Вопрос компании

Когда уходит контроль — начинаются проблемы.

Данная простая вещь была с детства известна Дафне Гринграсс, слизеринке чистого серебра. И с самого же детства она пыталась более или менее контролировать то, на что у мамы просто не хватало времени. Леди Гринграсс, хоть и была достойна всяческого восхищения, все же была чересчур поглощена финансовыми делами мужа — изначально не сказать, чтоб блестящими — и приличествующей чистокровному семейству светской жизнью.

На долю же Дафны оставалась во многом сама Дафна, воспитанная в основном семейной библиотекой, почти невидимыми нянями да маминым личным примером, и сестренка Астория, двумя годами младше, такая же тонкая серебряная девочка. Обе они росли тихо, аки жасмин под окном, не по разу перечитывая книги в чистой светлой библиотеке и готовясь к неизбежному — сугубо равнородному браку, в угоду ли кровным узам либо финансовым комбинациям. И хотелось бы ждать принцев с белыми лебедями на гербах, но всегда к услугам сестер была фамильная галерея, где их зимние, бледные тетушки, пратетушки и пра-пратетушки год за годом шли к алтарю с угрюмыми приземистыми субъектами, чем и великими — так только длиною родословных. Нет, исключения были в достатке — тонкокостные фарфоровые колдомедики, бойцы с солнечными улыбками, загорелые землепроходцы с бугандийскими масками — вот только у страха, как у красивой девушки, глаза обыкновенно велики. Не способствовал оптимизму и родной папа — человек совершенно бесцветный, будто созданый с тем, чтоб было кому оттенять благородную леди Гринграсс.

Хогвартс несколько поправил ситуацию. Дафна довольно быстро нашла нишу под себя — где и остановиться чистокровной, безупречно чистокровной слизеринке, как не в компании Драко Малфоя — уж коль скоро тот поступал в тот же год? То был отменный, как и сама Дафна, представитель своей фамилии — все та же безупречная кровь, все те же старые, но неуклонно множащиеся деньги. Более того, в лице Винса и Грега он имел де-факто наследственных вассалов, дамы же с охотою образовали ему свиту. Прежде всего Персефона Паркинсон — волосы цвета зимней ночи, поразительно живое лицо и недевичья смелость; в меньшей степени — спокойная, как дольмен, Милисента и сама Дафна, фея-книжница.

Нет, были и другие. Массивный Маркус Флинт, играющий последний год и способный выбить дурь из кого угодно, в какие б цвета тот не рядился. Тощий Теодор Нотт, что никому не верит. Или Монтегю, долговязый и постоянно непричесанный, с узкими запястьями и широкими ладонями ловца. Но их компания держалась накрепко, хоть Драко из раза в раз подкалывал Поттера, а Дафна видела Грейнджер лишь в библиотеке; хоть Гойл чуть не спал со своей заботливо подогнанной под руку дубинкой загонщика, а Милисента презирала даже плюй-камни. Разные, но более или менее вместе.

Потому что тот же Грег никогда не сказал ни одного худого слова никому из своих, хотя для его возраста обладал оч-чень обширным лексиконом. Потому что с великолепной Панси, нахальной и совершенно лишенной тормозов, было так уютно сидеть в темной спальне, обняв подушки, и говорить обо всем на свете.

Посему и приехавшую через два года сестренку Дафна ввела в тот же круг. В конце концов, должна же она присматривать за Асторией, столь же углубленной в себя, как и сама Дафна? Не то чтобы у них был серьезный риск влипнуть в неприятности — но контроль, контроль. Так и случалось.

Менялись один за одним учитля ЗОТИ, одинаково не имевшие к сестрам Гринграсс никаких претензий. Выбрасывал вверх неопалимые записки Кубок Трех Волшебников — а сестры Гринграсс сидели глубоко в Хогвартском секторе трибун и честно болели за Диггори. Когда на пятом курсе Монтегю угодил под руку близнецам Уизли и долго еще не мог прийти в себя, Дафна выхаживала его — а он все читал ей свои весьма недурные стихи да старался накрыть ее ладонь своей широкой лапой. Их роман и Дамблдор тихо скончались почти одновременно.

Волдеморт умер точно в год выпуска Дафны — и она вернулась, разобравшись с С. О. В., в родительский дом, не тронутый ни аврорами, ни Упивающимися. Оставив сестру доучиваться. Тут-то и выявилась проблема. Если подконтрольной Дафна быть не перестала — просто директора, декана, Драко с его префектской бляхой у сердца и меткой на плече и Панси, которая знала, как надо, подменила матушка, все такая же занятая; то контроль над кем-либо Дафна осуществлять более не была обязана.

Девушка заскучала, уходя в книги и в огромные письма — то Астории, уже перешедшей на пятый курс, но так и не обзаведшейся молодым человеком; то Панси, переживавшей очередной извив своего многолетнего романа с также выпустившимся, не смотря ни на что, Драко. Панси писала с непривычной для себя тревогой — увлекающийся, страстный, сверкающий юноша начал меняться еще на седьмом году — будто ветка под удушливым снегом сгибаясь. Теперь же его просто сломали — обыски-проверки, допросы-ставки. Свидетель, свидель, свидетельница — семью Малфоев не стали таскать на скамью подсудимых, это Драко списывал на Поттера, которого уже явно не имел сил ненавидеть. Панси писала часто и помногу — все больше волнуясь за близких ей людей, на глазах теряя Драко и не намереваясь терять Дафну...

