Конец одной сказки

— Нет! Не хочу… не нужно. Нет!

Невилл Лонгботтом метался во сне. Срочно разбудить! Мгновение — и Гарри преодолел расстояние между соседними кроватями. Но ему, плохо видящему без очков, не повезло: споткнулся о сбитое на пол одеяло и чуть не упал. Спасибо навыкам квиддича: ловец моментально извернулся и крепко вцепился в столбик балдахина. От удара зеленый шелк занавеси нежно заколыхался, и первое желание Гарри — схватить Невилла за плечи и «вытряхнуть» из ночного кошмара — пропало.

Он присел на край кровати и начал внимательно рассматривать друга, словно впервые увидел. Когда каждый день общаешься с человеком, то не замечаешь изменений в его внешности. Гарри расстался с Невиллом почти на весь учебный год, и за это время тот здорово повзрослел, возмужал, хотя по милости Кэрроу стал «заточкой для ножей». Даже чары мадам Помфри не убрали до конца глубокий порез на его щеке, а вот синяк и опухоль с глаза почти полностью сошли. Говорят: «Шрамы украшают мужчин», но это скорее для успокоения раненых — весьма сомнительные украшения.

А вот длинные волосы ему действительно идут. Вчера поклонницы Настоящего Гриффиндорца позаботились о них: расчесали и собрали в аккуратный хвост. Гарри посмеивался над непривычным к славе Невиллом: ведь он и восторженные поклонницы нашли друг друга. Невилл радовался неожиданному вниманию со стороны девушек, а те наслаждались безропотностью истинного героя. Однако все их труды пропали даром: теперь его волосы взмокли и торчали в разные стороны, а раскрасневшееся лицо, усыпанное капельками пота, исказила гримаса ужаса. До Гарри долетало горячее прерывистое дыхание парня.

— От кого же ты так убегаешь во сне? — спросил он и положил ладонь на руку Невилла, судорожно вцепившуюся в простыню побелевшими от напряжения пальцами. Гарри сразу почувствовал, что кулак начал разжиматься. Удивился и решил попробовать еще кое-что.

— Успокойся. Все хорошо… я с тобой, — прошептал Гарри, а затем, следуя интуиции, неуверенно протянул руку и осторожно погладил друга по встрепанным волосам.

Слова, а может быть, движения возымели неожиданный эффект: Невилл, не открывая глаз, вцепился в его руку и прижал к своей щеке. Так обычно маленькие дети обнимаются с любимой игрушкой. По выражению его лица было видно, что ночной ужас уходит восвояси. Отлично. Гарри изловчился и теперь свободной рукой продолжал успокаивать друга.

Его поза была крайне неудобной, но овчинка стоила выделки, а значит, можно и потерпеть. Особенно, если учесть, что мерзкие слова Волдеморта так и продолжали звучать в ушах.

«Ты позволил друзьям умирать за тебя…»

Стараясь опровергнуть их, Гарри готов был себя отдать ради Невилла, но пока мог только убаюкивать его, словно младенца.

— Ши-и-и, — прошептал он и поймал себя на мысли, что говорит на парселтанге «успокойся».

Улыбнулся. Интересно, это его ласковые движения помогли? Или Невилл — тайный, даже от себя самого, знаток змеиного языка?

Проходили минуты, и от неудачного положения заныла спина. Однако стоило Гарри попытаться высвободить свою руку из ладоней Невилла, как тот крепче цеплялся за нее. Значит, еще крепко не уснул, и Гарри был вынужден терпеть неудобства. Мелочи. Ему приходилось переживать и большие трудности в своей жизни.

Гарри рассматривал ожоги на лице и руках Невилла и думал о том, что тому пришлось вынести во время битвы за Хогвартс. Никому не пожелаешь — заживо гореть. Волдеморт явно постарался, чтобы его волшебное пламя вызывало боль у мага, хотя всем известно, что настоящий огонь им не страшен. Невилл — молодец, истинный герой: в такой момент думать не о себе, а о своем обещании Поттеру и о том, что подвел погибшего друга. Только в этом случае мог появиться меч Годрика Гриффиндора, на трусливый призыв о спасении он бы не ответил.

Немудрено, что этот пережитый ужас теперь выплескивается ночным кошмаром. А сколько их благодаря Волдеморту пришлось пережить Гарри, вот только пробуждения всегда были другими: или сам пробкой вылетал из собственного сна, или кто-то из друзей вытряхивал в полном смысле этого слова. Сон-то, конечно же, прекращался, а вот память о нем врезалась намертво. Хотя его кошмары были не обычными сновидениями, а проявлением жуткой связи с сознанием Волдеморта.

Теперь же труп Волдеморта лежит в комнате рядом с Большим залом. Возвращаясь после разговора с портретом Дамблдора, Гарри, повинуясь непонятному порыву, вошел туда. Зачем? Вроде, все, что мог, сказал и сделал в последнем бою. Оказалось, что не нашлось человека, пожелавшего закрыть глаза Темному Лорду. Вспомнилось прикосновение к нему Волдеморта после возрождения на кладбище Литтл-Хэнглтона. Тогда голову Поттера разрывало от вспыхнувшей боли. А теперь? Гарри осторожно одним пальцем дотронулся до лба Волдеморта. Ничего. Самое обычное ощущение от холодного, но еще не до конца остывшего тела. Проклятье, за свои неполные восемнадцать он не только видел смерть, но и знал, каковы мертвые на ощупь.

Гарри уверенным движением закрыл глаза Волдеморта, словно навсегда захлопнул данную страницу своей жизни. Странно, а ведь в этом человеке — хотя человеке ли? — текла его кровь. Кровный брат?

«Нет, что-то меня не туда понесло, — Гарри передернуло от отвращения, но приставучие мысли не хотели так быстро отвязываться. — Может, в этой спальне когда-то жил Том Риддл?»

Гриффиндорцы действительно ночевали не у себя. Их башня после боя за Хогвартс представляла собой печальную картину, а вот помещения Слизерина и Хаффлпаффа совсем не пострадали. Мужчины, благородно уступив женщинам и девушкам спальни «барсуков», сами пошли в подземелья. Гарри думал, что сразу уснет, как только дотронется головой до подушки. Не угадал. Уже который час он страдал бессонницей, сначала ворочался с бока на бок, а потом плюнул на сон и начал разглядывать убранство комнаты.

На втором курсе он и Рон побывали в Слизерине. Им там тогда сильно не понравилось: темно, мрачно и похоже на пещеру. Спальни же выгодно отличались от общей гостиной. Хотя стены здесь тоже из дикого камня и потолки невысоки, но, видимо, из-за меньших размеров это помещение было намного уютнее. Хорошее впечатление добавляли старинная мебель с искусной резьбой и камин, в котором весело потрескивал огонь. Видимо, чтобы бороться с постоянной сыростью подземелья, у слизеринцев, в отличие от Гриффиндора, камин не только в общей комнате.

Внимательно присмотревшись, Гарри решил, что здесь ему даже больше нравится обстановка, чем на родном факультете. Уж слишком кричаще помпезен красный бархат с позолотой отделки. Это же помещение — элегантно и скромно, хотя возможно, что именно такая простота дорого стоит.

Все вокруг выдержано в приятном темно-зеленом тоне, на фоне которого благородно поблескивало серебро подсвечников, отделка мебели и рамы картин. Серебряные каминные часы украшала фигурка волшебницы, летящей на метле. Гарри критически присмотрелся к ее посадке и хихикнул. Видимо, скульптор не играл в квиддич: при такой скорости так сидеть на метле невозможно, придется сильно пригнуться к древку. Красиво развевающаяся на ветру мантия девушки не оставляла никакого сомнения, что она несется на зависть многим ловцам и в то же время еще умудряется кокетливо придерживать шляпку. Но особенно раздражал Гарри звук этих часов, словно именно он крал его сон.

Тик-так-тик-так…

«Бессонница… душит, как проклятая змея. А все эти слизеринцы со своей символикой».

Теперь, надев очки, он внимательно осмотрелся вокруг и сильно удивился, что орнаментов в виде змей здесь на самом деле очень мало, чего не скажешь о львах, которые украшали помещения Гриффиндора по делу и без него. Зато заметил еще один дефект в украшении часов: ведьма не крепко держалась за метлу, а просто элегантно положила руку на древко.

«Ну-ну, так летать и Краму слабо!» — развеселился Гарри и в такт часам передразнил их: — Хи-ха-хи-ха…

Серебряная безделушка больше не вызывала интереса, и он перевел взгляд на стены. Пламя свечей бросало блики на картины, и волшебники, изображенные на них, строили недовольные гримасы. Мало кто из них спал, в основном они разглядывали Избранного и перешептывались между собой. Гарри же с трудом вспоминал, какие события из истории магии изображены на этих полотнах: ведь этот предмет он практически проспал в школе.

«Интересно, почему здесь только такие картины? — спросил Гарри сам себя и ответил: — Видимо, потому, что для слизеринцев это не простые хроники, а жизнь их родных».

Вчера его борьба с Волдемортом тоже стала достоянием истории, страничкой из еще не написанного учебника. Но он и его друзья расскажут своим детям то, что никогда не узнают остальные. Это только в книгах подвиг однозначен, а в настоящей жизни — гамма чувств и часто не самых лучших: от обычного страха до ненависти.

Подумав немного, Гарри решил, что это все-таки какое-то гриффиндорское объяснение. И вспомнил Финеаса Найджелуса Блэка.

— Ага, так родители следят за поведением своих детей! — вслух высказал догадку Гарри и, судя по тому, как дружно стали возмущаться портреты, попал в точку.

Препираться с нарисованными волшебниками он не собирался: не хватало еще разбудить друзей, дружно набившихся в эту спальню. Со всех сторон, на зависть Гарри, неслось мерное сопение и храп.

— Всё, спать! — дал он себе команду, в очередной раз сняв и положив очки на тумбочку у кровати, и задернул занавесь балдахина.

Но сон не спешил подчиниться его требованиям. Теперь Гарри занялся изучением полога. Сквозь плотный, но все же шелк просвечивали блики от каминного огня и зачарованных окон. Если внимательно приглядеться, то видно было — они двигаются, вращаясь против часовой стрелки. Правильно, что против, так как стрелки на каминных часах приносили ему только разочарование.

Тик-так-тик-так…

Это зрелище напомнило Гарри последний момент второго задания Турнира Трех Волшебников, хотя в их случае правильнее сказать — Четырех. Тогда он, не размышляя, игра это или настоящая жизнь, из последних сил тащил на себе Рона и Габриэль Делакур к воздуху. Время действия жаброслей подходило к концу, и у Гарри перехватывало дыхание. Вода из родной стихии превращалась во враждебную, а солнце так красиво отражалось в озере и манило к себе. Задыхаясь, он пробивался сквозь толщу воды, играющую вокруг бликами света. Они тогда тоже вращались против часовой стрелки, словно выкручивая его из глубины на поверхность озера. На всю жизнь ему запомнилось это необычное сочетание красоты и ужаса. Теперь всего лишь красота и досада. Но почему же сон так коварно покинул его?

Крик Невилла вырвал Гарри из раздумий.

И вот уже около часа он охранял сон друга. Вдруг тот, что-то пробормотав, повернулся на другой бок и свернулся калачиком. Замерз, наверное? Утренняя прохлада уже давала о себе знать, и Гарри зябко поежился. «Игрушка» Невиллу больше была не нужна — можно выпрямиться и потянуться. Подняв одеяло с пола и аккуратно укрыв приятеля, Гарри вернулся в свою кровать.

В ней теперь стало тепло и уютно, и даже часы убаюкивали серебряным голоском:

— Тик-так-тик-так…

Это место возникло из ниоткуда. Гарри должен быть там — и всё. Он знал: Волдеморт уже давно ждал его. Он стоял и внимательно смотрел на Гарри, но ничего не говорил и, что совсем было странным, не поднимал волшебной палочки. Обычная агрессивность Темного Лорда словно канула в Лету с его смертью, но почему-то Гарри стало так страшно, как не было никогда в жизни. Ему казалось, что этот ужас существует как живой организм отдельно от него. Ведь сам-то он отлично знает, что это сон, а Волдеморт совсем недавно погиб и никогда больше не сможет возродиться. Гарри, Дамблдор, Рон, Гермиона и Невилл уничтожили все его хоркруксы.

По мере этого изменялись и чувства Гарри: ненависть к Темному Лорду замещалась на любовь. Любовь? Любовь к Волдеморту?

Ошалевший Гарри резко открыл глаза. Он лежал в своей постели в спальне Слизерина. Вот только его пальцы свело от боли, так намертво они вцепились в простыню. С усилием разомкнув хватку, Гарри вытер пот с лица.

«Да-а-а, лучше бессонница, чем такой сон».

Как ни странно, Гарри выспался, хотя после сочетания бессонницы с ночным кошмаром этого можно было ждать меньше всего. Интересно, сколько времени? Свечи уже погасли, а сумрак подземелья развеял дневной свет из зачарованных окон.

Гарри резко поднялся и распахнул полог. Комната — пуста. На часах без четверти одиннадцать. Проспал! Почему его не разбудили? Не ожидал он такой заботы от своих друзей. Обычно утро в Гриффиндоре начиналось под девизом «Проснулся сам — помоги товарищу». Крики, топот, тычки. По утрам в их спальне шума не меньше, чем во время матча по квиддичу. Гарри живо представилось, как, шикая друг на друга, друзья тихонечко выбирались из слизеринских апартаментов, стараясь не разбудить его. Улыбнулся, на душе стало так легко и радостно. Как же здорово проснуться утром и знать, что всё закончилось! Он оправдал все возложенные на него надежды и теперь может жить самой обычной жизнью: любить, дружить, учиться, играть в квиддич.

Гарри посмотрел на серебряную статуэтку «Лучшего ловца всех времен» и подмигнул ей. Странно. Он был готов поклясться, что последовал ответ. Нет, это был не голос, хотя как раз такому никто бы в магическом мире не удивился. Мало что ли говорящих зеркал и портретов? А Распределяющая Шляпа? Просто пришла мысль, которая ощущалась чужой в сознании. Гарри назвал бы ее светлой и холодной. Уж слишком инородно переливалось это «серебро» в его голове.

Удивительно, но теперь он точно знал, что должен сделать. А уж авантюризма ему было не занимать.

Одной рукой Гарри соединил вместе две стрелки циферблата на цифре «двенадцать», а другой потянул вверх шляпку волшебницы…

Последовал легкий рывок, а затем он увидел, как камин начал разворачиваться вдоль оси, приоткрывая вход в какое-то помещение. Его удивил, даже несколько напугал не вид тайной комнаты, а то, что Гарри отлично знал, что увидит там. Книги — и вот уже показались первые ряды полок, портрет — и вот уже виден край шикарной рамы, кресло. Это кресло? Правильнее назвать троном. И в него он должен сесть.

— Здравствуйте, Салазар Слизерин!

— Приветствую тебя, мой наследник!

— Извините, но вы ошибаетесь. Никакого отношения к вашему роду я не имею, — Гарри на несколько секунд замялся, однако решил сказать правду: — Если не учитывать, что вчера я прекратил его существование.

— Ошибаешься, молодой человек, — спокойно ответил портрет. Видимо, эта новость его совсем не впечатлила. — Иначе бы тебя здесь не было.

«Черт, а чему удивляться, если эти чистокровки все перетра… кхе-кхе-кхе, породнились между собой», — подумал Гарри, но озвучивать предпочел другое, хотя на все сто был уверен, что портрет прочитал его мысли: — Для чего я здесь?

— Учиться.

— Зачем? Нам и так в Хогвартсе преподают все, что нужно, — быстро возразил Гарри.

— Разве? — губы на портрете искривились в скептической усмешке.

— Ну, нет Темных Искусств, но этот предмет меня не интересует.

— Ты глупец, Поттер! — от возмущения голос портрета сорвался.

Это напомнило Гарри другой голос — холодный и высокий. Разом заныли еще свежие раны в душе от потери друзей, он не сдержался и резко ответил:

— Может, и глупец, но стать таким умным, как ваш последний ученик, не хочу!

Беседовать с Салазаром больше было не о чем. Комната мгновенно исполнила его желание: Гарри пробкой вылетел наружу. Странно, что при этом он оказался в той же позе, с которой началось его путешествие в тайные покои Слизерина.

— Что-то мне здесь не по себе: то кошмары, в которых влюбляешься в Волдеморта, то сам Салазар объявляет тебя своим наследником и еще учить собирается. Спасибо, мне и так наверстывать пропущенный... — Гарри не договорил, так как в ужасе понял, что разговаривает на парселтанге.

С кем и зачем?

Эту проблему он решил просто: быстро собрался и рванул к своим, к свету. Там очень много настоящего горя и срочных дел, так что нечего забивать голову разными глупостями.

Едва Гарри закрыл за собой дверь гостиной Слизерина, как в коридоре показалась Гермиона.

— Снова мне не повезло: никак не попаду в комнаты этого факультета. Видимо, магия самого Салазара защищает его цитадель от магглорожденных, — пошутила она.

Гарри развернулся, чтобы открыть вход, но услышал:

— Не нужно, Гарри! Сейчас не до экскурсий.

— Что-то случилось?

— Не беспокойся — все хорошо, но нужно… — Гермиона замолчала, с трудом подыскивая подходящие слова. Впервые у лучшей ученицы Хогвартса их не нашлось, и она просто протянула ему свиток.

Гарри отлично знал, что в нем. Однако, сколько он ни смотрел на лист пергамента, ничего не мог прочитать. Буквы и цифры сплетались в хаотической вязи, а в голове пульсировало только одно слово: «погибшие». Гарри свернул свиток, глубоко вздохнув, как перед нырянием в воду, и вновь развернул.

«Колин Криви — сегодня в три часа после полудня».

Почему-то вид этой записи подействовал на него страшнее, чем вид тела погибшего Колина. Словно до этого еще что-то можно было поправить, а запись ставила жирную точку на всех надеждах. Эта клякса начала разрастаться, захватывая лист пергамента, его руки, воздух Хогвартса…

Гарри замотал головой, стараясь отогнать абсурдное видение. Оно не сдавалось, стремясь занять как можно больше места в этом мире. Его обуял панический ужас, но тут зазвучал голос Гермионы, вдребезги разбив весь этот кошмар.

— Все хотят похоронить своих у себя дома. А в школе предлагают поставить памятник участникам битвы за Хогвартс. Многие родные погибших просят тебя…

— Да, я обязательно буду на всех похоронах, — перебил ее Гарри. — Какая ты… молодец, что уже составила список.

Гермиона очень подозрительно посмотрела на него и спросила:

— С тобой все нормально?

— Не очень. Видно, вчерашний день мне дорого обошелся. Или все от этих жутких подземелий. Пошли быстрее отсюда.

— Конечно! А все переговоры с родственниками вела профессор Макгонагалл, я только помогала.

Они вышли на улицу и подошли к чудом уцелевшей скамейке во внутреннем дворике замка. Легкий ветерок приносил свежесть с озера и приятные ароматы зелени Запретного леса, но к этому еще примешивался запах пыли от руин. Осев за ночь, она толстым слоем покрывала все вокруг. А еще нехорошая тишина — только скрип битого стекла и камней под ногами.

Взмах волшебной палочки Гермионы, невербальное заклятие — и скамейка очистилась от свалившегося на нее дерева, мусора и пыли. Если бы так же просто решались остальные проблемы в их жизни! А пока они молча сели. Тема для разговора была, да вот только затрагивать ее страшно обоим.

— Я и Невилл будем с тобой все время, Гарри.

Хотя у этой фразы не было ни начала, ни конца, он все понял. Ведь думали они об одном: о списке на свитке пергамента. Гарри кивнул и обнял подругу за плечи.

— Нам с тобой через пятнадцать минут идти на совещание, — прервала в очередной раз молчание Гермиона.

— Кому нужны совещания в такое время?

— Не знаю… Драко и я занимались… ну… отдавали погибших родственникам.

— Что там мог делать Малфой? И с каких пор он стал для тебя Драко?

— Не кипятись! Среди погибших много Упивающихся Смертью и их сторонников, вот Малфой и предложил помочь: опознавал и общался с их родными. А Драко он стал, когда… — Гермиона задумалась, затем ее глаза сверкнули хитрыми искорками: — … сложил свой павлиний хвост. Сам по себе он неглуп, упорен и находчив.

— Еще бы! Как он шикарно выполнил задание Волдеморта — убить Дамблдора.

— Гарри, я тебя не понимаю. А кто только вчера в Выручай-комнате готов был рисковать нашими жизнями, чтобы спасти Малфоя и Гойла?

Слов для ответа у Гарри не нашлось, и он начал усердно тереть лоб.

— Опять шрам? — всполошилась Гермиона.

— Нет. Это я по привычке. Действительно… чего это я?

— Спасал?

Гарри пихнул подругу в бок и рассмеялся.

— Я бы его и снова спас, но…

— Можешь не договаривать, и так все понятно.

— И что тебе понятно?

— Именно то и понятно, — с хорошей долей ехидства парировала Гермиона.

Они дружно рассмеялись. Однако смех быстро угас: ведь в руках у Гарри страшный список, а перед глазами — руины школьного двора, обгоревшие деревья, вырванные с корнем…

Только одинокая скамейка, на которой они сидели, оказалась странным нетронутым островком в этом хаосе.

— Символично, — решила Гермиона и, встретившись с недоуменным взглядом Гарри, пояснила: — Как бы ни был разрушен мир, всегда остается что-то незыблемое, что станет точкой опоры в новой жизни.

— Что-то ты загнула. А мне эта скамья напомнила о Седрике. Он здесь сидел с друзьями, когда я подошел, чтобы предупредить о первом задании.

— Значит, для тебя самое главное в жизни — дружба.

— Дружба и любовь, — сделал свой выбор Гарри. Его рука машинально сжала свиток, в тишине даже тихое шуршание пергамента резануло слух. — Только вот сейчас для этого не то время…

Он еще раз внимательно просмотрел список.

Впервые в жизни Гарри обрадовало чужое пристрастие к планированию. Теперь не нужно волноваться, что он может о ком-то забыть или опоздать. Этого бы он себе никогда не простил. Мало того, Макгонагалл так договорилась с родственниками погибших, что похороны Фреда оказались последними сегодня, а Тонкс и Люпина — завтра. Не найдет он в себе сил после прощания с ними еще куда-то идти.

Гарри думал о своем и не заметил, что Гермиона продолжает разговор.

— … а для любви безразличны время и место. Она или есть, или ее нет.

— Так вы с Роном? — не подумав, брякнул Гарри. — Ой, извини! Не…

Гермиона ласково прикрыла его рот ладонью.

— Тебе можно задать этот вопрос. Да! — глаза Гермионы засияли. — Я так счастлива, хотя и не то время, и не то место… да и в моих мечтах все представлялось совсем иначе…

— А я… даже вчера решил, что с Джинни успею поговорить потом. Будут еще часы, дни, а может быть, и целые годы на разговоры… И пошел к портрету Дамблдора. Значит, я не люблю ее?

— Ответить на этот вопрос можешь только ты. Просто твое время еще не пришло… — вдруг Гермиона встрепенулась и, поглядев на часы, охнула: — Гарри, бегом! Макгонагалл просила не опаздывать. На совещании будут представители Министерства и Визенгамота.

По коридорам и лестницам Хогвартса несся во всю прыть Гарри Поттер, волоча за собой Гермиону. Упорная девушка охала и стонала, но не сдавалась, зато выкрикивала расступающимся в недоумении студентам: «Ничего не случилось!» Ее слова услышали все, кроме сэра Кэдогана. Перепрыгивая с картины на картину и сея панику меж нарисованных волшебников, возвращающихся к мирной жизни, он вопил:

— В бой за доблестным сэром Гарри!

Даже опустевшие прорванные и обгоревшие полотна не пугали смелого рыцаря. Проводив Гарри и Гермиону до кабинета директора, сэр Кэдоган занял почетный караул рядом с развалившейся горгульей на оборванной картине, вцепившись одной рукой в остатки рамы, зато в другой держал наготове шпагу.

Как только за Гарри и Гермионой захлопнулась дверь, часы пробили двенадцать.

— Добрый… день! — еле выдавил из себя Гарри, его дыхание прерывалось после сумасшедшего бега. Гермиона же, несколько напоминая рыбу, выброшенную на берег, смогла только закивать головой.

— Добрый день! Хорошо, что не опоздали, — судя по выражению лица Минервы Макгонагалл, кто-то запаздывал.

Гарри огляделся. Знакомые лица учителей, Невилл и Рон… А Гермиона говорила, что на совещании будут волшебники из Министерства и Визенгамота. Однако таковых не видно. Опаздывают? В этот момент камин вспыхнул ярко-зеленым пламенем, и из него вышли Кингсли Шеклболт с профессором Тофти и неизвестный волшебник.

Пока Кингсли о чем-то беседовал с Макгонагалл, доброжелательный профессор обошел всех присутствующих, пожимая руки и перебрасываясь парой фраз.

— Экспекто патронум! — прошептал он, когда очередь дошла до Гарри, всколыхнув его воспоминания о СОВах. — Поздравляю с победой, Гарри! Надеюсь, мы еще встретимся с тобой на ТРИТОНах. Я даже знаю, какое заклинание потребую в качестве дополнительного вопроса, — заговорщицки подмигнул он.

