Вздох. Тихий и тоскливый… Наконец-то наедине. Свадьба, хоть немноголюдная и нешумная, успела прожарить мозги, натянуть нервы до остроты палочек-канапе, смешать в терпко-сладкий соус предвкушения, желания и страхи.
Тонкс нервно сжала в кулаке воздушно-сахарный парчовый подол платья и покраснела совсем как омар, которого утром варила к праздничному столу мама. Волосы, мгновенно покрасневшие вместе с лицом, укоротились: длинные медные локоны, красиво завитые к торжеству, превратились в торчащие пряди, делая ведьму похожей на озорную школьницу. Клубника со сливками — вот кем была сейчас Дора Люпин.
Её муж, едва войдя в комнату, отведённую молодым, первым делом ослабил узел галстука, впившегося в горло весь мучительно долгий приторно-праздничный день и лишавшего возможности дышать полной грудью. Вздох. Долгожданный и свободный…
Тонкс сделала шаг навстречу, несмело коснулась следа, оставшегося на шее мужа, чуть влажной ладонью. Обоняния коснулся уже ставший родным аромат вспотевшего мужского тела. Дора сглотнула сладкую слюну и невольно облизнула губы. Она ждала этого момента слишком долго. Она давно начала представлять, как окажется наедине со своим законным мужем — мужчиной, выбранным для себя, единственным и самым родным. Связи, которые были до этого, считались лишь подготовкой, источником опыта — так сказать, пробой. Ни аппетита, ни тем более насыщения… Только касание губами, дегустация — и предвкушение основного блюда.
Что же Люпин? Извечная безнадёга, убеждённость в своей ненужности и — голод. Звериный, неконтролируемый, непреодолимый. От которого хочется выть — долго, протяжно, мучительно… Он не ждал — он жаждал. Чтобы потом утробно зарычать, наброситься, растерзать… Сладкую, манящую, соблазнительно пахнущую. Чувства напряжены до предела. Слух, вкус и обоняние обострены как никогда. Инстинкт подавляет волю, и этому невозможно сопротивляться…
Бросок. У Доры сбивает дыхание, вырывается вскрик. Дикая волчья натура рвётся наружу в голодном блеске глаз, резких движениях. Треск ткани. Вздох. Неровный, захлёбывающийся… Он не станет примериваться, искать, где послаще. Он жутко голоден, а она — его. Добыча, жертва, жена. Страх горячит кровь, горчит на губах, подогревает желание. Сдобная, свежая плоть так аппетитна под жадной ладонью. Белоснежная крахмальная салфетка-простыня мокнет и липнет к спине. Оскалиться, облизнуться, заскулить. Острые ногти-ножи впиваются в плечо, ещё прикрытое посеревшей тонкой рубашкой, пахнущей потом и желанием.
Жара. В таком пекле можно мгновенно приготовить хоть яичницу, хоть жаркое. Желание. С таким не важны ни кулинарные способности, ни опыт, ни ингредиенты. Жжение. По всему телу, которого касается другое, не менее горячее. И особенно — внутри. Где душно, и пар рвётся наружу вместе со стоном и оседает кислым налётом на языке. Чтобы потом можно было припасть губами и освежиться, освежеваться — ведь оголённые нервы и хрупкие вскрики, и неутолимый голод.
Впиться зубами — шея, плечо… — где солоно-сладко, и пить. Насыщаться, заполнять каждую клетку, питаться, питать, захлёбываться, давиться, плакать… Много. Для маленького тела это много. Для того, кто привык голодать, — много. Давит, душит… Но хочется ещё: забывшим рукам, жадным глазам, ненасытным губам — ещё! Первобытный инстинкт вопит, требует, не желает мириться…
Пряно-кислый шёпот, тёплый, разогретый. Он удивлённо замечает, что её слёзы, дождливо-солёные, пахнут не болью, а наслаждением. Этот запах сочится из её пор, из её глаз. Ему хочется дышать, вдыхать и делиться с ней. Теперь, когда первоначальный голод утолён, он может позволить ей насладиться сполна. Впиваться не зубами — поцелуями. Не рвать — ласкать. Как самое изысканное блюдо, кушанье, подаваемое к королевскому столу. Осторожно, чтобы распробовать каждую каплю. Упиваться, закрывая глаза, слизывая с губ пряный аромат и вкус изумительных тонких вздохов. Как приятное вино после ужина — мягкие губы, виноградно-сливовые, гранатово-вишнёвые, малиново-земляничные. До дна. До того момента, когда волосы Тонкс заискрились всеми цветами радуги. Когда от жара и желания застеснялись и высохли слёзы на щеках.
Только тогда на десерт можно подать мороженое, которое озорная девчонка весело слизывает, пачкая нос и подбородок. Только тогда трапезу можно считать завершённой.