«И боль по крыльям перебитым»

Гарри открыл глаза и некоторое время лежал, глядя в темноту. Что-то разбудило его, и он никак не мог понять, что: в доме было тихо, рядом мирно посапывала Джинни... Сознание пыталось поймать за хвостик недосмотренный сон — очевидно, он-то и стал причиной пробуждения... Но тщетно — в материальном мире грезы надолго не задерживаются. Трюк срабатывал лишь во времена хогвартской юности, когда ночи сливались в один бесконечный кошмар с участием Волдеморта. Слава Мерлину и всем высшим силам, теперь это прекратилось: шрам больше не болит.

За минувшие пять лет Гарри ни разу не просыпался от кошмаров, сны его были спокойные и прохладные, как снежинки, они кружились и опускались на внутреннюю сторону век, так, что к утру и не вспомнить, снилось ли ему что-то вообще. Но сегодня все было иначе. Сон ушел, а память по-прежнему хранила откуда-то взявшееся ощущение счастья. И неосознанность его рождала в глубине души печаль, словно в этих снах могло таиться что-то по-настоящему важное.

В окна постукивал мелкий дождик. Хорошо — за минувшие недели июльская жара всех вымотала. Гарри ощущал, как деревья в саду тянут ветви к долгожданной воде, как дом подставляет разгоряченную крышу под прохладные струи. Казалось, и дом под воздействием дождя тоже тянется вверх, словно живой. Только этого еще не хватало: Гарри нисколько не вдохновляла мысль, что однажды их жилище начнет расти и превратится в подобие Норы — со всеми этими дополнительными этажами и пристройками. Хотя детей они планировали завести много — Гарри всегда по-хорошему завидовал семейству Уизли.

Блуждающий по комнате взгляд Гарри задержался на циферблате маггловских электронных часов — Дадли презентовал кузену в прошлом году. Подсвеченные красным цифры расплывались. Нащупав на тумбочке очки, Гарри надел их — и мир начал обретать резкость. На верхней строчке часов значилось «2002.07.31», на нижней — 03.30... Надо же. Время его рождения.

Вскоре после окончания войны, во время одной из бесконечных праздничных церемоний, колдомедики сделали Гарри один из немногих действительно стоящих подарков — отдали ему карту пациентки Лили Поттер. Срок архивного хранения дела давно истек, но врачи не уничтожили историю появления Избранного. В карте не было ничего особенного — время рождения, вес, рост... просто милые подробности, хоть как-то связывающие Гарри с мамой.

Казалось бы, Гарри не на что жаловаться. Любимая работа, о которой он мечтал еще в школе, любимая жена, которая сейчас уютно сопит ему в ухо, и любимые друзья, надежность которых проверена не одной бедой. Почему же так щемит в душе? И это в день рождения...

Вот и причина: стал старше собственных родителей ровно на один год. Ему только что исполнилось двадцать два, а им навсегда — двадцать один.

Эта мысль так и крутилась в голове, пока Гарри снова не погрузился в сон.

* * *

Все ближнее и дальнее окружение Гарри Поттера знало, что упоминать при герое магического мира имя профессора Северуса Снейпа — нежелательно. Если, конечно, не задаваться целью испортить Избранному настроение или вовсе ввергнуть его в депрессию. Можно было только удивляться этой странности: в Последней битве Гарри потерял стольких друзей, но Снейп всегда стоял особняком.

Пять лет прошло после войны. Это много или мало? Иногда Гарри казалось, что память больше не давит на него тяжелым грузом, что он свободен и может идти дальше, не сгибаясь под ношей прошедших дней. Но иногда шум голосов в министерских коридорах превращался в зловещий гул, и Гарри начинало казаться, что сейчас будут рушиться стены. Он мог принять за вспышку заклинания солнечный блик, отразившийся в витрине, и хватался за палочку... И в такие минуты понимал, что власть прошлого над ним все еще не ослабла.

Гарри запрещал себе думать о Снейпе, но его мысли назойливо крутились около этой темы. Боль, которую они причиняли, была иррациональна, но так сильна, что даже по прошествии пяти лет Гарри еще не готов был разобрать эту часть воспоминаний. Слишком крепко сплелись в клубок вина, жалость, стыд, раскаяние... к этому добавлялись еще чувства, которым он и сам пока не рискнул бы дать определения.

