Флоексы — сочные плоды дикорастущего магического кустарника, который цветет только в ночь, предшествующую зимнему солнцестоянию, при условии, что на неё приходится очередное полнолуние. Плоды созревают в течение всего года. Считается, что этими плодами любят лакомиться фениксы, но почему-то они делают это тайком. И поэтому не было ни одного официального подтверждения подобной гипотезы. Кусочки этих фруктов выдерживают в сахарном сиропе, и доводят до нужной кондиции очень сложным заклинанием. После чего они по виду напоминают лимонные дольки.
Нимфадора Тонкс ворвалась в дом в радостном возбуждении. Сегодня ей посчастливилось раздобыть чудесные фрукты, и она спешила поделиться хорошей новостью с Люпиным. Но дом встретил ее пугающей темнотой. Скидывая на ходу ботинки, она заклинанием зажгла настенный светильник.
— Рем, я тут флоексы раздобыла. Представляешь? Сначала я даже не поверила своим глазам…
Девушка застыла на месте от ужаса, и из упавшего свёртка по полу раскатились желтые плоды.
Из тёмного угла в полосу света медленно вступает большой волк. Неторопливая поступь ощерившегося оборотня завораживает своей пугающей грацией и рождает животный, липкий страх. Рука реагирует быстрее мысли: судорожно сжатая палочка предупреждающе направлена в морду обезумевшей твари.
— Рем… не подходи! Ты… слышишь? — голос предательски срывается.
Волк утробно рычит и тянет носом воздух. Желтые глаза вспыхивают охотничьим азартом, и он скалит зубы, готовясь к прыжку. Добыча так близка и… беззащитна. Жажда крови перекрывает все остальные желания, рушит запреты, затопляет то, что осталось от человеческого сознания… Живая сочная плоть скована ужасом и никуда не собирается бежать…
— Стоять! — приказывает Тонкс, на долю секунды выпуская из вида оборотня, чтобы убедиться, что за окном виден четко очерченный круг желтоватой луны.
«Проклятье! Как я могла забыть? Вот же дура! Но почему… — метоморфмаг опять смотрит в волчьи глаза не отрываясь, зная, что у нее есть только один шанс остановить его. Если промахнётся или запоздает всего на долю секунды, ей уже ничто не поможет, — Почему? Ведь Ремус никогда не забывал принимать зелье. Что? Что могло произойти?»
Волк весь подбирается, готовясь к прыжку, шерсть на загривке встаёт дыбом, каждый мускул напряжен. Пожалуй, у Тонкс нет и этого шанса, слишком изголодалась звериная натура Люпина по живой дичи, по вкусу солоноватой человеческой крови.
Ведьма медленно отступает к темнеющей входной двери. Но расстояние между Тонкс и животным не увеличивается: один человеческий шаг назад, и оборотень подбирается на такое же расстояние ближе.
— Рем, всё нормально. Ты только держи себя в руках… — просит более уверенным тоном Нимфадора, стараясь знакомыми интонациями удержали зверя от прыжка.
Страшный танец продолжается: партнёрша, судорожно сжимая волшебную палочку, скользит едва заметно назад, спиной к единственно возможному выходу, и к ней подступает, ощущающий всё больший голод зверь. В сознании вервольфа досадно маячит опасение за несдержанность, за потерю контроля. Но к чему этот контроль? К чему прилагать бессмысленные усилия? Ведь так сладко поддаться желаниям. Разум заволакивает приятной, отупляющей вязкостью. Нет ни памяти, ни запретов. Один лишь бесконечный голод… Он так томит и гонит преследовать, настигать, вонзать клыки и рвать, рвать, рвать на части…
Тонкс делает еще один крохотный шаг назад, плавный, почти незаметный, как в вязком ритме замедляющего заклинания. Главное, не делать резких движений и смотреть без отрыва в пульсирующие зрачки. Нельзя упускать зрительный контакт, иначе проигрыш, имя которому — смерть.
