Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом центре круга, по которому они двигались — это столкнулись их заклятия. Гарри видел, как зеленая вспышка Волан-де-Морта слилась с его собственной, и как Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Гарри, тренированный ловец, поймал её свободной рукой — и в ту же минуту Волан-де-Морт упал навзничь, раскинув руки, и узкие зрачки его красных глаз погасли. На полу лежали смертные останки Тома Реддла — слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волан-де-Морт погиб, убитый собственным, обратившимся вспять, заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага. Внезапно зал озарился вспышкой, заставляя магов закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. В густой тишине белого цвета раздался крик и Гарри Поттер, схватившись за шрам, упал на пол. Спустя несколько минут мучительно медленно яркий свет начал таять, возвращая зрение.
— Он мертв? — тихий шепот Невилла вернул звуки в Большой Зал Хогвартса.
— Нет! Гарри! — Гермиона очнулась и подбежала к лежащему на полу юноше. Вслед за ней по залу прокатилась волна вскриков, всхлипов.
Гарри Поттер мертв?!
— Этого не должно было произойти, — Рон подошел к подруге и, растерянно моргая, посмотрел на бездыханного друга. — Это... ведь невозможно?
Крик. Ещё один. А потом еще и ещё... Зал Хогвартса пропитывался отчаянием и горем людей, оплакивающим Надежду Магического Мира, пожертвовавшего своей жизнью ради жизней многих.
— Рон? Гермиона? — слишком знакомо, слишком растерянно прозвучал голос с другой половины зала. С той половины, где лежало тело поверженного Волан-де-Морта.
Гермиона неверяще повернулась и застыла.
— Что случилось, Гермиона? Волан-де-Морт мертв?
— Гарри... — ахнула девушка и в первый раз в жизни лишилась чувств, неловко повалившись на пол.
— Рон, что произошло? — подходя, спросил неведомо как оживший Поттер.
Он пристально смотрел в испуганное, непонимающее лицо друга. Переведя взгляд, Гарри увидел Гермиону, лежавшую рядом...
— Я мертв? — тихо спросил Поттер.
— Не знаю, — заикаясь, проговорил Рон.
— Что произошло? — потребовал ответа Гарри.
Неожиданно резкая боль прошила голову раскалёнными иголками. Схватившись за шрам, Гарри попытался удержаться на ногах. Казалось, время остановилось и не стало ничего, кроме этой боли. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с тошнотой.
— Рон? — чей-то голос с отвратительно низким тембром ввинчивался ему в уши, заставляя стонать от боли.
— Рон? — голос не переставал звать, всё больше приближаясь.
— Гарри... — заикаясь, ответил Рон и упал рядом с Гермионой.
Тишина в зале удивительная. Вязкая, густая, наполненная страхом и потрясением. Никогда не думал, что тишину можно попробовать на вкус. Страх горчит, оставляя после себя изысканное послевкусие, сладкое... А вот потрясение, ужас — как липкий леденец, оставляющий тебя грязным после того, как был съеден.
Я открываю глаза и натыкаюсь на изумрудно-зелёное сияние. Пытаюсь сфокусировать зрение, посмотреть, что же это? И понимаю... понимаю, что тону в своих собственных глазах!
— Как? — спрашивает мой двойник. Или это я его двойник?
Беспомощно развожу руками, совершенно не осознавая, что именно происходит.
Тишина исчезает, наполняя зал криками. Ко мне... к нам подбегают люди. Их так много и все что-то говорят. С удивлением я понимаю, что не могу расслышать ни слова. Будто зачарованный, смотрю в свои глаза в своём лице напротив.
— Гарри? — кто-то кричит. — Что произошло?
Поворачиваюсь, пытаясь определить источник звука.
— Я не знаю, — тихо отвечает мой двойник и внезапно в его глазах вспыхивает злость, обжигая меня своим жаром. — Может, у него спросим? Кто ты?
— Гарри Джеймс Поттер, — также тихо отвечаю я. Злость все ещё жжёт, оставляя на теле невидимые ожоги. От фантомной боли я распахиваю шире глаза и вскидываю палочку, направляя ее на себя, на второго себя. — А ты кто?
