Поднимальщики пингвинов

Начнем как в старинных романах, которыми так увлекаются мои крестницы, Рози и Лили. Позвольте представиться: меня зовут Теодор Ремус Люпин, я двадцатидвухлетний, не в меру серьезный (по мнению сверстников) и трудный (по мнению взрослых) волшебник. Я называю их взрослыми, потому что они называют меня ребенком, все честно. «Взрослые» — Гарри, Рон и Гермиона, «трудный дылда-ребенок» — отстойный я. Меня воспитали эти трое, потому что мои родители погибли в Битве за Хогвартс. И детство я провел в Норе, в смешном доме Артура и Молли Уизли. А еще к взрослым, конечно, относится Джинни. Все эти люди мне чужие, однако они смогли стать моей семьей. Из настоящей родни у меня была лишь бабушка Андромеда, которую я вряд ли любил.

Моя жизнь была устроена благодаря Гарри: мне нельзя работать, но место сотрудника отдела контроля за изобретениями магглов, отдела Артура Уизли, и работой-то не назовешь. Обязанности заключались в просмотре маггловских газет, и на это моих талантов хватало.

Я доволен собой. Я не жалуюсь. Это на всякий случай. Почему бы мне не быть довольным собой, а? Например, когда однажды в одной из дешевеньких газет я наткнулся на заметку об открытии магглами лекарства от ликантропии, я не придал этому значения. Лишь аккуратно вырезал ее и спрятал в нижний ящик своего стола.

* * *

Они пригласили меня на свою вечеринку. Лоркан и Лисандр Скамандер закончили Хогвартс и устроили по этому поводу грандиозную попойку. Не думал, что пригласят, но меня пригласили. Я чувствовал себя отлично.

Вики подсела ко мне почти сразу. Вики — это красивая дочь Билла и Флер Уизли, моя неназванная невеста. На вечеринку Скамандеров она пришла в своей любимой мантии, алой, роскошные волосы убрала наверх, обнажив беззащитную шею, на запястье повязала красную ленту, словно оно у нее было порезано, и не раз. Она любила такие шутки, ну или я считал, что она так шутила.

— Как думаешь, одного поцелуя будет достаточно? — спросила она, отпив терпкого коктейля, одного из тех коктейлей, после пары бокалов которых вдруг обнаруживаешь себя лицом в чьем-нибудь салате.

Я бросил взгляд поверх ее плеча. Рози и Лили как раз шептались, глядя на нас.

— Прямо сейчас? Давай.

— Они смотрят?

— Жадно.

— Тебя все это страшно заводит, да? — Вики придвинулась ко мне ближе, обдавая запахом коктейля, фиалковых духов и крови.

— Да.

Она рассмеялась, облизнула губы и поцеловала меня. И я смеялся, отвечая.

Понимаете, это весело. Наша игра не имела смысла, но приносила удовольствие обоим. Это теперь я понимаю, что мы пытались таким образом избавиться от навязчивых взрослых, вбивших в свои головы, что мы с Вики станем неплохой парой. Наверное. А тогда нам просто было весело.

Вики нравился один парень, не из наших, она виделась с ним украдкой, ее бы родители убили, узнай они, с кем она встречается. Он младше ее, ну да, Вики — девятнадцать, а ее амур фатале недавно исполнилось семнадцать, а еще он учился на Слизерине и его папаша когда-то воевал не на той стороне. Хотя, например, Скамандерам тоже по семнадцать. И к чему это я? У меня ведь есть шестое чувство, наглое и бесцеремонное. Я привык доверять этим будто бы нечаянным мыслям, потому что они, ей-же-ей, всегда оказывались вовсе не нечаянными. Скамандерам по семнадцать лет. Я отстранился от Вики, подал ей бокал вина, а когда она взяла его, взглядом указал на дверь. Вики напряглась, но не обернулась, и юный Скорпиус Малфой, нежданный гость всех наших вечеринок, спокойно улыбаясь, двинулся навстречу Лисандру Скамандеру.

Я пожал плечами — пусть сами разбираются, кивнул покрасневшей Вики и вернулся к своему основному занятию — к дегустации всего ассортимента напитков.

