Trotz allem

Тобиас Снейп очень любил смотреть, как готовит его жена. Высокая, худощавая, даже чуток костлявая — на вкус Тобиаса, немного угрюмая и, чего греха таить, со странностями, она преображалась, начиная готовить. Легкой тенью порхала по небольшой уютной кухоньке, где все приборы, кастрюли, посуда, специи и продукты лежали в идеальном и только ей понятном порядке. За готовкой она всегда что-то напевала, но как ни прислушивался Тобиас, он не мог разобрать ни слова в той иностранной тарабарщине, что слетала с уст жены.

Эйлин всегда провожала его на работу, накормив вкусным плотным завтраком, а он сидел, читая утреннюю газету, и наблюдал поверх нее за действиями жены — это было гораздо интереснее, чем читать о кубинской революции или о том, какой заговор на этот раз готовят «красные». Омлет у нее всегда был пышный и сочный, бекон поджаренным до нужной степени хрусткости, кофе крепким и ароматным, а уж что говорить о ее сладкой выпечке! Такого печенья Тобиас не пробовал ни разу в жизни до встречи с Эйлин!

Они познакомились на вечеринке, куда Эйлин была приглашена одной из подруг по какому-то богом забытому колледжу. Сначала Тобиас не обратил внимания на сутулую, худую, высокую девушку, наряженную в какое-то странное длинное черное платье. Но когда попробовал принесенные ею эклеры, то не смог оторваться, не съев все. Эйлин рассмеялась — у нее, оказывается, был прекрасный смех — и сказала, что испечет еще. Через час она вернулась с новой порцией лакомства, а Тобиас решил не упускать такой удачный вариант из виду. Он взял ее в жены с умыслом, что лучшей хозяйки ему не сыскать, а его будущим детям — лучшей матери.

Когда Эйлин забеременела, Тобиас носил ее на руках, тем более что округлившиеся формы жены только подогревали это желание, он исполнял все ее капризы с таким рвением, что сам себе удивлялся. Откуда он мог знать, что в нем есть такие силы, чтобы встать поздно ночью и бежать в круглосуточный магазин за пять кварталов от дома лишь потому, что его жене срочно захотелось томатного сока, а дома его не оказалось. Разве мог он представить, что будет счастлив растирать отекшие ноги жены, когда из-за огромного живота она не могла сама делать себе массаж. Беременность несказанно красила молодую женщину, и Тобиас уже всерьез полагал, что такая жена ему более чем по нраву. Он не помнил, сколько свечек поставил в церкви за здоровье своего будущего дитя, но ему нравилось думать, что половина огней, горящих под распятием Христа, — его. И единственным огорчением для Тобиаса был абсолютный атеизм жены — она никогда не сопровождала его на службу, предпочитая хлопотать по дому или читать.

9 января 1960 года родился его сын. Роды были тяжелыми, и врачи не давали гарантий, что его жена и ребенок выживут. Тобиас проводил все дни у постели жены и сына, а ночи — в церкви, молясь за жизнь своих любимых. 11 января он выкрал из больницы своего сына и отнес его в церковь. Там святой отец нарек младенцу имя Северус в честь святого мученика Севера Александрийского. Когда он вернулся в больницу, то застал там невменяемую от беспокойства жену, которая бегала по больнице, и врачи никак не могли ее успокоить. Тобиас только крепче уверовал в Господа Бога за это чудесное выздоровление. Походы в церковь стали ежедневными.

Постепенно жизнь входила в обычное русло, если не считать, что в доме появился крикливый, неспокойный маленький человечек. Поначалу Тобиас был рад понянчиться с малышом, но сын все время кричал, затихая только на руках матери. Отца семейства стали мучить странные чувства: он был рад сыну, но тот требовал слишком много внимания к себе, и обязательные завтраки перед работой постепенно сошли на нет. Теперь Тобиас сам собирал себе холодные бутерброды, и это огорчало его. Он утешал себя мыслью, что пройдет немного времени — и все снова встанет на свои места.

