Если во вселенной и существует ад, то имя ему Азкабан. Именно так думал Люциус Малфой, лежа на жестком топчане из соломы в промозглой камере зловещей тюрьмы для волшебников.
«Десятое ноября…. С Днем Рождения, Люциус…».
О том, какое сегодня число, он узнал случайно. Охранники, очевидно, пришедшие на смену караула, говорили необычно громко. Речь шла о зарплате, и один из охранников бросил фразу: «А разве сегодня десятое ноября?».
Так Малфой понял, что в Азкабане он сидит уже чуть больше четырех месяцев. Грустно.
С Северного моря в маленькое плохо застекленное окошко, расположенное почти под самым потолком, подул ледяной и промозглый ветер. Люциус поежился и накинул на себя ветхое одеяло серого цвета, такого же, как и его мантия заключенного. Здесь все было серым. Начиная от одежды заключенных и заканчивая стенами.
Кроме одеяла и соломенного топчана, в камере было подобие туалета и умывальника. Площадь камеры была небольшой: пять ярдов в длину и три в ширину. Вот и вся роскошь. Еще одна роскошь была в том, что охрана каждый день накладывала на заключенных очищающие чары. Хотя Люциус был готов пару лет жизни отдать за десять минут душа.
Серость, холод, боль и отчаяние. В этом и заключался весь Азкабан.
Где-то слева, в дальней камере послышался чей-то пронзительный крик.
«Руквуд…» — отстранено подумал Малфой, пытаясь погрузиться в дрему.
Очевидно, тот опять пытался грубить охране. Вот они его теперь и наказывают или — как любили говорить охранники — «принимают меры воспитательного характера».
«Бестолочь... а мы должны слушать его вопли», — мужчина поморщился.
Здесь с охраной лучше было не спорить и делать то, что велят. Малфоя особо-то не трогали. Так он и не шел на провокации. Урок, который ему преподали в первую же неделю, правая рука Темного Лорда усвоил быстро. Ежедневные оскорбления, которые охранники позволяли себе пустить в его сторону при утреннем и вечернем обходе, можно было и проигнорировать. Все равно, когда Лорд, а точнее, если… Лорд придет к власти, он отсюда выйдет. Люциус хорошо запомнил лица всех тех, кто позволил обойтись с ним так, как нельзя обходиться с людьми такого статуса и могущества. Всех тех, кто посмел его унизить, физически или морально. Расправа будет жестокой. В зависимости от степени их прошлых «грехов». Но это все потом…
А сейчас так хочется спать.
С головой накрывшись одеялом, мужчина закрыл глаза.
* * *
Спрятав все эмоции за маской непроницаемости, Нарцисса Малфой шла по длинному коридору волшебной тюрьмы. Слава Мерлину, охранник был неразговорчив, как и полагалось. Она старалась не смотреть по сторонам, на закрытые, словно черные провалы, двери камер. Отделение для особо опасных преступников. За стенами башни протяжно выл ветер. Нарциссе показалось, что она расслышала шепот моря. «Нет, не думать о плохом. Не позволяй себе. Еще несколько шагов — и я буду рядом с Люциусом...» — предвкушение встречи разлилось по щекам лихорадочным румянцем, и она, сама не замечая того, ускорила шаг.
Наконец, охранник остановился, вытащил палочку и прошептал отпирающее заклинание. Дверь в камеру открылась с протяжным скрипом. Кивком головы охранник пригласил Нарциссу внутрь. Было в горе этой женщины что-то благородное — что-то, что останавливало самых отъявленных остряков, не позволяя проявить даже тени неуважения…
— Люциус, — голос не слушался ее. Будто бы в полусне она услышала, как закрылась дверь, но взгляд ее был прикован к фигуре у противоположной стены камеры. — Я здесь, я пришла.
Нарцисса не смела двинуться дальше, боясь, что ноги не удержат ее.
Еще когда Нарцисса с сопровождающим были в начале коридора, Люциус уже заслышал шаги. Сон не шел, а потому, помотав головой, словно отводя дурман, мужчина откинул одеяло и принял сидячее положение.
Звуки стали громче, а потом вдруг затихли. Скрипнула дверь, и Люциус встрепенулся и поднялся с кровати. Звук открывающейся двери в этих стенах сулил лишь ежедневный обход. Но для обхода было еще слишком рано. А внеплановые обходы ничем хорошим не кончались. При обходе, согласно правилам, заключенный был обязан встать и заложить руки за спину. Люциус уже почти на автомате выполнил это действие и теперь ждал.
«Что им еще надо? Что, бить больше некого стало?»
Однако все мысли выветрились из головы, когда дверь, наконец, открылась, и в камеру прошел охранник, а за ним еще один человек в черном плаще, голову которого скрывал капюшон. Но Малфой сразу узнал, кто скрывается под ним, едва только нога посетителя ступила в камеру.
«Нарцисса… Любовь моя! Зачем? Зачем ты пришла?! Не нужно тебе видеть все это!»
Множество эмоций отразилось на его лице: удивление, недоверие, радость и восторг!
Она остановилась посреди этой маленькой камеры в нерешительности. Люциус мог ее понять, прекрасно представляя, какой для нее должно быть шок — видеть его в таком месте и в таком виде.
