Дождь и пламя

Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

И. В. Гёте, "Фауст"

Холодно.

Опять холодно. И кружка с невыносимо горячим чаем уже не спасает.

Быстрый жадный взгляд на полку буфета. Да-да, признайся, ты уже готов стать алкоголиком. На этот день. И на каждый день после. Кто придумал называть это праздником? Какой садист?

Герой… В день его Победы.

Ты помнишь, как всё начиналось?

Тебе было восемнадцать, и день был такой же промозглый, как сегодня. Ты так же пытался согреться чаем в собственном доме. Таком новом, всё ещё пахнущем деревом и краской. Но уже родном.

Ты помнишь это ощущение?

Ты переехал перед Рождеством. Специально подгадывал, чтобы приехавшую на зимние каникулы Джинни провести сюда. Показать, что теперь это ваш дом. И ничей больше. Пообещать. Что здесь будет царить покой и счастье.

Ты помнишь её восторг?

А потом прошли две недели оглушительного, нового счастья, и она уехала обратно в Хогвартс.

Ты остался один.

Да, ты тоже учился. Мечта стать мракоборцем никуда не делась, благо мерзости даже после падения Великого и Ужасного намного меньше не стало. Конечно, масштабы уже не те, но кто сказал, что в данном случае качество хуже количества?

Разумеется, в Праздник Победы никому и в голову не пришло собирать учеников Высшей Школы Мракоборцев на занятия. Тут же Герой через одного. Все свято поверили, что вы все хотите праздновать. Никому даже задней мыслью не мелькнуло, что для вас этот день — праздник Смерти.

Кое-как дотерпев до конца официальной части, ты перекинулся несколькими словами с Невиллом, несколькими понимающими взглядами с Роном и Гермионой, оставил лихорадочный поцелуй своей Джиневре, махнул камерам и поспешил домой. Трансгрессировал не к порогу, а в нескольких милях — дождь казался лекарством, смывал ощущение амёбы под микроскопом, оставшееся от вспышек камер и приклеенных улыбок официальных лиц. Лишь захлопнув за собой дверь, понял, насколько продрог, насколько тянет к земле вымокший до нитки костюм… Стащил с себя тяжелую от воды одежду, бросил, совершенно не озаботившись её дальнейшей судьбой, влез в привычные джинсы и свитер. Разжег камин, навёл чай. Подумав, плеснул туда немного коньяка. Сел перед огнём, завернувшись в тёплый плед.

Как всегда, было одно небольшое досадное но: тело отказывалось согреваться, несмотря на близость пламени, несмотря на плед и чай в руках. Холод, будто обладая собственным разумом, тоже устроил новоселье в твоих костях.

Сгусток темноты мелькнул за окном настолько стремительно, что сначала ты подумал, что тебе чудится. Но деликатный стук в дверь разрушил все надежды. Дремота, навеянная спокойствием обстановки, улетела вспугнутой летучей мышью. Ты открыл.

На пороге стояла серая тень. Черты её лица неопределённо смывались, оставляя ощущение, что лица нет вовсе. Кто-то думает, что это трюк, обманка, но лица у меня действительно нет. Постоянного, во всяком случае. Как-то так сложилось.

Ты, как истинный радушный хозяин… Хотя нет, как обречённо узнающий дату собственной смерти неизлечимо больной, впускаешь меня, хотя с моей стороны не прозвучало ни звука. Нервно киваешь на второе кресло у камина. Садишься сам, сжимаешь руки. Я молчу, подавляя улыбку. Все вы одинаковы, лишь имена разнятся. Все храбритесь, предчувствуя, что вас ждёт. Даже интересно иногда наблюдать, кто сколько продержится. Ну да я не за этим. Моя цель — показать, напомнить, выудить из твоей головы все мельчайшие подробности. Поэтому у меня и нет лица. Каждый видит кого-то особенного. Я лишь воспроизвожу. Нет, я не наслаждаюсь тем, что созерцаю, как с твоего лица сползают все краски. Возможно, мне жаль. А может, нет. Ибо мне не дано чувствовать в том смысле, в котором вы, люди, понимаете это слово. Да, моя старшая сестра зовётся Смерть. И сегодня её праздник. И вы это прекрасно понимаете. Но мне уже пора, нет времени на философские разговоры о моей сущности. Растворяюсь, последнее, что я вижу — твои сгорбленные плечи. Можешь утешаться тем, что это не только твоя ноша. Хотя это очень слабенькое утешение. Я знаю.

* * *

Сегодня такой же день. Такой же дождь. Словно природа тоже смеётся. Ты уже давно не юнец, которого я посетила много лет назад. Но в этот вечер ты снова один. Дети в школе, жена ушла навестить брата… Как иронично. Тихо стучу в дверь, зная, что ты услышишь. На лице выражение упрямого отчаяния. Насколько же ты гордый, Герой… Снова предлагаешь то же кресло у камина. Как предлагал из года в год. Снова судорожно сжимаешь руки. Снова молчишь на всё, что я показываю. Напрасно, забыла тебе сказать. Я вижу душу. Все её судороги. Каждую мысль. Кажое слово. В этот раз ты меняешь концовку. Хриплым, ломающимся от боли голосом задаёшь вопрос.

Позволяю себе лёгкий смешок. Но отвечаю.

— Я память. Я совесть. Я — то, что каждый из вас скрывает от окружающих.

Ты устало улыбаешься, прислоняешься к стене. Ты всё это и так знал, требовалось лишь озвучить.

А я приду и через год. И через два. И до конца жизни твоей буду приходить. Не потому что мне это доставляет удовольствие — ты ведь помнишь, я не чувствую. Но потому что это мой долг и мой крест.

Мысленно ставлю напротив фамилии Поттер галочку. Сегодня ещё многим, многим надо напомнить… И следующая фамилия в списке — Малфой…