Малфой в ребро

Между ними всегда что-нибудь было — расстояния, любопытство, соперничество, неприязнь, сомнения, взаимные долги, опять расстояния…

С самого начала, с магазина мадам Малкин, с тех трёх ярдов между их двумя табуретками…

Перед визитом к Кингсли не мешало освежить в памяти некоторые цифры. Гарри давно это понял, а потому как раз копался в отчётах, когда дверь в его кабинет стремительно распахнулась, и внутрь ворвалась посетительница в дорогой мантии. Следом за решительно шагающей женщиной семенила Глэдис, беспомощно причитая: «Да нельзя же к нему! Просил не беспокоить! Я же вам уже объяснила: ваше заявление обязательно примут в работу, я всё зарегистрировала, вам совсем ни к чему к самому…». Мгновенно оценив обстановку, Гарри поднялся из-за стола:

— Глэдис, всё в порядке, вы можете идти… — и уже к посетительнице, как раз оказавшейся напротив: — Присаживайтесь, миссис Малфой. Я готов вас выслушать.

Дождавшись, когда за секретаршей закроется дверь, проигнорировавшая приглашение Астория, держа королевскую осанку, произнесла требовательным тоном:

— Мистер Поттер, найдите моего мужа.

Гарри тоже остался стоять — невежливо плюхаться в кресло при возвышающейся над столом даме.

— Вы хотите сказать, что Драко Малфой пропал? — уточнил он. — При каких обстоятельствах?

— Да, именно это я и говорю, — надменно подтвердила дама. — А все известные мне обстоятельства я уже изложила в заявлении, которое меня вынудили написать ваши сотрудники, и повторять желания не имею. Просто — найдите его!

— Я уверен, что наш отдел…

— Отдел тут ни при чём. Найти его должны вы, мистер Поттер,.

— Боюсь, моя должность не подразумевает оперативной работы, и…

— Меня не волнуют ваши должность, положение в обществе и социальный статус. Но если вы его не найдёте — клянусь, я сообщу вашей жене о том, что вас с Драко связывают не только общие воспоминания о Хогвартсе.

Гарри внутренне подобрался и расправил плечи:

— Вот как?

— Да, — она даже не пыталась сбавить тон, глаза смотрели холодно, губы то и дело презрительно поджимались, — мне всё известно о вашей интрижке. И, поверьте, я не постесняюсь её обнародовать.

— Тогда приступайте, — Гарри прихлопнул ладонью по столу и всё-таки опустился в кресло.

— Что? — похоже, ему удалось сбить Асторию с первоначального настроя.

— Я говорю — можете обнародовать всё, что вам угодно, — вежливо пояснил Гарри. — Желаете начать с моей жены? — он опять поднялся, подошёл к камину, бросил горсть дымолётного порошка, и когда пламя вспыхнуло зелёным, позвал: — Джинни, дорогая! Не могла бы ты уделить нам минутку внимания? У меня тут гостья…

Он не оборачивался к Астории, но затылком чувствовал её взгляд.

— Гарри? — лицо Джинни показалось из огня. — Что-то срочное?

— По-видимому, да, — Гарри улыбнулся жене. — Тут ко мне явилась Астория Малфой и угрожает рассказать тебе и всему свету о том, что у меня любовная интрижка с Драко. Как тебе кажется, ты сильно расстроишься?

— О Мерлин, Гарри! С Малфоем?..

— Извини, дорогая.

— …Что ж, это твой выбор, тебе за него и отвечать. С чего бы расстраиваться мне?

— Вот и чудесно, дорогая. Всего доброго. Извини, что отвлёк.

— Ничего, милый. Зато у меня будет время подготовиться к атакам газетчиков, — Джинни вернула ему улыбку, а затем, чуть изогнувшись, чтобы лучше видеть из-за Гарри, кивнула Астории: — Добрый день, миссис Малфой. Удачи у репортёров! — после чего пропала, и зелёное пламя с шипением угасло.

Гарри вернулся за свой стол, неслышно ступая по мягкому ковру, и обратился к ошеломлённо застывшей Астории:

— Так как, миссис Малфой? Вы всё ещё желаете меня шантажировать? Или, может быть, поговорим как взрослые люди?..

* * *

— Нам надо поговорить, — сказала Джинни, едва Хогвартс-экспресс, увозящий детей, скрылся вдали. — И не вздумай даже заикнуться про работу, на которой тебя ждут. Подождут.

Гарри впервые слышал подобные интонации в голосе своей жены, поэтому сразу понял — случилось нечто действительно серьёзное.

— Хорошо, милая. Я только свяжусь с отделом… Где бы ты хотела побеседовать?

— Дома, — ответила Джинни и аппарировала.

Гарри не заставил себя ждать.

Он потом не раз задавался вопросом — вот если бы он тогда не был таким послушным телёнком, если бы отказался выслушать её — может, через несколько дней Джин бы отошла, и всё стало по-прежнему?

Иногда ему казалось — да, так бы всё и вышло; а иногда — что, напротив, через несколько дней стало бы ещё хуже, потому как проблема-то никуда бы не исчезла, раз уж она зрела столько лет.

А ещё через некоторое время он перестал задавать себе такой вопрос. И не потому, что после расставания ему вздохнулось легче, а просто… привык.

Джинни собирала вещи. Под взмахи палочки мантии, колготки, бельё и прочие женские штучки послушно укладывались в чемоданы. Их посреди комнаты стояло два: ярко-красный, с бирками международной каминной сети — с ним два года назад они всей семьёй ездили на Кипр, и серый, подаренный в своё время Молли. Джинни его не любила и обычно старалась не брать в поездки.

— Ты уезжаешь? — удивился Гарри. — Куда?

— Да, уезжаю. Собственно, об этом я и хотела поговорить. Ты только не горячись, выслушай меня внимательно, хорошо?

— Хорошо, — Гарри аккуратно присел на край кровати.

— Я решила, что нам пора расстаться. Нет, не пугайся, громкого развода с разделом имущества не будет. Мы просто тихо-мирно разъедемся, и каждый будет жить своей жизнью. Я вовсе не собираюсь ломать твою карьеру, — Джинни сдула мешающий ей рыжий локон, и от привычности этой картины Гарри решил, что он бредит. — Всё, чего я хочу — свободы. Думаю, и ты, и я её заслужили после пятнадцати лет брака и троих практически взрослых детей. Конечно, пока они учатся на младших курсах Хогвартса, все каникулы мы будем проводить вместе, но, думаю, через пару лет они привыкнут, что мама с папой не живут в одном доме и не будут реагировать особенно остро.

Она говорила как о давно решённом деле. Продуманном, взвешенном и не раз осмотренном с разных сторон. Одна проблема — продумывалось, решалось и взвешивалось дело абсолютно без участия Гарри. Его даже не подумали поставить в известность, хотя ему казалось, в подобных вопросах он тоже имеет право голоса.

— Джинни, — осторожно начал он, — если ты так несмешно шутишь, то…

— Нет, Гарри, я не шучу, — совершенно спокойно сказала она, останавливаясь напротив него. — Я ухожу от тебя.