Гарри засмеялся. Однако улыбка вместе с хорошим настроением быстро испарилась от странного ощущения: грудь словно схватила и сжала холодная рука. Душа на мгновенье испуганно замерла, но затем начала подниматься злоба. Гарри удивился: давненько такого не было. На пятом курсе, пока Волдеморт не потерял надежду завладеть его сознанием, такое случалось часто. Но после боя в Министерстве все прекратилось. Кто или что теперь, после полной победы, вызывает такие чувства? В недоумении Гарри огляделся по сторонам и встретился взглядом с незнакомцем. С одной стороны, Гарри впервые видел его, но с другой — отлично знал, что тот когда-то отказал ему в важной просьбе. Что? Гарри снял очки и начал протирать, будто они были причиной столь странных мыслей. Простое и понятное занятие неожиданно быстро восстановило мир в душе.

Гарри решил, что ему показалось, однако начал внимательно наблюдать за незнакомцем. Если раньше он считал, что самый угрюмый человек на свете — Снейп, то теперь понял, насколько ошибался.

Казалось, что чернотой отливал даже воздух вокруг этого мага, хотя реально преобладал серый цвет: мантия с капюшоном, кожа, волосы. Взгляд маленьких темно-серых глаз был цепок, но надолго не задерживался ни на ком из присутствующих в кабинете. Однако Гарри заметил одну странность: нескольких секунд незнакомцу вполне хватило, чтобы, словно вампиру, прокусить горло и попробовать чужую кровь, однако каждый раз вкус его не устраивал и он переходил к следующей жертве. Гермиона и Рон, профессор Макгонагалл и мадам Помфри не заметили этого нападения и продолжали беззаботно беседовать. Гарри уже решил, что в очередной раз сходит с ума от своей подозрительности, как «вампир» напал на Невилла. Еще несколько секунд назад Невилл увлеченно о чем-то разговаривал с профессором Спраут, но вдруг весь съежился и начал затравленно озираться по сторонам. Однако незнакомца он не замечал — какая-то магия не давала ему увидеть истинную причину тревоги.

Гарри громко кашлянул, привлекая к себе внимание. Планировал Невилла, а получил…

Все исчезло: кабинет директора, люди, звуки — чужой взгляд поглотил весь мир. Гарри вспомнил сражение палочек-сестер на кладбище Литтл-Хэнглтона после возрождения Волдеморта, собрал волю в кулак и стал сопротивляться так же, как тогда.

Видение прекратилось, а незнакомец растянул губы в каком-то подобии улыбки.

— Я пригласил вас всех на совещание, чтобы обсудить очень важный вопрос, — произнес портрет Дамблдора. — Для начала предлагаю всем познакомиться с нашим гостем.

Гарри готов был поклясться, что практически только теперь многие и заметили незнакомца.

— Магистр Баалберит Эрихто, — твердый и звучный голос совсем не соответствовал его серой внешности. Шепот удивления, словно порыв ветра, пронесся по кабинету. Волшебники с недоумением переглядывались и перешептывались.

— Гарри Поттер, — неожиданно для себя первым представился он, и получил еще одну улыбку от магистра.

— Невилл Лонгботтом, — округлившиеся глаза Невилла полностью выражали его мнение о собственной прыти. Магистр и его удостоил улыбкой.

Почему-то больше никто не спешил представляться.

— Я не сомневался в тех, кто назовет свое имя первыми. Хочу успокоить всех остальных: никакой опасности для вас я не представляю. Да, я — последний из представителей знаменитого рода черных магов. Да, я отказал в обучении Тому Риддлу, чем помог исходу вашей битвы. Он нахватался многих знаний в черной магии, но так и не смог постичь глубинный смысл этой науки.

Ропот недовольства ясно дал понять, как все присутствующие относятся к этой науке.

— Почти все книги о хоркруксах… ну, из этого кабинета, — шептала друзьям Гермиона, — были авторства или под редакцией этих магов, — отвращение легко читалось на ее лице, а уж Гарри и Рон должны были разбираться, к чему оно относится: к книгам или авторам. — Эрихто — имя знаменитой ведьмы времен Цезаря, и их род, отбросив фамилию, стал называться в ее честь.

— Выглядит не старым, а говорит, что Тот-Кого… Волдеморт в ученики просился. Этот, что ли, книги писал? — поинтересовался Рон.

— А ты возьми и спроси, — прошептала Гермиона и захихикала, когда Рон испуганно замотал головой.

— Прошу внимания! — выражение лица на портрете Дамблдора стало таким, что напомнило Гарри суд, вернее, судилище Визенгамота перед пятым курсом Хогвартса. Было очевидно, что бывший директор не разделяет мнения присутствующих.

— Я согласен с вами, магистр Эрихто, и благодарен, что вы не отклонили моей просьбы, которую получили через Кингсли Шеклболта. Без вас мы не сможем похоронить Волдеморта так, чтобы пресечь любые попытки его возрождения.

Гарри удивленно посмотрел на бывшего директора. Они же уничтожили все хоркруксы. Отчего же опасность? Хотя…

Он вспомнил уродливого младенца на призрачном вокзале Кингс-Кросс и понял, что один обломок души действительно вечен.

— Я хотел бы переговорить с вами наедине, профессор Дамблдор.

Кивок головы на портрете, и все, словно по команде, безропотно начали покидать кабинет. Вопрос был настолько серьезен, что ни у кого даже не возникло мысли возразить.

Новые сведения переполошили всех. Даже самые выдержанные не могли промолчать.

— Мерлин и Моргана, неужели призрак Волдеморта не оставит нас в покое? — в сердцах высказалась Макгонагалл. — Все так устали от войны.

— Еще как устали, — согласился Гарри, но тут в его душе начала подниматься странная мутная волна.

«Опоздали! Опоздали! Опоздали!» — вопило нечто внутри него. Радость от собственной хитрости и прозорливости, ненависть к магистру, Дамблдору, да и всем остальным, кроме Невилла, переплетались змеиным клубком. Но в то же время Гарри мог осознавать самого себя и чувствовать, что в нем поселился какой-то театр абсурда. В его теле явно живут два сознания. Чужое хочет развернуться и уйти с этого совещания, а сам он осторожно отошел в сторону поближе к входной двери в директорский кабинет.

«Что это?» — прислонившись головой к холодным стенам Хогвартса, думал он. Древняя магия школы словно вдохнула в него силы и сбросила странные чары.

— Гарри, что с тобой? — голоса Гермионы и Рона слились в один.

Гарри с благодарностью посмотрел на встревоженные лица друзей, обнял их и прижал к себе.

— Пока мы вместе — все переживем, — тихо сказал он. — Проверено за столько лет.

Рону оказалось вполне достаточно этих красивых слов, а вот подругу так просто не проведешь.

— Увиливаешь?

— Нет, Гермиона, сам не пойму. Волдеморт умер, но связь с ним я продолжаю чувствовать, — прошептал Гарри ей на ухо, чтобы не услышали и не всполошились остальные волшебники.

— Я читала, — начала Гермиона, но, увидев ухмылку Рона, повторила со стальными нотками в голосе: — я читала, что человеческая душа не покидает этот мир сразу, а находится какое-то время в тех местах, где жила, и рядом с теми людьми, которые ей дороги.

— Может, Гарри, ты дорог Волдеморту, он тебя наконец-то полюбил … — дурачась, выдал Рон, но, получив хороший удар в бок от Гермионы, замолчал, разом поняв серьезность ситуации.

Хорошо, что остальные волшебники достаточно громко переговаривались и не услышали ничего.

— И сколько времени это продолжается? — поинтересовался Гарри.

— К сожалению, однозначного ответа я не нашла. В разной литературе цифры колеблются от семи до сорока дней.

— Больше месяца терпеть этот кошмар? — губы Гарри выговаривали слова, живя отдельной от глаз жизнью. Взгляд же замер, застряв в какой-то неведомой точке, найденной внутри себя самого. Гермионе и Рону стало жутковато. Они понимали, что в случае с Волдемортом нужно исходить из худших предположений.

Всех привлек скрип открывающейся двери в кабинет директора.

— Приношу свои извинения, что попросил всех оставить кабинет, но дело сейчас важнее.

— Конечно, Альбус, — ответила за всех Макгонагалл. — Один раз мы уже сделали ошибку, не обратившись за советом к роду Эрихто. Возможно, и тогда существовали способы не допустить возрождения Волдеморта.

— Вы правы, — кивнул магистр, — но нет смысла сожалеть о старом, важнее пресечь новые…

— Новые? Новые?! Новые?!! — речь перебили вскрики со всех сторон.

— Да, этот маг приложил много усилий, чтобы не умереть до конца. Думаю, лучше всего его упокоить, используя третий закон Эрихто.

— Почему третий? Какое отношение он имеет к этому монстру? — изумился профессор Фитвик.

— Видимо, потому, что нарушен именно этот закон, вы и хотите использовать его для окончательного уничтожения Волдеморта? — на свой вопрос Макгонагалл получила утвердительный кивок.

Гарри внимательно прислушивался к обсуждению, но тут внимание отвлек шепот Рона:

— О чем это они говорят, Гермиона?

— Сама ничего не понимаю.

— Третий закон об элементалях… духах Стихий, — стараясь не пропустить дискуссии, вскользь заметил Гарри.

Но не тут-то было. Гермиона не привыкла, чтобы кто-то знал о чем-то лучше нее.

— Откуда ты знаешь об этом, Гарри?

— Наверное, слышал на уроках.

— У нас не было такой темы. Я только знаю из дополнительной литературы, что накануне битвы с Цезарем Секст Помпей обратился к знаменитой ведьме Эрихто, чтобы та предсказала ему ход сражения. Она использовала некромантию для предсказаний, а теперь я догадываюсь, что просто устроила исход дела в пользу Цезаря.

— Значит, Гермиона, я читал где-то.

— Гарри, с каких пор ты стал начитаннее Гермионы? — изумился Рон.

— Отстаньте! Знаю — и все. Не нравятся мои объяснения, так спросите у магистра, — прошипел Гарри друзьям. — Если не боитесь, — добавил он, припомнив реакцию Рона на такой же совет Гермионы.

В ответ Гермиона гордо фыркнула и подняла руку.

Магистр сразу прервал разговор с взрослыми волшебниками и с неожиданной мягкостью в голосе сказал:

— Готов ответить на ваш вопрос. Мисс?

— Гермиона Грейнджер. Сэр, расскажите нам, в чем суть третьего закона Эрихто. Иначе мы присутствуем, но не понимаем смысла обсуждения.

— Сила магического воздействия увеличивается пропорционально количеству примененных элементалей. Элементали — слабая форма духов огня, воздуха, воды и земли, которых маг может создавать в ходе определенного церемониала.

— Воссоздавая свое тело, Волдеморт не использовал какого-то из элементалей? В результате получился монстр, — вслух высказала свои догадки Гермиона.

— Если у вас возникнет желание, то я возьму вас в ученики, — ответил магистр Эрихто. — За последние двести лет вы единственная, кто этого достоин.

В ответ на просьбу магистра Эрихто показать тело Волдеморта, Гарри повел его в одну из комнат рядом с Большим залом. Друзья, конечно же, не оставили его одного с этим магом. Однако порозовевшая Гермиона так и шла, обиженно поджав губы, хотя после странного предложения об ученичестве никто из волшебников не позволил себе ни слова. Только лицо Рона пошло некрасивыми красными пятнами.

Эту тему больше не поднимали, хотя задать наедине вопросы магистру им очень хотелось. Вместо этого Гарри рассказывал, а они в который раз слушали, как проходил обряд возрождения Волдеморта. Магистр периодически задавал какие-то вопросы, сбивая эмоциональный настрой Гарри и заставляя сосредоточиться на самой церемонии.

— Из какого материала был сделан котел?

— Каменный, я таких котлов никогда не видел, — Гарри задумался, а потом еще кое-что вспомнил: — Вода в нем закипела на удивление быстро.

— Пламя было волшебным или обычным?

Гарри удивился. Никто раньше не спрашивал его о таких мелочах, хотя именно они странно врезались в память.

— Волшебным, — без тени сомнения ответил он.

— Первая ошибка в церемонии, — усмехнулся магистр.

Вот тут-то Гермиона, забыв о своих обидах, кинулась с вопросами:

— Сэр, в подготовительной части церемонии должны использоваться реальные силы Стихий?

— Конечно, здесь важна не скорость воздействия, а сила, скрытая в них. Кто разберет по Стихиям подготовку к церемониалу?

— Каменный котел — Земля, — раньше всех выпалил Рон и очень удивился: обычно на всех уроках он предпочитал помалкивать.

— Вода в котле и Воздух вокруг — это Стихии в открытых формах, — добавила Гермиона.

— А вот с Огнем они ошиблись: дров не собрали, — подвел итог Гарри. — Хвост, будучи магом, по привычке все сделал побыстрее, да и Волдеморт постоянно его торопил.

— В результате этого просчета, вернее, непонимания глубинного смысла этой магии и лишь формального исполнения этапов церемонии, Волдеморт лишился настоящей силы Огня. Если учесть, что в Гарри Поттере этой Стихии с избытком, то все усилия Волдеморта в борьбе с ним заранее обречены на неудачу.

Гарри обрадовался. Только жалко, что он узнал об этом так поздно… хотя самоуверенность тоже может выйти боком. Все равно эти слова было приятно услышать, а то все «повезло» да «повезло». Конечно, все девять раз, которые он сталкивался лицом к лицу с Волдемортом!

Разговаривая, они подошли к комнате. Гермиона быстро сняла все охранные чары и открыла дверь.

В ярком солнечном свете, льющемся из окон, тело Волдеморта в черной мантии казалось еще бледнее. Молодежь в некоторой нерешительности топталась у входа, опасаясь приближаться к трупу, а вот магистр сразу направился к нему и неуловимым движением палочки сбросил все покровы, обнажив тело.

Гермиона охнула от неожиданности.

— Приношу извинения, но для дальнейшей успешной работы вам лучше хорошо запомнить первый закон Эрихто: мертвые должны бояться нас, а не наоборот. — Затем он поманил ребят рукой: — Подходите, здесь есть на что посмотреть и сделать выводы.

Все удивленно уставились на обнаженного Волдеморта. На высоком и худом, как скелет, теле со странными вытянутыми пропорциями, с паучьими пальцами на руках и ногах, на фоне неправдоподобной белизны кожи выделялся в завитках черных волос самый обычный мужской половой орган. Его цвет — привычный оттенок человеческой кожи — сиял странным пятном на бледном теле монстра.

— Что это? — издали удивленный возглас Гарри и Рон, указывая на член.

Гермиона прыснула со смеху, ожидая ехидного ответа юношам от взрослого мужчины, но услышала от магистра совсем иное.

— Ничего хорошего: родовая связь будет работать идеально. Я этого опасался с самого начала, а теперь получил абсолютное подтверждение… — Он перевел взгляд на Гарри и медленно проговорил: — У Волдеморта есть наследник, вернее, наследники.

Гарри слушал и не слышал магистра, до неприличия уставившись на член Волдеморта, который притягивал его своим видом, как железо к магниту. Пришел в себя он от тычка Рона и послушно замотал головой. Гермиона ожидала, что магистр Эрихто, как учитель на уроке, заставит Гарри повторить сказанное. Но нет: это не школа, а жизнь. Такое ощущение, будто какой-нибудь очередной закон Эрихто разрешал ему говорить всё только один раз.

— Гарри, рассказывай дальше о церемонии, — попросил магистр. — Кстати, это уже работа с элементалями.

Гарри, отвернувшись от трупа, с выражением ужаса на лице начал так говорить о давних событиях, так описывать свои ощущения, что перед глазами слушателей возникла эта сцена, вызывая непроизвольную дрожь.

Магистр остался недоволен рассказом и заставил повторить его еще раз. Гарри готов был взорваться, но сила некроманта словно зажала его в тиски. Гарри обреченно повторил всю историю, намного уменьшив количество описаний, да и лицо его приобрело совсем другое выражение — досады.

И этот пересказ не устроил магистра. Следующий, более краткий и спокойный, — тоже. И следующий.

Только на пятый раз Гарри удалось занудно, как таблицу умножения, проговорить:

— Кость отца, отданная без согласия, возроди сына. Плоть слуги, отданная добровольно, оживи хозяина. Кровь недруга, взятая насильно, воскреси своего врага.

— Молодец, Гарри! Справился со своими эмоциями, — похвалил магистр. — Теперь можем переходить к исследованию. Кто и что заметил странного?

— Почему заклятий три? — робко начала Гермиона, но, заметив улыбку магистра, более бойко продолжила: — Должно быть четыре, по количеству элементалей.

— Не обязательно. Возможны объединения, — ответил магистр, — но с этим нужно работать очень осторожно: больше шансов допустить ошибку, чем при раздельном использовании сущностей.

— Странная какая-то фраза про добровольную плоть слуги, — вслух размышлял Рон. — Я вот Гарри друг, не слуга, но и пальца своего жалко… Нет, ну если уж очень нужно… — Рон в ужасе посмотрел на друзей, так как понял, что опять ляпнул не то.

— Молодец, Рон! — похвалил магистр. — Я не ерничаю с этой похвалой. Ты умеешь быть честным. Конечно, если нет другого выхода, то мы пожертвуем не только плотью, даже жизнью, но… жалко. Правда, Гарри? Ты же шел на смерть.

— Правда. Как никогда мне хотелось жить именно в тот момент.

— Наш род в книгах о хоркруксах подложил большой сюрприз любителям черной магии. Именно любителям, ведь посвящения они не получали, а, следовательно, настоящих знаний — тоже. Людям с садистскими наклонностями к нам хода нет.

Трое с открытыми ртами смотрели на магистра: все их представления о черной магии переворачивались с ног на голову или наоборот.

— Так в этих заклятиях еще и психологический тест заключен? — изумилась Гермиона.

Ей ответили вопросом на вопрос:

— Скажи, что ты отдала бы с легким сердцем? Но учти, что весь мир материален, даже мысль.

— Свои мысли, слова.

— Не трогай пятую Стихию, естественно, она носитель всех элементалей к цели, которую выбрал волшебник, создавший их, — возразил магистр. — Меня интересует более элементарная материя. Кодовое слово этой загадки — «оживи».

— Оживить или вдохнуть жизнь. Дыхание? Конечно же, дыхание. Ведь теплый воздух — союз Воздуха и Огня.

— Отлично! Там еще есть Вода, но в данном случае это допустимо, ведь в человеческом теле очень много воды. Хотя остатки тепла были в умирающей плоти руки… для монстра хватило.

Магистр и Гермиона общались, понимая друг друга с полуслова, а вот Рон и Гарри в недоумении хлопали глазами.

— Что такое психологический тест? — первым не выдержал Рон.

— Психология — маггловская наука о человеческом поведении, а вернее, о душе, — прервал беседу с Гермионой магистр. — Психологический тест — это способ выяснить, какими характерными чертами обладает человек. Испытуемый выполняет специальные задания, и по тому, как он это делает, можно составить суждение о нем.

— Ясно. Я бы на месте Волдеморта потребовал от слуги не руку, а волосы или ногти.

— А я делаю вывод о тебе: не жесток, умеет рассуждать, но в силу торопливости упускает важные подробности, — пояснил магистр принцип действия теста. — Ведь ты абсолютно пренебрег в фразе «плоть слуги, отданная добровольно, оживи хозяина» последней частью.

Рон шмыгнул носом, но Гермиона быстро поддержала его.

— Сэр, я тоже бы без вашей подсказки не додумалась до дыхания.

— А Волдеморт не понимает значение слова «добровольно», — съехидничал Гарри.

— Естественно, я долго думал над этой западней. Мне было бы очень досадно, если бы кто-то из непосвященных с лёта решил мою загадку. Кто хочет теперь объяснить мне механизм этой церемонии?

Гермиона и Рон одновременно подняли руку. Гарри заподозрил, что Рон не отказался бы от обучения у магистра, предложи тот ему. Видимо, и Эрихто подумал об этом же, разрешив Рону, а не Гермионе отвечать на свой вопрос.

— Сначала без всякой магии волшебник должен использовать все четыре Стихии. Только нужно… преклониться перед их мощью. Ну… молиться что ли … прося для дальнейшей магии их силы, — немного неуверенно начал Рон. Аплодисменты магистра прервали его речь. Щеки Рона сразу же порозовели, в глазах появился счастливый блеск, и дальше он уже говорил без опасения, что скажет глупость: — А элементалей не только важно правильно создать, но и это… слова, которые задают цель, не должны быть пустыми.

Похоже, что мысль Рона понял только магистр, поэтому перевел для остальных ее с языка Рона на английский.

— Глупое махание волшебной палочкой не имеет никакого отношения к настоящей магии. — Гарри сразу понял, из чьих книг Северус Снейп позаимствовал свои афоризмы. — Магия — концентрация силы человеческой мысли. Заклятия, в которых нет ни одного лишнего слова, помогают в этой работе магу. А слуга Волдеморта говорил одно, а вот думал совсем другое. В результате создание монстра стало неизбежным.

— Действие магии с человеческой мыслью подобно действию лазера? — спросила Гермиона, но догадавшись, что маги навряд ли знают о маггловских приборах, уточнила: — Он тоже фокусирует свет, усиливая его действие, и направляет в какую-то цель.

— Очень подходящее сравнение, — решил магистр. — Элементаль — живой дух, он подобен эмоции, лишенной сознания. Если маг на секунду потеряет контроль над ним, то получит весьма неожиданный результат. Этим и сложна данная магия.

Все молчали, обдумывая новые, необычные знания об истинных темных искусствах.

— Теперь понятно, почему Волдеморт начал мерзнуть сразу после возрождения, — сказал Гарри, потом подошел к трупу и присел рядом на корточках. — Везде наделал ошибки: в Стихиях с Огнем, а в элементалях опять с Огнем и еще с Воздухом.

Невербальное заклинание Гарри, слившееся со взмахом палочкой, — и тело Волдеморта вновь облачено в мантию.

— Знаете, не хочу ему уподобляться, — объяснил Гарри свой поступок. — Когда он посчитал меня мертвым в Запретном лесу, то первым делом начал глумиться над моим телом. — Заметив непонимание в глазах магистра, добавил: — Голыми лежать у людей не принято.

— Спасибо, Гарри. Учту во время церемонии похорон, — в очередной раз улыбнулся магистр. Затем дотронулся до своего лица и пошутил: — Я сегодня улыбался больше, чем обычно за целый год. Мышцы с непривычки разболелись.

Все дружно фыркнули, но этой шуткой он добился своего: Гермиона осмелела и задала вопрос, который мучил ее.

— Почему вы предложили мне обучение? Что во мне плохого, если я, магглорожденная волшебница, подхожу для этой науки?

— Во-первых, наш род не волнует, где и от кого рожден человек, который может по своим качествам войти в него. Только сила волшебника интересует нас, а ее производные вы в себе сами осознаете: ум, выдержка, усидчивость, преданность… Во-вторых, черная магия — это не добро и не зло, а силы разрушения. Вот на чем основаны ее обряды. Представление многих волшебников о ней отравлено вульгарной магией недоучек. А в-третьих, ты смогла прочитать наши книги.

— Откуда вы знаете?

— Вижу след на ауре. — Едва Гермиона открыла рот, чтобы возразить, как сразу получила ответ: — Только не нужно мне сообщать, что тебе было противно читать мои книги. Знаю, но эмоции — вопрос вторичный. Главное, что смогла прочитать. Правда, Том Риддл и Альбус Дамблдор тоже смогли, но у обоих была одна и та же проблема — жажда власти. Первому из-за нее мы отказали в обучении, сказав правду, но он ничего не понял. Эта жажда неутолима и ведет только к гибели.

— Профессор Дамблдор тоже просился к вам в ученики?

— Нет, он сам все понял и ограничил себя многими рамками. Однако переписку по некоторым вопросам мы с ним вели. — Затем магистр резко оборвал разговор: — Впрочем, это уже вопросы истории магии, а меня больше интересует настоящее. Разрешите откланяться. Я доволен, что на предстоящей церемонии у нас будут отличные ассистенты. Позже встречусь и переговорю еще с двумя.

Магистр Эрихто церемонно раскланялся и удалился.

— Дернуло тебя, Гермиона, Малфоя предложить, — забурчал Рон, когда маг скрылся за поворотом коридора, старательно не замечая, как искривилось ее лицо.

— Переживешь, Рон, тебе с ним не целоваться, а рядом постоять, — встал на защиту подруги Гарри, повторяя старые аргументы. — Гермиона права: нужен свидетель из их лагеря, что Волдеморт умер навсегда.

Всё началось еще на совещании, когда магистр сообщил, что символы Стихий под его руководством будут создавать деканы факультетов. Основатели Хогвартса посвятили свои факультеты родным Стихиям. Неудивительно, что деканами всегда становились «любимцы» этих Стихий. А вот ассистентами должны быть студенты, желательно с тех же факультетов, но не обязательно. Рыжему Рону повезло — достался родной гриффиндорский Огонь, а Гарри — Воздух. Кто бы удивился при его страсти к полетам? Невилл, естественно, — в паре с профессором Спраут. Гермиону сразу взял в помощники сам магистр, и она, быстро войдя в роль, предложила на роль ассистента Воды Драко Малфоя.