— Я? — он будто удивляется моему вопросу. — Это я — Гарри Джеймс Поттер!
— Да ну? — я притворно всплёскиваю руками. — Ты не можешь быть мной!
— Это ты не можешь быть мной!
— Я это я, — что-то идет не так. Я не могу ругаться с самим собой. Это как-то неправильно, что ли?
Мой декан, расталкивая толпу, останавливается перед нами. В её глазах недоумение: два Гарри Поттера?
— Я не знаю, что здесь произошло, но Вам, мистер Поттер, — она обращается ко мне или не ко мне? — и Вам, мистер Поттер, лучше пройти со мной.
Я, не пряча палочку в карман, принимаю независимый вид, соглашаясь следовать за Минервой МакГоногалл туда, где не будет ошарашенной толпы, пожирающей нас жадными взглядами. Самозванец всё ещё сидит на полу, рядом с лежащими в обмороке МОИМИ друзьями. Или его друзьями?
— Вставай! — я нацеливаю палочку на двойника, готовясь отразить проклятия.
Он подчиняется, на удивление, беспрекословно, только в глазах видна неутихающая злость.
Минерва, окинув нас взглядом, поворачивается и идет в сторону дверей. Нам ничего не остается, как подчиниться и с гордо поднятыми одинаково взъерошенными головами шагать по трупам друзей и врагов, пытаясь не обращать внимания на мерзкий шёпот вдоль стен: «Гарри?» «Интересно, что произошло?» «Кто из них настоящий?» Меня так и подбивает заорать «бу-у-у» и посмотреть на отпрянувшую, пытающуюся слиться со стеной, толпу.
Горгульи у кабинета директора разрушены полностью, проход наверх уже ничто не защищает. Минерва, не обращая внимания на осколки каменных статуй, поднимается по винтовой лестнице. Перед дверью в кабинет она делает глубокий вздох и резко дергает ручку.
— Проходите, — её голос звучит слишком устало.
Я протискиваюсь первым и останавливаюсь у стола, пытаясь не смотреть по сторонам. Глазеющие портреты ничем не лучше голодной в своём любопытстве толпы.
Минерва садится в директорское кресло и подпирает голову руками. Они немного трясутся, от этого голова измученной женщины слегка покачивается. Мне почему-то становится смешно, вспоминается магловский стишок про болванчика, сидящего на стене. Чем больше я думаю об этом, тем труднее сдерживать смех. Умом понимаю, что у меня начинается истерика, но ничего не могу поделать. Предательский смешок вырывается изо рта, отвлекая Минерву от тягостных мыслей. Она поднимает взгляд на нас, под глазами — чёрные круги усталости и горя. Мой декан выглядит инферналом, которому не дают покоя. И взгляд у неё такой же — пустой. Рассмотрев нас, она, наконец, вспоминает, зачем мы здесь. Её лицо становится более осмысленным, не таким пугающим, как мгновение назад. Теперь она смотрит на нас пронизывающе, будто хочет добраться до души и разорвать ее на кусочки, чтобы посмотреть, из чего та сделана. Поёживаюсь, краем глаза замечаю, что мой двойник — тоже. Молчание давит на уши, слишком много сегодня тишины.
— Что произошло? — наконец, спрашивает Минерва.
— Не знаю, — отвечаю я и сажусь в кресло.
— Когда Бузинная палочка оказалась у меня в руках, Волан-де-Морт умер, — сбивчиво начинает рассказывать самозванец, нагло усевшийся в соседнее кресло. — А потом...
— ...а потом вспышка и боль, — перебиваю я.
— Да, — с неодобрением косится на меня двойник. — Жуткая боль. Казалось, всё тело вывернули наизнанку, но больше всего болел...
— ...шрам, — добавляю. Мне просто интересно, когда он успел притушить свою злость до неодобрения и что последует за этим?
Услышав имя директора, я оглядываю комнату, надеясь увидеть столь дорогое мне лицо. Моему двойнику повезло больше и он, издав радостный крик, вскакивает и бросается за спину Минервы.
— Директор!
— Гарри, мальчик мой, как же я рад тебя видеть! — добродушно улыбаясь, говорит нарисованный Дамблдор.