— Лисандр западает на таких, — проговорила Вики. Она оперлась спиной о мою руку и теперь смотрела на Лисандра и Скорпиуса не отрываясь.

— М-м?

— Ему нравятся чужие парни, понимаешь?

Я снова пожал плечами.

— Скорпиус сам к нему подошел.

— Но Лисандр его пригласил.

— Я думал, Скорпиусу нравишься ты.

— Я тоже так думала.

Я хмыкнул.

— Мой тебе совет — продолжай в том же духе. Ничего же не изменилось, они просто разговаривают.

— Посмотри, как он пялится на него, — прошипела Вики.

Я решил, что не стоит, и наколдовал ей еще вина.

К нам подошел Лоркан, хлебнул из моего бокала и вежливо поинтересовался у Вики:

— Бесишься?

— Заткнись.

— Можешь спрятать коготки, никто у тебя Малфоя не отнимет.

— О, спасибо, — огрызнулась Вики.

Я разглядывал Лоркана. Он и Лисандр были близнецами, такими же как, допустим, Фред и Джордж Уизли, то есть похожими как две капли воды, но этих можно отличить друг от друга, потому что Лисандр нравом пошел в свою мать, милую, удивительную, прекрасную, но, увы, совершенно сумасшедшую Луну Скамандер. У братьев ее глаза, большие, слегка навыкате и словно прозрачные, того невыразительного цвета, каким бывает небо рано утром. Лисандр взирал на мир мечтательно и с блаженной приязнью, так выводившей из себя всех, кто с ним встречался, а Лоркан, который пошел в отца, всегда знал миру цену. Лисандр пах росой, сладковатой кровью и лакричными палочками, которые жрал постоянно, а Лоркан — мятой, потом, дорогим шампунем. Ну и — Лисандр в отличие от брата одевался как идиот.

Лоркан едва опустил глаза под моим взглядом. Мне это надоело, но еще одной моей маленькой особенностью было то, что обычно люди нервничали, находясь рядом со мной. Вики это выдерживала, Гарри, Джинни; остальные — редко. Вот бабушка Андромеда, например, нет.

Лоркан нервничал. Его ресницы дрожали. Удивительная вещь — они с Лисандром белобрысые до отвращения, не хуже белесого Малфоя, однако ресницы и брови у обоих темные, почти черные. Признак породы, можно и так подумать, только вряд ли Рольф Скамандер с его магглорожденностью мог похвастаться породой.

Неожиданно Лоркан вскинул взгляд.

— Хочешь, помогу?

Я поперхнулся огневиски. Лоркан смотрел на меня трезво, строго и внимательно, и как-то не вязалось это с его нервозностью.

— В чем?

— Оглохни! — Лоркан положил палочку на стол и отпил огневиски прямо из бутылки. Теперь нас не могла слышать даже Вики. — Излечиться от ликантропии.

— Это не лечится.

Запах пота стал сильнее.

— Ты ведь слышал, что магглы изобрели лекарство?

— Эти рассказы стоят в одном ряду с гамбургерами-убийцами, НЛО и честными адвокатами.

— Однако на этот раз они в самом деле изобрели противоядие, — сказал Лоркан.

— По мне и аконитовое зелье неплохо, потому...

— Лекарство магглов лечит как раз такие случаи, как у тебя, — жестко сказал Лоркан.

Краем глаза я видел, что Лисандр, скинув руку Малфоя с плеча, направляется к нам. Вики наверняка убежит, а я...

— Лоркан, я не верю, что они лечатся — такие случаи, как у меня, — ответил я. — Хотя бы потому, что моя ликантропия уникальна. Фактически я не болен, ты же знаешь. Просто...

— Просто иногда ты перестаешь быть таким козлом, Тедди Люпином.

Я похлопал его по плечу.

— Вот ты все и сказал. Слушай, ты ведь у нас школу окончил, и вечеринка по этому поводу. Что о всяких пакостях говорить, Лисандр, я ведь прав?