А вид-то был тем еще... Серая мешковатая мантия длиной до щиколоток, волосы в совершенном беспорядке и затравленный взгляд, который вопреки всему становится радостней от появления жены.
Он сделал шаг к ней на встречу. Очень неуверенный. Затем еще и еще. И, наконец, он заключил ее в объятия. Как же долго он об этом мечтал! Все эти месяцы, лишь только мысли о ней и Драко помогали ему выжить здесь. Лишь только вера, что он все же сможет выбраться отсюда и вернуться к своей семье, заставляла проживать каждый день, несмотря на унижения охраны и кошмарные условия.
— Нарцисса! — голос был чуть хрипловатым от того, что он мало разговаривал, сидя все эти месяцы в одиночной камере. С охраной он старался вообще не общаться, считая это ниже своего достоинства. — Нарси! Я… Мерлин… Я так рад тебя видеть! Безумно рад!
В голове не укладывалось, каким чудом супруга смогла выхлопотать свидание с ним.
«Неужели Снейп помог?»
Он крепко обнял ее и зарылся лицом в ее распущенные волосы. Ему всегда нравилось, когда она их распускала. Чудеснейший запах травяного шампуня ударил в нос. Как же он был прекрасен! Свежий и такой далекий! Словно из другого мира. Того, который за стенами Азкабана.
Он не осмеливался поцеловать ее, боясь, что ей даже смотреть на него будет противно.
От звука собственного имени по телу пробежала дрожь.
«Больше никто не умеет произносить его так».
Теперь все было неважно, даже минутное замешательство Люциуса, она убедилась — перед ней стоял ее муж, ее возлюбленный, которого не сломили эти серые стены. Сейчас изящной, изнеженной Нарциссе было плевать на спутанные волосы и рваную мантию.
— Дорогой, любимый я так скучала, — слова звучали бессвязно и глупо. Нарцисса упивалась ощущением бьющегося сердца рядом, знакомых, столь желанных объятий и до сих пор не могла поверить, что все происходило наяву.
Дрожащими ладонями, она обхватила его лицо, и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала. Ее поцелуй был таким нежным, трепетным и неожиданным. Люциус сомневался, что Нарцисса вообще взглянет на него, а она даже поцеловала.
Это было так волнующе, что голова пошла кругом от счастья снова ощутить на своих губах ее поцелуй. Как же это было прекрасно. Всего один поцелуй — и душа его наполнилась светом и теплом.
Только сейчас он понял, как соскучился по ней. Как ему не хватало все это время ее теплоты, ее близости и ее поцелуев. Ее улыбки, этого взгляда ярко-голубых глаз и таких трепетных прикосновений.
Его словно громом поразило. Он должен жить! Обязан здесь выжить и выйти из этого проклятого места! Ради нее, ради сына. Он нужен им — и он нуждается в них.
«Я люблю... люблю тебя. Больше, чем жизнь, и требовательней, чем смерть. Все остальное — глупости, ненужные декорации. Поймешь ли ты меня, Люциус?»
— С днем рождения, — прошелестел влажный шепот на ухо.
Однако счастье от объятий заглушила резкая боль в недавно треснувших рёбрах, которые давали о себе знать при любом резком движении, а при объятиях так тем более. Люциус стиснул зубы и понадеялся, что все же смог сдержать болезненное шипение.
И плевать ему теперь было хоть на всю боль в мире! Его Нарцисса пришла. Она здесь с ним, рядом. Это был самый большой подарок на день рождения!
— Что с тобой? Тебе больно? — обеспокоенно спросила она, заметив, как он напрягся. — Позволь мне посмотреть, — Нарцисса осторожно приподняла грубую рубашку. — Ох, — она прикрыла рот ладонью, но поспешно взяла себя в руки.
«Что здесь творится? Как он живет в таком кошмаре?!»
Нарцисса раскрыла сверток, который тайно пронесла с собой. Впрочем, не совсем тайно. Весь визит был плодом интриг, подкупов и... верных друзей. По совету Северуса Снейпа она взяла с собой несколько лечебных мазей и теперь чувствовала благодарность и за эту мелочь.
«Что бы мы делали без него...»
Наконец, нужный флакончик оказался у нее в руках, и она, опустившись рядом с Люциусом, стала осторожно втирать мазь. Говорить она не могла — в горле стоял предательский комок.
«Слезы, это последнее, что ему нужно...»
И все же она заметила его напряжение, вызванное повреждением ребер.
Интересно, сколько из них треснули?
Потому что пинали его с двух боков, причем один раз даже пока применяли Круциатус. Каким чудом ребра оказались не сломаны, он не знал. По крайне мере, был уверен точно, что они не сломаны, ибо в таком случае он бы не смог вообще нормально передвигаться.
Малфой не успел опомниться и вообще что-либо предпринять, как Нарцисса приподняла край его рубашки и решила сама взглянуть. Ну вот, как он и предполагал, тихое восклицание сорвалось с ее губ. А ему почему-то казалось, что там все в порядке, во всяком случае, внешне. Или же он так привык к синякам и кровоподтекам, что уже их не замечал?
Буквально через мгновение Люциус сидел на топчане и жена, достав, очевидно взятую с собой аптечку, втирала какую-то мазь.
«Снейп. Благослови тебя Мерлин!»
Люциус по запаху узнал мазь для сращивания костей, которую обычно применял Снейп.
