2012. Сиракузы

Гарри Поттер получил письмо. Такие письма приходили примерно раз в месяц на липовый адрес некого Джона Смита. Под этим псевдонимом скрывался сам Гарри — самый молодой глава аврората за последнюю тысячу лет.

Почему под псевдонимом? Потому что содержимое этих писем необходимо было скрывать от любопытных глаз. И тем более, нужно было держать в тайне, что их получателем является Гарри Поттер, начальник магической полиции и прочая и прочая.

К слову, сам автор писем не имел ни малейшего представления, кем является его визави. Автором являлся один политолог, чья точка зрения по важнейшим вопросам отличалась объективностью и поражала точностью оценок. А самое главное — она кардинально расходилась с официальной версией происходящих в мире событий.

Политолога год назад нашла Гермиона, которая вечно читает всё, что попадается под руку; а потом, возмущённая, в пух и прах поносит «этих скиттерписцев», независимо от того, магглы это или маги. Но с тем парнем вышло иначе. Гермиона случайно наткнулась на его статью в какой-то задрипанной газетёнке, а потом притащила её в аврорат. «Ты должен это прочесть! — заявила она безапелляционно. — Там всё, о чём я тебе говорила!»

Слово «должен» всегда имело на Гарри особое воздействие. «Должен, должен. И так — всю жизнь. Эх!»

Читать аналитические статьи было для начальника аврората делом нудным и неблагодарным. Гарри всегда тупо проглядывал тексты, насыщенные такими мудрёными терминами, как, к примеру, «менталитет», «обскурант» или «синкретизм». И если о значении первых двух он имел некое общее представление, то последний вызывал у него лишь неполиткорректные ассоциации.

Но та статья, на удивление, была написана нормальным человеческим языком, хотя сделанный в ней вывод был неутешителен — мировая война неизбежна, а зачинателем её, как водится, станет сильнейший: страна — лидер одного небезызвестного блока. Итоги войны будут трудно предсказуемы, учитывая, что все договорённости о применении оружия массового поражения теперь каждая страна трактует, как хочет, и изменяет, как хочет.

Короче, мир рехнулся!

Политолог писал обличительно, невзирая на лица, так что не удивительно, что после этой статьи он куда-то исчез. Гермиона отыскала его в маггловской каталажке, «отмазала» от полиции и других компетентных органов, залечила синяки и ушибы и спрятала от всех. С тех пор тот по договорённости присылал Джону Смиту свои изыскания, хотя сам мистер Смит, он же Гарри Поттер, он же самый молодой... вы-знаете-кто, письмам этим совсем не радовался. А кому приятно каждый раз осознавать, что скоро твой мир рухнет, как карточный домик?! И ты об этом знаешь, и ничего не в силах сделать? Ни-че-го.

* * *

Расстроенный аналитическими выкладками политолога, Гарри не мог сосредоточиться, чтобы заняться рутинными аврорскими делами: составить отчёт для министерства, просмотреть результаты инспекции по кадрам, составить план работы на ближайший месяц... «Тьфу ты! Даже думать об этом противно! Мир летит к катастрофе, а сижу и перебираю идиотские бумажки!..»

«Пойду, ребят проверю», — подумал Гарри и отправился на первый этаж, где отдыхали после рейда рядовые авроры. Молодёжь смотрела на Гарри с восхищением, а он с горечью думал о том, что не заслуживает, совсем не заслуживает ни восхищения, ни уважения, ни даже доброго слова. Осознание бессилия перед катящейся, как лавина, угрозой отравляло жизнь.

«Война, война... Гео-, прости Господи, -политический передел... Мировая бойня... Угроза цивилизации. За этими словами безликого политолога скрывались вполне реальные жизни. Вернее, вполне реальные смерти. Смерти миллионов магглов... и магов. Этих мальчиков-авроров, которые считают его живой легендой; их семей, МОЕЙ семьи...

НЕТ! Этого допустить нельзя!

А может, этот парень врёт? И не всё так плохо? Как узнать? У кого спросить? К Трелони пойти, разве что?»

Командир оперативной группы старший аврор Дженкинс отчитывался перед начальником о прошедшем дежурстве. Глядя в его глубоко посаженные тёмно-карие глаза, Гарри подумал, что следует с опаской поворачиваться к Дженкинсу спиной; и что вряд ли в голодный год кому-то придёт в голову попросить у старшего аврора хоть корку хлеба. Не даст, да ещё собак пустит по следу, чтоб неповадно было. А таких, как он, в аврорате — большинство.

Псы министерские... вечно голодные, жадные псы... Всё им мало. Взятки, липовые дела, незаконные аресты. И галеоны, галеоны, галеоны. Нет, не сладить ему с ними никогда! Стоит поприжать одного, мигом накинутся всей сворой, сожрут и не подавятся. По большому счёту, в серьёзном деле рассчитывать Гарри может только на молодых пацанов, ещё не испорченных властью; тех, которые читали о нём в учебниках по новейшей истории.

В серьёзном деле... А будет ли оно? Слишком всё шатко и зыбко. Но сидеть сложа руки тоже нельзя.

Гарри и не сидел. Он ходил и доказывал всем свою правоту. Говорил, что нельзя допустить, чтобы магглы развязали войну на уничтожение. Что это чревато гибелью обоих миров.

На него смотрели, как на контуженного. Мол, парень в детстве не навоевался. Да ещё приплели разные истории его жизни у Дурслей. Мол, Гарри Поттер хочет отомстить всем магглам за своё несчастливое детство, деревянные игрушки. Уроды!

Его обсмеяли в Визенгамоте:

— Как вы сказали, ядрёная бомба?

— И что, прямо на земле вырастает гриб гигантских размеров?

— Хираси... чего?

— Ракета сама летит через океан? А откуда она знает, куда лететь?

Уроды! Невежественные, тупые уррроды! Об... Обс... Обскуранты... с-с-синкретические!

Да что там, год назад Гарри и сам не был в курсе всех этих проблем, и считал себя достаточно осведомлённым человеком. Но он-то себя преодолел! А эти, с позволения сказать, «мудрецы» ничего не хотят знать. Ни-че-го.

* * *

— Кингсли, ну ты-то должен меня поддержать! Ты-то ведь понимаешь, что угроза более чем реальна!

Министр магии тяжело вздохнул и сказал:

— Давай откровенно, Гарри... Победить нашу систему практически невозможно. Она сложилась много столетий назад, и один из её незыблемых постулатов — «Статут о секретности». Мы не можем открыто вмешиваться в дела магглов, и, тем более, нам не позволят влезать в их внешнюю политику. Слишком много сил уходит на сокрытие от них наших собственных тайн, а уж на то, чтобы раскрыть их секреты, наших усилий явно не хватит.

— Но ведь мы имеем разные рычаги давления, о которых они не подозревают! Достаточно воздействовать на умы их руководителей, и проблема будет решена!

— А чем, по твоему, занимаются невыразимцы?!

— Что? — удивился Гарри.

— То, — Кингсли поморщился — проболтался, тролль задери. Он так привык хранить тайны министерства, что любое отхождение от режима секретности вызывало у него головную боль. — Мы давно воздействуем на магглов, но теперь, боюсь, это мало помогает. Что-то происходит в мире. Какое-то нашествие хаоса. Невыразимцы не справляются со своей задачей.

— Значит, нужно привлечь новые силы! Хватит заниматься ерундой! Полминистерства привлечены к сохранению тайны нашего существования, в то время как эти опытные люди могли бы оказать неоценимую помощь в предотвращении войны! Чёрт с ним, со Статутом! Пусть займутся реальным делом!

— Гарри, не сходи с ума. "Статут о секретности" — залог нашего благополучия! Если магглы узнают о нас — мы просто исчезнем. Магглов — миллиарды, нас — несколько тысяч. Силы слишком не равны.

— А если мы будем просиживать задницы, погибнут все!

— Я думаю, ты всё-таки преувеличиваешь.

— Очнись же ты, Кингсли! Война неизбежна!

— Поттер! — повысил голос министр.

— Что?! — с вызовом бросил Гарри.

— Дружба дружбой, Гарри, но нельзя принимать на веру всё, что говорит твоя подружка Грейнджер, — сказал Кингсли увещевательным тоном. — Эти её опасения, мягко говоря, беспочвенны и давно уже всем надоели. Но она — никто. А ты, Гарри — должностное лицо! — голос Кингсли обрёл стальные нотки, а взгляд стал жёстче. — И я не позволю тебе сеять панику среди населения! Всё ясно?

— Куда уж ясней.

Гарри вышел из кабинета министра, чувствуя, как наваливается усталость.

«А может, он прав? Может, я — паникёр? И не стоит верить Гермионе с этим её гением от политологии? Но как же тогда информация о том, что войска приводятся в боевую готовность? Что повсеместно проводятся проверки состояния ракетных баз? Что, чёрт возьми, на базы начинают подвозить боеголовки, начинённые смертью? Информация, которая в итоге оказывается правдой».

Гарри уже давно никому не верил на слово. И аналитические отчёты парня подвергались определённой проверке. Да, всё подтвердилось.

Мир готовится к бойне. Хаос наступает...

«Почему жизнь миллионов зависит от кучки уродов? Почему?! Взять бы да поприжать им хвосты! Но... только как? Как?!»

Шрам болел уже неделю. Ничего особенного, просто — ныл, как ноет на непогоду старая рана. А погода в октябре, понятно, не сахар. И метеопрогнозы не предвещали улучшений. Да и остальные прогнозы — тоже.

В другое время Гарри бы забеспокоился — отчего бы вдруг шраму болеть? Но сейчас ему было не до этого.

Стало известно, что президент той самой страны прекратил все публичные выступления. И вообще перестал появляться на людях. В новостных хрониках показывали лишь чёрные бронированные автомобили с флажками, на большой скорости выезжающие из подземного гаража правительственного здания и несущиеся по улицам столицы. Это был плохой знак.

Тем не менее, в основных печатных изданиях каждый день появлялись обращения президента к народу. И всякий раз тон их становился всё истеричнее.

«Мы не допустим..! У нас хватит сил для симметричного ответа на агрессию..! Наши войска в полной готовности..!» — кричали эти статьи.

Гарри прочитывал заокеанскую прессу и с мрачным удовлетворением отмечал про себя, что людей планомерно и неотступно готовят к мысли, что война — дело, в принципе, естественное и неотвратимое.

Но он не был бы матёрым аврором, если бы черпал информацию только из газет. Главным её источником были данные, полученные в результате работы тайной организации, которую он возглавил полгода назад. Целью её было защитить: самих себя, своих близких и, если получится, — весь остальной мир. Название решили оставить старое — «Армия Дамблдора» или сокращённо — АД. Хотя армией её мог назвать только сумасшедший. Штаб — пять человек: Гарри, Гермиона, Рон, Луна и Невилл. И пятнадцать человек рядового состава из числа подчинённых лично Гарри молодых авроров, многим из которых не исполнилось и двадцати. Это всё. Два десятка человек на пять миллиардов магглов. Надо быть полным психом, чтобы счесть эту группку способной остановить мировую катастрофу.

Но Гарри не задумывался о масштабах и остальных деталях. Он поставил себе цель предотвратить войну и шёл к ней с упорством носорога.

* * *

Заседание штаба АД проходило в тайном убежище на окраине Лондона, защищённом от вторжения и прослушивания всеми возможными чарами.

Гарри, сузив глаза от нарастающей боли в шраме, спросил:

— Итак, что у нас в сухом остатке? Я так понимаю, местные маги нам помогать не будут. Это их окончательное решение?

— Да, — ответила Гермиона, которая в последнее время занималась тем, что безуспешно налаживала связи с заокеанским магическим сообществом; а точнее, призывала его вступить в союз с АД и действовать вместе. — Они заявили, что не станут сотрудничать непонятно с чем, даже если это «непонятно что» возглавляет сам Гарри Поттер.

И посмотрела так, как будто извиняется за всех, кто не верит в него.

— А что они вообще собираются делать?! — раздражённо спросил Гарри.

— У них там обстановка ещё хуже, чем у нас: общество разделено на два клана. Большинство считает, что никакой войны не будет, и что вся эта шумиха кончится пшиком на манер Карибского кризиса; у других в головах — какая-то каша из лозунгов о превосходстве их нации, мол, пусть магглы истребляют друг друга, меньше народу — больше кислороду; ну, и так далее. Сплошная демагогия. Они уверены, что бомбы не подействуют против магии...

— Идиоты! — яростно вставил Гарри, ударив кулаком по столу.

— ...Лишь единицы готовят подземные жилища, делают запасы, но им наплевать, что будет с остальными.

— С кем-нибудь из этих единиц удалось связаться?

— Есть один человек... Даймон Фицпатрик. Довольно надёжный.

— Понятно. — Гарри ещё больше помрачнел. — Короче, придётся действовать самим.

— Самим? — прервал сосредоточенное молчание Рон. — Двадцать человек на все их ракетные базы? Пупок надорвём!

— Нет. Мы не будем вторгаться на базы. Это бессмысленно. Даже если удастся единожды остановить запуск ракет, мы не сможем постоянно контролировать всех, кто их обслуживает. Не говоря уже о том, что это очень и очень рискованно, — ответил Гарри и вымученно прикрыл глаза: нарастающая боль в шраме, казалось, достигла пика.

— И что ты предлагаешь? — Невилл нервно сцепил руки.

Гарри с трудом преодолел желание застонать и лишь позволил себе коснуться преисподней в его голове так, чтобы со стороны могло показаться, что он просто задумчиво почесал лоб.

— Мы нанесём... лишь один удар... самый главный, — выдавил он из себя.

— План «Б»? — понимающе спросила Гермиона, понизив голос.

— Да.

— Что?! Я думал, это шутка! — воскликнул Рон.

Они действительно обсуждали эту возможность несколько месяцев назад, но тогда она казалась настолько нелепой и нереальной, что никто не отнёсся к ней всерьёз. Ещё бы — проникнуть в президентский дворец! Гермиона тогда, смеясь, назвала её планом «Б».

Да, несколько месяцев назад они ещё могли смеяться. А сейчас им было трудно даже ободряюще улыбаться друг другу. Осознание тяжёлой ответственности будто сковывало изнутри.

— Не шутка. Мои пацаны произвели разведку и подкупили технического специалиста, который поможет отключить всю сигнализацию. На самом деле, проникнуть в апартаменты президента — не сложнее, чем попасть в Министерство магии. Есть только одна проблема... — Гарри замолчал.

Все присутствующие подумали, что он выдерживает многозначительную паузу, чтобы придать своим словам больший вес. Но это было не так.

Голова как будто раскололась надвое, словно в неё воткнули острый тесак.

И тут, подобно ужасу из далёкого прошлого, перед глазами Гарри появилось странное существо, похожее на замызганного, неухоженного младенца с припухшими красными веками. Младенец медленно раскрыл совсем не детские глаза. Его внимательный взгляд не выражал ничего, кроме исследовательского интереса. Гарри показалось, что его затягивает в глубину этих глаз, как в чёрную бездну.

— Что за проблема? — прервав общее молчание, спросил Рон.

Младенец разлепил иссохшие, потрескавшиеся губы и широко раскрыл рот; из его тёмной, зияющей утробы послышалось:

«Гарри, Гарри-и...»

— Эй, что за проблема?

— Проблема? Ах, да... — Наваждение вдруг рассеялось, и Гарри снова взял себя в руки. — Проблема в том, что, если мы ворвёмся в правительственное здание любой страны, то, по международному статусу, становимся вне закона. Если нас схватят — влепят пожизненный срок. Это я вам как аврор говорю. А если не схватят там, то нас должны будут арестовать здесь. Поэтому нам нужно принять все необходимые меры на тот случай, если мы не вернёмся. Или — если вернёмся ни с чем. То есть, обеспечить безопасность родным и близким.

Последовавшее молчание говорило, что такой резкий поворот событий требовал серьёзных размышлений. Необходимо было принять, как данность, что они больше не увидят своих...

— Здорово! Получается, у нас будет только один шанс! — воскликнул Рон. Его щёки запылали от возмущёния тем, что судьба, как всегда, предоставила слишком призрачную возможность для спасения.

— Да, Рон. Только один, — согласился Гарри.

— Мы справимся, Гарри, — сказала Луна, и её спокойный голос немного разрядил обстановку.

— И что нам даст эта акция? — спросил Невилл.

— Мы захватываем президента и его помощников, заставляем их выступить с открытым заявлением о прекращении подготовки к войне и сесть за стол переговоров с соперничающей державой.

— Думаешь, это поможет? — засомневался Рон. — Всем известно, что их президент — конченный болван. Кто его будет слушать? Страной давно управляют другие люди.

— Это верно. Но, во-первых, это даст нам время, которого с каждым днём, да с каждым часом всё меньше! А во-вторых, — тут Гарри тяжело вздохнул, — в общении с тамошними магами у нас будет очень хороший козырь. Под угрозой разоблачения мы заставим их слушать себя! Пусть президент — болван, но ему будет интересно узнать, что у него под носом бродят настоящие волшебники.

— Ты хочешь нарушить "Статут о секретности?" — с тревогой спросил Невилл.

— Кому нужен этот Статут, когда не сегодня-завтра весь мир полетит в тартарары?!

— Хорошо, допустим эти маги прислушаются к нам. Что это даст? — снова спросил Невилл.

— Это даст нам шанс прекратить безумие сообща, а не только — силами АД. Согласись, если нас будет не двадцать, а две тысячи, решать невыполнимые задачи станет гораздо веселей.

— А если они... не согласятся? — не унимался Невилл.

— У них не будет выбора. Когда полиция начнёт шерстить магические поселения, им ПРИДЁТСЯ принять наши условия.

— Как шерстить? А магглооталкивающие чары? Как полиция их сможет снять?!

— Их снимет не полиция, — ответил Гарри, твёрдо глядя Невиллу в глаза.

— А кто? — с недоумением проговорил тот.

— Мы.

— Что?! Мы?! Но это же... предательство! Мы не можем! Это противоречит всем законам! Могут погибнуть люди! Маги!

— Выбирай, Невилл, — жёстко сказал Гарри. — Или пара десятков магов или ВСЕ.

«Браво, Гарри!»

«Браво, Гарри».

Этот голос в его голове...

«Что тебе нужно? Почему сейчас? Как это... не ко времени».

— Когда мы начинаем? — деловито спросила Гермиона.

Гарри благодарно посмотрел на неё. Из всего штаба АД она единственная принимала его решения без возражений и сомнений. Но Гарри совсем не был уверен, что она поддержит его в решающий момент, когда надо будет проявить жёсткость или даже жестокость. Одно дело воевать против Пожирателей смерти, против истинного врага. Другое — против своих же магов.

Война против своих — это война против всех.

Но иначе он не сможет никого убедить. Он ВЫНУЖДЕН насаждать разум силой.

— Послезавтра ночью. У нас два дня на проработку деталей и на то, чтобы спрятать семьи.

Поздней ночью члены штаба АД ждали неподалёку от президентской резиденции. В здании светилось несколько окон — единственное, что можно было разглядеть с этого расстояния, да во мраке выступал силуэт самого дворца с куполообразной крышей: ночные подсветки были убраны — в последнее время правительство придерживалось режима экономии электроэнергии.

Вдруг в одном из окон загорелся голубоватый свет, погас, потом загорелся вновь. Это был условный сигнал, означающий, что нужная персона находится внутри и в данный момент готовится ко сну.

— Вперёд, — скомандовал Гарри, и пять тёмных фигур бесшумно двинулись в сторону дома, а потом вдруг растворились в темноте.

Одинокий прохожий, почувствовав что-то неладное, вздрогнул, остолбенел и торопливо пробормотал: «Господи, спаси и сохрани».

Перекрестившись, он поспешил покинуть это место, на ходу приговаривая: «Надо меньше пить».

Было решено не трогать внешнюю охрану, а пройти сквозь неё под дезиллюминационными чарами. Как только группа приблизилась к решётчатому забору, сработала лучевая сигнализация внешнего периметра, отключить которую не представлялось возможным. Однако на этот счёт была припасена одна идея. Когда пространство пронзил противный звук, Гермиона бросила у забора шарф из настоящей ангорской шерсти, а потом трансфигурировала его в овцу. Прибежавшие охранники с недоумением уставились на животное, и долго соображали, откуда на лужайке перед президентским дворцом появилось столь экзотичное для этих мест создание. Один из стражей предположил, что у овцы под шерстью спрятано взрывное устройство, поэтому необходимо вызвать спецподразделение. Так и было сделано. Начальник охраны приказал не спускать с животного глаз и на всякий случай велел усилить бдительность. К овце было приставлено шесть человек. Под прицелами пистолетов она жалобно блеяла.

Пока животное привлекало к себе повышенное внимание, Гарри вместе с остальными членами АД незаметно проникли на первый этаж здания. Внутренняя охрана была посерьёзнее внешней, поэтому пришлось наводить на людей Империусы и Обливиэйты. Электронные системы безопасности внутренних помещений были отключены заранее.

В назначенном месте на первом этаже их должен был ждать Даймон Фицпатрик, которому Гермиона поручила незаметно следить за перемещениями президента и его семьи. Именно он подавал им условный сигнал.

Гарри издал свист-пароль, и из темноты вышел маленький темноволосый человек и сказал:

— Приветствую, господа. Рад вас видеть.

Гарри кивнул и сказал:

— Здравствуйте, Даймон. Обойдёмся без обмена любезностями. Покажите, где сейчас президент? — и сунул ему под нос план здания.

— Вот здесь, — сказал ирландец и ткнул коротеньким дрожащим пальцем в место на карте.

— Третий этаж, правое крыло. Отлично, — сказал Гарри и тут заметил, что коротышка бледен, как мел. — Вы пойдёте с нами.

— Но мы так не договаривались! — испуганно зашептал Фицпатрик.

«Осторожно, Гарри. Ему нельзя доверять!»

«Тебя мне ещё не хватало! — в сердцах подумал Гарри, когда вдруг услышал ЭТОТ голос. — Будь добр, заткнись!»

«Я серьёзно, Гарри. Он тебя предал!»

Гарри снова глянул на ирландца — тот засуетился и посмотрел на Гермиону в поисках поддержки.

«Предал? Или нет? — подумал Гарри и вытер со лба холодный, липкий пот. — Что делать? Времени на принятие решения почти нет».

— Гарри, мы действительно так не договаривались. Операция очень опасна, а у Даймона — семья, — вступила в защиту ирландца Гермиона.

— Да-да-да! У меня — трое ребят!

Гарри почти придавил коротышку взглядом. Почему он так бледен? А может, действительно...

— Ты пойдёшь с нами в ту самую комнату, куда показал, — жёстко сказал Гарри. — Или пожалеешь...

Фицпатрик побледнел ещё больше и обречённо кивнул.

Медленно, как будто чугунными ногами, он пошагал к лифту. Гарри пошёл следом, не обращая внимания на осуждающий взгляд Гермионы. Остальные последовали за ним с палочками наизготовку.

На третьем этаже Гарри распорядился, чтобы ирландец шёл впереди, а остальные — цепочкой чуть поодаль. Так у них будет шанс спастись в случае нападения.

Теперь коротышка быстро перебирал ножками, дёрганно оглядываясь на портреты, развешанные по стенам. Гарри нацелил палочку прямо ему в спину.

«Чем чёрт не шутит, а вдруг правда — предал», — думал Гарри.

«Правильное решение!»

«Заткнись!» — приказал Гарри ЭТОМУ голосу.

Коротышка замедлил шаг, остановился и вдруг завопил:

— Они меня убьют!!!

И с неожиданной прытью припустил по коридору, а потом исчез за одной из дверей.

И в ту же секунду из-за портретов стали выскакивать люди в мантиях и с волшебными палочками. Три... шесть... восемь... Гарри насчитал человек десять, не меньше.

— Буэнас ночес, мистер Поттер, — вальяжно проговорил один из них, высокий и смуглый, и, по всей видимости, — главный. — Странное место вы выбрали для ночных прогулок.

Он довольно оглядел заговорщиков и усмехнулся.

— Приключения закончились, господа британцы. Сдавайте ваши палочки, — сказал он и встал в наполеоновской позе.

Гарри огляделся. Десять человек — не так много. Раскидать эту шайку тренированным бойцам АД в узком коридоре — дело пяти минут. Вопрос в том, сколько их будет ещё?

— Имейте в виду, здание оцеплено нашими людьми. Аппарировать здесь нельзя, так что сбежать вам не удастся.

«Он блефует! Гарри, не слушай его! Посмотри, у него руки дрожат!»

Гарри глянул на смуглого — действительно, у того слегка подрагивали руки.

— Что ж, если так, — сказал Гарри сокрушённо, — мы сдаёмся.

И протянул смуглому свою палочку.

Тот широко улыбнулся и сделал шаг навстречу. И он, и сопровождающие его люди явно расслабились.

«А вот это вы зря!» — подумал Гарри и мысленно завопил «Ступефай!», направляя палочку на смуглого.

Тот даже не успел изумиться, как красный луч опрокинул его навзничь. Оставшись без предводителя, толпа магов растерялась, а бойцы АД в миг обезвредили противника.

— Уходим! — крикнул Рон и побежал к выходу, перескочив через распластанное тело поверженного мага.

— НЕТ! — властно крикнул Гарри. — Мы идём за президентом!

— Но, Гарри, сейчас здесь будет целая толпа авроров!

— Мы успеем, — тихо сказал он и кивнул в сторону президентских покоев. — Идём.

Гарри первый побежал по коридору, а за ним, бросив на Рона растерянный взгляд, помчалась Гермиона.

Невилл и Луна отправились следом. Рон поморщился и сжал губы, а спустя миг — побежал за ними.

Гарри ворвался в президентскую спальню и... застыл на месте — комната была пуста. Постель была аккуратно заправлена, словно никто и не собирался ложиться. Вещи были в полном порядке, а на мебели лежал тонкий слой пыли. Похоже, спальня пустовала не меньше недели, и за это время никто даже не удосужился стереть пыль. Где прислуга?!

Гарри побежал по коридору, открывая «алохоморой» все двери. Двери с треском распахивались, но за ними не было ни души. Лишь в одной из комнат Гарри услышал странный шорох. Прислушавшись, он сделал резкий выпад палочкой в сторону платяного шкафа. Створки распахнулись, и обнажили спрятавшееся в нём и дрожащее, как осиновый лист, содержимое — Даймона Фицпатрика.

— Не убивайте меня! Пожа-а-алуйста..., — заверещал ирландец.

Гарри схватил его за шкирку и закричал:

— Где все?! Где президент?!

— А вы меня не убьёте? — с надеждой спросил коротышка.

— Говори! — он приставил палочку к горлу Фицпатрика.

— Он, он в бункере. Да-да, в подземном. Уже неделю как уехали, с семьёй. И-и-и охрана, и прислуга, и в-в-все секретари и помощники. Все, все уехали!

— Где этот бункер?!

— Я-я не знаю. И никто не знает. Никто. А если кто и знал, того уже нет в живых. В-война ведь... вот-вот начнётся.

— Легилименс! — произнёс Гарри, проникая в мысли ирландца.

«Он не врёт. Охрана защищает пустое здание. Операция изначально была провальной. Меня «сделали», как мальчишку. Всё кончено».

«Нет, не кончено, Гарри! У тебя ведь есть другой план. Я же знаю!»

«Всё-то ты про меня знаешь».

— Что мы будем делать, Гарри? — спросила Гермиона. — Возвращаться? Или прятаться?

— Надо уходить, — тихо сказал Рон.

— Да, уходим, — скомандовал Гарри, и они покинули президентский дворец, едва успев избежать встречи с местными аврорами.

* * *

Спустя пять минут, штаб АД собрался в условленном месте, которое было скрыто от непосвящённых сильнейшими чарами.

— Вопрос остаётся актуальным. Что нам теперь делать? — начала Гермиона.

Никто ей не ответил. Гарри сидел, опустив голову; Невилл, сцепив руки, смотрел в окно; Луна задумчиво изучала рисунок на обоях, а Рон стоял, облокотившись о дверной косяк, и старался не смотреть на друзей. В комнате воцарилась растерянная тишина.

— Мы возвращаемся домой и объявляем всеобщую эвакуацию, — вдруг сказал Гарри, не поднимая головы. — Надо успеть спасти кого можно. Если ещё будет можно.

За этими словами вновь последовало молчание. Только оно было другим. Так молчат, когда кто-то говорит нечто совсем неприемлемое.

— Но как?! — спросил Невилл. — Нас ведь схватят.

— Ничего, отобьёмся. Я своих ребят подключу, — сказал Гарри будничным тоном, как будто то, что они возвращаются — дело решённое.

— А как ты объявишь об эвакуации? Это ведь не просто взять и указ издать! Там чары всякие нужны. И чтобы люди тебе поверили. Такие возможности есть только у министра! — возразил Рон. — А ты — всего лишь начальник аврората, да и то, наверное, уже... бывший.

— Значит, Гарри должен стать министром, — как всегда, отрешённо и спокойно сказала Луна.

Рон фыркнул, Невилл удивлённо открыл рот, а Гермиона посмотрела на Луну так, как смотрят на ребёнка, ляпнувшего чушь.

— Ты права, — отозвался Гарри, поднимая голову. — Если объявить эвакуацию может только министр, значит, я им стану.

«Слова не мальчика, но — мужа».

«Заткнись, Риддл!»

«О, что я слышу, ты уже не боишься называть меня по имени?»

«Пошёл ты!»

«Куда ж я пойду, Гарри?»

Стылым ранним утром Гарри и остальные стояли перед входом в министерство магии. Но войти так и не успели, потому что путь им преградили авроры во главе с Дженкинсом.

— Поттер, — сказал старший аврор, — тебя приказано арестовать по обвинению в международном терроризме. То же самое касается твоих спутников. Прошу сдать волшебные палочки и следовать за мной.

Он шагнул к Гарри, и в тот же миг толпа авроров окружила всю группу.

Гарри цепким взглядом ухватил среди них парня по имени Хьюго и едва заметно кивнул ему. Тот понимающе кивнул в ответ. Хью был самым преданным ему человеком в аврорате и не раз доказывал это делом. Рядом с ним стояли и молча ждали приказа ещё шестеро ребят из тех, кому Гарри доверил бы свою жизнь, не задумываясь. С такой поддержкой ему удастся переломить ситуацию. Явных противников — «стариков», прослуживших в магической полиции не менее пяти лет, было семеро, включая Дженкинса.

Семь на семь. Судьба, как всегда, улыбалась Гарри.

— Нет, Дженкинс, это ты сдашь мне свою палочку и не будешь путаться у меня под ногами, — веско произнёс Гарри и протянул к старшему аврору руку. — Я жду.

Тот зло прищурился и зашипел, кривя губы:

— Я знал, что ты просто так не сдашься, Поттер. Но на этот счёт у меня есть особое указание Визенгамота. Мне разрешили использовать против твоей шайки непростительные заклятья...

«Вот даже как! — подумал Гарри. — Здорово же они тут переполошились».

— ...Так что, хватит пререкаться. Ты мне уже не начальник. Я всегда знал, что таким психам, как ты, — место в Мунго, в смирительной рубашке.

«Гарри, ты теряешь время! Заткни ему рот!»

Но Гарри всё ещё пытался решить проблему мирным путём. Спокойным, ровным тоном он произнёс:

— Дженкинс, я не хочу с тобой драться. Просто прошу по-хорошему — уйди с дороги. У меня куча дел, в том числе и по спасению твоей задницы.

— Взять его! — скомандовал Дженкинс, и на Гарри посыпались красные молнии.

Гарри успел отбить две и уйти с линии огня.

— Хью! — крикнул он. — Останови их!

Хью тут же «подсёк» стоявшего рядом с ним «старика». Другие молодые авроры взяли на себя остальных.

Почувствовав, что путь свободен, Гарри рванул к телефонной будке, из которой можно было попасть в атриум Министерства магии. Рон, Гермиона, Луна и Невилл забежали в будку вслед за ним, и скоростной лифт понёс их вниз.

* * *

В атриуме было, как всегда, многолюдно. Они ворвались в зал и бросились к ближайшему камину, чтобы попасть прямо в кабинет министра. Гарри опасался, что к его появлению будут перекрыты все входы, но был приятно удивлён.

«Либо не успели, либо они меня недооценивают», — подумал он, врываясь к Кингсли.

Министр сидел за столом и, увидев Гарри, встревожено нахмурился.

— Поттер?! — воскликнул он, вставая и хватая палочку.

Гарри быстро указал Рону и Невиллу на камин и дверь, чтобы они держали входы под прицелом, потом подошёл к министру и, глядя ему прямо в глаза, заявил:

— У тебя есть последний шанс, Кингсли. Война начнётся через считанные дни, а может, и часы. Мы ещё можем спасти людей. Объяви о всеобщей эвакуации.

Министр нервно оглядел каждого из группы Гарри, тяжело вздохнул и проговорил:

— Я знал, что этим кончится, Поттер. Твоё безумие зашло слишком далеко. Однако я до последнего часа надеялся, что ты образумишься. Но теперь вижу, что зря.

— Думай, что хочешь, Кингсли. Только послушай меня! Всего лишь один раз сделай, как я прошу!!! Потом можешь запереть меня в Азкабан или в Мунго на всю оставшуюся жизнь!

Кингсли весь напрягся, как тигр перед прыжком; но вдруг, словно решив про себя, что лучше не усугублять, он, не сводя настороженных глаз с Рона и Невилла, медленно сел на стул. Потом перевёл взгляд на Гарри и спокойно, с интонацией человека, привыкшего владеть ситуацией, спросил:

— Хорошо, и как ты себе представляешь проведение этой... эвакуации?

Гарри открыл было рот, но его прервал Голос:

«Гарри, он тянет время. Не поддавайся! Он тебя не послушает! Он ждёт авроров. У тебя есть только одна возможность. Используй её!»

«Заткнись!» — мысленно посоветовал Голосу Гарри и сказал, обращаясь к Кингсли:

— Часть людей мы эвакуируем в подвалы Гринготтса, часть — в подземелья Хогвартса; я думаю, там разместятся, в основном, женщины и дети, учитывая уровень защиты школы и налаженные поставки продовольствия. Все основные социальные институты, включая госпиталь Мунго, переберутся сюда, в Министерство — в его подземных помещениях достаточно места. Кроме того, надо эвакуировать всех волшебных тва...

Гарри не успел договорить, потому что в камине появился растрёпанный Дженкинс, а в дверях — несколько запыхавшихся авроров.

Кингсли приподнялся из-за стола, а Дженкинс под прицелом палочки Невилла заорал:

— Министр, это измена! Часть авроров встала на сторону Поттера!

И вдруг из-за двери и из камина высыпала толпа людей и заполнила собой комнату.

В следующие несколько секунд в довольно просторном кабинете министра набилось столько народу, что стало трудно дышать. Это были, в основном, сотрудники аврората. Те, что помоложе, встали рядом с Гарри, с волшебными палочками наизготовку. «Старики» стояли напротив и с холодной и мрачной решимостью смотрели на мальчишек. В сгустившейся атмосфере помещения явственно ощущалась угроза.

— Поттер, немедленно прекрати! — зло и испуганно зашипел Кингсли. — Вели своим людям опустить палочки, и мы всё обсудим миром.

«Не верь ему, Гарри! Действуй сейчас или проиграешь!»

— Кингсли, я пытался поговорить с тобой миром много раз. Безрезультатно. А теперь хватит разговоров! Ребята, — обратился Гарри к аврорам, — слушай мою команду: арестуйте министра за саботаж!

— Гарри, нет! — воскликнул Невилл, но его крик потонул в других возмущённых и испуганных возгласах, в свисте и шипении красных и жёлтых лучей: «старики» среагировали молниеносно — целый сноп заклятий полетел в сторону Гарри и его союзников.

Хью и другой молодой аврор безжизненно упали к ногам Гарри.

«Нет!» — мысленно закричал он себе и подскочил к Кингсли. Обхватив министра за шею и приставив к его виску палочку, Гарри закричал:

— Всем не двигаться!!! Или я его убью!

Люди изумлённо застыли. Казалось, то, что сделал Гарри, было последним, что каждый из них мог ожидать.

Гарри крепче прижал к себе Кингсли и громко и внятно произнёс:

— Опустите палочки!

Люди стали растеряно переглядываться.

— Я сказал: опустить палочки! Живо!

Медленно и неуклонно руки опустились вниз.

— Рон, Гермиона, Невилл, заберите палочки у министра и старших авроров!

— Поттер, ты за это ответишь, — пробормотал отошедший от шока Кингсли, отдавая палочку Гермионе. — Ты же — полный псих!

— Молчать! — яростно крикнул Гарри.

Рон, Гермиона и Невилл, не менее растерянные, чем их противники, забрали у них палочки и попрятали в карманах.

— Луна, посмотри, как там Хью, — приказал Гарри.

Луна подошла к молодому человеку и пробормотала: «Энервейт». Потом — привела в чувство второго.

Оба молодых аврора встали, настороженно озираясь. Медленно до них дошло, что ситуация в корне изменилась.

— Что теперь? — спросил Невилл, исподлобья глянув на Гарри.

— Накладывайте на них Империус, — приказал Гарри, кивая в сторону «стариков».

Несмело поднялись руки с волшебными палочками, и нестройный хор голосов произнёс:

— Империо...

«Молодец, Гарри!»

«Отвали, Риддл!»

— Ты выиграл этот раунд, Поттер. Но со мной Империо не пройдёт, — оскорблено пробормотал министр.

— Я знаю, Кингсли, что ты не поддаёшься Империусу. Так же, как и я, — Гарри горько усмехнулся. — В том, что произошло, ты виноват не меньше, а может, и больше меня. А ведь я пытался тебя вразумить. Так что, теперь не мешай мне.

— Что ты сможешь сделать? Неужели ты думаешь, что ты и твоя... хунта продержитесь у власти хотя бы час? Это глупо.

— Глупо зарывать голову в песок и делать вид, что всё отлично. Хватит разговоров! — закричал Гарри и направил палочку прямо в лоб министру. — Силенцио! Инкарцео!

ОН закинул связанного и онемевшего Кингсли в кресло и обратился ко всем остальным:

— Слушайте все! Министр низложен. Я объявляю в стране чрезвычайное положение. С этого дня Визенгамот распущен. Все, кто попытается собрать его заседание, должны быть арестованы и посажены в Азкабан. Это ясно?!

Присутствующие дружно и покорно закивали.

— Теперь главное. Мы начинаем всеобщую эвакуацию...

Чуть позже, когда рядовые авроры во главе с Хьюго отправились по приказу Гарри наводить новый порядок, в кабинете остались только члены штаба АД. Гарри по специальному каналу связи вызвал к себе руководителей основных отделов министерства.

«Раунд номер два», — мысленно настроил он себя, пребывая в ожидании.

Ждать пришлось долго. Министерские чиновники не торопились «предстать пред очи» нового начальства.

«Они не придут, Гарри!»

«Покажи им свою силу, Гарри! Не давай спуску!»

— Ну, ладно, — сказал Гарри и встал.

В этом «ну, ладно» было столько угрозы, что Гермиона и Невилл с беспокойством переглянулись, Рон насупился, а всегда спокойная Луна прижала руки к груди, как будто защищаясь от этого нового, неизвестного ей Гарри.

— Пойдём, — приказал Гарри и взмахом палочки приподнял с кресла безмолвного, связанного Кингсли. — Покажем им.

Ворвавшись в кабинет начальника финансового департамента, Гарри с ходу крикнул:

— Экспеллиармус! — и палочка сидящего за столом волшебника полетела к нему в руку.

Гарри взмахом своей палочки буквально закинул на стол обездвиженное тело Кингсли — чиновник испуганно вздрогнул, бумаги слетели на пол, из упавшей чернильницы вылилась чёрная лужица.

— Мистер Бэйкер, разве я не приглашал вас в кабинет министра? — обратился Гарри к чиновнику елейным тоном, сквозь который явственно слышалась сдерживаемая ярость.

Бэйкер ошалело уставился на Кингсли, встретился с ним взглядом и нервно сглотнул.

— Я, я-я..., — начал он.

— Видите, что бывает, когда не выполняют мои распоряжения, — сокрушённо проговорил Гарри, указывая на тело поверженного министра. — Вы ведь не хотите, чтобы с вами случилось то же самое?

— Нет, — быстро ответил Бэйкер. — Я сейчас же прибуду куда следует.

— Отлично. Я буду ждать. С нетерпением. Там же получите свою палочку, — сказал Гарри, не спуская с него глаз.

Бэйкер испуганно закивал, порывисто встал и стал суетливо собирать бумаги, как будто готовил их для доклада начальнику.

Гарри наложил на Кингсли «Мобиликорпус» и отправился с ним в следующий кабинет. В коридоре его догнал Рон. Первый шок от стремительных действий друга прошёл, и Рон уже мог внятно сформулировать свои мысли:

— Гарри, ты что творишь? — возмущённо зашептал он. — Это же... нелепица какая-то!

— Нелепица?! — воскликнул Гарри, резко останавливаясь и пронзая друга взглядом. — Ты что, Рон?! Какая нелепица? Если мы сейчас всё оставим как есть, нас просто арестуют! И кто тогда спасёт их всех? А?! — он поводил рукой, как будто приглашая Рона лицезреть окружающих. — Ты же видишь, они слепы! Они ничего не знают и не хотят знать! Они сдохнут, если мы их не вытащим!

— Я согласен, согласен! — пошёл на попятный Рон. — Но можно же как-то по-другому... Не так жёстко.

— Я пытался по-другому, — проговорил Гарри с тихой злостью в голосе. — Мы все пытались, разве ты не помнишь? Мы целый год пытались достучаться до них. Всё без толку! А теперь у нас нет времени на уговоры. Поверь мне, я чувствую, ОНО вот-вот начнётся! И если мы сейчас не поторопимся — всем хана, понимаешь?!

— Откуда ты можешь знать наверняка?! — недоверчиво воскликнул Рон, но увидев ярость в глазах Гарри, осёкся и продолжил примирительным тоном: — То есть, я к тому, что ещё же ничего не ясно... Может быть, ничего и не будет, а?

Гарри весь напрягся и, прожигая Рона взглядом, холодно сказал:

— А если будет? Если будет, Рон? Что тогда? Кого мы будем обвинять в том, что знали и ничего не сделали?!

Рон молча опустил глаза.

— Обвинять уже будет некого, — сам себе ответил Гарри и вдруг взял Рона за плечо. — Ты должен быть со мной, Рон. Я на тебя надеюсь... Пойдём.

Гарри быстрым уверенным шагом направился к кабинету начальника департамента Чар и, широко раскрыв дверь, вошёл туда, как хозяин. Нелёгкая внутренняя борьба отразилась на лице Рона, но он вошёл следом.

Гермиона и Луна остались ждать в коридоре, нервно поглядывая на ссутулившегося и бледного Невилла.

В коридоре стояла гнетущая тишина. Обычно многолюдное и жужжащее, как улей, министерство теперь словно вымерло — люди прятались по кабинетам в ожидании грядущих перемен.

— Как-то всё не так, — сдавленно пробормотал Невилл. — Всё не так.

Хриплый, бесцветный голос выдал, какой раздрай творился в его душе.

— А что ты хотел, Невилл? — спросила Гермиона, быстро глянув на Луну. — Что они так просто отдадут власть?

— Мы ведь никого не убили, не покалечили, — сказала Луна, как обычно пугая своей откровенностью. — Все живы. Только министр слегка пострадал, но он это переживёт.

— Мне кажется, что это — только начало, — мрачно предсказал Невилл и тяжело вздохнул. — Жертвы ещё будут. Я боюсь, Гарри не владеет собой.

— О чём ты, Невилл? Гарри делает всё, что может, и даже больше. Если бы не он и его люди, у нас бы ничего не получилось, — отчитала Невилла Гермиона и опять быстро глянула на Луну, словно ожидая от неё кивка или ободряющего взгляда.

Но Луна задумчиво смотрела на Невилла; казалось, она анализирует его слова, сообразуя их с собственной логикой.

В этот момент из кабинета вышел Гарри и решительно направился в следующий. Связанный Кингсли безвольно плыл за ним по воздуху. Следом из-за двери выглянул Рон. Лицо его словно враз постарело, а в глазах застыло выражение угрюмого неприятия всех произошедших перемен.

Гермиона заглянула в кабинет департамента Чар и увидела там человека, который блевал прямо на стол.

— О боже, что произошло? — испуганно спросила она мужа.

— Он наложил Круцио, — тихо ответил Рон и мрачно глянул в спину Гарри.

— Кто наложил? — не поняла Гермиона.

— ОН, — ответил ей муж и кивнул на Гарри.

Гермиона недоверчиво нахмурилась.

«Экспеллиармус» — послышалось из кабинета, в котором скрылся Гарри, и буквально через несколько секунд там загромыхало, как будто уронили что-то тяжёлое.

Друзья подбежали к двери, но никто из них не решился войти внутрь, словно они боялись увидеть, как их мальчик-который-выжил измывается над кем бы то ни было.

Дверь открылась, и из комнаты вышел взлохмаченный Гарри. Он вздохнул, расправил плечи и бросил друзьям:

— Пойдём в кабинет министра. Сейчас все эти «бумагоделы» придут туда.

И зашагал вперёд, не оглядываясь на соратников и подгоняя палочкой тело Кингсли.

Они молча переглянулись и отправились за ним.

* * *

Через десять минут в кабинете министра стало многолюдно. Пришедшие руководители отделов и департаментов бросали испуганные взгляды на обездвиженного Кингсли, скованно сидящего в кресле.

Гарри, восседая за министерским столом, долго сосредоточенно оглядывал чиновничью гвардию и вдруг сказал:

— Итак, господа бюрократы, с сегодняшнего дня вы поступаете в моё распоряжение.

Нависла гулкая тишина. И лишь один седовласый колдун, возраст которого позволял ему ничего не бояться, сварливо прошамкал:

— А как же министр?

— Я думаю, министр не возражает. Правда, Кингсли? — обратился Гарри к связанному человеку в кресле.

Кингсли только злобно и обречённо прикрыл глаза.

«Второй раунд выигран, Гарри! Вчистую!»

«Пошёл ты, Риддл», — самодовольно подумал Гарри, развалившись на стуле.

* * *

Эвакуация, казалось, никогда не начнётся.

Люди не спешили покидать свои дома, увещевания и уговоры не помогали. Гарри, замучившись в бесплодном ожидании, приказал аврорам выпроваживать людей из домов силой и загонять в специально приготовленные терминалы, а оттуда их потом телепортировали в Гринготтс, Хогвартс или Министерство. Люди бунтовали и грозили аврорам расправой.

Нашлись проходимцы, которые воспользовались ситуацией. Каждый час поступали сведения, что мародёры обчищают брошенные дома. В Гринготтсе гоблины были вынуждены накрепко запечатать входы в отдельные хранилища, потому что в переполненном людьми банке участились случаи грабежа.

В Хогвартсе учителя едва справлялись с наплывом непрошеных гостей, возникали ссоры, склоки и даже потасовки. Домовики с трудом обеспечивали питанием возросшее население школы.

Министерство постепенно наполнялось орущими людьми, и сил авроров явно не хватало, чтобы сдержать народный гнев.

И во всех бедах обвиняли лишь одного человека.

* * *

Гарри шёл по атримуму среди галдящего, разномастного люда, под градом раздавашихся со всех сторон возмущённых возгласов.

— Когда это кончится?

— Кто тебе дал право?

— Диктатор!

— Мальчишка, возомнил о себе!

— Сколько можно здесь сидеть?!

— Ребята, айда отсюда!

— Посмотрите, он же — ничтожество!

Авроры изо всех сил сдерживали толпу, чтобы она не снесла его.

Гарри взобрался на бортик фонтана и закричал:

— Молчать!!! Все слушайте меня!

— Да кому нужно тебя слушать!

— Кто ты такой?!

Гарри усилил голос "Сонорусом" и объявил:

— Я — начальник аврората! И я взял на себя функции министра, потому что Шеклбот не в состоянии обеспечить вам защиту!

— От кого нас защищать? От свиного гриппа, что ли? — послышался насмешливый голос.

— Магглы готовятся к войне. К войне на уничтожение. Если вы выйдете наружу, вас убьют. Вы просто сгорите заживо со всем вашим скарбом! — продолжил Гарри.

— Да врёт он всё! Не будет никакой войны! Это он специально сделал, чтобы нашим имуществом завладеть!

Толпа вновь загудела.

— Будет война! — бросил Гарри в толпу, словно камень в воду.

— Даже если и будет, мы её и так как-нибудь переживём. В сороковых — выжили, и эту войну переживём!

— Не переживёте! В этой войне выживут только те, кто укроется под землёй. Когда начнутся бомбардировки...

— А когда? Когда они начнутся?

— Я не знаю, — устало ответил Гарри.

— Он не знает! Нет, вы посмотрите на него!

— Да он вообще ничего не знает!

— Загнал нас сюда, как кролей, и измывается!

— Ату его, ребята, и пошли по домам!

Толпа, всего две секунды назад внимавшая ему, вдруг стала неуправляемой. К Гарри стали подбираться озлобленные люди. Он сделал знак Хьюго, и группа авроров встала плечом к плечу на защиту своего предводителя. Однако нескольким мальчишкам не удалось сдержать натиск разъярённой братии.

Маги свирепо расправлялись с Хью и его командой.

Полетели заклятия.

Надо было что-то делать.

Гарри взмахнул палочкой, указывая на фонтан, и вода, слушаясь малейшего мановения его руки, полилась на толпу, как из брандспойта.

Раздались захлёбывающиеся крики, кто-то упал, на кого-то наступили, с кого-то слетела шляпа, кто-то сломал или потерял палочку. Гарри управлял потоком до тех пор, пока люди не отошли от фонтана на несколько метров.

Когда вода перестала течь, он оглядел притихшую толпу и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Никто отсюда не уйдёт! До тех пор, пока я не разрешу!

Потом сделал знак Хьюго, чтобы тот шёл за ним, и отправился в свой кабинет. Рон двинулся следом.

— Гарри, нам надо поговорить! — сказал он, когда они шли по коридору.

— Да, Рон, мы поговорим... Чуть позже, — бросил Гарри через плечо. — Заходи, Хью, — сказал он молодому аврору, и они вдвоём скрылись за дверью кабинета.

Рон униженно потоптался у двери и хотел было уйти, но остался и стал прислушиваться к разговору.

— То, что произошло, больше не должно повториться, — говорил Гарри. — Нужно выявить зачинщиков бунта и изолировать от всех.

— Хорошо. Только, куда их девать? Всё министерство буквально забито людьми, а к этим ведь ещё охрану надо приставлять, — сказал Хью.

— Тюремные камеры есть пустые?

— Да, вроде были.

— Вот туда их и засунь.

— Слушаюсь!

— И ещё. Возможно, нам придётся конфисковать у людей палочки, чтобы они не поубивали друг друга. Подумай, как это лучше сделать.

— Да, сэр!

— Ступай.

Хьюго вышел, едва Рон успел отпрянуть от двери. Аврор насмешливо посмотрел на Рона, сделавшего вид, что вовсе он и не подслушивал; и пошёл своей дорогой.

Рон хотел войти в кабинет к Гарри, но передумал и отправился к себе.

* * *

Гарри целый день решал текущие вопросы и раздавал указания. Необходимо было наладить каналы поставок продовольствия и ингредиентов для зелий на случай долгой блокады. Нужно было вести переговоры с другим магическим людом: гномами, кентаврами, великанами, русалками и ещё бог знает с кем, чтобы уломать их присоединиться к магам. Необходимо было решить вопросы о размещении людей и припасов... Да мало ли какие проблемы легли на плечи человека, который решил взять на себя ответственность за весь магический мир Британии! Гермиона и Луна изо всех сил помогали ему. Невилл отправился в Хогвартс, чтобы организовать эвакуацию его любимых оранжерей. Рон занимался вопросами безопасности.

Поздно вечером Гарри вспомнил, что Рон хотел с ним поговорить. Они в последнее время и без того мало виделись, а теперь совсем отдалились друг от друга. Только постоянные: «Да, миссис Уизли», «Слушаюсь, миссис Уизли», которые он слышал, когда Гермиона отдавала распоряжения, напоминали ему о том, что Рон где-то рядом.

«Пойду, поговорю с ним, — решил Гарри. — Заодно выясню, за что он на меня дуется».

Он подошёл к кабинету, где жили Рон с Гермионой, и собрался было распахнуть дверь со словами: «Ты хотел со мной поговорить?», как вдруг услышал:

— Гарри сошёл с ума! Он ведёт себя как какой-то... Волдеморт! Ты представляешь, сегодня он пытал в тюрьме какого-то бедолагу Круциатусом! Хотел выяснить, кто замышляет бунт! Обалдеть просто!

— Рон, я уверена, это была вынужденная мера! — раздался голос Гермионы.

— Вынужденная?! Герм, о чём ты говоришь?! Да скоро мы все под его дудку плясать начнём! А я не хочу!

— Рон, мы должны ему помочь! Иначе — какие же мы друзья?

— Друзья? Да разве МЫ — его друзья?! По-моему, он больше общается со своими архаровцами! Один этот Хьюго чего стоит! Настоящий бандит.

— Гарри доверяет ему.

— А я — нет! Такое ощущение, что он готов меня заавадить в любой момент...

Гарри поражённо стоял, слушая бешеное биение сердца: такого вероломства от Рона он никак не ожидал.

«Наслаждаешься? — спросил ехидный Голос. — Вот она — сладкая песня предательства!»

Гарри не нашёлся, что ему ответить. Даже привычное «заткнись» или «пошёл ты» не лезло в голову.

— Слушай, давай уедем, а? Заберём детей и махнём на острова, подальше отсюда, — послышалось из-за двери.

— Рон!

— Решайся, Герм!

— Нет, Рон. Это неправильно.

«А что ты хотел? Он ведь бросал тебя уже однажды», — сказал Голос.

Гарри всё ещё молчал. Слова Рона были ударом поддых.

«Ты должен его убрать. Выгнать, вытурить... убить. Потому что он — слабое звено».

«Выгнать Рона — что за крамольная мысль!»

«А ЕЁ ты должен оставить. Она тебе нужна».

«Отстань, Риддл. Я сам всё решу!»

Гарри взял себя в руки и постучал в дверь.

— Привет, — сказал он с деланной улыбкой, когда дверь открылась. — Не помешал?

— Заходи, Гарри, — гостеприимно отозвалась Гермиона, а Рон мрачно кивнул.

Кабинет был переоборудован под жилое помещение: в углу стояла двуспальная кровать, тумбочки, комод и умывальник. Теперь почти все министерские помещения выглядели примерно так же.

— Я хотел спросить, как Джинни с детьми, устроились?

— Да, всё нормально. В Хогвартсе за ними присмотрят. Там Луна и Невилл, — ответила Гермиона. — Чаю хочешь?

— Да, неплохо бы, — сказал Гарри, устало присаживаясь прямо на канцелярский стол.

— Ой, сахар кончился, — воскликнула Гермиона, заглядывая в сахарницу. Было похоже, что она изо всех сил борется с охватившим её смущением.

— Я принесу, — сказал Рон и резко сорвался с места.

— Да не надо! — крикнул ему вслед Гарри, но тот уже вышел за дверь.

Гарри вздохнул и ободряюще посмотрел на Гермиону.

— Устала?

— Нет... Хотя да, очень, — ответила она с вялой улыбкой.

— Посиди со мной, — предложил он, хлопнув по столешнице рядом с собой.

Гермиона села.

— Я тоже устал… Смертельно, — Гарри низко ссутулился, закрыв лицо руками.

— Да, я представляю, — посочувствовала ему Гермиона.

— Обними меня.

— Что? — не поняла она.

— Пожалуйста, обними меня. Мне очень тяжело.

В его голосе было столько усталости и горечи, что у Гермионы защипало в глазах. Она положила руку на его опущенные плечи, а потом запустила пальцы в непослушные чёрные волосы на затылке. Гарри приподнял голову и вдруг обхватил Гермиону и прижал к себе. Она смутилась и застыла, не зная, как реагировать.

— Гарри, что ты делаешь? — пробормотала она.

— Ты нужна мне. Очень, — прошептал он, крепче прижимая её к себе, и потёрся небритой щекой о её щёку.

— Гарри, ты что? — недоумённо спросила Гермиона, слегка отстраняясь.

— Обними меня. Пожалуйста, Герм, мне больше ничего не нужно! — жалобно прошептал он.

Она медленно и неуверенно обняла его за шею, и тогда Гарри неожиданно поцеловал её прямо в губы.

— Я всегда знал, что этим кончится! — раздался голос Рона.

Они синхронно повернулись к двери — Рон стоял на пороге. В руке у него на листе пергамента белел сахар.

Рон, презрительно усмехаясь и ни на кого не глядя, подошёл к столу; медленно, будто рассчитывая каждое движение, открыл крышечку сахарницы и стал ссыпать в неё белую горку...

Ш-ш-ших... Словно крупинки в песочных часах...

— Рон, это не то, что ты подумал..., — начала оправдываться Гермиона.

— Не надо, Герм, — Рон с болью глянул на жену. — Не будь жалкой.

— Скажи ему, Гарри! — обратилась Гермиона, повернувшись к виновнику ситуации.

Гарри сидел молча и пытливо смотрел на Рона.

— Гарри! — В голосе Гермионы сквозило отчаяние.

Гарри прищурился и отвернулся, но ничего не сказал.

— Рон, это — недоразумение! — воскликнула Гермиона. — Просто... Просто...

— Ты идёшь со мной? — вдруг с нажимом спросил её Рон.

— Что? — опешила она.

— Я не хочу знать, ЧТО тут между вами было. Мне даже не интересно, как долго это длится. Но ты — моя жена. Я ухожу. Ты идёшь со мной?

— Рон, я не... — растерянно пробормотала она, а потом обратилась к Гарри: — Скажи что-нибудь!

— Останься, Гермиона, — тихо сказал Гарри, просительно заглядывая ей в глаза. — Ты нужна здесь.

— Гарри, о чём ты говоришь? — удивлённо прошептала она сквозь слёзы.

— Пожалуйста, — ещё тише проговорил Гарри. Казалось, в его глазах сосредоточилась вся боль разлук, которые он испытал. — Не бросай меня.

— Ты идёшь?! — крикнул вдруг Рон.

Гермиона вздрогнула, слёзы потекли по её щекам.

— Я не могу, Рон, — надрывно произнесла она.

Рон резко выдохнул, схватил дорожную мантию и подошёл к двери. Там он замешкался, видимо, хотел обернуться... Гермиона сделала к нему шаг в надежде остановить, но он вышел, хлопнув дверью.

— Ро-он! — крикнула Гермиона, выбегая из комнаты.

Гарри осмотрел пространство нервным, блуждающим взглядом, потом резко встал и отправился следом.

* * *

В министерстве все камины были запечатаны, чтобы никто не сбежал. Действовал лишь один — в кабинете министра, но он находился под неусыпной охраной авроров. Очевидно, Рон мог покинуть здание только оттуда.

Гарри вошёл в кабинет в самый разгар событий.

— Рон, пожалуйста, останься! — уговаривала мужа Гермиона.

— Мистер Уизли, я могу выпустить вас только с разрешения мистера Поттера, — сказал стражник, преграждая Рону путь к камину.

— Выпустите его! — громко приказал Гарри, и все повернулись в его сторону.

Рон презрительно и горько усмехнулся и, оттолкнув недоумённого стражника, вошёл в камин.

— Рон! Гарри! Да что же это! — в отчаянии воскликнула Гермиона.

— Ты идёшь со мной?! — Рон резко протянул ей руку и замер в напряжённом ожидании.

Она расширенными глазами посмотрела на эту протянутую руку и застыла, не решаясь сделать выбор.

— Гермиона, — тревожно проговорил Гарри, — не уходи.

Она глянула на мужа — глаза её наполнились слезами — и сделала короткий шаг... назад.

Лицо Рона словно заледенело от горького разочарования. Не говоря ни слова, он исчез в зелёном пламени.

Гермиона обессилено упала в кресло.

Гарри стоял, не зная, что сказать.

— Зачем ты... его... отпустил? — спросила она, захлёбываясь плачем.

Гарри посмотрел на авроров — те переглянулись, пряча любопытство в глазах, — подошёл к Гермионе и сказал:

— Пойдём, поговорим в другом месте.

Она безвольно опустила голову. Тогда он схватил её за плечи и встряхнул.

— Гермиона, возьми себя в руки! Нам надо поговорить! Пойдём!

* * *

Он привёл её обратно в комнату, где только что разыгралась драма, и посадил на стул; а сам присел на стол напротив. Гермиона обхватила себя руками и молча сидела, тихо всхлипывая.

— Гермиона, — позвал Гарри.

Та не ответила и не пошевелилась.

— Гермиона! Посмотри на меня!

— Чего ты хочешь? — устало спросила она. Казалось, ей был безразличен его ответ.

— Пойми, мы не можем позволить себе распри. Всё слишком серьёзно. Я знаю, что Рон... хотел... уйти. Да, я знаю! И я считаю, что то, что произошло — к лучшему.

Она подняла на него глаза и нахмурилась. Теперь до неё стал доходить смысл сказанного.

— Да, к лучшему! — неуверенно произнёс Гарри, и было похоже, что он убеждает не столько её, сколько себя. — Он ушёл один, и при этом... никто не пострадал...

Такое неожиданное косноязычие выдало его волнение. Он наткнулся на её пронизывающий взгляд и стыдливо опустил глаза.

— Ты сделал это специально, — догадалась Гермиона. — Да?!

И посмотрела так, будто хотела услышать от него «нет».

— Я не хотел, чтобы он ломал себя. Ты же знаешь, если Рон решил уйти, его лучше не останавливать. А так у него... появился повод. Но я уверен, он вернётся. Он же всегда возвращается.

«Угу, как тараканы».

«Молчи, Риддл. Не до тебя сейчас!»

Гермиона с тяжёлым вздохом опустила голову на ладони, словно хотела спрятаться от тех обстоятельств, в которых оказалась по чужой вине.

— Из лучших побуждений, — тихо пробормотала она с горьким сарказмом.

«Зря ты ей признался. Надо было сказать, что она тебе давно нравится. А теперь она тебя возненавидит».

— Уходи, Гарри, — твёрдо сказала Гермиона.

«Ну? Что я говорил?»

— Гермиона..., — попытался успокоить её Гарри.

— Уходи, — прервала она его с отвращением.

«Малыш, ты должен что-то сделать. Оскорблённая женщина способна на многое».

— Прости меня, Герм.

— Я устала от тебя, Гарри. Иди.

— Ты же не бросишь меня? — с надеждой спросил он.

Она промолчала.

«Сделай что-нибудь!»

Он медленно подошёл к двери и сказал:

— Гермиона... Тот поцелуй... Это было... приятно.

Гарри вышел, а Гермиона схватила с пола старый башмак Рона и запустила ему вслед.

* * *

Гарри шагал по коридору, а в голове у него звучало:

«Приятно? Хм. В принципе, неплохо, на твоём месте я действовал бы более решительно. Женщина — всего лишь самка. Она покоряется сильнейшему. Тебе бы следовало подчинить её, пока не поздно. Иначе она может составить тебе оппозицию. А в твоем положении это — чревато трудностями».

«Гермиона никогда не пойдёт против меня».

«Нет, конечно, нет! Однако, там, где необходимо проявить силу, женщины часто проявляют... милосердие. И это их милосердие — штука слишком заразная».

«О чём ты мне тут толкуешь?!»

«Гарри, она должна принимать тебя таким, какой ты есть! Без оглядки на мораль и прочую чепуху! А это возможно только в одном случае! Ты ведь знаешь, о чём я...»

«Заткнись, Риддл! Заткнись навсегда!»

«Молчу, молчу. Только я должен напомнить тебе, что, следуя моим советам, ты всегда выигрывал».

«Это не так».

«Нет, так».

«Нет, не так! Твои советы — всего лишь трёп. Тебе просто доставляет удовольствие видеть, как люди подчиняются мне, а значит, и тебе».

«Думай, что хочешь, Гарри. Но запомни: в этой войне я всегда буду на твоей стороне. И не потому, что ты мне нравишься. А по очень простой и обыденной причине: умрёшь ты — умру и я. А я — хоть и осколок осколка души, но, как всё живое, стремлюсь к выживанию».

«Надо же, какие откровения! С чего бы?»