Но время шло, а Эйлин занималась только сыном, мало обращая внимания на все более нетерпеливого мужа. Вскоре ребенок стал вызывать в душе Тобиаса только недовольство, и заглушить это он мог лишь в церкви и с друзьями в баре. Все чаще отец семейства задерживался с работы, возвращаясь поздно и с ароматом перегара, постепенно становившегося ежедневным. Он взгромождался на жену, быстро удовлетворял свое желание и засыпал, похрапывая.

Эйлин с каждым днем все больше обожала сына, она вязала ему крохотные носочки и шапочки, каждый день подолгу гуляла, кормила мальчика вкусными и полезными пюре и кашками. Ребенок раз и навсегда стал для нее центром Вселенной, не оставив места ни для кого более. Сынок радовал ее ежеминутно, даже когда плакал ночами, жалуясь на боль в животике. Она пела ему колыбельные, рассказывая в них об удивительном мире, где есть волшебство и живы драконы и единороги.

Муж не одобрял таких «суеверий», но терпел, считая все это простой сказкой на ночь. А сыночек с любопытством таращил темные глазенки, слушая про магов и чародеев, пока сон не смежевал его веки. Эйлин могла часами сидеть у его кроватки, любуясь сыном. Он был для нее прекраснее всего, что только можно было представить. Вглядываясь в его лицо, она все чаще улавливала сходство с собой, вслушиваясь в его тихое размеренное дыхание, удивлялась чуду рождения, не в силах представить, как из двух крохотных клеточек мог вырасти и родиться такой замечательный ребенок?

Она любила каждый миг, проведенный с сыном. Первый шаг, первое слово — все, что пропустил муж, гуляя по трактирам, она впитывала с радостью и благодарностью. И сын отвечал ей абсолютной взаимностью. Чем старше он становился, тем больше привязывался к матери. Он с удовольствием наблюдал за хлопочущей на кухне мамой, сидя на высоком детском стуле.

Четыре года после рождения Северуса, были практически идеальными, если не считать загулы Тобиаса, вошедшие в привычку. Муж был недоволен, что его сын постоянно крутится у материнской юбки, что помощь в готовке для него важнее игр с отцом, но глядя на Эйлин, как и прежде порхающую по кухне, Тобиас прощал ей все. Ему казалось, что вот теперь все вошло в прежнее русло, и хоть сын и скрадывал большую часть внимания жены, но завтраки, обеды и ужины вернулись в традиционный уклад семьи Снейпов.

А потом случилось страшное, что перевернуло жизнь Тобиаса с ног на голову. Это был обычный выходной день. За окном мела метель, а в доме у кухонного очага было тепло и уютно. Тобиас попивал горячий кофе, куда незаметно для жены влил добрую порцию коньяка, и расслабленно размышлял о том, как же здорово, что сегодня не нужно идти на работу. В последнее время работа стала для него тяжелой повинностью. Он смотрел, как Северус помогает матери готовить крем для торта в честь своих именин, и наслаждался ароматами, носившимися по кухне. Тобиас предвкушал приятный вечер в компании семьи и графинчика виски, как вдруг что-то случилось, и из миски с кремом посыпались разноцветные искры.

Тобиас перепугался, подумав, что произошло что-то страшное и его сына ударило током. Откуда взяться оголенным проводам в центре кухни в миске с кремом, ему было некогда рассуждать. Он схватил перепуганного ребенка на руки, ощупывая его на предмет ожогов или травм. Северус притих, вытаращив на него черные, как у матери, глаза. Со стороны камина раздался тихий и счастливый смех, Тобиас подумал, что его жена от страха сошла с ума, но Эйлин продолжала смеяться, вгоняя его в ступор, и никак не могла остановиться. Эту сцену прервал стук в окошко.

За стеклом сидела недовольная нахохлившаяся сова и продолжала стучаться, не обращая внимания на людей. Эйлин, продолжая хихикать, открыла форточку и впустила птицу в дом. Сова сделала круг над головами и сбросила на голову Тобиаса какой-то конверт, потом громко крикнула и вылетела обратно.

Тобиас машинально взял конверт и открыл его. В письме красивым почерком было написано:

«Северус Тобиас Снейп. Возраст четыре года и три дня. Первый магический выброс зарегистрирован 11 января сего года. Просьба к родителям ограничивать свободу передвижения мальчика, пока он не научится владеть собой в присутствии магглов. Следующей совой вам будет выслана Инструкция по предотвращению магических выбросов. Поздравляем, ваш сын — волшебник и будет зачислен в школу чародейства и волшебства Хогвартс по достижении им одиннадцать лет.

