Смерть, которой не было

В оконной раме, сероглазый мой малыш,

Но я испорчу твой вкус.

Лора Бочарова "Шоколад"

Знаете, для меня та история не осталась в прошлом. Она как Метка на моей руке: ее, выцветшую, давно уже не видно, но я знаю, что она — есть. Надо лишь прикрыть глаза — и я снова там, прячусь за кустом можжевельника и напряженно жду...

Вот сейчас.

Сейчас я, Драко Малфой, обезумевший мерзавец, потянусь за палочкой, чтобы сделать это. Вот моя рука нащупывает пустоту, судорожно шарит по бедру, но момент упущен — я на прицеле. И я не успеваю...

Это не случится. Потому что моя палочка лежит в чемодане с фамильной монограммой — между парадной мантией и журналом "Стрип-вейла", а Винс и Грег — не конченые психи. И еще потому, что я, Драко Малфой, уже сделал это. И не позволю этому повториться.

Конечно, это была моя идея: пойти посмотреть на казнь проклятой зверюги. Он ведь и впрямь мог меня поранить, не так ли? Мне повезло, просто повезло. И увидев, как нелепому монстру отсекли его птичью башку, я в общем-то не загрустил — заодно наука бестолочи Хагриду. Мы, конечно, были не единственными зрителями: троица с Гриффиндора в полном составе явилась на наш холм. Ничего удивительного — самая удобная точка обзора. И такие у них были физиономии... Будто родителей похоронили, ну честно. Хотя, у Поттера все уже похоронены, мог бы обойтись без этой вселенской скорби. Грейнджер рыдала на плече Уизела — Мерлин, я бы даже растрогался, будь повод серьезным. В общем, такие лица я просто не мог пропустить: хотелось сказать пару приятных слов.

Видимо, я перестарался, или Винс слишком громко хрюкнул, — так или иначе, грязнокровка вдруг завелась и рванулась вперед, даже те двое не успели ее удержать. Неприятный был момент: видеть ее палочку, нацеленную на меня в упор. Но магловская затрещина, которую она мне так неожиданно влепила, оказалась и вовсе непереносимой. Я вообще себя не помнил, когда выхватил палочку... Как-то все сразу навалилось и в одну секунду взорвалось: в голове и перед глазами — единой зеленой вспышкой.

Следующее, что я помню — жуткая осязаемая тишина. И — обмякшее тело у моих ног. А в голове безумные мысли — по кругу: "Я убил грязнокровку. Папа может мною гордиться. Я убил грязнокровку. Я... убил?"

Все почему-то ожили одновременно: Поттер выхватил палочку и бросился ко мне, обогнув лежащее ничком на траве тело, Уизли рухнул на колени возле совсем уже не воинственной Грейнджер, а Грег, оттолкнув Винса, загородил меня собой, успев бросить: "Хроноворот, Драко! Только Хроноворот..." В следующий момент заклинания затрещали яростными вспышками, и я наконец отмер. Хроноворот! Единственная в мире вещь, способная спасти мою душу, за которую — если оставить все как есть — никто не даст и ломаного кната.

Я убил грязнокровку — Мерлин мой, как вообще я смог?! "Как? — насмешливо произнес ледяной голос в моей голове. — В спину. Так гораздо легче убивать, мальчик..." Я и до того бежал во весь дух — а теперь и вовсе помчался, спотыкаясь и не разбирая дороги, падая и поднимаясь: лишь только оторваться, скрыться от жуткого голоса, кому бы он ни принадлежал. Так что в человека — первого на моем безумном пути, на который свернул пять минут назад — я врезался на полном ходу и закричал: сдали нервы. В плечи мне впились жесткие пальцы, яростный шепот ворвался в сознание сквозь пелену исступления, заставив наконец заткнуться:

— Что случилось с вами, мистер Малфой, что вы визжите, как драклова мандрагора?

Мерлин любил меня в тот день... иначе как объяснить, что именно декан бродил в окрестностях, когда я летел вот так — в никуда — с бешеными глазами?

— П-профессор, я... я...

