Чай с мятой

Маргарет идет по тротуару быстрым шагом уверенной в себе деловой женщины. Сумочка в тон туфель, пара неброских колец на руках, тонкая косынка и темные очки не позволяют быть узнанной, но любому ист-эндскому мальчишке становится понятно с первого взгляда: перед ним настоящая леди, миссис Элегантность 79, и никак иначе.

Апрельский Лондон полон бездельников в разноцветных рубашках, сладковатый запах марихуаны плывет из приоткрытых дверей, и какие-то чернокожие вечно поют свои дурацкие песенки на перекрестках, а между тем безработные — настоящие, настоящие безработные, те, которым действительно нечего есть! — стоят в длинных очередях на бирже труда, а уволенные шахтеры устраивают бесконечные забастовки, инфляция все увеличивается, бюджетный дефицит тоже, а кто будет решать все эти проблемы, кто? В конце концов, она всего лишь женщина и не волшебница даже, о, нет, только не это, ни в коем случае.

Поворот, потом еще один, еще — почему Минни всегда выбирает для встреч такие странные места? Портовые доки, заброшенные склады, какие-то подозрительные пустыри, почему бы двум старым подругам не встречаться в приличном ресторанчике где-нибудь в Сохо? О, господи, как она устала от этих вечных тайн и тревог!

Задние стены трех вплотную стоящих друг к другу домов образуют настоящий тупик, в котором полутемно, сыро и пахнет подозрительно сладко — опять эта афганская дурь, или откуда там они ее привозят — из Пакистана? Надо не забыть разобраться с этим, так же как и со многим другим из бесконечного списка, списка первоочередных задач — но где же Минни, у нее так мало времени, честно говоря, у нее вообще нет времени!

Большая полосатая кошка с темными кругами вокруг глаз неслышно спрыгивает с мусорного бака и за считанные секунды изменяет свой облик. Реальность дрожит и колышется — волшебство всегда ошеломляет, даже если ты видишь это не в первый раз.

— Господи, Минни, как ты меня напугала! — бормочет Маргарет, приложив руку ко рту. — Я все никак не могу привыкнуть.

— Прости, — суровым, без тени раскаяния, голосом произносит Минерва Макгонагалл, расправляет складки своей мантии с клетчатой подкладкой, касается рукой остроконечной шляпы и только после этого делает шаг вперед и раскрывает объятия.

От Минервы пахнет лавандой и имбирем — она никогда не могла понять, то ли это духи, то ли просто травы, которыми пропахло все в мире ведьм и колдунов — наверное. Ей-то откуда знать на самом деле, каков на запах волшебный мир? Но если есть что-то, в чем Маргарет совершенно уверена — так это в том, что объятия Минервы успокаивают лучше новомодных антидепрессантов — а значит, не будет большим грехом продлить их подольше.

— Как ты? — спрашивает Минерва вечность спустя. — У тебя усталый вид, много работы, да? Сними свои очки, пожалуйста, я не вижу твоих глаз.

Женщина послушно снимает очки, сдергивает с волос косынку, трет кончиком пальца переносицу и вдруг смеется, откидывая голову назад и становясь молодой и очаровательной — по крайней мере, пятьдесят четыре ей бы никто сейчас не дал.

Минерва Макгонагалл смотрит на Маргарет удивленно, потом ее узкие губы тоже растягиваются в улыбке — потому что ей становится ясно, над чем хохочет ее собеседница.

— Минни, Минни! Мы с тобой словно влюбленная парочка или две заговорщицы, стоим в каком-то тупике, и в любую минуту наверху может открыться окно, и нас окатят помоями…

Смех обрывается так же внезапно, как и начался — Минерва несколько раз взмахивает палочкой, и от уголков ее глаз бегут тонкие лучики морщинок. Если ты ведьма, некоторые проблемы перестают быть таковыми: несколько заклинаний, пара магических пассов, и вот уже в тупике нет мусорных баков — вместо них возвышается круглый стол, покрытый белоснежной скатертью и сервированный к чаю, два уютных кресла с круглыми подушками так и манят устроиться в них поудобнее, а из фарфорового носика чайника вырывается ароматный дымок.