Лисандр тоже начал хлебать из моего бокала, ну не могут они с Лорканом чужим не полакомиться. Вики, как ожидалось, отошла, а я по-дружески ткнул Лисандра в живот, чтобы тот наконец отвалил. Я же не знал, что меня будто током прошибет, когда я дотронусь костяшками пальцев до полоски прохладной кожи на его животе. Мне бы своим предчувствиям больше доверять, привыкнуть бы уже пора, что им можно доверять, что неспроста эти Скамандеры сегодня передо мной мелькают.

— Лоркан, ты ему о лекарстве, что ли, рассказываешь? А Тедди, небось, отбрыкивается всеми лапками? — Лисандр пьяно ухмыльнулся и потянулся к бутылке. — Может быть, ему хорошо. А, Тедди? Может быть, ему нравится... нравятся... Тедди, брось сердиться!

Я аккуратно отстранил бутылку, которую он протянул мне, вернее, ткнул чуть ли не под нос.

— Я не сержусь.

— Сердишься-сердишься, — отмахнулся Лисандр. — Лоркан, а ты знаешь, что когда Тедди сердится, гнездо, которое он по ошибке зовет своей шевелюрой, меняет цвет на бледно-зеленый, этакий похабный, смазанный оттенок оскорбленной невинности? — Он впервые прямо взглянул на меня, и я с оторопью понял, что он, как и Лоркан, не был пьян. — А когда радуется, его волосы становятся ярко-синими, цвета хрустальной синевы, неба в зените. А если наш Тедди от всего устал, как сейчас, Лоркан, если мы все кажемся ему кретинами, нет, не кажемся даже, — он знает, что мы все кретины, то тогда, Лоркан, на его голове расцветает застаревшая тусклая рыжина, рыжина оттенка крови на желтом пергаменте. Типичное для него состояние, как видишь, потому что Тедди у нас почти всегда рыженький.

От него пахло огневиски. А еще сладковато — росой, кровью и лакричными палочками. Но это не могло перебить запах огневиски.

— Откуда тебе известно, что лекарство действует? — отвернувшись от Лисандра, спросил я у Лоркана. — Откуда вы вообще о нем знаете?

— Просто верь нам, — сказал Лоркан. — Оно тебе поможет. Отец прислал свои записи за неделю до того, как исчез. Благодаря расследованиям Министерства они попали к нам только позавчера. Мы нашли в них описание: все точно, как бывает у тебя, мы с Лисандром уверены.

Еще бы они не были уверены. Я закрыл глаза.

— Папа сталкивался с таким случаем в Трансильвании, — продолжил Лисандр. — И он видел, как работали местные колдуны, когда «изгоняли беса» из того парня. Способ точно такой же, как описывают магглы.

— Вы что, читаете газеты магглов? — слабым голосом отозвался я.

— Мама читает, она все отца ищет, а я случайно наткнулся, — пояснил Лоркан.

Я сдался. Открыл глаза, отнял у Лисандра бутылку, сделал хороший глоток.

— Послушайте, это, конечно, все здорово, но как я...

— Мы тебе поможем.

— Ну почему, почему я не удивлен, что вы это сказали!

— Тедди, твои волосы стали синими.

— Отвали.

* * *

У меня в помощниках были братья Скамандеры. Я начал свое повествование так пафосно, а теперь... теперь у меня были братья Скамандеры. И мне не хотелось думать, что им от меня что-то нужно, мне хотелось верить, что люди иногда искренне хотят помочь. И это здорово.

В первую очередь мы перечитали заметку. Репортер, давший ее, манерой слога не сильно отличался от Риты Скиттер, потому мы благополучно пропустили детальные описания приступов, перемежавшиеся воззваниями «не давать читать такое детям», и сразу же приступили к изучению рецепта. Противоядие оказалось довольно необычным. Оно состояло только из двух компонентов.

Я удивленно посмотрел на братьев.

— Вода и «сладкая кровь»? Что за хрень?

Лоркан и Лисандр переглянулись.

— Отец писал, что больному давали выпить простую воду, набранную из ближайшего колодца. О крови он не сказал ни слова, — задумчиво протянул Лоркан.