Снейп крепко встряхнул меня, — так, что мотнулась голова, и слова посыпались наружу, обгоняя друг друга:

— Профессор Снейп, мне нужно, очень нужно в школу! Мне нужен Хроноворот, профессор! Помогите... — тут я не выдержал и всхлипнул, но декан не дал моему хныканью перейти в истерику. Встряхнув еще раз, он прожег меня страшным взглядом, проникнув, кажется, прямо в мозг, выуживая нужные картинки и бесцеремонно отшвыривая никчемные. Наконец зрачки его расширились, делая глаза еще чернее — а ведь раньше это казалось мне невозможным, — и он отпрянул, резко отпустив мои плечи, как нечто омерзительное.

— Вы... — выдавил он, и я съежился от гнева, полыхнувшего в его взгляде. Но Снейп не дал ему выхода: тут же взял себя в руки, выпрямился и отрывисто бросил: — За мной. Быстро. Не отставать, отвечать только на мои вопросы. Это ясно? — последнее слово вышло прямо по-змеиному — я сразу вспомнил, как Поттер уговаривал кобру на парселтанге. Я исступленно закивал, внезапно до смерти испугавшись, что он сейчас бросит меня, бросит и уйдет, а мне останется лишь пустить Аваду себе в лоб — а я не сумею: еще на одно убийство меня не хватит... Снейп коротко кивнул, видимо, убедившись в моей покорности, и, стремительно развернувшись, зашагал в сторону Школы. Я едва поспевал за ним, путаясь в полах мантии, но не отставал ни на шаг, подавляя мучительное желание ухватиться за мантию декана — как за материнскую юбку в детстве, и не отпускать во что бы то ни стало.

— Вы умеете обращаться с Хроноворотом, Драко? — бросил Снейп через плечо, не сбавляя шаг.

— Д-да, профессор, — задыхаясь, уверил я — и это было правдой.

* * *

Вообще дикость, конечно, что так получилось: незапертый отцовский кабинет при наличии в доме трех бестолковых, но до безобразия любопытных юных волшебников. Длилось наше — мое — преступление минут пять.... А в прошлом я провел час — хватило ума и везения сделать лишь один оборот. Внезапно я оказался в кабинете один, ошалело огляделся и замер: окно выходило на лужайку, где носились Винс с Грегом и... я. Не в силах оторвать глаз от белобрысого мальчишки, я едва успел отпрянуть от окна и спрятаться за портьерой: тот я, что был внизу, вдруг задрал лицо вверх. Не помню, чтобы час назад меня могло что-то заинтересовать в окне отцовского кабинета, может, я вообще смотрел в другое окно. Но я нынешний — одиноко торчащий в пустом кабинете с затейливой металлической штукой на шее — очень испугался встретить собственный взгляд. Я так и не рискнул высунуть нос из кабинета, решив отсидеться за тяжелой портьерой: ее просторные складки, ниспадающие на пол, казались надежным убежищем. Сидел на полу, уткнувшись лбом в коленки, и слушал собственный смех за окном. Мерлин, не знал, что я так смеюсь!.. Мне бы при всем желании не удалось выбраться: отец отопрет кабинет лишь через час, когда торопливо ворвется в дом и стремительно взлетит на второй этаж, шурша мантией.

Что-то пошло не так в тот день — настолько, что Люциус Малфой оставил свой кабинет открытым на целых пять минут — а мы как раз были особенно настроены на приключения. Ну ладно, не мы — я. Грег, как обычно, пытался меня урезонить, за что я обозвал его трусливым болваном и решительно скользнул в святая святых. Без определенной цели — просто эта комната была самой интересной и недоступной в мэноре, а отец — моим кумиром. И пробраться в его личные владения было все равно что маглу найти волшебную палочку, наверное... Друзьям ничего не оставалось, кроме как последовать за мной. Наугад подергав латунные ручки ящиков необъятного стола, я уже собрался было перейти к огромному шкафу — за темным стеклом створок заманчиво мерцали загадочные сокровища — как один из ящиков со скрипом подался. Затаив дыхание, я уставился на его содержимое: бумаги меня не заинтересовали, а вот изящная вещица, матово поблескивая в дальнем углу, просто просилась в руки. Я знал, что это: Хроноворот. Зачарованно разглядывая тонкий белый песок внутри стеклянной колбы, заключенной в латунь, я медленно надел длинную цепочку себе на шею.

— Драко, ты с ума сошел? — прошипел за спиной Грег, взволнованно схватив меня за локоть. — Ты знаешь, что за незаконное хранение Хроноворота светит Азкабан?

