О любви и тапочках

«Он меня больше не любит, — печально думал Драко. — Я ему надоел».

Он специально уселся страдать у камина — тут было теплее. Завернулся в плед и время от времени потягивал глинтвейн.

Что ни говори, а жалеть себя со вкусом — прошу заметить, с хорошим вкусом, — всегда приятнее. В уютном кресле, в удобной мантии свободного покроя, специально сшитой на заказ у мадам Малкин, и в домашних туфлях, с палочкой под руками… надо признаться, одно удовольствие так себя жалеть…

А он там, один, на морозе… пусть отморозит себе что-нибудь важное, вот! И Драко нисколько не будет сокрушаться. Потому что не надо было его бросать!

Тут очень кстати вспыхнул зелёным камин, и лицо Нарциссы появилось в огне.

— Мама! — обрадовался Драко, но тут же вспомнил, что страдает, и скривил подходящую случаю физиономию.

— Здравствуй, сын, — кивнула она и с присущей всем матерям чуткостью тут же поинтересовалась: — У тебя что-то произошло?

— Он меня бросил, мама! — трагично поведал Драко.

— Негодяй! — возмутилась Нарцисса.

— Ещё какой! — подтвердил её сын. — Ты представляешь — никого не постеснялся, оставил меня на глазах у целой толпы народа!

— Да как он мог! — задохнулась от возмущения Нарцисса.

— Я его вынужден был звать! А он даже не оглянулся! Можешь себе вообразить, какое это было унижение?

— Чудовищно!

— Он бежал, словно от огня! Как будто я — его лютый враг!

— Кошмарно, Драко!

— Теперь этот бесстыжий кобель наверняка трахается с какими-нибудь сучками, а я тут! В одиночестве! Страдаю!

— Надеюсь, ты не думаешь его прощать? — нехорошо прищурившись, поинтересовалась Нарцисса.

— Разумеется, нет! — обиделся Драко. — Как тебе такая мысль вообще могла прийти в голову?

— И правильно! Накажи его, сын! Если он вздумает вернуться — продемонстрируй ему всё своё презрение!

— Обязательно. Я… я его не буду кормить! — вдохновенно заверил Драко.

— Думаешь, это будет достаточно сурово? — усомнилась Нарцисса.

— Нет, — с сожалением признал Драко, — он ведь обязательно найдёт того, кто его покормит.

— К тому же, — задумчиво продолжила Нарцисса, — честно сказать, ты никогда не казался мне склонным к домашнему хозяйству, чтобы такой уж большой бедой было лишиться приготовленных тобой обедов. Если они вообще когда-нибудь готовились.

— Мама! — возмутился Драко. — Это же не означает, что ты поддерживаешь его, правда? Если я его не кормил — что, меня можно было бросать?

— Конечно, нет, сын! — спохватилась миссис Малфой. — Я возмущена до глубины души!

— Я столько для него сделал! Я… я… я выводил его в свет! Я расширял его кругозор! Я знакомил его с самыми известными семействами… А он! Сбежал к первой попавшейся на дороге…

— Неблагодарная скотина! — припечатала Нарцисса.

— Да, мама, да! Ты абсолютно права! Я потратил на него лучшие годы жизни!

— Вот пусть только этот негодяй объявится у нас, и я выскажу ему всё, что думаю по этому поводу!

— С какой это стати ему объявляться у вас? — насторожился Драко. — Ты что-то знаешь?

— Ничего я не знаю, — тут же отказалась миссис Малфой. — Кроме одного: ты, сын, слабеешь и теряешь волю при его приближении. А, значит, можешь и простить. И принять обратно. В таком случае на следующей неделе вы как ни в чём не бывало появитесь в Малфой-мэноре.

— Нет, мама! На этот раз всё будет не так! — убеждённо заявил Драко.

— Так вот знай, — не слушая или не веря, не сдавалась Нарцисса, — я ему просто так не спущу твоего унижения! Ясно?! Я ему такое устрою!!! — и она, напоследок грозно сверкнув очами, пропала в пламени.