Еще один шаг, еще… Да где же эта проклятая дверь?! Зверь тоже бесшумно подбирается к человеку, скаля зубы и жадно втягивая влажным носом запах. Её запах… Запах желанной добычи.
— Стоять! Стоять, я сказала! — выкрикивает ведьма, устремив острие палочки в эти безжалостные глаза, столь же холодные, как и сама луна.
Зверь на миг застывает, затем озлобленно рычит — ему не нравится магическое оружие. Для пущего эффекта метоморфмаг применяет безобидное, но весьма зрелищное заклинание: по комнате пробегают огненные всполохи. И это ненадолго останавливает оборотня.
— Не двигайся! Последний раз предупреждаю! — добавляет она звенящим от напряжения голосом, напрасно пытаясь привнести в него волевые нотки.
Еще только полтора метра… всего лишь полтора. А там… надо будет лишь послать оглушающее и успеть выскочить за дверь. Ведь только за дверью можно будет аппарировать, в квартире проставлены магические ограничители перемещения. Осталось всего лишь шагов шесть… Ну, максимум семь. Она почти добралась. И дальше у аврора будет лишь две секунды на всё: потому, что обычный Потрификус на оборотней не действует, он лишь откидывает тварь немного назад. И надо будет успеть… очень много всего успеть.
«Так почему же антиликантропное зелье не действует? Ведь теперь его варит не подлый слизеринский ублюдок, предатель, что так ловко скрывал свои истинные намерения. Если бы зелье сделал по спецзаказу не зельевар из Мунго, можно было бы сомневаться в его правильности. Так в чем тогда дело?» — Тонкс бегло окидывает взглядом полутёмную комнату: в беспорядке раскиданы стулья, разодраны портьеры на окнах, то тут, то там бутылки из-под огневиски.
«Спиртное. Теперь понятно. Огневиски препятствует усвоению зелья. Люпин, ты сдурел?»
— Р-р-р-р-ры… — раздаётся в опасной близости. Хищные клыки наметились на тонкую шею.
«Проклятье! Ремус, я так больше не могу, — горло перехватывает спазмом, и никак не удается сделать вдох. — Я не знаю… я не знаю, сколько еще смогу вот так вот, раз за разом, убеждать тебя, что все эти ежемесячные превращения нисколько меня не пугают, и даже не беспокоят. Я не знаю, смогу ли после сегодняшней ночи всё так же беззаботно гладить тебя по щеке, когда ты в очередной раз попытаешься извиниться. Если, конечно, доживу до утра. Когда там эта проклятая луна уберется?!».
Во вспотевшей ладони палочка опасно скользит. Ведьма нервно ее перехватывает, убеждаясь, что непроизвольный взмах заставляет зверя осторожно отступить на шаг и поджать хвост. Но уже через мгновение волк снова переходит в наступление.
Четыре шага. Остается только четыре. Тонкс еще раз резко взмахивает палочкой — лишь с целью заставить Люпина снова замереть на месте. Срабатывает. И можно позволить себе отступить еще чуть-чуть ближе к двери. Но тут Тонкс неожиданно поскальзывается на сочной мякоти флоекса и падает…
Чудовищным усилием выбрасывая руку вперёд, она, как ни странно, успевает послать оглушающее заклинание в неточном направлении. Голубая вспышка уносится прочь, и Нимфадора слышит сдавленный храп пораженного зверя, и потом от рикошета заклинания тухнет зачарованный светильник. Она умудряется вскочить и спиной привалиться к двери, но всё еще с внутренней стороны квартиры. Теперь уже ничто не освещает комнату кроме белесых лучей ненавистной луны. В темноте хищно горят желтые глаза. Они совсем близко. Отчетливо слышно прерывистое дыхание обозленного оборотня.
— Рем, пожалуйста… — жалобно просит она, начисто позабыв от ужаса, что может использовать Люмос. — Ну, постарайся! Я жить хочу!