Друзья не пытались лезть к нему в душу, и негласный запрет на имя зельевара соблюдался строго. Но незажившую рану легко разбередить. На вечеринке, которую Гарри собрал сегодня по случаю своего дня рождения, разговор вдруг свернул в опасное русло.

Гости уже почти разошлись, а оставшихся Невилл развлекал, зачитывая перлы из студенческих работ. Оказывается, в учительской Хогвартса хранился фолиант, в который преподаватели из года в год вписывали особенно «удачные» фразы из сочинений школьников. Кто бы мог подумать, что они способны потешаться над муками творчества своих учеников.

Конечно, в этот раритет попали и цитаты из работ Гарри Поттера, Рональда Уизли и самого Невилла — только Гермиона так и не удостоилась этой чести.

— Это потому, что я, в отличие от вас, писала домашние задания, а не отписывалась, — возмущалась бывшая лучшая ученица Хогвартса.

— Я с тобой в корне не согласен, — заявил Невилл, и его друзья постарались спрятать усмешки: профессия уже начала прорастать своей лексикой в молодом учителе. — Гвоздем этого учебного года стала описка в экзаменационной работе лучшей ученицы школы: вместо «зельеварение» она написала «зельетварение». Хотя дров в огонь добавила директор. Когда наш новый преподаватель, проверяя эту работу в учительской, пробурчал: «Конечно, а моя профессия — зельетвар», Минерва МакГонагалл парировала: «Боюсь, профессор, скорее — зельетварь!».

Рассказ Невилла утонул в дружном хохоте.

— Как же мы с Фредом до этого не додумались в школе! — застонал сползающий со стула Джордж и вдруг резко оборвал смех.

Первой все поняла и сконфуженно замолчала Гермиона, за ней пошла цепная реакция, пока не остановилась на Роне. Гарри оглядел расстроенные лица друзей, и в его душе словно что-то оборвалось. Он ненавидел, когда к нему относились как к Избранному или начинали носиться с его проблемами. Уже принятый алкоголь дал неверный совет по вопросу «что делать?»: Гарри взял недопитую бутылку огневиски, щедро плеснул в подвернувшийся под руку стакан и залпом выпил.

Тысяча драных драклов, почему такой веселый праздник непременно должен так паршиво закончиться?

— Невилл! — прошипела Джинни почти по-змеиному, словно Гарри давал ей уроки парселтанга. — С глаз долой! Тебе все равно столько не выпить. А вы сегодня, похоже, переночуете у нас, — обратилась она к Гермионе.

Та обреченно вздохнула и кивнула, поскольку Рон уже подсел к Гарри и ухватился за злосчастную бутылку. Ее супруг любил не только хорошо поесть, но и умел очень много выпить без каких-либо последствий. Эту способность он приобрел на шестом курсе обучения в Хогвартсе, когда едва не погиб от яда, подмешанного в предназначенное Дамблдору вино. Видимо, безоар и последующие рутовые настойки мадам Помфри дали интересный эффект — Рон совершенно перестал пьянеть, даже от большого количества алкоголя. А значит, всё, что он успевал налить в свой стакан, никак не могло достаться Гарри.

Беда была в том, что дома в этот день скопилось слишком много подарков в виде раритетных бутылок спиртного. Но Рон был готов самоотверженно выпить всё, лишь бы уберечь Гарри от ошибок.

Ох, как не любила Гермиона подобные ситуации, будь она на месте Джинни, то давно бы положила конец вечеринкам с возлияниями — в школьные годы они прекрасно обходились сливочным пивом, и это нисколько не делало праздник скучнее.

Но Джинни была на своем месте, а Гермиона — на своем.

Пока Джинни провожала Невилла, Гермиона поставила чайник — у самой уже немного шумело в голове от выпитого.

За чаем женщины вяло обменивались фразами, но каждая думала о своем — это было понятно по тому, какие тревожные взгляды бросали они на своих мужей.