Однако собственное здоровье его сейчас интересовало меньше всего. Он мягко взял руки Нарциссы в свои и нежно сжал, покрывая их легкими поцелуями. И плевать, что они были чуть влажными от мази, пахнувшей мятой.
— Как ты там? Как Драко? — спросил он, коснувшись щекой ее ладони, и очень тихо добавил: — «ОН»… беспокоит вас?..
— Хорошо, дорогой, — Нарцисса старалась казаться как можно более беззаботной.
«Не стоит Люциусу знать обо всем, что происходит. В заключении он не сможет помочь нам, только еще больше разбередит себе душу волнениями. Пусть он думает, что все идет спокойно, что он вернется к нам и все будет как раньше».
— Северус нам очень помогает. За Темного Лорда не волнуйся — Блэкам не в первый раз участвовать в политических интригах, — все вышесказанное было правдой, откровенно лгать она бы не осмелилась. Опустив голову, Нарцисса сделала вид, что занята лечением.
С момента своего триумфального возвращения, Темный Лорд поселился в Имении Малфоев. После заключения Люциуса вряд ли любимый повелитель желал сменить место дислокации.
«Ублюдок! Пусть только посмеет причинить вред Нарси и Драко!»
То, что Люциус и остальные оказались в Азкабане, было полностью виной Тёмного Лорда. Он исчез как раз в тот момент, когда нагрянули авроры и совершенно не позаботился о том, чтобы спасти своих слуг. Ему было плевать. На них на всех. Лорд всегда и во всем думал только о себе.
Малфою было искренне жаль, что осознал это в полной мере он только сейчас. При одной только мысли, что его жена и сын все это время находятся в непосредственной близости от этого монстра, сводила его с ума.
— Умоляю тебя, только не перечь ему! Ни словом, ни взглядом. А еще лучше, поезжай к моей тетке в Марсель. Плевать на общественное мнение. Уезжай! Пока Драко в школе и пока у него нет Метки, он в безопасности. Уезжай, прошу тебя!!!
— Не беспокойся, Люциус, — она горько усмехнулась. — Я знаю, как повиноваться и служить.
«Но я не ожидала, что Темный Лорд так по-детски решит отомстить тебе. Неужели ты недостаточно заплатил за свою ошибку?»
Многие бы не поняли отъезда леди Малфой, когда ее супруг находится тюрьме.
«Если бы дело было только в общественном мнении, я бы давно уже была на пути во Францию. Но...у Драко метка, а от темной магии не сбежишь, — на глаза навернулись слезы. — И я не могу бросить Беллатрикс, пусть это звучит так наивно и глупо».
— ...и тебя бросить не могу, — тихо произнесла она, беря его за руку, желая успокоить лихорадку в которой, словно птица в клетке, билось сознание Люциуса. Она чувствовала себя так же — загнанной в ловушку, в одном шаге от края пропасти. Но именно тогда оживает самая безумная надежда...
Пока Драко находился в Хогвартсе, он был в безопасности. Дамблдор, хоть он и маразматический идиот, проповедующий мировую любовь и добро, но жизнью детей рисковать не станет. Даже слизеринцев. Тем более там был еще и Снейп, который, как крестный отец Драко, ни за что не даст его в обиду.
Однако Малфою пока было неизвестно о самой главной новости. Ничего не известно о той миссии, которую должен был выполнить Драко. И даже неизвестно, что Лорд поставил ему метку в качестве аванса за выполнение задания.
— Давай забудем на мгновение обо всем, что происходит во внешнем мире. Я всегда была слабой и жила лишь иллюзиями, но, прошу, подари мне последнюю. Я не в силах поверить, что завтра нас снова будут разделять эти стены и холодное море... — лицо ее находилось в миллиметре от лица мужа, так, что она чувствовала его дыхание. Нежно, стараясь не потревожить раны, Нарцисса обняла Люциуса и изголодавшимся, отчаянным поцелуем впилась в его губы.
«Я хочу задохнуться... тебя бросить не могу».
— Не думай обо мне! Подумай о себе. Мне уже хуже быть не может… — не унимался Малфой.
«Разве что Темный Лорд не замучает до смерти. Авада для него слишком милостивое наказание. Гораздо интереснее убить сначала Круциатусом сознание, а потом и тело добить…»
Она говорила с таким пылом и с такой страстью, что Люциус невольно ощутил возбуждение. Четыре месяца у него не было женщины. Четыре долгих месяца он не имел возможности сжать свою Нарциссу в объятиях, поцеловать, приласкать и раствориться в ее нежных прикосновениях.
Услышав последние слова жены, Люциус встрепенулся.
«Неужели она выбила свидание на всю ночь?!»
В такое счастье даже не верилось. Казалось сном. Что вот сейчас он проснется от звука открываемой камеры и войдет проверяющий, ведущий вечерний обход. Но это была явь. Прекрасная и чудесная реальность. Нарцисса была здесь, рядом с ним. Живая и настоящая, а не иллюзия сна.
Её поцелуй показался Малфою таким отчаянным, словно женщина боялась потерять его. Не выдержав, мужчина тихо застонал и ответил на поцелуй.
Они целовались так, как никогда еще не целовались в жизни: страстно, горячо, до головокружения и нехватки воздуха.
— Видеть тебя здесь… Чувствовать тебя. Это такой подарок судьбы! — горячо прошептал он, аккуратно укладывая супругу на жесткий топчан.