Мерлин и его подштанники! Уже столько времени прошло с этого момента на совещании, а Рон все не успокоится!

— Ладно, вы пока здесь поругайтесь немного, — предложил друзьям Гарри, — а я забегу за сэндвичами к домовым эльфам, а то у меня с утра крошки во рту не было.

— Гарри, к половине третьего у центрального входа сработает портал для всех, кто собирается… к Колину, — предупредила Гермиона.

Первым делом Гарри решил помыть руки, открыл дверь мужского туалета — и словно провалился в прошлое. Кто-то, стоя к нему спиной, вцепился руками в раковину и громко рыдал, давясь собственными слезами и содрогаясь всем телом. Рядом парила вездесущая Миртл.

— Драко? — выдохнул Гарри и замер.

Судьба играла с ним, заставляя, словно нерадивого ученика, повторять невыученный урок. Мир раздвоился: один Драко продолжал рыдать, низко склонившись над раковиной, а второй — морок — лежал в луже воды на полу, а из ран бурным потоком все текла и текла кровь, окрашивая все вокруг в красный цвет.

Гарри испуганно попятился из туалета. То ли услышав шум от его движения, то ли просто случайно, но в тот же миг первый Драко начал поднимать голову вверх и по его плечам рассыпались темные длинные волосы.

Картинки не складывались.

«Почему у Драко темные и длинные волосы? — удивился Гарри, но быстро сообразил: — При чем здесь Драко? Это же Невилл!»

— Ну, скажи мне, что случилось? — донимала плачущего парня Миртл.

«Я сошел с ума, — решил Гарри. — Драко мерещится».

— Я… сошел… с ума… — сквозь всхлипывания Гарри услышал отголосок своих мыслей, но настоящего эха не получилось, так как у Невилла оказалась другая причина: — В меня вселился Волдеморт.

Миртл взвизгнула и в одно мгновение испарилась из мужского туалета. Ошеломленный ее реакцией Невилл схватился за голову и вздрогнул, но уже от другого.

— Дура! — голос Гарри неожиданно громко прозвучал в тишине, а эхо сразу с ним согласилось и принялось повторять: — Дура… дура… дура!

— Какой-то странный Волдеморт в тебя вселился. Плачущий. Осталось, чтобы он еще кому-то поклялся в дружбе или признался в любви, — решил Гарри.

Невилл удивленно смотрел на друга, чужие слова медленно, но все же доходили до него. Затем он радостно вскрикнул и кинулся обнимать Поттера.

— Гарри! Гарри, я так боялся… родители… бабушка этого не переживет, — эмоции бурным потоком неслись из него, сметая слова и логику.

Гарри и без лишних слов мог понять Невилла. Ему и самому стало жутковато после посещения больницы Святого Мунго, где он столкнулся с сумасшедшими. Почему-то даже самые страшные недуги и травмы не вызывали у него такого трепета, как взгляд умалишенных: ушедший в себя и не вернувшийся в этот мир.

— Невилл, с чего тебе такое в голову пришло?

— Я знаю то, чего не могу знать вообще. Я всегда обходил стороной все, что касается черной магии в гербологии, а теперь всё, всё это знаю. Только это не мои знания, а Волдеморта. Это я тоже… знаю, — торопливо и сбивчиво старался донести свое горе Невилл, постоянно шмыгая носом и вытирая слезы, так и катящиеся по щекам.

— Чепуха! У меня тоже есть такие знания, — спокойно ответил Гарри, пожав плечами. — Ну и что. Гермиона сказала, это оттого, что остатки души Волдеморта еще не упокоились, — встретив недоуменный взгляд Невилла, пояснил: — Он пристал к последним, кто спровадил его на тот свет.

В ответ Невилл задумался, потом отрицательно затряс головой и сказал:

— Нет, что-то не то. Когда умер дедушка, я помню, как это было. Вроде очень-очень слабого привидения: кажется, будто что-то маячит, зовет тебя, а повернешь голову — пусто. Как неожиданное дуновение прохладного ветерка, только ощущение, никаких дедушкиных знаний у меня не появлялось.

— Так твой дед был нормальным волшебником, а Волдеморт — монстр, — предъявил Гарри последний аргумент в споре, но и сам почувствовал его несостоятельность. Вдруг его осенила гениальная идея: — Пойдем в слизеринскую спальню и проверим.

— Это как? — поразился Невилл.

— Сейчас увидишь, — ответил Гарри и уверенно зашагал прочь из туалета.

Пароль распахнул входную дверь общежития. В общей комнате было пусто, хотя друзья и не особенно приглядывались. Их мало интересовало, сидит или нет кто-нибудь в глубоких креслах с высокими спинками, расставленными по всей длине гостиной. Гарри гнала вперед идея, а Невилла — надежда.

Указав рукой на каминные часы, Гарри поинтересовался у Невилла:

— Подумай, есть ли у тебя желание сделать с ними что-нибудь странное?

Тот очень подозрительно посмотрел на приятеля, словно заподозрив, что сумасшествие — заразное заболевание, но, помявшись немного, все же подошел к волшебнице и потянул ее за шляпу, другой рукой ловко соединив стрелки часов на цифре двенадцать.

— Ага! — вырвался из Гарри радостный возглас. Сам он отошел немного в сторону, чтобы его не задел разворачивающийся камин.

Только ничего не произошло. Все было незыблемо, разве только странно изменился взгляд Невилла, отражающийся в старинном зеркале с серебряной рамой, висящем над камином. Он смотрел в неведомую даль, а не на себя в зеркальном отражении.

Гарри застыл, внимательно следя за изменением выражения лица Невилла. Не прошло и нескольких минут, как он произнес:

— Здравствуйте!

— Привет! — послышалось за их спиной.

Гарри резко развернулся. В проеме незакрытой двери, опершись о косяк и по-снейповски скрестив руки, стоял Драко Малфой собственной персоной.

— Что? Переходите на темную сторону, посвящаетесь в слизеринцы? — ехидничал Драко. — И кто же вам выдал нашу традицию?

Первым желанием Гарри было выхватить палочку и заткнуть наглеца, но перед глазами опять всплыл морок из туалета. Гарри решил учиться на собственных ошибках, да и мнению Гермионы о Драко решил довериться.

— Вообще-то меня шляпа хотела на Слизерин распределить, а я ее упросил на факультет моих погибших родителей. Хотя и ваш факультет плохим не считаю, — не моргнув глазом, соврал Гарри и, заслышав какие-то звуки от Невилла, вроде как ненароком наступил ему на ногу.

— Ой! — вскрикнул тот.

Гарри получил повод быстро отвернуться от Драко и мимикой дать понять Невиллу, чтобы тот помалкивал.

— Прости, но не могу сказать, кто поведал о вашей тайне…

— Да и не нужно, — перебил его Драко, — сам знаю, что наш декан. Ты же его любимчик.

Гарри выразил на своем лице досаду, и обманутый Драко расплылся в самодовольной улыбке.

— Только вот что-то я не понял в этом смысла. И Невилл тоже.

Драко решил снизойти до объяснений победителю, да и своему спасителю, как ни крути.

— Легенда утверждает, что эта волшебница показывает путь в тайную комнату Салазара Слизерина. Но вход туда только для его наследников. Хотя после того, как через туалет ты попал в настоящую и убил василиска, — Драко зябко повел плечами, — никто не верит в эту легенду, но обряд посвящения продолжаем выполнять.

— Точно, кто-то из старших зло пошутил над первоклашками и пошло-поехало, — рассмеялся Гарри, немного разрядив атмосферу.

Драко недоверчиво посмотрел на гриффиндорцев, но, не заметив никакой издевки, отважился спросить о том, что мучило его:

— Ты не в курсе, зачем меня Макгонагалл снова вызвала? Вроде я уже помог вам с… — Драко задумался, как назвать погибших Упивающихся, но потом неожиданно дерзко закончил: — убитыми из наших.

Гарри проигнорировал его выпад и спокойно ответил:

— Магистр Эрихто собирался с тобой побеседовать. Гермиона предложила твою кандидатуру. Теперь вот Рон с ней ругается из-за этого.

Довольный Драко заулыбался, ведь Поттер подсказал ему отличную идею, как можно изводить Уизли. Стать доброжелательнее с этой грязнокровкой Грейнджер, а все остальное они себе придумают сами. Хотя при совместной работе она оказалась и правда ничего, жалко, что хотя бы не из полукровок. Рон лишил его возможности подружиться с Поттером на первом курсе, наговорив на него Мерлин знает что. Пусть же теперь ревнует его к своей Грейнджер.

— Но Баальберит Эрихто — магистр черной магии. Или после окончания войны в магическом мире все будут жить в любви и дружбе? А в Хогвартсе начнут преподавать не только Защиту, а и сами Темные Искусства? Ведь для того, чтобы хорошо защищаться, нужно владеть тем, от чего защищаешься.

Но все старания Драко сказать гадость ни к чему не привели.

— Драко, кончай злиться. Магистр — классный мужик. Сам увидишь, — доброжелательно ответил Гарри. — Извини, но нам с Невиллом пора к порталу.

Как только Драко исчез из зоны видимости и слышимости, Гарри быстро спросил друга:

— Что там было?

Он не сомневался, тайная комната открылась и Невиллу.

— Комната с портретом Салазара Слизерина и шкафы с книгами. Знаешь, я заметил одно редкое издание, которое считается утраченным… — начал неторопливый рассказ Невилл, но Гарри не интересовали эти подробности.

— Он сказал, что ты его наследник? Предложил учебу? — встревоженный вид Гарри вернул Невилла с неба на землю.

— Только сказал, что я — наследник, а потом неожиданно все исчезло, но появился Драко…

— В тайной комнате?! — вскрикнул Гарри.

— Нет, в спальне… — Невилл быстро заразился его тревогой. — У нас проблемы?

— Это уже даже не проблемы, — Гарри тихо выругался. — Волдеморт действительно умудрился вселиться в нас!

— Что будем делать? Нужно сообщить Макгонагалл и портрету Дамблдора… — решительно начал Невилл: вдвоем с другом эта беда уже не так страшна. А вот Гарри пришел в ужас из-за подтвердившегося единства с Волдемортом.

— Ты еще предложи рассказать все магистру!

— Ладно, Гарри, давай подождем, пока Волдеморта не похоронят. Если ничего не изменится, то пойдем сдаваться.

На том и порешили. А пока их ждали похороны друзей.

За свои почти восемнадцать лет жизни Гарри Поттер хоронил только дважды — Альбуса Дамблдора и Добби. Видимо, судьба решила исправить этот «непорядок» и щедрой рукой отсыпала похорон. Пятьдесят четыре человека погибло в последнем бою за Хогвартс: одних Гарри увидел впервые, другие были его друзьями. Но если кто-нибудь посмел бы сказать, что тяжело хоронить только родных и близких, то Гарри заавадил бы такого, не задумываясь.

Первым хоронили Колина Криви. Гарри боялся посмотреть в глаза его родителям: они доверились магическому миру, отдали обоих детей на обучение, а в результате получили гроб с несовершеннолетним сыном.

Однако все оказалось совсем не так, как Гарри представлял.

Отцом Колина был худощавый жилистый мужчина. Он крепко пожал руку Гарри, а когда тот начал мучительно подыскивать слова соболезнований, остановил.

— Не нужно слов, Гарри. Их все равно нет. Иди лучше к нему… простись.

Гарри вошел в их дом и изумился. Кто-то собрал все фотографии Колина и оклеил ими стены. На входящего взирал магический мир Хогвартса во всем своем великолепии: вечность старинной архитектуры и такие разные лица волшебников. Талантливый Колин видел красоту в повседневной жизни, поэтому каждый кадр заставлял зрителя задуматься и вглядываться. В некоторых фотографиях подчеркивалось привычное: исчерпывающую характеристику человеку или сценке школьной жизни давал один-единственный снимок. В других — наоборот: Колин искал и находил необычное, чтобы заставить зрителя по-иному взглянуть на многие лица и события.

В основном фотографии были веселыми, даже юмористическими. Вот миссис Норрис подозрительно принюхивается к Минерве Макгонагалл в анимагической форме, а рядом… улыбающийся Снейп. Гарри даже представить себе не мог, что зельевар умеет улыбаться. Профессора Флитвика Колин сфотографировал так, что он казался великаном, а школьники — карликами. Вот кадр, где Гарри ловит снитч. Потрясающе! Еще неизвестно, что сложнее: ловцу поймать снитч или фотографу — этот момент в объектив.

И среди этого буйства таланта и жизни — гроб с телом автора. Его хоронили в хогвартской мантии, рядом на подушечке лежала волшебная палочка.

Гарри всегда ужасала страшная правда смерти: тело здесь, а человека уже нет. И к этому нельзя привыкнуть, каждый раз по-новому все та же острая боль сдавливает горло, как и при прощании с любимыми директором и домовиком. Гарри поднял глаза и посмотрел на родственников, сидящих рядом с гробом.

Скорбь сильнее любой магии заставила окаменеть мать. Лицо, опухшее от слез, и руки, вцепившиеся мертвой хваткой: одна — в Колина, а другая — в живого Денниса, который не отрывал взгляда от лица брата. Бабушка еще могла горько плакать, постоянно что-то поправляя в одежде погибшего внука.

— Гарри… какая беда… Гарри! — только и смогла проговорить она, угадав его по фотографиям. — Неправильно все это… это я должна бы умереть…

Сердце Гарри пропустило удар. Что он мог сказать? То, что и сам шел на смерть, да она почему-то пренебрегла им? Кому это интересно? Особенно, если их родной человек погиб. Гарри в ужасе ожидал обвинений от семьи Криви.

— Гарри молодец: постарался все взвалить на себя, чтобы жертв было меньше, — ответил не только своей матери, но и всем присутствующим мистер Криви. — Нашему Колину не повезло… Хотя нет: по-настоящему ему бы не повезло, если б я не отпустил его в Хогвартс… заставил трусливо отсиживаться в убежище.

Гарри подошел ближе и взглянул в лицо Колина. Если навсегда застывшие черты Фреда хранили смех, то здесь — посмертная маска героя. Отвага и гнев смешались в ней, лишь небольшой налет удивления делал ее не точной копией с древнегреческой скульптуры, а лицом обыкновенного английского мальчишки. И это лицо Гарри запомнил навсегда.

А в комнате для прощания с Колином продолжалась жизнь. Поток людей вливался в нее, подходил к гробу, задерживался на какое-то время, а потом кружил вдоль стен, рассматривая работы Колина. Хотя в комнату все только входили и никто не спешил выходить, но все равно здесь помещались все. Наверняка была задействована магия, хотя рядом много магглов, пусть и предупрежденных, но искренне изумленных. Ни с разговорами, ни с костюмами, ни с волшебством небольшая группа магов не таилась от них.

Гарри услышал разговор двух магглов.

— Ты слышал, что наш Криви в бою одолел волшебника?

— Нет, но не сомневаюсь. Помню, как он в молодости боксировал, его даже в профи приглашали.

Гарри недоуменно оглянулся. Неужели и магглы принимали участие в обороне Хогвартса?

Тихий шепот Невилла все расставил на свои места.

— Когда заработала комиссия по «маггловским выродкам», то за братьями Криви прислали какого-то аврора из Министерства. Очень был самоуверенный маг. Одного только не учел: скорость хука у некоторых быстрее, чем у других взмах палочкой, а натренированный удар разит в челюсть не хуже любого заклятья. Потом всему семейству Криви пришлось срочно скрываться, но трофей — волшебную палочку незадачливого аврора — прихватили с собой. Они всем, чем могли, помогали Сопротивлению, даже моя бабушка жила в их убежище после своего побега.

— Так из этого случая Амбридж вывела свою теорию? Об отобранных у волшебников палочках, — изумился Гарри.

— Похоже, — согласился Невилл. — Бабушку заинтересовало другое. Выбрала ли палочка маггла?

— Ну и как?

— Действительно выбрала: искрит. У отца Колина оказались слабые задатки мага, которые по-настоящему проявились в его сыновьях, — ответил Невилл.

Гарри вдруг одернул себя: они с Невиллом говорят о жизни, а пришли-то…

И на кладбище всё было неправильно. Буйствовала поздняя весна: яркая зелень травы, новая поросль на кустах и деревьях, птичий гомон, а они должны предать земле такого молодого Колина. Он же ничего не успел в своей жизни… и успел всё.

Понять, какая мера справедливости у Смерти и Судьбы, выше человеческих сил. Люди только могут долго помнить одних умерших или стараться быстро забыть других.

На маггловском кладбище, где похоронили Колина, воспользоваться магией было нельзя, и потому Гарри впервые увидел одну из траурных традиций: сначала родные, а потом все остальные бросали горсти земли в могилу. Комки стучали о крышку гроба и вызывали у Гарри странные чувства. В его горле встал и никак не проглатывался комок, перехватив дыхание. Страх, жуткий беспричинный страх овладевал им.

«Меня похоронят заживо!» — визжало что-то внутри.

Звук падающей земли из тихого превращался в грохот. У Гарри не хватало собственных сил прекратить этот кошмар. Его мир рушился, а мир Волдеморта возрождался в нем во всем своем уродстве. Вдруг кто-то крепко вцепился Гарри в руку. Все опять стало обычным. Он резко развернулся, чтобы увидеть своего спасителя…

Невилл. Вот только гримаса ужаса на его лице начала сменяться на отсутствующее выражение, глаза закатывались, а тело стало плавно оседать на землю.

— Невилл, не дай чужому страху завладеть собой, — шептал Гарри на ухо товарищу по несчастью, подхватив его.

Помощь пришла с неожиданной маггловской стороны. Одна из женщин быстро что-то сунула Невиллу под нос, тот чихнул и пришел в себя.

— Что… со мной… было? — испуганно прохрипел он.

— Не пугайся. Дурно стало, наверное. Лучшего друга хороните? — то ли спрашивала, то ли утверждала она.

— Нет… да… конечно, — неразборчиво пробормотали Гарри и Невилл и практически хором закончили: — Спасибо!

— Это вам спасибо, что пришли проводить нашего мальчика… — и пошла к родителям Колина.

— Я… боюсь, — прохрипел Невилл. — Он овладевает… мной.

— Прекрати! Нас двое живых, а Волдеморт — один… и мертвый.

Аргументы Гарри очень понравились Невиллу. На его порозовевшем лице появилась несколько вымученная, но все же улыбка.

Погребение закончилось, и люди начали расходиться с кладбища. Несколько человек, преподаватели и студенты Хогвартса, незаметно отошли в сторону, чтобы переместиться с помощью портключа на следующую церемонию прощания.

Притихший Хогсмид словно вымер — все были на похоронах, и не только горожане: многие волшебницы и волшебники пожелали проститься с героями. Не обошлось и без официальных лиц, представителей Министерства. Да только страшное горе — гибель молодых — сорвало с них лоск важных шишек. Им, как и остальным, было стыдно, что основную тяжесть в борьбе с Волдемортом взяли на себя школьники, учителя Хогвартса, магические существа да небольшая кучка магов из Ордена Феникса и жителей Хогсмида. Большинство же взрослых магов не сопротивлялись новой власти, чего-то выжидали и дождались… гибели собственных детей. Слишком мало население магической Британии, слишком тесны их родственные связи — ни одного волшебника не обошла скорбь утраты родственников. Теперь министерским работникам уже не до торжественных речей, да и дорожки от слез на их лицах говорили обо всем лучше самых красивых слов.

Местное кладбище было одним из самых крупных в Британии. Еще со времен Средневековья, охоты на ведьм и колдунов многие предпочитали, где бы они ни жили, хоронить своих родных подальше от магглов, чтобы оградить их могилы от вандалов и защитить от кощунства. Магов волновал покой детей и предков, вот и получилось, что самыми защищенными в Англии были Хогвартс и кладбище Хогсмида, по могилам и склепам которого можно было изучать историю магии.

Более сорока человек хоронили в одно время. Слезы, речи, цветы и могильный дух — смешение запахов от потревоженной земли и свежеструганных досок гробов, которые пробивались через лак, шелк и бархат драпировок.

Казалось, что природа слилась в своих чувствах с человеческим горем — накрапывал легкий дождик. Никто даже не воспользовался зонтами, и теперь казалось, что плачут все, даже те, кто находил в себе силы сдерживать слезы. А может, действительно скупые мужские слезы маскировались под капли дождя.

Прощание было долгим: каждый волшебник хотел подойти ко всем гробам и сказать свое: «Прости… спасибо… прощай!» Гарри, Рон, Гермиона и Невилл, как все остальные, стояли в этой печальной очереди к каждому из погибших. К каждому. Не забыв ни об одном из героев.

— Пора к нам, — прошептал Рон. — Мама захотела похоронить Фреда недалеко от Норы. Рядом с могилой Седрика Диггори.

Все четверо аппарировали к дому Уизли. Комнаты дома были слишком малы, поэтому рядом с домом разбили шатер, в котором все желающие прощались с Фредом. Гарри подозревал, что близнецы популярны в магическом мире, но то, что увидел, превзошло все его ожидания.

Многосторонняя натура Фреда отражалась в траурной толпе. Ученики Хогвартса с родителями — клиенты магазина «Ужастиков Уизли» — если не учились одновременно с Фредом, так были наслышаны о неукротимых близнецах. Участники Сопротивления и даже семейство Дурслей в полном составе, перевоспитанием которых проказливые близнецы занимались в последнее время и добились отличных результатов. Работники Аврората и других отделов Министерства, с которыми сотрудничали предприимчивые братья. Бизнес бизнесом, но от своего характера не уйдешь: все практически влюблялись в веселого и остроумного Фреда.

Смех так и застыл на его лице, запрещая плакать о нем. Каждый, подходивший прощаться, удивлялся, и все приходили к одинаковым мыслям. Может, смерть не так страшна? Может, смерть — это не смерть, а вход в другой непостижимый для живых, но прекрасный мир вечной жизни?

Когда по мановению палочки Билла могилу брата закрыла земля, то в небо вознеслось множество фейерверков. Похороны неожиданно превратились в праздник огней и красок. У всех рябило в глазах, губы расплывались в улыбке. Это не было кощунством — это было символом пусть и короткой, но такой яркой жизни не только Фреда, но и всех погибших в битве за Хогвартс.

Часы показывали далеко за полночь, а семейство Уизли с близкими друзьями всё сидело на кухне — не спалось. Уложили только Молли, напоив изрядным количеством успокоительных зелий, да Флер вызвалась дежурить рядом со свекровью. Ведь кое-что из чар вейл, подвластных ей, могло сослужить добрую службу, если зелья прекратят свое действие.

Беседа за кухонным столом не клеилась: то там, то здесь вспыхивала и снова гасла. Все думали об одном, но озвучить тему боялись, хотя по частым взглядам, которые каждый, вроде бы ненароком, бросал на знаменитые часы семейства Уизли, всё было ясно. Они ждали появления на них новой надписи. Ведь возникло же рядом со «смертельной опасностью» короткое слово «смерть». Правда, никто не знал, когда это произошло — Нору покинули давно.

Все замерли в надежде, хотя одни верили в загробную жизнь, другие — нет. О вере и неверии легко рассуждать теоретически, но когда смерть забрала близкого человека, то взгляды на многое пересматриваются.

«Фред! Как ты там?»

Однако стрелка с его портретом застыла на границе «смерти», и ничего нового не появлялось. Или в том мире нет понятия времени. Или в нашем — слов для выражения посмертного состояния души.

Ожидание зависло в воздухе, словно тонкая струна, которая все растягивалась и растягивалась, угрожая порваться. Если бы так хорошо сбывались хорошие прогнозы, как плохие. Первым не выдержал напряжения тот, от кого этого меньше всего ожидали, — Артур Уизли.

Все вздрогнули от грохота падающего стула, он же словно ничего не услышал. Сомнамбулой подошел к часам и начал по-маггловски, вручную, снимать стрелку Фреда.

Поняв, что делает отец, к нему опрометью бросилась Джинни, истерично завизжав:

— Не смей! Не смей! Он живой…

Ее кулаки стучали по спине Артура. То ли хотели достучаться до того мира, то ли наказывали отца за неверие. Ошалевший Артур развернулся, и Джинни, быстро выхватив злополучную стрелку, выскочила из дома.

Все оцепенели.

Первой пришла в себя Гермиона и шепнула Гарри:

— Иди… лучше тебя никто не сможет… успокоить ее.

— Я сам… — крикнул Гарри, срываясь с места.

Конец его фразы заглушил звук захлопнувшейся двери.

Майская ночь была хороша. Под лунным светом деревья отбрасывали фантастические тени, которые таинственно шевелились, когда легкий ветерок играл листьями на деревьях. В темноте зрение теряло свою власть над человеком, зато слух и обоняние вступали в свои права — всё становилось немного другим. Гарри погрузился в богатый мир тихих звуков и нежных запахов. Диссонансом в нем были рыдания Джинни, которые доносились со стороны полуразвалившегося сарайчика, где когда-то — почти в прошлой жизни — он беседовал с Дамблдором.

