Скорпиус в нерешительности стоял перед массивной дверью, за которой был скрыт проход в подземелье Малфой-мэнора. Черное дерево, отливавшее в неясном свете заходящего солнца багрянцем, казалось заляпанным кровью. Скорпиус не любил кровь, возможно из-за того, что видел ее слишком часто. Он не хотел признаваться себе, но подземелье вызывало в нем холодящий душу ужас, который преследовал его с самого детства, с тех пор, как он впервые стал свидетелем жестокого убийства, свершенного его отцом. В ту ночь погибла Гермиона Грейнджер — грязнокровка, одна из лидеров сопротивления, некогда подруга пропавшего без вести Гарри Поттера. Что Скорпиус чувствовал, когда самый родной человек на свете в один момент превратился в убийцу, он не мог точно объяснить, но это что-то липкой холодной жижей обволокло все изнутри, не давая дышать полной грудью.
Теперь, спустя столько лет, Скорпиус уже не вздрагивал при звуке стонов, доносившихся из подземелья, он привык к ним, насколько может привыкнуть калека к отсутствию конечности. Порядок был прост — либо ты жив и жесток, либо мертв. Третьего было не дано.
С того дня, как Волдеморт окончательно захватил власть, повергнув Министерство и убив руками Драко Малфоя единственного волшебника, который был способен противостоять ему — Альбуса Дамблдора, прошло без малого двадцать лет. Все детство Скорпиус купался в лучах славы отца и деда, наслаждаясь вниманием, которым его щедро одаривали приспешники Темного Лорда, да и сам повелитель проявлял своего рода интерес к талантливому мальчику. За семь лет в Хогвартсе его обучили всем способам пыток и допросов, самым страшным зельям и заклинаниям, а в совокупности с железной логикой и хладнокровностью все это сделало его одним из опаснейших магов своего времени. Школьные годы пролетели незаметно, убив то последнее детское, наивное, что еще жило в душе. Сейчас он был одним из лучших солдат своего повелителя, который даже не догадывался о тайных страхах Скорпиуса, научившегося мастерски закрывать свой разум от нежеланных гостей.
Скорпиус глубоко вдохнул и положил руку на медную ручку. Теплая волна прошла по телу, и дверь, распознав хозяина поместья, отползла в сторону, открывая вход в черный туннель, слабо освещенный огнем факелов.
Спускаясь по покрытой плесенью лестнице, Скорпиус чувствовал, как судорога сводит легкие, буквально заставляя его задыхаться. В последний раз он увидит худое изможденное лицо человека, ставшего для него единственным светлым пятном в жизни. Того, кто через пару часов будет нещадно стерт с лица земли зеленым лучом Авада Кедавры.
— Ты пришел, — донесся из самой дальней камеры низкий хриплый голос.
Скорпиус на мгновение замер. Тяжело ли осознавать, что любимого человека скоро не станет? Безусловно, но не так тяжело, как прощаться.
— Да, — слишком сухо, слишком просто.
— На рассвете? — послышался шуршащий звук, и свет факелов выхватил из темноты тонкие пальцы, крепко сжавшие железные прутья на двери.
— Да, — все тот же тон, все то же безразличие в голосе.
— И стоило держать меня здесь все эти годы, чтобы в итоге все равно убить, как паршивую собаку, — пальцы отпустили прутья и исчезли в глубине камеры.
— В этот раз мятежников больше и их количество растет с каждым днем, Лорд хочет преподнести им урок, — Скорпиус стоял прямо напротив невидимого собеседника.
Тяжелая связка ключей протяжно лязгнула, ударившись о замок, а затем послышался скрежет открывающейся двери.
— Не стоило тебе приходить, — на него смотрел болезненного вида человек с легкой проседью в длинных черных волосах и некогда зелеными глазами, теперь поблекшими без солнечного света.
— Я не мог не увидеть тебя.
— Лучше уйди, так будет легче, — голос дрогнул, — нам обоим, — сильный грудной кашель прервал речь.
— Гарри, просто молчи, — Скорпиус сделал два быстрых шага, протянул руку вперед и его пальцы коснулись жестких спутавшихся волос. — Просто молчи.
Несколько минут стояла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием огня.
— Позволь мне… — сдавленный вздох прервался, когда его губы жадно впились в холодные шершавые губы Гарри.
Скорпиус с какой-то деспотичной нежностью хватал, обнимал, целовал, закрыв глаза, пытаясь не видеть этого сожалеющего взгляда. Сожалеющего о нем — Скорпиусе, о его жизни, погрязшей в крови и насилии, не о себе.
— Спасибо тебе, — тихий голос прозвучал в этой тьме слишком громко.
— За что?
— Что скрасил мне последние годы, не дал окончательно сойти с ума, и прости, что оставляю тебя одного, но ведь рано или поздно это должно было случиться, да и смерть сейчас для меня даже желанна. Все лучше, чем гнить здесь живьем.
— Не говори так, — голос задрожал, впервые выдав эмоции, и Скорпиус отвернулся. Нет. Все это слишком тяжело. Даже для него.
— Но ведь это правда, — казалось, что Гарри улыбается, — подумай сам, Скорпиус, мне тридцать шесть, при этом большую часть своей жизни я просидел тут, смотря, как убивают друзей, которые верили в меня, в мое предназначение. Так не должно было быть. Я ненавижу Волдеморта за то, что он сохранил мне жизнь, дав тем самым возможность каждое утро просыпаться с мыслью о том, что я всех подвел, что столько людей погибло из-за меня. Но я и благодарен ему.
— Что? — разве такое может быть? Скорпиус не понимал, не мог, не хотел.
— Если бы он тогда не отправил тебя на проверку в подземелья, если бы не заставил тебя пытать меня, ты, может, даже и не узнал о моем существовании, а так — мне хотя бы есть, с кем проститься.
Больше не прозвучало ни единого слова. Только крепкие объятия, тяжелое дыхание, звуки поцелуев, скупая слеза человека, который ни разу за всю сознательную жизнь не плакал, и улыбка на устах того, кто слишком часто улыбался последние два года, с тех самых пор, как Скорпиус Малфой помог ему подняться на ноги после очередного Круциатуса. Улыбка, которая на рассвете погаснет навеки, послужит уроком всем мятежникам, разрушит легенду о Гарри Поттере — Мальчике-Который-Должен-Был-Выжить, но, даже исчезнув, навсегда останется в сердце потомка древнего рода волшебников. В сердце того, кто никогда не забудет.