— Ну, и что ты там такого увидел? — напустив на себя важный вид, интересуется парнишка с яркими — надо же, совсем как огни впереди — синими глазами.
Разговор быстро превращается в перепалку, лодку шатает, но эти двое даже не замечают того, что здесь находятся не только они.
* * *
Долли сидит где-то на корме, теребя край новенькой мантии, и, забыв про вызубренный летом «Кодекс чистокровной леди», совершенно неаристократично приоткрыв рот, смотрит на Хогвартс, который заслоняет половину неба. Замок и вправду огромный, камень кажется черным в густых сумерках, а стрельчатые башни устремляются к темным облакам, и маленькая Долорес удивляется, почему с небес не капает вода — ведь острые шпили, словно иглы, впиваются в темноту.
— Не поможешь мне?
Она вздрагивает, потревоженная чужим голосом, и неохотно поворачивает голову. Худенький паренек в остроконечной шляпе смущенно смотрит на нее, чуть улыбаясь. Над его макушкой подрагивает желто-оранжевый отсвет фонаря, который сжимает в руке огромный страшный лесничий, сопровождающий их в школу.
Долли прячет улыбку — уж слишком забавный он, этот бледный паренек, что затравленно на нее косится.
— В чем? — наконец, интересуется она, отвернувшись.
Где-то справа от нее шумно выдыхают, и тут же ей в ладонь втискивается гладкое кольцо фонаря. Черная ткань на ее коленях тут же вспыхивает маленькими огоньками, так, словно каждая шелковая ниточка горит. Долли улыбается, радуясь, что смогла уговорить маму купить мантию подороже, и бездумно сжимает пальцы, поднимая фонарь повыше.
— Ты подержи, хорошо, а то одной рукой грести неудобно, — запоздало просит паренек и, дождавшись кивка, робко прибавляет. — Я Ремус.
Долли смотрит, как он крепче вцепляется в весло и, сжав губы в тонкую ниточку, пытается догнать процессию впереди. Мальчик ей не очень-то и нравится — какой-то он «чересчур»… Чересчур скромный, чересчур худой, чересчур бледный. Полукровка, может? Долли морщится — она помнит, как ее учили не связываться с отродьем — но отвечает, гордо выпрямив спину:
— Мое имя Долорес Джейн.
— Очень приятно, — поспешно отвечает Ремус, улыбаясь. Но Долли эта улыбка кажется натянутой, и она обиженно отворачивается, вздернув носик — посмотрите на него, общаться с ней не желает! Не больно-то и надо!
Через пару минут она не выдерживает и бросает взгляд в его сторону — Ремус все так же налегает на весло, обеспокоенно провожая взглядом ребятишек, друг за другом выходящих на берег.
* * *
— Так они и без нас начнут, — манерно тянет синеглазый и дергает приятеля за рукав. Тот кивает, и драчуны выскакивают из лодки прямо в воду, направляясь к толпе детей.
* * *
Ремус провожает их грустным взглядом и кладет весло. Через пару секунд суденышко, покачнувшись, упирается носом в берег.
— Первокурсники! — доносится до них уверенный женский голос. — Первокурсники, сюда!
Долли поднимается на ноги, оправляет тяжелые складки мантии и ступает на твердую землю. Замок возвышается над ней, словно великан над домовым эльфом, но маленькая Долорес уверена — здесь она в безопасности.
Где-то на верхних этажах вспыхивает желтый огонек — так древний замок приветствует ее, подмигивая в ответ.
* * *
В Большом зале Долли неуютно — слишком много света от мерцающих под потолком свечей, слишком много галдящего народа, и за длинным столом впереди сидит столько взрослых волшебников со строгими лицами… Зал большой-большой, окна, выходящие на улицу, теряются где-то в зачарованной вышине волшебного потолка. Она смотрит вверх, стараясь запомнить каждую мелочь, и медленно начинает понимать, почему родители — чистокровная уважаемая семья — не отправили ее в Шармбатон.
