Знаешь, как больно и трудно делать первый шаг? Не тогда, когда тебе год, и ты с трудом осознаешь действительность. Не тогда, когда за спиной стоят мать и отец, готовые поддержать в любой ситуации. А тогда, когда все дается гораздо труднее. Когда первый шаг в новой жизни ты должен был сделать сам. Один. Ни на кого не надеясь.
Диагон-Аллея ранним утром была холодной и пустынной. За годы, проведенные в стенах родного дома, я успел отвыкнуть от окружающего мира настолько, что теперь все выглядело странно и непривычно — и это ощущение лишь усиливало мое волнение.
Какого черта? Что я вообще здесь делаю? Зачем я согласился на все это? Ведь знаю же, что ничего хорошего данная встреча не принесет.
Открываю дверь и захожу внутрь. Вот он — ты — за самым последним столиком в глубине зала. Сидишь, практически спрятав лицо в высоко поднятый воротник мантии. Не поднимаешь глаз — боишься или…
Бойся, черт побери, бойся. Ведь сейчас я перед тобой абсолютно открыт — и дай мне Бог силы удержаться от желания подхватить тебя под руки и увести из этого грязного, порочного мира куда подальше. Туда, где есть покой и тишина. Где не нужно прятаться.
Бойся — потому что сейчас я сам себя боюсь. Потому что сейчас, под этой ледяной надменной маской так явственно выступает тот мальчик, который протягивал тебе руку, казалось бы, целую вечность назад. На самом деле — прошло всего 15 лет с того дня. Недолгий срок для волшебника, ведь так?
Скажи, ты хоть раз пытался заглянуть под эту маску? Пытался, знаю. И тебе даже удалось. Только вот ты не справился. Не смог принять то, что было под ней.
Я ведь мерзавец, помнишь? Мерзавец, слизеринский гад, хорек… А у таких не может быть настоящей семьи, не может быть любящих родителей, какие были и есть у меня. Ты ведь не мог даже предположить, что Люциус и Нарцисса по-настоящему любят собственного сына? Любят просто так, не за пойманный снитч, не за разрушенную по требованию Темного Лорда защиту Хогвартса, не за прекрасно сданный СОВ — нет, они просто любят меня. Любят, когда я падаю и ушибаюсь, любят, когда внезапно задумываюсь и смотрю будто бы сквозь них, любят, когда…
Да, любят, когда я в коме.
Ты помнишь этот день? Я уверен — помнишь. Ты не можешь не помнить. День твоей свадьбы с мисс Уизли. Почему я называю ее так, а не как обычно Уизлеттой? Знаешь, долгие годы ушли на то, чтобы многое понять и принять. Переосмыслить… И прежде всего то, что я не могу быть зол на нее за твой выбор. Ты сам сделал его тогда — только причина… причина осталась мне непонятной до сих пор.
Тогда, 7 лет назад, я не понимал, какого черта… Что это приглашение делает в списке моих бумаг, и как вообще оно могло оказаться здесь? Принять то, что сам Поттер, Герой Всея Магической Британии, приглашает меня на свадьбу? Нет, это было выше моего понимания. Чем это было с твоей стороны? Попыткой мести или же… криком о помощи?
Я так ни разу и не задал тебе этот вопрос — хотя и хотел. Просто… побоялся. Ведь если ты всего лишь хотел отомстить — то почему тогда сейчас мы, два абсолютно разных человека сидим здесь, на Диагон— Аллее в 5 утра? Почему тебе не спится дома, в теплой постели с любимой (возможно?) женой? Почему мне не унять эту дрожь в коленях, я еще могу понять — только вот об этом тебе знать необязательно…
Ведь именно сегодня я делаю первый шаг в новую жизнь.
Первый шаг — и сразу же тебе навстречу…
Как и тогда.
Только ты мог догадаться провести свадьбу в магловском районе города. Поставить антиаппарационный барьер ранее неведомой силы, создать который не смог бы даже Дамблдор. Потом ты еще миллион раз пожалеешь о своем решении — но это будет потом. А тогда ты был счастлив — абсолютно и безгранично. Ну, может, я чуть-чуть преувеличиваю — ты был счастлив на 99%. Куда делся один процент твоего счастья? Ты сам потом признаешься, что где-то в глубине ты чувствовал страх и беспокойство, но приписывал это к обычному предсвадебному волнению. И ты будешь винить себя за все происшедшее, за то, что не послушался собственного внутреннего голоса.