Проходимец чему-то радуется, а я, поняв, что придется говорить исключительно с портретом, расстраиваюсь. Знаю, конечно знаю, что Альбуса Дамблдора в живых нет уже год как, но где-то в глубине души все ещё живет надежда. Глупо? Конечно. Но...
Я встал с кресла и подошел к портрету.
— Директор.
— Гарри, — как-то уж чересчур добродушно у него это вышло. Просто Гарри. Хотя было заметно, как расширились голубые глаза в удивлении, переросшем в неподдельное огорчение. — Значит, вас все-таки двое...
— И что это значит? — раздраженно спрашивает Минерва.
— Что это значит? — повторяет Дамблдор, внимательно оглядывая нас цепким взглядом. — Боюсь, что не знаю наверняка. Но можно проверить. Гарри, — это он к моему двойнику обращается, — ты помнишь, что тебе сказала Шляпа на Распределении?
— Конечно, — удивленно отвечает он. — Она хотела отправить меня в Слизерин, говорила, что он поможет мне стать великим, добиться огромных успехов, но я упросил ее не отправлять меня туда.
— А ты помнишь почему? — это он уже мне.
— Потому, что Хагрид сказал, что на Слизерине учились все тёмные волшебники и Волан-де-Морт соответственно. А потом в поезде ко мне пристал хорёк, ой, простите, директор...
— Ничего, продолжай, — благодушно кивнул ему Дамблдор.
— В общем, я не хотел попасть на факультет, где учился Волан-де-Морт и Драко Малфой.
Я только сейчас понял, что мой двойник — не просто похожий на меня внешне человек. Это — я. Что удивительно, это открытие почему-то не приводило в ужас. Почему-то я знал, что нечто подобное может произойти. Когда я шел к Волан-де-Морту, на смерть, то был уверен, что умру, но ведь этого не произошло? Когда я очнулся, разве я мог ожидать, что один из моих врагов поможет мне? Так почему не могло произойти раздвоение меня? Как-то бредово звучит, правда?
— Гарри? — я только сейчас понял, что ко мне обращаются.
— Да?
— Не мог бы ты рассказать, кто именно подставил твоих родителей?
— Питер Петтигрю, — имя будто выплюнулось из моего рта. Прошло столько времени, а я до сих пор ненавидел эту крысу. Я посмотрел на второго себя, замечая в его взгляде ту же ненависть, возникающую при упоминании имени предателя.
— Минерва, ты не могла бы оставить нас наедине? — внезапно послышалась просьба Дамблдора.
— Да, Альбус, конечно, — мой декан поднялась и, бросив испытующий взгляд на нашу компанию, закрыла за собой дверь.
— Мальчики мои, — пространственно начал директор, — кажется, я знаю, что именно с вами произошло.
— Да? И что же? — нетерпеливо перебил самозванец. Я даже улыбнулся такой горячности, свойственной мне самому. Хотя, разве я так изменился? Неужели поиски хоркруксов так повлияли на мой характер? А если повлияли на мой, тогда почему не отразились на его? Может, это значит, что я настоящий?
— Когда Волан-де-Морт умер, то в тебе, Гарри, осталась частица его души, — ни к кому лично не обращаясь, рассказывал портрет. — Я думал, что если ты добровольно примешь смерть от его руки, то последний хоркрукс будет уничтожен. Но, видимо, я ошибался.
— Значит, один из нас хоркрукс? — с ужасом спросил мой двойник.
— Да, — грустно кивнул головой Дамблдор. — А что ещё более печально, я не знаю, кто именно.
— Как это? — теперь пришла моя очередь ужасаться. Я — хоркрукс? Или он? Или все-таки я?
— Если бы я был жив, то смог бы попытаться выяснить, но...
— А больше никто не может?
— Северус мог, но по вашим рассказам я понял, что его, к сожалению, нет в мире живых, — ответил директор. Я удивился, поняв, что пропустил часть разговора, углубясь в свои мысли. Когда именно речь зашла о Снейпе? — Я, честно, не представляю, как это можно сделать.
— Но...
— Вам придется выяснить это самим.
— Как?
— Хороший вопрос, — ободряюще улыбнулся Дамблдор. Будто его улыбка могла помочь нам в выяснении истины и смирении с ней. — Боюсь, единственное, чем я могу помочь, это оставить вас наедине. Отсюда вы должны выйти с осознанием того, чем являетесь.
