— Но Гермиона! — чуть ли не кричала светловолосая девушка в лимонном халате врача больницы им. Святого Мунго, оперившись руками на стол главврача. Главврач больницы Гермиона Уизли молча смотрела на девушку, слегка хмурясь и теребя в пальцах орлиное перо. Луна Лавгуд уже три года работала в больнице, и за эти три года поднялась от медсестры до заведующей отделения Волшебных вирусов, и работала, надо сказать, прекрасно, хоть и ее методы были весьма странными, но, впрочем, действенными, и Гермиону это устраивало.
— Луна, послушай, ну где я тебе найду оборотня за пять дней?..
— Но Гермиона, — повторила девушка, в ней даже исчезла ее всегдашняя отрешенность. Это происходило не очень часто: либо при операциях и смертельных случаях, либо в крайней взволнованности или неприязни. Пожалуй, этот выпад был не просто так. — Гермиона, пойми, если испытания пройдут хорошо, подопытный не погибнет, я смогу излечить Тедди и Ремуса! — вдохновлено, уже с некой отрешенностью проговорила Лавгуд.
— Хорошо. Я спрошу у Гарри и Рона, они работают в аврорате, может, найдут кого, — она сдалась. Довольная, сияющая как начищенный котел Полумна Лавгуд расплылась в мечтательной улыбке, поблагодарила Гермиону и скрылась за дверью.
Пожалуй, врач — это было ее призвание. Неделю назад она известила Гермиону, что закончила работу над зельем, которое может излечить оборотня.
* * *
Первое августа, начало испытаний. Поистине, связи Гермионы Уизли были обширны. Лавгуд лишь беспокоила личность подопытного, но он был ведь все же оборотнем и жаловаться не приходилось.
Сегодня, и на весь последующий месяц она была в официальном отпуске, который, впрочем, будет потрачен на собственную разработку. Вчера оборотня привезли в клетке в трехэтажный особняк, недавно подаренный ей на день-рождение. Впрочем, это был особняк одного из мертвых пожирателей, и он был бесхозный.
Луна поднялась на третий этаж и направилась в комнату, отведенную для испытаний. Там, в большой зачарованной чугунной клетке, ее ждал Фенрир Грейбек, ее пациент.
В руках была огромная сумка сплошь забитая склянками-дозами давно сваренного и готового зелья. Лавгуд знала и готовилась к худшему, ведь была знакома с Грейбеком на выигранной Орденом войне. Его, как и других выживших Пожирателей отправили в Азкабан, и теперь можно было только представить степень его злобы и ненависти на людей, во сто крат возросшей в стенах тюрьмы.
Луна подошла к комнате и направила на ручку двери палочку, прошептала заклинание. Дверь гостеприимно раскрылась, пропуская врача внутрь. Лавгуд зашла в комнату, прикрыла за собой дверь, отрезая себе все пути к отступлению. Лавгуд, хоть и долго работала в больнице и навидалась всякого, но все же боялась.
Почти половину комнаты занимала клетка. Причудливо переплеталась чугунная решетка красивыми черными цветами и листьями, к дальнему углу ее был прикован цепями Грейбек. Оборотень зло смотрел на девушку, пытался вытащить руки из оков серебряных цепей.
— Здравствуй. Позволишь?.. — девушка повернула ключ в замке и коснулась своими пальцами решетки, пока не решая войти. Фенрир был не так устрашающ, как при живом Волдеморте, он исхудал, да и медсестры, по-видимому, еще и вымыли, побрили усы и бороду, постригли волосы и ногти. Не обошлось, конечно, и без ступефая… но.
— Зачем спрашиваешь?.. — прорычал оборотень. Лавгуд молча прошла в клетку с дозой зелья в руках. Курс был разделен на двадцать девять дней. Зелье надо было пить один раз в день вечером, кроме полнолуния. Доз было ровно двадцать девять штук. Разобьет одну — прощай, эксперимент. Полумна нахмурилась.
— Я не играю в игры, Грейбек. Ты тут, чтобы я могла испытать свое зелье, если получится — выживешь и избавишься от превращений полнолуния, нет… так нет, — Лавгуд не хотела говорить слова «умрешь».