Олав Рагнарек»

— Что это? — прошептал Тобиас.

— Это письмо, разве ты не видишь? Теперь я спокойна, наш сын такой же волшебник, как и я. Слава Мерлину, не сбылось предсказание моей бабки, что на мне оборвется род Принцев!

— О чем ты вообще говоришь? Ты сошла с ума, женщина? Какое волшебство? Какой Мерлин?

— Прости, Тоби, я не рассказывала тебе раньше, боялась, что ты не поймешь, но теперь, когда наш сын настолько особенный мальчик, я надеюсь, ты поймешь все и простишь мне мое молчание. Я волшебница из древней и чистокровной семьи, мои предки были на протяжении многих веков самыми сильными и способными магами. Я, как и мои родители, училась в школе волшебства с такими же одаренными детьми. Потом я встретила тебя и решила уйти из мира магии. Моя бабушка прокляла меня за нашу связь, но я все равно вышла за тебя. Я скрывала от тебя свои способности, чтобы не испугать, я думала, что проклятие старой ведьмы исполнится и наши дети уже не будут магами, но я счастлива, что ошиблась! Правда же это прекрасно, что… — Эйлин осеклась, только сейчас заметив выражение крайнего отвращения на лице мужа.

— Ты что — богомерзкая ведьма? И ты околдовала меня? Совратила, родила от меня этого… — Тобиас с брезгливостью сбросил с колен сына, уронив ничего не понимающего ребенка на пол. Северус больно ударился и заплакал. — Стой на месте, ведьма!

Последнее слово Тобиас произнес с крайним презрением, так могли разговаривать инквизиторы много веков назад. Эйлин замерла, с ужасом понимая, что ее муж абсолютно не рад исключительным способностям ее и сына. Он смотрел на нее, как на какое-то странное и противное насекомое.

— Ты! Подвергла мою бессмертную душу такому греху! Ты уничтожила все, что я делал столько лет для тебя и твоего щенка! Ты шлюха, ведьма! Убирайся и забирай свое отродье! — Тобиас занес ногу, чтобы пнуть сына и тут же слетел со стула, выбитый каким-то страшным странным ударом.

Эйлин стояла над плачущим ребенком, вскинув руки. Ее лицо было страшным от гнева.

— Никогда не смей трогать моего сына, жалкий маггл! Только попробуй еще раз прикоснуться к нему!

Тобиас вскочил, разъяренно сжимая кулаки, но поделать ничего не мог. Пока не мог. Скрипнув зубами, он ушел из дома на целую неделю. Когда он вернулся, для Эйлин и Северуса начался ад.

Тобиас вернулся, когда жены и сына не было дома. Он перевернул вверх дном все вокруг, перетряс каждый ящик, прощупал каждую женину тряпку и нашел несколько подозрительных на вид вещей: деревянную палочку, старинный медальон и пару странных движущихся фотографий. Все свои находки он отправил в камин, глядя, как из палочки вырываются розовые и зеленые искры, как чернеют и съеживаются шевелящиеся фигурки на фотографиях, смотрел, как оплывает черненое серебро медальона. Смотрел и испытывал огромную радость и облегчение. Теперь, когда он уничтожил последние напоминания о том, другом греховном мире, он выбьет всю дурь из башки жены и сына. Он не позволит им утащить свою душу в ад! Никогда Тобиас Снейп не будет гореть в адском пламени! Никогда!

Все, против чего восставала душа Тобиаса, все, что он ненавидел в жизни, все, в чем даже не пытался себе сознаться, вылилось в откровенную травлю жены-ведьмы. Этот кошмар начинался с утра, лишь не надолго прерываясь на время его работы, и заканчивался поздней ночью. Он мог прийти заполночь в сильном подпитии, вытащить жену из постели и избивать ее до крови. В каждый удар он вкладывал очистительный, божий, как ему казалось, гнев. Если Инквизиция перестала существовать, он заменит святой огонь!