Зверь тем временем подбирается ближе, чуть ли не ткнувшись мордой в кончик дрожащей в пальцах палочки.
— Стой! Не подходи! Стой же! — кричит Тонкс, осознавая, что если и доживёт до его преобразования, то или спятит, или просто постыдно сбежит от бессвязно лепечущего очередные оправдания Люпина. Просто сбежит, заткнув уши и крепко зажмурившись. И плюнет на совесть, на разумные доводы. На жалость. И на любовь тоже. Она больше не выдержит. Страх сильнее. А паника уже неконтролируема. Она будет проклинать себя за малодушие, но бороться уже не сможет. Так будет до конца её дней: злость на себя и страх перед луной. Любой: зарождающейся или полной.
— «Боятся страха». Дико звучит, — усмехнувшись, бормочет себе под нос молодой аврор, не выпуская из поля зрения вдруг застывшего на месте зверя. Тот нерешительно косится на окно, чутким ухом улавливая только ему доступные звуки.
Оборотень оборачивается, их взгляды встречаются, и девушке на миг кажется, что в мимике оборотня прослеживается человеческая растерянность.
— Рем, а нас Уизли пригласили на свадьбу. В конце этой недели, — зачем-то сообщает она, глупо надеясь, что эти слова пробудят в Люпине желание сопротивляться.
— Р-р-р-ррр, — теперь оскал приобретает хищную форму. Горящие в темноте глаза подергиваются безумием.
Тонкс готовится выкрикнуть заклинание. Вот только какое? Сработает лишь смертельное. Но… к такому она еще не готова.
«Проклятье, Рем! Ты не имеешь права принуждать меня к этому. Ведь это намного хуже страха!»
Тонкс беспомощно опускает руку. Как же она устала…
Попробовать выскочить за дверь, а там пусть будет что будет? Возможно, это единственное на что она имеет право: предоставить все на усмотрение звериных инстинктов её совестливого Люпина.
«Ха! А посмертной эпитафией мне будет: «Она умерла от любви!»
— Давай, Рем! Давай! Я, по крайней мере, не буду этого помнить, в отличие от тебя…
Она почти представила, как острые клыки вгрызаются в ее горло, но протяжный вой, доносящийся с улицы, внезапно всё меняет. Громадный волк нехотя оборачивается к окну, навострив уши, внимает еще одному призывному завыванию и, по-щенячьи взвизгнув, бросается сквозь стекло на улицу. Удар настолько силен, что создается впечатление, будто звон он бьющегося стекла разрывает перепонки. Видимо, у Тонкс все же сдают нервы, она готова взорвать их дом стихийным выбросом магии: чтобы не только стекла, но и стены рассыпались на сотню осколков.
Ведьма на негнущихся ногах добредает до дальней комнаты, накладывает защитные заклинания на все окна и двери, затем еще раз всё дублирует — на всякий случай. Даже по ошибке запечатывает зеркало, что так неосмотрительно отражает в себе проклятую луну. Молодая женщина в изнеможении сползает по стене на пол.
* * *
Когда диск луны растворяется в светлеющем небе, входная дверь хлопает под чьей-то неверной рукой, и это заставляет Тонкс очнуться от забытья. На ходу снимая заклинание с двери, Нимфадора проходит в коридор. Привалившись к стене и прикрыв от усталости глаза, Люпин учащенно дышит. Сегодня обратная трансформация далась ему особенно тяжело, его всего трясёт, он бледен и обессилен.
— Рем… — девушка не узнает собственного голоса.
Люпин успевает лишь осознать, что проваливается в бессознательное состояние.
Левитировав безвольное тело на диван в гостиной, Тонкс спешно сдирает с мужчины испачканную и промокшую одежду, одновременно подзывая к себе из шкафчика обезболивающее и восстанавливающее силы зелья. Она согревает заклинанием одеяло и закутывает в него бьющегося в лихорадке Ремуса. Заставляет его проглотить изрядную долю зелий и идет заваривать успокаивающий чай.
