— Фух, — шумно вздыхает Корнелиус Фадж и радостно улыбается.
— Так-так… — говорит он, устраивая свой смешной котелок на столе рядом с доской, — я-то думал, ты, Рон, больше не повторишь этой детской ошибки.
Рон Уизли, насупившись, смотрит на черно-белые фигурки и молчит.
Бывший министр магии доволен: это легко читается по его простой физиономии, по тому, как он потирает руки. Даже полоски его костюма, кажется, веселятся.
— Но я же выиграю! Разве вы не видите?! — наконец не выдерживает парень. С размаху ударив по столу кулаком так, что шахматы подпрыгнули и зашатались, он вскакивает на ноги.
Летний ветерок тихо шелестит в листве, разноцветные бабочки порхают туда-сюда, крыша беседки укрывает от солнца. Фадж с укором смотрит на нарушителя этой пасторали.
— Ну-ну, спокойнее, — качает он головой. — Ты уже не ребенок, Рон, а выдержки по-прежнему кот наплакал. Как ты собираешься вести настоящую партию, если так реагируешь на дружеский поединок?
Уизли разжимает кулаки. Глубокий вздох, и Рон опускается на лавку.
— Я все равно не понимаю, — жалуется он.
— Тогда давай подумаем вместе, — приглашает Фадж. — Что ты видишь? — кивает он на доску.
Рон несколько секунд собирается с мыслями и отвечает:
— Мои фигуры сильнее. С таких позиций я легко загоню вас в угол. Вот сейчас, очевидно, вы пойдете ладьей…
— Ты можешь предполагать, каким будет мой следующий ход, или два, или три... Ты даже должен это делать. — Бывший министр аккуратно промакивает белым платочком лысину. — Но! Ты никогда не дашь этим предположениям полностью руководить твоими действиями. Потому что если я, — пухлым пальцем он указывает на фигурку, а потом на новую клетку, — схожу, например, сюда…
Рон мгновенно оценивает перспективы:
— Это самоубийство.
— Ну, а если я дурак и этого не вижу? Или ты забыл, потеря какой фигуры в этой партии, по нашей договоренности, приравнивается к поражению?
— Да. То есть, нет. Я помню.
Рон заметно грустнеет, разглядывая неожиданную ловушку.
— Но и это не главное! — Глаза маленького толстенького человечка наливаются сталью. Такого цепкого взгляда у «шута от политики» мало кто мог бы ожидать. — У нас, вечно вторых, стоящих в тени главных героев, выбор ходов ограничен. Решения принимают они. Наша же задача в том, чтобы реализация этого решения привела к результатам, нужным нам.
После небольшой паузы Уизли медленно начинает говорить:
— Я понимаю, чего вы добивались, лавируя между Дамблдором и Сами-Знаете-Кем. Но вас же отстранили! Разве не нужно было пытаться удержаться? Я не говорю о тех смешных уловках, которые вы изображали, я о реальных делах. Ведь из-за этого возможностей, вариантов ходов практически не осталось. Сохранить максимальную широту маневра в таких неясных обстоятельствах — это ли не главное?
Тут Рон невольно косится на шахматную доску, где рассредоточены его фигуры.
— Эх, Ронни, все-таки я недостаточно внимания уделяю твоему образованию, — сокрушенно бормочет Фадж. — Да и когда? Дела, дела.… И в гостях-то я у вас не бываю, и Молли больше не приводит детей в министерство, когда вздумает навестить мужа... Ах, как я в те годы приметил перспективного мальчика — тебя, Рон!
Парень с грустью вспоминает свой первый урок игры. Ему было четыре, и он, сбежав от матери, ругающейся с отцом, отправился самостоятельно исследовать министерские коридоры. Что его на это толкнуло — отдельная история. Но в одном из кабинетов с ним заговорил заскучавший мужчина в смешном костюме. О, он не забудет тот разговор-урок. От одной мысли, что этого не было бы в его жизни, Рона прошибает холодный пот.
А Фадж, словно не замечая внезапной задумчивости парня, продолжает:
— Мальчика достаточно умного, чтобы не выделяться за счет личных качеств, в отличие от Перси. Хитрого настолько, чтобы не скрывать свою храбрость, и амбициозного до такой степени, чтобы быть верным. Возможного преемника.
Прикрыв глаза, мужчина загадочно улыбается. Его простоватое лицо в этот момент напоминает Рону лик медного индийского божка. Такое же умиротворенно-непроницаемое.
Но вдруг засуетившись, словно вспомнив что-то важное, Фадж вытягивает из кармашка золотые часы-луковку на цепочке. Взглянув на стрелки, он торопливо поднимается, натягивает котелок.
— Учиться, учиться… Потому я и говорю, что это детская ошибка, Ронни, что будучи бывшим министром, потеряв, казалось бы, все влияние, все фигуры, я оказался в наиболее выгодном положении. Так же, как ты — в роли друга славного Гарри Поттера. Какие перспективы, какой размах… Но ты же не рвешься к опасности вперед него, верно? — мужчина заговорщицки подмигивает своему молодому собеседнику.
Уже на выходе из беседки, он оборачивается:
— А конец партии не так уж непредсказуем. — И, в прощальном жесте приподнимая котелок, добавляет: — Думай, Ронни, думай.
Vova