С каждым разом побои становились все ожесточеннее, он видел в них свой долг перед множеством невинных людей, которых могла совратить или испортить его жена. Он видел в ежедневном терроре свой крест по спасению мира и всерьез надеялся заполучить после смерти статус святого. Он принимал все слишком серьезно, думая о себе, как о новом сыне Божьем, терпящем при жизни муки. Он ограничил все, что посчитал роскошью. Деньги для ведения хозяйства выдавал неохотно, строго следя за тем, чтобы и грошика не осело в карманах жены. Он третировал свою семью, искренне веруя, что спасает их души.

Однажды Тобиас застал жену за тем, что та рассказывала сыну какие-то волшебные бредни, и так избил ее, что Эйлин неделю не могла встать с постели. Их сын из довольного жизнью мальчишки превратился в запуганную крысу. Когда отец был дома, он боялся выходить из своей комнаты, но стоило только раздаться звукам ударов, как Северус выползал из своего укрытия и плача, умолял отца не делать больно маме.

Пока Северус был маленький, Тобиас не трогал его, надеясь, что уроки, преподанные матери, не пройдут даром и мальчишка и думать забудет о том, чтобы стать волшебником. Но всякие раз, когда раздавались хлесткие звуки ударов, Северус плакал и обещал себе, что совсем скоро он станет взрослым и научится колдовать, и тогда его отец навсегда забудет, что такое — бить маму. Каждый новый скандал, каждое бранное слово только укрепляло решимость мальчика. Он не понимал, почему мама не заколдует отца, чтобы тот и думать забыл об их существовании. Позже мама объяснила, что без палочки она не может нормально колдовать, что магические выбросы, подобные тому, что случился, когда прилетела министерская сова, — большая редкость. А Северус понял только одно из этого — нужно сделать так, чтобы его сила и умения никогда не зависели от какой-то там палочки.

И он тренировался ежедневно, сидя на заброшенном, замусоренном пустыре. Он пыжился, кряхтел, краснел, но не оставлял попыток научиться колдовать без палочки. Северус ставил в ряд пустые консервные банки и представлял себе, как сбивает эти мишени с помощью магии. Спустя многие недели тренировок, у него стали получаться искры, вскоре он мог направлять эти искры в банки, но сбивать их у него получилось только спустя месяцы и месяцы тренировок.

В один из таких дней, когда все мишени были поражены с первого раза, он встретил смешную угловатую девочку. Она увидела, как по его воле слетела с камня последняя банка и открыла рот от изумления.

— Ты кто, что тебе надо? — недружелюбно спросил Северус, думая, что сейчас девочка с визгом убежит, испугавшись.

— Я Петуния Эванс. Мы живем в соседнем квартале. А как ты это сделал?

— Молча, — буркнул Северус, не зная, как себя вести.

— А научи и меня?

— У тебя мозгов не хватит.

— Ну, зачем ты так? — огорчилась девочка, и Северусу стало стыдно.

— Ладно, извини, но научить тебя я вряд ли смогу. Этому надо очень долго учиться.

— Я готова попробовать!

Северус, больше для того, чтобы надоеда от него отвязалась, показал ей, как это делается, но, конечно, ничего у девочки не получилось. Она ни капельки не расстроилась, и чуть позже они сидели под деревом, весело болтая о всяких важных детских делах.

Оказалось, что Петуния старше его, но по ее виду этого нельзя было сказать — слишком уж худой была девочка. Она рассказала ему о своей семье, о том, что папа потерял работу, и они были вынуждены переехать в этот район. Что у нее есть младшая сестренка, которая сейчас гостит у бабушки в Суррее. Что этой осенью она идет в четвертый класс, в новую школу. Спрашивала, какие здесь учителя, много ли задают, насколько дружелюбны дети. Северус, как мог, отвечал ей, стараясь не показывать своего раздражения ее говорливостью и любопытством.

Он не хотел говорить ей, что осенью она сама увидит, насколько «дружелюбны» здешние школьники, среди которых он был белой вороной — в своих вечно заштопанных обносках с чужого плеча. Мама, как могла, приводила в порядок его вещи — на новые у них не было денег, отец выдавал Эйлин средства на покупку одежды только тогда, когда сын совершенно вырастал из старой. Ему было неприятно думать, что эта благодушно настроенная девочка переменит о нем свое мнение, стоит ей только увидеть, как его травят одноклассники.