«У меня сегодня хорошее настроение — ты проявил себя блестяще! Там, где люди плетут долгие интриги, ты, со свойственным тебе везением, добился результата сразу. Чмок-чмок — и в дамки!»

«Издеваешься?»

«Нет, восхищаюсь».

«Хм».

«И вообще, подводя итоги, можно сказать, что мы с тобой — отличная команда».

«Вот ещё!»

«Правда, правда. И всё же... помни, что я говорил тебе... о милосердии».

* * *

Вдруг Гарри увидел бегущего навстречу Хьюго. Приблизившись, тот тревожно отрапортовал:

— Сэр, у нас проблемы.

— Что случилось?

— В Гринготтсе беспорядки. Похоже, там убили гоблина.

Гарри молча бросился к камину.

* * *

В подземелье Гринготтса было так же людно, как в министерстве. Дежурный аврор банка рассказал, что один из магов попытался проникнуть в запретное хранилище, убив гоблина-охранника. Рассерженные гоблины грозились запечатать все входы и выходы из подземелья, так что никто из людей никогда не смог бы выйти наружу. К тому же, они обещали прекратить поставлять людям продовольствие, которое добывали по своим каналам. В общем, ссориться с ними было чистым безумием. Попытка аврора договориться по-хорошему провалилась. Они заявили, что будут вести переговоры только с самим Гарри Поттером.

— Где грабитель? — спросил Гарри.

— Здесь, под стражей, — ответил ему аврор.

— Ладно, будут им переговоры.

* * *

Гарри отказался от сопровождения и вошёл в таинственные чертоги гоблинов один.

Подсвечивая себе путь факелом, он шёл по тесному подземному ходу, пока не достиг узкой двери, обильно украшенной странными символами. Неожиданно дверь распахнулась, и в проёме показался гоблин.

— А, мистер Поттер, — недружелюбно проскрипел он. — Входите.

Гарри вошёл и тут же ощутил на себе десятки колючих взглядов — комната была полна представителями подземного народца. Посреди комнаты стоял длинный стол, за которым восседали старейшины. Было холодно и неуютно.

— Я пришёл, чтобы выслушать ваши условия, — обратился он ко всем сразу.

— Наши условия просты, мистер Поттер, — сказал седобородый гоблин, сидевший в центре стола. — Смерть за смерть!

— Смерть за смерть! — повторили за ним остальные, вкидывая вверх остренькие кулачки.

Гарри внутренне похолодел и спросил:

— Что конкретно вы хотите?

— Мы доверяем вам, мистер Поттер. О вас отзываются, как о справедливом человеке. Так проявите справедливость!

— Да! Мы требуем справедливости!

Старый гоблин взмахом руки остановил крики и продолжил:

— Мы хотим возмездия.

— Вы хотите, чтобы я выдал вам виновника? — спросил Гарри.

— Нет, он нам ни к чему. Мы же не убийцы. Мы — свободный трудолюбивый народ, и нам чужды ваши человеческие страсти. Но виновник заслуживает смерти!

— Так чего же вы хотите?!

— Вы должны убить его сами и сегодня. Более того, вы должны устроить показательную казнь, чтобы никто больше не посмел поднимать руку на наших собратьев.

— Но это невозможно, — засомневался Гарри. — Сначала его надо судить!

— Нет. Нам не нужен ваш суд или то, что вы называете судом. Нам нужна справедливость!

— Да-да! Справедливость! — раздались отовсюду каркающие крики.

Старик-гоблин снова установил тишину резким взмахом руки.

— Подумайте, мистер Поттер, стоит ли нам затевать ссору из-за одного жадного негодяя? Гоблины и без вас проживут. А вот вы без нас — НЕТ!

* * *

Гарри вернулся в подземный зал, где его уже ждали остальные маги. Стоило ему войти, как жужжащая толпа разом притихла.

Гарри сцепил зубы так, что заходили желваки, окинул всех жёстким, пронизывающим взглядом и медленно взобрался на стол. Потом обратился к Хьюго:

— Приведите сюда этого урода.

Толпа расступилась, пропуская вперёд группу авроров, конвоирующую здоровенного бугая в изорванной мантии. Тот был красный от злобы и явно нетрезвый.

Гарри тяжело вздохнул и начал:

— За действия, повлекшие за собой смерть гоблина...

— Да имел я твоего гоблина в одной позе! — пьяно вскричал бугай.

Послышались смешки и возмущённый ропот.

— ... за попытку ограбления...

— Не грабил я! Наговор это! — снова возмутился тот.

— ... и действия, внесшие разлад в межэтнический союз волшебных народов...

— Не, видали? Я оказывается — террорист! — обратился бугай ко всем, нагло ухмыляясь.

В толпе захихикали.

— ... и по закону о чрезвычайном положении, ты... приговариваешься... к смертной казни!

Последовавшую за этими словами тишину разорвал крик:

— Да плевал я на тебя и на твой приговор! Адвоката мне!

— Приговор окончательный и приводится в исполнение немедленно! — громко завершил Гарри свою речь.

Казалось, немое удивление, окутавшее зал, можно было потрогать руками.

— Отойдите от него! — приказал Гарри своим людям.

Те послушно отпустили бугая и отошли. Он стал растерянно оглядываться в поисках поддержки. Гарри поднял палочку и медленно проговорил:

— Авада...

— Нет, Гарри! — раздался вдруг женский крик.

Гарри огляделся и заметил Гермиону, которая спешно пробиралась сквозь толпу застывших в изумлении мужчин. Добежав до бугая, она заслонила его собой и крикнула:

— Ты не можешь его просто взять и убить! Не можешь! Это — негуманно!

Бугай, ощутив поддержку от хрупкой женщины, закивал и пробормотал:

— Конечно, он не может! Есть же законы! Я требую разбирательства!

Люди очнулись от оцепенения, и с нескольких сторон раздались неуверенные возгласы:

— Да, нужно сначала разобраться!

— Правильно! А то так любого можно засудить!

— Кто он такой, чтобы выносить приговор?!

Гарри с тихим раздражением приказал Хьюго:

— Убери её!

Хью кивнул, подошёл к Гермионе и взял её за плечи.

— Пойдёмте, мисс Грейнджер.

— Отпусти меня! — возмущённо закричала Гермиона. — Меня зовут миссис Уизли!

— Конечно, мисс Грейнджер, — спокойно ответил Хью, уводя Гермиону из толпы.

Люди начали кричать уже во весь голос:

— Отпустите её!

— Пусть она говорит!

— Это не дело: из-за какого-то гоблина живого человека убивать!

«Гарри, пауза затянулась».

— Молчать! — крикнул Гарри толпе. — Сейчас не время распускать сопли! Гоблины требуют его смерти! И я должен его убить! Иначе вы все тут сдохнете от голода!

Он свирепо оглядел притихших людей, направил палочку на испугавшегося вмиг бугая и прокричал:

— Авада Кедавра!

Зелёный луч пронзил тяжёлое тело; мужчина осел, а потом с глухим стуком повалился на пол.

«...Я убил человека. На глазах у сотни свидетелей. На ЕЁ глазах!..

Скажи что-нибудь! Что-то типа: «браво, Гарри!» или «молодец, ты выиграл этот раунд!» Ну! Что молчишь?! Нечего сказать?

Как же мне погано... Убил... Из благих побуждений. Чтобы спасти остальных. Чтобы спасти тысячи, жертвуют единицами. Так говорит статистика. Только она не говорит, КТО должен ими жертвовать. А по всему получается, что жертвовать ими должен Я. На хрена мне это надо?! Что молчишь? А?!

И чем я тогда отличаюсь от тебя? Чем? Что строю из себя спасителя мира? А зачем его вообще спасать? Зачем раскалывать свою душу, чтобы вытащить этих безумцев, которые не видят дальше собственного носа? Ответь мне, Риддл! Что молчишь?»

«Ты всё? Закончил истерику? Если нет, то я могу подождать».

«Закончил».

«Вот и славно. А теперь я отвечу на твои вопросы. Как ты правильно заметил, люди слепы и не видят дальше собственного носа. Но мы-то с тобой — вполне зрячие. Зачем спасать, говоришь? Собственно, вопрос так же правомерен, как и глуп. Можно ведь и не спасать».

«Что?!!»

«Только обойдёмся без эмоциональных потрясений! У меня, знаешь ли, от них всё внутри сжимается от боли. А от этого я теряю ясность мысли. А мысли, в свою очередь, — единственное, что мне осталось. М-да... Так вот, совсем необязательно спасать... всех. Между прочим, Кое-кто собрал лишь каждой твари по паре и был весьма доволен собой».

«Знаешь, что?»

«Что?»

«Заткнись, Риддл!»

«Ну вот: то «скажи что-нибудь», то «заткнись»».

«Зря я вообще с тобой разговариваю!»

«Но ведь разговариваешь же! И я даже знаю, почему».

«Интересно, почему?»

«Потому что ни твоя прекраснодушная Грейнджер, ни её глуповатый муженёк, ни фанатичный до безумия Лонгботтом, ни, тем более, это белесое безобразие, которое ты называешь Луной... никогда тебя не поймут. А я — пойму. И знаешь, почему?»

«Не знаю и знать не хочу!»

«Потому что ты — Избранный, Гарри. А они — нет. Потому что ты, и только ты смог захватить власть и подчинить себе людей. А они — нет. Потому что только тебя слушают и тебе внимают люди. А им — НЕТ. Поверь мне, я пережил подобное на собственной шкуре, и все твои сомнения и метания мне уже знакомы, поэтому я понимаю тебя, как никто».

«Неправда! Ты никогда не был в моей шкуре! Ты никогда не ставил себе цели предотвратить войну! Наоборот! Ты всегда ХОТЕЛ войны! Тебе было наплевать, сколько погибнет людей!»

«Ошибаешься, Гарри! О Мерлин, как же ты ошибаешься! Я хотел захватить власть, да, и не отрицаю этого! Но для чего?! Я так же как и ты выступал против "Статута о секретности". Я хотел, чтобы маги управляли магглами. А почему, как ты думаешь, а, Гарри? Да потому что глупые магглы не способны управлять миром. Потому что они сами себя уничтожают! Да если бы у меня всё получилось, сегодняшней угрозы не было бы и в помине! Эх, Гарри, если бы можно было вернуть время вспять, я бы уж точно не позволил магглам развязать войну! И тебе не пришлось бы брать на себя ответственность за весь мир, как будто ты — их маггловский Господь Бог! Хотя их Бог очень любит сваливать свою работу на других и называть это миссией».

«Пусть так. Пусть мне предстоит миссия. Я не отступлюсь».

«Даже если придётся снова убивать? Хи-хи».

«Я больше не буду убивать».

«Звучит, как обещания школьника. Хи-хи-хи».

«Заткнись».

Гарри сидел в бывшем кабинете Кингсли и молча смотрел на огонь в камине. Диалог с осколком осколка души Волдеморта окончательно вымотал его. Он не спал почти двое суток. Перед глазами всё время стояла одна и та же картина: убитого им мужчину Мобиликорпусом переносят в другое помещение. С его большой толстой ноги неожиданно сваливается башмак и с громким звуком падает на пол: «Брямс!». Обнажается ступня в рваном носке. В дыре виден большой палец. Такой розовый и трогательный палец у такого огромного бугая. Толпа безмолвно провожает взглядами процессию. Люди смотрят на грузное тело и на торчащий из дырки розовый палец. Потом они расходятся по своим углам, не глядя на Гарри. Они его не осуждают, не ропщут. Они молчат. Лучше бы они на него кричали.

На Гарри наваливается чувство невыносимого стыда. Он вдруг ощущает себя огромным, грязным, вонючим зверем среди ягнят.

«Ну и пусть. Пусть. Всё это — ради них. Ради них».

Вошёл Хьюго.

— Сэр, прибыла делегация от волшебных существ. Они хотят с вами поговорить.

«Поговорить со мной. Поговорить с убийцей».

— Сэр, что им сказать?

— Где Гермиона?

— Она в нижнем секторе, там, где разместился госпиталь.

— Позови её сюда. Как придёт, пусть входит делегация.

Хьюго вышел, а Гарри стал мысленно готовиться к встрече с НЕЙ. С событий в Гринготтсе прошло почти полдня, а она так ни разу с ним не заговорила. Что ж, ждать, когда она начнёт первой, — не в его правилах.

Гермиона вошла, быстро и враждебно глянула на него и молча встала у стола, скрестив руки.

Открылась дверь, и в кабинет, цокая копытами, вошёл кентавр по имени Маргориан. Гарри был знаком с ним ещё с тех пор, как, будучи рядовым аврором, расследовал внезапную смерть сородича Маргориана в Запретном лесу. Тогда они слегка повздорили из-за того, что кентавры не желали делиться с людьми сведениями, которые здорово облегчили бы дело. Следом за кентавром вошёл представитель гномьего народа, затем — вампир и оборотень.

Вошедшие разбрелись по разным углам кабинета, демонстрируя непримиримое неприятие друг друга. Что ж, они хотя бы соизволили явиться — это уже был большой плюс. Другие народы проигнорировали приглашение.

— Вы звали нас, — надменно сказал Маргориан, высоко держа голову. — Мы пришли.

Гарри кивнул и, не вставая, начал:

— Я рад, что вы сумели отринуть давнюю вражду и явились сюда все вместе.

Кентавр презрительно повёл бровью, вампир нахмурился, оборотень цыкнул, облизав зубы; а гном молча вытаращил глазки.

— По закону о чрезвычайном положении, который в своё время выработал Визенгамот, все волшебные народы подлежат эвакуации вместе с магами, — продолжил Гарри. — Я предлагаю вам присоединиться к нам.

— Кентавры не подчиняются вашим законам! — воскликнул Маргориан. — Я не позволю магам спрятать нас в конюшне, как скот!

Возникла пауза, во время которой Гарри вскипел от ярости.

— Мы и не собираемся ставить вас в стойло! — зло воскликнул он. Конечно, надо было бы проявить больше дипломатичности, но ему до сизых чертей надоело уговаривать всех и вся. — Для вашего народа приготовлены специальные помещения! Пусть там не так вольготно, как в лесу, но зато вы останетесь живы, чёрт бы вас подрал!

Маргориан надменно и обиженно вскинул голову и раздул ноздри.

Вампир задумчиво почесал подбородок, оборотень глумливо осклабился, — похоже, кентавр его забавлял; гном же продолжал таращить глазки.

— То же самое касается и вас, — бросил Гарри, глядя по очереди на этих троих. — Естественно, если вы подпишете соглашение о ненападении на представителей других народов.

— Нонсенс, — подал елейный голос вампир. — Мы никогда не подписывали подобных соглашений.

Гарри не на шутку растерялся: это заявление сбило его с настроя.

— Это не так! — зазвучал вдруг девичий голос. Все обернулись и посмотрели в сторону, где стояла Гермиона. — Подобные соглашения подписывались дважды: в 1544 году, после Стоунхенджского инцидента и в 1914 перед первой мировой войной.

Получив неожиданную поддержку, Гарри обрадовано и вопросительно оглянулся на насупившегося вампира.

— Мисс Грейнджер — наш главный консультант по правовым вопросам. У неё — энциклопедические знания, — с достоинством пояснил Гарри.

— Благодарю вас, мистер Поттер, — сказала Гермиона, сделав особое ударение на слог «по». — Только впредь обращайтесь ко мне — миссис Уизли. — Она придала лицу давно знакомое Гарри выражение «я вас всех сейчас уем» и продолжила: — Согласно поправке номер три двадцать девять к закону о межэтническом сотрудничестве и сохранении волшебных популяций, которая, кстати, была признана вашими народами легитимной, в период крайней опасности и угрозы всеобщего уничтожения, вы ОБЯЗАНЫ ПРИНЯТЬ условия эвакуации, предложенные вам со стороны магов. Это, прежде всего: признание главенства магов над всеми остальными магическими видами и, как сказал мистер Поттер, принятие и выполнение соглашения о ненападении в течение всего срока действия чрезвычайного положения.

Гарри победно посмотрел на членов делегации. Внизу что-то пискнул гном, но на него никто не обратил внимания.

— Ну что ж, я передам ваши слова нашим старейшинам. И если дело действительно обстоит так, как вы говорите, миссис Уизли... Возможно, мы и пойдём на ваши условия, — уклончиво сказал вампир. — Однако же, я надеюсь, что мы не окажемся в положении доверчивых дурачков, — добавил он и подозрительно глянул на оборотня.

— А что, я тоже согласен подписать, — сказал тот и хищно улыбнулся, показав крупные жёлтые зубы. — Ради спасения своих шкур можно и потерпеть немножко, да, коняга? — с издевкой обратился он к Маргориану.

Тот в бешенстве встал на дыбы и чуть не задел копытами оборотня, который злобно оскалился. Гном спрятался под стол, а вампир хищно зашипел.

Гарри вскочил и вытащил палочку.

— Стойте! — крикнула Гермиона, вставая между ними. — Как парламентёры вы ведёте себя недопустимо! Надеюсь, мистер Шарпер, у вас хватит ума извиниться перед уважаемым мистером Маргорианом, иначе путь к эвакуации вашего народа будет закрыт! И я даже представить не могу, что за это сделают с вами ваши собратья, — произнесла она сквозь зубы.

Оборотень вдруг посерел и нервно передёрнулся. Немного потоптавшись на месте, он встал к кентавру полуоборотом и глухо пробормотал:

— Я извиняюсь.

Тот гордо вскинулся и промолвил:

— Мы, кентавры, великодушны. Но и наше великодушие небезгранично. Мистер Поттер, я подпишу соглашение. Но не раньше, чем это сделают... оборотни.

— Что?! — возмущённо взвился Шарпер. — Чего это вы после нас?! Тогда я тоже не подпишу, пока не подпишут они, — важно сказал он и указал на вампира.

Последнему, очевидно, сваливать было больше не на кого, как на представителя гномов; и вампир растеряно посмотрел на маленькое существо. Гном, задумчиво тараща на всех маленькие глазки, открыл было рот, но вмешался Гарри.

— Ну вот что, господа хорошие. Либо вы подписываете соглашение здесь и сейчас, либо мы с вами уже никогда не встречаемся. Причём, я боюсь, вообще никогда, — твёрдо заявил он.

После этих слов уламывать представителей магических народов стало легче. В итоге, благодаря усилиям Гарри и Гермионы, соглашение о ненападении было официально подписано всеми пятью сторонами в присутствии десятка свидетелей из числа видных представителей министерства. Последним свою визу поставил Гарри Джеймс Поттер.

* * *

Кентавр гордо процокал за дверь, за ним, шелестя мантией, прошествовал вампир, потом — оборотень; последним из представителей магических народов вышел гном.

Видные представители министерства гуськом потянулись к выходу...

Гарри и Гермиона остались одни и устало опустились в кресла.

— Я думаю, нас можно поздравить с историческим событием, — с вымученной улыбкой сказал Гарри и повернулся к Гермионе. — Ты как считаешь?

— За эти дни столько всего произошло, — не поднимая головы, грустно ответила она, и Гарри понял, что серьёзного разговора не избежать.

Он развернул к ней кресло и сел, почти вплотную касаясь коленями её колен.

— Гермиона, если бы не ты, ничего бы у нас не получилось, — сказал он тихо. — Как ты их уделала этой поправкой! — добавил он с улыбкой.

Она изучающее посмотрела на него.

— Спасибо... Я пойду, Гарри, — сказала она, вставая.

— Подожди! — Он схватил её за руки и усадил обратно.

— Чего, Гарри? Чего мне ждать?! — вдруг воскликнула она. — Пока ты ещё кого-нибудь не убь... — Она посмотрела на него с болью и разочарованием. — Как ты можешь? Как ты можешь улыбаться?

И тут Гарри прорвало.

— Как я МОГУ?! А что мне прикажешь делать?! Плакать? Сопли распускать?! Почему-то все вокруг знают, ЧТО мне надо делать! А вот я не знаю, что мне делать! — воскликнул он и резко встал. — Почему-то все уверены, что я стремлюсь к власти! Да если бы ты знала, как мне это всё обрыдло!!! — крикнул он, наклоняясь к ней.

Гермиона побледнела и вжалась в кресло.

— И я не могу, не могу НИ НА КОГО это всё взвалить! — Гарри стал расхаживать по комнате. — Ты думаешь, я получаю удовольствие от всего этого дерьма?! Как бы не так! Ты думаешь, я радовался, когда убивал этого урода?! Ты что, видишь радость на моём лице?!! Отвечай! Ну!!! — проорал он Гермионе в лицо, схватив её за плечи.

Она зажмурилась и отвернулась. Гарри резко отпустил её и, сдержав душившую его ярость, отошёл к камину. Опёршись рукой о каминную стойку, он опустил голову и стал молча наблюдать за всполохами огня.

Гермиона тихо встала и направилась к выходу.

— Не уходи, — хрипло попросил Гарри.

Она ничего не ответила и взялась за ручку двери.

— Не уходи! — громче повторил Гарри.

Она открыла дверь, и тогда Гарри подошёл к ней и с силой развернул к себе.

— Гермиона, пожалуйста, не бросай меня, — просительно проговорил он, заглядывая в карие глаза. — Меня все бросили. Невилл, Луна... Рон. Если уйдёшь и ты, я не знаю, что я сделаю!

— Невилл и Луна не бросили тебя, Гарри.

— Перестань. Я же вижу, что они не могут выносить меня... такого. Я и сам с трудом себя выношу. А если ты уйдёшь, я превращусь в окончательное...

— Гарри! — испуганно прошептала Гермиона.

Наконец-то он увидел в её глазах то, что желал увидеть уже давно — беспокойство за него, от которого вмиг стало тепло на душе. Он благодарно прижал её к себе. Она неожиданно порывисто обняла его в ответ.

Так они и стояли, обнявшись. Словно к ним вновь вернулась юность; и Гермиона поздравляла его с победой в квиддиче, или провожала на схватку с драконом, или утешала, так же как после гибели Сириуса или после смерти Дамблдора. Гарри вдруг стало так спокойно, будто он внезапно снова обрёл опору в жизни.

И тут ему вспомнились поразившие своим цинизмом слова:

«Женщина — всего лишь самка...»

«На твоём месте я был бы решительнее...»

«Ты ведь знаешь, о чём я...»

«Он-то знает. Он знает... Каждой твари по паре... Розовый палец... Как же это всё невыносимо! Забыться... Забыть!»

Гарри склонился к щеке Гермионы, нашёл ртом сухие тёплые губы и приник к ним жадным исследовательским поцелуем. Она попробовала его оттолкнуть, но он сломил вялое сопротивление рук и, отклонив её чуть назад, прижал к себе ещё сильнее.

«Целую сладкие уста,

И жизнь — уже не так пуста».

«Заткнись, Риддл!»

«Будь решительнее, Гарри!»

«Заткнись, я сказал!»

«Затыкаюсь, затыкаюсь».

Вдруг Гарри услышал голос Хьюго:

— Сэр, к вам тут... Ой, простите.

Гарри на мгновенье отпустил Гермиону, а она вывернулась, словно кошка, из его рук и убежала, оттолкнув Хьюго.

— Сэр, я не знал, что вы тут... — начал извиняться аврор.

— Ничего, Хью, заходи, — великодушно сказал Гарри и довольно улыбнулся своим мыслям.

Хью сообщил, что из Гринготтса явился старый гоблин Грэйноуз. Это был один из наиболее влиятельных представителей рода. Войдя и поприветствовав хозяина кабинета, он сразу попросил аудиенции наедине. Гарри согласился, и, когда авроры вышли, принял гостя с почтением и благосклонно выслушал уверения, что гоблины и впредь будут поставлять магам продовольствие...

Вдруг Грэйноуз сделал многозначительную паузу, а потом проговорил:

— Есть только одно но... Мы требуем, чтобы маги вернули нам все волшебные артефакты, созданные руками подземного народа и в разное время переданные людям во временное пользование.

В доказательство своих слов он предъявил длиннющий свиток с перечислением всех этих предметов.

Гарри удивлённо посмотрел на гоблина, потом — на свиток и нахмурился. Он всегда знал, что гоблины своего не упустят, но это заявление явно попахивало бредом. Соглашаться на передачу артефактов означало бы подлить целый ушат масла в огонь разгорающейся вражды между двумя народами.

«Мало им одного убитого, они хотят ещё жертв! Ну нет, этого я не допущу!» — подумал Гарри и вскочил. Встал и его собеседник.

Возвышаясь над маленьким человечком, Гарри настороженно спросил:

— Могу я узнать, чем вызвано такое решение?

Грэйноуз приподнял брови, показывая, что давно готов к подобному вопросу, и ответил:

— Вы всегда были честны с нами, мистер Поттер, и у меня нет причин не платить вам тем же. Видите ли, наши пророки предрекают, что в грядущей войне маги могут не выжить, и зачем тогда нашему добру пропадать у вас зря?.. Я достаточно искренен?

— Да уж. Дальше некуда, — изумлённо ответил Гарри. — Но уверяю вас, это вряд ли возможно. Мы принимаем все меры по спасению нашего вида!

— В ваших усилиях я не сомневаюсь. Однако наши пророки ещё не ошибались... Посему давайте вернёмся к списку. — И гоблин сунул Гарри в руки свиток с перечислением артефактов.

Гарри сел и стал тревожно и задумчиво вглядываться в текст. В глаза бросилось несколько названий: «меч Годрика Гриффиндора», «Магия порядка» — чаша, «Слёзы Эльзы» — ожерелье и т. д.

«Я точно знаю, что последние два предмета находились во владении у одной из старейших магических семей. И она хранила их, как зеницу ока. Значит, когда шла эвакуация, их либо взяли с собой в подземелья, либо поставили на них сильнейшие защитные чары. И что — пойти и отобрать? Или разворотить дом?.. Господи, о чём я думаю?! О возвращении артефактов не может быть и речи! Мало мне последних двух бунтов?! Что бы там ни говорили их пророки, нужно гнуть свою линию!» — думал Гарри.

Он тяжело вздохнул и твёрдо сказал:

— Мистер Грэйноуз, ваши требования впечатляют. Тем не менее, несмотря на режим чрезвычайного положения, отношения между магическими народами всё ещё регулируются определёнными правилами.

— Но я думал, что основополагающим принципом этих отношений будут наши ЛИЧНЫЕ договорённости, — парировал гоблин.

— Вы заблуждаетесь. Хоть я и несу ответственность за нынешнее состояние дел в волшебной Британии, однако я не уполномочен решать вопросы, касающиеся частного имущества граждан.

— Полноте, мистер Поттер! Кто, как не вы, своей властью можете заставить людей вернуть моему народу то, что принадлежит ему по праву! Или вы не владеете ситуацией?! — воскликнул Грэйноуз.

Гарри хмыкнул — этот старый лис явно старался надавить на больное место.

«Ну, раз ты так, то и мы — ТАК», — подумал он.

— Давайте сделаем следующее, — предложил Гарри. — Мы вернём вам артефакты. Но исключительно те, которые не были куплены за деньги или заменены на что-либо другое. То есть, те из них, что оказались у магов случайно либо по злой воле. Если вы сумеете доказать, что, скажем, — тут Гарри углубился в список, — чаша «Магия порядка» — была украдена, то вам её вернут.

— Вы не понимаете, мистер Поттер. — Грэйноуз склонил голову на бок и угрюмо посмотрел на Гарри снизу вверх. — Всё, что сделано руками гоблинов, всегда будет принадлежать гоблинам!

Гарри задумался.

— Давайте тогда сделаем иначе, — сказал он. — Все ваши потери будут компенсированы, но несколько позже, когда обстановка стабилизируется, и конфискация артефактов уже не вызовет большого недовольства со стороны магов.

— Э-э, нет. Мы требуем вернуть принадлежащее нам имущество в ближайшие два дня, — старый гоблин подозрительно прищурился.

Гарри с трудом сдержался, чтобы не выкрикнуть резкостей в лицо коротышке. Подавив первый порыв, он проговорил:

— Хорошо, я предлагаю вам другой вариант: мы можем передать вам в безраздельное владение золотой запас министерства магии, если вы откажетесь от своих притязаний на артефакты. Это беспрецедентный шаг, но я могу на него пойти ради сохранения мирного сосуществования.

Грэйноуз самодовольно ухмыльнулся и сказал:

— Вам незачем это делать, потому что всё золото министерства и без того находится под нашим контролем... Итак, мистер Поттер, я жду вашего ответа.

Гарри сосредоточенно размышлял.

— Дайте мне один месяц. Один месяц, — наконец, ответил он. — Через тридцать дней вам всё вернут.

— Нет. Два дня, — отрывисто и резко проговорил гоблин.

Гарри подскочил и навис над ним.

— Три недели! — стал торговаться он.

— Два дня и ни часа больше! Иначе мы объявим вам бойкот! А без нас вам, ох, как туго придётся! — прошипел Грэйноуз.

Ноздри его раздулись, а глаза — сузились от злобы.

Гарри тяжело опустился в кресло.

— Вы ведь понимаете, что я НЕ МОГУ сейчас это сделать! — стал он увещевать гоблина тихим голосом. — Поднимется волна возмущения, и могут пострадать не только люди, но и вы!

— Мистер Поттер, это — наше последнее слово. Все артефакты. Через два дня. Иначе — голодная смерть!

Гарри вдруг изменился в лице: просительное выражение сменилось маской холодного отчуждения. Он откинулся на спинку кресла и уставился на противоположную стену.

— Я исчерпал все аргументы. Этот гоблин не хочет меня понять, — тихо пробормотал он, возводя руки к небу.

В наступившей тишине внезапно что-то произошло — будто в воздухе пронеслось ощущение беды. Гоблин нахмурился и тревожно зыркнул на Гарри. Тот сидел неподвижно, вцепившись пальцами в подлокотники кресла и склонив голову, будто чего-то ждал. Ни страха, ни беспокойства, ни досады не было на его лице, а лишь сосредоточенное ожидание, словно он давал собеседнику последний шанс. И тут Грэйноуз почувствовал леденящий ужас от внезапного осознания того, что сейчас должно произойти. Он собрался уже что-то сказать, как Гарри громко крикнул:

— Хьюго!

Хьюго тотчас же вошёл в кабинет, как будто ждал, что его позовут.

— Вяжи этого, — приказал Гарри, махнув рукой на гоблина и не глядя на него.

Грэйноуз с расширенными от страха глазами подскочил на месте и всплеснул руками, не в силах произнести ни слова. В один миг его тело и голову связали крепкие верёвки так, что он уже не смог ничего сказать.

— Теперь что, сэр? — спросил Хьюго.

— Собери ребят пошустрее и быстро отправляйтесь в Гринготтс. Возьмёте в заложники пятерых старейшин гоблинов и прямиком сюда. Остальным объявите, что за малейшее неповиновение и попытку саботировать поставки продовольствия они будут получать своих старейшин... по частям, — сказал Гарри.

Хьюго холодно ухмыльнулся и отправился исполнять приказ. А связанный и беспомощный Грэйноуз отчаянно замычал сквозь верёвки.

Гарри грустно посмотрел на барахтающегося на полу человечка и, скривившись, будто испытал тупую боль, произнёс:

— Грейноуз, у вас была возможность всё изменить. А теперь мне придётся делать это за вас, — и скорбным жестом прикрыл глаза рукой.

«Гарри, Гарри, никогда не сожалей о том, что в нужный момент проявил решительность и волю! Не жалей их. Они тебя не пожалели бы!»

«Да знаю я всё. Отвали, Риддл, и без тебя тошно».

«Ты всё сделал правильно».

«Может быть, надо было...»

«Нет! Никаких «может быть»! Это было единственное решение в данных обстоятельствах! А проявишь мягкость — тебя сожрут».

«...Боже! Я устал! Как же хочется всё вернуть назад!»

«А уж мне как хочется!»

Гарри вдруг до боли захотелось увидеть Джинни и детей, обнять их, напитаться их свежестью, подышать с ними одним воздухом. Возможно, тогда он сможет отделаться от ощущения заползшей в душу скверны?

Оставив двух авроров охранять камин, он переместился в Хогвартс.

* * *

На улице уже давно стояла непроглядная темень, и в кабинете директора школы горел одинокий факел. Когда зелёный огонь от перемещения по каминной сети рассеялся, Гарри увидел Невилла. Тот вскочил, не ожидая появления ночного гостя.

— Гарри! Что-то случилось?

— Здравствуй, Невилл. Дежуришь?

— Да. Все в подземельях, а мы с Молли остались приглядывать за камином. Она вышла на минутку.

— Всё в порядке? Никаких эксцессов?

— Да, всё нормально.

Гарри недоверчиво оглядел Невилла. Тот здорово похудел и выглядел измождённым. По жалостливому выражению его лица Гарри понял, что сам выглядит не лучше.

— Мы в эти дни ставили вокруг замка защитные чары. Я подумал, чем их больше, тем выше вероятность, что его не снесёт взрывной волной. А женщины внизу обустраивали подземелья. Теперь там почти комфортно.

— Молодцы. Где Джинни?

— Должна быть в правом крыле, там самое тёплое убежище. Его расширили, чтобы поместить как можно больше народу.

— Покажешь? — попросил Гарри.

— Я покажу, — услышали они женский голос: в кабинет вошла Молли Уизли. — Здравствуй, Гарри.

— Доброй ночи, Молли, — сказал Гарри, поворачиваясь к ней.

Она подошла и крепко обняла его.

— Мой дорогой, как ты отощал! — прошептала Молли. — Наверное, и поесть-то некогда?

Гарри горько улыбнулся.

— Как вы тут? — спросил он обеспокоено. — Проблемы есть?

— Нет, нет. Ты за нас не волнуйся. Мы — женщины — на многое способны. И потом, с нами Невилл и Хагрид. Ты, главное, занимайся своими делами, я же знаю, как они важны. А мы тут присмотрим за всеми.

— Спасибо, — выдавил из себя Гарри. От ощущения заботы, исходящей от этой уютной женщины, на глаза навернулись непрошенные слёзы.

— Пойдём, пойдём, — сочувственно пробормотала Молли, похлопывая его по спине.

* * *

Они шли по освещённой факелами длинной лестнице, ведущей вниз, к убежищам. Молли рассказывала, как они обустраивали нижние этажи; как оказалось, что под замком существует развитая сеть подземных коммуникаций, как долго не могли разобраться, куда они ведут, но в итоге — разобрались; как встретили в подземелье множество мелких и крупных тварей, обитающих там испокон веков, как боролись с ними и победили; как Невилла чуть не засосало в какую-то новую разновидность дьявольских силков, которые не боятся света, но он сумел выбраться; как Хагрид построил в подземелье загон для магических тварей, а Луна ему помогала...

Гарри вдруг спросил:

— Молли, что слышно о Роне?

Она помолчала, поджав губы, и быстро произнесла:

— Я не видела его.

Он остановился и заглянул ей в глаза.

— Вы ведь знаете, из-за чего он ушёл? — спросил он с замиранием сердца, ожидая услышать слова осуждения.

— Что бы там ни было, Рон не должен был покидать тебя в такой тяжёлый момент. Сейчас мы должны отбросить любые личные притязания, чтобы заняться важным для всех делом, — твёрдо ответила Молли, и глаза её блеснули в свете факела.

Гарри изумлённо приоткрыл рот.

— Давай не будем сейчас это обсуждать, — продолжила она. — Вот когда всё закончится, тогда и разберёмся, кто виноват.

С этими словами она прошла дальше, показывая, что разговор окончен.

Гарри стал спускаться вслед за ней.

В подземном убежище стоял запах сырости, плесени и... манной каши.

— Мы ещё не совсем наладили вентиляцию, — пояснила Молли. — Сделаем на днях. Здесь сыровато, но зато рядом — источник чистейшей воды.

Просторное помещение было заставлено множеством маленьких зачарованных палаток, которые внутри были больше, чем казались снаружи. В каждой из них спали женщины и дети.

— Джинни за эти дни так умаялась — почти не спала. Мы столько дел переделали! — устало произнесла Молли, но в её голосе различались нотки гордости за свою дочь. — Заходи, — предложила она Гарри, отодвигая полог одной из палаток.

Гарри с радостным трепетом вошёл внутрь. Молли осталась снаружи.

Джинни спала в обнимку с Лили. На соседней койке, раскинув руки, сопел Джеймс. На другой, свернувшись калачиком, — Альбус-Северус.

Пространство освещал тусклый свет ночника.

Гарри тихонько подошёл к кровати Джинни и опустился на стоящий рядом стул. Никто не шелохнулся, только Лили прерывисто вздохнула во сне.

Стараясь не шуметь, Гарри сидел и прислушивался к мирному дыханию спящих. Глядя на бледные, спокойные лица самых дорогих на свете людей, он испытал щемящую нежность. На миг ему захотелось бросить всё и остаться с ними навсегда. Прижать их к себе, ощутить ответные лёгкие объятья маленьких детских рук, расцеловать нежные щёчки так, чтобы в рту стало сладко от слюны. Безмятежно развалиться на полу, и, как в старые добрые времена, устроить свалку с мальчишками, щекотать им животы и радостно улыбаться, глядя, как они заливаются от смеха, запрокинув головы и показывая молочные зубки. Усадить к себе на колени Лили, втянуть в себя мягкий аромат её волосиков и наблюдать, как она деловито и сосредоточенно изучает окружающий мир, а потом вдруг улыбнётся, прищуривая глазки, и скажет: «Папа!»... Крепко-крепко прижать к себе Джинни и почувствовать волны доверия и тепла, исходящие от неё...

Гарри протянул руку, чтобы дотронуться до волос жены, небрежно рассыпавшихся по подушке, но... рука застыла на полпути. Он не смог прикоснуться к ней. Ему вдруг показалось, что, если он это сделает, то вся та грязь, что скопилась у него внутри, запачкает его любимую женщину.

Нет. Он не нарушит их покой. И убережёт их от всего того дерьма, что пришлось пережить за последние дни. Они ведь ни в чём не виноваты. Пусть спят.

Гарри поднялся со стула и направился к выходу.

— Папа! — вдруг раздалось позади.

Он обернулся и увидел, что Альбус-Северус проснулся и сидит на кровати с заспанным, но радостным лицом. Мальчик вскочил и бросился в объятья к отцу.

— Тсс, — прошептал Гарри, обхватывая сына и прижимая к себе.

— Папа! — зашептал тот. — Я так и знал, что ты сегодня придёшь.

— Как дела, Ал? — спросил Гарри, присаживаясь перед ним на корточки.

— Всё хорошо, папа. Ты уходишь?

— Да, сынок. У меня ещё дела.

— А когда вернёшься?

— Скоро, сын.

— Я буду ждать, — тихо пообещал мальчик. — Ты же точно придёшь?

— Конечно, а почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Мне тревожно. Поклянись, что вернёшься.

— Клянусь, — пробормотал Гарри, внимательно вглядываясь в серьёзные глаза.

— Папа!

— Что, малыш?

— А ты купишь мне метлу, как у Джеймса? А то он не даёт покататься.

— Конечно, сын. Я вернусь и привезу тебе самую лучшую метлу, которая только есть на свете.

Мальчик обрадовано засиял.

— А теперь мне пора, Ал. Слушайся маму и бабушку.

Альбус-Северус с готовностью кивнул.

Гарри протянул ему ладонь, как взрослому. Тот пожал её так крепко, как смог; и Гарри с улыбкой встал, а потом порывисто обхватил мальчишечью голову и поцеловал вихрастую макушку.

— До встречи, Ал, — сказал он и быстро вышел.

Молли ждала его снаружи. Не говоря ни слова, она повела его обратно наверх.

* * *

В кабинете директора они увидели сидящих за столом Невилла и... Гермиону. Она встала, увидев вошедших, и напряжённо сжала ладони.

— Доброй ночи, Молли, — сказала Гермиона тонким голосом.

— Здравствуй, — неожиданно холодно сказала Молли, раздражённо глянула на неё и обратилась к Гарри: — Если тебе что-то понадобится, дорогой, обращайся ко мне, — и вышла, плотно притворив дверь.

— Гарри, посиди с нами, — предложил Невилл, доставая третью чашку. Он разлил крепкий, почти чёрный чай и добавил в него Бодрящее зелье.

Гарри присел за стол и спросил Гермиону:

— Ты давно здесь?

— Да. Приходила посмотреть на детей.

— Как они?

— Хорошо. Молли за ними присматривает. И мои родители... тоже.

— Они здесь?

— Да. Молли сказала, что в Хогвартсе необходимо иметь врачей, даже если они — магглы.

— Похоже, она здесь многое решает, — сказал Гарри с улыбкой.

— Если бы не она, в школе был бы сущий кавардак.

— А у тебя с ней что, не ладится?

— С тех пор, как ушёл Рон, она не сказала мне и пары слов. Я думаю, ей трудно смирится с тем, что я стала причиной его ухода.

— Но ведь это не так! Ты не виновата! — горячо воскликнул Гарри.

Гермиона быстро глянула на него исподлобья.

— Прости меня, Герм, — сокрушённо сказал он.

— Хватит извиняться, Гарри. Теперь это никому не нужно, — жёстко произнесла она и внимательно посмотрела на него. — У тебя такой ошалелый вид — я сказала что-то из ряда вон выходящее?

— Нет. Просто я думал, ты будешь... обвинять меня... и... плакать.

Гермиона фыркнула и закатила глаза, словно услышала какую-то ненаучную чепуху.

— Ты слишком много думаешь, Гарри Поттер, — сказала она с мимолётной ухмылкой.

— Ты права. Наверное, я порядком возомнил о себе, — сказал Гарри, не сводя взгляда с Гермионы.

— Ещё как... — ответила она, понизив голос, и улыбнулась одними глазами.

«О Гарри, что я вижу? Эта женщина пытается кокетничать с тобой? У меня просто нет слов!»

Гарри стал рассматривать её лицо, задержался взглядом на губах и вспомнил их вкус, отдающий мятным чаем. Вспомнил, как прижимал к себе Гермиону, сминая сопротивление тонких рук; мягкость и податливость её рта, и... то, как она неожиданно и страстно ответила на его поцелуй.

Гермиона вдруг вспыхнула под его взглядом и украдкой посмотрела на Невилла. Тот отрешённо сидел, уставившись на игру свечного пламени, а потом задумчиво произнёс:

— Неужели скоро это закончится навсегда?

— Что закончится, Невилл? — спросил Гарри, отхлёбнув горький чай.

— Всё. Наша привычная жизнь. Теперь всё будет иначе... А помните, как мы в первый раз приехали в Хогвартс? У меня тогда и в мыслях не было, что когда-нибудь я увижу его последние дни.

Гарри насупился. Расслабленное состояние сменилось привычной тревогой.

— Знаете, если бы была возможность вернуться назад и начать наше дело чуть раньше... Было бы у меня хотя бы полгода! — воскликнул он с досадой. — Я бы душу заложил за это!

Было похоже, что он сам давно убедил себя в том, что говорит.

— А какая разница, Гарри? — горячо возразил Невилл. — Всё равно нам грозит уничтожение! Если уж возвращаться, то не на полгода... а на, я не знаю, сорок, пятьдесят лет назад, когда началось всё это ядерное безумие!

— Военная наука, как любая другая, развивается по своим законам. Раз в своё время возникли предпосылки для расщепления атома, значит, появление ядерного оружия было предопределено, — помотав головой, веско ответила Гермиона, словно продолжая давно начатый разговор.

— Не-ет. Дело не в этом, — стал спорить Гарри. — А в том, что фундаментальная наука стала служить военным целям! Если бы эти разработки не попали в неправедные руки, то наш мир можно было бы спасти!

— По-моему, история не знает таких фактов, чтобы удалось скрыть от плохих дядек что-то полезное для завоеваний, — скептически произнёс Невилл.

— На самом деле, такие факты есть. Один из них — история со смертью Архимеда, — сказала Гермиона.

— Архимед? Что-то знакомое... Архимедовы штаны во все стороны равны, так кажется? — пошутил Гарри.

— Пифагоровы! И ничего смешного, — надменно сказала Гермиона. — В гибели этого древнегреческого учёного есть очень много странностей. Во-первых, остался невыясненным факт, действительно ли он был убит римским солдатом, якобы, не узнавшим великого гения, или же сбежал. А во-вторых, после его смерти не осталось, практически, ни одного научного документа с его последними разработками. А их было немало, и многие из них как раз относились к военной сфере. Все они таинственным образом исчезли из захваченных римлянами Сиракуз и вновь появились на свет уже в средние века в просвещённой Европе.

— Стоп, стоп. Ты хочешь сказать, что Архимед как-то сумел спрятать свои манускрипты да так, что в течение многих веков их не могли найти? — заинтересовался Гарри.

— По разным сведениям, их очень активно искали по всему городу. Практически, перерыли всё. Их нигде не было, — ответила Гермиона.

— Может, они были как-то зачарованы? — предположил Невилл.

— Нет. В истории магии нет сведений, что Архимед был магом. Гением — да. Но волшебником — нет.

— Может быть, волшебником был кто-то, кто его хорошо знал и понимал, что эти работы, попади они к римлянам, станут смертельно опасными?

— Невилл, где ты видел волшебника, разбирающегося в маггловской науке? — задала Гермиона риторический вопрос.

— Ну, я не знаю... Может, Архимед общался с каким-нибудь древнегреческим магом и упросил его перенести эти документы в надёжное место? — снова выдвинул версию Невилл.

— Или изобрёл машину времени, — задумчиво подхватил Гарри.

Невилл недоверчиво фыркнул, а Гермиона сказала:

— Кстати, Гарри, твоё предположение в своё время горячо обсуждалось в околонаучном мире, ведь уровень знаний Архимеда позволял ему изобрести что-то подобное. Но потом эти дискуссии как-то увяли.

— Потому что машину времени так и не нашли? — с усмешкой высказался Гарри.

— Да.

— Откуда ты всё знаешь, Герм? — удивился Невилл.

— Из книг, разумеется.

— Я предлагаю закончить чаепитие и вернуться к нашим баранам, — деловито сказал Гарри, вставая. — Гермиона, пора в министерство, пока там всё не развалилось без нас.

— Да, конечно. — Она с готовностью поднялась и обратилась к Невиллу: — Спасибо за чай — теперь можно ещё сутки не спать.

— Пожалуйста, я только им и спасаюсь, — пробормотал тот и повернулся к Гарри. — Я бы пошёл с вами, но здесь тоже... столько дел.

— Нет, Невилл, ты в Хогвартсе — на своём месте. Оставайся. Надеюсь, мы ещё увидимся на этом свете.

— Почему ты так сказал? — тревожно спросил Невилл.

— Не знаю, — растерялся Гарри. — Вдруг в голову взбрело. Наверное, от бессонницы. Счастливо.

Он махнул рукой расстроенному другу и повернулся к камину. Гермиона подошла вплотную и встала рядом с Гарри. Он покосился на неё и ободряюще кивнул — она улыбнулась в ответ.

Через несколько секунд они с Гермионой оказались в кабинете министра магии.

Лирическое отступление

Все мы знаем историю про Золушку. А есть ещё одна история, о которой почти никто не слыхал. Я вам её расскажу.

Конец истории.

В кабинете министра Гарри и Гермиона увидели Хьюго. Он лежал прямо на полу в неестественной позе, лицо его было абсолютно белым, а в широко раскрытых глазах застыло удивление. Больше в помещении не было никого.

Гарри бросился к парню, пощупал пульс, и, резко побледнев, испуганно глянул на Гермиону — Хьюго был мёртв. Она в страхе прикрыла рот ладонью и так застыла, не решаясь сказать ни слова. Смерть молодого аврора могла означать, что, пока они были в Хогвартсе, кто-то воспользовался ситуацией и… За этим «и» следовала пугающая в своей катастрофичности мысль. Не теряя времени на раздумья, Гарри выхватил палочку и рванул к выходу.

В коридорах министерства, несмотря на предрассветный час, ходили толпы орущих людей. Все они стремились к выходу в фойе. Гарри пошёл вместе с другими. В полутьме никто не обратил на него внимания.

— Они распечатали ещё один камин! — закричал кто-то впереди. — Бежим!

Толпа ответила ему радостными возгласами.

Людской поток вынес Гарри в фойе, где находилась каминная сеть, и там он обнаружил, что маги собираются у двух каминов и… по одному исчезают в зелёном пламени, называя место перемещения:

— Хогсмид!

— Косой переулок!

— Годрикова лощина!

Посреди фойе стояла большая коробка, к которой подходили и брали тёмный порошок — летучий порох.

— "Наконец-то кончился этот дурдом! — услышал Гарри из толпы. — Сейчас вернусь домой и хоть посплю в своей постели".

Толпа одобрительно загудела.

Гарри понял, что теряет всё то, чего достиг за последние дни. Вне себя от ярости, он подбежал к коробке с летучим порохом и взмахом палочки поднял её высоко под потолок.

— Стоять! — рявкнул он, оглядывая всех. — Вы никуда не пойдёте!

Люди опешили от неожиданности, а потом раздались злобные выкрики:

— Вот он!

— Держите этого психа!

— Попался, Поттер!

— Отдай коробку, гад!

Гарри подумал, что они не то пьяны, не то одурманены, и что у них по-прежнему нет с собой палочек. Все палочки в своё время были отобраны и переданы на хранение в наспех созданный специально для этой цели архив. Но всё же, кто распечатал камины? Кто убил Хьюго?!

И вдруг откуда-то со стороны лифта прямо на Гарри полетела красная молния. Едва увернувшись, он отбил её и устремил взгляд поверх шумной, взвлнованной толпы.

— Кто это там швыряется? — выкрикнул он с вызовом. — Выходи!

Ещё одна молния, но уже не красного, а изумрудного цвета вылетела в ответ и чуть не задела его плечо.

Люди испуганно шарахнулись в стороны, и в образовавшемся проходе появилась фигура в серо-голубой аврорской мантии. «Дженкинс!» — узнал Гарри. За старшим аврором плотной стеной стояли его товарищи — Гарри насчитал человек шесть.

— Ну, я швыряюсь, — тихо сказал Дженкинс. — И что?

— Это ты распечатал камины?

— Да, — просто ответил тот, и в его голосе Гарри почувствовал не столько угрозу, сколько уверенность в превосходстве над противником.

— Зачем? — Гарри непонимающе развёл руками.

— Люди устали сидеть здесь и ждать неизвестно чего. Я распорядился выпустить их.

— С каких это пор ты здесь распоряжаешься?! — со злостью выкрикнул Гарри.

— С тех пор, как перебил твоих щенков, Поттер. Тот гадёныш, что валяется в кабинете министра, был последним. Ты теперь… ОДИН, — произнёс Дженкинс и глумливо ухмыльнулся. — Зря ты надеялся, что сможешь держать меня в узде простым Империусом. Это была твоя главная ошибка.

Он выставил палочку, остальные авроры последовали его примеру.

— Что ты будешь делать? — спросил Гарри, лихорадочно соображая и держа Дженкинса «под прицелом». — Вернёшь власть Шеклботу?

— Зачем? — проговорил тот, презрительно усмехаясь. — Теперь я — ГЛАВНЫЙ, Поттер, и никакие министры мне — не указ.

— Не выпускай людей, Морольт, — проникновенно обратился к нему Гарри по имени. — Они могут погибнуть.

— Да чушь всё это! — вдруг вскипел Дженкинс. — Бросай сюда свою палочку, и закончим этот разговор!

— А если я не брошу? — спросил Гарри, в отчаянии обдумывая свои дальнейшие действия.

— Не бросишь… Ну-ну, — с угрозой сказал Дженкинс, качая головой, словно сокрушаясь над глупостью своего оппонента. — Тогда она умрёт.

Он сделал знак своим товарищам, и один из них выволок вперёд… Гермиону, грубо схватил её за волосы и приставил палочку к виску.

— Какие будут предложения? — спокойно спросил Дженкинс у Гарри.

Тот увидел, как в тусклом свете факелов глаза Гермионы заблестели от слёз; свежий кровоподтёк на её щеке и… опустил палочку.

— Кидай на пол! — приказал аврор.

«Гарри, не делай этого! Она того не стоит! Если ты сдашься, то погибнут все! Подумай: она или ВСЕ!»

— Кидай! — приказал Дженкинс.

«Они ведь убьют её, как убили Хью!»

«Может быть, да, а может, нет. Тебе придётся рискнуть, Гарри. Решайся!»

— Кидай, я сказал! — В голосе Дженкинса прозвучало бешенство.

Толпа, вполголоса обсуждавшая происходящее, вдруг затихла. Люди забыли о том, что только что рвались на свободу, и стояли в ожидании.

«Посмотри на него, Гарри. Такой ни перед чем не остановится. Ты забыл, как он минуту назад хотел тебя убить? Вспомни про Хью и остальных!»

Гарри сосредоточился. Сейчас ему предстояло принять решение, возможно, самое важное в его жизни. Он вспомнил последние дни: сколько сил потратил на то, чтобы спасти людей от грядущей неминуемой гибели; сколько ночей не спал; как втоптал свою душу в грязь ради всеобщего благополучия, как убивал и отдавал ужасающие приказы. Ради чего?! Чтобы этот ублюдок вот так просто взял и всё разрушил?!

Да ни за что!!!

В душе у него поднялась такая ярость, что, казалось, если она вырвется наружу, то разрушит всё министерство.

«Такие, как он, не ведают пощады, убей его! Таких нельзя обезвредить, таких можно только уничтожить, убей его! Убей!!! УБЕЙ!!!»

Гарри посмотрел Дженкинсу прямо в глаза, и даже с расстояния пары десятков футов заметил, как в них промелькнул страх. И в тот же миг от палочки Гарри вылетела молния и осветила изумрудным светом лицо противника. Дженкинс пошатнулся, нелепо всплеснул руками... его тело тяжёлым грузом опустилось на пол. Стоявшие рядом отпрянули и, следуя животному инстинкту, заставляющему всё живое избегать смерти, отошли подальше.

В наступившей тишине неожиданно звонко раздался стук упавшей волшебной палочки поверженного мага. Она покатилась по полу и остановилась в двух шагах от Гарри.

По толпе пронёсся коллективный возглас изумления.

— Отпусти её! — резко приказал Гарри, обращаясь к аврору, державшему Гермиону. — Ну!

Тот растерянно глянул на тело Дженкинса, дёрнулся и чуть ослабил хватку. Но тут вперёд вышел другой сторонник убитого и твёрдо сказал:

— Нет, Поттер, мы не дадим тебе творить беззакония!

— Что?! «Беззакония»?! — яростно крикнул Гарри.

Его захлестнула дикая злоба — как они смеют так говорить о нём?!

Коробка с летучим порохом, всё ещё болтавшаяся наверху, завертелась волчком и рухнула на пол, позади Гарри, обдав всех, кто стоял неподалёку, облаком пыли из драгоценного порошка. Гарри, не замечая этого, медленно, как пантера перед прыжком, подходил к кучке старших авроров — те настороженно отступили на полшага. И лишь тот, кто осмелился перечить Гарри, выставив палочку, непреклонно стоял и смотрел ему в глаза.

«Давай, Гарри, этот — последний! Покончишь с ним — и всё, считай, ты выиграл! Остальные подчинятся сами!»

Гарри медленно, и даже картинно вскинул палочку, и тут в испуганно молчавшей толпе кто-то крикнул:

— Он совсем спятил! Бежим! — и рванул к камину.

Люди недоумённо глянули на паникёра, который, стремительно собрав с пола рассыпавшийся летучий порох, юркнул в камин и исчез в зелёном пламени. Кто-то последовал его примеру. В толпе поднялся ропот, несколько человек двинулись к выходу, откуда только что полыхнуло малахитовым огнём.

Гарри, нацелив палочку на аврора, яростно выкрикнул:

— Ступефай! Экспеллиармус! — убедившись, что тот упал, отброшенный заклинанием, резко повернулся к камину.

И тут всё изменилось. Тело внезапно ослабло, а сознание окутал густой, плотный туман, сквозь который Гарри увидел, что маги уходят: один за другим, деловито собирая с пола летучий порох. Воздух будто стал мутным и вязким, и через это непонятное и опасное марево до Гарри едва доносились шум пламени и слова:

— На…пно… е На…рье…

— Хог…ид…

— Ко… ой пе…ул…к…

— Стойте! Нельзя уходить! Вы умрёте там! — отчаянно выкрикнул он и, пошатнувшись, чуть не упал.

С трудом сохраняя равновесие, Гарри почувствовал, как силы оставляют его. Видно, последние два заклинания исчерпали их до донышка. В нём больше не осталось злости, которая подпитывала, давала стимул что-то делать. А радости и надежды он не испытывал уже очень давно. Душу охватила растерянность, а неимоверная усталость стала гнуть книзу, тяжёлым камнем навалившись на спину. И лишь чувство долга заставило его действовать.

Гигантским усилием воли Гарри заставил себя выпрямиться и поднять палочку. Он хотел запечатать камин, но в этот миг ощутил страшный удар в спину и упал ничком.

* * *

Гарри очнулся в темноте. Тело нестерпимо болело, и сложно было определить, где болит больше; казалось, оно превратилось в одну большую рану. Лицо неприятно стягивало, Гарри потрогал щёку и ощутил что-то липкое — наверняка, кровь. Похоже, его безжалостно избили, когда он был без сознания. Что ж, слишком многих он разозлил за последнюю неделю.

Рядом кто-то еле слышно всхлипнул.

— Кто здесь? — спросил Гарри и поморщился: разбитую губу пронзила резкая боль.

— Это я, Гарри, — раздалось сбоку, и Гарри узнал голос Гермионы.

— Как ты? — спросил он с тревогой.

— Нормально. Меня не тронули. Так что я — в порядке.

— Это хорошо. Где мы?

— В камере, на пятом уровне.

— Что произошло?

Гермиона тяжело и прерывисто вздохнула и рассказала:

— Когда ты упал, авроры бросились на тебя и стали… избивать, и другие маги тоже… присоединились. Они бы убили тебя, если бы не Шеклбот. Кто-то снял с него все заклятия. Он появился и велел прекратить самосуд. Сказал, что нас с тобой надо запереть в камеру, и что нашу участь решит Визенгамот. А потом… нас бросили сюда.

— Понятно. Что с людьми?

— Я точно не знаю, но думаю, что, возможно, Шеклбот приказал всех выпустить.

Гарри застонал: столько усилий — и всё зря!

— Сколько времени мы здесь? — вымученно спросил он.

— Несколько часов. Сейчас, вероятно, около восьми вечера.

Вдруг раздался резкий скрежет — видимо, снружи открывали дверь камеры. С замками возились довольно долго, и Гарри горько усмехнулся: надо же, сколько мер предосторожности. Дверь раскрылась с леденящим душу скрипом, и камера озарилась ярким светом. Гарри сощурился, вглядываясь в проём.

— Здравствуй, Поттер, — услышал он бархатный голос Кингсли, а потом и увидел его самого. Министр выглядел осунувшимся и уставшим. Он вошёл, держа факел, и дверь за ним захлопнулась. Снова заскрежетал замок.

— Кингсли, ты что, пришёл один? Не боишься меня? — спросил Гарри с вызовом.

— Тебя уже никто не боится, Поттер, — спокойно ответил министр и тяжело присел на край тюремной койки. — Ты исчерпал все свои силы.

Гарри хотел вскочить и схватить его за грудки, но едва смог приподнять руки. Обессиленный, он привалился к стене и презрительно прикрыл веки.

— Завтра Визенгамот примет решение относительно вас двоих, и оно будет не в вашу пользу. Вам грозит пожизненное заключение.

Гарри усмехнулся.

— Мне жаль, — горестно сказал министр. — Если я смогу что-нибудь сделать для ваших родных — только скажите.

— Всё, что ты можешь сделать — это не выпускать людей из убежищ! — с трудом проговорил Гарри и тяжело задышал: теперь любая эмоция требовала невероятных физических затрат.

— Нет, это невозможно, — твёрдо ответил Кингсли.

В наступившем молчании сквозило отчуждение.

— Позвольте людям остаться в подземельях Хогвартса! — подала голос Гермиона. — Хотя бы на неделю!

Министр с досадой глянул на неё, видно было, что он надеялся на просветление в этом, как ему казалось, охватившем её безумии, но напрасно. Он тяжело вздохнул и встал.

— Тогда пусть наши родные останутся в Хогвартсе! — отчаянно воскликнула Гермиона. — Это единственная просьба!

Кингсли задумался и, помолчав, сказал:

— Хорошо. Ваши родственники останутся там… ровно на одну неделю. Потом их изгонят из школы.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Гермиона.

— Прощайте, — бросил министр и постучал в дверь. Сразу за этим заскрежетал замок.

— Ты совершаешь большую ошибку, Кингсли, — с трудом выговорил Гарри. — И будешь сожалеть о ней всю жизнь. Если выживешь.

— Пусть так, Поттер. Это — мой выбор.

Кто-то открыл дверь снаружи, и Кингсли вышел.

— Не выпускай людей! — крикнул ему в спину Гарри. — Они погибнут!

Кингсли обернулся и проговорил:

— Их уже выпустили. Министерство ещё никогда не было таким пустым. — И дверь с грохотом захлопнулась.

Гарри в бессилии застонал и прижал дрожащие кулаки к лицу. Злость больше не подпитывала его, долг оказался никому не нужным, надежда иссякла. Раздавленный, он опустил руки и ощутил, как по щекам текут горячие слёзы. Последний раз он плакал несколько лет назад, когда родилась Лили. Он был так счастлив, что не мог сдержаться. А теперь представил, что больше никогда не увидит ни её, ни мальчиков, ни Джинни, что они все погибнут, а он… ОН НИЧЕГО не сможет сделать!

Содрогаясь всем телом в бесшумном плаче, Гарри опустился на лежак и поджал ноги.

— Гарри! О Гарри! — послышался жалостливый голос Гермионы.

В кромешной тьме он почувствовал, как она подошла и села рядом. Прохладная рука опустилась на голову и нежно погладила затылок.

От этой неожиданной ласки стало ещё хуже. Как рык раненного льва, из горла вырвалось рыдание, и, обдав стены камеры нечеловеческим страданием, разнеслось горестным эхом.

Гермиона наклонилась, обхватила Гарри за плечи и прижала к себе, зашептав:

— Ну-ну, тише, тише…

... Они лежали вдвоём на тюремном лежаке, и Гермиона гладила его по голове; от её замёрзших рук веяло мягкой прохладой.

С трудом он заставил себя успокоиться и выровнять дыхание.

— Вот и хорошо, — прошептала она.

— Прости меня, — сказал вдруг Гарри. — Я должен был отпустить тебя с ним… С Роном. А теперь... Надо было тебе бросить всё и уйти.

— Не говори глупостей, Гарри. Я осталась с тобой, потому что должна была. И потому что… Потому что… сама этого… хотела.

Гарри задумчиво лежал на боку. Слова Гермионы не утешили. Во всём случившемся он виноват САМ. А она лишь предприняла добродетельную попытку снять с него ответственность. Нет, нет, нет. ОН виноват.

«Надо же было быть таким дураком! Глупым, самоуверенным дураком. Не просчитал, не додумался, позволил себе расслабиться. Нельзя было покидать министерство! Нельзя было отправлять часть авроров в Гринготтс! А теперь их нет! Этих мальчишек, которые слепо верили ему, больше НЕТ! Они мертвы, а я жив! Я жив, а они мертвы!.. Если кто и заслуживает смерти, так это — я. Человек, предавший своих людей!

Но справедливость существует. Гарри Джеймс Поттер закончит свою жизнь в Азкабане и будет остаток дней молить их души о прощении. А сколько этих дней будет — неизвестно».

«Эх, Гарри, Гарри, чувство вины — плохой советчик. Люди и их прощение ничего не стоят. Они — лишь плацдарм для осуществления цели. У кого ты хочешь просить прощения? Да они должны быть благодарны за то, что ты позволил им помогать тебе!..»

— … понимаешь? — услышал Гарри.

Погружённый в мысли, он не заметил, как Гермиона, оказывается, что-то говорила.

— Ты ни в чём не виноват. И я ни о чём не жалею! Я рада, что мы по-прежнему вместе.

— Спасибо, — на выдохе сказал Гарри и затих, едва коснувшись губами её щеки.

Гермиона неожиданно обняла его ещё крепче, и Гарри ощутил на лице её порывистое дыхание. Она осторожно поцеловала его в уголок рта, а потом, чуть приподнявшись, прильнула губами к его губам. Гарри застонал — разбитый рот заныл нестерпимой болью.

— Прости, — зашептала Гермиона и, смутившись, слегка отпрянула от него. — Я забыла.

— Нет, нет! — поспешил успокоить её Гарри, — это было приятно. Сделай так… ещё.