— Но почему?! Что случилось? Мы с тобой не ругались, не ссорились из-за денег, я не вваливался каждую ночь пьяный, не изменял, и сексуальная жизнь у нас вполне нормальная — как у всех пар в нашем возрасте…

— То есть ты считаешь, что у нас нормальная семья? — Джинни нарочито приподняла брови.

— Вполне, — искренне ответил Гарри. — А ты разве так не считаешь?

— Милый мой, все эти пятнадцать лет ты женат исключительно на своей работе. Мы — лишь придаток к ней в виде «мистер Поттер с супругой» и «какие чудесные дети у Главного Аврора». Мы нужны тебе для имиджа. Ты исправно выполняешь роль заботливого отца те два дня в сезон, которые проводишь дома. Всё остальное время пелёнки, простуды, температура, школа, кружки, разбитые коленки, обиды и драки остаются мне. Я готовлю, стираю, убираю, лечу, вытираю сопли, обновляю детский гардероб, беседую с учителями и принимаю меры. Тебе некогда, я понимаю, дорогой. Но проблема в том, что работа забрала тебя у меня. Ты не успеваешь разделить со мной мои заботы, мне не позволяется делить твои — секретность. Поэтому тебя со мной больше нет. И я привыкла. Я справляюсь сама. Но теперь, когда дети выросли и уехали, пришло время и мне подумать о себе и сделать то, о чём я давно мечтала. Для начала — поеду на отдых. Одна, на курорт, где будут обслуживать и баловать меня. Кажется, я заслужила немного покоя и безделья, — она опять зашагала по комнате, взмахами палочки отправляя последние вещи в чемодан.

— Хорошо, я не спорю, — сделав над собой усилие, попытался понять Гарри, — ты устала и хочешь отдохнуть. Поезжай. Но почему ты говоришь, что мы расстаёмся?

— Потому что я не вернусь, — просто ответила Джинни. — Я собираюсь заняться собой.

В Гарри постепенно закипала злость.

— Ответь мне, пожалуйста, милая, по какой причине то, что тебя не устраивала наша жизнь, я узнаю только сейчас? Почему ты молчала? Мы разве не могли поговорить раньше и всё уладить?

— Когда, дорогой? У тебя никогда не было на меня времени. И потом — не понимаю, почему я должна была что-то говорить? — Джинни пожала плечами, а красный чемодан захлопнулся и застегнулся. — Если ты ничего не замечал, если тебя всё устраивало — разве ты меня услышал бы? Мы бы просто поругались — и всё. Я не хотела ссор, Гарри. Я просто ждала, чтобы ты заметил сам. Заметил и оценил. Если бы ты однажды… да, хотя бы один раз сказал что-то вроде «Милая, ты так много делаешь для нас. Давай, теперь я сделаю что-нибудь для тебя?» — честное слово, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Так давай, милая, скажи — что я могу для тебя сделать? — Гарри понадобилась вся сила воли, чтобы не проорать эту фразу ей в лицо.

— Ничего, дорогой. Мне уже ничего не надо. Я для тебя давно не женщина, ты и для секса со мной готов не чаще раза в месяц. А ты для меня — не мужчина. Во всяком случае, не тот мужчина, за которого я выходила замуж. Восторг и влюблённость давно прошли. Ты мне друг, брат, сват, человек, которого я знаю как облупленного, но не муж. Мужа хотят и любят, делят с ним и горе и радость, опираются на него, когда трудно — именно в обыденной жизни, в быту. А мне всегда не на кого было опереться. Я привыкла выстаивать в одиночестве и ничего больше не жду. Извини.

Серый чемодан тоже наполнил свои недра и закрыл раззявленную пасть, вжикнув молнией.

— Джинни, я… — напористо начал Гарри, но она перебила.

— И я, Гарри, я тоже. Все пятнадцать лет старалась быть для тебя идеальной женой — той, которая всё понимает и ничего не требует. Но, знаешь, поняла, что не тяну на идеальную. Я выдохлась. Это не моя жизнь, Гарри. Это жизнь моей мамы. А моей мечтой никогда не было существование в пределах кухни и детской. В конце концов, я не настолько стара, чтобы не попытаться наладить всё заново — так, как нравится мне, где я ничего никому не буду должна, — она снова приблизилась к Гарри. От неё пахло привычными цветочными духами. — После отпуска я собираюсь вернуться к карьере комментатора, а там посмотрим. И, надеюсь, мне ещё встретится мужчина, который увидит во мне женщину, а не домработницу, — она невербальным заклинанием подняла чемоданы в воздух и направилась к камину.

— Джинни! Постой, Джинни! Куда ты уезжаешь, я хотя бы могу узнать?

— Нет, милый. Месяца на два я хочу полного покоя. И от тебя в том числе. К тому же за это время ты всё хорошенько обдумаешь и поймёшь, что я права. Если что — шли сову… А когда вернусь — встретимся на нейтральной территории и обсудим аспекты нашего дальнейшего сосуществования. Счастливо! — она кинула дымолётный порошок и исчезла в пламени.

Гарри потерянно опустился прямо на пол. Голова была как шальная. Он честно старался разобраться в себе, но получалось плохо — гнев, обида, протест, растерянность, уязвлённое самолюбие — всё смешалось в одну кучу, и Поттер никак не мог понять, что же ему сейчас надо испытывать. Через полчаса он встал и аппарировал в аврорат. Работа всегда помогала отвлекаться от любых жизненных неурядиц. В конце концов, он давно перестал быть несдержанным юнцом — у Главы отдела просто нет права на несдержанность, — значит, надо всё утрясти в голове, но потом, когда внутри утихнет непонятный сумбур.

* * *

Выдержал Гарри месяц.

Хотя не раз думал, что сойдёт с ума. Сидеть в четырёх стенах, где каждый уголок напоминал о семье, которой он лишился, оказалось не так-то просто. И пусть уходил он рано, возвращался поздно, пустой дом всё равно действовал на нервы.

Последней каплей оказались найденное на полке в стакане обручальное кольцо, оставленное Джинни перед отъездом, и сова от Лили, принёсшая весёлый рисунок, где нарисованные неумелой рукой улыбались Гарри и Джинни — рядышком.

Взвыв, Поттер написал Кингсли заявление, а утром получил его визу и отпуск — на неделю. Впервые с той поездки на Кипр.

Октябрь в Лондоне выдался слякотный и неприятно хмурый. Хотелось тепла, солнца, моря и безвестности. Решив, что почти-холостой волшебник может себе это позволить, Гарри выбрал Египет. Нувейба показалась ему подходящим местом, и через маггловское бюро путешествий Поттер заказал пятидневную путёвку.

Самолёт, досмотр, автобус, обустройство в гостинице — всё это отвлекало, сбивало с волшебного лада, возвращало в мир обычных людей, где его толкали как всех, улыбались как всем, требовали чаевых, как со всех… А он, оказывается, уже отвык, что у него может быть — как у всех. Пожалуй, стоит чаще напоминать себе, откуда он родом…

Он запланировал экскурсию на верблюдах в Цветной каньон и в оазис Айн Эль Фуртага, хотел посетить Каир и пирамиды, заказать морскую прогулку на яхте и на лодке с прозрачным дном, привлекал его и Дворец «Тысячи и одной ночи»… Однако не успел добраться даже до «плавания с дельфинами», так красочно разрекламированного в буклете туристической фирмы.