...Которая точно так же не хотела терять сестру. Те же частые письма, что писала она на ореховом столике, отложив ту или иную престарелую книжицу. Она чуть ли не спала в библиотеке, благо не возражала мать, все надеющаяся на хогвартские связи в деле выдачи замуж старшей дочери — и не торопящаяся с самостоятельным подбором зятя. Неудивительно, что и приехавшую на рождество Тори встретила Дафна также средь книг.

Разговор затянулся далеко за полночь, как и на следующий день, и на последовавший за ним. Галереи переживаний двух тихих девушек разворачивались одна напротив другой, строились планы и прогнозы. Пустели кофейные чашки.

Странно, но Дафна не запомнила, кто первая потянулась к губам сестры. Неуклюжий поцелуй, румянец и ужас. Мутные слухи о сестрах Блэк, подслушанные когда-то за маминой беседой, книжки и воспоминания о близняшках Патил... Все это внезапно стало близко, чересчур близко, как и они друг к другу.

Что-то получилось. И получалось еженощно, до отъезда Тори назад в Хогвартс. И снова письма. Чуть не горящие, под всеми и всяческими шифровальными заклятиями, что показывал, распуская перья, Драко лет так три сотни назад. Летние каникулы они провели во Франции — официально старшая сестра сопровождала младшую в поездке по всей стране. На деле они почти не выходили из номеров — как-то незачем было.

Ну а следующие рождественские они провели дома — Дафна пригласила все так же медленно и спотыкаясь на ровных местах, но все-таки идущих к законному браку мисс Паркинсом и мистера Малфоя провести у них некоторое время. Леди Гринграсс была в восторге, ее мужа, как всегда, никто ни о чем не спросил.

Пара принеслась аккурат перед рождеством, вздымая снег полами и смеясь. Панси была еще более весела, чем обычно, Драко же Дафна не видела таким с пятого, почитай, курса. Он смеялся. Острил. Был неподражаемо галантен со всеми пятью окружавшими его женщинами. Малфой обретал лоск, смятый ранее и темными, и светлыми, не возвращая себе нахальства.

Им отвели две гостевые спальни — приличный дом, а у пары не состоялось и помолвки; теперь по темноте скрипели половицы не о вине одной только Дафны. И гости, и юные хозяйки задерживались в постелях почти что до полудня, зевая в ладони и позже того — впрочем, поздний зимний рассвет к тому немало располагал.

Вся эта немудрящая идиллия длилась, покуда в некое звенящее утро Дафна не спустилась в библиотеку. Тори, ночью вздыхавшая жарко и кусавшая губы, чтоб не слишком нарушать ночную тишину стонами, стояла у того самого орехового столика — и ладонь ее медленно-медленно проходилась по щеке сидевшего за ним Драко — по щеке к губам. Шаг назад — в коридор, неслышно, незамеченной. К чаю Дафна не вышла, сказавшись больной; сестра пришла было узнать, как она — но с невозмутимым лицом Дафна говорила о холодном ветре на вчерашней прогулке.

Через два дня Панси оказалась менее сдержанной — она просто встала из-за обеденого стола и, не смотря на оживленно беседующих Астории и Драко, прошла к камину. Вспышка — и Малфой остался без девушки; впрочем, нет, как раз-таки не остался. До окончания каникул сестры Дафна проваливалась в липкий черный сон, едва вытянувшись под одеялом — то ли дело раньше, когда она подолгу вслушивалась в тиканье часов в замершем доме...

На Кингс-Кросс они не сказали друг другу и пяти слов. Асторию пришел проводить Драко — вместе они смотрелись парой серебряных украшений, не серьгами даже, а сложносоставным кулоном. Дафна не сказала ни слова и ему, а вот мать была страшно рада — чуяла, чуть не ужиком увиваясь вкруг прежнего слизеринского лидера.

Ближе к апрелю отцу пришло оформленное по всем правилам письмо, в котором наследник семейства Малфоев уведомлял о своем желании просить руки младшей Гринграсс в том случае, если ее родители найдут это удобным — согласие с самой девицей уже достигнуто. На письме имелась и виза Люциуса — почти канцелярское размашистое "Не возражаю", что переводило дело в, так сказать, конкретную плоскость. Матушка немедленно дала согласие. Дафне оставалось лишь улыбнуться семейству и уйти по камину в Лондон.

Панси явилась на третьей порции виски — тоже знала, как и подобает приличной девушке, это заведение. Говорили долго, пили неженственно. Выболтали друг другу все, что можно — как в те времена, когда шепот стелился по слизеринской спаленке. Уходили вместе. Целовались — горьковатыми губами с алкогольным послевкусием — чуть ли не на заднем сиденье поганого маггловского такси, которое споро остановила Персефона.

Утром, проснувшись в квартирке подруги, Дафна поняла, что на свадьбу Тори не пойдет.

И домой — не вернется.