Ох, как хорошо Гарри понимал ее: два года назад он пережил те же чувства при потере Сириуса Блэка. В нем все кричало от боли — а кабинет Дамблдора поражал своей повседневностью, безразличием к его горю. Но он тогда винил себя в смерти крестного, а у Джинни нет причин для подобных мыслей.

«Хотя все живые испытывают вину перед погибшими. Мы — везучие в бою, а они — нет», — подумал Гарри.

Ему очень хотелось успокоить Джинни, но, как подступиться к ней, он не знал, не мог выдавить из себя ни звука. Даже Дамблдор в такой же ситуации не нашел для него подходящих слов, и Гарри, взбесившись до пелены в глазах, покарал его (вернее, кабинет директора) за неуместное спокойствие и ненужные слова.

— Джинни, — тихо позвал он любимую.

— Ты? Да как ты … — она захлебнулась от гнева, — ты посмел… прийти… ко мне.

— Так я же люблю тебя, — произнес удивленный Гарри.

— Любишь? Ты… любишь… меня? — и Джинни бросилась на него с кулаками.

Гарри ничего не мог понять. В чем его провинность? Ярость Джинни соответствовала силе ее ударов. Сначала Гарри безнаказанно давал себя бить, но после того как девичий удар рассек ему губу, терпение Гарри закончилось: он, хоть и с трудом, но смог зажать ее в своих объятиях.

— Прекрати! Какой бес в тебя вселился?

Она еще пыталась несколько раз вырваться, но тщетно. Ее рывки становились все слабее и слабее, пока совсем не затихли, зато рыдания накатились с новой силой.

— Я так надеялась… ни разу не подошел… я тебе не нужна… — услышал Гарри сквозь ее плач. — Уходи… забуду тебя… не буду навязываться…

— Что ты себе придумала, Джинни? — начал Гарри, но… неожиданно смог взглянуть на себя ее глазами.

Гермиона, любящая Рона, была рядом с ним и во время битвы, и когда семья оплакивала Фреда. А вот у него постоянно появлялись причины сторониться Джинни: то боялся, что не хватит сил после общения с ней пойти к Волдеморту, то после победы находились более срочные дела. О чем могла подумать девушка? Ее избегают, потому что разлюбили. Как же так получилось? Почему в их отношениях во главе угла стоят его, а не ее проблемы? Он — эгоист, который просто не умеет любить.

«Нет! Нет! Нет! — рвался его крик наружу. — Я хочу и могу ее любить».

Теперь ему стали безразличны, даже нужны удары Джинни. Может, они выбьют из него весь этот эгоизм. Он отпустил ее руки, только она больше не желала прикасаться к нему. Тогда он осторожно взял в ладони ее лицо и смотрел, словно не мог наглядеться, в такие дорогие глаза.

— Прости, прости меня, родная! — шептал Гарри, покрывая мокрое от слез лицо Джинни поцелуями. — Какой я идиот!

Она недоверчиво отстранялась, и Гарри, тюкаясь то в нос, то в щеку, готов был довольствоваться малым, лишь бы она простила. Он по-настоящему почувствовал соленый до горечи вкус их любви. Любви, которую он смог дать ей.

Понемногу Джинни начала расслабляться, всхлипы становились все реже, а дыхание — ровнее. Она будто бы добежала до последней черты «жизнь без Гарри», посмотрела, что там, и в ужасе кинулась обратно. Пусть счастье с ним всегда кратко и ненадежно, пусть он постоянно пытается спасать весь мир, забывая о ней — частичке этого мира, пусть потом будет от боли разрываться душа, пусть…

Зато есть этот миг, когда Гарри действительно испугался, что может потерять ее. Джинни ответила на его поцелуй.

Время остановилось, и мгновение превратилось в бесконечность. Пусть не хватало воздуха, пусть набатом стучало в висках, пусть удары чужого сердца ощущались даже через мантии. Или их уже нет? Сорванная одежда валялась на земле, а горячие тела прижались друг к другу. Это было то состояние, когда не понимаешь, где заканчиваешься ты и начинается другой, твой самый дорогой человек.

Все изменилось: ни нежных поцелуев, ни скромных ласк — властные руки прикасались к твоему телу и требовали тебя всего, до последней клеточки. Или это ты хотел отдать себя полностью? Уже безразлично, хорошо это или плохо, можно или нельзя.

Пальцы, запутавшиеся в прядях волос, причиняли боль, но всхлип не останавливал другого, а вызывал более бурные ласки.

Тело наткнулось на какую-то преграду, которую ты смел со своего пути. Громкий вскрик Джинни. Гарри замер, испуганно глядя на нее.

— Как же это я? Джинни, прости, Джинни…

Она заставила замолчать его поцелуем, крепко обхватила тело ногами и сделала движение навстречу.

Всё. Мир взорвался и закружился в вихре. Они так хотели, чтобы он поглотил их и затянул в самый центр воронки, где среди ночи разгоралось яркое светило. Ритм движения все убыстрялся, пока стон Гарри не слился с криком Джинни...

… и тишина. Теперь они знали, что такое счастье, а все остальное уже не имело никакого значения.

Что-то больно давило в бок, Джинни слегка пошевелилась и нашла стрелку Фреда.

— Прости, папа, — прошептала она. — Как теперь тебе в глаза смотреть?

— Тебе-то что. Мне как смотреть? Всем твоим… в глаза.

— А ты смотри, не отрываясь, только в мои, — засмеялась Джинни, показала язык и дотронулась им до губ Гарри.

Как когда-то первый снитч, он ртом поймал его и втянул в себя. Хихиканье Джинни перерастало в постанывания, и Гарри понял, что в Нору они вернутся не скоро. Так никто их и не искал: все были спокойны — ведь Джинни в надежных руках.

Возвращались они почти под утро, когда перед рассветом становится темнее. Нора затихла — сон сморил даже упыря. Гарри проводил Джинни до ее комнаты, а сам на цыпочках пробрался в свою постель в спальне Рона.

Другу снилось что-то хорошее, а судя по тому, как он страстно тискал подушку, то Гарри даже догадывался, что имя у сна — Гермиона.

Вспомнились слова подруги о любви, когда они беседовали на уцелевшей скамейке. Она всегда все знает лучше других, значит, не беда, что у них с Джинни впервые получилось в такой траурный день. Плохо одно: со свадьбой придется подождать.

Лицо Гарри расплылось в улыбке. Он так давно хотел, но боялся первого раза, а все вышло замечательно. Прочь все сомнения: любит он или не любит Джинни. Гарри готов кричать о своих чувствах на весь мир. В голове уже выстраивались планы. Хорошо бы было, если бы Молли отпустила Джинни с ним на остальные похороны. Вдруг Гарри вздрогнул, как от озноба: вспомнил о Волдеморте.

«Нет, это глупости, что он вселился в меня. Я люблю — он не может. Вот если бы я не мог любить, тогда другое дело. А знания? Каких только чудес нет в магическом мире».

«Джинни, Джинни, Джинни», — звенело внутри Гарри, под этот перезвон его и сморил сон.

Двое мужчин, крепко обнявшись, лежали в постели. Умиротворенное, расслабленное состояние…

«Дорого тебе, Вальбурга, обошелся отказ полукровке, который когда-то тебя любил. Сначала ты, догадавшись, что причина твоего бесплодия — мое проклятие, приползла ко мне на коленях и упросила лечь с собой в постель. Ты, наверное, и сейчас не уверена, от кого рожден твой первенец. Судя по красоте и характеру — мой. Теперь я обладаю и сыном твоего супруга. Наивный мальчишка так влюблен в меня, что готов на все».

— Сириус — не твой сын: он не говорил на парселтанге, — возразил Гарри и завис. Завис между сном и явью. Он чувствовал вкус чужих поцелуев, но не понимал, что это. Фантазии обычного сна, сюжеты которых плетет наше подсознание? Или рассказ о чей-то жизни?

— Черт! Помяни Волдеморта перед сном — приснится, — возмутился Гарри, которому, судя по темноте за окном, навряд ли удалось проспать более получаса.

И тут он понял, какие чувства вкладывал Волдеморт в слово «обворовали». Видимо, возражение Гарри попало в цель и разбило в прах какие-то мечты Волдеморта. Тоска, необъяснимая тоска разрасталась в груди у Гарри, он даже машинально посмотрел на это место, будто ожидая там что-то увидеть.

— Однако… такого нарочно не придумаешь, — изумился он. — Волдеморт расстраивается, что сын точно не его?

И тут в ночной тишине Гарри услышал странные хрипы, доносившиеся снизу, а там была только комната, в которой уложили спать Молли. Последние мысли о Волдеморте, воспоминания о том, как Молли расправилась с Беллатрикс, сплелись со странным звуком, и Гарри решил, что затаившиеся Упивающиеся пришли мстить. Молли душат.

Одной рукой схватив очки, а другой — палочку, он моментально аппарировал на помощь. Но комната была пуста, если не считать Флер, уснувшей прямо в кресле.

— Флер! Что с Молли? — кричал Гарри, расталкивая незадачливую сиделку.

Она быстро пришла в себя и одним взглядом оценила ситуацию, благо, в Шармбатоне читали основы колдомедицины.

— Гарри, Молли умирает. Срочно лекаря!

Два раза повторять было не нужно: взмах палочкой, вращение на месте — и он уже в больнице Святого Мунго.

Глаза дежурного лекаря стали круглыми, когда в приемную аппарировал растрепанный юноша в трусах и очках, но с волшебной палочкой в руке.

— П-поттер? — заикнулся он, узнав героя.

— Где дежурный лекарь?

— Я, а что слу… — последние звуки слова уже прозвучали в Норе, — …чилось?

Ответ ему не потребовался: положение было ясно и без диагностических чар. Секунда — и в руках лекаря появилось волшебное зеркало, еще несколько ушло на вопрос: «Где я?», а потом его крик: «Реанимационную бригаду в дом Артура Уизли!» услышали все обитатели Норы.

Хлопки аппарации сливались со стуком дверей. Суета, суматоха родных и слаженные, уверенные действия группы лекарей. Однако лица последних не вселяли больших надежд на благополучный исход.

«Если Молли умрет, то Джинни придумает себе вину», — ужаснулся Гарри и, как умел, начал молиться про себя.

Слова никак не складывались в правильные предложения, мысли жили какой-то отдельной от него жизнью. Перед глазами, как в калейдоскопе, складывались и снова рассыпались образы отцовской мантии-невидимки, Камня Воскрешения и Старшей палочки.

— Помогите, помогите ей, — уже вслух просил Гарри то ли лекарей, то ли Бога.

А в запертую заклинанием дверь бились дети Молли. Колдомедики пустили только Артура, Гарри и всхлипывающая Флер тоже оставались в комнате, забившись в угол.

Проходили минуты. Надежда таяла, и вдруг…

— Я видела Фреда… у него все хорошо… только мне велел уходить… Гарри, зачем увел меня… там так хорошо… — услышали все такой непривычно тихий голос Молли.

Лекари ли свершили чудо или молитва принята? Какая разница.

Артур бросился к кровати жены и начал целовать ее руки.

— Молли, останься с нами… как же мы без тебя?

Она молча кивнула головой в знак согласия, а потом подняла руку и помахала, словно прощаясь с Фредом. На ее губах скользила печальная улыбка.

— Опасность миновала, все чары мы установили, контроль вывели на больницу. Через несколько дней, когда ее показатели будут в норме для транспортирования, заберем в Святого Мунго. Инфаркт — дело серьезное, — беседовал дежурный лекарь с Артуром, пока дети столпились вокруг матери. — Вы чуть не наделали серьезной беды, переусердствовав с успокоительными зельями. Поттер молодец! Не дал потерять ни секунды.

Гарри начал потихонечку протискиваться к выходу, пока на него не обрушился шквал благодарностей.

— Потрясающе… — услышал он шепот другого лекаря своему коллеге, — я не дал бы и десяти процентов, что удастся… действительно чудо, — боковым зрением Гарри заметил, что оба косятся на него.

Только теперь Гарри понял, что одет только в трусы, и бросился бегом наверх в комнату Рона.

Он уже заканчивал одеваться, когда услышал, что его зовут сразу несколько голосов. Спасибо, но благодарности он послушает, когда схлынут их первые эмоции. А сейчас лучше спрятаться в комнате у Джинни: там его никто не будет искать.

И потом, ему есть о чем подумать. Или у него приступ мании величия, или Дары Смерти не случайно привиделись ему. Похоже, он проявил ненужную скромность: зря отказывается от того, что принадлежит ему по праву. Это звучало несколько пафосно, по-гриффиндорски, но Гарри не знал, как по-другому выразить свою мысль.

«Видимо, у судьбы есть какие-то планы на меня и Дары, — решил он. — Похоже, что сегодня я получил намек свыше, если не божественный пинок под зад».

Неожиданно пришла странная мысль о том сне, который так вовремя приснился. По своему опыту пребывания на призрачном Кингс-Кроссе, он мог сделать вывод, что на том свете все души связаны между собой. Мертвый Волдеморт наверняка знал, что Молли умирает. А вдруг он специально устроил провокацию с Сириусом, чтобы возмущенный Гарри проснулся и забил тревогу? Можно, конечно, отнести все на случайность, но это — пятьдесят на пятьдесят. Да что ему, жалко, что ли, доброго слова? Даже для Волдеморта?

— Ну, это… того, — как-то по-хагридовски начал он, но потом подумал и перешел с английского на парселтанг: — Спасибо, если ты разбудил меня специально.

В груди что-то трепыхнулось, но в этот момент в комнату заглянула Джинни.

— Все его ищут, а он здесь спрятался! — подбежала она к Гарри и кинулась с поцелуями. А ему лучшего проявления благодарности и не нужно. — Знаешь, Гарри, я думаю, продолжай и дальше спасать мир, если у тебя это так хорошо получается. Я не буду обижаться. Ты же обо мне потом все равно вспомнишь?

— Джинни, да я о тебе никогда не забывал, только не знал, что об этом нужно говорить.

Довольная Джинни за руку потащила Гарри на кухню, где собрались все. Избежать причитающейся ему порции благодарностей Гарри не удалось.

На улице забрезжил рассвет, все понемногу стали позевывать и дремать, но никто не расходился, пока не появился Артур и не разогнал их по комнатам.

— Пойду тоже еще посплю, — зевнул Гарри, заразившись от Рона.

Джинни о чем-то пошепталась с подругой, а потом подошла к Гарри и сказала на ухо:

— Пошли ко мне? А Гермиона пусть побудет с Роном. Пока маму не переведут в больницу, мы останемся тут, а потом вернемся в Хогвартс.

Первым делом, когда они остались наедине, Джинни спросила:

— Как ты услышал маму? Разве сразу не уснул, после того как мы расстались?

— Уснул, но мне такое приснилось… — Гарри замолчал, так как не знал, что делать: ни сказать правды, ни соврать ей он не мог.

— Признавайся. Выкладывай свои тайны, — хихикала ни о чем не подозревающая Джинни.

И тут таящийся Волдеморт показал свою силу: Гарри словно зажали властной рукой рот, а кто-то его голосом начал говорить.

— Мне приснилась ты. Целовала меня, ну… — Гарри даже покраснел от напряжения, стараясь вернуть контроль над собственным языком. Ничего не получалось. В голове звучал хохот Волдеморта, который откровенно забавлялся в этой ситуации, играя с ними, как с марионетками.

— Куда же я тебя поцеловала? Сюда? — Джинни нежно дотронулась до груди ладошкой.

— Ниже, — честно признался Волдеморт устами Гарри.

Рука девушки переползла на живот, и она повторила свой вопрос. Ответ был прежним.

— Ах, ниже-е-е? — Джинни толкнула его на кровать, оседлала и в шутку грозила кулаком.

Гарри уже было не до смеха. Внутри его царила паника. Что еще захочет сказать Волдеморт? Но хватка так же неожиданно исчезла, как и появилась.

— Джинни, дорогая, потому-то я в ужасе и проснулся, — поспешил объясниться Гарри, — и услышал хрипы твоей мамы.

— Думаю, мама не обидится на нас, если я завершу твой прерванный сон? Ведь он спас ей жизнь…

Гарри сначала не поверил своим ушам, потом не поверил своим глазам… а вот ощущениям не мог не поверить.

Неожиданно в его голове прозвучал холодный ехидный голос:

— За это тоже потом не забудь поблагодарить, Поттер.

Разбудили Гарри весьма оригинально: внутри него Волдеморт говорил пошлости, а потом взахлеб смеялся над своими же шуточками.

Кошмар! До чего же у них с Джинни все получалось гармонично: вместе достигли оргазма, вместе решили немного полежать, не разъединяясь, вместе сомлели…

Теперь ему в ухо посапывала уснувшая на нем Джинни, а Волдеморт потешался, что они… слиплись, что ему надоело ждать благодарностей, что Гарри далеко пойдет в вопросах секса, раз такого у него самого за всю жизнь не случалось.

Как же Волдеморту хотелось осквернить самое светлое и радостное, что сейчас было у Гарри.

А тот не возражал, не кричал, не ругался, даже наоборот — затаил дыхание. Однако это скорее напоминало затишье перед бурей.

Гарри мысленно вернулся в прошлое, на призрачный Кингс-Кросс. В тот момент, когда Альбус Дамблдор перебил его фразой: «Ты не сможешь ему помочь», и Гарри пошел за директором прочь от хнычущего ободранного ребенка. Видимо, зря: жизнь опять связала их. Теперь же он решил жить своим умом. Если все это происходит в его голове, то всегда можно всё изменить, заново переиграть сценку. И если тогда это было правдой, то будет и сейчас.

Превозмогая страх, отвращение, Гарри представил, как берет на руки изуродованного младенца и прижимает к себе, чтобы утешить.

Пошлый хохот исчез мгновенно — снова интуиция не подвела Гарри. Джинни могла безмятежно спать так, как ей нравится. И это касалось только их двоих.

Осторожные скребки в дверь, тихий шепот:

— Джинни, Гарри пора вставать.

У Гарри невольно вырвался смех. Интересно, какой смысл этому слову придает подруга?

— Тьфу! Наслушался чужих пошлостей — сам начал. — Гарри вздохнул: будь его воля — не скоро бы он вылез из кровати. — Солнышко моё, Гермиона зовет.

— Да, да, да, иди! — говорила Джинни, но ее движения противоречили словам: еще сильнее прижималась к нему.

Вот так всегда: только выглянет маленький лучик счастья, как судьба позаботится, чтобы появились тучи.

В час дня портал перенес Гарри и Гермиону в Годрикову Лощину. Прощание проходило на центральной площади городка рядом с зачарованным обелиском. Прежде на нем были написаны только имена земляков, погибших в борьбе с Волдемортом. Теперь жители города решили увековечить золотом на стеле имена всех, где бы они ни родились.

Мэр Годриковой Лощины взмахнул волшебной палочкой, и обелиск начал расти и покрываться вязью имен. На глазах у всех он из каменного превращался в позолоченный. Непроизвольный вскрик вырвался из толпы. И мертвая тишина. Сколько же магов погибло в братоубийственной войне?

— Магия Истины не упустила ни одного имени, а вот людям свойственно забывать. Я предлагаю рядом с музеем Поттеров (Гарри вздрогнул) создать еще один — посвященный всем, чьи имена появились на этом обелиске, — обратился к горожанам мэр.

— Да! Гарри, что об этом думаешь? Слово Поттеру! — понеслось из толпы.

Гарри вышел вперед — сияющий на солнце обелиск превратился в скульптуру. Действительно, каждое имя — горе какой-то семьи. Гарри окинул взглядом пришедших на площадь, сейчас многие могли сдерживать слезы, но припухшие покрасневшие глаза выдавали их. Только стекла очков, играя золотыми бликами, скрывали глаза некоторых. Золото букв сияло в лучах солнца и отражалось в окнах магазинчиков, паба, почты и в витражах церкви.

Гарри снял очки, чтобы все видели его глаза. На лице сразу появилось выражение беззащитности, свойственное близоруким людям. У многих возникла мысль:

«Этот юноша, почти мальчик смог победить Темного Лорда?»

— В Сочельник я вместе с Гермионой Грейнджер был впервые в родном городе и увидел дом, где жил с родителями. Спасибо всем за надписи, оставленные на доске над калиткой. Они очень поддержали нас. Вот только… не пришло в голову… что стоял перед музеем… Спасибо, но я даже представить себе подобного не мог… — Гарри споткнулся на поразившей его мысли. — Судьба распорядилась так, чтобы мы стали необычной семьей, хотя были как все: ни лучше и ни хуже других. Отец мог бы вместе с остальными мужчинами сидеть в пабе за стаканчиком огневиски, а мама вместе с подругами — выбирать обновки в этих магазинах. Сейчас передо мной в гробах лежат мои ровесники. Мы могли бы быть друзьями с детства: вместе бы играли в квиддич, проказничали, учились бы в одной начальной школе и волновались, когда же к нам прилетит сова из Хогвартса… А вместо этого я хороню их. Я стал Избранным в младенчестве, когда сам ничего не мог выбирать, а вот они — настоящие Избранные, потому что сделали свой выбор самостоятельно, пожертвовали своей жизнью ради других… А в доме моих родителей хватит места для всех, — Гарри облизал пересохшие губы.

После окончания похорон Гарри, Гермиона и Невилл вместе с мэром и смотрителем музея пошли туда.

— Как ты? Этот не беспокоит? — тихо спрашивал Гарри Невилла, слегка отстав от основной компании.

— Все нормально: не беспокоил ни на кладбище, ни утром, когда беседовал с магистром.

— Ну и как тебе он? — заинтересовавшийся Гарри сразу забыл о Волдеморте. — О чем говорили?

— Теперь он мне понравился намного больше, чем на первый взгляд, — ответил Невилл. — Задал мне один вопрос по гербологии: «Какие сорта лучше, ранние или поздние?»

— Что за глупый вопрос? — поразился Гарри. — Всем понятно: каждому — свое время.

— Ну, это тебе, Гарри, понятно… — замялся Невилл. — А я долго… ну… сам понимаешь… А теперь я пообещал магистру, что больше так о себе думать не буду.

— Видишь, я тупее тебя, — Гарри почесал затылок, — принял вопрос Эрихто за чистую монету.

— А меня удивило, что мои друзья не догадываются о моих… проблемах, — Невилл доверительно поделился своими впечатлениями. — А магистр раскусил… глянул мельком и раскусил.

— Он умеет читать ауры. Сам нам сказал.

— Здорово! Из наших только Луна что-то видит, — Невилл хмыкнул и закончил: — Только я подозреваю, она сама не понимает, что видит. А магистр мне еще книжку дал и велел очень внимательно читать.

В этот момент они подошли к музею. Гарри и Невилл заволновались: первый — что впервые переступит порог собственного дома, второй — как Волдеморт отреагирует на посещение места, где начался его крах.

Гарри смотрел на дом и не мог разобраться в своих чувствах. Ему было не так больно, как он предполагал, когда шел сюда. Может быть, оттого, что все это он уже видел глазами Волдеморта? Вот тесный коридорчик, где так и продолжает вечно стоять детская коляска. Волдеморт заметил ее, когда зеленая вспышка осветила все вокруг. А цвет у нее темно-бордовый с желтой отделкой. Чего еще ждать от двух гриффиндорцев? Гарри дотронулся до нее рукой и готов был поклясться, что в нем всплыли какие-то туманные воспоминания, вернее, ощущения. Еще раз провел ладонью по велюру коляски. Знакомо? Или он сам себя обманывает?

— Странно, я почему-то знал, что в коридоре будет коляска.

— Это не твои знания, а его, — ответил Гарри Невиллу, идущему за ним следом.

Гостиная действительно была мала, особенно если учесть, что в ней поместилось сразу пять человек. А вот и диван, на который отец так опрометчиво бросил свою палочку. Внутри Гарри что-то недовольно зашевелилось.

«Конечно, его шансы на победу в бою с тобой были мизерными», — мысленно ответил он Волдеморту, вспомнив сражение между ним и Дамблдором в Министерстве, а вслух спросил: — Извините, а где палочки моих родителей?

— Мы нашли только палочку матери, она лежала под рухнувшим столом, — начал рассказывать мэр. — Ее потом забрали работники Министерства, а отцовская, наверное, погибла при взрыве.

— Палочка погибла? — изумился Гарри. — А как же диван уцелел?

Все смотрели на него в полном недоумении — но Гарри это было безразлично. Пусть он выглядел сумасшедшим, когда кинулся к дивану и начал шарить рукой между подушками сиденья и спинки. Пусть его радостный возглас: «Нашел!» ничего не объяснял присутствующим. Гарри-то знал, что отцовскую палочку могло отбросить только в одно место. И осторожно извлек ее оттуда.

— Вы считаете, что это палочка вашего отца? — спросил мэр.

— А чья же еще палочка может быть в этом доме? — ответил хранитель музея. — Только вот специалиста, чтобы сказал наверняка, в нашем городе нет.

— Я уверен, но вы можете проверить ее на последнее заклинание. Отец пускал из нее разноцветные клубы огня.

… и комната наполнилась разноцветным дымом.

