Семь лет

Нет ничего приятнее исчезающего страха…

Ричард Бах

Страх — это возможность для смелости,

а не доказательство трусости

Джон Маккейн

Если раньше я ненавидел курс Зельеварения, то теперь с той же силой не выношу уроков по Защите от Темных сил. И плевать, что я в Битве за Хогвардс участвовал — все равно боюсь обычных школьных уроков. И вот уже семь лет этот страх — мерзкий, тягучий, как бабушкина патока — порой мешает не то, что выполнять задания, но и дышать. Он сковывает движения, превращает лицо в восковую маску, а пальцы под его воздействием отказываются держать перо.

Как ни пытался с ним справиться, ничего не выходит: и успокоительные капли принимал, и аутотренингом занимался, и йогой… А все из-за чертового Профессора Снейпа! Нет, ну мало того, что его оправдали, в Азкабан не упрятали, так еще и директором оставили! Изворотливый урод, не зря меж двух хозяев столько лет вертелся…

Вот и сейчас стоит возле кафедры, запахнувшись в свою мантию — летучая мышь, ни дать ни взять! Довольно класс глазами обводит, как император свои владения. И снова в мне глаза смотрит, будто душу наизнанку выворачивает. И, самое страшное — нет сил взгляд отвести, так бы и сидел до звонка, пялился. А на что пялиться-то? Он же не девчонка, право! Да даже если бы мне и парни нравились, в Снейпе-то что привлекательного? Тощий, страшный, нос как клюв… Семь лет назад, на первом курсе нас так и пугали — мол, заклюет носом и в котле с зельем утопит. Мы верили…и не верили одновременно.

Ухмыляется… Мысли что ли читает? Хм, а представлю-ка ту картину, что каждый день перед сном прокручиваю: как я о его мантию ботинки вытираю и волосы его сальные розовыми делаю. Опа, ухмылочка-то пропала! Брови нахмурил…

Невилл, что ты делаешь? Тьфу, о чем ты думаешь?! Перед тобой чистый лист бумаги, а до конца урока всего полчаса. Для того ты в школе остался, чтобы контрольные семестровые заваливать? Ну уж нет… Так, какой у нас там первый вопрос…

Уткнувшись в листок с заданием, ненадолго забываю о моем ходячем кошмаре. Старательно строчу ответы — ведь готовился, не зря столько вечеров с книгами просидел. А мог бы и в Хосмид с ребятами пойти на выходных, так нет ведь!

Медленно, но верно работа выполняется. Какая-то легкая контрольная в этот раз, даже не верится. На всякий случай осматриваю класс: Гермиона склонилась над партой и лихо скребет пером по бумаге — классика, Поттер тормошит Уизли, будто тот хоть когда-то был готов к проверкам, Малфой списывает с учебника. Короче, как всегда, ничего за семь лет не изменилось: слизеринцы хитрят, гриффиндорцы пытаются схитрить.

Внезапно перед глазами возникает расплывчатое черное пятно. Нервно сглатываю слюну, и поднимаю голову: Профессор презрительно смотрит на меня, сузив глаза.

— Мечтаете о хорошей оценке, мистер Лонгботтом? — деланно мягко спрашивает он, скрестив руки на груди.

Молчу. По опыту знаю, что лучше молчать.

— Витаете в облаках, вместо того, чтобы отвечать на вопросы? — теперь его голосом можно сталь резать. Такие кардинальные перемены…

Молчу.

— Или вы находитесь в предвкушении очередной встречи с журналистами? Слава героя не дает вам покоя, верно? — изо всех сил вцепившись в угол парты, перевожу дыхание. Спокойно, Невилл. Поорет и да перестанет…

Терпеливо молчу.

— Ведь для вас наверняка припасено место в Университете? Правильно, для героев открыты все дороги! — он распаляется все больше, но я уже не слушаю. Вспоминаю маму с папой, наверняка, они бы мной гордились. По-настоящему гордились! Не пели бы мне дифирамбы, как Рита Скитер, не делали бы поблажек, как многие учителя, не задаривали бы подарками, как поклонницы…

Внезапно охватывает такая тоска, что сердце в груди сжимается в крохотный пульсирующий комочек. И такой же комок застрял в горле, оставляя сухими глаза. Плачь-не плачь, а родителей не вернешь…

Взгляд падает на тонкую кисть Снейпа: длинные пальцы с короткими ногтями, мелкие шрамы россыпью темнеют на коже, а на указательном пальце ожогом стерт папиллярный рисунок. И как я за столько лет не замечал?

— Нечего ответить, Лонгботтом? — сальноволосый ублюдок продолжает гнуть свою линию. –Странно, ведь на вчерашнем интервью вы были более чем красноречивы. Или вам так не хватает софитов и фотографов? Жаль мистер Криви не выжил, был бы у вас личный папарацци…

Ну все! Резко вскакиваю, оттолкнув стул назад. Он падает с таким грохотом, что отдается в сердце. Смотрю Профессору куда-то в висок, а в голове только одно желание: вмазать бы этому костлявому гаду прямо по носу, чтобы хрустнуло под кулаком и кровь горячая потекла. И тут с удивлением обнаруживаю, что я со Снейпом почти одного роста, что я гораздо сильнее и при желании действительно могу ему что-нибудь сломать. Передо мной стоит тощий невыспавшийся мужчина с поганым языком и черным сердцем, обычный, живой и совсем не страшный. Неужели ЕГО я боялся все эти года?

Замечаю, как он напрягся под мантией, весь сосредоточенный, упругий, как пружина. Поверил, что я действительно подниму на него руку? Испугался? Нет, насторожился скорее. После Войны нам уже ничего не страшно…

Протягиваю ему свою работу, благо почти на все ответил, хватаю сумку и говорю:

— Засуньте свой цинизм себе в одно место…

Черные брови, похожие на росчерки пера, взлетают вверх.

Чуть помедлив, добавляю:

— Сэр.

И, чуть оттеснив его, уверенно иду к двери. Комок в груди пропал с последней произнесенной фразой. Этого стоило подождать семь лет.