«Подарок судьбы или наше проклятие. Если бы ты несколько лет назад не увлекся обещаниями власти», — Нарцисса, стыдясь, проглотила жалостливые упреки. Ничего изменить было нельзя.
«К тому же, сейчас не время».
Спиной она почувствовала что-то жесткое и колкое, но это было мелочью по сравнению с желанием, которое болезненно извивалось у нее во всем теле. Нарцисса пыталась насладиться каждым прикосновением — в одно мгновение она гладила мужа по волосам, в другое — руки перемещались на воротник тюремной робы. Губы саднило от горячих поцелуев. Но сейчас она желала именно этого — на утро ей хотелось чувствовать их на своей коже. Хотя бы немного продлить иллюзию присутствия любимого супруга.
* * *
Словно по закону подлости, в двери заскрежетал ключ. Словно ошпаренный, Люциус отскочил от Нарциссы.
— Проклятье! — прошипел он сквозь зубы.
Сработал условный рефлекс, приобретённый за эти месяцы. Согласно тюремным правилам.
Дверь открылась, и на пороге появился мужчина примерно одного возраста с Малфоем. Он был одет в длинный кожаный плащ черного цвета. Глаза Люциуса немного расширились от удивления. К нему в камеру пожаловал сам заместитель начальника тюрьмы. Та гнида, которая с удовольствием провела с ним «беседу воспитательного характера» в первые дни его пребывания здесь. Да такую беседу, что ребра до сих пор не зажили!
У Нарциссы кружилась голова, и она не сразу поняла, что происходит. Неожиданно Люциус оказался у стены, а посреди камеры стоял тюремщик, больше походивший на скелет помойной крысы, чем на живого человека. Она была готова поклясться, что почувствовала характерный запах. Поспешно поправив платье, миссис Малфой поймала на себе его похотливый взгляд. От одного этого взгляда она почувствовала себя грязной, и невольно вытерла руку о подол. Будто это могло помочь.
— Отойти от нее на два ярда! — в приказном порядке резко заговорил пришедший. — Лицом к стене! Руки за голову. Живо, Малфой!
Казалось, что тюремщик получает неслыханное удовольствие, унижая Люциуса при жене. Его взгляд скользнул по фигуре Нарциссы, и на лице заиграла похотливая ухмылка.
Малфою ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.
Тюремщик неторопливо подошел к мужчине и демонстративно провел стандартный осмотр, проведя руками по бокам.
От стыда Люциус был готов провалиться сквозь землю и попасть в ад. Хотя ад уже здесь и находился.
Наконец, все осмотрев и не найдя к чему придраться, тюремщик огляделся по сторонам.
— Ларс, — процедил сквозь зубы Люциус, начинающий терять терпение и жутко стыдясь такой сцены перед женой. — Ты всерьез полагаешь, что мне принесли напильник или волшебную палочку?!..
Ларс удивленно вскинул брови, а затем гаденько улыбнулся. В следующее мгновение он намотал на руку волосы Малфоя и с силой потянул вниз, к его горлу оказалась приставлена палочка.
Люциус еще никогда не дерзил ему. В основном молчал и не нарывался. Но сегодня… из-за неловкости… при Нарциссе…
— А я всерьез полагаю, что если ты не заткнешь свою поганую пасть, — кажется, мужчина даже не стеснялся крепких выражений в присутствии леди, — то я вырву все твои распрекрасные патлы и ребра переломаю окончательно! Понял меня, тварь белобрысая?!
Нарцисса дернулась, как от пощечины. От того, чтобы достать палочку и прошептать непростительное, ее сдерживала только мысль, что этим она сделает только хуже. Привкус крови от прикушенной губы окончательно привел миссис Малфой в чувство.
Мадлфой посмотрел в сторону Нарциссы. Поймав на себе взгляд мужа, она улыбнулась самой нежной улыбкой, отгораживая его от всего ужаса, что происходил вокруг. Словно они были одни.
Похоже, леди Малфой весьма приглянулась заместителю начальника Азкабана. Он наклонил голову Малфоя еще ниже и проговорил в самое ухо:
— Знаешь, а у тебя очень красивая жена… Как думаешь, она мне даст, если я разрешу ей здесь еще на денек остаться? Ты-то свое этой ночью уж точно получишь, верно?
Но женщина все же услышала его слова.
При этой низкой пошлости Нарцисса сжала руки так, что полумесяцы ногтей впились в ладони. Темнота в углах будто стала гуще, где-то рядом сухо и деловито завозились крысы. Охранник нервно сглотнул и, похоже, потерял половину своей спеси. Нарцисса молчала, и от этого становилось еще более жутко. Это было какое-то неправильное молчание, не жалкое, не раздавленное, а...
А вот теперь Люциус действительно испугался не на шутку, но изо всех сил попытался скрыть страх. Ведь этому негодяю ничего не стоило в действительности изнасиловать Нарциссу, когда она возвращалась бы от Люциуса. И доказать ничего было бы невозможно. Он бы все отрицал, а Нарциссу бы, в случае ее жалобы, обвинили в клевете, и, учитывая нынешнюю репутацию Малфоев, никто бы не поверил ее словам.
Люциус закрыл глаза, мысленно сосчитал до пяти и лишь потом посмел открыть их.