— Убей сразу, — рыкнул он. Полумна вздохнула, глядя на маленький пузырек с ярко-малиновой вязкой жидкостью. Зелье придется долго, слишком долго восстанавливать. А Лавгуд не хотела терять больше времени, и так на это ушло почти два года.
Был, конечно, вариант, но не факт, что сработает. И неприятно как-то.
«Люпины», — вздохнула Лавгуд, понимая, что выхода нет. Луна подошла к оборотню, села перед ним на корточки, улыбнулась краешком рта.
— Пить будешь?
— Нет, — из его горла вырвался крик, похожий на собачий лай. Полумна вытащила из склянки пробку и набрала в рот вязкое зелье. Грейбек смотрел на нее с неприязнью, но опять же, выбора нет.
Лавгуд надавила ему рукой на плечо, прижимая его спиной к чугунной решетке и накрыла его тонкие губы своими.
Сивый привык убивать, кусать, обрекая на ужасную жизнь других. Его боялись, пугали им детей, и никто не смел его поцеловать. У него не было ни родителей, никого, сколько он себя помнил. Девушка, хоть на вид ей и было около двадцати, целовалась хоть и не великолепно, но с какой-то нежностью. К кому?! Он — убийца!
Он даже не заметил, когда проглотил зелье, противно сжавшее его горло. Лавгуд отстранилась, опять улыбнулась и молча покинула клетку. Звякнула дверь решетки.
Так начали проходить дни за днями. Она приходила утром, сверкая, как солнце и задавала с улыбкой только один и тот же вопрос.
— Пить будешь?
Но он лишь качал головой, но уже ничего не отвечал. Она его целовала, он глотал противное зелье, она улыбалась снова и уходила, потом вечером приносила еду. На десятый день, вернее, на десятый поцелуй — так он мерил теперь дни, она убрала одну цепь, и он даже чуть приобнял ее, чувствуя, как она задрожала от этого от страха. Он был, пожалуй, даже счастлив.
И ему было первый раз за многие годы страшно на двадцатый день, день полнолуния, хотя он все понимал. Но когда он глянул на зеркало, висящее рядом с крошечным окном на стене, он увидел себя. Волчью голову на теле мужчины и волчьи лапы вместо рук и ног.
Зелье действовало.
Назавтра она также пришла, но уже смерила ему температуру и была радостнее, чем обычно. Даже не задавала вопросов, просто поцеловала, и он опять проглотил зелье.
На двадцать второй день она освободила его полностью, теперь он мог ходить по клетке.
На двадцать восьмой пришла печальная, взяла его за руку и провела в обычную комнату с кроватью, столом, стульями и большим окном. Он ничего не говорил. И не набрасывался — от крови начинало воротить. Она взяла у него кровь на анализ, прошептала какое-то заклинание, что-то записала в объемную, сплошь исписанную тетрадь, ушла.
Двадцать девятый поцелуй, и этот день был последним.
— Вы полностью здоровы, сэр, — она перешла на «Вы».
— Значит, все.
— Да, — она в последний раз набрала в рот малинового зелья и поцеловала его. Он проглотил уже привычную жидкость, сжал зубы. Вчера она вместо воды принесла ему, видимо для проверки, кровь, и ему пришлось терпеть нехватку воды.
Грейбек с какой-то злобой обнял своего врача, она ткнулась носом в его плечо.
— Я буду скучать, — радостно проговорила она, улыбаясь. Он никогда не понимал ее логики. — Завтра конференция.
Грейбек кивнул.
— Встретимся через десять лет, — именно такой срок ему остался теперь, когда он здоров. Это он узнал на двадцать пятый поцелуй.
Тридцатый поцелуй можно было же не считать?..
Ни его, ни ее никто никогда не понимал и не принимал. Пусть они выбрали разные роли, каждый выбрал понравившиеся — добро или зло. Кто-то проиграл, кто-то выиграл.
Каждому была дана своя роль, и каждый играл ее по-своему.
Vova
