Быстрый круг

— Гермиона, не будем больше об этом! Я не могу поручить тебе это задание! И ты прекрасно знаешь, почему!

Невысокий черноволосый мужчина, в очках, в форме, с жетоном главы Аврората на нагрудном кармане куртки резко развернулся и, скрестив руки на груди, подошел к камину, в котором изредка посверкивали зеленые искорки.

— Не знаю, — тихо произнесла молодая высокая женщина, упершись левой рукой в стол и барабаня по нему пальцами, на одном из которых красовалось широкое обручальное кольцо.

— Мы с тобой уже вроде обговорили все детали, Гарри, и пришли к выводу, что я — самая подходящая кандидатура для того, чтобы провернуть эту операцию наиболее успешно.

Она подошла к мужчине и, положив ему руки на плечи, повернула к себе лицом.

— Гарри, — женщина говорила по-прежнему тихим голосом, заглядывая в ярко-зеленые глаза друга детства и юности, с которым у нее было слишком много общих воспоминаний. — Неужели ты мне совсем не доверяешь? Ты же прекрасно понимаешь, что Христо Батов — не дурак. Он импульсивен, коварен, он владеет Темной магией в совершенстве, как все дурмстранговцы… — она запнулась на секунду, — как все чистокровные, которым дороги их законы и ритуалы, связанные с их превосходством. Неужели ты думаешь, что он не почувствует, не сообразит, что вокруг него сжимается кольцо из мракоборцев. Как только он хоть что-нибудь заподозрит, то исчезнет, и мы уже никогда не получим этот артефакт. К тому же все гостиницы Кардиффа в это время будут переполнены поклонниками этого… ну, в общем, спорта мотоциклетного, и если что-то пойдет не так, Батов ничем не погнушается, чтобы вырваться из ваших рук и доставить эту чертову чашу в горы… Он способен на все! Если не будет иного выхода, он и Аваду швырнет в первого встречного, не задумываясь… Я не хочу, чтобы погиб кто-то из наших ребят. Я уже не говорю о последствиях, к которым приведет нарушение статуса Секретности. Стирать память нескольким сотням, а то и тысячам человек — это, знаешь ли, не в плюй-камни играть! Рассуждать о том, как опасно соваться молодой мамочке в самое пекло темных сил, по меньшей мере, безответственно с твоей стороны, как главы Аврората!

Голос Гермионы Уизли звучал громче и громче. Гарри на мгновение показалось, что он вновь видит перед собой ту лохматую девчонку, в царапинах, в грязной кофтенке, с глазами, горящими как факелы, которая в пылу битвы в мае того уже далекого девяносто восьмого года бесстрашно и умело отбивалась от града самых разных заклинаний, летевших со всех сторон. Она была истинной гриффиндоркой, и в отсутствии храбрости, сообразительности и преданности своим убеждениям её никто не посмел бы упрекнуть. Поттер чувствовал, как ей не хватает настоящего дела: адреналина, приключений, риска, в конце концов. Служба в Министерстве с ее бумажной работой и повседневной рутиной угнетала Гермиону. Хотя выполняла она ее безупречно и скрупулезно, просиживая часами над изучением магических законов, клятв, традиций, обрядов, ритуалов, в том числе и темных. За последние три года ей удалось добиться значительных успехов благодаря своей дотошности, умению подмечать самые незначительные детали, разгадывать сложные загадки. Она стала старшим сотрудником группы обеспечения магического правопорядка, и все претензии, связанные с изменениями особого положения и статуса чистокровных, проходили через её кабинет. Многие вещи ей удавалось проталкивать со скрипом, особенно новые законы, касающиеся уравнивания в правах полукровок и магглорожденных волшебников с чистокровными. Однако, по мнению Гермионы, дело того стоило. Она по себе знала, как тяжело пробиться в магическом мире, не имея громкого имени предков, связей, силы рода.

Гарри улыбнулся. Все-таки время не остудило горячие порывы лохматой всезнайки. Впрочем, сейчас, спустя двенадцать лет, прическу миссис Уизли все же изменила. Её безупречно гладкие темно-каштановые волосы были уложены в замысловатую прическу и блестели в свете отблесков камина. Сам Гарри так бы и маялся со своими непослушными лохмами, если бы супруга не укладывала их каждый день в довольно модную оригинальную мужскую прическу, близкую к городскому стилю. Джинни вообще очень здорово удавались все бытовые заклинания. Это у нее, было, видимо, от матери — шутя справляться с самыми обыденными вещами. При воспоминании о жене глава Аврората поморщился. Нельзя, чтобы Джинни знала, что поимка опасного темного колдуна Христо Батова будет доверена ее невестке, иначе летучемышиный сглаз станет для него самым безобидным разносом. Девчонки любили друг друга как сестры. Они были лучшими подругами в школе, обе бесстрашно противостояли злу в лице Волан-де-Морта, обе выстрадали свою любовь, даже рожали два раза практически вместе. К тому же Гермиона — жена ее брата, мать ее племянницы и племянника. Нет, если, не дай Мерлин, Джиневра узнает, в какое дело за спиной Аврората неофициально ввязывается Гермиона, она просто съест их обоих с потрохами: и мужа, и невестку.

Вместе с тем Гарри вынужден был признать, что Гермиона права. Батов подозрителен, осторожен, а самое главное, фанатичен в своем стремлении сохранить все привилегии чистокровных. Схватить и доставить его в Британский Аврорат нужно было без шума и пыли. Чаша, о которой шла речь в отчете, присланном Гарри коллегами из Восточной Европы, представляла собой способ доказать, что уровень магии чистокровного волшебника на порядок выше, чем у полукровки и магглорожденного. Как управляться с этим артефактом, в отчете не сообщалось, однако Поттер надеялся, что его подруга, коллега, родственница разберется с этой проблемой. У Гермионы всегда присутствовала просто потрясающая логика при решении подобных задач. Удалось выяснить, что чаша эта принадлежала нескольким древним чистокровным родам из Болгарии, Трансильвании, Венгрии, состоящим друг с другом в родстве. Изготовлена была еще во времена Римской империи колдунами фракийцев, даков, финно-угров, которые были предками мадьяров. Ритуал изготовления был завязан на использовании магической крови. Однако на протяжении своего существования чаша раз в сто лет должна была заряжаться магической энергией в особом месте, которое каждый раз определял верховный колдун. Артефакт уже побывал и под деревом Бодхи, где принц Ситхартха Гаутама достиг просветления, и на холме Гиссарлык, где когда-то возвышалась легендарная Троя, и африканской пустыне Гизе, под сенью пирамид и в карстовых пещерах Пинеги на севере России. Таких мест за историю существования чаши были десятки. И вот теперь время ритуала вновь подошло, и местом его проведения должна была стать пещера в горах на северо-западе Уэльса, где когда-то обитало одно из самых загадочных кельтских племен — ордовики. Гермиона уже успела собрать кучу материала по истории ордовиков и их магическом могуществе. К тому же она единственная из всех сотрудников Отдела обеспечения магического правопорядка понимала, правда, в общих чертах, по-болгарски. Виктор Крам терпеливо пытался учить ее своему родному языку, когда Гермиона и болгарский квиддичный ловец тесно общались между собой во время Турнира трех волшебников. К тому же, Уизли обладала недюжинной боевой подготовкой (один её Ступефай чего стоил!), да и подозрение у Батова вряд ли бы вызвала. Обычная туристка, молодая, красивая, приехала в Кардифф полюбоваться на местные красоты: старинные замки, древнюю валлийскую деревушку Косместон, реконструированную совсем недавно, ну и заодно выплеснуть адреналин на трибунах «Миллениума» под рев моторов мотоциклов. Таких поклонниц спидвея понаедет в Кардифф к этому времени видимо-невидимо. Гарри пытался мыслить рационально, про себя все более соглашаясь с доводами Гермионы. Батову будет нанесен удар оттуда, откуда он меньше всего будет его ждать. Он — сильный маг, но, по всему видать, неопытный. Главный аврор, несколько раз перечитывая отчет, не переставал удивляться тому обстоятельству, что проведение древнейшего и сложнейшего родового ритуала доверили совсем молодому парнишке; Батову было всего двадцать два года. Поттера напрягало еще то обстоятельство, что колдографию болгарина восточно-европейская разведка почему-то прислать не удосужилась, только описание внешности: славянские черты лица, светлые волосы, светлые глаза, атлетическое телосложение… Всё! И где вообще гарантия, что Христо не воспользуется Оборотным зельем?

Поттер опять заметно занервничал. Эти возможные отступления от официально разработанного Авроратом плана выводили его из себя. Рисковать Гермионой он не мог, просто боялся за нее, как за сестру. Опять-таки, если не она, то кто тогда. Кому он еще мог так безраздельно доверять? Времени взвесить все «за» и «против» было в обрез, а продумать каждую деталь операции — и того меньше. А подруга, как показывал опыт, умела быстро принимать решения в сложных ситуациях. Удачно,что Рона сейчас не было в Британии. Рональд Биллиус Уизли несколько дней назад отбыл в командировку в Перу по делам бизнеса. Дело, начатое Фредом и Джорджем, благополучно процветало, "Всевозможные Волшебные Вредилки" пользовались широкой популярностью. Рон потихоньку втянулся в "семейное" дело, но тот размах, а, главное, настроение, какое царило в этом хохмагазине во времена близнецов, ушли безвозвратно.

Сведения о том, куда и когда прибудет болгарин с драгоценным артефактом, лежали в черной папке на столе Гарри. Занималась их сбором восточно-европейская разведка, которой была выслана на помощь группа британских авроров. На папке стояла особая отметка, своего рода аналог маггловского грифа «Совершенно секретно». Пересылали ее с континента в Лондон с возможными предосторожностями: использовали несколько тайных совиных маршрутов, да и все сведения были нанесены при помощи особых чар, вроде невидимых чернил. Только проявлялось написанное не под действием света, а благодаря особому паролю-заклинанию, который знал только глава британского Аврората. Во общем, Батов уже, даже еще не представ лично пред светлые очи Гарри Джеймса Поттера, сумел заочно попортить немало крови главному аврору Британии.

* * *

— Гарри! Какого соплохвоста ты помалкиваешь!? — Гермиона резко встряхнула его за плечи. — Скажи же что-нибудь! И желательно то, что я хочу услышать, — добавила она уже более миролюбивым тоном, пытаясь заглянуть Гарри в глаза.

— Герми, ну поставь себя на мое место, — протянул Гарри обреченно. — Что скажет Рон, когда узнает о всех подробностях этого дела? А он узнает, рано или поздно. Он мне голову открутит, если с тобой что-то случится. Хотя в этом случае не открутит: я сам в себя Аваду пущу.

— Не говори глупости! Я ценю твои родственные чувства, но я умею за себя постоять. К тому же проникнуть в номер Батова не составит труда, если владеешь невербальной магией и …

— Гермиона, Батов может понаставить таких защитных заклинаний, что понадобится несколько часов, чтобы взломать их. Кроме того, существуют и древние родовые сигнальные чары, которые тоже придется убирать. А в Кардиффе он будет в гостинице всего одну ночь. Нужно попасть к нему в номер наверняка. Да и реакция понадобится отменная. Он не будет дожидаться, пока ты его нежно Ступефаем приласкаешь.

— Ой, Гарри, ну неужели я настолько глупа, что войду в его номер, тряся перед ним своими прелестями! Мантия твоя на что тогда? А насчет защитных и сигнальных чар ты не беспокойся. Мне понадобится несколько минут, чтобы с ними разделаться, — Гермиона хитро улыбнулась, увидев, как вытянулось лицо Поттера.

— Герми…кх, кх… — главный аврор даже закашлялся. — Я всегда был высокого мнения о твоих выдающихся способностях, но Мерлин меня задери… как?!

— Гарри, неужели ты не знал, что мужчины гораздо более болтливы, чем женщины?— томно протянула Гермиона. Глаза её насмешливо искрились

— Что ты хочешь этим сказать? — Гарри обиженно сморщил нос, отчего очки съехали на самый кончик. Он машинально поправил их, вопросительно глядя на подругу.

— Виктор Крам тогда еще, в девяносто четвертом, желая произвести на маленькую грязнокровочку впечатление древностью рода и могуществом родовой магии, много порассказал о том, какие чары применяют болгарские маги для защиты, охраны, лечения. Какими боевыми заклинаниями владеют… Я восхищенно хлопала глазками, всплескивала ручками от восторга и… — тут она приблизила губы к его уху, перейдя на шепот, — …запоминала. Ну, а приобретя профессиональную подготовку, сумела создать соответствующие контрзаклятия. Все не так уж и сложно!

— Блин! Ты все мои аргументы разбиваешь вдребезги! — Гарри закатил глаза. — Тогда давай подробно обговорим все детали, попробуем учесть как можно больше нюансов, я изготовлю порт-ключи на самые разные случаи, а ты иди собираться. Кстати, а как быть с детьми?

— Роза и Хьюго у Молли. Я предупредила ее о том, что у меня накопилось много неотложных дел на работе. В этом плане нам с тобой неслыханно повезло, — Гермиона вся светилась в предвкушении нового, настоящего дела, как начищенный золотой галеон.

— Да уж, — усмехнулся мужчина. — Чудесная теща, бесценная свекровь — и все в одном флаконе. Ладно, я отлучусь минут на пятнадцать. Мне еще нужно проверить кое-что, да и мантию разыскать, не помню, куда ее засунул. Потом к тебе двинемся…

Гарри зачерпнул дымолетного порошка из чашки, стоявшей на камине и исчез в зеленом пламени, а миссис Уизли открыла папку и углубилась в изучение отчета по делу Христо Батова и данных разведки.

Глаза Гермионы бегали по строчкам отчета. «Аппарация к пещере Бразау — около 23 часов 15 минут из гостиничного номера». Так, значит, ровно за час до полуночи она должна быть в номере. А может и раньше, мало ли что… Нужно осмотреться, прикинуть пути к отступлению. Если даже ей удастся завалить Христо Петрификусом намертво, нужна хотя бы минута, чтобы проверить его палочку на различные чары, ну и самого болгарина тоже. Кто знает, вдруг он нацепит на себя какие-нибудь защитные амулеты, которые не дадут сработать порт-ключу. Также нужно убедиться, что чаша Магического могущества при нем. Интересно, наложены ли на нее какие-либо заклятия? А то, не дай Мерлин, рассыплется в прах при соприкосновении с нечистой кровью или, того хуже, вообще руку оторвет или поразит смертельным проклятьем, как кольцо Марволо Мракса! Обо всем стоило подумать заранее… Такие вещи вполне возможны.

Молодая женщина чувствовала, как в ее кровь начинает выбрасываться адреналин. Она уже мысленно видела, как внезапно, из пустоты темной комнаты гостиничного номера направляет палочку на Христо, и он падает на пол, совершенно беспомощный, не успевший ничего понять. Гермиона даже коротко хихикнула от подступавшего к сердцу, легким, мозгу азарта. Представила, как она переносит его чуть тепленьким с помощью порт-ключа прямо в кабинет Поттера, как произносит «Фините инкантатем», высокомерно глядя сверху вниз на этого чистокровного выскочку; он приходит в себя, а мгновением позже — в ужас: оттого, что вот так глупо попался, что теперь чаша доставлена в назначенное место не будет, что сорван древний родовой магический ритуал, что… что… что…

Щеки Гермионы раскраснелись, а в глазах снова вспыхнуло пламя, мрачное и непримиримое. Напряжение и кураж, бурлившие в ней, достигли апогея. Это чувство было сродни сексуальному возбуждению. Наконец-то, наконец, что-то новое и удивительное произойдет в ее скучной серой жизни! Гермиона глубоко вдохнула и прикрыла глаза, стараясь унять волнение, бушевавшее в крови. Она давно не чувствовала себя так легко и так странно, так… неправильно. А молодая, перспективная и ответственная за все, что происходит в её жизни, миссис Уизли должна быть правильной, должна соответствовать своему положению, должна быть такой, какой ее знают, любят, уважают. Эта необходимость безупречности, словно липкая паутина, окутывала все существование Гермионы, не давая ни на минуту задуматься о том, чего же ей на самом деле хочется. Молодая женщина вдруг внезапно почувствовала, что эта операция Отдела магического правопорядка в Кардиффе каким-то странным образом многое изменит в ее жизни. Нет, не саму жизнь, а скорее всего, ее собственное «я», привнесет новый вкус, подарит новые впечатления, новые ощущения от себя самой. Внезапно непонятные тайные желания начали медленно всплывать из глубины подсознания Гермионы, озвучить которые даже себе самой она ни за что не решилась бы.

* * *

Миссис Уизли вдруг попыталась представить себе Христо Батова. Интересно, как он выглядит? Ему всего двадцать два года. Совсем молодой мужчина, почти мальчик… Интересно, почему именно он? Может это задание для него — некая родовая инициация? Глаза вновь пробежали по строкам, слабо мерцавшим на пергаменте отчета разведки: «Лицо круглое, славянские черты, волосы русые, глаза светлые (серо-голубые), растительность на лице отсутствует, рост средний, телосложение атлетическое». Гермиона усмехнулась, почему-то решив для себя, что этот дурмстранговец должен быть чертовски хорош собой… Да почему, собственно говоря, просто хорош! Он должен быть неотразим, как поганец Малфой, которого любительницы магической светской хроники до сих пор считают таковым. Отчего-то в памяти начали мелькать картинки, так или иначе связанные с хорьком. Вот на третьем курсе она в порыве благородного негодования подлетает к этому лощеному выскочке и смело направляет на него палочку, а он смешно морщит лицо, зажмуривается и … получает по тыкве. Это сейчас Гермиона понимала, что сдачи не последовало не потому, что она выглядела грозно и неустрашимо, а потому что привитое с детства аристократическое воспитание не позволило Драко поднять руку на женщину. Потом был тот самый Святочный бал на четвертом курсе, во время Турнира трех волшебников. Какие были у всех ее друзей лица, когда она прошествовала через весь зал в паре с Виктором: сказать, что изумленные — это значит, ничего не сказать. Перед глазами все плыло от восторга, и ей не удалось рассмотреть реакцию Рона, который занимал тогда все ее мысли, а вот обалдевшую, растерянную и даже немного восхищенную физиономию Малфоя Гермиона выхватила взглядом из толпы. Потом были погони членов Инспекционной дружины за членами из Отряда Дамблдора, и каждый раз Малфой с какой-то необъяснимой ненавистью глядел на нее, а если в процессе разборок он дотрагивался до руки или даже до ее одежды, белобрысого поганца передергивало от отвращения так, точно через него пропускали ток высокого напряжения. А может и не от отвращения… Задуматься над его реакцией тогда как-то не хватало ни времени, ни желания. Ну а последняя встреча три месяца назад, на балу в Министерстве… Гермиона почувствовала, как утихнувшее было возбуждение вновь охватывает ее при воспоминании об этом празднике. В тот день она превзошла сама себя. Высокая прическа, идеально облегающее хрупкую фигуру алое платье с золотой вышивкой, ослепительная улыбка — все это заставило понервничать Рональда, весь вечер вынужденного отгонять назойливых поклонников своей жены, желающих пригласить ее на танец. В конце концов, он сам был вынужден протанцевать с нею почти все танцы. К концу бала Рон был мрачен, как дьявол на распутье, а окончательно настроение супруга испортилось после того, как рядом с ними под руку с Асторией появился Малфой. Гермиона спиной (весьма и весьма обнаженной) почувствовала, как ее прожигает взгляд слизеринца. Медленно повернув голову, она увидела, что в серых глазах Драко плещется дикое желание. Миссис Уизли вспомнила, как забурлила кровь от сознания того, что к ней воспылал вожделением самый красивый мужчина в этом зале. Лицо Рона побагровело, и он уже вот-вот готов был закатить скандал, выпалив в адрес Малфоя какую-нибудь гадость. Какой взгляд она тогда бросила в сторону хорька, подхватив уже порядком рассвирепевшего мужа под руку и отведя его в сторону! Торжествующий, высокомерный и в то же время такой обламывающий: «Я принадлежу ему, только ему и никому больше». Прям, «кесарю — кесарево, а хорьку — хорьково». Сейчас даже смешно вспоминать. По мнению всех окружающих, миссис Уизли поступила безупречно, как настоящая леди, светская дама, героиня войны и преданная жена чистокровного волшебника. Рональд продолжал костерить Малфоя, на чем свет стоит, а она пыталась успокоить его тихим ласковым голосом, поглаживая по руке. А вот сейчас, ни с того, ни с сего, помимо воли, подумала о том, что, положа руку на сердце, Рональд Уизли в сравнении с Драко Малфоем не выдерживает конкуренции по очень многим статьям.

* * *

Мысли Гермионы Уизли от Малфоя перешли на собственного мужа. Она вдруг поняла, что за те четыре дня, пока Рон отсутствовал по делам их с Джорджем бизнеса, она по нему не слишком-то соскучилась. Это вдруг неожиданно для себя самой показалось Гермионе странным и насторожило. Ведь Рон был первой любовью, первой болью, первым и единственным мужчиной в её жизни, самым главным, не считая Рози и Хьюго. Он был добрым и преданным (хотя Гермиона не раз замечала, как во время семейных торжеств в Норе он украдкой то и дело пялился на Флер Уизли, правда, больше по старой привычке). Из Рона получился прекрасный отец, безумно любящий своих детей. Яркая, ослепляющая, обжигающая страсть с головой захлестывала их в самом начале брака, а потом постепенно все эти захватывающие эмоции сошли на нет, растворились в работе, собственных интересах каждого, домашних буднях, заботе о детях. Как же не хватало в этой размеренной, чинной и благородной жизни какой-то искорки, какого-то накала, который подарил бы вновь ту давнюю непередаваемую новизну и красоту ощущений. Рон же за последние годы слишком, фигурально выражаясь, обленился, чтобы выдумывать разную романтическую чепуху. В супружеской жизни он ценил, в первую очередь стабильность, ровность, твердую уверенность в завтрашнем дне. Если бы вдруг кто-то сказал Гермионе, что муж не менее, чем она жаждет головокружительного приключения и драйва, она бы ни за что не поверила. Его устраивало все: то, что они не лезли в дела друг друга, вкусные ужины и обеды всей семьей по выходным в Норе, радость отцовства, регулярный дежурный секс два раза в неделю. Причем Гермиона подозревала, что полноценное питание ценилось супругом гораздо более трепетно, нежели скучные занятия любовью под покровом ночи в миссионерской позиции. Робкие намеки жены на необходимость разнообразить секс, добавить в него чуть-чуть экстремальности, игры, страсти в виде нового красивого белья, смелых ласк, фривольных интимных словечек, были встречены Рональдом с таким лицом, что молодой женщине показалось, будто ее обвинили в измене или самых грязных непристойностях.

А ведь она любила Рона. Он для нее был воплощением мужественности и надежности, их связывали самые трепетные воспоминания из детства и юности, он был отцом ее детей. Малыш Хьюго родился всего 10 месяцев назад, а крошка Рози была просто очаровательна: миленький ангелочек с ярко-рыжими кудряшками и голубыми глазками. Гермиона устало, с тоской в сердце прикрыла глаза. Ну почему Рон не в состоянии хотя бы изредка вновь становиться тем самым очаровательным, нескладным и таким милым верзилой, каким он был сразу после войны! Сейчас он раздобрел, стал еще выше ростом, шире в плечах, наел упитанный животик, на котором едва сходился дорогой маггловский пиджак. От него всегда пахло домашними котлетами, а когда-то непослушные густые рыжие вихры он начал зализывать гелем назад на манер Малфоя (с чего бы это?). Среднестатистический волшебник двадцати девяти лет от роду.

* * *

Гермиона стряхнула оцепенение, и мысли вновь вернулись к Батову и делу, с ним связанному. Это неправильно, что она, специалист такого уровня, удостоившаяся дела исключительной важности, занимается эротическим самокопанием вместо того, чтобы думать об артефакте и последствиях, с ним связанных. Опять эти слова — «правильно» — «неправильно»… Интересно, почему все-таки даже опытным британским аврорам не удалось сделать ни одной колдографии этого юного фанатика. Значит, не так уж он и неопытен, если не позволил тайком себя запечатлеть профессионалам такого уровня. Так, гостиница не слишком дорогая, значит, народу будет много: Христо и тут подстраховался. Номер вроде… 231. Цифры как-то странно бликуют. Да, вроде 231. Скорее всего, второй этаж, значит, может быть балкон, с которого аппарировать проще. А еще эта чаша! Можно ли вообще до этой вещицы дотрагиваться, тем более, ей. Будь она чистокровной, опасений было бы меньше. Тут в голове мелькнула одна интересная мысль. Гермиона подумала, что надо будет захватить плотные резиновые перчатки, а так же маленький пузырек с кровью чистокровного волшебника.

Внезапно в камине полыхнуло зеленым светом, и в кабинете, небрежно отряхиваясь, появился Гарри, держа в руках свою знаменитую мантию.

— Изучаем дело? — главный аврор подошел к столу, заглянув в папку через плечо Гермионы.

— Угу… — не отрывая взгляда от отчета, пробормотала Уизли, машинально наматывая на палец каштановую прядку, выбившуюся из прически.

— Какие соображения будут у самой умной выпускницы Хогвартса за последние сто лет?

— Есть кое-какие, — Гермиона подняла глаза на мужчину. — Гарри, мне нужен маленький пузырек с кровью чистокровного волшебника. Много крови не нужно, хотя бы чуть-чуть.

— Зачем? — искренне изумился Поттер, недоуменно взглянув на подругу.

— Может понадобится… Вдруг придется лично дотрагиваться до этой заколдованной посудины; не хочу закончить жизнь в страшных мучениях с почерневшими конечностями, как Дамблдор.

— Да, в этом есть смысл, — пробормотал Гарри, отдавая мантию Гермионе. — Я подумаю, с кем можно поговорить. Только Дамблдор все-таки отделался более легкой смертью по сравнению с той, что его ждала.

— Да уж, — нахмурившись, протянула Гермиона. — Давай порт-ключи. И сделай мне копию этого отчета.

— Так, — Поттер достал из кармана два женских украшения и положил на стол. — вот этот браслет, — он пододвинул к Гермионе великолепную серебряную вещицу тонкой гоблинской чеканки, — сейчас расстегнут; как только ты оденешь его на руку и застегнешь, он сработает через 5 минут и доставит тебя в одно из подсобных помещений аэропорта Руз. Выберешься из подсобки при помощи обычной Алохоморы, тут все просто. Садишься на автобус и добираешься до отеля. Номер забронирован на имя Джин Карстен. Вот паспорт и Евро, — Гарри выложил из нагрудного кармана перед Гермионой темно-бордовую книжицу с изображением Королевского герба Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, на котором красовался девиз «Dieu et mon droit» («Бог и мое право»). В паспорте лежала стопочка из десяти купюр номиналом 100 Евро.

— Расщедрилось министерство! — не удержавшись, съязвила Уизли.

— Вроде того, — буркнул Гарри. — Браслет ликвидируй или выброси потихоньку.

— Понимаю... Батов сразу магию почувствует и узнает гоблинскую работу!

— Ты у меня умница. А вот это — порт-ключ обратного направления, — он указал на жемчужные бусы, обычные на вид. — Эта штука сработает через минуту после того, как ты расстегнешь замочек. Чтобы прихватить с собой Батова, просто положи его руку на эту штуковину. Отправление — из номера Христо.

— Все поняла, — бодро отчеканила Гермиона. — Одежда только маггловская, внимания не привлекать, перед дверью номера нашего клиента не светиться лишний раз ни в каком виде. Я домой, соберу самое необходимое, буду готова через час. А ты будь добр позаботиться о крови, — девушка поднялась из-за стола. — Жду тебя с копией отчета у себя.

— Молодец! Узнаю прежнюю Грейнджер! — Гарри улыбнулся совсем по-мальчишески. — Я аппарирую в Хогвартс, попробую поговорить с Невиллом. Через час тебе уже надо быть в Рузе. Христо может появиться в любой момент. Отчет отчетом, но разведка могла кое-какие детали и не учесть… или не обратить внимание на что-либо… Вот если бы ты возглавляла разведотряд…

— А это можно устроить? — восторженно пискнула Гермиона, с надеждой посмотрев на Поттера.

— Шучу я. Шучу, мадам, — чуть не расхохотался главный аврор.

— Да ну тебя, — обиделась молодая женщина. — Ведешь себя как говнюк!

* * *

Через час, когда Гермиона в полной боевой готовности стояла в своей гостиной: на плече — любимая бисерная сумочка, на которую в свое время было наложено неопределяемое расширяющее заклинание, с маленьким чемоданчиком в руках для отвода глаз, перед нею внезапно, с громким хлопком появился Гарри.

— Вот, держи, — он протянул ей маленький пузырек с кровью. — Невилл ни о чем не расспрашивал. На него можно положиться.

Гермиона спрятала пузырек в сумочку и, коротко передохнув, надела браслет на руку, щелкнув замочком.

— Гермиона, солнышко, будь осторожна, умоляю тебя! Не рискуй понапрасну, — голос Поттера был тихим и нежным. Он положил ей руки на плечи и сильно сжал их. — Помни о детях. Ты им нужна… Ты нужна Рону и… мне тоже… Джинни. Очень нужна… — голос Гарри стал хриплым, а ярко-зеленые глаза затуманились. Он поцеловал ее в макушку и зарылся носом в ее волосы, благоухающие нежным цветочным ароматом.

У Гермионы отчего-то вспотели ладони. Гарри так странно вел себя, от него исходили удивительные по силе флюиды, заставлявшие ее дышать чаще, а сердце биться сильнее. Таких ощущений она не испытывала даже во время того памятного танца в палатке, когда они искали крестражи.

— Не беспокойся, Гарри, все будет хорошо, у нас… — Уизли не успела договорить; сработал порт-ключ, и она исчезла из вида мужчины.

* * *

В подсобке было темно и пахло какими-то дезинфицирующими средствами. Гермиона пошарила в сумочке и достала палочку.

— Люмос, — шепотом произнесла она, оглядываясь вокруг и пытаясь найти дверь. Дверь нашлась быстро, и уже через минуту по полуосвещенному коридору хозяйственного помещения аэропорта Руз шла молодая красивая женщина в узких облегающих джинсах, белой футболке и темных очках. Длинные блестящие каштановые волосы были рассыпаны по плечам и спускались по спине до самой поясницы. Она старалась ступать бесшумно, на носочках, но каблучки босоножек предательски то и дело щелкали по полу. Сумочка болталась сбоку, в левой руке — небольшой дорожный чемоданчик. Несколько красивых платьиц не помешают. Работа работой, но если есть возможность культурно и с полной отдачей провести время, то упускать ее не следует. Когда она еще снова выпадет.

Заглушающие чары на походку Гермиона накладывать не стала. Следов активной магии на ней в ближайшее время быть не должно. Дойдя до лестницы, она поднялась на два этажа вверх и, открыв дверь в зал, облегченно вздохнула.

Народу было много. Прибывающие с континента рейсы доставляли в Уэльс толпы поклонников спидвея. Второго июля в Кардиффе должен был состояться очередной этап мирового личного первенства Гран-При Великобритании. В этой толпе никто не обратил на нее внимания, и уже спустя пятнадцать минут она сидела у окна в автобусе, направлявшегося в сторону Кардиффа.

Кардифф гудел как рассерженный улей. Проезжая мимо стадиона «Миллениум», Гермиона услышала рев моторов; видимо заканчивались последние приготовления. Ей даже любопытно стало, что это за спорт такой. Мотоциклы нравились Гермионе. В раннем детстве, когда она с родителями ездила к двоюродной тетке в графство Солсбери, ее катал на стареньком драндулете троюродный брат. Той шестилетней девчонке двадцатилетний парень, уверенно сжимавший ручки газа и сцепления, казался донельзя крутым, ветер, бивший в лицо — могучей стихией, а запах бензина — ароматом мужественности и риска.

К сожалению, у Гермионы не было времени думать о спидвее. Главной ее целью был Христо Батов. За ним и его номером требовалось установить наблюдение. Женщина понимала, что сделать это будет непросто. Во-первых, нужно, не привлекая внимания, выяснить, приехал ли Батов в Кардифф. Во-вторых, проверить, запечатал ли свой номер болгарин охранными заклинаниями, и какого рода эти заклинания. Третья проблема, самая сложная — внешность Батова. Как он выглядел, Мерлин его знает, а выяснять его личность по описанию — так можно жуткую депрессию заработать. В гостинице в то утро болельщиков было видимо-невидимо. Почти две трети из них — мужчины. Как минимум треть из них — совсем молодые ребята. Поди, догадайся, кто из них — темный колдун, если нельзя даже палочку вытащить.

Гермиона стояла у ресепшна, заполняла карту гостя, потихоньку радуясь тому, что номер у нее уже забронирован, и оглядывалась по сторонам. В холле отеля было не протолкнуться. Люди сновали туда-сюда. Огромное количество лиц постоянно менялось с лихорадочной быстротой. У дальней стены, на тумбочке примостились торговцы сувенирами и спидвейной символикой. Обычно такие вещи не допускались, но сегодня охранники и администратор смотрели на эту вольность сквозь пальцы. Вокруг то и дело спрашивали лишние билетики.

Атмосфера была накалена до предела. Все что-то оживленно обсуждали, Гермионе удалось расслышать фамилии британских гонщиков: Криса Харриса, Скотта Николза, Эдварда Кеннета. Немало народу, как оказалось, болели за австралийскую звезду спидвея Джейсона Крампа. Отдельными группами, степенно и с большим достоинством, стояли, переговариваясь, скандинавские болельщики: шведы и датчане.

Гермиона чувствовала, что начинает малость одуревать: от страшного гула, состоящего из множества голосов и языков, от солнца, которое било, кажется из всех щелей, а самое главное, от отчаяния. Как вычислить в этой толпе Батова? Как о нем спросить, не рискуя навлечь ненужные вопросы и подозрения? Еще чего доброго, администратор передаст Христо, что его разыскивала симпатичная молодая леди. Оно ей надо? Гермиона готова была разрыдаться. Тут еще включили огромные плазменные панели на стенах: взревели моторы, послышались голоса комментаторов. В холл ввалилось полтора-два десятка человек с микрофонами и диктофонами. Вся эта куча-мала рванула к лестнице и замерла в ожидании.

— Простите, мистер, — обратилась новоявленная «мисс Карстен» к администратору у стойки. — Скажите, а для чего здесь столько корреспондентов?

— Вы что, мисс, с луны свалились? У нас остановились несколько гонщиков, участников британского Гран-При. Тут и Крамп, и Педерсен, и Хэнкок. А вы, наверное, поклонница русского очаровашки Эмиля?

— Что? — Гермиона облизала губки. — Нет, конечно… Скажите, а болгары среди гонщиков есть?

Парень чуть не подавился смехом, но вовремя сдержался:

— Нет, мисс Карстен, таких среди наших гостей нет.

— Что, вообще ни одного?

— Увы, мисс.

Тут Гермиона услышала явно славянскую речь. Справа от самой большой плазмы стояло пять-шесть человек, переговариваясь на знакомом женщине наречии.

— Мистер, — задыхаясь от радостного предвкушения, затараторила Гермиона. — Вы только что сказали, что болгар у вас нет, а вон там, в стороне, разве не болгары? Это славянское наречие, я точно знаю.