«Ничего, — думал про себя Северус, сжимая кулаки, — ничего! Вот скоро я уеду в Хогвартс, и там все будет по-другому!»

А Петуния продолжала болтать, с интересом рассматривая своего неразговорчивого собеседника. Этот странный мрачный мальчик понравился ей с первого взгляда. Он был похож на встрепанного, недоверчивого воробушка, но она чувствовала, что он не такой, как все, и это интриговало ее.

Они стали встречаться каждый день. Она приходила и смотрела, как он прицельно сбивает банки без помощи камней одной только силой мысли, она гордилась тем, что знакома с таким незаурядным человеком. Ему были приятны восторги девочки, да и, честно говоря, сбивать банки стало гораздо проще и интереснее, когда каждую слетевшую мишень встречали бурные аплодисменты и крики поддержки.

Так прошло несколько недель. Петуния приносила из дома вкусное печенье, а он рассказывал ей «сказки» про волшебников. Много раз они играли в школу Хогвартс, изображая из себя прилежных учеников. Петунья притащила старую ненужную кастрюлю, и они варили в ней «зелья». Из прутиков получались почти настоящие волшебные палочки, и не беда, что из «палочки» Северуса слетали искры, а у Петуньи — нет. Все дни напролет были наполнены волшебством общения и магией смеха.

Однажды Северус пригласил Петунью в гости, на мамино печенье с молоком. Отца не было дома в это время, и можно было не опасаться его криков. Эйлин добродушно приняла подружку сына, накормила их обедом и с воодушевлением рассказывала детям все новые и новые истории из жизни волшебников, вызывая восторженные охи у Петуньи и сдержанную гордость у сына. В самый интересный момент, когда Эйлин стояла посреди кухни с черпачком наперевес и громко декламировала заклинание, в кухню ввалился Тобиас.

Он был пьян и зол — сегодня его уволили с работы за прогулы. Он зашел по пути в любимый бар, но выпивка не принесла удовлетворения — злость все еще кипела в нем. Увидев, как Эйлин что-то рассказывает о колдовстве сыну и какой-то девчонке, Тобиас озверел окончательно, решив выместить злость на жене.

Не говоря ни слова, он подбежал к ней и занес кулак. Эйлин охнула и сжалась. Дальше все произошло слишком быстро. Хлопок. Искры. Удар. Тобиас отлетел к стене, ударившись головой. Вот он вскочил на ноги и, пошатываясь, направился к сыну, вскинувшему руки в защитном жесте, стоя над лежащей на полу матерью.

Северус дважды отбрасывал отца от себя, но тот всякий раз вставал, и упрямо шел, видя только одну цель. На третий раз ребенок не успел отреагировать, и отцовский кулак пришелся Северусу в челюсть. Хрупкий мальчик отлетел и ударился о кухонный стол. Петунья закричала, в ужасе схватившись за щеки. Когда покрасневшие глаза Тобиаса уставились на нее, девочка вскочила и убежала. Она никому не рассказывала о том, что видела, но это произвело на нее сильное впечатление. Дом Снейпов стал навевать на нее ужас.

Петунья продолжала приходить на их с Северусом пустырь, но того все не было. Она стала подкарауливать его у магазина, но так и не дождалась. Набравшись храбрости, девочка выбрала время, когда мистера Снейпа не было дома, и постучала в дверь. Открыл Северус. Он был бледен, на лбу красовалась заживающая царапина, на щеке сходил крупный синяк, ставший уже светло-желтым. Мальчик старался не делать глубокий вздохов, непроизвольно морщась всякий раз.

— Чего тебе? — недружелюбно спросил он.

— Я пришла узнать, как ты? Почему не приходишь на пустырь? Я соскучилась…

— Слушай, что тебе от меня надо? Ты мне надоела! Проваливай и никогда больше не заговаривай со мной! Ненавижу тебя!

— Но почему? — опешила Петунья.

— Потому, что не вмешалась! — зло выкрикнул Северус и захлопнул перед ее носом дверь.