— Ой, Сев, — рыжая девчонка, что стоит впереди нее, толкает в бок мальчишку с длинными черными прядями, скрывающими лицо, — здесь так красиво! В ближайшие выходные отправлю родителям фотографии! Туни так обрадуется…
Ее собеседник смотрит на рыженькую влюбленным взглядом, явно пропуская мимо ушей все, что она говорит. Долли позволяет себе еле заметную усмешку, вслушиваясь в звонкий голосок маленькой магловки. Пусть любуется на чудо, пока позволено.
«Рано или поздно Дамблдор поймет, что выродки не приносят школе ничего, кроме вреда», — говорит ее папа. Долли верит ему — папа хороший, он плохому не научит. Ее родители самые лучшие на свете, и комната ее в поместье большая и светлая, и семья Боунс приезжает в гости каждое лето. Дочь Боунсов, Амелия, уже совсем взрослая… Долли ищет ее взглядом и находит — за столом Пуффендуя, в мантии с вышитым на груди гербом факультета. Над вышивкой девочка замечает значок с буквой «С», сияющий, как и улыбка мисс Боунс.
* * *
— Эй, Сириус! — кричит из зала старшая дочь леди Друэллы Блэк, Беллатрикс. — Выживешь ли ты в Слизерине?
— Не лезь к гиппогрифу, не поклонившись, Белла, — приосанившись, отвечает ей тот самый синеглазый драчун. — Мне няньки не нужны!
Долли знает о семье Блэк, гордом и благородном клане, члены которого проживают по всей Британии, купаясь в лучах почтения и благоговейного страха. Однажды их семьи встретились на приеме в Министерстве — Долли запомнила только величие, темными волнами исходившее от них. Мама училась на одном курсе с Друэллой, но при встрече стушевалась и называла ее не иначе как «леди Блэк». Долли тогда расстроилась — почему ее мама, чистокровная колдунья, должна лебезить перед ними, но папа быстро и доходчиво объяснил малышке, что такое сила и почему ей нужно подчиняться.
* * *
Ребята вокруг галдят, не умолкая, и Долли закрывает уши ладошками, чтобы хоть немного приглушить этот навязчивый шум. Но, кажется, только она погружается в спасительную тишину, как ее бесцеремонно дергают за рукав.
— Долорес, начинается! — взволнованный Ремус, не отрываясь, смотрит на МакГонагалл, разворачивающую длинный список первокурсников. — Ты даже песню Шляпы пропустила…
— Отвяжись, — бросает она, почти с удовольствием наблюдая, как мальчик сутулится и опускает взгляд. Теперь она почти уверена, что он нечистокровен. Такие вечно не уверены в себе.
Ну, ничего, она еще найдет себе достойных друзей.
Долли вдыхает полной грудью пропитанный магией воздух, и в этот миг МакГонагалл громко произносит первое имя:
— Амбридж, Долорес!
На негнущихся ногах Долли подходит к табурету и садится. Все смотрят на нее, и девочка даже думает о том, что неплохо бы сбежать отсюда домой и уговорить мамочку и папочку перевести ее в другую академию… Но Шляпа — пыльный потрепанный кусок плотной ткани — вдруг опускается ей на голову, закрывая обзор.
Долли кусает губы и цепляется пальчиками за табурет.
Маленькая мисс Амбридж вспоминает вызывающее поведение Беллатрикс, хмурые лица слизеринцев, представляет мрачные сырые подземелья и ее передергивает.
— А…может, не надо? — робко интересуется она, не до конца уверенная в том, что ее слышат. Мало ли что там в мыслях у этой пыльной тряпки.
— Ты уверена? — строго переспрашивает ее Шляпа.
— Да, — голос Долли предательски дрожит.
— Что ж, — девочка слышит разочарованный вздох. — Тогда…с твоим упорством, трудолюбием и преданностью взглядам остается только…ПУФФЕНДУЙ!
* * *
«Все лучше, чем этот серпентарий», — утешает себя Долли, шагая к столу факультета.
Секунды под прицелом чужих взглядов кажутся ей часами.