— Нет, мисс, болгар сегодня я лично точно не наблюдал, а это… — он взглянул в сторону славян, — …это поляки.

Гермиона приуныла. Как узнать этого чертового болгарина? До двадцати трех часов она точно должна знать, кто он и где прячет этот дурацкий артефакт.

Корреспонденты тем временем загомонили и рванули на лестницу навстречу не очень высокому симпатичному мужчине лет тридцати трех — тридцати пяти. У него было приветливое лицо, волосы с рыжинкой (любимый цвет волос Гермионы), милая улыбка. Все наперебой бросились задавать ему вопросы. Защелкали затворы фотокамер, вокруг слышалось: «Мистер Крамп», «Джейсон», «Мы рады приветствовать вас в Соединенном Британском королевстве» и так далее и тому подобное. Вообще, Гермиона подозревала, что вся эта говорильня — сплошное переливание из пустого в порожнее. Все-таки она была магглорожденной и имела представление о том, что происходит в немагическом мире.

— Риты нашей на вас всех нет, — тоскливо подумала она, заканчивая заполнять карту гостя.

Этот самый Крамп спустился по лестнице, где его уже ожидали то ли его менеджеры, то ли товарищи по команде. Корреспонденты бежали за ним, что-то выкрикивая вдогонку.

— Мисс, — администратор смотрел на нее с нескрываемым изумлением и восхищением. До него, видимо, дошло, что номер для очаровательной леди был забронирован по просьбе премьер-министра. — Ваш номер 244. Вам необходимо доставить багаж туда?

— Спасибо, это все мои вещи, — она перевела взгляд на свой дорожный чемоданчик. — Я сама справлюсь.

Парень внимательно посмотрел на нее. «Мисс Карстен» вежливо улыбнулась ему и, взяв ключ от номера, пошла к лестнице.

Поднявшись на второй этаж, Гермиона устремилась по длинному коридору, освещаемому множеством бра в стиле «хай-тэк». Светло-серое пушистое ковровое покрытие скрадывало звуки ее шагов. Коридор был очень длинный: еще бы, на каждом этаже — почти сотня номеров.

Так, двести двадцать пять, двести двадцать семь, двести… И тут из номера через одну дверь, который в отчете значился, как номер Христо Батова, вышел молодой человек лет двадцати — двадцати двух… Впрочем, ему могло быть как больше, так и меньше. Невысокий, не выше самой Гермионы, в белой футболке, идеально сидящей на великолепном торсе, в синих джинсах, кроссовках, бейсболке… У Гермионы перехватило дыхание: до чего ж он был хорош! Нежные, почти девичьи черты лица, прелестные, чуть пухловатые губки и серо-голубые глаза, которые странным образом рушили всю картину невинного, ангельского очарования. Глаза эти были… волевые, стальные, жесткие, и мимолетный взгляд, брошенный этим прелестным созданием в сторону молодой женщины, был взглядом уставшего мужчины, которого что-то гнетет и жутко напрягает. Он, сжав губы, прошел мимо, а Гермиона, проводив его глазами до спуска на лестницу, едва дыша, оперлась о стенку и тихо прошептала:

— Это он…. Он…

Сколько времени прошло с того момента, когда прекрасный, словно архангел, славянин скрылся на лестничном спуске? Может минута, может десять… Гермиона не смогла бы точно ответить на этот вопрос. Она с трудом выходила из прострации… Миссис Уизли была не просто поражена, она была убита наповал. Несколько часов назад, в кабинете Отдела Магического правопорядка, читая отчет, женщина и так и этак представляла себе юного колдуна, но действительность превзошла самые смелые ожидания.

— Куда там Малфою с его аристократическим чистоплюйством до такого зайки! — обалдело подумала Гермиона, отклеиваясь от стены. Такое ощущение, что вокруг все еще витал запах его туалетной воды, а магия великолепной чистой крови просачивалась из воздуха через поры её кожи и растворялась внутри.

«Слава Мерлину, что номера у нас на одном этаже», — размышляла ведьма, — «по крайней мере, у меня будет законное право шататься по этому коридору».

Решив не терять даром времени, Гермиона достала из своей незаменимой сумочки волшебную палочку и, оглядевшись по сторонам, подошла к двери с номером 231. Взмахнув, она невербально творила заклинания, проверяя дверь на наличие защитных и сигнальных чар. Ни-че-го!!! Совсем… Странно все это…

— Не ожидала я от тебя, Христо Батов, такой беспечности, — пробормотала девушка, убирая палочку в сумочку. — Что ж, это понятно, ты у нас еще маленький и глупенький… — она подхватила чемоданчик и потащилась к своему номеру, продолжая недоумевать. — А может наоборот, ты задумал какую-то ловушку…

« Надо будет еще раз проверить, не нравится мне твой пофигизм, Христо…»

Она уже открывала ключом свою дверь.

«Не нравится, ой не нравится! А вот ты сам… просто улет!»

Гермиона распахнула дверь и ввалилась в свой номер.

Бросив чемоданчик на огромную кровать, покрытую светло-фисташковым покрывалом, она рухнула на зеленый шелк животом и закрыла глаза. Сердце колотилось, как птенец, пытающийся взлететь. Перед глазами стоял Христо Батов, молодой мужчина, враг, темный колдун, похожий в силу вселенского противоречия реальности здравому смыслу на олимпийского бога Аполлона… ну или на ангела, сошедшего с небес.

«Черт, черт, черт!!!» — чертыхалась по-маггловски про себя Гермиона. — «Не могут высшие силы создавать таких красивых мужчин. Не могут… Это не-воз-мож-но!!»

Она перевернулась на спину и в отчаянии прикрыла глаза рукой. Да что же это происходит-то! Она — взрослая женщина, почтенная жена и мать семейства, а ведет себя, как сопливая дурочка, маленькая самочка с недоразвитым мозгом; взяла и запала на мальчишку младше на восемь лет. «Нет, пора брать себя в руки и делать дело, а о том, какое он неземное чудо, я подумаю потом. В Аврорате!» — тут ореховые глаза ценной сотрудницы Отдела Магического правопорядка сузились, и в них вновь полыхнуло яркое пламя — отсвет стихийной магии.

Решив принять душ, Гермиона проследовала в ванную комнату. Там все было просто идеально: белый кафель, душевая кабинка, чудесный белый махровый халат, пушистое полотенце и кое-какие туалетные принадлежности. Взглянув в зеркало, висевшее над белоснежной раковиной, волшебница подумала о том, что она, вообщем-то, довольно привлекательна. Главное, выглядит очень молодо. Тридцать лет юному созданию, отражавшемуся в зеркале, никак нельзя было дать. Самое большое — двадцать два. Столько же, сколько чертову болгарину. Недаром Малфой на балу в Министерстве слюни до пупа распустил.

«Давно надо было волосы выпрямить» — усмехнулась девушка, приподнимая пряди на затылке. И тут взгляд ее остановился на...

— Мерлин! Какая же я идиотка!!! — взвыла Гермиона. — Ведь Гарри предупреждал меня. Где были мои мозги?!

На руке ее по-прежнему красовался браслет великолепной гоблинской чеканки.

«Надо же было так проколоться! А может он не заметил? Или не обратил внимания? Да, как же, не обратил!» — Гермиона вылетела из ванной и заметалась по всему номеру, как загнанная в ловушку тигрица. — «Все, теперь он знает, что его «пасут». Выдала себя с потрохами».

Надо было исправлять положение. В первую очередь, Гермионе необъяснимо снова захотелось проверить номер 231. Что-то тут не так. Волшебница подошла к двери и, высунув хорошенькую длинноволосую головку в коридор, огляделась по сторонам. Никого не было, даже странно, если учесть, сколько в отеле болельщиков. Она на цыпочках вышла, не дыша, закрыла номер на ключ и козочкой поскакала к двери болгарина. Сумочка была при ней. Молодая женщина перевела дух и, глубоко вздохнув, достала палочку.

В этот раз Гермиона пользовалась вербальными заклинаниями, постаравшись хорошенечко сосредоточиться на них, вкладывая всю силу своей магии. Чуть прикрыв глаза, она монотонным речитативом повторяла сложные латинские фразы. Опять ничего! Это просто невозможно! Заколдованный круг какой-то! А может правда, так и есть…

— И чем это вы тут, дамочка, размахиваете? У моей двери? — сзади послышался вкрадчивый, мягкий, обволакивающий мальчишеский голос, с сильным, но очень приятным акцентом. Говорил он, чуть-чуть запинаясь.

Молодая ведьма аж подскочила, как ошпаренная, мгновенно обернувшись. Перед Гермионой стоял прекрасный юный болгарин и насмешливо смотрел на неё прямо в упор. Она не слышала, как это великолепие приблизилось к ней, видимо звук его шагов заглушало ковровое покрытие, а возможно, она просто слишком увлеклась его дверью.

«Ну, вот и все!» — мелькнуло у Гермионы. — «Я провалила дело! Так мне и надо. Сейчас придется кидаться друг в друга проклятиями и щитами. Этого мне Гарри не простит никогда»

Должно быть, у нее был очень обреченный вид, потому что архангел растянул свои идеальные губы в очаровательную улыбку и продолжал вопросительно смотреть. В глазах его плясали искорки, а нежные пушистые реснички подрагивали то ли от раздражения, то ли от сдерживаемого смеха.

«Издевается, гаденыш!» — мелькнула злая мысль у девушки.

— Я повторю свой вопрос: что вы тут делаете? Что это у вас такое? — он кивнул на палочку. Голос этого опасного и трогательного мерзавца совсем выбил Гермиону из колеи. А вопрос — тем более. Она не представляла, что делать, как ответить. Юный красавчик ждал ответа.

— Вы говорить не умеете? Что вы тут делаете?

Уизли совсем разомлела от этого чистого, тихого голоса. Собственное тело ее не слушалось. Рука с палочкой беспомощно повисла вдоль тела. Собравшись с духом и с мыслями, она решила сыграть ва-банк:

— Репетирую!

— Что? Репетируете? Здесь, в гостиничном коридоре? Это что-то новенькое!

— А что такого? — она с вызовом взглянула в его чистые, как льдинки, глаза потрясающей красоты. — Я … дирижер! А здесь акустика хорошая…

«Мерлин мой, что я плету? Совсем из ума выжила!»

— Дело ваше! Люди искусства — вообще загадочные существа, — он пожал широченными плечами и, открыв дверь, вошел в номер.

Гермионе показалось, что у нее разом размягчились в скелете все кости, как когда-то, давным-давно, на втором курсе, рука у Гарри. Едва передвигая ноги, она поплелась к себе переварить все, что с нею произошло. Какая-то мелочь не давала ей покоя, только она не могла понять, какая именно. Подойдя к кровати, как сомнамбула, она присела, прокручивая в памяти все случившееся. Волшебница не видела, как из номера 231 вышел этот великолепный красавец в черной футболке с разными рекламными логотипами, бейсболке с надписью "RED BULL" и направился к выходу.

Гермиона вышла из душа, закутавшись в махровый халат. Потихоньку оправившись от шока, вызванного то ли собственным безрассудным поведением, то ли невероятной энергетикой прекрасного болгарина, девушка решила взять себя в руки и как следует приготовиться к похищению Батова. Она достала из чемоданчика одно из платьев и трансфигурировала его в черную трикотажную обтягивающую водолазку. Подумав, она поменяла цвет своих обтягивающих джинсов с голубого на черный. Одни из босоножек, захваченных ею для кардиффских променадов, превратила в подобие легких женских берц. Такие носили женщины-авроры. Берцы были мягкие, удобные, и очень нравились Гермионе.

С замирающим сердцем Гермиона достала мантию Гарри. Подойдя к трюмо, она накинула на себя её и в очередной раз поразилась тому, как эта вещь работает. Из-под прозрачного материала все было прекрасно видно, но в зеркале не отражалось ничего.

«Чувствую себя вампиром», — хихикнула про себя волшебница, сбрасывая мантию. В зеркале это выглядело впечатляюще. Скомкав ткань, Гермиона запихала ее в любимую безразмерную сумочку, затем проверила, на месте ли порт-ключ, перчатки и склянка с чистой кровью Лонгботтома. Все было готово, и Гермиона вытащила отчет. Перечитав сведения несколько раз, молодая женщина снова попыталась сложить в уме два и два. Не складывалось. Какая-то непонятная тревога одолевала Гермиону. У нее было ощущение, что она что-то не учла, что-то не досмотрела, но вот что?..

«Я должна понять, что не так… должна» — как мантру повторяла про себя девушка. — «Знать бы еще, что понимать. Может, в отчете что-то не сходится? Или Батов ведет себя странно? Это точно, он ведет себя странно. Блин, опять он…»

Мысли Уизли снова предательски вернулись к недавней встрече в гостиничном коридоре: «Почему я не могла соображать хладнокровно, находясь рядом с ним? Почему все мало-мальски здравые мысли вылетели из головы, в том момент, когда я услышала его голос и почувствовала его взгляд?.. Почему он так хорош? Я не должна думать о нем вообще, кроме как об объекте операции… Не должна и точка! Но я не могу не думать о нем, не могу…»

Задорно тряхнув головой, Гермиона решила, что сидеть в номере до самого вечера просто глупо. Нужно погулять, развеяться… Волосы уже высохли после душа, и волшебница гораздо тщательнее, чем обычно, уложила их в вычурную прическу, сбрызнув блеском. Макияж был ярким и привлекающим внимание, но не вульгарным, легкое летнее платьице открывало длинные стройные ноги и струилось по фигуре, которую абсолютно не испортили две беременности. Взглянув в зеркало, девушка поймала себя на мысли, что она сегодня особенно хороша и очень нравится себе. А еще промелькнула… даже не мысль, а так, ее отголосок, о том, что наряжалась она сейчас для него, для Христо Батова… «Интересно, могла бы я понравиться … ему?»

Гермиона еще раз посмотрелась в зеркало и с надеждой обратилась к нему:

— Пожалуйста, пусть произойдет что-нибудь потрясающее, удивительное, красивое! То, о чем я смогу рассказать лишь своим праправнучкам, то, что я пронесу через всю жизнь, как самое большое сокровище, то, что будет принадлежать только мне! Ну, пожалуйста!!!

Внезапно она вспомнила историю из своего любимого фильма «Титаник». Он шел на телеэкранах в тот год, когда Темный Лорд был повержен. Прекрасное было время! Не нужно было больше бояться за друзей и родителей, опасаться за свое происхождение. Не нужно было стесняться своих чувств к Рону, которому она отдалась всей душой, всем сердцем, всем своим существом. Они вместе ходили в маггловский кинотеатр. Рон обнимал ее за плечи, а она рыдала над погибшей любовью главных героев и все спрашивала Рона сквозь слезы: «И мы… тоже… и у нас…тоже так… ты прыгнешь — я прыгну…» Только став взрослой, прожив несколько лет в браке с любимым мужчиной, Гермиона поняла, что эта история должна была так завершиться, чтобы в жизни главной героини появился новый смысл… Роза ДеВитт Бьюкейтер должна была выполнить все, что обещала любимому: должна была выйти замуж, нарожать детей и умереть старой-старой женщиной в своей теплой постели, перед смертью рассказав эту историю своей внучке, и чтобы та тоже рассказывала ее своим потомкам… А еще должна была вернуться на место трагедии и отдать «Сердце океана» океану. И встретиться под часами в подводном раю с тем, кто промелькнул в ее жизни ярко и ослепительно, как комета по ночному небу и остался в сердце навсегда. Гермиона безумно полюбила этот фильм и даже свою дочь назвала в честь главной героини.

«Пожалуйста, ну, пожалуйста», — мысленно молила неведомые силы Гермиона. — «Пусть ОН будет тем, кого я сохраню в сердце, как самую большую тайну, пусть моя история будет короткой, но пусть она будет такой… такой… умопомрачительной. Я знаю, я чувствую, что это ОН…»

В эту минуту она уже не думала о том, что ЕГО придется доставить в Аврорат, на поздний «ужин» Поттеру, о том, что он чистокровный фанатик и таких, как она, презирает… Она видела перед собой только его глаза, чувствовала запах его одеколона, слышала его голос. Мысли о том, что она спятила, сошла с ума, свихнулась, что так неправильно, так не должно быть, одолевали ее, цеплялись, атаковали, но впервые за долгие годы она решила пойти на поводу у своих чувств. Даже не чувств, а необъяснимой прихоти...

* * *

Времени до момента аппарации Христо оставалось все меньше и меньше. Волшебница понимала, что сейчас попадаться на глаза болгарину было бы, по меньшей мере, непрофессионально. И все равно, целый день она пыталась его увидеть, полюбоваться хотя бы издали. Хотелось, чтобы он заметил её, ведь девушка потратила столько времени на то, чтобы стать неотразимой. Когда Гермиона спустилась по лестнице в холл, несколько десятков мужских глаз обратились в ее сторону. Её саму волновал лишь ледяной взгляд прекрасного славянина. Но, увы… Его не было.

Народу в холле было значительно меньше. Как удалось узнать у знакомого уже администратора, основной контингент был на стадионе «Миллениум». В семь вечера должен был начаться Чемпионат мира в личном первенстве по спидвею, и болельщики спешили занять места на трибунах.

Гермиона решила пройтись по магазинам. Гуляя по огромному торговому центру, она невольно прислушивалась к разговорам посетителей. Все они крутились вокруг спидвея.

«Блин, да что это вообще за спорт? Хоть бы одним глазком взглянуть», — подумала девушка. — «Откуда у людей такой азарт?»

Даже косметический отдел не отставал. Прогуливаясь у полок, она рассматривала коробочки с различными солнцезащитными средствами и средствами для загара, изучая, главным образом, состав и, по большей части, приходя от содержимого в ужас, ну и подслушивала, о чем болтают молодые девчонки около витрины с декоративной косметикой.

— Сэм, ты не понимаешь, я готова была душу продать, чтобы получить билет на «Миллениум».

— Не знала, что ты такая активная болельщица. За кого болеть-то собиралась? За Николлза? Он такой симпатяшка!

— Николлз! Тоже мне… — рослая крашеная девица самодовольно хмыкнула. — Если бы ты видела русского красавчика Эмиля, у тебя бы челюсть отвалилась! А как он гоняет! Он просто ненормальный!!! Никто ему в подметки не годится! Такого лапочку можно увидеть и умереть!

Она закатила глаза и что-то тихо зашептала подруге. Через минуту они вышли из отдела.

«Какой там Эмиль? Они не видели Христо Батова!» — мечтательно подумала Гермиона. — «Разве может быть кто-то совершеннее его?»

Молодая женщина вспомнила, что про этого русского Эмиля ей что-то говорил администратор на ресепшне. Спросил вроде, не является ли «Мисс Карстен» его поклонницей. Впрочем, она вскоре благополучно о нем забыла, расхаживая среди полок и пытаясь выбрать себе крем для загара. Скоро отпуск, и она планировала сагитировать мужа на поездку в Грецию или в Испанию.

В гостиницу Гермиона вернулась около девяти вечера пешком. Она слышала, как на «Миллениуме» ревели моторы, что-то выкрикивали на всю округу комментаторы, орали болельщики. Девушка подошла к ресепшену, решив сразу же расплатиться за все обслуживание, и предупредила администратора, что может внезапно уехать, так что после полуночи пусть смело заходят и наводят порядок в номере. Затем она поднялась к себе и занялась непосредственно последним этапом операции.

Гермиона еще раз придирчиво оглядела себя. Вроде все в порядке: черные джинсы, черная водолазка и черные берцы сидели идеально. Темная облегающая одежда делала ее великолепную фигуру практически хрупкой. Длинные волосы она заплела в косу, повязав поверх чернильного цвета бандану. Сумочка была перекинута через плечо, чемоданчик был уменьшен заклинанием и тоже благополучно отправлен в ее недра. Палочка — в руке. В кармане джинсов — бусы-портал. Вроде, ничего не забыла, за исключением ужина. Гермиона вспомнила, что она ничего не ела почти пятнадцать часов. И аппетита не было вообще. Наверное, адреналин сказывался. Лошадиные его дозы выбрасывались в кровь уже беспрерывно в течение часа. Времени оставалось не так уж много, и ведьма решила, что пора, наконец, осчастливить Батова своим появлением.

«В конце концов, если он в номере, то я не буду церемониться, сразу же внезапно приложу его Петрификусом, а пока он будет в отключке, поищу артефакт. Сам он мне его, конечно же, любезно не предложит» — размышляла девушка, закутываясь в мантию. Ключ она оставила на тумбочке и свой номер решила не запирать.

Волшебница приоткрыла дверь. В коридоре — никого. Выйдя из номера, Гермиона начала внимательно оглядываться по сторонам через тонкую ткань. Наконец, она увидела то, что ей было нужно. Из-под мантии показался кончик волшебной палочки, направленный куда-то вверх.

«Дифиндо» — невербально сотворила заклятье Гермиона, и видеокамера, обозревавшая пространство около номера болгарина, зашипела искрами после тихого хлопка.

«Так, нужно срочно попасть к нему в номер», — занервничала ведьма, — «иначе через минуту тут будут товарищи из службы охраны».

Гермиона очень надеялась, что чар на свою дверь славянский колдун так и не поставил; через несколько секунд она поняла, что не ошиблась. Дверь была заперта, но открыть ее простейшей Аллохоморой не составило труда. Ведьма проскользнула внутрь и, прикрыв дверь, запечатала ее Коллопортусом так, как будто она и не открывалась.

Теперь нужно было осмотреться. Кто знает, может снаружи все так просто, а внутри таких ловушек понаставлено, что «мама не горюй». Номер был пуст. Гермиона бесшумно передвигалась по комнате, проверяя мебель, пол, стены. Хорошо, что от прожекторов «Миллениума», который был виден из окна номера, света было достаточно, чтобы не загреметь ненароком. Так как палочка использовалась для проверки, «Люмос» был невозможен. Все было чисто. Это уже разозлило Гермиону: да, что он, совсем дурак, что ли? Не может быть, чтобы колдун такой силы никак не обезопасил себя. Все это было очень странно и подозрительно.

Нужно было поискать артефакт. Скорее всего, на него наложены чары маскировки, которые без Христо она вряд ли снимет. Вытащив из сумочки перчатки и натянув их, волшебница пока решила не пачкать их кровью. Неизвестно, найдется ли чаша, а если замазать кровью вещи Батова, то хлопот точно не оберешься. Гермиона подняла край мантии и начала рыться в шкафу. Там, кроме тряпок и каких-то странных доспехов, ничего не было. За шкафом последовала тумбочка. В ней — тоже ничего похожего на чашу. Зато на тумбочке волшебница заметила маленькую фотографию миловидной темноволосой девушки, совсем молоденькой, отчего вдруг почувствовала необъяснимую злобу и раздражение. После Гермиона заглянула под кровать, вытащила чемодан. Открыв его, она принялась рыться в его одежде. Ни-че-го! Никакого намека на присутствие древнейшего артефакта. «Акцио» тоже результатов не принес.

«А вдруг он таскает ее с собой» — подумала Уизли, пытаясь запихать переворошенные шмотки красавчика обратно в чемодан. Закрыв его и затолкав обратно под кровать, ведьма начала озираться в поисках еще чего-нибудь, что можно было бы обследовать. Тут за дверью послышался шум, как будто бы около нее топтался целый полк. Слышались английские фразы, типа «Как вы объясните сегодняшнее поведение?», «Что вы ему сказали?», какие-то отрывистые ругательства. Гермиона полностью закуталась в мантию и, не дыша, встала около боковой стенки шкафа так, чтобы была видна кровать. Сердце билось, как у загнанной лани, однако ситуация требовала сосредоточения, и приходилось «греть» уши дальше.

Гул за дверью стих. Теперь девушка слышала только славянскую речь, из которой ей понять ничего не удалось. Батов что-то тихо говорил своим потрясающим голосом, второй голос, грубоватый, мужской, видимо пытался успокоить мальчишку. Она услышала, как в замке проворачивается ключ и замерла в постройке «смирно». Колдун зашел в номер и включил свет.

Сквозь ткань мантии было видно, как нежное прекрасное лицо Христо было искажено гневом. Он бранился какими-то странными словами, по всей видимости, полностью передававшими весьма широкий спектр эмоций красавчика. Гермиона старалась не дышать, мало ли, вдруг он ее обнаружит. Однако парень и не собирался ничего проверять или замечать следы пребывания посторонних в номере. Он выплевывал и выплевывал какие-то злобные фразы с завидным постоянством. Послышались два удара о стену: скорее всего, Христо в бешенстве скинул кроссовки. Потом, подойдя к ней совсем близко, резко поднял руки и рывком стянул с себя футболку.

«Твою ж мать!!!» — чуть не заорала Гермиона, скользнув взглядом по прекрасному обнаженному торсу болгарина. Сказать, что он был великолепен, значит жутко недооценить его. Красивые сильные руки с великолепными мускулами, мощная грудная клетка, мускулистый живот — все это смотрелось настолько гармонично, настолько по-мужски, что ведьма почувствовала, как ее рот заполняется слюной.

«Только бы не захлебнуться» — в ужасе думала Гермиона, пожирая взглядом каждый участок нежной смугловатой кожи. — «Не смотри, не смотри!» — орала она на себя мысленно, когда Христо начал расстегивать ремень на джинсах. — «Мать моя, мои глаза!!! Он что тут, полный стриптиз мне покажет?»

Молодая женщина чувствовала, как внизу живота горячей сладостной волной разливается нестерпимое желание. Парень, слава Мерлину, трусы вместе с брюками не снял, и так беглого взгляда на его мускулистые ноги и просто отпадную задницу хватило, чтобы дыхание полностью сбилось, как будто в комнате внезапно закончился кислород. Батов бросил джинсы на кровать, стянул носки и, видимо, пошел в душ. Вскоре Гермиона услышала шум воды и позволила себе задышать громко и часто, явно досадуя, что не успела ничего рассмотреть у него спереди.

У нее вспотели руки, пульс, видимо зашкаливал за 150 ударов. Девушка просто боялась предположить, что будет дальше. Решила просто ждать и действовать по обстоятельствам.

Вскоре шум воды прекратился, Гермиона замерла, на всякий случай поудобнее перехватив палочку в руке. Однако ждать пришлось около десяти минут, прежде чем болгарин вышел. Видимо, он брился. Мокрые волосы стояли ёршиком, мышцы на спине красиво играли при каждом его движении. Он был в одном полотенце, обернутом вокруг бедер.

«Если это полотенце у него свалится, я сдохну» — мысленно пообещала себе Гермиона и закрыла глаза. Тут красавец подошел к шкафу и открыл дверцу. Теперь ведьма не могла видеть его, но она слышала его дыхание, чувствовала запах шампуня, чистого мужского тела и потрясающего парфюма. Не дышать было сложно, хотелось взорваться, застонать да просто кончить от одного его вида. Христо за дверцей что-то пробурчал, завозился, и Гермиона догадалась, что он натянул на себя трусы и джинсы.

«Хорошо, что я этого не видела», — мысленно исповедовалась сама себе девушка, — «не то иначе бы просто бесславно окочурилась тут, как озабоченная вуайеристка».

Такого возбуждения и накала эмоций Гермиона не чувствовала даже в момент первой близости. Хотя, если вспомнить, то самой главной эмоцией в тот момент был страх: не только перед чем-то новым, неизведанным, но и перед элементарной болью. Сейчас видеть постороннего, практически обнаженного мужчину, да еще настолько привлекательного, тоже было страшно, но это был страх другого рода — страх первооткрывателя, который первым вступает на открытую им территорию, таящую немало опасностей.

Дверца шкафа закрылась. Уизли увидела, что гнев на прекрасном лице Батова сменился озадаченностью. Он начал оглядываться, глаза сузились, все тело напряглось, как у хищника перед прыжком. Парень поднял голову, прикрыл глаза и втянул носом воздух.

«Мать твою! Мои духи!» — снова выругалась про себя Гермиона. — «Сейчас он меня обнаружит!»

Решив больше не медлить, ведьма рывком скинула мантию, появившись перед юным красавцем буквально из воздуха. Он резко отшатнулся назад, соображая, где мог ее видеть. Последнее, что удалось ему услышать четко, был ее чистый звонкий голос:

— Петрификус тоталус!!!»

И все! Что с ним произошло, бедняга понять не успел, руки-ноги внезапно сами по себе вытянулись в струнку, как будто наступил полный паралич, все мышцы разом перестали слушаться, язык прилип к нёбу, а на лице не мог пошевелиться ни один мускул. Да что там на лице! Во всем теле… Несчастный парень чувствовал, что он валится на пол, на прямых ногах, и ничего с этим поделать не может. Единственное, что ему оставалось — это падать.

* * *

И он грохнулся. Было очень-очень больно затылку. Хорошо еще, что падать было ему не впервой. А девчонка из коридора (он, естественно, узнал ее), носилась по номеру, рыскала везде, перерывая вещи без спроса. Так он давно не возмущался! С восьми вечера… Но сделать ничего не мог. Объяснить, что с ним произошло, и то был не в состоянии. Ему вдруг стало страшно, хотя никто не мог бы назвать его пугливым человеком. А что, если на нем сейчас, в эту самую минуту испытывают какое-то новое психотропное оружие… или наркотики.

Внезапно девчонка оказалась рядом с ним, присев на корточки, вытянув одну ногу в сторону. У нее была какая-то удивительная кошачья грация и очень красивое лицо. Облегающая одежда очень шла ей. Вроде бы та самая, которую он видел сегодня в коридоре: такая вся из себя, скромняшка, на вопрос ответить не могла, язык проглотила, а тут обездвижила полностью странным приёмом, которому позавидовали бы спецы из отряда «Альфа». В глазах этой сумасшедшей был вопрос. Он же смотрел, не мигая, на нее.

— Где чаша Магического могущества, Батов? — спросила Гермиона, восторженно глядя на парня.

У красавчика в глазах плескался ужас, но ответить на вопрос, который выдавал в девушке умалишенную, он был не в состоянии. Ни губы, ни язык ему не подчинялись. Он только наблюдал за ней и чувствовал, что сейчас она выкинет какую-то из ряда вон выходящую вещь. Его полубезумный немигающий взгляд эта экзальтированная юная дамочка истолковала по-своему:

— Что ж, золотко, — вкрадчиво произнесла девчонка, обводя контуры его лица той самой "дирижерской" палкой. — Проще тогда разговаривать в Аврорате. Ты не оставил мне выбора. Там живо тебе язык развяжут. Сам выложишь ее, как миленький.

Она вытащила из кармана своих черных джинсов какую-то вещь, похожую на бусы и расстегнула замочек. Положив бусы рядом с ним, она взяла его руку (у самого его, при всем желании, двинуться бы не получилось), положила на эти бусы, обхватила его поперек туловища одной рукой, другой дотронулась до украшения.

— Ты преступник! Ты знаешь это? — растягивая слова, продолжала говорить девушка. — Такие, как ты, ненавидят таких, как я. Ты бы хотел, чтобы мы, грязнокровки, исчезли как вид, как низшая раса, да? Не старайся, ничего у тебя не выйдет! Ты все равно отдашь нам эту чертову чашку.

«Что она плетет? Она ненормальная!» — крутилось в голове у парня. Мысли скакали, как блохи по паршивой собаке, и ни одна не объясняла, что вообще происходит. Взгляды юных мужчины и женщины были прикованы друг к другу.

Гермиона посмотрела на часы на стене. Времени было чуть больше двадцати трех часов. Прошло уже, как минимум, минуты две. Порт-ключ не срабатывал. Она начала заметно нервничать. Видимо, вот оно — то самое что-то, беспокоившее её все время, пока она была в Кардиффе.

— Какого хрена! — выругалась она. Он прекрасно понял все слова. И со страхом ждал, что будет дальше. А девчонка заметалась, засуетилась, призывая какого-то Гарри и ругая его во все корки.

Гермиона приняла решение. В Аврорат кроме, как порт-ключом попасть нельзя, там стоят антитрансгрессионные чары. Значит, придется аппарировать прямо в собственную гостиную. Для этого нужно было как следует обхватить Христо… Она, не колеблясь, направила на него свою палочку.

— Мобиликорпус!!!

Тело парня поднялось в воздух. Взгляд его был наполнен таким ужасом, что Гермионе стало весело. Она отлевитировала его к шкафу и тихонько опустила, вертикально прислонив к стенке.

— Ну, вот, красавчик, сейчас будем аппарировать. Держись крепче! — она обхватила его левой рукой, стараясь прижать как можно сильнее. — Держись, кабанчик, прямо! — она взмахнула правой рукой, в которой была палочка и произнесла:

— Аппарейд!

Весь мир для него схлопнулся до одной точки, перед глазами все закружилось, а кишки так и запросились наружу. Страшная боль обожгла правую ногу, как будто ее отрывали. Потом наступила тьма.

Гермиона почувствовала сильный удар. Возникнув посреди собственной гостиной в обнимку с болгарином, она не удержалась на ногах под его тяжестью и серьезно приложилась затылком о дорогой персидский ковер.

— Батов! — крикнула она. — Батов!..

Никакой реакции.

Девушка постаралась напрячь все свои силы и столкнула парня с себя. Все-таки, несмотря на невысокий рост, он был здоровяком, и мышц у него было килограмм на семьдесят пять. Гермиона отдышалась, и попыталась сесть. После этого она взглянула на юного красавчика, который валялся около нее без чувств.

— Мать твою, Христо Батов! Ты, что ж, в обмороке что ли?

Палочка все еще была сжата в ее правой руке. Волшебница чуть дрожащим голосом произнесла:

— Фините Инкантатем!

Парализующее заклятие спало, это было видно по тому, как расслабилась рука парня, однако в себя он не пришел.

— Эй, очухивайся! Сейчас у нас с тобой будет серьезный разговор!

Болгарин был без сознания. Гермиона еще раз внимательно оглядела его. «Ну, до чего же хорош! До чего мил!» — умильно думала Гермиона, скользя взглядом по нежной, абсолютно чистой, идеальной коже лица, пухлым губам восхитительной формы, мощной шее с чуть-чуть выступающим кадыком, великолепным плечам, красивым линиям груди, животу. Нигде не было намека на дурацкую растительность. Все это было таким совершенным, таким невинным, таким прекрасным… Взгляд Гермионы заскользил вниз и …

— Твою ж мать! — Гермиона уже сама себе поражалась. Так она никогда не ругалась, но увиденное заставило её подскочить. Вся правая штанина джинсов Христо была в крови. Огромное пятно расплывалось в верхней части бедра, чуть пониже паха.

— Мамочки мои! Мерлин Всемогущий, да что ж это такое? Неужели еще один расщеп! — завопила Гермиона. — Дифиндо!

Ткань на брюках моментально разъехалась, и молодая женщина увидела довольно длинную, хотя и неглубокую рану.

«Точно, расщеп! Правда, тебе, моя прелесть, повезло больше, чем тогда Рону, гораздо больше» — подумала Гермиона, пытаясь остановить кровь заклинанием. — «Что ж за напасть такая, почему я нормально ни одного парня, который мне нравится, перенести не могу!»

Кровь продолжала сочиться. Что за ерунда? Надо, наверное, зелье дать. «Тогда приведем его в чувства» — рассуждала ведьма, стаскивая перчатки. — «Палочки у него с собой точно нет, да и не в том он состоянии, чтобы играючи беспалочковую магию творить».

