— Мистер Малфой, выходите, — мужчина сделал несколько шагов по жухлой, покрытой инеем траве и остановился около слизеринских трибун. — Я знаю, что вы здесь, — взгляд черных глаз скользнул по скрытым в тени деревянным балкам, пытаясь уловить хотя бы легкое движение или шорох, свидетельствующее, что его услышали. — Подумайте хорошо, — мужчина сделал паузу, а потом продолжил с еще большим раздражением в голосе, — я не собираюсь вас ждать или тем более уговаривать, поэтому вам лучше выйти самому, иначе мне придется вас заставить.
— Уйди! — услышал он резкий ответ.
Мужчина прошел вперед и встал около одной из опор за спиной юноши: «Драко, вставайте», — сказал он, смотря на дрожащие от холода плечи. — «Уже конец октября, вы можете заболеть, а вашему отцу не понравится, если вы пропустите уроки».
— Уходи! — сквозь зубы прошипел юноша, еще ниже склоняя светлую голову и кутаясь в мантию, словно пытаясь спрятаться. — Мы оба знаем, что отцу все равно, сколько я пропущу, да и вам тоже! Для вас всех главное — только выслужиться!!! А это задание мое! Слышишь?! Он доверил его мне!!! — голос юноши сорвался.
Профессор нахмурил брови и, с шумом втянув воздух, резко схватил юношу за ворот мантии, вздергивая на ноги:
— Думай, что говоришь, мальчишка! — стиснув челюсти, прошипел он. — Тут даже у стен есть уши, и поверь мне, тебя приговорят к поцелую, даже не дав слово в защиту! — выплевывая слова, он все ближе притягивал к себе мальчика, пока не прошептал ему прямо в лицо. — А ты же не хочешь провалить задание Лорда?
Драко замер, он расширенными от ужаса глазами смотрел на своего учителя и не знал, что сказать. Снейп внимательно следил за тем, как менялось выражение почти детского лица, искал что-то, всматривался, и в итоге искривил губы в подобии улыбки. — Глупый мальчишка, — выплюнул он, и Драко не выдержал. Забился в его руках, стараясь вырваться из цепкой хватки, словно рыбка с крючка, но был прижат к одной из опор, с заломленными за спину руками. Его колотило крупной дрожью, воздух казался вязким и никак не мог наполнить легкие достаточно полно, мальчик громко всхлипывал, глотая его ртом, размазывая злые слезы о трухлявую деревянную балку. Мелкие щепки царапали щеки и лоб, прилипали к коже, пахли сыростью и дождевой затхлой водой.
— Глупый мальчишка, — еще раз устало произнес профессор и развернул его к себе лицом, стирая слезы и грязь с мягких, покрасневших, замерзших щек. — Приведите себя в порядок и следуйте за мной, мистер Малфой.
Юноша шел почти рядом с ним, отставая всего на шаг, с высоко вздернутым подбородком и безразличным выражением лица. Ни на кого не смотрел, скользил скучающим взглядом по лицам и снисходительно кивал, отвечая на приветствия. Но как только за ним закрылась тяжелая дубовая дверь профессорского кабинета, он, словно сдувшийся воздушный шарик, как-то сразу уменьшился в размерах, обмяк, ссутулился, еще чуть-чуть и, казалось, его можно будет перекинуть через спинку стула и оставить там висеть бесформенной тряпкой. Но мальчишка пока стоял, нервно, неуверенно мялся у двери, бегал взглядом по полу и сжимал в побелевших от напряжения пальцах рукава мантии.
— Садитесь, Драко, — махнул рукой профессор.
Драко сел, провел дрожащей рукой по лицу, откинул волосы со лба и уставился в пустой камин. Профессор больше с ним не заговаривал. Слышался звук отодвигаемого стула, шелест пергаментов и скрежет пера. Стены, как будто пропитанные сыростью и одиночеством, начинали давить. Жесткое кресло с потертой и колючей обивкой не давало найти удобное положение, от запаха зелий и гнили невыносимо свербело в носу.
Мальчик тяжело дышал, заламывал пальцы на руках и, сжимая зубы, считал глухие удары собственного сердца, чтобы хоть как-то сдержаться и не вскочить прямо сейчас, не закричать. Паника захлестывала с головой. Вот сейчас, наверное, профессор напишет письмо, привяжет его к лапе серой совы, и уже меньше, чем через минуту, в кабинет ворвется толпа авроров и, не скупясь на тычки и проклятья, уведут его для допроса. А потом будет суд, Азкабан и дементоры. Драко ждал, уговаривал себя успокоиться, но никак не мог этого сделать. Профессор молчал, скрип пера возобновлялся все чаще, авроры так и не появлялись. Лучше бы он сразу накричал на него, высказал все упреки и угрозы, а не сидел за своим столом, проверяя дурацкие контрольные работы.
— Ты не должен позволять им решать за себя, — не отрываясь от своего занятия, сказал профессор. — Это твоя жизнь.
— За меня никто и не решает, — огрызнулся мальчишка. — Это мой выбор и, как вы уже правильно выразились, моя жизнь.
— Глупый ребенок. Неужели ты думаешь, что нужен им, или что они нужны тебе. Подумай, Лорд будет просить убивать, а его просьбам нельзя отказывать.