Я вырвал руку и смерил его насмешливым взглядом. Винс молчал, но неодобрительно сопел.

— Никто ничего не узнает, трусы, — и взялся за поворотный механизм. — Мы всего лишь попробуем... и вернем на место.

За дверью послышались торопливые шаги, и я со страху крутанул песочные часы. Оно и к лучшему, что отец меня спугнул: я собирался вернуться дальше во времени... Он сразу смекнул, что к чему. Любезным голосом, которым можно было резать стекло, сообщил Винсу с Грегом, что их заждались родители; едва за теми закрылась дверь, аккуратно снял с моей шеи Хроноворот; жестом велел мне оставаться на месте, а сам настрочил два письма и отправил сов Крэббу и Гойлу старшим. Лишь после этого настал мой черед.

Пришлось очень долго молчать и очень внимательно слушать — то краснея, то бледнея. Из кабинета я вышел твердо убежденным: многие знания — многие печали. Первое, чем я занялся после наказания — встал перед зеркалом и начал придумывать себе новый смех...

* * *

Так что я не просто знал, как обращаться с Хроноворотом — я это умел. На третьем году обучения в Хогвартсе мало кто мог похвастаться этим, но я охотно поменялся бы сейчас местами с самым тупым хаффлпаффцем — лишь бы избавиться от страшной необходимости применять это невольно обретенное умение. И все же: что-то ускользало из памяти, что-то важное из отцовской лекции, я не мог понять — что, и это еще больше сводило с ума.

Мы довольно быстро добрались до Школы. Увидев Макгонагалл, спешащую навстречу, декан заслонил меня собой.

— Северус, у нас чрезвычайное происшествие, — задыхаясь, выговорила она на ходу, — у хижины Хагрида: кажется, убит студент... — и, так и не заметив меня, устремилась в сторону Леса.

Меня будто Ступефаем огрели. Я вновь увидел Грейнджер — ничком на траве, увидел лохматые волосы, упавшие на лицо, неестественно вывернутую руку и валяющуюся рядом палочку… Палочка меня добила. Она у Грейнджер была красивая: будто оплетенная виноградной лозой. Что делают с палочкой после смерти волшебника? Кладут вместе с ним в гроб? В гроб... Меня снова заколотило, но Снейп, не говоря ни слова, больно ухватил меня выше локтя, как клещами, и потащил за собой. Спотыкаясь и не глядя на пробегающих мимо людей, я старался думать лишь о том, чтобы не упасть, и не заметил, как мы оказались перед двумя горгульями, охраняющими вход в кабинет Дамблдора.

–Черничный пудинг! — выдохнул декан, и в следующий момент мы уже поднимались по вращающейся лестнице.

Я не знал, почему он спасает меня, рискуя собственным положением, как не знал и того, стал бы он делать то же самое для кого-нибудь другого — если такой идиот нашелся бы в Хогвартсе. Я лишь молча стоял под дверью, уставившись в пол, и пытался сообразить: какое количество оборотов я должен сделать сейчас.

Я сделал два. Декан любезно напомнил мне, глядя в упор, мне показалось — прямо в душу: два часа назад, сдвоенное зельеварение у Гриффиндора со Слизерином. Я с надеждой заглянул ему в глаза, но в зияющей черноте не увидел ровным счетом ничего. А Снейп покачал головой в ответ на мою молчаливую мольбу: мне предстояло сделать все самому. Еще в одном он все же помог мне: торопливо взмахнув палочкой, наложил пару заклинаний, почти не разжимая губ, — подозреваю, Тихой походки и Отвода глаз — и оттолкнул к стене, кивнув на Хроноворот.

Прокрасться в подземелья было не слишком трудно: в отличие от Поттера с компанией мы не располагали мантией-невидимкой, поэтому во время ночных вылазок неплохо изучили ходы-выходы, лазейки и закоулки Школы. Гостиная и спальня должны пустовать: все на занятиях...