Гермиона сбегала за кровоостанавливающим зельем, забыв от волнения про Акцио, затем опустилась на колени возле Батова, чуть не плача. Прежде чем поить его зельем, необходимо было привести в сознание.

— Энервейт!

Никакой реакции!

— Энервейт!

Юноша не реагировал. Гермионе стало страшно. Она приложила ухо к его груди, вздрогнув от ощущения свежей, нежной юношеской кожи. Сердце билось с тихим ритмичным отзвуком.

Странная догадка мелькнула у девушки в голове. Она произнесла заклинание и сделала несколько пассов палочкой над телом болгарина. Легкая дымка, возникнув вокруг, засветилась едва бледным лимонным цветом. Она показывала, что уровень магии у знаменитого Христо Батова был нулевой, а значит кровоостанавливающее ему давать ни в коем случае нельзя. У нее округлились глаза, а челюсть медленно, но верно начала отваливаться:

— Соплохвоста мне в печенку!!! — произнесла она пораженно, с тяжелым придыханием. — Христо Батов — СКВИБ!!!

Гермиона, к счастью вспомнила, что у нее в аптечке с магловскими средствами есть нашатырный спирт. Он остался еще с тех времен, когда ее родители гостили у них прошлым летом три дня, и мама постоянно теряла сознание от проявлений различных симптомов менопаузы.

«Акцио, нашатырный спирт!»

Через несколько секунд девушка уже пихала под нос Батову склянку, морщась от отвращения. Воняло это средство хуже, чем унитазы в туалете плаксы Миртл. На сквиба, однако, эффект произвело незамедлительно. Парень начал хватать воздух ртом. Гермиона поддерживая его рукой под шею, не преминула заметить, как он бессознательно облизнул розовым языком свои пухлые губы.

— Батов? Ты можешь говорить? Как ты?

Парень в ответ часто задышал.

— Тебя нужно подлатать, Христо, — пробормотала Гермиона. — Я сейчас… Будь умницей, не вздумай ворочаться…

«Ясенец. Воспользуемся ясенцем. Это ему можно… Рону помогло быстро, тут чуть-чуть все будет заживать подольше…»

Она была в шоке. Соображать получалось плохо. Близость юного красавца пьянила молодую женщину, плавила тело и мозги… Гермиона быстро подбежала к шкафчику с зельями. Он был заперт на ключ, и Акцио было здесь бесполезно. Побренчав склянками на полочках, ведьма достала экстракт ясенца и припустилась обратно.

Прекрасный, как архангел, юноша продолжал лежать на ковре, на который накапало уже изрядное количество крови, лицо его исказила легкая гримаса, но он молчал.

— Сейчас, сейчас, все пройдет, и следа не останется, — успокаивающе говорила Гермиона, усаживаясь рядом с ним и капая на рану экстракт.

У парня заходили желваки, но он не издал ни звука. На лбу у него выступили капельки пота, и он закусил губу, пытаясь одну боль заглушить другой… Через несколько секунд рана начала затягиваться на глазах, а боль из обжигающе-острой превратилась в тупую и дергающую. Такую ему терпеть приходилось много раз. Гермиона внимательно осмотрела рану…

— Так, готово, сейчас небольшое заклинание убирающее шрамы, и ты будешь, как новенький! Эй, Христо Батов? Ты меня слышишь?

— Почему вы меня так называете? — спросил юноша хрипло, впервые за все это время, подняв на нее взгляд. — Как я здесь оказался?

— Как я тебя называю? — удивленно спросила девушка. — Твоим именем, конечно. Она поднесла свою штуковину к окровавленной ноге и что-то забормотала низким грудным голосом. Красавчик смотрел на нее во все глаза, которым верить отказывался. Боль ушла совершенно. Девушка поднялась с колен и пощупала рану, помимо воли эротично скользя пальчиком по тому месту, где пять минут назад было месиво от расщепа. Он вздрогнул…

— Как я здесь оказался? — снова повторил болгарин.

— Мы аппарировали…

-Что… мы?

— Батов? Даже если ты сквиб, неужели ты никогда не слышал этого слова? Ты же наверняка рос среди чистокровных! — Гермиона смотрела на него внимательно, прямо в глаза и … таяла. Этот взгляд, недоуменный, не понимающий ровным счетом ничего, даже потерянный, будоражил ее, как терпкое вино.

— Вы говорите такие вещи, мисс, — произнес он чуть хрипловато — что я чувствую себя полным идиотом.

«Блин, ну до чего акцент у него чудный!.. Совсем не такой, как у Виктора…»

— Миссис…

— Что?

— Меня зовут миссис Гермиона Уизли. Я старший сотрудник Отдела магического правопорядка министерства Магии.

Тут он расхохотался. Гермиона нахмурилась, но парень смеялся так заразительно, что она тоже улыбнулась.

— Что же тебя так насмешило, Батов? — спросила она, продолжая разглядывать его. Он был просто очарователен: с голым торсом, взъерошенными волосами, распоротыми штанами, испачканными кровью.

— Где тут у вас скрытая камера, мисс… простите, миссис… Уизли, кажется?

— Какая камера? Батов, да ты сдурел что ли? Расщеп, конечно, случился, но на ноге, а не в мозгах.

— Скрытая камера. Есть такие телепередачи, с розыгрышами… Стоп, какой такой расщеп?

— Обыкновенный! Ты же был под Петрификусом! Думаешь, легко сосредоточиться, когда приходится одной рукой поддерживать такого… ммм… тяжелого дяденьку. Тебе еще повезло…

— Слушайте, мэм, а что будет с моей ногой?

— Да ничего не будет. Ты в полном порядке. Посмотри сам. Я говорю, тебе повезло, что расщеп был неглубокий.

— Что это такое?

— Что?

— Расщеп?

— Христо, ты меня пугаешь! — Гермиона взглянула на юного красавца с каким-то испугом. — Расщеп происходит, если та или иная часть тела остается на точке старта. Вот если бы траектория чуть-чуть сдвинулась, то ты прибыл бы сюда, а хозяйство твое осталось в Кардиффе.

Он аж подскочил на месте, рефлекторно опустив глаза вниз:

— Я вообще ничего не понимаю! Да что вы говорите такое? Вы — нормальная?

Гермиона вспылила. Такой тон этого прекрасного мерзавца ей очень не понравился.

— Я — нормальная, — выкрикнула она — и обычно аппарация у меня удается на славу.

Тут произошло такое, что любой здравомыслящий человек отвергает априоре, как нечто такое, чего быть не может. Она медленно подошла к окну, опустила голову, закрыла глаза… Хлопок! Она исчезла и через мгновение с таким же резким хлопком появилась около дверей…

Парень снова остолбенел, не так как в гостинице, но похоже. Затем захлопал своими потрясающими глазищами, но, похоже, быстро взял себя в руки.

— И вы меня таким образом перетащили сюда?

— А как еще я могла тебя перенести? Тебе повезло, что порт-ключ не сработал, а то сидел бы уже в Аврорате и на вопросы отвечал.

— Где мы сейчас?

— У меня в квартире. В Лондоне!

— В ЛОНДОНЕ? Да как мы могли тут оказаться? Я должен быть в Кардиффе. Утром я улетаю в Польшу.

— Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем в Польшу?

— Там у меня дела.

Гермиона ничего абсолютно не понимала. Он, по всей видимости, тоже.

Волшебница опять начала нервничать. Этот ангелочек так странно себя вел, что у нее в голове начали проскальзывать самые невероятные и пугающие мысли. Она даже не заметила, как он тоже начал разглядывать ее. Машинально стянув с головы бандану, она потерла виски пальцами, о чем-то напряженно думая.

— Этот расщеп, как вы говорили, опасен?

— А? Что? — Гермиона оторвалась от своих тяжких дум и посмотрела на него. — Да с чего? — тут она опять сделала такую вещь, которая потрясла парня не меньше, чем все остальные ее фокусы. Взяла бандану, свою палочку и произнесла тихо:

— Агуаменти.

Из палочки хлынула вода, которой она смочила бандану. Подойдя к совсем ошалевшему болгарину, Гермиона опустилась на одно колено и принялась вытирать кровь с его ноги. Глаза она старалась не поднимать: понимала, что бушевавшие в ней эмоции выдадут все ее тайные желания с головой. Когда бурых следов практически не осталось, она встала и удовлетворенно хмыкнула:

— Смотри.

Парень взглянул на свою ногу и оторопел: никаких следов от рваной раны на бедре не было. Он посмотрел на женщину, странно улыбнувшись.

— Вы, прямо, как ведьма!

Она подняла на него глаза.

— Да… вроде того. Батов, давай заканчивай придуриваться! Сейчас я придумаю, во что тебя нарядить, а то ты, малость… голый. А потом отправимся в Аврорат.

— Зачем?

— На допрос.

— По какому обвинению вы собираетесь меня допрашивать где-то... там у вас? Что я вам сделал?

— При тебе должен быть весьма нужный нам магический артефакт. Ты обязан нам его отдать. Все, Батов, наряжаемся и в Министерство!

— Я не Батов, мэм!

Гермиона взглянула на него с испугом.

— Что ты плетешь? Как не Батов? — она дернулась и схватилась за маленькую бисерную сумочку у себя на боку, вытаскивая оттуда… папку, раза в три больше этой самой сумочки. Парень, хоть и видел сегодня чудес немало, однако не удержался и хмыкнул. Уизли принялась лихорадочно листать отчет:

— Вот, пожалуйста, это данные разведки, собирали весьма профессиональные люди, смотри, черным по белому: «Лицо круглое, славянские черты, волосы русые, глаза светлые (серо-голубые), растительность на лице отсутствует, рост средний, телосложение атлетическое». Описание — точь-в-точь. Так, гостиница — та, которая нужна… Так… номер… А-А-А-А-А!!! Какого дьявола!!! — она прижала руку ко рту.

Парень подошел и из чистого любопытства заглянул в папку через плечо девушки, машинально втянув в себя запах духов, исходивший от ее волос.

— Ну, конечно! У меня был номер 231, а тут 281! Есть разница, мэм?

Он взглянул в ее побледневшее лицо и сощурился.

Гермиона хватала воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

— Если ты не Батов, значит он уже в горах! — она обреченно зарыдала. — Я провалила дело! Черт возьми, что я наделала?!

Парень пожал плечами:

— Надо было лучше читать ваш отчет!

Гермиона мелко вздрагивала. Она выглядела так затравленно, что ему стало жаль девушку. Таких, настолько незаурядных дамочек он еще не видывал.

— Ну, успокойтесь, мисс…ис Уизли. Может, все не так страшно!

Она взвилась:

— Конечно, совсем не страшно! Если не считать того, что теперь вся моя карьера пойдет книзлу под хвост! Сначала — браслет! Теперь ты на мою голову свалился!

«И не только на голову! Прям в сердце, зараза ты восхитительная!»

— Кому под хвост?

Она подняла на него свои заплаканные карие глаза:

— Ты сам-то вообще кто такой, если не Батов?

— Я — гонщик из России. Меня зовут Эмиль.

Несколько секунд Гермиона изумленно разглядывала парня.

«Так вот ты какой, русский красавчик, очаровашка и так далее… не помню уж, как там тебя называли…» — размышляла она, скользя по его лицу восхищенным взором, останавливаясь на бровях, глазах, губах по очереди. — «Кажешься совсем юным мальчишкой… Неужели, правда, гонщик?»

— Чем докажешь, что ты — тот самый Эмиль, о котором восторженно вопят все болельщицы? Один раз я лопухнулась, приняв тебя за темного могущественнейшего мага… До сих пор не понимаю, как меня угораздило так сглупить! Нужно было насторожиться еще тогда, в коридоре, когда ты меня подловил у двери.

— Я сам, признаться, подумал, что вы сумасшедшая? — чуть нахмурившись, произнес он, запнувшись. — Я не знаю, как доказать, что я — это я. Вы знаете русский язык?

— Нет, не знаю. Немного по-болгарски понимаю, да и то не все.

— А польский вы знаете?

— Нет, не знаю! — молодая женщина начала заметно нервничать. — А ты знаешь и польский?

— Ну, вообще-то, да. Я все-таки тренируюсь в Польше, выступаю за один из польских спидвейных клубов…

— Да мне-то какое дело до вашей спортивной карьеры, — взвилась ведьма на парня. — Мне бы со своей разобраться! Я понять не могу, почему вы тут оказались, с чего я взяла, что вы — это Батов!.. — голос ее начал срываться на визг.

Девушка чувствовала, что начинает терять самообладание. Такого с ней никогда не бывало. Она не разбирала, что выкрикивает, каким тоном… Ясно было только одно: на её многолетних, упорных стремлениях занять пост руководителя группы обеспечения магического правопорядка можно ставить жирный крест. А уж какая выволочка ожидает Гарри от Кингсли! Гермиона даже зажмурилась на мгновение, представив все последствия для Поттера от своей неудачной «вылазки» в Кардифф.

Она закрыла лицо руками и, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, приглушенно застонала:

— Мерлин мой! Что ж теперь делать-то, что ж делать-то?..

Лже-Батова эти слова заставили улыбнуться. Он уже видел сегодня столько удивительных вещей, которые не укладывались в рамки привычного восприятия этого мира, что еще одна странная фраза о сказочном Мерлине не делала эту дамочку в его глазах окончательно чокнутой.

Парень подошел к Гермионе, тихо и ласково дотронувшись своими большими теплыми руками до плеч девушки, ободряюще их сжал.

— Успокойтесь, миссис Уизли… Ну, пожалуйста… Эрминия … или как вас там? — он чуть встряхнул ее. — Я уверен, Мерлин вас услышал!

Все! Этого уже Гермиона вынести не могла! Она не сдержалась и прыснула, потому что тон, которым мальчишка всуе упомянул имя самого могущественнейшего волшебника, был таким, каким успокаивают санитарки буйных помешанных в психбольницах.

— Гермиона… — девушка отняла руки от лица и взглянула ему в глаза. — Меня зовут Гермиона, можно просто Герми, чтобы вам было проще. Меня так называют друзья.

— Да ладно, я уж выговорю как-нибудь.

Они застыли, глядя друг на друга. В глазах молодой женщины снова всколыхнулась лихорадочным блеском стихийная магия. Она почувствовала, как благодаря этим сильным и, чего уж греха таить, нежным рукам, восстанавливалось ее равновесие и спокойствие. В нем чувствовалась какая-то мощная необъяснимая энергия, которая была сродни её собственной. Его глаза сверкали, как звездочки, а улыбка не сходила с обворожительных губ.

«Он еще держится довольно спокойно и уверенно, в отличие от меня… Несмотря на то, что сегодня перевернулось все его представление о том, как устроен мир».

Это был очень двусмысленный момент. Гермиона лихорадочно соображала, что либо она должна набраться наглости и прикоснуться к его манящим губам своими, пусть даже слегка, невесомо, либо должна от него отпрянуть и начать мыслить и действовать разумно и хладнокровно. Девушка выбрала второе… пока могла еще удерживать себя в руках. Она с неохотой отстранилась от него и сделала пару шагов в сторону.

— В любом случае сейчас нужно вызвать Гарри!

— Кто это?

— Глава Аврората. Это он уполномочил меня провести операцию по захвату Христо Батова.

— Аврорат — это что?

— Ну… отдел по борьбе с темной магией.

— А… КГБ?

— Что?

— Ну, я так понял, комитет магической безопасности… у вас, таких как вы…

— Умница, все схватываешь на лету. Давай-ка, я тебя приодену, а то ты в таком компрометирующем виде, что господин главный аврор еще подумает что-нибудь не то.

Эмиль (она еще не привыкла так называть его) взглянул на волшебницу с усмешкой:

— Ну, вы-то выглядите вполне прилично!

— Так, маленький русский, если я говорю, что прилично должен выглядеть и ты, значит должен! Гарри — друг детства, лучший друг моего мужа…

— Тааак! А кто у нас муж? Тоже… это… волшебник?

— Ну, в общем-то, да, — кокетливо опустив ресницы, проворковала Гермиона.

— Предупреждать надо! — чуть не расхохотавшись, отчеканил парень. — А этот Гарри не превратит меня в кого-нибудь? В крысу, например?

— Не имеет права. А в крысу уж точно не превратит. Не любит он этих животных. Чего не скажешь о моем муже, — последнее слово она нарочито выделила интонацией и сама не поняла, для чего это сделала.

— Ну, что ж, приятно слышать. Еще приятнее было бы поскорее оказаться у себя в номере.

Эти слова отчего-то больно резанули Гермиону по сердцу. Она вспомнила про фото девушки на тумбочке в номере, и губы ее вдруг искривились в злой усмешке.

«А ты чего хотела, наивная дуреха? Что он, такой весь из себя распрекрасный и крутой, окажется невинным девственником, ждущим тебя, как Артур Джиневру? Она, скорее всего, его невеста!»

Гермиона резко развернулась, так что ее коса почти стегнула по лицу парнишку. Его обдало запахом её духов, и Эмиль кожей почувствовал, как мощная струя теплой энергии окутала его, словно кокон. Теперь он вдруг понял значение слова «заворожить», стоя посреди великолепной гостиной с огромным камином, в одних окровавленных разодранных джинсах, совершенно не представляя себе, что дальше будет, и что ему делать. Он был, мягко говоря, в критической ситуации, но его уже мало что удивляло, и даже мысли о том, что он должен рано утром улетать из Кардиффа, толклись где-то на задворках сознания. «Это ведьма, настоящая ведьма!» — вот все, что приходило ему сейчас на ум. Ведьма, тем временем, скрылась на лестнице, которая вела на второй этаж.

Стряхнув с себя оцепенение, парень огляделся. На камине стояли колдографии, и он подошел поближе. Изображения на фотографиях двигались. Это выглядело так занятно и необычно, что он даже присвистнул. На одной из них стояли, обнимаясь и целуясь, по всей видимости, перед алтарем, его странная знакомая в белом свадебном платье с красивой прической и какой-то рыжий нескладный верзила в костюме. У верзилы была пунцовая физиономия, вся в веснушках.

«Это что, её муж, что ли?» — подумал Эмиль, почувствовав странную неприязнь к этому долговязому нелепищу. — «М-да, и такое бывает…»

На следующей колдографии улыбающаяся Гермиона держала на руках младенца в розовом одеяле и кружевном чепце, рядом с ней топтался ее нескладный супруг с дурацки счастливым видом. Еще там были невысокий, с Гермиону ростом, черноволосый парень в очках, а слева от него — красивая молодая рыжеволосая женщина с маленьким мальчиком лет полутора. Еще дальше — портрет кудрявой рыжеволосой очаровательной малышки с голубыми глазками, у которой на коленях оживал плюшевый медвежонок. И, наконец, последний снимок (если его можно так назвать) изображал все семейство уже с двумя детьми.

— Вот, это вещи моего мужа. Тебе придется все-таки переодеться, — голос молодой женщины вывел русского из задумчивости, с которой он разглядывал «веселые картинки». — Ничего особенного, футболка, джинсы, носки, а с обувью сообразим что-нибудь.

Он взял футболку и брюки, потряс их на вытянутых руках:

— Ваш супруг, мэм, как бы это сказать повежливее, будет повыше, чем я, и самую малость потолще…

— Это не проблема, — отчеканила Гермиона. — Иди, переоденься на кухню. Вон та дверь.

«Может, когда он будет хоть чуточку прикрыт, я не буду так по-сумасшедшему искрить, — подумала девушка со вздохом.

Она подобрала волшебную палочку, которую опять-таки, весьма легкомысленно оставила в гостиной и, пробормотав заклинание, очистила ковер от крови. Папку с каким-то подозрительно фальшивым, дезинформирующим отчетом бросила на стеклянный столик, подобрала мокрую бандану, которой вытирала кровь с ноги парня и, внезапно сузив глаза, почему-то не стала очищать и высушивать ее, а запихала к себе в сумочку.

— Ну, вот, я же говорил, что все это будет мне велико… — Гермиона резко повернулась на голос Эмиля. — Если я отпущу штаны, они сползут.

Девушка расхохоталась, несмотря на то, что ей предстоял серьезный разговор с главным аврором. Мальчишка выглядел так комично, так мило, что хотелось подойти и просто обнять его, как кого-то очень близкого, в знак поддержки.

«А ведь Рон действительно отожрался сильно за последнее время» — подумала Гермиона, направляя палочку на Эмиля.

«Диминуэндо» — произнесла она, мысленно представив, как идеально должна сидеть на нем эта одежда.

У парня округлились глаза, когда он увидел, как на нем белая футболка съёживается до нужных размеров и вот уже идеально облегает торс. Джинсы приобрели нормальную длину и великолепно сели по фигуре.

— Ну, ты, мать, даешь! — выпалил он по-русски, оглядывая себя со всех сторон. По-английски выразить такую эмоцию у него бы не получилось.

— Что? Это ты по-русски или по-польски ляпнул?

— По-русски. По-польски на все один ответ: «Матка боска».

— Так, носки одень. Сейчас с обувью придумаю что-нибудь.

Хорошенько подумав, Гермиона решила, что обувь проще увеличить, чем уменьшить.

— Акцио, белые кроссовки Хьюго — произнесла девушка, и через десять секунд поймала на лету крохотные башмачки, по виду — настоящие мужские кроссовки, только почти игрушечные.

Русский даже уже удивления не выказывал. Она взглянула на его ногу, что-то пробормотала, взмахнув палочкой, и вот уже перед ним стоит парочка отличных кроссовок его размера.

— Одевай, — бросила она. — И отойди в сторонку!

— Зачем?

— Затем, — она на секунду прикрыла глаза, и Эмиль опять кожей почувствовал нервную дрожь во всем её теле. Он обулся и поднял голову.

— Я готов к встрече с вашим начальством, миссис Уизли!

«А я вот очень не хочу его сейчас видеть…» — обреченно подумала Гермиона, взмахивая палочкой. — «Не хочу, но придется».

Как ни странно, счастливое и радостное воспоминание, которое должно было прийти ей на ум для сотворения этого заклинания, было воспоминанием о том, как это юное прекрасное чудо утешало ее только что, легонько взяв за плечи.

— Экспекто Патронум!

С кончика палочки, вырвалась, резвясь, серебристая выдра и забегала, юркая, по гостиной. У Эмиля в очередной раз округлились глаза, но уже не от удивления, а от восхищения… Восхищения тем, как эта девушка творила самые настоящие, с его точки зрения, чудеса.

— Гарри, операция, скорее всего, провалена, Батова взять не удалось, у меня в гостиной посторонний маггл. Гарри, я не знаю, что нам делать!

Серебристая выдра, вильнув всем телом, исчезла, чтобы найти Гарри и передать ему сообщение. Гермиона устало опустилась на диван. Эмиль с восторгом глядел на нее и думал, что волшебство — это все-таки классно, и что ему хочется видеть, как оно вершится, снова и снова.

Парень подошел к ней, слегка прикоснулся к запястью пальцами.

— Гермиона, не переживайте так сильно, — тихо произнес он. — Вы же ни в чем не виноваты. Я сам видел, что в вашем отчете не тот номер был указан. Откуда вы могли знать, что я — это не он? Кто прислал такие сведения, тот пусть и отвечает.

Молодая женщина подняла на него взгляд. В нем чувствовалась усталость и даже какая-то покорность судьбе, вроде того, «что будет, то будет».

— Я очень голодна. Не ела ничего больше пятнадцати часов.

— Я тоже чего-нибудь бы съел, — произнес он тихо. — После заездов не пошел в ресторан, даже в номер ничего не заказывал. Не до того было.

— Ну и как твои пока еще сегодняшние успехи на кардиффском стадионе? — волшебница машинально взглянула на часы. Времени было без десяти минут полночь, хотя ей показалось, что прошла вечность.

— Плохо! Ничего не получалось сегодня. С трудом в полуфинал пробился… Да еще эта драка! — он обреченно вздохнул.

— Драка?! — Гермиона оживилась. — Какая драка?

— Да подрался я сегодня прямо на треке, на глазах у всех с вашим этим… Николлзом, в общем.

— Я его не знаю… Я сама до сегодняшнего дня даже не знала, что такой спорт существует. И даже не представляю, в чем он заключается, каковы его правила. Для меня самый понятный спорт — это квиддич.

— Квиддич? Никогда не слышал о таком.

— Естественно, не слышал. В квиддич играют, летая на метлах! Это спорт волшебников.

Большущие глазищи Эмиля распахнулись еще шире.

— НА МЕТЛАХ!!! Ты хочешь сказать, что ты умеешь летать на метле?

— Умею, конечно, но не люблю! Я вообще высоту не люблю! Если и сажусь на метлу, то только по большой необходимости.

— С ума сойти! А я-то рассчитывал покорить тебя рассказами о скорости… А тут не только скорость, а еще и высота. Кстати, а сколько примерно скорость у метлы? Блин, я сам себе не верю…

— Что — не веришь?

— Что спрашиваю такие вещи у другого взрослого человека, который находится в здравом уме и мне при этом пальцем у виска не крутит…

— Что делает?

— Ну… — он показал наглядно этот весьма распространенный русский жест. — Означает, что тот, к кому это обращено, придурок.

— Странный жест, — покосилась на парня Гермиона.

— Так, что там насчет скорости метлы? — он старался сохранить серьезное лицо, но в голосе его пробивались смешинки.

— Ну, смотря какая метла… — только собралась было Гермиона на полном серьезе раскладывать по полочкам технические характеристики некоторых метел, популярных в волшебном мире в 2009 году, как в камине полыхнуло зеленым пламенем, и прямо в комнате перед молодой женщиной и парнем, сидящими на диване, возник Гарри.

Оба аж подскочили. Эмиль сразу же узнал черноволосого мужчину в очках: он был на одной из этих прикольных движущихся фотографий. Брюнет был взлохмачен, весь в какой-то серой пыли, в форменной куртке и штанах. Больше всего парня поразили его глаза, скрытые стеклами круглых очков: большие, изумрудно-зеленые и весьма злые. Этот самый Гарри уставился на русского, как на что-то весьма подозрительное и нежелательное. Эмиль твердо выдержал этот взгляд, под которым ломались далеко не самые слабые маги: темные колдуны, недобитые УПСы и другой преступный контингент волшебного мира. Глаз не отвел и, в свою очередь, тоже нагло уставился на главного аврора.

— Так, Гермиона Уизли, за мной! — отчеканил ледяным голосом Поттер. — А вы, молодой человек, будьте так любезны, сидите здесь тихо и даже не вздумайте поднять свою задницу с этого дивана. Вы поняли, что я сказал?

— Не волнуйтесь! Я весьма неплохо понимаю по-английски, — пожал Эмиль плечами, откинувшись на спинку и сложив руки на груди.

Гермиона поднялась и, бросив умоляющий взгляд на юношу, проскользнула вслед за Гарри, прихватив папку со стеклянного столика. Гарри затащил её на кухню и запечатал дверь запирающим и заглушающим заклинаниями.

* * *

— Гермиона, ты вообще как? С тобой ничего не случилось? Он ничего тебе не сделал? — Гарри покосился в сторону гостиной.

— Что он может мне сделать? Он маггл, — Гермиона всхлипнула и бросилась к другу, уткнувшись в его широкую грудь. Несмотря на то, что после школы Гарри не особо вырос, он здорово заматерел. От того худенького, легкого, гибкого мальчишки мало что осталось. Глядя на этого весьма физически развитого мужчину трудно было поверить, что он много лет был ловцом и носился над квиддичным полем, как угорелый. Сейчас ему самое место было бы у ворот, в качестве вратаря.

-Гарри! С этим отчетом что-то не так! — произнесла Уизли серьезно, подняв голову. — Во-первых, он содержит абсолютно ложные или, вежливее по отношению к нашей разведке, сказать, ошибочные сведения.

— О какой ошибке ты говоришь, Гермиона? — спросил Поттер, нахмурив брови.

Девушка раскрыла отчет на нужной странице.

— Вот, смотри! Описание внешности Батова и этого русского точь-в-точь совпадает, это во-первых!

— А он русский?

— Да, он гонщик, его зовут Эмиль.

— Ладно, допустим. Еще что?

— Вот… Номер его в отеле. Когда я еще в Министерстве просматривала твою папку, там ясно было видно — номер 231. В моей папке — номер 281. Как ты это объяснишь?

Гарри потер лоб в том месте, где почти уже невидимым зигзагом красовалась его знаменитая «молния».

— Ты точно это помнишь?

— Гарри, ну за кого ты меня держишь? Я обратила внимание на номер только дома, после аппарации. Я была в твердой уверенности до последнего, что весь отчет — слово в слово — в моей и твоей папке — совпадает. И еще… — она замялась.

— Еще что-то в-третьих есть? — спросил Поттер устало.

— Да. Знаешь, я вообще как-то странно себя почувствовала, когда взяла отчет в руки. Какие-то мысли начали приходить в голову неподобающие. Как будто они таились во мне глубоко-глубоко и вдруг начали всплывать и одолевать со страшной силой…

— Например, какие?

— Ну… Как вот тебе расскажешь о них, если я сама не могу их для себя повторить, — Гермиона поникла, и румянец окрасил её щеки.

— Я уж вижу, что за мысли тебя одолевали, — он кивнул в сторону гостиной и окинул подругу весьма проницательным взглядом.

— Гарри, прекрати! Я говорю, что приняла его за Батова. Все указывало на него: внешность, номер… И вообще…

— Все, дорогая моя! Хватит твоих аналитических выкладок! Сейчас наша задача — разыскать Батова, обезвредить его и конфисковать у него чашу. И этим будет заниматься Аврорат и точка! А с разведчиками этими хреновыми я разберусь позже.

— Ты прав, Гарри! С самого начала был прав, — Гермиона низко опустила голову. — Я ни на что не гожусь.

— Герми, согласись, что каждый из нас хорош на своем месте, — попытался утешить девушку главный аврор. — Твоя задача сейчас — доставить этого красавчика туда, откуда ты его вытащила, и грамотно применить Обливиэйт.

Глаза Гермионы широко раскрылись, а сердце вновь забилось, как сумасшедшее. Неужели это все? Неужели она больше никогда не увидит этого милого мальчишку, не услышит его голоса, не почувствует его руки на своих плечах.

— Нет, Гарри! Нет! — встрепенулась она, как от удара кнутом.

Поттер испуганно взглянул на неё; он как будто почувствовал, что сидящий в гостиной на диване молодой красавец чем-то зацепил Гермиону, но произнести вслух свое предположение не рискнул.

— Что нет? — Гарри смотрел, прожигая молодую женщину изумленным, даже оскорбленным взглядом. — Что ты этим хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что если я верну Эмиля в номер, Батов, окажись он снова в гостинице, может что-то заподозрить… Гарри, пожалуйста, умоляю тебя! Пожалуйста!!! — она схватила мужчину за руки, в глазах ее была такая мольба, что у Поттера пересохло в горле.

— Гермиона, ерунду не городи! Сейчас мы будем отлавливать этого проклятого колдуна в горах, у пещеры Бразау. Ещё нужно выяснить, где она находится, для магглов она невидима. Сама понимаешь, мне с ним возиться некогда. Так что давай, действуй!

— Нет, нет, ни за что! — чуть не плача, упрямо твердила девушка.

— Да ты что? С катушек съехала? — Гарри постарался придать своему голосу благородное негодование. — Ты что, запала на него? Ну, конечно, он для тебя, как я посмотрю, уже просто Эмиль! Может он, конечно, и хорош, если я могу хоть что-то во внешности мужиков понимать, но ты… ты… Ты что задумала? На себя его натянуть собираешься?!

Гермиона подняла на друга глаза и с вызовом взглянула прямо в лицо. От его прямоты ее слегка покоробило.

— А если даже и так, то что?

У Гарри аж очки набекрень съехали.

— Ты чокнулась! Думай, что говоришь! Я всегда тебя знал, как здравомыслящую умную женщину, полную достоинства, скромности, верную жену, любящую мать! Что это с тобой? — он почти орал.

— Что ты вопишь на меня, как на свою жену? — спросила она устало. — Мне надоело быть такой, понимаешь? Надоело! Надоели простые движения Рональда… сам понимаешь, где, не маленький! Надоели сочувствующие вздохи Молли в мою сторону, когда во время семейных застолий в Норе мой супруг пялится на жену своего брата, да так, что слюни текут. Да что я тебе это говорю! Ты и сам все видишь! Мне уже Джинни предлагала в блондинку перекраситься, чтобы произвести на её братца хоть какое-то новое впечатление! Надоело выпрашивать любовь и внимание!

— Вечно вам, бабам, такие замудренные выверты нужны. Это всё же не повод, чтобы бросаться на первого встречного! — выплюнул Гарри, вскидываясь.

— Ты не понимаешь! Не понимаешь! — голос Гермионы срывался, лицо пылало.

— Что я не понимаю? Да, я не понимаю! Рон — мой друг, лучший друг…

— И ты всегда будешь его поддерживать, что бы он ни сказал и ни сделал! Я тоже твой друг! И еще я просто женщина, которой скоро тридцать, которой нужно немного нежности и внимания!

Гарри в изнеможении опустился на высокий табурет.

— Тогда скажи мне откровенно, почему именно он? — проговорил вдруг Поттер тихо.

Гермиона в упор смотрела на него:

— Потому что он маггл! Потому что мы с ним больше никогда не встретимся, и никто ничего не узнает… Потому что он мне нравится! Очень нравится! Понравился с первого взгляда!

— Откровенность за откровенность. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь нравиться и другому мужчине?

Гермиона изумленно уставилась на него.

— Что-то я не могу сообразить, кого ты имеешь в виду?

— Ты все прекрасно поняла! Ты же самая умная у нас! Всегда такой была! — голос Гарри снова зазвенел.

Молодая женщина, вскинув голову, посмотрела в глаза мужчине, который ее этими самыми глазами пожирал.

— Гарри! Ты соображаешь, что говоришь?

— О, дела! — он встал и демонстративно запихнул руки в карманы штанов, качаясь с носка на пятку. — То, что ты тут городишь — это нормально! А когда я говорю тебе о своих чувствах, ты утверждаешь, что я спятил! Вывих мозга какой-то!

— Гарри, ты же мне как брат!

— Я тебе не брат! Я помню все!

— Что — все?

— То, как ты прижималась ко мне, плача, когда Рональд лизался с Браун после игры…

— О, да! Я еще Браун забыла приплести! В придачу к этой вейле!

— Я помню, как мы с тобой танцевали в палатке, как у меня сердце колотилось, как ладони вспотели… Только ты не могла и не хотела думать ни о ком, кроме своего Рона…

Гермиона закатила глаза, а Гарри продолжал:

— Еще помню твое лицо, когда ты поняла, что я не мертв! Оно было такое… Самое прекрасное на свете!

Гермиона смотрела на него, не веря своим глазам.

— Герми, родная, пожалуйста, ты не должна! Я тебе говорил сегодня днем, то есть, уже вчера, что ты мне нужна… Очень нужна. Ты дорога мне! — он, опасно блеснув зелеными глазами, притянул ее к себе, обнял за талию так крепко, что ей стало больно, начал покрывать лицо поцелуями. Голос его был низкий и глубокий. — Давай, я сам верну этого щенка туда, где ему место — в гостиничный номер.

— Гарри, Гарри, прекрати! Ты сам знаешь, что это неправильно! Ты же любишь свою жену! Она не заслужила это все! — бедняжка пыталась увернуться от его поцелуев, которые переместились на маленькие ушки, на виски, на глаза… Сильные руки добирались до груди. Здравый смысл, похоже, сделал главному аврору ручкой. Поттера трясло, он был возбужден, как кентавр в брачный период.

