Перепёлка

Когда они пришли ко мне, то сказали, что на войне нужно выбирать ту сторону, которая победит.

Я всегда верил в то, что на войне нужно выбирать ту сторону, за идеалы которой готов умереть, но моё мнение мало кого волновало. Чистокровный, но слабый маг, просто охотник, егерь в одном из британских волшебных лесов.

Выбор? До первого Круциатуса — был. После девятого — уже не было.

А потом Сивый научил меня получать удовольствие от того, что я делаю, и быть белым и пушистым я окончательно перестал.

— Ты же любишь охотиться? — его кривое лицо не внушало мне страха, потому что я привык один на один сходиться с любыми животными, но его ярость и сумасшествие были самыми что ни на есть человеческими, и потому я боялся.

— Люблю, — осторожно ответил я и чуть отодвинулся.

От него пахло чужой болью и бешенством.

— Вот и делай для нас то же самое, — оборотень замеялся, лающе, громко, отрывисто. — Только охотиться нужно на магглокровок и всех неугодных Тёмному Лорду.

За спиной Сивого поигрывала палочкой Беллатриса Лестрейндж. Отправить едва ли не лучшую из Пожирателей уговаривать кого-то вроде меня вступить в ряды сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть — это было, скорее всего, наказанием. И за свою обиду на Лорда, за своё унижение она вдоволь отыгралась на мне: многие шрамы до сих пор ноют к перемене погоды.

И я охотился, исправно охотился. Я шёл по следу — и находил, я сверялся со списками и доставлял пойманных в Малфой-мэнор, получая за это смешную награду в виде собственной жизни. Когда я узнал, что в моих руках оказались Поттер, Грейнджер и Уизли, я в самом деле понадеялся на то, что стоит только преподнести этот тройной трофей повелителю — и я снова буду свободен. Я был идиотом, я сам понимаю.

Трофей ушёл у нас из-под носа, а даже если бы и не ушёл, как я мог рассчитывать на что-то, когда рядом были Беллатриса, Сивый и Люциус? Впрочем, в этом споре и Сивый вряд ли мог на что рассчитывать, а Малфой с Лестрейндж сцепились бы не на шутку: оба нуждались в том, чтобы выторговать прощение Тёмного Лорда, а глупому егерю ничего не светило.

Глупого егеря привели на финальную битву в качестве мальчика для битья. С моей волшебной силой я не продержался бы долго, но чей-то милосердный Ступефай вырубил меня накрепко. Провалявшись в отключке до самого утра, я поспел с «пробуждением» прямо к раздаче поздравлений с победой.

Тёмный Лорд был мёртв. Беллатриса была мертва. Сивый был мёртв. Эйвери, Макнейр, оба Кэрроу, Руквуд, Снейп. Оказалось, предатель. Или, если угодно, герой. Я об этом старался не думать. Я вообще старался не думать, потому что стоило только включить мозг — и он начинал искать перспективы. А перспектива была только одна: Азкабан. Так что, выходит, давешний Ступефай был вовсе не милосердным.

Азкабан тоже. Хотя, конечно, уже без дементоров — светлая сторона предательства им не простила. Мне всегда было интересно, куда же они их дели в итоге, но спросить у надсмотрщиков никак не удавалось.

Вообще-то я спрашивал, но им запрещали разговаривать с заключёнными кроме тех случаев, которые предписывались общими правилами.

Например:

— Обед!

Или там:

— Жри свой ужин, грязный ублюдок!

И прочее в этом же роде.

Но это не было самым ужасным. Самым ужасным было то, что всё это я заслужил. Будь я невиновен, заключение переносилось бы легче. Если ты чист — чистота тебя греет, что бы с тобой нипроисходило. Наверное, даже тогда, когда по всей Европе магглы с факелами наперевес искали ведьм, последним было гораздо больнее сгорать на костре чем тем, кого хватали и жгли по ошибке. В моём случае ошибки никакой не было, и в итоге, кроме Визенгамота меня судила ещё и собственная совесть.

Где ты, совесть, была, когда я носился между деревьев, пытаясь почувствовать запах маггловской крови?

Где ты, сука, была?

В двадцать три года я попал в самую страшную магическую тюрьму Великобритании. В тридцать три — из неё вышел. Десять долгих лет, в течение которых я стал старше на вечность или половину вечности — точно. Я понятия не имею, как теперь выгляжу, на кого я похож. Я ничего не знаю о том, что происходит за пределами Азкабана. Кто сейчас на посту Министра Магии? Какой-нибудь Гарри Поттер, ведь он победил Волдеморта, и вряд ли кого-то смутит, что парнишка так молод. Кто сейчас охраняет мой лес? Наверное, это неважно, потому что в приказе о моём освобождения чёрным по белому сказано: мне запрещено туда возвращаться.

Куда мне теперь идти?

На что мне теперь надеяться?

Только на то, что Люциус Малфой, встав на сторону победителей, проникся их пресловутым благородством, и не откажет бывшему егерю в гостеприимстве.

То есть, в общем-то, не на что.

В Малфой-мэноре царила привычная тишина. Не гнетущая, не уютная — никакая.

Драко, как обычно, отсутствовал.

Двухлетний Скорпиус мирно спал в детской на втором этаже.

Астория, пестуя своё одиночество, читала книгу в библиотеке. Шелест страниц, бесспорно, был звуком, но, по сравнению со всепоглощающей тишиной, безраздельно царившей в старинном каменном замке, этот звук был таким незначительным, что брать его в расчёт абсолютно не стоило.

За окном давно было темно, на часах давно было за полночь, в голове давно было путано. Строчки расплывались перед глазами, но леди Малфой упорно перечитывала одни и те же абзацы по несколько раз — пока суть не становилась понятной… Астория очень устала.