Не кори себя, Герой… Если бы не тот случай — то ничего бы не было. Не было бы Джеймса Сириуса и Альбуса Северуса. Не было бы малышки Лили. А главное — не было бы тебя и меня в 5 утра на Диагон-Аллее.
Подними взгляд, Герой! Чего ты боишься? Увидеть осуждение в моих глазах? Увидеть в них боль? Боли нет… Сейчас ее нет. Может быть, она вернется потом, когда Диагон-Аллея оживет, и мы окажемся среди толпы людей, разделяющих нас. Потом, когда в Малфой — мэноре уставшие за день ноги дадут о себе знать…
Сейчас ее нет. Остались лишь усталость и… желание взглянуть в твои глаза.
Ну же, Герой…
Ведь первым, что я увидел, когда очнулся, были именно они. Твои глаза, яркие, словно звезды, и такие же манящие и далекие. В них светилось беспокойство и — Бог мой — неужели это была нежность? Нет, этого просто не могло быть. Слишком неправильно, нелогично, нерационально было подобное предположение. Или же — все это правда?
Знаешь, долгое время то, что произошло, называли глупым стечением обстоятельств. Кто-то даже подумал, что я сам все подстроил — но был вынужден разочароваться в своих догадках, когда прозвучал вердикт врачей. Я же не называл это никак иначе, чем рок или судьба.
Да, Поттер, именно так.
Как еще можно назвать ту аварию? Обычная авария — ха-х! — заставившая сильного мага (а я считал себя сильным) впасть в кому на долгие 2 года. Врачи разводили руками — окружающий мир абсолютно потерял со мной связи. Отец поседел от горя, а мать… Я знаю, внешне она осталась такой же ухоженной, сдержанной, даже, можно сказать, холодной — но внутри… Никогда не лезь женщине в душу, Герой. Только я по-настоящему знал своих родителей — и видел, как они изменились за годы моей комы. Видел непролитые слезы леди Нарциссы Малфой, видел боль и горесть лорда Малфоя. А еще… еще я видел, как было плохо тебе…
Я никогда не признаюсь, но очнулся я именно благодаря тебе, Поттер. Даже там, находясь где-то на краю между жизнью и смертью, я чувствовал, что ты рядом. Пожалуй, тогда-то я и задался вопросом : что связывает нас с тобой?
«Ничего», — в ужасе воскликнешь ты и сразу же отстранишься.
«Все», — твердо отвечу я.
Все, от первого до последнего курса учебы. Все балы в Министерстве после окончания. Все случайные встречи — ты и Джинни, я и Астория. Приглашение на твою свадьбу. Моя кома. Вечера в Малфой — мэноре. А теперь — встреча здесь, пустынным утром на Диагон — Аллее.
Мы всегда были связаны, Поттер. Ненавистью, враждой, соперничеством друг с другом. Но ведь что-то же заставило тебя волноваться за меня. Что-то заставило тебя сидеть рядом со мной все это время? Чувство вины? Неужели да?
Долгие два года. Потом я читал о том, что произошло за это время, по старым газетам. «Свадьба Мальчика-который-выжил отменена», — кричали заголовки в тот день. Историю моей аварии они описывали как что-то эпическое — и, конечно же, центральное место во всей этой истории занимал ты, героически пытавшийся меня спасти. Ты снимал антиаппарационный барьер (как подчеркивают газеты «трясущимися руками»), ты посылал моим родителям патронуса, ты договаривался о лучшей палате для мистера Малфоя, ты, ты, ты…
Казалось, этому не было конца. Ты делал все, что мог — и даже больше — но ради чего? Ты был со мной все время — единственный из всех, кто меня не бросил. Порой с тобой приходила твоя подруга — урожденная Грейнджер, ныне Уизли. Кроме вас двоих меня навещали только отец и мать. Никто больше не перешагнул порог этой палаты.
А потом я очнулся. Это произошло так внезапно, что ты даже не успел отвести свой испуганный взгляд.
«Ты просто открыл глаза», — расскажешь ты мне потом.
Сперва я ничего не видел. Сплошное яркое пятно, постепенно обретающее контуры. Твои контуры. Мне кажется, именно в тот момент я понял все — окончательно и бесповоротно. И свою ненависть к тебе, и нашу вражду, и мое спасение из Выручай-комнаты, и приглашение к тебе на свадьбу. Я понял — ты нет.
