Сила, на которой держится мир

— Итак, — я обреченно оглядел печальные лица учеников, — у нас новый раздел: «Зелья, применяемые в колдомедицине». Смею надеяться, что вам знакома сентенция: «Все лекарства — яды, а большинством ядов можно лечить болезни»…

Класс наполнился негромким гулом. Разумеется, как бы ни был строг преподаватель, заставить всех студентов молчать — неизменно неразрешимая задача. Я увидел пару заинтересованных взглядов, большинство же студентов были ко всему безразличны, а некоторые — раздражающе нахальны. Только одна ученица смотрела на меня совершенно фанатично, как всегда, впрочем. Можно подумать, что у нее информационный голод, который способны утолить исключительно мои лекции…

Я быстро закончил со вступлением. Было бы им хотя бы интересно, а распинаться перед самим собой (и перед Грейнджер, конечно) надоело. Встряхнуть их, что ли? Шестой курс, я на их месте имел бы немного больше собранности.

Спят будущие волшебники. Я, конечно, понимаю, что в подземельях атмосфера не очень располагает к активному усвоению знаний (освещение только искусственное, стены темные, потолки низкие), но немного сознательности не повредит...

Не так много как у тебя, Грейнджер!

— Впрочем, я не вижу особого смысла в моих попытках вложить что-то в ваши августейшие головы, — я зловеще (мне хотелось верить, что именно зловеще, а не просто криво) усмехнулся. — Поэтому теоретическую часть занятия я проведу иначе. А именно: по одному, живо, ко мне! Гриффиндор — первый, затем — Слизерин.

Я, устроившись за своим столом, нетерпеливо барабанил по столешнице пальцами. Что-то они не торопятся…

-Мисс Грейнджер, с вами сегодня все в порядке?

Девушка, застигнутая врасплох, явно не понимала, что я имею в виду. Она нерешительно кивнула и устремила на меня вопросительный взгляд. У ее взгляда вообще другого состояния не наблюдается — он всегда вопросительный.

— Тогда почему вы еще не сидите напротив меня? Неужели вы не готовы? Или, возможно, вас чем-то пугает индивидуальный устный ответ? Раньше я за вами такого не замечал…

Она встряхнула волосами и, немедленно вскочив, принялась протискиваться сквозь ряды столов ко мне.

— Нет, я готова, профессор… Не пугает…

Ну вот, вызвал на свою голову. Узнаю это типично гриффиндорсокое выражение лица. И почему им постоянно необходимо кому-то что-то доказывать? Вот какое ей дело до того, что я думаю об ее умственных способностях? Так нет, она меня церебрально изнасилует, но «превосходно» поставить заставит, еще и на похвалу напросится. Но это, конечно, только если у меня не будет настойчивого желания ее завалить. С какой стороны ни посмотри: сколько бы книг она не перечитала, а я все равно перечитал больше.

А оно, кажется, было. Желание, я имею в виду.

— Отлично, мисс Грейнджер, присаживайтесь. Что бы вы хотели мне рассказать?

Она замешкалась. Да уж, наблюдать за ней забавно, этого не отнять. Рот ей еще чем-нибудь бы заклеить, а? Была бы идеальная студентка: слушает всегда внимательно, предмет мой любит искренне и верно. Говорила бы поменьше…

— Я… не знаю, профессор. Что вы хотите услышать?

Ничего!

— Я вам давал возможность выбрать… Напиток Живой Смерти!

Она на мгновение стушевалась (зелье для шестого курса непростое), но потом, решив, что читала о нем достаточно, воспрянула духом. Глаза засветились совсем уж фанатичным огнем. Ага, ясно. Мисс Грейнджер нашла для своего вечно голодного мозга интересную задачку. В целом, ощущение для меня весьма и весьма знакомое…

Ерунду у нее спрашивать бессмысленно. Состав, назначение… на это даже Лонгботтом ответит, если рискнет, конечно, открыть рот в моем присутствии. Нужно что-нибудь более интересное.

— Поэтапное изменение цвета зелья в процессе его приготовления.

Она оживилась:

— Однородный цвет у зелья появляется в середине приготовления: сначала зелье приобретает вид лаково блестящей черной жидкости, затем — полупрозрачной субстанции с легким оттенком сирени и, непосредственно по завершении приготовления, становится абсолютно прозрачным.

— Не прозрачным, а ясным. В зельеварении используется термин «ясный». Какая составляющая дремоносных бобов необходима для зелья?

— Сок.