Драко вздохнул, поплотнее закутался в плед и сделал ещё глоток глинтвейна. Чудесно иметь такую понимающую мать, которая готова тебя поддержать всегда и во всём. И даже сверх необходимого. И постоять за тебя горой. Отольются мышке кошкины слёзки! Или кошке — мышкины? Да, впрочем, неважно, пусть собаке!.. Главное — отольются. За него, за обиженного Драко.

И всё-таки, всё-таки…

В конце концов, он старый двадцативосьмилетний мужчина, и ему на самом деле совсем не хочется оставаться в одиночестве. Может быть, мама и права — он простит. Потому что целыми днями слоняться по пустому дому тоскливо и неправильно. И кто ещё будет так любить Драко? Так преданно смотреть в глаза? Так душещипательно класть подбородок на колени?..

Ну что такое, собственно. Ну вытрахает он эту рыжую сучку. Может, ещё парочку… А ведь вернётся всё равно к нему, к Драко…

Только Драко ни за что не сдастся сразу же! Ни за что!

Хлопнула входная дверь. Послышались шаги. Малфой замер.

— Драко?

Малфой выпрямился, принял позу оскорблённой невинности (было немного неудобно делать это в пледе, но Драко решил, что не будет жертвовать теплом ради позы) и строго заговорил, не оборачиваясь — на всякий случай:

— Если ты мне сейчас скажешь, Поттер, что…

— Я нашёл его, Драко.

И Драко не выдержал, вскочил. Плед упал в кресло.

От дверей, поскуливая, полз по полу на животе Скорпи, оставляя за собой мокрый след. Был он грязен, мокр и несчастен. Дрожал и смотрел на Драко такими глазами, что заготовленное: «Натрахался, скотина?» замерло где-то в горле, и после невольного сипа у Драко получилось:

— Ну что ты стоишь, Поттер, мать твою? Не видишь — Скорпи замёрз? Его надо немедленно в ванную. И ещё он точно голоден. Накорми его!

После бурного и радостного купания, кормления и примирения сторон, когда блудный пёс, яростно работая обрубком хвоста, сначала намусолил языком и Драко, и Гарри, а потом извозил все ковры, пытаясь вытереться, в то время как хозяева умилённо наблюдали за ним с дивана, Драко кое о чём вспомнил и встревоженно обернулся к ласково жмурящемуся Гарри:

— Слушай, Поттер! Напомни мне на следующей неделе ни за что не брать Скорпи в Малфой-мэнор.

— Да? Почему? — Гарри потянулся к нему и обнял, пристраивая голову на плечо.

— Понимаешь, мама… ну, она отчего-то не очень его любит. Я боюсь, как бы наш пёс не получил там моральную травму.

— Конечно, этого мы никак не можем допустить, — согласился Гарри и поцеловал его за ухом.

— Скорпи, между прочим, существо нежное и ранимое. Он знаком с лучшими семействами краппов Британии! Он воспитан лично мной в высоких аристократических традициях! Он ест из лучшей посуды и пьёт лучшие…

— …вина, — подсказал Гарри. — А мне моральные травмы в Малфой-мэноре не грозят, поскольку я якшаюсь с магглорожденными, воспитан в чулане, ем из чего попало и люблю пиво. И одного эгоистичного, требовательного бывшего слизеринца, невнимательного к задубевшему за время поисков любовнику, — и он снова поцеловал Малфоя, теперь уже в шею.

— Что ж, — вздохнул Драко, закидывая руки назад и зарываясь пальцами в чёрные лохмы, — должен признать, что иногда даже ты проявляешь зачатки вкуса. Наверняка сказывается моё положительное влияние. Пожалуй, стоит тебя за это всё-таки обогреть… Глинтвейн?

Гарри тихо рассмеялся ему в ключицу:

— Предпочитаю тебя.

Забытый плед так и остался до утра лежать в кресле, а глинтвейн — остывать на туалетном столике. Ну а очередные домашние туфли постигла печальная участь всех предыдущих. Впрочем, что значат изгрызенные тапочки по сравнению с тем, что на этом свете есть как минимум два преданных тебе любящих сердца?..