— Ты все еще любишь чай с мятой? — невозмутимо интересуется волшебница, усаживаясь за стол и хозяйским жестом указывая на второе кресло.

— Я люблю мятный чай и ненавижу коммунистов, — невпопад произносит Маргарет, усаживаясь напротив. — Мне два кусочка сахару, пожалуйста.

— Прости, я никак не могу запомнить, кто такие коммунисты, — говорит Минерва, отпив пару глотков чаю. — Надеюсь, они не создают тебе слишком больших проблем?

Маргарет невежливо фыркает прямо в чайную чашку и снова перестает выглядеть на свой возраст. Впрочем, для Минервы она никогда и не выглядела почтенной леди — может быть, дело в том, что они знают друг друга слишком давно, а, может быть, у волшебников зрение устроено как-то иначе?

— Больших проблем, чем создает этот ваш Волде… — начинает Маргарет, но тут же осекается под укоризненным и даже испуганным взглядом.

— Тш-ш! Ты забыла? Его нельзя называть!

— Хорошо, хорошо, нельзя так нельзя, я всего лишь хотела сказать, что больших проблем, чем создает этот… волшебник, представить просто невозможно. И ведь если бы речь шла только о магическом мире! Но гибнут люди, обычные люди, понимаешь, Минни! Неужели вы ничего не можете с этим поделать?!

— Дамблдор считает… — начинает Минерва, но теперь ее прерывают самым решительным образом.

— Я никогда не верила этому твоему Дамблдору, никогда! Велеречив, лукав, вслух печется о каждой человеческой жизни, а на самом деле не остановится ни перед чем, когда речь заходит о его интересах — вот тебе типичный лейборист, Минни, а ты знаешь, как я отношусь к лейбористам…

Маргарет еще что-то говорит о лейбористах, Дамблдоре, Волдеморте, экономическом кризисе в мире магглов — причины кризиса кроются в первой магической войне, конечно, в чем же еще? — но Минерва позволяет себе ее не слушать. Она просто расслабляется — ненадолго — и пока Маргарет пьет свой любимый мятный чай, Минерва жадно пьет впечатления.

Непослушная прядь волос, которую она накручивает на палец, с жаром излагая очередную концепцию спасения Великобритании…

Сахарная крошка на нижней губе — достаточно только протянуть палец, чтобы снять ее, но, конечно же, Минерва не станет этого делать — а вдруг ее жест истолкуют неправильно…

Блеск в глазах… О, нет — блеск — это сказано слишком скромно. В этих глазах горит настоящий огонь, в них бушует страстное пламя, в этом пламени так хочется сгореть — но разве может себе это позволить чистокровная ведьма, профессор трансфигурации и декан самого лучшего в мире факультета? Нет, конечно же, нет — во всяком случае, не в этот раз, это уж точно…

— Ты не слушаешь меня, Минни! — Маргарет не спрашивает, она констатирует факт. — Выкладывай, что случилось.

— Почему непременно что-то должно случиться, — пожимает плечами Минерва и расправляет складки на скатерти — даром, что на скатерти и в помине нет никаких складок.

— Потому что у вас, у волшебников, постоянно что-то случается, — категоричным тоном заявляет леди, сидящая напротив, и непринужденным движением наклоняется вперед. Она накрывает тонкую сухую руку волшебницы своей — не менее тонкой и такой же сухой — в конце концов, они обе появились на свет в один и тот же год, с разницей в несколько дней, не стоит удивляться тому, что у них одинаково сухая кожа. Это неважно, пока глаза еще могут гореть так ярко…

Секунду Минерва Макгонагалл дает себе на то, чтобы просто насладиться прикосновением, а потом сдержанно произносит:

— Ты права. Ситуация ухудшается буквально с каждой неделей. Последнее нападение произошло в районе Линкольншира — и я сразу же подумала о твоих родных…

— С ними все в порядке, спасибо, — говорит Маргарет и придвигается еще ближе, сверкая своими невозможными глазами. — Послушай, я тут подумала — только ты ни в коем случае не должна принимать это на свой счет.