Зато мужчинам было уже слишком весело, разве что песен не хватало. Рон начал декламировать:

Не будь на то Господня воля,

и боль по крыльям перебитым.

— Он что, стихи пишет? — изумилась Джинни.

— Это Губерман. Русский поэт. Только не подумай, что Рон его всего перечитал, — усмехнулась Гермиона. — Мой супруг приобщился к книгам из серии в «Мире мудрых мыслей»…

— … и учит наизусть, чтобы достойно выглядеть рядом… — рассмеялась Джинни, и осеклась, обернувшись к мужу, который неожиданно начал говорить что-то громко и бессвязно.

— Моя вина… упустил шанс в Годриковой … мог убить змею… трус...

Гермиона не сразу поняла, о чем он толкует, хотя и была в Годриковой лощине вместе с Гарри, и змею эту видела своими глазами. Зато Джинни метнулась к мужу и, обняв его, принялась успокоительно шептать:

— Не говори глупостей. Ты делал все, что мог. Не Нагайна так сам Волдеморт убил бы Снейпа: ему нужна была полная власть над Бузинной палочкой.

Понимал ли ее Гарри или так действовали ее нежные поглаживания по растрепанным волосам, но он согласно кивал головой. В такт этим кивкам голова опускалась все ниже и ниже, пока благополучно не опустилась на стол, аккуратно придерживаемая руками супруги. Хотя Гарри явно уснул, Джинни продолжала с ним разговаривать:

— Потом, Невилл тоже — Избранный и должен был совершить свой подвиг, получив свой шанс.

— Джинни, — перебил ее Рон, — его пора переносить в кровать.

Брат и сестра потащили Гарри в спальню, подхватив его по-маггловски под руки: любые транспортирующие заклятия вызывают очень тяжелое состояние при похмелье. Бесчувственное тело благополучно уложили в постель. Расходиться по своим комнатам еще не очень хотелось, поэтому чета Уизли и Джинни продолжили посиделки с чаепитием. Разговор опять настырно возвращался к теме Поттера и Снейпа. Хотя говорено-переговорено было об этом много, но теперь Гарри и сам, наконец, проболтался: как известно, что у трезвого на уме — то у пьяного на языке. Сомнительно, что трезвым он смог бы все повторить, но, коль уж подсознание неожиданно приоткрылось, нельзя было просто оставить все как есть.

— Думаю, ему нужно поговорить с целителем-психологом, — выразила их общее беспокойство Гермиона. Рон и Джинни с ней согласились.

Их лучший друг этого всего, конечно, не слышал, но сны, в которые он погрузился, были тяжелы и беспокойны.

* * *

Гарри ощутил настойчивые прикосновения и с неохотой вынырнул из мира грез. Ему казалось, что он уснул посреди веселой вечеринки, но ни звона стаканов, ни голосов не было слышно — тишину нарушало лишь собственное дыхание. Твердая ладонь, совсем не похожая на мягкую руку Джинни, скользнула по его бедру, и Гарри открыл глаза. Комнату заливал тусклый — утренний или предзакатный — свет бессолнечного дня. Предметы никак не желали вернуться в свои границы, размазываясь и дробясь, но постепенно мир обретал четкость и вещественность. Серое пятно стало прикроватной тумбочкой, Гарри почувствовал тепло одеяла, под которым лежал совершенно раздетый, почувствовал, как мешает упавшая на глаза челка.

Еще одно незнакомое настойчивое прикосновение окончательно разбудило его. Пошевелившись, он высвободил руку из-под одеяла, убрал волосы со лба и принялся шарить по тумбочке в поисках очков. Их нигде не было.

Чужие пальцы скользнули по его плечу, и Гарри в недоумении обернулся. Лицо человека, лежащего рядом, не принадлежало Джинни, но черты его были странно знакомы. Сморгнув, Гарри всмотрелся в них. Этот пристальный взгляд, и плотно сжатые губы, и бледные щеки, казавшиеся еще белее в обрамлении темных волос — все это он не раз видел в той, ушедшей в далекое прошлое, жизни... И все это никак не могло быть соотнесено с его жизнью теперь — ни целиком, ни по частям.