II
Долли негодует: в этом году Дамблдор, позабыв про свою любовь к стычкам двух издавна враждующих факультетов, дает добро на спаренные уроки зельеварения у четверокурсников Пуффендуя и Гриффиндора. Старый дурак! О чем он думал, когда отправлял ее в оплот дружбы и взаимопонимания, в который ее все равно не приняли?
Она сидит на последней парте, уткнувшись взглядом в то, что должно быть зельем Омоложения, но грязно-серый цвет подсказывает пуффендуйке, что она все-таки спутала дозировку в четвертом пункте. За партой Долорес одна — ее однокурсники толпятся где-то рядом со столом учителя, бросая на нее косые взгляды, полные эмоций. Насмешка, недоверие, неприязнь, жалость… Заметив последнее, Долли поспешно отворачивается, снова уставившись в свой котел.
«Несчастные тупицы!», — думает она. — «Мне не нужна их никчемная поддержка! Лучше бы я тогда согласилась на Слизерин».
Профессор Слизнорт, одновременно похожий на моржа и на арбуз, с неожиданной ловкостью для его грузного тела лавирует между партами, проверяя работы. Долли злится — он написал в рецепте, что нужно добавить три четверти щепотки толченого корня лотоса! Три четверти щепотки! Юная мисс Амбридж насмешливо фыркает, когда замечает его огорченное лицо — ученики Пуффендуя опять не справились с этим заданием. Да что там пуффендуйцы! Это зелье вообще невозможно сварить верно!
Долли самодовольно усмехается, почти уверенная в том, что весь класс провалил задание, как вдруг густой голос профессора откуда-то слева вмиг рушит ее только-только наладившееся настроение:
— Мисс Эванс, вы как всегда великолепны! Двадцать баллов Гриффиндору!
Рыжая выскочка сияет улыбкой, а вечно лохматый Поттер скалится во все тридцать два и толкает в бок Блэка, что-то шепча ему на ухо. Люпин и какой-то коротышка с опаской наблюдают за трясущимся котлом, но тут Рем что-то бросает в зелье и облегченно выдыхает — получилось.
— Ах, мисс Эванс, несмотря на то, что вы маглорожденная, талант у вас, как у чистокровной! — разливается соловьем Слизнорт.
— Точно! — громко перебивает его Поттер, дергая Эванс за рыжую косу. Та вскрикивает от боли, а Долорес улыбается. Так ей и надо, магловке! — Эванс, талантливая ты наша, пойдешь со мной в Хогсмид на выходных?
— Отстань, Поттер! — раздраженно передергивает плечами та, и Долорес мигом теряет интерес к болтовне гриффиндорцев.
Долли думает о своем, теребя ремешок сумки, поэтому раскатистый голос Слизнорта над ухом выбивает ее из колеи:
— Мисс Амбридж, сожалею, но больше «С» поставить не могу. Очень прискорбно, очень!
Справа от нее раздается громкий хохот. Долорес даже не поворачивает головы, она знает — это Мэри Голдстейн во главе своей шайки, как обычно, глумится над ее неудачей. Она могла бы даже расстроиться, но на слабоумных не обижаются, и поэтому Долли с высоко поднятой головой выходит из класса.
А вслед ей несется громкое:
— Жаба!
— Ой, какая жалость, наша гадючка опять с заданием не справилась!
— Чванливая выскочка!
Долорес только поднимает подбородок повыше и прислоняется к стене, бросив сумку на подоконник.
Она-то знает, кто есть кто.
* * *
Рыжая Эванс проходит мимо, окруженная стайкой щебечущих девчонок, и улыбается так, будто выиграла Турнир Трех Волшебников. Да что с нее взять, эта магловка, наверное, и не подозревает, что такие турниры существуют… Глупая, глупая зубрилка, выскочка, жалкая нечистокровка! Долли злится — почему все лавры всегда достаются ей? Кто она такая?
А Гриффиндор гордо шествует по коридору за своей магловской принцессой.