Она принялась покрывать его лицо лёгкими поцелуями, перемежая их нашёптыванием заклинаний; и Гарри почувствовал, что разбитая губа перестала гореть болезненным жаром, а скула — ныть пульсирующими толчками. Невероятно, но с каждым прикосновением Гермионы он чувствовал себя всё лучше.

— Как ты это делаешь? — хрипло спросил он.

— Это старинное заклинание. Так ведьма может облегчить боль раненного мужчины.

— Никогда не слышал об этом.

— Это неудивительно, — пробормотала Гермиона и обнажила ему грудь. — Ты, вообще, мало что замечаешь.

Она поцеловала его в шею, затем спустилась ниже. Гарри лёг на спину и с облегчением отдался её ласкам, ощущая, как постепенно проходит ломота в груди. Вскоре он смог вдохнуть прохладный воздух темницы без мучительной рези в боку, которая, вероятно, исходила от сломанного ребра.

Гермиона расстегнула ему мантию, и Гарри почувствовал тепло её губ на животе. Она зашептала странные слова, которые, Гарри готов был поклясться, он никогда не слышал раньше. Сколько же знаний скопилось в голове у его подруги? Действо продолжилось, и вот уже боль улетучилась вовсе.

— Как ты? — спросила Гермиона, приподняв голову над его животом.

— Как младенец, — ответил Гарри. — Иди ко мне.

Она запахнула его одежду и легла рядом. Он подложил руку ей под голову и тесно прижал к себе.

— Надеюсь, ты понимаешь, что после этого ты обязана на мне жениться? — неуклюже пошутил Гарри.

Гермиона промолчала и лишь устало выдохнула.

— Поспи, — сказал Гарри. — У нас в запасе ещё сутки.

Всего через пару мгновений раздалось мерное сопение — Гермиона уснула.

«Ты действительно многого не замечаешь, Гарри. То, что она сделала, возможно лишь в одном случае. И ты, конечно, понятия не имеешь, в каком?.. Ну, естественно, откуда тебе знать! Ты же у нас — всеми обожаемый Гарри Поттер, человек, который не нуждается в знаниях любовной магии».

«К чему ты клонишь?»

«К тому, что таким способом ведьма может облегчить муки только того мужчины, которого страстно любит».

«Что?»

«А ты не знал? Ха-ха! Ты не замечал, как она смотрит на тебя? Как вожделенно пожирает глазами? Ах, ну да! Она делает это тайком, стоит тебе отвернуться. А потом бессонными, томными ночами мечтает о тебе, фальшиво постанывая под слюнявым Уизли. С каждым толчком его тела она представляет, что это ТЫ лежишь на ней, входишь в неё, пользуешь её во всевозможных позах, как портовую девку. Кто знает, сколько запретных желаний рождается в этом рациональном мозгу, стоит ей закрыть глаза и представить, как ты заваливаешь её на постель; сколько мучительно сладостных часов провела она, следя за движением твоих рук; сколько жаркого пота вылилось на её одежду, когда она сгорала от стыда, наблюдая, как ты целуешь свою жену и видя СЕБЯ на её месте! Сколько горячего сока вытекало из её лона, когда она…»

«Заткнись!»

«Гарри, это шанс! Призрачный, но шанс!»

«Что?»

«Она любит и пожертвует жизнью ради тебя! Тебе нужно лишь попросить…»

«О чём?!»

«Пусть она скажет Визенгамоту, что наложила на тебя Империус, и ты действовал не по своей воле!»

«Это бред. Я никогда не пойду на такое!»

«Хм. Подумай. Ведь ты ничего не теряешь. Вас в любом случае посадят… А так у тебя будет шанс спастись».

«Я не стану спасаться за счёт Гермионы!»

«Да, конечно. Это — очень благородно. И глупо».

— Пошёл ты! — воскликнул Гарри и прислушался к эху. Толстые стены камеры не пропускали ни звука извне. Эхо растворилось где-то наверху. Гарри вдруг подумалось, что там, на потолке запечатлелись отзвуки его крика, и что таких отзвуков скопилось немало за все годы существования тюрьмы.

В своё время он сам сажал сюда преступников и закрывал за ними скрипучую дверь с лязгающим замком. Сколько проклятий и стонов раздавалось в этом каменном мешке! Сколько их раскололось об его сырые, равнодушные камни…

«Представь, Гарри, ты проведёшь оставшуюся жизнь в Азкабане, где нет ничего, кроме таких вот стен. И все свои грядущие годы будешь сожалеть о том, что не использовал свой шанс. Пойми же, если освободят тебя, потом ты сможешь освободить и ЕЁ! Не говоря уже о том, что завершишь начатое дело, которое так рьяно защищаешь. От твоих действий будет зависеть судьба твоего мира!»

«Хватит болтать о судьбах мира! Ты… Ты… Ты — последний, кто может говорить мне об этом!»

«Это почему же?»

«Да потому что тебе всегда было наплевать на всех! Разве ты когда-нибудь думал о судьбах тех, кого подчинил?! Об их семьях?!»

«Батюшки светы! Смотрите, кто заговорил! Человек, который за последнюю неделю собственноручно убил двоих и лишил крова тысячи добропорядочных магов!»

«Это не то… Я… Я действовал по обстоятельствам. Так было нужно!»

«Вот оно что! «Было нужно». Ну-ну. И ты хочешь сказать, что без смерти Дженкинса и того верзилы было никак не обойтись?»

«Чего ты хочешь?»

«Я лишь хочу подчеркнуть, что ты, Гарри, — такой же, как я».

«Нет. Это не так!»

«Да? И в чём же разница?»

«В том, что я делаю всё ради людей, а ты — ради себя».

«Вот как? Ради себя, значит. И ты готов это доказать?»

«Конечно».

«Ну, я слушаю».

«Ты просто хотел власти и шёл к ней по трупам. Да на твоей совести — сотни загубленных жизней!»

«А разве ты не стремился к ней, не хотел подчинить себе людей?»

«Нет, не хотел».

«Ну, допустим. Значит, на моей совести — сотни, а на твоей, стало быть, — всего двое? Да будет тебе известно, что из этой ужасающей цифры, приписываемой моей несчастной совести, я самолично убил лишь… дюжину. Причём большую её часть составляли отъявленные подлецы, заслуживающие смерти в тяжких муках. Точно такие же, как, к примеру, твой бугай, покусившийся на сокровища гоблинов. А остальные — это те, кто просто встал на моём пути, вроде твоего Дженкинса. Двое из них — твои родители, и мне… искренне жаль их».

«Заткнись!»

«Нет, уж позволь, я продолжу, раз уж у нас такой разговор. Так вот. Ты убил двоих, я — двенадцать. Но разница — только в статистике. Мы оба стремились к цели, и оба убирали тех, кто нам мешал или оказывал прямое противодействие».

«Но у нас с тобой были разные цели!»

«Вот мы и подошли к самому главному. Значит, ты считаешь, что ради благородной цели убивать можно?»

«Нет, убивать нельзя… Но… Если иного выхода нет, то… можно».

«Повтори-ка ещё раз, я не расслышал».

«Отвали».

«Я к тому, что вдруг я тебя неправильно понял… Хи-хи. Значит, правильно. А теперь скажи-ка мне, малыш, кто определяет, какая цель благородна, а какая — не очень?.. Нет, ты не отмалчивайся! Давай решим этот вопрос раз и навсегда».

«Спасение людей от гибели — это благородная цель. А захват власти ради самой власти — это просто грабёж».

«Неплохо сказано, малыш! Совсем неплохо. Но вот есть небольшой нюанс. Понимаешь, когда кто-то пытается захватить власть, как ты говоришь: «ради власти», и проигрывает, то про него говорят: он был негодяем; или он оказался недальновидным, глупым, нерасчётливым и так далее. Примерно в том же ключе, как ты сам себя ругал около получаса назад. Но если этот кто-то выигрывает — ситуация в корне меняется. Всегда находятся люди, готовые его поддержать, петь ему дифирамбы, следовать за ним, выполнять приказы. Победителей не судят, слыхал такую поговорку? И этот победитель, каким бы негодяем он ни был, вдруг приобретает ореол Великого человека. Его деяния славят в веках, о нём слагают легенды, ему подражают. Почему так происходит, а, Гарри?»

«Не знаю. Видимо, такова людская природа».

«Вот! Вот именно! Мы с тобой проиграли — и нас заклеймят позором. А они — выиграли. Хотя мы-то с тобой знаем, что они — не правы. Но как же так? Добро ведь должно восторжествовать! Разве нет, Гарри?»

«Хватит! Мне надоело твоё ехидство!»

«Это не ехидство. Я искренне не понимаю, где же твоё хвалёное добро, которое ты привык защищать… Молчишь? А я тебе отвечу: нет его. Нет ни добра, ни зла. Есть лишь сила. В нашем удивительном мире побеждает не тот, кто прав, а тот, кто сильнее. И потом, победив, он провозглашает, что защищает добро; а те, кто против него — зло. А люди… что люди? Они приспосабливаются к этому новому Добру, привыкают к нему и даже кладут головы за него! А затем приходит другой, побеждает первого и объясняет, что он привнёс в мир новое Добро, которое и есть настоящее. Люди верят ему, потому что им ничего другого не остаётся. По всему выходит, Гарри, что Добро — понятие растяжимое. А сила — вполне конкретное и действенное. Я думаю, твой любимый Дамблдор понимал это, как никто».

«Вот только Дамблдора не трогай!»

«Почему же? Давай поговорим о нём. Ты ведь, наверняка, думаешь, что он — воплощение благородства, что он защищал вселенское Добро от Вселенского же Зла. А я скажу — нет. Он защищал своё Добро, свой привычный, устоявшийся мир. Или даже — мирок. И в этом было его благородство. Ах, как здорово: магглы живут сами по себе, мы — сами по себе. Никто никого не трогает, и всё так чинно и спокойно. А вот просчитался твой Дамблдор! Тот мир, что вы ним так старательно оберегали, скоро исчезнет. И всё потому, что в своё время вы с ним победили… меня. Дамблдор решил, что меня надо остановить, потому что я иду против устоев, против их тёпленького, меленького Добра! Он решил, что я в своём стремлении подчинить себе магглов — не достоин жизни… И вот вы победили. А вместе с вами победило ваше Добро и, что характерно, обернулось против вас. Эти ваши устои, статуты о секретности, отдалённость от мира магглов сыграли с вами злую шутку! Ну, и кто был прав?… Опять молчишь. Знаешь, если бы я победил, никакой войны бы не было. Я бы её не допустил».

«Это ещё не известно».

«Нет. Так и было бы… А ведь Дамблдор мог бы меня понять, но не захотел даже выслушать. Он оказался слишком консервативен, слишком привязан к своему мирку, слишком напуган тенями из прошлого… Но ведь ты — не такой, да, Гарри? Ты — другой. Ты способен на многое, очень на многое. Тебя не остановят глупые предрассудки. Правда, многому тебе бы следовало научиться… у того же Дамблдора. Например, как лихо обходить моральные препоны ради дела. Он ведь был в этом большим виртуозом. Но это — дело наживное и вполне по силам человеку с интеллектом. Однако в тебе есть одно качество, которого нет у других, и которому нельзя научиться, — ты никогда не сдаёшься».

Гарри тяжело вздохнул. Пару минут назад он готов был сдаться. Опустить руки и плыть по течению, куда бы оно ни принесло. А сейчас…

«В одном ты прав: сдаваться нельзя. Ещё не время…»

«Браво, Гарри!»

Гарри с трудом сглотнул и покосился на спящую Гермиону. Осторожно высвободив руку из под её головы, он повернулся на бок и стал вглядываться в давно знакомое лицо. В темноте он различил лёгкое свечение кожи, бледный силуэт и прядь волос на лбу. Гермиона во сне едва слышно застонала, а ресницы стали подрагивать: наверное, ей виделся кошмар. Гарри успокаивающе погладил её по щеке, разгоняя фантомы, и прошептал: «Тс-с». Она прерывисто вздохнула и затихла.

Надо же, она, оказывается, любила его. Тайно, безнадежно и совсем не по-сестрински. А он никак не мог понять, отчего же Рон ревнует её к нему! Ведь Гарри не давал ни единого повода. Ну, кроме того поцелуя. Но тогда это было нужно для дела. И к тому же он был страшно зол на друга. Слова Рона окончательно вывели его из себя!

Ему казалось глупым и странным, что Рон иногда бросает подозрительные, завистливые взгляды, тяжело вздыхает и порой крепко стискивает зубы, стоит Гарри оказаться слишком близко к Гермионе. Такое поведение друга Гарри объяснял дурацкой блажью либо просто чрезмерно развитым чувством собственности. А теперь… вот теперь ему всё стало ясно. Будь он на месте Рона, то, наверное, чувствовал бы себя так же. Да что там — ещё хуже! Гарри представил, что Джинни вдруг воспылала страстью, скажем… к Невиллу. А ведь она, действительно, испытывала к нему какие-то тёплые чувства. Давно, ещё на четвёртом курсе… Чёрт, так можно додуматься до… Нет! Только не Джинни! Уж в чём, в чём, а в её верности и преданности он был уверен на сто процентов. Но Гермиона тоже всегда была верна Рону. Во всяком случае, с Гарри она мужу не изменяла.

Гарри усмехнулся: надо же, какие глупости порой лезут в голову.

Хотя… целоваться с ней было действительно приятно. Как будто к привычной палочке-выручалочке, плакательной жилетке и надёжному другу вдруг прибавилась ещё одна функция — губы, которые не только бормочут заклинания, но и дарят сладость и забвение.

Гарри кончиками пальцев легонько дотронулся до губ Гермионы — тёплые и мягкие. Теплота и мягкость — это то, чего он всегда ждал от неё. Эта женщина стала для него той поддержкой и опорой, какой он не получал ни от кого. Но ему никогда не приходило в голову задуматься, а что ОНА испытывает к нему? Почему она всегда рядом, когда ему нужна помощь? Почему, стоит застонать, она бросается к нему со своей, подчас раздражающей, заботой? С Джинни было совсем иначе: для неё он сам был опорой, супергероем; рядом с ней он не мог проявить ни толики слабости или страха. Хотя, надо признать, что он и не пытался. Может быть, стоило?.. Так, для пробы? Глупость какая...

Гарри вдруг осознал, что единственная женщина, с которой он не боялся быть слабым, — это Гермиона. Словно она была ему старшей сестрой, которая знает его, как облупленного. А с сестрой непозволительно делать то, что…

Чёрт!

Гарри вдруг вспомнил своё раннее детство, полное различных табу. Ему запрещалось многое, что разрешалось другим. Наверное, поэтому, став взрослее, он стремился не к тем запретным удовольствиям, к которым тянутся обычные люди, а — к другим: к теплу, ласке и заботе. Пока он робко искал (и находил!) в окружающих эти качества, другие предавались, как сказала бы тетя Петунья: «разврату».

Он вспомнил лето по окончании шестого курса. Петунья с Верноном часто перешёптывались о том, что Дадли, оказывается, обрюхатил симпатичную соседскую девчонку, и что теперь придётся «принимать меры». Значит, пока Гарри спасал магический мир от Волдеморта, его кузен портил девок! Интересно, а Гарри смог бы так же? Плюнуть на всё, закрыть глаза на мировые проблемы и заняться тем, чем занимается большинство: просто брюхатить, например, Гермиону? Завалить её где-нибудь… да мало ли где?! Возможностей было — прорва… И засунуть в неё свой…

Бред… Ему никогда такое и в голову не могло прийти. Гермиона была другом. А в друга нельзя ничего засовывать без его согласия! Хотя, надо признать, он и не предлагал. Может, стоило? Одно дело — поцеловать, чтобы заинтересовать, привязать к себе; другое — пойти дальше…

Гарри провёл рукой по плечу спящей Гермионы.

«Интересно, как это будет? — подумал он. — Вероятно, никак».

Он слишком слаб. Ему не хватит сил. Он будет выглядеть жалким позорищем. И когда она это увидит, то перестанет мечтать о нём.

«Наша любовная история бесславно завершится моим фиаско».

«Гарри, твои мысли текут не в том направлении. Всё, что тебе нужно — это пара часов крепкого сна».

«Почему ты всё время лезешь не в своё дело? Заткнись, а?»

«Я бы с удовольствием, но — это и моё дело тоже. Всяк стремится к выживанию, и я — не исключение. Ну же, Гарри, подумай о том, кого ты сможешь спасти!»

«Я только об этом и думаю!»

«Всё! Всё. Умолкаю. Спокойной ночи».

«Иди ты…»

* * *

Гарри снилось детство. Дом Дурслей, тёмный чулан, пауки на стенке… Он сидит в углу и разглядывает тени. Вдруг в доме раздаются панические крики, топот и звуки давки. Гарри бросается к двери, но она заперта. Крики усиливаются и перерастают в истошные вопли. Лестница сотрясается от чьих-то шагов. Гарри, не сумев открыть дверь, пытается выбить её плечом. Снаружи неожиданно раздаётся оглушающий и чудовищный в своей чуждости хлопок, какой Гарри никогда прежде не слышал. Крики и шаги резко затихают… и наступает тревожная, густая тишина. «Да что происходит?» — мысленно вопрошает Гарри и мощным ударом ноги выбивает дверь. Безумная вспышка яростного света врывается в чулан и острой болью пронзает глаза. Гарри почти ослеп! Прикрыв лицо рукой, он, не видя, пробирается вперёд и падает, наткнувшись на что-то мягкое. Ощупав пространство вокруг себя, он с ужасом понимает, что это мягкое — человеческое тело. Гарри заставляет себя открыть глаза и видит, что весь дом забит людьми, которые остекленевшими глазами смотрят в одну сторону — туда, откуда льётся невыносимый свет. Гарри оборачивается к этой медленно угасающей вспышке и сквозь огромный провал в стене видит, как над горизонтом поднимается сияющий в своей смертельной красоте ядерный гриб.

Мгновенно срабатывает мысль: «спасти людей!»

Он кричит: «Прячьтесь! В подвал! Быстро!»

Но люди не слышат его — они застыли, завороженные зрелищем. Тогда он начинает тормошить их, трясти за плечи, бить по щекам… и вдруг понимает, что все они мертвы. Они начинают рассыпаться в его руках чёрным пеплом, который рассеивается на холодном, певучем ветру. В его песне Гарри отчётливо различает шёпот сотен голосов: «Рагнарёк… Рагнарёк».

Гарри очнулся оттого, что какой-то голос надоедливо жужжал над ухом, потом в непрерывном потоке речи стали различимы слова:

— И отмените «Костерост» — рёбра уже срослись.

— Да, сэр, — ответил кто-то.

Гарри открыл глаза и увидел мужчину в форме колдомедика.

— Он пришёл в себя, — констатировал целитель. — Как вы себя чувствуете, мистер Поттер?

К кровати подошла медсестра. В её взгляде промелькнули любопытство и радость.

Гарри чувствовал себя сносно, о чём и поведал этим двоим.

— Вот и замечательно! Ещё неделька интенсивной терапии, и будете как огурчик, — бодро-равнодушным тоном сказал колдомедик.

— Где я?

— Можно было бы и догадаться — вы в больнице святого Мунго. Правда, ваша заторможенность неудивительна, учитывая многочисленные ушибы головы.

— Где моя семья?

— Вы полагаете, что врачи должны знать всю подноготную своих пациентов? Я вас разочарую — это не входит в мои обязанности.

— Я должен знать…

— А я должен лечить, и, да будет вам известно, весьма компетентен в своей области.

Гарри сжал зубы и устало прикрыл глаза — до чего же разговорчивый этот доктор!

— Они в Хогвартсе, мистер Поттер, — ответила медсестра. — С ними всё в порядке.

— Какой сегодня день? — спросил Гарри у неё.

— День всех Святых.

Гарри облегчённо вздохнул: значит, он здесь всего сутки. За это время ситуация, возможно, не стала непоправимой.

В голову полезли мучительные воспоминания:

«Гермиона Уизли приговаривается к…»

Превозмогая боль, он резко сел.

— Это ещё что такое? Вам надо лежать ещё не менее двух суток! — воскликнул врач.

— Мне некогда разлёживаться, — проворчал Гарри и попытался встать. Ноги дрожали от слабости.

— Ох, уж эти авроры! Чуть полегчает — сразу хамят! — возмутился тот и вдруг прыснул из флакончика с пульверизатором какую-то жидкость прямо Гарри в лицо. — Тише, тише, — поспешил сказать он, когда Гарри в ярости схватил его за грудки. — Это всего лишь успокоительное. Таким буйным, как вы — полезно. А теперь — баиньки.

Гарри почувствовал, что его одолевает сон. Отпустив доктора, он безвольно упал на кровать.

— Ну, вот и славно, — пробормотал доктор. — Мэгги, присмотришь за ним?

— Да, сэр, — ответила медсестра и помогла Гарри поудобнее лечь.

В полудрёме он запомнил её сочувственный взгляд…

* * *

Спустя некоторое время Гарри проснулся и прислушался к обычным в ночной больничной тишине звукам: чьим-то гулким шагам, приглушённому звону склянок, стонам и храпу…

«… Гермиона Уизли приговаривается к пожизненному…»

Он стал вглядываться в темноту — рядом определённо кто-то был. Этот «Кто-то» дал о себе знать — скрипнула койка, и свет «Люмоса» озарил уже знакомое лицо медсестры.

— Мистер Поттер, доброй ночи, — доброжелательно сказала она и зажгла лампу. — Я тут присматривала за вами и прикорнула чуть-чуть.

Гарри внимательно посмотрел на неё — совсем молоденькая, из вчерашних выпускниц. Смотрит восторженно. Наверное, считает его великим героем… Она смущённо покраснела и опустила глаза.

— Мэгги, да? — уточнил он.

Она кивнула.

— Послушай, Мэгги, мне срочно нужно наружу. Очень нужно.

— Но, мистер Поттер, — стала возражать она, — мистер Хёрт строго-настрого приказал мне вас не выпускать.

— А ещё кто-нибудь меня охраняет?

— Никто… Вы же не преступник!

— Да… Я уже не преступник, — задумчиво сказал Гарри и, сглотнув, спросил: — А где моя палочка?

— Я не знаю… Но обычно, если палочку не забирают родственники больных, то её помещают в специальное хранилище, на первом этаже, и выдают после выписки. Но вы ведь это и без меня знаете, да?

Гарри вспомнил: палочка закрывается в особый сейф, откуда её может достать только владелец.

В Мунго он лежал пару раз и оба раза сбегал до окончания лечебного курса, но палочка всегда была при нём. Сейчас вышло иначе… Остаётся надеяться, что его палочку действительно поместили в хранилище, и что порядки в Мунго не изменятся в ближайшие полчаса.

«…— Гермиона Уизли, вы согласны с предъявленным обвинением?

— Я хочу сделать заявление…»

Теперь надо что-то решать насчёт одежды. Под казённым одеялом он лежал совсем нагой, не считая многочисленных бинтов. Не пойдёт же он по больничным коридорам, завёрнутый в простыню! Можно, конечно, попробовать, но далеко ли он уйдёт?

— Мэгги, ты ведь недавно окончила курсы? — спросил Гарри.

— Да. Курсы медсестёр, выпуск 2012 года, — смущённо ответила она.

— Наверняка, отличницей была?

— Ну, не то чтобы…

— Послушай, а ты бы смогла трансфигурировать простыню в штаны?

Девушка слегка опешила от такого вопроса и быстро ответила:

— Да, конечно, смогла бы… но…

— Вот и отлично. Давай прямо сейчас и попробуем.

— Но мистер Поттер…

— Я ведь — начальник аврората, ты помнишь?

— Но ведь вас ещё не восстановили в должности, — тихо пробормотала она, глядя в пол.

— Ничего, это — дело времени. Меня официально восстановят, и я про тебя обязательно вспомню, — он тяжело встал и, прикрываясь одеялом, пересел на стул.

«… — Значит, вы утверждаете, что месяц назад наложили непростительное заклинание «Империус» на присутствующего здесь Гарри Джеймса Поттера?

— Совершенно верно».

На лице Мэгги отразилась борьба недоверия и восхищения.

— Ну, может… — промямлила она.

— Давай, давай, — нетерпеливо прошептал он. — Помоги мне, и ты всегда сможешь рассчитывать на Гарри Поттера.

Мэгги ещё немного поколебалась, но потом сосредоточенно нахмурилась и взмахнула палочкой. Простыня съёжилась, изогнулась и превратилась в нечто, напоминающее шаровары. Гарри обрадовано вскочил и, не замечая боли, стал напяливать их на себя. Мэгги сконфуженно закусила губу, наблюдая за обнажённым Гарри, пока тот торопливо пытался облачиться в созданное ею подобие брюк. Ни пуговичек, ни застёжек на штанах не оказалось, зато были архаичные верёвочки-завязки. Справившись с ними, Гарри снова обратился к Мэгги:

— Теперь мне нужна мантия.

— Я могу пойти попросить у кастелянши, — растерянно предложила она.

— Нет, нет, никуда уходить не надо, — поспешил остановить её Гарри.

Отпускать медсестру было бы опрометчивым шагом — мало ли на кого она наткнётся в коридоре, да и сможет ли избежать расспросов…

— Но…

— Давай, Мэг, наколдуй мне мантию из одеяла.

«… — С какой целью вы это сделали?

— Я сделала это, чтобы с помощью Гарри захватить власть…»

Мэгги, похоже, вновь окунулась во внутреннюю борьбу.

— Пожалуйста, — тихо попросил Гарри и проникновенно заглянул сестричке в глаза.

Та тяжело вздохнула и взмахнула палочкой. Одеяло, словно ожив, «всплеснуло» краями, взлетело и… опало к ногам, как осенняя листва, рассыпавшись на множество мелких лоскутков.

— М-да, — только и сказал Гарри, почесав затылок.

— У меня по трансфигурации были средние оценки, — стала оправдываться Мэгги.

— Это видно. — Гарри покачал головой.

— Мэг, — тихо продолжил он, подойдя к ней вплотную. — Мне позарез надо наружу, — и взял её за руки.

Оказавшись совсем близко к герою волшебного мира, медсестра затаила дыхание и приоткрыла рот.

— Помоги мне, — прошептал он, наклонясь к её уху.

— Ну… Вы… можете взять МОЮ мантию, — предложила Мэгги. — Только её нужно немного растянуть.

— Спасибо, — снова прошептал Гарри, почти касаясь губами её щеки. — Я отвернусь.

«… — Но Гарри Поттер не поддаётся Империусу! Об этом прекрасно известно всем! Как вам удалось это сделать?»

Гарри отошёл поодаль и встал спиной к Мэгги.

— Всё, — услышал он вскоре и повернулся.

Мэгги, оставшись в одной блузке, сидела на кровати и протягивала ему свою мантию. Он тут же кинулся одеваться. Мантия оказалась немного узкой в плечах, но Мэгги успешно расширила её заклинанием «Ингоргио». Гарри бегло осмотрел себя — издалека его вполне можно было принять за медбрата. Больничные тапочки совсем не годились для прогулок по осенним улицам, но заниматься ими уже не было времени.

«… — Всё очень просто. Перед тем, как подвергнуть Империусу, я втайне от Гарри напоила его Амортенцией. Заклинание и зелье вместе дают сильнейший эффект».

— Спасибо, Мэгги. Ты — чудо! — сказал Гарри, пожимая ей руку. — Ну, всё. Пойду я, — и направился к двери.

— Мистер Поттер!

Он остановился и обернулся. Девушка потопталась, сцепив ладони, а потом вдруг кинулась к нему и застыла в нерешительности.

Знакомый взгляд. Девчонки постоянно пялились на него. Вот и на тебя, Мэгги, действует скромное обаяние героя магического мира. Правда, мало кому из них удавалось видеть Гарри Поттера голым и беспомощным. Он склонился и поцеловал её в щёку.

— Мэг, если хочешь выжить, бросай всё и спрячься в Министерстве или в Хогвартсе. И семью спрячь, поняла?

Она изумлённо кивнула, и Гарри вышел из палаты.

* * *

Коридоры были пусты, и Гарри без приключений добрался до хранилища.

На двери не было даже элементарного замка: заходи — бери! В помещении оказалось множество маленьких сейфов, на каждом из которых были написаны имена и фамилии. В свете факела Гарри долго разглядывал надписи, моля Бога, чтобы палочка оказалась здесь.

Есть! На металлической дверце было выведено: «Гарри Поттер»!

Гарри прикоснулся к дверце сейфа, и та медленно открылась — внутри лежала волшебная палочка.

«… Но действие Амортенции быстро проходит. Как же вам удалось продлить влияние Империуса?

— Империус сохраняет свою силу, если между людьми существует определённая связь».

Во всеоружии Гарри вышел из здания больницы и направился в сторону Министерства. Каждый шаг отдавался глухой болью. Гарри сцепил зубы и упрямо шёл, слегка пошатываясь и не глядя под ноги. Казалось, не было ничего важнее, чем просто идти вперёд. Все мысли и эмоции затаились, будто боялись помешать движению к намеченной цели.

Вдруг из темноты на него набросился человек и ударил в лицо. Гарри от неожиданности чуть не упал, но, когда человек снова ринулся в атаку, — отклонился, отработанным движением схватил нападавшего за запястье и вывернул ему руку. Лицо напавшего было скрыто капюшоном мантии. Гарри откинул капюшон и узнал… Рона.

«… Значит ли это, что между вами и Поттером…

— Да, мы были любовниками».

— Ты что, совсем сбрендил?! — удивлённо воскликнул Гарри. — В темноте на людей бросаешься!

— Ты — не человек, а гнусная тварь! — злобно прошипел Рон.

Что ж, он имел право на подобные слова.

— Рон, давай не будем пороть горячку. Я, конечно, виноват. Но, поверь мне, так было необходимо, и Гермиона пошла на этот шаг вынуждено.

« — … Ты, наверное, теперь всё знаешь, Гарри… (Всё-таки, она была лучшего мнения о его мозгах, чем они заслуживали — если бы не Риддл, ничего бы он не знал про неё). В общем, я хочу… чтобы ты… чтобы мы с тобой…

— Ты не волнуйся — я всё сделаю сама».

— Вынуждено?! Она что, вынуждено спала с тобой? А потом вынуждено рассказала об этом всему миру?! Ты что, заставил её?!

— Нет. Она сама.

— Ах, сама!

Рон вырвался из захвата и снова кинулся на Гарри с кулаками.

— Да подожди ты! — закричал Гарри, защищаясь.

Тот изо всех сил ударил Гарри в живот и остановился, лишь когда «противник» согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух.

Выплеснув гнев, Рон постоял над задыхающимся Гарри, потом отошёл в сторону и сел на бордюр. Склонив голову, он запустил пальцы в шевелюру и застонал, как от боли. Гарри, пошатываясь и отплёвываясь, подошёл и плюхнулся рядом.

Он так ничего и не понял. Он думал, что для Гермионы это — последний шанс воплотить свою любовь к нему. Их единственная ночь. И решил для себя, что сделает её незабываемой. Идиот!

— Зачем она это сделала? — сокрушённо спросил Рон.

— Потому что так было нужно, — хрипло ответил Гарри, утирая кровь с лица.

«… — Гарри Джеймс Поттер, вы действительно состояли в любовной связи с Гермионой Уизли?

«Я спасаю тебя, малыш».

— Нужно… — Рон презрительно поморщился. — А я? Как мне теперь быть?!

— Ты должен мне помочь.

— Что?! А не пошёл бы ты!

— Рон, Гермиона пожертвовала всем не для того, чтобы мы с тобой вот так сидели и препирались! У нас есть неоконченное дело.

Она всё рассчитала. Когда респектабельная замужняя дама, мать двоих детей, признаётся в супружеской измене, этому охотно верят. А потом так же охотно верят всему остальному, даже в чушь, наподобие применения Непростительных заклятий или захвата власти.

Он счёл себя обманутым. Они провели его! Гермиона и Риддл, не сговариваясь, всё решили за него! Ещё там, в камере!

~*~

«Хм. Ты слабак, Поттер!»

~*~

~*~

— Как Джинни и дети? — задал Гарри давно мучивший его вопрос.

— Нормально. Они в Хогвартсе. И мама с ними, и родители Гермионы, и все… Мама сказала, что не выйдет из школы, пока не увидит тебя. Тебя! — последнее слово Рон произнёс с обидой.

— Ты поможешь мне?

— Чего ты ещё хочешь? — спросил Рон с презрением.

— А ты?

— Я. — Рон свирепо пнул погнутую банку из-под колы. — Я хочу вытащить свою жену из Азкабана!

— На что ты готов ради неё?

— Отвали!

— И всё-таки?

— На всё, — с решимостью ответил Рон. — Понял?! На всё!

— Очень хорошо. Я думаю, и ОН тоже.

— Кто «ОН»?

— Увидишь…

Ещё одно лирическое отступление

Почему заканчивается дружба? Ты живёшь в новой, совсем другой реальности. А моя жизнь осталась прежней и уже не вырвется за флажки. Я живу прошлым, ты — настоящим и будущим. У тебя — планы, важные заботы, от тебя зависят чужие судьбы. А у меня — только воспоминания и сожаления. Рядом с тобой я ощущаю себя так, словно остановился в развитии. Наверное, я — неудачник.

Пусть горечь и досада проели мне душу, пусть мы с тобой слишком разные, пусть прошедшего не вернуть, — я всё равно жду тебя, мой бывший друг.

* * *

Латифа Шэклбот всегда считала себя везучей. Ещё в детстве она предчувствовала, что вытянет козырную карту. И даже когда ей в лицо презрительно бросали: «Черномазая!», она твёрдо знала, что настанет день, и люди будут заискивать перед ней и добиваться её внимания.

Козырной картой для Латифы стало замужество. Про Кингсли Шэклбота нельзя было сказать, что он — воплощение женских грёз: и внешность заурядная, и не богат. Даже обручальное кольцо подарил дешёвое, с янтарём. Однако были у него качества, которые и привели его к теперешнему положению: потрясающая работоспособность и тонкое чутьё на перемены. А главное, он так жаждал успеха, что никогда не позволял себе останавливаться на достигнутом. Казалось, ему легко покоряются все вершины, и только жена знала, какой ценой даётся очередная веха в карьере: сколько бессонных ночей, страхов и сомнений довелось ему пережить; сколько сделок с совестью пришлось заключить и перезаключить…

Итог оказался выше ожиданий — «господин министр»! А Латифа — «госпожа министерша»! Она — чёрнокожая девушка из неблагополучного района, чья бабушка ещё помнила горький вкус рабской похлёбки! Что ни говори, а судьба иногда бывает щедра. И если уж одаривает, то сполна. Латифе ни разу не пришлось пожалеть о замужестве с Кингсли.

Хоть и не было у них никогда роковой страсти, о которой так любят писать в дешевых женских романах, зато было другое, как она считала, более ценное: уважение и глубокая симпатия. Была уверенность друг в друге, та, о которой не кричат на каждом углу, но придавшая ее семейной жизни чувство надежности. Кто-то называл «любовью» совсем легкомысленные отношения, и понятие любви затаскивалось, трепалось и опошлялось от частого повторения. Латифа-то уж точно знала, что их взаимная привязанность — чувство посерьезнее этакой «любви». А может их чувства и были любовью, только в иной своей ипостаси.

«Всё у нас будет, как в сказке — жили долго и счастливо и умерли в один день», — думала Латифа, когда вдруг прозвенел дверной звонок, и резвый домашний эльф кинулся открывать…

* * *

Кингсли Шэклбот, как всегда, задерживался на работе. После недавних событий выполнять обязанности министра стало трудней — оппозиция подняла голову и трубила повсюду, что глава правительства не в состоянии следить за своими кадрами. Как это так — допустить, чтобы самого начальника аврората подвергли такому изощрённому воздействию!

В Визенгамоте начались прения по законопроекту «О поголовной проверке всех должностных лиц на предмет Империуса». Значит, скоро министерство сотрясут различные комиссии и ревизии. Хуже того — начальники департаментов стали считать распоряжения Кингсли необязательными к исполнению — слишком живы были воспоминания о том, как его, беспомощного, таскали из кабинета в кабинет и демонстрировали всем, словно пугало. После подобного унижения шансов восстановить репутацию было ничтожно мало.

Но Кингсли привык преодолевать любые трудности. Достаточно произвести несколько неожиданных кадровых перестановок, наобещать представителям прессы какие-нибудь блага, чтобы они перенесли внимание общественности на другую проблему; выждать пару недель — и скандал забудется.

С Поттером придётся расстаться. Не сразу, конечно, — чересчур резкие телодвижения вызовут нежелательный интерес. Через месяц-другой. Найти подходящий повод — что-то вроде «превышения должностных полномочий» — и до свидания, Мальчик-который…

Кингсли передёрнуло от горьких воспоминаний о своём незавидном положении и о роли Поттера в произошедших событиях. Что он испытывал к Гарри и его подружке? Ненависть? Ярость? Ну уж нет… Разве облечённый властью может предаться таким разрушающим чувствам? Только твёрдый разум и стальная воля помогают удержаться на плаву! Разум и воля!

И всё же, слава Мерлину, что всё вернулось на круги своя…

Неожиданно полыхнул камин, и в зелёном пламени показался силуэт человека. Кингсли вздрогнул — всё-таки, после пережитого, нервы слегка сдали. Отряхиваясь от сажи, из камина шагнул Персиваль Уизли.

— Доброй ночи, — поприветствовал он министра и как-то странно близоруко прищурился.

— Здравствуй, Уизли. Что случилось? — спросил Шеклбот. Он любил конкретность и сразу приступал к делу. Эту характерную черту знали все подчинённые и никогда не тратили его время зря.

— Как поживаете, господин министр?

Кингсли нахмурился — вошедший сразу повёл себя неправильно: во-первых, он не ответил на вопрос, а во-вторых, уселся без приглашения в кресло напротив и стал нагло буравить министра глазами.

— Как семья? — вновь спросил Уизли.

Сердце министра ёкнуло от нехороших предчувствий.

— Что происходит? — спокойно, но с нажимом спросил Кингсли и сжал в руке палочку.

— Когда вы последний раз виделись со своей женой, мистер Шеклбот?

— Почему ты спрашиваешь? — Кингсли вдруг почувствовал неприятный озноб.

— Вы — настоящий дипломат, министр, — всегда отвечаете вопросом на вопрос. Мне бы поучиться у вас, но некогда. Поэтому скажу без обиняков: ваша жена у нас.

— В каком смысле?

— В прямом.

Кингсли пару секунд соображал, а потом вскочил — первым делом ему захотелось вызвать охрану или авроров.

— Не делай глупостей, Кингсли, — настороженно привстав, заявил Перси. — С ней всё будет хорошо. Разумеется, если ты выполнишь наши условия.

Шеклбот поднял палочку, но она вдруг вырвалась из руки и полетела к Уизли. Ловко поймав её, он выставил свою и произнёс:

— Слушай меня очень внимательно: твоя жена в порядке — за ней присматривают и отпустят, как только ты кое-что сделаешь.

— Что?.. Что?.. Как? — только и смог отрывисто произнести министр.

— Как мы докажем, что она у нас? — подсказал Уизли. — Вот, взгляни, — он подошёл и положил на стол колечко с янтарём.

Шеклбот узнал бы его из тысячи — в камушке навечно застыла мелкая чёрная мушка. Именно этим колечко когда-то ему и приглянулось — было очень символично подарить такое украшение будущей жене, как символ долгого брака. Латифа носила кольцо постоянно, хоть оно и выглядело простовато.

… — А это — для большей уверенности, — и Уизли положил рядом с кольцом записку на простой маггловской бумаге.

Министр дрожащими руками развернул листок и прочёл:

«Кингсли, со мной всё нормально. Сделай, пожалуйста, то, что хотят эти люди, и меня выпустят. Латифа».

Кингсли сел. Понимание произошедшего накрыло ледяной волной. За что? Как посмели?! Почему Я?!

Однако министр всегда умел быстро брать себя в руки и вычленять главное в сложившихся обстоятельствах.

— Что тебе нужно? — угрюмо спросил он, убирая в карман кольцо и записку.

— Ты немедленно распорядишься доставить из Азкабана Гермиону Уизли.

— Это всё? — нервно выкрикнул министр.

— Пока — да, — неуверенно пробормотал Перси, но потом жёстко добавил: — Лишь когда Гермиона окажется здесь, я смогу убедиться, что ты пошёл на контакт. И мы поговорим о других наших условиях.

— Я не могу работать, не зная всех ваших требований! — вырвалось у Кингсли. — Я должен иметь представление о том, что вы замыслили!

— Да что ты?! — зло воскликнул Перси и наклонился к министру. — Ты готов пожертвовать жизнью своей жены ради каких-то амбиций?

Губы Кингсли дрогнули, его лицо цвета шоколада приобрело сероватый оттенок.

— Давай, пиши распоряжение! Учти — одно неосторожное движение или слово — и я даю знать своим людям, — чётко произнёс Перси, показывая золотой галлеон. — Видишь? Он заколдован. В случае опасности — нагревается. Второй такой же находится у тех, кто сейчас рядом с твоей женой. Как только они поймут, что со мной неладно — её казнят! Понял?! — прокричал он над самым ухом министра. — Ты понял?!

Кингсли сжал зубы и, уставившись перед собой, медленно взял перо и бумагу. Пока он писал приказ, желваки у него ходили ходуном. Едва он поставил точку, Перси выхватил у него из-под рук листок и стал лихорадочно читать:

«Немедленно привести заключённую Г. Уизли в кабинет министра для допроса».

— Сколько времени понадобится, чтобы её доставили сюда? — быстро спросил он.

— Пять минут, — холодно произнёс Кингсли, не поднимая глаз на собеседника.

— Всего? — удивился тот. — Я думал, она уже в Азкабане! Заключённых ведь отправляют по средам!

— Её должны были отправить следующим этапом: кое-кому захотелось провести повторный допрос, — отстранёно ответил Кингсли.

Перси, не скрывая радости, коснулся палочкой листка — тот свернулся самолётиком и исчез в почтовом отверстии в стене.

В тягостном молчании прошло около четверти часа.

Наконец раздался деликатный стук в дверь. Перси тут же встал позади министра и незаметно, но довольно чувствительно приставил ему к спине палочку. Тот тяжело вздохнул и громко сказал:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошли трое: Гермиона в сопровождении двух конвойных.

Перси ткнул Кингсли палочкой, и тот распорядился:

— Оставьте нас.

Конвойные подчинились.

Едва за ними закрылась дверь, Перси подошёл к Гермионе.

— Привет, Герм, — сказал он тихо и ободряюще кивнул. — Я за тобой.

— Перси? — произнесла она удивлённо.

Пока тот освобождал ей руки от оков, Гермиона обрадованно и непонимающе смотрела то на него, то на хмурого министра, не решаясь ничего спросить.

— Что теперь? — глядя исподлобья, спросил Кингсли.

— Теперь всё будет хорошо, — сказал Перси и вдруг широко улыбнулся Гермионе.

Она открыла рот, словно осенённая внезапной догадкой, а Перси подмигнул ей и обратился к министру:

— Сейчас я отправлю Гермиону домой, а потом мы обсудим наши дела.

Шеклбот лишь молча сузил глаза.

Перси подошёл к камину, но в этот момент произошло неожиданное: в кабинет ворвался мужчина и с ходу крикнул:

— Министр, есть сведения, что Поттер сбежал из Мунго и в данный момент…, — тут он увидел Перси и Гермиону и оторопело продолжил: — направляется сюда… в облике Персиваля Уизли.

Кингсли и Гермиона уставились на Перси, лицо которого вдруг исказилось, черты заострились, волосы стали темнеть, а на лбу начал проступать шрам в виде молнии.

— Гарри! — обрадовано воскликнула Гермиона.

— Поттер, — с ненавистью процедил Кингсли.

Действие Оборотного зелья завершилось, и теперь Гарри стоял перед всеми в своём истинном облике.

— Гермиона, — тихо обратился он к ней, — уходи сейчас. Я их задержу.

— Но, Гарри, — попробовала возразить она.

— Уходи! — глухо приказал Гарри и грубовато подтолкнул её к камину.

Гермиона взяла горсть летучего порошка, но тут в камине загудело, и из него кубарем вывалился человек. Как пьяный, он стал, пошатываясь, тяжело подниматься, и присутствующие увидели зрелище, словно возникшее из кошмара. Лицо и руки человека были сильно обожжены, бровей и ресниц почти не было, а волосы, когда-то, видимо, светлые, превратились в щетинистую тёмно-серую паклю и сыпались на пол. Дымящаяся одежда местами совсем обгорела, сквозь рваные прорехи зияли кроваво-чёрные раны. Во всём его ужасающем облике самой странной деталью были совершенно нетронутые огнём щегольские ботинки, на которые падал пепел с брюк и мантии.

— Что произошло?! — воскликнул министр и сделал несмелый шаг к обожённому человеку.

— Я не знаю… — тихо пробормотал тот и припал на одно колено. — Это какой-то ад…

Гермиона и Гарри испуганно переглянулись, и в этот миг из камина буквально выпал ещё один человек — такой же обгоревший, с почерневшим лицом. Он стал ползать на четвереньках и издавать звуки, похожие на вой смертельно раненого зверя. Следом за ним выскочила ведьма с младенцем на руках. Ребёнок плакал, а женщина безумным взором оглядела присутствующих и истошно завопила:

— Министр! Сделайте что-нибудь! Люди гибнут!!!

— Да что случилось?!! — похоже, сегодня эта фраза стала коронной для человека, обязанного быть осведомлённым во всём.

В ответ первый обожённый хрипло ответил:

— Нас будто смело дьявольской метлой. Они сгорели! Все сгорели в один миг!.. Я видел, — он с трудом отдышался и устремил на Кингсли тяжёлый взгляд человека, пережившего немыслимое бедствие.

Женщина зарыдала в голос, крепко прижала к себе кричащего малыша и стала раскачиваться, как безумная.

Второй пострадавший, в котором Гарри с трудом узнал Стивена Джонса — бывшего коллегу по аврорату, замычал и упал на пол, из чёрных ран на его руках сочилась кровь и оставляла алые следы на безупречной бежевой чистоте дорогого иранского ковра.

Гермиона склонилась над упавшим.

Послышался громкий топот — в распахнутую дверь вбежали люди — припозднившиеся работники Министерства.

— Мистер Шеклбот! Там... Там такое! — закричал один из них.

— Камины просто переполнены!

— Люди в ужасном состоянии!

— Что это за колдовство?!

— Это война?!

— Министр! По маггловским каналам только что сообщили! — перекричал других Арон Норберг — работник департамента по работе с магглами, и все затихли и уставились на него. — Лондон подвергся бомбардировке!

Послышались изумлённые охи и испуганные возгласы.

— Где эпицентр? — вдруг спросил Гарри, и в общей истерической атмосфере его голос прозвучал отрезвляюще.

— Да кто ж его знает? — растерянно пробормотал Норберг. — Об этом не сообщалось.

— Иди и выясни. Как только появятся новые данные — сразу доложи, — приказал Гарри.

— Слушаюсь, — покорно сказал Норберг и, бросив на министра неуверенный взгляд, удалился.

— Кингсли, нам нужна информация, — обратился Гарри к министру. — Ты можешь попасть в маггловское правительство, чтобы всё выяснить?

Люди затихли в ожидании ответа.

Кингсли долго не шевелился, остановив невидящий взгляд на столешнице.

— Кингсли! — рявкнул Гарри.

Тот медленно повернул голову и тихо сказал:

— И это — мой выбор.

Было непонятно, спрашивает он или утверждает. Люди с нарастающей тревогой смотрели на министра и растерянно молчали.

Тишину прервал треск в камине, и на золу мешком упал человек. Неяркие изумрудные всполохи угасли, и стало видно, что он сгорел заживо. Почерневшая рука вдруг вскинулась, как стебель дьявольских силков, отделилась от тела и обуглившимся куском упала на пол перед камином. В изуродованной ладони была видна тонкая обгоревшая лучина — остаток волшебной палочки.

Раздался отчаянный вопль — женщина с ребёнком забилась в угол кабинета и, сгорбившись, прикрыла лицо руками, словно пыталась спрятаться от кошмарного зрелища.

Кто-то кинулся к камину, но, приблизившись к несчастному, испуганно отскочил назад: тот вдруг зашевелился в предсмертной агонии, попытался приподняться, протягивая к людям обрубок руки, скорчил в немом крике рот, а с его лица слетал чёрный пепел и падал, падал, смешиваясь с каминной золой. Люди заворожено смотрели на последние движения умирающего и, не помня себя, отступали назад — прочь от смерти. Тот, отмучившись, наконец, замер.

По кабинету распространился тошнотворный запах опалённой плоти.

Кое-кто заверещал, кого-то вырвало, счастливцы упали в обморок…

И как завершающий аккорд этой апокалиптической сцены, в камине зашуршало, заревело, и из печной шахты с грохотом попадали обломки кирпичей и досок, похоронив под собой мертвеца. Облако пыли на несколько мгновений заволокло вид чудовищной тризны и рассеялось, открыв безнадёжную картину — камин оказался полностью завален. Как пасть огромного зверя, он оскалился острыми краями досок, словно утверждая: «путь закрыт».

Сквозь ещё не осевший пыльный туман послышался протяжный, бередящий душу звук — Кингсли Шеклбот, закрыв лицо ладонями, тоскливо выл, словно цепной пёс, навечно прикованный к своей конуре — не убежать, не вырваться…

Гарри тихонько позвал:

— Кингсли…

Тот затих, отнял руки от лица и посмотрел на Гарри. Во взгляде Министра магии не было ни проблеска рассудка.

— Мистер Поттер! — закричал кто-то со стороны двери.

Гарри обернулся — Арон Норберг, тяжело дыша, подбежал к нему.

— Мистер Поттер, министр, есть новая информация!

— Говори! — приказал Гарри.

Норберг озадаченно уставился на министра, видимо, оценивая новое выражение в глазах начальника.

— Ну! — поторопил его Гарри.

— Да-да, — опомнился тот и продолжил: — Эпицентр пришёлся на Вестминстер и Сити — там камня на камне не осталось. В общем, весь центр и некоторые прилегающие районы — теперь почти пустыня. Относительно уцелели окраины: Левисхэм, Барнет и Баркинг почти не пострадали, Бромли, Хэрроу и Хаверинг — частично. Про остальные районы пока точно неизвестно: предварительные сведения очень противоречивые. Снимков нет — всё в таком дыму, что даже со спутника не видно. И ещё говорят, что это — провокация, что террористы сбросили так называемую «грязную бомбу»… ну… и… это — всё.

— Понятно, — мрачно проговорил Гарри.

— Где моя жена? — вдруг подал голос Кингсли. — Где Латифа?

Гарри снова заглянул в глаза министру и увидел в них боль пополам с надеждой.

— С ней всё хорошо, — успокаивающе сказал он. — Она за пределами города.

Шеклбот устало откинулся на спинку стула и безвольно опустил руки.

Гарри стиснул зубы, отгоняя воспоминание о том, что прежде чем отправиться в министерство, он оставил Рона на съёмной квартире в Челси. Там же под «Империусом» находилась и Латифа Шеклбот. И если центр города превратился в руины, то Рон и Латифа, скорее всего…

— Что нам теперь делать, мистер Поттер? — прервал горестные размышления Норберг.

— Да. Что нам делать? — спросил другой чиновник.

Гарри огляделся — в ожидании ответа все смотрели НА НЕГО. Лишь Гермиона оказывала помощь стонущему Джонсу, да в углу над притихшим ребёнком тонко напевала женщина:

— Спи, мой мальчик маленький, баюшки-баю…

Гарри на миг прикрыл глаза, борясь с желанием уйти, потом тяжело вздохнул и проговорил:

— Сначала надо позаботиться о раненых.

Люди согласно закивали. Гарри заметил, что их стало больше — из других помещений пришли те, кому повезло избежать преисподней. Задавив в себе желание завыть так же, как Кингсли минуту назад, Гарри принялся раздавать указания. Он поделил людей на группы и отправил искать в министерстве пострадавших, а сам пошёл вместе с Норбергом, в надежде получить ещё хоть какие-нибудь сведения о том, что происходит на поверхности.

В коридоре сиротливо и гулко звучали шаги, невнятно шелестели человеческие голоса — люди не решались говорить в полный голос, словно боялись разгневать и так безжалостную судьбу.

В кабинете Норберга было много маггловских приборов. Старенький телевизор беспрерывно мигал: изображение то появлялось, то сменялось серым шипящим фоном. Норберг суетился, настраивая каналы, потом стал крутить ручки радиоприёмника, но из него слышалось лишь раздражающее шипение. Кинулся к компьютеру — ничего, кроме застывших картинок.

— Связи нет, — сокрушённо проговорил он.

Гарри, не дождавшись информации, отправился на нижний этаж, где по его указанию, должен был разместиться госпиталь. Гермиона уже была здесь и деловито трансфигурировала разномастную мебель в койки. На одной из них тихо постанывал Джонс.

— Как дела? — спросил Гарри у Гермионы.

Она оглядела зал и удовлетворённо кивнула.

— Нормально. Места на всех хватит.

— А медикаментов?

— Тоже, — она усмехнулась. — Я неделю назад спрятала здесь целую аптеку — знала, что понадобится. Смотри.

Гермиона повернулась, взмахнула палочкой: маленький, неприметный шкафчик у стены вдруг стал расти и превратился во внушительных размеров стеллаж. На его полках дребезжали, увеличиваясь, бутылочки с зельями.

— На первое время хватит, — сказала Гермиона и выжидающе посмотрела на Гарри.

Он в порыве благодарности схватил её за плечи и прижал к себе. Накатили внезапные слёзы, но Гарри усилием воли проглотил комок в горле — сейчас любая эмоция могла спровоцировать истерику.

— Молодец, — с трудом выдавив из себя похвалу, он пошагал к лифту.

— Гарри! — окликнула его Гермиона. — Где дети?

— Всё в порядке — они в Хогвартсе. И Молли, и Джинни, и твои родители.

— А Рон?

— В Норе, — не мигнув, ответил Гарри.

Она с облегчением вздохнула и продолжила прерванное занятие.

Из лифта, левитируя обгоревшего человека, вышла девушка. Гарри посторонился, пропустил их и проводил взглядом. Раненый громко стонал и вскрикнул, когда молодая ведьма поудобнее устраивала его на койке. Вдруг она обернулась, и Гарри узнал Мэгги — медсестру из Мунго.

— Мистер Поттер! — обрадовалась она.

— Здравствуй, Мэг. Рад тебя видеть.

— Я советовалась с папой, и он сказал, что раз мистер Поттер говорит, что надо срочно прятаться, значит — надо. И вот я здесь. Если бы прождала ещё час, то, наверное… умерла бы.

Гарри разглядывал её бледное лицо и заплаканные глаза.

«Хоть одна спасённая жизнь».

— Папа с тобой? — спросил он.

— Нет. Он живёт в Шотландии, мы с ним общаемся через камин.

В атриуме толпились люди — те, кто успел укрыться от взрыва. Наименее пострадавшие помогали переносить раненых в импровизированный госпиталь. Из каминов вытаскивали трупы и складывали возле фонтана. Удушливо воняло гарью, раздавались стоны, крики и плач.

Гарри подошёл к фонтану и застыл, не в силах отвести взгляд от кучи обгоревших тел. Мертвецы лежали в странных, совсем не покойницких позах, воздевая вверх обезображенные конечности.

Почувствовав чью-то руку на плече, он вздрогнул и обернулся.

— Что мы будем делать с трупами, мистер Поттер? — спросил Эдриан Вуд — старый аврор. Ещё недавно он вместе с другими противостоял Гарри и обвинял в беззакониях. Теперь в его голосе слышалась лишь боль и растерянность.

— Трансфигурируйте их во что-нибудь мелкое и предайте… огню, — ответил Гарри. — Опознанием заниматься некогда — как бы эпидемия не началась. Пепел от тел поместите в урну. И займитесь этим… лично, Эдриан.

Тот обречённо кивнул и тяжело глянул на груду мёртвых тел.

Неожиданно раздался грохот, и толпа с испуганными криками отпрянула от одного из каминов — его завалило обломками.

И тут по каминам пронёсся трубный вой, и один за другим они стали рушиться. Гарри, почти оглохший от треска и скрежета, судорожно закрыл ладонями уши.

Наконец всё стихло, клубы пыли заволокли пространство. Со всех сторон послышался сдавленный кашель. Гарри, задыхаясь, вскинул палочку и заклинанием «Акваменти» осадил пыль. Кто-то рядом сделал то же самое. Вглядываясь в тёмный туман, Гарри ужаснулся — в атриуме не осталось ни одного целого камина.

Какая-то женщина завопила:

— Все ходы перекрыты! Мы замурованы заживо!

Люди, взбудораженные криком, нервно переглядывались. В их запылённых лицах явственно читалась паника.

Гарри взобрался на бортик фонтана и громко сказал:

— Мы не замурованы! Камины скоро починят, и вас всех эвакуируют за пределы города! Надо лишь подождать.

— Сколько, сколько ждать? — спросили его.

— Это зависит от нас самих. Чем быстрее мы восстановим сеть, тем быстрее окажемся в безопасности. А сейчас я вас прошу: обустройтесь в министерстве, помогите раненым и пострадавшим, позаботьтесь друг о друге. Пожалуйста.

Гарри направился к кабинету Шеклбота.

Слава Мерлину, удалось погасить панику. Только надолго ли? Идея отремонтировать камины возникла спонтанно, но он понятия не имел, как это сделать. Нужно хотя бы знать, как устроена вся коммуникационная сеть в министерстве. А кто ещё осведомлён в этом лучше, чем министр?

Шеклбот всё так же сидел за столом и смотрел в одну точку. Гарри сходу спросил:

— Кингсли, где данные о каминной сети министерства? Необходимо заняться её восстановлением, иначе придётся застрять здесь надолго.

— Отдел тайн скрывает все секреты, — ответил министр, не глядя на Гарри.

— Отдел тайн большой, а времени мало. Пойдём, покажешь мне, где искать.

— Я не могу, — странно нараспев произнёс Кингли. — Мне надо ждать.

— Чего ждать? — вскипел Гарри.

— Латифу. Она скоро придёт. Посмотри, — и он указал на камин. — Видишь?

Гарри озадаченно глянул и увидел лишь ощерившееся обломками жерло камина.

— Вон она, — сказал Кингсли. — Идёт сюда. И сейчас будет здесь. Я не могу уйти, понимаешь?

Гарри поражённо опустился на стул.

Глядя в затуманенные безумием глаза Кингсли, он вдруг едва не задохнулся от внезапного полного осознания свершившейся катастрофы. Так много смертей, ужасающе много!

Ранее он не единожды прокручивал в воображении картину массовой гибели людей и почти свыкся с ней. Весь последний час он старательно ставил заслон между своим сознанием и мыслью, что там, наверху — пустыня; что город стёрт с лица Земли; и многих друзей и знакомых — больше нет. Пытался отгородиться, не думать об этом, чтобы восприятие ужасающей, но неотвратимой реальности не захлестнуло, не погребло под собой его разум. Но от беды не откреститься. Вот она — совсем рядом.

«Латифа не придёт, — думал Гарри. — И Рон тоже. Никогда. Даже если прождать целую вечность».

Стало так тоскливо, будто сотни дементоров закружились вокруг, высасывая надежду.

— Я всё понимаю, — тихо сказал он и похлопал Кингсли по плечу — тот по-детски улыбнулся и вновь уставился на камин.

Осторожно прикрыв за собой дверь, Гарри шагнул в пустой коридор.

Воспоминание о Роне вгрызлось в мозг и не отпускало. Несмотря ни на что, Рон был настоящим, самым лучшим другом. Да, в последние годы что-то разладилось, они стали чужими, иногда едва здоровались. Но Гарри считал, что стоит ему прийти в магазинчик братьев Уизли и поговорить с ним, и всё вернётся, станет как прежде. Одно дело — собрания штаба АД, где они обсуждали серьёзные проблемы, после чего Гарри неизменно убегал по своим делам; другое — поболтать просто так, по душам. Много раз собирался, но постоянно откладывал, думал, ещё будет время. А теперь — поздно. Рона НЕТ. И шансов вернуть всё, как было — тоже.

«Как мне быть? Что делать с этой пустотой внутри?»

«Время лечит, Гарри. Главное — ты жив. Остальное — приложится».

Чем раньше человек расстаётся с иллюзиями, тем быстрее взрослеет. Последнюю мне довелось потерять в девятилетнем возрасте.

Я ещё поборюсь…

* * *

Гарри отправился в Отдел тайн один. «В архиве наверняка должна быть нужная информация», — решил он, пытаясь открыть тяжёлые двери министерского хранилища. Двери со скрипом отворились, и Гарри вошёл в большое, захламлённое кипами бумаг помещение, освещённое лишь тусклым светом керосиновой лампы. Лампа стояла на здоровенном столе с массивной столешницей, а за столом, зарывшись носом в бумаги, сидел старенький сгорбленный человечек. Гарри подошёл ближе и, неожиданно оробев, тактично кашлянул. Старик поднял голову и пронзил цепким взглядом.

— Доброй ночи, — Гарри нахмурился.

— Вы уверены, мистер Поттер? — удивительно красивый глубокий баритон совсем не вязался с невзрачной внешностью старика.

— В чём? — не понял Гарри.

— Что ночь нынче добрая?

— Вы уже в курсе?

— Я давно в курсе. Ещё задолго до теперешних событий я знал, что Лондону грозит опасность.

— Знали и молчали? — раздражённо спросил Гарри.

Хранитель хмыкнул.

— Давно ли вы вернулись из тюрьмы, мистер Поттер? — в глубоко посаженных глазах сквозила холодная усмешка. — Разве время, проведённое в заключении, не пошло вам на пользу? Неужели вы думаете, что все должны совершать одинаковые ошибки?

— Ладно, забыли, — примирительно сказал Гарри и на миг стиснул зубы. — Сейчас уже неважно, кто что знал, и почему не сказал. Я пришёл сюда не за этим.

— Я знаю, зачем вы пришли. Карта каминной сети министерства, не так ли?

— Вы покажете, где она?

— Разумеется, но…

— Что «но»? — Гарри вновь почувствовал, как накатывает злость.

— Зачем нужна карта, если не знаешь, где зарыт клад?

— Что?

— Как вы почините камины? Чем? Они были созданы с помощью древнейших чар, даже если вы уберёте строительный мусор, сеть всё равно не восстановится.

— Ну и… что вы предлагаете? — Гарри опёрся руками о стол и навис над человечком.

Тот усмехнулся, уверенно обошёл Гарри и, сделав пригласительный жест, сказал:

— Я предлагаю вам экскурсию.

Гарри хотел было резко осадить коротышку, но наткнувшись на спокойное выражение серых глаз, закрыл рот.

— Министерские работники почти не заглядывают сюда, а зря: можно было избежать многих бед. Так получается, что к нам, архивным хранителям обращаются уже постфактум. А ведь кроме нас никто в министерстве не знает всех вековых тайн, всех пророчеств, — говорил архивариус, открывая незаметную дверь, спрятанную за стеллажом. — Прошу вас.

Гарри вошёл вслед за хранителем и ощутил затхлый запах плохо проветриваемого помещения. Зажглись факелы, и неяркий свет озарил длинный просторный коридор. В стены были встроены широкие полки, на которых лежали разнообразные причудливые предметы, старинные книги, в огромных ретортах плавали части человеческого тела, — Гарри вздрогнул, увидев женскую голову с пучком змей вместо волос.

— Это Горгона, — горделиво пояснил хранитель. — Стоит здесь испокон веков. — А вот, взгляните — гомункул, — он указал на колбу с застывшей в ней крохотной фигуркой. — Я его видел ещё живым — забавное было существо. А вот здесь у нас — волшебные палочки великих чародеев… и обычных магов.

На полке были аккуратно разложены старинные резные футляры с надписанными на них фамилиями. Гарри с удивлением заметил среди них имена основателей Хогвартса, Николаса Фламеля и других известных волшебников.

— Обычай хоронить палочку вместе с владельцем очень плохо сказывается на развитии палочкового дела. К тому же, в связи с могильным мародёрством, было принято решение вскрывать могилы магов и изымать палочки. Естественно, об этом не распространялись, — пояснил хранитель.