Петунья потерянно смотрела на дверь с облупившейся краской и молчала. Она не могла поверить, что ее единственный после сестры друг, отказался от нее. Обида на несправедливость Северуса нарастала, подкрепленная его жестокими словами. Как будто она могла что-то сделать? Медленно развернувшись, девочка направилась домой, чувствуя, как с каждым шагом что-то рвется в ее душе. Чтобы не искать причину опустошенности в себе, Петунья нашла ее в Северусе и с тех пор невзлюбила его так же сильно, как до этого симпатизировала. С годами эта черта характера только усугубилась, позволяя ей всегда и везде чувствовать свое превосходство.

Вскоре произошло то, чего так опасалась Петунья — Северус познакомился с Лили. С тех пор, как они поссорились, Петунья избегала мест, где они могли бы встретиться, не зная, что теми же маршрутами, с теми же намерениями ходит и сам Северус. Ему было неловко от того, что он накричал на своего единственного друга, но пересилить себя и извиниться Северус не мог.

Лили он увидел в тот момент, когда она играла во дворике с Петуньей. Оглядевшись по сторонам, миленькая рыжая девочка, подбросила своего бумажного журавлика в небо и заставила того порхать вокруг них с сестрой. Северус, случайно проходивший мимо, замер. Он с пониманием и надеждой смотрел на Лили, думая, что вот теперь ему не будет так одиноко в мире магглов, что неподалеку есть человек такой же, как и он сам — волшебник. Петунья тоскливо посмотрела на бумажного журавлика Лили и, когда тот пролетал близко от нее, схватила и смяла бумажную фигурку.

— Тунья! Ну зачем ты так? — возмутилась Лили.

— Не делай так! Это плохо!

— Почему это? Мама сказала, что я особенная.

— Это не правда!

— Ты просто завидуешь, Тунья!

— Нет! Тут нечему завидовать! Это не нормально!

Лили заплакала и побежала в дом. Северус подошел поближе и спросил у огорченной своей резкостью Петуньи:

— Зачем ты так с ней? Она ведь и правда особенная.

— Не твое дело! — вздрогнула Петунья. — Тебя это вообще не касается!

— Касается, ведь мы же с ней одинаковые.

— Это неправда!

— Ты сама знаешь, что правда!

— Я не позволю, чтобы моя сестра стала такой же ненормальной как… как…

— Ну, договаривай!

— Как ты! — выпалила Петунья. — Ты отвратительный маленький заносчивый урод! Я не позволю сестре стать такой как ты!

— Да что ты можешь сделать? — пожал плечами Северус. — Маггла, — бросил он презрительно и отошел.

С тех пор он осторожно следил за сестрами, следуя за ними тенью. Он пытался застать момент, когда Лили останется одна, но, похоже, прилипала-сестра повсюду следовала за ней, не оставляя ее одну ни на миг. Северус терял терпение, но не смел познакомиться с Лили, боясь, что Петунья наговорит про него гадостей. Но однажды он не выдержал, наблюдая из-за кустов за качающимися на качелях Лили и Петуньей.

— Лили, перестань! — крикнула старшая.

Но девочка пустила качели на полную высоту, и оттуда взлетела в воздух — взлетела совершенно буквально, взмыла в небо с громким хохотом, а потом, вместо того чтобы упасть на шершавый асфальт, спланировала по воздуху, как акробатка. Она парила в воздухе невероятно долго и приземлилась невероятно легко.

— Мама не разрешила тебе так делать! — Петунья затормозила свои качели, со скрипом проведя по асфальту подошвами сандалий, и соскочила вниз, руки в боки. — Мама ведь говорила тебе, что так нельзя, Лили!

— Но ведь ничего не случилось, — рассмеялась в ответ Лили. — Тунья, гляди. Смотри, как я умею!

Лили сорвала увядший цветок с куста, за которым прятался Снейп. Петунья медленно двинулась к ней, явно разрываясь между любопытством и неодобрением. Лили подождала, пока сестра подойдёт поближе, чтобы ясно всё видеть, и раскрыла ладонь. Цветок лежал на ней, открывая и закрывая лепестки, как странная многогубая устрица.

— Прекрати! — взвизгнула Петунья.

— Тебе же от этого не больно! — откликнулась Лили, однако сомкнула ладонь и бросила цветок на землю.