— Интересно, — прошептало моё второе я и тут же сорвалось на крик. — И как, блин, нам это сделать? Как?!
Я молчал, пытаясь понять слова директора. Смысла говорить что-либо не было. Мой двойник всё произнес за меня. Я перевел взгляд на портрет, но Дамблдор уже исчез, как и остальные директора Хогвартса.
— Что делать будем? — спросил мой… моё… хоркрукс, усевшись на диване и по-турецки скрестив ноги.
Я застыл статуей напротив, разглядывая его. Поразительно! Ладно бы внешность, но даже одежда совпадала! Как будто мы — клоны из каких-то магловских сериалов. Я протянул руку к нему, затем резко отдёрнул, не решаясь дотронуться.
— Гарри… — я даже ужаснулся, как прозвучал мой голос, произнёсший моё имя.
Он резко вскинул голову, рассматривая меня, и так же резко поднялся с дивана, сокращая расстояние между нами. Меня так и подмывало отодвинуться, не дать приблизиться к себе, но герои ведь не боятся? Особенно после того, как победили злейшего врага человечества. Хотя… победили ли?
Его рука была теплой, я бы сказал, горячей на ощупь. Медленно, будто опасаясь чего-то, он дотронулся до моей щеки, пальцами проведя по скуле.
— Невероятно, — прошептал двойник. — Когда я в первый раз встретился с хоркруксом, он был копией Волан-де-Морта…
— А затем, — подхватил я, — мной и Гермионой…
— Может ли хоркрукс учиться? — задумчиво спросил он, все ещё не убирая руку от моего подбородка, наоборот, заставляя меня смотреть ему в глаза. — Может ли быть такое, что ты научился? Развивался от хоркрукса к хоркруксу?
— А может это ты? — раздраженно спросил я, дёргая головой и стряхивая его руку, словно надоедливую муху. — Может, это ты — эволюционировал во что-то настолько совершенное, что смог повторить мою внешность, мою личность?
Я смотрел на стоящего напротив человека, с интересом разглядывая собственное лицо, ища подтверждения своей теории, но не видел ничего, кроме зелени, поблескивающей сквозь стекла очков. Его глаза ровным счётом ничего не выражали. Ни раздражения, ни испуга, ни коварности — ни-че-го.
— Раздевайся! — отрывисто бросил мой двойник.
— Что? — опешил я.
— Раздевайся, — упрямо мотнул он головой. — Хочу посмотреть, есть ли какие-то отличия между нами.
«Логично», — подумал я, — «может на его теле есть что-то, чего нет у меня или наоборот. Может… хоть что-то, что могло бы нам помочь».
— Прямо здесь? — я огляделся. Хотя портреты были пусты, все же не хотелось быть застигнутым врасплох. — Может, пройдем сюда? — указываю на дверь позади директорского кресла, видимо, личные покои.
Самозванец помедлил и решительно кивнул.
Там я быстро сбросил одежду, оставшись в трусах. «Мерлин, даже трусы у него точно такие же!» — как-то отстраненно подумал я, глядя на возможный хоркрукс.
— Полностью, — проговорил Гарри Джеймс Поттер, номер два, блин…
Я попытался изобразить насмешливый взгляд, коронный взгляд Снейпа, и поддев резинку пальцами, сдернул последнюю одежду.
Оставшись голыми, мы начали внимательно осматривать друг друга, то и дела издавая восклицания и огорченные вздохи.
— А вот этого шрама я не помню!
— Как же! Это любимый бульдог тетушки Мардж, — ответил я, невежливо тыкая пальцем под его правую коленку. — Вот он!
— Подожди! Но у тебя этот шрам с левой стороны!
— Да? — я неловко повернулся, пытаясь рассмотреть свой. Неужели это все-таки я? Я хоркрукс…
— Я так и знал! — радостно воскликнул настоящий Гарри Поттер. — Я знал, что я не хоркрукс!