— Гарри! — Гермиона попыталась положить руки мужчине на плечи и оттолкнуть, но силы были слишком неравны. — Даже если бы мы с тобой любили друг друга один раз, где гарантия, что нам не захотелось бы повторить. Тогда все выплывет наружу. Рон и Джинни подадут на развод, и тогда мы, как осквернители крови, прелюбодеи, не сможем быть с нашими детьми. Ты этого хочешь?! — она уже хрипела, мысленно призывая на голову Гарри всех соплохвостов, думая о мальчике, оставшемся в гостиной и благодаря Мерлина за то, что на дверь наложены заклинания.

Перевозбуждение главного аврора, к ее радости, наконец-то, выплеснулось, в самом прямом смысле этого слова. Он глухо застонал, содрогаясь всем телом, обмякнув так, что упал бы, если б не она. Через минуту, отдышавшись и придя в себя, Гарри поднял голову, взглянув ей в глаза.

— Ты твердо решила быть с ним сегодня? — спросил он внезапно спокойно, как будто бы ничего не случилось.

Она, как умная женщина, сделала вид, что ничего и не случилось.

— Да, решила. Всего один раз. Ты же знаешь, что я люблю Рональда… по-своему. Ну и он меня… по-моему… Мы женаты, у нас дети. Я никуда от него не денусь, никуда! Только один раз! Всего лишь!

— Сколько у тебя времени? — его вопрос был произнесен таким бесстрастным голосом, что она поразилась его невозмутимости.

— Я не знаю, может часов семь, может восемь! — в ее голосе зазвенела такая неприкрытая радость, что Гарри скривился. — Он должен утром улетать.

— Хорошо! Но помни, что в восемь часов утра 3 июля этот твой Эмиль должен быть у себя в номере, в Кардиффе, с Обливиэйтом. Попробуй только его не наложить!

— Я сделаю это, Гарри! Ты же знаешь! — проговорила Гермиона, отведя глаза в сторону, пока он разбирался с очищающими заклинаниями.

* * *

Эмиль тем временем скучал в гостиной. Он бросил украдкой взгляд на каминные часы. Десять минут первого. Почти двадцать минут они о чем-то говорят. Что же решит это самое магическое начальство относительно его? Остается только надеяться, что он не будет приговорен к какому-нибудь проклятию, как нежелательный элемент. Эти маги способны на многое, убедиться в этом юноша уже успел.

Игнорируя предупреждение главного аврора, парень встал и подошел к окну, прикрытому тихо колыхающейся органзой, переливавшейся всеми красками в свете почти полной луны. Из окна открывался какой-то странный вид. Это был явно либо очень старый Лондон либо непонятно вообще, какой город. Улица напоминала макет в натуральную величину, изготовленный для съемок фильма. Домики стояли впритык, словно жались друг к другу, как это делают люди, пытаясь согреться. Цвета их не отличались большим разнообразием — от тёмного коричневого до почти чёрного. Стеклянные витрины ловили лунное сияние и смешивали его с желтым светом редких фонарей, словно на палитре. Надписей на витринах он не разглядел. В общем, вся эта картина была точным представлением большинства магглов о волшебном мире, в том числе и самого парня, который до этого времени «видел» магические места только в кино, соглашаясь с художником-постановщиком по этому вопросу безоговорочно.

О чем же все-таки говорили его новая загадочная знакомая и этот мужик с изумрудными глазами. Эмиль почувствовал какое-то смутное беспокойство и подошел к двери кухни, пытаясь чуть-чуть приоткрыть ее. Заперто! Он попробовал послушать, о чем они говорят, напрягая весь свой слух. Из-за двери не доносилось ни звука. Впрочем, это не удивительно. Наверняка, у них есть какая-нибудь фишка, которая не позволяет подслушивать под дверями.

«Стою тут, как нашкодивший подросток» — разозлился про себя Эмиль. — «Жду, пока папа с мамой наказание определят».

Внезапно дверь распахнулась, и в парня чуть ли не врезался господин главный аврор, зло блестя зелеными глазами. Желваки ходили на его смуглом лице. Он был весь взъерошенный, как воробей. За ним показалась миссис Уизли: спокойная, невозмутимая, только румянец на щеках и вздымавшаяся под черной водолазкой грудь выдавали её волнение.

«Видимо, он ей вставил пистон за сорванную операцию», — подумал парень, не подозревая, насколько близок был к истине по поводу «пистона».

— Так-так-так!!! — произнес Гарри, с ехидцей в голосе, чем ужасно напомнил Гермионе покойного Снейпа. — Что вы делали под дверью, мистер?

Эмиль и глазом не моргнул.

— Подслушивал, естественно. Только ничего не слышно. Наверное, ваши магические штучки все заглушали.

Гермиона чуть ли не схватилась за голову. Вместе с тем, она восхитилась его юношеской бесшабашностью и умением держать себя в руках.

— Так вот, мистер, я сейчас озвучу вам вашу дальнейшую судьбу. Я, как ответственный за всю эту операцию, считаю, что для вас будет безопаснее находиться здесь до тех пор, пока опасный темный колдун Христо Батов не будет захвачен и препровожден в Аврорат Министерства Магии Британии. Министерство берет вас под охрану. За вашу жизнь и безопасность отвечает миссис Уизли, поскольку из-за ее ошибки вы оказались здесь. После операции вы немедля окажетесь в своем номере в Кардиффе.

— И сколько времени будет продолжаться эта ваша поимка? Надолго я тут застрял?

Гарри чуть мысленно не зааплодировал ему, победоносно взглянув на Гермиону.

«Твой красавчик, кажется, не собирается тебя развлекать», — говорили изумрудные глаза, ехидно сощурившись.

«Это мы еще посмотрим!» — отрезали карие с завидной упертостью.

Эмиль перевел взгляд с одного на другую и, вдруг ухмыльнувшись, отошел в сторону.

— Я думаю, за несколько часов мы управимся! — произнес Гарри, скромно кашлянув и подивившись проницательности мальчишки. Поттер, со времен Хогвартса, на аврорской работе, настолько овладел лигиллименцией, что мог, касаясь только края сознания, не копаясь в нем, прочитать поверхностные мысли.

— Что ж! Я надеюсь только на то, что смогу поужинать. С семнадцати вечера крошки во рту не было. Голоден, как волк!

— Уверен, миссис Уизли не оставит вас без пропитания! — хрипло бросил Поттер, напоследок окидывая юного маггла взглядом.

Резкий хлопок, и главный аврор растворился в воздухе. Эмиль ошарашено смотрел на пустое место, где только что стоял человек, затем перевел взгляд на Гермиону. Она присела на краешек дивана, глядя в одну точку, обдумывая все, что только что произошло на кухне между Гарри и ней. Нервное возбуждение, вызванное недавними препираниями с другом, его странными признаниями и сопротивлением потихоньку спадало, выходя наружу мелкой дрожью. Разговор ей совсем не понравился. Молодая женщина не сомневалась, что Поттер будет помалкивать. Не в его интересах порочить незапятнанную репутацию героического Золотого Трио, ему совсем не нужны переживания Джинни по поводу разлада в семейной жизни брата; она и так расстраивается, что у Джорджа и Анжелины как-то не очень гладко все складывается. На неё вдруг внезапно накатило осознание того, что отношение Гарри к ней изменится, и далеко не в лучшую сторону. Исчезнут доверительность, непосредственность, непринужденность. И неизвестно, что больше вывело героя всея магической Британии из себя: обида за лучшего друга, разочарование в её непогрешимости или большой облом.

«Пусть думает, что хочет», — обреченно решила Гермиона. — «Что сделано, то сделано. Я уже большая девочка, сама разберусь со своей жизнью… Ну, он-то, он-то хорош! А ведь если бы я не была тогда так помешана на Роне и присмотрелась к тому, что происходило с нашим Золотым мальчиком, не видать бы его мисс Уизли, как своих ушей», — она мстительно усмехнулась, хотя тут же оборвала мысли, недостойные их с Джинни дружбы. Джиневра Поттер была очень хорошей подругой, всегда поддерживала Гермиону, часто набрасывалась на брата, как только замечала, что Рон по тем или иным причинам не соответствует представлениям об идеальном муже.

«Нет, никогда я не буду воспринимать Гарри, как мужчину», — рассудила девушка. — «Не знаю, почему… Брат, друг, но не больше… Пускай он для всех будет самым желанным супергероем, Золотым мальчиком… Да пусть у него там …тоже хоть золотой будет… Ну не стоИт у меня на него… ни один фибр души не поднимается!»

— Миссис Уизли, — тихий голос молодого человека, раздавшийся рядом с ней, вывел волшебницу из задумчивости. — Что случилось? Разговор был очень неприятный? Из-за меня у вас проблемы?

Гермиона вздрогнула. Взгляд ее сфокусировался на лице юноши, нет, правильнее даже сказать, молодого мужчины, который неслышно подошел и присел перед ней на корточки. В глазах Эмиля было какое-то едва уловимое беспокойство. Он чуть прикусил губу, словно намеревался что-то сказать.

— Этот мужик показался мне каким-то очень нервным, — произнес он, наконец.

— Работа у него такая, да и послевоенный синдром никак до конца не сойдет на «нет», — ответила молодая женщина, постепенно выходя из оцепенения. — Я сама виновата… Так напортачила, что расхлебывать мои косяки придется теперь всему Аврорату. Не обращай внимания, — она улыбнулась вымученно. — Ты говорил, что очень голоден, вот и пойдем сейчас на кухню, сообразим что-нибудь вкусненькое. Поможешь, надеюсь?

— Конечно, с удовольствием. Я люблю наблюдать, как готовит мама. Научился кое-каким вещам. Позволите, мэм, мне поимпровизировать?

Ведьма взглянула на него с удивлением:

— Ты любишь готовить?

— Как у мамы, у меня вряд ли получится, но кое-что мне удается на славу.

— Что, например?

— Увидите! Это будет сюрприз, — парень улыбнулся так очаровательно и солнечно, что девушка снова почувствовала, как ее охватывает тихое радостное приятное тепло. Все-таки, несмотря на то, что он был магглом, энергетика у него была просто потрясающая.

Гермиона легко, как распрямившееся после порыва ветра молодое деревце, встала с дивана. Он тоже поднялся и встал перед ней, уперев слегка руку в бедро.

— Ну, тогда пошли, посмотрим, что у нас имеется из припасов, — в голосе девушки прорезались искорки оживления и кокетства.

* * *

Они проследовали на кухню. У Эмиля округлились глаза. Кухня была какая-то… волшебная, что ли: странная плита с духовкой, холодильника не было вообще, а оформление напоминало стиль «Прованс». Гермионой овладел хозяйственный азарт. Она вытащила из высокого расписного шкафчика полотенца, два фартука, косынку для себя, быстренько подпоясалась, волосы аккуратно убрала и начала ревизию продуктов, которые хранились у нее в шкафчиках около плиты. Эмиль, улыбаясь, повертел в руках темно-синий фартук в цветочек и тоже напялил его, напомнив самому себе героя одного советского фильма «Берегите женщин», который смотрел несколько лет назад в России.

— А где у вас холодильник? — спросил парень, глядя, как молодая женщина вытаскивает на длинный стол сыр, ветчину, куриное филе, банку консервированных ананасов, большой бочоночек растительного масла.

— У нас здесь, если ты заметил, электричества нет, маггловская техника не работает…

— Какая техника? Это вообще, что за слово такое? Я хотел спросить еще тогда, когда вы серебристого зверька сотворили и что-то говорили ему про этого Гарри…

— Магглы — это простые люди, не волшебники. Мы существуем рядом с ними, но они о существовании нас и нашего мира знать не должны.

— Я что, первый, кто узнал? — спросил Эмиль, опасливо косясь на ветчину и филе. Потом взял и понюхал. Продукты были абсолютно свежие и ничем неподобающим не пахли.

— Нет, конечно... Премьер-министр Великобритании знает, ну и многие другие. Мои родители, например, — Гермиона доставала соль и перец с полочек.

— А разве ваши родители не… ну, в общем, не колдуют? — он опять так изумленно захлопал ресницами, что молодая волшебница с трудом отвела взгляд от его прекрасного лица, которое светилось наивным детским удивлением.

— Нет, они обычные люди, а я — магглорожденная волшебница. До войны и во время войны таких, как я, называли грязнокровками…

— В смысле?

— Ну, то есть у нас нет в роду волшебников, нет магической поддержки рода, мы не знаем традиций и установлений волшебного мира… Так, случайность, грязная кровь, волей случая отмеченная магией… Опять-таки, все чистокровные волшебники в нескольких десятках, а то и сотнях поколений, стремясь сохранить чистоту крови, постоянно вступали в браки со своими родственниками, и результат — тот же, что и в природе — вырождение. Так что магглорожденные и полукровки вообще помогли сохранить волшебное сообщество. Во время войны и сразу после нее много было таких фанатиков, одержимых идеями чистоты крови. Да и сейчас тоже встречаются.

— Я, кажется, понял… Батов — один из них? — спросил парень, наклонившись и опершись локтями на стол. Выражение его лица мгновенно изменилось, стало взрослым, настороженным, колючим.

— Бинго, — прищурив глаза, сказала Гермиона, — Ты очень сообразительный.

— Привык быстро соображать, спидвей требует молниеносной реакции — Эмиль усмехнулся. — Мед у вас есть?

— Мед есть!

— А яйца?

— Яйца — тоже. Скажи все-таки, что за сюрприз ты хотел мне приготовить? Это сладкое блюдо?

— Ну, если я про мед спросил, вывод такой сам собой напрашивался.

Они разбирались с продуктовым разнообразием и посудой, непринужденно болтая. Гермиона объяснила юноше, что продукты сохраняются при помощи специальных консервирующих чар, поэтому холодильник не нужен. Правда, накладываются они всего дня на три, а потом слабеют. Затем радостно поставила перед фактом, что приготовит куриное филе, фаршированное сыром, ветчиной, ананасами* со сметанным соусом. Парень очень воодушевился. Он был так голоден, что согласился бы даже на корейскую кухню с её собачьим ассортиментом, лишь бы хоть что-то жевалось и падало в желудок.

Работа быстро закипела. Гермиона молниеносными движениями настругала сыр тонкими ломтиками, ветчину, в каждом кусочке филе сделала аккуратный надрез, развернула, отбила, посолила, поперчила. Руки ее так и мелькали. Эмиль только диву давался, как у нее все быстро и ловко получается.

— Вы просто кулинарный виртуоз! Управляетесь с ножом как профи…

Гермиона засмеялась.

— Если бы ты столько зелий приготовил, сколько я, уверена что перещеголял бы меня запросто.

— Зелий? Вы и зелья варите?

— Ну… какая ведьма не умеет варить зелья. У меня был очень хороший учитель. Всех недоумков, что учились у него, держал на коротком поводке. Благодаря ему я и привычку к порядку выработала, и умение думать головой, и страсть к экспериментированию приобрела.

— А у вас и школы свои есть?

— Здесь в Британии только одна — Хогвартс. На континенте еще две — Шармбатон во Франции и Дурмстранг — в Болгарии. Кстати, одно время в Дурмстранге директором был колдун из России Игорь Каркаров. Потом его убили…

Парень слушал, диву давался и засыпал девушку вопросами. Все что рассказывала Гермиона, просто не укладывалось у него в голове. И вместе с тем он понимал, что волшебница не врет и не сочиняет небылицы. Странные названия, вроде Гриффиндора, Слизерина, Когтеврана, Пуффендуя, Хогсмита перемешались в его голове. У Гермионы азартно блестели глаза. Она рассказывала про первую и вторую магические войны, про Грин-де-Вальда, Дамблдора, Волан-де-Морта, про орден Феникса, про то, как все вместе, плечом к плечу защищали родную школу.

— Значит, этот самый мужик с зелеными глазами и есть победитель того монстра со змеиной рожей?

— Ну да. Он потрясающий. В смысле, Гарри. Смелый, самоотверженный, настоящий друг. Я люблю его, как брата. Вообще, он мой родственник.

— В смысле?

— Он женат на сестре моего мужа.

— Что-то они не похожи совсем. Я на вашей подвижной фотке посмотрел.

— Это называется колдография. Почему не похожи? Они все похожи, все рыжие, — улыбаясь, говорила Гермиона, ловко раскладывая на филе сыр, ветчину, ананасы и сворачивая их рулетиками.

— Сестра его красивая, а сам он … — парень осёкся — …нескладный… Извините… Вы говорили, что этот самый Гарри учился с вами в школе? — Эмиль поспешил перевести разговор в другое русло.

— Да, мы вместе с первого курса учились все втроем: я, Рон и Гарри.

— Вы ровесники? — изумленно уставился на Гермиону юноша. — Мне показалось, что этот Гарри старше вас лет на семь.

— Ты мне льстишь, хитрюга, — улыбнулась девушка. — Это я старше Рона и Гарри почти на год. А можно спросить тебя об одной вещи?

— Конечно, хоть о двух.

— Сколько тебе лет? Я определила твой возраст, как возраст этого Батова, указанный в отчете — 22 года. Я сомневаюсь, конечно, что ему на самом деле столько.

— Мне девятнадцать. Осенью будет двадцать.

Гермиона, начав обваливать аккуратно скрученные рулетики в панировочных сухарях, подняла голову и широко открыла глаза. Это что же получается, он моложе её на десять лет? Совсем ребенок! Однако наблюдая за ним, за его выражением лица, ослепительной улыбкой, искрящимися глазами, за тем, как он в небольшом сверкающем медном тазике замешивал простое тесто из муки и яиц, как раскатывал его, она чувствовала его спокойную мужскую силу, уверенность, твердость. Только чуть-чуть высунутый кончик розового язычка выдавал в нем детскую непосредственность и невинность. Гермиона почувствовала, что у этого молодого мужчины существуют собственные принципы, убеждения, позиции, которые он не переступит ни при каких обстоятельствах. И вряд ли простой перепих с малознакомой дамочкой входил в число этих самых принципов. Кобелиных инстинктов в этом цельном, уверенном в себе человеке не наблюдалось вовсе, зато исходившее от него волнами мужское начало покоряло, пленяло, обволакивало. А уж умения держаться с достоинством в любых обстоятельствах было хоть отбавляй!

Девушка улыбнулась. Ей почему-то вспомнилась манера поведения Снейпа. Теперь, когда их разделяло не двадцать, а восемь лет, она, наконец-то, смогла называть его только по фамилии. Та же самая энергетика, те же самые флюиды, только приправленные желчностью, сарказмом и мрачностью из-за опасного бремени двойного агента, ненависти окружающих, неразделенной любви. Став женщиной, повзрослев, Гермиона сумела в полной мере оценить своего покойного профессора, спасшего их всех. Да, он был, мягко говоря, совсем не привлекателен внешне, но в нем было то, что называют стержнем. Он весь, казалось, состоял из мужества, гордости, силы, уверенности. Юный мужчина, стоящий перед ней, нарезавший раскатанное им тесто маленькими кусочками, был той же породы. Только вот с внешностью ему повезло гораздо больше. Красота и обаяние позволяли этому русскому легко и непринужденно продвигаться по жизни, быть обожаемым толпой поклонниц и поклонников, любимым всеми, кто его окружал: родителями, друзьями, девушкой, которая была ему дорога. Портрет её вновь на секунду предстал перед мысленным взором Гермионы: миленькая, юная, очаровательная. Весь её облик на фото, нежное и спокойное выражение лица, казалось, кричали от восторга: «Я любима самым потрясающим парнем на свете!»

Гермиона коротко вздохнула и попыталась задвинуть подальше возникшее у нее вновь неприятное чувство. Молодая женщина сама не могла понять, что оно собой представляет. Это даже не ревность (упаси Мерлин!), не излишняя для многих женская уверенность в собственной исключительности, а, вроде как, сожаление. Сожаление о том, что всё, что сейчас происходит между этим неотразимым юношей и этой девочкой, между нею и Роном вроде как ушло безвозвратно. Забытые трепетные воспоминания бурной юности вновь всколыхнулись в ее душе, заставляя вновь пережить и первый поцелуй в Тайной комнате, и первую их ночь любви и радости узнавания друг в друге мужчины и женщины. Пусть Рон не был так божественно красив, как этот русский, но он был таким родным, таким близким. Этот мальчик за несколько часов тоже стал ей по-особому близок и дорог, и Гермиона пыталась изо всех сил разгадать феномен этой внезапно возникшей близости.

— Что? — Эмиль перехватил задумчивый взгляд Гермионы, устремленный на него. Они молчали минут пять, и каждый, занимаясь делом, думал о своем.

— Да так, — она блеснула глазами. — Думаю, что у тебя такое должно получиться?

— Мне нужен фритюр, ну кипящее масло.

— Я знаю, что такое фритюр, Эмиль, — произнесла Гермиона, возвращаясь на стезю хлопотливой хозяйки. — Сейчас все организуем.

Волшебница засуетилась, укладывая свои рулетики на сковородку, смазанную маслом. Затем, взяв медный котелок, наполнила его маслом до половины и поставила нагреваться.

— Хочешь? — девушка протянула ему кусочек сыра, заметив, какими тоскливыми голодными глазами бедняга смотрел на продукты питания, лежащие на столе.

— Спасибо, мэм, а то я уже соображаю плохо от бескормицы… — он засмеялся.

— Что ты заладил: «мэм да мэм», — ведьма возмутилась. — Чувствую себя старой кошелкой.

— Ну, вроде, здесь так принято обращаться к замужней даме. С трудом верится, что у вас двое детей, — он окинул взглядом ее тоненькую безупречную фигурку, торопливо глотая сыр. — Я ведь не ошибся?

— Нет, не ошибся, — лицо молодой женщины раскраснелось от удовольствия. Дети были её любимой темой, на которую она могла говорить, сколько угодно. — Моей Рози три года, а малышу Хьюго — десять месяцев.

— И вы, имея двух детей, совсем малышей, не побоялись ввязаться, как я понял, в очень опасное дело? Я имею в виду этого колдуна конкретного…

— Это такая дурацкая черта всех выпускников Гриффиндора: лезть головой в муравейник, не думая к чему это все может привести. Вроде одиннадцать лет назад школу закончили, а все равно никак из себя её не выдавим, — она грустно покачала головой. — Вот, масло уже закипает.

— Одиннадцать? То есть вам около двадцати восьми лет?!!

— Будет тридцать осенью! В сентябре.

— Ничего себе! Я пытался ваш возраст угадать, но такое… мне даже в голову бы не пришло! Думал, года 22-23, и то только из замужества и наличия двух детей исходя! Вы просто потрясающая женщина, Гермиона, честное слово! Вы прекрасны! — Эмиль восхищенно посмотрел на нее, потом вдруг приблизил свои губы к ее маленькому ушку и прошептал:

— Значит, вы это заслужили. Быть вот такой… красивой…

Она повернула голову в его сторону, перестав дышать, но перехватить взгляд не успела. Парень быстро отпрянул от нее, отвернувшись, чтобы миссис Уизли не заметила, как на мгновение огнем полыхнули его глаза и выдали волнение в крови. Все-таки он был мужчиной, был молод и горяч, к тому же умел отделить зерна от плевел, разглядев и оценив настоящую женщину.

Про себя кляня свою импульсивность, юноша шумовкой аккуратно начал погружать маленькие ровные аккуратные кусочки теста в кипящее масло, а Гермиона, спохватившись, аккуратно перевернула рулетики. Они начали покрываться золотистой корочкой. Эмиль взял большое блюдо, разложил на нем одну из больших бумажных салфеток. Как только кусочки теста во фритюре обжарились, он шумовкой начал доставать их и раскладывать на салфетке, чтобы жир стек. За пятнадцать минут все было готово: рулетики дожаривались, томясь на сковородке, а на блюде выросла горка румяных хрустящих кусочков. Все очень аппетитно пахло и выглядело так привлекательно, что Эмиль с Гермионой уже места себе не находили.

Оставалась самая малость. Гермиона занялась приготовлением соуса, а Эмиль приступил к самой любимой части своей готовки — изготовлению карамели из сахара и меда.

— Ты мне так и не рассказал, что это за спорт такой — спидвей, — Гермиона решила узнать об Эмиле побольше, а его любимое дело — лучшая тема для разговора в этом случае.

— Главное его преимущество перед остальными видами скоростного автоспорта в том, что не требуется дорогой трассы, как в «Формуле», не нужно готовить специально пересеченную дорожку, как в мотокроссе. Любой стадион подойдет, только гаревое покрытие насыпать. Зрителю все видно как на ладони: вся трасса, положение гонщиков в заезде. Все очень динамично разворачивается: один заезд — обычно четыре круга. Ну и зрелище классное: поворот проходишь — мотоцикл почти по земле тащишь, угол наклона — не меньше 45 градусов. Скорость, падения… Это на каждых соревнованиях обязательно случается. Главное — старт выиграть. Если прозевал секунду, то придется нагонять, а это проблематично…

Он говорил и говорил, а Гермиона слушала его, раскрыв рот от изумления. Неужели вот это совсем юное прекрасное существо, больше похожее на фотомодель, способно подчинить себе ревущую машину, лететь по треку, как ураган? Однако взглянув на его мощные руки со стальными бицепсами, широкие плечи, она поняла: да, способно, еще как! Неужели и он падал, переворачивался, получал травмы?

— Это же очень опасно! Если слетишь с мотоцикла на такой скорости, можно ведь инвалидом остаться!

— Можно, — спокойно сказал он. — У меня был компрессионный перелом позвоночника, но я не могу без этого спорта жить. Это моя сущность, как для вас ваша магия.

Все было почти готово к пиршеству. Эмиль смешал карамель с жареными кусочками теста, сделал нечто наподобие аппетитной горочки.

— Гермиона, позвольте предложить вам чак-чак! Так эта стряпня называется. Не знаю, правда, что получилось, но я старался. Жаль только, что нужно ждать, пока все застынет.

— Не нужно, — облизываясь про себя, произнесла молодая женщина, взяв палочку. — Глациус минима.

Тотчас же стекающая карамель начала загустевать, и через несколько секунд все было готово.

Эмиль бросил восторженный короткий взгляд на Гермиону, но ничего не сказал. Она же перелила соус в соусник, достала красивые фарфоровые тарелки из шкафа, бронзовый подсвечник с двумя свечами и потащила все это добро в гостиную.

— Ужинать будем там! — крикнула девушка, выходя из кухни. — Я бы хотела еще переодеться.

— Переодевайтесь, я все сделаю.

— Эмиль, ты просто сокровище! Есть ли что-нибудь такое, чего ты не умеешь?

С этими словами она убежала наверх, а он пожал плечами и занялся сервировкой.

* * *

В гостиной все было почти готово: в центре на столике стоял подсвечник со свечами, на тарелках дымились рулетики; салфетки, ножи, вилки, соус, стаканы занимали свои места — как говорится по-русски: «Все, как в лучших домах Лондона». Свое творение Эмиль уже успел порезать на кусочки. Окинув оценивающим взглядом стол с вожделенной едой, он бросил взгляд на часы. Времени было около половины второго ночи. За окном луна наливалась молочной белизной, было почти светло. Несмотря на то, что Эмиль здорово устал от сегодняшних заездов, серьезного разговора с менеджером насчет драки, соприкосновения с волшебным миром, спать совершенно не хотелось. Столько всего случилось за последние два часа, что в пору состояние аффекта подхватить.

«Ну и денек! Ведь кому скажешь, не поверят! Лучше помалкивать, чтобы в дурку не отправили. С ума сойти, даже ранение успел получить и вылечиться сразу же», — размышлял парень. — Я не удивлюсь, если удастся на метле покататься!

Тут его из раздумий вывели сами собой вспыхнувшие свечи. Он поднял голову и увидел, как по лестнице спускается Гермиона, опуская волшебную палочку. Она была просто неотразима: белые брюки, белая блузка с открытыми плечами, волосы забраны в тугой хвост, только на висках, как бы невзначай, выбились несколько легких прядок.

Ведьма, улыбаясь, прошествовала в гостиную, открыла окно. Легкий ветерок принес с собой ночную прохладу, заколыхал легкий тюль на окнах. Обстановка была просто сказочная. Эмиль подал девушке руку, в которую она вложила свои тонкие нежные пальцы, подвел ее к столу, отодвинул стул, как полагается по этикету. Все это делалось с какой-то нарочитой аристократической показухой, словно один подыгрывал другому. Когда, наконец, они уселись за стол, то, не выдержав, расхохотались над своими собственными кривляньями. Не успели они взять вилки в руки, как в гостиную, с шумом хлопая крыльями, влетела сова, почти сразу же за ней — другая.

* — рецепт позаимствован с сайта Анастасии Скрипкиной, за что ей огромное спасибо. Надеюсь, Настя не будет в обиде.

Птицы приземлились на камин, тяжело дыша, и, не моргая, уставились на хозяйку. Эмиль взглянул на Гермиону.

— Это еще что за лесные жители?

— Это почта пришла, — прикусив нижнюю губку, тихо произнесла волшебница, медленно поднимаясь из-за стола. Она узнала сову Джорджа, вторая была обычная почтовая.

— Это у вас почта так приходит?

Гермиона подошла к камину и, погладив птиц, отвязала пергаменты от их лапок.

— Да… — она решила прочитать письма на кухне, — ты сиди, ешь, я пойду, быстренько отвечу.

Девушка пошла на кухню, по пути разворачивая послания, а Эмиль уставился на двух встрепанных крылатых хищниц, которые почти неподвижно продолжали сидеть на камине, время от времени призывно ухая. Сначала парень порывался встать и погладить их, но вовремя остановил себя, рассудив, что если такая «птичка» тюкнет клювом, то мало не покажется. Тут он вспомнил, что зверски голоден и, закрыв глаза на все правила хорошего тона, принялся за рулетики.

* * *

«Герми, я узнал сегодня по своим деловым каналам, что Рон вернётся не раньше, чем послезавтра. Возникли кое-какие проблемы с поставками. Он передаёт тебе привет и просит поцеловать Рози и Хьюго. Он купил им подарки. Джордж»

Гермиона хмыкнула. Детей он просит поцеловать, а собственная жена обойдётся одним приветом. И подарок для неё вроде как не полагается. В этом — весь Рон. Она быстро черкнула пару строк деверю ни о чём и запечатала письмо.

Второе письмо было от Гарри.

«Гермиона, плохие новости, читай и делай выводы. Христо Батов пропал, как сквозь землю провалился. Его нет ни в Лондоне, не было и в Кардиффе, в горах, у Бразау — тоже никаких следов. Сиди дома и даже носа на улицу не высовывай. Поставь хорошую защиту. Я буду ждать от тебя известий каждые полтора часа, чтобы знать, что ты в порядке. Вот сейчас бы пригодились наши зачарованные галеоны.

ГП

P.S. Ты уже?..»

— Хам! — рявкнула Гермиона. — Какое его дело?

В этот момент, ни с того ни с сего на неё накатила волна какого-то странного необъяснимого возбуждения. Точно такое же она ощутила, когда первый раз встретилась с Эмилем в гостиничном коридоре в Кардиффе. Всё время, пока она была в Уэльсе, это чувство не ослабевало, но когда они перенеслись сюда, на Косую аллею, ей удалось ненадолго взять себя в руки. И вот опять. Что это? Сердце вновь застучало как бешеное, во рту пересохло. Стихийная магия норовила вырваться наружу. Назойливым молоточком в виски застучала чётко оформившаяся в мозгу мысль: «ОН там, в твоей гостиной. ОН юный, прекрасный и сильный. Ты пожелала, чтобы он остался с тобой на эту ночь. ОН должен быть с тобой. Ты же хочешь принадлежать ЕМУ! Какое удовольствие способны подарить ЕГО руки! ЕГО губы! Ты позабудешь обо всем от блаженства в ЕГО объятиях…»

Гермиона, закрыв глаза, вспомнила до мельчайших подробностей все моменты её короткой близости к нему: запах его чистого тела после душа, доносившийся до её обоняния, когда она стояла, едва дыша, в засаде, в его номере, ощущение гладкой кожи и мышц под ладонями, когда она обняла этого мужчину перед аппарацией, его глаза в момент все новых и новых открытий им магического мира.

«В самом деле… я же для этого упросила Гарри оставить его до утра!» — увещевала ведьма сама себя. — «Он же говорил мне комплименты. Я ему нравлюсь, я это чувствую. Мне так хочется почувствовать себя желанной. А он… он божественен, великолепен… Все, я иду к нему! Если он вдруг оттолкнет меня, пошлет подальше, что ж, так мне и надо, по крайней мере, мозги встанут на место, и у меня останется хотя бы моя гребаная добродетель».

Девушка решительно поднялась с табурета. Захватив пергаменты с ответными посланиями и коробку с совиным кормом, она, вскинув голову, направилась в гостиную.

Эмиль уже прикончил свою порцию рулетиков, запивая кушанье минералкой. Вначале он с тоской косился на аппетитные кусочки в гермиониной тарелке, однако наглеть не собирался. Что он, обжора какой? Впрочем, такая порция для него — мертвому припарка. Допив водичку, юноша собрался было на кухню, чтобы попросить гостеприимную хозяйку заварить вкусного чайку; кажись, он в шкафчике мельком видел упаковку «Принца Уэльского». Не успел он встать из-за стола, как дверь распахнулась, и в комнату вошла Гермиона.

Парень улыбнулся ей, но девушка даже не взглянула в его сторону, а сразу подошла к птицам. Что-то нервное появилось в её походке, какая-то неуверенность что ли, но Эмиль тут же списал такое поведение женщины на скверные новости из писем; ведь ничего плохого здесь, между ними, не происходило. Он решил просто помолчать и дождаться, когда хозяйка дома заговорит первой.

Гермиона покормила сов, привязала пергаменты к лапкам, и они, ухнув напоследок, вылетели в окно. Ведьма продолжала стоять спиной к парню, не решаясь повернуться; он тоже молчал, и сидел на стуле в пол-оборота к ней.

«Так, надо просто подойти к нему, просто подойти, ОН всё сам поймёт. Ну, и что я стою-то, как столб…».

Она не знала, как преодолеть то совсем небольшое расстояние, что разделяло их; молчание затягивалось, и ситуация становилась малопонятной для её гостя. Наконец, гриффиндорская отвага в ней победила, и Гермиона развернулась к нему.

— Извините, Гермиона, я не дождался вас, набросился на угощение, как голодный волк. Конечно, невежливо с моей стороны… — Эмиль осекся, заметив странное выражение её лица. — У вас какие-то неприятности?

Молодая женщина ничего не ответила. Она глубоко вздохнула, как будто собиралась с духом, затем сделала заветные три шага к стулу, на котором сидел парень. Он встал, их глаза оказались друг напротив друга. В её взгляде юноша вновь увидел те самые отблески, которые завораживали и одновременно немного пугали.

«Настоящая ведьма!» — мелькнуло у него.

Не дав ему опомниться, Гермиона прикоснулась к его губам. Он, ни говоря ни слова, обнял её за плечи.