Мы снова склонились над газетой.

Я привел их к себе домой через неделю после вечеринки, когда окончательно понял, что они от меня не отстанут. Братья ни разу не гостили у меня дома. Эти хоромы трудно, конечно, называть полноценным домом, все-таки они не мои, от отца достались, а я как-то не привык что-то из наследства отца считать своим. Равно как и вещи матери, потому что у меня были Гарри и Джинни, а этих двух не было, все просто. Отец до всех этих событий жил в старом доме у причала в Бристоне, куда и дороги не имелось, потому что причал сто лет как заброшен. Огромный разваливающийся домище, в котором самое то сходить с ума, маяться ликантропией, выть на луну. Мне нравилось. Здесь немного ремонта бы, ковры бы древние выкинуть и окна бы настежь — вообще отлично бы стало.

— Может быть, слова какие-нибудь над водой прочли?

— Типа заклинаний?

— Ну...

— Может. Только если среди этих магглов ни одного волшебника не нашлось, ничего бы у них не вышло. А у того парня приступы прекратились, — продолжал Лоркан. — Думаю, он-то и был волшебником, может быть, как и ты — отец у него был оборотнем, а сыну это не передалось, только вот...

— Милая ликантропия, — перебил Лисандр. — Только вот милая ликантропия, особая ее разновидность.

Я внимательно смотрел на него.

— Приступы почти прекратились. Они редко теперь случаются.

Лисандр улыбнулся.

— Не думай, Тедди, я не ерничаю. Я просто хочу понять, как тебе помочь. «Сладкая кровь»... Лоркан, не может ли это напрямую быть связано с приступами? Ведь больные как раз только о ней и думают. Дай-ка я снова перечитаю заметку.

— Стошнит.

— Не беспокойся, — мимолетно улыбнулся Лисандр, беря газету. — Я не прочту ничего, чего уже не видел.

Пальцы Лоркана дернулись.

— Я слог этого писаки имею в виду.

Как же от них несло кровью. Лакричными палочками, возбуждением, беззаботностью, бестолковостью. Я не мог надышаться.

Конечно, Лисандр уже все видел. Они оба видели. Меня потому и прятали от людей, что приступы наступали неконтролируемо. И приходили, и кончались так же. Только вот нежная Луна Скамандер всегда умела обходить запреты, на нее обычные нормы не распространялись, потому она и позвала меня сразу, как мистер Скамандер исчез, пожить у них дома. Она только мне сказала, пришла на работу и сказала, даже у крестного не спрашивала разрешения. За Лисандром и Лорканом не нужно было присматривать, да даже если и так — ее отец, мистер Лавгуд, мог бы с этим справиться, однако она выбрала меня.

— Вам будет весело, — пожала плечами она в ответ на мое недоуменное «почему». — Ты почувствуешь свободу, а Лисандр и Лоркан не сбегут из дома, чтобы самим искать нашего папу, вот и все.

Я не мог не согласиться с ее доводами.

А через два дня в их странном доме с вечно хлопающими ставнями, воздушными змеями, привязанными к печным трубам, и бабочками, нарисованными золотыми бабочками, преследующими меня повсюду, у меня случился приступ.

Маленькая особенность похожа на рывок до рая. Мир пропадает, а я перестаю что-либо слышать, видеть, осязать, обонять. Мне очень хорошо, очень... в эти мгновения со мной можно делать что угодно, самое печальное.

Тогда в доме Скамандеров я стоял на коленях на голубом ковре Луны и был в раю. Удовольствие — не физическое, я просто... а Лисандр и Лоркан смотрели на меня. Я не чувствовал, как кто-то из них, я не знал кто, запрокидывал мою голову, разводил пальцами мои губы и целовал меня, не чувствовал, как кто-то другой, я не знал кто, отстранял брата и целовал тоже. Я не различал их поцелуев, я просто понимал, что они были. В эти сладкие мгновения мои губы мучительно опухали. И если пошло — смейтесь, пожалуйста.