Который день ведьма с утра до вечера проводила в конюшне, присматривая за своим подарком на день рождения — парой горячих сиглави. Неимоверно дорогой презент, учитывая то, что большинство заводчиков привыкло считать, что эта порода исчерпала себя и все ввозимые в Европу экземпляры — всего лишь жалкие полукровки.

Если сосредоточиться и хорошенько всё вспомнить, получится, что праздник был всего лишь неделю назад, но Астории казалось, что прошла уже как минимум вечность, так сильно бывшая Гринграсс устала справляться с арабскими скакунами самостоятельно. Домовики подходит к лошадям почему-то отказывались, а отыскать для пары серых в мелкую гречку красавцев настоящего конюха, увы, не представлялось возможным: в современном магическом мире лошади были бесполезны, а значит, не популярны, нанимать же конюха-маггла Драко категорически не желал. Детская ненависть или чистокровный снобизм были тут ни при чём, просто между миром волшебников и миром обычных людей раскинулась слишком глубокая пропасть, и Статут о секретности запрещал возводить через эту пропасть мосты.

Итак, Астория справлялась сама, и это могло бы стать совершенно невыносимо, если бы, во-первых, малыш Скорпи возражал против регулярного посещения конюшни (пять раз в день — это только кормление!) и, во-вторых, если бы Драко узнал, что сын не только не возражает, но и ходит туда вместе с ней.

Хвала Моргане, муж уже месяц находился в Женеве, на масштабном собрании глав отделов международного магического сотрудничества. Мистер Малфой (лорд Малфой, если угодно) ответственно относился к укреплению внешнеполитических связей британского волшебного сообщества… Мистер Малфой плевать хотел на то, что его жене одиноко.

Любви между ними не было от слова «никогда», но это не значит, что Астория не пыталась. Она не только пыталась, она честно была влюблена — несколько лет до свадьбы и ровно пять месяцев после. Ровно до тех пор, пока не поняла, что в круг своих необходимостей и интересов Драко не собирается Асторию ни вносить, ни посвящать… Ей пришлось с этим смириться. А там, где с нелюбовью смиряются, для любви места уже не остаётся.

И для сна места тоже не остаётся. Или лучше сказать, времени? Нет, не тот и не другой вариант. Для сна не остаётся желания. Тело, конечно, просит отдыха, но получить его нет возможности — каждое утро молодая женщина встречала в холодном поту и воспоминаниях о приснившихся этой ночью кошмарах.

Мисс Гринграсс не высыпалась с того дня, как стала миссис Малфой. Она ненавидела просыпаться и плакать, и поэтому старалась как можно дольше оттягивать тот момент, когда голова соприкоснётся с подушкой.

Ночь — слишком жестокое время для нелюбимой жены. Одиночество, холодная постель и точное знание «я не нужна ему» ещё никого счастливой не делали, и Астория здесь вовсе не исключение.

И потому она твёрдо намерена в очередной раз развлекать (отвлекать!) себя чтением до утра.

Впрочем, когда она выходила замуж, то была намерена стать идеальной женой для идеального мужа. Желанию «убежать» от реальности в книжку точно так же сбыться было не суждено.

Тихое перелистывание страниц прервали Сигнальные чары.

— Грамблер! — хлопнув в ладоши, Астория вызвала домового эльфа. — Посмотри, кто там пришёл, и проводи посетителя в гостиную.

Эльф неодобрительно посмотрел на хозяйку. Она безо всякой легилеменции понимала, о чём думает старый слуга. Правда, легилеменцию к домовикам особо и не применишь, у них против такого воздействия от природы барьер, но все мысли Грамблера были ясно написаны на его сморщенном личике: нечего впускать в замок кого попало, да ещё по ночам, да ещё в отсутствие хозяина дома.

Может, и правда нечего, но… Тяготы борьбы с Волдемортом или во имя него Асторию не задели, а десять послевоенных лет и вовсе убедили в своей безопасности и нерушимости привычного мира.

Даже если ночной гость пришёл со злым умыслом, ничего плохого он сделать не сможет: в спальню наследника не войти никому, кроме ближайших родственников, а «плохое» по отношению к леди Малфой вообще не существует в природе. Всё самое ужасное с ней уже случилось, в этом она была твёрдо уверена.

Грациозно поднявшись, Астория отправилась принимать визитёров.

У дверей гостиной она остановилась, заметив неладное — букет белых лилий, поставленный в изящную напольную вазу только сегодня утром, уже начинал увядать. Отведя пальцами пышные лепестки и зелёные листья, ведьма заглянула внутрь вазы. Воды не было.

Можно наказать эльфам и эльфов, а можно…

— Агуаменти! — легко взмахнув палочкой, прекрасная и несчастная жена Драко Малфоя спасла цветы от неминуемой засушливой гибели и шагнула в комнату, где её уже ждали.

У окна, задумчиво теребя руками полы камзола, застыл — спиной к Астории — незнакомец.

Волшебница кашлянула.

Он обернулся.

— Эмм… Мисс? — на лице гостя отразилось внезапное удивление.

Интересно, что именно его так ошеломило и кого конкретно он ожидал здесь встретить? Астория была готова на крови поклясться, что никогда прежде этого мужчину не видела.

«Этот мужчина» выглядел, прямо скажем, не лучшим образом. Более того, самым верным словом для описания полуночного гостя было «плачевно»: потрёпанная одежда какого-то довоенного образца, грязно-серый — то ли от пыли и пота, то ли от долгой носки и частых стирок — шейный платок, спутанные длинные волосы, измождённое лицо. Под глазами — въевшиеся тени усталости. Печально опущенные уголки губ спрятались под клочковатыми тёмными бородой и усами…

— Миссис, — машинально поправила Астория. — Астория Малфой.