— Что ты имеешь в виду? — выпрямляется в кресле Минерва, хотя, казалось бы, сидеть прямее просто невозможно. Их руки по-прежнему соприкасаются.

— Я ничего плохого не хочу сказать о магии, тем более что ты — отличная ведьма. Но ваши методы борьбы со злом… Почему бы вам не использовать магловские технологии? У нас есть очень, очень перспективные разработки, и уверяю тебя, перед ракетами не устоит ни один Волде…

— Ты нарочно! — вскидывается Макгонагалл и выдергивает руку. — Ты словно не понимаешь, как он опасен!

— Я-то как раз понимаю, — сердито говорит Маргарет. — И я понимаю также, что мы — нация, которая победила Гитлера, а вот понять, почему вы столько лет не можете с ним справиться, я не в состоянии! Гибнут люди! Те, кого вы называете магглами — а вы только разводите руками и без толку машете своими волшебными палочками! Сотворить из воздуха чай с мятой — это, конечно, превосходная идея, но вот что я скажу тебе, дорогая — я еще не премьер-министр, но я очень надеюсь, что стану им буквально со дня на день, а я помню, что ты мне рассказывала о взаимодействии вашего министра с главой нашего правительства… Как только министр магии явится в мой кабинет, я выложу ему все — и пусть только попробует отвертеться! У нас немало собственных проблем, но этот монстр, которого вы даже по имени назвать не в состоянии, должен быть уничтожен! Я не пожалею для этого никаких средств — может быть, автоматы покажутся ему детскими игрушками, но баллистические ракеты…

— Маргарет, подумай только, что ты говоришь! — укоризненно качает головой Минерва. — Наши миры не должны смешиваться, я и так совершаю преступление, рассказывая тебе о нас…

— Преступление — это не использовать всех имеющихся средств для решения проблемы, — сурово отрезает Маргарет, бросает взгляд на изящные наручные часики и мгновенно забывает о Волдеморте — впрочем, по опыту своему Минерва знает, что ее магловская подруга не забывает никогда и ни о чем и добивается поставленных целей практически любыми способами — точно так же как лейбористы, которых она недавно упрекала в подобном.

Маргарет выглядит по-настоящему огорченной — они с Минервой так редко видятся, а общаться с настоящей волшебницей — это невероятно интересно, если бы еще не эта странная война…

— Минни, будь у меня метла, сейчас мне пришлось бы ею воспользоваться! Активисты нашего штаба ожидают меня буквально через полчаса, а я даже не понимаю, в каком из этих тупиков я оставила свою машину.

Ее нельзя назвать красивой — но когда она смотрит на тебя так внимательно и с этим невероятным сиянием во взгляде, отказать ей просто невозможно. Устоять перед ней тоже. У Маргарет хватит сил в самом деле двинуть на Упивающихся эти свои… баллистические ракеты — ох, знать бы еще, что это такое! Но наверняка что-то пострашнее, чем коммунисты. Нет, это совершенно исключено, совершенно. Маглы не могут вмешиваться в эту войну — им отведена роль невинных жертв, это предопределено. Бороться с Волдемортом — в мыслях Минерва всегда произносит его полное имя — должны авроры и Орден Феникса, то есть маги. И даже если эта борьба до сих пор не увенчалась успехом, это не значит, что можно позволить маглам соваться в их внутренние, волшебные проблемы! Хватит того, что зло и так постоянно выползает за пределы магического мира. Если позволить Маргарет подключиться, локальная война может принять размеры непоправимой катастрофы…

— Я помогу тебе, и ты никуда не опоздаешь.

Если ты ведьма, некоторые проблемы так легко ликвидировать — как, например, всякие следы тайного чаепития в этом глухом кирпичном углу. Несколько заклинаний, пара магических пассов: и вот уже нет никакой мебели и тонкостенного фарфора, лишь мятный запах — слабый, еле уловимый — продолжает витать в воздухе…

Маргарет деловито повязывает волосы тонкой косынкой, подкрашивает губы. У нее сосредоточенный взгляд, а губы шевелятся сами собой — видимо, она репетирует речь, с которой должна сейчас обратиться к своим активистам. И вдруг пальцы ее перестают двигаться, руки опускаются, а на лицо ложится не тень даже, а тяжелая каменная плита — и все прожитые годы моментально возвращаются на свои места.