— Ах ты, сволочь! — очень медленно прошипел он, что говорило о крайней степени его бешенства. — Только тронь её! Когда я отсюда выйду, то я тебя из-под земли достану… и умирать ты будешь очень долго и мучительно!..
Ларс лишь рассмеялся.
— Ну-ну… на том свете и сочтемся. Потому что отсюда тебя вынесут вперед ногами. Обещаю.
Нарцисса была готова дать мерзавцу пощечину, расцарапать лицо, наградить самым изощренным Круцио, но... хрупкая женщина не могла сделать ничего этого.
Малфой дернулся, но Ларс быстро пресек это. Тюремщик резко повернул Малфоя к стене и едва не впечатал его голову в нее.
— Только дернись еще раз, и я твое личико так подправлю, что мать родная не узнает! — они некоторое время еще стояли, а затем Ларс отступил на шаг и отпустил Малфоя. — Наслаждайся своей красоткой. У вас одна ночь…
Крысы по углам завозились сильнее, и тюремщик отступил на шаг. Был ли виноват в этом лишний стакан огневиски или сумрачное освещение, но на мгновение показалось, что в камере сильно запахло затхлой водой.
Бросив едкую фразу напоследок, он поспешил выйти, дементором поминая старшую сестрицу посетительницы. Только сейчас Ларс вспомнил, что жена Малфоя — ее родственница.
— Тебе больно? Милый, любовь моя... Люциус. Мы отомстим. По-крайней мере с этой пиявкой я в силах разобраться, поверь. Он не посмеет тебя больше тревожить, — покрывая лицо мужа поцелуями, шептала она.
— Не надо… Все в порядке, — еле проговорил мужчина, медленно добираясь до топчана и садясь на него. Из последних сил он усадил Нарциссу к себе на колени. — Сделаешь только хуже. Пока у власти в аврорате Моуди, мы ничего не добьемся… Ничего, переживу.
Если до этого Нарцисса еще сомневалась в необходимости мелочной мести, то последняя фраза мужа развеяла все сомнения.
— Никому нет дела до полусквиба-тюремщика, Министерству, без сомнения, нет, — колыбельной нашептывала она на ухо Люциусу. — А главный надзиратель Азкабана у меня в долгу, практически неоплатном. Когда я ходила на свидание к Беллатрикс, то случайно услышала... никогда не думала, что доброта к такого рода людям может себя окупить... — задумчиво произнесла она, глядя куда-то вдаль, за серые стены...
— Ты только… костерост оставь, если он у тебя есть.
Это прозвучало как-то уж совсем жалобно.
Люциус принялся покрывать поцелуями ее грудь, шею и лицо.
— Помоги мне… — глухо прошептал он. — Помоги мне забыть весь этот кошмар! Хотя бы на эту ночь, на один час, на один миг!
— Как непривычно и страшно слышать такое от тебя, Люциус Малфой... Я думала, что всегда буду стоять у тебя за спиной, лишь безмолвная тень... но я буду сильной, обещаю. Мы выдержим, — соленые слезы стояли в горле.
Люциус снова уложил женщину на топчан, проклиная Азкабан, Волдеморта и себя за то, что их близость обречена на такие жесткие условия.
Он ощутил ком в горле, и почему-то защипало в глазах. Люциус стал нежными быстрыми поцелуями покрывать повтор шею жены. Во всей ситуации, сложившейся на данный момент, он всё же винил не только Темного Лорда, но и частично себя. Это ведь он вступил в ряды Упивающихся, ослепленный идеями Лорда, его лживой сетью интриг. Поймался, словно форель на крючок! Это он подверг семью опасности, уговорив Нарциссу не уезжать во Францию в тот тяжелый 1994 год, полный ожидания возвращения Повелителя. Это он позволил Пророчеству разбиться, это он не смог скрыться от авроров и допустил собственное заключение сюда.
«Может, стоило оказать сопротивление при задержании и тогда умереть героем в глазах Темного Лорда? И Нарциссе стало бы легче… поплакала бы на похоронах и забыла…»
Люциус изо всех сил пытался отбросить тяжелые мысли.
— Конечно, любовь моя, мой милый... Я помогу... я здесь... рядом, — отрывисто успокаивала она его между поцелуями, танцуя пальцами в его спутанных волосах. — Я же лучшая иллюзионистка, помнишь?
«После такой непривычно-сложной магии я буду словно выпотрошенная русалка, но если это отвлечет его от тяжелых мыслей...» — через стены камеры стали проступать очертания другой комнаты — уютной, но все еще хранящей тревожную ноту реальности. Жалкая подстилка стала похожа на шелковые простыни, небрежно брошенные на пол...
— Помнишь, ты должен смотреть на меня и не вглядываться в окружающий мир... — Нарцисса положила ладонь на руку Люциуса и приглашающе провела ей по бедру. В темноте ее лицо казалось неестественно бледным. С губ слетел вздох, потом еще один...
— Люциус...
Если кто-нибудь, когда-либо сказал бы Малфою о том, что он будет заниматься любовью с собственной женой в камере Азкабана, тот человек был бы уже мертв.
А Нарцисса… Его милая, нежная, Нарцисса не побоялась сюда прийти. Осмелилась, закрыв глаза на все свои страхи и брезгливость, быть рядом с ним.