Почему чертов Забини оказался в гостиной в учебное время — я не стал выяснять, однако он едва не провалил мой план. Как же я возненавидел его в тот момент: сидящего на коленях у камина — очевидно, он ждал кого-то... В другое время я бы непременно выведал у него, что да как: если не обрести лишний повод для поддевок и тем самым записать очко на свой счет, то хоть потешить самолюбие его смущенным лепетом и горящими щеками. Но сегодня был особенный день: сегодня я убил грязнокровку и сделал декана соучастником своего преступления, поэтому для Забини я был слишком занят.

Крадясь по лестнице в спальню и не отрывая взгляда от Блейза — казалось, зачарованного огнем, — я поражался: как он не слышит ударов моего сердца, ведь оно бухало на всю гостиную. В спальне, к счастью, никого не оказалось, но это внезапно потеряло смысл: моей палочки здесь тоже не было... Мерлин, если бы факультетам начисляли баллы за идиотизм, Слизерин в этот день опередил всех — и только за мой счет! Я стоял дурак дураком возле собственной кровати, и отчаяние, отставшее было, пока я тенью скользил по Школе, наваливалось на меня с новой силой. Собрав остатки воли в кулак, я каким-то чудом сумел не поддаться панике и не завыть в голос, пугая Забини, торчащего внизу. Глубоко дыша, я отогнал от себя картинку: сумасшедшие глаза Поттера над обмякшим телом Грейнджер, и в моем тупике забрезжил выход.

Всему курсу — если не факультету — было известно о моем пристрастии к душу и к переодеваниям трижды в день. Я не видел смысла ограничиваться парой джинсов, имея столько красивой дорогой одежды, поэтому переодевался после занятий. И в этом сейчас я увидел для себя крохотный шанс: хвала Мерлину, в душ я ходил без палочки, не то что на первом курсе — когда мы только что задницу магией не подтирали. И одежду предпочитал швырять на пол у кровати — на то ведь и нужны эльфы, чтобы разобраться с этим, правда? Ну хорошо, в Школе для эльфов шмотки приходилось собирать и складывать в определенное место, но отказ от домашних привычек мне давался с трудом...

Так или иначе, мне не оставалось ничего, кроме как затаиться под кроватью в ожидании... себя. И снова — час наедине с собой, как и тогда — в отцовском кабинете, час во власти собственных мыслей и эмоций. В голову полезли воспоминания: Грейнджер презрительно качает головой, обвиняя меня в том, что отец купил мне место ловца в команде — кстати, я был хорошим ловцом. Вот она тянет руку, чуть не выскакивая из-за парты: воплощение нетерпения с чуть заметным намеком на превосходство — она, как всегда, знает ответ... Вот на трибуне — глаза горят, руки стиснуты в крайнем волнении: а ну как в этот раз я, а не Поттер, поймаю снитч? Вот ее кулак с разворота летит мне прямо в лицо...

Неужели ее больше не будет — на уроках, на трибунах, в Большом зале — вообще не будет: нигде и никогда? Сколько жуткой окончательной простоты в этих словах: какой-то липкий ком забил мне горло, мешая дышать, выпирая под ребрами, сочась наружу жгущими щеки слезами. Я беззвучно давился ими, корчась под кроватью и зажимая рот обеими руками: так вот что значит "убить"? Так легко — и так страшно... Мне казалось, эта ломка никогда не кончится, что Мерлин покарал меня Круциатусом — за мою бездумную Аваду. Я понял еще кое-что, прячась там, в тишине: ненависти, которой я так бравировал перед сокурсниками, не было… Было раздражение — оттого, что я никак не мог обойти ее в учебе; оттого, что Поттер дружил с ней — Поттер, отвергший мою дружбу в первый хогвартский день; оттого, что в наших извечных стычках она смотрела на меня, как на отбросы. Грейнджер меня бесила — но я ее не ненавидел. И от этого произошедшее выглядело еще кошмарней.

За дверью послышался многоголосый шум: мы возвращались с занятий. Впившись зубами в костяшки пальцев, я мучительным усилием заставил себя собраться.

"У тебя есть шанс, Драко Малфой, так исправь свою ошибку — сам!"

Я замер, как хищник в засаде, напряженно выжидая, когда на пол с шорохом скользнут мои брюки: на поясе, в дорогом кожаном чехле — подарок матери на Рождество — заветная цель.