А теперь — теперь ты понял? Подними глаза, Герой — и я увижу ответ на свой вопрос. Ведь ты не мог не понять — хотя ты никогда не видел ничего дальше собственного носа. Видимо, это последствия твоего плохого зрения. Ну же, Герой, подними глаза, посмотри на меня, наконец. Ведь это же я...
Помнишь, ты говорил, что я смогу? Так вот — я смог. А ты… смог ли все-таки ты?
«Он обязательно восстановится», «…последствия комы…», «…заново научится…», — врачи сыпали какими-то специальными терминами, вставляя между ними знакомые мне предложения, совали Нарциссе в ладони десятки бутылочек с зельями и мазями, протягивали Люциусу сотню инструкций — а я лишь лежал и смотрел на них. Мои ноги отказывались ходить. Причин для этого не было никаких — они просто не хотели этого. И все. Никаких четких прогнозов, ничего… лишь пустота и… надежда на лучшее.
Я не говорил. Наверное, если бы я хотел, я мог бы заговорить — но я не хотел. Не о чем. Незачем. Тогда я был жутким эгоистом, ты не находишь? Мне казалось, что все вокруг — все до единого — были против меня. Все эти врачи из Мунго с постоянными втираниями каких-то мазей… Мать, смотрящая на меня с немым укором, словно говорящая: «Ну что же ты»…
А я… мне казалось, что смысла жить дальше нет.
Едва я вернулся в Малфой-мэнор, как тут же потерял связь с единственным настоящим, что было у меня в жизни. С тобой. Потом была краткая заметка в газете о твоей свадьбе. Тихая церемония прошла где-то в Шотландии — в принципе, я не вдавался в детали, где и когда именно. Важно лишь то, что я потерял тебя. Окончательно.
В тот момент мне казалось, что я ненавижу Уизли, эту мелкую рыжую бестию, отнявшую тебя у меня. Ведь два года ты провел со мной, в больнице, у моей постели. Но возвращался ты всегда к ней — куда бы не уходил. С войны с Темным Лордом — к ней, с войны с самим собой — тоже к ней. Она была твоим маяком, на нее ты всегда опирался в своих странствиях. Я же… Каким ветром тебя занесло ко мне, Герой?
Мази не помогали, врачи разводили руками, отец начал пить… а мать… она сделала единственное, что могла в той ситуации — и я не могу винить ее в этом. Она пошла к тебе на поклон.
Потом я увижу в ее думосборе, как она упала перед тобой на колени, прося о помощи. Как слезы текли по ее холеному лицу, как в глазах появился какой-то отчаянный, горький блеск. А в следующее мгновение ты кинешься к ней и подашь руку, помогая подняться. Ты сделал вид, что ничего не произошло, и не леди Малфой только что, забыв о собственной гордости, умоляла тебя о помощи. Ты ни разу не упомянул об этом — но я знаю, что память о том дне навсегда останется у тебя в сердце.
Ты появился поздно вечером, аппарировав на порог мэнора, словно для тебя не существовало родовой охраны и всех прочих мер предосторожности. Впрочем, может быть, для Главного Аврора Поттера их и правда не существовало. Все-таки положение обязывало тебя иметь доступ к любому месту.
В тот вечер мы почти не говорили — ты просто сидел на кресле рядом с моей кроватью и что-то читал. Отчеты по делам, которые раскрывал твой отдел, как потом рассказал ты. Вот только, Поттер, ты ошибся в одном — я не слепой. Никто, даже Герой, победивший Темного Лорда, не умеет читать вверх ногами. Тем более — когда его взгляд так затуманен и обращен определенно не на бумаги.
Сначала ты приходил раз в месяц. Наблюдать за моими результатами, как ты говорил.
Результатов не было. Чувствительность в ногах появлялась на короткие промежутки времени, и едва я успевал обрадоваться, как она тут же пропадала. И это ввергало меня в пучину отчаянья. Ты видел это — видел, как с каждым месяцем я становлюсь все более и более печальным, все глубже ухожу в себя — и стал появляться чаще. Раз в три недели, раз в две… раз в неделю.
Отец закрывал глаза на участившиеся визиты, мать молчала, все еще надеясь на чудо.
Чуда не было — у меня. Зато у тебя родился сын. Джеймс Сириус — как ты и хотел. В честь твоего отца и крестного. Интересно, а как бы я назвал собственного ребенка? Я не знаю… Впрочем, теперь я мог только мечтать о наследнике — как в принципе и о семейной жизни. Астория Гринграсс, моя суженая, давно уже вышла замуж. Кажется, первым ребенком в ее семье стала девочка — прекрасная белокурая малышка Офелия.