— Лили, ты не поможешь мне с трансфигурацией? — пищит какая-то блондинка, цепляясь за рукав гриффиндорки.
— О, прости, Мелинда, я сегодня не могу, — смеется та, — попроси Поттера… Эй, Джеймс!
— Что? — вскидывается тот, мгновенно выпятив грудь и запустив пятерню в волосы.
Долли смеется — петух, настоящий гамбургский петух!
— Поможешь Мелинде?
Долорес с удовольствием замечает, как довольная ухмылка буквально стекает с лица Поттера, но вдруг…
— Пожалуй, я могу помочь, — Блэк-который-гриффиндорец медленно приближается к блондиночке и целует ее бледную тонкую ручку. — Вы не против?
Девчонка заливается краской и кивает. А Долли вдруг решает для себя, что пора высказать им все, что она думает об этих безрассудных глупцах, которые ведут себя так, будто Хогвартс — их вотчина.
Сияющая, как начищенный кубок, Эванс оборачивается к ней.
— Долорес? Здравствуй… Послушай, мне так жаль, что к тебе так относятся однокурсники, и я подумала, что…
Долли вспыхивает. Тлеющая в душе обида и зависть взрываются ярким всполохом и вырываются наружу, сметая весь хваленый самоконтроль, что присущ всем чистокровным.
— Что? Что ты подумала, магловка? Что ты вообще обо мне знаешь?!
Эванс вздрагивает, отшатнувшись, но находит в себе силы улыбнуться в ответ на грубость. Это злит Долорес еще больше.
— Ты, грязнокровная выскочка, носишься тут по школе, вся такая из себя добрая и заботливая! Какое ты имеешь право лезть с утешениями к тем, кто в них не нуждается? Что ты вообще делаешь в нашем мире, в Хогвартсе? Тебе здесь не место, потому что нечистокровки только и годятся, что в помощники завхозу! Пошла прочь от меня, жалкое магловское отродье!
Рыжая гриффиндорка кусает губы, чтобы не разреветься, но и Долли почти плачет, сжав кулаки и вызывающе глядя ей в глаза. Вокруг них постепенно собирается жадная до сплетен толпа; ученики что-то кричат, машут руками, толкают Долли, срывая с ее волос атласные розовые бантики. Долли кричит в ответ, захлебываясь слезами, стучит кулаками по стенке позади, выпуская наружу всю боль и обиду, что испытала за годы в этом холодном каменном лабиринте.
И ей почти становится легче, когда звук возвращается в мир. Она снова слышит то, что так ненавидит в себе:
— Уродина!
— Грубиянка!
— Посмотрите-ка, царевна какая!
— Да жаба она! Жаба!
* * *
В ее предплечье впиваются холодные пальцы, тянут куда-то, и Долорес подчиняется — если не пойти, на ее бледной до зеленоватого оттенка коже выступят отвратительные черные синяки.
— Долорес, ты что делаешь? — горячо шепчет Ремус, затолкав ее в ближайшую нишу за гобеленом. В темноте его глаза горят, как угли, а цепкие пальцы сжимают тонкое запястье девочки. — Зачем ты обидела Лил?
Долли безразлично пожимает плечами. Слезы, если и были, то давно высохли, а обида… она вечна. И это не его дело.
— Люмос, — она взмахивает палочкой, и между ними возникает маленький голубоватый сгусток света.
Он ждет ответа, сверля ее взглядом. Долли опять начинает злиться.
— Твое какое дело, Люпин? Что, полез защищать подружку?
— Ты же знаешь, что нет, — Ремус отмахивается от ее слов, как от надоедливой мухи. — Но ты поступила просто ужасно… Так нельзя, особенно сейчас…
— Почему нельзя? Я называю вещи своими именами, что в этом плохого?
— Ты уподобляешься Вальпургиевым Рыцарям, — шипит он, и Долли вздрагивает от ужаса. Эта слизеринская банда не далее как неделю назад наложила на нее Империо и отправила в кабинет Директора писать несмываемой краской на двери: «Я ненавижу грязнокровок».
