Когда я был маленьким, то очень любил конфеты. Все эти маленькие кругляшки разных цветов, мармелад, драже "Бетти Ботс" в сахарной глазури... Много-много всего... Но самой большой радостью была для меня жвачка "Друбблс". Особенно клубничная... Особенно мамина, когда она, тратя последние деньги, покупала мне эту драгоценную сладость, мою любимую сладость. Когда жвачка прилипала к языку, я начинал смеяться. Когда пузырь получался больше, чем у всех моих друзей, я казался себе самым счастливым человеком на свете. И... Да, определённо, тогда я был счастлив.
"Совершенно, бесповоротно счастлив."
Странно, вспомнилось вдруг. Это беззаботное детство... Мне было лет пять, не больше, когда бабушка перестала скрывать то, что было очевидным. Очевидным для взрослого, но не для такого малыша, как я. Френк и Алисия Лонгботтом потеряли память из-за заклятий Круциатус, насланных на них Беллатрисой Лестрейндж.
Тогда я не понимал, что это значит. Возможно лет в семь... В восемь... Я всё понял. Понял, что мама больше не принесёт мне сладость.
* * *
Угрюмый вид палаты тридцать четыре большого удовольствия мне не доставлял. Светло-голубые стены, три небольших кровати, три тумбочки и один маленький букетик засохших роз в хрустальной вазочке. На тумбочке мамы. Её кровать находится около окна, рядом с папиной. Бабушка так решила. Она долго упрашивала лекарей, чтобы те поместили их в одну палату. Они в конце концов согласились. Не могли не согласиться. Ведь это бабушка...
Они всегда, когда видят меня, улыбаются. Родители. Хотя кто знает, может, они улыбаются всегда. Возможно, им кажется, что вокруг всё хорошо. Ну и замечательно. Хоть кому-то сейчас хорошо.
Бабушка всегда говорила, что в сознании они не там, где мы. Где-то далеко-далеко... Там поют птички, вечно-зелёная травка и яркое солнышко. Они видят меня там и радуются. Радуются тому, что я стою на вечно-зелёной травке под ярким солнышком. Вместе с ними.
Когда мы входим в палату, я вижу, что мама улыбается. Она ждала нас, знала, что мы придём. Я улыбаюсь ей в ответ и сажусь на краешек кровати. На маме одета лёгкая белая ночнушка, волосы спутаны, на ноге царапина. Она босиком стоит на паркете и улыбается. Всё время улыбается...
Я хочу что-то сказать, но не могу. Я просто улыбаюсь ей в ответ. Опять. Но я не могу не улыбаться.
Папа спит. Тихое сопение доносится с его кровати. Соседа родителей, мистера Джоукинса, выписали прошлой осенью. Больше к ним никого не подселили. Бабушка рада, а вот мне как-то грустно. Возможно, это был их друг, кто знает? У него была такая же болезнь, но в лёгкой форме. Он пролежал четыре года и его выписали. А вот родителей не выписывают уже больше тринадцати лет...
А мама улыбается. Только теперь смотрит на бабушку. Августа подходит к её кровати и ставит на тумбочку пять апельсинов, несколько пакетиков сушёного изюма и Рождественское печенье. Бабушка сама его пекла. Весь вечер. Оно ещё свежее. Холодное, но свежее и мягкое.
— Съешь, Алисия. Съешь.
Бабушка протягивает маме печенье и усаживает её на кровать. Она берёт его, но не ест. Просто сидит и улыбается, улыбается, улыбается. Но уже никто не улыбается ей в ответ.
— Френк спит? — довольно громко спрашивает бабушка.
Мама как-то отстранёно смотрит на неё, и я удивляюсь, когда она отвечает:
— Спит.
Как-то отрывисто, пугливо звучит её голос. Наверное, она больше не стоит под солнышком. Эх, бабушка... Зачем ты разрушила её иллюзию, хоть и на мгновение, но зачем? Ей там лучше. И мне было бы лучше. И папе.
