Нестойкий перед стойкой

Рабастану хотелось мороженого, а Рудольфус спешил на встречу с невестой.

Рабастан упрямо топал ножкой, а Рудольфус закатывал глаза и жалел, что взял брата с собой.

Так и стояли посреди Косой аллеи, а многочисленные прохожие, переругиваясь и глядя с укоризной, меняли траекторию движения с прямой на дугообразную.

Рабастану Белла не нравилась — по его мнению, если бы вампиры сочетались браком с волшебниками, то именно так, как старшая Блэк, и выглядели бы их дети: лениво-сонный взгляд хищника и кожа-алебастр, строгая темная мантия и улыбка молодой волчицы. От этой улыбки у Рабастана мурашки, такие щекотные, душевные какие-то мурашки, но ради брата он, как взрослый, старается с Беллой подружиться.

Сочувствует ему он тоже по-взрослому, и есть отчего: маман, обычно неразлучная со своей гостиной, книгами и рукоделием, в день пятнадцатилетия старшего сына вдруг изъявила желание принимать участие в его делах. Ахая и прижимая к вискам надушенный платочек, она повторяла мужу: «Это такой опасный возраст, мы должны, просто обязаны уберечь его от ошибок!» Что в этом возрасте опасного — Рабастан не знал, но последствия нежной материнской заботы не заставили себя ждать.

Теперь маман постоянно пыталась поговорить с Рудольфусом, просила его рассказать о своих проблемах, а за столом подкладывала ему в тарелку зелени и овощей, утверждая, что все Лестрейнджи склонны к полноте, и смолоду нужно приучать себя к умеренности. Каждый раз, когда он кувыркался в воздухе на новенькой метле, она нервно хваталась за сердце и запрещала ему летать. Вчера даже отец, оторвавшись от министерских бумажек и свежей прессы, не смог повлиять на нее — Эйвери и Нотт, явившиеся на традиционную субботнюю тренировку по квиддичу, вынуждены были уйти несолоно хлебавши. Рудольфус по этому поводу надулся и долго выговаривал ни в чем не виноватому брату:

- И чего она к тебе, балбесу, не цепляется? — риторически вопрошал он. — Кто нарисовал рожки портрету дедушки, а? Как же, у мальчика талант и воображение! Бастенька, рисуй еще! А кто без спросу мою палочку взял и наколдовал тете Сколопендре пучок волос над верхней губой? Ах, у мальчика замечательные способности к трансфигурации — превратить прыщ на подбородке в усы невероятно эстетично, Бастенька, мама так гордится тобой! Тьфу! Тошнит уже!

Впрочем, сердиться долго Рудольфус не умел — видимо, почуяв вину за вчерашнее, он сдался и нехотя пошлепал в сторону кафе. До встречи с Беллой оставалось всего ничего.

Едва ступив на порог розово-слюнявой обители Фортескью, Рабастан подумал, что владелец изобрел какую-то новую игру — ноги вдруг стали ватными, а слух уловил загадочное гудение, похожее на комариный звон. Палочка из кармана Рудольфуса вдруг выпрыгнула и оказалась в руке человека за стойкой. Тот неуверенно осклабился и корявым пальцем указал в угол между прилавком с витриной и зачарованной радугой из мороженого, служащей одновременно рекламой и предметом декора. Только тогда Рабастан заметил, что, кроме них, в кафе еще с десяток посетителей — сгрудившись в кучу, ведьмочки с детьми жались друг к другу и с надеждой смотрели на широкоплечего Рудольфуса.

— Ну, как его… — колдун в непроницаемо-черной мантии гремел мешочком с галлеонами, полученными от Флорана, а тот все вынимал и вынимал из кассы новые. — Это ох’рабление, никому не двигаться и энта… Палочки ваши у меня, чары супротив аппарации налажены. Петрификусом паляю без предупреждения!

Рудольфус завидной реакцией и безрассудством не отличался, а потому предпочел заслонить брата собой и ретироваться в угол к остальным — никогда не следует вступать в бой, предварительно не оценив степень опасности. Рабастан же наслаждался ситуацией — здорово будет рассказывать знакомым о таком потрясающем приключении.

— А почему вы вход не заблокировали? — вежливо поинтересовался он у грабителя, проигнорировав шиканье и убийственно-любящий братский взгляд. — Сюда же кто угодно войти может, и авроры тоже.

— Дык и правда, молодец, пацан! — оскалился тот, продемонстрировав из-под капюшона ряд испорченных табаком зубов. — Только вот заклинание подзабыл, то ли Котопупсис, то ли Калофренсис.

— Безобразие! — не удержалась пожилая ведьма с лицом-сердечком, розовым и блестящим. — И куда смотрит департамент образования? Коллопортус, молодой человек, а Кал О’Френсис, к вашему сведению, — министр магии Ирландии.

Горе-грабитель совсем растерялся и вызывал не то презрение, не то жалость.

Взяв себя в руки, он шагнул к двери, которая вдруг с треском отворилась и ударила его по лицу наотмашь. Капюшон слетел, по пегим волосам заструились красные капли, а сам колдун кучей тряпья повалился на порог.

Белла Блэк, аккуратно переступив через неподвижное тело, брезгливо сморщила носик и бросила гневный взгляд на жениха.

— Ну и как долго я обязана тебя ждать?

* * *

— Авроры сказали, что это какой-то Флэтчер, — тараторил довольный Рабастан, усердно семеня ножками и пытаясь не отставать от сладкой парочки, — а еще они сказали, что делать им нечего — шваль всякую по Мунгам таскать. Руди, а им что, и правда нечего делать? А этого Флэтчера — его что, в Азкабан, Руди, да? А там страшно, Руди, в Азкабане? Ну, там же дементоры и кормят плохо, да еще холодно, наверно.

Оторвавшись наконец от Беллы, Рудольфус вздохнул с видом великомученика.

— Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем, тюрьма — для всяких отбросов общества, понимаешь?

Белла согласно кивнула и показала зубы в волчьей улыбке.

Рабастан привычно ощутил миграции мурашек, вздрогнул и поспешил подумать о чем-то другом — например, о порции шоколадного мороженого в руке.