— Не спеши, — я принялся осматривать своё тело. Вот этот шрам я получил, когда любимый кузен Дадли в очередной раз принял меня за боксерскую грушу. А вот эту отметину оставил Малфой. Я перевел взгляд на тело двойника и обнаружил… — У тебя все шрамы будто в зеркальном отражении. У меня справа, у тебя слева…
— Но я точно помню, что вот этот… — он ткнул себя между вторым и третьим ребром с правой стороны, — достался мне при падении с метлы. Я тогда упал на правую сторону…
— На левую, — услужливо подсказал я, прекрасно помня, что когда пришел в себя в больничном крыле, повязка была слева. Этот момент тяжело забыть, ведь тогда мой Нимбус превратился в кучу щепок.
— На правую!
— На левую!
— Нет, на правую, — со злостью парировал мой двойник, но в голосе послышалась неуверенность.
— Давай посмотрим остальное, — примирительно сказал я.
Спустя полчаса мы сидели на кушетке полностью голые, с одинаково отчаянным выражением лица. Все наши шрамы были идентичны, как и воспоминания об их появлении. Идентичны, за исключением маленькой детали — зеркальной, я бы сказал, детали. Реальность запуталась в огромный узел, развязать который не было ни единой возможности.
— Твою ж мать… — неожиданно прошептал я. — Раздери меня хвосторога!
— Что? — мой двойник подался вперёд с заинтересованным выражением лица. — Ты вспомнил, как тебя создавали?
— Иди ты, — презрительно сплюнул я. Невежливо, знаю, но когда такие мысли приходят в голову, вежливость прячется под стол и сидит там, не высовываясь, понимая, что подняв свою отвратительно-добродетельную голову ничего хорошего не добьется. — Есть идея.
— Какая?
— Тебе не понравится, — тихо отвечаю я, словно не понимая, как я смог до этого додуматься.
— Не тяни соплохвоста за…
— Помнишь начало наших поисков? Когда Гермиона с Роном следили за Министерством, мы сидели дома, пролистывая всевозможную литературу.
— Помню, — зло ответил мой двойник и вдруг осекся. В его глазах я прочитал ужас. Славненько получается, когда тебя с полуслова понимают. — Ты предлагаешь..?
— У тебя еще есть варианты? — настала моя очередь злиться.
— Нет, — тихо прошептал он. Да-а-а… оказывается такое глупое, расстроенное выражение лица мне совершенно не идет. — Но нам придется…
— Трахнуться, мистер Поттер! — неуместное веселье захватило меня полностью. Давно, курсе на пятом, я попытался разобраться в себе, но так и не сумел выяснить свою ориентацию. Мне нравились и девушки (конкретно — Джинни) и мальчики (тут сложней, диапазон от Симуса до Малфоя. Да, того самого невыносимого хорька! Сам знаю, это возмутительно, но…) — Как Вы помните, — мой тон стал откровенно нравоучительным. Не хватало еще вскочить с дивана и помахать пальцем перед лицом своего второго я, — Сигизмунд Шломо Фрейд писал о двух ипостасях личности: сознательной, которая стремится к самосохранению, и бессознательной, стремящейся исключительно к насущным удовольствиям, разрушающим тело, т.е. стремящейся к хаосу. Чтобы соединить эти два начала в человеке, страдающим симптомом раздвоения личности, необходимо обнаружить причину, а затем устранить её. Я думаю, начало теории — как раз про нас, ты согласен, моя вторая половинка?
— Не смей меня так называть! — оскорбился он и, не меняя выражения лица, продолжил: — Но Фрейд вводил человека в транс, гипнотизировал, чтобы суметь понять причину…
— Правильно, но так как у нас нет ни маятника, ни способностей гипнотизера... я даже заклинаний подходящих не знаю! Что нам остается?
— Оргазм… — отчаянно прошептал собеседник. И вдруг поднял голову, уверенно глядя на меня, будто принимая вызов. — В состоянии оргазма сознание человека наиболее раскрыто, а тело — спокойно и удовлетворено. Если сопротивление тела не слишком уж интенсивно или отсутствует полностью, то по мыслям можно узнать искомое. Случайная мысль — намек на происходящее.
— Вот именно, — тихо подтвердил я. Других вариантов не было.
Мой двойник, поджав под себя ноги и обняв руками колени, вопросительно глядел на меня.