Меж тем, черты сложились, наконец, в целостную картину, и завершил ее крупный нос с чуть загнутым вниз кончиком. В черных глазах плескалось что-то совершенно безумное, обжигающее... таким Гарри и запомнил этот взгляд, таким он и был тогда, в Визжащей хижине — последний живой взгляд Снейпа. Сколько несказанных слов, сколько ответов на все вопросы разом таилось в нем. Гарри показалось, что его затягивает в воронку, все прожитые дни закручиваются в спираль, и сам он тонет в черной воде, опускаясь на самое дно.

— Мерлин всемогущий... — прошептал Гарри со смесью ужаса и непонятного восторга. — Вы... Откуда вы здесь?

Картинка дрогнула и сместилась — Снейп склонил голову, черты его лица на миг расфокусировались, но снова обрели ясность.

— Я пришел, потому что ты позвал меня, — его негромкий голос прозвучал мягко, как шелест дождя по листьям деревьев.

Гарри нервно облизнул пересохшие губы.

— Позвал? — переспросил он, лихорадочно соображая, что ему делать, чтобы Снейп не исчез. — Я... То есть, да, я звал... Все это время... Но не думал, что...

— Что я откликнусь?

— Что это имеет какое-то значение.

— Имеет, как видишь.

Придвинувшись ближе, Гарри осторожно провел кончиками пальцев по плечу Снейпа — кожа была горячей. Взгляд темных глаз потеплел, и Гарри вдруг совсем успокоился. Он понял, что Снейп не собирается уходить. Ощущение счастья, в котором он уже пробуждался раньше, вновь наполнило душу, и теперь у этого счастья была причина и имя.

— Почему вы так долго? — спросил он.

— Нам обоим нужно было время, — отозвался Снейп, произнося «мы» так легко, словно всю жизнь объединял под этим словом себя и Гарри Поттера.

— Для чего?

— Чтобы принять, — просто ответил Снейп. Он больше не пытался хитрить или говорить загадками — после Хижины и отданных воспоминаний в этом не было смысла. Казалось, Снейп испытывал облегчение от того, что стало можно называть, наконец, вещи своими именами.

Гарри, напротив, чувствовал себя все более неловко.

— Я ведь должен столько всего сказать вам... О себе… о прошлом... и... поблагодарить за то, что вы сделали для меня... но...

— Но? — Снейп приподнял бровь, и Гарри почувствовал, что заливается краской, как мальчишка.

— Но мы... в постели.

Снейп фыркнул, беззлобно развеселившись смущению Гарри, и погладил его по щеке. Но Гарри его рука была сейчас очень нужна в другом месте. Он не знал, как сказать об этом, поэтому просто молча откинул одеяло. Снейп прекрасно контролировал себя. Он невозмутимо и словно задумчиво взглянул на открывшуюся картину. Пальцы его неспешно соскользнули ниже и вычерчивали теперь непонятный узор на груди Гарри.

— Для пафосных речей еще будет время... — шепотом пообещал он.

Завораживающе-волшебные поглаживания переместились на уровень внутренней стороны бедра, и Гарри дернулся, коротко простонав сквозь сжатые зубы. Неторопливая ласка была мучительна, словно невозможность утолить жажду в знойный полдень.

— Ты... — Гарри отстранился и взглянул на Снейпа. Жесткое угловатое тело могло бы показаться почти расслабленным, если бы не член, уже поднявшийся темной головкой вверх, навстречу Гарри. Почему Снейп медлил, зачем устроил эту сладкую пытку прикосновениями, почти невинными? Давал время передумать? Все еще не был уверен, что Гарри согласен? Испытывал собственную выдержку? Гарри такой выдержкой не обладал. Обхватив голову Снейпа руками, он привлек его к себе, яростно целуя. Снейп сжал его бедро, не позволяя себе ничего, кроме ответных поцелуев. Гарри чувствовал, как вся кровь хлынула вниз и, на полувздохе-полувсхлипе прошептал:

— Ты хочешь?.. Возьми.

Снейп лишь углубил поцелуй, продолжая впиваться в бедро Гарри пальцами. Он устанавливал свои правила, и Гарри позволил ему вести. Очевидно, это, наконец, смягчило его — пальцы переместились на измученный ожиданием член.