— А здесь у нас — старинные артефакты, — продолжил он экскурсию. — Многие из них хранятся так давно, что уже никто и не знает, зачем они предназначались. Прежний смотритель архива не слишком уважительно относился к этим древностям — что-то было безвозвратно утеряно, а ведь по артефактам можно проследить всю историю…

— Что это? — спросил Гарри, указывая на огромный камень смолисто-чёрного цвета с выдолбленными на фасаде узорами.

— Не знаю, — равнодушно произнёс старичок. — Стоит тут не одну сотню лет, даже документальные упоминания о нём исчезли. — А вот то, что я хотел вам показать, — и он жестом обратил внимание на странный предмет, похожий на здоровенную уродливую крагу. — Это инструмент древних подгорных гномов — средство для рытья тоннелей.

Гарри взял крагу и чуть не уронил — настолько она оказалась тяжёлой.

— К сожалению, сведения о том, как привести её в действие, затерялись в глубинах архива, но, уверяю вас, эта штука способна прорыть подземный ход длиной в несколько миль всего за пару суток.

— За какой срок можно найти эти сведения? — деловито спросил Гарри.

— Недели за две, я думаю. Но если вы окажете помощь — то гораздо быстрее.

— Боюсь, у меня будет на это мало времени. Но я постараюсь. Гермиона поможет.

— А-а, миссис Уизли — как же, знаю. Сочту за честь познакомиться лично, — глаза хранителя заинтересованно блеснули.

Гарри опустил на полку гномью крагу и хотел было уйти, но на миг задержал взгляд на чёрном камне: вдруг показалось, что вырезанный на нём спиралевидный знак засиял странным синим огнём. Гарри нахмурился и обратился к старику:

— Мы придём чуть позже. До встречи, мистер…

— Готлиб, сэр. Просто Готлиб, — хитрый проницательный взгляд сменился выражением напускного радушия.

Гарри кивнул и отправился в госпиталь.

* * *

Гермиона и Мэгги вдвоём сосредоточенно поили зельем обожжённого человека — тот почти захлёбывался и беспорядочно мотал почерневшей рукой. Матрас под ним был заляпан кровью. Все койки были заняты пострадавшими, стоны перемежались вскриками и сдавленными рыданиями. Кто-то просто отрешился от действительности, уйдя в спасительное беспамятство; кто-то бешено колотил руками по постели, словно пытаясь заглушить адскую боль, кто-то безучастно лежал, уставившись в потолок. Гарри встретился взглядом с престарелой ведьмой, которая сидела на стуле у стены и растерянно следила за людьми. Завидев Гарри, она с явным усилием поднялась и схватила его за руку.

— Мистер Поттер, я бы хотела узнать, что с моими детьми, — взволнованно проговорила она. — Понимаете, мы с ними разминулись буквально на мгновение: меня с внуком отправили первой, а дочь с зятем должны были переместиться следом. Я попросила вашего аврора, Эдриана, чтобы он разрешил осмотреть… умерших, но он сказал, что моих детей там нет. Может быть, они в госпитале, но здесь — ни одного знакомого лица. Как же мне выяснить, где моя дочь?

Гарри мысленно поблагодарил Вуда — тот не позволил пожилой леди самой осматривать трупы и дал надежду, что её дочь жива.

— Мы обязательно найдём ваших близких и сообщим, — сочувственно сказал он, пожимая морщинистую ладонь. — А где ваш внук?

— Малыш в порядке. Нам выделили целый кабинет, и я уложила его спать.

— Идите к нему, мадам. Он может испугаться, если проснётся один.

— Да-да, конечно, мистер Поттер. Вы очень рассудительный молодой человек. Не зря мы назвали мальчика в вашу честь.

Старуха скорбно опустила голову и, схватившись за сердце, тяжело побрела к лифту.

Заметив Гарри, Гермиона вытерла со лба пот и устало выдохнула.

Гарри направился к ней.

— Пойдём. Ты нужна мне, — он кивнул в сторону лифта.

— Я не могу, Гарри — ещё столько дел, — возразила Гермиона.

— Ничего, Мэгги тебя заменит. Как дела, Мэг?

— Хорошо, мистер Поттер, — зарделась в ответ юная медсестра и посмотрела на него с нескрываемой и неуместной радостью.

— Побудь здесь, пока мы с миссис Уизли отлучимся.

— Конечно, — Мэгги бросила им вслед ревнивый взгляд.

* * *

Когда створки лифта захлопнулись, Гарри рассказал Гермионе про хранителя, и какая задача им предстоит.

— Но Гарри, я — профессиональный колдомедик и не могу бросить больных ради того, чтобы копаться в архиве. Никто им не поможет, кроме меня, — возразила Гермиона. — Может быть, дня через два я и смогу оставить всё на Мэг.

Гарри тяжело вздохнул и промолчал.

После лязганья лифта гулкая тишина Отдела тайн показалась тревожной. Гарри вышел первым.

— Что ты молчишь? — с надрывом спросила Гермиона, глядя ему в спину. — Гарри!

Он резко развернулся и тихо прошипел:

— Ты не понимаешь! У нас нет времени! Сколько у тебя медикаментов? А продовольствия?

— Ну, есть ещё… А от старых запасов что-то осталось?

— Немного. Почти всё вывезли, пока мы были в тюрьме. Связи с гоблинами безвозвратно утеряны. Мы не успели подготовиться.

— Но как же?..

— Никак! — отрезал Гарри. — Нам нужно срочно искать пути выхода из министерства. Оставь больных — занимайся только поисками информации. Чем быстрее мы выберемся в большой мир, тем быстрее они получат помощь.

* * *

Хранитель манерно раскланялся перед удивлённой Гермионой и даже поцеловал ей руку. Глядя, как он пыжится перед дамой, будто заправский ловелас, Гарри хмыкнул и направился к выходу.

— Разве вы не останетесь? — с напускным интересом спросил Готлиб.

— Нет, мне ещё предстоит расчищать камины.

— Но ты же говорил, что это — бесполезно! — с удивлением воскликнула Гермиона.

— Да. Но мы всё равно будем их расчищать, чтобы у людей была надежда. Я зайду вечером — принесу тебе поесть.

Старичок с довольным видом потёр руки и предложил Гермионе:

— Ну-с, что вам показать?

— Гарри! — позвала она, не обращая на хранителя внимания. — Ты выглядишь усталым. Будь осторожен.

Гарри сухо кивнул и смущённо улыбнулся Готлибу, извиняясь взглядом за её пылкость. Ему вдруг стало неловко, что она так явно тревожится о его состоянии, не стесняясь чужого человека.

Жена лучшего друга.

Погибшего друга.

Двойное табу.

Он шёл к лифту, мысленно наказывая себя за все поцелуи, которые он словно украл у неё, все объятия… за ту их странную и неожиданную ночь, которой, видимо, суждено было стать единственной.

* * *

Такое, на первый взгляд, простое дело, как расчистка каминов, оказалась весьма сложной задачей. Стоило освободить хоть часть каменного нутра, как сверху падали новые обломки, которые, казалось, никогда не кончатся. Положение усугублялось тем, что среди строительного мусора то и дело обнаруживались мёртвые обугленные тела, а иногда — части тел. Группа по расчистке каминов во главе с Гарри к вечеру совершенно выдохлась. Гарри отпустил людей, а сам продолжил работать, чтобы бесполезным трудом довести себя до полного отупения и ни о чём не думать.

Поздно вечером едва живой от усталости, Гарри шёл по безлюдному фойе. Нужно было подкрепиться и отнести ужин Гермионе. Вдруг его внимание привлёк чей-то не то всхлип, не то писк. Он огляделся — за колонной явно кто-то был. Через пару шагов стало видно — сгорбившись и поджав ноги, там сидел мальчик лет пяти и тихонько плакал.

— Что случилось? — Гарри сел перед ним на корточки.

Тот поднял на него большие глаза и сказал:

— Я боюсь.

— Понятно, — уверенно произнёс Гарри и взял ребёнка за руку. — Пойдём, покажешь, где твоя мама.

— Мамы здесь нет — она у тёти Нелли. Бабушка сказала, что она там погостит и придёт за мной.

— Ну вот, значит, всё хорошо, — бодро сказал Гарри. — А где у нас бабушка?

— Там. — Мальчик указал на приоткрытую дверь ближайшего министерского кабинета. — Только она спит и спит… Спит и спит.

Гарри вдруг внутренне похолодел от дурного предчувствия. Оставив ребёнка у двери, он вошёл внутрь.

На трансфигурированной из стола кровати лежала давешняя старуха. Гарри пощупал пульс — леди была мертва. Видимо, сердце не выдержало череды свалившихся несчастий.

Тихонько прикрыв за собой дверь, Гарри схватил мальчика в охапку и пошёл прочь от злосчастного кабинета.

— Бабушка скоро проснётся? — в широко распахнутых детских глазах читалось доверие.

— Скоро, — пообещал Гарри и подумал, что за сегодняшний день он уже не меньше десятка раз лгал во спасение. — Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?

— Давай!

— Наверное… Хьюго.

— Не-а.

— Ну, тогда… Джек?

— Не угадал, — мальчик снисходительно засмеялся.

— Неужели… Аскольд?

— Фу-у, нет!

— Сдаюсь.

— Ну, ты — балда. Меня назвали в честь великого героя Гарри Поттера, понятно? Знаешь его?

— Кто же его не знает! — вымученно улыбнулся Гарри.

— А ты мне его покажешь?

— Непременно, малыш Гарри.

* * *

Гарри принёс ребёнка в госпиталь и отдал на попечение Мэгги. Рассказанная шёпотом история мальчика заставила медсестру всплеснуть руками, и она принялась рьяно, хоть и неумело ухаживать за ним. Гарри вызвал Вуда и велел заняться телом умершей леди.

Нужно было идти к Гермионе, но у него почти не осталось сил… Гарри устало опустился на стул и прикрыл глаза…

— Зачем вы так надрываетесь, мистер Поттер? — услышал он ласковый шёпот.

Гарри открыл глаза и первое, что увидел — склонённое к нему бледное лицо Мэгги. В голову неожиданно пришла мысль, что у неё удивительно нежные губы.

— Давайте я вам постелю, — вполголоса предложила медсестра.

— Где ребёнок? — озабоченно спросил Гарри.

— Спит.

— Хорошо, — он резко встал. — Всё, мне пора.

— К ней пойдёте? — подозрительно спросила Мэг.

— Что значит «к ней»?

— К миссис Уизли.

Под его внимательным взглядом она смутилась и опустила глаза. Гарри не стал разбираться в тонкостях её отношения к Гермионе — ему было не до этого.

Прихватив сыра, горсть крекеров и бутылку воды, он отправился в Отдел тайн.

Гермиона сидела за столом, на котором высились стопки книг и лежали старинные свитки. Над ней склонился Готлиб и что-то сосредоточенно говорил вполголоса. Гарри с неудовольствием отметил про себя, что обстановка в архиве была почти интимной; особенно ему не понравилось, как старик, словно невзначай, легко коснулся спины Гермионы: в этом движении чувствовалось скрытое вожделение. Завидев Гарри, Гермиона улыбнулась так, как это умела делать только она — обрадовано и сдержано одновременно. Готлиб выпрямился, и Гарри, перехватив его взгляд, понял, что он здесь — не самый желанный посетитель.

«Ну и тьфу на тебя», — подумал Гарри, громко придвинул стул и по-хозяйски уселся напротив Гермионы.

Скудный ужин поделили на троих, съев всё до крошки.

Готлиб наколдовал стаканы, в них разлили воду, и повеселевшая Гермиона сказала тост:

— За надежду!

Гарри с удовольствием наблюдал, как она пьёт воду, а когда перевёл взгляд на старика — нахмурился. Тот тоже смотрел на Гермиону, да с таким восхищением, будто в том, как она держит стакан, слегка запрокидывает голову и мерно глотает, было что-то невыразимо сексуальное.

Она аккуратно поставила стакан и облизнулась — Гарри услышал тихое напряжённое сопение архивариуса и незаметно для себя стал раздражаться.

— Что с поисками? — излишне резко спросил он, и тут же пожалел об этом: Гермиона вся подобралась, сосредоточилась, а приятная атмосфера ужина вмиг рассеялась.

— Мы с Готлибом обнаружили рукопись тринадцатого века, в ней упоминается об инструментах подгорных гномов. На перевод уйдёт два-три дня.

— Это всё, что вы тут сделали?! — не сдержавшись, зло сорвался Гарри.

Хуже всего было то, что она, похоже, приняла его недовольство на свой счёт и посмотрела виновато. Но не мог же он сказать, что причина кроется вовсе не в ней, а в том, как старик-архивариус пялится на её губы!

— Между прочим, миссис Уизли целый день, головы не поднимая, за работой просидела! Вам бы следовало обращаться с ней повежливее! — резко проговорил Готлиб.

Гарри пристыженно опустил глаза. Он прекрасно знал, что Гермиона наверняка выполнила задание со всей ответственностью; просто ему было непонятно, почему восхищённый взгляд Готлиба так его задел. Да ещё и старик кинулся её защищать. Спрашивается, ОТ КОГО?! Да Гарри никогда бы не её обидел! Тогда почему она так смотрит?!

Наверное, Гарри выглядел растерянно, потому что Гермиона вдруг прервала неловкую паузу и попросила Готлиба оставить их одних. Старик суетливо собрался и вышел, колко взглянув на Гарри.

— Что-то случилось? — озабоченно спросила она.

— Нет, всё нормально. Прости за грубость.

Сложив на столе руки, Гермиона произнесла с тяжким вздохом:

— Гарри, если ты думаешь, что я буду требовать продолжения наших… отношений, знай: я не собираюсь на что-то претендовать. У тебя есть Джинни, у меня — Рон. Ничего не изменилось — мы по-прежнему друзья.

Гарри вспыхнул, как мальчишка. Оказывается, она приняла его выпады за попытку разорвать любовную связь, едва возникшую между ними… Не стала ждать, когда он скажет нужные слова. Гордячка. Конечно, ей и в голову не пришло, что Гарри элементарно приревновал её к Готлибу.

«Мы по-прежнему друзья».

Возможно, так даже лучше. Проще. Никаких обязательств и чувства вины. Благодарю, ты снова всё сделала сама.

— Угу, — кивнул Гарри и перевёл взгляд на книжные полки, не заметив, как на миг лицо Гермионы исказилось гримасой боли, словно это короткое «угу» сдавило ей горло.

Оставаться на ночь в архиве теперь стало невозможным: ведь после всего сказанного Гермиона будет находиться в волнующей близости, да ещё и Готлиб станет маячить на заднем плане. В такой обстановке легко наделать глупостей, а глупости сейчас — роскошь непозволительная.

Гарри медленно подошёл к двери и пробормотал севшим голосом:

— Спасибо, Герм.

* * *

«Вот и всё», — подумал Гарри, покидая Отдел тайн.

«Да, Поттер, так упустить свой шанс мог только ты».

«Отстань!»

«Хочешь, я избавлю тебя от глупых сомнений?»

«Нет».

«Возможно, ты и прав: зачем создавать себе дополнительные трудности? Любовь женщины всегда, помимо дивидендов, приносит тяжкое бремя. Как там у классика: «быть в ответе за тех, кого приручил?»

«Что ты понимаешь в любви?»

«Больше, чем ты себе представляешь. Вот ты, Гарри, думаешь, что, отказавшись от любви, станешь сильнее? Или так просто легче? Считаешь, если будешь отворачиваться, то наваждение исчезнет? Ничего подобного! Ты только измучаешь себя. А мучают себя лишь слабаки! По-настоящему сильные — приходят и берут, что хотят».

«Значит, я — слабак», — Гарри остановился по пути в кабинет, который должен был стать его спальней, но побывать там ещё ни разу не пришлось. Прислонившись к стене, он прикрыл глаза.

«Нет. Ты просто устал — взвалил на себя непосильное бремя. Позволь, я… разделю его с тобой».

— Что? — спросил Гарри вслух.

«Ты мог бы передать мне хотя бы малую часть своих проблем. Представь, сколько непростых, а подчас жёстких решений ещё предстоит принять. Скоро тебе придётся выбирать, кому выжить, а кому умереть. Как ты собираешься это делать, а, Гарри?»

«Я справлюсь».

«Конечно! Однако, подумал ли ты о своей душе? Останется ли она такой же чистой, как была? Может быть, лучше переложить всю грязную работу на того, чью душу уже не отмоешь? Разреши мне…»

— Да ни за что! — воскликнул Гарри.

«Ну, как знаешшшшь».

— Мистер Поттер! Наконец-то я нашла вас! — Гарри обернулся — к нему радостно спешила Мэгги. — С кем вы тут разговаривали?

— Ни с кем. Тебе показалось, — отрезал Гарри и застонал — голову вдруг пронзила дикая, невыносимая боль.

— Мистер Поттер! О Мерлин! — воскликнула Мэгги, когда он начал сползать по стене.

Смутно ощущая себя между явью и накатывающим душной волной забытьём, Гарри почувствовал, что его подняли в воздух и понесли по коридору. Потом опустили на постель… Над головой был слышен испуганный шёпот медсестры…

* * *

Пробуждение было внезапным, как будто несущийся на всех парах состав врезался в мозг. Гарри резко вскочил и почувствовал озноб — тело было в холодном поту.

— Доброе утро! — услышал он и повернулся — рядом с ним в постели лежала полуобнажённая Мэгги.

— Ты как здесь оказалась? — Гарри был изумлён.

— Так ведь это… Вы… не помните? — обиженно растерялась она.

— Что я должен помнить? — Гарри озадаченно посмотрел в глаза Мэгги.

Она порывисто встала и по-детски трогательно вытерла глаза тыльной стороной ладони. Гарри поднялся с намерением утешить девушку и вдруг обнаружил, что из одежды на нём была только футболка.

— Гарри! Я нашла... — раздался громкий голос, и комнату буквально влетела радостная Гермиона.

Она остановилась, словно ей влепили пощёчину. Гарри торопливо прикрылся простынёй, а Мэгги медленно и с достоинством накинула на себя мантию и стала застёгиваться.

— Извините, — холодно пробормотала Гермиона. — Гарри, когда… освободишься, зайди в архив, мне нужно кое-что тебе показать.

За ней громко захлопнулась дверь.

Мэгги подошла и тихо пробормотала:

— Я пойду в госпиталь. Кроме меня, там некому работать.

Последнее замечание относилось, видимо, к убежавшей Гермионе.

— Подожди, Мэг, присядь, — растерянный Гарри не знал, куда девать руки, и в итоге сложил их на коленях. — Расскажи, что произошло между… нами.

— Вы действительно не помните?

Гарри отрицательно мотнул головой.

Девушка оскорбленно вздёрнула подбородок и опустилась на кровать рядом с Гарри.

— Я мечтала об этом с нашей первой встречи. И вот это случилось, — она нервно перебирала складки мантии. — Я не буду ни на что претендовать — вы ведь женатый человек. Все знают, как вы любите миссис Поттер.

«Вот значит как! Никто ни на что не претендует — просто рай для холостяка! — раздражённо подумал Гарри. — О нет, она опять плачет!»

Ладошки Мэгги размазывали слёзы по лицу.

К растерянности и раздражению прибавилась жалость.

— Мэгги, пожалуйста, не надо, — Гарри успокаивающе погладил её по трогательному затылку.

Она вдруг схватила его ладонь и порывисто прижала к губам. Гарри онемел, когда девушка стала покрывать нежными поцелуями ссадины на костяшках пальцев. Нужно было срочно её остановить, но на это не хватило решимости. Наконец, собравшись, Гарри мягко высвободил ладонь и встал, стыдливо прикрываясь простынёй.

— Мне пора, — смущённо покраснела Мэгги и выскочила вон.

«Так. Дожился! Провёл ночь с девушкой и ничего не помню! И как это называется? Для склероза вроде рано».

На поиски одежды пришлось потратить немало времени: она оказалась беспорядочно разбросана по всей комнате. Про «Акцио» он как-то забыл… Торопливо одеваясь, Гарри пытался восстановить в памяти события ночи, но так и не преуспел в этом трудном деле. Отбросив лишние, по его мнению, мысли, он бодро направился в архив.

* * *

Гермиона сидела за столом мрачнее тучи, сжав в ниточку губы, и как ни старалась скрыть своё настроение, угрюмый взгляд выдавал её.

Гарри знал — когда она злилась, карие глаза становились почти чёрными. В этот момент находиться рядом с ней было столь же опасно, как вблизи проснувшегося вулкана. Однако у него не было ни времени, ни сил вникать в её состояние — дела превыше всего!

— Что ты хотела мне показать? — спросил он, усаживаясь за стол.

Гермиона молча кинула к нему заляпанную чернилами рукопись. Гарри удовлетворённо хмыкнул — перевод она, похоже, сделала сама. Наверное, сидела всю ночь, пока он… От непрошенных мыслей стало горько-стыдно.

«Да в конце концов, хватит думать о всякой чепухе! Ну, было, и что? Кому какое дело!» — с досадой подумал он, пытаясь сконцентрироваться на чтении. Под пронизывающим взглядом Гермионы это оказалось не так-то просто.

Гарри поднял глаза — так и есть: сидит и смотрит своими чернющими глазами, да ещё зло прищурилась.

— Объясни своими словами, Герм. Я что-то ничего не пойму, — попросил он, придвигая к ней рукопись.

— Ну, ещё бы, наверное, все мозги ушли на общение с медсестричкой, — съязвила Гермиона.

Гарри усмехнулся — он ещё никогда не был объектом столь явной ревности. Джинни его, конечно, ревновала, но делала это изящно, с шутками-прибаутками, чем сводила на нет любые попытки безбашенных девиц вывести её из себя. Попав к ней на острый язычок, все эти дамы тушевались и старались оказаться подальше от четы Поттеров.

Гермиона раздула ноздри — его усмешка задела тонкие, до предела натянутые струны — и медленно проговорила:

— Мистер Гарри Поттер, если у вас не хватает ума, чтобы просто прочесть текст, то вряд ли его окажется достаточно для того, чтобы привести в действие сложный артефакт. Вероятно, вам вообще не стоило появляться в архиве, потому что любые, даже самые полезные сведения, оказавшись в руках ДУРАКА, могут привести к печальным последствиям. И что всего обиднее — печальным для всех!

«О как! — подумал Гарри. — Хорошо, что не убила».

— Знаешь, ты сейчас очень похожа на одного профессора. Тоже был очень умный, только плохо кончил, — сказал он.

— А ты, я смотрю, нынче кончил хорошо, раз пытаешься глупо острить! — взвилась Гермиона.

— Может, хватит уже?! — Гарри начал закипать.

— Действительно, пора прекратить этот цирк! — Гермиона резко поднялась и, прихватив свой пергамент, вышла в хранилище. Дверь за ней сердито захлопнулась.

В сердцах чертыхнувшись, Гарри отправился следом.

* * *

Гермиона стояла возле гномьей краги и делала пассы волшебной палочкой, пытаясь «оживить» артефакт.

— Ты уже раньше пробовала? — озабоченно спросил Гарри.

Она не ответила.

— Давай я. Вдруг это опасно, — предложил Гарри, подойдя поближе.

Снова молчание.

Гермиона тихо прошептала заклинание и широко взмахнула палочкой.

Ничего не произошло. Гарри вопросительно поднял брови, а Гермиона разочарованно вздохнула — видимо, привести в действие инструмент не удалось.

Она устало прислонилась к полкам напротив.

— Может быть, стоит ещё раз... — начал было Гарри, как вдруг пространство пронзил громкий звук, похожий на визг пилы — гномья крага неожиданно приподнялась и с бешеной скоростью завертелась вокруг своей оси.

Острые зазубренные отростки грозили намотать на себя любого, кто окажется поблизости. В долю секунды артефакт, грохоча, свалился на пол, нацеливая вертящиеся зубцы прямо на Гермиону. Та с расширенными от ужаса глазами еле успела отскочить в сторону, но крага вновь повернулась и быстро двинулась к ней.

— Эванеско! — проорал Гарри.

Крага остановилась, беспорядочно задёргалась и… развалилась на части.

Гарри схватил бледную от испуга Гермиону и усадил на нижнюю полку — футляры с волшебными палочками деликатно отодвинулись в стороны.

Он бережно снял изодранные крагой туфли — там, где коварный артефакт успел задеть кончики пальцев, красовались небольшие алые разрывы. Гарри остановил кровь и быстро перевязал ранки наколдованными бинтами.

— Я отнесу тебя в госпиталь, — сказал он и взял Гермиону на руки.

— Н-не надо, — она сильно дрожала, цепляясь за его плечи. — Я сама дойду.

— Молчи уже, профессорша, — беззлобно проворчал Гарри, на весу поудобнее перехватывая исхудавшее тело.

В лифте Гермиона, не стыдясь, разрыдалась. Жарко уткнулась ему в грудь и подвывала, как ребёнок: «у-у… у-у… у-у». Гарри решил, что не стоит демонстрировать всем, как размякла несгибаемая миссис Уизли, и остановил лифт…

Они сидели в замкнутом пространстве кабинки, Гарри флегматично слушал всхлипывания и гладил Гермиону по спине. Постепенно рыдания затихли, а дыхание стало ровнее.

«Хорошо женщинам — поплакала и как новенькая. Тут же, блин, не знаешь, кому в морду дать, чтобы легче стало», — думал Гарри, рассеянно глядя на часы. Они просидели взаперти около четверти часа.

— Соберись, Герм, — наконец, сказал он, нажимая на кнопку лифта.

Гермиона глубоко, прерывисто вздохнула и заглянула ему в глаза.

— Что мы теперь будем делать? — спросила она.

Он не стал уточнять, что она имела в виду: план по спасению, или дальнейшее развитие их усложнившихся взаимоотношений.

— Что-нибудь придумаем, — с ободряющей улыбкой просто ответил Гарри.

Прошла неделя. Каждый день Гарри проверял, не снялся ли запрет на аппарацию, но всякий раз его попытки переместиться хоть на фут заканчивались провалом. Заклинание «Портус» не действовало на предметы, превращая их в никчёмную труху. Министерство продолжало придерживаться давно заведённых правил, несмотря на то, что снаружи адским ветром завывала мёртвая пустыня. Не помогла и удивительная магия домовиков. Однажды Гарри был свидетелем того, как кто-то из пострадавших в полубеспамятстве вызвал к себе эльфа. Тот, конечно, явился — не мог же он проигнорировать зов хозяина — хотя назвать это эльфом никто бы не решился. Глядя на шевелящуюся бесформенную кучку, Гарри едва сдержал рвоту.

Сложилось впечатление, что министерство, словно живое существо, перекрыло все входы, нещадно наказывая любого, кто пытался разрушить его чары. Готлиб рассказал, что так оно защищает спрятавшихся от вторжения извне: подобно древнему рыцарскому замку, под кровом которого крестьяне находили приют в лихие разбойничьи времена. Беда в том, что мощные взрывы нарушили что-то в оборонительной системе, и выйти из министерства стало так же невозможно, как и войти…

Припасы таяли, несмотря на введённый Гарри режим жёсткой экономии. Мужчины, благородно отдававшие свою провизию женщинам и детям, неизбежно слабели, и к концу недели никто уже не пошёл расчищать камины. Да и надежда на то, что удастся выбраться через сеть, иссякла полностью. Гарри не стал никого уговаривать и пошёл бороться с каминным мусором в одиночку.

Центральный камин в атриуме был всё также завален, как и в первую ночь. Над камнями, песком и щепками опасно торчала громадная балка. Откуда она взялась, было загадкой. Гарри взмахнул палочкой и мысленно пробормотал: «Редукто», чтобы уменьшить балку — но ничего не произошло.

«Наверное, деталь какой-нибудь магической конструкции, — догадался он. Такие попадались довольно часто. Справиться с ними при помощи чар было почти невозможно — древние строители заколдовывали каждое брёвнышко, чтобы министерство простояло долгие века, выдержав любое магическое воздействие. — Вероятно, стоит вытащить громадину вручную».

Гарри запрыгнул на груду осыпавшихся камней, схватился за балку и с усилием дёрнул в сторону. Балка не сдвинулась ни на дюйм. Он повторил попытку — безрезультатно. Тогда он решил расшатать её, чтобы та пошла легче, и, упираясь всем телом, надавил что есть мочи. Раздался приглушённый треск, и в тот же миг камни под ногами стали осыпаться, а балка, накренившись над головой, ходко поехала вниз. Гарри успел отскочить в сторону, но всё же ощутил удар по плечу — острый край балки прошёлся по руке и глубоко распорол кожу. Не чувствуя ничего, кроме раздражения, Гарри поморщился от вида крови, которая быстро пропитала рукав. Боль пришла позже. Прикусив губу, он остановил кровь заклинанием и побрёл в госпиталь.

* * *

Мэгги выглядела бледнее, чем обычно; в её запавших синих глазах можно было прочесть усталость и безразличие. Однако, увидев Гарри, она оживилась и принялась хлопотать вокруг него.

Когда рана затянулась, Гарри усадил Мэгги рядом и участливо спросил:

— Как ты здесь? Помощь нужна?

— Нет, мне помогают. Миссис Эббот и миссис Голдсмит дежурят, пока я отдыхаю. Всё хорошо…

— Правда? — недоверчиво спросил Гарри. — А то по тебе не скажешь, что ты отдыхаешь.

Мэгги скорбно помолчала, а потом вдруг всхлипнула и подняла на него мокрые, покрасневшие глаза. Гарри скривился, но не от физической, а от душевной боли. В последнее время он насмотрелся на рыдающих женщин и детей, видел даже, как плакали крепкие мужчины. Самому порой хотелось по-детски нареветься, но ведь не поможет!

— Мэг, ну хватит, — с досадой проговорил он. — Всё нормально. Мы выберемся.

— Ничего не нормально! — сдавленно выдохнула Мэгги. — Они умирают! А я ничего не могу сделать!

— Мэг…

— Как мне быть, мистер Поттер?! Лекарств не хватает на всех, я не знаю, как лечить такие глубокие ожоги, да никто не знает! — быстро забормотала она, будто позволила себе выплеснуть долго сдерживаемый бушующий поток слов. — Им больно! Им так больно, что вы даже вообразить себе не можете! А у меня осталось всего три флакона обезболивающего! А несколько человек… они… они не выживут. Я это точно знаю! Но продолжаю их лечить, потому что… потому что… иначе нельзя! А они просят меня. Вы знаете, о чём они просят?! Чтобы я и-избавила их от мучений, чтобы я их убила! Каждый день, каждый час они стонут: «Убей меня, Мэгги!» И смотрят… О Мерлин, как они смотрят…

Мэгги спрятала лицо в ладонях и зашлась в беззвучном плаче.

Сердце тревожно сжалось. Гарри встал.

«Ничего, ничего, это всего-навсего минутная слабость, — уговаривал он себя. — Девочка просто устала».

— Мэгги, — он положил руку на её склонённую голову. — Ты — сильная. Ты всё преодолеешь…

Она выпрямилась и бросила на него мимолётный взгляд, в котором Гарри уловил горькое разочарование.

«Истинный наследник Дамблдора. С каких это пор Гарри Поттер прикрывается пафосными речами, вместо того, чтобы решить проблему самому».

«Опять ты! Давненько тебя не было».

«Я брал краткосрочный отпуск от трудов праведных».

«Труженик чёртов. Что тебе нужно?»

«Знаешь, что ты сейчас сделал? Оставил девушку наедине с неразрешимой задачей».

«Она — молодец, справится».

«Никто и не сомневается. Однако, КАК справится? Вариантов, как всегда, два. Как говорится, «to be or not to be».

«Что ты несёшь?!»

«Ты сейчас уйдёшь и снова будешь делать вид, что ищешь выход, а на самом деле — тянуть волынку; а она останется здесь и будет слышать стоны и просьбы о милосердии. Убийственном милосердии, Гарри! Бедная, она постоянно, всякий час, миг, даже во сне слышит: «убей, убе-ей!». Что же ей делать, Гарри?»

«Что должно. Она — целитель и должна уметь преодолевать такие трудности».

«Совсем молоденькая. А если она сделает не тот выбор и… поддастся порыву?»

«Я не отвечаю за выбор других людей. Мне было семнадцать, когда я…»

«Как же, помню! Значит, великий Гарри Поттер не отвечает за выбор маленькой медсестрички Мэгги? Или, может быть, боится взять на себя ответственность за её душу? Если она превратится в убийцу, то виновата будет только сама?! Умно, ничего не скажешь».

«Иди ты…»

Гарри крепко задумался — слова Риддла больно оцарапали сердце. Позволить Мэгги самой справляться с неразрешимыми для неё проблемами действительно было нечестно. Получается, ему придётся взваливать на себя новые заботы. Мало спасти людей, надо ещё подумать об их дальнейшем выживании.

— Мэгги, — позвал он, и медсестра строго взглянула на него. — Пойдём, осмотрим больных.

Она быстро поднялась, будто ждала от Гарри Поттера именно этих слов.

* * *

В обширном холле, который стал больничной палатой, стоял сильный аромат бадьяна. Стоны перемежались громкими воплями и молитвенным шёпотом. Мэгги проводила Гарри к койке, на которой лежал обгоревший человек. Гарри с болью разглядывал того, кто ещё неделю назад был здоровым, полным сил мужчиной. А сейчас… Там, где огонь не тронул тело, кожа была синюшно-белого оттенка, ноги обгорели настолько, что плоть покрылась чёрной коркой, а вместо ступней торчали бесформенные обрубки. От ожогов исходил навязчивый запах гниения.

— Серьёзное заражение, процесс уже необратим, — прокомментировала Мэгги. — Ему осталось дней пять, может, шесть. Хуже всего, что он постоянно в сознании.

Больной открыл глаза и остановил на них затуманенный взор. Гарри отвёл взгляд.

— Мистер Поттер, — слабый, будто потусторонний, голос умирающего заставил вздрогнуть. — Пожалуйста…

Гарри низко пригнулся к лицу человека — запах гниения ударил в ноздри.

— Я… не хочу больше… так… жить… Прошу вас…

Гарри испуганно отшатнулся, глянул на Мэгги в поисках поддержки, а наткнулся на её понимающий взгляд. «Ничего нельзя сделать», — говорили её глаза.

«Я думаю, следует уважить последнюю просьбу обречённого на смерть».

«Я больше не буду убивать!» — вспомнил Гарри свои слова.

— Пожалуйста… — снова простонал человек.

«Видишь, какие муки, Гарри? Это почище «Круцио», похуже любой боли, которую тебе довелось испытать за свою короткую жизнь. Возможно, всякий смертный заслуживает кары за свои грехи, но не настолько же страшной!»

— Сколько ещё таких же пострадавших? — жёстко спросил Гарри у медсестры.

— Пять человек, — уныло пробормотала она.

— Почему они здесь, а не в изоляторе?!

Мэгги растерянно заморгала.

— Но у нас нет изолятора.

Гарри молча, твёрдым шагом зашагал вдоль коек. В конце коридора нашлась запертая дверь — за ней оказалось забитое какими-то ящиками небольшое помещение.

Несколько минут ушло на то, чтобы очистить его от хлама, Мэгги суетливо помогала, изо всех сил стараясь быть полезной. Умирающих осторожно левитировали в импровизированный изолятор и заперли дверь.

— Что теперь? — устало спросила Мэгги.

— Будешь проверять их каждый день. Зелья не тратить!

Мэгги согласно кивнула, но, видимо, развёрнутая Гарри бурная деятельность вывела её из состояния безразличия, и она горячо возразила:

— Но это ведь временная мера, да? Так же нельзя их бросить! Если всё оставить как есть, то, боюсь, может начаться эпидемия…

«Эпидемия». Какое страшное слово… Смертельная инфекция в замкнутом со всех сторон пространстве, от которой не спрячешься. И какой тогда смысл в том, что они смогли выжить? Не-ет, нельзя допустить, чтобы зараза расползлась!

— Мэгги, скажи… Я так, на всякий случай, спрашиваю… у нас есть… яды?

— Нет, — быстро ответила она, сузив от напряжения глаза. — Я уже смотрела.

— Понятно…

«Зачем тебе яд, Гарри? Есть старый, проверенный временем способ. Это будет не убийство, а просто эвтаназия. Акт милосердия, можно сказать».

— Иди, Мэг, — отправил Гарри медсестру. — Я решу всё сам.

Наверное, она увидела в его глазах нечто такое, что заставило её испуганно прикрыть рот рукой и, не оглядываясь, торопливо уйти.

Гарри медленно открыл дверь изолятора и, ссутулившись, вошёл внутрь…

* * *

Вечером Гарри, как обычно, отправился в архив, где Гермиона по-прежнему искала хоть какую-нибудь полезную информацию, и по-прежнему безрезультатно. Шагая по коридору, он услышал лёгкое, едва уловимое жужжание, доносившееся из кабинета министра. Гарри заглянул внутрь и тут же отпрянул — по кабинету нёсся вихрь из бумажных самолётиков. Едва не врезавшись в лицо, «эскадрилья» резко развернулась и, минуя Гарри, понеслась вверх, чтобы закружиться вокруг люстры. Гарри пригляделся в полутьме — за столом важно восседал Кингсли и что-то сосредоточенно писал. Едва он положил перо, как исписанный лист сложился самолётиком и взмыл в воздух, присоединяясь к сослуживцам.

— А, Поттер, заходи, — добродушно обратился к нему министр. — Как дела в аврорате? Между прочим, я так и не получил месячный отчёт. Когда намереваешься сдать?

Сердце Гарри сковала тяжесть — Кингсли так и не оправился от своего внезапного безумия. Внешне он выглядел обычно — спокойный, уверенный взгляд, приветливая полуулыбка. Казалось, он и не терял рассудок, а всего лишь остался в счастливом и благополучном, но навсегда утерянном времени. Не безумец — просто человек, застрявший в прошлом.

Гарри вдруг отчаянно захотелось разделить с ним его сумасшествие, снова окунуться в благостную атмосферу былого и остаться там хотя бы на день, на час... Ничего и никого не терять, не видеть слёз, не убивать…

— На днях, — ответил он, проглотив комок.

— Вечно опаздываешь, — проворчал Шэклбот.

Вдруг Гарри осенило.

— Слушай, Кингсли, что будет, если на нас нападут какие-нибудь враги? Может быть, есть какие-то универсальные способы для спасения…

— Ты опять за старое, Гарри. Мы ведь уже всё обсудили.

— Да, я помню. И всё же, предусмотрены ли какие-то стандартные меры в чрезвычайных ситуациях?

— Я не знаю таких ситуаций, с которыми мы не могли бы справиться обычными способами. Уже лет двести…

— Конечно, — торопливо перебил Гарри. — Ну, а вдруг, я не знаю… драконы выйдут из под контроля, или гоблины поднимут восстание…

— Не смеши меня! Министерство контролирует всё... ВСЁ, понимаешь?

— Ну, да… — Гарри разочарованно покивал.

— Разве что…

— Что?! — Гарри чуть подался вперёд.

— Был один случай, когда вампиры… но это неважно.

— И…?

— Ничего особенного. Был успешно применён СВП, и всё вернулось на места.

— Что такое СВП?

— Какой СВП? — удивился министр, и Гарри заметил в его глазах безумные огоньки.

-Кингсли! Ты только что говорил про СВП!

— А… — тот задумчиво отвёл взгляд. — Про это нельзя… нельзя, — и категорично замотал головой.

— Кингсли! — Гарри подбежал и схватил его за плечи. — Что такое СВП?!! — и тут же пожалел о своём порыве — лицо министра исказилось яростью — он мгновенно выхватил палочку и приставил к горлу Гарри.

— Убирайся, Поттер! — сквозь зубы прошептал Шеклбот, и Гарри ничего не оставалось, как отнять руки. — Не смей больше приходить сюда! Я не открою тебе ни одной тайны министерства!

Самолётики подлетели и сильно замахали бумажными крылышками, издавая рассерженное жужжание, словно пчёлы из растревоженного улья.

* * *

— СВП? Никогда не слышала. Что это может быть? — спросила Гермиона.

— Не знаю, — задумчиво ответил Гарри. — Артефакт или заклинание. В общем, твоя задача — узнать всё, что относится к этой аббревиатуре.

— Гарри, правда, что сегодня в госпитале умерло пять человек? — неожиданно сменила тему Гермиона.

— Откуда тебе известно? — он подозрительно посмотрел на неё.

— Готлиб сказал. Он общался с Вудом, а тот ведь занимается покойниками.

— В министерстве, как всегда, дурные вести расходятся быстрее хороших.

— Гарри, если в больнице началась эпидемия, то я должна быть там.

— Нет никакой эпидемии! И не будет! — зло воскликнул Гарри.

— Раз люди умирают пачками, значит, Мэгги не справляется! — громко возразила Гермиона. — Я настаиваю на том, что ей требуется моя помощь!

— Всё, чем ты можешь помочь — это найти нужные сведения! — ещё громче заявил Гарри. — И найдёшь!

— Я не обязана выполнять твои распоряжения! — Гермиона встала.

— Ты будешь их выполнять! — он тоже вскочил.

— Ещё чего!

— Может, подерёмся? — неожиданно заявил Гарри.

— Что?

— Ну, давай, выходи! Сразимся, как мужик с мужиком!

— Ты спятил? — её глаза выражали недоумение, но на губах появилась неуверенная улыбка.

— Осень. У психов — обострение, — примиряюще ответил он.

Гермиона прыснула от смеха.

— Ты сегодня какой-то не такой, — сказала она, усаживаясь на место.

— Что значит «не такой»? — Гарри устало опустился на стул.

— Злой.

— Да? А я-то был уверен, что сегодня до ужаса милосерден.

— Взбудораженный.

— Меня будоражит твоё присутствие. Ты слишком красива.

Гермиона мельком глянула на него и нервно поёрзала на стуле.

— Гарри, что случилось?

— Ты действительно невыносимая заучка. Вместо того, чтобы наслаждаться комплиментом, пытаешься узнать, почему его говорят.

— Это был комплимент? Странно. Больше похоже на попытку избежать откровенного разговора.

— У тебя чувственные губы, Гермиона, ты знаешь об этом? Почему я раньше не замечал?

— Гарри! Не пытайся увильнуть! Я же вижу, с тобой что-то происходит! Чем ты сегодня занимался?

— Предпринял несколько радикальных мер.

— Каких мер?

— Радикальных.

— Гарри!

— Почему ты никогда не говорила, что любишь меня?

Гермиона открыла рот, но сказать ничего не смогла.

— Скажи, что любишь меня, — он выжидающе смотрел ей в глаза.

— Зачем тебе? — тихо выдохнула она.

— Мне нравится слышать твой голос, — ответил он с улыбкой.

— Дурак, — она обиженно опустила голову.

Гарри горько усмехнулся и встал.

— Найди всё про этот таинственный СВП. Очень тебя прошу, — сказал он и вышел.

На выходе Гарри столкнулся с Готлибом. Тот слегка согнулся, отчего сделался ещё ниже, и, спрятав взгляд, молча проскользнул мимо.

«Наверняка, подслушивал», — подумал Гарри, ощущая волну необъяснимой неприязни к старику. Массивная дверь захлопнулась за спиной, из помещения слабо послышался приветливый голос Гермионы, потом — бархатный баритон Готлиба. Захотелось припасть ухом и узнать, что или кого обсуждают эти двое . Но, всматриваясь в таинственные узоры, вырезанные на гладкой дубовой поверхности, Гарри передумал:

«Не хватало ещё опуститься до такой низости!»

Нехотя он оторвался от дверной ручки и побрёл к лифту. Войдя в кабинку, Гарри задумался: куда ехать? Чем заняться? Снова расчищать камины? А надо ли? Он глянул в зеркало — то услужливо показало ему отражение: всклокоченные волосы, худое, измождённое лицо, недельная щетина и унылое выражение в красных от усталости глазах. Впервые за эти дни Гарри ощутил настоящее отвращение к самому себе.

«И правда дурак!»

Мысль о том, что опять надо что-то делать, принимать какие-то решения, думать за всех, вызвала тошноту. Он вспомнил, что необходимо снова распределять между страждущими скудные пайки, выслушивать жалобы на неудобства, утешать, уговаривать, изворачиваться. Лгать, что всё будет хорошо, они скоро выйдут на свободу и увидят родных.

«Не могу больше, — угрюмо прошептал Гарри. — Не могу!»

Отражение зашевелило губами, Гарри с досадой отвернулся и сел на скамью. Вот бы остаться здесь и никого не видеть...

Вызванный кем-то лифт вдруг поехал вниз — Гарри горестно вздохнул: «Не вышло».

Створки распахнулись, и вошёл Норберг.

— Вот вы где, а мы вас ищем! — с облегчением воскликнул он.

— Что случилось? — хмуро спросил Гарри.

— Там... Все… собрались в госпитале и ждут, когда вы… когда мы придём.

— Зачем?

Норберг, старательно отводя глаза, стал что-то мямлить о стихийном собрании, на котором надо бы прояснить некоторые вопросы. И Гарри догадался, что заставило людей выйти из временных убежищ — голод.

Голод вызывает отчаяние, отчаяние порождает агрессию. Представив, что ждёт его на этой встрече, Гарри крепче сжал палочку и приготовился выплеснуть на людей новую порцию лжи.

* * *

— Мы сидим здесь уже неделю. Объясните, когда это кончится?!

— Люди умирают, а помощи всё нет.

— Вы говорили, что мы выйдем через три дня. Прошло уже семь. Что вы теперь скажете?

— У меня в деревне ребёнок остался на попечении престарелой бабки. Что с ними будет?

— А у меня жена одна с тремя детьми. И, между прочим, ждёт четвёртого! А я здесь сижу… Тьфу!

— А у меня все погибли. Все…

— И у меня…

— Скажите, мистер Поттер, когда же мы сможем выйти?

Гарри мрачно оглядел собравшихся. Их было не так много — человек тридцать. Всего-то тридцать пар глаз, которые смотрели на него в ожидании ответа; тридцать глоток, которые вопрошали, кричали, жаловались, требовали. На мгновенье он почувствовал, что ненавидит этих несчастных, голодных, чудом выживших людей. За то, что они почему-то решили сделать его крайним. За то, что, словно маленькие дети, слышали только себя, лелеяли лишь собственное горе и никак не желали признавать, что Гарри — обычный человек, тоже снедаемый болью за близких и тревогой о будущем. За то, что у них есть Гарри Поттер — надежда волшебного мира. А у него — никого нет! Не у кого спросить: «когда мы выберемся»?

— Я уже говорил: мы делаем всё возможное. Не надо впадать в отчаяние… — медленно начал он, но его грубо прервали:

— Да мы слышали это тысячу раз! Признайтесь, наконец, в своём бессилии!

После этих слов стало очень тихо…

А потом, словно из ящика Пандоры, посыпались обвинения:

— Чем вы занимались всю неделю, мистер Поттер?

— Почему вдруг стало не хватать продовольствия?

— Да потому что его расхищают!

— Вы от нас всё скрываете!

— Нам надоело…

— Хватит! — гаркнул Гарри. — Хотите правды? Будет вам правда!

Он обвёл холодным взглядом присутствующих. Кто-то потупился, кто-то, наоборот, с вызовом посмотрел на него.

— Продовольствия хватит ещё на неделю, и то при условии, что мы будем экономить. Лекарств — дней на десять. И на данный момент мы не можем найти выход из министерства. Его нет, понятно?! Вот и вся правда. — Гарри почувствовал, как людское возмущение окрасилось растерянностью.

— Значит, всё это время вы лгали нам?! — воскликнула женщина с маленьким ребёнком на руках.

— Я хочу, чтобы вы уяснили: я не обязан утешать вас, думать за вас, вести вас куда-то, словно вы — безмозглое стадо баранов. Каждый сам несёт ответственность за свою жизнь. Но так получилось, что мы оказались здесь вместе, и выживать надо тоже сообща. А для этого необходимо сохранять спокойствие.

— Да какое спокойствие, если мы здесь сдохнем!

— Ваша участь во сто крат лучше судьбы тех, кто остался там! — прокричал Гарри, указывая наверх. — Вспомните о погибших! О ваших родных, друзьях, знакомых! Их нет! Просто нет!!! А вы — есть! Потому что вам несказанно повезло! Вы обязаны выжить! Хотя бы для того, чтобы сохранить память о тех, кого уже не вернуть!.. Мы ищем выход и обязательно найдём, я верю в это! Советую и вам не терять надежды!

Казалось, его проникновенная речь растопила лёд недоверия: многие задумчиво опустили головы, кто-то согласно закивал. Гарри решил закрепить успех.

— Теперь о продовольствии. Если кому-то кажется, что я… ВОРУЮ, или что я распределяю продукты несправедливо, то я готов уступить эту обязанность любому из вас, и поверьте, сделаю это с большим облегчением. — Гарри оглядел толпу. — Ну, есть желающие?

— Никто не говорит, что вы воруете! Да вы единственный здесь, кому в этом вопросе можно доверять! — высказался Вуд, и раздался одобрительный гул. — А если кто-то сомневается, то предлагаю провести голосование. Кто за то, чтобы мистер Поттер по-прежнему раздавал пайки?

Лес рук вскинулся, как по команде.

— Кто против?

Ни один из присутствующих не решился поднять руку, хотя Гарри заметил в глазах у некоторых упрямое сомнение.

— Единогласно, — провозгласил Вуд и обратился к Гарри: — Мы вам верим. — Гарри сдержанно и благодарно улыбнулся. — А теперь хотелось бы узнать, как продвигаются поиски. Что-нибудь уже нашли?

— Есть одна зацепка. Мы с миссис Уизли и архивариусом Готлибом усиленно работаем над ней.

— Может быть, вам помочь?

У Гарри потеплело на сердце — впервые ему предлагали помощь. К горлу подступил комок, а в уголки глаз словно вонзились тонкие иголочки. Преодолевая порыв сентиментальности, он хрипло проговорил:

— Спасибо. Пока нет…

«А почему, собственно, нет?»

Сколько раз он укорял себя за желание сделать всё самому, не прибегая к чужим услугам? А ведь это желание — сродни гордыне.

— А впрочем… кто-нибудь знает о такой вещи, как СВП? — спросил он, едва надеясь на ответ.

Люди стали недоумённо переглядываться и пожимать плечами — никто не слышал об этой таинственной аббревиатуре.

— Мистер Поттер, я надеюсь, вы действительно найдёте, что ищете. Мы надеемся, — твёрдо сказал Вуд, обращаясь ко всем. — Я думаю, можно расходиться.

— Подождите! — раздался сварливый голос, и из толпы вышел человек средних лет, ничем не примечательный, за исключением длинного, лоснящегося носа, который выпирал вперёд, словно киль на корабле. Гарри тут же мысленно так и прозвал его «Киль». — А как всё-таки быть с расхищением продуктов?

Гарри снова замутило, будто под нос сунули тухлятину.

— У вас есть какие-то подозрения? — жёстко спросил он.

— Конечно, — носатый со злобным торжеством огляделся и заявил: — Я сам видел, как из кладовой выходил человек с кульком в руках!

Толпа возмущённо загудела. Раздались гневные и недоверчивые выкрики:

— И кто это был?

— Давай, говори, кто!

— А что ты сам там делал?!

— Я следил за дверью, потому что мне показалось странным, что исчезли галеты. Вчера были, а сегодня — нет!

— Это невозможно, — настороженно сказал Гарри. — Кладовая была мною зачарована от взлома.

Носатый злорадно рассмеялся и парировал:

— Тогда, наверное, вы сами рассказали вору, как снять заклинание?

— Конечно, нет! Что за бред! — начал оправдываться Гарри.

— Вы уверены, мистер Поттер?

— Да, — приступ дурноты усилился.

— На вашем месте я бы не был столь категоричен, — тихо процедил носатый, но в полной тишине было отчётливо слышно каждое слово.

Гарри пожал плечами. Чего этот тип добивается? Кому он мог рассказать?

— Так вы хотите знать, кто — вор?! — обратился «Киль» ко всем.

— Да говори уже! Хватит тянуть кота за хвост! — раздалось из толпы.

— А вы, мистер Поттер, хотите? — носатый замер перед ним в нарочито заискивающей позе. Хищный нос мерзко блестел в свете факелов. Гарри чуть не вырвало.

— Так вот… Это был… — начал "Киль", театрально взмахнув рукой и не спуская с Гарри радостно сияющих глаз.

— Это была я! — все повернулись на звонкий девичий голос.

Носатый растерянно замотал головой, словно под «Конфундусом». Толпа расступилась, и выпустила на середину…

— Это была я, — твёрдо заявила Мэгги.

Тошнота отступила, тело охватило горячечное волнение: «Как же так! Не может быть!»

— Мистер Поттер сказал мне по секрету, как снять запирающие чары с кладовой. Я брала продукты для больных, — Мэгги была белее снега и дрожала, словно от жуткого холода.

— Я не… — начал было Гарри, но она перебила:

— Вы, наверное, забыли. Ведь вам столько всего в голове держать приходится, — она посмотрела так, что, если бы Гарри не был столь обескуражен, то решил бы, что она взглядом уговаривает его согласиться. — Вспомните.

— Подождите! — воскликнул «Киль». — Это не…

— Это была Я!!! — рявкнула Мэгги, пронзив носатого ненавидящим взглядом.

Тот испуганно стушевался.

— Ну, если для больных, то, я полагаю, вопрос исчерпан, — веско сказал Вуд. — Давайте расходиться. Спокойной всем ночи.

Люди неохотно разбрелись по своим комнатам, возбуждённо обсуждая произошедшие события. Носатый, недружелюбно зыркнув на Гарри, убрался почти последним.

Мэгги, не поднимая глаз, скованно прошла в свой временный медицинский кабинет, где хранились лекарства, и отсиживалась там до тех пор, пока в госпитале, кроме больных, остался лишь Гарри. Тогда она украдкой выглянула наружу, но, увидев его, тут же скрылась обратно. Гарри решительно направился к ней.

В кабинете, помимо стеллажей с зельями, стоял процедурный стол, на котором в полном порядке были разложены медицинские инструменты. Дальний угол комнаты был отгорожен ширмой, за которой оказалась тахта. На ней, поджав ноги, сидела Мэгги, а рядом мирно спал маленький мальчик.

— Я оставила малыша Гарри у себя, — объяснила медсестра, кивнув на ребёнка. — Всё равно, он больше никому не нужен.

— Надо поговорить, — сказал Гарри и вышел первым. Мэгги засеменила следом.

Он обернулся и глянул ей в глаза, ожидая увидеть раскаяние. Но девушка смотрела настороженно и твёрдо.

— Зачем ты это сделала?

— Вы о чём? — она упрямо закусила нижнюю губу.

— Обо всём.

— Уточните, пожалуйста.

Гарри никак не мог оценить новое выражение в этих синих, всегда наивно распахнутых глазах. Как будто она знала о нём что-то постыдное, грязное, гадкое, и в то же время неудержимо желала его. Останавливала горячий взгляд на его губах и тут же остужала горьким недоверием, будто сопротивлялась своим порывам.

— Мэг, — он шагнул ближе, но она вдруг нахохлилась, как воробушек.

— Не надо, мистер Поттер. Я и так ничего никому не скажу.

— Что не скажешь? — он склонился к ней — она сжала голову в плечи. — Уточни, пожалуйста, — проговорил он со слабой улыбкой.

— Про тех пятерых. И про… кладовую.

— Про кладовую? — не понял Гарри.

Она вздрогнула и быстро забормотала:

— Я видела вас. Хотела зайти к вам ночью и увидела, как вы выходите с этим… кульком. Я стояла за правой колонной, а тот, носатый, наверное, видел вас с противоположной стороны.

— Что ты несёшь?! — возмущённо выкрикнул Гарри.

Мэгги испуганно вдохнула и глянула на него округлившимися глазами.

— Я не скажу, — промямлила она. — Никому.

Он схватил её за подбородок и заглянул в ставшую бездонной синеву.

— Ты с ума сошла! Это был не я!

— Нет, мистер Поттер, — обречённо, как на эшафоте, прошептала девушка. — Я точно знаю: это были вы.

Внезапно отпустив, почти оттолкнув Мэгги, Гарри с досадой проследил, как она, пошатнувшись, чтобы не упасть, ухватилась за процедурный стол; и вышел прочь. Вслед раздались тихие всхлипывания.

* * *

Гарри ворвался в свою спальню и затравленно огляделся.

«Этого не может быть! Бред какой-то! — думал он, с остервенением обыскивая комнату. — Что она несёт?! Сумасшедшая!»

Он резко вытащил из письменного стола ящики, с грохотом высыпал содержимое на широкую столешницу; потом кинулся к стенному шкафу, широким жестом сбросил с полок книги, бумаги и чернильницы, со злостью пнул стул, схватил с кровати покрывало и дёрнул на себя…

Что-то шуршащее плюхнулось на пол и рассыпалось, будто мелкие камешки по песку. Гарри наклонился и поднял с пола… измятый бумажный кулёк с галетами.

Казалось, сердце лопнет от напряжения. Словно отбойный молоток, в мозгу громыхало: «Как?! Откуда?! Кто это сделал?!»

Он подобрал кусочек сухого хлебца и стал рассматривать.

«Мне кто-то подложил. Это чьи-то дурацкие козни. Чьи? Мэгги?! Или носатого?»

Мысль о том, что кто-то его подставляет, вызвала новый приступ дурноты. Но Гарри сумел отсечь лишние ощущения: сначала необходимо разобраться, кому и зачем это понадобилось. Долой эмоции, пора включить логику!

Итак, Мэгги. Терзаемая ревностью девчонка. Сначала устроила якобы постельную сцену, а потом решила добить окончательно, показав своё мнимое великодушие? Бред. И кроме того, она не могла знать, как снимать затворяющие чары — Гарри поставил личный пароль. Или она — окклюмент? Прочла его мысли? Тогда малышка Мэг видится в несколько ином свете.

Теперь носатый. О нём почти ничего не известно. Гарри видел его пару раз мельком в Лютном переулке. Ни по каким делам этот тип не проходил. Надо будет присмотреться к нему.

Кто ещё? На самом деле, куча народу. Любой под подозрением. Даже…

В дверь неожиданно постучали. Гарри вздрогнул и растерянно затих.

Стук снова повторился — нерешительный и деликатный. Гарри взял себя в руки, с помощью «Акцио» собрал галеты в пакетик и спрятал его в стол.

— Привет, — с настороженной улыбкой сказала Гермиона, заглядывая в полуоткрытую дверь. — Можно к тебе?

— Да, заходи, — он впустил её и украдкой окинул взглядом комнату — беспорядок бросался в глаза.

— Что у тебя тут случилось?

— Да я… решил прибраться.

— А, — кивнула она. — Помочь?

— Нет. — Сумев задавить тихую панику, он «настроился» на Гермиону, и вдруг почувствовал, что ей неловко. — Как дела?

— Нормально. — Гермиона нервно сцепила ладони. — Гарри, я тут думала над твоими словами.

— Какими словами? — в голове тревожно зароились мысли: о чём он ей говорил?

— Про… Да, пустяки, — она смущённо опустила глаза. — Я, пожалуй, пойду. Спокойной ночи.

«Слава Мерлину!» — с облегчением подумал Гарри, но вдруг его проняло: он неожиданно понял, зачем она пришла.

— Подожди! — воскликнул он. — Не уходи.

«Может, рассказать ей о своих подозрениях? В конце концов, кому, как не Гермионе, можно доверять?»

Однако слова не торопились срываться с языка. Что-то изменилось в их отношениях. Раньше он мог обсудить с ней многое, почти всё, а теперь, почему-то, не может раскрыть ни одну из своих тайн.

— Ты действительно хотел бы услышать от меня это? — спросила Гермиона, с нежностью заглядывая ему в глаза.

— А ты в самом деле готова это произнести?

Гермиона замялась, а он почувствовал снисходительное удивление: для женщин так много значат слова, и Гермиона — не исключение. Сам он давно перестал придавать значение сказанному, гораздо более важными были поступки. Но сейчас ему до боли в висках захотелось, чтобы она ответила: «Да, готова», чтобы произнесла слова признания; и пусть они — всего лишь звук, — хоть на краткий миг они бы рассеяли нависшее над ним тёмное облако, которое давило, сжимало, вызывая мучительную, назойливую тошноту.

Гермиона шагнула ближе, нерешительно прикоснулась к его плечу и едва слышно прошептала: «Я люблю тебя».

— Ну вот, а ты боялась, — чуть насмешливо произнёс Гарри, заглядывая в большие влажные глаза. — Гром не грянул?

Зрачки мгновенно сузились, губы сердито сжались, она отняла руку и прошипела:

— Ты просто…

Он сгрёб Гермиону в объятия и с силой притянул к себе.

— Что «я просто»?

— Идиот, — прошептала она с обидой.

— Я так соскучился по тебе, — пробормотал он, прижимаясь щекой к её виску. — Спасибо, что пришла.

— Я пришла в последний раз!

— Вот как? Ну, тогда я должен этим воспользоваться.

— Ещё чего! Я не позволю…

— А тебя никто и не спросит.

— Ты что, меня изнасилуешь? — Гермиона усмехнулась.

— А ты бы хотела?

— Отпусти! — сердито прошептала она, пытаясь вырваться.

Но Гарри только тесней прижал её к себе.

— Прости. Твоё признание дорогого стоит, — с раскаянием проговорил он. — Я, наверное, не заслуживаю этих слов. Побудь со мной сегодня.

— Чтобы ты воспользовался положением бедной влюблённой девушки? — она иронично ухмыльнулась.

— Всю жизнь мечтал воспользоваться таким положением. Тем более, смотрю, девушка — не против, — Гарри коснулся губами её щеки.

— Всегда знала, что в глубине души ты — бессовестный негодяй, — жарко прошептала она.

— О, ты удивишься, сколько во мне отрицательных качеств.

Со стола что-то упало, громыхнув. Гермиона хотела посмотреть, но Гарри не дал: обхватив ладонями её лицо, он пробормотал:

— Не отвлекайся, — и настойчиво поцеловал в губы.

Ощутив знакомый вкус, он понял, насколько истосковался по Гермионе за эту чудовищно трудную неделю. Каким был дураком, что заставлял себя не думать о ней, мучил себя ненужными сомнениями, а ведь уже давно мог наслаждаться её телом, гладкостью кожи, ароматом волос. Как всё просто, когда не даёшь волю навязчивому чувству вины! Этой никчёмной, глупой выдумке! Гарри никому не должен! Ни перед кем не виноват! Тем более, сейчас, когда Она так страстно обнимает его и раскрывает свои губы навстречу его поцелуям. Захоти он — Гермиона разрешит ему всё! Сегодня он — не тот жалкий, избитый узник, позволивший ей ласкать себя ради исцеления и спасения. Тогда он был удивлён, обескуражен и тронут глубиной её любви. Теперь же он ощутил горячее желание просто быть с Гермионой. И не только потому, что её тело дарило долгожданное забвение, — появилась настоятельная потребность ответить на её чувство, быть нежным. Эта потребность почти равнялась инстинкту, и следовать ей значило бы то же, что утолить жгучий голод.

— Ты колючий, — прошептала Гермиона. — Как ёжик.

— Я так защищаюсь.

— Не надо защищаться.

— Не буду, — пробормотал Гарри, бережно опуская её на постель. — С тобой — не буду.

Сквозь дремотную пелену пробралась настойчивая мысль о том, что спать нельзя — надо что-то делать. Гарри пытался её отогнать, надеясь урвать хоть пару часов покоя. Но ни уговоры, ни логические доводы о бессмысленности каких-либо действий не смогли унять требовательные тычки совести. Казалось, от постоянного недосыпа он должен был уже свалиться замертво, но та же упрямая тревога, что не давала ни продыху, ни вздоху, беспокойно бодрила, заставляя нервно подскакивать по многу раз за ночь. Сновидения превращались в незапоминающиеся фрагменты, по большей части страшные, без глубины и взаимной связи. Гарри вовсе не ждал, что ему приснится важное решение или подсказка, и относился к потребности спать, как к досадной привычке, от которой нельзя избавиться. А в глубине души понимал, что отдаться сну ему не даёт страх: вдруг привидятся обожжённые лица близких, их чёрные обугленные тела, унылые руины некогда весёлого и красивого города… Нет. Упаси Бог от такого!

Уж лучше тошнота и головокружение — вечные спутники бессонницы, да тупая боль в сердце — предвестница несчастий. Хотя куда уж горше.

Гарри резко сел. Словно нити, разматывались в голове воспоминания о последних событиях, обнажая неясную, будто спрятанную в глубине клубка, сердцевину: что-то произошло… Важное и одновременно...

Гермиона!