Всё полетело к чертям в первый же вечер на море. Едва Гарри выбрался из воды, стягивая с себя маску и ласты, и принялся делиться впечатлениями с инструктором по подводному плаванию, как к нему подошла девушка в розовом бикини и попросила помочь — мол, ей совершенно не нравится, как местные арабы на неё реагируют, не мог бы мистер сделать вид, что он — её кавалер.

Благородный мистер окинул взглядом стройные формы, тёмно-каштановые кудри, милую ямочку на щеке, щёлкнул резинкой плавок по животу, расправил плечи и, конечно же, с удовольствием согласился. Причём настолько добросовестно играл свою роль, что закончил вечер в постели Мэри-Энн. Там круглолицая нимфа оказалась так хороша, а у Поттера так давно не было секса без обязательств, что весь следующий день они не выходили из его номера, разве что пару раз заказывали туда еду и презервативы.

Это оказалось упоительно — просто чувствовать себя желанным мужчиной. Не отцом семейства, не мужем, не Главным аврором и не героем Магической Британии, а человеком, способным раз за разом доводить девушку до оргазма.

На следующий день Мэри-Энн упорхнула, пока Гарри ещё спал. Вздохнув, он собрался на пляж. А когда вернулся — его поджидал сюрприз: незакомплексованная девица расположилась в ресторане отеля, да не одна. «Что ж, — решил Гарри, с удовольствием изучая глазами новые брюнетистые горизонты, — можно попробовать и это», — и пригласил в номер Мэри-Энн вместе с подругой. Вторые сутки ушли на изучение секса втроём, и к их концу Поттер поражался — каким образом у него всё ещё что-то может вставать?

Однако вставало, и, судя по всему, обе девушки не жаловались. Временами, когда Гарри требовался перерыв, они развлекали его зрелищем лесбийских ласк. А едва тонкие пальчики одной исчезали между ног у другой, Поттер неизменно заводился, и девушки радостно принимали его в свои объятия. Впрочем, приоритет Поттер всё равно отдавал Мэри-Энн — она казалась более увлечённой им, чем Лиз. Той, похоже, приносил удовольствие секс как таковой, а Мэри-Энн нравился именно Гарри.

Поэтому когда на третий день Мэри-Энн появилась на пороге номера одна, Гарри не был разочарован, хотя опять успел всего лишь побывать на пляже. Впрочем, он уже плюнул на свою экскурсионную программу. В конце концов, это был его первый и сразу столь бурный курортный роман, который, к тому же, настолько активно восполнял пробелы в его сексуальном опыте, так что дело того, несомненно, стоило.

Четвёртый день после неизменного пляжа ознаменовался ещё одной новинкой: Мэри-Энн притащила с собой мальчика — тоненького и светлого, с сияющими голубыми глазами. По-английски он говорил плохо, зато Мэри-Энн неплохо болтала по-французски, и перевела Гарри то, что он и сам понял — по тому, как мальчик тянулся к нему, робко теребил рукав рубашки: месье очень, очень нравится мальчику, а Мэри-Энн говорит, что месье к тому же прекрасный любовник — может быть, месье не будет против…

Поразмышляв, Гарри хмыкнул и кивнул. Что ж, восполнять пробелы — так восполнять… Он чувствовал себя наполовину оторвавшимся от реальности, ставшим кем-то, кому можно всё. Причём главное, что превалировало у этого «кого-то» — животное желание секса. Как будто с потом и спермой он выдавливал из себя пятнадцать лет супружеской верности.

И они поднялись в номер втроём.

На следующий день Мэри-Энн, чмокнув Гарри, отправилась на самолёт — по её словам, её ждала-дожидалась Сорбонна, — и все пятые, последние сутки Гарри в Нувейбе, они провели с Николя. Даже вместе сходили на пляж. Говорили мало — во-первых, мешал языковой барьер, а, во-вторых, о чём им было особо разговаривать? Мальчик был лет на пятнадцать младше Поттера, если не больше, и ценил его отнюдь не за умные слова. Ну а то, что то и дело болтал про какой-то свой «амор»… так чего не скажешь, когда тебя вот-вот накроет оргазмом, твой партнёр тоже готов орать на тебе от удовольствия, а всё вокруг — жара, арабы, близкое море, сказочные кораллы, разноцветные рыбы и даже необычные деревянные шторы на окнах, — шепчет, что ты находишься в какой-нибудь сказке из той самой «Тысячи и одной ночи». Только на этот раз тебя почему-то взяли туда главным героем.

Так что ни в какие «аморы» Гарри, конечно, не поверил, и утром шестого дня они расстались, как и положено случайным любовникам: тепло, но без трагедии.

* * *

Вернулся Гарри другим человеком. Не только потому, что тело звенело, и можно было взлететь, едва оттолкнувшись носками, а сил, кажется, прибавилось втрое. Но и ушла хандра, расхотелось тосковать, ну а чтобы не травить себе сердце, Поттер в тот же день снял на окраине Лондона домик с мебелью. Покупать не стал — незачем, когда есть особняк на площади Гриммо, — но хотелось какого-то своего уголка, только для себя, где можно будет обустроить всё исключительно под собственные нужды и вкусы. Два этажа, три спальни, две ванных комнаты, гостиная, кухня. Домик был исключительно маггловский, ибо преследовалась и ещё одна цель — именно тут Гарри собирался встречаться с любовниками. А то, что они непременно будут, он уже нисколько не сомневался.

Пожалуй, он был даже рад, что Джинни его бросила. Теперь он был уверен: их отношения и впрямь застоялись и потеряли прежние теплоту и привлекательность. Впрочем, новых отношений Поттер пока тоже заводить не собирался — его очень устраивал ни к чему не обязывающий трах по взаимной симпатии.

Так и повелось: со службы подтянутый Главный Аврор возвращался на Гриммо, отдавал несколько распоряжений Кричеру и аппарировал в домик на окраине. Если на дворе была пятница, а суббота обещала быть нерабочей — переодевался, вызывал такси и ехал кутить, в бары или клубы. Пил он мало, его больше интересовали люди, он знакомился с мужчинами и женщинами, танцевал, общался, флиртовал, иногда возвращался в домик не один, иногда ему не везло… Вообще, это оказалось на удивление просто — находить тех, кто интересовался чистым сексом. Вот уж правда — пока не попробуешь, не узнаешь. Раньше каждое знакомство, в перспективе пахнущее постелью, представало перед Поттером в виде некоего бастиона, который надо было брать нудно и долго с помощью букетов, конфет, приглашений в театр и на ужин, а потом, несомненно, расплачиваться за взятую крепость… Мэри-Энн распахнула перед ним боковую калитку, где всего этого не требовалось, и растущие за стенами цветочки послушно шли в руки. А презервативы и антимаггловское заклятие на доме вполне удовлетворительно спасали от появления ягодок.