А потом рывок заканчивался и начинался приступ. Он приводил меня в бешенство. Меня выкручивало на голубом ковре, ломало мышцы и кости, я начинал чувствовать все, осязать, обонять, видеть и слышать стократ больше, и потому точно знал, что жилы мои рвутся, кровь наполняет сердце и раздирает его. Я слышал, понимаете, как бьется моя кровь, когда выгибался под неестественным углом, упирался пятками и головой в пол, чувствуя всем телом, что еще чуть-чуть — и оно, тело, взорвется.

И тогда, я знал, Лисандр и Лоркан испугались. Они не пытались больше трогать меня, за что я им благодарен. Отец превращался в оборотня в полнолуние, а я — в неизвестно кого и неизвестно когда, луна вообще на это никак не влияла, я просто чувствовал, слышал и понимал, что мне адски больно, и что мне нужно кого-нибудь убить. Мои пальцы скручивало от напряжения, так они хотели... например, я ясно видел, что сжимаю ими чью-нибудь шею.

Когда меня отпускало, в первое время я ничего не помнил. Потом воспоминания возвращались — удивительно четкие, тошнотворные и сладкие. Не думаю, что я хотел, чтобы они возвращались.

— Все понятно, смотри, Лоркан, — Лисандр потянулся к брату и ухватил его за запястье. Они всегда стремились прикоснуться друг к другу. Мне почему-то кажется, что это и есть высшая форма доверия. — Смотри, здесь написано: «мышцы одержимого свела судорога, и он не мог произнести и слова, и чтобы влить в него святую воду, его рот пришлось разжимать». Он просто не мог проглотить ее, Тедди, понимаешь? Может быть, это и есть «сладкая кровь».

— Подожди, но что такое «святая вода»? — перебил Лоркан. — Разве вода из колодца считается святой? Нам, выходит, нужно найти этот колодец в Трансильвании?

— Или вода стала святой после того, как над ней прочли наговор, — предложил я. — А еще может быть — положили что-то, чтобы можно было считать ее святой. Тогда то, что положили — это «сладкая кровь».

— Мне кажется, наш Тедди прав, — сообщил Лисандр Лоркану. — Наверняка среди целителей был колдун, вот он и прочел наговор. Нам нужно только узнать слова.

Я потянулся и поднялся с дивана.

— Думаешь? Тогда все это бесполезно, потому что слов нам все равно никогда не узнать. Вы где будете спать? Можете выбирать комнату, какую хотите, ванная здесь одна, наверху, если хотите есть — в холодильнике сардельки.

Когда я выходил из гостиной, я слышал, как они шептались.

* * *

Я сплю чутко. Слышу каждый шорох, скрип и как в лесу воют волки, а их никто не слышит, кроме меня. Но проснулся я не от звука, а от того, что кто-то осторожно гладил меня по ноге. Запах лакричных палочек дурманил сознание. Недавно я сделал гениальный вывод — на Скамандеров мои особенности не особо действуют, вы только подумайте. Они никому не рассказали о приступе. И они почти не нервничают в моем присутствии. Только их сладковатые запахи становятся сильнее, когда я рядом.

Я не стал открывать глаза.

Лисандр склонился надо мной, обвел большими пальцами мои губы и прошептал на ухо:

— Я знаю, что делать. Мы с Лорканом поняли. Ты только верь нам. Ну же... твои волосы побелели, стали похожи на мои, пепельные, ты смущаешься, Тедди, не надо, — он слегка надавил на губы, чтобы я приоткрыл рот, и поцеловал меня. — Мы сможем помочь, и ты излечишься от ликантропии.

— А ведь я болен, — сказал я, по-прежнему не открывая глаз.

— Ты прекрасен.

Утром я сбежал из дома, оставив обоих братьев. Я думал отправиться к Гарри... представляете, что бы я ему сказал? Поэтому я пошел к Вики.

Она качалась на качелях в своем саду в «Ракушке», когда Флер проводила меня к ней. Непонятно, что у Вики было за настроение, но вела она себя странно.

— Ко мне каждый день прилетают совы — наверное, это признак популярности, как думаешь, Тедди? — спросила она, когда я сел на траву у качелей.

— Наверное.