Я начал говорить спустя два года. Видимо, копившееся внутри меня просто должно было рано или поздно вылиться наружу, выплеснуться неудержимым потоком на любого, пусть даже случайного слушателя. Естественно, этим слушателем оказался ты — кто же еще.
И тогда я рассказал все… О нашей первой встрече и о том, как глупо было ненавидеть тебя— хотя я пытался не касаться истинной природы своих чувств. Об одиночестве и боли. О том, как я пытался бороться с собой, как пытался скрыться от своей темной природы — ты же молча гладил меня по голове и убеждал, что природа сама по себе не может быть темной или светлой, что все это — лишь человеческая выдумка, плод нашего воображения. Я говорил о шестом курсе и о том, как страшно мне было не справиться, не выполнить приказ Темного Лорда. Я рассказывал об убийстве Дамблдора — в тот момент, когда я впервые произнес его имя, ты вздрогнул, но быстро пришел в себя. Сильнейший стихийный всплеск моей магии обрушился на комнату, разбивая вдребезги все вокруг. Подушки были разорваны в клочья, по комнате летал пух вперемешку со стеклянной крошкой, я же сидел в центре этого хаоса, не имея возможности даже подняться. Я вспоминал все — войну, пытки у Темного Лорда, смерть крестного. Я думал, что увижу в твоих глазах отвращение, но в них были лишь понимание и поддержка. То, что было нужно мне сейчас как воздух.
В тот вечер ты впервые обнял меня. Тогда это было лишь легкое дружеское объятие — но сколько теплоты, сколько искренности в нем было. Сколько в нем было тебя — настоящего, порывистого, не сдерживаемого никакими рамками.
Я еще долго говорил, а ты все это время крепко держал меня. Моя речь была крайне спутанной, прерывистой, какой-то даже нескладной — ведь я так долго молчал. Но ты спокойно ждал, пока я подберу нужное слово, ты терпел, когда я вдруг в порыве волнения начинал чуть заметно заикаться. В такие моменты ты лишь сжимал меня чуть крепче, словно подбадривая — и это помогало. Ты всегда помогал мне, Поттер… Своей ненавистью, своими сердитыми взглядами раньше — ты делал меня сильнее, своей же поддержкой сейчас ты возрождал во мне желание жить.
Да-да, именно так, в тот момент я действительно понял самую важную вещь на свете: я хочу жить. Я снова хочу жить, как раньше. Я должен был попытаться снова встать на ноги.
И снова все пошло по кругу — врачи, зелья, мази… Конечно же, никто не отменял и лечебную физкультуру — ни одна мазь не могла сделать то, на что способны были обычные упражнения.
Чувствительность возвращалась очень медленно, я бы даже сказал — крайне медленно. Сотни раз мне хотелось бросить все к черту, напиться, сбежать куда-то подальше от всех. Тебе — тоже. В тот день, когда я сделал своей первый шаг с помощью отца, Уизли родила тебе второго ребенка. Второго сына, Альбуса Северуса.
Но в этот день, вместо того, чтобы быть с любимой женой, праздновать с драгоценными родственниками, распивая огневиски и слушая их умиления, вместо того, чтобы играть роль счастливого отца семейства, ты почему-то аппарировал ко мне. И тогда я по-новому взглянул на тебя.
Ну-же, подними глаза, Герой — чего я в них еще не видел? Боли и тоски? Одиночества? Горести? Чего же ты боишься?
— Поттер, почему? — спросил я в тот вечер. Ты взглянул на меня — и я понял, что погиб. В той пучине отчаянья невозможно было выплыть, от нее невозможно было скрыться, она затягивала внутрь себя.
— Почему? — повторил я. Ты лишь молча сел на край кровати и достал из кармана красивой, праздничной мантии бутылку огневиски. Открутил крышку и глотнул прямо из горлышка.
— Хочешь? — ты повернулся ко мне и протянул руку с напитком. Прикосновение кожи о кожу тотчас отдалось электрическим импульсом во всем теле. Мне казалось, что в этот момент я почувствовал каждую его клеточку, каждый нерв — все до единого. Не выдав себя ни словом, ни делом — как я надеялся, я взял бутылку из твоих рук и тоже глотнул. Что-то горячее и крепкое потекло по венам, разнося вместе с собой успокоение и какую-то отстраненность от реальной жизни. Так, будто это был одновременно и я, и не я.