Потом наступило Рождество, приехали дети, вернулась Джинни, и они довольно удачно все каникулы изображали счастливую семью — разве что спали с бывшей женой в разных спальнях, но, кажется, никто из детей не придал этому особого значения. Посетили кучу детских развлечений, Джинни вся светилась — не то от встречи с детьми, не то ещё от чего, Гарри попытался узнать, но она тряхнула головой и сообщила, что пока не готова обсуждать с ним свою личную жизнь. Где-то в глубине звякнула мысль, что, наверное, надо бы оскорбиться, но не получилось. Во-первых, Гарри и так знал (ну не зря же находился на особой должности), что Джин устроилась на колдорадио редактором спортивных новостей, и музыкальный продюсер уже усердно подбивает к ней клинья. Во-вторых, сей продюсер был слишком неказист по внешности и должности, а потому миссис Поттер, хоть и принимала его ухаживания, но не спешила падать в объятия. И Гарри её прекрасно понимал — всё-таки когда ты столько лет находилась замужем за Героем Британии, планка невольно поднимается сама собой, к тому же Джинни даже после рождения троих детей по-прежнему была женщиной в самом соку и не зря надеялась на вариант получше.

А когда обязательные визиты к многочисленным Уизли уже подходили к концу, Гарри поймал себя на том, что скучает по своему холостяцкому домику. Так что после того, как Хогвартс-экспресс увёз детей, а Джинни поглотило зелёное пламя камина, он вздохнул с облегчением и вернулся к уже налаженному образу жизни.

Но ещё через пару-тройку месяцев маггловский мир ему наскучил. Там почти ничего нельзя было себе позволить, а магия уже прочно вошла в жизнь Гарри. И отправлять очередного любовника или любовницу в ванную, чтобы те подготовили себя к анальному соитию, казалось довольно унизительным, когда ты прекрасно знаешь, что неромантической процедуры можно избежать с помощью одного Очистительного.

И несмотря на то, что мужчины даже охотнее шли на разовый трах, чем женщины, и не так уж мало за последнее время их перебывало в кровати Поттера, он всё равно никак не мог забыть того, первого мальчика — Николя. Как он смотрел, как прерывисто дышал, как закрывал глаза и откидывал голову, вцепляясь в Гарри так, словно он — единственный его ключ к действительности…

Конечно, Поттер не был наивным дурачком, да и по опытности мальчика становилось понятно, что Гарри — всего лишь один из на его пути. Но всё-таки отдаваться Николя умел, даже говорить не о чем. Ни один из случайных партнёров, что с тех пор попадались Гарри, не смог завести его настолько. Ведь именно возможность обладать себе подобным, главенствовать над равным, таким же самцом, в первую очередь и снесла Гарри крышу тогда, в Нувейбе…

В конце концов, в один из пятничных ещё морозных вечеров Поттер решил рискнуть. И, выпив оборотного, отправился в бар «Свободная радуга», известный тем, что в любое время дня и ночи там можно было найти партнёра для секса — любого пола и возраста. При этом не возбранялись ни Оборотные зелья, ни Маскирующие чары, ни Сыворотки молодости — в общем, ты мог прийти туда таким, каким хотел бы выглядеть, если бы природа оказалась к тебе чуть более благосклонна. Там же, при баре, сдавались и несколько комнат, но на них, Поттер знал в силу профессии, были наложены Следящие чары, дабы посетители невзначай не увлеклись и не лишили бар звания уютного бесконфликтного места, где никогда не случается никаких противозаконных эксцессов — всё всегда только по взаимному согласию и для взаимного удовольствия.

С хозяином бара Гарри даже был знаком — опять же, благодаря аврорской должности. Мэт Ричардсон был довольно молод, в свои сорок два сменил три десятка любовниц и четыре жены, и ныне опять значился холостым. Жены бросали его, когда невмоготу становилось терпеть его измены. Но каждая последующая почему-то упрямо надеялась, что уж ей-то Мэт будет верен. Пока же Мэт оставался верен только одному — своему бару «Радуга», который его не единожды убеждали продать. Однажды, когда убеждающие стали чересчур назойливыми, Мэт и обратился в аврорат. С тех пор в его заведении для подчинённых Гарри имелась скидка на выпивку.

Он заметил его сразу, ещё от дверей — худого блондина, сидящего спиной, волосы до плеч скрывают воротник тёмно-зелёной мантии. Он держал в руке стакан с выпивкой и болтал о чём-то с Мэтом, иногда откидывал голову и, кажется, смеялся.

«Хочу, — понял Гарри, — вот этого, и только его».

Иногда он смеялся сам над собой — над тем, как упорно все последующие годы рвался преодолеть эти три несчастных ярда. Ну разве не смешно? Пять минут постоять на табуретках рядом, не догадаться слезть, подойти и протянуть руку, а потом всю жизнь стараться сделать эти несколько шагов. Три ярда между табуретками — равны ли они всей жизни? Наверное, нет, раз расстояние никак не желало сокращаться.

* * *

Разумеется, увлечь блондина труда не составило. В «Радугу» приходили с определённой целью, так что все намёки воспринимались правильно, и если потенциальные партнёры приглянулись друг другу — пара складывалась моментально. Зажав блондина в углу, покусывая его шею и ощущая, как сбивается дыхание мужчины, Гарри ещё раз похвалил себя за решимость, вытащил палочку и аппарировал их обоих в свой дом. Раскидывая по пути одежду, они добрались до спальни. Поттер бросил взгляд на часы, понял, что действие оборотки вот-вот закончится, кивнул: «Я сейчас», — и скрылся в ванной. Узнавание ему было совсем ни к чему.

Через несколько минут он вышел, с удовольствием оглядел вытянувшегося на постели блондина, сам покрасовался в дверях (Гарри и на свою форму не жаловался, но знал, что выбрал себе по-настоящему прекрасное тело — не зря тишком отрезал прядь волос у предыдущего любовника, когда понял, насколько ему нравится даже просто на него смотреть), скинул полотенце с бёдер и нырнул в кровать.

И всё было именно так, как мечталось — без запинок и неромантических отступлений. Блондин судорожно хватался пальцами за простыню, вгрызался в подушку и стонал, подаваясь назад, к Гарри. А Поттер вбивался в гибкое тело под собой и млел, понимая: он нашёл, что искал. От осознания этого хотелось ещё больше, ещё глубже, ещё быстрее, и ладони скользили по потным бёдрам, и яйца сладко болели от напряжения, а вместе с оргазмом накрыло ещё чем-то тёплым, от чего не хотелось выходить, а лечь сверху и обнять, подсунув руки под грудь, горячо дыша в шею…

Минут через пятнадцать-двадцать они порадовали друг друга взаимным минетом, и когда думать уже совсем не получалось, а получалось только вздрагивать от набегающего кайфа и заглатывать глубже, на задворках сознания мелькнула мысль, что Гарри даже не спросил имени своего любовника, но тут же утонула в гораздо более насущных сейчас ощущениях.