Она протянула руку для поцелуя прежде, чем подумала, что вряд ли такой оборванец вообще знает, что с поданной рукой следует делать. Неожиданно ловким и уверенным движением оборванец обхватил её ладонь пальцами (пальцы — тонкие, ногти — грязные) и учтиво — как нужно — поцеловал.

— Кто вы? — к черту приличия.

Если человек заявляется к вам домой посреди ночи, он первым отвергает границы и рамки. Ну, не совсем, к руке-то сухие губы приложились так, как положено.

— Мне нужен Люциус Малфой, — незнакомец проигнорировал вопрос.

— Мистер Малфой, к сожалению, умер.

В лето после войны, через два месяца после победы. Авроры сказали, что это было самоубийство. Верилось в такую версию, разумеется, слабо, но возразить было нечего, затевать повторное расследование ради бывшего Пожирателя Смерти никто бы не стал. А сейчас, когда Драко достиг определённых высот, требовать пересмотра уже поздно. И глупо. И опасно. И крайне невыгодно.

Плечи странного визитёра поникли.

— Мои соболезнования.

— Спасибо. Вы его знали?

— В некотором роде, — гость опустил глаза.

Глаза у него, Астория успела заметить, были серыми. Как у Драко.

— Я… я пойду.

И тут леди Малфой накрыло — так, как давно уже не накрывало, с самого детства, когда они с Дафной тренировалась читать мысли и ощущать чувства друг друга. Больше всего это было похоже на грозу: запах свежести — ниоткуда, гром — шум в ушах, страх перед молнией, где в роли молнии — эмоции незнакомого человека. Яснее ясного Астория ощутила растерянность и безнадёжность. И обречённость.

— Нет, — её голос гулко ударился о стены подобно первым каплям мощного ливня.

В этом голосе одновременно было столько власти и просьбы, что голова закружилась. У незнакомца. Он посмотрел на хозяйку замка непонимающе, но — с надеждой.

— Останьтесь, уже поздно. Куда вы пойдёте?

Пойти можно много куда, ведь как раз «идти» волшебникам вовсе не требуется. Одна аппарация — и ты уже дома. Одна горсть Летучего пороха, один шаг в зелёное пламя — и ты уже дома.

Женская интуиция на пару с грозовой эмпатией подсказывали Астории, что с незваным гостем такие простые способы не сработали бы. Просто потому что они срабатывают только в том случае, если дом у тебя есть. А серые глаза незнакомца были глазами бродяги, глазами бездомного.

Естественный для настоящей леди порыв — обогреть замёрзшего, накормить голодного, помочь нуждающемуся… Астория решила отнести свой поступок именно к такой категории.

— Я распоряжусь приготовить вам комнату, — хлопнула в ладоши и коротко переговорила с домовиком. Повернулась к тому, кого только что пригласила разделить кров: — Может быть, чай или кофе? И, Морганы ради, скажите мне, как вас зовут?

— Скабиор, — собственное имя казалось мне непривычным и грязным.

Я отвык от него, мне так долго было некому представляться. А перед такими женщинами, как эта, я и вообще никогда не стоял.

Леди Астория Малфой. Стало быть, жена Драко… Лорда Драко Малфоя — и это звучит даже смешно. Интересно, что стало с Нарциссой? Впрочем, на самом деле вовсе не интересно.

— Скабиор? — переспросила новая хозяйка старинного замка.

— Да, миледи.

Почтительное обращение сорвалось с языка против воли. Это никогда не афишировалось, но все, кому было надо, всё-таки знали: род Малфоев вёл свою историю с давних времён. Таких давних, что многим и в кошмарах не снилось. Одно из старейших семейств Великобритании принадлежало когда-то к подданным французской короны, и какой-то бесконечное количество раз «пра»-дед нынешних представителей волшебной династии был удостоен звания королевского пэра. А соответственно и герцогского титула, и земельных владений. Да, это происходило ещё в те времена, когда магглы и волшебники жили бок о бок.

В 1689 году — эту дату я помню со школы — всё изменилось. Общий мир разделился на два автономных, а магглы решили, что навсегда искоренили колдунов и колдуний. Малфои переехали на полвека раньше, сменив французское подданство на английское, а пэрство — на звание наследного лорда. Конечно, в 1689-ом и подданство, и пэрство потеряли свой смысл, но кое-что всё же осталось. Это звание передаётся по мужской линии — по наследству, по первородству.

Можно скрывать, можно умалчивать, можно выставлять напоказ. Земли за Малфой-мэнором дарованы королём, пусть и стёрты теперь с маггловских карт.

Откуда я это знал?

Пришлось однажды общаться с пьяным Люциусом. Дико звучит, да и выглядело тогда тоже дико. Он был жалок тогда, в последний год Волдеморта, но жалкими в то время были мы все. Малфой напился до полупотери сознания — первый и, думаю, последний раз в жизни, потерял знаменитый контроль над собой и всем желающим рассказывал историю своего происхождения. Желающим оказался только я, все остальные сбежали, едва лишь услышав провокационное «лорд Малфой». Лорд у нас мог быть только один — Тёмный.

С подобным титулом не стоило высовываться ни тогда — дабы не схлопотать Аваду Кедавру вместо привычного Круциатуса, ни, полагаю, сейчас. Хотя… Насчёт «сейчас» я не знал решительно ничего. С одной стороны, раз светлые победили, в стране могла воцарится свобода — и никому не пришлось бы ничего такого скрывать, но с другой… Магглорождённые и полукровки, вкусив этой самой свободы, вряд ли стали бы терпеть над собой лордов и леди.