— Как парадоксальна младенческая память. Вот как такое можно запомнить?

Гарри удивленно пожал плечами.

— Ничего странного… со мной тоже подобное случалось, — поделился своим опытом хранитель музея. — Мне было только три месяца, когда отец бросил нас. Так вот, сцена его ухода навязчиво снилась мне многие годы, хотя я искренно считал отчима родным отцом. Потом, уже взрослому, мама рассказала правду и подтвердила, что все происходило именно так. А Гарри было больше года, когда это случилось. Он мог многое запомнить, но…

Пока словоохотливый мужчина рассказывал свою историю и делился догадками, Гарри услышал тихий свист за спиной, который складывался в слова парселтанга:

— Это тоже из воспоминаний Лорда?

Гарри резко развернулся и свистнул другу в ответ:

— Ты заговорил на змеином языке?

Невилл изумился: просто он очень тихо хотел спросить у Гарри, а вот что вышло.

Чтобы уйти от разговора о тайнах памяти, Гарри решил подняться на второй этаж. Вдруг он не совладает с выражением лица? А это может вызвать у других ненужные мысли или вопросы.

Он внимательно посмотрел на дверь, которая явно когда-то была сорвана с петель. Они так и остались болтаться, напоминая о прошлом, а крепилась она уже на новую пару.

Едва Гарри прикоснулся к дверной ручке, как что-то так сжалось в его груди, что он даже пальцем мог указать на место, где обитает Волдеморт.

«Если ты так… тебе это тяжело… то могу не заходить туда», — предложил ему Гарри.

— Иди! Хорошо, хоть подобрал слово «тяжело», а не «боишься», — ответил холодный голос, после некоторого молчания продолжив: — Я долго думал, почему не почувствовал, что твоя мать подготовила мне западню. Не могла не проскочить у нее мысль об этом в такой момент. Я — самый сильный из легилиментов — смотрел ей в глаза, но там был только страх за тебя — и всё. Или это стихийная магия, или мне удружил Дамблдор?

«Ты зря недооцениваешь силы, в которые не хочешь верить», — ответил Гарри и распахнул дверь.

Яркий солнечный свет ударил в лицо. День был на редкость погожим, только слабенький ветерок шевелил листья на разросшемся плюще и деревьях. Однако Гарри не чувствовал этих дуновений. Чтобы подтвердить свою догадку, пошел к разрушенной стене, но защитные чары остановили его, словно наткнулся на стеклянный купол.

Гарри отвернулся от разлома и увидел свою детскую кроватку, в которой так и остался лежать его мишка Тедди. Рядом на полу валялась книжка с волшебными картинками, видимо, мама перед сном читала ему ее, пока крик отца…

Гарри смахнул слезу. А вот и сваленный набок стул и коробки, которыми мама пыталась забаррикадировать дверь. Из одной выглядывал кончик…

— Боже мой! Моя метла! — закричал Гарри и услышал топот, бегущих по лестнице ног.

Первой с криком: «Что случилось?!» ворвалась на верхний этаж Гермиона.

— Я нашел первую метлу, которую мне подарил Сириус, — выдохнул Гарри.

Из родного дома он уходил, крепко прижав к груди трофеи: палочку отца, метлу Сириуса и обручальное кольцо матери. Позже ему обещали прислать копии всех колдографий родителей и их предков, которые теперь хранились в музее.

Гарри сидел на софе в ярко освещенной гостиной дома Тонксов. Впервые он появился здесь почти год назад. За это время в комнате ничего не изменилось, а вот люди…

Нет больше Теда Тонкса. Рядом с его могилой несколько часов назад похоронили его дочь и зятя. А в каштановых волосах Андромеды появилось слишком много седых прядей, скорбные морщинки залегли в уголках губ. То, что при первом знакомстве Гарри принял за легкую надменность, теперь бы он назвал строгостью. Это выражение стало основным в ее лице, и только когда взгляд Андромеды падал на малыша Тедди, большие глаза начинали сиять, а на губах появлялась добрая улыбка.

Она очень стойко пережила двойные похороны. Ни слезинки не было на лице, только спина выдавала ее горе: становилась все прямее и прямее, словно какой-то стержень прорастал внутри женщины. Ведь теперь, потеряв детей, она одна должна воспитывать внука.

А вот Гарри эти похороны перенес тяжелее других. Так и не появилась у него привычка хоронить. Вид мертвых Ремуса и Доры смел плотину, которая сдерживала его слезы, и они полились горячим, жгучим потоком. И не было никаких сил, чтобы остановить их. Гарри даже не мог толком понять причину такой реакции. То ли ему жалко тех, кто ушел, оставив сиротой сына, которому от роду неделя? То ли жалко самого себя? Стоит Гарри привязаться к кому-то из старших, как человек умирает…

Гермиона, Гарри и Невилл напросились в гости с ночевкой к Андромеде, когда заметили ее одиночество в мире волшебников. С чистокровными магами она порвала, выбрав любовь к грязнокровке, а к остальным не «дошла», ограничив свой мир любовью к мужу и дочери. Конечно же, к ней очень хорошо относились все из Ордена Феникса, но настоящей близости ни с кем не случилось. Впитанная с молоком матери надменность была нелегким испытанием для решившихся подружиться с ней.

Гермиона же взяла на себя смелость растопить этот лед, и вот уже где-то пару часов они увлеченно беседовали после ужина. Женский разговор вился неисповедимыми для мужчин путями. Они уже и не пытались овладеть тайной женской логики: Невилл углубился в книгу магистра, периодически отвлекаясь, чтобы ответить на какие-то обращенные к нему вопросы, а Гарри предоставил себя в полное распоряжение крестника, осваивая роль юного отца.

Когда Андромеда разрешила подержать крестника, у Гарри даже руки задрожали: было страшно прикоснуться к крохе, который еще головы не держит, но зато громко плачет. Но он все-таки взял Тедди на руки, хоть и неуклюже. Правда, фразу Андромеды: «Может, укачаешь его?» воспринял буквально — начал покачивать, словно на качелях. Однако младенцу это понравилось, и в комнате наступила долгожданная тишина.

Тедди, наверное, почувствовал гибель родителей и был на редкость беспокоен. А может, так ведут себя все малютки? Гарри не с кем было сравнивать, но «полеты» на его руках по гостиной и другим комнатам успокаивали Тедди. Стонать: «Спина-а-а! Руки-и-и!» Гарри предпочитал подальше от ушей Андромеды, искренно удивляясь, каким весомым становится новорожденный младенец после доброго часа в твоих руках. Так сильно он не уставал даже на самых тяжелых тренировках по квиддичу, однако тишина была отличным аргументом в пользу полетов. И Гарри смирился с ролью «метлы».

Видимо, Тедди будет не только метаморфом — о своем настроении он уже отлично сигнализировал цветом волос, — но и отличным игроком в квиддич, если ощущение полета сразу успокаивало его. Так что уговорить себя еще немного понянчиться с младенцем Гарри было не сложно, хотя он сильно подозревал, что того же требовал и Волдеморт, которого еще со времен детского дома раздражал детский плач.

— Послушай, а почему тебе не нравится детский плач? — заинтересовался Гарри, а для того чтобы его точно услышали, тихо прошипел эту фразу по-змеиному. — Ведь ты наоборот должен получать от этого удовольствие, как от криков и слез взрослых при Круциатусе.

— Считай, что это во мне чахнет зародыш любви, — злой смех Волдеморта как неожиданно зазвучал в голове Гарри, так и резко оборвался. — Ты же мечтал, чтобы я раскаялся и начал новую жизнь? Твое желание исполнилось, но за все нужно платить: жить я буду в тебе…

Злобный хохот снова завибрировал в ушах Гарри. Но что же тут поделаешь? Иногда наши желания исполняются самым непостижимым образом. Однако средство для укрощения чужой злобы уже найдено: Гарри мысленно прижал к себе смеющегося уродливого младенца, а реально — наконец-то крепко уснувшего Тедди.

Гарри осторожно отнес и положил крестника в кровать, а сам направился к остальным в гостиную. Андромеда встретила его благодарной улыбкой, а потом попросила показать обручальное кольцо Лили Поттер. О нем и посещении Годриковой Лощины ей уже рассказали Гермиона и Невилл.

— Я бы хотел подарить его Джинни как обручальное, но боюсь… вдруг оно, как и у мамы, не будет счастливым…

— Гарри, никогда не думала, что ты такой суеверный, — упрекнула Гермиона.

Но Андромеда отнеслась к этому более серьезно и попросила дать ей в руки перстень.

Она долго разглядывала его. Украшение представляло собой переплетение трех голов единорогов, поддерживающих в центре изумруд такой чистой воды, что даже глаза Гарри, если бы могли самостоятельно мыслить, позавидовали бы этому цвету. Если внимательно присмотреться, то дорожки из белых бриллиантов, украшающих рога, складывались в треугольник, вершинами которого служили черные бриллианты глаз единорогов. Изящное кольцо поражало таким мастерством ювелирной работы, что от него сложно было отвести глаза даже тем, кто не слишком ценил драгоценности.

— Это очень ценное кольцо гоблинской работы. Их магия уничтожает любые негативные флюиды. Конечно, на эти вещи можно наложить черномагические проклятия, но это по плечу только очень сильным магам, — заключила Андромеда очень уверенно. — Кольцо будет отличным подарком для твоей невесты, Гарри. Если хочешь, то могу фамильным заклинанием Блэков показать тебе имена всех бывших его хозяек.

Это заинтересовало даже Невилла, отложившего книгу и подошедшего к столу.

В воздухе возникли искры, которые стали складываться в вязь имен. Андромеда посмотрела на первую строчку списка.

— Мой Мерлин! — не удержалась от вскрика Андромеда. — Это кольцо сделали для последней из рода Певереллов по прямой линии — Матильды. Это не просто ценное, а редчайшее кольцо.

Гарри и Гермиона переглянулись друг с другом. Потом он перевел взгляд на последнюю строчку с именем своей матери и заметил, что искорки сияют, но никак еще не сложатся в новое имя. Семейная магия рода Блэков прочитала его желание: после обряда с телом Волдеморта он хотел обручиться с Джинни, открыв новую счастливую страницу в своей жизни.

Он подсел к Невиллу и заглянул в книгу.

— О чем?

— О родственных душах, — ответил Невилл и, заметив недоумение Гарри, добавил: — Я тоже думал, тут будет что-то по гербологии или связанное со стихией Земли, чтобы я был лучше подготовлен к обряду. А нет!

— Неспроста эта книжка, — решил Гарри.

— Чем дальше читаю, тем сильнее в этом убеждаюсь. Хочешь по-настоящему испугаться? — спросил Невилл.

— Нет! — сразу ответил Гарри, подождав немного, добавил: — Что молчишь? Пугай!

— Ты и я — родственные души с Волдемортом.

— Не испугался… но звучит неприятно, — успокоил его Гарри. — А что значит «родственные души»?

— Если кратко, то так: вечная душа, живущая в Том мире, спускает часть своей энергии в этот и живет человеческой жизнью, словно ребенок, играющий в куклы.

— А, ну это как у магглов компьютерные игры, за которыми Дадли готов просиживать сутками, — перебил Невилла Гарри.

Тот закивал головой, хотя Гарри сильно подозревал: друг крайне смутно понимает, что имеется в виду.

— Так вот, некоторые очень опытные духи могут «вести» не одного человека, а сразу несколько, причем специально разыгрывать бои между ними. Главным достижение считается, если родственные души преодолеют эту вражду, осознают, что воюют сами с собой, и заключат мир.

— Невилл, а там написано, как определяются такие души?

— Сейчас читаю об этом, — ответил тот. — Там много написано о положительных взаимоотношениях, а только сейчас дочитал до отрицательных. Первый признак — что они постоянно, даже назойливо, сталкиваются друг с другом. Второй — что они очень не нравятся друг другу. Каждый думает, что в другом все не так, как нужно. Третий…

— Черт! Волдеморт! — охнул Гарри, но, подумав немного, добавил: — И Снейп… да и Драко Малфой. А не много ли у меня родственников?!

— Вроде как до двенадцати бывает… — тяжело вздохнул Невилл.

— Черт! Целая корзинка. Разве с такими можно подружиться? Хотя… на Снейпа я уже смотрю совсем по-другому.

Заметив, что к ним направляется Гермиона, друзья быстро свернули разговор. Зачем отягощать подругу, если завтра можно задать вопросы самому магистру.

— Нас приглашают на чай, — сообщила Гермиона.

За столом Гарри предпочитал не смотреть лишний раз в лицо Андромеде: все же она навевала неприятные воспоминания о Беллатрикс и Волдеморте. Хорошо, посадили его не напротив нее. Однако Гарри чувствовал: Волдеморт постоянно хотел, чтобы он смотрел именно на Андромеду. Это очень раздражало. Но что там умная книжка советовала? Поискать хотя бы для начала общий язык? Точно, парселтанг! И дружески пошипеть друг на друга.

«Так дорога тебе была Беллатрикс, что жаждешь неотрывно смотреть на ее сестру?» — поинтересовался Гарри у Волдеморта.

— Нет, мне она больше напоминает свою тетку, Вальбургу.

«Эту мерзкую старуху? — фыркнул Гарри и почувствовал, как внутри него будто бы кто-то в гневе со всего маха хлопнул дверью. — М-да, похоже, дружеская беседа не удалась».

Чаепитие уже подходило к концу и все собирались расходиться по своим комнатам, когда Андромеда смогла сказать то, что волновало ее.

— Гарри, я смотрю, вы с Тедди понравились друг другу. Когда я умру, он не останется один, — с несколько вымученной улыбкой неожиданно закончила она.

— Ну что вы такое говорите! Вы еще так молоды!

— Не волнуйтесь, в первый раз в Хогвартс его я провожу сама, — Андромеда столь же резко свернула, как и начала, эту тему. — Невилл, твоя бабушка тоже одна вырастила такого замечательного внука. Я думаю, она планирует еще погулять на твоей свадьбе и понянчить правнуков. Извините, это я так… расслабилась. Просто накипело. Извини, Гарри, как-то глупо получилось: вроде я сомневаюсь, что ты будешь хорошим крестным.

— Не извиняйтесь! Я постараюсь не стать безответственным, хотя после того как узнал, что я крестный… — Гарри вздохнул, — …и пошел грабить «Гринготтс».

Все рассмеялись.

Лежа в кровати, Гарри старался думать о Джинни, но мысли навязчиво возвращались к последним словам Андромеды. Конечно, он постарается быть очень хорошим крестным для Тедди, если уж война лишила мальчика родного отца! Но в эти приятные планы назойливо вклинивались мысли о Вальбурге. Как можно Андромеду — такую приятную женщину! — сравнивать с мерзкой старухой на портрете?

Дверь за спиной скрипнула. Тому Риддлу, которого так теперь мог называть только избранный круг сокурсников по Хогвартсу, не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто это. Даже не нежный запах духов выдавал посетительницу, а звук уверенных шагов.

— ПОЛУКРОВКА-А-А-А!

На столе директора Хогвартса лежали четыре предмета, воплощающие разные Стихии и специально приготовленные преподавателями школы: хрустальная чаша, коробок с необычными, очень крупными спичками, метла и деревянная коробка в форме цветка лотоса. Магистр Эрихто сосредоточенно тестировал их качество: после взмахов палочки в воздухе вспыхивали и гасли то разноцветные огоньки, то всполохи, похожие на радугу или северное сияние. По его лицу нельзя было догадаться, какие получаются результаты, а, судя по прорывающемуся беспокойству, деканы Хогвартса не понимали, что показывает эта магия. За долгие годы работы в школе они отвыкли от подлинного столкновения с неведомым, и теперь неожиданно, словно под действием хроноворота, перенеслись в свою юность.

Страх неудачи у каждого проявлялся по-своему. Губы Минервы Макгонагалл становились все уже и уже, грозя вообще исчезнуть. Гораций Слагхорн так часто подергивал свой пышный моржовый ус, что одна щека уже заметно покраснела. Помона Спраут усиленно мяла свою многострадальную шляпу, вызывая у мадам Помфри желание выхватить ее из рук хозяйки. А Филиус Флитвик вообще не мог устоять на одном месте.

Да что преподаватели! Портреты на стенах замерли в ожидании. Все боялись даже пошевелиться, и мертвую тишину нарушали только тихое потрескивание чар Эрихто и гулкий в тишине звук шагов Флитвика.

Вырвался общий вздох облегчения, когда магистр наконец-то произнес:

— Вы превзошли все мои ожидания — работа выполнена безукоризненно.

— Магистр Эрихто, хочу от лица всех присутствующих поблагодарить вас за помощь в восстановлении Хогвартса, — обратился к некроманту Дамблдор. — Я просил вас помочь с похоронами Волдеморта, а вы…

— Альбус, это же моя работа — уничтожать последствия черномагических чар, а архитектура — хобби с юности. Так что я еще и получил необыкновенное удовольствие, восстанавливая ваш замок.

— Думаю, что завтра начнем рассылать школьникам сов с письмами, — предложила Макгонагалл. — Через неделю продолжим учебный процесс, только перенесем немного время экзаменов. Нам нужно многое наверстать после таких преподавателей, как Кэрроу. Придется всем деканам взять на себя дополнительные занятия на своих факультетах по ЗОТИ.

— Дорогая Минерва, не спешите, — одернул ее Дамблдор. — Давайте до конца сначала решим проблему с Волдемортом.

— Извините, что вмешиваюсь не в свое дело, — властный голос магистра совсем не соответствовал его словам, — но что вы собираетесь предложить трио, пропустившему весь учебный год? На ауре Гарри Поттера видны поражения от смертельных заклятий, особенно от попавшего в голову. Сейчас он кажется вам здоровым, но если не принять меры, болезнь станет необратимой. В этой ситуации ни о каких экзаменах не может быть и речи.

— Но он так мечтал стать аврором, — печально произнесла Макгонагалл, — без ТРИТОНа никто не допустит его к обучению в Аврорате.

— Ну, уж это не проблема, — высказал свое мнение помалкивавший до этого Кингсли Шеклболт. — Свою пригодность он доказал делами, а теорию подтянем. Считайте, что приказ о разрешении Гарри учиться в Аврорате я уже подписал. Хотя думаю, что этот вопрос нужно решать не только насчет Гарри, но и насчет всех, кто сейчас лежит в больнице Святого Мунго.

— Нам еще нужно серьезно обследовать тех детей, которым досталось от Кэрроу, — добавила мадам Помфри.

Участники совещания решили, что все экзамены переносятся на август.

Магистр первым откланялся и вышел из кабинета, но не успел отойти и пару шагов от горгульи, как столкнулся с Гарри и Невиллом.

— Что-то вы очень рано. Церемония очищения оскверненной могилы Дамблдора назначена на полдень, а наш обряд — на закате.

— Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, — на магистра смотрели две пары умоляющих глаз.

— Добро пожаловать в мои комнаты. Я думаю, вы затронете достаточно серьезные темы, чтобы отвечать на них в коридоре.

— Мы — родственные души Волдеморта? — нетерпеливо вырвалось у Гарри, как только они расселись по креслам.

— Меня радует, что из уст Невилла ты услышал то, что не смог услышать от меня, — магистр начал несколько издалека, и друзья сразу поняли, что ответ будет утвердительным. — Вы действительно родственные души, но не нужно трагически воспринимать эту информацию. Ваша жизнь от этого не заканчивается.

— Я неплохо жил, даже когда был хоркруксом Волдеморта, — признался Гарри.

Если удивленный взгляд Невилла был ему понятен, то недоумение, проскользнувшее по лицу магистра, поразило.

— Откуда такая информация?

Гарри пересказал все, что узнал об осколке души Волдеморта из воспоминаний Северуса Снейпа.

— Гарри, была ли в твоей жизни ситуация, когда два хоркрукса Волдеморта находились вблизи друг друга? — поинтересовался магистр, и Гарри понял, что тот не будет навязывать ему свои знания, а заставит думать и приходить к своим выводам.

— Да, в Сочельник в Годриковой Лощине, когда Нагайна оказалась очень близко, то медальон забился с такой силой, что свитер приподнялся, — ответил Гарри и тут же решил: — Но ни я… ни на меня хоркруксы так не реагировали. Зачем профессор Дамблдор обманул меня и Северуса Снейпа?

— Ты сделал правильный вывод: никакие «самопроизвольные» хоркруксы вообще невозможны, так как их создание — очень сложный и длительный обряд. Потом, я думаю, ты помнишь: хоркрукс невозможно повредить обычными методами. Поверь, удар бладжером к необычным методам не относится. А вот след перелома и действия костероста я вижу на ауре твоей руки. Относительно профессора Дамблдора… лучше спросить у портрета, но здесь есть два варианта: обманулся сам или не смог сказать правды, которая еще страшнее.

— Вы считаете… — голос Гарри дрогнул, — …правда обо мне… еще страшнее?

— Для меня вообще нет ничего страшного в этом мире. И вопрос касается не только тебя одного, а вас обоих. Конечно же, мои слова — не истина в последней инстанции, но то, что я говорю, основывается на тех познаниях в Темных Искусствах, которых не было ни у Волдеморта, ни у Дамблдора.

За всю свою жизнь Гарри и Невилл никого так внимательно не слушали.

— Родство ваших душ возникло вынужденно. Волдеморт сам спровоцировал это, дробя и дробя душу для хоркруксов. Отколотый кусочек сохраняет негативные качества, свойственные человеку, а вот их противоположная позитивная часть была вынуждена возвратиться к первоисточнику. Похоже, что он нарушил все основополагающие законы бытия, поэтому и были рождены вы — его родственные души. В вас в первозданной чистоте пребывают энергии, от которых отказался Волдеморт: любовь, доброта, честность, скромность, преданность… Высота тона вибрации этих энергий слишком велика для одного человека, поэтому вас двое.

— Мы оба полностью подходили под пророчество, но Волдеморт выбрал меня.

— Да, как и палочка-близнец. Но интересно, что Невилл всегда, как поздний сорт, — магистр весело подмигнул ему, — ждал своего часа. Он совсем не был слабым магом. Просто у него не было палочки, которая выбрала бы его — бабушка по своему желанию вручила ему отцовскую. Удивляюсь: как можно учиться колдовать с чужой палочкой, если даже для опытного волшебника это сложно. Этим в основном объясняются все твои школьные проблемы, Невилл.

— Давай признаемся, — прошипел Невилл Гарри, когда магистр отошел к буфету, чтобы налить всем тыквенного сока.

— Можете не утруждаться, — ответил на парселтанге магистр. Переждав, как хороший актер, минуту немой сцены, он спросил: — Думаете, вы одни — знатоки этого тонального языка? Хотя таких талантов, как у вас, у меня не было. Я долго учил его, так как врожденным тонким слухом не обладаю, а прямых знаний мне никто не передавал.

— А почему я заговорил только сейчас, а Гарри — еще в детстве? То, что сейчас творится с нами… ну, знаем о том… о чем не знаем… — Невилл замолчал, смутившись от своего косноязычия.

— Да, это называется прямыми знаниями. Они передаются в черномагических родах определенного уровня. Я сразу понял, что это ваш случай, когда только с вами познакомился. Избавиться от этого нельзя, вдобавок сейчас ваше положение осложняется неупокоенностью души Волдеморта. У вас же не только его знания, но и эмоции? — Гарри и Невилл в ответ одновременно кивнули. — Это тяжело, но должно пройти после обряда. Что касается второго вопроса, о раннем проявлении знания языка у Гарри, — трудно сказать. Скорее всего, это последствие взаимодействия с Непростительным проклятием. Оно могло спровоцировать как способности, так и болезни.

— Магистр, но почему смертельные проклятия Волдеморта не убили меня, если я не хоркрукс?

— Гарри, ими бы он не смог убить и Невилла, так как у этого заклинания есть один недостаток: им невозможно совершить самоубийство. Значит, нельзя убить и родственную душу. А поскольку родственные души, покушающиеся друг на друга этим проклятьем, редки, об этой особенности заклятия известно только в нашей школе, где оно и было создано. Теоретически Волдеморт не должен был и сам погибнуть, но, вероятно, то, что он разбил душу на хоркруксы, привело к непредсказуемому результату. — Магистр перевел взгляд на старинные часы, украшающие комнату, и вздохнул: — Извините, но у меня не осталось больше времени для беседы. Через час все соберутся, чтобы снова проститься с Альбусом Дамблдором, а мне еще нужно переговорить с мисс Грейнджер, подготовить ее для нашей церемонии. А вы подойдите, пожалуйста, к своим деканам.

Словно услышав слова магистра, в дверь постучалась и вошла пунктуальная Гермиона.

Через час все встретились у Темного озера. Гарри казалось, что он перенесся на год назад: опять ровными рядами расставлены стулья, которые почти в полном молчании занимают все пожелавшие еще раз проститься с профессором Дамблдором. Проститься? Гарри вдумался в звучание этого слова. Он не пойдет выяснять у портрета, заблуждался или лгал ему директор. За год он многое постиг и понял самое главное: как неустойчиво наше отношение к другому человеку. Даже самая жгучая вражда может иссякнуть, если постараться понять и принять другого. Пример тому — Северус Снейп. И Гарри теперь очень стыдно, что у них сложились такие отношения. А Альбуса Дамблдора он любит, и плевать, что он стал марионеткой в его руках. Да, тот жертвовал им в игре с Волдемортом, но еще раньше сделал в ней ставкой свою собственную жизнь. И погиб, а Гарри остался. Теперь он жалел только об одном: что директор не закрыл глаза на возможные последствия, как в разговоре с Снейпом, и не рассказал ему всей правды. Хотя нужно отдать должное: Северус Снейп сильно давил на директора, чтобы расставить все точки над «и». Гарри бы так не смог.