Третий раз вышел незапланированным — они просто лежали рядом, приходя в себя, молчали, и Гарри, полный благодарной неги, легонько гладил любовника по слегка влажной груди, животу, ляжкам, спустился по внутренней стороне бёдер, когда заметил, что тот уже дышит довольно заинтересованно. Воодушевившись, Поттер продолжил ласки, поднялся к мошонке, потрогал за ней, и был вознаграждён тихим вздохом. Сообразив, что третий раз за час вполне возможен — такого с ним не случалось тоже со времён Нувейбы, — Гарри удвоил усилия. Потянулся к губам, но любовник чуть отвернул голову, подставляя скулу и шею. «Что ж, — ничуть не расстроился Гарри, — найдём и другие места для поцелуев». Другие места действительно оказались не хуже, и вот уже блондин раскинулся перед ним, совершенно готовый его принять. Мало того, нетерпеливо ёрзал задницей по простыне и то и дело облизывал нежно-розовые губы. Подняв ноги любовника себе на плечи, Гарри наконец-то вошёл — медленно, едва-едва продвигаясь, и мужчина под ним поскуливал от нетерпения. А Поттеру было жаль потерять даже мгновение из всего этого волшебного соития — именно так, как хотелось, лицом к лицу, глядя на закрытые глаза и алеющие щёки, на закушенную губу, на вцепившиеся в его предплечья пальцы, на багровый член, трущийся об его живот.

Но и он не железный, и через несколько минут неторопливое раскачивание превратилось в быстрый, жадный трах, когда всё время мало, сколько бы ни было. И уже почти на пике, когда в глазах темнело от потребности кончить, Гарри понял — истекло время действия оборотного. Однако остановиться казалось совершенно немыслимо, и он продолжил яростно двигать тазом, всаживая как можно глубже, стискивая в руке упругий член блондина, наплевав на всё — в конце концов, «Обливиэйт» ещё никто не отменял. Черты любовника плыли перед глазами — скорее всего, так возвращалось собственное неидеальное зрение, — но Гарри слышал только его вскрики и собственный рык, когда накрыло одновременно и оргазмом, и последней волной перевоплощения. Переждав сладкие судороги, Поттер, спустив с плеч его ноги, мешком свалился на Малфоя сверху. Сил не осталось даже на удивление. Не говоря уж о злости.

«А ведь если бы это был очередной маггл, всё было бы намного проще», — с некоторой грустью думал Гарри, не торопясь сползать с бледной малфоевской груди. И было бы понятно, как себя вести дальше, после такого-то секса: притянуть к себе, пробормотать, как всё было здорово, и благополучно заснуть. Маггл ни за что бы не смог внезапно так подвести и превратиться в Малфоя. Ну а как, спрашивается, действовать сейчас?..

— Обливиэйт, Поттер? — внезапно раздался хриплый голос, и Гарри неохотно поднял голову.

Драко всё ещё тяжело дышал, худые рёбра ходили ходуном, бёдра подрагивали, и животом Гарри прекрасно ощущал не свою лужицу спермы. Но в серые глаза уже когда-то успел пробраться холод.

— Я говорю, Обливиэйт применишь сразу или дашь чуть-чуть отойти?

Как ни странно, он не спихивал с себя Поттера — словно право решать, что делать дальше, отдал ему целиком и полностью. Вообще-то, это не было похоже на того Малфоя, который всегда и во всём стремился составить конкуренцию. Но, может быть, постель — не та территория, где ему важно выиграть?..

— А тебе бы хотелось всё забыть? — спросил Гарри. Ему правда стало интересно. Он скатился вбок, подпер голову рукой и, щурясь, смотрел на голого блондина рядом. — Неужели настолько не понравилось? А по поведению и не скажешь…

Малфой покраснел, но ответил сдержанно:

— Неважно, что мне там понравилось и чего хотелось бы. Не я Главный Аврор и Спаситель Британии, не я здесь решаю.

Ну, то, что замолчать случившееся не получится, понятно было сразу, как только выяснилось, кто под ним только что трижды кончил. Но любопытство всё ещё не оставляло:

— То есть тебя устроит, если ты всё забудешь, а я останусь помнить?

Малфой пожал плечами, не глядя на него:

— Сомневаюсь, что ты предложишь другой вариант, при котором забываешь ты, а я продолжаю оставаться при воспоминаниях. Вряд ли ты мне настолько доверяешь. Я ведь могу и разболтать где не следует.

— Надо понимать твои слова так, будто ты мне доверяешь, что ли? — удивился Гарри.

— У меня нет другого выхода. И потом — слишком мелко для Героя Британии разглашать очередной маленький грязный грешок Малфоя.

— Почему же грязный? — хмыкнул Поттер и не удержался — потянулся к шее Драко, стёр с неё капельку пота.

— Потому что недостойно сына моих родителей ложится под другого мужчину, — отчеканил Малфой и впервые прямо посмотрел на Гарри. — Ни по статусу, ни по положению, ни по принадлежности к сильному полу я не должен хотеть раздвинуть ноги и заполучить член в свою задницу. А я хочу. И иногда настолько сильно, что иду в «Радугу» и получаю. Надеюсь, тебе уже противно, — он резко отвернулся и дёрнулся встать.

Но Гарри вовремя его поймал, прижал к постели и прошептал в очень удачно попавшееся ухо:

— А если нет? Что ты будешь делать тогда?

— Паковать вещи и собираться в эмиграцию, — глухо сообщил Малфой в сторону, не пытаясь вырваться. — Потому что если тебе не противно испачкаться об эту сплетню, мне здесь больше жизни не будет. И моему сыну тоже.

— Я не про то, придурок, — мурлыкнул Гарри, легонько укусил его за мочку и продолжил: — Что ты будешь делать, если мне наоборот — нравится твой грешок? И я нахожу ужасно привлекательным твоё желание раздвинуть ноги и заполучить мой член в твою задницу? — он выразительно потёрся пахом о бедро любовника, чтобы тот ощутил, насколько и в самом деле привлекательными кажутся ему перспективы.

Пока Малфой озадаченно молчал и наверняка хмурился, Гарри принялся убеждать его тактильно. И хотя на сей раз ответной реакции пришлось ждать дольше, всё же в конце концов, после посасывания сосков и массажа нижней части живота, где уже давно явил свою заинтересованность член, Драко сдался и дёрнул Поттера на себя, откидываясь и разрешая всё что угодно…

Сначала ему казалось: всё что угодно можно исправить. И он пришёл в купе, чтобы протянуть руку — первым. Но оказалось, что три ярда — расстояние, которое не подчиняется логике простых чисел. И все последующие семь лет они стояли между ними. Всегда, даже если порой казалось, что три ярда превратились в один — после того, как Драко «не узнал» Поттера в Малфой-мэнор, или после того, как Гарри вытащил Малфоя из Адского пламени в Выручай-комнате, или после памятного суда, на котором Гарри выступил в защиту их семьи. Но момент проходил, Драко оглядывался и понимал — нет, три ярда на месте. Он так и не сумел слезть с той табуретки.

Может, Малфой сдался потому, что решил словить последний кайф перед «Обливиэйтом» — Гарри разбираться не стал. А получив своё, наложил под напряжённым взглядом «Тергео», облапил партнёра и мирно уснул, прижимаясь щекой к его плечу.

Заниматься сексом с настоящим Малфоем в своём собственном теле оказалось даже слаще, чем Гарри мог надеяться. Теперь они оба были обнажены во всех смыслах, оба знали, кто они и что они, и прошлое не сторожило у порога, чтобы наброситься, едва ты покинешь пределы спальни, а смирно сидело в уголке и ждало, когда оно понадобится.

Утром вместо покорно ожидаемого заклинания Забвения Драко получил новую порцию страстных ласк, а затем — новый опыт по заказыванию пиццы по телефону. И Гарри смеялся над тем, как Малфой пытается резать её на куски и есть исключительно с помощью ножа и вилки, сам уминая за обе щёки руками.