Он точно помнил, что она приходила к нему. Потом они целовались… Что произошло дальше, вылетело из головы. По всем законам логики (кто только придумал эти законы?) она должна была остаться с ним.

«Люмос» осветил одинокую постель. Нет, похоже, логика подкачала. Или он сам? Хотя Гермиона вряд ли бросит мужчину, у которого проблемы; скорей, наоборот. Значит, произошло что-то непредвиденное. Гарри привычно провёл рукой по лицу, смахивая сонливость, и тут же поморщился: щёку будто полоснуло лезвием. Под пальцами болезненной шероховатостью ныла царапина. Откуда она взялась?

Гарри рассеянно оглядел комнату, которую успел возненавидеть за последние дни. Казалось, каждая вещь кричала здесь о его беспомощности. Этот стол, зияющий пустыми проёмами выдвинутых ящичков, шкафы с ненужными бумагами, чиновничий стул с массивной и потёртой от времени высокой спинкой, все они говорили: «Ты такой же, как мы — чудом сохранившийся, бесполезный и глупый предмет».

Коридоры министерства тоже не вызывали приятных эмоций, ещё с юности, но бродить по ним всё же было лучше, чем валяться в постели, — хоть какая-то иллюзия деятельности.

Ноги сами принесли его к архиву.

Запертая дубовая дверь упрямо не желала реагировать на «Алохомору». Вскипев, Гарри несколько раз раздражённо ударил по ней и, тяжело дыша, прислушался к тишине.

Он хотел было плюнуть на всё и уйти, но не удержался и стукнул напоследок ещё раз.

«Кто там?» — едва послышалось изнутри.

— Открывай, Готлиб!

— Уходите немедленно! Что вам ещё от неё нужно?!

Гарри недоумённо нахмурился: «О чём это он?»

— Где Гермиона?

— Я вам не открою! Уходите! И не смейте больше сюда являться! Если вы ещё раз попытаетесь обидеть миссис Уизли, будете иметь дело со мной!

— Что за..., — Гарри растерянно пожал плечами.

— Вы ещё здесь? Имейте в виду, я не шучу! — бархатный голос Готлиба неожиданно дал «петуха».

— Хватит нести бред! Открой дверь, глупый старик! — Гарри не знал, что делать: злиться или смеяться над странным архивариусом, который вдруг вообразил себя Дон Кихотом. — Мне нужна Гермиона!

— Она не будет с вами разговаривать!

— Я считаю до трёх! — с нарочитой угрозой произнёс Гарри. — На счёт три — взрываю дверь!

Отсутствие ответа говорило о растерянности в стане противника.

— Один… Два…

Перед тем, как заскрежетал замок, за дверью послышалось еле уловимое характерное шуршание. По аврорскому опыту Гарри знал, что с таким звуком обычно накладывают обволакивающие чары — последний аргумент в неравной борьбе. Так обычно поступают те, кто пытается сбежать от наряда авроров: пока хранители правопорядка барахтаются в густом, словно желе, липком облаке, можно незаметно улизнуть. Оказывается, у Готлиба была бурная молодость, раз он знаком с такими уловками. Только бежать из архива некуда. Или всё же есть куда?

Обволакивающие чары моментально рассеялись после простого «Эванеско». В архиве никого не было.

— Гермиона! — громко позвал Гарри. — Ты где?

Молчание вызвало тревогу.

— Эй! Где вы? Что случилось?

Гарри нервно оглядел все закоулки огромного помещения. Пожалуй, здесь слишком много лазеек, чтобы спрятаться. Что за дурацкое положение! Старик, видно, спятил от долгого сидения в четырёх стенах. Но что с Гермионой? Может, Готлиб как-то её оглушил и держит взаперти? Во рту резко пересохло. Хриплым от волнения голосом Гарри выкрикнул:

— Готлиб! Выходи, или я сожгу твой архив к мерлиновой матери!

Снова издевательская тишина.

Гарри мысленно разделил зал на сектора и стал внимательно осматривать каждый из них. Рядом с одним из шкафов едва заметно колыхнулась кипа небрежно лежащих пергаментов, выдавая присутствие живой души. У спрятавшегося там был ограниченный угол обзора. Гарри осторожно и тихо шагнул в сторону, уходя с линии огня. И вдруг в то место, где он только что стоял, попала красная молния и, шипя, растворилась на мраморном полу. Гарри рванул к шкафу и, прижавшись к нему спиной, сделал короткий выпад в сторону нападавшего:

— Петрификус Тоталус!

Обездвиженное тело Готлиба свалилось к ногам. Опьянённый охотничьим азартом, Гарри хотел связать свою добычу и пристрастно допросить, как бывало в аврорские времена; но его остановила холодная решимость в глазах поверженного противника. Радость победы мгновенно улетучилась.

Не скрывая досады, он разоружил и расколдовал архивариуса. Тот тихо сел на стул, угрюмо глядя в одну точку.

— Где Гермиона? — раздражённо рявкнул Гарри.

— Не знаю.

— Врёшь ведь.

Готлиб не отреагировал.

— Где ты её спрятал? Что ты с ней сделал?!

— А что с ней сделал ты? — жёсткий голос неожиданно озадачил. — А? Нравится мучить тех, кто тебя любит?

— Что ты мелешь?!

— Может, ты сошёл с ума, как твой начальник? Или, похоже, возомнил себя невесть кем? Сам-то отдаёшь себе отчёт, кто ты есть?! Кто ты, Поттер?!

Казалось, его взгляд проник глубоко внутрь, туда, где Гарри старательно прятал от всех свой позор, свою слабость, свою немощь; боясь признаться, что он, бывало, прислушивается к тому ненавистному голосу. Взгляд этот нарушал внутреннее равновесие, укоряя, взывая: «Пойми, наконец, с тобой что-то не так!»

«Нет! Со мной все в порядке!» — Гарри упрямо стиснул зубы и схватил старика за горло, ткнув волшебной палочкой в морщинистую щёку.

— Гарри, оставь его! — раздался за спиной приглушённый голос Гермионы.

«Слава Мерлину, она здесь!» — с облегчением подумал Гарри и отпустил Готлиба. Сердце захолонуло, он развернулся к Гермионе, чтобы обнять и… резко остановился, увидев багровый синяк на её скуле.

— Что с тобой? Где ты была? — изумился Гарри.

Как она посмотрела на него! Словно получила пощёчину!

— Да не молчи ты! Кто это сделал?! Я его убью!

— Тогда вам придётся убить себя, мистер Гарри Поттер, — Готлиб произнёс это так, что захотелось заткнуть ему рот.

— Гермиона! — Гарри попытался взять её за плечи, но она испуганно отшатнулась и прикрыла лицо рукой.

Архивариус встал между ними и, глядя на Гарри исподлобья, прошипел:

— Немедленно уходите!

Гарри попытался отодвинуть его, но Гермиона попросила:

— Пожалуйста, Гарри, оставь нас.

Её тихий, саднящий душу голос был словно ушат ледяной воды на голову. Так не говорят из каприза или желания поставить точку в разговоре. В огромных карих глазах была обида и боль, словно он действительно ударил её. Но он не мог этого сделать! Никогда в жизни!

— Идите же! Ну! — почти вскричал архивариус, надвигаясь на него.

Гарри растерянно глянул на Гермиону — она угрюмо смотрела в сторону — и нехотя повернулся к выходу. Всё ещё собираясь с мыслями, чтобы доказать свою невиновность, он оглянулся, но старик непостижимым образом ловко выхватил из его кармана свою палочку и предупредительно взмахнул ею.

— Герм, ты что? — просительно прошептал Гарри. — Я не мог.

Она отвернулась и скованно вытерла слёзы. Готлиб двинулся на него, будто отгоняя глупого и опасного хищника, и Гарри сдался. Медленно он вышел из архива, и старик тут же захлопнул за ним дверь.

* * *

Гарри безуспешно пытался понять, как такое могло произойти. В воспоминания о прошедшей ночи закрался невнятный, расплывчатый обрывок: Гермиона лежит на постели, а он склоняется к ней и… Что потом?

Нет, не так. Гермиона лежит и шепчет о чём-то. О чём? В голове только шум, нелепый, бессмысленный шум. Неожиданно он превращается в неприятные, лающие звуки. Что это? Кашель, плач, смех? Смех!

Он смеётся надо мной!

«Да, Гарри, повеселил ты меня! Вы, гриффиндорцы, настолько уверены в своей непогрешимости, что убедить вас в обратном не могут даже очевидные вещи».

«Я не мог с ней так поступить!»

«Да ну? А они думают, что мог! И заметь, у них для этого есть все основания. Посмотри на свои руки — именно ими Гарри Поттер сегодня сделал больно своей давней подружке. Помнишь, как она на тебя посмотрела? Как на чудовище».

«Это ты всё подстроил».

«М-м, а мы, кажется, начинаем потихоньку соображать».

«Как это могло произойти? Ведь ты — ничто, осколок осколка!»

«Ух, какие мы любознательные! Самому догадаться слабо, а? Ну ладно, раз мозг отказывается работать, дам намёк. Ты веришь в то, что душа раскалывается на части, когда совершаешь убийство? Так вот, это случилось и с тобой. Сколько человек на твоей ещё недавно незапятнанной совести, Гарри? Ты вёл счёт? Нет? А ты попробуй…»

Причём здесь это? Да, он убил Дженкинса, потом того верзилу, а потом этих пятерых несчастных… И что, выходит, он расколол свою душу на…

«Математика — царица наук!»

«Но я… сделал это вынужденно. Это другое!»

«А математике все равно! Факты упрямы и неоспоримы: осколки твоей бессмертной души, того драгоценного камня, который был любовно огранён Дамблдором, лежат сейчас передо мной, сверкая острыми краями. А я, как равнодушный ювелир, могу взвесить каждый из них, рассмотреть сквозь призму человеческих деяний, оценить спектр утрат и чистоту намерений».

«Что за пафосный бред!»

«И не говори. Ах, Мерлин мой, похоже, от долгого сидения в твоей голове я заразился дамблдорщиной. А впрочем, у меня отличное настроение, и я могу позволить себе быть многословным. Тем более, что мы с тобой теперь на равных. Надеюсь, последние события убедили тебя в этом? Если нет, то я могу повторить».

«Та история с Мэгги и кулёк с галетами — это тоже ты?»

«Не «ты», а мы. Мы сделали это вместе, и не моя вина, что ты ничего не помнишь. Надо отвечать за свои поступки».

«Не волнуйся. Я отвечу».

Гарри решительно пошагал к лифту.

«Надеюсь, ты не собираешься покончить с собой? Не советую: тогда некому будет спасать остальных от новой напасти».

«Где ты ещё напакостил?»

«В одном из коридоров министерства. На нём лежит страшное проклятье — любой, кто туда зайдёт, получит ужасное увечье, которое почти невозможно вылечить, особенно в условиях дефицита лекарств».

«Где этот коридор?!»

«Ты считаешь меня глупцом?»

«Ты блефуешь!»

«С чего ты взял?»

«Зачем ты это сделал?»

«Я слишком хорошо тебя знаю, Гарри, и стараюсь обезопасить нас обоих от твоей опрометчивости… Ну, а теперь, когда ты знаешь главное, может быть, хочешь о чём-нибудь меня спросить?»

Гарри остановился и прислонился к стене.

«Что ты сделал с Гермионой?»

«Вопрос неправильный».

Голову захлестнула боль.

«Что ты намерен делать?»

«Снова неправильный».

Боль усилилась.

«Чего ты хочешь от меня?» — почти простонал Гарри.

«А вот теперь — правильный вопрос, хотя и ожидаемый. Ты всё чаще разочаровываешь меня своей предсказуемостью, Гарри, но я не обижаюсь. И даже предоставляю тебе возможность самому догадаться, чего хочет от тебя Тёмный Лорд».

«Я не знаю», — прошептал Гарри, сползая по стене: боль стала почти невыносимой.

«Твоя недогадливость огорчительна. И я снова иду тебе навстречу, отвечая на поставленный тобой вопрос: мне нужно тело, которым я мог бы владеть без-раз-дель-но».

Гарри почти не удивился. Однако требование Риддла заставило его взять себя в руки.

«Боюсь, кости твоего отца слишком далеко, а плоти слуги не найти и в помине. Из всех доступных ингредиентов могу предоставить лишь кровь врага, причём, всю».

«Ха-ха, я смотрю, ты сохраняешь хладнокровие, это мне нравится. Но упомянутый способ обретения плоти, увы, устарел».

«Не все мечты сбываются, к счастью».

«На пороге смерти ты становишься забавно храбрым, Гарри».

«Вообще-то я не тороплюсь на тот свет».

«Естественно, у тебя ведь есть неоконченное дело: перед тем как покинуть наш бренный мир, тебе необходимо будет совершить некий обряд по передаче твоего тела мне».

«Я, конечно, польщён тем, что ты выбрал меня, но моё тело — это не эстафетная палочка, и никому я его отдавать не собираюсь».

«Тебе бы следовало гордиться, что я выбрал тебя, а не упрямиться. Понимаю, тебе не хочется делиться. Но жадность — один из смертных грехов».

«Гордыня тоже. Ничего у тебя не выйдет».

«Что ж, рискни состязаться со мной, и кто знает, может быть, в следующий раз ты очнёшься над трупом твоей драгоценной грязнокровки»!

Гарри прошиб холодный пот. Терпеть боль он мог сколько угодно, но мысль о том, что сидящий в нём монстр может убить Гермиону, была невозможна, невозможна!

«Ну, как? Оценил ситуацию? В шашках это называется «вилка», а в твоём случае — тройная вилка. Но не думай, что я поступлю непорядочно. Предлагаю сделку».

«Какую сделку?»

«Мы дадим друг другу Непреложный обет: ты пообещаешь отдать мне своё тело, а я помогу снять чары с коридора и, так и быть, зарекусь не обижать твою подружку».

«… Мне надо… поразмыслить».

«Полминуты хватит? Вообще-то я ждать не люблю, но для тебя — всё что угодно».

«Хватит».

Гарри мрачно задумался: положение действительно было безвыходным. Возможно, Риддл прав: душа, расколотая на семь частей, потеряв целостность, уже не может противиться чужому влиянию. Восстановит её лишь РАСКАЯНИЕ. Гарри совершенно точно знал, что страшно сожалеет о содеянном. Тем не менее, факт остаётся фактом — он не в состоянии сопротивляться выходкам Риддла. Может быть, одного сожаления недостаточно? Или мешает то, что в глубине души он всё же оправдывает себя, считая, что убивал под влиянием обстоятельств? Или для полного раскаяния нужно время, которого, увы, нет? Или… Дамблдор его обманул, и никакое покаяние НЕ МОЖЕТ восстановить душу? Что же тогда?

Запереться в каменном мешке и приковать себя кандалами, чтобы ненароком не навредить никому, в первую очередь, Гермионе? Но в этом случае он не спасёт людей, которые, по мерзкой прихоти Риддла, погибнут, когда будут, ни о чём не подозревая, бродить по коридорам министерства. Конечно, рано или поздно чары обнаружатся, но для этого опять же нужно время, а его нет!

Подчиниться требованию и умереть, зная, что Гермионе ничто не угрожает? Скованный Обетом, Риддл не сможет ей навредить; и она выберется из подземелья, когда найдётся выход. Ведь Гермиона с каждым часом всё ближе к разгадке СВП, а в её способности найти решение сомневаться не приходится. Нужно лишь дать ей понять…

Есть и третий вариант… Но он слишком, слишком рискованный. Рискованный и жестокий.

«Полминуты истекли. И каков будет твой положительный ответ?»

«Я согласен».

«Позволь уточнить, на что?»

«На Непреложный обет. Ты обретёшь плоть и, надеюсь, сдохнешь самой страшной смертью из всех возможных».

«Зря ты так. Я ведь, в принципе, не желал тебе зла, а лишь пытался выжить. Итак, я клянусь, что с того момента, как стану полноправным хозяином твоей земной оболочки, вместилища твоей грешной души, я не стану вольно или невольно вредить Гермионе Уизли и другим обитателям министерства. Кровью скреплять будем?»

«Издеваешься?»

«Ты всё ещё не веришь мне?! Так почувствуй мою силу, Гарри!»

Гарри вдруг ощутил, что руки не слушаются его. Чужая воля заставила палочку сделать надрез на пальце, капельки алой крови упали на неё и тут же растворились, словно их не было.

«Видишь, всё по-честному. Теперь твоя очередь».

«Что нужно для этого твоего обряда переселения душ?»

«Не бойся. Больно не будет. Только страшно, ха-ха-ха!»

«Я хочу знать, в чём суть обряда!»

«Всё очень просто: наши души вынимаются из тела заклинанием «Дементор-экзорциум», а дальше… всё пройдёт без твоего участия. Добавлю лишь, что твоей расколотой душе не под силу будет вернуться обратно — ты ведь не знаком с такими областями магии. А я знаю о них всё!.. Я жду, Гарри. Или хочешь, чтобы я воплотился без твоего согласия? Тогда жизнь девушки не будет стоить и кната».

«Мне нужно проститься с друзьями».

«Я очень расстроюсь, если кто-то узнает о нашей с тобой

договорённости».

«Я никому не скажу».

«И ещё я очень не люблю ждать».

«Всего лишь полчаса».

«Пять минут».

«Двадцать!»

«Десять».

«Пятнадцать!»

«Хорошо. Четверть часа. Я же не изверг какой-нибудь».

«И на том спасибо».

«Но сначала — клятва!»

«Клянусь, что ты получишь тело Гарри Поттера!» — воскликнул Гарри и выдавил из свежего надреза кровавые капли на свою волшебную палочку.

«Пятнадцать минут, Гарри. И учти — я слежу за тобой».

* * *

Гарри помчался к архиву.

В первую очередь Гермиона! Потом остальные. Он чувствовал, как вскипает внутри эмоциональное напряжение.

Готлиб ошарашенно подскочил на месте, когда Гарри ворвался через вылетевшую дверь. Гермиона нашлась в скромном закутке, отделённом от остального помещения. Вероятно, архивариус уступил ей своё жилище. Она полулежала на кровати и вчитывалась в старинные свитки. Гарри с разбегу бухнулся перед нею на колени и воскликнул:

— Гермиона! Прости меня!

Она от неожиданности вжалась в подушку и прикрылась свитком.

— Ты простишь меня?! Я очень, очень виноват! Прости! Пожалуйста!

— Господи, Гарри, что с тобой? Ты в своём уме? — пробормотала она скорее изумлённо, чем испуганно.

Он низко склонил голову и заговорил:

— Я знаю, что не стою ни одной твоей слезинки. Моя гордыня и спесь застили мне глаза, и я поступил так гадко, так отвратительно, что не достоин прощения и… Я очень, очень тебя люблю.

— Гарри, — её глаза потеплели.

— Прости, Герм.

— По-моему, ещё миг, и ты будешь биться головой о пол, как домовой эльф, — сказала она, приподняв брови.

— Если этим заслужу твоё прощение — то буду, — и он встал на четвереньки и приготовился.

— Перестань! Это уже чересчур.

— Ты уверена? — Гарри внимательно посмотрел ей в глаза.

— Абсолютно, — подтвердила Гермиона.

— Хорошо. Чересчур — это то, что надо. Ты простишь меня?

— Да.

— Спасибо. Ты… ты — молодец! — он поцеловал её ладони и встал.

— Гарри, мне нужно тебе кое-что сказать! — поспешно воскликнула она.

— Потом, Герм, всё потом, — Гарри рванул к выходу.

— Но это важно!

— Гермиона! Я целиком полагаюсь на тебя. Поняла? Ты же всегда всё делаешь сама, — и он выбежал из каморки.

— И что это было? — сама себя спросила Гермиона. — … Псих.

«Готлиб, мне нужна твоя помощь!» — услышала она за дверью голос Гарри.

«Что вам угодно, сэр?» — нехотя, но покорно отозвался хранитель…

* * *

Импровизированный госпиталь совершенно пропитался больничными запахами и звуками. На тахте, загороженной ширмой, в обнимку с мальчиком сидела Мэгги. Улыбка на её болезненно бледном лице угасла, когда она увидела Гарри.

— Мэгги. Ты — самая удивительная девушка в мире. Я рад, что судьба свела нас вместе. И хочу попросить у тебя прощения за всё, что сделал и сделаю.

— Вы так странно говорите, мистер Поттер. Как будто прощаетесь, — тихо и удивлённо проговорила она.

— Может быть. Так ты простишь меня?

— Мне не за что прощать. Вы передо мной ни в чём не виноваты.

— Спасибо, — Гарри облегчённо вздохнул. — Могу я поговорить с малышом Гарри? Наедине.

— Ну конечно, — кивнула Мэгги и тихонько вышла.

Мальчик радостно улыбнулся, но потом с упрёком произнёс:

— Почему не сказал, что ты — Гарри Поттер?

— Как-то всё времени не было. Но теперь-то ты в курсе.

— Покажи мне какое-нибудь волшебство, — глаза ребёнка заблестели в ожидании чуда.

— Конечно, малыш Гарри… Хочешь, я покажу тебе своего Патронуса?

* * *

В кабинете Кингсли всё также жужжали бумажные самолётики. Министр восседал за своим столом, словно позабытый всеми сфинкс.

— Что случилось, Поттер? — спросил он, сухо кивнув на приветствие.

— Господин министр, у меня очень важное дело, не терпящее отлагательств…

* * *

«Твоё время истекло, Гарри. Долгие проводы утомительны».

«Я готов».

Гарри закрылся в своей комнате и, тяжело дыша, опустился на кровать.

«Вот он — момент истины! Я ждал его долгих четырнадцать лет. Моя боль, мои ожидания, моё долготерпение будут вознаграждены! Видишь, Гарри, кто в итоге выигрывает? Тот, у кого хватает сил бороться до конца».

«Я оценил твой высокий слог. Мне казалось, ты не любишь ждать».

Гарри нервно сцепил руки и попытался унять дыхание.

«Торопишься умереть? Что так? Совесть замучила?»

«Не люблю затягивать неприятные моменты. Если что-то плохое должно произойти — пусть произойдёт быстро».

«Что ж, в кои-то веки мы пришли к единодушию. Ха-ха, как тебе словечко? Итак, наблюдай…»

Снова тело перестало слушаться, а голова налилась неизбывной болью. Будто со стороны Гарри наблюдал, как его рука, движимая чужой волей, вскидывает волшебную палочку и совершает сложное, запутанное движение; и каждый её взмах порождает в пространстве части чёрного силуэта. Появляется злобная тень, будто вышедшая из самого ада, на которую нельзя смотреть без содрогания. Как сквозь вату, слышатся глухие всасывающие звуки, не оставляющие ни капли надежды, а в самой середине грозного силуэта разверзается громадная пасть, и неведомая сила втягивает Гарри в это жерло. Он летит по тёмному тоннелю и успевает выкрикнуть лишь одно: «Защити меня..!»

* * *

Гермиона быстро шла по коридору, встревожено прислушиваясь к утренней тишине. После странного визита Гарри она не находила себе места. Что-то было не так в его глазах: бешеное напряжение, словно он сам себя подгонял, и боль, будто он этим утром собирался на эшафот.

Хотя после ночных событий она поклялась больше не думать о нём. Не думать! Ни за что и никогда! Слишком часто за последнее время он был на грани настоящего безумия. Теперь-то она могла правильно оценить его поведение. Да, раньше она была необъективна, потому что любила его. А сейчас, когда стало возможным посмотреть на него трезвым взглядом, не затуманенным никакими посторонними чувствами, она вдруг поняла, что её герой — вовсе не… Что он — совсем не… О Мерлин! Похоже, она так привыкла оправдывать все его поступки, что до сих пор не может честно сказать себе, что Гарри… Ни его внезапное признание, ни слова о прощении не могут перевесить содеянного им зла! Как же это горько! Но она не будет больше плакать!

Гермионе вдруг показалось, что мимо быстро пролетела странная, светящаяся фигура.

Что это? Привидение? Наверняка, привидение. Столько смертей. Столько неупокоенных душ. Вспомнилось, что Гарри приказал сжигать тела, трансфигурировав их во что-нибудь мелкое. Души этих несчастных, видимо, бродят по министерству, будоража живых, или вернее — выживающих.

Гермиона остановилась у двери в комнату Гарри.

«Я не буду думать о нём. Скажу лишь то, что должна сказать, и уйду. Вот так», — решила она и постучалась.

Ей никто не открыл, хотя по ту сторону явственно ощущалось присутствие человека. Гермиона припала ухом к двери и прислушалась. Вдруг из комнаты донёсся страшный вскрик — в нём было столько боли, что Гермиона резко отпрянула от двери и задохнулась от бешеного биения сердца.

«Гарри! О боже, он в опасности!»

Вложив всю свою колдовскую силу в отпирающее заклинание, Гермиона распахнула дверь комнаты. Гарри, скорчившись, лежал на кровати и дрожал. Она подбежала и схватила его за плечи.

— Гарри, что?!

Он вдруг застыл, потом медленно сел и поднял на неё глаза. Гермиона долго вглядывалась, пытаясь определить, что же они выражают. И готова была поклясться, что увидела в них торжество.

— Ничего, — с трудом ответил Гарри и вдруг улыбнулся.

Гермиона отступила назад — так её поразила эта улыбка Гарри.

— Что тебе нужно? — устало выдохнул он.

Гермиона нахмурилась, пытаясь сосредоточиться, и, когда собралась с мыслями, выпалила:

— Я пришла сказать, что нашла СВП.

Гарри уставился на Гермиону непонимающим взглядом.

— Ты слышишь? — раздражённо спросила она. — Я нашла СВП!

— Слышу, — он резко соскочил с места и выбежал в коридор.

— Гарри! Да что ж такое? — всплеснула руками Гермиона и поспешила за ним. — Подожди!

Она догнала его лишь у входа в лифт. До госпитального этажа ехали в молчании: у Гарри был такой озабоченный и мрачный вид, что Гермиона не решалась задать ни одного вопроса.

Стараясь поспеть за его стремительными шагами по пути в процедурную, она чуть не налетела на него, вдруг замершего перед цветастой ширмой. По ту сторону раздавались сдавленные всхлипы. Гарри с опаской вошёл внутрь, и Гермиона проскользнула следом.

Медсестра горько плакала, сидя на постели и прижав к себе словно неживого, без единой кровинки на лице, мальчика лет пяти. Сцена сама по себе была тревожной, но больше всего Гермиону поразила реакция Мэгги на вошедшего Гарри: её глаза сузились от гнева, и она надрывно выкрикнула:

— Что вы с ним сделали?! Куда вы его водили?!

Гарри, сделав осторожный шаг к Мэгги, тихо и виновато проговорил:

— Позволь мне осмотреть его.

— Нет! — с остервенением выкрикнула она. — Уходите!

— Мэг, я только…

— Что случилось? — строго спросила Гермиона.

Происходящее было загадочным, и отгадка грозила быть неприятной.

— У неё истерика, а парнем нужно срочно заняться, — с нажимом прошептал Гарри Гермионе. — Его надо забрать.

Гермиона подозрительно уставилась на Гарри, потом осмотрелась: на постели валялись пустые склянки из-под зелий, а Мэг явно не в себе. Было очевидно, что малыш нуждается в помощи. Что же такого с ним сделал Гарри?

Медсестра не выпускала ребёнка из рук, и Гермионе ничего не оставалось, как наложить на неё Усыпляющие чары. Как только та ослабила хватку и опустилась на постель, Гарри осторожно и быстро подхватил мальчика и понёс в процедурную, где Гермиона, сохраняя невозмутимость, начала осмотр. Мальчик не подавал внешних признаков жизни, лишь едва ощутимый пульс давал слабую надежду.

— Похоже, она пыталась давать Восстанавливающее, — профессионально определила Гермиона, увидев подтёки у рта маленького Гарри. — Понять бы ещё, что произошло изначально. Ты знаешь, что с ним?

Ответный взгляд Гарри был странным, даже диким. В этот момент они услышали:

— Эй, тут кто-нибудь есть?

Вошёл Кингсли и, увидев Гарри, буднично произнёс:

— Вы почему так быстро убежали? А бумаги? Обряд усыновления должен быть подкреплён соответствующим свидетельством, иначе вам никто не поверит! — он вынул из кармана свёрнутый свиток и удивлённо уставился на мальчика. — А что с вашим сыном, Поттер?

— Он спит, — Гарри произнёс это так быстро, словно хотел опередить дальнейшие вопросы.

— Надо же, а десять минут назад был таким бодрым.

— Дети быстро утомляются, — Гарри с опаской покосился на Гермиону, у которой от услышанного удивлённо вытянулось лицо.

— Ну что ж, не буду ему мешать, — важно произнёс Кингсли и протянул Гарри руку. — Поздравляю. Надеюсь, миссис Поттер одобрит ваше решение усыновить бедного сироту.

— Можете не сомневаться, — Гарри нервно пожал министру руку.

— Я удаляюсь на свой пост. Латифа должна прийти с минуты на минуту. Миссис Уизли, — кивнул Кингсли Гермионе и вышел.

Когда затихли его шаги, она пытливо посмотрела на Гарри.

— Или у нас эпидемия сумасшествия, или я чего-то не понимаю. Может, объяснишь?

— Всё потом. Сначала займись малышом, — пробормотал он, откладывая свиток на стол.

Гермиона вернулась к осмотру, хотя ей нестерпимо хотелось получить ответ на свой вопрос.

— Странно. Смотри, — она указала на висок ребёнка: там, где сквозь нежную кожу просвечивала голубая жилка, был вычерчен тонкий шрам в виде молнии.

— Такое остаётся лишь после очень сильного проклятия. Хотя тебе это, конечно, известно. Но кто мог наслать его на невинное дитя?! — возмутилась Гермиона.

— Есть такие люди, — хмуро ответил он, уставившись в пол.

Жуткое подозрение пронзило мозг и заставило сердце бешено колотиться. Гермиона недоверчиво бросила взгляд на склонённую голову Гарри: он, конечно, в последнее время съехал с катушек, но чтобы причинить боль ребёнку! Было невозможно соединить в себе образ того, родного, любимого Гарри, и человека, который поднял на неё руку и теперь безучастно стоит, словно признаётся в том, что наложил тёмные чары на мальчика! И что за непонятная ситуация с усыновлением?

— Это не совсем я, а… В общем…, — оправдывающимся тоном стал бормотать он, будто услышал её мысли.

Вдруг маленький пациент глубоко вдохнул и закашлялся.

Гермиона ахнула, а Гарри бросился к нему, обрадованно восклицая:

— Он пришёл в себя! Гермиона, ты — просто гений!

— Я здесь ни причём, — растерянно пробормотала она. — Наверное, малыш оказался сильнее твоих чар.

Гарри, не обратив внимания на её слова, склонился над мальчиком, бережно прижав его ладошки к своим щекам. Тот медленно открыл глаза.

— Привет, — еле слышно прошептал он.

— Привет, — выдохнул Гарри с улыбкой. — Как ты?

Малыш с трудом сглотнул и ответил:

— Пить хочу.

— Я принесу, — заботливо сказала Гермиона.

Мальчик жадно выпил принесённый Гермионой стакан воды и заявил, что голоден.

Гарри вскочил и взволнованно выкрикнул:

— Я сейчас всё устрою! Я мигом! Только будьте здесь! Никуда не уходите, слышите?! — и помчался к выходу.

— Куда ж я пойду, Гарри? — бросил ему вслед мальчик.

Тот вздрогнул и резко обернулся. Казалось, он испугался:

— Что?

— Принесёшь мне печенье?

Гарри кивнул и вышел в задумчивости.

* * *

Гермиона решила выяснить, что скрывается за его загадочным поведением. Поправив мальчику футболку, она спросила:

— Скажи, пожалуйста, вы ведь ходили куда-то с мистером Поттером?

— Да, мы бегали к одному дяде. Такому… чёрному, — ответил он, забавно показывая руками «чёрного дядю».

— А что вы там делали? Наверное, дядя показывал какое-нибудь волшебство?

— Не знаю. Они с Гарри Поттером громко разговаривали, даже ругались, а потом дядя сделал палочкой вот так, — мальчик ткнул пальцем в свой висок, — и что-то смешно говорил…

— А дальше?

— Я не помню. Какие-то искры разноцветные.

— Понятно, — Гермиона нахмурилась, пытаясь соединить события в логическую цепочку. Но мальчик, видимо, решил, что его рассказ чем-то расстроил тётю, и поспешил добавить:

— Мистер Поттер показал мне своего патронуса! Это олень! И такой весёлый! А я с ним играл! Только потом он куда-то исчез, и мне стало очень больно и страшно… Почему он убежал от меня? Я ему не понравился? — на глаза мальчика навернулись слёзы.

— Нет, ну что ты! — Гермиона ласково погладила его по голове. — Ты не можешь не нравится! Такой… славный.

Тут она обратила внимание на оставленный министром свиток — свидетельство об усыновлении.

— А ведь ты теперь тоже Гарри Поттер! — поражённо сказала Гермиона, прочитав бумагу.

— Правда? А почему? — изумился ребёнок.

— Потому что…

Раздались торопливые шаркающие шаги, и в процедурную вошёл… Готлиб. В руках у него была старинная книга.

— Поттера не видели? — угрюмо спросил обычно вежливый архивариус.

— Он вышел, сейчас придёт, — ответила Гермиона.

— Я — теперь тоже Поттер! — вмешался мальчик, и его глаза просияли.

— Да ну! — оживился Готлиб. — Вот значит как! И как же тебя зовут?

— Гарри, — похвастался тот.

Старик опешил, а потом неожиданно рассмеялся, заставив ребёнка растерянно стушеваться.

— Не обижайтесь, дорогой мистер Поттер, — Готлиб манерно поклонился удивлённому мальчугану. — Надеюсь, вы будете менее самонадеянным, чем ваш… вновь обретённый отец.

— Может быть, хоть вы мне объясните, что произошло! — попросила Гермиона. — От самого Гарри трудно чего-то добиться.

— Сомневаюсь, что я сделаю это лучше него. Но, думаю, обладательнице такого недюжинного ума будет легко найти все ответы здесь, — он протянул книгу. — Страница триста восемнадцать. Передайте мистеру Поттеру, что я его искал.

И архивариус удалился, по-старчески шаркая ногами.

* * *

Гермиона, забыв обо всём, стала жадно листать. Старинный фолиант относился к категории наитемнейшего колдовства, и она похолодела от тяжёлых предчувствий. На странице триста восемнадцать было изображено безобразное чудовище, напоминающее дементора, с огромной зияющей пастью в центре. Под ним лежал человек с абсолютно пустыми глазами, изо рта которого лёгкой дымкой выходило нечто светящееся и стремилось к этой разверзгнутой пасти.

Текст пугал не меньше:

«Заклятие «Дементор-экзорциум» позволяет на краткое время вытянуть из человека душу. Утеряв её, пустое тело буде подвергнуто любому произволу. Однако многого умения и мастерства требует, поелику наводящий чары и свою душу вытягивает тотчас. Лишь ведая о способах движения души, можно её вернуть.

Обратить заклятье вспять может лишь…»

Дальше страница была оборвана, и, вероятно, совсем недавно. Вопреки словам Готлиба, Гермиона так и не сумела уловить связь между этим описанием и последними событиями. Зачем Гарри так поспешно усыновил ребёнка? Что скрыто за его странным поведением? Заклятие «Дементор-экзорциум» и Патронус. Очевидно, последний был вызван неслучайно: вероятно, они являются антагонистами. Значит, Гарри призвал своего защитника, чтобы воспрепятствовать чьим-то чарам? Кто же подвергся этому страшному заклятию? Ребёнок? Или сам Гарри? А самое главное, кому пришло в голову использовать его сейчас?

Гарри ворвался с кульком галет в руках и, едва Гермиона уступила ему место, в лихорадочной спешке чуть не рассыпал их на кушетке, где лежал мальчик.

— Вот, ешь, — и с чрезмерным вниманием стал наблюдать, как ребёнок хрумкает печеньем.

— Гарри... — осторожно начала Гермиона, но он деловито перебил её:

— Иди, разбуди Мэг: пусть присмотрит за ним. Ты пойдёшь со мной.

— Готлиб приходил, — холодно сообщила Гермиона.

— Зачем? — насторожился он.

Она кивнула на раскрытую книгу. Гарри подозрительно покосился на фолиант и лежащий рядом свиток, словно оба предмета были свидетельством его преступлений.

— Прочла уже?

— А ты как думаешь? — Гермиона сложила руки на груди, показывая, что ждёт объяснений.

— Сходи за Мэг, — напомнил Гарри, не переставая наблюдать за мальчиком, который ритмично кивал головой в такт движениям челюсти. Казалось, нет на свете ребёнка счастливее.

* * *

Оставив малыша на попечении медсестры, они отправились в архив. Всю дорогу Гарри загадочно молчал и, склонив голову, потирал шрам на лбу. Взорвавшись от долгого ожидания, Гермиона воскликнула:

— Может, хватит уже!

Он поднял на неё глаза, и Гермиона разочарованно выдохнула: когда Гарри так смотрит, значит, вытянуть из него информацию можно лишь невероятным усилием воли.

— Напоминаю для особо одарённых: я не владею легилименцией, и смотреть на меня так не надо! — раздражённо выкрикнула она. — Ты долго будешь изображать из себя дерево?!

Хотелось добавить ещё несколько веских выражений, но Гарри вдруг тихо попросил:

— Обними меня.

Веские выражения мгновенно улетучились из головы. А с ними рассеялись все тяжкие подозрения.

— Пожалуйста, — он раскрыл навстречу ей руки.

Закатив глаза и демонстрируя покорность обстоятельствам, Гермиона шагнула к нему и оказалась в крепких объятиях.

— Ты снова спасла меня, — прошептал Гарри. — Даже не знаю, как отблагодарить тебя за это.

— Отдай деньгами, — усмехнулась она, ощущая обволакивающее тепло его тела. — По миллиону за каждый случай.

— У меня столько нет.

— Значит, зря я надрывалась. Кстати, уточни подробности последнего эпизода, а то у меня уже ум за разум заходит.

— Я тебе обязательно всё расскажу. Но чуть позже.

— Так я и знала. Вас, героев волшебного мира, хлебом не корми — дай развести вокруг таинственность.

Гарри тяжело вздохнул и проговорил:

— Дело не в этом: сомневаюсь, что правда тебе понравится.

— Ну, так, не впервой.

— Сейчас нам надо кое-что сделать, — он отпустил Гермиону и открыл дверь в архив.

Готлиб вскочил с места, как только они вошли; и Гермиона удивилась, заметив радостное предвкушение на лице старика.

— Нашли? — с настороженным ожиданием спросил Гарри.

— Да, — заговорщицки улыбнулся тот. — То, что когда-то хранилось в архиве, всегда возвращается на место. Вот она! — и он вынул из недр своего стола обитый чёрным бархатом продолговатый футляр и аккуратно положил перед ними. Внутри оказалась волшебная палочка — белая со специальным изгибом, чтобы удобнее было держать. Гарри с нескрываемым отвращением взял её и показал Гермионе.

— Узнаёшь?

— Это же…, — поражённо пробормотала она.

— Палочка Волдеморта, — закончил за неё Гарри. — Хранилась все эти годы в архиве…

— Исключительно в исследовательских интересах, — горделиво пояснил Готлиб.

— ... А с недавнего времени вновь обрела владельца.

Гарри вынул свою палочку и, коснувшись ею палочки Волдеморта, произнёс:

— Приори Инкантатем.

Та задрожала и выпустила на свет тёмное облако, расчерченное тончайшими чёрными линиями.

— Адские сети, — мрачно догадался Гарри. — Знать бы ещё, в каком из коридоров они расставлены.

— Это те самые, которые разрезают на части, стоит лишь прикоснуться? — спросила Гермиона. — Но кто мог воспользоваться палочкой Волдеморта для создания этого ужаса?

В глазах Готлиба промелькнуло горячее желание просветить её в этом вопросе — старик даже закусил губу, чтобы не проговориться.

— Я, — ответил Гарри.

— Что?! — изумилась Гермиона.

— Присядь. Я тебе всё расскажу…

— … А самое интересное, что никакого Непреложного обета он не давал. Всё это была фикция, чтобы заставить меня ему поверить. Готлиб рассказал мне, что я позавчера заходил в хранилище и забрал палочку Волдеморта. Я об этом, естественно, ничего не помнил. В общем, Волдеморт был в моём теле, но пользовался своей собственной палочкой! И мне стало понятно, что дать истинный Непреложный обет он мог лишь с помощью неё. А то, что он обещал мне — просто обман, — сокрушённо поведал Гарри. — Но я-то свой обет нарушить никак не мог!

— Можно мне добавить интриги в ваш рассказ? — оживлённо вступил в разговор Готлиб, обращаясь к Гарри, и продолжил, глядя на изумлённую Гермиону: — Представляете, миссис Уизли, когда я два дня назад обнаружил пропажу палочки — а ведь я каждый день должен проверять сохранность всех архивных артефактов — то подумал: почему именно она? И вот я начал анализировать и сопоставлять, но общая картина не вырисовывалась… до сегодняшнего утра, пока мистер Поттер не обратился ко мне с просьбой найти сведения о заклятии «Дементор-экзорциум», которое применяется для перемещения души. Я спросил его, не то ли это заклятие, о котором он позавчера читал в книге «Магия души», и, между прочим, испортил старинный фолиант, вырвав из него страницу. Мистер Поттер страшно удивился и попросил, хотя «попросил» — мягко сказано, скорее приказал найти эту книгу. Я, конечно, возмутился и заметил, что с его стороны очень некрасиво наносить вред ценнейшему образцу магического книгоиздательства, равно как и воровать волшебные палочки, которые были с таким трудом собраны и с величайшими предосторожностями помещены в специальное хранилище. Услышав это, мистер Поттер застыл столбом, а потом вдруг с совершенно безумным видом умчался прочь.

Гарри хмыкнул и пояснил:

— В тот момент я неожиданно вспомнил про этот вырванный листок: когда я обыскивал свою комнату, он лежал, аккуратно свёрнутый среди бумаг: видимо, Волдеморт, хозяйничая в моём теле, спрятал его там. Я нашёл его и прочёл, что против заклинания есть лишь один способ — «Патронус», как и в случае с дементорами.

— Однако вы не владели полноправно своим телом, — вставил сочувственную реплику архивариус. — Тем не менее, смогли выкрутиться из этой, прямо скажем, прискорбной ситуации. Как же вы добились, чтобы Волдеморт перестал вас контролировать в эти пятнадцать минут?

— Он как-то признался, что испытывает боль, когда я переживаю сильное эмоциональное напряжение. Он действительно… молчал, когда я о чём-нибудь волновался, и, даже если разговаривал со мной, то с большим трудом. Я каким-то образом чувствовал это, хотя мне трудно объяснить. Поэтому я решил, что можно ослабить его влияние, вызвав в себе... бурю эмоций.

— И пришёл ко мне? — догадалась Гермиона.

Гарри глянул на неё — для столь спокойного тона в её глазах было слишком много обиды.

— Я тогда подумал, что мне просто необходимо увидеть тебя, потому что только ты…

— Могла бы стать для тебя, как красная тряпка для быка, — с ироничной горечью продолжила она.

— Нет, не то. Ты не поняла. Ты, практически, спасла меня.

— «Чересчур — это то, что надо», — оскорблённо повторила она его слова.

— Герм…

— Можешь не объяснять, — отрезала она. — А потом ты заставил Кингсли совершить обряд усыновления, чтобы осколок души Волдеморта вселился не в твоё тело, а в тело другого Гарри Поттера.

— И обет не был нарушен! — торжественно провозгласил Готлиб, не замечая, как Гермиона царапнула его взглядом. — Однако вы сильно рисковали, мистер Поттер! Что если бы вы не успели вызвать патронуса?

— Мой патронус был наготове: после усыновления он всё время находился рядом с малышом Гарри: родовая магия позволяет защитнику на некоторое время оставаться с детьми. Мне оставалось лишь мысленно призвать его.

— Эх, умно, ничего не скажешь! — восхитился старик.

— Вы что, ничего не понимаете?! А как же мальчик?! Вас не волнует его судьба?! — возмущённо закричала Гермиона, вскакивая с места.

— Да с ним же всё в порядке! — удивлённо воскликнул Готлиб.

— У маленького Гарри — чистая, цельная душа. Волдеморт никак не сможет ему навредить, — стал оправдываться Гарри.

— Вот как?! — взвилась Гермиона. — Ты уверен? А если нет? Что тогда?

— Он теперь мой сын. Я его не брошу, — твёрдо сказал Гарри.

— И всё-таки ты не понимаешь, — разочарованно прошептала Гермиона. — То, что ты сделал — это… отвратительно! Ты с самого начала поступал мерзко: когда ничего мне не сказал! И когда сотворил такое с маленьким ребёнком!

— Миссис Уизли, если взглянуть на ситуацию трезво, то мистер Поттер из всех зол выбрал наименьшее.

— Возможно. Но мне всё равно трудно это принять.

— Так же трудно, как понять, что домовые эльфы не хотят свободы, — горько усмехнулся Гарри. — Герм, пойми, мы живём в мире, где надо чем-то жертвовать.

— Я смотрю, общение с Волдемортом оставило в тебе неизгладимый след, — с отвращением проговорила Гермиона.

— По-моему, вы слишком жестокосердны к мистеру Поттеру, — проговорил Готлиб.

— Вы оба мне противны! — и она вышла, ни на кого не глядя.

— Другого я и не ждал, — с тяжёлым вздохом Гарри опустился на стул. — Но это не страшно. Сейчас надо определить, где Волдеморт поставил Адские сети.

— Конечно, — деловито согласился Готлиб. — Я вам помогу. Сохранять безопасность в министерстве — одна из моих важнейших обязанностей.

* * *

Поиски завершились на удивление быстро. Гарри решил, что Волдеморт должен был поставить сети там, где ходит множество людей. Когда они с Готлибом наткнулись на следы тёмной магии у кладовой, где хранились продукты, архивариус заметил:

— А ведь вы хорошо его чувствуете, мистер Поттер.

— Надеюсь, это не комплимент, — мрачно произнёс Гарри, снимая чары.

— Не обижайтесь. И всё-таки, это удивительно…

— Что? — Гарри прошёл дальше, проверяя сумрачный коридор на наличие следов тёмного колдовства.

— Что вы с ним так тесно связаны.

— У нас с ним была одна голова на двоих, — усмехнулся Гарри.

— Не знаю, верите ли вы или нет, но существует некая теория, что у каждого из нас есть свой антипод, свой, так сказать, персональный враг. И возникает он в противовес наиболее ярко выраженным качествам человека. Я имею в виду, что вы были слишком хороши, слишком самоотверженны, смелы и настойчивы, поэтому вам и достался такой враг, как Волдеморт. Но стоило вам… мм-м, сойти с пьедестала, стать хуже, то ваш враг убрался. Как вам такая идея?

— По-моему, ерунда.

— Ну, ерунда, так ерунда, — смиренно согласился Готлиб.

Вдруг спокойствие полутёмного коридора разорвал грохот, словно где-то обрушилась стена.

— Похоже, в районе центрального департамента, — прислушавшись, проговорил Гарри. — Надо проверить.

Грохот повторился, и Гарри ускорил шаг.

* * *

В коридоре центрального департамента звуки усилились. Дверь в кабинет министра была распахнута, бумажные самолётики растревоженно летали по коридору. В кабинете за густым пыльным облаком едва угадывался монументальный силуэт Шеклбота. Министр, наколдовав вокруг себя пузырь из чистого воздуха, недвижно стоял, уставившись в камин, откуда раздавался треск и скрежет и пульсирующими толчками вылетала тёмная пыль. Несмотря на запрет выходить из комнат, который ввёл Гарри перед началом поисков Адских сетей, к источнику звука стали, удивлённо переглядываясь, несмело подтягиваться люди.

Вновь раздался грохот. Вдруг обломки, которыми был набит камин, в одно мгновенье обратились в прах. Он резко взметнулся хищным протуберанцем, и, окатив мягкой, душной волной, осел на полу.

Словно странное видение, в камине оказалась высокая темнокожая женщина. Она шагнула из угасающего зелёного пламени и с радостным не то вскриком, не то рыданием кинулась в объятия Кингсли. Защищённые прозрачной воздушной прослойкой, как нимбом, они стояли, крепко обхватив друг друга, под изумлёнными взглядами присутствующих.

Потом в камине вновь зашумело, пыхнуло, и возникла ещё одна фигура — отряхиваясь и ворча, оттуда вышел человек с растрёпанной рыжей шевелюрой. Он повернулся к двери, и Гарри поражённо отступил назад — это был Рон.

Гарри, Гермиона и Рон сидели в кабинете Кингсли. Сам министр был тут же, перешёптываясь о чём-то со своей супругой. За дверью взволнованно шушукались люди.

После радостных объятий наступила неловкость, которая бывает, когда внезапно осознаёшь, что разлука вошла в привычку, пустила корни где-то внутри, мешая сблизиться, как прежде. Рон держался уверенно, но бледность да несколько новых морщин выдавали всё пережитое за прошедшие дни.

— Мы с Латифой прождали тебя минут десять, а потом она вдруг попросила, чтобы мы покинули центр города. Сказала, должно произойти что-то страшное, мол, у неё это в крови — предчувствие опасности. Я и решил рвануть к моему дядьке Джейсону — у него дом в предместье. А там уже узнали про всё…

— Много наших погибло? — Гарри, затаив дыхание, глянул на Рона.

— Весь Косой переулок. Мунго больше нет. Да, в общем…, — Рон махнул рукой, горестно опустив голову.

— А Хогвартс?! — почти одновременно спросили Гарри и Гермиона.

— Стоит. Что ему будет? — Рон сдержанно и гордо улыбнулся. — Мы сразу двинули к вам. Но не смогли: всё время попадали не туда. Неделю бродили по сети — куда нас только не забрасывало: я в таких местах сроду не бывал. А потом оказались в какой-то шахте. Тогда подумал: «всё, замурованы заживо». Но Латифа, — Рон понизил голос, — вот чутьё у тётки: пальцем в стенку ткнула и говорит: будем пробиваться здесь. Ну, вот и добрались.

Гермиона кинулась его обнимать.

— Молодцы! Какие вы молодцы! — сквозь слезы проговорила она.

— Там, куда вы попадали, было безопасно? — поинтересовался Гарри.

— Да. Сеть как будто оберегала нас. Мы ни разу не оказались в опасной зоне.

— Значит, будем эвакуироваться. И чем скорее, тем лучше, — Гарри решительно глянул на собеседников.

— Ты уверен? — Гермиона тревожно переглянулась с Роном.

— Дольше ждать нельзя. Пока сеть работает, она переместит людей туда, где им окажут помощь.

— Я согласен, — Рон успокаивающе глянул на жену.

Гарри вышел и обратился к людям:

— Передайте всем: пусть женщины и дети подходят к кабинету министра.

В ответ раздались восторженные крики: отчаянье сменилось надеждой.

— Рон, вы останетесь здесь, проследите, чтобы всё прошло спокойно, — распорядился Гарри. — А я — в госпиталь.

— Я с тобой! — Гермиона с готовностью встала.

Он отчуждённо глянул на неё и отрезал:

— Нет. Сейчас здесь будет орущая нетерпеливая толпа. Рон один не справится.

Наверное, не стоило так резко осаживать её, думал Гарри, шагая по коридору. И подчёркивать, что Рон не понимает всей ситуации. Что, блуждая по каминам в поисках входа в министерство, он всё же был по ту сторону и не представлял, каково это — каждый день сдерживать людской страх и панику. А Гермиона была здесь всё это время и стала частью их общего горя. Поэтому люди её послушают.

Всё это верно. Однако, получилось, что он снова её обидел. Ничего, зато она не будет питать иллюзий. Они выберутся, и всё произошедшее забудется, как сон. А сейчас есть дела поважнее.

* * *

Ждать, когда освободится лифт, Гарри пришлось долго.

Обитатели министерства стремились к центральному департаменту со всех этажей здания: стоило дверям открыться, группки людей, возбуждённо переговариваясь, бодро проходили мимо. А заметив Гарри, спрашивали лишь: «Это правда? Сеть работает?»

После этого шума госпитальная тишина показалась оглушающей. Мэгги скорбно молчала над кроватью больного.

— Это мистер Престон, — пояснила она подошедшему Гарри. — Всего полчаса не дожил. Жалко, правда?

— Да.

За эту неделю они научились выражать боль самыми простыми словами. Но это не значило, что она стала привычной. Скорее, затаилась до поры до времени, чтобы потом когда-нибудь дать о себе знать нежданными уколами в сердце.

— Собирайся. Вас с Гарри эвакуируют. Больных я сам переправлю к камину.

Мэг повернулась к нему.

— Вы же их не…, — она испуганно застыла. — Ничего с ними не сделаете?

— Ты мне не доверяешь? — Гарри подозрительно сузил глаза, и Мэг замялась.

— Наверное, мистер Поттер, вы всё делали правильно. Просто…

— Просто правильно — это не всегда хорошо, да? — Гарри горько усмехнулся.

Медсестра вдруг посмотрела на него как прежде наивно, словно горести проведённых в лазарете дней не оставили следа в её душе.

— Могу я тебя кое-о-чём попросить? — осторожно спросил Гарри.

— Попробуйте, — нахмурилась Мэг.

— Гарри теперь мой сын. Я хочу, чтобы ты отправилась в Хогвартс и отдала его миссис Поттер, когда вы выберетесь.

Мэг отшатнулась и угрюмо мотнула головой.

— Так надо. Это очень важно.

Она молча уставилась в пол.

— Гарри — необычный ребёнок. Тебе с ним не совладать.

— Что вы такое говорите?! Он — маленький мальчик!

— Зачем он тебе? Вернёшься к отцу, заживёшь спокойно и забудешь всё это. Пойми, Гарри — не твоя забота. Только передай его Джинни, и всё!

Уговаривая, Гарри приблизился к девушке вплотную и склонился к её лицу.

— Милая, нежная, маленькая Мэг, ты не должна взваливать на себя чужую печаль — и без того натерпелась, — он приобнял её за плечи.

— Почему вы хотите забрать его у меня? — в её голосе слышались слёзы.

— Если бы я хотел забрать, то сделал бы это без твоего согласия, — стал увещевать Гарри. — Я же просто прошу, — добавил он, смягчившись. — Это для твоего же блага.

Мэгги всхлипнула.

— Пожалуйста, — Гарри бережно погладил её по щеке, а потом легко коснулся губами её губ.

Прижав к себе девушку, он стал целовать её так, словно брал упрямый бастион, пока тот окончательно не сдался.

— Я тебя обязательно найду, — прошептал он, и эти слова прозвучали не то угрозой, не то обещанием продолжения отношений. Он и сам не понял, что это было. Главное, чтобы Мэг сделала всё, как надо.

— Собирайтесь, — бросил он, отпустив её. — Я вас провожу.

Мэг торопливо ушла в процедурную, а потом привела мальчика. Тот растерянно и заспанно глядел на взрослых, не понимая, зачем ему нужно куда-то идти. Гарри подумал, что ребёнок уже свыкся и с госпиталем, и с постоянным присутствием стонущих людей, и с запахом лекарств, ведь дети быстро ко всему привыкают. Он подхватил мальчика на руки и понёс к лифту. Неожиданно его пронзило воспоминание о том злополучном дне на кладбище, когда погиб Седрик. Давно умерший Хвост так же нёс на руках своего господина — Тёмного Лорда. И без того неприятное лицо бывшего Мародёра было искажено страхом и отвращением. Гарри глянул в зеркало кабинки и тут же отвернулся — было что-то неправильное в том, как доверчиво и спокойно малыш обхватил ручками его шею. «Похоже, мы с ним никогда не расстанемся», — подумал Гарри.

У кабинета Кингсли он вернул ребёнка Мэг, взяв с неё окончательное обещание доставить мальчика к Джинни.

Камин приятно гудел, и было удивительно вновь наблюдать, как в зелёном пламени исчезают люди, обретая, наконец, долгожданную свободу.

На эвакуацию ушел целый час.

Больных, предварительно снабжённых зельями и записками с указанием диагноза и необходимой терапии, отправляли вместе со здоровыми.

Когда настал черёд уходить мужчинам, Кингсли, невзирая на уговоры чуть не плачущей Латифы, наотрез отказался покидать министерство, заявив, что должен подписать кое-какие документы. Зарывшись в бумаги, он старательно скрипел пером, периодически отправляя в полёт очередное распоряжение взмахом волшебной палочки. Гарри усомнился, действительно ли министр сошёл с ума, или просто остался верен себе и своему долгу.

Рон с Гермионой тоже настояли на том, чтобы уйти последними. Вместе с Гарри они прочесали опустевшее министерство в поисках тех, кто по каким-то причинам остался в неведении, но никого не нашли. Рон всё время держался рядом с Гермионой, словно боялся снова её потерять. Гарри украдкой следил за тем, как он держит её за талию, и всё сильнее стискивал зубы.

— О Мерлин! Мы забыли про Готлиба! — вдруг воскликнула Гермиона.

— Я пойду к нему, — торопливо подхватил Гарри и тут же пошагал в сторону архива, будто только и ждал повода, чтобы уйти.

«Гарри!» — услышал он вслед, но не обернулся.

* * *

Готлиб сосредоточенно сгорбился над кипой бумаг и на вошедшего не отреагировал.

— Сеть заработала. Все уже эвакуировались. Остались только вы, — сообщил Гарри.

— Не стоит тревожиться обо мне, — спокойно заявил тот. — Я остаюсь.

Гарри почему-то ждал этих слов. Старик настолько привязан к архиву, что было трудно представить его где-то вне этих высоких сводов, пыльных полок и древних свитков.

— Хорошо. Как только будет возможность, я пришлю вам продукты.

— Благодарю, — равнодушно сказал старик и вновь уткнулся в бумаги.

Гарри разобрало любопытство.

— Что вы читаете? — поинтересовался он. — Неужели настолько важное, что вам всё равно, не умрёте ли вы с голоду?

Архивариус оторвался от бумаг и усмехнулся.

— Удивительно, как быстро люди меняют свои приоритеты. Ещё недавно вы требовали от миссис Уизли поскорее найти определённую информацию. А теперь озабочены тем, не проголодаюсь ли я. Непоследовательность всегда мешала достичь высокой цели.

— Цель достигнута. Люди спасены. Что ещё нужно? — Гарри начал раздражаться.

— И вам неинтересно, какую тайну скрывает в себе аббревиатура, занимавшая вас всю неделю?

— Допустим, интересно. Допустим, я даже готов вас выслушать, вместо того, чтобы спешить к жене и детям!

— А, я и забыл, у вас в семье пополнение, — ехидно заметил Готлиб. — Не боитесь такого потомства? Ничего, что ваши дети будут расти бок о бок с чудовищем?

— Боюсь, — признался Гарри. — Но я ничего не могу изменить.

Старик довольно и как-то по-детски захихикал.

— Вы живёте в волшебном мире уже больше двадцати лет, мистер Поттер. А до сих пор не привыкли к чудесам. Я знаю, почему… Вы всё время ищете очевидный выход из ситуации. Хотя, надо признать, финт с мальчиком был довольно нетривиальным.

— Спасибо. Ну, так вы дадите мне посмотреть? — спросил Гарри и опустился в кресло.

— Пользуйтесь, — великодушно разрешил архивариус и вручил Гарри свиток, который до этого увлечённо рассматривал.

«Совершенно секретно

СВП — продолговатый объект смолисто-чёрного цвета размерами 2/4/6 футов со спиралевидным узором на фронтальной стороне…»

Гарри углубился в чтение, и вдруг его пробрала мысль о том, что ничего в мире не происходит зря. И то, что именно ему в руки попал этот свиток — неважно, через кого — это было знамение свыше. Подсказка, дающая возможность решить давно мучившую его проблему: как сделать, чтобы не было этих бессмысленных смертей, хотя трудно сказать, есть ли вообще смысл в смерти. Чтобы жизнь вновь обрела прежние краски, и не была затемнена избыточным, коварным и непреходящим чувством вины. Всё было не зря — страх, злость, отчаяние, дающее мужество сделать правильный выбор. Когда-то давно он думал, что вся его запутанная судьба и есть главное испытание в жизни. А теперь понял, что она — всего лишь плацдарм для последнего шага. Человек, изменяющий реальность, должен осознавать, что он уже никогда не вернётся обратно… Так-то вот.

Джинни, простишь ли ты меня? Поймёшь ли?

— Увлекательное чтиво, правда? — Готлиб хитро улыбнулся. — Честно говоря, я не верю, что СВП действительно работает. А вы?

— Всё познаётся на практике, — Гарри проницательно взглянул на старика. — Сколько лет вы работаете в архиве?

— Достаточно давно, чтобы понять: люди всегда наступают на одни и те же грабли.

— На вашей памяти были случаи использования этого… м-м-м, артефакта?

— Может, и были, — отстранённо проговорил архивариус. — Реальность меняется незаметно. Чтобы объективно оценить суть перемен, надо проживать две жизни одновременно. А это, сами понимаете, невозможно.

— Хватит говорить загадками! Вы были свидетелем применения СВП?!

— Так ведь я поясняю: даже если и был — я не помню. Реальность меняется вместе с воспоминаниями.

— Ясно, — мрачно проговорил Гарри и отправился в хранилище.

Спиралевидный узор на чёрном камне призывно засветился ему навстречу. Гарри осторожно коснулся лоснящейся смолистой поверхности.

В инструкции по применению СВП было указано: «Представить точную дату и приложить к спирали обе ладони». В какой же период времени он должен вернуться, чтобы всё изменить?

Гарри крепко задумался. Возможной точкой отсчёта был прошлый год, когда он начал открыто говорить о грядущей угрозе. Но… это был лишь ещё один «очевидный выход из ситуации». Существует некая исходная, с которой всё пошло не так. Что это может быть? Сорок пятый год? Или двенадцатый? Если так копаться, то можно дойти и до античной эпохи. А может, лучше попытаться что-то изменить в собственной судьбе? Какие события стали для него роковыми? Смерть родителей? Пророчество Трелони? Рождение Волдеморта? Можно ли изменить свою теперешнюю данность, сломав спираль чужой жизни? Почему бы и нет? Если оказаться в том дне, когда Меропа Гонт родила сына в нищем приюте, и изменить всё… Вернуть себе счастливое детство, ежечасно ощутимую любовь близких. Никаких Дурслей, подвала, страха оказаться никому не нужным.

Портал не предназначен для перемещения в пространстве, значит, он окажется в Лондоне, но на несколько десятилетий раньше. Нужно лишь прикоснуться ладонями…

— Вы не видели Гарри? — услышал он голос Гермионы.

— Только что был здесь, — раздался в ответ голос Голиба.

— Куда он мог деться?

— Об этом трудно судить, — уклончиво ответил архивариус, и Гарри подумал, что тот обладает редким умением говорить правду, не договаривая её. — Наверняка у него широкий выбор.

Гарри поморщился: старик до противного прав.

— Мне кажется, его что-то гложет, — поделилась Гермиона.

— Мистер Поттер слишком жаждет осчастливить всех, вместо того, чтобы заняться собственной судьбой.

Гарри хмыкнул.

— Он так измучился за эти дни.

— Нам всем было нелегко, — заметил старик. — Вы ведь тоже, миссис Уизли, стоите перед непростым выбором: между любовью и долгом.

Видимо, Гермионе не понравилось течение беседы, и она сменила тему:

— Разве вы не отправитесь на поверхность, как все остальные?

— Архив нельзя покидать, иначе здесь всё пойдёт не так. В хранилище находятся артефакты, за которыми нужен глаз да глаз. Вы знаете, некоторые из них живут своей собственной жизнью, а некоторые — бесценны.

— Вы имеете в виду…

— СВП. Вы же не хотите, чтобы он попал не в те руки?

— О нём знаем только мы оба и Кингсли.

— Уже трое. А это, судя по поговорке, на одного больше того, чтобы знали все.

Наступила тишина, которую вдруг прервал вопрос Гермионы:

— Вы ведь ничего ему не сказали?

— Мистер Поттер просто создан для того, на что у других не хватит духу.

Гермиона что-то гневно пробормотала и через пару мгновений оказалась на пороге хранилища.

— Гарри, нет! — воскликнула она, увидев его возле камня. — Ты ничего не сможешь изменить!

— Герм, уходи, — Гарри заслонил собой артефакт.

— Но зачем?! Всё ведь разрешилось! Мы живы, наши близкие живы и в безопасности!