Сейчас она пребывает в таком шоке, что не в состоянии даже понять, боится ли она еще его или нет. Может, этот самый страх всё выжег в ее душе, и потому она уже ничего не чувствует? Только автоматически выполняет давно заученные действия, что регулярно, месяц за месяцем, ей приходится воспроизводить в одном и том же порядке.
С чашкой крепкого травяного чая она возвращается в комнату и накладывает на Ремуса согревающие чары. Сейчас мягкое тепло растечется по его мышцам, отступит боль и восстановится температура. Нормальная, такая, какая должна быть у человека. Затем он откроет глаза и попросит пить. Только вот сможет ли она теперь повторить все те слова, что каждый раз помогают Ремусу успокоено заснуть? Сумеет ли? Не захлебнётся ли неконтролируемым страхом, как только увидит отражение произошедшего в глазах всё вспомнившего Люпина?
— Сколько времени? — бормочет он, почувствовав, что Нимфадора садиться возле него. Всё еще острое обоняние позволяет ему определить, что от любимой пахнет флоексами. Странно, в это время года? Где она их раздобыла? Но тонкий аромат диковинных фруктов пробуждает какие-то неприятные воспоминания на подсознательном уровне. Невнятные образы вызывают чувство отвращения и дикого ужаса, словно призваны упрекать в чем-то недозволенном.
— Восемь. После обеда у нас будут гости, не забыл?
Ему в ладони заботливо водворена чашка с чаем. Люпин недовольно щуриться на свет восходящего солнца.
Тонкс тут же реагирует и взмахом палочки восстанавливает поврежденное стекло, потом наглухо задергивает портьеры. Теперь легче. Теперь можно посмотреть ей в глаза. Как она не устает раз за разом вот так жизнерадостно возвращать ему ощущение человеческого существования? Как ей хватает на это сил?
— Нет, не забыл, — отвечает он автоматически, пытаясь понять, что его беспокоит. С первой попытки это осознать не получается, и он поспешно делает большой глоток, чудом не обжегшись. Чай слишком вязкий, слишком приторный — из смеси лечебных трав, рецепт которого дал ему Снейп, пронаблюдавший пару раз постдеформационный период еще много лет назад.
— Что ты хочешь на завтрак? — Тонкс поражается, насколько легко ей даётся обычная фраза.
— Нет. Ничего не хочу, — бормочет Люпин, возвращая ей чашку и отворачиваясь к стене.
— Ты должен поесть. Потом сможешь отсыпаться целый день, до пяти. Но если не хочешь, я могу и сама встретить Минерву. Не беда, если нам придётся поболтать только на свои, женские темы, — пожимает она несимметрично плечами, так, как это любит Рем. И знает, что, даже не глядя на нее, он подмечает малейшие движения: еще не все звериные инстинкты спрятались в глубине, восприятие Люпина пока очень остро.
Маг тяжело вздыхает, но вновь разворачивается к ней, кивком давая понять, что готов подчиниться и проглотить пару кусков покупного тыквенного пирога. Аврорам, как известно, заниматься готовкой некогда. Да Тонкс и не любит это делать. Зато знает много хороших магазинчиков, где можно купить еду ни в чём не уступающую домашней.
Нимфадора на этот раз не подзывает к себе пирог, сама идет на кухню, чтобы было время взять себя в руки и попытаться продолжить разговор всё в том же естественно-спокойном тоне. Сейчас она пока еще в состоянии улыбаться и заботиться о нём. Сейчас, пока он не вспомнил, что было этой ночью. Но воспоминания придут позже, когда он даст передышку телу и разуму. А вот как она ему потом заявит, что не выдерживает и уходит? Бросает его? Предаёт? Предаёт только лишь потому, что страх, подобно тому же оборотню, медленно, но неотвратимо приближается?