* * *

ОНА прикрыла глаза и чуть откинулась. ОН держал её так крепко и всё же так легко, что казалось невозможным, будто ОНА сейчас в кольце рук обычного мужчины, что эти объятия, эти прикосновения, которые были волшебством сами по себе, сотворены простым человеком. ОН… ОН подхватил ЕЁ голову рукою и приблизил к себе; ОНА выгнулась, как кошка и тут же вытянулась в струнку, успев поприветствовать ЕГО нежной улыбкой. Холодный… ЕГО холодный взгляд обжигал кожу. ОНА чуть смутилась, принимая этот взгляд, творимый ИМ на грани пресловутого приличия, дерзкий, даже режущий, как колючий зимний ночной ветер, за вызов ЕЙ. ОНА согласна принять этот вызов, нет, ОНА мечтает получить его. ОН опускает левую руку на ЕЁ талию и чуть сжимает пальцы, правой рукой ОН медленно перебирает легкий локон на ЕЁ виске. Губы были в секунде от ЕЁ губ, но всё-таки слишком далеки, чтобы прикоснуться. Казалось, ОН наслаждался этим затяжным мгновением, почти болезненным, мучительным для НЕЁ. ЕГО взгляд трудно выдержать, практически невозможно. ОН не прищуривал глаз, придавая особость взору, не ухмылялся, добавляя этим игривости своему милому лицу, в общем, не делал ничего такого, чем грешат молодые «казановы», в надежде на быстрый успех у весьма слабого в такие минуты пола. ОН просто смотрел, но… ах эти «но», такая, казалось бы, бесстрастная чувственность часто оказывается куда более продуктивней, нежели все мимические кульбиты, заготовленные ловеласами для таких случаев. ОНА вновь медленно закрыла глаза, но это уже не помогало, ОНА даже не успевала перевести дух. ЕГО ладонь оказалась на ЕЁ затылке и лёгким замысловатым рисунком опустилась на обнаженное плечо, которое встрепенулось от прикосновения. ОН замер, ОНА чувствовала лишь ЕГО дыхание, но уже через мгновение жар помутил ЕЁ мозг. Всё вокруг вдруг стало неясным, неразборчивым и даже неважным, а сильно желаемое — полученным и, доказательством этому были испытываемые ЕЮ странные, яркие, хотя и знакомые доселе, ощущения: невыразимый восторг, шепчущий невразумительную милую чепуху. ЕГО поцелуй был таким сладким и таким… холодным…

ОНА была уверена, что сейчас же ЕГО язык настырно проникнет в НЕЁ, и ОНА уже приготовилась вдохнуть побольше воздуха, но ничего подобного не случилось. Губы ЕГО прижались к ЕЁ губам, потом разомкнулись и, обхватив верхнюю ЕЁ губку, тут же сомкнулись. ОН повёл головой в сторону, оставляя обжигающий след на щеке. От возбуждения опять пересохло во рту. ОНА облизала губы, заодно убедилась, что они остались чувствительными. ЕЁ словно заморозили, будто ОН поцелуем наложил заклятие холода. Жар в теле и холод на губах… это что: воображаемая идеальность такого момента или всё-таки простая реальность, в которую невозможно поверить только потому, что она перешла грань предсказуемости и превратилась в чудо? ОН прижал ЕЁ к себе сильнее и примкнул губами к открытой шее, оставляя всё тот же колкий холодный след. Как такое может быть? В НЁМ жаркое солнце, от ЕГО прикосновений остаётся пылающий след и тут же — совершенно дикий, рождающий заунывную тоску хлад губ и мороз по коже от каждого ЕГО вздоха. ОНА всё-таки решается взглянуть на НЕГО. Всё тоже самое, те же глаза и губы, но что-то, еле уловимое меняется в ЕГО лице, и когда ОН снова дотрагивается до ЕЁ губ своими, ОНА, уже полностью пронизанная ЕГО магией, чувствующая, принимающая всё это, как выгодную сделку, знает, что больше не будет парализующего холода. ОН показал, определил границы и, как бы ЕЙ от этого всего не было по-детски обидно, ОНА согласна принять это малое с впечатляющей решительностью.

* * *

Их дыхание выровнялось. Гермиона подняла глаза, в которых уже не бушевало неистовое пламя, в какой-то мере подчинившее молодого мужчину. Сейчас в них поблескивали чуть мерцающие искорки. Несмотря на пережитые эмоции, молодая женщина вновь обрела равновесие, которое несколько минут назад вдруг так внезапно куда-то испарилось.

— Ты голодна, — сказал он чуть хрипловатым голосом. — Тебе надо поесть.

— Мне не хочется.

— Ну, попробуй хотя бы моё творение, пожалуйста... — Эмиль взял со стола кусочек чак-чака и поднес к её губам. Она с удовольствием надкусила хрустящую массу, облизнув губы, по которым он нечаянно мазнул карамельной «ниточкой».

— Нравится?

— Очень! Просто божественно! У тебя определенно талант!

-Я рад, что тебе понравилось!

Гермиона тряхнула головой, словно сбрасывая с себя последние путы морока.

— Угадай, чего я больше всего хочу сейчас?

— Чего?

— Я хочу… Я хочу, чтобы ты прокатил меня на мотоцикле по ночному Лондону.

Коллаж к главе: http://shot.photo.qip.ru/003sw9-201pwR3/

Эмиль удивленно посмотрел на неё.

— На мотоцикле? Ты шутишь? У тебя здесь есть мотоцикл?

Гермиона загадочно улыбнулась, чуть откинув голову.

— Здесь — точно нет, но если постараться, то можно его раздобыть.

— И что ты предлагаешь, угнать его? — парень уставился на нее во все глаза, в которых плескалось недоумение и растерянность. Он уже понял, что эта особа — авантюристка еще та, но чтобы настолько!..

— За кого ты меня принимаешь? — взгляд девушки искрился весельем и предвкушением еще одного незабываемого приключения. — Я добропорядочная ведьма, законопослушная подданная британской короны. Угон транспортного средства — преступление, — протянула она нравоучительным тоном, — поэтому мы ничего угонять не будем!

Эмиль сцепил пальцы в замок посильнее у нее на талии и притянул поближе. В ее затуманившихся глазах цвета выдержанного коньяка засверкали звездочки, выдавая дремавшую глубоко в ней до вчерашнего дня чувственность, которая внезапно пробудилась и просится на волю. Волшебница глубоко вздохнула и подняла руки, обвив его за шею. Прикосновение к его коже было подобно удару тока, который прошил все тело, добравшись до сердца. Оно вновь, против воли, быстро-быстро застучало…

Молодую женщину охватил легкий трепет, который передался парню. От волос Гермионы веяло нежным сладким ароматом, и тонкая струйка прохлады достигнув его обоняния, проникла в мозг и возбудила какие — то непонятные ему желания: приблизить её к себе еще сильнее, коснуться пальцем гладкой нежной щеки, уткнуться носом в теплую шею, в то самое местечко, где кровь, разогнавшись до немыслимых скоростей, подходит ближе всего к поверхности, проталкиваясь вперед мощными толчками в синеватой жилке. Эмиль качнул головой и закрыл глаза.

Границы! Гермиона вспомнила о них так же внезапно, как был внезапен этот новый порыв, накативший несколько секунд назад. Этот мужчина все расставил по своим местам во время их первого и единственного «холодного» поцелуя; она не может и не хочет терять то хрупкое его доверие к ней, которое пробилось, как росточек сквозь асфальт, через холод прикосновения губ, отрывистую краткость движений, невозмутимый взгляд серо-голубых глаз несколько минут назад. Что такое её собственные волнение и желание?.. Она справится с ними, непременно справится, лишь бы эта их случайная, невероятная встреча не оставила у него привкуса разочарования или, не дай Мерлин, отвращения. В первую очередь к самому себе.

— Если не угонять и не покупать, а я так понял, что ни того не другого мы делать не будем, то будь добра, объясни, где мы возьмем красивую, мощную, скоростную машину в два часа ночи, в Лондоне, да еще находясь в каком-то весьма странном месте? — юноша вновь взглянул на нее, уже вопросительно.

— Это странное место называется «Косая Аллея» — волшебная улица. Магглам она недоступна, за редким исключением. Мои мама и папа тут бывали, когда я перешла на второй курс. Мы вместе покупали книжки в магазинчике «Флориш и Блоттс». Он тут недалеко совсем. Сюда магглы могут попасть из немагического Лондона только вместе с волшебниками. А ты с любым мотоциклом можешь управиться?

— Ну, естественно! — он чуть не засмеялся. — Ты знаешь, я подумал, что это было бы действительно классно: пронестись по улицам, мостам сквозь знаменитый лондонский туман. Ощущения, наверное, будут еще те! Проблема только в том, где взять машину.

Девушка приподняла одну бархатную бровку в притворном недоумении.

— Ты…это…сказку про Золушку читал?

Эмиль вытаращился на неё совсем по-детски и отпустил руки с ее талии. То, что сейчас произнесла эта очаровательная ведьма, было для него громом среди ясного неба. Ну, конечно, что может быть проще: если из тыквы без усилий одна волшебница сварганила карету, то почему, собственно говоря, другая не может какой-нибудь хлам (не важно, какой) превратить в мотоцикл.

— Я правильно понял, Гермиона? Ты будешь превращать какую-то вещь в мотоцикл?

Она радостно кивнула. Этот молодой мужчина мгновенно преобразился в маленького мальчика, которому взрослые сумели доказать, что Дед Мороз действительно существует. Глаза заблестели, улыбка расцвела на пол-лица, он разве что в ладоши захлопать постеснялся.

— Блин! Отпад! — Эмиль схватил ее за руки. — Я смогу посмотреть, как ты это делаешь?

-Ну, конечно, ты проконтролируешь меня… Я ведь в мотоциклах разбираюсь точно так же, как ты… в маникюрных ножницах. Поэтому, прежде чем я возьмусь за такую сложную трансфигурацию, мне нужно будет воспользоваться твоими мозгами.

— Мозгами? В смысле?

— Увидишь! А теперь давай принарядимся для нашей тайной и веселой скоростной прогулки соответствующе.

Волшебница снова поднялась наверх, дав парню время сформировать собственное представление о сущности процесса преобразования одного материального объекта в другой. Эмиль наморщил лоб, пытаясь представить себе такое зрелище.

«С ума сойти! — подумал он про себя. — С такой доброй крестной не соскучишься.

Гермиона спустилась по лестнице уже вся в черном: черные джинсы, летние полусапожки на каблуке, тоненькая кожаная куртка. Только темно-красная водолазка придавала ее хрупкому облику вызывающе-яркий, смелый, бесшабашный вид. В руках у нее был серый мужской пиджак.

— Так, надень-ка его.

Эмиль взглянул на пиджак и замахал руками:

— Не буду я его надевать. Это черти что, и сбоку бантик!

— Давай, одевайся, я сказала! Я знаю, что делаю.

Парень, недовольно что-то бурча, начал напяливать на себя огромный пиджак Рона. Рукава ему оказались длинными, правда, в плечах это недоразумение из дорогой шерстяной ткани сидело отлично. Гермиона достала палочку из своей любимой бисерной сумочки, которая вновь была перекинута через плечо и, обойдя парня кругом, задумчиво произнесла соответствующее заклинание.

Пиджак тотчас превратился в стильную черную кожаную куртку, какие обычно носят байкеры. Подумав еще немного, ведьма сделала белые кроссовки черными и подвела Эмиля к зеркалу.

Собственное отражение ему очень даже понравилось, он встал в свою любимую позу, положив руку на бедро и, слегка расслабившись, принялся изучать фасон.

— Мужчина! Ах, какой мужчина! Цветок — нет слова, слова нет — цветок! — пропело вдруг зеркало, на поверку оказавшееся волшебным. Парень от неожиданности отлетел назад и, дико вращая глазами, уставился на Гермиону.

— Это что такое было?

— Зеркала в нашем мире обычно используют волшебные, — расхохоталась девушка, подводя его обратно. — Они все время критикуют наш внешний вид и дают добрые советы по его улучшению. Часто просто нотации читают. Вы, сэр, похоже, произвели впечатление на этого сноба. Ишь ты, Шекспира цитировать начало!

Эмиль покосился на свою мощную фигуру, отражавшуюся в темной глубине, и отошел подальше. Вдруг эта стекляшка еще что-нибудь ляпнет.

— Итак, вроде мы готовы! — в голосе Гермионы слышалось нетерпение.

— Да, — кивнул Эмиль, — к труду и обороне.

— Так, сейчас мы с тобой перенесемся в маггловский Лондон точно так же, как перенеслись из Кардиффа сюда. Мне нужно обнять тебя и прижаться к тебе посильнее. Не возражаешь? Не боишься после расщепа?

Юноша замотал головой. Гермиона чувствовала, что он храбрится и ни за что не выкажет при ней своих сомнений относительно такого способа перемещения. Она обняла его за плечи, он притянул ее поближе к себе и замер, закрыв глаза. Девушка очень хорошо знала Лондон и сосредоточилась на том месте, где хотела оказаться: небольшая подворотня в одном из деловых кварталов Саутворка. Послышался хлопОк, и прижавшиеся друг к другу юные мужчина и женщина исчезли из гостиной волшебного дома на Косой аллее.

* * *

Хлопок, и на заднем дворе одного из зданий между Копперфилд-стрит и Лоуман-стрит из воздуха появились девушка и молодой человек. Двор не освещался, было очень темно. Гермиона прислушалась к темноте — кругом не души. Она вытащила из сумочки свою палочку.

— Люмос!

На кончике затрепыхался огонек. Девушка осветила место вокруг себя и лицо Эмиля, которого слегка потряхивало после аппарации.

— Ты как? С тобой все нормально? — спросила она шепотом.

— Ну… как сказать… Наверное, так чувствуют себя жуткие алкаши после похмелья. Такое ощущение, что я налакался до фиолетовых козявок…

Гермиона хихикнула:

— Ты такой забавный, просто прелесть! Ничего, привыкай, нам еще как минимум два раза перемещаться придется таким способом. Сейчас наша задача — найти подходящий материал для трансфигурации и место, где можно мотоцикл сварганить. Я предлагаю остаться в этой дыре. Здесь вполне сносно, никого нет, никто не помешает спокойно колдовать. И можно будет выехать свободно на Копперфилд-стрит вон через эту арку, — она указующим жестом выбросила руку в темноту.

В голосе девушки послышались уверенные командирские нотки. Она пошла к ящикам для мусора, заваленным доверху разной дрянью, которые стояли в метрах десяти от точки финиша трансгрессии.

«Как я хорошо попала», — мелькнуло у Гермионы, — «еще чуть-чуть — и приземлились бы мы прямиком в помойку».

В контейнерах какого хлама только не было: и консервные банки, и какая-то макулатура, и разбитая люстра, объедки. Гермиона покрутила носом и сморщилась, продолжая люмосом освещать место поисков.

Наконец ей повезло. Под драным матрасом она заметила старый, раздолбанный вконец, велосипед. Вообще, она была мастером трансфигурации и спокойно могла сотворить из трусов часы (которые шли бы точненько, как Биг Бен), но надежнее было подбирать исходную вещь сходную по размерам, форме и материалу с конечной.

— Эмиль, — тихонько позвала ведьма парня. — Помоги мне. Ты можешь вытащить вот этого урода из-под этого вот чудовища? Неохота палочкой раскидывать вокруг это барахло.

Юноша усмехнулся и, подойдя к ящикам, подхватил одной рукой за раму отжившее свой век транспортное средство и аккуратно опустил его на землю.

— Ну и силища у тебя! — восхитилась девушка. — Одной рукой его вытащил и даже не поморщился!

— Что тут поднимать-то! Килограммов двадцать, не больше, — Эмиль довольно улыбнулся; вдруг внезапно его лицо стало серьезным, брови нахмурились. — Гермиона, я вот что хотел спросить: помнишь, ты сказала, что простые люди не должны знать о вашем мире?

— Помню. Да, не должны.

— Разве вам здесь можно колдовать? Не по работе, а просто так. Или начальство твое не догадается, что ты это делала?

— Любое заклинание с волшебной палочки можно отследить. Только ты не переживай. У меня, как сотрудника Отдела магического правопорядка есть особое разрешение на применение любых заклинаний в любом месте и в любое время. Разумеется, кроме непростительных.

Он хотел еще что-то спросить, но лицо молодой женщины выражало такую глубокую задумчивость, что прервать ее размышления парень не решился. Наконец, она, порывшись в своей сумочке, достала склянку с кровью Невилла Лонгботтома, о которой уже почти благополучно забыла, выплеснула содержимое в траву, отчистила ее до блеска при помощи Тергео и, сосредоточившись, увеличила в размерах в несколько раз, объемом не меньше, чем пять литров.

— Ну, ты даешь! — присвиснул тихонько Эмиль. Сколько он сегодня навидался удивительных вещей и все еще не успел привыкнуть к ним. А девушка, наполнив водой эту ёмкость при помощи Агуаменти, закрыла глаза и, наведя на воду волшебную полочку, взмахнула ею в воздухе, сделав выверт кистью.

— Подойди, понюхай! Надеюсь, это то, что нужно.

Эмиль, ничего не понимая, вопросительно поглядывая на Гермиону, подошел к сосуду с жидкостью и, принюхавшись, изумленно произнес:

— Да, он самый! В «яблочко»! Потрясающе!

Увеличенная склянка была наполнена теперь бензином самой высшей марки. Гермиона удовлетворенно хмыкнула, затем серьезно посмотрела на Эмиля.

— А вот теперь мне придется воспользоваться твоими мозгами. Ты должен будешь представить себе четко-четко мотоцикл, на котором мы с тобой будем кататься. Со всеми прибамбасами и техническими тонкостями. Договорились?

Он кивнул и задумался. Перед его мысленным взором возник великолепный мощный красавец серебристого цвета с красными фарами сзади и спереди. Сиденье для пассажира было просто шикарным, как трон. Такой до двухсот километров в час спокойно разгонится. Юноша представлял мысленно себе и двигатель, и трансмиссию, и колеса… Всё вместе и каждую деталь по отдельности. Он настолько увлекся этой картиной, что не услышал, как в темноте тихо прозвучало:

— Легиллименс!

Эмиль вздрогнул, почувствовав, как что-то постороннее вторгается в его разум, сканируя его мысли, которые создавали картинку. Затем пришло ощущение, что это нечто движется всё дальше и дальше и видит вместе с ним его воспоминания, как кадры из фильма: их разговоры, готовку в её кухне, вид Косой аллеи из окна ее квартиры, происшествие в номере, вчерашние заезды, драка со Скоттом, его кулаки, молотящие по шлему англичанина. Однако, как только последовала попытка копнуть в его мозгу поглубже, добраться до самых сокровенных воспоминаний, парень, колоссальным усилием воли начал сопротивляться, не пускать… И внезапно почувствовал, как что-то резко вырывается из его разума.

Гермиона стояла и смотрела на него во все глаза. Она не могла поверить в то, что только что произошло.

— Эмиль, объясни мне, во имя всех соплохвостов, кто тебя учил окклюменции?

Парень тяжело дышал и смотрел на ведьму с недоверием, как будто она устроила ему сейчас какую-то очень гадкую подлянку.

— Зачем ты копалась в моей голове?

— Мне нужно было увидеть мотоцикл, который я буду создавать.

— А кроме мотоцикла, что тебя интересовало?

— Ничего! — угрюмо буркнула она.

— Не ври мне! Я почувствовал, что тебя понесло по моим мозгам, как по бескрайним просторам Вселенной.

— Touche! Как вообще, маггл может такое сотворить? Что-то с тобой не так!

— Со мной все в порядке. Просто я никому не даю лезть туда, куда не нужно. Моя жизнь — это моя жизнь, и ты не имела права ковыряться у меня в башке.

Она покраснела и вскинула голову:

— Это вышло случайно! Такое бывает.

— Как бы не так! Признайся, ты хотела увидеть меня с моей невестой!

Гермиона застыла, как жена Лота. В глазах против её воли начали собираться злые слезы.

— ДА! — рявкнула она как можно тише. — Хотела! Ты же без спросу разглядывал мои колдографии!

— Сравнила! Они же у тебя на всеобщее обозрение вывешены!

— К тому же у меня была еще причина для такого просмотра!

— Какая?

— Так я тебе и сказала! Все, разговор окончен!

— Не окончен! Мои воспоминания принадлежат только мне! — он повысил голос.

— Не ори! — назидательно сказала Гермиона, начиная истерить. — Нас могут услышать!

Она отвернулась и отошла в сторону. Плечи начали едва заметно подрагивать. Эмиль подошел к ней сзади и, обхватив её своими сильными руками, жарко зашептал ей на ухо, вызывая дрожь во всем теле:

— Ты же умная взрослая женщина, хотя глядя на тебя, в это верится с трудом. Гермиона, милая, все, что сейчас происходит с нами — это наше!. Всё, что было и будет потом у меня — только моё, все, что было и будет у тебя — только твоё. Мне показалось, что ты поняла меня. Каждый из нас дорожит тем, что у него есть: у меня — моя любимая девушка, у тебя — твой муж и дети. Давай оставим о том, что происходит с нами здесь и сейчас, самые лучшие воспоминания, ничем их не омрачив, ничем не запачкав…

Гермиона с трудом развернулась к нему лицом, будучи стиснутой в кольце его рук. Луна, вышедшая из облаков, осветила ее бледное лицо.

«Милый мальчик, бедный мой ангел, ты не знаешь, что никаких воспоминаний о том, что было с тобой здесь и сейчас, у тебя не будет. Ты будешь помнить только, как пришел в свой номер и как проснулся. Всё! Больше ничего! А я… я буду помнить всё: все твои слова, твои объятия, твоё тепло, твой голос! А мне этого мало! Так мало, что хочется самой все забыть!»

Теперь она не просто чувствовала его границы, она четко их видела и осязала. Выхватив уже из своей памяти его воспоминание о старте, о том, как клокочет адреналин в крови, о подскакивающей стартовой ленте, о рывке и сумасшедшей погоне, девушка задохнулась от реальности увиденного ею, ноги её подогнулись. Она так хотела победить, но… гонка проиграна, проиграна… И ничего нельзя поделать!

— Да! Ты прав, во всем прав! — произнесла она каким-то странным голосом, в котором проскользнули покровительственные нотки. — Прости меня за то, что я сделала! Я не должна была так поступать.

Он подарил ей свою ослепительную улыбку и произнес:

— Так что же с мотоциклом? Или у тебя не получится?

— Не говори глупости! Трансфигурация — мой конёк!

Девушка подошла к велосипеду, который валялся в стороне, и постаралась представить, как следует, мотоцикл, который увидела в его мыслях. Взмах палочки, и…

Эмиль, едва сдержав изумленный возглас, подскочил к мотоциклу и любовно провел по нему рукой. Самый настоящий! Он сверкал серебром в лунных лучах, как патронус. На ручках сцепления и газа висели два шлема. Это было просто потрясающе! Парень подтащил бутыль с бензином поближе, открыл крышку бензобака и аккуратно сам перелил горючее.

— Наверное, надо его выкатить на Копперфилд-стрит, — предложила Гермиона, сообразив, что мотор может взреветь слишком громко для такого тихого дворика. — Давай я пойду вперед, а ты кати его за мной.

Через пять минут Гермиона вышла из переулка на широкую улицу. Пешеходов почти не было, но автомобили проносились один за другим. Она махнула рукой, и вскоре из темной арки появился парень, крепко держащий за руль серебристого «красавца».

— Ну, я завожу! — подмигнул он Гермионе.

— Давай!

Взревел мотор, Эмиль оседлал мотоцикл и приглашающим жестом похлопал по пассажирскому сиденью. Девушка приблизилась к машине в благоговейном восторге. Пассажирское место было просто великолепно: мягкое и безопасное, назад свалиться было просто невозможно. Она перекинула ногу и уселась, обхватив парня за талию. Они одели шлемы.

— Куда едем?

— В сторону Темзы! К Вестминстерскому мосту!

— Знать бы еще, как туда попасть!

— Поезжай! Я буду тебя направлять.

Эмиль рванул с места, и мотоцикл полетел в сторону Грейт-Саффолк стрит.

Они летели и летели по ночным улицам Лондона. Мимо проносились жилые дома, здания офисов, витрины магазинов и бутиков. Скорость показалась Гермионе сумасшедшей, хотя на самом деле Эмиль не выжимал больше восьмидесяти километров: все-таки, центр большого города, лучше соблюдать правила и не рисковать, мало ли что. Сначала она крепко держалась за него, обняв за торс, но через какое-то время почувствовала, как в крови начинает бурлить адреналин и девушку охватило необъяснимое чувство нарастания ускорения, точно произошло полное слияние его, её и мотоцикла. Ведьма ощущала себя вырвавшейся на свободу, на широкий простор обычной маггловской жизни, от которой успела отвыкнуть почти за двадцать лет. И еще она чувствовала себя полностью защищенной за спиной этого юного мужчины, несмотря на то, что он был очень молод, невысок ростом и, на первый взгляд, совсем не выглядел этаким крутым мачо. Его внутренняя сила, которую Гермиона почувствовала сразу же, еще в Кардиффе, выплескивалась из него, вибрируя вокруг невидимыми волнами. Эмиль полностью подчинил себе могучий мотоцикл, ведя его твердо и уверенно. Молодая женщина несколько раз зажмуривалась, видя, как он отпускает то одну ручку, то другую, легко проходит повороты, играючи набирает скорость.

— Ну как, не страшно? — донесся до Гермионы голос Эмиля сквозь шум ветра, бившего в лицо.

— Неа, — крикнула она изо всех сил, чтобы он её услышал. — С тобой вообще ничего не страшно. Только если ты еще чуть прибавишь газу, меня стошнит, скорее всего, прямо на тебя.

Эмиль сбавил скорость и через несколько секунд остановился на набережной, недалеко от Вестминстерского моста, выкинул ногой подножку, придавая машине устойчивость, и, обернувшись к ней, с беспокойством в глазах спросил:

— Тебе плохо? Вроде я больше восьмидесяти километров не ехал, — парень внимательно посмотрел ей в глаза. — Может, это от голода, ты же ничего не ела.

— Давай немного постоим, здесь так здорово. Столько огней и почти тихо.

Он кивнул и слез с мотоцикла, затем подал обе руки Гермионе и, аккуратно приподняв её, ссадил с высокого пассажирского сиденья. Молодой человек и девушка подошли к гранитной балюстраде. На противоположном берегу высился Биг-Бен; на фоне темного неба, освещаемого луной в редких прорехах облаков, громоздилось Вестминстерское аббатство. По реке время от времени пролетали катера и ночные, все в огоньках, прогулочные трамвайчики. В воздухе чувствовалась прохлада и сырость. Гермиона облокотилась на холодный гранит и вдохнула полной грудью, прикрыв глаза. Эмиль подошел сзади, положив руку ей на плечо. Несколько минут они молча смотрели на воду, подернутую легкой рябью, заворожено наблюдая, как в черной глубине Темзы отражались тысячи огней Лондона, переливаясь, точно бриллиантики.

— Замерзла? — шепотом спросил Эмиль, пододвинувшись к Гермионе, уткнувшись теплыми, нежными губами прямо в её маленькое ушко. Девушка улыбнулась, нехотя помотав головой.

— Вроде тепло, — она мечтательно подняла глаза к небу. — А ты о чем сейчас думаешь?

— О чудесах, что со мной произошли сегодня, — без запинки ответил парень. — Я преодолел расстояние от Кардиффа до Лондона за мгновение, я видел, как ржавая железка превратилась в классный мотоцикл, мои раны залечили за считанные минуты, а из пламени камина выполз мужик, как ни в чем не бывало. Все это чушь с точки зрения здравого смысла, но я верю своим глазам, ушам, мозгам, наконец. И, знаешь, я тебе немного завидую.

— Мне? Почему? — почти искренне изумилась Гермиона, потому что понимала природу такой зависти.

— Ты способна проделывать такие вещи, что просто уму непостижимо. Я сам себе кажусь каким-то неполноценным что ли. Ну, не совсем так, просто, слабым…

Она внимательно вгляделась в его сверкающие глаза, в которых отражался свет фонарей; эти глаза таили в себе странную мощь, которая была сродни силе древних языческих богов. Гермиона чувствовала, что он тоже обладает магией, особой магией, которая не похожа на ту, что привычна для неё самой. Магглы по-разному называют такую магию: магнетизмом, харизмой, суггестией. Люди, обладающие ею, подчиняют, завоевывают, покоряют, не прикладывая почти никаких усилий. Даже она была готова потерять голову, подчиниться этому человеку, принадлежать, если бы только ему самому это было нужно.

— Ты не слабый! Не говори чепухи! — ведьма не отрывала от него взгляда. — Твоя сила еще более опасна, чем моя, просто ты этого не понимаешь. Если уж говорить о том, что тебе показалось чудом, то для меня и любого другого мага всё это — вещь вполне обыденная… Как для тебя — вести мотоцикл без рук. У меня сердце ёкало, когда ты на такой скорости их отпускал. Почти для всех чистокровных волшебников, которые редко соприкасаются с этим миром, многие обычные маггловские вещи кажутся просто невероятными: самолет, мобильный телефон, автомобиль… Да что там автомобиль. Мой свекор, например, в восторг приходит при виде обычной электробритвы. У него страсть к маггловским штучкам.

— Все эти штучки работают благодаря науке, законам физики, химии, математики. Ваша магия никакой наукой необъяснима. И всё, что ты делала — тоже. Для меня все законы природы летят псу под хвост после того, что я видел сегодня.

— Ну, у нашей магии тоже есть свои законы, которые в чем-то сродни научным постулатам. Я, например, не могу трансфигурировать еду. И никто не может. Не могу оживлять мертвых. Конечно, волшебный мир за свою историю знал немало некромантов, правда, опыт их не был удачен. Не могу летать без метлы, хотя я сталкивалась с магами, которые умели это делать. До сих пор темная магия для меня — запретная территория. Никогда и ничего, связанного с нею, себе не позволю.

Эмиль слушал её, затаив дыхание, погружаясь все сильнее, как в пучину, в нечто удивительное, недоступное таким, как он. Какие высшие силы позволили ему соприкоснуться со всем этим, он не знал, но интуитивно понимал, что это неспроста, что всё это зачем-то нужно. Интуиция его редко подводила, только часто ему в его спортивной карьере приходилось больше рассчитывать на безрассудность и идти на риск, чем просчитывать все заранее и полагаться на собственные ощущения.

Гермиона замолчала. Легкий ветерок, доносившийся с реки, играл с прядками волос на её висках, заставлял против воли слезиться глаза. Одна слезинка повисла на длинных пушистых ресницах девушки.

— Ты плачешь? — спросил парень удивленно. Она отрицательно покачала головой. Эмиль без разговоров расстегнул куртку и, внезапно прижав Гермиону к себе, сгрёб ее в объятия, окутав теплом и надежностью. — Ты все-таки замерзла, я погрею тебя немножко, ладно? — он сжимал под курткой её тонкую фигурку, с улыбкой глядя, как девушка расслабляется в его руках.

На Гермиону напало странное умиротворение: ей вдруг показалось, что вокруг нет никого и ничего. Только они вдвоем. Безумно захотелось прикоснуться к его виску губами, к двум родинкам слева, рядом с ухом, к волосам. Сейчас на каблучках она была выше его, и видела, как ветерок треплет волоски на его макушке. Гермиона вздохнула: больше она не позволит себе бабских истерик, потери равновесия, душевных коллизий. Пусть будет просто тепло и уютно. И разговоры тоже пусть будут самые банальные, даже тривиальные, ни о чем, лишь бы шли от сердца. Минуты в его сильных руках текли медленно, представляясь вечностью.

Внезапно ей показалось, что парня начало потряхивать. Девушка поёжилась и сама обхватила его под курткой посильнее, подумав, что он тоже замерз, но тут, будучи сильно прижатой к нему, сообразила, что дело-то не в температуре воздуха, а в ней самой… Он вскинулся, заморгал как-то трогательно и беззащитно, пытаясь чуть-чуть отстраниться.

— Прости, прости, — заговорил он хриплым шепотом. — Я не хотел обидеть тебя, просто… ты так близко… ты так пахнешь, Герми, так сладко… это выше моих сил… ну… не реагировать вообще… Ты такая красивая… просто потрясающая… нежная…

Эмиль что-то бормотал, прижавшись к ее плечу, дышал часто, пытаясь взять себя в руки, а Гермиона стояла потрясенная, взволнованная, слезинки вновь подступили к глазам и уже не из-за ветра. Наконец-то, она услышала те слова, которые были ей так нужны. Он почувствовал в ней женщину. Он назвал ее Герми; это ей сказало о многом: некий прозрачный намек на целомудренную близость к ней. Только воспользоваться его состоянием сейчас, в этот момент, ведьма не собиралась. Она сообразила, что то, что происходит сейчас между ними, для парня не просто очередное приключение на фоне многочисленных похождений. Девушка уже успела убедиться, что он не таков. Для него она была каким-то образом важна, необходима… Не совсем так, как он для нее, но похоже. Своего рода, проводник в другой мир. Точно такая же, как все женщины, способная ревновать, рявкать, закатывать истерики, и, в то же время, совершенно другая: загадочная, полная сюрпризов, тайн, секретов.

Нужно было дать ему успокоиться, отвлечь его от себя. А как не хотелось этого делать! Слишком всё ещё желанен был этот юноша, слишком откровенно обронил невпопад сейчас то, чего жаждало её сердце, её душа. Может быть, он свои слова даже разумом не осознавал, не думал над ними, просто их ему подсказала близость, особая атмосфера, его собственное тело, наконец.

Гермиона отодвинулась и ободряюще сжала его руки.

— Не говори глупости. Ты вовсе не обидел меня, просто так получилось. Ты же мужчина! Мужская сущность — очень мощная и грозная стихия, и обуздывать её получается не у всех, — её голос звучал приглушенно. — Но ты это умеешь делать. В этом и есть твоя магия, твоя сила.

Эмиль опустил голову, пытаясь обдумать её слова. Как верно эта удивительная женщина разгадала его, поняла. Он не был дураком и быстро понял, что произвел на Гермиону впечатление именно как мужчина. Ему часто приходилось сталкиваться с кучей фанаток, особенно в Польше, где спидвей — это, своего рода, социальная доктрина, как в России хоккей. Видеть в женских глазах похоть и вожделение он уже привык и не обращал на всё это никакого внимания. Слишком мало представительниц прекрасного пола по-настоящему восхищались им, как спортсменом, видя в нем лишь красивого самца и доставая его везде, где только можно. Слишком он любил и любит свою девушку. Так почему же сейчас-то его так развезло? Ведь еще в квартире на Косой аллее ему удалось вернуть Гермиону в рамки благоразумия. И в темной подворотне на Копперфилд-стрит — тоже. Что же произошло, когда он держал в объятиях ее гибкое нежное тело, вдыхал запах духов, чувствовал тонкий, едва уловимый аромат женщины? Талия её была так тонка, грудь так мягка, так явственно проступала под тонкой курточкой, волосы переливались в огнях фонарей. Эта ведьма была по-настоящему прекрасна и так близка в тот момент. Самообладания он не терял никогда, и сейчас тоже возьмет себя в руки, главное, говорить, говорить… До тех пор, пока, по крайней мере, джинсы не перестанут быть такими нестерпимо тесными, можно будет нормально ходить и без проблем сесть на мотоцикл.