— Я не хочу это обсуждать, — упрямо проговорил Гарри.

— Пожалуйста, Гарри, будь благоразумным!

— Не люблю говорить очевидное, но, по-моему, ты обратилась не по адресу, — Гарри вдруг стало весело. — Иди, Герм, всё будет хорошо.

— Но что я скажу Джинни?

— Если повезёт, то вы даже не вспомните об этом инциденте.

— Ну уж нет, Гарри Поттер! Я не позволю тебе улизнуть!

Гермиона вынула палочку и выплеснула «Конфундус», но Гарри оказался быстрее и успешно отбил его. Заклинание, изменив вектор, неожиданно попало прямо в центр сияющей голубой спирали, словно его притянуло неведомым магнитом. В ту же секунду пространство вокруг камня стало искажаться, вбирая с себя всё, что было поблизости. Сама спираль загорелась теперь ярко-синим огнём и завертелась водоворотом. Гарри ощутил, как его затягивает в центр воронки, будто беспомощное судёнышко. Казалось, он одновременно захлёбывается, его выворачивает наружу и разрывает на части. Уносясь в опасную глубину, он почувствовал прикосновение чужой руки и уносящийся вдаль крик: «Гарри!»

Определённо стоило быть благоразумным: ощущения, испытанные Гарри, были настолько мучительны, что он дал себе зарок больше никогда не повторять этот опыт. Казалось, внутри всё разорвалось и теперь срасталось заново под действием Костероста, только с удесятерённой болью. Пошевелиться не было сил, лишь нервно подрагивали веки. Висок обожгла горячая слеза, это отрезвило и заставило взять себя в руки — не хватало ещё разрыдаться!

Гарри открыл глаза и осмотрелся — кругом сплошная темень. С трудом уняв лихорадку, он медленно сел. Боль всё же постепенно уходила, оставляя после себя шлейф из мерзкого покалывания.

— Люмос!

Первое, что он увидел, был портал времени — всё тот же смолисто-чёрный камень. Только спиральный узор на нём казался свежее, будто сделан не так давно, да и призывного сияния не было и в помине. СВП безжизненно стоял на пустой равнине, заросшей сухой пожухлой травой. Куда ни глянь — ночная мгла, лишь пару раз на грозно нависшем чёрном небе показалась одинокая звезда. Уговаривая себя, Гарри встал и, опасаясь за устойчивость, осторожно шагнул. Ходьба давалась с трудом, и он подумал, что похож на сломанного робота, одиноко слоняющегося в ночи. Это сравнение развеселило, но в ту же секунду стало не до смеха: под ногами внезапно вырос какой-то предмет, об который Гарри запнулся и с коротким «ух!» снова повалился на землю. Когда искры в глазах погасли, а мысли прояснились, он сел и осветил «Люмосом» причину инцидента.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это — небольшая, грубого плетения корзинка. В ней были: плотно закупоренный глиняный горшок и аккуратно свёрнутый кусок пергамента, оказавшийся письмом именно ему!

«Гарри! Не теряй времени — срочно отправляйся в Сиракузы. В горшке найдёшь порт-ключ (надеюсь, к тому времени, как ты переместишься, он ещё будет работать). С надеждой на встречу, Гермиона!

P.S. Если к твоему появлению я успею состариться, я тебе этого не прощу».

Прочитав постскриптум, Гарри улыбнулся. Гермиона попала сюда раньше и теперь, может быть, много лет ждёт его. Но почему именно в Сиракузах?

В горшке лежал костяной гребень, и Гарри, затаив дыхание, аккуратно вынул его… Ничего не произошло. Неужели заклинание перестало действовать? Гарри уже начал мысленно подсчитывать, сколько времени понадобится для путешествия на Сицилию, как вдруг порт-ключ задрожал. Ощутив знакомый рывок в области живота, Гарри отдался во власть магическому действу и через несколько бесконечно долгих и волнующих секунд больно шмякнулся о каменистый пол.

«Всё! Больше никогда не буду вояжировать таким способом!» — пообещал он себе, устало выдохнув.

— Гарри! Наконец-то! — раздался голос Гермионы, а потом тёплые ладони нежно коснулись его лица.

Гарри с кряхтением приподнялся на локтях и помотал отяжелевшей от событий головой.

— Привет. Как жизнь? — произнёс он, когда удалось сфокусировать взгляд на Гермионе.

— Привет, — сквозь слёзы радости прошептала она.

— Ты давно здесь?

— Почти два года.

Гарри удивлённо присвистнул.

— Да ты теперь совсем старуха, — пошутил он и получил в ответ лёгкий подзатыльник.

Но потом был вознаграждён порывистым объятием и таким поцелуем, о котором никогда и не мечтал.

— Я так соскучилась, — пробормотала Гермиона, тесно прижимаясь к нему.

— Да? И я… тоже. — Гарри вдруг стало неловко. — Хотя для меня разлука пролетела, как пять минут. Тебе в этом плане повезло меньше, правда? — он широко улыбнулся, но, наткнувшись на её серьёзный взгляд, смущённо пробормотал: — Прости, мне, правда, трудно представить, что ты здесь уже так долго.

— Ничего, — Гермиона встала и подала ему руку. — Это — дело времени.

Холодность, с которой она произнесла последние слова, выдала обиду.

Гарри взялся за ладонь, но вставать не спешил. И не столько потому, что был вымотан пространственно-временными перемещениями, сколько оттого, что снизу ему открывался восхитительный вид на стройные ноги. Гермиона была в короткой накидке, скреплённой лишь металлической застёжкой на плече да тонким кожаным пояском.

— У тебя красивый наряд.

— Это хитон. Здесь так носят.

— А под ним ещё что-нибудь есть?

— Гарри, что за вопросы? — возмутилась Гермиона.

— Исключительно ради академического интереса, — Гарри поднялся, и они оказались совсем близко друг к другу.

— Дабы удовлетворить твой академический интерес, скажу, что на данный момент на мне, кроме хитона, больше ничего нет.

— Какая замечательная мода, — Гарри приобнял Гермиону за талию.

— Весьма характерная для Древней Греции.

— Для… чего?

— Мы с тобой в глубоком прошлом, Гарри. Сейчас, примерно, 212 год до нашей эры.

— Ты шутишь? — Гарри на миг оцепенел. — Хотя, наверное, нет, — добавил он, растерянно оглядевшись.

Они стояли внутри портика с украшенными скульптурой колоннами. Неяркий свет масляной лампы позволял увидеть изображение мифических существ и легендарных героев на стене.

— Это всё моя вина, — произнесла Гермиона с раскаянием. — Если бы не мой Конфундус, ты попал бы в то время, которое задумывал. Знаешь, как я корю себя за свой поступок?

— Согласен — ты здорово сплоховала.

— Ты простишь меня? — она с надеждой посмотрела на него.

— Ну, не знаю. Всё будет зависеть от твоего поведения, — он с наигранной серьёзностью потрогал застёжку на её плече.

— Я серьёзно!

— Я тоже. Как это расстёгивается?

— Так ты простишь?

— Знаешь, я уверен: всё, что с нами происходит, имеет определённый смысл. И в том, что попали именно в этот год, и в том… что эта дурацкая брошка такая упрямая!

Гермиона облегчённо вздохнула и молча сняла застёжку. Белая ткань скользнула вниз, обнажив тело до пояса.

Гарри восхищённо охнул и, жадно разглядывая открывшуюся ему картину, проговорил:

— Ну вот, так гораздо лучше. А то — «дело времени, дело времени». Время ведь можно и укротить?

Гермиона кивнула и обняла его.

* * *

Широкая мраморная кушетка была застелена соломенным матрасом. Гарри лежал, опёршись на локоть, и рассматривал лицо Гермионы. Лучи восходящего солнца проникли между колонн, образуя длинные полосы из света и тени. В спокойном утреннем сиянии чувствовалось давно позабытая умиротворённость.

— И всё-таки, почему Сиракузы? — нарушил молчание Гарри.

Гермиона вздохнула и, нехотя расставаясь с приятной истомой, проговорила:

— Я прождала тебя у портала три недели. Там недалеко есть деревушка. Когда стало ясно, что мы могли разминуться на месяцы, годы, может быть, даже навсегда, я решила, что нужно искать другой портал. Помнишь, я рассказывала об Архимеде, и о том, что он мог создать машину времени? Я решила отправиться в Сиракузы и поискать здесь. И я его нашла.

— Портал?! — обрадовался Гарри.

— Нет. Архимеда.

— Ух-ты… Живого?

— Он и сейчас жив. Правда, судя по тому, что писали поздние историки, ему осталось недолго. Город в осаде, Гарри. Римский полководец Марцелл пытался взять его штурмом с моря. Тут такое было! Но теперь флот отвели вглубь гавани, и мы сидим взаперти уже месяц. Местный тиран Гиерон уже готов сдаться, но Архимед его отговаривает. Он говорит, что готовит чудо-оружие, которое способно уничтожить любую армию мира.

— Подожди, так портал существует?

— Нет, но я выяснила, что перед войной Архимед уже начал работать над чем-то подобным. Ему нужно было время.

— Которого не было? — уточнил Гарри, и Гермиона с досадой кивнула в ответ. — А что за чудо-оружие?

— Я пока не разобралась. Архимед никого туда не подпускает, да и желающих особо нет: там такой запах…

— М-да... Интересный дяденька.

— Про него всякое болтают: будто он спятил от своей науки. Несмотря на то, что его изобретения помогли выстоять во время штурма, сиракузцы не жалуют своего гения. На изготовление всех этих машин уходит много сил и средств, а горожанам скоро нечего будет есть. Марцелл грозится, что если Сиракузы не сдадутся, он всё равно возьмёт город, и тогда пощады не жди.

— Знакомые настроения, — проговорил Гарри с холодком.

— По сведениям историков, город будет захвачен посредством предательства. И произойдёт это осенью.

— А у нас сейчас что?

— Конец осени.

— То есть, осталось несколько дней?

— Или часов.

Гарри расхохотался.

— Да, Гермиона, нам с тобой везёт, как утопленникам.

В ответ она горько усмехнулась и продолжила:

— Нужно продумать дальнейшие действия.

Гарри лениво потянулся и предложил:

— Давай заберём твоего гения и махнём на родину. Там и доделает свою машину.

— Да, ты прав, — вяло пробормотала она и зябко поёжилась.

— Что-то не так? — насторожился Гарри.

— Нет, ничего. Я, просто, слишком привыкла к Сиракузам. Понимаешь, два года бок о бок с этими людьми… И когда я думаю, что они все погибнут, становится не по себе.

Гарри хмуро сел. Снова судьба поставила его перед выбором. Но теперь в голове не кроется враг, который бы подталкивал к принятию решений.

— Мы ведь не можем вмешаться в ход истории. Город должен быть взят римлянами, иначе всё пойдёт не так, — мрачно проговорил он.

Но потом Гарри довольно хохотнул и лукаво глянул на удивлённую Гермиону.

— Скажи, Герм, ты ведь не раз пользовалась Непростительными в течение последних двух лет?

— Только Империусом. Иначе, как бы я здесь выжила?

— Что нам мешает использовать Империус для спасения нескольких сотен жизней?

— Ты предлагаешь…

— Угу, — многозначительно кивнул Гарри. — Нужно лишь попасть к этому Марцеллу. Знаешь, где его искать?

— На флагманском корабле, наверное.

Гермиона с восхищением посмотрела на Гарри. Сама бы она никогда не решилась на такую авантюру.

— Отлично, — Гарри потёр ладони. — Но сначала надо выяснить, что за супер-оружие создал ваш местный гений.

* * *

Гарри в сопровождении Гермионы шёл по сонному городу и удивлённо рассматривал бедные глинобитные лачуги, добротные дома из неровного светло-коричневого кирпича, лаконичные храмы с мраморными колоннадами и жертвенными чашами прямо у входа. На чашах — следы крови: видимо, жрецы не раз воздавали дань богам, чтобы те уберегли город от погибели. Вымощенные камнем улицы поражали грязью и запустением, а в придорожной сточной канаве плавал мусор. Несмотря на рассветный час, было пусто и безлюдно. Ни бездомного пса, ни тощей, ободранной кошки. Город замер в предчувствии скорого вторжения.

Вдруг в ноздри ударил тошнотворный запах аммиака.

— Что это за вонь? — вымученно спросил Гарри, закрывая нос.

— Это — аромат гениальности, — пошутила в ответ Гермиона, накладывая на себя и Гарри заклятие воздушного пузыря.

С пузырём на голове дышать стало легче, но видимость ухудшилась. Хотя он предпочёл бы не видеть картины, открывшейся им, когда они миновали жилой квартал — большого пустыря, похожего на адскую кухню. Вдоль пустыря простирались огромные гниющие навозные кучи, в которых копошились черви. В середине, на крепких, грубо выструганных брёвнах висели над дымными кострами кипящие котлы. Немного поодаль лежали кучи серы, древесного угля и мраморной крошки. Гарри подумал, что нормальному человеку хватит и минуты, чтобы угореть от здешнего смрада и жара. Каково же было его удивление, когда он увидел высохшего, тощего старика с лохматыми седыми патлами, деловито помешивающего длинным шестом булькающую жидкость в котле. Нос, рот и руки были замотаны грязными тряпками, под кустистыми бровями блестели фанатичным блеском чёрные глаза. Ни дать ни взять — адский служитель за работой. Он заметил их, с досадой бросил своё занятие и стал что-то выкрикивать, энергично махая руками.

— Что ему надо? — спросил Гарри.

— Это и есть Архимед. Он желает, чтобы мы убрались, — ответила Гермиона.

Гарри недоверчиво оглядел старика, вид которого никак не вязался с привычным образом учёного.

— Скажи ему, что нам надо поговорить.

Гермиона перевела, но тот не стал слушать, яростно замотал головой и закричал ещё громче.

Гарри согласно закивал и вдруг заинтересовался бронзовой чашей с белым содержимым, которая стояла отдельно на деревянном постаменте. Судя по реакции Архимеда, бросившегося защищать её, словно драгоценность, это и был результат всех дурно пахнущих манипуляций. Властно остановив учёного рукой, Гарри приблизился вплотную, чтобы рассмотреть, что тот прячет от всех. Белое вещество оказалось кристаллическим порошком. Задумавшись, Гарри чуть не пропустил удар по голове: разозлённый старик пытался защитить плод своих трудов при помощи увесистой палки, которой до этого помешивал котёл. Гарри увернулся, палка лишь слегка прошлась по локтю, однако боль оказалась гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать: руку словно облили кислотой. Архимед не оставил попыток выгнать незваных гостей и вновь бросился в бой, но на этот раз в руке была не палка, а горсть серы и белого порошка.

Гарри схватил Гермиону за руку, и они бросились наутёк, как дети, пойманные за воровством соседских яблок. Вслед им донёсся победный старческий крик.

Когда они отбежали достаточно далеко, Гарри снял с головы пузырь и, тяжело дыша, наклонился вперёд.

— Да-а, давно так не бегал, — усмехнулся он, когда дыхание выровнялось.

— Я понимаю, что находиться там не очень приятно, но не слишком ли рано мы оттуда ушли? — с сомнением спросила Гермиона.

— Твой Архимед — действительно гений, опередивший своё время на несколько сотен лет, а то и на тысячу. И в нашей поспешности был свой резон. Знаешь, что это за белое вещество?

— Какая-то кислота?

— Калиевая селитра. И, что примечательно, — чистейшая. Один из главных ингредиентов, необходимых для изготовления пороха.

Римский консул Марк Клавдий Марцелл славился тем, что не проиграл ни одной битвы. Лишь те, кто сдавался в плен, могли надеяться на снисхождение, ведь в противном случае он вынужден был проливать кровь своих солдат, а на свете нет ничего ценнее крови римского воина! Если же противник оказывал сопротивление, Марцелл бывал безжалостен.

Сицилию он невзлюбил, как только вступил на её берег: эта скудная каменистая почва, о которую сбивались самые крепкие калиги(1); иссушающий зной, а главное, отвратительный в своём упрямстве народ. У привыкших к вольной жизни островитян были собственные представления о чести. Рим слишком долго цацкался с этими пройдохами, уговаривая войти под защиту империи. В итоге, те облапошили Сенат и примкнули к ненавистному Карфагену! И горько поплатились за это! Долго же будут помнить истошные вопли жителей Энны(2), которых резали, словно свиней на убой. Ещё не рассеялся дым над сожжённой Мегарой(3). И Сиракузы ждёт та же участь. С каждым днём терпение Марцелла испаряется, словно вода под палящим сицилийским солнцем.

В последнее время со стороны упрямого города исходит адский смрад, от которого бледнеют даже видавшие виды центурионы. «Может быть, осаждаемые умирают от неведомой болезни? — всё чаще слышит Марцелл панический шёпот среди проверенных боями воинов. — А вдруг это эпидемия? Стоит ли идти на штурм?» Консул в затруднении. Конечно, он не боится ни болезни, ни смерти. Но ему совсем не хочется терять солдат, которые прошли с ним не одну войну.

Эти Сиракузы — словно заколдованы! Взять их с моря так и не удалось. Проклятые архимедовы машины превратили римский флот в посмешище! Марцелл слышал громкий хохот с осаждаемых стен, когда его лучшую трирему(4) подцепили на крюк и подняли вверх, словно рыбу на удочке. Пехотинцы камнем падали с палубы и тонули, не сумев избавиться от тяжёлых доспехов. Этот хохот до сих пор звенит в ушах напоминанием о позоре. Но Марцелл всё равно смоет его кровью сиракузцев, даже если сам Гадес устроил в этом городе свою резиденцию!

Марцелл вышел на палубу и горделиво огляделся. На бледно-сером небе розовыми пятнами забрезжил рассвет. На этом фоне мощные корабли с крепкими мачтами, развевающимися на лёгком ветру серебристыми флагами и ровными рядами вёсел, выглядели мрачно и величественно, как и положено флоту великой и непобедимой империи. Это зрелище всегда воодушевляло и придавало сил.

— Мне тоже нравится, — услышал Марцелл за спиной, но не обернулся. Этот высокий голос принадлежал Эвмиону — жрецу, сопровождавшему войско в походе.

Консул довольно кивнул и сдержанно улыбнулся в ответ. Эвмион был не из тех, кто способен на удар в спину.

— Как ты думаешь, жрец, боги благоволят мне?

— Безусловно.

— Почему же я этого не чувствую?

— Боги помогают тому, кто выполняет их волю.

— Ты считаешь, я зря теряю время? Что нужно брать город? Но сейчас штурм не приведёт к победе!

— Жизнь солдата — в войне. Смерть на войне — его счастье.

— Согласен, — нахмурился Марцелл.

— Сегодняшнее жертвоприношение развеет твои сомнения. Боги подскажут верный путь, — жрец дружески похлопал консула по плечу.

* * *

Скудный завтрак из чечевичной каши и куска чёрствого хлеба лишь раззадорил аппетит.

— Самое сложное — попасть на корабль, — говорил Гарри, собирая кусочком хлеба остатки чечевицы с глиняной тарелки. — Потом действуем по обстоятельствам.

— А тебе не кажется, что нужно сначала разведать обстановку? — с сомнением спросила Гермиона. — У Марцелла на службе тоже могут быть маги.

— Правда? — изумился Гарри.

— Конечно. Говорят, римские маги зачаровывают корабли, чтобы те не тонули в шторм, и накладывают защиту на легионеров от прямых атак.

— Это меняет дело, — задумался Гарри.

Неожиданно открылась дверь, впустив внутрь лёгкое облако серой пыли и… молодого человека, который тут же остолбенел, увидев Гарри.

— Кто это? — Гарри инстинктивно потянулся к палочке.

— Это, — Гермиона вдруг зарделась, — мой друг. Его зовут Марк.

Мужчина снял с плеча холщёвый мешок и по-хозяйски опустился на лавку. Они с Гермионой обменялись тревожными взглядами.

— Привет, — обратился к нему Гарри.

— Доброе утро, — ответил тот по-английски с небольшим акцентом.

Гермиона, заметив удивлённый взгляд Гарри, смущённо пояснила:

— Я обучала Марка языку. Думала — пригодится.

— Пригодится кому?

— Я же не знала, когда ты появишься!

Гарри внезапно всё понял. Два долгих года. Конечно, за это время Гермиона обзавелась знакомыми и, возможно… любовником.

— Друг, говоришь? — он хмуро посмотрел на Марка.

Тот не отвёл взгляда, и Гарри подумал, что ни одна женщина не устоит перед этими красивыми, почти чёрными глазами и мужественными чертами лица.

Гермиона, тем временем, заглянула внутрь принесённого Марком мешка и, пробормотав извинения, вышла из кухни.

— Давно вы знакомы? — спросил Гарри.

Марк с достоинством помолчал и ответил:

— С тех пор, как она приехала в Сиракузы.

— И что вас связывает? — Гарри начал закипать от спокойствия собеседника. Что может связывать одинокую молодую женщину и этого красавчика? Конечно…

— Я люблю её, — просто ответил Марк. — А она — меня.

— Понятно, — Гарри резко встал, задев рукой тарелку. — Видимо, из-за тебя Гермиона не хочет покидать Сиракузы?

Марк лишь пожал плечами.

— Пойду прогуляюсь, — объявил Гарри и вышел во внутренний дворик.

Солнце освещало кушетку, на которой лишь несколько часов назад Гермиона отдалась ему. Всего лишь несколько часов, и всё, что казалось таким простым, понятным и правильным, стало странным, фальшивым и нестерпимо, невыносимо противным! Будто то, что он считал важным, хранил в себе, словно драгоценность, заменили подделкой. Совладать с мыслями было невмоготу.

«Я убью его!»

«Нет, он ни в чём не виноват!

«Гермиона, как ты могла?»

Гарри представил их вдвоём: нежный взгляд Гермионы, устремлённый на этого сицилийца, спокойно признающего факт их взаимной любви, будто говорил об этом не раз; и слепая ярость охватила разум. Он выхватил палочку и направил всю свою внезапную ненависть на матрас, застилающий кушетку. Столб красного огня поднялся над портиком и взвился высоко вверх, испепеляя солому и шерстяную ткань.

* * *

Жертвоприношение обставлялось с большой помпой. Эвмион в этот раз превзошёл сам себя. Легионеры выстроились вдоль бортов в полной выкладке, знаменосцы встали по четырём сторонам, образуя прямоугольник. Красные и золотистые флаги реяли над сияющими серебром остриями копий и шлемами. Марцелл в парадной тоге стоял на мостике и сверху оглядывал войско флагманского корабля. Позади плотно толпились военачальники. Посередине палубы была установлена жертвенная чаша, над которой Эвмион громко и чётко произносил молитву:

— О, Юпитер всеблагой! Прими в дар эту плоть и кровь от тех, над кем простирается твоя власть. Тебе возношу почести, тебя прошу о милости. Ниспошли нам победу над теми, кто…

Во время молитвы было положено хранить молчание, чтобы не разгневать бога, который, возможно, в эту самую минуту прислушивается к словам жреца. Но, когда по знаку Эвмиона на палубу втащили упирающегося козла, Марцелл чуть отклонился назад, к своей свите, и злобно прошипел:

— Это что такое?! Не могли быка найти?

— Да где сейчас его найдёшь? Солдаты и так уже боевых коней жрут, — шёпотом ответили ему.

Марцелл помрачнел.

Козёл обречённо проблеял, дёрнулся в сильных руках и замер, когда острый нож сделал разрез на шее, и мохнатая шкура окрасилась алым. К шуму волн и тревожным крикам чаек добавился звук льющейся в бронзовую чашу крови. Потом вспороли брюхо, и гаруспик(5) сосредоточенно запустил туда руки.

— Как думаешь, что он найдёт в козлиной утробе? — услышал позади себя Марцелл.

— Архимедову задницу, — раздался тихий ответ.

Марцелл шикнул на нарушителей обряда и бросил недобрый взгляд в сторону осаждаемого города.

Прорицатель долго копошился во внутренностях животного, потом, видимо, нащупал то, что искал, и с силой выдернул наружу.

И в этот момент произошло чудо! Над Сиракузами возникла яркая вспышка. Казалось, кто-то неведомый и великий указал огненным перстом туда, куда были устремлены надежды и желания целого воинства, на место их победы! Победы великого Рима!

И словно девятый вал, волна воодушевления накрыла храбрых воинов империи: над триремой прокатилось стихийное и восторженное «ура!», которое тут же было подхвачено на других кораблях. Вскинулись тубы, и над гаванью раздались звуки, от которых кровь закипала бесстрашием, доблестью и осознанием, что великий Юпитер не оставит их в бою.

Только изумлённый Эвмион не разделял общей радости, а лишь долго удивлённо смотрел, как гаснет над городом огненный столб.

(1) Калиги — обувь римских солдат.

(2)(3) Энна и Мегара — сицилийкие города, разрушенные во время Пунических войн.

(4) Трирема — трёхпалубный корабль.

(5) Гаруспик — прорицатель, определяющий будущее по внутренностям жертвенных животных.

Сквозь затихающий шум гаснущего огня неожиданно донеслись издалека странные, протяжные звуки. Гарри застыл на месте — ничего подобного он никогда не слышал. Из дома, вслед за выскочившей Гермионой, неторопливо вышел Марк.

— Что это за вой? — тревожно спросил Гарри.

— Римляне, — мрачно ответил Марк. — Вечно трубят в свои тубы. Напоминают о себе.

Он презрительно сплюнул и бросил ненавидящий взгляд куда-то вдаль. Гермиона тихо попросила его о чём-то на латыни, и Марк с достоинством удалился.

— Они вырезали всю его семью, даже младенцев не пожалели, — она горестно покачала головой. — Марк — беженец из Энны.

Вот как! Значит, сицилиец вызывает у неё жалость! Гермиона как раз из тех, кто способен привязаться к предмету своего сочувствия. А если учесть, что этот парень такой видный, то…

— Ты любишь его? — прямо спросил Гарри, не в силах сдержаться.

Гермиона замялась и вдруг заметила пепел на кушетке.

— Ты что, спалил матрас?

— А тебе жалко? Наверное, не раз развлекалась на нём с Марком? — Гарри сам не понял, как мог такое брякнуть, но было поздно.

Гермиона тяжело вздохнула и с каменным лицом, не глядя на Гарри, отчеканила:

— Мы с ним многое пережили вместе. Он такой же храбрый, как ты, Гарри. И временами — такой же дурак!

Она резко развернулась и решительно направилась в дом. Гарри растерянно посмотрел ей вслед. Ну, и как понимать её слова? Женщины никогда не говорят «да» или «нет», как будто этому их обучают на специальных курсах «Как довести мужчину до бешенства»!

— Ты мне не ответила!

Дверь громко захлопнулась. Если бы только Гермиона сразу сказала правду! Он бы не стал мешать! Такое ощущение, что она уже не доверяет Гарри, как прежде. Словно эти два года отдалили их друг от друга! Осознавать себя чужим было намного хуже, чем услышать честное признание в любви к другому.

«Такой же дурак» — и что это значит? Такой же… доверчивый? Наивный? Гермиона, конечно, умна, иногда даже слишком. Способна ли она обвести вокруг пальца старого друга? Может быть, их взаимоотношения в последние две недели были иллюзией, которую Гарри сам себе придумал? Ведь он никогда бы не узнал о её якобы великой любви, если бы не Волдеморт. А доверять словам врага не следует, ох, не следует… Стало быть, не было никаких чувств? А что было? Да, сначала она сделала всё, чтобы вытащить их обоих из Азкабана. Но это объяснимо: другого выхода на тот момент не существовало. Гермиона просто была уверена, что Гарри не оставит её в тюрьме, придёт спасать. Знала эту его черту — не бросать друзей.

Потом… Потом сказала, что любит. Но, может быть, она просто поступила так из жалости? Там, в министерстве, он действительно был жалок, растерян; не знал, куда приложить силы. И Гермиона, видимо, решила таким образом его воодушевить. Потому что… любовь — великая сила.

Гарри горько усмехнулся — нелепое воспоминание из детства. Дамблдор был хитёр, очень хитёр. Умело нажимал на нужные кнопки, а Гарри плясал под его дудку. Гермиона, видимо, брала пример со старого директора — она ведь была прекрасной ученицей, и гораздо лучше и быстрее остальных схватывала любые знания, в том числе науку управления им, Гарри.

Неужели так и было? Не верится...

Гарри вдруг словно очнулся от навязчивого кошмара. Между Гермионой и этой холодной, расчётливой особой, которую он представил, нет ничего общего! Его Гермиона не может быть такой! Однако прошло целых два года… Сколько всего ей пришлось пережить? Он ведь сам здорово изменился, когда обстоятельства вышли из под контроля: стал жестким, даже жестоким и убивал… А на долю Гермионы выпала война и невероятное одиночество. Кто угодно волком взвоет. Ей стоит посочувствовать, а не подозревать во всех грехах. В конце концов, кто он такой, чтобы осуждать Гермиону? Она имеет полное право любить кого угодно, хоть самого чёрта, а Гарри Поттеру надо бы успокоиться и не слушать свою ревность.

Но как объяснить тот факт, что Гермиона была такой податливой и нежной минувшей ночью? Будто действительно всё это время ждала только его!

Гарри почувствовал, что голова сейчас взорвётся от разных мыслей. Пора прекратить копаться в чужих чувствах — есть дела поважнее!

* * *

Гарри шагнул к дому с намерением смиренно принять всё, что касается взаимоотношений Гермионы и Марка. Он даже хотел увидеть, как они, например, целуются, чтобы показать своё благородство, а самое главное — перестать мучить себя сомнениями. Но, прикоснувшись к двери, Гарри вдруг подумал, что, наверное, потеряет над собой контроль и наделает глупостей. Тогда он спрятал волшебную палочку в дальний карман, чтобы не было соблазна остановить любовный экстаз этой парочки, скажем, «Конфундусом».

Как только за Гарри закрылась дверь, над портиком закружился чёрный, как смоль, ворон со странными серыми глазами. Сделав пару кругов, он опустился на кушетку и наклонил к пеплу гладкую лоснящуюся голову. Казалось, он с большим интересом изучает то, что осталось от матраса, и даже пробует на вкус, ловко управляясь крепким клювом. Удовлетворив своё любопытство, ворон расправил крылья и взмыл в небо. Тут же, непонятно откуда, налетел легкий ветер и, закружившись вихрем, уничтожил все оставленные птицей следы.

* * *

К большому облегчению Гарри, Марка в доме не оказалось. Гермиона сидела за столом и рассматривала кусок пергамента с греческими письменами.

— Что пишут? — Гарри присел на лавку.

Гермиона не удостоила его ответом.

— Я думаю, мне стоит самому отправиться на корабль и прощупать этого Марцелла.

Гермиона с тревогой уставилась на него.

— Нужно достать лодку, — добавил Гарри. — Поможешь?

— Я пойду с тобой.

— Нет, — твердо сказал он.

— Гарри…

— Извини, но… нет.

— Это же глупо! Тебя могут схватить!

— Ты всё время забываешь, что я — опытный аврор, и встреча с парой сотен вооружённых мечами магглов — это не самое страшное, что я видел в жизни, — возразил Гарри с сарказмом. — Так поможешь с лодкой? Или я сам найду.

Гермиона скорбно помолчала. Гарри был настроен решительно, и, похоже, не желал больше обсуждать эту тему.

— Хорошо, я помогу.

* * *

Узкий песчаный берег был усыпан деревянными обломками — следами неудавшегося штурма. Тут же валялись искорёженные доспехи, до которых пока не дошли руки запасливых сиракузян. Над берегом крепким монолитом возвышалась городская стена, кое-где изрытая выщербинами, оставленными римской артиллерией. На самом её верху грозно выделялись причудливые сооружения — архимедовы машины, смахивающие на гибрид подъёмного крана и динозавра.

Утлую лодочку удалось раздобыть у местных контрабандистов — смелых парней, доставляющих так необходимую сейчас провизию в осаждённый город.

Гарри чувствовал себя неловко в римской одежде, а сандалии после кроссовок показались ему просто веригами.

— Будь осторожен. Если что — сразу посылай сигнал через динарий.

Гермиона загодя снабдила его серебряной монетой, которая так же, как галеон в бытность ОД, нагревалась в случае тревоги.

Гарри сухо кивнул и взялся за корму лодки.

— Подожди! — Гермиона сделала нерешительный шаг, и её ноги окатило морской волной.

— Что? — нетерпеливо спросил он.

— Обещай, что вернёшься.

Это была очень странная просьба. Гарри вовсе не собирался задерживаться надолго. Он надеялся завершить дело до вечера и не представлял, что могло бы ему помешать. В конце концов, у них есть заботы посерьёзнее, чем спасение никому не нужного городка, известного лишь благодаря Архимеду. Впереди ждёт возвращение домой, к родным и близким.

— Обещаю, — с усмешкой проговорил он.

Хотя Гермионе, наверное, теперь трудно понять, что можно просто бросить всё и уехать. Привязанности, как правило, не отпускают. А романтические привязанности — самые крепкие. Вспомнив про Марка, Гарри стиснул зубы и зло посмотрел в карие глаза. Сколько в них притворства! Он с силой притянул к себе Гермиону и грубо, по-варварски стал целовать в губы, словно действительно расставался навсегда и хотел напоследок напиться ею, зная, что уже не надо будет просить прощения за причинённую боль. Гермиона со стоном вырвалась и испуганно отступила назад.

Гарри молча отогнал лодку подальше от берега и запрыгнул внутрь. Гермиона смотрела ему вслед, смаргивая слёзы, пока лодка не исчезла с поля зрения, укутанная чарами невидимости.

* * *

Чёрный ворон, покружившись над римским флагманом, сел на палубу, потоптался и… залетел в световое оконце командирской каюты. Спустя миг из каюты вышел человек, несмотря на жару, укутанный в пенулу(1) так, что не было видно лица. Стряхивая с себя чёрное перо, он неторопливо проследовал к носовой части. Там стоял, осматривая окрестности, статный центурион(2). Пехотинцы прятались от горячего южного солнца на внутренней палубе, и никто не мог помешать предстоящему разговору. Некому было заметить, как человек в капюшоне почтительно склонил перед центурионом голову и прошептал приветствие.

— Что нового? — небрежно спросил воин, не глядя на своего визави.

— Человек со шрамом, — с придыханием ответил тот.

— Ты видел его? — оживился собеседник.

— Да. Огненный столб — его работа.

— Наконец-то, — воодушевлённо проговорил центурион.

— Что вы будете делать?

— Ничего.

— Ничего?

— Я думаю, он сам появится здесь в ближайшее время.

(1) Пенула — древнеримский плащ без рукавов, служивший для защиты от холода и дождя, особенно во время путешествий.

(2) Центурион — командир центурии в римской армии. Центурия — отряд численностью около ста человек.

Эвмион не сразу поверил незнакомцу. Тот явился на вечерней заре, когда жрец только приступил к поздней трапезе. Незваный гость в длиннополом плаще с капюшоном, скрывавшем лицо, подсел к столу так тихо и неожиданно, что жрец испуганно подавился отменным греческим вином.

— Вы кто?! — он резко вскочил, опрокидывая на себя кубок.

— Я тот, кому ты воздавал молитвы, — спокойно ответил гость.

— Что?! — Эвмион подумал, что кто-то из друзей или недругов решил сыграть с ним злую шутку. — Клянусь Юпитером, я…

— Как ты можешь клясться тем, в кого не веришь? — гость медленно опустил на стол полностью скрытые, так что не было видно даже кончиков пальцев, руки.

— Я?! Что за дурацкие шутки?! — ошеломлённый жрец опомнился от замешательства и дал волю возмущению. — Немедленно…

— Сядь, Эвмион! — приказал незнакомец так, что никто бы не посмел ослушаться. — Неужели ты думаешь, что великий громовержец явится к тебе в своём истинном облике? Ты, верно, самоубийца?

— Громовержец?.. Но… Нет, я хотел бы… — дрожащим голосом промямлил жрец.

— Ты хочешь убедиться, — мягко, будто понимающе проговорил незнакомец и вдруг одним мановением руки совершил чудо: пятно от вина на серой хламиде жреца исчезло, а кубок наполнился вновь.

— Ты маг?! — обрадованно догадался Эвмион. — Дервиш?

— Что?! — тот, похоже, рассердился не на шутку. — Маг?!

— Я только предположил! — начал испуганно оправдываться жрец. — Я видел таких в Парсе.

— Твоя недоверчивость утомила меня! — с нескрываемой злостью проговорил незнакомец и взмахнул рукой — из его рукава с жутким свистом вылетела красная молния и вошла в стену, оставив чёрную дыру. С грохотом посыпались камни и штукатурка. Снова взмах — другая молния в мгновенье ока испепелила стол вместе с яствами.

От дикого страха колени Эвмиона подкосились, и он с тихим повизгиванием забился в угол. А когда метатель молний вдруг ослепил его ярчайшим сиянием, в котором виделась великая, божественная природа, — упал без чувств.

Очнулся жрец внезапно, словно его насильно вывели из забытья.

— Вставай, Эвмион, — раздался требовательный голос, и надежда, что всё произошедшее было лишь кошмарным сном, испарилась. — С этого момента ты будешь моим верным слугой. Не возражай, ни о чём не спрашивай, выполняй все приказы в точности и немедленно, — продолжил Юпитер: у жреца не осталось никаких сомнений, что это был именно он.

Эвмион с трудом поднялся и, ужаснувшись, заметил, что его хламида ниже пояса позорно промокла. Но ещё больший страх он испытал, когда позволил себе взглянуть на бога. Капюшон был откинут, и казалось, глаза громовержца отдают красным, от чего спина покрылась ледяной испариной. В остальном же Юпитер выглядел обычно, правда, несколько моложе, чем его изображали на фресках и высекали в скульптурах: широкоплечий, мускулистый, с короткими каштановыми волосами и аккуратно подстриженной бородой. Юпитер сидел за ломившимся от еды, новым столом и с аппетитом пробовал вино из драгоценного кубка. По краям стояли масляные лампы, отбрасывая причудливые блики на лицо бога.

— Ты хорошо служил мне все эти годы, жрец. Будешь продолжать в том же духе — я награжу тебя: ты получишь удивительный дар анимагии. А теперь можешь разделить со мной трапезу.

Эвмион несмело приблизился и, прикрываясь, чтобы скрыть влажное пятно на хламиде, быстро присел на край скамьи. Юпитер вручил ему полный кубок вина и выжидательно посмотрел, будто пригвоздил взглядом. Жрец проглотил комок и, давясь, осушил кубок. Вино было неразбавленным, хмель быстро ударил в голову, но страх не давал расслабиться — Эвмион всё ещё ошалело смотрел на ночного гостя, пока тот невозмутимо поглощал окорок.

— Я слышал, ты будешь сопровождать войско в походе на Сицилию, это правда? — спросил Юпитер.

— Правда, — тихим эхом ответил Эвмион.

— Хорошо. Командовать центурией консульской триремы будет Бианимас. Ты будешь всегда у него под боком.

— Бианимас?

— Это одно из моих имён.

— Великий Юпитер — простой центурион? — от изумления Эвмион пренебрёг осторожностью.

— Дело ведь не в регалиях, верно? — холодно заметил бог. — А в намеченных целях.

Вопрос о том, какая у гостя цель, чуть было не сорвался с языка, но жрец благоразумно промолчал.

— Будешь выполнять мои поручения. И не вздумай проболтаться, иначе тебя настигнет божественная кара.

* * *

С того разговора прошло несколько месяцев. За это время римское войско уже два раза ходило походом на мятежную Сицилию, вступая в горячие схватки с карфагенянами на суше и на море, и ни разу не уступив врагу победу. Многие приписывали эту заслугу военному гению консула Марцелла, и лишь Эвмион знал, что римляне находятся под защитой высших сил. Жрец безропотно служил своему повелителю, а тот выполнил обещание — научил слугу обращаться в чёрного ворона. Перед каждой битвой Бианимас посылал Эвмиона на разведку, а получив нужные сведения, — уединялся с Марцеллом. Разговор всегда длился недолго — как раз столько, чтобы передать консулу божественную волю. Иногда Эвмион сам озвучивал военачальникам планы повелителя через толкования пророчеств. Так великая армия захватила несколько городов, пройдясь по непокорному острову губительным смерчем. И только в Сиракузах дело застопорилось. Казалось, римские легионы столкнулись с силой, которая могла бы поспорить с самим Юпитером: со стороны осаждаемого города лились потоки адского огня, в которых за считанные секунды сгорали многотонные корабли; а неповоротливые военные машины Архимеда, которые поначалу вызывали не более, чем насмешки, вдруг приобрели удивительную ловкость и маневренность, словно кто-то могущественный вселил в них разум.

И тогда Бианимас приказал Марцеллу отступить — невиданное дело для армии, не знавшей поражений! Эвмиона вдруг посетило незнакомое ранее чувство — он стал сомневаться в могуществе своего бога. Тот ходил задумчивый и временами разговаривал сам с собой, словно в нём боролись два начала. А однажды внезапно исчез, заставив Эвмиона понервничать. Конечно, у Юпитера полно забот, и он не может всё время находиться в одном месте. Да и его присутствие не всегда было приятным для слуги. Надо сказать, что за время общения с повелителем, жрец сильно сдал: из дородного, полного сил мужчины он превратился в ходячий скелет. Эвмион подозревал, что всему виной удивительный дар анимагии. Обращаясь в ворона, он ощущал себя прекрасно, но тело человека при этом будто истлевало заживо. Однако верный слуга не осмеливался рассказать о своих ощущениях господину.

Наконец Бианимас так же неожиданно, как и исчез, вернулся в римский лагерь и приказал жрецу:

— Полетишь в город. Ты должен найти женщину лет тридцати, с карими глазами и каштановыми волосами.

— Таких женщин — очень много на Сицилии, мой господин.

— Не перечить мне! — вскипел Бианимас. — Её зовут Гермиона. Она чужеземка. А самое главное — ты должен найти человека со шрамом в виде молнии…

* * *

Гермиона медленно побрела обратно в город. Горечь воспоминаний о холодной усмешке Гарри и его грубом поцелуе отозвалась глухой болью в сердце. Встреча с ним была столь долгожданной и радостной, что она просто боялась разрыдаться и, сдерживая себя, была, наверное, чересчур холодна. Сколько раз она думала, что Гарри не захочет её видеть; и была безмерно благодарна за то, что он безропотно принял все метаморфозы времени. Ночь накануне была волшебной, незабываемой, именно такой, как она представляла в своих грёзах! Но утром внезапно всё изменилось. Конечно, её вины за то, что они оба оказались в далёком прошлом, никто не умаляет. Однако было в Гарри что-то другое, непонятное, тёмное! Словно он нарочно отталкивал её, но объяснить такое поведение банальной ревностью было бы нелепо.

Вдруг Гермиону окликнули — оказалось, Марк следовал за ней и теперь догонял с радостной улыбкой.

— Ты тоже идёшь на акрополь? — спросил он, преданно заглядывая в глаза.

— А что, сегодня собрание? — Гермионе совсем не хотелось протискиваться сквозь крикливую толпу горожан.

— Сегодня первый день артемисий, забыла?

— Неужели город будет праздновать? Но ведь война, голод…

— Война и голод — ничто перед немилостью Артемиды. Что бы ни случилось, мы — греки никогда не забываем про праздники. В этом — наша сила, наша страсть, наш боевой дух.

— Да ты — поэт, Марк, — улыбнулась Гермиона.

— Если бы я им был, то написал бы стихи о женщине, которую люблю больше жизни. Но я — воин, и поэтому могу посвятить ей только свои ратные подвиги.

— Не надо, — смутилась Гермиона под пылким взглядом сицилийца.

— Скажи, что мне сделать, чтобы заслужить твою благосклонность?

— Найди себе кого-нибудь помоложе, — ответила она с прохладцей.

— Опять отвергаешь. Я знаю, ты — необыкновенная женщина. Может быть, даже богиня. А я — простой смертный. Но ты не встретишь на своём пути никого преданней меня.

— Да, наверное, — серьёзно проговорила она.

— Это всё из-за него? Того человека с глазами цвета зелёной мамбы. Я встречал этих змей в Карфагене — они опасные, дерзкие, ядовитые.

— Что ты несёшь! — Гермиона начала сердиться.

— Он не любит тебя. Просто хочет, но ничуть не ценит.

Гермиона от изумления застыла на месте. Казалось, Марк прочёл её тайные мысли, то сокровенное, о чём страшно было подумать. А тот, почувствовав, что нащупал верную струну, продолжил:

— Я видел, как вы расставались: не слишком тепло для тех, кто был в долгой разлуке. — Он приблизился к Гермионе и осторожно взял за локти. — Тебе сейчас очень горько и тяжело. Но даже в печали ты остаёшься прекрасной, подобно дивной Артемиде, сошедшей с Олимпа. Пусть свет божественной любви предназначен не мне, подари хотя бы сладость твоих поцелуев.

Марк медленно, словно робея, склонился к Гермионе и очень осторожно, почти невесомо коснулся её губ своими. Она не почувствовала ничего, кроме неловкости оттого, что этот мужчина так старается завоевать её любовь чрезмерно изысканными речами и несвойственной воину нежностью, а она остаётся глуха к его жарким мольбам. С еле уловимой ухмылкой Гермиона мягко освободилась из его объятий и пошла вверх по тропе, ведущей к тайному входу в город.

— Ты ещё узнаешь, кто лучше: твой змееглазый чужеземец или доблестный сицилиец Марк! — услышала она позади себя. — Я совершу такое, что сам Зевс захочет сочетать нас браком!

* * *

Флагманскую трирему можно было узнать по богатым алым штандартам, гордо реющим на пустых мачтах — паруса были убраны за ненадобностью. Корабельные борта с тремя рядами вёсел были залиты солнечным светом. С форштевня грозно нависал деревянный, обшитый бронзой таран в виде оскалившейся волчьей морды. В носовой части вооружённые мечами и дротиками стояли в железных пластинчатых доспехах двое часовых; а для того, чтобы поднять тревогу в случае нападения, на их крепких шеях висели горны. Гарри наложил на солдат заклятие глухоты и продолжил грести. Лодка проплыла вдоль корпуса и остановилась у ложкообразной кормы. Наколдовав верёвку, Гарри зацепил её за решётку фальшборта и, проверив на прочность, стал карабкаться наверх. Когда до цели оставалось не больше фута, над бортом вдруг показался римлянин и стал тревожно вглядываться вниз, но так ничего не заметил: чары невидимости действовали безотказно. Подождав, пока пехотинец скроется, Гарри, стараясь не шуметь, взобрался на корму и снова встретился с ним, теперь уже нос к носу. Солдат удивлённо уставился перед собой, не понимая, откуда появились подозрительные звуки. Он вытянул руку, почти дотронувшись до Гарри, но вздрогнул, остановленный Конфундусом, и расслабленно переключил внимание на горизонт. Гарри с облегчением выдохнул и, обойдя часового, направился к командирской рубке, больше походившей на деревянный амбар с плоской крышей.

Под бревенчатым навесом сидели на пристенных лавках и негромко переговаривались римляне, судя по одинаковой одежде — офицеры. Взгляды многих были устремлены на украшенную богатой резьбой внутреннюю дверь, словно воины ждали, что их вот-вот позовут. Едва она открылась — военачальники тут же замолкли, некоторые даже привстали с мест; но тут же разочарованно сели обратно, потому что створки захлопнулись: это Гарри решил не терять времени и проникнуть в штаб раньше, чем там соберётся толпа римлян.

За пустым столом сидели три человека. Один — лет сорока, поджарый, в богатой пурпурной тоге, с остроносым, властным, но странно безучастным лицом. Другому не было и тридцати, он был в офицерских доспехах, однако по развязности позы можно было сказать, что он здесь — главный. Внешность третьего была весьма незаурядна — чёрные, как смоль, волосы оттеняли болезненную бледность кожи, а глубоко посаженные серые глаза говорили о причастности к тайным знаниям. Одет он был в белую шёлковую тогу и совсем не походил на воина.

Когда Гарри вошёл, все трое уставились на него так, что он с ужасом усомнился в действии Дезиллюминационных чар.

— Это тот самый человек со шрамом, которого ты видел в городе, Эвмион? — спокойно, даже буднично спросил молодой офицер.

— Да, это он, — с чувством, обрадованно ответил черноволосый и посмотрел на Гарри так, словно разглядывал диковинного зверя.

— Наконец-то все в сборе, — насмешливо проговорил офицер на чистом английском языке. — Ну, здравствуй, Гарри Поттер, — и манерным жестом пригласил к столу.

Гарри изумлённо отступил назад и приткнулся спиной к двери. Слишком поздно до него дошло, что путь к цели был обманчиво легким.

— Кто ты? — выдавил он из себя, нащупывая палочку. В синих глазах молодого человека ему почудилось что-то неуловимо знакомое.

— Угадай с трёх раз.

— Мы встречались?

Офицер не ответил, лишь манерным кивком поощрил Гарри к воспоминаниям.

— Давно? — Гарри подозрительно прищурился.

— Для меня — да, для тебя — не знаю.

Гарри был озадачен — не было в его прошлом людей, хоть сколько-нибудь похожих на этого человека!

* * *

Архимед давно понял, что милость богов не зависит ни от тучности жертвенных быков, ни от страстности воздаваемых молитв. Небожители оценивают людей лишь по поступкам и стремлениям, даже высочайшая воля слабеет под напором простого смертного, готового на всё для достижения своей цели.

А уж напора великому механику было не занимать: когда его гениальную голову посещала очередная идея, он был готов перевернуть небо и землю, чтобы воплотить её в жизнь. Та самая Идея, занимавшая все мысли и время последние два года, вдохновила его одним тёплым осенним вечером. Красный диск закатного солнца уже коснулся моря, разбросав яркие блики по водной глади, чайки тоскливо кричали, провожая уходящий день. Замечательный, наполненный трудом и размышлениями день, который хотелось вернуть и остаться в нём навсегда! На закате всегда ощущалось давящее одиночество, особенно сейчас, на определённом рубеже — семьдесят лет, не шутка. Многие соотечественники не доживали и до пятидесяти, считаясь глубокими стариками. Архимед чувствовал себя осколком былой, старой эпохи, периода расцвета прекрасной эллинской цивилизации, которой воздал немалую дань. А теперь эта эпоха угасает, будто тонкая лучина на враждебном, холодном ветру, меркнет прометеев дар, растоптанный ногой варвара. Вот бы попасть во времена Пифагора, окунуться в вековую мудрость!

Как случилось, что великолепная сокровищница, кладезь мировой науки — милая Сицилия, став наложницей вероломного Карфагена, теперь стонет под гнётом италийцев? Эти бездари, не знающие ничего, кроме войны, разграбили и обесчестили его любимую родину, заглотили её культуру, даже не ощутив изысканности вкуса. Рим, коварный, ненасытный, жадный, всегда будет пожирать больше, чем сможет переварить. Это его и погубит. Но пока он ещё голоден, словно вышедший на охоту молодой волк, и нуждается в новой пище. Самой манящей для хищника добычей стали дивные Сиракузы — город, где Архимед совершил свои открытия, и который он, как истинный эллин, будет защищать, чего бы это ни стоило.

Однако от своей цели Архимед никогда не откажется! И не только из природного упрямства, а потому что понимает — Сицилия обречена, как обречён Карфаген, как обречена в чужом грядущем мире любая свободная, творческая мысль. Римской военной машине нужны лишь послушные винтики. Но архимедова винта она не получит! Никогда!

Для осуществления замысла не хватало лишь одного — силы, которая вызвала бы огромный всплеск энергии. Архимед много экспериментировал с преломлением лучей. Начищенные до зеркального блеска железные пластины неплохо отражали свет солнца, которое всегда щедро одаривало эту землю своим сиянием, но полученной энергии было недостаточно, да и по характеристикам она была слишком слаба... Тогда он решил исследовать свойства селитры — вещества, используемого для разжигания огня, и собираемого золотарями в отхожих местах. Много месяцев ушло для создания нужного эффекта, Архимед почти нашёл то, что искал; но тут началась война. Пришлось всё бросить и заниматься совсем другим. Война — прекрасный повод показать, на что каждый способен. Архимед увлёкся работой, он доказал всем, и в первую очередь этим безмозглым римлянам, преимущество научного подхода к оборонительной тактике. А главное, он продемонстрировал, сколь изящна воплощённая искра знания в сочетании с подлинно эллинской сообразительностью, противостоящая насилию и корысти.

Марцелл перешёл к длительной осаде, и город позволил себе передышку. Но она, в итоге, оказалась ничем не лучше штурма — волк затаился в ожидании, когда добыча, обессилев от голода, сама отправится к нему в пасть. Расчёт Марцелла оказался прост и действенен: как только начали иссякать припасы, в Сиракузах пошли разговоры о капитуляции. Архимед предвидел такой исход, но всё же пытался убедить сограждан не торопиться, говорил, что римляне не пощадят никого, сравняют город с землёй, и некому будет хранить великое эллинское наследие. «Да какое наследие? — истерично отвечали ему. — Наши дети умирают!»

Вдобавок, в городе началась эпидемия, всегда идущая рука об руку с голодом. Архимед понял, что дни Сиракуз сочтены, и всецело посвятил себя воплощению своей идеи, ничего вокруг не замечая или не желая замечать.

От его взора укрылось и постоянное присутствие рядом девушки по имени Гермиона. Ещё бы, ведь в своё время она в совершенстве овладела чарами Невидимости!

Наблюдая за гением, Гермиона не преминула помочь ему в осуществлении замыслов. Во время римского штурма противокорабельные машины под действием «Левикорпуса» и «Вингардиум Левиосы» двигались, словно живые, а посылаемые волшебной палочкой потоки пламени сожгли несколько самых мощных пентирем.

Гермиона давно поняла, что Архимед неразрывно связан с любимым городом. Видя, с какой тоской он наблюдает за гибелью жителей, она решила для себя, что будет защищать это место до тех пор, пока жив великий гений. Существовало ещё одно очень важное обстоятельство, из-за которого было жизненно необходимо удерживать город от разграбления: Гермиона чувствовала, что учёный близок к разгадке тайны перемещения во времени, и если портал когда-либо будет создан, то — непременно в Сиракузах.

* * *

— Что ж, я вижу, ты в затруднении. Жаль, мне казалось, ты более внимателен к людям. Знаешь, Гарри, когда-то я считал тебя великим героем. Меня даже назвали в твою…

— Постой! — Гарри жестом остановил офицера. — Ты?!

— Да, я, — холодно ухмыльнулся тот.

— Но как это возможно?!

— Для сына знаменитого Гарри Поттера — человека-который-выжил и победил Сам-знаешь-кого, нет ничего невозможного.

— Это… просто удивительно! Когда я видел тебя последний раз, ты был…

— Мне было шесть, мои родные погибли, и ты меня усыновил. А потом сделал ещё кое-что, о чём стыдливо умолчали учебники по новейшей истории.

* * *

Он всегда ощущал на себе гнёт имени. Люди обращались с ним с трепетом, в котором за поддельным умилением скрывался страх. В их глазах как будто читалось: этот мальчик последним видел бесследно исчезнувшего героя, он — его маленькая копия. Круглый сирота, со шрамом в виде молнии, только глаза цвета вечернего неба, да странная задумчивость во взгляде. Когда же выяснилось, что Гарри умеет, подобно приёмному отцу, разговаривать со змеями, многие удивлялись, что видят перед собой новое воплощение человека, победившего Волдеморта. Были и те, что считали Гарри обманщиком и даже обвиняли в краже чужой славы. В общем, на момент поступления в школу, плечи мальчика уже отягощал внушительный и тяжкий груз известности.

За пять лет страна оправилась от удара, нанесённого в октябре 2012 года. Погибшие были оплаканы, похоронены, а некоторые даже прочно забыты, ведь время шло, народились новые дети, а с ними появились другие, приятные заботы. Магическое общество, усвоив жестокий урок, стало более внимательно относиться к магловским настроениям. В министерстве даже открылся новый департамент Всеобщей безопасности. Жизнь шла своим чередом, напоминая о катастрофе лишь редкими уколами памяти.

На этом благостном фоне только семья Поттеров никак не могла оправиться от потрясения. По официальной версии, озвученной бывшим министром магии Кингсли Шеклботом, Гарри и Гермиона вошли в лифт, и тот обрушился в пропасть, навсегда похоронив своих пассажиров в глубинных шахтах министерства, куда никто в здравом уме не решился бы проникнуть. В доказательство своих слов министр привёл статистику, согласно которой подобные инциденты случались и раньше, но не часто, примерно раз в десять лет. Рональд Уизли от горя превратился в жалкого старика. С тех пор как погибли жена и друг, его взгляд всегда был затуманен, словно кто-то наложил на него неснимаемое заклятие Конфундус.

После этой трагедии появление Мэгги О’Нилл вместе с маленьким Гарри на пороге дома Поттеров повергло семью в шок. Но Джинни, догадавшись о цели визита, быстро взяла себя в руки и проявила лучшие человеческие качества, достойные положения вдовы Гарри Поттера. Обе женщины долго беседовали, вспоминая того, кого любили больше жизни, думая каждая о своём. В итоге решили, что маленький Гарри останется в доме своего новообретённого, но вновь утерянного отца, а Мэг сможет при желании поучаствовать в воспитании мальчика.

Гарри всегда ощущал, что ласка, которая ему доставалась, была суррогатом истинного чувства, которое все окружающие до сих пор питали к его знаменитому тёзке. Это была любовь с примесью горечи, разъедавшей сердце мальчика, словно ржавчина — железо.

Учёба в Хогвартсе прошла под знаком отрицания прошлого. Первый Поттер, попавший на Слизерин… Упрямый, независимый, временами угрюмый. К одиннадцати годам Гарри твёрдо решил избавиться от ореола «другого мальчика-который…» и жить лишь своей жизнью. Тем более что родные дети приёмного отца всегда неявно, но неуклонно подчёркивали его отдельность от остальной семьи. Для них Гарри был самозванцем, и как бы Джинни Поттер ни пыталась сгладить противоречия между детьми, со временем отчуждение лишь росло. А в маленьком Гарри росло новое сильное чувство — презрение. Он начал презирать тех, кто упорно цепляется за прошлое, веря в иллюзорные идеалы. Если остальной мир мчался вперёд, то в доме Поттеров словно законсервировался дух эпохи девяностых. Создавалось ощущение, что мачеха решила оставить всё, как было при жизни мужа, в глубине души надеясь, что он всего лишь вышел и скоро вернётся назад. Много раз мальчик думал, что если бы отчим был жив, то не позволил бы семье жить минувшим. Но отчима не было, и некому было встряхнуть этот застывший мирок. Гарри понял, что по окончании учёбы должен вырваться из дома при первой же возможности.

На пятом курсе произошло примечательное событие. Дедушку Артура пригласили в Министерство на чествование ветеранов, и тот решил взять с собой всех внуков. Так Гарри попал на место гибели отчима. Там, во время торжественной церемонии, он увидел странного низкорослого старика с глубоко посаженными карими глазами. Он будто бы делал ему какие-то знаки, и мальчик с любопытством подошёл к незнакомцу.

— Я помню вашего отца, мистер Поттер.

— Настоящего или…?

— Или, — с улыбкой кивнул тот и, помолчав, добавил: — Вы знаете историю происхождения этого шрама? — он указал на висок Гарри.

— Тётя Мэг говорит, что он появился, когда я был усыновлён.

— Волшебники частенько берут опёку над чужими детьми, но обычно процесс усыновления не оставляет никаких отметин на их лицах, — вкрадчиво намекнул коротышка.

— Я думал, что это такой своеобразный знак имени. У отчима был шрам, значит, и у меня тоже должен быть, — пожал плечами Гарри.

— Вы ошибаетесь, юный мистер Поттер, — засмеялся старик. — Такие шрамы остаются только после сильного проклятия. А теперь подумайте, почему усыновление повлекло за собой проклятие, и вспомните, откуда у вашего отчима появился этот шрам.

— Я прекрасно это знаю: шрам у него появился после того, как… — тут Гарри осёкся, — …как Волдеморт хотел его убить. Так значит…

— Не-ет, — довольно усмехнулся старик. — Это значит совсем не то, о чём вы думаете. На свете есть только три человека, которые точно знают, что на самом деле обозначает наличие этого шрама на вашем виске.

— И кто они?

— По поводу первых двух могу лишь сказать, что они вне пределов досягаемости. Хотя при желании можно добраться и до них. А третий — это…

— Это вы! — воскликнул Гарри, обратив на себя внимание близстоящих волшебников — те возмущённо зашикали, ведь министр магии вдохновенно читал свою приветственную речь.

— Вы удивительно догадливы, почти как ваш тёзка.

— Расскажете мне? — спросил Гарри, едва сумев унять волнение от столь необычных известий.

— Конечно. Следуйте за мной.

Старик повёл Гарри в архив отдела Тайн, где рассказал всю историю усыновления мальчика.

* * *

— Но как?! Каким образом ты здесь оказался?!

— Вряд ли это важно. Значение имеет лишь цель, — офицер многозначительно посмотрел на Гарри.

— И что у тебя за цель?

— А ты подумай. Вариантов не так много. А раз есть варианты целей, значит, существуют разные исходы нашей с тобой встречи.

— Гарри…

— Не называй меня так, — мягко поправил центурион. — Теперь меня зовут Бианимас.

— Надо же, — проговорил Гарри. — Каким ты стал взрослым. Это всё довольно неожиданно, но я очень рад тебя видеть, — добавил он, справившись с изумлением.

Бианимас подошёл к Гарри, широко раскрыв руки.

— Я тоже.

Всё это время Эвмион с любопытством наблюдал за мужчинами, разговаривающими на чужом языке. Сначала ему почудилось, что незнакомцу грозит неминуемая смерть: слишком холодно и отчуждённо вёл себя повелитель. Когда же собеседники неожиданно обнялись, жрец удивлённо привстал с открытым ртом. Озадачил его и тот факт, что при всём радушии объятий, лицо Бианимаса оставалось абсолютно непроницаемым.

Готлиб был предан своему делу до фанатизма. По его словам, он всю жизнь посвятил обеспечению безопасности министерства на должном уровне. И не было во всём мире человека, столь радеющего за интересы магического сообщества. Мало кто обращал на архивариуса внимание, да и он не стремился к известности, предпочитая слыть человеком маленьким, словно низкий рост был воплощением его статуса.

Вернувшись в школу после разговора с архивариусом, Гарри не находил себе места. Известие о том, что, подобно отчиму, он является носителем осколка души Волдеморта, лишило всякого покоя. Целый день, глубоко задумавшись, он вслушивался в себя. Наконец-то нашлись объяснения странным навязчивым снам, в которых какой-то незнакомец твердил о грядущем величии, и неспокойному, пугающему желанию встать над всеми, подавить, покорить, заставить! Раньше Гарри, как мог, боролся с этими, как ему казалось, всплесками агрессии, просто замыкаясь в себе. Сколько времени провёл он в мучительном самокопании, и в эти часы казалось, что в нём живут две личности. Теперь же всё встало на свои места: в этой двойственности нет его вины. А виноват в ней лишь один человек — тот, кто воспользовался его детской доверчивостью и превратил тело маленького мальчика в своеобразную тюрьму для заклятого врага, как будто Гарри был не человеком, а камерой с особо прочным замком. А он не желал быть камерой! И вообще не хотел иметь ничего общего с отчимом! Тем более теперь, когда понял, что тот никакой не благодетель, а расчётливый, безжалостный тип. Обычно сдержанный подросток впервые дал волю охватившей его ярости: швырнул в некстати пошутившего однокурсника такой Ступефай, что парень впечатался в стену, сломав предплечье. Сначала Гарри испугался, но в голове лихорадочно звучало: это не он, это всё влияние Волдеморта! Страх ушёл, зато появилось невыразимо приятное чувство свободы от внутренних запретов, словно кто-то слегка отодвинул люк, и яркий свет озарил тёмную каморку, в которой он до сих пор ютился. Теперь осталось лишь открыть этот люк до конца. Гарри подошёл к неподвижно лежавшему однокурснику и с любопытством всмотрелся в отрешённое лицо.

Когда тот очнулся, Гарри, хладнокровно надавив на повисшую плетью руку так, что тот застонал, процедил:

— Скажешь, что упал сам. Иначе я тебя прикончу. Понял?

Страх в чужих глазах вселил удивительную уверенность в себе. Вот то, что он давно искал! Если раньше на оскорбительные выпады Гарри отвечал лишь угрюмым молчанием, то теперь мог позволить себе наказать обидчиков. И не почувствовать никаких угрызений совести!