«Мир твоему праху, — решил он. — Нет в моей душе обиды на тебя».

— Гарри, — тихо спросила его Гермиона, — ты уже положил обратно Старшую палочку?

— Нет, и не собираюсь, — искреннее изумление подруги даже позабавило, и Гарри старался стереть с лица неуместную сейчас улыбку. — Не стоит заживо хоронить палочку, никогда не знаешь, каким образом она сможет вновь появиться на этом свете. Если Старшая палочка ко мне вернулась, это для чего-то нужно. Я еще хочу и Камень Воскрешения в Запретном лесу найти. Не знаю, зачем, но чувствую — нужно…

Он не успел договорить, как зазвучала неземная музыка, но только теперь он знал, что это хор водяного народа. Гарри вспомнил, что еще тогда сравнил их с инфери.

Вот она, его цель: он должен очистить от этой мерзости мир, развоплотив творения Темного Лорда.

Вперед вышел магистр Эрихто. Он шел между рядами, а за ним следом потянулся шепот, как шлейф за королем. Ни один мускул не дрогнул на его лице, четкая цель не давала отвлекаться ему на такие мелочи. Вдруг он резко развернулся и сказал в толпу:

— Я запечатаю могилу Альбуса Дамблдора по всем правилам некромантии. Больше никто не сможет потревожить его вечный покой.

Он взмахнул палочкой, и все прочитали слово «неприкосновенна», огнем запылавшее в воздухе. Разлом мраморной гробницы начал срастаться, затем все вспыхнуло ярким пламенем, а когда оно погасло, на вершине гробницы появился белый мраморный феникс, бережно прикрывающий крыльями и хвостом место упокоения Альбуса Дамблдора.

День клонился к концу, когда во внутреннем дворике замка собрались все, участвующие в церемонии похорон Волдеморта. Чья-то могущественная магия уничтожила все следы развернувшегося здесь сражения. Даже сгоревшие деревья заменили на новые, позаимствованные в других местах. Гарри догадывался, что последнее — дело рук Помоны Спраут, но, скорее всего, здесь поработало несколько волшебников.

Он отвлекал себя посторонними мыслями, чтобы не думать о теле, которое в белой мантии лежало в центре дворика на небольшом срубе. Гарри, а может, самому Волдеморту, тяжело было смотреть туда, на собственное мертвое тело. Хотя пробежала мысль, Гарри не стал разбираться, чья, что белые одеяния на болезненно бледном теле выглядят намного лучше, чем черные.

А еще Волдеморт — в этом Гарри был полностью уверен — радовался, что его тело не просто закопают в землю, как труп бездомного пса, а будут хоронить с пышной церемонией. Гарри очень удивляли эти мысли, но любовь Темного Лорда к театральщине заметил не только он на кладбище Литтл-Хэнглтона, но и магистр Эрихто при общении еще с Томом Риддлом. А может быть, темномагические обряды вообще отличаются излишним пафосом, заражая им своих поклонников?

В этот момент двери школы открылись, и во двор вышла группа волшебников в белых мантиях. Гарри даже не узнал в такой странной одежде собственных деканов. Магистр шел немного впереди, а за ним, держа в руках символы Стихий, шли в ряд деканы. Они были такие разные: низенький Флитвик рядом с высокой Спраут или толстый Слагхорн вблизи худой Макгонагалл, но ни тени улыбки не промелькнуло ни на чьих губах. Магия Эрихто сразу создала какую-то жуткую атмосферу: он еще не произнес ни слова, а у всех присутствующих по спинам уже побежали мурашки.

Магистр встал рядом с телом Волдеморта, а каждый из деканов подходил по очереди и ставил на скамейку, ту самую сохранившуюся скамейку, символ свой Стихии. Некоторое время задерживался, словно про себя произносил какие-то заклинания, а потом отходил и становился на небольшой круг, нарисованный краской цвета его Стихии на брусчатке дворика.

После того как все заняли свои места, магистр поднял палочку вверх и, как по знаку дирижера, все дружно преклонили одно колено.

«Перед Волдемортом? — ахнул Гарри, но быстро понял: — Нет! Обращаются к Стихиям».

Действительно, он заметил, как шевелятся у всех губы в молитве.

Вдруг резкий порыв ветра пронесся над двориком, взъерошив волосы на головах людей, подергав за мантии, и утихомирился в листве деревьев.

— Молитва Воздуху услышана и принята! — так громко сказал магистр, что Гарри вздрогнул от неожиданности, но обрадовался, что его Стихия оказалась самой отзывчивой.

Яркий луч света пробился через облака, засияв на белых мантиях волшебников, и тут же закапал дождь.

— Молитва Огню услышана и принята! — известил магистр, и Гарри услышал, как Рон облегченно вздохнул.

— Молитва Воде услышана и принята! — без перерыва продолжил Эрихто.

Гарри повернул голову к Невиллу и увидел самодовольную ухмылку на губах Драко, который тоже смотрел на расстроенного ассистента Земли.

И тут случилось чудо: почва под ногами у волшебников словно поежилась. Все покачнулись, но устояли на своих ногах, испуганно озираясь по сторонам. Какофония звуков от скрипа и треска брусчатки, сруба под телом Волдеморта и деревьями медленно утихала. Всех успокоил громогласный звук голоса магистра:

— Молитва Земле услышана и принята! — Затем он встал на оба колена и сказал: — Спасибо за такую честь вашего ответа!

— Удивительно, локальное землетрясение, — сообщила Гермиона.

— Помолчи, всезнайка, хоть в этот момент, — прошипел Драко, и как ни странно, но все остальные ассистенты согласились с ним.

В этот момент магистр Эрихто указал палочкой на Драко. Лицо ассистента Воды озарилось счастливой улыбкой, он вышел вперед и гордо направился к скамейке. Взяв в руки хрустальную чашу с водой, Драко против часовой стрелки начал обходить тело Волдеморта и окроплять его и бревна, на которых оно лежало. Его черная мантия зловещей птицей мелькала на фоне белоснежных у остальных волшебников. Закончив церемонию, Драко бросил пустую чашу внутрь сруба, а сам встал в круг за спиной у Слагхорна.

Гарри почувствовал, как какой-то энергетический вихрь начал подниматься и закручиваться все с большей и большей силой. И когда Рон, по команде магистра, стал зажигать и бросать спички, чтобы поджечь сруб, Гарри отлично понимал, что в обычных условиях костер так не разгорится. Однако сейчас пламя легко взметнулось к небу. Тело Волдеморта предавали огню так, как это принято у индусов. В воздухе терпко запахло благовониями.

«Хорошо, хоть не паленым мясом, — подумал Гарри, вспомнив неудачи на кухне тетушки Петуньи, и четко услышал в своей голове: — Не хами, сопляк!»

Гарри даже покраснел от расстройства — подумать такую глупость в такой важный момент. Пока он решал, стоит или нет извиниться, огонь уже начал догорать.

Наступала очередь Невилла. Немного неуклюжей походкой он подошел к скамеечке, взял коробку в форме лотоса. Открылась она безо всякой магии, просто Невилл нажал пальцем на замок в ее вершине. Из раскрывшегося цветка на прах Волдеморта высыпалась обыкновенная земля, смешиваясь с ним. Затем Невилл взмахами волшебной палочки перемешал все несколько раз и показал, куда прах с землей должен переместиться. Мгновение — и коробка захлопнулась, а Невилл ловко защелкнул замок и поставил ее на скамью. Его этап закончился, и он встал позади Помоны Спраут.

Вот и настал момент, которого Гарри так долго ждал: палочка магистра указала на него. Медленными шагами сквозь энергетический вихрь Гарри шел к скамейке за метлой и коробкой. Каждый шаг отдавался воспоминаниями из его жизни. Вот направленная в его лоб палочка, из которой вырывается струя зеленого пламени.

«Наверное, это папа так странно нарядился? Но почему мама лежит на полу?» — Гарри понимал, что это его не мысли, а ощущения. Тогда, в детстве, в Годриковой Лощине. Что же, младенец был прав: Волдеморт действительно сам породил его и Невилла.

Следующий шаг перевернул другую страницу жизни. Маска Волдеморта словно хотела перепрыгнуть на его лицо, уговаривая:

— Не будь глупцом. Лучше присоединяйся ко мне и спаси свою жизнь…

— Нет! Я лучше буду глупцом, как мои родители. Правильно, что не отдал камень — тогда бы моя мама точно умерла зря.

Вот уже и эта сцена унеслась в прошлое, а впереди маячил красавец Том Риддл из дневника. Тогда он ничего не смог ответить на его слова об их сходстве, а теперь может.

— Да, мы — твои родственные души — повторили твою судьбу: выросли сиротами. Я, как и ты, — полукровка, а Невилл родился в семье чистокровных волшебников. Почему так, не знаю. Видимо, чистокровность — незначительная мелочь в глазах Судьбы. Ты же вцепился в нее, сделав из нее и веру, и политику, и потерял многое из действительно важного в этой жизни. А я постараюсь прожить свою жизнь иначе: вцепившись в самую обычную любовь, свою семью и детей.

Один-единственный шаг отделял Гарри от скамейки. Теперь он знал, что его желание на кладбище Литтл-Хэнглтона исполнилось: магия не удалась и Темный Лорд погиб. Мир услышал его мольбу, но вот только их миг — наши годы, а свои желания часто приходится исполнять собственными руками.

Что делать дальше, Гарри знал хорошо — еще утром профессор Флитвик все объяснил.

Метла мгновенно прыгнула в ладонь к Гарри, и он взмыл в небеса с коробкой-лотосом в руке. Перед символом родной Стихии воздух расступался — такого скольжения не бывает даже у самой лучшей из моделей спортивных метел. Поднявшись на максимальную высоту над Хогвартсом, Гарри открыл коробку, и прах Волдеморта начал развеиваться над школой, Запретным лесом и Черным озером. Местами, где в юности был так счастлив Том Риддл и куда обратно всю жизнь его тянули остатки собственной души.

И его желание исполнилось. А вокруг будто бы разливалась эйфория.

«Я — свободен!» — ликовало всё внутри Гарри Поттера.

С этой улыбкой он и приземлился на школьный двор. Она так и не сошла с его лица, когда Гермиона приступила к исполнению своей части обряда. От взмаха ее рук энергия, поднятая на церемонии, сконцентрировалась около метлы и коробки, раскрутила их с такой бешеной скоростью, что они начали таять в этом мире, возвращаясь в свою родную Стихию.

— Мир твоему праху, а твой прах — миру! — подвела итог Гермиона и поклонилась магистру Эрихто, а затем остальным деканам. Не сговариваясь, они ответили ей тем же, а потом повернулись к своим ассистентам и крепко обняли их.

— Я — свободен! Я — свободен! Я — свободен!

В восстановленной гостиной Гриффиндора было непривычно тихо. Около камина расселись только четверо человек.

— Рон, как дела у твоей мамы? — поинтересовалась Гермиона.

— Судя по тому, как она мучает Джинни замечаниями, неплохо. Когда я уходил, к нам как раз прибыли лекари из Мунго, и решали, перевезти ли ее в больницу.

— Какие у нее претензии к Джинни? — заволновался Гарри.

— Джинни, если ты так безобразно будешь готовить суп, то Гарри у тебя будет вечно голодным, — передразнил Рон мать и подмигнул другу.

Все рассмеялись, а Гермиона добавила:

— Вечно голодным будешь ходить ты, так как я не собираюсь тратить время на хозяйственные заклинания, когда нужно столько наверстать к ТРИТОНам.

— Ой, я совсем забыл вам сказать! — вскрикнул Невилл. — Вам троим вообще можно не сдавать ТРИТОНы: вас возьмут и так, куда захотите. Меня тоже обещали взять на любую работу, но экзамен сдавать придется.

— Откуда знаешь?

— Спраут мне по секрету сказала, но только вы нас не выдавайте.

— А я и так не собирался их сдавать, — сказал Рон. — Нужно Джорджу помочь в семейном бизнесе. Конечно, Фреда я не заменю, но хоть что-то.

— Я все равно буду сдавать ТРИТОНы. Зря, что ли, с собой учебники целый год носила? — настырно пробормотала Гермиона. — Гарри, а как ты себя чувствуешь после церемонии? Что с Волдемортом?

— Я — свободен! — вместе ответили Гарри и Невилл, переглянулись и рассмеялись.

Сквозь этот смех Гарри слышалось далекое эхо:

— Я — свободен! Я — свободен! Я — свободен!

— Я, наверное, лучше переночую у бабушки, — решил Невилл. — Соскучился по ней.

— Я тоже кое по кому соскучился… — прошептал Рон и выразительно посмотрел на Гарри, а Гермиона хихикнула.

— Прогуляюсь часок-другой перед сном, — сообщил с безразличным видом в пространство Гарри. — Поброжу по Запретному лесу.

Ноги несли его сами, а он поминал недобрым словом Основателей, которые сделали спальни девушек недоступными для парней, в результате чего его выгнали из собственной комнаты. А сидеть в одиночестве на диване в гостиной? Уж увольте! Лучше побродить на свежем воздухе.

Гарри заметил, что идет в том же направлении, что и пару дней назад, когда шел на верную смерть к Волдеморту. Сердце вновь бешено забилось. Гарри вытер холодный пот со лба и присел прямо на землю. Постарался переключиться на что-то другое.

Но даже о Джинни не мог думать. Сознание ухватилось за Камень Воскрешения, и Гарри стал строить планы, как его искать в таком большом лесу, если он весьма смутно помнит место. Может, вспомнит, когда подойдет поближе?

Гарри направился к убежищу Арагога. Вот и опушка леса, где он остановился тогда, увидев дементоров. Здесь ему открылся снитч. Гарри почти бегом добежал до знакомой поляны — до нее было совсем не далеко от жилища Хагрида, а вот в ту ночь он, похоже, ходил кругами. Гарри не мог понять, с какой стороны Яксли и Долохов вывели его к костру. Следы от него темнели в ночи, и Гарри решил начать поиски, кругами обходя поляну.

— Люмос! — крикнул он, чтобы осветить место, и вдруг услышал голос Джинни, зовущей его.

Он кинулся навстречу, но потом остановился и закричал:

— Джинни, иди на свет!

Как только она показалась из-за деревьев, он бросился навстречу. Вопросы и ответы тонули в поцелуях.

— Откуда ты здесь?

— Невилл сказал, что ты в Запретном лесу.

— Как мама?

— В Мунго, а папа согласился аппарировать меня в Хогсмид… я так соскучилась…

— А как я соскучился…

Их руки то нежно обнимали, то шарили по одежде другого. Гарри запутался в пуговицах блузки, зато шаловливые пальчики Джинни быстро расстегнули пояс его брюк (те незамедлительно свалились) и скользнули в трусы. Гарри уже был готов рвануть противную блузку, когда Джинни отстранилась и зашептала:

— Гарри, пошли в другое место, а то здесь коряги какие-то.

Она потянула его в сторону, Гарри сделал шаг… и, стреноженный собственными брюками, рухнул на Джинни, которая тоже не удержалась и упала на спину.

— Ай-й-й!

— Джинни! Джинни! Что с тобой?

— Вроде ничего. Только больно ударилась обо что-то, — она пошевелилась и вытащила из-под себя какой-то камень.

Лунный свет через листву дерева осветил ее находку.

— Ты нашла Камень Воскрешения! — ахнул Гарри, взяв его.

— Камень Воскрешения? — переспросила Джинни. — Фред!

Она постаралась выхватить камень из рук Гарри, но реакция у ловца быстрее.

— Дай! Дай! Дай мне его, — рыдала она.

— Джинни, любимая, только не это, — умолял ее Гарри. — Ты же знаешь сказку. Помнишь, чем кончил средний брат.

Он плюхнулся на землю, подхватил Джинни на руки и укачивал ее, как младенца, всё уговаривая и уговаривая. Понемногу она успокоилась, затихла. Так они и просидели долгое время, обнявшись.

— Гарри, у тебя, наверное, подо мной ноги затекли? — спросила Джинни, попытавшись приподняться, и охнула: — Что-то больно там.

Она осторожно встала, осветила Люмосом и постаралась рассмотреть, что там у нее так болит. Но ничего не получалось.

— Ну, это надо же, собственным задом найти Камень Воскрешения?! — жаловалась и смеялась она одновременно.

— Джинни, ну давай, я посмотрю, что там? Чего передо мной стесняться?

Она тяжело вздохнула и повернулась к нему травмированным местом. На белой коже ярко сияло темное пятно.

— Приличный синяк и кровь немного выступила из ранки, но уже подсохла.

— А-а-а! Так это мелочи, заживет.

Она хотела опустить мантию, но не тут-то было — Гарри поцеловал ранку и спросил:

— А теперь больно?

— Больно!

Последовал еще один поцелуй и тот же вопрос. Потом еще и еще. Раз уж «больно», то нужно лечить дальше. Джинни стояла устойчиво, слегка раздвинув ноги. Эта поза была такой призывной, что руки Гарри сами тянулись к ней.

— Больно! Боль-н-о-о! Ох!

— Собираешься теперь сдаваться? — поинтересовался Гарри у Невилла через пару дней после похорон Волдеморта.

— Зачем? — удивился тот. — После того как упокоили душу Волдеморта, я себя чувствую очень хорошо, словно змеиная шкурка сползла. Только вот оставшимися знаниями пользоваться сложно — не доверяю я им почему-то.

Они сидели на соседних кроватях в палате больницы Святого Мунго, куда их принудительно отправили на обследование. Сегодня у них назначен прием у психиатра профессора Линна, которого Невилл хорошо знает уже много-много лет: тот — лечащий колдомедик у его родителей. Все утро, как только стало известно, что сегодня к психиатру, Невилл развлекал палату, пересказывая его шуточки. Самой безобидной из них была: «Психически здоровых людей нет — есть только необследованные». Наверное, только Гарри мог понять, насколько хорохорится Невилл: ведь и его охватило смутное беспокойство.

— Помнишь, я тебе говорил, в тайной комнате Салазара Слизерина есть книга, которую все считают потерянной? — продолжал Невилл. — Мне нужно туда попасть, но теперь в спальне слизеринцы, не знаю, как это сделать. Может, к их декану обратиться?

— Что за книга?

— Гарри, это рукописный «Лечебник» самого Мунго. Там есть рецепт снадобья, которое может излечить умалишенных. Мне о нем профессор Спраут рассказывала. Сам рецепт утерян, но ходят легенды, что в состав входят корни мандрагоры, которые нужно вырастить в особых условиях, и еще сто семь компонентов.

— Я все понял, Невилл, но беда в том, что на самом деле этой комнаты нет — это иллюзия, — Гарри было очень тяжело говорить другу такую правду, но и поддерживать несбыточные надежды он не мог.

— А как же Том Риддл там учился? Я точно знаю об этом из его воспоминаний… хотя читать-то он читал, а вот чтобы записывал, не помню, — взгляд Невилла ушел в себя, словно он открыл дверцу в комнату, где хранились все знания Волдеморта, и изучал ее содержимое.

— Неудивительно: обе руки заняты каминными часами с волшебницей, а чтобы при этом писать, нужна третья! — рассмеялся Гарри, но вдруг резко оборвал смех и поделился мыслью, осенившей его: — Или читать вслух… другому… или Самопишущему перу.

— У хитрого Салазара появились достойные наследники — перехитрим его, — обрадовался Невилл.

— Теперь я понимаю, почему Волдеморт так рвался обратно в Хогвартс: не успел он все перечитать и запомнить в этой комнате, — решил Гарри.

— Ну, эту проблему он решил, воспользовавшись фамильной библиотекой Блэков. Причем «Лечебник» Мунго есть вроде и там, он его не читал, но держал в руках, когда доставал какую-то нужную книгу, — поделился Невилл своими находками из «комнаты знаний Волдеморта», которая теперь была в нем самом. — В крайнем случае, можно наведаться туда.

— Библиотека? — поразился Гарри. — В их особняке нет библиотеки!

— Как это нет библиотеки — у такого древнего магического рода? Вход в нее сразу в холле, за портретом красавицы в алой мантии. Там лучшее в стране собрание по Темным Искусствам и полно раритетов по другим магическим наукам.

— Нет там никакого портрета красавицы… — Гарри умолк, углубившись в свои знания Волдеморта. — Ах ты, старая сволочь, — прошипел он по-змеиному, — она закрыла вход в библиотеку своим портретом, который постоянно держат занавешенным, чтобы ругань…

— Гарри Поттер! Профессор Линн просит вас в свой кабинет на диагностику, — прервала их разговор молодая помощница психиатра, кокетливо стрельнув глазками в знаменитость.

Профессор встретил Гарри у дверей, как долгожданного гостя, пожал руку и проводил не к своему рабочему столу, а к уютному уголку из небольшого диванчика и пары кресел, расположенному у зачарованного окна. Иллюзию лесной опушки создавал не только вид из него, но и растения в горшках в виде пней и обломков многовековых деревьев, расставленные вокруг мягкой мебели и даже немного прикрывающие листвой ее спинки. Здесь ничего не напоминало врачебный кабинет.

— Всегда хотел познакомиться с вами поближе. Однако моя профессия только бы подбросила пищу писакам, которые в былые времена любили пройтись насчет вашего психического здоровья. Предлагаю: сначала немного познакомимся, побеседуем, а потом я займусь диагностикой.

Может быть, раньше Гарри и поверил бы в его искренность, но то ли рассказы Невилла, то ли излишняя, несколько наигранная доброжелательность вызвали подозрение. Уж не хочет ли он замаскировать под обычную беседу вопросы профессиональных тестов?

«Кажется, у меня паранойя. Правда, последний раз мои подозрения оправдались — Драко выполнял задание Волдеморта… зато самые «любимые», о Снейпе — нет», — напрягся Гарри. Однако произнес с сияющей на все тридцать два зуба улыбкой: — Мне тоже очень приятно познакомиться с вами.

— Кофе или чай? Как у вас с аппетитом?

— На ваш вкус: у меня нет особых предпочтений в напитках, — ответил Гарри. — На аппетит не жалуюсь, особенно после того, как пришлось почти год питаться чем попало.

«Странноватое сочетание вопросов. Второй больше похож на обычный вопрос врача».

Сначала разговор зашел о Хогвартсе. Профессор расспрашивал, насколько продвинулось восстановление разрушенного в школе. Затем заговорили о мадам Помфри, с которой он когда-то вместе учился и стажировался в Мунго, но она не захотела уходить в узкую специализацию, хотя подавала большие надежды. Незаметно разговор уже пошел о планах на дальнейшую жизнь Гарри, и он, немного расслабившись, начал откровенно рассказывать о себе.

— Я очень доволен, что нам троим разрешили не сдавать ТРИТОНы, хотя Гермиона не собирается воспользоваться этим правом. А я лучше это время потрачу, чтобы как следует повторить и выучить то, что будет нужно для обучения в школе Аврората, чем забивать голову ненужной информацией…

— Почему тебе удалось победить Волдеморта? — неожиданно спросил профессор, введя Гарри в ступор.

Вспомнив, что рот все же лучше закрыть, он решил не сильно вдаваться в подробности, а ответить по-слизерински:

— Так кто же об этом может знать? Волдеморт как маг намного сильнее меня, но, возможно, в тот момент мои достоинства столкнулись с его недостатками.

Профессор Линн быстро поднял левую руку с палочкой, которую до этого от Гарри скрывали складки его мантии.

«Он левша. Дурил меня, колдовал, пока я считал, что он пьет со мной чай», — обиделся Гарри, но виду постарался не подать.

Из палочки профессора вырвалось облако дыма, красиво переливающееся всеми цветами радуги.

— Гарри Поттер, поздравляю вас: уровень логичности вашего мышления очень высок, практически нет темных тонов. Это удивительно, так как больше развито у вас другое полушарие: правое. Причем именно по нему в детстве пришелся удар Непростительного заклятия.

— Профессор, только скажите честно: та Авада что-то повредила в моей голове? — заволновался Гарри.

— Мозолистое тело слегка рассечено, но разрыв заново пророс нервными волокнами. Удивительно… крайне удивительно, пройдемте к прибору.

Профессор открыл шкаф и вытащил из него прибор, действие которого Гарри видел в кабинете у Дамблдора, когда Нагайна напала в Министерстве на Артура Уизли. Под действием палочки психиатра из серебряной трубочки наверх стали выходить маленькие клубы бледно-зеленого дыма. Прошли считанные секунды, и уже струя закружилась, словно восточная танцовщица под ритмичное позвякивание ножных браслетов. Так же, как в прошлый раз, она разделилась на две змеи. Только тогда они скалили свои пасти, а теперь смотрели в одну сторону, по очереди возвышаясь одна над другой.