— Спасибо тебе! Ты, правда, настоящее чудо и открыла мне такой мир, что я с трудом осознаю происходящее. Для меня раньше таким волшебным миром был мир из рассказов русского писателя Александра Грина. Такие названия он придумывал звучные: Зурбаган, Каперна, Лисс, пролив Кассет. Я знал, что их нет на карте, но мне казалось, что они обязательно должны быть где-нибудь. У меня сейчас такое чувство, что вот прямо здесь, на этой глади, покажется белоснежный корабль с алыми парусами…

— С алыми? Почему с алыми?

Эмиль начал рассказывать Гермионе удивительную историю встречи Ассоль и капитана Грея, чуть-чуть путаясь и сбиваясь в английских фразах. Девушка слушала, широко раскрыв глаза, наклонив голову. История показалась ей невероятно романтичной и красивой.

— Потрясающе — выдохнула Гермиона. — Никогда не слышала ничего подобного. А ведь по этой реке много лет назад, наверняка, шли большие корабли, нагруженные награбленным испанским золотом и сокровищами, которые храбрейший пират Френсис Дрейк привозил в подарок своей обожаемой королеве Елизавете. Он для Англии тоже был героем, правда, на особый манер.

Загремел колокол на часовой башне аббатства. Девушка глянула на Биг-Бен: было ровно три часа ночи.

— Эмиль?

— Да, — парень оторвал взгляд от речной глади, приковавшей его внимание.

— Наверное, пора ехать. Давай прокатимся еще по другой стороне, перекусим чего-нибудь. Я все-таки жутко голодна.

Он протянул ей руку, они уселись на мотоцикл и уже через минуту пересекли Вестминстерский мост, затем устремились по Виктория-стрит в сторону станции метро и железнодорожного вокзала Виктория.

* * *

Лондон и ночью жил полной жизнью. Везде огни, рекламные вывески, автомобилей было не меньше чем днем. Гермиона смотрела по сторонам, пытаясь высмотреть небольшую закусочную, где можно было бы хоть что-нибудь купить поесть. Наконец, они подъехали к Терминус Плейс Виктория, где располагался один из модных ночных клубов «Pacha London»; на площади было множество кафешек, где перекусывала клиентура попроще, нежели та, что тусовалась в клубе.

— У меня есть евро с собой. Еще с Кардиффа остались. Я быстренько.

Эмиль кивнул и остался сидеть на мотоцикле. Гермиона направилась в сторону небольшой забегаловки в итальянском стиле. Через десять минут девушка принесла большую пиццу с ветчиной и грибами, порезанную на кусочки и два кофе в закрытых пластмассовых стаканчиках. Парочка набросилась на еду, весело перебрасываясь разными остротами.

— Ну, наконец-то! — довольно урча, как сытая кошка, промурлыкала Гермиона. — Мне кажется, я ничего вкуснее не ела.

— Кофе очень кстати… Меня уже вырубать потихоньку начинает, когда я не в седле. Как только на мотоцикл сажусь, всю сонливость как рукой снимает.

С пиццей и кофе было покончено. Эмиль взял коробку, использованные салфетки и стаканчики и пошел выкинуть их в ближайшую урну. Гермиона сидела на мотоцикле, зябко поёживаясь. Было, в общем-то, тепло, но длительная бессонница сказывалась.

Вдруг из клуба «Pacha» вывалилась толпа народу. Золотая молодежь веселилась по полной программе. Девушка криво усмехнулась, как вдруг услышала из этой толпы знакомый, удивленный донельзя, голос:

— Грейнджер?!

На неё в упор смотрели пьяные серые глаза не кого-нибудь, а самого Драко Малфоя.

«Твою мать, только его здесь не хватало!»

В это время Эмиль подошел к мотоциклу:

— Ну, что, Герми, поехали, времени уже много. Наверное, около четырех, — он привычным движением перекинул ногу и, усевшись в седло, передал шлем Гермионе.

Малфой величаво стряхнул со своих рук двух девиц, весьма нетрезвых, но одетых вполне прилично, и, держа свою знаменитую осанку, подошел ближе. Автопилот у него работал прекрасно.

— Грейнджер, Грейнджер, Грейнджер! Вот уж не думал, что увижу тебя здесь, в этом развеселом местечке! Неужели святая Гермиона наставляет своему Уизелу рога? А? — он подмигнул, лукаво окинув взглядом Эмиля.

— Гермиона, это что за тип? — спросил парень, отчего-то взбеленившись. — Что ему от тебя надо?

— Достать ему меня надо… — она злобно зыркнула на Драко и тоже перекинула ногу, чтобы с комфортом расположиться на своем сиденье. — Поехали, Эмиль, а то, знаешь, хорьки — животные вонючие, мало ли что…

Она надела шлем, кинула брезгливый взгляд на лорда Малфоя и обхватила Эмиля за талию. Взревел мотор, и мотоцикл стремительно сорвался с места и умчался прочь.

— Ты, поганая грязнокровка! — заорал вслед Драко, только после собственных слов сообразив, что находится все-таки в маггловском Лондоне. — Ну, Грейнджер, ты вообще… Чтоб тебя, сука ты этакая — пьяно выругался он в темноту, забыв о своем аристократическом происхождении. Девицы вновь обступили его и потащили обратно в клуб.

* * *

— Кто это все-таки? — на ходу прокричал Эмиль свой прежний вопрос.

— Сейчас доедем до места, на ходу не поговоришь! — выкрикнула она ему, надеясь, что парень услышит.

Через двадцать минут они были на прежнем месте в подворотне на Копперфилд-стрит. Эмиль жалобно вздохнул, прощаясь с великолепной машиной. Гермиона, тоскливо глядя на мотоцикл, подаривший им массу впечатлений, взмахнула палочкой:

— Фините инкантатем!

Перед ними снова лежал старый ржавый велосипед. Эмиль даже опомниться не успел. Превращение произошло слишком внезапно для него, оставив ощущение нереальности происходящего.

— Спасибо тебе! — Гермиона благодарно посмотрела в лицо юноше. — Если бы ты знал, что ты для меня сделал…

— Мне самому чертовски понравилось все: и поездка, и разговоры по душам, и пицца. Кстати, ты мне так и не сказала, что это был за мужик, около клуба? Почему он тебя называл так странно — Грейнджер?

— Грейнджер — моя девичья фамилия. А этот мерзкий отвратительный тип — лорд Драко Люциус Малфой собственной персоной. Аристократишка с душой хорька. Мы с ним в Хогвартсе учились, еще тогда не ладили. Он, между прочим, получил от меня по морде.

— Серьезно?! За что?

— За свой поганый язык. Этот хорек все время доставал Гарри и… — тут Гермиона запнулась и побледнела. — Гарри! Как же я забыла о его предупреждении. Я на квартиру, на камин даже защитных чар не поставила! — она схватилась за голову. — Да что со мной такое?! Прокол за проколом! Я же обещала Гарри, что буду связываться с ним постоянно.

Гермиона взглянула на часики. Времени было около половины пятого ночи. Она подошла к Эмилю, обняла его и сосредоточилась на своей собственной гостиной. Парень опять напрягся, ожидая перемещения. Послышался резкий звук, напоминающий удар кнута, и Эмиль с Гермионой аппарировали, через секунду оказавшись в уютной комнате с камином, где до сих пор стоял накрытый стол, и догорали свечи. Парень с трудом расцепил руки на её талии.

— Черт, какие всё-таки ощущения неприятные…

— Ты в порядке?

— Да… вроде…

— Подожди, я наложу защиту и отпишусь Гарри. Надо за совой сходить.

Тут в полутемном углу гостиной послышалось какое-то шевеление, тихое покашливание. Гермиона вздрогнула и рефлекторно прижалась к Эмилю посильнее. Он обнял ее за плечо, как бы уводя ее за себя, пытаясь защитить, сам напряженно всматриваясь туда, откуда донеслись звуки.

— Вот с защитой, мадам, вы опоздали!

Из темноты весь в черном, как черт из табакерки, сверкая черными цыганскими глазами, медленно выступил красивый блондин среднего роста лет тридцати. Этот контраст в цвете глаз и волос на какое-то мгновение ослеплял. Мужчина вальяжно подошел к дивану, усмехнулся и сел, закинув ногу на ногу.

— Вы кто? Вам что надо? — резко спросила Гермиона, пытаясь нащупать палочку в своей безразмерной сумочке.

— Позвольте представиться, мадам! Я Батов. Христо Батов.

— Мать твою, — обреченно выдохнула Гермиона; в голосе её послышались нотки страха.

— Твою мать, — протяжно, по-русски произнес Эмиль, пристально осматривая непрошеного гостя, скользя изучающим взглядом по нему сверху вниз.

— Кто тебе, сопляк, позволил так выражаться при женщине? — протянул Батов по-русски, презрительно оглядывая юного маггла в ответ. — При ТАКОЙ женщине? При МОЕЙ женщине?

— Ты сбрендил, мужик, — так же по-русски ответил ему Эмиль, вскидываясь и стойко пытаясь выдержать прожигающий насквозь взгляд болгарина. — С каких это пор миссис Уизли ТВОЯ женщина?

Батов ослепительно и, вместе с тем, язвительно улыбнулся в ответ:

— Что это ты вдруг на дыбы встал, как Конек-горбунок? Что это ты тут кипишь, шипишь и пузыришься? Гермиона Грейнджер — МОЯ! — он коротко хохотнул. — В любом случае ты к ней не имеешь отношения, так что пыл-то поумерь, малец. Тоже мне, рыцарь выискался.

— Ты, псих, выбирай выражения! У Гермионы есть муж и дети! — Эмиль, всегда спокойный, не узнавал сам себя.

— Неужели? А вот с моей точки зрения она свободна! Мне этого достаточно!

Тут до Эмиля, наконец, дошло, что они говорят по-русски.

— Ты говоришь по-русски так свободно? — парень так удивился, что даже на мгновение забыл о том, что перед ним очень сильный и опасный враг.

— Во-первых, ты еще молод, чтобы «тыкать» мне, щенок! — голос Христо завибрировал от гнева. — Изволь обращаться ко мне, как полагается! А во-вторых, я поражен, что тебя удивило мое знание русского. Любой болгарин владеет им практически в совершенстве. Я же знаю почти все восточно-европейские языки: венгерский, польский, румынский, чешский, прибалтийские диалекты… По роду деятельности полагается… Поле нашего семейного влияния и родовых интересов довольно обширное! — Батов уже в который раз самодовольно и, вместе с тем, хищнически улыбнулся. — Я уж не говорю про немецкий, английский, французский, испанский, итальянский… Да, кстати, еще скандинавские языки прибавь!

Эмиль очень хотел ответить ему какой-нибудь дерзостью, но вовремя сдержался. Молниеносно прокрутив в мозгу все последствия своей бравады, он сообразил, что если начнет выводить из себя этого непредсказуемого мага, то дождется какого-нибудь мощного проклятия. Теперь, в свете последних событий, в эти проклятия верилось крепко. Или еще хуже: взбешенный колдун может легко вывести его из строя. Гермиона, уж вроде, слабая женщина, и то, шутя, в гостиничном номере его обездвижила. Тогда бедняжка останется совсем одна перед лицом этого ненормального.

А она перепугалась… Эмиль сразу почувствовал напряжение молодой волшебницы, лихорадочно пытающейся понять, о чём на чужом языке так эмоционально разговаривают эти двое мужчин. Она крепко схватилась влажной от волнения рукой за пальцы юноши. Второй рукой, надеясь на то, что более-менее скрыта от Батова широким торсом Эмиля, шарила в сумочке, но палочка, как назло, не находилась среди хлама, наполнившего волшебное безразмерное нутро.

— Мерлин величайший! — причитала шепотом Гермиона, приблизив свои губы к маленькому уху парня. — Что вы там такое не поделили? Что он говорит? Что ему здесь нужно, Эмиль? Ну, хоть в двух словах объясни… — тон её стал умоляющим. Она прекрасно расслышала в русскоязычном диалоге своё имя и неприятно из-за этого нервничала.

— В двух? — Эмиль опять перешел на английский, говорил тихо, но вслух. Какого черта, этот Батов все равно поймет их, как понял, судя по довольно лукавому выражению лица, вопрос Гермионы. — В двух словах, дело обстоит так, миссис Уизли: этот вот, хм … человек (выругаться при даме не позволило как воспитание, так и предупреждение Батова) утверждает, что вы — ЕГО женщина.

Колдун наклонил голову в знак согласия.

Гермиона застыла от неожиданности такого утверждения, наглости и безапелляционности болгарина, затем беспомощно перевела взгляд с Христо на Эмиля. Оба мужчины красноречивыми взорами подтвердили, что она не ослышалась. Страх проник под кожу и распространился по телу липкой волной. Похоже, Батов что-то задумал в отношении её. Девушка даже не заметила, что в голосе Эмиля промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее ревность. Впрочем, юный гонщик сам не осознавал свои эмоции. Он чувствовал себя ответственным за эту хрупкую молодую женщину, которая так доверчиво прижималась к его плечу, ища поддержки. Ничего не приходило в голову. Оставалось только ждать и надеяться, что маг объяснит свои слова.

— Помилуйте, — чуть хрипловатым от переполнявших её эмоций голосом произнесла Гермиона, — что вы такое говорите? Я вас не знаю, в первый раз вижу. Буду с вами честной: мне нужно было забрать у вас древний артефакт, принадлежащий вашему роду — Чашу магического могущества, выяснить, как она действует, обосновать, каким образом эта вещь может повлиять на дискриминацию полукровок и магглорожденных волшебников и…

— Это я знаю… — протянул Батов, наслаждаясь её замешательством.

— В таком случае, что вы тут городите чушь? Я — замужняя женщина, мать двоих детей. Мой муж — чистокровный волшебник из древнего рода. Вы что-то напутали... Или намеренно пытаетесь запудрить мне мозги…

Она, наконец-то, смогла отыскать в сумочке волшебную палочку. От ощущения под пальцами спасительного кусочка виноградной лозы на её лице на короткое мгновение промелькнуло выражение облегчения и уверенности. Этого оказалось достаточно, чтобы колдун догадался о её намерениях. Легкое, почти незаметное движение руки, и палочка выскальзывает из вспотевшей ладони, из сумочки и летит к Батову. Он грациозно поймал сей предмет, сжал в руке, взмахнул, разрезая воздух серебристой волной.

— Внутри — жила дракона, даю руку на отсечение, — произнес Христо задумчиво. — Работа Оливандера. Зря это вы сделали, Гермиона, зря…— покачал болгарин головой, проведя пальцем по кончику палочки.

Девушка стояла и смотрела на него, бледная, дрожащая от страха, гнева и растерянности; Батов в полной мере продемонстрировал ей, как виртуозно владеет невербальной и беспалочковой магией. Неутешительный вывод напрашивался сам собой: они полностью безоружны, и Гарри вызвать нет никакой возможности. Ну, почему она повела себя так беспечно?! Почему рядом с этим русским парнем забыла обо всем: о том, что нужно перекрыть камин, поставить сигнальные чары, связываться с Поттером каждые полтора часа, как было велено… Впрочем, глядя на Батова, девушка уже сомневалась, что установленное ею наспех нагромождение защитных заклинаний надолго бы его остановило.

— Что вам надо? — голос Гермионы от отчаяния готов был вот-вот сорваться на всхлипы. — Да, я жалею, что ввязалась сдуру в это дело, втравила этого молодого человека… Да, я переоценила свои возможности, вообразила, что…

— Гермиона! Милая Гермиона! — почти пропел болгарин, перебивая её и встряхивая головой. — Мне так импонирует ваше рвение, ваш профессионализм, ваша жажда что-то кому-то доказать, но неужели вы до сих пор наивно полагаете, что выказанное с вашей стороны желание поучаствовать в…хм… моей поимке — это продукт именно вашего сознания и воли?

— Дело, о котором мне сообщил глава Аврората, я нашла весьма интересным, мистер Батов. По крайней мере, безвылазного просиживания в министерском кабинете не подразумевало. К тому же, у меня имелся кое-какой опыт открытого сопротивления темным силам… — Гермиона изо всех сил пыталась придать голосу уверенность и твердость. — Я ознакомилась с материалами, которые были присланы дружественной разведкой из Восточной Европы, и предложила главному аврору Поттеру взять миссию по поиску чаши на себя.

— И вас ничего не удивило, не поразило, не насторожило, когда вы занялись этим делом, а?

Эмиль не вмешивался в разговор. Он почувствовал, что Гермиона решила какими-то обходными путями выяснить, почему с самого начала операция пошла не так, как надо, и с какого такого перепугу Христо объявил её своей собственностью. Тут нужна была тонкая дипломатическая игра с психологическими уловками, и все зависело от того, удастся ли хоть чуть-чуть притупить бдительность этого странного человека. А Батов, казалось, перестал обращать внимание на никчемного маггла, целиком сосредоточившись на женщине. Какой-либо агрессивности он не проявлял, оставаясь спокойным и невозмутимым.

Волшебница попыталась вспомнить, что двигало ею, когда она читала отчет. Сейчас она сама не понимала причин своей внезапной инициативы. Перебирая в памяти моменты из позавчерашнего разговора с Гарри, Гермиона вдруг осознала, что энтузиазм, охвативший её, был, мягко говоря, зашкаливающим. Только Гарри заикнулся о том, что она — прирожденный исследователь и наверняка обрадуется возможности изучения этой самой чаши, дал ей прочесть материалы дела, как её просто подбросило от воодушевления. Она не просто согласилась на изучение артефакта, но еще и разработала в уме план, как эту чашу добыть, как схватить Батова и, главное, сумела убедить Гарри в том, что справится в лучшем виде. Ведь Поттер предупреждал о трудностях и опасности этого предприятия, о том, что такие дела — в компетенции Аврората, но она как будто оглохла и ослепла, не желая принимать никаких доводов.

— Вы правы, мистер Батов. Некоторые детали этой моей… эпопеи выглядят действительно странно.

— Например, какие? — дурмстранговец хитро сощурился.

— Позавчера я была, скажем так, не в себе от переполнявших меня эмоций. Вероятно, я просто соскучилась по приключениям, настоящему делу. Не знаю… Не могу объяснить. Вероятно, поэтому не обратила внимания на кое-какие вещи…

— Продолжайте, мисс Грейнджер! Что вы имеете в виду?

Сердце опять упало и запуталось во внутренностях. Что ж он так настаивает-то на том, что она свободна? Эти заявления болгарина нервировали молодую женщину. Она не понимала, какой скрытый смысл заключен в его словах, каким образом этот сумасшедший решил вмешаться в её жизнь.

«Сейчас возьмет и заявит, что я, как грязнокровка, являюсь его рабыней», — пронеслось в уме у Гермионы, — «как домовой эльф».

— Моё имя — Гермиона Уизли, мистер Батов. Я могу еще раз повторить, чтобы вы запомнили.

— Мне нет нужды запоминать эти глупости. Мы признаем только такие магические браки, перед таинством которых совершается древний обряд, характерный для всех чистокровных семейств Европы: вступление женщины в род, будь она чистокровной, магглорожденной или полукровкой и благословение главы рода. Вы с Рональдом Биллиусом Уизли просто заключили магический союз, который без вышеупомянутого обряда может быть легко расторгнут по инициативе одной из сторон.

Гермиона взглянула на Христо так, словно готова была испепелить его на месте. Да, обряда такого не проводилось, и не только над нею, но и над всеми остальными невестками Артура и Молли: Флер, Одри и Анжелиной. Артур все эти древние ритуалы считал сущей чепухой, пережитками прошлого, анахронизмом, неудивительно, что в глазах почти всего аристократического чистокровного сообщества он выглядел изгоем, предателем крови. Все его сыновья, кроме Перси, женились отнюдь не на чистокровных дамах. Флер — на четверть — вейла (чтоб ей…), Анжелина — полукровка, сама Гермиона — магглорожденная. Дочь вышла замуж за полукровку, хотя само имя Гарри Поттера — это уже — о-го-го! Раньше Гермиона вообще не задумывалась над этим, но теперь ощущала себя как-то странно, обделенной что-ли… Традиции магического мира вдруг предстали перед ней в ином свете. Что и говорить, ведь даже один из лучших друзей, самый преданный делу борьбы с Волан-де-Мортом человек, сын мракоборцев — Невилл Лонгботтом — и тот женился на чистокровной Ханне Эббот. Видать, бабуля внушила ему необходимость в сохранении чистой крови их древнего рода. Сам-то он вряд ли слишком заворачивался на таких вещах.

Эмиль видел, что на лице девушки написано состояние внутренней борьбы. Она задумалась, отвлеклась от первоначальных размышлений. Наверняка, Батов увел ее от нужного разговора специально. Как будут развиваться события, парень предугадать не мог.

«Пусть пока заговаривают друг другу зубы», — подумал он, — «а я подумаю, что можно сделать, как выкрутиться из этой ситуации».

— Поверьте, мистер Батов, по моей инициативе наш с Рональдом брак расторгнут не будет! — возмущенно произнесла Гермиона, кипя от негодования.

— Да неужели? Вы счастливы со своим, так называемым, супругом?

— Конечно!

— Вы в этом уверены? — Христо явно забавляла вся эта ситуация.

— Уверена! Прекратите городить глупости. Он — прекрасный муж и отец моих детей.

— А если инициатива последует с его стороны?

Гермиона насторожилась. Слишком уж масляно и как-то опасно прозвучали из уст Батова его последние слова.

— Рон любит меня и малышей. С чего бы вдруг он пошел на такой шаг, если я не давала ему никакого повода усомниться во мне, как в жене или матери его детей.

— Как знать, как знать… Во-первых, я знаю точно, что Рональд Уизли отнюдь неравнодушен к чарам вейл… А во-вторых… Да что далеко ходить, вон он — повод для его мучительных сомнений в вашей верности — перед нами… — болгарин сверкнул черными глазами и расхохотался.

Эмиль вздрогнул и решил, что ослышался, затем перевел взгляд на Гермиону. Она стояла, замерев, как изваяние, пунцовая до корней волос, почти не дыша, словно получила удар прямо в солнечное сплетение.

— Что, язык проглотили, мадам? — блондин, наклонив голову, продолжал сверлить волшебницу пристальным взглядом, в котором каким-то странным причудливым образом отражалась целая гамма чувств, исключающих друг друга: презрение, похоть, нежность и превосходство.

«М-да, такие повороты не для моей лошади», — закатив глаза, подумал Эмиль. — «Блин, неужели он попал в точку?!»

Однако русский тут же поймал себя на мысли о том, что будет чувствовать себя неприятно, если Гермиона начнет абсолютно всё отрицать. Это было бы ложью с ее стороны, потому что он видел глаза этой женщины, чувствовал биение ее сердца, вдыхал сладкий запах духов, смешавшийся с ароматом желания, когда, они стояли, тесно прижавшись друг к другу, на набережной Темзы. Все в ней выдавало не просто симпатию к нему, а, доподлинно, нечто большее. Парень уже и сам не мог понять, что испытывает к этой молодой красивой женщине. Ясно одно, она ему точно не безразлична. Пусть их общение было слишком недолгим, что с того… оно подарило ему новый мир, центром которого стала она.

— Я люблю Рональда Уизли, ясно вам! — тем временем взяв себя в руки и глубоко вздохнув, произнесла Гермиона.

— Я позволю себе в этом усомниться… Ты — не домашняя хозяюшка или какая-нибудь клуша, привязанная к самцу бытом, детьми, домом. Ты — огонь, ураган, экспрессия… Ты чертовски умна! Тебе нужны чувства, переживания, эмоции, клокочущие, точно лава в жерле вулкана. Если этого не будет в твоей жизни, ты погибнешь, став самой заурядной бабенкой! Уизли — полнейший дурак. Это знают и видят все, кто его окружает. Они же и внушили тебе, что ты такая правильная, такая безупречная. Тебе ведь очень важно мнение тех, кем ты дорожишь. Только, незаметно для них, ты пытаешься сопротивляться этому болоту, ты любишь и умеешь рисковать, нарушать правила. Вот почему я выбрал тебя, моя прекрасная леди! Выбрал уже давно! — Батов с восхищением посмотрел на молодую ведьму. В глазах его зажегся опасный мрачный огонь.

«Во, даёт, собака!» — чуть не выругался вслух Эмиль. — «Он, точно, спятил!»

Только опасение, что этот экзальтированный мужик завалит его каким-то там смертельным заклинанием зеленого цвета (Гермиона упомянула его, но название было глупое и благополучно позабылось), остановило парня от крепких высказываний в адрес этого негодяя. «Негодяй», тем временем, не собирался прерывать разговор. Волшебница молчала, словно бессловесно соглашалась с каждым словом болгарина из его последней тирады.

— Итак, мы отвлеклись! На какие же вещи вы не обратили внимания, мадам, когда так решительно взялись за моё дело? — Батов снова перешел на «вы».

Гермиона вздрогнула от этого вопроса, пытаясь вновь сосредоточиться на тех самых воспоминаниях, которые должны были, по зрелом размышлении объяснить многое.

* * *

— На какие вещи? — девушка задумчиво взглянула на Батова. — Сейчас мне показалось странным, что отчет пришел так поздно, за день до начала операции. У Аврората совсем не было времени подготовиться, просчитать все ходы. Мистер Поттер решил просто посоветоваться со мной, дал почитать отчет разведки. Всё обсуждалось на ходу, впопыхах.

— Браво, мисс Грейнджер! А еще что?

— Еще? Мне вот сейчас самой интересно, с чего вдруг я так завелась? Как только взяла этот отчет в руки, меня охватил какой-то непонятный азарт. Такого со мной раньше не было. Я человек, в общем, обстоятельный, привыкла всё просчитывать, всё предусмотреть. А тут… будто понесло меня… — она внезапно замолчала, как будто снова решила про себя подивиться собственной беспечности.

— Отлично! Ваш ум не зря слывет самым аналитическим в Отделе магического правопорядка Британского Министерства. Продолжайте!

— Что продолжать? — спросила Гермиона мрачно, явно досадуя на себя. — Какие-то мысли начали лезть в голову неподобающие, желания разные. Приключений каких-то захотелось… Раньше за собой я этого не замечала.

— Неужели? — болгарин состроил вопросительную мину. — Вы всегда были такой, только став взрослой, начали почему-то строить свою жизнь под чужую диктовку. Мне перечислить все ваши хогвартские приключения?

— Не нужно.

— Ну, теперь послушайте мой рассказик. Вы, как-никак, главная его героиня.

— С чего бы это?

— С того, что я выбрал вас! Как я сказал, уже давно!

— Как давно?

— Давно, еще на четвертом курсе! Когда приезжал сюда с нашими парнями и Каркаровым на Турнир трёх волшебников.

* * *

— Что? — Гермиона аж подскочила. — Вы были в составе дурмстранговской делегации?

— А что удивительного? Все представители древнейших чистокровных семейств Восточной Европы сопровождали потенциальных участников в Хогвартс. Мой старший брат тоже бросал своё имя в кубок. Ему не повезло. А может, повезло, это как посмотреть. В то время я был незаметным четырнадцатилетним подростком. Одним из многих, которые меркли на фоне великолепного Виктора Крама. Еще бы, звезда нашей квиддичной сборной, ловец, каких поискать…

Девушка хотела, что-то возразить, но Батов словно прочитал её мысли:

— Вот не надо о Поттере сейчас! Слышали мы о вашем герое и не раз! — он скривился. — И самый молодой ловец и ла-ла-ла и бла-бла-бла… Шумиху раздули невероятную, а КПД от его персоны — чуть больше нуля!

«Квиддич, должно быть, визитная карточка всего их магического сообщества… Кто в квиддич не играет или не интересуется им, тот — полный отстой, как-то так», — мелькнуло у Эмиля. Он стоял поодаль, стараясь быть как можно менее заметным.

Гермиона, казалось, возмутилась по поводу несправедливостей в адрес Гарри гораздо больше, чем по поводу своих неприятностей:

— Стало быть, победа над Темным лордом — детские игрушки?!! Что-то чуть больше нуля?!

— Хотел бы я посмотреть, кого б он там победил, не будь при нем вас, моя дорогая, и этого рыжего недоразумения, кое торжественно именуется вашим супругом? А уж про то, что сделал для Поттера товарищ по несчастью нашего покойного директора, Снейп, кажется, я вообще молчу! Словом, кто только в этой победе не поучаствовал, даже это чудо в перьях из Хогвартса, ваш приятель, профессор-ботаник! Заметьте, я говорю не о битве за вашу славную Альма-матер, я имею в виду только убийство Тома Марволо Реддла.

— Всё-то вам известно, всё-то у вас по полочкам разложено, — зло процедила сквозь зубы Гермиона, едва сдерживаясь. Видимо, потому что крыть было нечем.

«О, как! Этот Гарри Поттер — больная тема для неё» — размышлял Эмиль, пребывая потихоньку в стороночке. — «Лучше плохо о нем не отзываться. Видимо у него в их мире что-то наподобие культа личности. По виду, ничего особенного: мужик как мужик. Этот белобрысый из ночного клуба и то виднее! На педика только смахивает…».

Батов, тем временем, решил, что Гарри Поттер, как тема для разговора, ему смертельно надоел, и вернулся к своему рассказу.

— Я продолжу! На чем я остановился?.. Ах, да, Виктор Крам становится одним из трех участников состязания. Кстати, пресловутый Поттер и здесь сумел затесаться четвертым. Я слышал, что все это было сделано для того, чтобы подать его под соусом на обед прямо к Волан-де-Морту… Может быть и так. На меня никто не обращал особого внимания. Я же пристально наблюдал за одной юной гриффиндорочкой. Серьезной, умненькой, с горящими карими глазками и пышными волосами. Уж не знаю, чем она меня зацепила, — протянул Батов насмешливо, лукаво поглядывая на девушку, — но, увидев её, я потерял покой, сон, аппетит… Я, конечно, немного утрирую, но эта малышка действительно стала моей навязчивой идеей.

Гермиона благоразумно помалкивала, чтобы снова не попасть из огня да в полымя, раздумывая, как вернуть свою палочку.

— Для девочки этой меня не существовало… Я же следил за нею везде, где только можно! Как она ест, как она разговаривает, как она улыбается, что читает, как учится, как колдует: мне было интересно знать про неё всё! И всюду за этой особой таскались двое придурков: один — рыжий оборванец, второй — патлатый очкарик…

Девушка вновь вскипела, как вода на раскаленных углях:

— Выбирайте выражения, вы говорите о моих родственниках!

— Хорошо, хорошо, не кипятитесь, Гермиона! Просто эти два субъекта слишком мешали мне приблизиться к ней, не давали никакой возможности даже познакомиться, заговорить. Я был так стеснителен тогда, так зажат… Да и строгие законы рода запрещали мне даже думать о магглорожденной, как об объекте страстных воздыханий.

— Вот и не думал бы! — еле слышно буркнула ведьма.

— Это было выше моих сил, простите, мадам, — съязвил Батов в ответ. — Особенно в свете подготовки к Святочному балу. Нужно было срочно найти в пару какую-нибудь девушку на торжество. И вот ведь удача: я узнал, что рыжий и очкастый вовсе не собираются приглашать мою несравненную милую фею. Один воспылал неземной страстью к какой-то узкоглазой когтевранке, а ваш, тогда ещё будущий, супруг, мадам, потерял последний умишко из-за вейлы — участницы турнира.

— Сволочь! — тихо прошипела Гермиона.

— Что, моя красавица? Вы что-то сказали? — приподнял брови Христо.

— Я говорю, что эта вейла — тоже моя родственница!

— Гермиона, — шепотом отозвался помалкивавший до этого в сторонке Эмиль, — кто это — вейла?

Гермиона совсем взбеленилась:

— Это существо в женском обличье, чары которого заставляют мужчин думать не головой, а головкой!

Эмиль закатил глаза. Батов расхохотался:

— Нет, вы просто неотразимы! Я же был тогда на седьмом небе от счастья и неделю сочинял свое приглашение, все представлял, как я подойду к ней, как заговорю…

— Слишком долго собирались, сэр! — отчеканила ведьма.

— Вы правы, слишком долго! Когда я уже совсем было собрался, в смысле, с духом, то узнал, что эта девочка уже приглашена! И кем? Самим Виктором Крамом! Против него у меня не было никаких шансов. Я заплакал, первый раз в жизни! От отчаяния! — Батов говорил об этом сейчас с какой-то мягкой самоиронией, как будто не верил, что все это происходило с ним…

Гермиона недоверчиво взглянула на него: не верилось, что этот красивый, язвительный мужчина со своеобразным чувством юмора способен распустить нюни. Болгарина, похоже, понесло по волнам воспоминаний собственной гормонально бурной юности:

— Тогда я пригласил первую попавшуюся девчонку с Когтеврана, вроде её звали Мариэтта, точно не помню!

— Какое украшение с моей помощью она приобрела на своем лбу! — перебила Гермиона с мстительной радостью. — Интересно, оно сошло или всё еще на ней?

— Мне она была не интересна, — продолжил Батов. — Глупая блондинка! Я искал в толпе совсем другую девушку. И вот она входит в зал под руку с Крамом, прекрасная, несравненная, воздушная. Как богиня Геба, сошедшая с облаков. Её было не узнать: розовое платье, взрослая прическа. Я просто дар речи потерял и твердо решил, что она будет моей. Любой ценой!

— Я магглорожденная! — с облегчением выдохнула Гермиона. — Ваши законы и древние традиции не позволят вам, чистокровному, даже приблизиться к такой, как я, к грязнокровке! — она намеренно делала ударение на этом оскорблении, которое в детстве часто больно ударяло по самолюбию, как пощечина. — Такую, как я, даже наложницей сделать непозволительно!

— А вот тут вы ошибаетесь, моя сирена! — медленно, с расстановкой произнес Батов.

— Ошибаюсь? — Гермиона снова растеряла в мгновение ока всю только что обретенную уверенность. — Ничего не ошибаюсь! Вы сами сказали об этом недавно.

— Сказал, — согласился Христо, крутя в пальцах палочку Гермионы. Девушка не отрывала от неё глаз и понимала: дурмстранговец всё равно отреагирует быстрее, чем она сумеет подскочить к дивану и вырвать палочку из его руки. Не стОит даже пытаться. Мерлин знает, каким боком в этом случае его любовь повернется. Батов проследил за взглядом молодой женщины и покачал головой, как бы призывая сохранять благоразумие.

— Я не зря упомянул о древнейшем обряде введения женщины в новый род. После него она приобретает всю защиту, а также силу и магию этого рода. У нас все родственники собираются на свадьбу. Это слишком важное событие. И перед каждым бракосочетанием сей обряд проводится в присутствии всех старейшин над каждой, кто будет делить ложе с мужчиной нашей семьи и рожать детей. Скажите, Гермиона, вы ведь прекрасно знакомы с генеалогией самых известных чистокровных семейств Британии? — болгарин внезапно перевел разговор в другое русло.

— Не всех, — хрипло произнесла она, пытаясь понять, к чему колдун клонит.

— Что — не всех?

— Не всех семейств… Я, естественно, изучала генеалогию Уизли, а также Поттеров, Пруэттов, Лонгботтомов, Блэков. Совсем не представляю себе семейное древо Малфоев со стороны господина Люциуса Абраксаса, Лейстрейнджей, Принцев, Паркинсонов, Кэрроу. Они свои семейные тайны посторонним не демонстрируют. Неплохо знаю шотландские корни нынешнего директора Хогвартса…

— Ну… все, все! Куда вас опять заносит-то так? — Батов улыбнулся. — Скажите, вы не заметили, что практически все чистокровные состоят друг с другом в родстве.