Их бы это унизило.

Меня это не унижало.

— Так чай или кофе, Скабиор? — спросила леди Малфой, пробуя на вкус моё имя.

Отказываться от гостеприимства — нельзя. Просить большего — неприлично.

Я смотрел на неё только украдкой. Неловко. Я знал, что так будет. Но думал, что так будет с Люциусом, и разрыв между нами окажется не таким очевидным, не таким угнетающим.

— Чай, если можно, миледи, — выдохнул я.

Она посмотрела на меня и нахмурилась:

— Я прикажу подать ужин.

Проводив насытившегося гостя в приготовленную для него спальню, Астория вернулась в библиотеку, хотя читать больше настроения не было. Имя этого человека показалось волшебнице странным — и немного знакомым, так что теперь она пыталась вспомнить его и заодно понять, что её удивило. Со вторым было проще, чем с первым.

Скабиор… Либо прозвище, либо фамилия, либо имя — что-то одно, и странность заключалась здесь в том, что представляться только по фамилии было не принято, равно как и только по имени, уж не говоря о такой ужасающей неучтивости, как называть одно своё прозвище при первом знакомстве.

«Прибавляя при этом миледи», — подсказала самой себе бывшая мисс Гринграсс.

Она, разумеется, прекрасно знала о титуле мужа и, соответственно, о своём, но под высшей формой аристократизма (и благоразумия) они оба (поразительное для их семьи взаимопонимание!) подразумевали сейчас умение не выставлять свой аристократизм напоказ. Впрочем, не только сейчас: ни миледи, ни лордами Малфоев не называли со времён Абракаса, дедушки Драко.

А тут… И ещё это странное имя. И одежда, ветхая, засаленная, старого образца. И визит к Люциусу. И удивление при виде хозяйки дома, как будто на её месте ожидали увидеть кого-то другого. Например, Нарциссу. Но Нарцисса уже почти десять лет как во Франции — она уехала сразу же после похорон.

Стоп. Астория сцепила в замок тонкие пальчики. Десять лет Нарцисса во Франции, десять лет назад носили такую одежду (как она вообще могла сохраниться так долго?), десять лет назад умер Люциус…

О Мерлин, и что же это за гость из прошлого? Скабиор… Наверное, Драко мог бы рассказать о нём хоть что-то, если этот Скабиор в военные времена был близок к Малфою-старшему, но… Драко нет, зато есть газеты. Резко поднявшись, волшебница быстро зашагала вдоль полок. Нужную секцию она отыскала не скоро: прессой Астория никогда не интересовалась. Вытащив нужную подшивку, леди Малфой принялась листать «Ежедневный пророк».

К утру она знала о Скабиоре всё, что только могло попасть на страницы «Пророка».

То есть, очень мало, если не сказать — почти ничего. Сторонник Волдеморта, егерь, осуждён Визенгамотом, приговорён к Азкабану. Выпущен из Азкабана — но это сведения уже не из газет, а из личного опыта.

Наверное, ей следовало испугаться этого человека.

Но она была замужем за Пожирателем Смерти, сыном Пожирателя Смерти и, как никто другой, знала, насколько условными могут быть ярлыки и определения и как скоро сторонники Тёмного Лорда разочаровывались в дорожке, на которую встали, и в выборе, который так опромечтчиво сделали. Впрочем, выбора-то у большинства не было. Астория малодушно порадовалась тому, что во времена войны была слишком мала, чтобы заинтересовать Того-кого-нельзя-называть в качестве потенциальной приспешницы. Второй Беллатрисы Лестрейндж из не уж точно не получилось бы.

Отлевитировав пачку газет на её законное место, хозяйка Малфой-мэнора поспешила в конюшню. Там её уже наверняка заждались Адонис и Селена. Шесть часов — время утренней кормежки…

Перед кормлением лошадей требовалось напоить.

— Агуаменти! — Астория наполнила чистой водой сначала одно ведро, потом второе.

Определённо, этим заклинанием она последнее время пользовалась чаще всего.

Адонис накинулся на воду так, как будто пару дней провёл в жаркой пустыне. Селена пила неспешно, чуть слышно прихлёбывая. Когда вёдра опустели, Астория принялась укладывать сено в ясли. Проще всего было делать это с помощью магии, но летящих по воздуху тюков сиглави боялись, как первокурсники профессора Снейпа, поэтому чистокровной ведьме приходилось орудовать вилами. Поначалу было тяжело, неудобно и слегка унизительно, но на третий день она, кажется, научилась получать удовольствие от физического труда. Правда, потом болели руки и ныла спина, но зато в глазах Скорпиуса было столько восторга: ещё бы, мама делала какие-то совершенно невообразимые вещи, которых никто вокруг не умел, а лошадки были такими красивыми!..

Астория улыбнулась. Скорпиус был её слабостью, её радостью, её звёздочкой.

Словно почувствовав исходящую от волшебницы нежность, Селена оторвалась от кормушки и с коротким всхрапом ткнулась носом в обтянутое белой бязью плечо. Хозяйка задумчиво погладила кобылу, почесала за ухом, пробежалась пальцами по длинной блестящей гриве, провела ладонью по чуть вогнутому тёплому лбу. Адонис возмущёно заржал.

— Ревнуешь, глупый? — тихо спросила она у жеребца, повернувшись к нему. — Ну, извини…

Адонис извинений не принял. Мотнув головой, он отшатнулся от леди Малфой.

— Что с тобой, милый? — воркуя, женщина придвинулась ближе. — Не злись, прошу тебя.

Её голос всегда действовал на людей и животных успокаивающим образом. Ей всегда верили, всегда доверяли. Даже чужие дети с радостью засыпали у неё на руках… Но жеребец нервничал. Прижав уши, он косился на Асторию отнюдь не самым доброжелательным взглядом и скалил крепкие жёлтые зубы.