Люциусу казалось, что от переизбытка чувств он сейчас задохнется. Все смешалось в нем… боль, отчаяние, восторг и любовь. Та безграничная любовь, на которую он, казалось, был неспособен.
Нарцисса применила беспалочковую магию, создав чары иллюзии другой комнаты. Невероятно, но мужчине показалось, что он ощущает запах лилий, так любимых женой. Резковатый терпкий аромат показался ему сейчас самым прекрасным в мире.
— Помнишь, ты должен смотреть на меня и не вглядываться в окружающий мир...
Какой там уже к чертовой матери окружающий мир?! Для него он давно перестал существовать. Осталась только его Нарцисса, скользкий шелк белоснежных простыней, так контрастирующих с каменным полом камеры и божественный аромат лилий.
— О, да… я буду смотреть на тебя, потому что даже за всю свою жизнь не смогу наглядеться, — он поймал взгляд ее голубых глаз, и в это же мгновение его рука скользнула под платье, уверенно проводя рукой по столь соблазнительному бедру. Такому мягкому и теплому. Такому родному. За двадцать лет брака Люциус давно изучил каждый изгиб ее тела, каждую черточку, родинку. Он помнил его в совершенстве.
«Больше никто меня не видит, Люциус. Поэтому я полюбила тебя — ты не смотрел, ты видел меня. Знаешь, как это ужасно, когда на тебя никто не смотрит. Иногда я боюсь, что шагну в окно, как та глупая магла...»
В помещении, кажется, даже стало тепле… или это ему показалось, потому что она была рядом?
Тем не менее, он отстранился на несколько мгновений.
— Подожди… сниму, — с нежностью прошептал он, быстро расстегивая крючки.
Раздражение на платье, которое она так старательно подбирала на встречу, разлилось по мыслям. Глупые ткани, только мешающие впитать в себя запахи, кожу, саму квинтэссенцию любимого человека, словно изысканные духи. Торопливо вырывая крючки-застежки с мясом, она закончила остальное...
Наскоро избавившись от одежды сам, мужчина вновь припал к ее губам, он никак не мог насытиться ими.
«Может быть, я тебя вижу сегодня в последний раз».
Он не знал, чем закончится вся эта история с Темным Лордом и его маниакальным, совершенно нездоровым увлечением Гарри Поттером. Ведь завтра ситуация могла повернуться не в пользу Упивающихся. Если победит Орден Феникса, то дементоры вернутся в Азкабан, и вот тогда шансы на скорую смерть будут очень реальны. Или же по приказу нового «светлого» правительства их могли казнить без суда и следствия.
Малфой наклонился и поцеловал мочку ее уха, опаляя горячим дыханием шею.
— Я люблю тебя…. — выдохнул он, вряд ли понимая в порыве страсти, что сделал в своей жизни самое важное признание. Важное не только для себя, но и для Нарциссы. Для них обоих. Он плавно скользнул в нее. Очень медленно и осторожно Люциус стал двигаться. Сегодня он не будет торопиться. Сегодня все будет иначе.
«Нарси… подари мне себя… сделай так, чтобы даже в предсмертной агонии и даже на том свете, я вспоминал именно эту ночь!»
Иллюзорный свет забился на стенах, отвечая на состояние создательницы, согревая, заглушая сводящий с ума шепот океана за стенами. Нарциссе на мгновение вспомнился мотылек, которого она обнаружила утром на подоконнике. Мертвый.
— Подожди… сниму с тебя платье…
— Я люблю тебя….
На мгновение Нарциссе показалось, что она спит. Несмотря на все отговорки, что слова совершенно не так важны, как действия, в душе она желала услышать эту фразу от Люциуса. Ждала все эти годы. Но ни за что не могла предположить, когда и при каких обстоятельствах услышит.
— Я люблю тебя. Только не оставляй... не оставляй меня. Не сдавайся... — пока она еще могла владеть своим голосом, проговорила Нарцисса. Голова плыла в молочном тумане, а тело открывалось навстречу возлюбленному нежно, словно цветок лилии...
Только от одного ее тона, Люциус был готов проклясть всех и каждого, кто осмелился расстроить его «нежный цветок». У Люциуса от боли защемило сердце… Только теперь он понял, как беззащитна была его жена.
— Ни за что! — прохрипел он, ускоряя темп, подогреваемый волной страсти и отчего-то злости на все обстоятельства, что окружали их сейчас. — Слышишь? Я не сдамся. Я всегда буду с тобой. Где бы ты ни была… где бы я ни был… Всегда. Буду с тобой.
Как в той клятве, которую они произносили у брачного алтаря. "Пока смерть не разлучит нас".
«Они ответят за все! За каждую ее слезинку, за каждую секунду волнения. Клянусь, они заплатят за все. Кровью!»
Нарцисса впитывала успокаивающие слова вместе со скользящими прикосновениями. Где-то под этим коконом страха и боли был ее Люциус, такой, каким она увидела его впервые — утонченный и властный. Прикрыв глаза, она с наслаждением ощущала каждое его движение внутри изголодавшегося, разгоряченного тела, его терпкий, мускусный вкус.