Вокруг царил обычный шум: болтовня, смех, препирательства, но никогда еще он не наводил на меня такого ужаса. Ведь меня там не должно было быть! Я лежал под собственной кроватью в то самое время, когда раздевался рядом — было от чего сойти с ума, не так ли? Наконец вожделенная добыча оказалась перед носом: протяни руку и возьми. Однако я — Тот-который-еще-не-убивал — какого-то черта торчал на месте, сцепившись с кем-то в шутливой перепалке: небрежно брошенное "Грейнджер" впилось с размаху под ребра, заставив до боли прикусить губу.

"Проваливай в душ, ублюдок..." — взмолился я в отчаянии и с облегчением увидел собственные ноги, шлепающие в направлении ванной. Не знаю, скольких лет жизни стоили мне секунды, когда я тянулся из-под кровати к ремню собственных брюк, лежащих прямо перед носом, рискуя быть замеченным кем-нибудь не в меру любопытным. Когда палочка оказалась у меня в руке, и никто не завопил «Смотрите!» я понял, что не дышал. Перед глазами мелькали черные точки, я сжимал в руке палочку и медленно переводил дух: вдох-выдох, вдох-выдох. Пока не сообразил, что прямо над головой у меня — чемодан. Очень тихо, стараясь не клацнуть замками, я открыл его и засунул палочку поглубже в мягкие недра. Ноги затекли и ныли, спину ломило, но я терпеливо ждал собственного возвращения.

Вот теперь мне оставалось лишь уповать на свою безалаберность и молить Мерлина, чтобы, вернувшись, я не обратил внимания на пустой чехол... И знаете, что? Мне повезло. Я уже сказал: Мерлин любил меня. Чехол был жестким. Я-только-что-из-душа был слишком захвачен предстоящим зрелищем.

С того дня я снова стал брать палочку с собой в душ — но уже совсем по другим причинам. И ложась в постель, я прятал ее под подушку. Ни смешки Забини, ни едкие шпильки Нотта совершенно не трогали меня. Я слишком хорошо запомнил день, когда остался без палочки.

Дождавшись, пока последний слизеринец покинет спальню — а я не сомневался, что останусь в одиночестве: по весне после занятий нас было не удержать в подземельях, от первокурсника до выпускника — я со стоном вытянулся на спине, морщась от боли в сведенных мышцах. Дело было сделано: я обезоружил себя, оставалось пробраться к кабинету Дамблдора, чтобы дождаться декана и вернуть ему Хроноворот... а также понести неизбежное наказание — любое, которое придумает для меня Снейп. Все так, но... я не мог. Я должен был своими глазами убедиться, что Грейнджер останется жива. Меня — убийцу — неодолимо тянуло на место преступления.

В этот момент мой мозг, очевидно, не выдержал потрясений и сдался, приглушив эмоции: я словно наблюдал за собой со стороны. Я колдографически точно вспомнил довольно ухмыляющегося Забини: с видом превосходства он разливался соловьем о свидании на Черном озере — сразу после занятий. Я мимолетно подумал, а не связано ли оно с его сегодняшним прогулом и бдением у камина, но тут же выбросил это из головы: важно было совсем другое. Если кто и мог конкурировать со мной по части модных нарядов, так это Блейз. Поэтому, выбравшись из-под кровати, я легко отыскал еще одну его мантию — с щегольским капюшоном, — без тени сомнения сдернул с вешалки и набросил на себя, скрыв лицо от возможных любопытных встречных. Зная Блейза, я был уверен: наши пути не пересекутся в ближайший час, а о большем я и не мечтал. Разве только о том, чтобы этого дня вообще не было в моей жизни — но что толку грезить о несбыточном?

Школьные коридоры я миновал без помех: удача продолжала идти на шаг впереди. Лишь у самого выхода я чуть было не напоролся на декана: сердце провалилось в пятки, и я шарахнулся в спасительную тень массивной колонны. Откуда мне было знать, что наплел ему Забини, оправдывая необходимость прогулять зелья? Да и не стал бы Снейп церемониться с подопечным, желающим казаться загадкой, прячась в тени капюшона, — просто ухватил бы за подбородок и заглянул в глаза... Проводив декана взглядом, я перевел дух и, крадучись, выбрался на улицу: в лицо повеял теплый, пахнущий летом ветер... будто все шло своим путем. Я не рискнул задерживаться и сбежал по ступеням, готовясь повторить проделанный два часа назад безумный путь — только уже предельно осторожно, держась густого подлеска и зарослей лещины. И я успел.