— Представьте себе, я это заметила! И даже проследила родственные связи между всеми этими родами. В некоторых родословных — вообще сплошное безобразие: у человека в четвертом поколении предков должно быть шестнадцать разных человек, а у некоторых чистокровнейших представителей магического сообщества — по шесть, по восемь, самое большое — по двенадцать.

— И к чему это ведет?

— К вырождению, естественно: к уродствам, болезням, потере магического потенциала…

«Что это за генетическую консультацию Батов ей устроил?» — думал тем временем Эмиль, совершенно позабытый как болгарином, так и Гермионой в их совместном пылу юношеских воспоминаний. Размышляя об этом, парень бессознательно перемещался на левую сторону от Батова. Тот даже не удостоил Эмиля взглядом, а горячо пытался донести до Гермионы истину, которая ей, впрочем, была давно известна. Она уже поняла, куда болгарин клонит, но пыталась намеренно тянуть время: вдруг Гарри, как благородный рыцарь, внезапно появится в гостиной и спасет свою незадачливую подругу детства.

Болгарин тем временем продолжал:

— Поэтому в каждом чистокровном семействе существует негласное, но обязательное для всех правило: если в роду слишком много близкородственных браков, то раз в несколько поколений, или раз в несколько лет не возбраняется влить в него совершенно новую, свежую кровь, ввести женщину так называемого сомнительного происхождения: полукровку или магглорожденную. При условии, конечно, что она абсолютно здорова, красива, обладает хорошим магическим потенциалом.

— Да, я слышала об этом, — произнесла Гермиона задумчиво. Она сама совсем недавно рассказывала об этом Эмилю. — А каким образом это правило действует в вашем многочисленном роду, мистер Батов?

— В нашем роду все неженатые мужчины, достигшие брачного возраста, то есть с 17 до 70 лет, будь то холостяки или вдовцы, тянут жребий, по которому каждый третий из них обязан ввести в род полукровку или маглорожденную для сохранения здоровья и полноценности семьи, являющихся залогом могущества. Естественно, происходит это не каждый год, а очень редко, только один раз в…

— …сто лет!!! — выдохнула Гермиона, широко раскрыв глаза. Кажется, она только что поняла, что собой представляет эта Чаша.

— Да, верно! — Батов с удивлением посмотрел на неё. — Почему вы так решили?

— Чаша… В ней все дело? Именно она является краеугольным камнем ритуала, при помощи которого нечистокровная женщина входит в ваш род!

Глаза Христо светились непередаваемым изумлением и восхищением.

— Я всегда знал, что ты, Гермиона Грейнджер, самая фантастическая женщина на свете! Прошло пятнадцать с лишним лет, но ты почти не изменилась внешне, осталась прекрасной, словно юная девушка. Ты умна и потрясающе сильная ведьма! Я горд, что ты будешь представительницей нашего древнейшего достославного рода, к которому принадлежали могущественнейшие маги Европы, а также короли, графы, князья, бароны… Стефан Баторий, Альжбета Батори и множество других знатных имен Болгарии, Венгрии, Трансильвании будут красоваться в родословной наших детей!

— Уважаемый, откуда столько пафоса? — дрожащим голосом проговорила Гермиона. У нее начиналась паника. Еще чуть-чуть, и Батов просто применит к ней Империо и просто похитит её. Она больше никогда не увидит своих детей, не обнимет Рона. И этот мальчик в гостиной… Что с ним будет? Как все ужасно! Она сама виновата, сама, как дура, игнорировала все предупреждения Гарри, и вот теперь настала пора расхлебывать компот из собственных ошибок, самонадеянности, пофигизма.

— Я просто восхищен твоим умом, моя красавица! Я слишком долго ждал тебя и поэтому я так счастлив!

Гермиона болезненно зажмурила глаза. У нее иссякли все аргументы, её жутко клонило в сон. Хотелось рухнуть прямо на пол и спать, спать, спать… А еще лучше — упасть в объятия молодого мужчины с удивительными светлыми глазами и восхитительными губами, прижаться к нему и не думать ни о чем… Заснуть на его широкой мощной груди и проснуться, когда этот чертов болгарин испарится отсюда куда угодно, желательно подальше.

«Что, вообще, происходит?» — мучительно, по капле, сквозь подступающую от бессилия дремоту, выдавливала ведьма из своих мозгов мало-мальски разумные мысли. — «Что такое с мужиками сталось в последние два дня? Как с ума посходили… По крайней мере, романтических переживаний мне с лихвой хватило на десять лет вперед Так все странно: и поведение Гарри, и Батов этот с его излияниями…»

Эмиль… Девушка подняла уставший взгляд на красивого юношу, который неотрывно смотрел на нее. Взор парня говорил красноречивее всех слов. В нем светились нежность, восхищение, благодарность и, вместе с тем, решимость защитить любой ценой.

«Действительно, как ангел-хранитель — прекрасный и безрассудный», — подумала Гермиона. — «Знает ведь, что абсолютно беспомощен перед Батовым, а не боится его. По крайней мере, страха в его глазах я не вижу».

— Можно мне взглянуть на эту чашу? — спросила вдруг Гермиона. — Или грязнокровка не может коснуться сего драгоценного предмета?

— Можно! — торжественно проговорил Батов. Он поднялся с дивана, опустил свою левую руку в карман брюк и извлек какой-то крошечный предмет, потом направил на него палочку Гермионы и, бац, через мгновение держал в руках удивительной красоты сосуд из золота, украшенный драгоценными камнями грубой варварской обработки: рубинами и аметистами, символизирующими кровь и непорочность. По краю фосфоресцировало, переливаясь, зеленоватое сияние.

Волшебница зачарованно смотрела на этот удивительной красоты предмет и чувствовала древнюю магию, исходившую от него. Эмиль взглянул на чашу мельком и переместился еще левее, надеясь, что Христо этого не заметит.

— Вот она — символ могущества нашего рода! Когда проводится обряд инициации, все старейшины и самые сильные уважаемые матери-ведьмы отдают по капле своей крови, чтобы вся их магическая сила перешла к новому члену. Верховный жрец свершает таинство, и женщина, испив из этой чаши, наделяется многовековой магией, становится чистокровной. Её дети, рожденные в священном браке, тоже будут чистокровными. Будь она хоть маггла по происхождению.

— Потрясающе! — с придыханием прошептала Гермиона. — А с ее помощью можно определить уровень магического потенциала?

В ней вновь проснулась исследовательница. Христо улыбнулся, видя жажду нового и неизведанного в глазах молодой женщины.

— Конечно! — он взмахнул палочкой из виноградной лозы, и из пальчика Гермионы закапала кровь. На всякий случай, убрав палочку назад, за спину, Христо протянул руку с чашей под алые капельки. Через минуту он поднес чашу к губам и прошептал заклинания на каком-то древнем славянском языке. Яркая вспышка на мгновение осветила гостиную, и вокруг двух мужчин и женщины распространилось золотистое сияние. Еще один взмах, и ранка затянулась.

— У вас магическое ядро невероятной мощи! Вы идеальны. Значит, я не зря до тридцати лет ждал вас, храня чистоту и непорочность, как этого требуют брачные основы нашего рода…

Гермиона с Эмилем изумленно переглянулись.

— Мистер Батов, но ведь я… я ж в некотором роде, не непорочна… — осторожно, точно прощупывая почву, произнесла девушка с надеждой в голосе.

— Это ничего не значит! Я совершал обряд наполнения чаши магической энергией и могу ввести в род любую женщину! Благословение мною получено!

«Чтоб тебя, девственник гребаный!» — вновь приуныла Гермиона. — «Каких только задвигов нет в этих древних традициях! Побольше, чем прихотей у беременной женщины, честное слово! В жены он меня собрался брать! Если восемнадцатилетнего невинного Рона я как-то вынесла, сама была такая, то тридцатилетнего непорочного неумеху не переживу точно».

«До тридцати лет!!! Я бы так не смог! Понятно теперь, почему он такой дерганый», — только и подумал Эмиль по этому поводу.

Христо, отошел на шаг назад, любуясь Гермионой, как Пигмалион — своей Галатеей, уменьшая чашу и убирая обратно в карман.

— Я отказывался жениться в семнадцать, в двадцать, двадцать пять… Я ждал, когда же подойдет, наконец-то, очередной срок обряда наполнения. Мотивировал это тем, что прежде мне необходимо постичь все древнейшие знания, накопленные родом. И я учился, овладевал всеми видами магии: беспалочковой, невербальной, боевой; изобретал новые заклинания, изучал магические труды многих достойных представителей нашего рода, а также всевозможные маггловские науки: физику, химию, биологию, астрономию, историю, иностранные языки. И вот, когда мне исполнилось тридцать, я испросил у старейшин разрешения тянуть свой жребий и сам вызвался провести этот опасный и сложный ритуал. Я знал, был просто уверен, что буду одним из тех, кто введет в род женщину с новой кровью. Мне очень повезло, что местом для наполнения чаши была определена территория Британского королевства, Уэльс. Главной проблемой стали вы, Гермиона. Ведь вы были замужней женщиной, по крайней мере, в глазах британского магического сообщества, у вас родились дети. Мне надо было оторвать вас от всего этого… И я решился…

«Он прямо, как Снейп. Сублимирует всю свою нерастраченную сексуальную энергию в энергию приобретения новых знаний, умений, навыков», — подумала Гермиона, глядя на Батова. — «Наверное, и я из-за этого же такая заучка».

Ей стало грустно от этой мысли. Вроде бы, живя с Роном, она знала, что он любит её, и в то же время чувствовала себя недоласканной и обделенной страстью.

«Наверное, дело в нас двоих… Нет, в первую очередь, во мне. Мужчины — они ж завоеватели… Их природа — насытить физиологическую потребность. Стихия женщины — любовь. Если женщина не научит этому мужчину, сам он не справится. Только благодаря нам мужчины способны ощутить силу настоящих чувств и раскрыться по-новому. Правда, женщины сами не хотят учиться этому, или стесняются или привыкли приходить на все готовенькое: и неземная страсть, и умелый любовник, и надежный человек для жизни — и все в одном флаконе».

* * *

— На что решился? — собственный голос показался Гермионе чужим.

— Решился провернуть самое рискованное дело в моей жизни. Требовалось завлечь тебя, заинтересовать, окутать мороком, Для этого пришлось в этом дурацком отчете выложить часть реальной информации о нашем семейном сокровище. Это было с моей стороны чистым безумием, но я должен был рискнуть.

— Что?!! — волшебница от неожиданности взвизгнула. — Отчет, который читали мы с Поттером — твоих рук дело.

— Разумеется.

Она вдруг почувствовала себя полнейшей идиоткой, которую обвели вокруг пальца, как маленького ребенка. По крайней мере, Аврорату досталась хоть какая-то подлинная информация.

— Я же чувствовала, что с этим отчетом что-то не так… Меня как будто собственная интуиция пыталась остановить, предупредить… Почему я к ней не прислушалась, не разобралась во всем, а полезла в это опасное предприятие, очертя голову! — Гермиона чуть не плакала.

— Конечно! В нем все было не так! Я же наложил на него чары морока томления… Мне нужно было выпустить на свободу твоё подсознание, заставить тебя заглянуть в глубину твоей женской сущности… Мне хотелось видеть тебя полностью свободной от казенщины и связывающих по рукам и ногам приличий. И ты освободилась, твои желания стали крылатыми, вылетели на волю… Тебе захотелось безумств, захотелось действовать, как хочется, а не принуждать себя к тому, чего ждут окружающие.

— Подожди, Христо… — Гермиона даже не заметила, как сама начала фамильярничать с болгарином. — А как же наши разведчики?

— Милая, кто же отследит беспалочковое Империо? Эти болваны сделали все, что я им приказал. Через них же я узнавал нужные сведения о тебе! Не буду хвастаться, но моему Империо даже всемогущий Поттер не смог бы противиться!

— Как же ты проник в разведгруппу?

— Оборотное зелье!

— Ну, конечно, что ж еще, — прикусив губку, произнесла ведьма.

— Теперь ты понимаешь, что я ради тебя готов на все! — спросил блондин.

— Зачем же ты дал в отчете неверные сведения о себе? — вопросом на вопрос огорошила его Гермиона.

— Мне было нужно время, чтобы провести ритуал. До этого времени ты не должна была знать меня настоящего. Я придумал эти данные, чтобы ты заняла себя поиском фальшивого Христо Батова. Вот только я не подумал о том…

— …о том, что кто-то идеально подойдет под это описание! — торжествующе закончила за него Гермиона. — Решил направить меня по ложному следу, ты не ожидал, что я исчезну из Кардиффа так быстро! В этом твой просчет, Христо! Кстати, а что это за путаница с номерами?

— Это — тоже игра случая. Мне было нужно, чтобы ты была в поле моего зрения. Значит, твой номер должен был находиться на том же самом этаже. Я просто не до конца обвел цифру 8 проявляющимися чарами. Странно, что на копии изначальные сведения проявились так, как нужно… Мне повезло, что ты её не просмотрела, как следует. А еще поразило, как ты пыталась сопротивляться наложенному мной мороку! Фантастика!

— Ты и про копию знаешь?

— Я знаю все! Если я даже что-то упустил, это сейчас не имеет значения. Сейчас мы с тобой отправляемся в наш родовой замок. Уже завтра ты будешь чистокровной.

Гермиона вздрогнула. Такая спешка со стороны Христо её просто ошеломила, как ледяной душ. Страх выворачивал все нутро, гудел в мозгу призывным набатом: «Думай! Думай!» Как назло, способность соображать испарилась мгновенно, как по заказу. Она в панике взглянула на Эмиля.

Тот тоже пребывал в шоке от такого заявления Батова. «Как ему приспичило-то! Видать, тридцать лет для начала таких радикальных перемен — крайний срок! Мозги уже не те!» Юноша пытался глазами хоть как-то приободрить, успокоить несчастную девушку, но выхода из столь сложной ситуации не находил.

«Блин, почему на треке отлично соображается за доли секунды!» — промелькнуло у него отчаянно. Батов тем временем сделал шаг к Гермионе, направляя на девушку её же собственную палочку. Она закрыла глаза, и слезы заструились из-под темных пушистых ресниц.

«А, черт! Да гори всё оно синим пламенем!!!» — мелькнуло в мозгу у парня, а тело уже действовало независимо от разума.

Перед глазами все проносилось как в замедленной съёмке, отдельными кадрами. Молниеносный прыжок к не подозревающему ни о чём болгарину… странное выражение черных глаз Христо… резкий рывок правой рукой за шелковую черную рубашку… рассекающий выброс левой рукой, сжатой в кулак… мощный удар в челюсть… мотнувшаяся блондинистая голова Христо… второй выброс… снова удар по челюсти… третий удар в то же самое место — почти на полу…

Гермиона, зажмурившись, ожидала страшной развязки, которая была неминуема, как смена времен года. Секунда, две, три... звуки ударов… хруст… быстрое прерывистое дыхание… глухой звук падения тела на ковер…

Она открыла глаза и не поверила им: на ковре с лицом, разбитым в кровь, без сознания, валялся Христо Батов; около него лежала её волшебная палочка. Эмиль стоял рядом, успокаивая дыхание, чуть-чуть потирая костяшки левой руки пальцами правой. Это было невероятно: могущественнейший темный маг, владевший древними сакральными знаниями просто и незатейливо был нокаутирован самым обычным магглом. Девушка не могла пошевелиться, ей казалось, что перед нею развернулось действо из хорошо разыгранной пьесы.

— Герми, он скоро очухается, тогда нам точно крышка. Сделай что-нибудь с ним, — голос Эмиля был, как всегда, тих и спокоен, звучал абсолютно ровно, без каких-либо нервных модуляций, но самого парня изрядно потряхивало.

Волшебница пришла в себя. Она подскочила к Батову, схватила палочку и, мгновенно обретя уверенность, невербально сотворила заклинание: «Инкарцеро!»

Она водила палочкой по всему телу болгарина, которое оплеталось крепкими веревками. Через несколько секунд Христо был похож на кокон бабочки.

— Так оно надежнее! Хотя бесполезно! Как только этот дьявол придет в себя, он сбросит эти веревки! — она посмотрела на Эмиля с некоторой долей озабоченности.

— Значит, нужно сделать так, чтобы он в себя не пришел… У тебя сильнодействующее снотворное есть?

— Мерлин! Эмиль, я тебя обожаю! — Гермиона быстрым гибким движением сорвалась с места и скрылась на кухне. Парень внимательно смотрел на Батова, готовый сразу же отвесить ему еще одну оплеуху, если болгарин вдруг вздумает очнуться.

Гермиона внезапно опустилась около Батова на колени, возникнув рядом, как призрак. Юноша вздрогнул. Девушка держала наготове флакончик из синего стекла.

— Так, Эмиль, сядь рядом и чуть приподними ему голову… Да… Вот так. Блин, надо челюсть ему разжать…

— Она у него, по-моему, сломана… Сейчас… Лишь бы она вообще не отвалилась!

— Так ему и надо, уроду! — Гермиона, мстительно сощурив глаза, вливала зелье в окровавленный рот Христо, проводя время от времени указательным пальцем по кадыку, чтобы Батов все проглотил.

— Что это ты ему дала?

— Зелье сна без сновидений. Он заснет мгновенно, спать будет не меньше 8 часов, сколько и нужно для здорового сна. Челюсть ему пусть авроры вправляют, это им нужна его обстоятельная говорильня! — она взглянула с непередаваемым отвращением на своего пылкого воздыхателя. — Тьфу! Видеть его не могу.

Волшебница порылась в своей безразмерной сумочке, которая продолжала болтаться у неё сбоку, вытащила оттуда мантию-невидимку и прикрыла неподвижную тушку болгарина. Он исчез. Эмиль искоса посмотрел, потрогал пустое место, оказавшееся на ощупь твердым, покачал головой, но ничего не сказал.

Гермиона уронила руки на колени. Возбуждение начало сменяться странным торможением. Сил и энергии, казалось, не осталось ни на что… Внезапно, что-то подхватило её вверх. Девушка, устало поднимая глаза, увидела рядом с собой Эмиля, который крепко держал её за плечи.

— Ну, все-все, Гермиона, ты просто умница! Ты просто молодец! — он заключил молодую женщину в объятия и приговаривал ей на ушко тихо-тихо разные слова утешения и поддержки.

Они оба выглядели не лучшим образом: потрясенные, на грани нервного срыва, с опухшими от бессонницы глазами, но их лица светились чувством невероятного облегчения. И девушка, и молодой человек, казалось, сами не верили в то, что только что сделали.

Гермиона в изнеможении уткнулась лицом в плечо Эмиля и тихо всхлипывала. Он нежно взял её лицо ладонями, приблизил к своему, заглянул в подернутые подступающими слезами глаза:

— Ты как себя чувствуешь? Испугалась?

Она вымученно улыбнулась:

— Я же говорила, что с тобой мне ничего не страшно…

Эмиль прижал её к себе.

— Что дальше будем делать?

— Мне надо вызвать патронуса и отправить Гарри, а сейчас у меня сил не осталось, и ни одно радостное или светлое воспоминание в голову не лезет… Без него выдру не создать…

Эмиль загадочно улыбнулся, чуть наклонился к её губам и начал целовать… Этот поцелуй словно влил в неё силы, он был таким нежным, таким захватывающим… Гермионе показалось, что сейчас она взлетит. Его губы касались её губ, захватывали, подчиняли, были такими сладкими, теплыми, успокаивающими…

Парень оторвался от неё и, продолжая улыбаться, произнес:

— Это, надеюсь, тебе поможет…

* * *

Тут в гостиной раздались хлопки. Эмиль с Гермионой вздрогнули и одновременно повернули головы на этот резкий звук: на них, злобно поблескивая очками, укоризненно уставился ни кто иной, как господин главный аврор:

— Веселимся, миссис Уизли?

За его спиной маячили еще три аврора. Гермиона сейчас при всем желании не смогла бы вспомнить их имена. Она не ответила Гарри, только ошалело обвела взглядом аппарировавшую в её квартиру толпу и снова обратила свой взор на Эмиля:

— Ты, правда, волшебник! Попробуй только отрицать! Как ты это сделал?

Гарри бесцеремонно вырвал девушку из объятий парня и жестко встряхнул за плечи.

— Вынужден прервать ваши нежности! С вами, миссис Уизли, будет особый разговор в Аврорате, а сейчас отвечайте мне: почему вы не поставили защиту, а, главное… — тут он перешел на крик. — Какого Мерлина, Гермиона, что ты устроила! Я же приказал тебе оповещать меня каждые полтора часа о себе!

Девушка с усталой улыбкой взглянула на друга, проведя рукой по лбу, словно отгоняя сон.

— В этом нет нужды, мистер Поттер!

— С ума сошла! Мы до сих пор не можем вычислить Батова. Это чудовище обладает колоссальной магической силой. Если вдруг он тут появится, я не ручаюсь, что мы вчетвером с ним справимся «за здорово живешь».

— Впятером, Гарри! Я тоже как-никак волшебница, — взгляд ведьмы вдруг стал лукавым и загадочным.

Гарри слишком серьезно относился к работе и опасностям, с нею связанным, чтобы вестись на дурацкие бабские подначки.

— Герми, прекрати! Надо немедленно ставить защитные чары и, желательно, помощнее.

— Да не надо ничего ставить! Успокойся!

Поттер начал терять терпение. Да что она, совсем спятила?

— С этим молокососом ты совсем в дуру превратилась! — прошипел Гарри прямо ей в ухо.

Гермиона рассердилась. Что он себе позволяет?! Как смеет говорить ей такие вещи? Она рывком сбросила с плеч его руки, подошла к столику и откинула мантию-невидимку, представив на обозрение всей честной компании мирно храпящего болгарина.

— Это что? — Гарри медленно оторвал взгляд от скрученного веревками тела с блондинистой головой.

— Это — Христо Батов, собственной персоной. Прошу любить и жаловать!

— Ты что плетешь? Хочешь сказать, что вырубила такого мощного колдуна, как ни в чем не бывало?

Молодая женщина решила рискнуть: в конце концов, Батов крепко спал, да и четыре аврора как-то грели душу своим присутствием. Она взмахнула палочкой, убирая веревки, опустилась около Христо на колени и, порывшись у него в кармане, достала крохотную чашу.

Взмах палочки, невербальное увеличивающее заклинание — и перед изумленным Поттером предстала во всем великолепии Чаша магического могущества.

Гарри застыл как вкопанный. Он смотрел на этот древнейший артефакт, который был старше, чем сам Хогвартс, и не верил своим глазам. Словно очнувшись, он потрясенно уставился на подругу детства, которая любовалась Чашей. На лице Гермионы переливались блики от драгоценных камней и зеленоватого сияния магической энергии уэльских гор.

— Я говорил тебе вчера, что всегда был высокого мнения о твоих способностях. Это просто невозможно — то, что ты сделала!

— Причем здесь я, Гарри! Я, если честно сказать, так влипла, что хуже некуда! — она смотрела на него без каких-либо эмоций, затем кивнула в сторону Эмиля. — Это он взял Батова. Он спас меня.

Главный аврор чуть не подавился собственной слюной. Он недоверчиво и оценивающе окинул взглядом невысокую ладную фигуру парня, который стоял в стороне, положив руку на бедро, и помалкивал. Эмиль в ответ пристально посмотрел на Гарри, чуть сузив глаза. Несколько секунд в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь храпом поверженного колдуна да удивленным фырканьем высокопрофессиональных сотрудников Аврората, а двое мужчин — один совсем молодой, другой — немного постарше — не отрываясь, смотрели друг на друга.

Гарри первым прервал этот зрительный контакт и молчаливый диалог:

— Так, ладно… Ребята, забираем этого хмыря и в Министерство! Миссис Уизли, завтра к двум быть в кабинете, будем составлять отчет! — он кивнул в сторону Христо, с удивлением отметив, что лицо мужчины было в крови, и нижняя челюсть как-то неестественно оттопырена. Сам он взял чашу, и лицо главного аврора озарилось благоговейным восторгом.

Гермиона едва заметно наклонила голову в знак согласия, и авроры, подхватив Батова под руки, исчезли. Молодая женщина смотрела в одну точку в сторону стола, по щекам у нее скатились две одинокие слезинки.

Эмиль подошел сзади и обнял её за вздрагивающие плечи. Она же не могла самой себе объяснить собственное состояние: усталость, изнеможение, переходящее в пульсирующую в висках головную боль… Непонятно откуда к сердцу, прогрызая своими острыми зубками рваные ходы, начало подкрадываться ощущение ужаса — ужаса расставания. Вот и все! И никуда от этого не деться! Пора в Кардифф! Ну, почему, почему всё так? Так неправильно и несправедливо!

«Он ни о чем не догадается! Он не увидит мою слабость! Я справлюсь, обязательно справлюсь!» — Гермиона повторяла про себя эти слова, как мантру, но аутотренинг с треском провалился: слезы побежали по щекам, заливая подбородок и темно-красную водолазку.

— Что с тобой, Герми? Ну, успокойся, пожалуйста, ведь все хорошо закончилось… Что ж ты плачешь-то так горько? — спрашивал он её, как маленького ребенка, развернув лицом к себе.

Ведьма попыталась сдержать рыдания, но не смогла. Они прорвались наружу, точно бурная река через хлипкую плотину. Из последних сил пытаясь «держать лицо», Гермиона, в перерыве между судорожными всхлипами, горестно произнесла:

— Эмиль! Пока нас не было, эта болгарская сволочь сожрала мой чак-чак!

* * *

Они смотрели друг на друга и оба понимали, что фраза Гермионы по поводу истребленного Батовым кушанья была ничем иным, как щитом, слабой попыткой молодой женщины заслонить себя и его от неизбежного, отгородиться, создать крохотный мирок, в котором нет никого кроме них двоих. Миру же было плевать на их чувства: тикали часы, показывавшие пятнадцать минут седьмого, на колдографиях двигались фигуры Рона и её детей, где-то в аэропорту Руз авиамеханики готовили к вылету самолет «Кардифф — Варшава», Гарри в Министерстве коротко докладывал Кингсли о проделанной работе… Всё в этом неуютном враждебном мире нетерпеливо нашептывало: «Пора! Вам пора возвращаться! Ваше время истекло, но жизнь каждого из вас в отдельности продолжается!». С этим ничего поделать было невозможно: ни ему, ни ей.

Молодой мужчина с болезненной гримасой потер переносицу, из последних сил пытаясь не упасть на месте и не заснуть. Женщина взглянула на него умоляюще, словно пытаясь еще на минуту отсрочить аппарацию и побыть с ним. Пусть он ничего не говорит, не клянется в том, что будет помнить это ночное приключение всю жизнь, пусть он просто обнимает её. Нежно и бережно. Ей необходимо сохранить в своих воспоминаниях не просто события, а ощущения, как можно больше ощущений, чтобы они тихо-тихо плескались на дне её сердца, глубокого как океан. Океан секретов…

— Гермиона, нам пора… к сожалению… — Эмиль словно прочитал её мысли. — Меня могут хватиться, — он, невесомо касаясь согнутым указательным пальцем нежной кожи щек, стер ей слезы.

— Да, ты прав, нам пора, — девушка еще теснее прижалась к нему и сосредоточилась, крепко сжимая в пальцах палочку. Эмиль зажмурился. Через секунду они исчезли из гостиной с резким звуком, напоминающим хлопок пробки от шампанского.

Небо над Кардиффом было совсем светлым, когда в гостинице, расположенной близ стадиона «Миллениум» в номере 231 с громким резким хлопком внезапно материализовались, казалось, из ниоткуда, тесно прижимаясь друг к другу, молодые мужчина и женщина. Конечная точка аппарации была чуть-чуть неверно рассчитана, и вместо того, чтобы оказаться напротив кровати, парочка с грохотом врезалась в шкаф. Парень ударился о боковую стенку головой, правда, не очень сильно.

— Прости, прости меня, это я виновата! Я просто сплю на ходу, не соображаю уже ничего… Ты сильно ушибся?

— Ничего, я привычный… Тебя, похоже, это перемещение вконец измотало, — Эмиль с трудом держал затуманенные дремотой глаза открытыми. — Вот я и у себя… — слабая улыбка едва тронула его губы, а в его голосе Гермионе почудились какие-то странные нотки… Не то сожаления, не то тоскливости…

Молодую ведьму изнутри душили подступающие к глазам слезы; она изо всех сил пыталась подавить их, часто дыша и опустив взгляд… Эмиль почувствовал, что силы ее на исходе. Обняв девушку за талию еще крепче, он попытался заглянуть ей в глаза. Ему стало немного страшно за неё: в них читалась невыразимая боль, граничащая с отчаянием, как от потери близкого человека. Слез не было, только лихорадочный блеск выдавал бушующие, как торнадо, чувства.

— Что с тобой, Гермиона? Тебя колотит, как резинового зайца… Ты сейчас упадешь…

— Как кого колотит?! — она расхохоталась сухим раскатистым неестественным смехом, каким смеются не обыкновенные женщины, когда им весело, а самые настоящие ведьмы во время шабаша, от предвкушения встречи со своим хозяином. Впрочем, Гермиона тотчас взяла себя в руки: смех прекратился, взгляд стал прежним, только наполнен он был уже не вселенской тоской, а тихой печалью… Это был взгляд человека, смирившегося с неизбежным… Как у приговоренного к казни…

Парень всем своим, измученным бессонницей, существом, вдруг почувствовал, как внезапно в нем самом поднимается волна протеста против расставания с этой молодой женщиной сию же секунду и вот так… никак… Он понимал, что разлука неизбежна, но ведь что-то еще должно произойти, что-то еще удивительное и прекрасное должно свершиться в эту минуту… Да почему должно? Разве он сам не рассказывал ей об Алых Парусах? Чудеса надо делать своими руками… Пусть он не волшебник, но он сделает сейчас что-то такое… классное… Он изгонит эту меланхолию из её нежного умоляющего взора… Он сделает так, как хочется ему в эту самую секунду, а не как велят обязательства перед другой, несомненно, горячо любимой, но такой в это мгновение далекой, во всех смыслах… А Гермиона близко… Это её карие глаза смотрят на него в упор так, словно хотят запечатлеть в памяти все черточки его лица, каждую родинку, каждый мелкий шрамик. Это её полноватая высокая грудь вздымается от каждого вздоха, а тело мелко вздрагивает, как будто от озноба. Хочется прижать её к себе сильно-сильно и никуда не отпускать, запустить руки под темно-красную водолазку, ощутить прохладную шелковистость кожи на спине, согреть теплом своих ладоней, невесомо дотронуться пальцами до соблазнительной мягкости груди, прижаться губами к белоснежной шее…

— Мне пора, — перебил поток несвязных мыслей Эмиля голос девушки.

Парень, закрыв глаза, потряс головой. Ему не хотелось освобождаться от своих грез, не хотелось разжимать объятия… Сон все больше и больше одолевал его, перед мысленным взором начали вертеться какие-то фантасмагорические картинки: зеленое пламя камина в ее гостиной, розовый женский язычок, облизывающий карамель с губ, колышущаяся от ветра каштановая прядка, древняя чаша невиданной красоты… Эмиль потер виски в безуспешной попытке отогнать видения.

— Гермиона, подожди… подожди, пожалуйста, я сейчас…

Она кивнула. Юноша оторвался от неё, скинул трансфигурированную байкерскую куртку на кровать, подошел, чуть шатаясь, к тумбочке, достал блокнотик с ручкой и вырвал один листочек.

— Вот, Герми… Пожалуйста, как только ты будешь в Лондоне… не в волшебном, простом… позвони мне, прошу тебя… я буду ждать… Вот мои телефоны, по какому-нибудь из них отвечу точно… — он торопливо чиркал на листочке цифры, а молодая женщина внезапно обратила внимание, что пишет Эмиль левой рукой. Тут же в мозгу начали всплывать воспоминания: вот он нарезает раскатанное тесто и держит нож в левой руке, ею же откручивает крышку бензобака, после драки с Батовым потирает тыльную сторону левой кисти… С ума сойти, ведь сколько всего в этом человеке она не заметила, не разглядела, не удостоила вниманием… И она мысленно поблагодарила Мерлина за то, что позволил ей в последние минуты рядом с этим необыкновенным мужчиной узнать про него еще хоть что-то.

— Вот, возьми… Не потеряй, пожалуйста… Позвони, только обязательно позвони…

— Не потеряю, ни за что! — ведьма глянула на листочек; рядом с телефонами была его подпись и маленькая нарисованная рожица. Она улыбнулась…

— Герми, подожди, не исчезай! Ты не можешь вот так оставить меня, ничего не сказав… — парень уже с закрытыми глазами удерживал ее за руки, притягивал к себе…

Она сдалась. В конце концов, её жажда прикоснуться к нему, сорвать с его губ последний поцелуй была не менее мучительна, чем его.

— Не уходи… прошу… — парень взял её лицо в ладони, и их губы соединились.

Если бы кто-нибудь еще неделю назад сказал Гермионе Уизли, что она будет целовать мужчину моложе себя на десять лет со всем пылом страсти, неистовством, бушующим в крови желанием и ледяной тоской в сердце, она бы упрятала такого шутника в Святого Мунго. Да разве можно объяснить, что чувствует женщина в такие моменты своей жизни? Разве эти переживания, это волнение, эти задвиги можно разложить по полочкам, проанализировать… Права была Роза Доусон: «Сердце женщины — глубокий океан секретов». Гермиона не понимала, что творится у неё в голове, но сердце ей шептало, что она была в эти семь часов по-настоящему счастлива…

Губы мужчины стремительно наступали, скользили по щекам, вискам, накрывали своей мягкостью и теплотой глаза, затем вернулись к её рту… Зубы нежно прикусывали её нижнюю губку, язык обводил контуры верхней, врывался внутрь, будоража кровь… Дыхание юноши сбивалось, объятия становились всё сильнее и головокружительнее. Гермиона чувствовала себя полностью обессиленной, растворившейся в нем. Она своими губами нежно коснулась родинок рядышком с левым ушком, провела указательным пальцем по длинным темным ресницам, прикрывавшим серо-голубые глаза, затем — по аккуратному носу, лбу, волосам…

Эмиль вскинул руки назад и стянул с себя футболку, бросил её на кровать…

— Иди ко мне… иди ко мне…

— Я здесь, мой хороший, здесь…

Двигаясь назад и пытаясь увлечь девушку на кровать, он споткнулся и упал прямо на постель. Гермиона очутилась на нем. Горизонтальная поверхность стала последней каплей для измученного недосыпом Эмиля. Он продолжал удерживать ее за руки, тихо шепча по-русски:

— Я сейчас… я всего полчасика… Мне хватит… Только не исчезай, Гермиона, прошу тебя… я всего…

Она слушала его невнятный, непонятный ей шепот, положив голову ему на широкое плечо, и плакала. Вскоре послышалось сонное дыхание. Девушка оторвалась от его плеча и взглянула на спящего парня. Сердце растаяло от нежности: его красота во сне могла бы считаться образцом совершенства, эталоном вполне сформировавшейся мужественности и силы. Парень настолько был безукоризнен внешне, что хотелось любоваться на него, как на произведение искусства, не отрывая глаз. Гермиона подумала, что ей повезло больше многих (если не считать его девушки). Она смогла узнать, что под нежной оболочкой цветущей юности таятся твердость, решительность, бесстрашное сердце, которое, вопреки разуму заставило его вступить в противоборство с опасным, страшным человеком, могущественным колдуном и спасти её.