Все это время ты изучающее смотрел на меня. Так внимательно, что если бы я умел краснеть, то определенно покраснел бы. К счастью, я не умел.
— Драко…
Мое имя из твоих уст звучало удивительно прекрасно. Оно звучало как-то особенно, по-волшебному. Оно переливалось, играло всеми цветами радуги — и мне хотелось, чтобы ты повторял его миллионы раз, пока, наконец, это чувство не сойдет на нет. Но я не мог сказать об этом — я вообще не мог говорить ни о чем подобном. Хотя, видимо, ты тоже был удивлен тем, как легко смог назвать меня по имени.
— Драко…
Ты словно пробовал его на вкус, раскладывая на составляющие. Какие составляющие есть у моего имени, Поттер… Гарри… какие составляющие?
— Драко…
Черт побери, о чем ты думал, когда вот так смотрел на меня? И как можно было выстоять перед этим взглядом? А впрочем — можно… Я же Малфой, а Малфой должен держаться в любой ситуации. Выстоять, не сдаться, не показать своих чувств.
— Как же я устал, Драко… как же устал!
И в этот момент ты сделал то, чего не должен был делать Мальчик-который выжил, чего просто не мог сделать Герой Магической Британии, но что мог сделать лишь Гарри Поттер. По сути — двадцатичетырехлетний мальчишка, которого заставили так рано повзрослеть. Нас всех заставили повзрослеть — но ты вообще никогда не был маленьким. И вот сейчас я вдруг окончательно увидел тебя настоящего.
Свернувшись в комок, ты отчаянно зарыдал, упав рядом со мной на кровать, и все, что я мог — молча гладить тебя по спине…
Что я должен был сделать? Сказать тебе, что ты должен быть сильным? Ты и был сильным — но иногда даже самым сильным требовалась минутная слабость…
Сказать тебе, что все будет хорошо? Ха-ха… Как бы прозвучала эта фраза, произнеси я ее?
«Все будет хорошо, Гарри».
Ты вернешься к Уизли, к двум своим сыновьям — а я буду думать о тебе каждый Божий день и молить, чтобы хоть иногда, хоть раз в месяц ты появлялся в мэноре?
Моя мать снова на коленях будет умолять тебя — а ты снова сделаешь вид, что ничего не произошло, но в душе от этого останется какое-то тяжелое, темное чувство?
Стихийный всплеск магии опять едва не разрушит мою комнату до основания — а я буду сидеть в центре этого хаоса, не в силах даже исправить того, что натворил?
А по ночам буду вспоминать твое единственное объятие — и жить этим воспоминанием… чтобы с утра снова стать собой — холодным, уверенным, спокойным Драко Малфоем.
А у тебя — да — у тебя все будет хорошо. Если только… если только я ошибся тогда, в Мунго, и мне показалось, что то, что светилось внутри твоих глаз, было нежностью.
Если только мое имя действительно не вызывало у тебя никаких эмоций, не заставляло раскладывать его на составляющие как какую-то бесценную, манящую мелодию.
Если только…
— Обними меня, — вдруг хрипло попросил ты, чуть приподнимая голову от подушки — и даже в полумраке спальни я видел, как покраснели твои глаза.
К черту! Пусть все будет так, как ты просишь сегодня — ведь завтра для нас может не быть. Завтра — это удел мечтателей, Малфои же привыкли жить сегодняшним днем. И если сегодня у меня есть шанс…
И я протягиваю к тебе руки — словно чувствуя мои сомнения, ты придвигаешься чуть ближе… И в этих объятиях, в том, что мы сейчас лежим вот так, рядом — ты в кольце моих рук, упираясь щекой в мое плечо — нет ничего неправильного, пошлого. Наоборот — все так, как должно быть, ведь да?
Да?
Подними глаза, Герой…
Ведь мы же многое прошли с тех пор. Минуло два года — а тот вечер я до сих пор помню в мельчайших подробностях. Он слишком многое изменил в нас, ведь так?
Так, Гарри?
Это ты потом будешь молча гладить мою ладонь всякий раз перед тем, как снова аппарировать к жене. Ты будешь разминать задеревеневшие мышцы на моих ногах после многочасовых прогулок по парку Малфой-мэнора. Ты будешь засыпать, едва добравшись до моей постели, возвращаясь с ночных дежурств в Аврорате.