— Адонис, — чуть строже проговорила хозяйка.

Экс-Гринграсс всегда раздражали капризы на пустом месте. Подумаешь, погладила Селену! Не может же животное из-за этого ревновать… Не должно.

Астория протянула одну руку к строптивому скакуну, а другую положила на ручку двери, намереваясь войти в денник.

— Не советую, миледи, — внезапно раздался за спиной тихий, но уверенный голос.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Скабиор?

— Позвольте мне, миледи, — гость легко отодвинул её от низенькой дверцы и смело шагнул внутрь.

Астория отступила и принялась наблюдать.

— Здравствуй, мальчик, — это прозвучало певуче. — Ну, не нервничай…

Вчерашний незнакомец говорил жеребцу практически то же самое, что и она только что, но, видимо, из уст егеря это звучало куда как убедительнее: своевольный Адонис хоть и пятился, прижимая уши, но всё-таки постепенно успокаивался. Мягкая и плавная, тягучая речь Скабиора усыпляла, утихомиривала, и в конце концов благородное животное склонило голову бывшему заключённому на плечо.

Хозяйку это немного обидело: к ней самой Адонис подобной нежности не проявлял. Селена — да, но и то только со вчерашнего вечера, а вот жеребец… Похоже, с ним вообще будет очень сложно поладить. Астория тяжело вздохнула.

— Всё в порядке, миледи? — не меняя интонации, спросил егерь.

Ведьма кивнула, хоть и знала, что он не мог её видеть.

— Вам не стоило туда заходить.

— Я к нему уже заходила, — возражать хотелось неимоверно. — Я чистила их обоих, я кормлю их обоих несколько раз на дню. Он должен был привыкнуть ко мне!

— Но, видимо, ещё не привык, — Скабиор поправил привязанный к кормушке солевой камень и отошёл от жеребца. — Как давно у вас эти лошади?

— Неделю.

— Всего неделю, — мужчина опустил щеколду и развернулся к хозяйке дома, лошадей, конюшни и всего остального. — А до этого их, наверняка, везли Мордред знает откуда. По всей Британии с люмосом не отыщешь чистокровного арабского скакуна.

— Откуда вы знаете? — судя по тону, она защищалась.

Ей это не нравилось. Она ничего не могла с этим поделать.

— Я егерь, — просто ответил он и улыбнулся. Чуть настороженно, но всё равно открыто и ярко. И тут же, спохватившись, добавил, — миледи.

Астория тряхнула головой.

— Это вроде как не подразумевает умения обращаться с маггловскими животными.

— Они не всегда были маггловскими, — Скабиор, по всей видимости, хотел добавить что-то ещё, но призывное ржание Селены не дало ему договорить.

— Да вы у лошадей, кажется, нарасхват.

Обиду в голосе скрыть не удалось.

— Простите, миледи.

— Ничего страшного, — леди Малфой развернулась и, разгладив складки пышного домашнего платья, бросилась к дому. — Увидимся за завтраком, Скабиор, — тихо проронила она на ходу, из чистого противоречия надеясь, что он не услышит.

Он услышал.

Лошади были моей слабостью с самого детства. Я грезил ими с тех пор, как увидел на картинке в одном из старинных, доставшихся от прадедов, фолиантов.

Отец бесился и сопротивлялся, уверенный в том, что волшебнику пристало перемещаться исключительно посредством аппарации, портключей или Летучего пороха, содержать дома только сов или книзлов, и мечтать лишь о драконах, гиппогрифах или химерах, но никак не на лошядях, не лошадей и не о лошадях.

В этом плане я его очень разочаровал.

Я знал наизусть все существующие в мире породы, мог рассказывать о них по алфавиту. Разбуди меня ночью с вопросом, чем отличается английский рысак от орловского, я ответил бы без промедления. Родословную знаменитых ахалтекинцев я знал лучше, чем свою собственную, и даже из самого мелкого предмета мог трансфигурировать красивую сбрую. На полях своих школьных пергаментов я чертил планы и проекты конюшни, рисовал новые модели сёдел и недоуздков, разрабатывал стратегию воображаемых тренировок — благо, мне было, чем вдохновляться: в библиотеке Хогвартса, как ни странно, было полным полно книжек о лошадях.

На окончание школы мне всё-таки подарили английского тяжеловоза. Я проводил с ним круглые сутки. Расчёсывал его густую длинную гриву и роскошный блестящий хвост, чистил щёткою нежную шкуру, каждый вечер осматривал копыта — не дай Мерлин, в них забился бы камень.

Огромный, выше меня, с мощной грудью и широким крупом, с крутой шеей и чуткими ушами, Тайпер был моим лучшим другом…

Через полгода я уже ездил на нём без седла, отдавая команды только движениями ног и корпуса.

Через год мы понимали друг друга без слов и, как мне казалось, даже на расстоянии.

Через два — проклятый оборотень загрыз его в приступе ярости.

Извинений, разумеется, он мне не принёс, а у меня стало на одну причину больше для того, чтобы стать образцовым служителем Тёмного Лорда.

Хорошо, что отец до этого дня тоже не дожил.

Он бы первый меня заавадил, узнав, что я сделал выбор в пользу стороны Волдеморта, даром что был чистокровным в десяти поколениях минимум.

…Малфоевские сиглави на моего Тайпера были мало похожи. Оно и логично: между арабским скакуном и тяжеловозом различий больше, чем сходств. Сиглави — сухие, невысокие, тонконогие… Интересно всё же, откуда они здесь взялись? Я читал, что даже в самой Аравии этой породы больше не существует, остались одни только полукровки. Что-то подобное, похоже, происходит и с волшебным сообществом…

Я схлопотал бы не один Круциатус, если бы Тот-кого-нельзя называть услышал сейчас мои мысли. Но Том Риддл был мёртв, а вырождение скакунов и правда напоминало то, что происходило с волшебным миром последние пару веков.