— Правильно, сок. Один боб весит примерно три грамма. Сколько сока вы из него получите?

Девушка задумалась. Только не нужно меня разочаровывать, у тебя же великолепная логика…

— Меньше миллилитра, профессор. Если его нарезать так, как описано в руководстве.

Я хмыкнул. На столе лежали ингредиенты для зелий из сегодняшней темы, и я выудил один боб, чтобы наглядно продемонстрировать процесс выдавливания сока: серебряным ножом, плашмя. Слил зеленоватую жидкость в градуированную пробирку и сунул Грейнджер под нос: два миллилитра.

— Но как? Как столько там вообще поместилось? — студентка изумленно распахнула глаза. Я самодовольно ухмыльнулся про себя.

— Вот сами на свой вопрос и ответьте, — я небрежно бросил пробирку в штатив. — Ну же, мисс Грейнджер, для разнообразия направьте свою неуемную любознательность на хоть сколько-то полезный объект.

Она сосредоточено закусила губу. Такое чувство, что решает проблему минимум вселенского масштаба, хотя вопрос-то элементарный.

Возможно, я сейчас немного не справедлив.

— Я читала… Читала, что вода может быть в связанном виде — не свободная, то есть вытекать она при нарезании она не будет. Может быть, в дремоносном бобе именно такая вода?

Молодец, девочка. Приятно слышать. Улыбаюсь краем губ — она немедленно расправляет плечи и смотрит на меня почти с превосходством. А вот это зря, этого я не люблю. Никто не любит, ни один преподаватель.

— Может, — замечаю, — но почему при нарезании, в отличие от выдавливания, вода остается в связанном состоянии?

Молчит. Жалко, у меня почти поднялось настроение… Но все равно Грейнджер молодец. Какой бы невыносимой она не была, не признать это невозможно.

— А почему, профессор?

— Идите в библиотеку, мисс Грейнджер. Там и узнаете. Я сейчас вам не лекцию читаю, а провожу устный опрос. Вы улавливаете разницу?

Я задал ей еще несколько вопросов, с которыми она блестяще справилась. И, в заключение, как всегда, мое любимое:

— Какова летальная концентрация яда дремоносных бобов в крови?

Да, знаю, числа сложно запоминаются. Но ведь это не умаляет их значимости? Прекрасный повод подловить всезнайку на плохом знании темы.

— Кажется, десять миллиграмм на литр?

— Кажется? — фыркнул я. — Если бы вы были колдомедиком, и у вашего пациента было бы отравление Напитком живой смерти, он бы уже умер. Концентрация — семь. Семь, ни миллиграммом больше.

Не стоило раздражать меня своим торжествующим взглядом. Гриффиндорка…

— Удовлетворительно, мисс Грейнджер. Не больше.

— Но я ответила почти на все вопросы! Почему только «У»? — она вспыхнула от возмущения. Вскочила, локтем задев реторту, стоявшую на столе. — Ой, извините… Reparo!

Реторта, совершенно безучастная к магическим упражнениям студентки, осколками лежала на полу. Это у нее от избытка эмоций простейшие заклятия не получаются? Плохо дело…

Перестарался.

Я демонстративно небрежно взмахнул палочкой:

— Reparo!

Осколки не шевельнулись. Я взмахнул палочкой еще раз — эффект тот же. Что за чертовщина происходит? Я понимаю: Гермиона разозлилась, перенервничала, но со мной-то что такое?

Студенты, внимательно наблюдавшие за нами, беспорядочно взмахивали палочками, выкрикивая заклинания. Ни-че-го.

Грейнджер стояла, недоуменно переводя взгляд со своей палочки на стеклянные осколки и обратно. Я чертыхнулся сквозь зубы и, велев всем студентам убираться к себе в гостиные, вылетел из класса. Как может перестать действовать магия? Чушь, чушь несусветная! Посмотрим, что на это скажет Альбус.

* * *

— Минерва! — я ворвался в кабинет, даже не постучав. — Где директор?

Волшебница была растеряна не меньше моего. А может и больше. В руках она держала сложенный вчетверо пергамент, исписанный каллиграфическим почерком.

— Его нет. Директор не сказал мне, куда направляется, как и всегда. Северус… я совершенно не понимаю, что происходит! Вчера мы с Альбусом ставили антиаппарационные барьеры вокруг школы, все было хорошо. Сегодня утром директор аппатировал куда-то, предупредив меня, что его не будет около недели. Я не могу сотворить ни одного заклинания при помощи палочки, но спокойно принимаю анимагическую форму.