— Так нельзя, — сказала Петунья, но глаза её продолжали следить за упавшим на землю цветком. — Как ты это делаешь? — спросила она с явной завистью в голосе.

— Всё понятно, правда? — Снейп не мог больше сдерживаться и выскочил из-за кустов. Петунья завизжала и бросилась назад к качелям, а Лили, хотя явно испугалась, не тронулась с места. Снейп, видимо, пожалел о своём чересчур внезапном появлении. Он глядел на Лили, и его худые щеки заливались тусклым румянцем.

— Что понятно? — спросила Лили.

Снейп был явно взволнован. Бросив взгляд на Петунью, стоявшую довольно далеко, за качелями, он понизил голос и сказал:

— Я знаю, кто ты.

— В смысле?

— Ты… ты колдунья, — прошептал Снейп.

Девочка, похоже, обиделась.

— Обзываться нехорошо!

Она гордо задрала нос, повернулась и пошла прочь, к сестре.

— Да нет же! — крикнул Снейп ей вслед.

Сёстры смотрели на него с дружным неодобрением, вцепившись каждая в свои качели, как будто это был «домик» в игре в пятнашки.

— Ты правда колдунья, — сказал Северус Лили. — Правда. Я давно за тобой наблюдаю. Но ничего плохого в этом нет. Моя мама тоже колдунья, а сам я — волшебник.

Петунья обдала его раскатами смеха, как холодной водой.

— Волшебник! — взвизгнула она, окончательно оправившись от шока, вызванного его внезапным появлением. — Я знаю, кто ты. Ты сын этих Снейпов. Они живут у реки, в Паучьем тупике, — сказала она Лили, и по её тону ясно было, что этот адрес — плохая рекомендация в её глазах. — А зачем ты за нами шпионил?

— Я не шпионил! — сказал Снейп, стоя на солнцепеке, весь красный, лохматый и несчастный. — Уж за тобой-то я точно не стал бы шпионить, — добавил он презрительно. — Ты — маггла.

— Пошли, Лили, мы уходим! — резко бросила она.

Лили тут же повиновалась. Уходя, она пристально взглянула на Северуса. Он стоял и смотрел, как они выходят за ограду площадки, чувствуя горькое разочарование, что все прошло не так, как он готовил. Опять Петунья все испортила!*

Прошло несколько дней, и Северус снова встретил Лили, к счастью, она была без сестры.

— Привет! — первым поздоровался Северус.

— Привет! — осторожно ответила Лили, рассматривая его во все глаза.

— А я иду сбивать банки магией, пойдем со мной?

— Ну, пойдем.

То, с чем он неохотно делился с Петуньей, то, что скрывал от отца и матери, Северус сразу и навсегда доверил Лили, ведь она была такая же, как и он! Они были одинаковые, а вскоре будут учиться вместе. Если и существовал в мире человек, который поймет его, то это была Лили Эванс.

Лили хлопала в ладоши, глядя, как лихо слетают банки с забора. Она тут же решила попробовать сама, и у нее получилось с первого раза!

— Ты просто замечательная, — с восхищением в голосе сказал Снейп. — Ты станешь очень сильной волшебницей!

— Правда? — с радостью спросила Лили без тени ложного смущения. — А я так переживала, что буду самой худшей ученицей, и меня выгонят.

— Кто посмеет выгнать такую талантливую ведьму?

— Не называй меня так, пожалуйста, — поморщилась Лили.

— Почему? — удивился Северус.

— Это как будто ругательство, какое-то.

— Ничего подобного! Ведьмами называют всех волшебниц, потому что надо много знать — ведать — чтобы стать хорошей ведьмой**.

— Я буду очень стараться! — счастливые блестящие глаза Лили заставили маленькое сердечко Северуса замереть на мгновение и снова бешено забиться. Дыхания не хватало и он просто смотрел на нее, не в силах отвести взгляда. Она будет самой лучшей ведьмой, уж он-то постарается!

_______________________________

* Текст почти полностью позаимствован из книги «ГП и ДС» Глава 33. История Принца.

** Происхождение английского слова «Witch» — ведьма, считается неустановленным, поэтому автор взял на себя смелость воспроизвести русскую трактовку слова.