Scarlet letter

Приветствую, человек.

Если ты нашел это письмо, значит, ты вскрыл просвет между столешницей и ящиком в Аврорате, в Отделе Чрезвычайных ситуаций, в комнате 370D, напротив судебной лаборатории, где проводится вскрытие тел. Не знаю, существует ли еще эта самая комната, но запах спирта и гниения, идущий оттуда, я чувствую уже сейчас, пока пишу это письмо. Охлаждающие чары в такую жару работают очень плохо, а опознавать трупы кому-то все-таки нужно. Хотя... Хм. Кажется, я пишу не о том.

Привет, меня зовут Марлен, я рада тебе, хоть и не вижу твоего лица и не знаю твоего имени.

Мое имя всегда было предметом смеха и кривотолков, особенно, если я выговариваю его целиком. Марлен Мэри-Энн Маккиннон. Мар-лен, Мэ-ри-Энн. Даже песенка получается, если долго и протяжно тянуть все гласные. Ну а что, очень даже неплохо, может, даже на колыбельную смахивает. А это — странички из моей жизни, которые я хочу тебе рассказать.

Быть может, ты задашься вопросом — а какого, собственно, хрена я это пишу, да еще неизвестно к кому обращаюсь? А ответ по-детски прост, человечек, элементарен, можно сказать. Я не имею права высказать все это вслух. Моя слабость никому здесь не нужна, а излить чувства хотя бы на бумаге нужно. Так-то.

Ты готов к страшной сказке? Ну читай же внимательно, вот она, прямо перед тобой.

* * *

Как я уже говорила, сейчас я сижу в Аврорате. Мы — группа немедленного реагирования № 78A, и мы все авроры-стажеры, которые практически не знают основных фишек данной профессии. Наш руководитель — Аластор Хмури, или же Шизоглаз. Шизоглаз, прямо я вам скажу, ебнутый на всю голову каким-то из тех заклинаний, которым он нас обучает. Выглядит он, как рассыпающаяся старинная статуя — весь в каких-то щербинках, оспинках, шрамах, у него даже протез есть вместо ноги. Время изрядно потрепало его, так что при нем сейчас лишь хриплый каркающий голос и непревзойденное, понятное только ему одному чернущее чувство юмора. Вчера, например, он ржал над нашим Бенджи Фенвиком. Бенджи, скажу я тебе, у нас подо все заклинания подставляется, маленький храбрец — низкорослый, от горшка два вершка, выглядит как мальчишка, а лезет везде и всегда. Ну так вот, в рейде Бен получил широченную царапину во все лицо. Сидит он, значит, вокруг него целители бегают, кровь на рубашку хлещет, весь воротник залила, а Шизоглаз тычет в него обрубком указательного пальца и говорит: "Теперь ты, Люк, точно мой сын!". И ржут оба. Я так и не поняла, что они имели в виду.

Ах да, человечек, у нас тут война. Началась она, когда мои родители еще только-только поливали друг-друга в Хогвартсе чернилами и не то что о свадьбе — о дружбе даже не помышляли. Почти весь выпуск 1977 года сидит в аврорате или трудится на благо святого Мунго. Мы в активной стадии, как говорит Руфус Скримджер — Упивающиеся развлекаются, мы им мешаем, а на деле это выливается в крупномасштабные стычки с трупами и повреждениями. Каждый из нас хоть раз да испытал на своей шкуре Круциатус. И скажу тебе по опыту, это больно так, что мне легче вонзить в себя нож и провернуть его раз двадцать, чем вытерпеть такое хотя бы еще разочек.

Мы тут научились многому, в школе не учат подобному. Мы все прекрасно знаем, как наложить десяток швов и обработать рану, как связать и как убить. Даже такие, как Молли Уизли, хотя ей, по идее, полагается знать только как зачаровать спицы, перепеленать ребенка и стандартный набор суповых заклинаний № 14.