Благодарность отчиму сменилась холодным презрением ко всему, что связано с героем волшебного мира, и в первую очередь — к его имени. Имя, ставшее почти нарицательным, раньше не приносило ничего, кроме неприятностей, а теперь и вовсе вызывало отвращение. Тогда Гарри взял себе прозвище, отражавшее его истинную суть: Бианимас — человек, у которого две души.

Следующая неделя стала самой волнующей в его короткой жизни: словно торопясь компенсировать годы добровольного душевного заточения, Бианимас мстил всем своим давним обидчикам, делая это исподволь и стараясь не оставлять следов. Однако перемены не остались незамеченными, и вскоре по Хогвартсу поползли слухи, что пасынок Гарри Поттера ведёт себя иначе, чем обычно. Слухи тотчас попали в газеты и закономерно обросли новыми подробностями. Почитывая «Ежедневный пророк», Бианимас почувствовал удовлетворение: наконец-то в нём разглядели личность, а не тень отчима.

Друзей у него не было, немногочисленные приятели стали с опаской сторониться озлобившегося на весь мир подростка, зато неожиданно примкнули те, кого принято было относить к потерянной молодёжи. Это были, как правило, такие же послевоенные сироты, которым не повезло стать приёмными детьми и пришлось расти в специально созданном для них магическом приюте. Мальчишки и девчонки, чьё благополучное детство было в одно мгновение стёрто бомбардировками 2012 года. «У нас отняли прошлое, но оно нам не нужно. Мы будем жить настоящим», — говорил Бианимас, и находил поддержку в своих новых товарищах.

В канун Хэллоуина его неожиданно вызвали к директору школы. Бианимас ничуть не удивился, ведь к тому времени он уже имел на своём счету некоторое количество снятых за дерзость и непослушание баллов. Поэтому он вошёл в круглый кабинет готовый к непростому разговору. Однако Макгонагалл повела речь совсем о другом:

— Мистер Поттер, сегодня я получила письмо. Это приглашение на празднование Хэллоуина в министерстве.

— Я рад за вас, госпожа директор.

— Не торопитесь, лично я бы предпочла провести праздник где угодно, только не там. Но приглашают, к счастью, не меня, а вас. — Она колко взглянула поверх очков на изумлённого студента. — Письмо подписано министром, и я полагаю, у вас нет причин отказывать ему. Так что собирайтесь — через десять минут жду вас здесь же. Вы переместитесь через портал.

* * *

В министерстве его встретил не кто иной, как давешний старик.

— Меня пригласили на праздник, — почему-то Бианимас счёл нужным объяснить архивариусу своё появление, но, несмотря на надменность, его слова прозвучали как оправдание.

— Конечно, мистер Поттер, ведь я сам написал вам приглашение, — радушно сказал архивариус.

— Вы? Но я думал, что это министр…

— Вы разочарованы? Видите ли, иногда наш министр поручает мне мелкие дела.

— Мелкие? — оскорбился подросток.

— Я не так выразился. Мелкие по трудности исполнения, но не по значению. Иногда из-за пустяковых вещей зависит безопасность целых государств. Прошу вас, — и он гостеприимно указал на лифт.

— Скажите, мистер Поттер, — обратился старик, когда они ехали в кабинке, — каким вы представляете своё будущее?

— Я бы хотел заняться политикой, — хвастливо ответил тот.

— А можно задать личный вопрос? Как на ваше решение повлияла история с усыновлением?

— Очень повлияла, — мрачно буркнул Бианимас.

— А теперь, если позволите, очень личный вопрос: есть ли шанс у Волдеморта оказать какое-либо воздействие на ваши стремления?

Бианимас изумлённо воззрился на архивариуса.

— Вы же не станете отрицать, что за последние дни он значительно повлиял на ваше мироощущение? — Пронзительные глаза старика, казалось, видели его насквозь.

— С чего вы взяли? Следили за мной? — заподозрил Бианимас.

— Значит, всё-таки, это случилось, — самодовольно проговорил Готлиб.

Они вышли на этаже Отдела тайн, и парень удивился тишине.

— Я думал, в министерстве будет праздник, — выразил он своё разочарование.

— Праздник, конечно, состоится. Но мы с вами не из тех, кто тратит время попусту. В министерство ведь никогда никого не приглашают просто так.

— Постойте-ка, — Бианимас решительно остановился. — Что вам от меня надо?

— Я собираюсь вам помочь. — Готлиб повернулся к нему. — В своё время лорд Волдеморт почти стал властителем Англии. Почти. А не удалось это ему лишь по одной единственной причине.

— Эта причина — ваш Гарри Поттер, — презрительно скривился подросток.

— Нет. Причина в отсутствии должного всестороннего образования. Если бы лорд знал о таких тонких материях, как магия любви, сейчас бы всё было иначе. К сожалению, в Хогвартсе преподают только азы магии, а вам, мистер Поттер, с таким многообещающим потенциалом, — старик указал на шрам, — важно знать глубины. Поэтому… министерство предлагает вам обучение в специальной закрытой школе, где с вами будут заниматься лучшие преподаватели мира. Вы согласны?

— И где эта школа? — глаза подростка заблестели от любопытства.

— В Ирландии, — старик отвёл взгляд.

— И сколько времени там учиться?

— Это будет зависеть от ваших успехов. Иногда хватает и трёх лет, иногда — больше. Для каждого ученика разрабатывается своя программа. Там готовят политиков высочайшего уровня, и по окончании вы вернётесь на родину совсем другим человеком.

— Почему вы так заинтересованы в том, что бы Волан…, то есть, чтобы я попал туда?

— Похоже, вы не совсем понимаете, каково значение того, что вы несёте в себе. Эта неутомимая жажда жизни, эта способность к консолидации, эта мощь — она может стать ядром, вокруг которого сплотятся нации! Вы станете сосредоточием мировой власти, не только над магами, но и над всей планетой. Подобно богу, вы будете решать судьбы целых народов. Разве плохая перспектива?

— … Д-даже не знаю, — Бианимас был ошарашен.

— Только не говорите, что вам этого не хочется. Иначе я буду очень разочарован.

— Хочется. Конечно хочется! — торопливо заверил Бианимас.

— Прекрасно. Нам нужно лишь подписать кое-какие бумаги, — и Готлиб быстро пошагал по коридору.

— Подождите, а как же мачеха?

— Миссис Поттер уже дала своё согласие.

— Правда? — удивился Бианимас и бросился догонять старика.

Они вошли в архив Отдела тайн, и Готлиб положил перед подростком пустой пергамент.

— Пишите, — приказал он.

— Что писать? — растерялся Бианимас.

— Я, такой-то такой-то, прошу зачислить меня в школу с углубленным изучением чародейства и волшебства… здесь оставите пустое место, потому что название школы хранится в тайне даже от большинства чиновников министерства… с первого ноября 2022 года. Дата, подпись.

— Это всё?

— Да… Написали?

Бианимас протянул Готлибу исписанную бумагу, и тот сразу вложил её в папку и накрепко запечатал заклинанием.

— А когда я туда попаду? — Бианимас вытер о мантию чернильное пятно на пальце.

— Прямо сейчас.

— Сейчас?!

— А чего тянуть? — Готлиб вдруг широко улыбнулся. — Все ваши вещи уже собраны и немедленно прибудут в пункт назначения.

— А туда можно попасть…

— Только через портал, — категорично заявил архивариус. — Это ведь особое место, вы же понимаете, — он заговорщицки понизил голос. — Ну-с, готовы?

— Это так… неожиданно, — парень попробовал пойти на попятный.

-Эх, дорогой мой, — разочарованно покачал головой Готлиб. — Сотни людей, узнай о такой возможности, прыгали бы от счастья, а вы сомневаетесь. Нет, если не хотите, мы можем пригласить кого-нибудь другого.

— Подождите, я хочу, но… мне надо как-то привыкнуть к этой мысли.

— Лорд Волдеморт всегда славился умением быстро принимать правильные решения.

— Хорошо! Я готов.

— Вот и замечательно, — старик с облегчением вздохнул. — Пройдёмте.

Они вошли в запретное хранилище, и взгляд Бианимаса сразу же упал на чёрный камень со спиралевидным узором.

— Прежде чем вы войдёте в портал, вспомните то самое пророчество, с которого и началась история Гарри Поттера. Вы ведь знаете о нём? Особенно последние слова?

— Да, — пожал плечами Бианимас. — «Ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой».

— Совершенно верно.

— И к чему это? Гарри Поттер уже десять лет, как мёртв. Лифт упал, останков не нашли.

— Нет. Гарри Поттер не умер в тот роковой день.

— Не умер?! А где он?!

— Когда-нибудь вы встретите его на своём пути. И не только его, но и мисс Гермиону Грейнджер. Подумайте, что вы тогда сделаете, дорогой Бианимас? Подумайте о вашем отчиме. Хорошенько подумайте…

— Подождите! — запаниковал парень. — Вы что, меня обманули?! Куда вы меня отправляете?!

— Туда, где пророчеству суждено сбыться.

— Стойте! Нет! Я не хочу!!!

Он кинулся на старика, но тот неуловимым движением палочки отбросил подростка к камню. Чёрная спираль засияла ярко-синим огнём и в одно мгновение поглотила Бианимаса, не оставив ни следа.

— То «хочу», то «не хочу». Никакой целеустремлённости! — проворчал Готлиб и, пошатываясь от усталости, вернулся в основной зал архива.

Там он взмахом палочки призвал с самой высокой полки толстую папку с пометкой «СВП», и написал на чистом листе:

«Последнее использование СВП состоялось 31 октября 2022 года, в полном соответствии с планом хронологических перемещений. Исходная цель — исполнение пророчества. Перемещаемый — Бианимас (Томас Марволо Риддл и Гарри Поттер (до усыновления — Гарри Бриджес)). Хранитель СВП Готлиб».

Закончив, архивариус аккуратно вложил пергамент в папку и отправил её обратно на полку. Затем из другой папки — той самой, в которую вложил прошение Бианимаса, вынул бумагу, исписанную рукой подростка.

— Куда же мне тебя отправить? — задумчиво спросил он сам себя. — Дурмстранг? Нет, слишком тесные связи с Хогвартсом, сразу станет известно, что такого студента у них нет. Шармбатон? То же самое… Надо куда-то подальше…

Старик глянул на стену, где висела карта мира с отмеченными на ней магическими поселениями и институтами.

— А что если… на Тибет? Точно! — решил он и вписал туда, где Бианимас оставил пустое место, название «Шамбалар», потом взмахнул палочкой — буквы изменились, и почерк стал одинаковым. — Ну вот, так-то лучше.

В дверь неожиданно постучали — старик испуганно вздрогнул.

— Кто там? — дрожащим голосом спросил он.

— Это Джиневра Поттер, мне сказали, что вы хотели со мной поговорить.

— А, да-да, войдите, вы как раз вовремя.

Не успела женщина войти, как Готлиб лёгким мановением руки наложил на неё «Империо» и подвёл к столу. Сунув в руку Джиневре перо, он приказал:

— Напишите: «Не возражаю». И подпишитесь.

Миссис Поттер сделала всё в точности, и довольный архивариус выпроводил её за дверь. Круто развернувшись так, что взметнулись полы мантии, старик радостно выдохнул, как это делают люди, завершившие трудное, хлопотное дело. Прошение Гарри Поттера, подписанное его мачехой, завтра пойдёт на стол министра, и никто не хватится подростка в ближайшее время, тем более, никто не захочет искать его в тибетской глуши.

Скромный архивариус выполнил свой долг: избавил страну от Волдеморта, ведь никто так не озабочен безопасностью магического сообщества, как этот маленький человек — Хранитель стандартного временного портала, тот, кто управляет временем. Прежний архивариус не слишком ревностно относился к старинным артефактам, он даже позволил отколоть кусок от СВП и перемолоть в песок, из которого потом понаделали дурацких игрушек — так называемых хроноворотов. Хорошо, что их уничтожили, песок тщательно собрали и спрятали. Раньше документы архива находились в довольно-таки удручающем состоянии, а Готлиб, вступив в должность, навёл идеальный порядок, хотя со стороны казалось, что ничего не изменилось. Старик сам решал, когда и кому выдавать нужные сведения из архива, и если знал, что информация не пойдёт на пользу, просто говорил, что бумаги затерялись.

Кроме того, новый хранитель мало кому позволял просто так прикасаться к СВП: этот артефакт призван творить историю, а не исполнять мелкие прихоти жадных, забывчивых или беспечных людишек! Отыскав в глубинах архива летопись СВП, Готлиб узнал, что портал сам определяет кандидата на путешествие во времени, а определив, подаёт знак хранителю — спираль сияет голубым светом. Так случилось с Гарри Поттером, то же — с его пасынком, когда Готлиб первый раз привёл подростка в хранилище. В руках простого архивариуса оказался один из удивительных инструментов влияния на развитие мира. А он — Готлиб научился мастерски его применять.

— Здесь слишком людно, — Бианимас надменно оглядел сидящих за столом римлян. — Давай поговорим в другом месте. — И добавил, обратившись к черноволосому: — Ты знаешь, что делать, Эвмион.

Тот с готовностью отвесил подобострастный поклон.

— Пойдём, Гарри, — и Бианимас величаво вышел на палубу, всём своим видом излучая абсолютную уверенность, что Гарри последует за ним.

Как только они покинули командирскую каюту, Эвмион пригласил внутрь томящихся в ожидании офицеров. Они, в собранном молчании, друг за другом вошли в штаб, и дверь плотно закрылась.

— Предлагаю прогуляться по городу… в последний раз, — сказал Бианимас и протянул Гарри руку.

— Почему в последний? — заволновался Гарри. — Уж не хочешь ли ты его разрушить?

— Это будет зависеть от тебя, — хитро ухмыльнулся Бианимас. — Давай посмотрим на жемчужину Средиземноморья, прежде чем решим, что с ней делать.

Город поразил многолюдьем. Гарри даже подумал, что они находятся не в Сиракузах: шумные грязные улицы полнились радостным гомоном разряженных горожан. Разгорячённые вином и музыкой, люди шли, странно приплясывая и напевая незамысловатую песню. Казалось, они всецело предались бурному веселью, словно пытались заглушить панический страх перед римлянами, противопоставить злому и опасному миру свою расслабленную безучастность.

— Удивительный народ — греки. Даже грядущая гибель не выбьет у них желания радоваться жизни. Что современный человек делает перед смертью? Кается в грехах. А им не в чем каяться. В том, что придуманный богами мир изначально греховен, нет их вины. Скорее, богам надо каяться за то, что поскупились и не одарили людей бессмертием, — задумчиво произнёс Бианимас.

— Просто греки знают, что их всех ждёт лишь унылое существование в Аиде, — заметил Гарри.

— М-м-м, ты знаком с древней мифологией?

— Читал немного.

— Тем лучше. Только взгляни на них… Как дети, правда? Надеются на лучшее, верят в давно ушедших идолов, а ведь жить им осталось всего ничего.

— Что это значит?

— Сегодня ночью город станет моим.

— Так ты, — Гарри заглянул Бианимасу в глаза, — и есть Марцелл?

— Бери выше, — довольно хохотнул тот. — Я — бог. Властитель империи.

Гарри недоверчиво хмыкнул.

— Думаешь, я сошёл с ума? Ты всё так же слеп, Гарри! Пойми, человек, управляющий магией, не должен влачить жалкое существование, подобное тому, что было в нашем с тобой общем прошлом! Мы можем всё! А они — магглы — ничего! Кому многое дано, с того больше спросится. Когда тебя спросят, что ты — человек выдающихся способностей — совершил великого, каков будет твой ответ?

— Я охранял спокойствие моего мира.

— Ха-ха! И твой мир благополучно рухнул. Выходит, ты не сделал ничего.

— Всё ещё можно исправить. Поэтому я здесь.

— Не-ет. Ты здесь только потому, что пошёл вслед за обстоятельствами. А я — обстоятельства формирую. Этот первозданный мир принадлежит мне. Я — его хозяин!

— А по-моему, ты всего лишь самонадеянный юнец.

— Когда-то я им был. В прошлой жизни. И благодарен старику Готлибу за то, что он дал мне возможность вырваться из тисков, в которые загнало себя магическое общество. Десять лет, прожитых в этом архаичном, но свободном от ограничений мире сделали меня другим человеком: я не стану подчиняться чужим правилам, я сам буду их диктовать.

— Риддл? — воскликнул Гарри, поражённый услышанным.

— Я не Риддл. И не Гарри Поттер-младший. Я — Бианимас, у меня две души, и обе живут в полном согласии друг с другом.

— Неужели Лорд Волдеморт позволил кому-то быть равным себе? — насмешливо спросил Гарри.

— Лорд Волдеморт — это моё прошлое. Бианимас — настоящее.

— А мне кажется, что Волдеморт обманывает тебя, мой дорогой пасынок, — твёрдо возразил Гарри. — Когда ты станешь не нужен, он просто тебя убьёт.

Гарри пошагал вперёд, словно потерял интерес к разговору.

— Мне плевать на твоё мнение! — поспешно крикнул ему вслед Бианимас. — Но пророчество должно сбыться!

Гарри обернулся и внимательно взглянул на собеседника.

— Мы ведь не зря встретились сегодня, Гарри, — проговорил Бианимас, медленно подходя ближе. — У нас есть одно незавершённое дельце. Помнишь: «ни один из них не может жить спокойно, пока жив другой?»

— Я не собираюсь сражаться с тобой!

— А придётся! Видишь ли, несколько легионов вот-вот ворвутся в этот прекрасный город. Солдаты оголодали и соскучились по женской плоти. Только я могу сделать так, чтобы Сиракузы не утонули в крови доблестных горожан. А чтобы я захотел их остановить, мне нужно всего ничего — победить тебя. Такая вот незамысловатая комбинация.

— Снова блефуешь? — презрительно усмехнулся Гарри. — Помнится, Риддл делал это мастерски.

— Спасибо за комплимент. Можешь мне не верить. Но, клянусь, римские легионеры камня на камне здесь не оставят, а виноват в этом будешь ты!

Гарри растерянно перевёл взгляд на веселящуюся толпу и вдруг увидел Гермиону. Она стояла на тротуаре, печально рассматривая танцующих людей. Какой-то статный грек увлёк её в гущу этого своеобразного карнавала, и Гарри нахмурился, узнав Марка. Тот широко скалился, не отрывая от Гермионы влюблённых глаз, а она тепло улыбалась в ответ. Гарри подумал, что никогда раньше не видел её такой красивой.

— А вот и твоя подружка, — заметил Бианимас. — Всё так же хороша. Эта женщина может украсить жизнь любого мужчины. Но, похоже, тебя в её списке нет. — Он довольно засмеялся.

Тем временем, разгорячённый Марк схватил Гермиону за талию и вдруг крепко прижал к себе. Глядя, как она тает в крепких объятьях сицилийца, Гарри вскипел.

— На твоём месте я бы его убил, — холодно сказал Бианимас. — Но вам, моралистам, всегда тяжело принимать такие кардинальные решения. Вас гложут сомнения: а будет ли правильно лишать женщину права выбора, достоин ли я её, и другая чушь. Хочешь, я избавлю тебя от сомнений?

— Нет.

— Этот мир должен принадлежать таким как мы, Гарри. Не стоит сдерживать себя — накажи этого маггла. И, кто знает, может быть, тогда ты поймёшь, как надо жить.

— Где и когда? — зло процедил Гарри.

— Что? — не понял Бианимас.

— Назначай время нашей с тобой дуэли.

Тот удовлетворённо покивал и произнёс:

— Встретимся через два часа на Каменистой равнине, к северу от города. Приходи один.

Бианимас аппарировал, а Гарри тяжело поплёлся к дому Гермионы. Встречные прохожие что-то кричали ему на своём языке, но тут же отставали, натыкаясь на мрачный взгляд.

Нужно было спокойно обдумать сложившуюся ситуацию, и Гарри уединился во внутреннем дворике. Неужели он попал сюда лишь для того, чтобы осуществить пророчество? Доколе его будут преследовать призраки прошлого? Никто, конечно, не виноват, кроме него самого. Это он породил Бианимаса, ему и расхлёбывать. Если всё удастся, то город можно будет спасти, значит, Архимед доделает свою машину времени, и Гарри вернётся обратно. А Гермиона, наверное, будет счастлива со своим сицилийцем. По всему выходит, что от сегодняшней дуэли зависит всё. Но, чёрт возьми, ему совсем не хочется сражаться с пасынком, и, тем более, убивать его. Ведь тот — всего лишь зарвавшийся мальчишка, ставший добычей опытного врага, мастера морочить людям головы. Нужно вытащить Бианимаса — что за дурацкое имя — из этой искусно расставленной ловушки, к которой он, Гарри, тоже приложил руку.

Размышления прервал шум и голоса в доме. Гарри прислушался.

— Нет, Марк, уходи.

— Один поцелуй, и я уйду.

Гарри стиснул зубы — только этого не хватало! Гермиона привела Марка, и сейчас они будут ворковать, как парочка голубков. «На твоём месте я бы его убил», — вспомнились слова Бианимаса. Гарри решительно встал и направился в дом.

Марк наседал, Гермиона казалась совсем хрупкой в его могучих руках. Когда Гарри вошёл, она испуганно вздрогнула, а сицилиец схватился за рукоять короткого меча. Неуловимый взмах палочки — и парень отлетел в дальний угол.

— Извини, если помешал, — буркнул Гарри Гермионе, бросив удовлетворённый взгляд на поверженного Марка. — Я больше не буду, — и снова вышел во внутренний дворик.

Выходка была детской, но слушать эти раздражающие вздохи и сладкий шёпот было выше его сил. Гермиона выскочила следом.

— Ох, Гарри, спасибо. Не знаю, что на него нашло. Он никогда таким не был, — осторожно произнесла она.

Гарри презрительно промолчал.

— Я знаю, это звучит неправдоподобно, но между мной и Марком ничего нет и не было. Он возомнил себе, что наши отношения что-то значат, а для меня он всего лишь друг, — поспешила объяснить Гермиона.

— Помнится, я тоже был для тебя просто другом.

— Гарри, как ты можешь сравнивать!

— Ну, уж извини, что я могу сопоставить то, что вижу, с тем, что знаю!

— Да ничего ты не знаешь! — взволнованно прокричала она. — Я всегда любила только тебя. А ты… такой… бестолковый, что никак не можешь это понять! Эти два года я жила только тем, что ждала, когда ты, наконец, придёшь! Но ты пришёл, и опять всё началось заново! Почему ты всегда находишь причины, чтобы меня оттолкнуть?!

— Я не искал причин! Они каким-то образом вылезли сами в лице твоего разлюбезного Марка!

— Я ещё раз повторяю: для меня он просто друг! Но я не могу запретить ему любить меня!

— Не можешь или не хочешь?

— Что?!

— Конечно, как приятно держать мужчину на коротком поводке! Захотела — позвала, захотела — пнула под зад. Прости, но в этой своре мне места нет! — отрезал Гарри и тут же пожалел о своих словах: Гермиона ошеломлённо застыла, прожигая его горячим взглядом, а потом тихо произнесла:

— Вот как?.. Ну что ж, больше ты никогда не услышишь о моей любви, раз она для тебя столь оскорбительна.

— Герм, ты не поняла! — спохватился Гарри.

— Я же не дура. Не надо притворяться! Просто признайся, что не испытываешь ко мне ничего, кроме… физического влечения. Ну, ещё может быть, капельку уважения. И всё!

— Это не так!

— Нет, так! Возможно, ты и прав: меня не за что любить. Да, в конце концов, если чувств нет, им неоткуда взяться. Только я тебя очень прошу… Будь со мной честен, а главное — не обманывай себя.

С этими словами она ушла обратно в дом. Гарри бросился следом с намерением оправдаться и встретился лицом к лицу с Марком. Тот с отчаянной смелостью преградил путь, а когда разозлённый Гарри вынул палочку, быстро пробормотал:

— Не знаю, что ты задумал, но я тебя остановлю.

Гермиона скрылась в другой комнате, и Гарри закричал:

— Герм, я сейчас разберусь с этим бедолагой, а потом мы поговорим!

— Нам не о чем говорить! — раздалось оттуда.

— Ты слышал? Вам не о чем говорить, — самодовольно сказал Марк.

— Как спина? Не болит? — с мнимым сочувствием спросил Гарри, глядя на высоченного сицилийца снизу вверх.

— Нет, — удивился тот.

— Сейчас заболит, — пообещал Гарри и наслал на него Ступефай.

Марк, утробно ухнув, ударился спиной о стену и сполз на пол.

— Друг, значит, — с угрозой процедил Гарри и решительно направился к Гермионе.

— Не стыдно? — язвительно спросила она, прижав руки к груди, словно защищаясь. — Может быть, ещё Круцио на нём испытаешь?

— Нет, не стыдно — это была самооборона, — несколько неуверенно ответил Гарри. — А вообще, ты сама виновата — нечего было натравливать его на меня.

— Что тебе нужно?

— Мне нужна ты, — Гарри подошёл ближе.

— Зачем? — она отступила на шаг.

— Не знаю. Просто нужна и всё. И без всяких «друзей», — Гарри взял её за плечи. — Как ты говорила — не за что любить? Теперь я точно знаю, за что тебя любить, — он крепко прижал Гермиону к себе.

— За что? — выдохнула она.

— За то, что ты такая вредная и противная.

Гермиона попыталась возмутиться, но слова утонули в поцелуе.

* * *

Архимед ликовал. Тщательные расчёты, долгое ожидание, череда экспериментов — всё это вот-вот должно было прийти к завершению, чтобы дать полноценный результат. Точка будет поставлена сегодня или никогда. Даже если окажется, что идея провальная, ему уже нечего терять — жизнь свою он прожил, а служить Риму — хуже, чем смерть. Люди Марцелла приходили и сулили горы золота только за то, чтобы взглянуть на чертежи, обещали обеспечить спокойную старость, лишь бы работал на них. Они так и не поняли, что Архимед — человек другого, бескомпромиссного времени, в которое стоит вернуться и возможно, что-то изменить. Создать свой мир, в котором «Эврика!» будет звучать громче, чем бряцанье мечей. И пусть этот мир просуществует недолго, скорее всего, так и будет, ибо в человеческой природе звериного больше, чем высокого. Всё равно, попытаться стоит. Возможно, боги смилуются и, пусть даже ради забавы, позволят простому смертному основать в общем временном потоке новое течение. Хоть так, он на всё согласен.

А напоследок Архимед сделает красивый ход, чтобы римляне навсегда запомнили: любая военщина меркнет перед сиянием разума.

* * *

— Я должен идти, — прошептал Гарри.

— Куда? — растерянно спросила Гермиона.

— Потом объясню. Всё будет хорошо.

— Когда ты так говоришь, значит, дела совсем плохи.

Гарри не ответил, лишь снова приник к припухшим от поцелуев губам. Слишком сладким и податливым, чтобы от них оторваться. Хотелось раствориться в дыхании Гермионы, пить эту льющуюся через край нежность и отдавать ей свою страсть, чувствовать, как под сумасшедшим напором сминаются все барьеры, отделяющие их друг от друга. Он будто заново узнавал Гермиону, с изумлением отмечая, что она — прекрасная, любящая, невыразимо притягательная женщина, а он — глупец, который до этих самых пор не мог этого осознать.

Гарри стиснул Гермиону в объятиях и резко отпустил.

— Я скоро вернусь, и ты никуда от меня не денешься, — пообещал он, едва уняв тяжёлое дыхание.

— Я и не собиралась. Так куда ты идёшь? — Гермиона с улыбкой обвила руками его шею.

— Здесь недалеко. Надо завершить одно дело, — он жадно поцеловал её и мягко отодвинулся. — Если меня не будет в течение часа, забирай Архимеда и беги из города. Обязательно!

— Гарри! Что случилось?!

— Ничего. Это личное, — пробормотал он и, кивнув на прощание, мгновенно аппарировал.

— Гарри! — крикнула ему вслед Гермиона. — Как же мне это надоело!

Она возмущённо всплеснула руками и тут услышала тихий стон: оказывается, Марк, поражённый заклинанием, всё это время лежал на полу, а теперь зашевелился и открыл глаза. Гермиона помогла ему сесть на скамью.

— Вот куда он мог отправиться? — сама себя спросила она.

— Твой Гарри — предатель, — тихо ответил Марк. — Я видел его сегодня в городе в компании римского центуриона, они о чем-то договаривались.

— С чего ты взял, что тот — центурион?

— Встречался с ним в Энне, — с неожиданной злостью ответил он. — Сегодня он вырядился, как грек, но я эту ненавистную рожу никогда не забуду — его солдаты убивали женщин и детей. И мою семью! Пока я защищал городские стены, они каким-то чудом прорвали оборону на западной стороне и набросились на мирных жителей, как стервятники. Когда я подоспел, все мои были уже мертвы, даже младшая сестра, а ей и года не было! — Марк застонал, как от внезапной боли. — И тогда я бросился на римлян. Хотел убить их всех! Клянусь, я бы это сделал! Но центурион посмеялся и что-то сотворил со мной. Я очнулся уже в плену. А ночью, когда пьяные римляне валялись прямо на земле, — сбежал, напоследок перерезав кое-кому горло.

— Что этот центурион сделал с тобой? Ты помнишь?

— Не особо. Только свет вдруг померк, я как будто оглох и перестал понимать, что происходит.

— Конфундус, — догадалась Гермиона.

— Что? — не понял Марк.

— Ничего, — отмахнулась она. — А о чём они договаривались сегодня?

— Не знаю. Может быть, о том, как сдать город?

— Н-нет. Только не это, — Гермиона с сомнением покачала головой. — Где же ты, Гарри?

— Я знаю одно — надо предупредить всех, — твёрдо заявил Марк и, пошатываясь, вышел из дома.

Гермиона задумчиво постояла и, приняв решение, отправилась к Архимеду.

— Смерть, как всё отвратительное, всегда и манит и отталкивает одновременно. И, как всё неизбежное, вызывает и мистический трепет, и желание подразнить. Бросающие вызов смерти обретают славу храбрецов, но, в итоге, все понимают, кто получит приз в этой беспроигрышной игре. Однако и корявую можно обмануть.

— Да, повелитель, — Эвмион уже привык к тому, что Юпитер перед важными сражениями рассуждает на тему смерти. Хотя уж кому-кому, а богу думать о ней не имело смысла. Но не дело жреца вникать в высшие замыслы, надо исполнять божественную волю.

— Только я знаю, как это сделать. Только Я!

Эвмион не знал, как отреагировать на последнее высказывание, и лишь низко склонился перед Бианимасом.

Накануне битвы тот накачивал себя решимостью, словно борец перед поединком. Иногда это походило на мальчишеское хвастовство. Но об этом Эвмион тоже старался не думать, и, тем более, не высказывать свои мысли вслух.

— А теперь я хочу её.

— Кого, мой повелитель? — оживился жрец.

— Её!

— Победу?

— Победа у меня в кармане, глупец! Отыщи мне женщину по имени Гермиона. Мигом!

Бианимас стремительно взмахнул рукой, и Эвмион охнуть не успел, как обратился в ворона.

— Найдёшь её и тотчас ко мне! — приказал Бианимас.

* * *

Гермиона, лишь взглянув в лихорадочно блестевшие глаза Архимеда, сразу поняла, что он готовится к чему-то грандиозному. Видимо, учёный тоже предчувствовал скорое вторжение римлян, и, словно маньяк, носился по своему источающему миазмы пустырю, от котла к котлу, проделывая замысловатые манипуляции. Гермиона решила подождать. Отойдя на расстояние, достаточное, чтобы держать Архимеда в поле зрения и не ощущать тошнотворный запах, она в задумчивости опустилась на камень. В одиночестве и бездействии вновь навалилась тяжким грузом безумная тревога за будущее, за город, за Гарри… И будто отозвалась в тоскливом крике одиноко кружащего над головой ворона. Она прекрасно представляла, что будет с Сиракузами в самые ближайшие часы: как прорвутся сквозь крепкие стены измученные долгим ожиданием солдаты, легко сокрушат защитников, а потом примутся за мирных жителей. Эта картина пригрезилась так отчётливо, что казалось, совсем рядом слышатся отчаянные крики и убийственный лязг железа. На глаза навернулись слезы, а к горлу подступил судорожный комок. Нет! Этого нельзя допустить! Она обязана что-то сделать, пусть даже ценой своего будущего! Спасти того, кого ещё можно.

Размышления прервал хлопок аппарации. «Гарри!» обрадовалась Гермиона, но тут же поняла, что ошиблась: перед ней стоял статный незнакомец в римских доспехах.

— Ну, вот мы и встретились, моя отважная оппонентка, — неторопливо проговорил он, разглядывая Гермиону, словно долгожданный приз.

— Кто вы?

— Я тот, у кого ты украла победу. Если бы не твоё вмешательство, сиракузская жемчужина уже бы давно украшала мою корону. Посмев выступить против Рима, моего Рима, ты совершила очень большую глупость, за которую последует неотвратимое наказание.

Одним мановением руки он отобрал её волшебную палочку. Гермиона от неожиданности растерялась, и вдруг тело пронзила невыносимая боль.

«О боже, это Круцио!» — промелькнула мысль, а затем сознание затуманилось. Словно сквозь тёмное марево Гермиона видела, что римлянин хищно скалит зубы, наблюдая, как она корчится у его ног.

«Когда же, когда закончится этот кошмар?!» — мысленно вопила она и, не выдержав, протяжно застонала. Боль внезапно прекратилась. Гермиону грубо схватили за плечо и поставили на ноги.

— Ах, какое сладкое ощущение — слышать стоны поверженного врага и жалобные просьбы о пощаде.

— Я не буду тебя ни о чём просить, — хрипло проговорила Гермиона, глядя ему в глаза.

— Не зарекайся, дорогая. Я ведь могу отдать тебя своим солдатам. Уверен, они получат незабываемое наслаждение.

С этими словами незнакомец резко прижал её к себе и аппарировал.

* * *

Палящее солнце прихотью времен иссушило когда-то простиравшееся здесь соленое озеро, и теперь каменистая равнина расстилалась покрытым слоем извести пустырем.

Гарри прошёлся по белесой бесплодной земле и по неистребимой аврорской привычке высчитал расстояние до ближайших препятствий: до крупного валуна — примерно десять шагов, до каменной ограды — около тридцати. Всегда следует быть начеку, тем более в незнакомом месте. Однако его не покидало едва уловимое предчувствие опасности, нечто странное, идущее из глубины подсознания предупреждало — ему здесь быть не следовало. Гарри настороженно огляделся, и, не заметив никакого намёка на чужое присутствие, мысленно убедил себя, что волнения напрасны, затем перепрыгнул через низкую каменную ограду, выстроенную каким-то трудолюбивым земледельцем, опустился на землю и стал ждать.

* * *

Эвмион никогда не видел повелителя в таком исступлении. Тот ворвался в каюту и швырнул на пол ту самую женщину, которую жрец несколько минут назад отыскал в городе. Хозяин, не говоря ни слова, вытолкнул Эвмиона за дверь и с грохотом закрыл её. Жреца передёрнуло от взгляда Бианимаса, в тот миг он готов был поклясться, что из глаз бога полыхнул огонь из мрачных подземелий Гадеса.

Сколько бы жрец ни прислушивался к тому, что творилось по ту сторону двери, ничего не мог разобрать: повелитель весьма строго хранил от слуги свои секреты.

— Я был в двух шагах от мечты, а ты всё испортила! Никакая боль не сможет смыть твою вину! — громовым басом рыкнул римлянин.

Гермиона в панике отодвинулась в угол.

— Я бы давно разделался с тобой! Но ждал, когда же ты принесёшь мне на блюде кое-что получше, чем этот городишко — Гарри Поттера!

— Кто ты? — выдавила из себя Гермиона.

Римлянин лишь усмехнулся.

— Ну, а теперь, когда всё кончено, я смогу насладиться своей окончательной победой.

— Кончено?! Где Гарри?! Что с ним?! — в отчаянии воскликнула она.

— «Где Гарри?» — передразнил римлянин. — А тебя не волнует собственная судьба? Ну конечно, Гарри — твоя единственная любовь! Где же ты? Приди, спаси свою Гермиону! — он саркастически рассмеялся. — Гарри не придёт, дурочка. Его больше нет… А я — есть.

С этими словами он схватил Гермиону и рванул на ней хитон.

— Я хочу, чтобы ты умоляла, — с холодной злобой процедил Бианимас. — И тогда, может быть, ты умрёшь быстро.

— Нет, — прошептала она сквозь слёзы. — Этого не может быть.

— Хватит думать о нём! — вскипел Бианимас, с силой толкнув Гермиону к стене. — Бойся за себя!

Гермиона ударилась спиной и затылком, а потом мощная ладонь римлянина стиснула лицо так, что выступили слёзы. Он придавил её к стене, и от этого бешеного натиска, холода больно впившихся в тело доспехов, она начала задыхаться. Не выпуская Гермионы, римлянин завозился со своей одеждой…

— Моя добыча, — услышала она его возбуждённый голос, похожий на рычание зверя, прежде чем потеряла сознание.

* * *

Марк прибежал на акрополь в разгар празднества.

— Предательство! — закричал он что есть сил. Его вопль сначала потонул в радостном гомоне горожан, но через несколько мгновений отрезвил, как будто опьянение праздником было мнимым, и на самом деле каждый из них подспудно ожидал чего-то подобного.

— Чужеземец сговорился с римлянами. Скоро они будут здесь!

— Какой чужеземец? — в недоумении спросили из толпы.

— Человек с зелёными глазами и со шрамом на лбу! Я знаю, что он разговаривал с римским центурионом. Грязное предательство погубит Сиракузы!

Марк пользовался в городе большим авторитетом и доверием, поэтому никто не усомнился в его правдивости.

— Я видел того чужеземца! — крикнул кто-то. — Он шёл к Мёртвой долине!

— Наверное, чтобы там продать наш город Риму! — громогласно предположил Марк.

Толпа возмущённо забурлила.

— Надо его остановить, — из толпы выступил один из архонтов и стал распоряжаться: — Марк! — Тот с готовностью кивнул. — Бери своих солдат и излови предателя.

Сицилиец только этого и ждал. Чёткими командами он призвал стоявшую наготове гвардию и, встав во главе отряда, решительно направился к северным воротам. За ними побежали зеваки, сопровождая шествие напутственными криками, в которых угрозы в адрес вероломного чужака перемежались хвалебными речами бдительному Марку. А самые сообразительные горожане поспешили спасти свои семьи от возможного скорого вторжения римлян.

* * *

Хлёсткая пощёчина вывела из забытья. Тело болезненно ныло. Гермиона упала на пол и, как только смогла сфокусировать взгляд, увидела ноги римлянина в роскошных сандалиях с золотыми пряжками.

— Хочешь узнать, что стало с твоим дружком? — раздался звук наливаемого в кубок вина — видимо, её мучитель решил промочить горло. — Я покажу тебе.

Гермиону охватило внезапное ощущение чужого вторжения в сознание. А потом она совершенно отчётливо увидела Гарри. Он лежал на вымощенной камнем городской площади. Руки и ноги были отделены от тела, за ними тянулся бордовый след со сгустками запёкшейся крови. В груди зияла чёрная рана. И вдруг Гермиона неожиданно поняла, что Гарри ещё жив: дрогнули, скривившись в предсмертной судороге, губы, а в широко распахнутых глазах застыла отчаянная тоска, вдруг сменившаяся равнодушием смерти. Гермиона явственно ощутила, как душа Гарри покидает истерзанное тело, почувствовала едва уловимое прикосновение руки и прошелестевший шёпот: «Прощай…»

— Нет! — выкрикнула она, задыхаясь от слёз.

— Он плакал, как последний трус, — презрительно сказал римлянин. — Оказывается, лишённый магической силы, твой Гарри растерял и свою легендарную доблесть.

— Ты лжёшь! — вдруг прорычала Гермиона.

Римлянин медленно склонился над ней и схватил за горло.

— Мне бы следовало убить тебя прямо сейчас. Но ты подарила мне несколько приятных минут, поэтому заслуживаешь того, чтобы знать всё.

* * *

Гарри услышал голоса и ритмичные шаги приближающейся группы людей. Он выглянул из-за своего укрытия и заметил вооружённый отряд греческой гвардии во главе с Марком. Присутствие магглов не входило в планы Гарри. Скоро здесь появится Бианимас, и совсем не дело, если кто-то посторонний пострадает во время их поединка. Гарри решил наложить на Марка Империус. Давно бы следовало это сделать, но до сих пор сицилиец счастливо избегал этой участи. А сейчас — самое время. Гарри взмахнул палочкой и вдруг понял, что ничего не произошло: не было обычного отклика от всегда надёжного орудия. Палочка словно умерла. Не веря, он попробовал приподнять камушек «Вингардиум Левиосой», но с изумлением понял, что в его руках нет больше магии.

— Чужеземец! — радостно завопил кто-то из греков, заметив Гарри. — Вот он!

Солдаты окружили стоявшего в полной растерянности Гарри. Немое удивление в его глазах позабавило гвардейцев. Лишь Марк мрачно оглядел соперника, приказал связать его и отвести в город.

* * *

Эвмион осторожно постучал в дверь и тихо позвал: «Повелитель!». Раньше он никогда не позволял себе таких вольностей, но ситуация была совершенно невероятной.

— Повелитель, — повторил он, одновременно ожидая и боясь ответа.

Дверь стремительно распахнулась, чуть не снеся жрецу нос.

Юпитер в ярости вскинул руку, и Эвмиона будто схватили за горло невидимые тиски. Он захрипел и упал на колени. Бианимас, выплеснув гнев, наконец, отпустил жреца и прошипел:

— Что тебе надо, червяк?

— Солдаты… Они у стен Сиракуз…

— Что?! Почему город до сих пор не взят?!

— Они н-не могут, — заикаясь, пробормотал жрец.

— Чего не могут?!

— Войти в город. Они словно обезумели. Каждый из них… Им вдруг всем с-срочно понадобилось куда-то уйти. А один легион п-просто сел на корабль и уплыл.

После этих слов жрец пал ниц, ожидая неминуемой кары, но услышал лишь хлопок, а когда решился поднять глаза на повелителя, то увидел пустой дверной проём. Вздохнув с облегчением, он поднялся и вдруг наткнулся взглядом на обнажённую женщину, лежавшую на полу.

В юности Эвмион занимался целительством. Он мог бы стать неплохим врачом, но карьера жреца тогда казалась предпочтительнее. Если бы он знал, чем она в итоге завершится!

Женщина едва дышала, хотя кроме синяков, на теле не было видимых повреждений. Преодолевая стыдливость, жрец ощупал несчастную и пришёл к выводу, что физически она вполне здорова, но выглядит крайне измождённой, словно пережила огромное потрясение. Отыскав в сундуке простую хламиду, он прикрыл ею женщину и осторожно похлопал по бледным щекам.

Потрескавшиеся губы слегка приоткрылись, женщина что-то еле слышно прошептала. Жрец, сколько ни прислушивался, сумел различить лишь: «а-а-ри».

Эвмион поднёс к её губам кубок с вином. Женщина, едва сглотнув, вновь погрузилась в забытье…

* * *

Бианимас был в ярости. Римские легионеры в панике убегали от стен осаждаемого города, лишь самые мужественные нерешительно стояли, не понимая, что же отвращает их от такой желанной добычи. Одного взгляда хватило, чтобы догадаться — такая дезориентация проверенного в боях воинства была вызвана сильнейшими магглооталкивающими чарами!

— Чёртов Поттер! Зря времени не терял! — зло пробормотал Бианимас, делая взмах палочкой.

Однако волшебство оказалось слишком сильным. Потратив немало времени, Бианимас понял, что снять чары не удастся. На это способен лишь тот, кто наложил заклятие.

Выругавшись, Бианимас отправился в то место, которого боялся больше всего на свете — в Мёртвую долину.

Впервые Бианимас оказался здесь несколько лет назад, когда исследовал свои будущие владения. Северные ворота Сиракуз выходили прямо на каменистую равнину, и он решил прогуляться среди белесых валунов. Но прогулка обернулась трагедией: сначала обострённые постоянным одиночеством чувства уловили неведомую опасность, которой, казалось, был пропитан здешний воздух; затем пришла слабость. Бианимас упал, обливаясь холодным потом, и ощутил, как что-то неодолимое высасывает из него все силы. В панике он поспешил покинуть это странное место, но аппарировать не удалось, и даже простейшее колдовство не вызвало отклика в волшебной палочке. Тогда пришлось ползти. Эти несколько ярдов были самым трудным испытанием в его жизни. Преодолев границу безжизненной извести и плодородной земли, перекатившись на едва пробивающуюся сквозь почву вялую траву, Бианимас, наконец, позволил себе всхлипнуть. Съёжившись, он тихо плакал от обиды и несправедливости: всё кончено, его магия иссякла под воздействием чьей-то злой воли. Но тот, другой вдруг привёл его в чувство:

«Перестань скулить, мальчишка. Всему на свете есть объяснение. Вероятно, это место поглощает магию. Уверен, силы к тебе вернутся, нужно лишь подождать».

Магия вернулась через несколько дней томительного и нетерпеливого ожидания. Бианимас чуть не умер от голода, промышляя воровством и униженно избегая людей, словно самый никчёмный и всеми гонимый маггл. И тогда он поклялся, что никогда больше не ступит на мёртвую солёную поверхность белой долины; однако решил, что страшное и необъяснимое воздействие этой загадочной земли станет частью его мести Гарри Поттеру. Отправив туда заклятого врага, Бианимас вернулся в город и внушил нужные мысли глупому здоровяку магглу, влюблённому в Гермиону. Теперь, чтобы полностью завладеть этим миром, оставалось лишь ждать, когда жители Сиракуз сами расправятся с Гарри Поттером раз и навсегда.

Он всё рассчитал, но не предвидел лишь одного: что магглотталкивающие чары Поттера окажутся такими сильными.

Бианимас аппарировал к северным воротам, не решаясь подобраться ближе к Мёртвой долине. Издалека он увидел, как греки во главе с Марком повели в город связанного Гарри. Узкие ворота, скорее напоминающие каменную калитку, закрылись. Значит, на них магглооталкивающие чары не действуют. Можно незаметно, лучше всего под покровом ночной тьмы, провести небольшой отряд через этот проход и вырезать охрану, а затем начать вторжение. Победа чуть-чуть отодвигается во времени, но она — неизбежна!

Бианимас самодовольно усмехнулся — всё решится через несколько часов. Он, наконец, вступит в город и оросит его стены кровью непокорных сицилийцев. А заодно насладится картиной гибели своего давнего врага.

* * *

Марк был воодушевлён — проклятый чужеземец наконец-то в его руках. Слегка удивило, что тот не оказал никакого сопротивления, но, в конце концов, Марку нет дела до того, что чувствует соперник. По дороге пленника едва спасли от расправы разъярённых горожан и с большим трудом довели до агоры, где проводились собрания.

Архонты учинили допрос, Марк вызвался быть переводчиком. Но на все вопросы пленник твердил лишь одно: городу осталось жить несколько часов, необходимо срочно принять меры по спасению жителей, лучше всего — сдаться прямо сейчас. Эти слова лишь раззадорили городской совет, и был вынесен приговор: пленника четвертовать на рассвете.

— Марк! — выкрикнул Гарри в отчаянии. — Передай Гермионе, пусть бежит из Сиракуз. И спаси, кого ещё можно!

Сицилиец нервно дёрнулся, услышав имя любимой женщины из уст соперника, и злобно нахмурился. Он сумеет защитить свою богиню от кого бы то ни было, надо будет — отдаст за неё свою жизнь, и не нуждается ни в чьих советах.

Гарри увели в подземную темницу, где ему предстояло провести последнюю ночь в ожидании казни.

Марк же отправился к Гермионе с новостями о том, кем оказался её любовник. Однако дом был пуст. Бросившись на поиски, Марк обошёл весь город, выспрашивая прохожих, не видел ли кто-нибудь Гермиону, но безрезультатно. И тогда он решил спросить у того единственного, кто мог бы знать о её вероятном местонахождении.

Сгущались сумерки, когда Марк вошёл в городскую тюрьму, чтобы побеседовать с узником.

Гарри встретил его вопросом:

— Ты предупредил её?

— Нет, — мрачно ответил Марк. — Я не знаю, где она. Хотел спросить у тебя.

— К Архимеду ходил?

— Там её нет. Он, кстати, тоже исчез.

— Возможно, ещё не всё потеряно, — задумчиво произнёс Гарри. Мысль о том, что Гермиона вместе с Архимедом покинула Сиракузы, принесла облегчение.

— Конечно, не всё. Мой меч всегда при мне, и я спасу её, чего бы мне это не стоило.

— Глупец, — усмехнулся Гарри. — Далеко не всё в мире можно решить одной лишь доблестью.

— Не всё. Кто-то добивается своего гнусным коварством, — Марк презрительно сплюнул.

Гарри не ответил на выпад — ему было всё равно, что думает этот маггл. Однако кое в чём тот мог быть полезен.

— Расскажи мне о каменистой равнине к северу от города.

— С чего бы мне беседовать с тобой? — презрительно бросил Марк.

— Мне ведь завтра умирать. Ты же не откажешь в последней просьбе. А я объясню, где искать Гермиону.

Марк поморщился: предатель всегда остаётся предателем, даже если речь идёт о любимой женщине.

— Её называют Мёртвой долиной. Говорят, она защищает от злых духов, посягающих на Сиракузы; а белая — оттого, что на ней лежат кости наших врагов.

— Скажи, что ты чувствуешь, когда ходишь по ней?

— Радость! — с вызовом ответил Марк. — Потому что под ногами хрустят останки таких как ты.

Гарри усмехнулся, покачав головой.

— Так где мне искать Гермиону? — раздражённо спросил сицилиец.

— Можешь забыть о ней, — ответил Гарри, и в его голосе не было торжества, лишь усталость. — И мне, наверное, тоже следует забыть.

— Завтра ты умрёшь, — зловеще напомнил Марк. — Советую помолиться своему богу, если он у тебя есть.

* * *

Бианимас вернулся на корабль и передал своё решение Марцеллу: необходимо выслать диверсионный отряд для проникновения в осаждаемый город через северные ворота. Марцелл безропотно кивнул и отправился исполнять указание. Бианимас вернулся в свою каюту.

Гермиона, заботливо укрытая хламидой, лежала на широкой скамье, служившей постелью. Бианимас, бросив на женщину мимолётный взгляд, подумал, что, возможно, стоит оставить её в живых, — мало ли как обернётся жизнь, а толковые помощники ему пригодятся. Но вначале следует убедиться, действительно ли Гарри Поттер мёртв, если же нет, то необходимо поторопить события.

Глубокой ночью передовой отряд римлян, незаметно обойдя городскую стену и убирая часовых, внезапно возник перед северными воротами. Небеса, казалось, благоволили Риму — в кромешной тьме никто из охранников городских стен ничего не заметил. Молниеносно вырезав привратников, так, что те не успели издать ни звука, диверсанты проникли в город. Вслед за первым отрядом подошли основные силы. Передвигались в полном молчании, обмотав тряпками мечи, чтобы не бряцали при ходьбе. К рассвету у северной части города стояли пять центурий.

* * *

Рано утром Гарри вывели на агору, где была выстроена плаха. Несмотря на серьёзность намерений пришедших посмотреть на казнь греков, Гарри никак не хотел верить, что наступил его последний час. Подспудное чувство нереальности происходящего будто нашёптывало, что он здесь — лишь зритель. Однако когда его вывели на едва освещённый рассветными лучами эшафот, Гарри вдруг осознал, что всё серьёзно.

«Нет! — твёрдо сказал он себе. — Мне ещё рановато умирать!»

Случилась странная метаморфоза: когда его пытались привязать верёвками к четвертовальному колесу, в голове снова и снова звучало упрямое «нет!», и… верёвки неожиданно рассыпались прямо в руках у палачей.

«Нет!» — снова мысленно выкрикнул Гарри, и два бугая, державшие его за руки, внезапно отпрянули, скорчившись от боли, словно их обожгло огнём. Палач, занёсший было над ним секиру, испуганно бросился бежать. Тогда Гарри, движимый наитием, вознёс руки к небу, и от его ладоней пошли красные искры. Магия вернулась с удесятерённой силой! Зеваки в благоговейном ужасе отступили назад, а затем, кто-то бросился наутёк, кто-то пал на колени. В этой молчаливой толпе лишь один человек стоял, не шелохнувшись, — это был Марк. Он вынул меч из ножен и решительно двинулся на Гарри со словами:

— Умри, предатель!

— Ты выбрал не того врага, Марк, — хладнокровно сказал Гарри и взглядом указал ему за спину.

Сицилиец резко обернулся и поражённо застыл: перед ним стоял тот самый ненавистный центурион, в руке он держал тонкий кожаный ремень, другой конец которого был обвязан вокруг шеи его любимой. Гермиона стояла безучастно, словно на самом деле была где-то далеко, а здесь лишь присутствовала её земная оболочка.

— Моя богиня! — с нежностью и страхом прошептал Марк, протягивая к ней руку.

Она странно, по-кукольному повернула голову на знакомый голос, будто услышанный издалека, и слабо улыбнулась.

— Что ты с ней сделал?! — в отчаянии выкрикнул Марк и бросился на Бианимаса с мечом.

Тот молниеносно взмахнул палочкой, и зелёный луч сразил сицилийца.

— Ты убил его! — изумлённо крикнул Гарри.

— Многие умрут сегодня, — удовлетворённо предрёк Бианимас. — Даже ты.

— Отпусти Гермиону!

— Не могу, — он покачал головой. — Она мне самому нужна.

Вдруг раздались истошные крики:

— Римляне в городе! Римляне! Спасайтесь!!!

Поднялась паника. Люди выбегали из домов, кто-то на ходу надевал доспехи и обнажал мечи. Словно всполохи огня тут и там мелькали красные плащи римских легионеров, над агорой разнеслись вопли, лязг орудий и детский плач.

— Город пал, Гарри. И никто ему не помог, — усмехнулся Бианимас.

— Зачем нужно это кровопролитие? Прикажи солдатам пощадить жителей!

— И что же я получу взамен?

— Давай решим наш спор здесь и сейчас. Победитель получит всё.

— Как скажешь. Всё всегда выходит по-моему, да, Гарри? — Бианимас довольно осклабился. — Так было и будет, — добавил он жёстко, выверенным движением отбросил плащ и вынул волшебную палочку, всё ещё держа свою пленницу на привязи.

— Отпусти Гермиону!

— Э-э, нет. Она — моя единственная гарантия.

— Неужели боишься меня? — Гарри нацелил на противника свою палочку.

— Я просто очень предусмотрительный, — Бианимас рывком притянул к себе Гермиону.

— И поэтому отправил меня в Мёртвую долину? Знал, что она вытягивает из волшебника магию? — Гарри стал медленно наступать.

— Отлично было придумано, да?

— Наверное, — Гарри шагнул чуть в сторону, примериваясь к выпаду. — Только ты просчитался: Мёртвая долина страшна лишь для врагов Сиракуз, но помогает его защитникам.

— Что за бред? — в глазах Бианимаса промелькнула озадаченность.

— Она и сейчас помогает мне. Посмотри, сколько во мне магии, — Гарри взмахнул рукой, и ремень, душивший Гермиону, исчез, она обессилено упала. — У тебя нет шансов против меня, — последнюю фразу Гарри сказал тихо, но с такой убеждённостью в голосе, что противник растерянно застыл.

И тогда Гарри осторожно, словно боясь спугнуть удачу, шагнул ему навстречу.

— Всё это — блеф! — вдруг взорвался Бианимас. — Очередная байка в стиле Дамблдора! Ты не можешь быть сильнее меня!

— Ярость делает тебя уязвимым, Волдеморт, — Гарри подходил всё ближе. — Ты никогда не мог убить меня, не сможешь и сейчас.

— Посмотрим, — прохрипел Бианимас, от его палочки отделился поток зелёного пламени и направился на Гарри.

«Протего!» — мысленно воскликнул Гарри, и… смертельный огонь вернулся обратно.

Бианимас с ужасом смотрел, как его палочка поглощает заклинание.

— Мы не можем убить друг друга — между нами существует родственная связь, и… защита Лили Поттер, — объяснил Гарри с улыбкой.

— Не можем? — прошептал Бианимас, всё ещё рассматривая свою палочку.

— Но ты должен позволить мне избавить тебя от осколка души Волдеморта. Он уничтожает тебя.

— С чего ты взял, что я в этом нуждаюсь? С чего ты взял, что мне это надо?!

— С того, что ты мнишь себя не тем, кто ты есть на самом деле, — спокойно ответил Гарри.

— Только не надо лезть в душу! О чём ты думал, когда вложил в мою голову это?! — Бианимас коснулся своего шрама. — А теперь, через столько лет ты приходишь и говоришь, что надо от него избавиться! Поздно! Мы с ним — одно целое! И я ненавижу тебя, Гарри Поттер, так же, как ненавидит он!

Бианимас взмахнул палочкой, но направил её не на Гарри, а на лежавшую у его ног Гермиону. Гарри поспешил отразить заклятье, и в этот момент произошло невероятное: город огласили звуки мощного взрыва, которые, казалось, перевернули небо и землю, а потом Гарри испытал дежавю. Всё вокруг — стены, площадь, люди — закрутились в гигантскую воронку и с грохотом и свистом стали ускользать прочь. Вот в хаосе других метавшихся от страха тел промелькнул Бианимас, Гарри заметил искажённое ненавистью лицо, руку, всё ещё сжимавшую палочку, и зелёное пламя, летящее на Гермиону. Последнее, что запомнилось — это то, как он прикрыл её собой…

* * *

Архимед закончил расчерчивать круги — все приготовления завершены, осталось лишь зажечь последнюю искру. Он достал из-за пазухи заветный мешочек с горючей солью и стал высыпать на землю тонкой струйкой, как вдруг появился римлянин.

— Эй, ты! — властно позвал пришелец. — Что ты там прячешь? Золото? А ну, давай сюда!

— Сейчас ты всё получишь, — прошептал учёный себе под нос. — И вы все.

— Чего бормочешь? — римлянин вынул меч.

— Не наступай на круг, — слабым голосом ответил ему старик, указав дрожащей рукой.

— Ещё чего! Хочу и наступаю! Это теперь нашенская земля! А ну давай, что у тебя там!

Архимед усмехнулся — римские наёмники никогда не отличались ни умом, ни образованностью.

— Как скажешь, — он вынул огниво и изо всех своих старческих сил ударил по нему железным прутом. Вылетевшие из-под удара жёлтые искры воспламенили полоску соли, и огненная змейка поползла к расчерченным на земле чёрным кругам. Римлянин изумлённо уставился на надвигающийся забавный огонёк, глянул на старика — тот с ухмылкой спрятался в вырытую в земле яму. Легионер успел подумать, что старик, наверняка, приготовил её заранее, но тут огонёк коснулся границы круга, и земля разверзлась, словно царь преисподней нашёл здесь выход наружу. Римлянин почувствовал страшный удар, его разорвало пополам, и мир окрасился багровым.

Полёт длился бесконечно долго. Никогда ещё путь до Сиракуз не занимал столько времени и не требовал стольких усилий. Эвмион выдохся и подумал, как было бы здорово сложить крылья и упасть в море, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. Он верой и правдой служил своему богу, но в последнее время служба стала в тягость: слишком многого требовал повелитель и слишком мало отдавал взамен.

Вот наконец и городские стены. Эвмион, устало взмахнув крылами, сделал последний рывок и опустился на сторожевую башенку. Отдохнув, он вгляделся в перспективу городских укреплений и ошеломлённо отступил назад: архимедовых машин и след простыл, стены поражали гладкостью, словно не было никакого штурма, не так давно оставившего в них внушительные выщербины. Изумление придало сил, и ворон спланировал вниз.

Город был прекрасен. Ни следа запустения или отчаяния – яркий, цветущий мегаполис. К западу от центра велось строительство дворца, у акрополя весело и шумно бил давно угасший родник. Хорошо одетые, благополучные люди, кто праздно и весело, кто сосредоточенно и уверенно, шли по улицам, приветливо здороваясь и болтая о повседневных заботах. Эвмион опустился на крышу и совершенно по-человечески помотал головой, чтобы разогнать наваждение, но картина не изменилась. Тогда он взмыл вверх, отыскивая цепким взглядом римский флот, но гавань поразила множеством торговых судов – греческих, карфагенских, египетских, испанских – и маленьких юрких лодочек с крикливыми рыбаками; однако гордости великой империи – многотонных боевых кораблей не было и в помине. От такого удара судьбы тело охватила внезапная слабость, и ворон едва удержался от того, чтобы осуществить свои недавние намерения – рухнуть камнем в воду. Он расправил крылья и снизился, едва не задев крылом молоденького рыбака, который испуганно замахал на него коротким веслом. Присев на нос лодки, Эвмион передохнул, пару раз раздражённо каркнул на негостеприимного мальчишку, которому не понравилось соседство с подозрительной птицей, и поспешил вернуться в город.

В полёте ему пришла в голову здравая мысль, что такие удивительные метаморфозы не могли произойти без вмешательства высших сил, а каких конкретно, можно будет узнать у того, кто общался с Юпитером накануне – у человека со шрамом.

Пролетая над Ортигией, он невольно залюбовался красотой акрополя и вдруг отметил, что такие Сиракузы ему нравятся гораздо больше, чем измученные голодом и осадой. В глубине души жрец был эстетом и ненавидел ужасы войны, как только любитель прекрасного может ненавидеть уродство.

Над тем самым домом, где жила Гермиона, разносился странный, ни на что не похожий запах: к аромату трав примешивался оттенок чего-то смутно знакомого, родом из далёкой юности, когда жрец обучался таинствам приготовления зелий; но позже знания вылетели из головы за ненадобностью. Покружившись над домом, ворон приземлился на кушетку в глубине портика, но тут же поспешил спрятаться – из дома вышел человек с женщиной на руках. Эвмион сразу же узнал этих двоих, несмотря на то, что человек этот выглядел усталым и измождённым, а женщина была бледна, очень худа и не подавала признаков жизни.

* * *

Гарри осторожно опустил Гермиону на кушетку, с тяжёлым вздохом присел рядом и, бережно взяв безжизненную ладонь, произнёс:

— Я приготовил новое зелье, названия не помню, что-то вроде «Верифасис». Оно возвращает истинный облик тому, кто его выпьет. Надеюсь, я правильно смешал ингредиенты… Если уж оно не поможет, завтра опять начнём принимать «Ревификацио». Может быть, его просто надо было принимать дольше, чем десять дней подряд? – Он задумчиво помолчал. – Честно говоря, Герм, я просто не знаю, что делать… Если бы подала хоть какой-то знак, что слышишь меня! Мне бы хоть часть твоих знаний, я бы давно поднял тебя на ноги!

Гарри с надеждой и тревогой взглянул на безучастное, без признаков жизни лицо, в отчаянии отвернулся и схватился за голову. Потом, опомнившись, приобнял Гермиону, зарывшись лицом в каштановые волосы.

— Не волнуйся, я тебя вытащу... Всё будет хорошо.

Оглядываясь и опасаясь, что в его отсутствие с Гермионой что-то случится, он ушёл в дом и вскоре вернулся с бронзовой чашей в руках.

— Вот «Верифасис». Рецепт я сдавал на экзаменах в аврорат, поэтому прекрасно его помню. Но даже если я что-то перепутал, то побочных эффектов – никаких.

Гарри стал осторожно вливать Гермионе в рот приготовленное зелье.

Опустошив чашу наполовину, он поставил её на пол и стал наблюдать. Но Гермиона лежала словно неживая.

— Ничего, это всего лишь временная трудность, — пробормотал Гарри. – Знаешь, Герм, мне надо поспать. Буквально минуточку, а потом я приготовлю для тебя «Восстанавливающее», а то вчерашнее закончилось…

Гарри опустился на пол перед кушеткой и погрузился в тягучее забытье. В последнее время отдыхать удавалось лишь урывками: по ночам его будил страх, что он потерял Гермиону, а днём все силы уходили на поиски нужных ингредиентов, эксперименты с зельями и уход за подопечной. Временами казалось, что ничего нельзя изменить. Но он упорно убеждал себя, что непременно вытащит её из небытия, решит сложную задачу со всеми неизвестными! Вскоре слова успокоения стали привычными, выскакивали скороговоркой, теряя смысл. В те редкие минуты, когда Гарри решался оставить Гермиону одну, чтобы достать еды и компонентов для лекарств, он бегал по городу, мельком отмечая его красоты и раздражающее довольство жителей. Отсутствие войны воспринималось как данность, а не чудо, свершившееся, как оказалось, благодаря гению Архимеда. Радости не было вовсе. Она улетучилась вместе с мыслью о том, что Гермиона, возможно, никогда не очнётся.

