Я никогда не любил ходить по магазинам, всегда считал это женским занятием. Все эти «Вау, какая классная вещь!» и «А если я возьму две, вы сделаете мне скидку?» вгоняют меня в уныние и ступор. Магазины существуют для того, чтобы делать жизнь удобнее, а не для соревнований в умении торговаться. Пришёл, купил, заплатил, ушёл. Всё.
Легко догадаться, что дарить подарки я тоже не люблю. Это ведь хорошо, когда ты знаешь, что подарить человеку, а если не знаешь — это же нужно выбирать, опять ходить по магазинам, придумывать что-то… И если ошибёшься с подарком — то всё, вообще мировой катаклизм.
Я до сих пор вспоминаю, как Рон подарил Гермионе на Рождество фартук в цветочек и книгу «Тысяча и один рецепт для домашней чародейки». Гермиона запустила книгой в камин, фартук надела на самого Рона, а потом неделю с ним не разговаривала. А ведь такой подарок совсем не означает, что тот хочет сделать из Гермионы домохозяйку, совсем нет! Хотя, в случае с Роном… Но я всё же считаю, что это произошло исключительно потому, что он не знал, чего бы такого подарить.
Что касается меня, я всегда стараюсь дарить что-то отвлечённое. В конце концов, цветы и алкоголь ещё никто не отменял. Но это только в том случае, если я не знаю, что преподнести человеку.
Сейчас как раз такой случай.
Как профессор Снейп остался жив — никто не знает. Да и не узнает, наверное, никогда — ему отшибло память, не помнит совсем ничего из того дня, даже как мне воспоминания отдал, не помнит. И, наверное, считает, что я его по-прежнему ненавижу. А мне очень хочется переубедить его. Затем и иду к нему в гости. А в гости, как известно, принято ходить с подарками.
Я долго выбираю между двумя красивыми трубками для курения, потом бросаю их и захожу в книжный — присмотреть ему какой-нибудь редкий фолиант по зельеварению. Потом переключаюсь на магазин с колбами и ретортами — в витрине стоит инкрустированная изумрудами ступка.
Везде меня преследуют: «Здравствуйте, мистер Поттер!», «Чем вам помочь, мистер Поттер?», «Избранный в моём магазине!», «Я так рада…», «Я так признателен…», «Мерлин!»
Да не Мерлин, всего лишь Гарри. Гарри Поттер. И я мечтаю только об одном: чтобы меня оставили в покое. Хотя ещё я мечтаю об Оборотке, но это слишком малодушно.
А подарок так и не выбирается, я даже заглядываю в магазин с писчими принадлежностями — вдруг что. Тяжело вздохнув, я покупаю бутылку хорошего коньяка и аппарирую в Спиннерс-Энд из ближайшей подворотни.
В переулке, в котором по идее должен находиться дом Снейпа, душно, пыльно, и ни души. Окна домов смотрят на меня пожелтевшими от времени занавесками, газоны встречают жухлой травой и припаркованными старыми автомобилями. Прямо передо мной стоит небольшой двухэтажный коттедж, с крыльца осыпалась почти вся серая краска, и доски прогнили под дождями. Окна наглухо закрыты ставнями, только одно, на втором этаже, — грязновато-синей занавеской.
Сверившись с адресом, я подхожу к крыльцу, поднимаюсь по скрипучим ступенькам и, тяжело вздохнув уже в тысячный раз за сегодняшний день, уверенно стучу в дверь. Дверь открывается почти сразу — я даже не готов к этому. На пороге — Снейп, в своей обычной мантии, со сдвинутыми к переносице бровями и стальным взглядом — как будто мы с ним вернулись в Хогвартс, и я пришёл на отработку.
Я судорожно сглатываю и вытираю вспотевшие ладони о джинсы.
— Здравствуйте, — говорю я робко, а потом поспешно добавляю: — Сэр.