Я внимательно ее выслушал. Получается, что все дело в палочках. Как не вовремя исчез Дамблдор! Если кто-то из нас и сталкивался с чем-то подобным, то только он.

— Нужно выслать сову в Министерство, — предложил я. — Пускай они пришлют специалистов.

— Я уже написала, — МакГонагалл протянула мне пергамент. — Они ответили очень быстро.

Что? Все специалисты заняты? Пришлют, как только появятся свободные люди? А нам прикажете сидеть безвылазно в Хогвартсе, не имея возможности даже аппатировать за его пределы?

— Они считают, что целая школа, лишившаяся магии, — это пустяк? — я разошелся не на шутку. — Ну, это уже слишком!

МакГонагалл беспомощно развела руками.

— Мы можем попробовать сами разобраться в том, что происходит. Может, ты что-то придумаешь, Северус?

Я пожал плечами. Никаких идей у меня не появлялось.

— Занятия на время придется прекратить, — Минерва взяла себя в руки и перешла на деловой командный тон. — Я предупрежу остальных преподавателей. Детей нужно чем-то занять, не то они разнесут всю школу по кирпичикам.

* * *

Я был зол. Да это и очевидно, в принципе. За одну ночь я перелопатил такое количество литературы, что стал чувствовать себя как минимум мужским вариантом Грейнджер. И что вы думаете? Магическое сообщество будто бы сговорилось обходить феномен исчезновения магии стороной! Пока мне встретилось только упоминание о том, что магия существует до тех пор, пока в нее верят. И, якобы, исчезнуть она может только тогда, когда не останется ни одного человека, искренне уверенного в ее существовании.

Сказки. Я в магию очень даже верю. Да и как можно не верить в то, что постоянно используешь? Я совершенно уверен, что, если я скажу «Alohomora», дверь в лаборатории откроется. Только это почему-то не происходит, поэтому мне приходится вставать и открывать ее вручную.

Я был зол — я уже говорил? Понятно, что вид сияющей мисс Грейнджер на пороге моей лаборатории в восторг меня отнюдь не привел.

— Профессор! Простите, что я вас отвлекаю… Можно войти?

Я, молча, посторонился. Наверняка пришла возмущаться по поводу низкой оценки. Менее подходящее время придумать сложно.

— Я была в библиотеке… — она протянула мне исписанный мелким почерком листик. — Пыталась понять, что происходит. Вы не посмотрите?

Я с трудом подавил желание сказать что-нибудь крайне неприятное и покорно посмотрел на листок.

Наверное, смотрел я довольно долго, потому что девушка уже начала нервничать. Хотя я почти сразу перестал вникать в смысл написанного: сейчас меня гораздо больше занимала другая проблема. Как, не подорвав собственную репутацию, сообщить всезнайке, что я в ее записях НИЧЕГО не понимаю?!!

Какие-то формулы, подавляющее большинство из которых я не только не использовал даже в исследованиях, но никогда и не видел!

— Мисс Грейнджер, — я вернул ей пергамент, — скажите, пожалуйста, какое отношение это имеет к магии? Что-то мне подсказывает, что возможность использовать магию утрачена нами благодаря вмешательству какого-то внешнего волшебства. Не знаю, какого именно, но это совершенно неоспоримо. А то, что предлагаете моему вниманию вы… Это физика?

Обиделась. Это не страшно, ей не привыкать. Странно, что она вообще пришла ко мне, где же хваленая гриффиндорская гордость? Я ее всячески унижаю, умаляю ее достоинства, а она совершенно невозмутимо приходит ко мне со своими непонятными формулами. Ни к Вектор, ни к Минерве, а ко мне! Странная логика.

— Профессор Снейп, выслушайте меня, пожалуйста! — я преувеличено тяжело вздохнул и жестом предложил ей сесть. — Мне кажется, что причина кроется не в намеренном воздействии извне. Я проанализировала…

Она заливалась соловьем, горячо жестикулируя и периодически указывая на уравнения на пергаменте.

— Чушь, — спустя несколько минут вынес я вердикт. — Ваша теория, как я уже говорил, никакого отношения к магии не имеет. Не нужно так на меня смотреть, мисс Грейнджер! Если вам нечего делать — отправляйтесь придумывать новую версию. Эта мне категорически не нравится.

Она даже не расстроилась. Еще бы, я ее не только не прогнал, а даже сам предложил ей и дальше показывать свои разработки мне. Себе я, конечно, признаюсь — заинтересовался. Но ей — ни в коем случае.