— Извините, но диагноз я вам сразу поставить не могу: такого еще не было в моей практике. Придется собирать консилиум. Единственное, попрошу вас ответить еще на несколько вопросов.

Гарри почувствовал, как его планы утекают, словно песок, сквозь пальцы. Холодный пот выступил от ужаса, что он может закончить свою жизнь больным, как родители Невилла или как Гилдерой Локхарт. Через несколько дней Молли обещали выписать из больницы, и они с Джинни планировали устроить торжественное обручение. Как теперь он может предложить ей себя? Выдержит ли ее любовь такой удар?

— Были ли у вас случаи, что вы слышали звучание собственных мыслей, считая их чужими?

— Да! — честно признался Гарри, но вдруг невесть откуда взявшийся Волдеморт добавил: — Только потом оказалось, что это я слышал на парселтанге василиска, которого Салазар Слизерин поселил в Тайной Комнате. В тот момент я еще не знал, что владею этим языком.

На лице профессора отразилось недоумение, он что-то быстро записал и продолжил дальше:

— Появлялись ли голоса, комментирующие ваши мысли или разговаривающие между собой?

— Да! — ответил Гарри, однако Волдеморт добавил: — Потом Альбус Дамблдор сказал мне, что Волдеморт с помощью черной магии хотел завладеть моим сознанием.

Ответ явно не принес лекарю ясности, но он не сдавался:

— Вы чувствуете, что вас контролируют внешние силы?

— Да! — выдохнул Гарри, а Волдеморт вдохнул и ехидно спросил: — А вам не кажется, что все это мне навязали вечными разглядываниями моего шрама, криками: Избранный!», да и видом Зала предсказаний в Отделе Тайн?

У профессора даже рот открылся от удивления, он сделал несколько жевательных движений, а потом промямлил:

— Ну… конечно… коллективное бессознательное…

— Кстати, отметьте себе еще, что я умел воровать мысли Волдеморта и использовать их, строя свои планы в борьбе с ним. Может, в этом и таится ответ на вопрос, который так неожиданно вы мне задали в начале нашей… — Гарри задумался, как правильно назвать их встречу, но решил сказать правду: — … замаскированной под дружескую беседу диагностике.

Он вышел из кабинета, чуть ли не хлопнув дверью, добежал до своей палаты и свалился на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

— Гарри! Что случилось? Гарри! — кинулся к нему Невилл.

Не получив ответа, он присел рядом на кровать и стал гладить, пусть несколько неуклюже, Гарри по голове.

Действительно очень приятно! Боль в душе Гарри улеглась, и на ее место пришло странное онемение…

Волдеморт крутил в руках письмо, принесенное совой с необычным черным оперением.

— Нет, ничего уже не может быть… — лицо Вальбурги стало быстро бледнеть, эта женщина умела взять себя в руки. — Все умерло, едва родившись, когда я проснулась одна в доме Альфарда. Сейчас у меня только одна проблема: я должна сделать что-то, чтобы родной сын Ориона стал полноправным наследником рода Блэков. Альфард со мной согласен, что никто ни о чем не должен догадываться. Он завещает все свое состояние Сириусу, чтобы тот не остался нищим.

Гарри проснулся рано, лишь только начало светать. Вот и отлично: можно полежать и поразмышлять в тишине, пока все спят.

А подумать было о чем. Его жизнь после поступления в школу магии бежала по давно проложенным рельсам, как Хогвартс-экспресс. Теперь же он почувствовал: если поезд еще не сошел с рельсов, то это должно произойти в ближайшее время. Диагноз профессора Линна ставил жирный крест на профессии аврора, женитьбе на Джинни. Она бы сама не отказалась, но он не может перекладывать на ее плечи свои проблемы.

В него действительно вселился Волдеморт. Невиллу помог обряд, а ему — нет. Но почему же после него все внутри трепетало и пело: «Я — свободен!»?

— Правильно трепетало, правильно пело, — услышал Гарри холодный смешок в себе. — Очень приятно освободиться от неудачного тела. Лучше скажи спасибо, что помог тебе поставить на место зарвавшегося лекаришку.

— Спасибо?! — возмутился Гарри. — Из-за тебя я, как настоящий псих, нахамил, практически хлопнул дверью, а нужно было расспросить о болезни, попробовать договориться: согласиться на любое лечение, лишь бы он подписал допуск на обучение в Аврорате.

— Фу, Поттер, как с тобой скучно! С такими никогда не договоришься — их можно только припугнуть. Смешно, что у моего победителя заветная мечта — служба в Аврорате, — демонстративно зевнул Волдеморт и исчез.

Гарри прислушался: ушел или притаился? Судя по ощущениям, он остался один.

«Нужно все рассказать магистру Эрихто, — метались в голове мысли, хотя… его магия ведь Гарри не помогла. Рассчитывать теперь можно только на себя: сам должен совладать с Волдемортом. — А вдруг я просто псих и никакого Волдеморта нет?»

Как же теперь жить дальше? Что делать?

«Мерлин, как же я забыл? Нужно найти книгу для Невилла и приготовить снадобье Мунго, — вспомнил Гарри, и на душе сразу стало легче. — Если я больной, то и мне поможет. А если здоров, я найду в Волдеморте все человеческое, что осталось в нем… нравится ему или нет, но мы еще поработаем в Аврорате».

Паника начала понемногу утихать. Однако как он ни старался освободить голову от всех мыслей, не тут-то было: в ней, словно две змеи, переплетались и ползли куда-то две фразы профессора: «Почему тебе удалось победить Волдеморта?» и «Вы чувствуете, что вас контролируют внешние силы?»

Гарри сложно было ответить на вопрос: верит он в Бога или нет. Семья Дурслей не отличалась большой религиозностью, но кое-что об Иисусе Христе он знал с самого детства. Откуда — уже и не помнил, может быть, смотрел урывками фильмы и передачи по телевизору или что-то рассказывали в маггловской школе. Гарри поразило одно — Иисус знал и выполнял свою судьбу. У него были силы изменить все по своему желанию, но исходя кровавым потом, он поступал так, как был должен. Интересно, а как ему об этом рассказали? Кто, когда и где? Если такими личностями играет Судьба, что говорить о нем, обыкновенном английском волшебнике.

Только вот не понятно, какие цели с ним преследует Судьба, Смерть. Как ни называй, а суть одна! Смерть? Дары Смерти! В сказке несколько магов выманили у нее хитростью волшебные предметы, умения не по плечу…

«Стоп! Я из рода Игнотуса, Кадмус — предок Волдеморта, а у Антиоха?» — Гарри рывком соскочил со своей кровати и начал трясти спящего Невилла: — Невилл! Твой род имеет какое-нибудь отношение к Певереллам?

— Гарри, ты что, с ума со… — Невилл подскочил с перепугу и собрался было высказать Гарри все, что о нем думает, но вовремя решил: именно сейчас не стоит употреблять это слово. Лучше просто ответить на вопрос: — В бабушкином роду есть легенда. В старшего из знаменитых Певереллов была влюблена одна из ее прапрапра… ну, ты понял, бабушек, но того убили, и она вышла замуж за другого. Вроде уже была беременной от Антиоха, а его друг прикрыл позор и вырастил сына, как родного, — зевнул Невилл и повернулся на другой бок, чтобы досмотреть прерванный сон.

Гарри осенило: он нашел ответ к загадке Судьбы. Значит, именно Невиллу должна принадлежать Старшая палочка. Во время Последней битвы он категорически отказался стать союзником Волдеморта.

«Скорее в аду станет холодно, чем я к вам перейду! Армия Дамблдора! — вспомнил Гарри слова Невилла и решил: — Я был создателем и руководителем этой «армии». Получается, Невилл вслух подтвердил мои права владеть ею. И палочка, выбирая между потомками двух младших Певереллов, учла мнение прямого наследника старшего брата. Теперь еще и Камень Воскрешения снова нашелся. Не может это быть случайностью, ну никак. Не удивлюсь, если узнаю, что Джинни в кровном родстве с Певереллами или Гонтами», — Гарри даже не заметил, что стал, как сумасшедший, разговаривать сам с собой.

От возбуждения ему и не лежалось, и не сиделось. Он выскочил из палаты и понесся по коридору, шепча:

— Все Дары нужно вернуть хозяйке — Смерти. — Потом споткнулся на мысли: «Где ее найду?» и решил: — В пещере Тома Риддла!

— Гарри Поттер! — услышал он кокетливый девичий голосок. — Надо же, а я сейчас заполняю по распоряжению профессора ваш допуск.

Гарри подбежал к помощнице психиатра, сидящей на ночном дежурстве в холле их этажа, подхватил на руки и начал крутить, под ее визг и свой смех.

К вечеру этого дня, сдав в Министерство магии все необходимые документы для зачисления в школу Аврората, Гарри направлялся к себе домой, на Гриммаулд-плэйс, 12.

Привычным жестом Гарри стукнул волшебной палочкой по старой обшарпанной двери, услышал, как защелкали замки и звякнула дверная цепочка. Дверь только начала открываться со скрипом, а он уже проворно просунулся в образовавшуюся щель и затаил дыхание: сейчас должен восстать пыльный морок Дамблдора. Однако ничего не последовало. Ни хриплого шепота: «Северус Снейп?», ни свернувшегося рулетом на несколько мгновений языка.

Какой-то сильный маг побывал на Гриммаулд-плэйс и навел порядок. По-своему. Похоже, дорогая Беллатрикс. Здесь точно резвился сумасшедший.

Если раньше дом поражал своей запущенностью, а после визита Северуса Снейпа можно было догадаться, что в нем был обыск, то теперь глазам предстала картина полного разорения. Гарри хотел зажечь свет, но старинные газовые рожки жалобно пискнули в ответ, некоторые вспыхнули слабеньким огоньком и сразу погасли. Кто-то крушил здесь все, что мог, взрывными заклятиями, вся прихожая была завалена мебелью с верхних этажей. Бархатные портьеры над портретом Вальбурги висели клочьями, казалось, что старуха злобно выглядывает из-за обрывков, корчит рожи и размахивает кулаками. Удивляло другое — она помалкивала.

«Уж не повредили ли портрет?» — заволновался Гарри.

Взмахом палочки убрал обрывки портьер, подсветил Люмосом и ахнул. Рот на портрете был залеплен, словно куском грязи. Видимо, Упивающиеся недолго церемонились со скандальной старухой. Магия была добротной, как ни старался портрет, сорвать с себя этот кляп не мог.

Хорошо, хоть Очищающее заклятие помогло — все вокруг разом заполнилось криком:

— Сволочи, все сволочи! Вон все отсюда! Как вы смеете осквернять дом моих предков…

— Слава Мерлину! Жива и здорова! — громко, перекрикивая ее визг, ответил Гарри.

— Ты-ы-ы-ы? Мерзкий полукровка.

— Да, я — Гарри Поттер, победитель Волдеморта и наследник рода Блэков, — Гарри еле сдержался, чтобы не показать старухе язык. Вместо этого он отвесил галантный поклон.

Очки, поблескивая в темноте, скрывали направление его взгляда, и портрет попался на удочку: по лицу Вальбурги пробежала вполне осмысленная ухмылка, а потом она старательно выпучила глаза и заорала, словно повторяя давно вызубренный урок:

— Гад! Выродок! Отребье! Мерзавец! Урод! Мутант! Гад!

— Извините, но вы повторяетесь, — перебил ее Гарри. — «Гад» уже был, а вот «порождение порока и грязи» вы забыли.

Не было прежнего задора в ее ругани — актрисе, видимо, порядком надоела ее роль, но как выйти из нее, она не знала. Гарри почувствовал, что ей очень хочется кому-то на что-то пожаловаться, но…

А ему спешить некуда. Пока стоит обследовать все помещения и посмотреть, что Упивающиеся Смертью натворили там.

Гарри никогда не любил этот особняк, но и ему стало больно при виде тех издевательств, которые претерпел дом. Оставалось впечатление, что здесь тренировались штурмовать Хогвартс. Особенно тяжело это зрелище было при дневном свете. Гарри печально вздыхал, прикрывал очередную дверь и возвращался в темный коридор.

Вдруг огонек Люмоса вырвал из темноты какое-то шевеление под ногами. Он насторожился, пригляделся: это валялся старый разодранный альбом с колдографиями. Заинтересовался, а когда понял, что находка некогда принадлежала Вальбурге, решил как следует рассмотреть.

— Могу вас опечалить: теперь дом ваших предков действительно осквернили, — вздохнул Гарри, усаживаясь напротив портрета на первый подвернувшийся стул. — Просто удивительно, какими засранцами могут быть чистокровные волшебники.

Портрет помалкивал, и Гарри воспринял молчание как знак согласия, но с разговорами не спешил.

Альбом оказался на редкость интересным, особенно хогвартский период. Одна из фотографий явно относилась к кружку по изучению парселтанга.

Юный Том Риддл с волшебной палочкой в руке стоял за спиной змеи, с которой разговаривал кто-то из слизеринцев.

— Жалко, что у колдографий нет звука. Видимо, незадачливый ученик что-то такое ляпнул на парселтанге, что от смеха умирают все, даже наколдованная змея.

— Сссссшшшшхуа зшшаааааахооооооо ши сссссшшшшшссуа, — послышалось шипение с портрета, и Гарри пополам согнулся от смеха.

— Мерлин и его подштанники! Вместо… «Дайте покушать: я голодный!» он попросил… при девушках… — давился Гарри.

— Ты понимаешь парселтанг? — удивилась Вальбурга, презрение к полукровке боролось в ней с желанием поведать о своей юности. Второе побеждало, и, успокоив себя, что Том тоже из полукровок, она добавила: — Смешнее всего оказался ответ змеи: «У меня этого органа нет, а если такой голодный, то проси Тома». — Что тебе от меня нужно? — вдруг резко спросила она.

— Многое, — честно признался Гарри. — Для начала я хотел бы узнать, за что так оскорбили вас и ваш дом чистокровные волшебники.

Гримаса гнева исказила лицо старухи, но она промолчала.

Гарри все понял.

— Вы никогда и никого не закладываете. Точно! Ваш портрет не сообщал Беллатрикс или Нарциссе о том, что я с друзьями прячусь в этом доме, не рассказывал им о подслушанных наших планах.

Портрет помалкивал, и Гарри решил перевести разговор на другую тему. Ведь если захочет, то расскажет сама.

— Извините, а ваши дети говорили на парселтанге?

— Да, я учила их с раннего детства. У Сириуса были отменные способности к языкам, Регулусу все давалось труднее, но он был очень трудолюбивым мальчиком, — из глаз портрета неожиданно полились слезы.

Гарри уткнулся снова в альбом, чтобы не смущать Вальбургу. А вот еще интересные кадры — представление драматического кружка факультета Слизерин. Гарри даже не мог бы понять, кого играла Вальбурга, если бы на одной из колдографий не запечатлели, как юную красавицу гримируют в старую ведьму.

— Так вот чью роль вы играли все эти годы? — рассмеялся Гарри. — А я-то думал, откуда чистокровная волшебница знает столько ругательств.

— Люмос максимум!

Заклинание Гарри ярко осветило все уголки коридора, заставив портрет охнуть от открывшегося во всем своем безобразии погрома. Однако Гарри заинтересовало совсем другое: он пристально вглядывался в трещинки, покрывающие весь портрет. Потом взял обрывки портьер и просто, по-маггловски провел ими по холсту. Тряпка легко смахивала пересохший грим, и перед ним во всей красе предстала юная волшебница в алой мантии.

Она была слишком умна, чтобы назвать ее «красоткой», но и излишне горда, чтобы сказать, что «умница». Однако Гарри отлично понимал, что если бы Том Риддл мог в кого-то влюбиться, избранницей могла стать только она. Беллатрикс была бледной копией тетки, Андромеда ближе, но в ней — слава Мерлину! — отсутствовал этот переизбыток чистокровной гордости, который, однако, был уместен в парадном портрете.

— Поздравляю, Гарри Поттер! Ты разгадал мою тайну и действительно достоин быть наследником рода Блэков, если уж оба мои сына погибли.

Портрет пришел в движение, отъезжая в сторону, и перед Гарри открылась даже не библиотека, а хранилище ценностей рода Блэков, которые не доверяли всё это каким-то гоблинам.

Хорошо, что он сразу не кинулся внутрь: треск снимаемых заклятий не оставлял сомнения, что это ему бы дорого обошлось.

— Прошу, Гарри! — элегантный взмах руки пригласил его внутрь. — Ты не угадал: на тебя им было наплевать. Одни хотели заполучить наши богатства, а другой незваный гость — книги из библиотеки. Однако вход, который был раньше, теперь вел в пустые комнаты. Только Кричер знал, что я успела сделать незадолго до своей смерти.

Гарри зашел в библиотеку и сразу вышел: найти книгу в этих запасниках музея было нереально.

— Вы не подскажете, где находится «Лечебник» Мунго? — обратился он к портрету.

— Зачем он тебе? — поинтересовалась Вальбурга.

— Чтобы излечить от сумасшествия родителей моего друга — Невилла Лонгботтома.

Вальбурга кивнула, и Гарри понял, что она наслышана о «подвигах» племянницы, посягнувшей не на магглов и грязнокровок, а на почтенный чистокровный род.

— Справа от входа, во втором шкафу на самой верхней полке, третья книга слева. Рядом с ней стоят лекции Мунго молодым лекарям. Рекомендую взять и их.

В хранилище чары не действовали, и Гарри порядком взмок, пока расчищал проход ко второму шкафу. Он искренно радовался, что заветный раритет хранится во втором шкафу, а не в каком-нибудь тридцатом, расположенном в глубине комнаты.

Наконец обе книги оказались в его руках. Гарри поспешил к выходу, чтобы поскорее обрадовать Невилла, но не тут-то было — выход из библиотеки преграждала прозрачная стена.

Первым делом Гарри охватила паника: его заманили в ловушку.

— Попался Победитель! — ликовал и подзуживал Волдеморт, разом возникший из ниоткуда. Почувствовав подвох, Гарри немного успокоился и съехидничал: — Не меня, а нас! Если ты такой умный, почему прохлопал ушами?

Затем он осторожно положил книги на пьедестал статуи рыцаря в серебряных доспехах, стоявшей неподалеку, а сам попробовал вновь выйти из помещения. Теперь проблем не было.

— Вы можете снять заклинания, чтобы вынести книги из библиотеки? — обратился он к портрету Вальбурги.

— Нет! К сожалению, этого я сделать не могу: в портрете не течет кровь Блэков, а без нее древнее заклятие с книг не снимешь. — И, как могла, успокоила расстроенного Гарри: — Я пропущу любого, кого ты укажешь. Вынести вы сможете только сделанные копии.

— Да как там работать, если я еле протиснулся к шкафу? И не уберешься, если вынести ничего нельзя.

— Это заклятие не распространяется на вещи и деньги, — успокоила Вальбурга. — Только на книги.

Еще утром Гарри беспокоился, что ему нечем будет заняться. Видимо, высшие силы похихикали и подбросили ему работы с избытком.

Для того чтобы вынести ненужное из библиотеки, нужно сначала освободить место, куда это ставить. Гарри кинулся сам приводить в порядок хотя бы прихожую. За пару часов он порядком устал, а толку на кнат: перекладывал из одной кучи мусор в другую.

Он вздрогнул, услышав тихий стук в дверь. Кто мог сюда попасть, кроме тех, кому давно известен адрес? А вдруг кто-то из уцелевших Упивающихся Смертью выследил его?

Волдеморт внутри тоже напрягся и приказал вытащить палочку.

Переполох устроила всего лишь хогвартская сова. Умная птица, прилетевшая с запиской от обеспокоенной Джинни, догадалась, что стучаться в окно особняка бессмысленно.

«Джинни, все нормально, но мне нужна помощь. Скажи нашим, чтобы аппарировали к Гриммаулд-плэйс, 12», — написал Гарри в ответ.

И ужаснулся, когда через некоторое время увидел Армию Дамблдора. С одной стороны, так приятно, что у него столько «наших», а с другой — перемещение по площади и исчезновение такого количество людей могло привлечь внимание магглов.

Когда все группками перебрались в дом, то в прихожей поднялся гомон, достойный птичьего базара. Портрет Вальбурги проснулся и, перекричав всех хорошо поставленным голосом, приказал:

— Все возвращаетесь в Хогвартс, чтобы не поднять переполох у преподавателей. Прежде чем уходить, возьмете с собой что-нибудь из мусора.

— Стойте, прежде нужно показать портрету, чтобы не выкинуть нужные вещи, как в прошлый раз! — всполошился Гарри.

Народ вместе с мусором рассасывался из прихожей, свободное место появилось, и Гарри с Невиллом стали выносить ценности из библиотеки, освобождая кусочек пространства для работы. Невилл все-таки упросил Гарри остаться на ночь. Как можно отказать человеку, стоящему на пороге исполнения своей заветной мечты? Довольно быстро им открылся палисандровый, инкрустированный перламутром столик с небольшим диванчиком, и Невилл кинулся читать «Лечебник», а Гарри пошел прощаться с Джинни.

— А где Гермиона? — удивился он, так как без нее Джинни не могла аппарировать.

— Сказала, что подождет меня на улице, — по встревоженному лицу подруги Гарри понял, что ее что-то волнует.

— Джинни, признавайся, — улыбнулся он ей и нежно поцеловал в щеку.

— Гарри, ты же не считаешь меня распутной девкой? — залепетала, запинаясь Джинни. — Ну… из-за того как у нас получилось… в первый раз… и во второй тоже, — она предательски шмыгнула носом, готовая разреветься.

— Да как ты могла до этого додуматься?! Ты для меня самая лучшая! Я только жду выздоровления Молли, чтобы при всех объявить тебя моей невестой.

Только почему-то его объяснения ничего не изменили и поцелуи тоже — плечи Джинни так и продолжали подрагивать, а из глаз катились пусть редкие, но слезы.

— Глупая девчонка! — неожиданно прогремел в тишине голос Вальбурги. — У меня было всё: торжественная церемония, хрустящие простыни с гербами рода Блэков — как положено для новобрачных. Не было только одного — любви. Лучше бы под кустом, но с любимым, — портрет замолчал, а молодые затаили дыхание, услышав такое от «бешеной старухи». Если Гарри еще мог догадываться, благодаря Волдеморту, о ее чувствах, то Джинни не могла поверить своим ушам. — Выжигая Андромеду с гобелена, я выла от горя, что когда-то предала свою любовь. Я завидовала племяннице. У нее хватило сил наплевать на всех нас и пойти за самым обычным грязнокровкой.

— Тед Тонкс был очень хорошим человеком и магом! — возразил Гарри.

— Не сомневаюсь: в другого бы не могла влюбиться моя племянница. Но он ничего не сделал, чтобы у нее было достойное положение в магическом обществе. Если бы Тонкс добился высокого поста в Министерстве магии, все наши заткнули бы рты. А мой… легко мог бы стать министром, да и в его жилах текла пусть не чистая, но великая кровь.

Портрет повернулся к ним спиной — видимо красавица не захотела, чтобы кто-то увидел ее слезы. Джинни стояла с открытым ртом и по-дурацки хлопала глазами.

Гарри решил: нечего привязывать исполнение своих желаний к каким-то событиям. И вытащил из кармана перстень матери.

— Джинни, будь моей женой? — попросил он. Как же он расстраивался, что не умеет красиво говорить и не выучил подобающие случаю стихи из Роновой книжки «Двенадцать безотказных способов, позволяющих зачаровывать волшебниц».

У Джинни перехватило горло, и она только смогла закивать головой и протянуть свой палец навстречу кольцу. Только оно дотронулась до нее, как откуда-то полился волшебный перезвон, а вся прихожая осветилась сияющими искорками.

— Магия гоблинов подтвердила искренность ваших чувств, — объяснила молодым Вальбурга. — Будьте счастливы!

Проводив Джинни, Гарри вернулся к портрету и задал вопрос, который давно мучил его:

— Почему вы выжгли с гобелена Сириуса? Он же, поругавшись с вами, переехал к чистокровному другу, даже своему родственнику.

Портрет побледнел так, что Гарри испугался, как бы нарисованная Вальбурга не упала в обморок.

— Если я сказала: «А», нет смысла не говорить: «Б». Я устала вставать каждое утро раньше всех, начиная с ночи, когда родился Сириус, и подправлять гобелен. Моей магии хватало только на сутки, а за ночь отросток, связывающий Сириуса с Орионом, исчезал. Только не спрашивай о настоящем отце.

— Мне безразлично, кто он: я люблю Сириуса, кто бы ни были его родители, — дипломатично ответил Гарри, и уже, не кривя душой, добавил: — Однако мне очень приятно, что вы оказались совсем иной, чем при первом знакомстве. Надеюсь, что и отец меня не разочарует.

Гарри почувствовал резкую боль в боку, словно кто-то со всей силы ударил ногой.

«Мерлин, так Волдеморт, сидящий во мне, умеет еще и драться, а не только гадости говорить?»

Уже сидя в библиотеке, он начал донимать Волдеморта расспросами, хотя Невилл считал, что Гарри с головой ушел в чтение лекций Святого Мунго.