Правда, говорить о вырождении применительно к Астории Малфой, равно как и к её лошадям, не повернулся бы язык и у самого дерзкого человека: Драко определённо досталось в жёны самое совершенное создание на земле.

— Увидимся за завтраком, Скабиор, — почему-то мне показалось, будто она рассчитывала на то, что я её не услышу.

Она, казалось, уже стыдилась своего милосердного вчерашнего порыва… Приютить какого-то оборванца. Преступника. Волдемортова прихвостня. Настолько никчёмного, что он даже не был удостоен сомнительной чести стать Пожирателем Смерти.

Да, метки у меня не было.

Метка не нужна тому, за кем пристально приглядывал Фенрир Сивый, сам сгорающий от желания получить этот знак близости с Лордом.

Обида отступила так же быстро, как и появилась. Целуя проснувшегося Скорпиуса в пахнущий детством и нежностью лобик, Астория сама уже не понимала, почему была так зла на своего гостя из не-своего прошлого: по сути, Скабиор помог ей справиться с разошедшимся жеребцом, как сделал бы на его месте любой мужчина…

Не любой. Тот же Драко, надо думать, сперва угостил бы Адониса Ступефаем в посеребрённый отметиной-звёздочкой лоб, а потом и вовсе запретил бы жене приближаться к животному. Лошади были бы в лучшем случае проданы, в худшем — уничтожены, конюшня — показательно разнесена на куски каким-нибудь эффектным и устрашающим заклинанием, а сама Астория… с ней бы Драко не разговаривал пару недель в наказание за самонадеянность и своевольность.

Ему не обязательно было знать, что для неё это давно уже не являлось наказанием.

Ведьма грустно улыбнулась.

— Мама? — Скорпи сонно щурил на неё светлые глазки.

— Что, милый?

— Кушать, — сын забавно округлил рот.

— Сейчас, — шутливо щёлкнув малыша по носу, Астория взяла приготовленную для него домовиками одежду. — Сейчас пойдём завтракать. В столовой, хорошо?

Скорпиус медленно кивнул, царственно соглашаясь, и через десять минут леди Малфой уже усаживала его в детское креслице за огромным столом. Овсяная каша с клубничным вареньем, свежевыжатый овощной сок — для сына, яичница с беконом и крепко заваренный чёрный чай — для неё и Скабиора.

Кстати, о Скабиоре.

— Грамблер!

— Грамблер здесь, хозяйка, — эльф, как всегда, появился мгновенно.

— Приведи сюда нашего гостя, — отдала Астория приказание.

Домовик отрицательно затряс головой, но волшебница не успела спросить у него, в чём же дело. У неё за спиной — снова тихо! — раздался уже знакомый голос:

— В этом нет нужды, миледи. Я уже здесь.

— О Мерлин! — выдохнула она, оборачиваясь. — Вы всегда так подкрадываетесь? — сердце внезапно пропустило пару ударов. От страха или, скорее всего, от… удивления.

Перед ней стоял Скабиор и одновременно не Скабиор.

Всё тот же потёртый камзол, расшитый по швам причудливыми узорами (золотистые нити обтрепались и местами некрасиво торчали). Всё та же, когда-то бывшая белой, сорочка. Всё тот же шейный платок, то ли грязный, то ли просто застиранный. Те же высокие сапоги из прочной кожи, те же штаны, выглядевшие менее всего поношенными, чем всё остальное… Одежда осталась прежней.

Но куда делся тот, кто был в этой одежде ещё сегодня утром?

Астория смотрела на Скабиора-готового-к-завтраку во все глаза, изо всех сил пытаясь отыскать в нём Скабиора-бывшего-утром-в-конюшне. Волосы? Тёмные, вьющиеся, стянутые у основания шеи старой атласной лентой. Длинные, почти до лопаток. Или, может быть, глаза? Серые, холодные, со стальным отливом и истовой сумасшедшинкой. Тонкий и искривлённый, очевидно, когда-то сломанный нос… Нос? Да, и нос, и глаза, и волосы, всё это определённо принадлежало Скабиору, но, тем не менее, человек, замерший в дверях, на него совсем не…

И тут до ведьмы дошло. Борода.

— Вы сбрили бороду? — выпалила она прежде, чем успела взять себя в руки.

Непростительная оплошность для идеально воспитанной хозяйки самого большого поместья в волшебной Британии.

— Да, миледи, — егерь смущённо притронулся пальцами к подбородку.

Это движение определённо было… притягательным. Как и мужчина, его совершивший.

Притягательный, но совсем не красивый, опасный и до неприличия бедный мужчина, каких-то пару дней назад выпущенный из самой страшной тюрьмы. Худой, высокий и измождённый мужчина, отлично умеющий справляться с норовистыми лошадьми. Мужчина, которому просто некуда было больше пойти.

Осознание оказалось внезапным: он пришёл сюда в надежде на помощь Люциуса; все остальные Пожиратели либо были мертвы, либо гнили в соседних камерах Азкабана, а любой не-Пожиратель отвернулся бы от него быстрее, чем хвосторога дохнула б огнём.

Астория взяла себя в руки. Очень вовремя, потому что Скорпи уже нетерпеливо постукивал ложкой по тарелке с овсянкой.

— Скорпиус, — наклонившись к сыну, произнесла она. — Познакомься, это наш гость, Скабиор. Скабиор, это Скорпиус, мой сын.