Досадно, что я пришел к ней за советом, а она сама, похоже, нуждалась в нем.

— Только это вовсе не популярность, это Скорпиус дурачится.

— Вы поругались?

— На вечеринке Скамандеров? Кажется, нет. Я не помню, что ему тогда наговорила, но он аппарировал вместе со мной в «Ракушку», проводил вроде как, значит, мы не ругались, ведь так, Тедди?

Я отстраненно рассматривал ее смуглые ступни, хорошенькие, как у Флер. Вики всегда бегала по дому босиком.

— Мне кажется, мы с ним не ругались. Не помню, что говорила. А теперь он пишет мне каждый день, и папа начинает спрашивать, почему к нам летает филин Малфоев.

— Что он пишет?

— Не знаю. Я не открываю писем, — она соскользнула с качелей на траву и беспомощно взглянула на меня. — Что происходит, Тедди? Ты понимаешь?

— Нет.

— Что мне делать? Моя практика скоро закончится, мне нужно будет возвращаться в Лондон, а он пишет мне каждый день, и я боюсь, что он хочет меня бросить.

— Поэтому пишет?

— Тедди, — она взяла меня за руку, — а вдруг это в письмах? Вдруг он пишет, что хочет бросить меня? Что мне делать, Тедди?

Ее пальцы сжимали мою ладонь, от них пахло сладко, а я смотрел на ее пальцы и представлял поднимальщиков пингвинов. Понимаете, если самолет пролетит прямо над пингвином, тот будет следить за ним взглядом, пока не упадет на спину. И магглы-поднимальщики пингвинов ходят и поднимают пингвинов, потому что пингвины сами встать не могут. Магглы создали профессию, которая нужна от силы двум-трем не в меру любознательным ходячим птицам. Есть в этом что-то обнадеживающее.

Я поднял взгляд на Вики, готовясь разродиться речью в духе «верный товарищ всегда будет с тобой», как раздался хлопок аппарации, почти одновременно стукнула калитка, и на песчаной дорожке появился Скорпиус. Лицо у него было раскрасневшееся и встревоженное, волосы всклоченные, в руках он держал облезлый букет лилий, второпях, видимо, сорванных с ближайшей клумбы в Малфой-маноре, и я решил, что мудрее всего будет незаметно удалиться.

Внизу, в долине, была деревушка, туда я и отправился. К вечеру, просидев весь день в местном пабе, я неожиданно пришел к идиотскому выводу, что все будет хорошо. Вики мне помогла, сама того не сознавая. Ведь я хочу верить Лисандру и Лоркану и вернуться домой, к ним.

Они ждали меня, наверное. Ну, они съели все сардельки, намешали молочных коктейлей и просмотрели все мое видео с кун-фу. Когда я зашел в свою спальню, они как раз ломали пульт от плеера. Я не стал их отвлекать и упал на разгромленную кровать.

— У тебя свиной пятачок подозрительно самодовольный, — сообщил Лисандр, высвобождая из-под меня руку. — С нашего Тедди можно портрет маслом писать, когда он свой нос уродует. Не хряка портрет, конечно, да, Лоркан?

— Как дела, Тедди? — спросил Лоркан. Моя голова оказалась у него на плече, ему, наверное, было неудобно, но он только взъерошил мои волосы, которые, кажется, давно сияли предательской синевой, и закинул убитый пульт за кровать.

— Давайте попробуем.

— Излечиться от ликантропии?

— А ты?..

— Да, Лоркан. Да, Лисандр. Давайте, — я потянулся. — Знаете, что такое «сладкая кровь»? Я, кажется, знаю.

Лисандр склонился надо мной и улыбнулся.

— Мы тоже.

* * *

Мои приступы неконтролируемы. Когда они случаются, когда проходят — не умел я все это просчитывать. Нам пришлось ждать неделю. Братья жили у меня, иногда встречали после работы, иногда — мотались куда-то по своим делам. Как-то вечером они сообщили, что хотят стать колдомедиками, а я даже не знал, что ответить, потому что понять не мог, серьезно они это говорят. Луна приходила лишь однажды. Мне кажется, она осталась довольна.

