Эйлин аккуратно расстилает на старом поцарапанном столе чистое белое полотно. Миг — и все пятна и трещины сменяет гладкая девственная белизна.
За окном такой неожиданно жаркий сентябрь. Они сидят на ещё не совсем очищенном от хлама чердаке, где волшебница уже который месяц пытается оборудовать лабораторию.
Тут, среди пыльных деревянных балок, ещё жарче. Воздух густой, как кисель. Рубашка Тобиаса моментально пропитывается потом и липнет к спине. Он стаскивает её, ругаясь сквозь зубы, но Эйлин словно не слышит.
Он уже несколько раз попытался уговорить её спуститься вниз, но та вдруг неожиданно заупрямилась, и он отступил. На время.
— И на что гадать? — Тобиас кривит губы, пачка сигарет кочует из ладони в ладонь.
Он сейчас не курит при ней. Застращали. Злится, мучается, но не курит. Беременность его жены проходит уж очень тяжело. Тут и без курева тошно…
— На его судьбу, — Эйлин касается округлившегося живота, выступающего под платьем.
Она кажется больной и измученной. Беременность не красит её. Наоборот. Округлившиеся плечи контрастируют с впалыми щеками, бледность кожи — с характерными беременным пигментными пятнами, усыпавшими лицо. Она мало ест, и порой целыми днями не выходит из дома.
— И на чём же? На картах? Кофейной гуще? Или на чём вы там гадаете?
Эйлин чуть улыбается. В тонких руках, пахнущих пряностями и мятой, появляется потёртый мешочек. Она распутывает шнурок завязки и сует под нос мужу. Тёмные глаза магла сощуриваются, пытаясь различить содержимое, а потом из груди вырывается разочарованный вздох.
— Камни какие-то…
— Камни.
Эйлин запускает руку в мешочек, касается их кончиками пальцев. Гладкие и прохладные. Тут и бирюза, и агат, и янтарь, и малахит, и лунных камень, и розовый кварц, и много других. И каждый несёт в себе скрытый смысл, каждый чуть-чуть приоткроет ей завесу будущего.
Она любит камни. За их холодное спокойствие. За их величественную силу, и… за то, что они напоминают ей о школе. Разве есть более удачный способ гадания для бывшего капитана факультетской команды по игре в плюй-камни?! Воспоминания о беспечных деньках накрывают так внезапно, что Эйлин неожиданно тихо смеётся, сжав мешочек с камнями в руках.
Тобиас фыркает. Насмешливо, но во взгляде тепло.
— Тебе тут, похоже, Принц, и одной не скучно. Мне уйти?
— Уйти. Ко мне.
Она тянет к нему тонкую руку с выпирающей на запястье косточкой и он, бормоча что-то о том, что некоторым с травой пора завязывать, покорно идёт к ней. Обнимает за плечи, целует тёмные локоны.
Тонкие пальцы неожиданно сильно впиваются в широкую ладонь. Глаза Эйлин испуганные, дыхание вмиг сбивается от накатившегося волнения.
— Готов?
Тобиас фыркает вновь. Но как-то неуверенно.
— Да давай уже…
Она запускает руку в мешочек. Вдох-выдох. Ловкие пальцы, привыкшие отмерять щепотки сухих трав и запечатывать колбы, подхватывают первые пять камешков.
Губы шепчут страшные слова, прежде чем она сама понимает что говорит.
Тобиас хмурится.
Вторая попытка. Тонкая холодная ладонь вновь взмывает, камни складываются в узор. Эйлин щурится. Отмечает их цвет и расположение. Краска сходит с лица.
— Что за хрень?.. — Тобиас склоняется над столом, напряженно разглядывая лежащие на полотне камни.
Эйлин уже не может остановиться. Камни падают в третий раз.
— Роковая ошибка. Одиночество. Презрение. Боль…
Голос с каждым разом всё тише и тише. В глазах слёзы. Бескровные губы сами читают обозначения выпавших комбинаций. Мягкий запах мяты, исходящий от её тела, сейчас кажется острее. Режет обоняние. Тобиас стискивает кулаки.
Вновь рука скользит в мешочек. Новая порция камней на полотне.
— Мучительная… — Эйлин хрипнет, не договорив. — сме…
— ХВАТИТ!!!
Он рывком выдирает у неё из рук мешочек с камнями, второй рукой сдёргивает со стола полотно. Камни рассыпаются по грязному полу, но Тобиас не смотрит на них. Комкает белую ткань и с ненавистью швыряет в узкое чердачное окно. Резко поворачивается, хватает её за руку, стискивает запястье. Слишком сильно. Эйлин тихо вскрикивает, на бледной коже обязательно останутся синяки. Рывок — и она падает на него. Сильные руки ложатся на хрупкие трясущиеся плечи.
— Выдумала, тоже мне, голову себе всякой ерундой занимать! Что это ещё за…
Её губы дрожат, по щекам катятся слёзы. Тобиас сглатывает. Он, наверное, впервые видит, как она плачет. Его спокойная, временами апатичная супруга плачет. Грустить — это по ней, но вот слёзы… Жутко.
— Ну чего ты… — он проводит ладонью по щеке. — Перестань. Дурочка… Нашла чему верить… — его голос сейчас ещё более хриплый. И виной совсем не сигаретный дым…
Эйлин открывает рот, но он не даёт ей сказать.
— Не верю я в ваши эти гадания. И верить не хочу, — в голосе звучат нотки раздражения. — И тебе не позволю, поняла?
Он целует её в висок. Волшебница едва заметно кивает и вытирает покрасневший нос.
— Мне плевать на эти твои чёртовы камушки! Наш сын будет самым счастливым. Слышишь? Я тебе обещаю.
Она наконец-то улыбается. Всего на миг. А потом с всхлипом утыкается ему носом в грудь. Цепляется за плечи. Прячется в кольце сильных рук.
— Ох, женщины…Лишь бы сырость развести…Сама придумала — сама перепугалась…
Тобиас перебирает её пряди, ворча о женской плаксивости и дурацких суевериях, и понимает, что сейчас представить себе не может ту силу, которая могла помешать ему сдержать данное слово. Совсем…
Vova