— Привет, Скорпиус, — улыбнулся охотник.

— Здравствуйте, — учтиво ответил малыш.

К гордости матери, он почти совсем не картавил. Впрочем, ребёнку было с кого брать пример: своё первое слово Астория сказала в восемь месяцев, а Драко к году уже изводил и Нарциссу, и Люциуса бесконечным стремлением поболтать, не останавливаясь ни на минуту. Скорпиус, правда, болтать не очень любил. Не по возрасту серьёзный ребёнок говорил хорошо, но мало, словно считая беседы ненужной тратой времени.

Решиться на одну такую трату леди Малфой смогла только к концу молчаливого завтрака.

— Скабиор, — начала она медленно.

— Да? — егерь тут же отложил вилку и нож.

Столовые приборы в его руках казались игрушечными.

— Я читала о вас, — не услышав ответа, ведьма продолжила: — В «Ежедневном пророке» десятилетней давности…

Гость склонил голову набок и устало прикрыл глаза. Он ждал.

— Вы были приговорены к Азкабану.

— Мой срок истёк неделю назад, — шесть дней понадобилось ему на то, чтобы добраться до Малфой-мэнора.

Без палочки, без транспорта, без оружия. В той самой одежде, в которой его арестовали наутро после финальной битвы. Все эти годы она лежала, ненужная, в ячейке для личных вещей заключённых, пока он ходил в жёсткой тюремной робе, похожей на безумную помесь мантии и пижамы. Лежала, чтобы потом сделать его посмещищем — в глазах магглов, мимо которых приходилось пробираться, стараясь быть незаметным, и в глазах леди Малфой, даже в домашнем платье блиставшей так, что больно было смотреть.

Астория удивлённо нахмурилась.

— И где вы были всё это время?

Скабиор улыбнулся её непониманию. Он поднял обе руки и развернул их ладонями к хозяйке древнего замка:

— Видите?

— Да, конечно, — она кивнула. — Ваши руки.

— А волшебную палочку в них?

Закусив губу, ведьма опустила глаза, уперевшись взглядом в белоснежную скатерть. Как она могла не подумать об этом!..

— И как вы добирались?

— Я умею ходить пешком, миледи, — равнодушно пожал плечами потрёпанный егерь.

Ей хотелось огрызнуться, что все умеют, но она понимала: Скабиор имел в виду немного другое. Что ж, если он был охотником, если он принадлежал к волдемортовой своре, если он искал грязнокровок по всем британским лесам, значит, шестидневное пешее путешествие не представляло для него особой проблемы.

Астория поёжилась. Шесть дней в дороге — шесть дней без палочки. Она бы не выдержала. Хотя… она не выдержала бы ещё раньше, ещё в одинокой тюремной камере.

— Люциус был вам что-то должен? — задала молодая женщина свой следующий вопрос.

Она не думала, что такой вариант окажется правильным, но сочла необходимым его проверить.

— Нет, — Скабиор покачал головой.

— Он хранил какие-то ваши вещи? — интуиция давно поведала младшей Гринграсс, что дело не в этом, но невысказанные предположения способны порой оборачиваться кошмарами.

— Нет.

— Вы пришли мстить?

— Нет.

И без этого ответа Астория прекрасно знала, что нет. Но произнести вслух главное казалось слишком сложным. И одновременно необходимым.

— Вы пришли просить защиты? — тихо спросила она, понимая, насколько унизительно мужчине отвечать на такой вопрос положительно.

— Нет.

Малфой вскинула голову. Она была твёрдо уверена в том, что этот вариант — верный.

Скабиор правильно расценил её недоумение.

— Я пришёл в надежде на гостеприимство, — пояснил он. — И я его получил, миледи.

Притихший Скорпиус внимательно слушал странные взрослые разговоры. Астория задержала дыхание, раздумывая над словами бывшего узника. Суть оставалась прежней: Скабиор явился в Малфой-мэнор, надеясь получить от Люциуса хоть какую-то помощь, но ведьма была рада, что прояснить этот вопрос им удалось без унижения. Для мужчин подобное всегда важно.

А теперь… Она не знала, что теперь.

— Я думаю, мне нужно двигаться дальше, — тонкие узловатые пальцы потеребили край шейного платка, ероша неряшливое подобие бахромы, образованное торчащими нитками. — Спасибо за завтрак, миледи, — он поднялся. — Спасибо за всё, — чуть поклонился. — Прощайте, — и уверенно зашагал прочь.

— Нет.

Я обернулся.

Мне показалось, что она и сама услышала свой голос как будто со стороны. Во всяком случае, лицо леди Малфой было таким удивлённым, словно она от себя такого не ожидала.

Вот вам и настоящая леди — целый букет капризов. Сначала предложить кров — пусть и на одну ночь, потом разозлиться на саму себя за это внезапное предложение, устыдиться злости, задать мордредову гору вопросов, спровоцировать, остановить… Я и забыл за десять лет, какой может быть настоящая женщина.

Да. Я забыл за десять лет, какой может быть женщина.

А она подошла ко мне, шурша подолом светлого платья, уже не стесняясь ни своего порыва, ни своего — очевидно — решения и, глядя прямо в глаза, произнесла:

— Останьтесь.

Это был не приказ, но не подчиниться у меня бы не получилось.

Слишком много «не», знаю, но от этой красивой волшебницы пахло домом, теплом и надеждой… Лишенный и того, и другого, и третьего, я готов был на всё, что она только могла попросить. Именно здесь, в каменном Малфой-мэноре, который никогда не был уютным, который вряд ли имел хоть малейшие шансы стать таковым, рядом с женой наследного лорда, мне на миг показалось, что потеряно для меня ещё не всё.