В субботу мы отправились купаться. Никто из местных не купался в море, даже дети, но, может, это место такое, да даже не может, а точно: у причала потопленных барж до черта. Но мы пошли, потому что было солнечно, радостно, и нам нечего стало делать.

Не знаю, в чем купаются настоящие волшебники, мы же купались в джинсах. Лоркан сразу взял профессиональный старт и уплыл куда-то, Лисандр лениво плескался на мелководье, я же плавать не умею, потому просто стоял в воде, закатав джинсы по колено, и щурился на горизонт.

Меня накрыло, когда никого не было рядом. Не знаю, чем моя маленькая особенность думала, я ведь мог захлебнуться, по колено в воде — и утонуть. Еще в кайфе, что оказалось бы не так плохо, потому что я упал на спину, мучаясь в блаженстве, которое рождал мой ущербный мозг. Я обожал рывки до рая, и в тот момент обожал, хотя мои легкие уже наполнились водой. А потом меня вытащили, не знаю, кто-то из братьев. Они, кто-то из них, произнес заклинание, и я снова смог дышать, хотя, наверное, не понимал этого, потому что дыхание мне не было нужно, ведь я все еще страдал от наслаждения. Но потом... я не чувствовал ничего, не осязал, не слышал... нет, слышал. Рывок до рая длился и длился, он превратился в ухабистую дорогу, и на каждой ухабе удовольствие ввинчивалось в спинной мозг, заставляя орать как мартовский кот. Такого никогда не случалось. А потом я понял, что чувствую. И слышу. Видеть мне не хотелось.

— Ну давай, еще немного, Тедди, давай же...

Их было так много. Рук, растирающих и растягивающих пальцев, губ. Повсюду. Много грубой джинсовой ткани, царапающей мои бедра, гладкой кожи — прохладной, мокрой, которую мне до судорог хотелось сжать зубами. Запаха. Крови, крови, пота и лакричных палочек. Я выгибался дугой от этого запаха.

— Давай же, давай, давай, давай...

— Лисандр, он плачет.

— Нашему Тедди хорошо. Смотри на его лицо, не отрывайся, смотри. Я сейчас...

Я забился в их руках. Они что-то сделали со мной, ведь я умер по пути к раю, я ведь...

— Отпусти. Вот так. Тедди, открой глаза. Ну же, ну же, взгляни на нас, все уже кончилось, мы с тобой.

Я не мог видеть их лица сквозь слезы. Я стоял между ними и дрожал, мне хочется верить, что от холода. Они вытащили меня на берег. А Лоркан прижимался сзади.

Наверное, мне надо было спросить.

— Значит, вы все выдумали про магглов?

Лисандр подошел так близко, что мое растерянное лицо отразилось в его глазах.

— Магглы сами все выдумали, Тедди, ты ведь не веришь в их сказки? — он по-птичьи склонил голову на бок. — Ты так прекрасен, ты только не думай, что тебе нужно лечиться, ты ведь не болен, ты просто прекрасен.

— Тедди, знаешь, я разговаривал с профессором Лонгботтомом. Он сказал, что у магглов такое все же встречается. Только вот называется иначе. Они и слова-то такого, «ликантропия», не знают.

— Лоркан, не продолжай, видишь — Тедди сердится...

Лоркан прижался ко мне сильнее.

— Мы не хотели, чтобы ты думал, будто нам нужна твоя ликантропия, — сказал он. — Ты просто верь, что излечился, и будь с нами.

— Нет, теперь его волосы синеют, — продолжил Лисандр, внимательно глядя на меня своими удивительными, прекрасными, совершенно сумасшедшими глазами. Его лицо было совсем близко к моему, а то, что я оказался зажат между ними, как... как... — Наш Тедди будет с нами, Лоркан. Наш Тедди знает, что нужен нам, а мы нужны ему, ну же, Тедди, наклонись ко мне.

...ходят и поднимают пингвинов, потому что пингвины сами встать не могут.

Я такой козел, Тедди Люпин, но их пальцы сплелись на моей пояснице.