Спустя несколько минут, что показались вечностью, мы кое-как устроились вдвоем на кушетке. Сидя друг напротив друга, мы выжидающе глядели в глаза напротив, словно пытаясь отрешиться от происходящего. Вся история с хоркруксом и моим двойником казалась мне иррациональной. Если вначале я недоумевал, а потом воспринимал его как врага, то сейчас мне было просто неловко. Злость, недоумение, любопытство — пройденный этап. На данный момент он казался мне совершенно чужим человеком. Мы были так похожи и в то же время так различались. Но секса с ним мне совершенно не хотелось.
— У меня не стоит на самого себя, — чуть ли не виновато проговорил он.
— У меня тоже, — ответил я, поражаясь абсурдности разговора.
— Я вообще парней не люблю! — о! Это уже была откровенная ложь, вызванная злостью и необходимостью трахнуться с неведомым злом.
— Ага, — улыбнулся я. — А не ты ли, с позволения сказать, дрочил на малфоевскую фотографию в «Пророке»?
— Я? Да как ты смеешь! — взвился он. — Ты… Ты…
— Я.
— Ты все знаешь, — обреченно выдохнул он и вдруг улыбнулся. — В принципе, это не плохо, быть с тем, кто знает тебя, как самого себя. То есть, быть самим собой с самим собой… В общем, ты понял!
— Я понял, — ответил я и потянулся к нему рукой. Проведя пальцами по щеке, я поразился, до чего у меня гладкая кожа. Казалось бы, такая жизнь, которую я вел, ну никак не способствует хорошей внешности.
Двойник зажмурился и резко выдохнул, когда моя рука добралась до его груди.
— Это неправильно, — проговорил он, открывая глаза. — Нельзя спать с хоркруксом!
— Нельзя, — тихо ответил я, чувствуя то же, что и он. Но…
Я приподнялся и улегся на него сверху, преодолевая едва видимое сопротивление. Легкий, невесомый поцелуй в висок — его глаза смотрят с изумлением, но все так же выжидающе. Ещё один поцелуй пониже, потом еще раз, наконец, я накрываю его губы своими и понимаю, что зарождающееся сомнение, сопротивление подавлено у нас обоих. Не знаю, почему, но мое сердце начинает биться быстрее от вкуса его губ. Спустя мгновение мы целуемся как сумасшедшие, не обращая внимания на голоса разума, все еще тихо пытающиеся достучаться до нас. Его руки хватают меня за волосы, оттягивая голову назад, а губы, его губы, впиваются в шею, кусая, оставляя отметины, причиняя легкую боль и невероятное удовольствие.
Рывок — и теперь уже я нахожусь снизу, отдаваясь неумелым, но страстным ласкам. Его руки трогают меня везде. Я наслаждаюсь этим какое-то мгновение, а потом решаю, что бездействие наказуемо и… мы падаем на ковер, не замечая этого. Я целую, оглаживаю, пытаясь быть везде и сразу. Стоны одинаковых голосов смешиваются в один, долгий, протяжный, когда я, раздвигая руками его ягодицы, вхожу и замираю на мгновение.
— Нет, не останавливайся, — жарко шепчет мне хоркрукс на ухо, хотя, хоркрукс ли?
Внимая просьбе, я начинаю двигаться, резко, рвано, не обращая внимания ни на что. Есть только я и тесная глубина его тела. Беспорядочные движения вырывают всхлипы из его груди, хриплые, прерывистые звуки, которые заставляют меня двигаться еще в более быстром темпе. Наслаждение топит меня с ног до головы, и неожиданно ясно я понимаю…
— Ты… — шепчет он, изгибаясь в оргазме.
— Я… — издаю стон, пытаясь удержаться в этой сладостной агонии.
Капля за каплей белесая жидкость заполняет его глубину.
— Мы с тобой…
— Навсегда вместе… — тихо продолжаю я и исчезаю, впитываюсь в его тело, делая нас одним целым.
Я — хоркрукс…
Я — часть души Темного Лорда, та часть, которая настолько слилась со своим носителем, что переняла все его привычки, впитала его сущность.
Я — тот самый залог, который позволит Лорду вернуться.
Но я и тот самый носитель, бесстрашный мальчишка, который попытается не допустить этого.
Vova