— А вот стал бы ради Вальбурги министром магии? — уже раз пятидесятый спрашивал он помалкивающего Волдеморта.

В конце концов терпение того иссякло.

— Сейчас не знаю, но если бы тогда она согласилась стать моей женой и поставила бы это условие, то, конечно, все свои силы, знания, способности очаровывать других я направил бы в это русло. Может, и довольствовался бы этим огрызком власти. Не знаю! Точно могу сказать только одно: свой первый хоркрукс я сделал после ее отказа и окончания школы. Хотя впервые убил еще в Хогвартсе. Идиотку Миртл не считаю: просто несчастный случай из-за моей неосторожности и ее глупости. А вот всех Риддлов — да, это убийство я хладнокровно подготовил и исполнил. Но сначала… Еще до того… я нашел отца и встретился с ним в Лондоне. Мерзкая сволочь! Как он глумился над магией, магами и особенно моей матерью. Рассказывал, какая она была уродка… — Волдеморт замолчал, заново переживая те события. Гарри замер: перед его глазами раскрылся изуродованный, но все же росток любви к матери в Волдеморте. — У меня произошел всплеск стихийной магии, и отца отбросило к стене. Он так перепугался, что обмочился. Вот тогда я и решил, что этому трусу нет места на земле рядом со мной…

— Милорд, можно забрать посуду? — юношеский голос оторвал Волдеморта от чтения. Он удостоил мальчишку только жестом. А как еще обращаться с волшебником, который изображает из себя домашнего эльфа?

Волдеморт запрокинул голову и взвыл волком, и в этом звуке была тоска, боль и… любовь. А его руки в кровь царапали молодое тело под ним.

Пробуждение Гарри было резким. Оглянулся по сторонам и быстро оценил обстановку: его и Невилла сон сморил прямо за чтением. В паху пульсировал отголосок не то сна, не то чужого воспоминания, в ушах все стоял вой Волдеморта.

— Тьфу! Как в замочную скважину подглядываю, — в сердцах Гарри выругался, хотелось все забыть, но где уж там. — Бедный Регулус, представляю его ужас, когда истинное лицо Волдеморта открылось ему. Как такое пережить, когда любишь?

— Ничего он не узнал, погиб от руки кого-то из ваших, — ответил Волдеморт, хотя его никто и не спрашивал.

— Разве ты не знаешь? Он погиб в твоем озере с инфери! Регулус, а не я с Дамблдором, достал твой хоркрукс.

— Все и всегда предают меня! — взвыл Волдеморт, и Гарри почувствовал, что внутри него, от него же самого, какая-то дверь захлопнулась и начала защелкиваться на множество замков.

— Нет! Волдеморт! Нет! — Гарри кричал и бился в нее: — Он любил именно тебя, а не свою любовь к тебе! Он не хотел, чтобы ты стал монстром. Таким, каким ты был после возрождения. Он пожертвовал собой, чтобы не дать тебе скатиться в настоящую пропасть!

— Гарри! Проснись! — растолкал его Невилл. — У тебя опять кошмар.

Гарри огляделся по сторонам: и правда, уснул в библиотеке. Только непонятно, когда же именно он проснулся.

— Гарри, письмо от магистра Эрихто, — сообщила Джинни, заглянув в библиотеку, где он и Невилл изо дня в день занимались уже второй месяц.

— «Благодарю за приглашение на день рождения. Ради этого специально приеду в Англию. Буду счастлив познакомиться с твоей невестой, — начал зачитывать вслух Гарри. — Прикоснись палочкой к оттиску змеи на пергаменте, чтобы получить ответ на свой вопрос».

Сказано — сделано. В воздухе возникла призрачная змея, немного напоминающая Патронуса, и зашипела на парселтанге.

Выражение лиц Гарри и Невилла становилось все печальнее и печальнее, а обеспокоенная Джинни и не замечала, как настойчиво дергает жениха за рукав мантии, надеясь получить синхронный перевод.

Когда серебряная змея растаяла, Гарри в сердцах захлопнул книгу, которую читал до этого.

— Ну что вы меня мучаете? — взмолилась Джинни. — Что ответил Эрихто?

— Плохи наши дела: Волдеморт очень грамотно защитил своих инфери, — выдавил Гарри и умолк.

— Единственный способ уничтожить их разом — Адское Пламя, но пар от резкого испарения воды, столкнувшейся с огнем, попросту взорвет пещеру. Отдельные заклятия, вроде Огненного шара или Режущего, могут уничтожать инфери поштучно, но их очень много, а привлекать других волшебников магистр не советует. Он считает, нужно оставить все как есть, — пояснил Невилл, догадавшись, что Гарри трудно выдавить из себя эти слова.

— Кроме всего прочего, Волдеморт предусмотрел и срок действия своих чар. Обычный боевой инфери выдерживает на воздухе от двух недель до месяца и сам разлагается. А там… — Гарри тяжело вздохнул, — … очень холодная вода и искусственная особо плотная тьма. Они сохранятся сотни лет и переживут даже наших внуков. Магистр успокаивает, раз эти инфери два раза точно выходили на воздух… то тысячелетия им уже не светят.

— В отличие от некоторых, я привык еще с Хогвартса очень внимательно читать книги, — съехидничал Волдеморт. Гарри только и оставалось — еще раз тяжело вздохнуть. — Между прочим, сам искал их. Это тебе, везунчик, портрет Вальбурги предоставил список нужных книг с расположением по полкам.

— Гарри, не расстраивайся! Значит, выполним только половину плана, — решительно начала Джинни, но, увидев, как неожиданно ярко отразило свет свечи ее обручальное кольцо, умолкла.

— Похоже, откладывать возвращение Даров не стоит. Смерть уже намекает — пора, — согласился Невилл, тоже заметив этот странный проблеск. — А с инфери мы все равно что-нибудь сделаем. Не стоит никому передавать такое наследие.

— Предлагаю отложить это дело на завтра, — наконец-то заулыбался Гарри. — Отправимся туда рано утром. В это время инфери слабее всего. А сейчас пошли в дуэльный зал и еще раз потренируем все необходимые заклинания…

Вальбурга взялась руководить ремонтом дома, за месяц воплотив в жизнь мечту: вернуть былое величие особняку Блэков. Денег на это не пожалели: наняли лучших мастеров, закупали самые дорогие и качественные материалы, да и десятки добровольцев всегда были готовы чем-нибудь помочь. Заброшенный умирающий дом очень скоро превратился в настоящий дворец.

Гарри и Джинни пошли навстречу пожеланиям Вальбурги — вокруг сияли и переливались серебристо-зеленые тона и извивались символы Слизерина. Вся роскошь, хранившаяся в закромах библиотеки, обрела свое место в доме, однако вкус и чувство меры не подвели Вальбургу — интерьеры особняка восхищали, а не смешили снобизмом.

И все же Гарри почесывал голову, удивляясь: каким образом при таких демократичных родителях Джинни обзавелась тягой к роскоши. Сам он очень смутно представлял, как можно жить во дворце, а Джинни была довольна. Она так спелась с Вальбургой, что противоречить им было бесполезным делом. Он часто заставал невесту, шушукающуюся о чем-то с портретом. Вальбурга, потеряв двух сыновей, обрела дочь, хотя и с ее лучшей подругой — Гермионой Грейнджер — тоже часто беседовала без былой спеси.

Единственное нововведение, на котором настоял Гарри, был дуэльный зал. Его устроили в бывшей фамильной библиотеке. Там он, и все их друзья занимались как в былые времена на сборищах Армии Дамблдора. Последним их достижением стало заклинание огненного лассо, которым когда-то Альбус Дамблдор расправился с инфери. Лучше всего оно получалось у Джинни. Это еще раз подтверждало правильность выбора команды — Невилл и Джинни — для возвращения Даров Смерти. Хотя она ничего не знала о связях с родом Певереллов — чересчур «чистокровные» разговоры не слишком одобряли в Норе, — но за любимым была готова пойти и в огонь, и в воду.

С воды все и началось.

Гарри хорошо запомнил место, но, аппарировав с друзьями, сразу не узнал. Все было прежним, однако освещенное не луной, а солнцем разительно изменилось, заиграв всеми красками жизни. Буруны волн, разбиваясь об отвалившиеся от утеса скалы, сияли цветами всего спектра. Да и сам обрыв уже не казался просто черным. По полосам на нем ученые могли бы читать историю земли, а пока на отвесных скалах уже с утра пораньше тренировались скалолазы в ядовито-ярких костюмах. Гулкое эхо разносило их голоса на всю округу.

— Вот этого я и боялся: там, где появились скалолазы, скоро появятся и спелеологи-любители, а если инфери попробуют живой плоти… — сказал Гарри. — Сейчас они как бы спят, а тогда их обуяет голод. Разложатся они, конечно, быстро, но за это время успеют много бед натворить.

Прямые знания Волдеморта и добрых два месяца чтения литературы по некромантии сделали Гарри крупным специалистом-теоретиком в области инфери, но за практику он очень волновался, опасаясь за любимую и друга. Уже в который раз он напоминал им, чтобы ни в коем случае не касались воды озера в пещере, разговаривали шепотом, ведь у этих мертвецов хороший слух. Обоняние тоже неплохое, а вот зрение никакое. Их белесые глаза, напоминающие бельма, надолго запомнились Гарри.

— Если инфери дотронется до вас, отрубайте ему руку Режущим заклятием! Не задумывайтесь! Иначе его холод убьет волю, силы к сопротивлению, — проводил последний инструктаж Гарри.

— Да-да, Гарри, ты уже столько раз об этом говорил. Мы помним! — ответила Джинни.

Теперь вода в расщелине стояла выше, чем в прошлый раз. В некоторых местах приходилось даже подныривать. Хорошо, что июль, а не май, как тогда — вода прогрелась, да и путь в ней второй раз не казался очень длинным. Однако, поднявшись из воды по ступенькам на площадку перед входом в пещеру, все ощутили неукротимую дрожь. Виной этому ознобу был не столько холод, сколько магия, царившая в этом месте. Наскоро обсушившись, Гарри и Невилл подошли к фальшивой скале, одновременно приложили ладони и зашипели по-змеиному: «Откройся!»

Арка возникла из небытия и призывно засияла ослепительно белым светом. Она не закрылась и после того, как друзья миновали ее, и теперь освещала большую часть пещеры.

Получив знания от Волдеморта, Гарри долго удивлялся, почему Дамблдор тогда не предложил ему воспользоваться знаниями парселтанга. Ведь создавая свою «тайную комнату», Волдеморт — сознательно или нет — копировал идеи Салазара Слизерина. В прошлый же раз запах крови сразу пробудил мертвецов, и они начали всплывать из глубин озера к поверхности.

Теперь все было спокойнее, нигде не виднелись плавающие трупы. Видимо, свет арки, наоборот, заставлял их уходить дальше в глубины озера. Да, Волдеморт предпочитал комфорт и, хоть и создал армию инфери, в глубине души боялся смерти и покойников.

— Посмотрел бы я, как бы ты их любил, пройдя мою школу, — обиженно откликнулся Волдеморт на мысли Гарри.

До острова друзья добрались без приключений. Густой мрак пещеры рассеивался от сияния арки, и дорогу по кромке вдоль озера всем было хорошо видно. Даже цепь от лодочки заметили издали — она отсвечивала зеленоватым светом. Еще при разработке операции они договорились, что перевозчиком будет несовершеннолетняя Джинни. Первым переправился с ней Гарри, а потом она вернулась за Невиллом.

Каменная чаша валялась на полу, сбитая с постамента. Гнев Волдеморта ударил по ней, когда, проверяя свои тайники, Темный Лорд обнаружил, что и этот не уберег хоркрукса.

Наследники Певереллов положили на постамент мантию, камень и палочку. Ничего не происходило, хотя они и сами не знали, что должны увидеть. Гарри, подумав немного, произнес:

— Спасибо за то, что дала, и прости всех владельцев мантии-невидимки!

— Спасибо за то, что дала, и прости всех владельцев Камня Воскрешения! — поддержала его Джинни.

— Спасибо за то, что дала, и прости всех владельцев Старшей палочки! — закончил Невилл.

На этом самодельная церемония закончилась, и они начали осторожно спускаться к воде, чтобы покинуть островок.

Все произошло неожиданно, мгновенно, но это был тот случай, когда время меняет свою длительность и доли секунды превращаются в минуты.

Гарри увидел, как под ногой Невилла стал раскалываться пополам один из камней. Видимо, друг наступил не вовремя и не туда. Обломки медленно полетели к воде, а Невилл, странно изворачиваясь, видимо, стараясь сохранить равновесие, заскользил за ними. Парализованный ужасом, Гарри смотрел, как нога Невилла медленно дотрагивается до глади озера, по воде в разные стороны начинают расходиться волны, а из глубины так же медленно выныривает бледная полуразложившаяся рука. Как костяшки мертвых пальцев впиваются в живую плоть ноги и выступают капли алой крови. Как мертвец дергает на себя Невилла, и тот со всего маха ударяется головой о камни. Как во все стороны разлетаются капли крови, как закатились глаза друга, как нервно принюхиваются к сладкому запаху ноздри мертвеца… И вот уже полчища инфери восстают из озера и тянут, тянут к ним костлявые руки.

А потом появился звук: треск камня, плеск воды в озере, вскрик Невилла и глухой удар его головы о камни.

Гарри пришел в себя от яркой вспышки: Джинни влепила огненным шаром в морду первого мертвеца и уничтожила его. Гарри тут же кинулся, чтобы оттащить Невилла подальше от воды. А из палочки Джинни уже вылетело огненное лассо, захлестнувшее и спалившее самых ретивых из инфери. Остальные приуменьшили скорость, но задние ряды напирали на передние — запах крови сводил их с ума.

Началась неравная битва, одних направляла безумная жажда, других — самоотверженность. Гарри и Джинни не сражались бок о бок, по очереди — один держал лассо, а другой бил заклятиями в мертвецов. Сколько времени они так выстояли, сказать трудно, но силы живых начинали иссякать, и кольцо врагов медленно, но верно сжималось. Гарри подволок Невилла, который хоть и дышал, но никак не приходил в сознание, к постаменту и тут заметил, что Даров Смерти на нем нет.

— Джинни, она приняла Дары! Мы прожили свою жизнь не зря! — взревел Гарри.

И тут во тьме начали появляться крохотные вспышки, которых становилось все больше и больше. Они сливались и обретали форму, но там, где возникло это видение, исчезала обычная картинка мира, словно кто-то очищающим заклятием убирал ненужное изображение.

Гарри и Джинни замерли, забыв о бое с инфери. Сияние превратилось в две гигантские руки, со сложенными, словно в молитве, ладонями. Вдруг они раскрылись, как чаша, и в них полетело все воинство Волдеморта… и наступила тишина.

— Благодарю тебя, Смерть! — вырвался у Гарри крик души. А Джинни беззвучно шевелила губами, повторяя те же слова.

Опять воцарилась тишина.

— Вы ничего не просите у меня, а только благодарите, — голос был странно мягок, его нельзя было назвать женским или мужским, но Гарри больше всего поразило полное отсутствие эха. — За это я верну одного человека из мира мертвых. Выбирай, Гарри Поттер!

Этот голос из Иного мира поставил перед ним тяжелейшую задачу.

Мама или папа? Сириус или Дамблдор? А чем хуже Ремус или Тонкс, которые так нужны малышу Тедди?! Фред. Колин…

Перед глазами Гарри возник обелиск в Годриковой Лощине. Все достойны.

Он посмотрел на ладони Смерти и понял, какое имя сейчас назовет:

— Регулус Арктурус Блэк!

Почувствовал рукопожатие Джинни — она одобряет его выбор.

Из рук Смерти вырвался луч, который, дотронувшись до земли, стал сгущаться, пока не превратился в человеческое тело. Регулус, сотрясаясь от кашля, отхаркивал воду.

Внутри у Гарри что-то зарыдало, и он был готов поклясться: это Волдеморт.

Гарри и Регулус сидели в гостиной особняка Блэков. Праздники — возвращение Регулуса, дни рождения Невилла и Гарри — отшумели, и все вернулись к обычной размеренной жизни. Одни сдавали экзамены в Хогвартсе, другие занялись работой, а Гарри начал готовиться к занятиям в школе Аврората. Хотя знания Волдеморта давали ему большое преимущество в теории, но практику нужно было подтянуть. Этим он и занялся вместе с Регулусом, который восстанавливал собственные магические навыки.

Они как-то незаметно подружились. Может, этому способствовало отсутствие разницы в возрасте: хотя их года рождения сильно разнились, время, проведенное среди инфери, словно выпало из жизни Регулуса. Теперь он воспринимал Гарри и его друзей как своих ровесников, а с настоящими, из оставшихся в живых, общался, но общего у них оказалось на удивление мало.

Посвящать в свою тайну он никого не хотел, а доверчивых гриффиндорцев вполне устраивала версия, придуманная Джинни: Регулус в результате неудачного эксперимента попал под собственное проклятие и был заколдован все эти годы. Дескать, во время ремонта в особняке эти чары случайно снял Гарри.

«Так это же Поттер! Он все может!»

Друзья в это свято верили, а притаившиеся враги боялись возразить. Правду знали только те, кто был в пещере, министр магии и главный лекарь больницы Святого Мунго, который обследовал Регулуса и поверил в случившееся чудо. Во-первых, здоровье «воскресшего» было отменным, во-вторых, пациент помнил всё до, во время и после смерти, в-третьих, бесследно исчезла метка Волдеморта.

Хотя Регулус предпочел бы избавиться от всех воспоминаний о пещере, но все сливы в думосброс оказывались бесполезными. Вот и сейчас разговор опять зашел на эту тему.

— Регулус, ты опять испугался во время дуэли, когда я применил огненное лассо.

— Я не могу ничего с собой поделать, — чуть не плакал тот. — Сам легко применяю это заклятие. Но если оно направлено на меня… проваливаюсь в прошлое. Наверное, от этого не избавлюсь никогда.

— Глупости, я же научился жить со знаниями Волдеморта, — успокаивал его Гарри. — У тебя тоже получится… со временем.

— Ты знаешь о нем всё? — удивленно спросил Регулус, делая ударение на слове «всё».

Отпираться, коль проговорился, было поздно, и Гарри честно ответил:

— Да! О тебе и о нем тоже.

Регулус побледнел, потом залился краской, попробовал вскочить, чтобы выбежать из комнаты. Не тут-то было! Гарри крепко, как в снитч, вцепился в рукав его мантии.

— Мне плевать, кто тебе нравится! За это время я узнал, каков ты! — но ему еще много потребовалось слов, чтобы Регулус перестал отворачиваться от него и опять сел на диван.

— Какие у тебя планы на будущее, Регулус?

— Пойду работать в министерство магии. Среди людей будет легче.

— Это хорошо, но я о другом. Я слышал, что требовала от тебя Вальбурга.

— Мама права, я обязан продолжить род Блэков, а все остальное — мои проблемы.

— Я, хотя и не гей, но считаю, против природы не попрешь. Это все равно, что левшу переучивать, — решил Гарри. — Ты не думай… я не осуждаю твою любовь к Волдеморту… это чувство на хорошо или плохо не делится… — Однако, поняв, что совсем запутался в словах и мыслях, он решил ретироваться: — Прости, что завел разговор на эту тему.

— Да беда даже не в том, что мне придется спать с женщиной. Я сумел бы стать хорошим и заботливым мужем. Беда в другом: я ни с кем не могу… Как подумаю, что им придется быть с трупом… а они об этом даже не подозревают… — Регулус закрыл лицо руками и простонал: — Какая мерзость: секс с мертвецом!

Гарри застыл, не зная, как успокоить, разубедить его. Любые слова в этом случае — пустой звук.

— Поттер, — неожиданно он услышал в себе взволнованный голос Волдеморта, — я никогда, ничего и ни у кого не просил, а брал. Сейчас прошу. Ты знаешь, я мог бы взять власть над твоим телом. Но в этом случае все должно быть по согласию.

— Да, — коротко ответил Гарри, хотя отлично понимал, что именно Волдеморт хочет сделать.

Будь Гарри другим человеком, он стал бы взвешивать все за и против, но… Он искренно любил Джинни и не думал ей изменять — а Волдеморт, как умел, любил Регулуса, и тому сейчас было очень плохо.

Странный звук, вырвавшийся у Гарри, заставил Регулуса вскинуть лицо. Он увидел закатывающиеся глаза и кинулся на помощь, но вдруг все прекратилось. Гарри снова выглядел, как обычно, но вдруг заговорил… дорогим и любимым голосом:

— Не пугайся, Регулус, это я! Поттер разрешил мне воспользоваться его телом.

Но тот, наоборот, испуганно отшатнулся, плюхнулся на пол и повторял:

— Этого не может быть… этого не может… не может…

— Не угадал — может, — засмеялся Волдеморт привычным, чуть холодноватым смехом, присев на корточки рядом с ним. — Только не ври, что разлюбил меня.

— Наверное, я однолюб. Все теперь знаю о тебе, но все равно люблю, — подтвердил Регулус.

— Это я и так вижу: мое кольцо на твоей руке.

А вот о кольце Регулус никому не сказал ни слова. Это была тайна его и Волдеморта, подарок на день рождения. Оно действовало как думосброс: нажав на камень перстня, Регулус мог провалиться в воспоминания о лучших минутах их близости, заново переживая их.

— Именно оно и не позволило инфери сожрать тебя, — объяснил Волдеморт. — Ведь настоящим живым трупом ты никогда не был…

— В последнее мгновение я изо всех сил нажал на камень, — признался Регулус.

Впервые в жизни Волдеморта не волновало: предавал его Регулус или спасал. Он был глупо, по-мальчишечьи рад. Он схватил Регулуса и начал целовать, но тот отворачивался с криком:

— Я — живой труп! Разве тебе не противно?!

— Думаю, сейчас ты испугаешься больше, — процедил сквозь зубы побледневший Волдеморт. — Когда клан Эрихто отказал мне в обучении, я настойчиво искал других некромантов. И нашел… На первом же занятии маг понял, что я… — он с трудом сглотнул, — … страшно боюсь смерти и покойников. Он тыкал в мое лицо манускрипт с первым законом Эрихто и орал: «Не ты, а покойники должны бояться тебя!», а потом приказал трахнуть женщину… труп женщины…

Волдеморта бил такой озноб, что его зубы выстукивали барабанную дробь.

— Было так холодно… так холодно… так… так… так…

Регулус кинулся к нему, крепко прижал к себе, абсолютно не думая, кто перед ним: Гарри, в которого вселился Волдеморт, или Волдеморт, которого так изменил Гарри.

* * *

— Дорогая моя, впервые за годы нашего общения у меня есть приятная новость: ваш ребенок абсолютно здоров, — сообщил профессор Линн Джинни Поттер, как только она переступила порог кабинета.

Несколько шагов до стола она прошла с чувством, которое сложно описать словами.

В нем, как в волшебном зелье, было много ингредиентов: любовь, радость, надежда, вера и гордость, а перекипев в ней, как в котле, они дали то, заветное, с коротким названием «счастье».

— Вы не представляете, как я рад, что все мои прогнозы не сбываются. Хотя диагноз Поттеру неизменен — шизофрения.

— Профессор, мой выбор — стать его женой — был бы в любом случае тот же. Он не подозревает о своей болезни. Думает, что Волдеморт живет в нем, но за эти годы стал совсем другим человеком. Хорошо, что тогда вы смогли переступить через свои принципы и подписали Гарри допуск для учебы в Аврорате.

— Мадам Поттер, но как я мог отказать настойчивой просьбе Кингсли Шеклболта, который все взял под личную ответственность? Да и аргументация магистра Эрихто была исчерпывающей.

— Профессор, можно задать вам один вопрос? — В ответ Джинни получила кивок и любезную улыбку. — Тогда я не поняла фразы магистра: «Я сделаю ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться… и подпишет допуск Поттеру». Вы тогда изменились в лице и подписали, но предложения я так и не услышала. Это какая-то неизвестная мне магия? Магистр умеет передавать мысли без слов?

— Все намного проще, — усмехнулся психиатр. — Начало фразы нужно взять в кавычки. Магистр узнал о моем пристрастии к знаменитым маггловским фильмам об американских мафиози и процитировал одну фразу оттуда. Они убивали, если их просьбы не исполняли. Сами понимаете, в устах волшебника из рода Эрихто эти слова приобрели несколько зловещее звучание.

Джинни рассмеялась:

— Даже юмор у магистра черный.

— У меня есть еще одна приятная новость: наша с Невиллом работа подходит к концу, микстура Святого Мунго скоро будет готова. Похоже, мне придется менять свою специализацию — лечить будет некого…

Джинни шла домой, а внутри все пело. Хотя, если быть до конца честной, она уже давно приняла болезнь мужа.

«Гарри Поттер любит только меня, а вот Том Риддл в нем — Регулуса Блэка. Мое положение все равно лучше, чем у Альдерамины. Регулус женился на ней только для того, чтобы продолжить свой род. Хотя супруг он замечательный, и ждет не дождется, когда же наконец станет отцом».

У Джинни не было ни капли сомнения в том, какая личность в муже возобладает после излечения.

Гарри Поттер побеждал, побеждает и будет побеждать всегда.

Конец