Ну а потом как-то уже никто и не вспоминал ни про какие заклятия, разве что про Очищающее и Смазывающее…

Малфой приходил по пятницам, и иногда оставался на все выходные. Тихо, незаметно он вписался в быт холостяцкого домика. Благодаря Драко тот даже приобрёл какое-то подобие уюта. Во всяком случае, изредка в нём стало пахнуть чем-то вкусным, на кухне появились полотенца, а на окнах — шторы. Поттер всё ещё не был готов ни к чему, кроме крышесносного траха, а Малфой, казалось, всегда был готов именно к нему. И каждый раз становился откровением, каждый раз был как первый: Гарри наваливался на подтянутое тело, врывался в узкий вход, не сводя глаз со своего члена, исчезающего внутри. И Драко с готовностью принимал, и выгибался, и подставлялся, и получал настолько неприкрытое наслаждение, что Поттер заводился снова и снова, глядя на него.

Через несколько месяцев Гарри понял, что начинает ждать пятницы с утра понедельника. Ему это не понравилось и неприятно удивило. Нет, он слышал, конечно, про «седину в бороду», но считал, что «бесами» подобного рода могут выступать только грудастые молодые красотки вроде той же Мэри-Энн. Но никак не женатые мужчины средних лет, с которыми ты знаком с детства, пусть даже они и хорошо сохранились.

А ещё ему не нравилось, что Малфой по-прежнему не позволял целовать себя в губы. Не особо сильно это чему-то мешало, однако досаду вызывало, когда, забывшись, Гарри пытался добраться до его рта, но неизменно получал вовремя подставленное плечо, шею или скулу. И однажды, вернувшись с приёма в Министерстве в подпитии и в очередной раз промазав мимо розовых манящих губ любовника, Гарри разозлился, силком за волосы повернул голову Малфоя к себе и впился даже не поцелуем — скорее, укусом. Он никак не ожидал, что Драко с невесть откуда взявшейся силой его оттолкнёт и моментально аппарирует.

* * *

В домике на окраине Лондона он не появлялся месяц. Гарри даже начал волноваться, навёл окольными путями справки — нет, с Малфоем всё было в порядке. Жив-здоров, недавно был замечен на Диагон-аллее под руку с женой, выбирал подарки для возвращающегося сына.

Тогда Гарри плюнул и отправился по старым адресам. В «Радугу», конечно, больше не рискнул, но и маггловские угодья ещё не окончательно потеряли свою привлекательность. В одном из баров приметил очешуительную брюнетку, одетую, похоже, в одни только трусы и лифчик, разве что сверху для приличия прикрытые жилетом. С лёгкостью увёл её у вознамерившегося «утанцевать» девушку гориллы, потискал в углу, а потом вернул за столик, пробормотав что-то о важном деле, про которое совсем забыл.

В расположенном неподалёку клубе уже совсем было пристроился со спины к зажигающему на танцполе блондинчику, чьи штаны оказались с настолько заниженной талией, что позволяли разглядеть аккуратные аппетитные булочки его ягодиц, но тоже не выдержал и смотался.

Не то это всё было, не то. Ощущалось подменой и фальшивкой. После настоящих галлеонов неприятно держать в руках лепреконское золото.

А потом начались каникулы. Джинни предложила вознаградить детей за хорошую учёбу поездкой во Францию — даже Джеймс за последний семестр показал неплохие результаты, — и Поттер согласился. С бывшей женой оказалось очень легко дружить. И хотя своими успехами в личной жизни она не делилась, Поттер и так знал, что на работе её ценят, а место музыкального продюсера не без взаимности занял владелец колдорадио — Ричард Смит. Скорее всего, постель там уже фигурировала, но Гарри было удивительным образом наплевать. Его волновали собственные проблемы.

На всякий случай оставив в домике записку «Уехал с семьёй», Гарри отправился в Маглэнд. Мерлин мой, да он никогда так не веселился, как в этом детском городке за две недели, на которую была рассчитана путёвка.

Потом, правда, пришлось поскучать, когда Джинни взялась за образовательную часть программы. По музеям Гарри таскался неохотно, хотя кое-что понравилось даже ему — например, весьма впечатлило собрание книг по Тёмной магии, представленное в подвалах Лувра. Мысленно поставив себе заметку наладить связь с французским авроратом, Гарри продолжил таскаться за остальными. Похоже, его незаинтересованность разделял только Джеймс, а Ал и Лили вполне охотно спешили на каждую новую экскурсию.

Но и тут Гарри нашёл отраду — небольшие кабачки с отличным бургундским вином, которое легко пилось и почти не ударяло в голову. Ещё там обычно подавали вкусный паштет из гусиной печени, или салаты из свежих овощей с мясом, щедро сдобренные различными соусами, а также неизменные сыры в тысячах видов. А потому Джинни не сильно возражала против того, чтобы зайти туда перекусить. Во всяком случае, такой обед нравился ей куда больше навязанного детьми сладкого завтрака в бистро, состоящего из одних круассанов и лимонада.

Вот в одном из таких кабачков Гарри и увидел его. Вернее, первой их заметила Джинни.

— Моргана-заступница, ну до чего же дошла французская толерантность! — фыркнула она на ухо Гарри, передвигаясь так, чтобы загородить что-то от детей. Лили в этот момент лупила под столом ногой Джеймса по коленке — за то, что тот стащил у неё кусочек сыра, Джеймс пытался проделать такой же финт с тарелкой Ала, а младший брат, пыхтя и изворачиваясь, всеми силами старался кражу предотвратить.

Гарри осторожно оглянулся — позади них, у стойки, обнимались двое мужчин. Ещё не успев разобрать больше ничего, Поттер уже поинтересовался:

— Тебе так неприятны гомосексуальные связи?

— Нет, я к ним отношусь спокойно. Мне неприятны любые демонстрации отношений на людях — между мужчиной и женщиной в том числе.

— То есть если бы я спал с мужчиной, тебя бы это не шокировало? — с интересом осведомился Гарри.

— Да спи хоть с мантикорой, — прошипела Джиневра. — Главное, чтобы ты не делал это на виду у всех. Я не выношу ни публичных скандалов, ни обжиманий. Для этого есть дом, а не общественное место, где за всем могут наблюдать дети.

— Ну, они же не делают ничего непристойного, — машинально сказал Гарри, продолжая вглядываться в блондина, прижимавшегося к крупному итальянцу. Он даже снял очки, протёр их углом одежды, и надел снова.

— Ещё бы они позволили себе! — недовольно проворчала Джинни и занялась восстановлением порядка за столом.

А Гарри смотрел, как доверчиво, нежно, с какой готовностью льнёт Николя к очередному любовнику и окончательно понимал — нет, всё это были лепреконьи происки, и не стоит ни ради чего терять золото.

* * *

В конце концов они вернулись в Англию, и не успели разобрать чемоданы, как тесть с тёщей кинули грандиозный клич, решив всем семейством — с детьми и внуками — рвануть в Египет, как когда-то. Поттера в Египет не тянуло, он с лёгкостью отговорился работой, выпроводил всё шумное семейство Уизли-Поттеров через международную каминную сеть и вздохнул спокойно.