Она пыталась быть нежной, пыталась создать ощущение их спальни в Малфой-Мэноре, где они могли часами лежать в душной темноте, ласками медленно доводя друг друга до исступления. Но страшные мысли накрывали одна другую:
«Сколько времени у нас осталось? Когда я снова смогу увидеть его? Что, если…»
Ногти невольно оставляли саднящие дорожки на коже, кольца, которые она непредусмотрительно забыла снять, царапали спину. «Ох, надеюсь, я не делаю ему больно…»
Было ощущение, что Люциус пытал их обоих, но эта пытка была столь сладка, что прекратить ее не было никакого желания.
Руки мужчины скользили по ее телу. Он хотел насладиться своей Нарциссой. Словно утреннюю росу с цветка, испить до дна. Коснуться его лепестков, вдохнуть этот спасительный аромат, ощутить всю нежность бутона. Нарцисса была для него настоящим произведением искусства.
Все смешалось в этом танце любви. Поцелуи и ласки. Ее вздох сопровождался его тихим стоном — единственное, что он мог себе позволить. Камера не имела чар неслышимости. А эхо Азкабана было гулким и мощным.
Даже самая изощренная иллюзия не могла скрыть тюремный запах, который гнилым туманом расползался по камере. Нарцисса была только рада, когда толчки стали резче, заставляя желания плоти взять верх над разумом. Поцелуй застал ее на грани оргазма — горло свело сладким удушьем. В сознание проник аромат лилий. Как давно Нарцисса не чувствовала его! Даже в последние годы, пока Люциус еще делил с ней постель, такой головокружительный экстаз, когда не оставалось сил даже кричать, был редкостью. Она хотела доставить удовольствие прежде всего ему, но волна накрыла ее так резко и быстро…
— Ах... любовь моя, — язык скользнул по пересохшим губам. — Ты сводишь меня с ума, — слабо прошептала Нарцисса, осев на холодный каменный пол. Золотистые волосы прилипли к мокрому лбу.
— Я хочу сойти с ума вместе с тобой. Ведь такое удовольствие быть блаженными вместе! -
мужчина перекатился на бок и, укутав Нарциссу одеялом, крепче прижал к себе.
Только когда Нарцисса первая достигла пика наслаждения, он позволил себе последовать за ней в ту пучину, где не было страха, боли, грусти и вины. Этот сладострастный омут накрывал с головой, даря только наслаждение, перемешивающееся с покоем и чувством защищенности. Именно защищенности. Только в объятиях жены Люциус ощущал, что все страхи и переживания где-то далеко, за горизонтом. Словно они иллюзия и мираж.
Когда первая волна удовольствия прошла, в голове зароились неприятные мысли. Он прекрасно осознавал, что, скорей всего, это была их последняя ночь вместе. А ведь он так много не успел сказать той, которую любил всю свою жизнь. Пусть неосознанно большую ее часть, но озарение пришло, и он был этому рад. Потому что в предсмертной агонии у него будет много светлых воспоминаний. О ней. Об этом светлом Ангеле, прожившем с ним долгие годы. Прошедшим многие испытания с гордо поднятой головой, всегда помогая, поддерживая и давая ту защиту, в которой Люциус так нуждался.
— Ты — мой Ангел, — тихо проговорил он, целуя Нарциссу в висок и гладя по белокурым волосам. — Ты всегда охраняла мой покой... всегда была со мной…
Почему-то это звучало, словно последние слова человека на смертном одре. Быть может, потому что Люциус так и думал. Желал сказать то, что возможно уже не сможет сказать больше никогда. Боялся, что не успеет поблагодарить.
— Знаешь… сделка, заключенная четырнадцатого февраля далекого тысяча девятьсот семьдесят седьмого года была самой лучшей сделкой в моей жизни. Возможно, это единственное правильное, что я сумел совершить. Я благодарен Мерлину, Судьбе и самому Дьяволу, что тогда опоздал на этот чертов прием… столкнулся с тобой в той гостиной…
Он улыбнулся, вспоминая все. Как же это было давно и одновременно только недавно, он стоял перед алтарем и давал супружескую клятву верности самой прекрасной девушке в мире.
— Ты лучшее, что было есть и будет в моей жизни…
— Я помню, — если до этого она дала себе обет не плакать, то сейчас не смогла сдержать слез. — Я всегда принадлежала только тебе, Люциус. Ты заставил меня почувствовать себя живой. Все эти годы были словно мираж, слишком счастливые, чтобы длиться вечно... Но почему счастье так коротко? Что мы сделали, чтобы заслужить такое, — шептала она бессвязно между дрожащими всхлипами, укрывшись в его твердых успокаивающих объятиях. — Прости меня, прости...
Она так привыкла к нему за все годы. Но даже спокойная привычка не смогла вытравить из ее сердца то восхищение, желание, которое она испытала, когда Люциус Малфой впервые посмотрел на нее. В конце концов, убаюканная безмолвной близостью возлюбленного и тревожным шепотом моря, Нарцисса забылась сном, втайне желая никогда не проснуться...
Впервые за время заключения, Люциус заснул крепким и спокойным сном.
* * *
За месяцы, проведенные в тюрьме, Люциус стал спать очень чутко, просыпаясь от каждого шороха. Повинуясь инстинкту, сознание дало «сигнал». Потому что в мертвенно тихих коридорах Азкабана начался ежедневный утренний обход камер заключенных. Каракаров был первым.
«Это надолго…» — мелькнуло в голове Малфоя, когда он заслышал отдаленные звуки русского мата.
