокалиберные носки, и прочие «нежданные таланты», так чего, спрашивается, зря язык утруждать?

— А твои-то наследники как? — спросил Джордж, широко шагая по камням переулка, и все равно с трудом поспевая за младшим братом. — Они-то аллергией на кошачью шерсть не страдают?

Рон бросил на него недоуменный взгляд.

— Шутишь?

— Да не шучу вовсе, так просто спросил, из любопытства, — мысль о том, что можно чем-то интересоваться в жизни исключительно из любопытства показалась самому Джорджу даже немного непривычной. Странно как-то звучит. Любопытство.

Говоря по правде, за последние десять лет такое с ним случилось впервые. Раньше в дело шли такие понятия, как интересы развития бизнеса, долг перед семейными традициями, куда входило обязательное посещение «Норы» по праздникам. Долг, традиции, условности... Вещи важные (кто бы возражал?!), но не то. Настоящий интерес к жизни умер десять лет назад вместе с братом.

Словно подтверждая невысказанные мысли, Рон, притормозив, произнес с важностью:

— Мои малыши — это мои! Любовь к животным у них наследственное.

«Ну, с этим утверждением не поспоришь. Тут уж все, как по учебнику».

— Слушай, Рон! Признайся, только честно, ты кота к жене не ревнуешь? — вопрос был глупый, но желание говорить вздор так давно не накатывало на мистера Уизли, что грех было не воспользоваться.

— Кота к жене? — переспросил Рон. — Какой смысл ревновать, если я, определенно, знаю, что жену Живоглот любит, а меня терпит.

— А жену к коту? — что-то внезапно проснувшееся — былое хулиганское — внутри Джорджа так и подмывало на прежнее, уже почти забытое ехидство.

— Ну, нет... — протянул Рон, тем не менее, почему-то весьма задумчиво. — Да он же старый!

«Допустим, для волшебного кота три десятка лет — не возраст. Но, не будем, опять же, будить зверя в Рональде Уизли».

— Вообще-то, я думал, — осторожно вставил Джордж, — ты скажешь что-нибудь вроде: да он же всего лишь кот!

— Да, — согласился Рон, думая о чем-то своем. — Вот именно: кот! Поэтому с моей дорогой девочкой — зайкой — у него не может быть ничегошеньки общего.

«Понятное дело: все любимые жены — зайки. Нелюбимые — выдры. В переходном состоянии — кошки. Ммм... определенно, учитывая нехилый дар миссис Уизли в трансфигурации, Рональду Биллиусу есть о чем задуматься. Леди и джентльмены, скрещиваем пальцы за травоядных!»

Голос Рональда начал приобретать заметный оттенок легкого негодования, Джордж решил про себя тему ревности дальше не развивать, да и шкодливое настроение быстро иссякло, на подначивание и насмешки больше не тянуло. То ли отвык за прошедшие десять лет, то ли вспомнил о клинике Святого Мунго и неотложных делах, то ли долгожданная весна настраивала на миролюбивый лад.

Вечернее мартовское солнце грело ласково, мягко поглаживая лучами по лицу, истосковавшемуся за долгую зиму по яркому дневному свету. Джордж щурился, провожая взглядом редких прохожих, кивая головой знакомым волшебникам и волшебницам. Тщетно отыскивал глазами Фреда, не находил, но уже не сокрушался сверх меры. Он почему-то ощущал себя по-другому, не так, как, к примеру, вчера вечером или даже сегодня утром, а гораздо счастливее.

Но кто бы мог подумать, что младший непутевый братишка, может быть, сам того не желая, заставит его, Джорджа, заново ощутить душой забытый привкус жизнелюбия — завораживающий, слегка шипучий и тонизирующий. Настоящий вкус жизни. Воистину, замечательная штука.