А, да. Еще мы умеем трансфигурировать ветки и поленья в гробы. Хорошие такие гробы, крепкие. И гравировке на надгробных камнях мы все научились. И ямы рыть с помощью магии. Можно уже открывать похоронное бюро и зарабатывать на этом деньги. Только вот они карман прожгут, в этом я точно уверена.

* * *

Когда у нас был выпускной, мы были счастливыми детишками, идеалистами и сопливо-слащавыми романтиками. Почти половина девушек с курса уже вовсю собирались замуж. Космо, Элли, Мэри, Лили. Вышла замуж, в итоге, только Эванс. Элли была убита, Космо тоже, а Мэри потеряла жениха в одной из стычек. Теперь на нее и смотреть-то страшно — осунулась, похудела, днюет и ночует на своем пятом этаже, в отделе недугов от заклятий.

А недавно я была у Хитченс, у своей подружки Хитченс, в Хитерфилде, небольшом городке рядом с Брайтоном. Это, скорее, деревня — находится рядом с вересковыми пустошами, и весной там так одуряюще пахнет, что свихнуться можно. В общем, пришла я к ней, постучалась. Никто не отозвался, конечно, тогда я пошла к соседке ее, миссис Си Эн Карпентер. "О, я видела ее утром, она шла к церкви, бедная сиротка!" — сказала мне миссис Си. Естественно, туда же направилась и я. И увидела ее на кладбище, она сажала цветы. А когда увидела меня, наставила палочку.

"Спокойно, — сказала я. — Это же я, Марлен Мэри-Энн, и это я подарила тебе тот самый думосброс с нашими самыми счастливыми воспоминаниями, помнишь?". И лишь тогда она палочку опустила и вернулась к своему занятию. Так уж получилось, что в своем родном городке она ухаживает за целым рядом могил, и все люди под землей — ее родственники в той или иной степени. И большинство умерли совсем-совсем недавно, менее года назад. Смотрела я, смотрела на эти надгробия, а Хитченс вдруг обернулась ко мне и сказала: "Теперь у меня остались только вы. И аврорат. Когда-нибудь я выйду замуж за собственную работу, и мы с ней умрем в один день."

В этой войне, человечек, многие из нас потеряли своих родных и близких. И только нам, группам немедленного реагирования, выпадает сомнительное счастье опознавать трупы. А в тот раз, когда мы прибыли прямо к дому с Темной Меткой, Эрис побледнела как распоследний мертвец и побежала внутрь, даже несмотря на вопли Шизоглаза "Куда, глупая девка, куда, твою мать?!". Естественно, за ней ломанулась я, а за мной и вся группа. Когда мы вбежали внутрь, Хитченс сидела на коленях посреди комнаты и шептала, шептала, шептала чьи-то имена. Ну а потом уже мы увидели их — ну, те восемь трупов, что валялись в разнообразных позах. Старик со вспоротым животом, пожилой мужчина с веревкой на шее и вогнутыми ребрами. Подростки-близнецы, вцепившиеся друг в друга. Ребенок со свернутой, как у куренка, шеей. Еще один ребенок, совсем маленький, лет трех-четырех, валяющийся бессловесной куклой. И молоденькая фигуристая девушка, с задранной юбкой, похабно раздвинутыми ножками и перерезанным от уха до уха горлом. Я узнала в девушке Люси, Люси Хитченс, кузину Риз, учившуюся в Хаффлпаффе, младше нас на год. Девушку, которая очень мило улыбалась, виртуозно пекла пирожки и была предметом воздыханий чуть ли не всех мальчишек со своего факультета. А коли уж она была там,в том доме, то нетрудно было догадаться, чего это Хитченс так всполошилась. Шизоглаз тогда ей хорошенько по лицу залепил, потому что у нее случилась истерика. Да что там у нее — у меня бы тоже истерика случилась.