Гарри резко проснулся, словно его толкнули. Вечернее небо уже окрасилось в розоватый цвет, с востока подступали сизые тучи. Гарри никогда раньше не видел, чтобы гроза надвигалась с такой потрясающей быстротой: казалось, небеса поменялись местами с землёй, и вся эта монументальная глыба из тёмной воды и молниевых разрядов наползает, словно неумолимое цунами. Вдруг сквозь закатную марь пробился яркий луч солнца и, вонзившись в мохнатые края грозы, осветил их, покрыв лёгкой позолотой. И тут же в ответ раздался сердитый гром, блеснула рваная молния, дохнул первый порыв свежести. Ветер явился позже. Он то кружил, чудил, мотал деревья, играл с дорожной пылью, то вдруг, посерьёзнев, проносился со свистом. Гарри поспешил отнести Гермиону в дом. Устроив её на кровати, он, следуя неосознанному порыву, снова вышел наружу. Гроза распласталась по небу, по-хозяйски заняла собой всё пространство. Тяжёлые капли застучали по крыше, стали затаптывать земную пыль, превращая в тёмную грязь. Гарри, затаив дыхание, подставил дождю лицо, ладони, пробовал прохладную влагу на вкус и ощутил, как сливается с неистовством этих тяжёлых туч, ветра и воды. Вдруг над головой раздался оглушительный раскат. Подумалось, что сейчас молния вонзится своим свирепым остриём прямо в сердце, и всё закончится здесь и навсегда. Но её золотой блик не мелькнул на мгновение, а застыл в глубине набухшей тучи и внезапно разорвал её надвое! Из тёмного проёма полилось яркое белое сияние, заставившее прикрыть глаза; а потом, словно ожившая картинка из далёкого детства, преобразовалось в золотую колесницу с разгорячёнными, длинногривыми, пышущими паром жеребцами и суровым бородатым возницей. Перекинув поводья в левую руку, возница достал из заплечного колчана молнию и метнул вдаль. Гарри от изумления отступил к портику. Тут громовержец заметил его, сердито нахмурился, достал что-то из-за пояса и кинул вниз. Гарри вздрогнул, когда это что-то стукнулось о колонну портика, и, оставив в ней немалую трещину, плюхнулось под ноги. Возница, меж тем, пришпорил коней, и колесница умчалась вдаль вместе с сердцем грозы.

В изнеможении от всего увиденного, Гарри опустился на ступеньку и прислонился к прохладному, мокрому мрамору. Вновь навалилась усталость, словно последние силы унеслись вместе с тучами и ветром…

Очнулся Гарри, когда закат стал ярко-розовым с кровавой проседью тонких, спокойных облаков. Одежда высохла, да и была ли она мокрой? Была ли гроза с загадочным громовержцем? Гарри горько пожалел, что ему не с кем поделиться впечатлениями об удивительных событиях. А может, всё это приснилось? Гарри оглядел колонну портика в поисках трещины, оставленной тем, что бросил возница, но ничего не обнаружил. Тогда он поискал на земле – под ногами лежал лишь белый камень. Обыкновенный камень, осколок мрамора или соли, каких тысячи валяется повсюду. Рассмотрев находку, Гарри разочарованно сунул её в карман. Похоже, действительно сон…

Хватит надеяться на чудо, пора приниматься за дело! Тут он вспомнил, что надо приготовить для Гермионы «Восстанавливающее» зелье, поискал глазами чашу, которую оставил возле кушетки, но так и не нашёл. Удивлённо хмыкнув, Гарри отправился внутрь.

Свет «Люмоса» озарил вечерний сумрак дома. Всё здесь было до омерзения привычным – и тишина, и запах, и пустота. Гарри зажёг факел, медленно подошёл к лежавшей на кровати Гермионе, всматриваясь в бледное лицо. Многое бы он отдал, лишь бы увидеть хотя бы её осмысленный взгляд. Он тихонько присел рядом, стараясь не задеть хрупкое тело. Иногда казалось, что от малейшего прикосновения оно рассыплется, растворится тенью в ночи. И тогда его жизнь потеряет всякий смысл. Что-то острое впилось в бедро – Гарри вытащил из кармана давешний камень и стал разглядывать.

Внезапно в отблеске факела на стене промелькнула чья-то тень. На доме давно уже лежали магглоотталкивающие чары, значит, любой, кто проник сюда, мог быть только волшебником. Гарри выхватил палочку и прислушался. Тень прошла влево, дверь не открывалась, следовательно, незваный гость спрятался за простенком между двумя входами в кухню. Гарри бесшумно встал и двинулся вперёд. Последние два шага он пробежал, на ходу выплеснув «Ступефай». Заклинание попало точно в цель – спрятавшийся на кухне человек с грохотом свалился оземь. Гарри с трепетом приблизился, чтобы рассмотреть пришельца – это оказался слуга Бианимаса, тот самый, которого Гарри увидел на корабле. Значит ли это, что Бианимас где-то рядом? В любом случае, стоит хорошенько расспросить этого подозрительного парня.

* * *

Содержимое бронзовой чаши манило знакомым запахом. Когда Гарри – жрец внезапно вспомнил, как звали этого человека со шрамом – уснул, Эвмион с любопытством подлетел к чаше, изогнул чёрную голову и вдохнул приятный аромат, навеивающий неясные, давние воспоминания. На вкус зелье оказалось именно таким, как в детстве – духмяным, травным. А потом тело пронзили тысячи холодных игл. Первое, что увидел жрец, когда боль ушла, – свои тонкие белые пальцы. Тело вернулось. Эвмион вздохнул полной грудью и радостно воздел руки к небу. Надвигалась гроза, одна из тех, в которых проявляется ярость Юпитера. Надо было срочно куда-то спрятаться, ибо гнев бога может настигнуть любого смертного, независимо, виновен он в чём-то или нет. Однако следовало всё же выразить благодарность своему невольному спасителю и предупредить об опасности. Жрец подошёл сзади и легонько толкнул Гарри. Тот сразу же проснулся – Эвмион поспешил укрыться за колонной.

Эвмион решил переждать грозу в портике, устроившись под кушеткой, и вдруг увидел, что чужеземец стоит посреди двора, подставляя лицо и руки божественным каплям – либо сумасшедший, либо отчаянный храбрец!

Когда Гарри устало прислонился к колонне, жрец покинул своё убежище и осторожно пробрался в дом. В спальне, где недвижно лежала женщина, стоял сундук с тряпьём. Лихорадочно порывшись, Эвмион нашёл себе серую льняную робу. Внезапно вошёл хозяин – Эвмион юркнул на кухню.

Пока Гарри скорбно сидел у кровати Гермионы, жрец собирался быстро и незаметно покинуть дом, но увидел краем глаза, что случайно задетая им огромная металлическая тарелка сейчас со звоном упадёт вниз. Он подставил руки – тарелка оказалась довольно тяжёлой – замер, и тут его настиг такой удар, что, казалось, душа вылетела из ослабевшего превращениями тела. Последнее, что он услышал – звук упавшей тарелки…

* * *

— Что ты здесь делал? Это Бианимас тебя послал? Где он?

Тщедушный парень вытаращил на Гарри чёрные испуганные глаза и что-то залопотал на своём языке. Спрашивать его не было смысла – всё равно ничего не поймёт.

«Легилименс!» — Проникновение в сознание пленника кое-что прояснило, но на главный вопрос – где Бианимас? – ответа он не знал.

Гарри отпустил парня и сунул ему в руку лепёшку. Тот с благодарностью кивнул и, не спеша, стал есть. Гарри заметил, что незнакомец страшно голоден, но старается сохранить достоинство.

— Как тебя зовут?

Пленник непонимающе уставился на Гарри.

— Я – Гарри, а ты…

— Эвмион, — представился тот.

— Эвмион… мион, — задумчиво повторил Гарри и оглянулся на Гермиону. – Может быть, ты не зря здесь появился.

Ему пришла в голову шальная мысль, и, вытащив из кармана белый камень, он показал его Эвмиону.

— Что это?

Тот как будто бы понял вопрос, отложил лепёшку и протянул руку. Гарри, посомневавшись, отдал ему находку.

Эвмион тщательно осмотрел камень, понюхал, даже лизнул и с улыбкой вернул обратно.

— Мортус валле, — сказал он со знанием дела.

— Что? – не понял Гарри.

— Мортус валле, — он указал куда-то, где, по-видимому, должно быть это самое «мортус валле».

— Мёртвая долина! – догадался Гарри.

Тот радостно кивнул.

— И что это значит? – спросил сам себя Гарри. – Мёртвая долина… помогает защитникам города… усиливает магию… А, может… и возвращает к жизни…

Он оглянулся на Гермиону и стремительно подошёл к кровати. Постояв в нерешительности, Гарри бережно завернул девушку в одеяло.

— Так, — бормотал он, пытаясь унять волнение. – Аппарировать нельзя – мало ли что. Пойдём пешком.

Гарри взял Гермиону на руки, в который раз поражаясь лёгкости её тела, и, не глядя на жреца, вышел из дома.

Эвмион от удивления перестал жевать, а затем, бросив недоеденную лепёшку, умчался следом.

Сумерки, лишь слегка прислонившись к земле, поспешно уступили место ночи. Лениво гавкали собаки, влажный воздух казался плотным от сгущающейся тьмы.

Белая долина встретила запахом соли и хрустом погибающих под ногами кристаллов.

«Что теперь?» — подумал Гарри, всматриваясь в серую на фоне небесной черноты равнину, и тревожно оглянулся на шедшего позади римлянина.

Тот с интересом озирался и что-то шептал, по-видимому, молитву.

Гарри решил ждать. Он расчистил небольшой участок от острых камней и опустился на землю, устроив Гермиону у себя на коленях. Римлянин, недолго послонявшись без дела, смущённо присел рядом.

Гарри осветил темноту «Люмосом», чем вызвал вздох восхищения у Эвмиона.

— Что, нравится?

Эвмион в ответ о чём-то вдохновенно заговорил.

— Волшебство, — буркнул Гарри. – Будь оно неладно.

Римлянин вопросительно уставился на него, прервав поток своих слов.

— Ты думаешь, магия – это так здорово, да?! Думаешь, как хорошо: раз – и весь мир у твоих ног?! Бред… Что толку от неё, если я не могу вернуть к жизни тех, кого потерял? Все эти дни я не знаю что делать, и магия мне не помогает. Однажды мне приснилось, что Гермиона очнулась и разбудила меня, обняла. Чуть с ума не сошёл от счастья! Думал, вот оно – чудо! – Гарри скорбно покачал головой. – Просыпаюсь, а она лежит всё такая же холодная и бесчувственная. И тогда я начал её будить: тряс, словно обезумевший! Наверное, я мог ей шею сломать, но вовремя остановился. А потом подумал, что, может быть, моя любовь её хоть чуть-чуть согреет, стал… целовать. Мне даже казалось, что она отвечает, что дыхание стало глубже, а губы потеплели. Но всё было зря.

Из-за чёрных облаков появился месяц, и долина озарилась мягким, уютным светом.

— Иногда я думаю, что её тело переместилось во времени вместе со мной, а душа осталась там и бродит, не находя приюта. Это значит, что Гермионе не суждено очнуться. Никогда, — Гарри шмыгнул носом и нервно прикусил нижнюю губу. – Знаешь, когда я хожу по городу и вижу этих счастливых, сытых людей, то, хотя они и не виноваты, начинаю их ненавидеть за их благополучие. Потому что им дали шанс изменить свою судьбу, а Гермионе, которая готова была отдать за них жизнь, – нет! Однажды пришла в голову мысль вернуться к СВП и попробовать всё сначала, но… я не могу её вот так бросить, понимаешь? Я ещё надеюсь.

Эвмион слушал, не шелохнувшись, словно понимал, о чём говорит странный чужеземец. Хотя и без всяких слов было очевидно, что тот скорбит по любимой женщине. Жрец мог бы попытаться определить, что за странный недуг сокрыт за её забытьём, но общение с Бианимасом породило в нём страх перед непонятными людьми, которые размахивают странными предметами, напоминающими тростинки, и легко творят невиданные чудеса.

Лунная ночь стала абсолютной, взбудоражив воображение и породив желание поделиться сокровенным.

— Я мог бы осмотреть твою женщину, — осторожно предложил Эвмион, почти не надеясь на ответ. Гарри не отреагировал, задумчиво глядя вдаль. – Когда-то я был целителем и подавал хорошие надежды. Но однажды мне довелось пообщаться с богом. Я был молод и одинок, и в минуту отчаяния взмолился Юпитеру: «Боже, если ты есть, дай знак!» И вдруг почувствовал, как в меня вливается благодать. Это было такое… подлинное ощущение, но, увы, оно больше никогда не повторялось. С тех пор я посвятил свою жизнь служению Ему. Многие стали жрецами ради выгоды, а я искренне верил. А потом явился Тот, и я понял, что боги – такие же люди, только более могущественные, пожираемые более сильными страстями, и в этом их слабость. Вот ты, например, знаешь, как разжечь огонь одним лишь взмахом своей палочки, но не понимаешь, что своей привязанностью губишь эту женщину. Душа её сама должна решить, куда податься – обратно в тело или в царство мёртвых. Не держи, отпусти её.

Гарри, наконец, обратил на него внимание.

— Не трудись, я всё равно тебя не понимаю, — с досадой заметил он. – Знаешь, сегодня я видел вашего бога. Наверное, для вас это обычное явление – мужик, летящий по небу и стреляющий молниями. Глупо, конечно, но на миг мне показалось, что я вижу Дамблдора, только молодого и такого, — Гарри на миг задумался, — сильного. Он дал мне знак, и вот я здесь, хотя не знаю зачем. И ещё я не понимаю, почему Мёртвая долина не забирает мою магию? Сначала я подумал: она отдаст мою силу Гермионе, но чувствую, как будто наливаюсь волшебством. Зачем? Для чего? Непонятно…

Эвмион вопросительно уставился на Гарри, когда тот замолк. Пауза затянулась, и жрец решил продолжить свой монолог.

— Эта долина очень странная. Мне кажется, она будто создана для того, чтобы творить чудеса. Есть в ней какая-то магия. А тот, другой, боялся её, как огня. Местные говорят, что Сиракузы живы лишь благодаря ей: по ночам здесь бродят духи умерших, охраняя покой города. Возможно, ты знаешь, что делаешь, но мне кажется, стоит оставить эту женщину одну. Если душа Гермионы рядом, то есть шанс на её воссоединение с телом. После встречи с Бианимасом она могла…

Услышав в потоке речи римлянина знакомые имена, Гарри встрепенулся.

— Что ты знаешь о Гермионе?! – подозрительно спросил он.

— Я не понимаю тебя, — насторожился Эвмион.

Гарри взмахнул палочкой, и жрец вновь почувствовал, как что-то чуждое вторгается в его мысли. «Конечно, ты имеешь полное право знать, что сделал Бианимас с твоей женщиной. Я не желаю тебе зла и никогда не желал», — подумал он, добровольно выуживая из памяти картины, связанные с Гермионой: как увидел её на пустыре Архимеда, как Бианимас в ярости швырнул её на пол корабельной каюты, и, наконец, как Эвмион обнаружил её после обнажённую и без сознания, повторяющую лишь одно имя…

Гарри затрясло от гнева. Чтобы не выплеснуть его на римлянина, испуганно жавшегося к валуну, он стиснул зубы и дрожащей рукой обхватил ладонь Гермионы. Палочка, казалось, почувствовала его состояние и тихо угасла. Мрак скрыл перекошенное от ярости лицо.

Болезненно-скорбное молчание прервали чьи-то лёгкие шаги. Кто-то беспечно шёл по соляным кристаллам, потом остановился… и вдруг рухнул наземь. В темноте послышались сдавленные стоны и странное шуршание, словно незнакомец полз из последних сил.

Гарри осторожно опустил Гермиону на землю и нашёл несчастного в темноте. Осветив его лицо «Люмосом», он ошарашено отступил назад: перед ним был человек, которого он жаждал видеть больше всего на свете.

— Бианимас! – воскликнул, словно выплюнул, Гарри.

— Гарри Поттер, — тихо и удивлённо прошептал тот, и его лицо, удивительно юное, окаменело от ненависти.

* * *

Путь домой казался Эвмиону бесконечным. Гарри заставил его – исхудавшего и слабого – тащить на себе Бианиамаса. Жрец едва переставлял ноги и в итоге споткнулся, уронив свою ношу в придорожную канаву с нечистотами. Гарри лишь брезгливо поморщился.

— Оставьте меня, — слабо произнёс Бианимас, и жрец перестал вытаскивать его из грязи.

Тот встал и поплёлся сам.

Они добрались до дома, Эвмион стал деловито хлопотать на кухне. Гарри бережно устроил Гермиону на кровати, а потом, схватив Бианимаса за шкирку, грубо выволок во внутренний дворик.

— Откуда ты взялся? – процедил Гарри.

— Готлиб отправил меня, — слабым, шелестящим шёпотом ответил он.

— Давно?

— Полгода назад.

Гарри задумался. Парню было от силы лет семнадцать, значит, он ещё не успел стать тем Бианимасом, который считал себя богом. Возможно ли, но, сделав петлю во времени, они встретились именно сейчас, когда душа мальчишки ещё не совсем испорчена, а главное, маленький Гарри, как и тогда в министерстве, находится полностью в его власти. Значит… есть шанс всё исправить.

— Что тебе от меня надо? – вдруг воскликнул Бианимас, опустившись от слабости на колени. Решимость, читавшаяся на лице отчима, заставила его испуганно сжаться.

Гарри вдруг представил, как этот человек измывается над Гермионой, и с великим трудом подавил в себе желание пнуть его.

— У нас с тобой есть одно неоконченное дело, — глухо произнёс он, стараясь не показать свою ярость.

— Уйди, отстань от меня! Ненавижу тебя! – истерично прокричал парень, и вдруг зарыдал. – Сколько лет я мечтал, что буду таким как ты, буду вторым Гарри Поттером, смелым, всесильным героем! А оказалось, что ты – всего лишь маска, удачно скрывавшая подонка. Ты испортил мне жизнь! Все любили тебя, восхищались, и только я знал, какой ты был на самом деле!.. А когда Готлиб сказал, что мы когда-нибудь встретимся, я дал себе слово, что убью тебя!

В бессильной злобе он стучал кулаком по земле и, наконец, в изнеможении низко склонил голову, словно мятежный раб перед хозяином.

Гарри внезапно осознал, что перед ним всего лишь мальчишка, запутавшийся и несчастный. И, несмотря на жестокие слова, в глубине души он жаждет не мести, а избавления от тяжкой ноши, имя которой – ненависть. А главное, во всём, что совершил Бианимас, даже будучи взрослым в другом времени, виноват прежде всего сам Гарри.

— Прости.

— Что? – Бианимас вытаращил него глаза.

— Прости. За всё, что сделал с тобой…

— Думаешь, слов достаточно?! – рассвирепел тот.

— И за то, что ещё сделаю, — закончил Гарри. – Я должен исправить свои ошибки.

— Как? – испугался Бианимас. В предрассветной полутьме его бледное лицо стало почти восковым.

— Не бойся, больно не будет… только страшно, — произнёс Гарри и взмахнул палочкой. — «Дементор-экзорциум»!

— Не-ет!! – истошно заорал Бианимас, скривив рот.

Весь его облик исказила внезапная метаморфоза – сквозь молодую кожу проглянули жестокие морщины, тело скрючилось, словно от немощи, а глаза заволокло красным.

— Гарри Поттер, — прохрипел Бианимас чужим голосом и вдруг вскинул палочку. – Авада…

Гарри легко отбил смертельное заклинание и сделал сложный пасс палочкой. В этот момент из глубины самого тёмного места в портике появилась тень. Казалось, внутри неё нет ни намёка на мельчайший проблеск, то была сама чернота – равнодушная и безжалостная. Утробно рыча, тень двинулась на Гарри, но он остановил её жестом. Тень удивлённо застыла, видимо, ошарашенная тем, что ей посмел противодействовать человек, но, почувствовав его силу, недовольно отступила. Заметив другую жертву – лежащего на земле Бианимаса – она стала медленно, словно растягивая удовольствие, подступать к нему. Мальчишку начало трясти, но не от страха, как можно было подумать, а от внутреннего соперничества двух душ: на его лице злобная маска Волдеморта то и дело сменялась страдальческим выражением. По мере приближения тени, тело молодого человека всё сильнее металось по земле из стороны в сторону, и видно было, что он не может даже закричать...

Гарри поднял палочку вверх, как будто подцепил невидимую нить, – Бианимас внезапно выдохнул, когда из его рта вылетела белесая дымка, и успокоился, измученный непосильной борьбой.

Тень по-волчьи кинулась к этой дымке и со свистящим звуком жадно поглотила. Гарри растерянно стоял, не зная, что предпринять дальше. Тем временем, тень, не насытившись, стала подбираться к Бианимасу, вот она уже склонилась к лицу парня, и тогда Гарри что есть сил закричал:

— Нет!

Тень на миг застыла, и вдруг со свирепым рыком бросилась к Гарри. Отступать было некуда, и он выставил «Щитовые чары», но, похоже, для противника они не представляли угрозы. Тень надвигалась, её расплывчатый силуэт стал всё больше напоминать огромное лицо Волдеморта. Чёрные проёмы глаз и рта загорелись красным огнём, и Гарри даже почувствовал его жар на своей коже. Жуткая пылающая пасть открылась, грозя поглотить полностью, шум огня оглушал, языки пламени коснулись волос, обожгли лицо... Сконцентрировав все силы в заклятии, Гарри выкрикнул: «Эванеско!» Из палочки полился поток белых искр, которые мгновенно обволокли странную помесь осколка души Волдеморта и исчадия ада, а потом растворились, оставляя на тени дыры, как будто её пронзили миллионами стрел.

Тень с душераздирающим рёвом ломано изогнулась… и вдруг развеялась, словно её и не было. Крик растворился в полутьме, уносясь куда-то в глубину тёмно-синего неба.

Опустилась нежданная тишина…

«Неужели всё?» — подумал Гарри, тяжело дыша. Он обхватил себя трясущимися руками, прислонившись к колонне портика. Неподалёку недвижно лежал Бианимас. Ноги подкашивались, и Гарри, как мог, на четвереньках, подполз к пасынку и тяжело опустился рядом. Слабый пульс едва прощупывался, но давал безусловную надежду.

— Гарри. Гарри, очнись.

Тот не реагировал.

— Ничего, я и тебя вытащу. Только живи.

Гарри просидел недолго, собираясь с силами. Лишь теперь он осознал, как устал, и что у него ничего бы не получилось, если бы Мёртвая долина не напитала его магией.

Скрипнула дверь, и через несколько мгновений на голову опустились чьи-то руки.

— Оставь меня, Эвмион, — пробормотал Гарри.

— Так моё имя ещё не коверкали, — раздался тихий голос за спиной.

Гарри резко обернулся – рядом стояла Гермиона.

Предзакатное солнце насытило особой яркостью цвет травы, подрумянило городские стены и деревья. Облака, ведомые свежим бризом, казалось, ошалели от свободы, причудливо меняясь, как бурлящая пена любовного зелья.

Гарри и Гермиона сидели прямо на земле под сенью кряжистого дерева и смотрели на серебристый залив, раскинувшийся у подножия утёса.

— Красота какая.

— Да.

Гарри украдкой глянул на Гермиону: после своей болезни она часто впадала в тихую задумчивость.

— Совсем как ты.

— Что?

— Ты тоже очень красивая.

Гермиона не ответила.

— А помнишь…

— Не надо, Гарри. Я помню всё. Не думай, что у меня амнезия или что-то в этом роде.

— Да я просто…

— И оправдываться тоже не надо.

— Ты что, мысли мои читаешь?

Гермиона только вяло хмыкнула.

Гарри разочарованно вздохнул и вновь уставился на залив.

За последние три дня они ещё ни разу нормально не поговорили. Все его попытки расшевелить Гермиону заканчивались одним – она настороженно и неизменно их пресекала, словно боялась даже малейшего намёка на сближение. Она ни о чём не спрашивала, не начинала беседы, лишь равнодушно отвечала на его реплики. Гарри привёл её сюда в надежде, что очарование этого места пробудит в Гермионе какие-то чувства, но, похоже, зря – она была всё также холодна и печальна.

Гарри нервно походил, поглядывая на Гермиону – та не смотрела на него, застыв в статичной позе. Тогда он остановился напротив и выпалил:

— Я знаю, что он сделал с тобой.

Гермиона лишь вздрогнула, не отрывая глаз от залива, и слегка сжала ладонь. Слова будто упали камнем в воду.

— Я пойду и убью его! – Гарри резко развернулся и, сделав несколько решительных шагов, услышал за спиной слабое: «Не надо».

Он не остановился.

— Гарри! Стой.

Он обернулся и увидел, что она поднялась и умоляюще смотрит на него. Тогда он подошёл и обнял Гермиону, несмотря на её импульсивные попытки отстраниться.

— Я тебя никогда не обижу. И никому в обиду не дам.

Гермиона сильно задрожала, пытаясь вырваться, но Гарри крепко прижал её к себе. И тогда она зашлась в беззвучных рыданиях.

— Поплачь, — успокаивающе шептал Гарри. – Я люблю тебя. Я люблю каждую твою слезинку.

Он подхватил её на руки и усадил к себе на колени – такую хрупкую и растерянную, совсем не похожую на ту Гермиону, что когда-то покрикивала на него и снисходительно смотрела, стоило ляпнуть какую-нибудь глупость…

Солнце, сверкая на воде розовыми бликами, клонилось к морю. Облака замедлили бег, словно ветер устал играть с ними в догонялки.

— Можешь считать меня своим личным ангелом-хранителем, — с шутливым пафосом сказал Гарри, когда Гермиона совсем успокоилась.

— Хорош ангел – сам вечно по уши в приключениях.

— У всех свои недостатки. Вот у тебя, например, нос красный и распухший. Но я же осознаю, что это временно.

Гермиона улыбнулась – Гарри воодушевлённо расправил плечи.

Любопытная чайка опустилась на край утёса и покрутила гладкой головой. Гермиона громко прерывисто всхлипнула – чайка упорхнула в небо.

— Ты птичку напугала.

— Гарри, ты когда-нибудь боялся будущего?

— Иногда.

— Не каких-то событий, которые могут произойти, а всего, что будет?

— Не знаю. Наверное, нет. Почему-то я уверен, что моё будущее будет замечательным.

— А я боюсь. Страшно боюсь.

Гарри поцеловал её в висок, шепча слова успокоения.

— Как ты думаешь, мы сможем вернуться домой?

— Да, — уверенно ответил Гарри, радуясь, что она сменила тему. – Воспользуемся СВП.

— СВП не сработает: Бианимас переместился через него всего полгода назад!

— Сработает.

— С чего ты взял?

— Я был там. Он светится! – поспешил обрадовать её Гарри.

— Ты был у портала? Когда?

— Вчера, когда вы спали. Две аппарации – всего пара пустяков.

— Но почему он отреагировал на тебя?

— Наверное, потому что я такой неотразимый.

— Гарри!

— Ну, хорошо. Я не знаю, почему. Возможно, дело в том, что Архимед переместил нас на десять лет назад, и портал нас не распознаёт. А возможно, в этом, — Гарри достал из кармана белый камень.

— Что это?

— Подарок бога, — и Гарри рассказал Гермионе о необычном происшествии во время грозы.

— Ты не меняешься: всегда находятся те, кто готов тебе помочь. Почему так?

— У меня приятные черты лица.

Гермиона усмехнулась, но потом вновь нахмурилась:

— Меня пугает одно. В инструкции к СВП сказано, что перемещающийся через него покидает своё время навсегда!

— Нет! Я отлично помню: «Человек, изменяющий реальность при помощи СВП, должен осознавать, что уже никогда не вернётся в прежнюю». Это значит, что мы просто попадём в другую реальность, вот и всё.

— Но ведь в той реальности всё может быть совсем не так!

— Вероятнее всего да. Но возможно и нет. Рискнём?

— Гарри, — она расстроено покачала головой.

— Ничего не бойся. Я же с тобой, — он заглянул в её полные слёз глаза.

— Это-то и пугает.

Гарри не ответил, только пристально посмотрел на неё.

— Почему ты так смотришь?

— Хочу тебя поцеловать, но думаю, вдруг ты умрёшь от страха.

— Может, и умру. И моя смерть будет на твоей совести.

— А я всё же рискну.

— Я знала, что ты – бессовестный.

— А ты – трусиха.

— А ты…

Он не дал ей договорить, нежно обхватив губами её губы. Это было так прекрасно – чувствовать её тепло, мягкие ответные движения.

— Я скучал, — прошептал Гарри, покрывая её лицо лёгкими поцелуями. – Наконец-то ты со мной.

— Гарри, — тихо позвала она, вновь отрешённо глядя сквозь него. – А если мы вернёмся и… окажется, что там ничего не изменилось. Что тогда?

— Ты имеешь в виду, что все будут живы и здоровы? Разве это плохо?

— Я имею в виду Рона и Джинни. Что мы с тобой тогда будем делать?

Гарри погрузился в задумчивость.

— Понятно, — разочарованно проговорила Гермиона. – Прости. Наверное, я говорю не о том. Хотя… если не сейчас, то когда ещё ты услышишь от меня… В общем, я боюсь, страшно боюсь, что потеряю тебя. Ты ведь никогда не любил меня так же сильно, как я тебя. И когда всё станет прежним, я, вероятно, не вынесу того, что ты уже не мой. У меня просто не хватит сил видеть вас с Джинни, я заберу детей и уеду навсегда, чтобы не разрушить ваше с ней счастье. И возможно, постараюсь забыть всё, что между нами было. Это будет правильно, потому что иначе я способна на… О боже, что я говорю! Не обращай внимания, я просто устала, или это слабость. Скорее всего, я жду, что ты скажешь, что никогда меня не бросишь, но в глубине души понимаю, что это невозможно, потому что слишком любишь своих детей и жену. Но даже если бы не любил, то всё равно не оставил бы семью, ведь ты такой честный и порядочный, а я… не имею никакого права просить тебя о таких вещах, но по-прежнему эгоистично жду, понимая, что жду напрасно. Я сама себе противна! Прости, Гарри, я не должна была заводить этот разговор!

— Гермиона…

— Пожалуйста, не говори ничего такого, о чём потом пришлось бы пожалеть. Я не вынесу лжи, а ещё больше я не вынесу мысли, что разрушила твою семью.

— Послушай…

— Нет! Молчи! Просто прими к сведению. И давай решим вопрос с перемещением назад как можно скорей.

Гермиона высвободилась из его объятий и встала. Ветер облизал её худое тело.

— Почему ты отталкиваешь меня?! – возмутился Гарри. – Почему ты всё решаешь за меня?! Я и сам могу…

— Что?! Что ты можешь, Гарри? Уйти от Джинни и детей ради меня? Ты ведь этого не сделаешь, так?! Только не ври!

— … Не сделаю, — мрачно ответил он, опустив голову.

— Тогда нам нечего обсуждать. И спасибо… за честность.

* * *

Решили перемещаться утром. Гермиона и Бианимас уже поправились достаточно, чтобы пережить и аппарацию, и путешествие во времени.

Мальчишка сначала пребывал в растерянности, не зная как ему относиться к отчиму. В первые дни он ещё был враждебен, и лишь физическая слабость удерживала его от прямой агрессии. Но потом, видя, что злобные выкрики не вызывают желаемого эффекта, а Гарри всё так же полон сочувствия и заботы, Бианимас будто растаял и даже попытался проявлять ответную доброту. Лишённая паразитирующего осколка души Волдеморта, душа мальчика отрылась навстречу Гарри, и оба, отчим и пасынок, порой беседовали о том, как обстояли дела в семье Поттеров. Гарри жадно и радостно впитывал информацию о Джинни и детях, не замечая, что его улыбка гасит огонёк надежды в глазах Гермионы.

Этим вечером, услышав об успехах сыновей на учебном поприще, он крепко обнял Бианимаса и счастливо рассмеялся. Тот замер от неожиданности и попытался неловко отодвинуться, а Гарри, опьянённый хорошими новостями, воскликнул:

— Когда мы вернёмся, я больше никуда от них не уеду! А ты, Гарри, будешь учиться в лучшем университете!

Мальчик ничего не ответил, лишь задумчиво посмотрел вдаль. Гермиона опустила глаза. У них обоих был повод для нелёгких размышлений.

— А где Эвмион? – оживлённо спросил Гарри. – Где этот римский хитрован?

— Он у Архимеда, — ответила Гермиона без всякого выражения в голосе.

— Пойдём, проведаем их. Заодно попрощаемся с городом.

— Я останусь, — пробормотал Бианимас, прячась под одеяло.

* * *

Эвмион был рад, что старик, перечислив многочисленные и немыслимые грехи римлян, наконец-то выдохся и позволил вставить слово в бесконечный поток горячих обвинений.

— Ты прав, Архимед, во всём прав. Но цивилизация способна развиваться, только если её подгонять. А чтобы подгонять, иногда нужно применить силу. Какой прок в том, на свете существуют сотни малых племён, проповедующих разные культы? Разве они способны на серьёзный прорыв? Чтобы чего-то добиться, нужно объединить людей в одну великую империю! Согласись, что и прекрасная эллинская культура расцвела на почве слияния всех остальных, произрастающих в Ойкумене.

— Не путай слияние и насильственное присоединение, римлянин. Это всё равно что поставить знак равенства между любовью и изнасилованием!

— Да перестань! Разве не вы, греки, поклоняетесь любви продажной девки!

— Никому не придёт в голову сравнивать высокообразованную гетеру с уличной шлюхой! Только тем, кто не ценит красоту во всех её проявлениях! Только тем, кто способен лишь брать, не понимая, что вечно брать нельзя, что за этим последует неминуемая кара!

— Всё, убедил, только не начинай снова про то, как Римская империя падёт из-за жадности.

— Так заканчивают все режимы, основанные на силе оружия…

Гарри с Гермионой под покровом чар невидимости стали свидетелями этого разговора.

Эвмион с Архимедом, неспешно прогуливаясь по аллее тенистого сада, прошли мимо, горячо споря о судьбах мира.

— По-моему, они подружились, — заметил Гарри.

— Два вечных оппонента – учёный и маг, что может быть более несхожим? – усмехнулась Гермиона.

— Помнишь, ты говорила, что труды Архимеда были обнаружены в средние века в Европе? Интересно, как они туда угодили?

— Боюсь, мы об этом никогда уже не узнаем. В любом случае, Архимед уже создал другую реальность, и что будет в ней потом, невозможно предугадать.

— Так же, как и нашу судьбу.

— Раз уж мы об этом заговорили, — Гермиона сняла с себя и Гарри чары невидимости, чтобы видеть его реакцию, — ответь на один вопрос.

— Задавай, — он приблизился к ней вплотную.

— Если там, куда мы вернёмся, вдруг окажется, что ни у тебя, ни у меня никого нет, что ты будешь делать?

— Почему ты спрашиваешь, разве мы не были всегда с тобой вместе?

Гермиона скорбно покачала головой.

— Ты так и не понял, Гарри, мы с тобой вместе только потому, что я, будто заколдованная, прилепилась к тебе, и до сих пор не в силах оторваться.

— Ну, тогда моя участь предрешена, — улыбнулся он.

— Гарри, я говорю о серьёзных вещах!

— Когда ты говоришь о серьёзных вещах, то становишься страшно занудной.

Гермиона рассержено оттолкнула его и пошла прочь. Гарри поспешил следом.

— Герм, прости, глупо вышло, — сказал он, нагнав её и обняв за плечи.

Она порывисто и жарко обхватила его руками и уткнулась в грудь.

— Я же пообещал, что буду твоим ангелом-хранителем. Придётся за тобой неусыпно следить, иначе натворишь всяких глупостей.

Тёплый вечер растворился с приходом душных пасмурных сумерек, и в свете масляных фонарей казалось, что пространство сузилось до границ света и тени.

— Сегодня мы в последний раз в Сиракузах, — сказала Гермиона. – Что будем делать?

— Предлагаю посетить Белую долину.

В Белой долине их застигла влажная мягкая мгла, хруст кристаллов под ногами заглушался в предгрозовой тиши.

Гермиона шла вслепую, уцепившись за руку Гарри. Наконец он остановился и сказал:

— Ты зря думаешь, что я ничего не чувствую. Я прекрасно понимаю, что нам осталась лишь эта ночь. Хочу, чтобы ты запомнила её навсегда.

— Что ты задумал?

— Подожди минутку, — он помолчал в ожидании. – Сейчас.

Вдруг среди полного спокойствия в небе мелькнула молния, и раздался яростный раскат. Гарри поднял палочку, и вторая молния вонзилась прямо в её остриё, тогда Гарри сделал взмах, и молния закружилась золотистой спиралью над головой, озаряя долину. Миллионы кристаллов засияли в ответ всем спектром – пространство превратилось в переливающийся разноцветьем фейерверк.

— Как у тебя это получилось? – изумлённо воскликнула Гермиона.

— Не знаю. Просто захотел.

— Это долина на тебя так действует?

— Может, она. А может, ты.

Гарри подхватил Гермиону на руки и закружил на месте. Она неожиданно почувствовала, что они отрываются от земли.

— О боже, мы парим! – воскликнула Гермиона.

— В твоих глазах мелькают искры – это самое прекрасное, что я видел в жизни, — сказал Гарри. – Тебе страшно?

— Нет, — прошептала она, зачаровано глядя на него. – С тобой я ничего не боюсь.

— Летим дальше?

— Но как? Ты овладел левитацией?

— Перестань анализировать. Просто доверься мне.

Они поднялись выше, туда, где явственно ощущалось тяжёлое дыхание грозы.

— Посмотри вниз, — предложил Гарри, и Гермиона увидела, что равнина всё ещё сияет мириадами огней, а от них обоих вниз, к самому сердцу долины, идёт шлейф из золотистых искр.

— Теперь мы стали её частью, — Гарри радостно улыбнулся.

— Что теперь? Взлетим на облака?

— Нет, там холодно и мокро. Да и Юпитер рассердится. У меня есть идея получше.

Гарри взмахнул палочкой, и они в одно мгновенье переместились в незнакомое место. Здесь были мраморные колонны, богато украшенная резная мебель, леопардовые шкуры на каменном полу, а посредине, задрапированная тончайшим шёлком стояла огромная кровать.

— Где мы?

— Во дворце сиракузского тирана.

— А где он сам?

— Вышел куда-то, — пожал плечами Гарри. – Я попросил его не беспокоить нас, и он любезно согласился.

— Гарри, — укоризненно прошептала Гермиона. – Как ты это сделал?

— Не знаю, само получилось, — он широко улыбнулся и жестом пригласил Гермиону под полог. – Я подумал, ты захочешь вздремнуть перед дальней дорогой. А я уж, так и быть, буду охранять твой сон, госпожа.

Гермиона блаженно откинулась на ворох мягких подушек, почти полностью исчезнув под балдахином, лишь тонкие ноги оставались снаружи. Гарри нежно дотронулся до ступней, но вскоре они спрятались за драпировками. Гарри стоял в нерешительности – пережив насилие, Гермиона всё ещё страшилась близости, и он не смел даже намекнуть на то, чтобы разделить с ней ложе.

Прошло несколько минут, и из-под балдахина послышалось:

— Иди сюда, стражник.

Гарри с улыбкой нырнул под полог.

— Что желает госпожа? Помассировать спинку, рассказать сказку, спеть колыбельную?

— Госпожа желает, чтобы стражник не покидал её в эту прекрасную ночь.

Гарри лёг рядом, и они долго смотрели друг на друга в приглушённом свете факелов. Наконец, Гарри решился взять её за руку и поцеловать запястье – Гермиона спокойно улыбнулась. Тогда он придвинулся ближе и легко поцеловал прохладную щёку, но тут же отпрянул, чтобы оценить, не перешёл ли зыбкую черту.

— Если ты не хочешь – скажи, я остановлюсь, — прошептал он.

— Не останавливайся. Только… будь со мной нежным.

* * *

Пробуждение было чудесным, очарование минувшей ночи плавно перешло в яркое, упругое утро. Гарри открыл глаза и увидел Гермиону, с улыбкой наблюдавшую за ним.

— Ну вот, кажется, стражник проспал, вместо того, чтобы охранять свою госпожу, — сказал Гарри, потягиваясь.

— Ничего. Пока ты отдыхал, на мою жизнь никто не покушался.

— Ты просто чудо. – Гарри прижал её к себе.

— Наверное, нам пора, Гарри. Долгие прощания утомительны.

— Зачем ты так? – он с горечью посмотрел Гермионе в глаза.

— Нельзя всё время питать несбыточные надежды, от этого жизнь проходит мимо. Давай собираться.

— Давай, — разочарованно ответил он.

Дом встретил их сиротливо хлопающей на ветру дверью. Гарри позвал Бианимаса, но никто не ответил. Движимый дурными предчувствиями, Гарри ворвался в спальню мальчишки, обнаружил пустую кровать и приколотую щепкой к столу записку на куске материи:

«Ваш мир – в будущем, а я решил остаться здесь. Там я никому не нужен. Не ищите меня. Бианимас».

Гермиона, прочитав записку, заметила:

— Он сделал свой выбор.

— Может, я чем-то обидел его? Был недостаточно внимателен? – стал сокрушаться Гарри. – Зачем он так поступил?!

— Не кори себя. Ты ни в чём не виноват. Просто Бианимас нашёл здесь то, чего никогда не получит в нашем времени.

— Совсем один! Как он выживет?

— Выжил же, — холодно ответила Гермиона. – В прошлой реальности.

Гарри поражённо взглянул на неё. Впервые он увидел столько ненависти на её лице.

— Давай, Гарри. Нас ждёт возвращение домой.

* * *

СВП, как и в прошлый раз, призывно засиял, стоило Гарри и Гермионе приблизиться.

— Нужно загадать одно и то же время, тогда окажемся там вместе, — сказал Гарри.

— Конечно. Вместе, — кивнула Гермиона, странно посмотрев на него. – Выбор за тобой.

Белоснежная сова опустилась на подмёрзший за ночь карниз, Гарри впустил её, а заодно и стылое облачко свежего зимнего воздуха.

— Что там? Опять поздравление? — послышалось за спиной.

— Нет, — улыбнулся Гарри этому голосу. — Это из Хогвартса. Нас приглашают на Рождественский бал.

— Правда? Здорово! А кто ещё будет?

— В письме не указано, но неделю назад один достоверный источник проговорился, что будет почти весь наш курс.

— И ты молчал?! Гарри! Теперь у меня не будет времени выбрать бальное платье!

— Без платья ты выглядишь гораздо лучше.

— Хм, так и быть, пойду голой.

— И никому не оставишь шансов отбить у тебя мужа.

— Пусть только кто-нибудь попробует! Не будь я миссис Поттер!

* * *

В Хогвартсе, наверное, около сотни домовых эльфов — незаметных, услужливых и преданных. Мало кто замечает, как в жизни этого волшебного народца, случается, происходят такие истории, что сам Шекспир позавидовал бы богатству сюжета.

Домовик Хлюппи был страстно влюблён в гордую, по эльфийским меркам, домовуху Нотти, но ни жаркие признания, ни стихи под Луной, ни подарки не могли пробить брешь в её стальном сердечке. Хлюппи был на грани отчаяния, но не терял надежды, ведь, как мы знаем, нет ничего слаще, чем мечтать о несбыточном. Упрямый эльф был не из тех, кто легко сдаётся: помаявшись от тоски, он решил обратиться за помощью к профессору травологии Невиллу Лонгботтому, который слыл у домовиков человеком добрым и любящим вкусно поесть. Целый месяц Хлюппи «приручал» профессора, таская ему ароматнейшие булочки с маком, тыквенные пироги и пирожные с нежной пастилой, пока, наконец, не решился открыть ему свой секрет. Профессор проникся сочувствием к бедняге, ведь он сам не раз бывал в положении отвергнутого влюблённого, и предложил безвозмездную помощь.

— Есть такая трава, — Лонгботтом проговорил трудно произносимое название на латыни, — её запах способен усиливать чувства, которые вызывает живое существо. Если ты хоть чуть-чуть нравишься своей Нотти, то она влюбится в тебя без памяти, но если нет — возненавидит на всю жизнь. Риск серьёзный, сам понимаешь, да и растёт трава в такой глуши, куда не всякий сунется.

Эльф с благодарностью кинулся профессору в ноги и заверил, что готов на всё ради своего счастья.

Эта история могла бы показаться не стоящей внимания, если бы домовик Хлюппи не оказался бы таким целеустремлённым. А он оказался.

* * *

— Мистер и миссис Поттер!

Гарри с женой проследовали мимо по-попугайски разряженного глашатая.

— О Мерлин, сколько пафоса, — проворчала она, смущённо оглядываясь. — Мне не по себе.

— Что тут сделаешь, если бал в средневековом стиле, — примиряющее ответил ей Гарри. — У Макгонагалл свои причуды.

— Может, спрячемся, а то я чувствую, сейчас нас начнут прославлять менестрели.

Они вошли в толпу радостно приветствующих гостей и преподавателей. Все спешили поздороваться, похлопать Гарри по плечу, рассказать новости. Всё-таки радостно через столько лет увидеть бывших однокурсников, вспомнить прошлое, похвастаться настоящим. Гарри широко улыбался, глядя на товарищей, и тут встретился взглядом с ней…

* * *

Домовик Хлюппи смертельно устал. В подготовке к балу были задействованы все эльфы — для них это было высокой честью, и никто не посмел бы отлынивать о работы. Хлюппи всё утро провёл на кухне, бегая от котла к котлу, добавляя ингредиенты и прибирая посуду, ведь он был младшим помощником повара — серьёзная должность, для достижения которой приходилось работать за двоих. А ещё эльф всю последнюю неделю незаметно отлучался из замка, чтобы искать чудо-растение, но лишь вчера ему улыбнулась удача. Дрожащими руками он показал профессору Невиллу находку, и тот, внимательно изучив пучок травы, которая на первый взгляд ничем не отличалась от простой тимофеевки, твёрдо заявил, что это именно то, что нужно.

— Наконец-то! — обрадовано воскликнул Хлюппи и прижал к сердцу результат своих поисков. — Нотти полюбит меня, и мы будем счастливы!

— Рад за тебя, — профессор пожал эльфу худенькую ладонь.

Хлюппи восторженно подпрыгнул на месте и исчез с хлопком. Ему предстояла операция по завоеванию сердца гордой домовухи. О том, что та может его возненавидеть, он даже не думал. Надежда иногда бывает слепа.

* * *

Она стояла, всё такая же прямая, строгая, и лишь по выражению глаз можно было догадаться, что Гарри для неё не просто один из учеников.

— Профессор! — Гарри подошёл ближе, и Макгонагалл тепло обняла его. — Спасибо за приглашение.

— Это тебе спасибо, Гарри. Хогвартс всегда будет помнить тех, кто его защищал. — Как дети?

— Всё замечательно. Скоро ждите старшего.

— Говорят, он прекрасно летает. Я с радостью зачислю его в сборную.

— Только не говорите ему об этом заранее, а то лопнет от гордости, и школа потеряет потенциального игрока.

Макгонагалл сдержанно улыбнулась, и Гарри только сейчас заметил, как она постарела со времени выпуска их курса.

— Отличная идея — средневековый стиль, — похвалил Гарри.

— Давно мечтала о чём-то подобном. Ближе к концу вечера будет сюрприз, — многозначительно пообещала Макгонагалл и, подмигнув Гарри, прошла к другим гостям.

Хлюппи, несмотря на занятость, устроил всё согласно разработанному заранее плану, сохранив при этом абсолютную секретность. Пучок драгоценной травы был со всеми предосторожностями помещён в укромный уголок, куда предполагалось пригласить надменную эльфийку. Здесь же было приготовлено затейливое угощение, изысканный вкус которого могли бы оценить лишь те, кто не понаслышке знает о высоком кулинарном искусстве. Завершив свои манипуляции, безнадёжно влюблённый приступил к исполнению самой сложной части своего плана: нужно было всеми правдами и неправдами заманить сюда Нотти.

Зазвучали флейты и виолы, напомнив о былых мечтах — несбыточных и прекрасных. Невыразимая словами прелесть этой печальной гармонии проникла в глубину сердца, заставляя его болезненно сжаться, к горлу подступил комок, готовый пролиться слезами. Гости на несколько мгновений застыли, пытаясь совладать с охватившим их чувством. Наваждение схлынуло, как только мелодия стихла, и на трибуну вышла Макгонагалл.

— Я рада видеть всех, — провозгласила она. — Повзрослевших, достигших определённых высот. Не буду утомлять долгими речами, хочу лишь пожелать, чтобы каждый из вас всегда помнил о прошлом, ведь может оказаться, что ушедшие из жизни люди и минувшие события и есть самое ценное, что было в жизни. Время расставляет свои приоритеты: то, что важно сейчас, вероятно, станет пустяковым потом. Вечно лишь то, что формирует судьбу: истинные привязанности и поступки. Не забываете про тех, к кому вы когда-либо испытывали сильные чувства, и тех, благодаря кому вы совершили великие дела…

Гарри показалось, что Макгонагалл смотрит прямо на него, и задумчиво опустил глаза.

— Эта манера говорить загадками очень напоминает Дамблдора, — услышал Гарри шёпот за спиной. — Тебе не кажется?

Дыхание вдруг снова перехватило, но на этот раз не от волшебной музыки, а оттого, что он узнал голос, который не слышал почти два года! Гарри порывисто обернулся и встретился взглядом с сияющими карими глазами.

Слишком больно — вот первое, что он почувствовал, глядя на неё. Слишком красивая, слишком уверенная в себе, всё в ней было слишком. А может, дело в том, что на Гарри снежной лавиной накатили воспоминания...

Два года назад они вернулись и оказались почти в той же самой реальности. За исключением одной счастливой особенности: не было никакой бомбёжки и миллионов погибших, город оказался цел и невредим, именно таким, каким его помнил Гарри. Произошедшая в другой реальности катастрофа казалась выдумкой изощрённого ума, а страшные картины смерти — всего лишь кошмарным сном.

Как же они были счастливы! В первые часы они бродили по городу, опьянённые воздухом, не веря глазам, а затем забрались на башню Тауэрского моста и долго любовались видом Темзы. Это было их прощание не только с прошлой, тревожной, непрожитой жизнью, но и, как потом оказалось, друг с другом.

Гарри окунулся в новые заботы, дав себе зарок, что больше не покинет свою семью, которую чуть не потерял навсегда. Понимание ценности каждого мгновения, проведённого с детьми, стало поистине глубоким, и Гарри старался не упустить ни одной мелочи, связанной с семейными заботами. Но вот прошла всего неделя с их возвращения, когда неожиданно пришло известие о том, что Гермиона забрала своих детей и уехала из Великобритании…

— Хорошо выглядишь, — проговорил Гарри, стараясь придать голосу безразличие.

— Спасибо, — вежливо улыбнулась она и сжала губы, будто пыталась удержать рвущиеся наружу слова.

— Как дела? — лёгкая хрипота выдала его волнение.

— Прекрасно.

— А Рон… — не следовало спрашивать о нём, и Гермиона, ощутив неловкость Гарри, пришла на помощь.

— Рону не очень подходит австралийский климат, а так он держится молодцом.

— Ты не отвечала на письма, — с этой, почти обвиняющей реплики разговор становился недопустимо личным, но Гарри уже было всё равно: слишком сильна была обида, а наравне с ней и горькая радость оттого, что он наконец-то увидел Гермиону.

Она глянула куда-то в сторону, словно искала пути отступления, но потом взяла себя в руки и небрежно проговорила:

— Не люблю писать.

— С каких это пор? — не унимался Гарри.

— Да уж года два, — она с вызовом посмотрела на него. — А как у тебя? Джинни выглядит очень счастливой.

— У меня тоже всё прекрасно.

— Гермиона! — к ним спешила Джинни, до этого болтавшая с бывшей однокурсницей. — Почему не предупредили, что приедете? Боже, как я тебе рада! А где Рон? — воскликнула она, обнимая Гермиону.

— Где-то был, — выдавила из себя Гермиона и рассеянно поискала глазами.

— Здесь я, — раздался басовитый голос позади. — Здорово!

Гарри испытал невероятное облегчение, увидев друга, будто с души упала тяжёлая, душная мантия. Горечь отступила, когда мужчины обменялись крепким рукопожатием и заговорили о новостях, произошедших в их жизни за последнее время. Джинни просто сияла, вставляя в беседу остроумные реплики и наслаждаясь эффектом, который производила на всех её броская красота. Гермиона отстранённо улыбалась, то и дело нервно поглядывая в сторону выхода.

Договорились встретиться после Рождества, собраться всей семьёй в Норе, совсем как в старые времена.

— Я так и не пойму, зачем вы уезжали? Далась вам эта Австралия! — задорно воскликнула Джинни.

— Там прекрасный университет, и детям нравится океан, — безапелляционно объяснила Гермиона.

Вечер был в разгаре. Вновь заиграла волшебная музыка, но на этот раз она была лёгкой, радостной.

— Потанцуем? — предложил Гарри Гермионе.

Она напряглась, но потом, нацепив безразличную улыбку, согласилась.

— В Австралии действительно так хорошо? — он осторожно положил руку ей на талию.

— Да, мне там очень… спокойно.

— То есть, всё отлично? — с сарказмом спросил Гарри.

— Без всякого сомнения, — последовал твёрдый ответ.

— Не слышу энтузиазма в голосе.

— Гарри, мы с тобой взрослые люди, ни к чему затевать этот разговор, — остудила она его.

— Согласен… Я рад, что ты вернулась, — выдохнул Гарри.

— Ненадолго.

— Что?

— Мы приехали на Рождество. Молли настояла, говорит, соскучилась по внукам. Сама бы я ни за что не решилась, — и она посмотрела Гарри в глаза.

Ему вдруг стало очевидно, что разлука ничего не изменила в их отношениях, лишь внесла в них болезненную и небезопасную нотку. Гарри поймал себя на мысли, что не может наглядеться на Гермиону, каждая черточка её лица, каждый жест, взгляд сводили на нет все его старания сохранить хотя бы видимость спокойного равнодушия.

— Надо поговорить, — решительно заявил он, останавливаясь. — Прямо сейчас.

Схватив Гермиону за руку, Гарри, словно шальной, потащил её за собой. Она почти бежала следом, как на привязи, смущённо оглядываясь на гостей.

Сумрачный коридор Хогвартса поразил гулкой тишиной. Гарри прижал Гермиону к стене и, тяжело дыша, прислонился лбом к холодному мрамору, словно хотел остудить свою горячку.

— Ты с ума сошёл! — воскликнула Гермиона, задыхаясь от бега.

— Я целый год места себе не находил. Не представляешь, что со мной было! Так что да, я сошёл с ума. Почему ты не отвечала мне?! Почему закрыла доступ к своему дому?!

— Гарри, я прочла все твои письма, но… я не могла ответить! Слишком всё хрупко, я боялась разрушить нашу с тобой жизнь.

— Знаю, — с досадой проговорил он, стукнув ладонью по стене, и добавил, пронизывая Гермиону взглядом: — Я скучал.

— И я, — призналась Гермиона.

С этими словами будто рухнула стена, возведённая обоими — стена, за которой они прятались от себя. Гермиона поняла это и попыталась вырваться из объятий Гарри.

Но он, махнув рукой на всё, приник к её губам. Тело пронзила невыразимо приятная боль, будто лёгкие снова раскрылись, как у новорожденного, и впустили в себя холод и жар земли.

Послышались шаги. Гермиона в отчаянной спешке оттолкнула Гарри.

— Хватит, — прошептала она. — Кто-то идёт.

— К чёрту всех! — он сделал попытку снова обнять её, но она умоляюще пробормотала:

— Пожалуйста, Гарри!

— Ну, хорошо. Пойдём отсюда.

Он опять схватил её за руку и повёл по коридору. У Гермионы сердце выпрыгивало из груди. Гарри совсем спятил! Прекрасно сформированная защита, которую она выстраивала в течение этих двух лет, защита от любви Гарри Поттера, сломалась в одночасье, а она топчется по руинам в полной растерянности. «Что с нами будет?!» — мысленно спрашивала она, прекрасно зная ответ, но не находила в себе сил сопротивляться напору Гарри, лишь слепо продолжала идти, пока они не оказались в какой-то тесной комнатушке без окон. Здесь почему-то были хорошо слышны звуки бала: музыка, разрозненные голоса и звон бокалов. В полной темноте Гарри крепко обнял Гермиону и стал с неистовством целовать.

— Ты погубишь нас, — умоляюще прошептала она, оторвавшись от него.

— Да, наверное. Но я уже не смогу жить как раньше. Если ты опять сбежишь, я найду и привяжу тебя к себе.

Где-то за хлипкой перегородкой вдруг затихла музыка, и послышался голос Макгонагалл, усиленный «Сонорусом»:

— А теперь обещанный сюрприз! Все вы знаете, что прошлое нельзя вернуть, но о нём нужно знать. И теперь я хочу, чтобы вы увидели, каким был наш замок в далёкие средние века. Благодаря работе преподавателей школы, удалось восстановить картины прошлого, но это будет не сухая реконструкция и не имитация. Перед вами предстанут реальные события, о которых помнят стены Хогвартса, и память о которых нам удалось извлечь. Итак, вы увидите рождественский бал 1612 года!

Пол вдруг задрожал и поехал под ногами. Ударивший по глазам яркий свет и оглушительная тишина застигли врасплох, а потом раздался коллективный возглас изумления, словно многоглавое чудовище выдохнуло в один миг. Гарри прикрыл лицо рукой и услышал чей-то громкий насмешливый голос:

— Вот это сюрприз!

Следом раздалось щёлканье фотоаппаратов и возмущённое гудение толпы. Тут Гарри понял, что они с Гермионой оказались на постаменте, а тонкие перегородки на самом деле были своеобразным занавесом, который по приказу Макгонагалл мгновенно поднялся и открыл их для всеобщего обозрения. Гермиона, охнув, нервно дёрнулась в сторону, но Гарри крепко прижал её к себе.

— Стой, уже поздно, — пробормотал он, растерянно вглядываясь в толпу.

Гермиона лишь всхлипнула и отвернулась ото всех.

— Гарри! — услышали они дрожащий голос Джинни. — Как ты мог?!

После этого тишина стала мёртвой. Все застыли, глядя на обнявшуюся парочку. Гарри понял, что сгладить инцидент ничем не удастся, да у него и не было желания выкрутиться или оправдаться. «Всё к лучшему», — подумал он и хрипло произнёс:

— Мы с Гермионой любим друг друга.

Джинни вскрикнула, словно её ударили, Рон приобнял её за плечи и угрюмо глянул на Гермиону. Толпа ошеломлённо застыла.

— Это моя вина! — воскликнул вдруг кто-то писклявым голосом, и через мгновение к постаменту подскочил совершенно несчастный домовой эльф и стал биться головой о мраморную ступеньку. — Это я во всём виноват! Я! Плохое колдовство, плохое! И Хлюппи плохой! Хлюппи сделал ужасную вещь! Хлюппи испортил жизнь Гарри Поттеру и Гермионе Уизли! А также их семьям! Нет мне прощения!

Кто-то из гостей подбежал к истязающему себя бедняге и не без труда оттащил его от ступеньки, на которой остались красные пятна. Домовик, размазывая по лицу слёзы и кровь, которая текла из разбитого лба, продолжал горестно причитать, пока Макгонагалл не прикрикнула на него гневно:

— Прекрати истерику, Хлюппи! И объясни, наконец, каким образом поведение Поттера и Гермионы Уизли связано с твоей якобы виной!

Хлюппи стал сбивчиво объяснять, что он отыскал волшебную траву, аромат которой вызовет сильное ответное чувство, если люди хотя бы чуть-чуть нравятся друг другу. Готовый пучок он оставил как раз в этой самой комнате, ничего не зная о планах директора использовать помещение в качестве сюрприза, а потом пошёл звать домовуху Нотти, хотел привести её сюда, чтобы, вдохнув волшебный запах, она полюбила его. Но опоздал! Вместо них в комнате первыми оказались Гарри Поттер и Гермиона Уизли, и теперь они, несчастные, будут страдать из-за глупого, самонадеянного Хлюппи!

— Что это за трава?! — недоверчиво спросила Макгонагалл. — И откуда ты узнал рецепт?

Домовик закрыл себе рот руками, боясь проговориться, чтобы не навредить ещё одному человеку.

— Отвечай немедленно!

Домовик стал ещё несчастнее, прикрыв себе не только рот, но и нос. Наверное, он бы задохнулся, но профессор Лонгботтом пришёл ему на помощь:

— Это я его надоумил.

— Вы?!

— Да, но я должен сказать, что эта трава…

— Да как вам это в голову пришло?!

— Но на самом деле ничего страшного, ведь…

— Как это ничего страшного?! — взвизгнула Джинни. — Посмотрите на них!

Всё снова уставились на Гарри и Гермиону.

— О боже, — побледнела, пошатнувшись Гермиона, готовая упасть без чувств, если бы Гарри не поддержал ее.

— Где эта трава? — строго спросила директор.

Домовик прытко взобрался на постамент, вынул из вазы на тумбочке невзрачный пучок и отнёс Макгонагалл. Та взяла и в полной тишине стала недоверчиво рассматривать. Потом обожгла Гарри колким, подозрительным взглядом и произнесла:

— Да, это действительно очень сильная вещь. Боюсь, что процесс нельзя обратить вспять.

Гарри непонимающе нахмурился, но тут увидел, как Джинни залилась слезами, уткнувшись в грудь своему брату. Сердце болезненно сжалось, он отпустил Гермиону и инстинктивно шагнул в сторону жены.

Этого хватило, чтобы Гермиона мгновенно приняла решение.

— Я знаю, что может помочь, — высоким от напряжения голосом сказала она, пристально глядя Макгонагалл в глаза, словно хотела без слов передать что-то, не предназначенное для чужих ушей. — Единственный способ избавиться от колдовства — нам с Гарри надо расстаться навсегда.

Гарри не успел произнести ни слова, как Гермиона шепнула ему: «Прощай, Гарри», сошла с постамента и, ни на кого не глядя, быстро вышла из зала. Рон горестно посмотрел ей в спину, потом, пробормотав что-то напоследок Джинни, отправился за женой.

Гарри почувствовал, что проваливается в пропасть. В отчаянии он рванул за Гермионой, но кто-то встал у него на пути. Гарри попытался яростно оттолкнуть его, он мог бы, наверное, убить в таком состоянии, но горячий шёпот отрезвил:

— Гарри, это я, Невилл. Не ходи за Гермионой. Она всё сделала правильно.

— Гермиона! — срываясь на крик, позвал Гарри и кинулся к выходу.

Кто-то с силой оттащил его в глубину алькова и усадил. Этот «кто-то» удерживал его, пригвоздив к стулу заклинанием. Гарри увидел, как мимо прошла заплаканная Джинни и подумал, что ей пришлось очень нелегко, но рассуждать об этом не было сил. В голове вертелась одна единственная мысль о том, Гермиона бросила его, и они больше не увидятся.

Как сквозь бредовый туман было слышно, что Макгонагалл призвала всех продолжить праздник и всё же посмотреть приготовленный для гостей сюрприз. Заиграла торжественная музыка, и на том самом постаменте, где минутой ранее стояли, крепко обнявшись, Гарри и Гермиона, стали появляться и расходиться по залу волшебники в старинных одеяниях, они разговаривали, смеялись и выглядели совершенно счастливыми. Гарри ощутил абсолютную пустоту внутри. Он сидел, словно мёртвый, невидяще уставившись вдаль, а мимо шли люди, живущие ныне и в средние века. Вдруг почудилось, что он — актёр очень странной пьесы, в которой каждый знал свою роль, и лишь Гарри не догадывался, каким будет финал.

На миг он очнулся от мрачных мыслей, когда среди мелькающих лиц увидел человека, которого здесь никак не должно было быть.