— Мистер Флинт! Немедленно прекратите это безобразие, иначе я вызову директора! — Сибилла металась по кабинету, как летучая мышь, пытаясь предотвратить действия нахального слизеринца.
Он же в свою очередь не обращал никакого внимания на надоедливую преподавательницу и продолжал громить её кабинет. Он поочерёдно подходил к каждому столу, хватал хрустальные шары и кидал их в стены. Ученики, которые не успели покинуть кабинет, сидели под этими самыми столами, прикрыв руками головы.
— Ты ещё будешь мне указывать , старая ведьма? Может быть, ещё моих родителей вызовешь? — Трелони вздрогнула. — Да в гробу я видел и тебя, и твой предмет. — с меланхоличным выражением лица он бросил Редукто в сторону шкафа, тот разлетелся на кусочки, зацепив щепками несколько учеников, которые прятались за стенд с учебным планом.
— Да объясните вы, в конце концов, что случилось?! — преподавательница встала посреди кабинета и, опустив руки, посмотрела на юношу, который продолжал ходить по помещению и крушить всё, что попадается под руку.
— Ты случилась.
Внезапно раздался колокол, оповещающий учеников об окончании урока. Маркус как по команде остановился и взглянул куда-то в сторону, сжимая в руке очередной прозрачный шар. Студенты, воспользовавшись ситуацией, все как один ринулись из кабинета, оставляя за собой настежь распахнутые двери.
Флинт презрительно посмотрел на женщину и швырнул шар об пол прямо перед своими ногами. Сибилла вздрогнула от звука разбивающегося хрусталя и испуганно посмотрела на юношу. Она не могла поверить в увиденное. Флинт выглядел так, будто вот-вот запустит в предсказательницу пару-тройку непростительных. Её ноги подкосились, а в глазах стало щипать.
— За что, Маркус? — слёзы полились из её глаз. — Что я тебе сделала? Я ведь никогда не противостояла ни тебе... ни твоим желаниям. Почему? Я ведь... я... — она разразилась рыданиями и осела на пол. Закрыв лицо руками, она начала вздрагивать и громко кричать. Она не хотела верить в происходящее.
Флинт развернулся и вышел из разгромленного кабинета, попутно ударив кулаком в одну из дверей. Сибилла так и сидела на полу, продолжая проливать горькие слёзы.
* * *
— Эй, друг, в чём проблема? — Оливер подошёл к слизеринскому охотнику, который сидел на одной из трибун. — Я слышал про случай на прорицаниях. За что ты так бедную Трелони?
— Она меня раздражает, — безразлично отозвался Маркус. — Тебе не понять, Вуд. Так что не доставай меня со своими никчёмными расспросами.
Вуд молча сел рядом и посмотрел на квиддичное поле.
— Может быть расскажешь?
— Нет, Вуд.
— Но мы ведь друзья? Разве мы не должны делиться друг с другом всем на свете?
— Ты слишком наивный парень, Оливер. Да, не отрицаю, мы с тобой друзья, но я не думаю, что скелеты из моего шкафа захотят показать тебе свои истинные лица.
— А если их хорошо попросить?
— Забудь, Вуд. У них нет ни малейшего желания, так что оставь их в покое.
— А если я буду просить не их, а тебя?
— Мерлин! Ну почему тебе всюду надо сунуть свой любопытный нос?! — Флинт поднялся со своего места в надежде уйти от плохого разговора, но Оливер схватил его за запястье.
— Маркус, я хочу, чтобы ты знал. Если захочешь излить кому-нибудь свою душу, то моя жилетка всегда в твоём распоряжении.
Флинт криво улыбнулся и ничего не ответив пошёл прочь, подальше от стадиона и любопытных носов, которые на нём околачивались.
* * *
— Я полагаю, вам двоим нужно серьёзно поговорить. — Дамблдор поднялся из-за стола и направился к двери. — Не буду вам мешать, кабинет полностью в вашем рапоряжении.
После того как директор покинул помещение, в течение получаса в четырёх стенах не раздалось ни единого звука. Сибилла Трелони и Маркус Флинт сидели в креслах, не глядя друг на друга.
— Маркус... — звенящая тишина была нарушена тихим голосом предсказательницы. — За что ты так со мной?
— За то, что я не хочу быть твоим сыном. — спокойно ответил Флинт, не глядя в сторону матери. — Мне стыдно за то, кто ты есть. Мне стыдно за то, что я вынужден каждый день лицезреть твоё лицо. Мне стыдно за тот бред, который ты несёшь во время своих уроков. Мне стыдно за то, как ты смотришь на меня.
— Но Маркус... я ведь люблю тебя, и мне очень больно, когда ты говоришь такие вещи.
— Мне нравится делать тебе больно.
— Но ведь я ни в чём не виновата! — снова расплакалась Сибилла. — Я даже согласилась на то, чтобы ты взял фамилию отца!
— Мне этого мало, я хочу больше свободы, — первое, что пришло в голову.
— Да как ты можешь так говорить?! Мы за пять лет твоего обучения в Хогвортсе разговаривали всего несколько раз! Ты ведь не подпускаешь меня к себе, а я не стараюсь приблизиться, потому что не хочу тебя расстраивать!
— Но ты всё-равно расстраиваешь, — лёд в голосе всего лишь средство защиты, но Маркус стоял на своём.
— Маркус, никто, кроме директора не знает, что ты мой сын, и никто не узнает, потому что ты этого хочешь. Я ведь даже не препятствую! За что ты меня так ненавидишь? Объясни истинную причину, хватит оправдываться! — снова слёзы.
Флинт наконец-то посмотрел в глаза матери и понял, за что он сегодня устроил погром в кабинете. Он ненавидел, когда она подходила к его одноклассникам и говорила им «Мой мальчик», в то время как нему обращалась исключительно «Мистер Флинт». Он ненавидел её пристрастие к хересу, хотя он знал, что она злоупотребляет кулинарной добавкой именно из-за него. Он ненавидел её уроки, потому что, когда он поднимал руку для ответа, она давала слово кому угодно, но только не ему. Он ненавидел, когда она отводила взгляд, когда они сталкивались в коридоре или в Большом зале. Он ненавидел то безразличие, которому она его подвергала по его собственному желанию.
— Ты не понимаешь! — голос предательски задрожал. — Ты не обращаешь на меня внимания, и эта выходка была всего лишь привлечением внимания!
В кабинете снова воцарилась тишина. Сибилла не верила своим ушам. Ведь Маркус сам хотел, чтобы она делала вид, что они совершенно чужие друг другу люди. Ему ведь было стыдно за неё.
— Даже не смотря на то, о чём я тебя попросил... с тебя никто не снимал полномочий! Ты до сих пор моя мать! — слёзы потекли из глаз подростка. — Ты ведь...
Он не успел договорить. Мать подлетела к Флинту и крепко его обняла, не желая отпускать.
— Я больше не буду, Маркус.
Завтра всё забудется, и они снова будут изображать отношения «преподаватель-ученик», но сейчас, в эту минуту они просто мать и сын. Она растила его одна, и Маркус был благодарен ей за это, но дурная слава матери не дала бы ему спокойной жизни в Хогвартсе. Завтра всё вернётся на свои места. А пока он обнимает мать в ответ и тихо шепчет ей в плечо: «Я люблю тебя, мама...».
Vova