Казалось, Снейп отмеряет ингредиенты для зелий. Его движения были точны и выверены настолько, чтобы довести зелье до кипения, но не дать ему расплескаться. Гарри стонал, извивался, кусал губы, толкался в руку, бедвусмысленно умоляя о разрядке. Но стоило ему почти достигнуть пика наслаждения, как Снейп сбавил темп, принуждая Гарри повернуться на бок. Член Снейпа был уже как каменный и упирался Гарри в бедро. Похоже, силы Снейпа тоже были уже на пределе, и он не собирался потратить остатки их на подготовку партнера, но Гарри было уже плевать. Когда что-то огромное вторглось в него сзади, он почувствовал боль, но пальцы Снейпа снова легли на его член, — и острая волна наслаждения прокатилась по телу юноши, сотрясая его с ног до головы.

— Боже, — выдохнул он, не слыша своего голоса и не уверенный, что смог произнести это вслух. — Умоляю, сделай так снова.

Снейп, должно быть, все же услышал его, потому что сделал так. И еще раз. И еще-еще-еще, входя на всю длину и задевая что-то глубоко внутри...

Тому, что рождалось здесь и сейчас, пока не было названия, эта синергия висела в пустоте между сном и явью, между жизнью и смертью, между отчаянием и всепоглощающим счастьем. А потом нитка оборвалась, и они оба провалились в сияющую бездну, полную слепящих огней…

Ощущение полета прошло, легкость сменилась тяжестью, огни, рассыпавшись искрами, погасли. Гарри лежал на спине, под ним были смятые простыни, сверху его придавливало горячее тело.

— Я люблю, — сказал Гарри, пробуя хотя бы отчасти выразить то, что мгновение назад разрывало его изнутри, а сейчас, напротив, улеглось и заполнило весь мир целиком, затопило — и стало так спокойно и так правильно. — Я люблю тебя.

Снейп скатился с него и устроился рядом, не выпуская Гарри из кольца своих рук. Хотелось говорить, но слова все еще не обрели вес, поэтому Гарри просто потянулся навстречу Снейпу и встретился на полпути с его губами.

В голове все еще шумело, и сквозь этот шум Гарри уловил скрип двери. Прервав поцелуй, резко повернул голову — кто посмел помешать им? — и охнул. В дверях возникла фигура женщины в светлом платье. В ее очертаниях Гарри даже без очков сразу узнал собственную мать, Лили Поттер.

Сознание пронзила лихорадочная мысль:

«Боже, мама застала меня с мужчиной… и, хуже того, с Северусом Снейпом! Что нам теперь делать?»

Гарри схватился за край одеяла, чтобы укрыть себя и своего любовника, но вместо Снейпа рядом оказалась Джинни. Искренне обрадовавшись, что теперь с мамой будет легче объясниться, Гарри вновь обернулся к двери.

Проем был пуст, и только полотно слегка шевелилось на сквозняке и поскрипывало…

Гарри сморгнул, недоуменно посмотрел на спящую жену, на дверь, снова на жену, и расхохотался. Что скрывалось за этим смехом, знал только он сам, но губы до сих пор саднило, словно на них еще не угасли недавние поцелуи, а тело наполняла необычайная легкость. Он все смеялся и никак не мог успокоиться.

Разбуженная Джинни взяла подушку и натренированной рукой треснула мужа по голове:

— Все люди как люди — болеют с бодуна, а ты ржешь, идиот Избранный!

* * *

Утром за завтраком Гарри отобрал у Джинни справочник медицинских услуг, где она пыталась найти телефоны частных психологов, и сидел молча, перелистывая страницу за страницей. Идея, которая у него родилась, вряд ли пришлась бы по душе Джинни. Он собирался заняться по-настоящему важным делом — начать поиски Снейпа. Сделать это следовало, конечно, еще пять лет назад, но, если бы не сон, Гарри, наверное, до сих пор не решился бы перешагнуть через свои страхи и сомнения.

Теперь же все они оказались развеяны, как пепел на ветру. Снейп сказал ему, что время пафосных речей еще придет. Гарри собирался сделать все для того, чтобы этим временем стало ближайшее будущее.