— Я знаю много проклятий, — почти неслышно, тихо, но так же дерзко.
— Проклятья, — профессор устало потер переносицу, — они будут не нужны, — мужчина достал из ящика стола небольшой сверток ткани и, встав, протянул его мальчику.
Пальцы дрожали, разворачивая сверток. Толстая шершавая ткань скользнула по блестящему лезвию, цепляясь за рукоять. Драко в смятении посмотрел на профессора.
— Что это? Зачем?
— Нож, мистер Малфой. Просто обыкновенный нож, и нужен он для того же, для чего и все Его соратники, — профессор подошел к камину из серого камня, взмахнул волшебной палочкой, и из-под письменного стола выехал деревянный ящик с круглыми дырками в крышке. С грохотом он приземлился на кофейный столик, прямо напротив юноши. Резко сдвинулась крышка, маленькая коричневая голова с красным гребешком показалась над краем ящика. Драко в недоумении разглядывал курицу.
— Убейте ее, Драко, — безразлично выпалил профессор, и юноша вздрогнул, в шоке уставившись на него.
— Что? — голос звенел.
— Убейте курицу. Зарежьте ее, вспорите брюхо или хотя бы сверните шею.
— Вы с ума сошли! — он с отвращением отпрянул от ящика, в котором крутила головой ничего не подозревающая птица. — Я не собираюсь этого делать!
— А придётся, — слишком быстро Снейп оказался рядом. — Ты же не думал, что тебе всегда будет позволено пользоваться магией? — профессор сел рядом с ним. — Это всего лишь курица. Она даже не поймет, что умерла, и без головы пробегает тут несколько минут. С людьми, конечно, иначе, но с чего-то следует начинать.
Драко сглотнул, дернулся кадык под белой кожей, и в глазах профессора полыхнула насмешка.
— Но у меня есть палочка, — это было похоже на жалкую попытку оправдаться.
— Забудь о ней. Убийство — это не всегда взмах руки, не проклятье, летящее с острия палочки. Это человеческая жизнь, кровь, стекающая по пальцам, сопротивление плоти, когда ее рассекает лезвие. Это то, что тебя ждет. Подумай хорошенько, — профессор вложил ему в руку нож. Сжал его своей рукой поверх дрожащих пальцев, — сможешь ли занести его над телом жертвы, причем, зачастую совершенно невиновной, как эта курица.
Драко вскочил. Швырнул блестящее лезвие на пол, перевернул тяжелый ящик, и перья разлетелись по ковру, попытался сбежать, но профессор крепко прижал его к себе, заставил сеть рядом на диван, укачивая как ребенка.
Очень страшно признаваться в своих страхах, даже самому себе. И Драко не спешил этого делать, теша себя пустыми обещаниями и иллюзиями, что его как можно меньше коснётся приближающаяся война.
Уже разожжённый, но еще не прогретый огнем камин, наполнил комнату приятным мутно-желтым светом. Хорошо просто сидеть и молчать рядом с человеком, который, кажется, понимает тебя лучше, чем ты сам. Северус всегда оказывался прав в его чертовой жизни, хотя в своей, наверное, ошибался не раз, и сейчас не зря назвал его «глупым мальчишкой». Ведь разве может быть иначе, когда ему в голову лезет всякая непотребщина, особенно сейчас, когда профессор сидит совсем рядом. Он ведь вовсе не красив, но что-то не дает опустить глаз, заставляет изучать давно знакомое лицо и находить изъяны наряду с достоинствами. Сейчас это как никогда просто, сидеть и говорить себе, что он некрасив. Но стоит уйти, и в голове всплывут отчего-то волнующие картины, нахмуренные брови, кривящиеся губы в подобии улыбки, и захочется развернуться, смотреть и впитывать в себя каждый сухой жест. Он совершенно некрасив. Он груб, несчастен и слишком ядовит. Так же как эти подземелья пропитаны сыростью и одиночеством, усталостью. Он кажется старым, хотя моложе отца. Он кажется другим. И сердце замирает, и становится страшно от нахлынувших эмоций. Опять хочется бежать, но что-то держит. Безумно хорошо сидеть с ним рядом, безумно приятно слушать его голос и безумно страшно осознавать, что именно он вызывает эту бурю эмоций. Страшно, непонятно, неправильно.
В молчании они просидели весь вечер. Уже около двери, чувствуя руку профессора на своей спине, Драко резко развернулся и до треска ткани, до сломанных ногтей, как утопающий за спасательный круг, схватился за его мантию. Притянул к себе, торопливо и неуклюже впился в жесткие губы. Даже сам не успев понять, что сделал, отстранился, и, не отступая ни на шаг, горячо зашептал, давясь собственной откровенностью, сбивчиво выплескивал все, что так долго держал в себе о страхах, о желаниях, о задании лорда. Говорил, пока не почувствовал себя полностью пустым, пока усталость тяжким грузом не свалилась на плечи, заставив еще теснее прижаться к чужому телу, пахнущему травами. Прошло не больше минуты, когда он почувствовал чужую руку, пригладившую его волосы, и теплое дыхание, коснувшееся щеки, когда профессор произнес:
Vova