И однажды это ты скажешь, что не смог.
Это произойдет поздно осенью. Малышке Лили тогда будет ровно полгода — наконец-то Уизли родила тебе дочку. Конечно же, ты назвал ее в честь мамы — кто бы сомневался в этом.
Я вернусь домой уставший — как ни странно, но с тех пор, как с помощью трости я смог более-менее начать ходить, то тут же вышел на работу. Это породило тысячи слухов, ведь Малфои, по мнению журналистов, не должны работать. Но разве мог я сказать им о том, что когда я дома, то медленно схожу с ума? Разве мог признаться в том, что каждая минута, проведенная в мыслях о тебе — мучение для меня?
Ты будешь ждать меня в кресле у камина в моей комнате — как и всегда, когда ты приходишь, а меня еще нет. Но только сегодня все будет не так, совсем не так…
— Я не смог, Драко…
Я удивленно посмотрю на тебя, но где-то внутри появится нехорошая, опасная догадка. Ты поднимешь глаза — и в глубине я увижу то, чего боялся всегда.
Боль и… прощание.
Ты не смог… не хватило сил для борьбы. За нас.
-Драко, — ты подойдешь ближе и протянешь ко мне руку. Нежно очертишь контуры лица. Проведешь пальцем по губам. — Драко…
В моей голове все еще будет биться фраза, которую ты сказал. Три слова, означающие конец. Три слова, способные все разрушить.
Ты не смог.
— Драко… Я не смог — но ты сможешь. Обязательно сможешь. Прошу тебя, борись за свою жизнь. Борись… Ты сильный, Драко, ты очень сильный. Не бросай то, что начал, — ты кидаешь выразительный взгляд на мою трость, и я понимаю, о чем ты говоришь. — Ты справишься.
— А ты? — вырвется у меня прежде, чем я смогу собраться, спрятать все свои эмоции.
— А я… я… — ты попытаешься подобрать ответ, а потом просто махнешь рукой и, оглянувшись в последний раз, аппарируешь.
Но этого последнего взгляда хватит, чтобы все понять. Мне — хватит, ведь он так явно сказал все то, что ты желал скрыть. Знаешь, почему-то именно этот взгляд заставил меня все-таки жить дальше. Жить, веря в лучшее… Жить, помня о нас.
Подними взгляд, Герой…
Малышке Лили завтра исполнится год — самое время, чтобы она начала делать свои первые шаги. Первые шаги, когда за спиной — любящие родители, готовые поддержать в любую минуту. Я же сегодня делаю свои первые шаги совершенно один — вот только поддержишь ли ты меня, если я упаду? Сможешь ли?
Что там, в твоем взгляде? Ты снова устал? Проблемы в Аврорате, проблемы в семье? Что с тобой, Гарри? К чему эта срочность — и эта встреча в 5 утра?
Словно почувствовав мое присутствие, ты резким движением кидаешь на стол свернутую газету.
«Скандальный развод Гарри Поттера», — гласит заголовок на первой странице. И в этот момент ты наконец-то поднимаешь взгляд и смотришь на меня.
Внимательно, выжидающе и… с надеждой?
И улыбаешься — чересчур открыто и чересчур счастливо, словно в этот момент ты открыл самый важный в жизни секрет.
* * *
— Папа, расскажи мне про Дракона, — слышу я голос малышки Лили сквозь приоткрытую дверь детской. Осторожно подхожу к двери и заглядываю в щелочку. Нет, я не подглядываю — просто нет ничего приятнее, чем видеть, как Гарри укладывает свою дочку спать. В этот момент его глаза сияют так ярко, что могут затмить любые звезды, а улыбка вселяет в душу спокойствие и теплоту.
— Про какого дракона, малышка? — ласково спрашивает он, поправляя ей подушку.
— Про серебристого Дракона. Мама всегда говорит, что только с ним ты можешь быть счастливым, — ох уж эта Уизли.
Впрочем, спасибо ей за то, что отпустила его. Так, без скандала, без ссор. Спасибо, что поняла и приняла. Вот только — как теперь объяснить все малышке. Впрочем…
— Какой он, папа? — чуть более требовательно говорит она и — я уверен — обиженно надувает нижнюю губу.
— Он… — голос Гарри становится задумчивым — он сильный, смелый… а еще он очень благородный. Знаешь, кто-то может сказать, что он холоден и высокомерен, но я-то знаю, что на самом деле он жутко ранимый, теплый и …