Страшно хоронить родных, но еще страшнее хоронить друзей. Вчера мы хоронили Доркас. Дори Медоуз, самая строгая из нас, гениальный стратег, просчитывающий все ходы врага до мелочей. А вот этот ход она не просчитала и вчера мы ее хоронили. Нас было... мало нас было, человек девять, половина группы. А она лежала бледная, величавая в своем небытии, и Смерть уже отметила ее лоб своим темным поцелуем. И дождик капал на скомканные, смятые и поломанные цветы. Она была словно из мрамора, наша Дори, как статуя Ровены Равенкло в Хогвартсе — величавая, статная, потусторонне-красивая. Она-то точно нашла на небесах большую библиотеку и засела там, занимаясь своим любимым делом часы, дни напролет. Это мы тут мучаемся.

А ты когда-нибудь участвовал в битвах, мой невидимый собеседник? Тогда ты и без меня знаешь, что это безумно увлекательно. Группу разделяют на три поменьше, Шизоглаз орет шепотом что-то вроде: "Заклинания маскировки! Блэк, Поттер, Пруэтт, на правый фаланг! Лонгботтом, Хитченс, Маккиннон, на левый! Вэнс, Подмор, Шеклболт, прикрывайте зад! Фенвик и второй Пруэтт, за мной! Не ссать! Надерем им задницы!" и несется прямо в кучу Упивающихся с утробным азартным рыком, а за ним гуськом следуем все мы, рассыпаясь по полю битвы как горох и сбивая противника с толку. И каждый раз, когда в тебя летит заклинание, по телу словно бы волна холодная проходит, и мурашки кожу пощипывают, и ты словно бы на мгновение к земле прирастаешь, не в силах совладать с первобытным страхом. И только потом включаются защитные рефлексы, и тогда уже надо успеть уклониться или отскочить. Замешкаешься — хана. Будто бы по лезвию ножа идешь, ноги режешь, а идешь, потому что знаешь, что если оступишься, то будет не только больно. Потому что из двух зол ты выбираешь меньшее. Лучше подставиться под пощечину, чтобы избежать удара.

* * *

Недавно я была на крестинах сына четы Поттеров, маленького Гарри. Лили хотела устроить довольно пышный прием, с кучей гостей и родственников, но жизнь иначе распорядилась. Половину приглашенных поставили в дозор, еще некоторые были ранены и лежали в Мунго, магглов решили вообще риску не подвергать, так что в итоге на мероприятии присутствовали только я, Блэк и родители с виновником торжества. Крещение прошло в крайней спешке, мы все держали руки в карманах, оглаживая пальцами древесину палочек, мы были готовы немедленно аппарировать с ребенком на руках, не закончив церемонии. Но все прошло как нельзя лучше, и Блэк получил почетное звание "крестный отец".

Детишек у нас всего двое, оба мальчики и мы величаем их "сыны полка", потому что их родители все время находятся в так называемой "группе риска". Невилла и Гарри, впрочем, все это мало беспокоит, им обоим достаточно того, что на всех сборищах их передают из рук в руки, их развлекают и с ними тетешкаются, даже такие люди как МакГонагалл и Хмури невольно улыбаются. Эти мальчики для многих наших девочек отдушины, куда они могут излить всю свою нерастраченную материнскую любовь, ведь у самих-то у них детишек уже может и не быть.

* * *

Может быть, лет через двадцать пять я буду старой морщинистой вешалкой, усядусь в продавленное кресло-качалку и буду рассказывать окружающим меня внукам о том, черт побери, какая охуенная была бабушка в молодости, как она с палочкой наголо крошила Упивающихся Смертью в капусту и как она легко переживала все трудности и невзгоды, выпавшие на ее долю. И тогда мне не надо будет бояться завтрашнего дня, не надо будет запирать дом на все известные защитные заклинания.

Только вот чует мое сердце, не будет у меня такого. В этом мире сейчас, когда ты боишься просыпаться и готов сдохнуть, лишь бы не испытывать такое чудовищное нервное напряжение каждую минуту, невозможно верить в чудо. Дай-то Мерлин, чтобы мы все остались живы. Остальное будет не так уж и важно.

Наверное.

За сим я прощаюсь. Не поминай лихом. Если буду жива — подай весточку. И не суди меня строго.

Марли.