Он окидывает меня оценивающим взглядом и почему-то сразу отходит от двери, пропуская внутрь. Я захожу, ошарашено осматриваюсь в тёмной прихожей, молча ставлю бумажный пакет с подарком на тумбочку, обуваю также молча предложенные мне домашние тапочки. Потом вдруг нервно усмехаюсь. А через минуту смеюсь во весь голос. Он стоит у стены, сложив руки на груди, и смотрит на меня очень скептически. Но хранит молчание до того момента, пока я не успокаиваюсь, вытирая выступившие на глазах слёзы тыльной стороной ладони.
— Что рассмешило? — спрашивает он, голос у него почему-то глухой и хриплый.
— Тапочки, — выдыхаю я и чувствую, как смех снова начинает разбирать. — Это всё тапочки виноваты.
И я опять заливаюсь истерическим смехом, краем глаза замечая, как он отрывисто кивает и уходит куда-то в комнату. Через минуту он возвращается, неся в руке стакан с каким-то зельем, и протягивает его мне.
— Пей, — говорит.
И я пью, даже не удосужившись спросить, что это за зелье. Надеюсь, всего лишь Успокоительное.
— Спасибо.
Он проходит в гостиную и садится, а я иду за ним, падаю в кресло напротив. А потом мы молчим, долго и натянуто. Снейп смотрит в стену, совершенно не собираясь что-то говорить, а я просто не знаю, с чего начать — слишком много накопилось того, что мне хочется озвучить, смотря ему прямо в глаза.
— Я… — в итоге нелепо начинаю, комкая руками джинсы, — я хотел сказать вам спасибо. Спасибо за то, что спасли меня, без вас я не победил бы Лорда. Я знаю, что вы ничего не помните о том дне, но я хочу сказать, что вы совершили подвиг! Я безмерно счастлив, что вы выжили. И мне жизненно необходимо поблагодарить вас, сказать вам, что я очень рад, что знаком с таким человеком. И что… — я запинаюсь, но всё же продолжаю, потому что должен это сказать, — что я относился к вам предвзято, оценивал ваши поступки неправильно. Простите. Мне жаль, действительно жаль.
Я смотрю на него, а он всё так же смотрит в стену. И молчит. Признаться, я рассчитывал хоть на какую-то реакцию. Я всё ещё надеюсь, что он обдумывает ответ — мало ли. Что сейчас он встанет, подаст мне руку и скажет: «Поттер, я тоже относился к вам слишком строго, не ценил вас и вообще, но так было нужно для дела, а теперь мы будем друзьями на веки». Ну, что-то в этом роде.
Через пять минут молчаливого ожидания я встаю с кресла и говорю, наверное, слишком грубо:
— Простите, сэр, но я думал, вы хотя бы ответите, что прощаете меня. Обычно вежливые люди именно так и делают.
И я уже почти отворачиваюсь и ухожу, когда он, наконец, переводит на меня взгляд и говорит:
— Вам так нужно моё прощение, Поттер? Тогда я прощаю вас, — а я опять поражаюсь тому, как глухо и хрипло звучит его голос. — А вот говорить о том, что принято у вежливых людей, я бы вам не советовал. Вежливый человек в первую очередь поинтересовался бы здоровьем персоны, к которой пришёл, и тогда, может быть, узнал бы, что напряжение голосовых связок этому человеку приносит невыносимую боль.
Я ошарашено смотрю ему прямо в глаза, сглатываю и уже открываю рот, чтобы сказать что-то, извиниться, признать, что я — тролль и баран, что я идиот, каких поискать, что…
— Уходи, — бросает он как бы между прочим и отводит взгляд.
Пару минут я переминаюсь с ноги на ногу, а потом разворачиваюсь и выхожу в коридор. Переобуваюсь и уже почти собираюсь открыть дверь и выйти (провожать меня точно никто не собирается, да и не заслуживаю я этого), когда мой взгляд падает на бумажный пакет, который я принёс с собой. Я несколько раз перевожу взгляд с пакета на дверь в гостиную, а потом вдруг хватаю его и забегаю в комнату.