— Я стану премьером, Минни? — вопрос срывается с ее губ как будто помимо воли и повисает между двумя женщинами — одна из которых так жаждет сейчас волшебства, а вторая так отчаянно жалеет о том, что она — волшебница.

Минерва Макгонагалл улыбается, решительно вскидывает руку и поправляет непослушный локон, выбивающийся из-под платка Маргарет — в эту минуту для нее уже не имеет значения, как будет истолкован этот жест — потому что она слишком хорошо знает, что сделает в следующую.

— Стану, Минни? — снова спрашивает Маргарет, почти робко — о, как это на нее не похоже!

— Конечно, станешь, Мэгги, — шепчет Минерва. — Ты будешь первой леди этой страны, и ты будешь по-настоящему великой леди, тебя будут называть Железной, и ты справишься со всеми проблемами, все решишь — инфляцию, девальвацию, безработицу, что там еще у вас за проблемы?

— Коммунисты, — таким же шепотом подсказывает Маргарет, не отводя от Минервы своих сияющих глаз.

— И с коммунистами ты тоже справишься, — уверенно обещает Макгонагалл и дает сама себе слово узнать наконец, кто же такие эти коммунисты, которых так не любит ее тайная подруга.

— Но прежде всего я помогу вам справиться с… ну, ты сама знаешь, с кем. Он — настоящая угроза миру…

Чувства — вот настоящая угроза миру, — думает Минерва Макгонагалл. Чувства разрушают хитроумные планы, вскрывают нарывы, приносят хаос и разрушение, чувствам невозможно противиться, их можно только научиться запрятывать глубоко-глубоко, в самые потаенные уголки души, но и оттуда они вырываются подобно водному потоку, сметающему самые мощные камни на своем пути. Чувства… Им наплевать на возраст и звания, пол и цвет кожи, социальные статусы и различия в самой человеческой природе — они просто вспыхивают однажды огнем у тебя под кожей, и ты не успеваешь оглянуться, как уже нарушил статут о секретности. Но тем и отличается ведьма от обычной женщины, что всегда может положить этому конец.

— Мне на самом деле очень-очень пора! — с сожалением говорит Маргарет, быстро и смазанно целуя Минерву в щеку — как всегда, на прощание. — Увидимся в мае? Уже после выборов?

— После твоей победы, дорогая, — почти нежно отвечает Минерва, борясь с невыносимым желанием дотронуться пальцами до того места на собственной щеке, к которому только что прикоснулась своими губами Маргарет. — В мае после победы.

— Придешь ко мне со своим министром? — миссис Элегантность-79 вдруг подмигивает, словно озорная студентка, и почти бегом устремляется к выходу из тупика.

Минерва Макгонагалл позволяет себе еще несколько секунд понаблюдать за ее идеально прямой спиной, обтянутой изысканным, кофейного оттенка, твидом, прежде чем поднять свою волшебную палочку и неслышно прошептать:

— Обливиэйт…

Когда Маргарет подносит руку к виску и ошеломленно оборачивается, пытаясь понять, каким ветром ее занесло в этот богом забытый тупик в полумиле от штаб-квартиры консерваторов — ее удивленному взгляду предстает лишь большая кошка с темными кругами вокруг глаз, неподвижно сидящая на крышке одного из мусорных баков.

— Рассказать кому — не поверят, — бормочет вполголоса растерянная леди. — Шла-шла и вдруг… тупик, баки, кошка… У меня ведь совершенно нет времени, совершенно!

Минерва Макгонагалл долго сидит неподвижно — ее анимагическая форма позволяет это. В ее груди часто и сильно бьется сердце зверя, переполненное человеческими чувствами, которые не имеют никакого значения, ровным счетом никакого. Тонкое кошачье обоняние улавливает в сыром воздухе слабые отголоски мятного аромата — но и это тоже не имеет значения. С некоторых пор Минерва Макгонагалл терпеть не может чай с мятой...