— Черника с корицей сегодня подозрительно съедобны, — бормочет он и через силу улыбается. Тонкс, поглощенная своими переживаниями, даже и не заметила, что схватила с полки куски не того пирога, с начинкой из ягод, которых Ремус терпеть не может. Этот пирог она всегда ест сама. Это единственное, что ее любимый отказывается с ней делить — безумный букет специй и чёрнильно-синих ягод, память из ёё маггловского детства.
— Может я и научусь этим восхищаться. Со временем, — шутит он, заметив, как шокировано реагирует на свою оплошность растерянная Нимфадора. Затем устало протягивает ей пустую тарелку, девушка едва успевает подхватить ее из обессиленных рук измученного человека-оборотня.
— Там… в кармане должен быть рецепт… — вдруг вспоминает он, обеспокоено оглядываясь в поисках своей одежды.
— Не волнуйся. Я его найду, когда буду чистить костюм, — заверяет его Тонкс, не позволяя вскочить с дивана мужчине. Он слишком бледен и слаб.
— Нет, нет! Это важно. Это очень важно… кажется… — бормочет Люпин и замирает с широко распахнутыми глазами. Отметив, как он дёрнулся и потом затравленно взглянул на неё, ведьма понимает, что Ремус всё вспомнил.
— Рецепт! Мне нужен этот проклятый рецепт! — вскакивает он и судорожно начинает выворачивать свои карманы. Среди прочих мелочей на пол выпадает и клочок пергамента. Словно невероятную драгоценность Ремус победно сжимает ее в ладони и устало возвращается под одеяло, его опять трясёт.
Снова укутав его и применив согревающее заклинание, ведьма пытается узнать, что за ценный клочок он судорожно мнёт в своих пальцах. Но впервые Люпин непреклонен и не позволяет к нему даже прикоснуться. Через несколько минут он забывается тяжелым сном.
Посидев рядом с Ремусом минут десять и заготовив в уме свою будущую речь, когда попытается ему объяснить, почему бросает его, Тонкс уступает любопытству и тихонько, так, чтобы не разбудить, извлекает из стиснутых пальцев записку.
«Усовершенствованный вариант антиликантропного зелья. Проба № 87
щепотка (моя щепотка! Разумеется, не Хагридовская!) чешуи мантикоры,
и 1,5 унции крыльев толокняной мошки (лучше молодых особей).
Все варить ровно час, помешивая в точности как второуровневые зелья.
Норма приема — превосходящая на одну треть прежнюю. Верно сваренное зелье приобретает серебристо-сиреневый оттенок и помогает избежать последствий спиртосодержащих добавок».
Ничего не понимая, Тонкс перечитывает еще раз. От осознания, кому принадлежит этот почерк, её передёргивает. Снейп! Ему, что? Больше некуда совать свой длинный нос? Думает, что без него не справятся?
Девушка едва удерживается от желания испепелить проклятый клочок пергамента. Но тут ей кажется, что за окном мелькает чья-то тень. Ведьма беззвучно подбирается к окну и выглядывает наружу. Цепкий, выработанный за годы службы в аврорате, взгляд, успевает отметить высокую фигуру, что спешно заворачивает за угол. Что-то до боли знакомое мерещится в стремительной, но отнюдь нелегкой походке, закутанного в черный плащ человека.
Выхватив палочку, она кидается к выходу.
Запыхавшись, Тонкс застывает у поворота за угол. Вдохнув, она осторожно выглядывает. И опять не подвела аврорская наблюдательность: она заметила-таки темную фигуру недалеко от соседского дома. Человек устало оперся о стену здания и тяжело дышит.