— Сэр! — кричу я, наверное, слишком громко. Он вздрагивает и переводит на меня взгляд. — Сэр, а пить вам можно? Выпейте со мной, пожалуйста!
Он смотрит на меня, как на внезапно выпрыгнувшего из-за угла гиппогрифа, потом отрывисто кивает, и я достаю палочку, наколдовываю два коньячных бокала, вынимаю из пакета пузатую бутылку, откупориваю, пододвигаю столик, наливаю… Я делаю ещё что-то, я пытаюсь как-то занять себя, сделать так, чтобы он не выгнал меня, чтобы посидеть с ним вот так хотя бы чуть-чуть — мне невероятно стыдно, и хочется извиниться хотя бы как-нибудь.
— Поттер, — говорит он вдруг, и я застываю на месте, ожидая неизбежного «Пошёл вон». А он кивает мне на ноги и говорит: — Тапочки.
Через пять минут он опять отпаивает меня Успокоительным.
А потом мы пьём коньяк и молчим. Мне невероятно сильно хочется сказать ему что-то, что-то, на что не нужно будет получать ответ. Мне кажется, что за два месяца вот такого молчания лично я давно бы сошёл с ума. А ещё завидовал бы окружающим. Поэтому я молчу, так и не решившись ничего сказать.
А потом мне в голову приходит одна простая мысль, такая прекрасная, но такая очевидная, что я даже сначала пугаюсь. Я решаю воспользоваться ею незамедлительно: ловлю взгляд Снейпа, смотрю пристально, сосредотачиваюсь и повторяю про себя одно единственное слово: «Простите».
Собственно, легилименция никогда не давалась мне особенно хорошо, но сейчас желание донести Снейпу свои извинения настолько сильно, что я почти не удивляюсь, когда он изумлённо поднимает брови. И когда слышу в ответ: «Когда же вы научитесь думать, прежде чем делать, Поттер?» — не удивляюсь тоже, даже слегка улыбаюсь. Но когда он точно также улыбается мне в ответ уголками губ, я всерьёз пугаюсь, что у меня галлюцинации.
Мы сидим с бутылкой коньяка несколько часов — постепенно я почти учусь управлять своими мыслями, прикрывать свой разум так, чтобы Снейп не мог видеть воспоминания, но я мог слышать то, что он мне говорит. А тот вполне разговаривается и даже говорит, что прощает меня, а потом — что это было почти гениально — додуматься использовать легилименцию, ему самому это в голову почему-то не пришло. «Да и не с кем было разговаривать», — такой была его следующая мысль, но я не уверен, что она предназначалась мне.
Иногда он улыбается краешками губ, и постепенно я даже привыкаю к этой его почти-улыбке. Сидеть с ним вот так оказывается тепло и уютно, разговаривать — интересно. И ассоциация со школьным учителем уходит почти сразу — передо мной сидит просто уставший мужчина, переживший в своей жизни слишком многое. Мужчина, которому нужно с кем-то поговорить, почувствовать себя кому-то нужным. Мужчина, которому нужно немного человеческого отношения и нежности.
В какой-то момент я совсем расслабляюсь и даже прикрываю глаза. Кресло удобное, из зажжённого камина идёт приятное тепло, а алкоголь в крови усыпляет. Мне даже кажется, что я уснул, когда из моей руки вдруг аккуратно забирают бокал, а потом накрывают меня чем-то тяжёлым и мягким, видимо, пледом. Что-то заставляет меня не открывать глаза. И через мгновения я чувствую, как тонкие жёсткие пальцы проводят по лицу от виска к скуле, а низкий и уже такой привычный голос в голове говорит простое «Спасибо».
Я слышу шаги — Снейп выходит из комнаты. Хочется открыть глаза и подумать над тем, что только что произошло, но веки тяжёлые, под них как будто кто-то насыпал песка. Я вздыхаю — опять — и решаю подумать обо всём завтра. В конце концов, это был не последний вечер, который я провожу в этом доме — я уверен в этом. Потому что теперь знаю, какие подарки дарить хозяину: хороший коньяк и немного… нежности?
Vova