Дамблдор тогда ее даже не наказал… Оплот вселенской доброты, видите ли! Да не нужна его жалость никому. Долли сама всего добьется — она может. Раз может, значит, должна — так говорит ее папа.
— Лжешь, Люпин.
— Нет. Ты не можешь судить о ней лишь по происхождению, ты ничего о ней не знаешь!
— А ты обо мне, Люпин? — Долли гордо поднимает голову, забыв о том, что ниже его на голову и намного слабее. Тонкие короткие пальцы цепляются за мантию гриффиндорца. — Ты знаешь, как больно — быть одной среди неразделимого клубка «верных друзей»?!
— Знаю! — он отворачивается.
— Лжешь.
— Нет, Амбридж, не лгу. Ты не слышишь никого, кроме себя…
— Она — грязнокровка, Люпин! И попомни мои слова — ее еще не раз так назовут!
— Лил — маглорожденная. А я оборотень, слышишь?! — сорвавшись, кричит в ответ Ремус. — Оборотень! И что с того?
Он вздрагивает всем телом и тут же зажимает рот ладонью, понимая, что и кому сказал.
Долорес чувствует, как в ней что-то разбивается. Единственный человек, который разговаривал с ней на равных, не оскорблял… Единственный, в чистоте крови которого она больше не сомневалась — он согласился провести обряд... Он был тем, кому она не верила, но общалась, не считала другом, но думала о нем… И Люпин, такой положительный, тихий, болезненно-бледный Люпин — оборотень!
Как она могла быть так слепа?..
— Уходи, — она кривит губы. — Не тебе учить меня жизни.
— Долорес, что ты…
Девочка набирает в грудь побольше воздуха и кричит:
— Пошел прочь, выродок! Не желаю больше видеть тебя!
Он покидает нишу, а Долли еще долго стоит там, глотая слезы и глядя на покачивающийся гобелен.
* * *
— Мисс Амбридж? — она оскальзывается на гладком полу, когда слышит это, и с трудом удерживается на ногах. — Что вы делаете здесь ночью?
— Директор? — дрожащим голосом переспрашивает Долли, до последнего надеясь, что волшебник ей привиделся.
Но Альбус Дамблдор — вполне реальный и добродушно улыбающийся ей — стоит у входа в Зал Славы и, похоже, не собирается никуда уходить. Его синяя, расшитая серебряными звездами, мантия еле заметно мерцает в лунном свете, льющемся из окна, и Долли почти уверена — если магию и можно ощутить, то вот она, прямо перед ней. Подмигивает из-за очков-половинок.
— Вы не ответили на мой вопрос, мисс, — спокойно продолжает директор, приближаясь к ней. Долли пятится назад, потому что знает: уж ему-то она точно не сможет солгать.
— Ищу титул, достойный меня, профессор, — дрожащий голос выдает ее, но пуффендуйка храбро выпрямляется. «Я же чистокровная, не в моих правилах гнуть спину перед кем-либо».
— Успешны ли ваши поиски? — он медленно соединяет кончики пальцев и, склонив голову, смотрит на нее.
— Нет, профессор. Все это слишком мелко, — Долли передергивает плечами. — Но зачем вам это? Вы же не об этом хотели спросить, не так ли?
Дамблдор будто не слышит ее слов.
— Чего же вам хочется?
— Владеть всем миром, — гордо отвечает она. — Чистая кровь должна находиться на своем законном пьедестале.
— Вы говорите, как начинающая Темная Леди, — прячет улыбку Дамблдор.
Долорес вздрагивает и испуганно оглядывается, будто Тот-Кого-Нельзя-Называть сейчас выйдет из-за угла, встанет на одно колено и предложит ей разделить с ним господство.
— Нам двоим не хватило бы места на этой земле, — Долли уже мало понимает, о чем говорит, но замолчать — значит, сдаться. А сдаться она не может.