Была среда, но он всё-таки решил наведаться в домик на окраине. Не то чтобы рассчитывал там кого-то застать — всё-таки его не было почти месяц, даже если Драко и возвращался, ему уже наверняка наскучило ждать, — но там думалось лучше. И наверняка проще составится план, с чего начать возвращение Малфоя на прежние позиции.

План придумывать не пришлось. Едва Гарри аппарировал, как на него налетел Драко, прижал к стене, раздевая, срывая тряпки и с себя заодно, впился губами в шею, как вампир, и не отпускал, лихорадочно открывая себе новое пространство для поцелуев.

Несмотря на то, что изначально его обожгло чуть презрительной, но стыдно-сладкой мыслью «Изголодался по траху, видать», почти тут же все мысли из головы смыло цунами с именем и руками Малфоя. А потом уже Поттер сам зажал Драко в углу, нагнул, и пока тот цеплялся руками за стены в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться, двумя взмахами палочки, выхваченной из наполовину стянутых брюк, сотворил Очищающее, Смазывающее, и от души вставил.

Малфой податливо изгибался, рвался принять внутрь как можно глубже, скользил ладонями по стене, скрёб её ногтями, но молчал. А бешено раскачивающийся Гарри искусал себе в кровь губы, чтобы не стонать, и всё больше вдавливал его в деревянные панели. В конце концов Драко растопырил локти, спрятал в них голову, и так они и кончили — беззвучно, бурно и одновременно.

Поттер едва устоял на ногах — оргазмом его как будто под колени ударило. Жалея выходить из всё ещё плотно обхватывающего его колечка мышц, он решил опуститься прямо на пол и потянул Драко за собой. И хотя тот подался без всякого сопротивления, пока они падали — Гарри голой задницей на прохладный линолеум, Малфой — ему на колени, — член всё-таки выскользнул, и ляжки Гарри покрылись липкой субстанцией, вытекшей из открытого ануса Драко.

Так они и сидели — возле порога, на полу, Гарри прижимал к себе взмокшего Малфоя, целуя его куда-то в загривок, под руками ходуном ходила тощая грудь, а тот склонил голову и только всё крепче стискивал пальцы на его предплечьях.

Он вцепился в его предплечья — крепко, не оторвать, как раз в тот момент, когда сквозь накатывающий оргазм понял, кто его трахает. Это было настолько неожиданно, что сначала Драко даже решил, что воображение сыграло с ним злую шутку. Однако на нём действительно оказался Поттер.

И вот теперь он подумал, что, возможно, действительно всё решится через секс. Как-нибудь само. Но через пять месяцев регулярных встреч понял — нет, три ярда никуда не делись, незримо продолжая разделять их. Секс ничего не менял. И ничего, к сожалению, не делал проще.

Они так и не поговорили об этом — о том, почему Малфой уходил и почему вернулся. Разве что теперь позволяли себе заняться сексом не только в кровати, но и более спонтанно — к примеру, разок был опробован обеденный стол (понравилось), и дважды — пол около камина (жестковато, но в целом приемлемо)…

Они провели тогда вместе три дня, после чего Поттер вернулся на работу — всё же его действительно ждали дела, он не врал своей семье. И посреди недели он честно возвращался на Гриммо — чтобы в любой момент с ним можно было связаться бывшей жене или детям.

Домик на окраине опять превратился в пятничный дом свиданий.

Гарри никогда не спрашивал, с каких пор Драко увлёкся сексом со своим полом, да ещё в принимающей позиции, где успел набраться опыта и почему так охотно отдавался Гарри. Это было такое же личное, как поцелуи в губы, и он боялся, что Малфой его пошлёт. Или, того хуже, опять пропадёт на месяц-другой. А этого не хотелось со страшной силой. Почти так же, как не хотелось, чтобы он уходил — к кому бы то ни было. Но что сделать, чтобы продлить их отношения как можно дольше, Гарри не знал. Впрочем, Драко пока не жаловался, да, но… Поттер ещё помнил, как новизна плотских отношений с Джинни постепенно сошла на нет, превратившись в рутинную пусть приятную, но обязанность.

Разумеется, обрадовать своей беременностью и «Гарри, теперь мы должны быть очень, очень осторожны» Малфой не мог, да и гораздо раскрепощённее чувствовал себя во время полового акта, и всё-таки, всё-таки…

Ах, как сносило крышу, когда Малфой сам проявлял инициативу, когда наваливался сверху, когда буквально седлал Гарри, крепко зажимая его между худых ног, и насаживался, откидываясь назад — так, что его волосы задевали поднятые колени Гарри, — и пока Поттер поддерживал его под бёдра, мял и тискал собственный член. Гарри смотрел на него снизу вверх, дёргая тазом навстречу, и понимал только одно: «Не отдам, никому не отдам, моё»…

В общем, в результате Гарри не выдержал и навёл о Малфое справки. К сожалению, ничего интересного не выяснил, особенно про сексуальные пристрастия. Не мог же он, в конце-то концов, открыто запросить «Соберите мне информацию о том, кто, где и когда трахал Малфоя за всю его неправедную жизнь».

Зато, в принципе, теперь точно знал, где в случае чего того надо искать: в Малфой-мэноре, где он обретался с женой и сыном, во французском имении у отца с матерью, или в итальянском владении, расположенном неподалёку от Милана, где ожидали хозяина превосходная вилла, конюшня, виноградники и оливковая роща.

Больше Малфою деваться было абсолютно некуда.

Так пролетели ещё полгода. Они по-прежнему избегали любых личных тем, но последнее время Поттеру всё больше не нравилось настроение Драко. Нет, едва Гарри появлялся (а он частенько появлялся вторым), тот неизменно готов был к самому откровенному сексу, какой только взбредёт в голову его любовнику. Но потом отворачивался и замирал, делая вид, что спит — если только Поттер не тормошил его для второго раунда.

И однажды Гарри не выдержал:

— Ну? — поинтересовался он, нависая над завёрнутым в простыню Малфоем. — О чём твоя глобальная печаль?

— Не бери в голову, — через силу улыбнулся Драко, — кризис среднего возраста. Переживу.

— Чего-то я не понял, — откровенно озадачился Гарри, — какой кризис? Откуда у тебя — кризис? Насколько я слышал, он наступает у тех, кто всю жизнь существовал, как плесень.

— Рядом с тобой нетрудно ощутить себя плесенью, — попытался отшутиться Малфой, но Гарри схватил его за руку:

— А подробнее?

— Ты удивляешь меня своей наивностью, Гарри. Какие тебе нужны подробности? Тебя по-прежнему славят каждого второго мая как Спасителя Британии, но ты умудрился не стать героем одного поступка. В свои почти сорок ты — Главный Аврор, у тебя отличная семья, трое детей, и ни одного пятнышка на белоснежной репутации как специалиста и как семьянина. Кто, в конце концов, может с тобой сравниться?

— У меня есть пятна, — хмуро сообщил Гарри, которому уже не нравился этот разговор, — особенно на репутации семьянина.

— Пока они никому не видны, их нет, — хмыкнул Малфой, — а я согласен быть твоей маленькой грязной тайной.