— Только скажите, мисс Грейнджер, почему вы именно мне решили свои теорию изложить?

Как-то она слишком нервничает. Может, я слишком язвителен?

— Профессор Снейп… — неуверенно начала она. Запнулась. Не знаю, что она собиралась сказать, но нашлась она очень быстро: — Профессор МакГонагалл сказала мне, что этой проблемой занимаетесь вы!

Вот значит как…

Я раздраженно фыркнул.

— А, черт с вами. Идите, мисс Грейнджер…

* * *

Я читал. Это, впрочем, совершенно неудивительно: последние два дня я только и делаю, что читаю. Однако на этот раз, при появлении в подземельях мисс Грейнджер, я резко захлопнул книгу и, швырнув ее на стол, прикрыл пачкой листов.

— Чем обязан? — вот только не нужно смотреть на меня такими влюбленными глазами! Меня это совершенно серьезно пугает. — У вас, конечно же, очередное предположение.

— Да… Профессор Снейп, а что вы читаете? — заинтригованная девушка даже забыла о своем листике, неизменно исписанном.

— Вот что вас точно не касается, мисс Грейнджер, так это то, что я читаю, — я невольно покосился на книгу под грудой бумаги, чем еще больше подогрел Гермионино любопытство. — Давайте, выкладывайте, что вы снова придумали, и дайте мне, наконец, спокойно поработать.

Уже совсем не обижается. Неправильная какая-то гриффиндорка.

Гермиона со вздохом расправила скомканный листик и положила его передо мной. О да, стало еще лучше. Формулы сменились чертежами и графиками. Только этого мне еще не хватало…

(Прим. автора: как я предполагаю, не на всех ресурсах есть возможность сопровождать текст изображениями, поэтому описываю приложение вербально. Здесь изображена схема Хогвартса, который заключен в два равносторонних треугольника. Треугольники обращены основаниями друг к другу, вершины их направлены в противоположенные стороны. При этом центральная точка образовавшегося ромба совпадает с центром школы (находится в одной плоскости). Стороны треугольников характеризуются заданными значениями. В другой части листа приведены расчетные формулы вычисления данных, необходимых для подтверждения теории мисс Грейнджер).

Пока я рассматривал исчерканный листочек, Грейнджер принялась объяснять:

— Когда-то я читала старую книгу по нумерологии, благодаря которой случайно узнала о существовании «Correlacio dynamica», «Соотношения непостоянства». Его суть в том, что если объем магического объекта относится к его площади как 80/145 [1], то он может произвольно или под влиянием внешних факторов обратимо менять свои характеристики, — она набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: — Я вспомнила, что директор устанавливал антиаппарационные барьеры незадолго до того, как исчезла магия. Профессор МакГонагалл сказала мне, что пришлось делать два купола, поскольку школа слишком большая для одного. Оказалось, что барьер представляет собой две абсолютно одинаковые призмы. Измерив длину одной из сторон, — она указала на формулы в верхней части пергамента, — я рассчитала объем и площадь этих призм.

— 80/145? Можете не продолжать, — нет, Грейнджер, определенно, гениальна. Каким образом ей это пришло в голову — совершенно не понятно, но она, кажется, нашла причину неприятностей.

— Да, соотношение получается точно такое же. Барьер изменил свои свойства и, вместо того, чтобы быть преградой для аппарации, лишил нас магии. Я даже могу предположить, почему не действуют наши палочки…

Умничка! Нет, вслух я этого не скажу. Загордится.

— И почему же?

Гермиона схватила перо и, нетерпеливо обмакнув его в чернила, принялась размашисто рисовать.

— Магия является способностью волшебника, а палочка позволяет аккумулировать и направлять эту способность в нужное русло. Никаких существенных изменений в таком случае с этой энергией не происходит, — я с трудом подавил желание ехидно хмыкнуть, настолько независимый и серьезный был у нее вид. Прописные истины… — Но, если барьер обладает способностью влиять на магические процессы, которые происходят в его пределах, можно предположить, что именно на последнем этапе создания заклинания (то есть во время этапа, зависящего исключительно от состояния палочки) и нужно искать причину катастрофы. Магическая энергия может, к примеру, трансформироваться в механическую. Тогда, вместо того, чтобы оформиться в заклинание, она будет бесполезно двигать внутри палочки ее волшебное содержимое.

Кощунственно звучит, по правде говоря. Святая святых — палочку! — и ту препарировала, разобрала на кусочки и преподнесла мне.