«Он что, ранен?», — удивляется она, просчитывая нужную точку выхода аппарирования. Через миг она уже стоит прямо перед незнакомцем, приставив палочку к его груди. Мужчина дергается, что вынуждает его зашипеть от боли и еще сильнее скрючиться. Растерявшаяся Тонкс пытается ему помочь и подхватывает под локоть. Капюшон соскальзывает с головы мужчины, и ведьма оказалась лицом к лицу со… Снейпом.
Шок настолько сильный, что Тонкс даже забывает воспользоваться оглушающим или опутывающим заклинанием. Все так же продолжает пялиться на не упустившего возможность ухмыльнуться зельевара и пытается понять, что ее так поражает в надменном облике.
Снейп вырывается из ее хватки, и она слышит его сбившееся дыхание. Затем мужчина снова хватается за сердце, не выпуская, тем не менее, из руки палочки.
— Рад снова вас видеть, мисс Тонкс, — в обычной своей язвительной манере шипит зельевар, непривычно нервно вскидывая голову, и короткие седые пряди безжизненно опадают на постаревшее лицо.
«Мерлин, кто его так проклял? Это… не похоже ни на одно из известных мне темномагических», — растерянно соображает матаморфмаг.
Снейп же тем временем справляется с минутной заминкой и даже незаметно расправляет плечи, больше никак не показывая, что его беспокоит какая-то боль. Он отводит от женщины свою палочку и скрещивает руки на груди, нагло ощупывая взглядом её фигуру. Будто они не виделись целую вечность. На самом же деле не прошло и двух лет с их последней встречи.
— Что ты тут делаешь? — спохватывается Тонкс, внезапно осознавая, что сейчас облик зельевара вызывает в ней скорее сочувствие, нежели привычную ненависть.
Да и он не испепеляет взглядом. Скорее уж взирает с… с симпатией? Ей не почудилось?
— Согласно постановлению Особой комиссии я вынуждена арестовать тебя, Северус Снейп…
Он многозначительно хмыкает и прерывает ее:
— В следующий раз. Как смог убедиться, Люпин умудрился-таки не потерять рецепт? Это пугало не разжевало, не обслюнявило его? — зельевар брезгливо морщится. — Сегодня его лишили сытного ужина. Мог заглотить пергамент с голодухи.
— Но как ты…
— С тех пор он не переносил запах флоексов. Кто бы мог подумать, что именно эти плоды сыграют решающую роль в рецептуре? Стоит ли намекать, что теперь ты как никто должна быть заинтересована в верно сваренном зелье?
«О, Мерлин! Да ведь это не проклятие… — доходит, наконец, до ведьмы и она от удивления открывает рот, — он просто постарел. Ему сейчас должно быть не меньше семидесяти…»
Отметив в ее взгляде догадку, он самодовольно ухмыляется, достаёт из-за ворота хроноворот и устанавливает нужную ему дату. Кивнув напоследок, зельевар бросает ей с издёвкой:
— В твоих же интересах следить, что и когда пьёт этот олух. Знаешь ли, мне надоело менять прошлое уже в четвертый раз кряду. Больше на меня не рассчитывайте… — его губы сардонически кривятся, — голубки…
* * *
Тонкс сидела на диване подле спящего Люпина и тихо изучала черты любимого лица.
«В четвёртый раз…»
О, Мерлин! Как же ты должен был мучиться угрызениями совести, раз этот эгоистичный ублюдок решил придти тебе на помощь?
— Ну что ж, страхи мы победим, коли уж на то пошло, — она аккуратно вложила в судорожно сжатые пальцы спящего клочок с драгоценным рецептом.
— Надеюсь, я доживу до твоего времени, Снейп, — усмехнулась девушка в пустоту, — и в отместку за твоё ехидство каждый день стану потчевать тебя флоексами. Специально арендую прямой каминный портал для доставки особо ценных грузов. Или засажу твой сад этими кустарниками. Определенно, последняя мысль мне нравится даже больше.
Тонкс многообещающе хмыкнула и пошла собирать, раскатившиеся по всей квартире ярко-желтые лунные плоды.
Vova