Интересно, ему снятся сны? Если да, то какие? О чём он думает, когда видит нас с бабушкой? А разговаривают ли они с мамой по вечерам? Не знаю. Боюсь ответа. А вдруг он будет "нет"?
Они же не игрушки... Они о чём-то думают, строят планы, возможно, их что-то волнует...
Ай, кого я обманывают? Их не может что-то волновать. Они же улыбаются...
— Скушай печенье, Алли. Не глупи. Оно вкусное.
Мама долго смотрит на бабушку, но потом откусывает печенье форме снеговика и улыбается. Снова улыбается... Как красива её улыбка... Хоть и немного глуповата, но я не могу от неё оторваться...
— Невил, скажи что-нибудь маме. Что ты сидишь, как остолоп?
Бабушка хмуро смотрит на меня. Она переживает. Ждёт. Ждёт, когда мама с отцом выйдут из этой сказки про солнышко и птичек. А я считаю, что они должны оставаться там, где им хорошо... Но где, где им будет хорошо?
— Я... Мам... Я... Очень... Очень рад тебя видеть.
Она улыбается. И я улыбаюсь ей. В её по-детски чистых глазах горят задорные огоньки. Её глаза полны жизни. Она счастлива. Может, она и не понимает этого... Но мама счастлива.
Копошение на соседней кровати привлекает моё внимание. Папа проснулся. Он бормочет что-то, но глаза открывает и привстаёт с постели. Он видит меня... и улыбается. Я знал, что он улыбнётся. И я улыбаюсь в ответ.
— Здравствуй, Фрэнк.
Бабушка тоже улыбается. Папа счастливо вскрикивает, когда видит нас троих... и печенье. Он понимает, что печенье — это Рождество, праздник. А оно так редко бывает...
Как жаль, что они ничего не помнят! Бабушка говорит, что воспоминания к ним вряд ли вернуться. Воспоминания о моём детстве, о том счастливом детстве... Но они помнят меня, бабушку... Хотя... Нет, не буду об этом думать. Они помнят. Всё помнят.
Бабушка протягивает папе печенье. Он берёт его. И... Да, улыбается. Как всегда.
— Я принесла вам подарки, — говорит бабушка и роется в своей сумке.
Я тоже принёс. Две маленькие, волшебные открытки. Когда их открываешь, звучит песня и вылетают пузырики. Я весь вечер их делал. Как бабушка печенье...
— Держи, Френк, это тебе.
Бабушка протягивает серебристый свёрток папе. Он разворачивает его. А там... фотография. Небольшая фотография. Я, бабушка, мама и папа. Мы улыбаемся... Мы все улыбаемся. Этой фотографии больше пятнадцати лет... Я и забыл про неё. А ведь... Да, мы улыбаемся.
— А это тебе, Алисия.
Такой же свёрток достаётся и маме, с такой же фотографией внутри. Каждое Рождество бабушка не знает, что подарить родителям. И вот в этот раз фотография. Где мы... улыбаемся.
Я ощупываю карман. Да, они там. Нужно достать и подарить... Да, нужно...
Я достаю открытку и протягиваю её маме. Ничего не говорю. Просто улыбаюсь ей. Она всё понимает. Без лишних слов.
Смотрю на папу. Мой любимый папа... Он смотрит на меня и ждёт. Наверное, знает, что я ему тоже что-то подарю. И я дарю. Открытку... Такую же. И улыбаюсь. О, Мерлин, я опять улыбаюсь...
Вдруг мама делает какое-то движение рукой и что-то достаёт из-за под подушки. Я не вижу что. Но она берёт мою руку в свою и кладёт это "что-то" туда. Она улыбается. И я.
То, что она мне дала, шуршит. Как фольга. Фольга...
Я раскрываю руку. Фантик...
Жвачка "Друбблс". Клубничный вкус...
Что-то щёлкает у меня внутри.
Я знаю, это не совпадение.
Просто знаю.
Потому что она ничего не забыла.
Она всё помнит.
25.07.2011
427 Прочтений • [А она улыбается... ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]