— Вашу теорию легко проверить. Вы сказали, барьер — две призмы? Значит, между ними наверняка есть небольшой зазор. Найти его нетрудно: там магия должна действовать, верно?

Она воодушевленно кивнула.

— Идемте.

Я направился к двери, оставив девушку за спиной. Услышав негромкий стук, обернулся: Гермиона делала вид, что поднимает упавшую книгу, а сама заинтересованно заглядывала под стопку пергамента, пытаясь прочесть мелко напечатанное название.

«Л.Д. Ландау. Физика для всех».

Странный у нее взгляд: как будто я ее пыльным мешком по голове ударил. Пускай бы лучше был влюбленный… Она что, считает, что я не читаю маггловских книг? С ними я хотя бы стал понимать, о чем она говорит.

Я сверился с планом Грейнджер — да, мы на месте. Центр барьера-ромба пришелся на одну из галерей, соединяющих два корпуса. Был ясный день, солнечные лучи причудливо преломлялось сквозь треснувшее стекло, отражаясь на блестящем, полированном паркете.

Я услышал тихое «Reparo»девушки — и блик солнца на полу выровнялся. Я поднял глаза на стекло: оно было идеально ровным, без трещин. Работает!

— Вы правы, мисс Грейнджер! Должен признать, не все решается магией…

О, как она сияла! Буквально пританцовывала от удовольствия. Интересно, отчего столько радости? Оттого, что ее версия оказалась верной, или оттого, что я признал ее правоту?

При виде ее эйфорической улыбки, я даже язвить расхотел, что со мной случалось крайне редко. К сожалению, это была именно та ситуация, когда съязвить жизненно необходимо:

— Отлично, мисс Грейнджер. Теперь мы знаем, как вернуть магию: нужно снять антиаппарационые барьеры, — она согласно закивала. — И все упирается в один нюанс: как можно снять барьер, если мы находимся внутри него и магией пользоваться не можем? Снять его, как вам должно быть известно, можно только изнутри.

Улыбка погасла. Взгляд, в отличие от улыбки, — нет. Еще бы…. Гриффиндорка!

Молчание длилось недолго. В случае с Гермионой оно физиологически долго длиться не может, так что я не удивляюсь.

— Да, я не подумала… Профессор! Кажется, у меня есть идея!

Да смилостивиться надо мной небо!

* * *

В итоге мы, конечно, дождались Дамблдора, который смог снять барьер одним словом-ключом, так как сам его и накладывал. Магия вернулась.

Количество баллов у Гриффиндора резко возросло: некоторые преподаватели, которые были в курсе того, что причину исчезновения магии выяснила Грейнджер, добавляли ей за это баллы. Я тоже добавил, целых пятьдесят. Она этого, разумеется, не знает. Узнала бы — не поверила, или, и того хуже, — умерла от счастья.

Книгу я все-таки дочитал. Даже заинтересовался. Может, займусь некоторыми аспектами серьезно.

— Профессор Снейп, можно, я войду? — я удивился робости ее голоса. Для нее это нехарактерно.

— Да, мисс Грейнджер, заходите. Снова случилась какая-то катастрофа, и вы взялись за ее расследование?

Мне совсем не нравится ее взгляд. В самом деле, не могла же мисс Всезнайка влюбиться в профессора зельеварения? Нет, чушь какая-то.

— Я сама не знаю… Привыкла, наверное, — она попыталась улыбнуться. — Извините меня, профессор, я пойду, наверное.

— Стойте! — нет, с этой ситуацией нужно разбираться немедленно. — Как мне все это понимать?

Смотрит. И молчит, естественно. Ну, конечно, она ведь знает, что я — легиллимент. Считает, что ей и говорить ничего не надо.

Черт! Почему она постоянно ставит меня в тупик? То своей проклятой физикой, а теперь, и того хуже… Неужели даже в такие умные головки, как у нее, забредают иногда настолько глупые мысли? Влюбиться, и в кого? В меня?!

И обижать ее не хочется. Это не низкая оценка, не язвительные комментарии — это действительно обида, которой она не заслужила.

Вздохнул.

Эх, и что же мне с тобой делать, Гермиона?

— И что же мне с вами делать прикажете, мисс Грейнджер?

— Все, что хотите, профессор, только в терновый куст не бросайте!

1 отношение объема к площади как 80/145 является необходимым фактором, позволяющим эритроцитам обратимо изменять свою форму с изменение просвета капилляра. В некотором роде это действительно «Соотношение непостоянства».