Снова я видел себя со стороны — и я себе не нравился. Скорее всего, я бы себе тоже врезал — не за то, что издевался над Грейнджер. За то, что сделал мгновением позже. Но я, затаившись в кустах неподалеку, смотрел, смотрел, смотрел, до крови обкусывая ногти на руках: вот сейчас... В момент удара — мысленно я дал за него Грейнджер девять из десяти — мое сердце совершило немыслимый кульбит, взлетев к самому горлу и прокатившись куда-то в живот. Вот сейчас!..

И мое "сейчас" не наступило.

Я почти услышал легкий щелчок в чудесном механизме мироздания — и реальность изменилась: Грейнджер осталась жива.

* * *

Ноги отказали мне лишь у входа в кабинет директора: я спрятался за горгульей и тихо сполз по стене. Там и нашел меня Снейп: сидящим на полу в чужой мантии и в полной прострации. У меня не осталось сил на слова и движения — я лишь молча смотрел в его непроницаемо черные глаза, пока он снимал с моей шеи тонкую цепочку и разжимал мои онемевшие пальцы, намертво вцепившиеся в Хроноворот. Путешествие в прошлое завершилось. Плохо помню, как мы добрались до кабинета зельеварения: кажется, ему пришлось почти волоком тащить меня по коридорам, пресекая любопытные взгляды и ненужные вопросы. Тщательно заперев дверь, Снейп достал из ящика стола невзрачный фиал и плеснул из него в стакан, долив водой.

— Выпейте, Драко, — отрывисто приказал он, протянув мне стакан, а поскольку я по-прежнему не реагировал, силой влил зелье мне в рот.

Я даже не знаю, что это было, потому что не почувствовал вкуса — но вряд ли обычное успокоительное... мне тогда требовалось что-то покруче — чтобы прийти в себя. Я покорно проглотил пресную жидкость, на что декан удовлетворенно кивнул и наконец опустился на стул, уставившись на меня в упор.

— Полагаю, вы справились, мистер Малфой, — он заговорил обычным тоном, и это, как ни странно, привело меня в чувство быстрее, чем зелье. Хотя, я не уверен... скорее всего — все сработало вместе.

— Да... получилось, — слова дались с трудом, и я поразился безжизненности собственного голоса.

Снейп коротко кивнул, не сводя с меня глаз. Думаю, я выглядел довольно жалко: чужая мантия, встрепанные волосы, застывший взгляд. Но лицо декана оставалось невозмутимым.

— Мистер Малфой, смею надеяться, вам не нужно объяснять: все случившееся должно остаться между нами, — его голос звучал ровно, но я вздрогнул от одной мысли, что кто-то может узнать. Разумеется, объяснять было не нужно. И все же он счел необходимым объяснить.

— Это значит, мистер Малфой, что вы должны вести себя ровно так же, как вели до сегодняшнего дня.

Продолжать задирать Поттера и компанию. Задирать Грейнджер: высмеивать ее зубы, волосы и характер, — запрещая себе вспоминать палочку на траве, выпавшую из ее руки.

— Вы не должны — ни при каких обстоятельствах — рассказывать или хотя бы упоминать о случившемся.

Одному Мерлину ведомо, как мне удавалось выполнять данное обещание все эти годы — особенно, познав сомнительные радости хмельного угара...

— Мне совсем не хотелось бы облегчать вашу память, мистер Малфой...

А я бы не отказался, честно. И кто знает: чем бы закончилось тогда дело на Астрономической башне... и в мэноре — когда егеря приволокли пленников во главе с пережаленным Поттером.

— ...поэтому я надеюсь — вы меня хорошо поняли.

Декан смотрел на меня очень, очень пристально: его взгляд почти можно было потрогать рукой — и ощутить под пальцами теплый камень. Знаете — как нагретые ступени Хогвартса летним вечером. Не был он холодным, твердым — да, очень... но не холодным. Я убедительно, как мне показалось, закивал, полный решимости не раскрывать рта — если удастся, то до конца жизни, — и тут же с губ моих против воли сорвался возглас:

— Профессор, я убийца!.. — в голосе было столько отчаяния, что он испугал меня самого.