— Вы предпочли бы подчиниться кому-то тщеславному и влиятельному и пользоваться его благосклонностью… — задумчиво говорит директор. — Вы жадны до власти, но трусливы, Долорес. Что вы делаете в Пуффендуе — ума не приложу.
— Это был мой выбор, — пожимает плечами девочка. — Шляпа предлагала Слизерин.
— Но вы испугались? Что ж, вас можно понять… Но и в Пуффендуе, насколько я знаю, вас не любят.
— Да что вам нужно от меня, профессор? — ей страшно, она понимает, что маг видит ее насквозь, пролез в самую душу и понял каждое желание.
Но Долли играет до конца — так, как учил отец. Нельзя бежать, нельзя сдаваться.
— Сегодня вы унизили мисс Эванс и мистера Люпина, — печально замечает Дамблдор. — Как мне кажется, лишь потому, что хотели повысить самооценку? Это низко, Долорес.
— Выродки не принесут школе ничего хорошего, директор, — холодно цедит Долли. — Ничего, кроме распрей и разногласий.
Дамблдор вынимает из кармана лимонную дольку и задумчиво вздыхает.
— Вы говорите совсем как Аврелий, — качает головой волшебник. — Вы так похожи на отца, Долорес, и совсем мало — на мать. Жаль. Розалин была прекрасной женщиной. Истинной когтевранкой.
— Не пытайтесь вызвать во мне стыд, профессор Дамблдор. Мамы больше нет, а человека лучше, чем мой отец, я не знаю.
— Сегодня вы потеряли единственного друга…
— Он не был мне другом! — отчаянно сопротивляется Долорес. — Если он так считал, то это его проблемы!
— Ах, мисс Амбридж, — Дамблдор подходит ближе и на мгновение сжимает ее маленькую ладошку своей теплой рукой. — Когда-нибудь вы поймете, что мир не делится на золото и грязь. Все зависит от человека. От его мнения и выбора, в котором он волен от рождения до смерти. Каждый решает сам.
Долли плачет. Плачет, потому что понимает — проиграла, сдалась, упала в собственных глазах. Она неправа, но никогда в этом не признается, ведь Дамблдор сам сказал — все зависит от человека.
Она будет сильной. Она выстоит.
— Я поднимусь выше их! — Долли смотрит прямо в голубые глаза профессора, но не может сдержать слез, невероятно унизительных для нее.
— Очень может быть, Долорес, — кивает Альбус. — Очень может быть.
Директор уходит так же внезапно, как и появился, и Зал Славы снова наполняется металлическим мерцанием кубков и тишиной.
— Я поднимусь выше их, — упрямо твердит четырнадцатилетняя мисс Амбридж. — Ведь моя кровь чиста.
III
Долорес Джейн Амбридж, первый заместитель Министра Магии, Генеральный Инспектор и учитель Защиты От Темных Искусств школы Хогвартс, знает, что все ее желания сбылись. Она поднялась много выше ликантропа Люпина — пару недель назад она собственноручно бросила в камин его прошение о приеме на работу — и завоевала свое место в Министерстве, в то время, как грязнокровная рыжая принцесса Эванс гниет в могиле.
Правда на стороне сильных. И если она должна подчиняться силе — она будет. Это ее выбор, отец может гордиться единственной дочерью. Раз уж Министр говорит, что Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез навсегда, значит, это и есть единственная возможная истина.
В дверь стучат.
Она поднимает голову и видит перед собой лохматого черноволосого парнишку, на лице которого горят нахальные зеленые глаза принцессы Эванс.
«Жаба», — Долорес кожей чувствует его ненависть. — «Трусливая жаба»
— Садитесь, Поттер, — она сладко улыбается и протягивает ему аспидно-черное перо. — Пишите: «Я не должен лгать».
На коже Поттера понемногу проступают порезы, складывающиеся в слова, а Долорес откидывается в кресле и приказывает домовику принести чашку чая с лимоном.
Никакой Дамблдор не спасет нечистокровок — его время на исходе. Долорес не позволит выродкам испортить жизнь магического сообщества.
Vova