Наверное, стоило возразить. Но возражать было нечего. Гарри заткнулся и поглядел на Малфоя по-новому. В глубине души Поттер продолжал считать его самодовольным типом, а оказалось, тот относился к себе довольно самокритично. Надо же — выстоять после суда Визенгамота, суметь собраться, поднять семью, стать успешным бизнесменом, и всё-таки считать себя плесенью…

* * *

Вскоре опять подкралось Рождество, приехали дети и Джинни, Гарри закрутился в домашних делах и заботах, в том, чтобы всех поздравить, никого не забыть и не обделить в многочисленной жёниной родне, и единственное, что успевал — отправлять по пятницам сову в домик на лондонской окраине: «Сегодня не могу, прости». Он даже не знал, получал ли пергаменты Драко — некогда было элементарно аппарировать и проверить. Но поскольку записки не возвращались — наверное, получал.

А тут снова вступили в права суровые будни — Аврорат всегда выходил на работу раньше, чем остальные службы. Да, честно говоря, и в праздники-то не особо отдыхал — так, вполглаза и вполуха, а то мало ли что…

К тому же Кингсли имел дурную привычку сразу по выходу с рождественских каникул требовать к себе Гарри с полным отчётом по преступности во вверенной ему Магической Британии. Вот и пыхтел Поттер в пыльном кабинете, когда остальные ещё благополучно доедали праздничные плам-пудинги и остатки индейки. И каждый год себя за это ругал — ну неужели нельзя было заняться отчётом пораньше?.. Однако бумажная работа всегда его тяготила, и каждый раз он откладывал её до последнего.

Именно в этот момент и застала его Астория Малфой, урождённая Гринграсс, прекрасная в своём праведном гневе.

После ухода посетительницы, которая так долбанула дверью, что стены ещё долго стонали и тряслись, Гарри честно около часа пытался сосредоточиться на делах. Но в голову уже ничего не лезло, кроме вопроса — где Малфой? Куда он мог деться, если жена его разыскивает?

Затребованное у секретарши заявление не дало никакой новой информации — три дня назад Драко без объявления о своих намерениях пропал. Астория после праздников отвезла Скорпиуса погостить к своим родителям, а вернулась в уже пустой дом.

Версию, что Драко отправился к старшим Малфоям или в итальянское поместье, сбрасывать со счетов не стоило, хотя Гарри слабо верил, что Астория их не посетила сама. Но вдруг родители прятали Малфоя от жены? Или он сам прятался от неё на миланской вилле?..

Представлять, как Драко, лежа на пузе, из-за виноградника следит за расхаживающей по территории и окликающей его женой, оказалось забавно. Но неперспективно.

Отчёт уже окончательно не лез в голову ни одной цифрой. Тогда Гарри мужественно на него плюнул, решив, что завтра как-нибудь выкрутится. Отпустил Глэдис, на минутку представил, как сейчас шумно и суетно на Гриммо, написал записку Джинни и сразу аппарировал в холостяцкую берлогу.

В ней было на удивление уютно и чисто для запущенного дома, в котором несколько недель не было хозяев. Прыгая через две ступеньки, Гарри стремительно влетел в спальню. Так и есть — Малфой сопел на их кровати, подложив ладони под щёку. И Гарри внезапно осознал: Драко проводит в этом доме гораздо больше времени, чем он сам. Отсюда и жилой запах, и атмосфера собственно жилья, а не ночлежки холостяка. Он улыбнулся и собирался прикоснуться к обнажённому плечу, когда Малфой распахнул глаза, и едва увидя его, потянулся, полусонный, прижался к алой холодной мантии:

— Наконец-то, — хрипло пробормотал он, — я скучал.

Но тут же, словно очнувшись, оторвался от тела Гарри и принялся эту самую мантию расстёгивать:

— Сейчас, — обещал он, — сейчас-сейчас, всё будет, я всё сделаю.

— Драко, — позвал Гарри, позволяя стянуть с себя мантию, но Малфой продолжал твердить своё «сейчас», теперь возясь с рубашкой. — Подожди, Драко, — он положил прохладную ладонь на тёплые пальцы Малфоя, и тот замер, встревоженно глядя на него.

— Мы успеем, — успокаивающе заверил Поттер, — мы всё успеем. Ты мне для начала скажи, зачем напугал так свою жену. И меня вместе с ней.

— Напугал? — вытаращился Малфой. Всё-таки он был смешной со сна — растрёпанный, с запутавшемся в волосах пером от подушки. И ужасно напоминал себя-мальчишку. — Они со Скорпиусом у тестя с тёщей, я не мог один дома, и не знал, когда ты вернёшься, вот и… Она что, приходила к тебе?

— Не просто приходила. Написала заявление на твой розыск и пригрозила, что если я лично не займусь поисками, она пойдёт к моей жене и в газеты — рассказывать всем подряд о нашем романе.

— Мерлин, Гарри! — Малфой подскочил, одеяло сползло к самой талии, и Гарри в очередной раз залюбовался бледным стройным телом. — Прости, я не хотел, чтобы так вышло. Я немедленно возвращаюсь в мэнор, и…

Поттер дотянулся до его поджарого живота, и Драко над ним сразу захлебнулся словами, растерянно глядя на чёрную макушку. А Гарри целовал и целовал, всё выше и выше, добрался до розовых сосков, до ключиц, поднялся к шее и упрямому подбородку, поймал лицо дёрнувшегося Малфоя в ладони, прошептал прямо в сухие губы:

— Слезь со своей табуретки, Драко. Всё гораздо проще, чем ты думаешь, — и смял их поцелуем.

На этот раз — возможно, от удивления, — губы раскрылись ему навстречу, впуская и позволяя всё что угодно — как всегда последнее время позволяло остальное тело.

Гарри ещё не знал точно, готов ли он в самом деле обнародовать свой роман с Драко, ведь тогда наверняка придётся покинуть пост Главного Аврора, да и детям в Хогвартсе будет несладко. Ему по-прежнему казалось, будто он не готов ни к чему, кроме классного траха, но он прекрасно понимал одно: он хочет Малфоя. Всего, целиком, без остатка, в единоличное пользование, даже с этой его табуреткой собственного достоинства, и никому его не отдаст. Теперь — даже шантажистке Астории.

Он ещё успел подумать о том, что в случае самого неприятного исхода они очень неплохо устроятся на той вилле под Миланом, на которой есть где развернуться детям и далеко ото всех британских сплетен и родственников. А потом уже не мог думать ни о чём — до тех пор, пока его глубоко засевший в ребре белобрысый галлеон щедро не одарил липкими процентами чистое постельное бельё.

В медовом мареве думать получалось плохо. Всё казалось нереальным, и Драко даже пощупал простыни под собой — нет, всё верно, льняные и липкие, как им и положено. Щупать Поттера было бесполезно — то, что он дрых без задних ног на плече у Драко, вовсе не говорило о его настоящести. А вот то, что в груди звенело, а в заднице саднило — вообще-то, говорило. Поскольку такое у него случалось только с Поттером.

И что в результате? «Слезь со своей табуретки, Драко». Проще сказать, чем сделать. Но Поттер, как всегда, не стал ждать — сам его оттуда стащил. И самое главное, Малфой не мог теперь понять — а было ли оно, это расстояние в несчастные три ярда? Может, он его себе когда-то только выдумал?