Снейп снова пригвоздил меня к скамье тяжелым черным взглядом. Молча понаблюдав за моим трепыханием, — моя неподвижность не могла укрыть от его глаз душонку, корчащуюся в ужасе бабочкой на булавке, — он положил на сплетенные пальцы острый подбородок и негромко произнес:

— Вы не убийца, Драко. — И повторил для верности: — Не убийца.

— Как?.. — потрясенно выдохнул я, не зная: что думать и чему верить.

— Так, — веско припечатал декан, хлопнув ладонями по столу. — Если бы каждый сопливый третьекурсник способен был на полноценное Непростительное, вас держали бы в клетках до совершеннолетия, мистер Малфой, — помолчав, будто дав мне время на усвоение шокирующего факта, он наклонился к столу и добавил — внятно и отчетливо: — Хроноворот не возвращает мертвых к жизни. Убей вы мисс Грейнджер по-настоящему — этот курс стал бы для вас выпускным, Драко.

Меня словно дважды приложили Ступефаем — и крепко приложили, до звона в голове и приступа тахикардии. Вот, что крутилось на краю сознания, не даваясь в руки; вот мой пробел в познаниях о Хроновороте. Я не убил Грейнджер — я попросту не мог, а если бы мог — не исправил ровным счетом ничего. Слова декана донеслись, как через вату:

— ...некую силу ваша невоздержанность несла — мисс Грейнджер, очевидно, впала в глубокий обморок — однако об убийстве речи не идет, мистер Малфой, — в его взгляде читалось прямо противоположное, но это меня не задело: объяснение невозможности убийства не отменило для меня факта его совершения. Я чувствовал себя убийцей — и я им был. Потому что будь я старше и опытнее, моя Авада сработала бы, как задумывалось, и уже не помогли бы все Хроновороты, вместе взятые. И пусть мне не достало сил наделить заклинание смертоносным эффектом, поднять руку и выговорить страшные слова сил хватило — а значит, я убил.

Я не стал делиться с деканом своими соображениями: он фактически спас меня, маленького подонка, от полного краха. Теперь, когда все осталось позади — для всех, кроме меня — я осознал, как сложилась бы моя жизнь, не вспомни Грег о Хроновороте, не встреть я Снейпа по пути в Школу, не будь директором Дамблдор — а в его роли в том, что случилось, я не сомневался. И ни денег, ни влияния отца не хватило бы, чтобы избежать скандала и отмыть имя Малфоев от позора. Что отец сотворил со своей и нашими жизнями потом — другой разговор. В тот день я и сам оказался на развилке, сделав крутой поворот — дважды. Моя психика никогда не отличалась стабильностью, так стоит ли удивляться, что сейчас я сижу здесь?..

Следующим утром мы натолкнулись на гриффиндорскую троицу в коридоре. Мне стоило больших усилий не шарахнуться в сторону при виде Грейнджер: в ее настороженных глазах мне чудилось обвинение... Но главным образом меня передернуло от того, что я скверно провел ночь: до самого утра я раз за разом убивал Грейнджер, а вслед за этим передо мной вырастала гигантская призрачная фигура длиннобородого волшебника, который громовым голосом проклинал меня, и я вскакивал на кровати в ледяном поту, стуча зубами. Попеременно с Мерлином этой ночью мне пытались отомстить Поттер, Уизли, почему-то Забини и даже Хагрид, так что мой порыв был неудивителен... Я сумел: пройтись по прическе Грейнджер, огрызнуться на выпад Поттера и даже поюродствовать насчет несостоявшейся казни — я был на высоте. И никто до сих пор не знает, чего мне стоила та встреча с Грейнджер — первая после смерти... которой не было.

* * *

"Драко, ты готов?" — в ее голосе явственно сквозит нетерпение: она соскучилась по своим друзьям, так и не ставшим моими, но она не теряет надежды, что когда-нибудь все же станут. Топор войны зарыт, но для теплой дружбы слишком много сказано в прошлом и мало сделано в настоящем.

Мы с ней негласно установили своеобразные правила: я даю себя уговорить на совместную поездку через два раза на третий; прямо как визиты к вам, доктор: через две среды на третью. По мне так и это перебор, но иначе — она обижается.

"Да, детка. Уже иду", — понимаете, я не хочу обижать ее — после того, как однажды убил.