— Нарси, — он осторожно коснулся ее плеча и поцеловал, — пора…
Сегодняшний рассвет был как приговор, даже хуже. Расставание навсегда, словно последние минуты перед «казнью». Последние секунды касания друг друга.
Такой нежный, осторожный шепот. На мгновение ей завладела наивная надежда, что они в спальне в Малфой-Мэноре, что все происшедшее за последние несколько лет — лишь кошмар.
Быстро накинув и застегнув мантию, Малфой наблюдал как одевается Нарцисса.
Не выдержав наблюдения за тем, как она пытается застегнуть крючки на спине платья, мужчина подошел сзади и, мягко отстранив ее руки, быстро застегнул все сам.
Ему жизненно необходимо было сказать еще одну важную вещь. Именно сейчас, потому что все сказанное в спешке и в последние моменты откладывалось в подсознании намного четче и лучше.
Резко развернув жену к себе лицом, он обхватил ладонями ее лицо… такое любимое и родное.
— Нарцисса, времени мало — быстро проговорил он. — Поэтому выслушай, пожалуйста, всё, что я сейчас тебе скажу. Выслушай и запомни хорошенько. Когда Лорд падет… — Люциус даже не рассматривал вариант, что любимый Повелитель одержит победу. — Как только начнется битва за Хогвартс или осада самой школы, ты должна будешь тут же забрать Драко и уезжать. Во Францию, Италию, Испанию, Швейцарию… куда угодно! Только уезжать. Быстро. Не тратя время на сборы. Как устроитесь, свяжись с Кристианом Райсом. Он магглорожденный и мой поверенный в финансах. Работает как с нами, так и с магглами. Встретишься с ним. Райс передаст тебе маггловскую кредитную карту. Большая часть состояния теперь в маггловских деньгах в Швейцарском банке. Примерно пятьдесят миллионов американских долларов. Если сильно не шиковать, то сможете с Драко вполне прожить на проценты от суммы.
То, что он выживет после падения Волдеморта, даже не предполагалось. Еще до операции в Министерстве, Малфой начал продумывать шаги к отступлению и даже форс-мажор на случай его внезапной смерти.
Застыв каменным изваянием, Нарцисса слушала слова наставления, усердно стараясь запомнить каждую деталь. Руки в темных перчатках были скрещены на груди, словно этим жестом Нарцисса пыталась защититься от голых стен вокруг, от осознания ужасной реальности.
— Кристиан Райс, Швейцарский банк, — как послушная марионетка повторила она, играя пьесу которой до конца не верила.
«Маггловский мир… Я, Нарцисса Блэк, буду жить, как простая маггла? Ах, maman, хорошо, что вы не видите меня. Но ведь все это неправда? Шутка», — плескался вопрос в ее глазах. Такого не может быть…
— Тоже самое предприми, если… если со мной что-нибудь случится… — говорить это было тяжело, но необходимо.
Нарцисса порывисто приложила ладонь к его губам, умоляя молчать, словно несказанные слова могли спасти положение, изменить все.
Люциус наклонился и запечатлел на губах жены мягкий поцелуй. Пока охрана не пришла, он хотел насладиться последними моментами их близости.
— Я люблю тебя… — и еще один поцелуй, словно подтверждение слов. — Все будет хорошо….
«Нет! Позволь, позволь мне остаться. Лучше умереть вместе с тобой, чем там, долго притворяясь, что живешь. Люциус, любовь моя, единственный, мой Люциус», — кричало все ее существо, готовое вцепиться ногтями в ткань его робы в безумном отчаянном порыве, только бы не разлучаться с ним.
Вместо этого Нарцисса, с неестественно прямой спиной, все еще чувствуя пьянящий вкус последнего поцелуя на губах, не глядя на Люциуса, развернулась и направилась к выходу из камеры.
Ради того, чтобы его семья осталась жива, чтобы Нарцисса и Драко жили в мире и благополучии, не вздрагивая от каждого шороха, Люциус был готов заплатить кровью. Был бы рад пройти все семь кругов ада, с удовольствием соглашаясь на восьмой — лишь бы они жили. Лишь бы у них все было хорошо. Это самое меньшее, что он мог для них сделать, искупая свою вину в том, что позволил себе втянуть их в эту проклятую войну.
Нарцисса слушала его сквозь полудрему истомы и усталости. Словно бабочка, закрытая между двумя рамами, предчувствующая, что не переживет наступающую зиму...
Виски резало словно мелкими кристалликами стекла — у любой магии есть своя цена.
«Только бы еще мгновение с ним! Еще минута».
Она изо всех сил кусала губы, чтобы не расплакаться. Ее сжигал стыд, что ему приходится видеть ее такой — слабой и испуганной, эгоистичное отчаяние, что она больше никогда не почувствует такой странной, простой, почти грубой нежности. Отчего-то этот жест, нарушающий границы выверенного этикета, который она так строго соблюдала и которым дорожила, Нарцисса почувствовала острее, чем все самые изысканные ласки.
— Я люблю тебя, — проговорила она уже на пороге. Слова слились со скрипом дверного засова. — Я люблю тебя, Люциус Малфой.
Шуршание юбок по темному коридору. Отсвет утренней зари и последний поцелуй перед расставанием. Больше она ничего не помнила. Море за стеной безучастно шептало свою колыбельную.
Vova