Теперь действительно все! Пора. Напоследок надо было сделать ужасную вещь… Как это сделать?! Как?! Какие высшие силы умолять, чтобы они позволили оставить ему её? Нет таких сил… Нет другого выхода…

Слезы, до этого момента с трудом сдерживаемые, прорвались горячим потоком. Она, не опасаясь, что юноша проснется, рыдала навзрыд, размазывая по щекам соленую влагу. Машинально подобрала футболку, которая валялась рядом на кровати, уткнулась в нее лицом, вдыхая его неповторимый умопомрачительный запах. Оторвавшись, Гермиона, оглядела комнату: вокруг был страшный беспорядок, устроенный лично ею. Нужно было срочно ликвидировать этот погром. Она вытащила чемодан, открыла шкаф и принялась за дело.

Волшебница взмахнула палочкой. Вещи начали укладываться на полки, в чемодан. Заодно Гермиона убрала осевший за ночь тонкий слой пыли на письменном столе и тумбочке. Хотелось сделать для него хоть что-нибудь, самую малость. Ведь он сделал для неё слишком много, больше, чем можно было представить. Наведя порядок, ведьма подошла к кровати, села на корточки перед ней, лицом к лицу со спящим юношей и долго на него смотрела.

«Так, надо забрать все мои вещи! Не хватало еще, чтобы он обнаружил на себе чужие брюки и кроссовки»

Ей повезло, что парень спал на спине, подложив руку под голову. Гермиона аккуратно, стараясь не дышать, расстегнула ремень на джинсах. Так просто их не стянуть. Он может проснуться. Тогда девушка решила воспользоваться заклинанием:

«Мобилликорпус» — и его тело плавно чуть приподнялось в воздух, а волшебница, закусив губку, аккуратно стащила джинсы до колен, стараясь не рассматривать его нижнее белье. Положив парня обратно на кровать, она сняла с него кроссовки, носки, до конца стянула брюки и, подумав, прикрыла его свободной половиной покрывала, которым была заправлена постель. Собранную одежду начала запихивать в свою выручай-сумочку, которая находилась под рукой.

Всё, осталось только это… Гермиона отошла чуть назад, уже не обращая внимания на слезы застилавшие глаза... Взяла палочку, подняла руку… Заветное заклинание никак не хотело произноситься, как будто какая-то неведомая сила наложила на её рот Силенцио.

Тут спящий юноша перевернулся на бок, подложив руку под щеку. Он спал. Спал, как человек спокойный, здоровый, без намека на постороннее волнение, отчего люди впечатлительные и чувствительные часто просыпаются и прислушиваются к тишине, выдавая этим свою нервозность. Он был похож на девочку в этот момент. Гермиона готова была поклясться, что он спящим напомнил ей девчушку, которую она видела недавно в маггловском журнале: такие же пухлые губки, круглое личико, аккуратный носик и длинные ресницы… Это заставило её улыбнуться. Сопротивление в ней достигло той точки, когда уже значение и смысл любого важного действия теряется, растворяется в нежелании и оправдывает все невозможные глупости, на которые решается человек «ради»… Время словно остановилось, выжидая решения молодой женщины, запутавшейся в своих размышлениях. Отблеск отчаяния в её глазах вспыхнул и снова потух, не оставляя на бледном лице черты волнения. Она услышала стук своего сердца, напомнившего ей о себе резкими, почти болезненными ударами. Девушка машинально потянулась к нему, чтобы у него, сонного и беспомощного, украсть последний поцелуй, как вдруг опять Эмиля словно что-то толкнуло, и он перевернулся на спину. Левая рука его теперь лежала на животе, а правой он даже не пошевелил, только уголки губ чуть дернулись вверх, придавая идеальную законченность всей внешности. Гермиона отпрянула от него, прикрыв руками губы, как это делают порывистые дамы, чтобы скрыть истинность своих эмоций. В этой карусели чувств и мыслей стоит ли беречь себя, когда это вот-вот исчезнет или вдруг начать осторожничать, когда хочется плакать навзрыд? Вся сексуальная, женская подоплека её желания попрощаться постепенно испарялась, исчезала, как «с белых яблонь дым», оставалась лишь тихая, восторженная благодарность… С этой благодарностью ведьма невесомо коснулась губами его лба и тихо прошептала:

— Прощай… и прости меня за это…

Встав и вытянув вперед руку с волшебной палочкой, она твердо и четко произнесла:

«Обливиэйт».

Его глазные яблоки под закрытыми веками дернулись, голова чуть запрокинулась… Молодая женщина взмахнула палочкой, очищая воздух, чтобы убрать запах собственных духов и, в последний раз взглянув на юного гонщика, с хлопком исчезла из комнаты.

* * *

Появившись в своей гостиной, Гермиона почувствовала смертельную опустошенность. Её не волновал беспорядок в гостиной: сервированный стол, тарелки, на одной из которых одиноко лежал недоеденный рулетик (остальные, видимо слопал Батов), блюдо с остатками чак-чака, стаканы, недопитая бутылка минеральной воды, подсвечник с догоревшими свечами… Женщина никогда до этого не оставляла квартиру неприбранной, а посуду — немытой. Сейчас ей ни до чего не было дела. Хотелось упасть и не просыпаться долго-долго… Времени было около семи утра, а в два часа нужно быть с отчетом у Гарри. Спать, только спать и ничего больше… Гермиона подошла к дивану, прилегла, и едва её голова коснулась маленькой атласной диванной подушечки, волшебница провалилась в спасительный сейчас для неё сон. Она не слышала, как около девяти утра из пламени камина вышел Поттер, который, в отличие от неё, несмотря на ночную погоню за болгарином, был бодр и свеж, как огурчик. Сказывалась аврорская закалка. Мужчина подошел к дивану, покачал головой, в очередной раз мысленно выругав Гермиону за неподобающую беспечность, и при помощи «Приоре инкантатем» проверил её палочку на последние произведенные заклинания.

«Она все-таки сделала это», — удовлетворенно хмыкнул он про себя и, шагнув к камину, зачерпнул из фарфоровой мисочки горсть летучего пороха.

«Как ты теперь будешь жить с этим, подруга? При своей патологической порядочности?..» — подумал Гарри, глядя на спящую девушку и исчезая в зеленом пламени.

— Гермиона, детка, пирог уже готов! Пора нести на стол эту красоту! — раздался из кухни голос Джин Грейнджер.

— Иду, мамуль! Одну секунду! — Гермиона Уизли подняла голову, с явной неохотой отрываясь от игрушечной железной дороги, в которую уже полчаса с увлечением играла с пятилетним Джеймсом и трехлетними Алом и Розой. Рыжеволосая Роза и смуглый черноволосый, точь-в-точь как его отец, Альбус весело смеялись и хлопали в ладоши, глядя, как Джеймс сосредоточенно, высунув язык, переводит стрелки и опускает шлагбаумы. На диване перед телевизором сидели зять Грейнджеров Рон Уизли с годовалым сыном Хьюго на коленях и ни кто иной, как сам Гарри Поттер, друг детства и родственник Гермионы, со спящей дочерью Лили на руках. Они вполголоса переговаривались о политике, ценах на бирже, спорте, мирная беседа мужчин нарушалась только пыхтеньем и лепетом Хьюго.

— Ты заигралась что ли там, подруга? — весело спросила Джинни Поттер, заваривая в большой фарфоровый семейный чайник пол-упаковки ароматного «Эрл Грея» с бергамотом, когда Гермиона показалась на пороге родительской кухни.

— Не-а, лень какая-то напала… Просто столько съела всего… Ты ж знаешь, что мамуля у меня склонна считать нас с тобой тощими драными кошками и кормит, как на убой! — Гермиона подмигнула матери.

Джинни расхохоталась.

— Ну какая из меня теперь драная кошка? Я после рождения Лили раздобрела, как плюшка! Где моя натренированная квиддичем фигура, ума не приложу?! Вообще-то Джин на самом деле откармливает мужчин, — понизила голос золовка, — а мы просто под руку попали понарошку.

— Все, девчонки, кончайте трепаться! Несите чай и пирог! — Джин домывала тарелки из-под горячего. — Я уже скоро, сейчас заканчиваю.

Молодые женщины вошли в просторную гостиную дома Грейнджеров, где ближе к веранде стоял накрытый стол. Родители Гермионы 12 сентября отмечали тридцать третью годовщину свадьбы. Последние пять лет с ними этот семейный праздник всегда разделяли дочь с зятем и золовка Гермионы с мужем. Джин и Эдвард любили всю эту шумную компанию. У дочери была очень большая семья по мужу: свекор, свекровь, четыре деверя, золовка, её муж, невестки, толпа племянников и племянниц, но эта четверка была неразлучна еще с Хогвартса. Сегодня даже все их дети были с ними. У Молли на попечении остались Доминик, Луи, Роксана и Фред.

— Что такое? По телевизору даже посмотреть нечего! — возмущался Эдвард, щелкая пультом от телевизора и переключая каналы. — Ни футбола тебе, ни «Формулы-1»… О, нормально… Можно время провести, — удовлетворенно сказал мужчина, остановив выбор на каком-то спортивном канале. — Красивый спорт — спидвей.

Гарри чуть заметно дрогнул и медленно перевел взгляд на Гермиону, которая входила в кухню с пирогом на подносе. Она остановилась позади дивана и уставилась в телевизор, прислушиваясь к комментаторам.

Заезд только что закончился. На экране показали результаты и таблицу.

Отец Гермионы скептически хмыкнул:

— Ну, вот, что-то наш Харрис слабо сегодня ездит…

Гарри спросил из чистого любопытства, косо взглянув на подругу:

— А как они соревнуются-то? Догоняют друг друга что ли?

Гермиона, не отрывая глаз от экрана, произнесла:

— Нужно очки набирать… Кто больше всего набрал по всем этапам серии Гран-При, тот и победил… Участвуют шестнадцать гонщиков, прошедших отбор. Каждый этап — пять серий заездов, два полуфинала и финал. Каждый заезд — четыре круга.

Эдвард удивленно посмотрел на дочь:

— Ты интересуешься таким спортом, девочка моя?

— Ну, наша Гермиона — самая большая умница. Мы уже привыкли, что она все знает… — с язвительным намеком протянул Гарри.

Гермиона бросила злой взгляд на Поттера, но ничего не сказала. Простодушный Рон, абсолютно естественно восприняв всеобъемлющие знания жены, решил разобраться получше с этим спортом. Увиденное зрелище ему очень понравилось. Удобнее перехватив сына за толстенькие бока, он поинтересовался:

— А кто победил-то сейчас?

— Какой-то русский парень, он сегодня больше всех очков набрал пока что… Посмотрим, как Харрис съездит в следующем заезде… — Эдвард надел очки.

Гермиона стойко выдержала ехидный взгляд Поттера.

— Молодец, мальчик, что я могу сказать… — сверкнув на Гарри глазами, она понесла пирог к столу.

— Эй, где вы там все?! — крикнула Джинни, закончившая разливать «Эрл грей» по чашкам. — Давайте, садитесь пить чай. Гарри, подай Лил, ей нельзя засыпать, а то мне потом полночи не будет покоя… Жди, пока она наскачется в своём прыгунке. Рон, хватай Хьюго и иди к столу, наконец.

— Сестричка, тебе не кажется, что нужно подождать миссис Грейнджер? — спросил Рон, подходя к столу.

— Да, да, конечно…

Мистер Грейнджер смотрел спидвей, Гарри стоял у стены, за диваном, бросая взгляды попеременно то на экран, то на Гермиону, словно желая увидеть её реакцию на происходящее. Никакой ожидаемой им реакции он не увидел. Она не побледнела, не покраснела, не закашлялась, когда услышала имя Эмиля при объявлении заездов. Она сидела рядышком с Роном и что-то шептала ему на ухо. Рон глядел на неё с восторгом и обожанием, чего раньше Гарри не замечал. Вместе они тетешкались с Хьюго. Друг то и дело касался губами губ своей жены, нежно заправляя прядку за маленькое ушко. Гарри чувствовал, как внутри его поднимает голову, утробно рыча, какой-то неведомый демон.

«Ну что бабы за народ? Если уж Грейнджер так лицемерит по-скотски, что от остальных ожидать?» — мрачно думал Поттер, опять вперив взгляд в телевизор. Маленький русский вновь пришел первым.

— Слава Мерлину, — произнесла Джинни, умильно глядя на брата и подругу, — вы воркуете, как голубки, а раньше, бывало, парой слов едва ли перебрасывались.

— Джинни, если я раньше просто говорил, что люблю свою жену, то теперь я так не скажу…— начал Рон. Гермиона подняла на него глаза, откинув за плечо свою пышную гриву, ниспадающую волнами из-под заколки на затылке. — Я её просто ОБОЖАЮ! — закончил Уизли, с любовью глядя на свою половину.

— Я тоже тебя люблю, подсолнушек мой! — Гермиона с трепетом погрузила свои тонкие пальцы в рыжие волосы мужа, начала любовно их перебирать.

Тем временем, в гостиную вошла миссис Грейнджер.

— Так, я все переделала. Гарри, Эдвард, давайте-ка к столу!

— Джин, дорогая, принеси мне чашечку с кусочком пирога к телевизору, посмотреть хочу, чем закончится сегодняшняя езда.

— Гермиона, можно тебя на минуточку, мне тут кое-что выяснить надо, — не выдержал Гарри.

Гермиона медленно повернула голову. Их взгляды скрестились. Она поднялась, чмокнув супруга в макушку.

— Ронни, родной, я сейчас… наверное, опять по поводу закона о допросах.

Гарри и Гермиона вышли на веранду.

— Ну и как ты себя чувствуешь? После всего этого…

— После чего? — девушка с вызовом посмотрела на друга. Как она и предполагала, их отношения, странным образом, накалились, стали какими-то напряженными. Поттер постоянно срывался на работе на повышенные тона в разговорах с ней, если им приходилось пересекаться по делу, а в гости к Рону и Гермионе теперь по собственной инициативе захаживал редко.

— Ты знаешь, что я имею в виду! Я помню, как ты висла на этом Эмиле, когда мы появились в гостиной с ребятами, глаз с него не сводила. Когда ты с ним успела того… это самое…ну, в общем?…

— Как красноречиво! — насмешливо и, в то же время, презрительно ответила Гермиона. — Тебя интересуют подробности? Может, допрашивать меня начнешь, как своих подопечных?

— Мне больно и противно видеть, как мой лучший друг ходит с большими ветвистыми рогами.

— А я вот стою и думаю, что же больше тебя задевает: друг с рогами или то, что наставил их не ты… По большой многолетней дружбе…

Гарри стушевался. Гермиона, если надо, могла быть очень злопамятной.

— Ну.. это.. ведь так… сиюминутный порыв… Это ничего не значит…

— Да ну! А если бы я не пыталась остановить тебя, а разлеглась перед тобой? Порыв перешел бы в прорыв? Или безграничное внутреннее благородство остановило бы тебя на полпути?

Поттер неуклюже топтался, не зная, что сказать в ответ.

— Гарри, неужели ты был все это время уверен, что я просто так, от великой скуки, взяла и запросто переспала с этим парнишкой?

Главный аврор поднял на подругу свои зеленые глаза, в которых светилось недоверие.

— Какая примитивная она, твоя аврорская башка, Поттер, — ласково сказала Гермиона. — Между нами было нечто гораздо большее, чем секс… Это не выразить словами, не объяснить… Он не просто спас меня от Батова, начистив ему рыло. Этот мужчина многое изменил во мне самой, сделал меня другой…

— И что же такое он сделал? — все еще раздраженно протянул Гарри. Однако открытое признание Гермионы об отсутствии сексуального контакта между ней и смазливым магглом вроде бы пролило нечто наподобие бальзама на израненную аврорскую душу.

— А вот об этом я с тобой говорить не буду… Не твоего ума дело. Это — только мое и точка. Заруби себе на носу лишь одно: я люблю Рона и никогда ему не изменяла… И не изменю! Ты меня понял? А теперь пошли за стол, нас ждут твоя жена и мой муж.

Гарри хмуро кивнул и побрел за нею следом.

— О чем вы там трепались? — спросила Джинни.

— Я ж говорила, о законопроекте насчет допросов под веритасерумом, — бодро сказала Гермиона. — Когда-нибудь мы из-за него точно поругаемся…

— Ну, вот! — донеслось с дивана. Мистер Грейнджер с досады поперхнулся пирогом. — Совсем наш Харрис сегодня не боролся!

— А кто победил? — спросил Рон.

— Да этот русский мальчик, Эмиль… фамилия у него такая… труднопроизносимая… Вот, сейчас награждение будет.

Гермиона заставила себя повернуть голову в сторону телевизора. Она вновь увидела его. Его прежнего и совсем другого… не помнящего и не знающего ничего ни о ней, ни о её существовании. Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Вот он едет после финального заезда по треку и, откинув голову, бьет себя в грудь, потом вскидывает руку, радуясь, как маленький ребенок. Вот он поднялся на высшую ступеньку пьедестала, такой сияющий, юный… ему так идет форма гонщика. Девушка не отрывала глаз от экрана, глядя, как он и два других призера поливают друг друга шампанским, как он улыбается, как принимает огромный кубок из рук какого-то спортивного чиновника…

Молодая женщина смотрела и смотрела. Она не слышала, как к ней с каким-то вопросом обратилась мать, как подбежала, уткнувшись в колени, дочь, как пристально и внимательно наблюдал за нею муж.

* * *

— Как же я сегодня устала! Мне просто необходима энергетическая подпитка в твоем лице, дорогой!

Гермиона сидела в супружеской спальне перед зеркалом, за туалетным столиком. Из одежды на ней была только прозрачная белая ночная рубашка с брабантскими кружевами, которые выгодно подчеркивали нежность кожи молодой женщины и её легкую смуглость. Девушка расчесывала длинные блестящие каштановые волосы, пахнущие изысканным цветочным ароматом. Услышав, как выходит муж из ванной комнаты, Гермиона обернулась. На нем не было его любимой дурацкой пижамы в полоску, только мягкие шелковые светло-серые брюки. Белья под ними не угадывалось, и молодая женщина, чьи глаза внезапно вспыхнули желанием, встала с пуфика и подошла к своему мужчине, с удовольствием замечая, что брюки становятся мужу теснее и теснее. Рыжие вихры Рон больше не прилизывал, просто причесывал; сейчас они торчали в разные стороны, как когда-то у Гарри. Он был таким милым, таким родным и единственным, что у Гермионы перехватило дыхание от переполнявшей её нежности. Она подняла руки, опустила ему на плечи, тонкими пальцами легко прошлась по напряженной спине: лопаткам, позвоночнику, спустилась ниже и, подцепив резинку легких брюк указательными пальцами, медленно спустила их вниз, сама опустившись на колени и приблизив лицо к его паху…

— Какой же ты все-таки у меня потрясающий… Просто обалденный! — только и сумела произнести женщина, судорожно вдыхая его запах и любуясь своим мужчиной.

...В полутьме комнаты было слышно лишь прерывистое дыхание Рона, рваные мужские стоны наслаждения… Наконец он с великой неохотой отстранил жену, подняв с колен, большими сильными ладонями проехался по округлым плечам, скидывая с них лямочки сорочки, которая, скользнув по коже, упала на пол белым шелковым облаком, и окинул тело Гермионы жадным взглядом.

— Герми, милая, прости меня, я больше не могу, ты такая…такая… Какая же ты у меня красавица! Сладкая… — Рон нежно гладил полные, налитые от возбуждения, полушария груди, целуя Гермиону в губы, исследуя языком её рот, врываясь постепенно, все напористее и напористее… Пальцы мужчины нежно обвели темно-бордовые альвеолы и соски, спустились на живот, оттуда к ее лону…

— Воот, а я боялся… — его дыхание срывалось, твердая как сталь, плоть готова была взорваться. — Ты же сама уже просто изнемогаешь…

— Да… Давай скорее… Я соскучилась по тебе со вчерашней ночи, так соскучилась...

Он перевернул жену спиной к себе, подхватил под животик и властно, нежно, чувственно овладел ею… Она была заведена до предела, чувствуя, как её охватывает томный жар, секундой позже отозвавшийся сладостной болью; затем тело сотрясли судороги, и внутри все взорвалось ослепительным, искрящимся удовольствием… Через несколько мгновений она ощутила, как жар внутри ее тела постепенно стихает, потушенный его благодатной влагой… Женщина открыла глаза и повернула голову назад, взглянув на мужа. Он тяжело дышал, Гермиона чувствовала, как подгибаются у него колени, как дрожат его руки на ее животе, как пот струится по сильному телу…

— Милая моя, желанная… Девочка моя… — тихо шептал муж ей на ухо всякую нежную бессмыслицу, а она таяла в его объятиях. Таких эмоций ей не приходилось испытывать с юности, с самого начала замужества. — Ты меня чуть не спалила только что… У тебя как будто вспыхнуло всё прямо там, внутри, — он захихикал, уткнувшись ей в плечо. Она выгнулась в его объятиях и увлекла за собой в постель.

Они лежали, любуясь друг другом. Женщина удобно устроилась головой на правой руке мужчины, водя пальцем по его лицу и губам. Он же нежно целовал свою жену в висок, поглаживал пальцами ей волосы, щекотавшие руку, и улыбался своим мыслям.

— Ронни, о чем ты думаешь?

— О том, как мне повезло с тобой, малышка моя… Ты так сама изменилась, и со мной что-то сделала, как-то переменила странным образом, внезапно… Я приехал из Перу и не узнал тебя…

— Я просто все время вспоминала, как чуть ли не потеряла тебя и наших детей… — Гермиона знала, что Гарри тактично и осторожно рассказал другу о происшествии с Батовым, о том, как тот чуть ли не похитил миссис Уизли. Нужно же было как-то объяснить министерскую награду в виде очень приличной премии за поимку опасного темного мага.

— Ты представляешь, что бы я без тебя делал? Герми, девочка моя… мне без тебя не жить…

— Мне тоже…

Рон вдруг внезапно, рывком поднялся с постели, подошел к своему бизнес-саквояжу, который всегда таскал с собой, достал оттуда какие-то бумаги… Гермиона засмотрелась на него: высокий, широкоплечий, мощный, с трогательными веснушками по всему телу. Ей показалось, что даже животик его стал меньше, наверное, сказывались еженощные бурные сексуальные упражнения последних двух месяцев.

— Что это?

— Я приготовил тебе подарок на день рождения. Я знаю, что он через неделю, но к самому подарку тоже подготовиться нужно.

— В смысле?

— Мы с тобой оставляем детей маме… Ну можно Розу отправить к Джин и Эдварду, они будут рады. Восемнадцатого числа улетаем на Кипр, там я зафрахтовал яхту под парусами с небольшой командой: рулевой, матрос и кок. Мы проведем на этой яхте неделю.

— Ронни! — взвизгнула от восторга Гермиона. — Я тебя люблю! Я так тебя люблю, просто не сказать словами, — она, пытаясь зачем-то прикрыться покрывалом, вскочила и бросилась к мужу на шею. Он обвил руками ее талию, притянул к себе, и Гермиона почувствовала, как её мужчина снова приходит в боевую готовность. Покрывало благополучно валялось на полу.

— Ты меня замотаешь, — прошептал он ей.

— Ну вот… Я же ничего не делала, почти к тебе не притрагивалась! — возмущенно надула губы волшебница.

— Мне достаточно видеть мою красавицу, чувствовать, какая у нее нежная кожа и сладкие губки… Кстати, вот на такой яхте мы проведем неделю в Средиземном море, — Рон оторвался от жены на секунду и достал из саквояжа маленький сувенирчик: двухмачтовый кораблик с беленькими шелковыми парусами в большой стеклянной бутылке.

Женщина восхищенно разглядывала сквозь стекло парусник. На этой крошечной модели различимы были практически все мелкие детали: ванты, стеньги, бушприт с тремя кливерами, капитанский мостик с крохотным штурвалом. Она улыбнулась.

— Ты, наверное, захочешь обновить себе гардероб для отдыха? — спросил Рон хрипловато. В его глазах уже вновь разгоралось желание.

— И это тоже… — Гермиона помедлила. — Ронни, я хотела предложить тебе одну вещь.

— Какую?

— Давай, в мой День рождения, в качестве подарка друг другу каждый из нас постарается осуществить заветную мечту другого. Исполнить самое-самое невообразимое желание…

— Давай! Это интересно! Только разве ты знаешь моё заветное желание?

— Конечно, еще бы не знать…

— Даю руку на отсечение, ты его не знаешь!

— Знаю!

— Хорошо, но я не знаю твоего!

— Я помогу тебе...

— В смысле, помогу? Узнать?

— Я сама помогу тебе догадаться, как порадовать меня!

— Детка, ты говоришь такими загадками, что я заинтригован полностью!

— Вот и договорились! — Гермиона нежно чмокнула в нос любимого мужа и потянулась к его губам.

Через час, когда Рон уже спал, девушка встала с постели и, подойдя к столу, взяла сувенир в руки. Она долго и пристально на него смотрела, а потом, взмахнув палочкой, превратила белые паруса в алые. Поставив кораблик на полку, миссис Уизли начала думать, как ей осуществить свой план.

* * *

Пятнадцатого сентября, во вторник, на крыльцо главного полицейского управления на Скотланд-Ярд поднялась красивая молодая женщина в белом плаще, с высокой оригинальной прической. Она уверенно зашла в помещение, поскольку часто бывала тут по работе, показав специально заказанный пропуск охраннику.

— Доброе утро, миссис Уизли! По делам?

— Точно, Харви! Как угадал?

Гермиона поднялась на второй этаж и пошла по коридору, в конце которого находилось крыло одной из лучших и современных в стране криминалистической лаборатории.

— Натали, привет! — приоткрыла дверь волшебница. — Я к тебе по чрезвычайно важному делу.

Натали Пьюитт, её давняя знакомая по начальной школе, была одной из немногих маггл, кто знал о Гермионе Уизли всю правду. Так уж вышло, что Гермиона в свое время оказала ей неоценимую услугу: при помощи бодроперцового зелья, которое можно употреблять и магглам, излечила её брата от тяжелейшей пневмонии, когда врачи уже совсем отчаялись. Девушки общались редко, но всегда очень были рады встрече, отмечая её в каком-нибудь ресторанчике. Да и по работе миссис Уизли часто захаживала на Скотланд-Ярд. Ведь Отдел магического правопорядка Министерства магии и Британское управление внутренних дел тесно сотрудничали еще со времен Второй магической войны.

— Гермиона! Сколько лет, сколько зим? — Натали оторвалась от своих колбочек и аппаратов, шагнула навстречу к приятельнице. Они поприветствовали друг друга легкими поцелуями в щеку. — Ты по делу или как?

— Натали… У меня к тебе сугубо личное дело… Мне очень нужна твоя помощь… — Гермиона замялась.

— Конечно, что у тебя? Я постараюсь сделать все, что в моих силах.

— Мне нужно…вот, сейчас…— тут Гермиона расстегнула плащ, под которым висела та самая знаменитая сумочка. Порывшись в ней, ведьма достала из неё почти насквозь пропитанную кровью чернильного цвета бандану и протянула окровавленную материю криминалистке. — Натали, ты можешь полностью извлечь из этой тряпки кровь и сделать концентрированную вытяжку?

Натали взяла бандану, внимательно её осматривая.

— Конечно смогу, что тут сложного… Через два дня все будет готово! Подойдешь часам к семи вечера, заберешь. Я тебе в герметичную склянку упакую. Заодно после сходим в кафешку напротив, посидим, поболтаем…

— Натали, спасибо тебе! Если бы ты знала, как ты меня выручила… Обязательно сходим, только ненадолго, мне потом еще детей забирать у свекрови.

— Заметано! — Натали обрадовалась, что может хоть чем-то лично отплатить Гермионе за ее помощь.

— Я отсюда могу аппарировать? Никто не зайдет?

— Можешь-то, можешь, но если Харви не увидит тебя выходящей… У нас ведь тут видеосъемка ведется… Отойди ближе к туалету, чтобы камера тебя не засекла.

— Я вернусь часа через два.

— Тогда давай, удивляй!

Гермиона улыбнулась и аппарировала с громким хлопком. Вроде бы и пора привыкнуть к её фокусам, но Натали очередной раз вздрогнула от неожиданности и изумления.

* * *

Гермиона аппарировала к опушке Запретного леса. Впереди темной громадой высился Хогвартс. Она пошла по тропинке к замку. Вдалеке виднелась хижина Хагрида. Как это бывает здорово — время от времени возвращаться туда, где провела столько незабываемых лет, где приобрела настоящих друзей и где встретила свою первую настоящую любовь…

Замок становился ближе и ближе. Вот уже хорошо различимы Астрономическая башня, башня Когтеврана, родная Гриффиндорская. Все было отстроено заново после разрухи 1998 года. Гермиону охватило чувство ностальгии. Как жаль, что многое в этой прекрасной школе уже не так, как было при них…

В Большом зале только что закончился обед. Гермиона терпеливо дожидалась, пока студенты из зала выйдут, и профессора закончат свою трапезу. Набравшись смелости, она вошла в зал и подошла к столу преподавателей.

— Директор! Здравствуйте!

Минерва МакГонагалл внимательно посмотрела перед собой и заулыбалась:

— Гермиона, девочка моя, как я рада тебя видеть! Ты к нам по какому делу?

— Разве нельзя просто проведать любимых учителей и старого друга? — лукаво усмехнулась миссис Уизли.

— Кого я вижу?! — к ней с распростертыми объятиями шел навстречу Невилл. — Что тебя привело к нам? Я соскучился, так редко всех вижу. Вот только Гарри был месяца два с лишним назад. Слушай, Герми… — он понизил голос до шепота. — А для чего вам нужна была моя кровь? Проклятий я, к счастью, на себе не испытал, а в догадках теряться не перестаю.

— Невилл, — таинственным шепотом сказала Гермиона, — это профессиональная тайна, не могу тебе сказать. Скажу только, что была нужна кровь чистокровного волшебника. К Джинни или Рону обратиться было нельзя, по определенным причинам.

— А сейчас что за дела?

— Мне нужен Слагхорн. Жив еще старый пень?

— Что с ним сделается, если не считать того, что постепенно в маразм впадает!

Молодой профессор и сотрудник министерства весело расхохотались, и Невилл предложил проводить Гермиону в Подземелья. Через полчаса молодая миссис Уизли тепло прощалась с профессором зельеварения, сжимая в руке два флакона Оборотного зелья с наложенными на склянки консервирующими чарами. Старик был абсолютно уверен, что оказал неоценимую помощь сотруднице Министерства в расследовании одного запутанного дела. Зайдя проститься со всеми знакомыми профессорами, девушка отправилась обратно.

Обратно к аппарационной черте Гермиона шла через кладбище, где покоились погибшие в битве за Хогвартс герои. Она постояла у могилы своего деверя, Фреда Уизли, у могил Люпина и Тонкс, Колина Криви. Задержалась у плиты, под которой лежал самый молодой директор Хогвартса за всю его историю — Северус Снейп. Гермиона не удержалась…

«Орхидеус» — произнесла бывшая ученица и, сотворив букет орхидей, положила их на плиту. Все-таки к Снейпу у нее было особое отношение.

Вскоре женщина добралась до аппарационной черты и трансгрессировала обратно на Скотланд-Ярд.

Натали чуть не выронила из рук какую-то колбу, напуганная резким хлопком, с которым приятельница появилась посреди лаборатории.

— Ты когда-нибудь меня с ума сведешь своими штучками! — хватаясь за сердце, с притворным гневом накинулась на нее Натали. Гермиона расхохоталась, попросив прощения.

— Ладно, Натали, я убегаю, и так задержалась, скоро меня хватятся на работе. Спасибо тебе огромное заранее.

— Да не за что! Жду послезавтра, к семи.

Гермиона пошла по коридору обратно, спустилась по лестнице, попрощалась с охранником и вышла на крыльцо.

«Так! Дело почти сделано! Теперь нужно подумать об обновлении гардероба… и не только», — подумала ведьма. — К кому же отправиться за советом? К Флёр, конечно, больше не к кому… Француженки так хорошо разбираются в моде…»

Она загадочно улыбнулась.

Солнце ласково гладило молодых мужчину и женщину по плечам, рукам, ногам своими жаркими лучами. Легкий ветерок обдувал их тела, развалившиеся в шезлонгах, которые стояли на самом носу прекрасного парусника, совершающего плавание вокруг Кипра. Гермиона и Рон уже вволю накупались, вдоволь позагорали, постояли у штурвала под чутким руководством профессионального рулевого. С утра они зашли в порт Лимасол, накупили сувениров всей родне, детям, друзьям. Настроение было прекрасное; теперь они отдыхали, нежась среди щедрот субтропического рая. Яхта стояла на якоре в порту.

— Герми? Ты помнишь, что мне обещала после годовщины у твоих родителей?

— Конечно, помню, родной! Сегодня и будет вечер исполнения самых заветных желаний. Только уговор: ничем друг друга не попрекать, ни о чем не расспрашивать, не выяснять отношения, просто получать удовольствие от происходящего.

Рон был весьма заинтригован и рассеянно кивнул.

После легкого ужина, когда команда ушла в город, оставив молодых супругов одних, Гермиона посмотрела на Рона многообещающим взглядом. Время сюрпризов подошло. Она взяла мужа за руку и повела в их каюту, где они уже почти двое суток самозабвенно занимались любовью. Сердца у обоих бились сильно-сильно: у Рона — от неизвестности, а у нее — от предвкушения… Скоро это свершится, осталось совсем чуть-чуть…

— Что за сюрприз? — спросил Рон.

— Раздевайся! — сказала Гермиона тихо. Видя, что муж медлит, женщина добавила в интонации командирских ноток. — Совсем раздевайся. Она потянула за концы на шее собственное парео, которое упало к её ногам. Рон сглотнул слюну, снял сандалии, брюки, трусы и подошел к жене, которая тоже стояла практически обнаженная, в одних крохотных трусиках бикини. Они несколько минут смотрели друг на друга.

— Ронни, ты помнишь наш уговор? Никаких упреков, вопросов, сцен. Пусть все будет один только раз для каждого из нас, но будет красиво и захватывающе.

— Я все помню, Герми…

— Тогда пей! — она протянула ему стаканчик с жуткой бурдой, запах которой он узнал бы из тысячи. Он уже пил ее не раз: и на втором курсе в Хогвартсе, и во время операции «семь Поттеров». Он посмотрел на жену. Гермиона держала в руках такой же стаканчик.

— Пей и закрой глаза! Считай до ста. Откроешь, когда трансформация полностью закончится.

Через десять минут на широкой кровати каюты самозабвенно, страстно, со всем пылом занимались любовью высокая, очень красивая молодая женщина с великолепными, почти белыми, как лунные лучи, волосами длиной до колен, голубыми глазами, совершенным телом и юный мужчина, почти мальчик, с идеально сложенной фигурой, нежными девичьими чертами лица и мужественными, волевыми серо-голубыми глазами. Стоны и вздохи наполняли каюту. Ни один из них не сказал друг другу ни слова, ни один из них не назвал вслух имя своей сбывшейся мечты. Они знали, что под безумно желанной некогда оболочкой таится настоящая любовь каждого из них.

-fin-