— Мне нечем отплатить вам за гостеприимство, — и это была чистейшая правда.

— Есть, — высокорождённая ведьма пытливо всматривалась в моё лицо, пытаясь понять, что я скажу в ответ на её ещё не произнесённые фразы.

Я просто ждал, шестым чувством осознавая мучительную борьбу, происходившую внутри леди Астории: она одновременно хотела мне что-то сказать и боялась этим обидеть.

Она.

Боялась.

Обидеть.

Меня.

Она, женщина, у которой, судя по наряду и убранству замка, было всё, что любая могла пожелать, боялась обидеть меня, мужчину, у которого не было совсем ничего, кроме грязной, ветхой одежды.

Даже волшебную палочку у меня отобрали.

Мне было стыдно осознавать собственную ничтожность… Ощущать себя презренным рабом Того-кого-нельзя-называть — это было ничто по сравнению с тем, каково быть опустившимся оборванцем перед лицом Астории Малфой.

— Миледи? — осторожно позвал я, когда понял, что молчание затянулось.

Её сын удивлённо смотрел на нас, забыв об овсянке.

— Мне… — совершенство опустило глаза. — То есть, нам… Адонис и Селена совсем… Скабиор, нам нужен конюх.

Это прозвучало быстро, отчаянно, неосторожно. Она подняла — виноватый! — взгляд и чуть улыбнулась. Мерлиновы яйца, ей было неловко!

— Я подумала, может быть, вы… — она закусила губу, а мне кровь бросилась в голову.

Леди Малфой, дементор меня поцелуй, боялась своим предложением унизить егеря Скабиора.

Либо я сошёл с ума, либо мир.

Торопливо, чтобы не продлевать её неудобство, я ответил:

— Я согласен, миледи.

Она выдохнула — тихо, едва заметно. Похоже, неделя один на один с арабскими скакунами далась ей совсем нелегко! Скакунам, кстати, пора было вновь наполнить кормушку.

О чём я и сообщил.

— С вашего позволения, — я чуть наклонил голову, а, дождавшись ответного кивка, развернулся на разбитых каблуках старых сапог и бросился в конюшни по уже знакомому пути.

С утра, по старой охотничьей привычке осторожно крадясь за хозяйкой, я и предположить не мог, что получу право остаться надолго. Впрочем, «надолго» будет, только если моя работа устроит Малфоев… Обоих.

Я-то постараюсь выполнить это условие, но есть ещё кое-что… Очень надеюсь, что Драко не сочтёт поступок жены своеволием.

Адонис и Селена — вот как их, оказывается, звали — коротко заржали, встречая меня. Я замер между их стойлами, Селена, переступая изящными ногами, потянулась к кормушке, Адонис мягко уткнулся лбом мне в плечо. Доверительное прикосновение согревало, мерное дыхание успокаивало… Запах сена был родным и знакомым.

Мне было хорошо — впервые за долгие годы.

Ей было хорошо — как мало когда за все эти годы.

Хорошо и одновременно страшно — бодрящее ощущение, предвкушение авантюры. Астория, впрочем, надеялась, что в авантюру её внезапное решение всё-таки не превратится, хотя любая на её месте опасалась бы бывшего Пожирателя Смерти.

Он только что вышел из самой страшной тюрьмы волшебного мира. Он прожил десять лет без магии, вне человеческого общества, с глазу на глаз со своими мыслями, наедине с собственной совестью… Для леди Малфой последнее — вместе с подсказками интуиции и острой, пронзительной жалостью — служило достаточным аргументом, чтобы поверить.

А о том, будет ли это достаточным аргументом для Драко, она подумает потом. Когда тот соизволит вернуться.

Для него, кстати, это послужит хорошим уроком: молодую жену не стоит оставлять в одиночестве.

— Мама? — вопросительный тон Скорпиуса отвлёк Асторию от сонма раздумий и сожалений, нахлынувшего на неё сразу же, как только егерь скрылся за дверью.

— Что, мой хороший? Овсянка остыла? — волшебная палочка тут же словно сама скользнула ей в руку, подгореть кашу — секундное дело.

Ребёнок отрицательно покачал головой.

— Кто этот дядя?

Ведьма на секунду прикрыла глаза, вспоминая убранные назад тёмные волосы, чёткие дуги бровей, строгую линию подбородка…

— Наш конюх.

— Конюх? — сын старательно скопировал незнакомое слово.

— Да, милый, он будет присматривать за нашими лошадками.

Объяснение Скорпи удовлетворило.

— Хорошо, — он серьёзно кивнул и тут же нахмурился, ковыряясь ложкой в тарелке. — Каша!

Астория легонько взмахнула палочкой, разогревая еду, и, приблизившись к сыну, провела рукой по его светлым, чуть вьющимся волосами. Вьющиеся — это от неё. Светлые — от Малфоев. Самая примечательная семейная черта.

Честно говоря, она до сих пор не понимала, почему Драко женился на ней — не-блондинке. Наверное, решил, что после войны было б неплохо хоть в чём-то изменить семейным традициям, но заставить себя соединиться с какой-нибудь магглорождённой или полукровной волшебницей так и не смог. А маленькая Гринграсс была во всём остальном исключительной партией — богатая, утончённая, идеально воспитанная, невероятно влюблённая… Дура.

Горько улыбнувшись, Астория в очередной раз запретила самой себе жалеть об этом замужестве, ведь, в конце концов, теперь у неё было самое главное — Скорпиус.

Когда сын закончил свой завтрак, она легко подхватила его на руки, чтобы отправиться на традиционную утреннюю прогулку. И юный Малфой совсем не возражал, потому что больше всего на свете любил игры на свежем воздухе и свою ненаглядную мамочку, умеющую одним мановением палочки превращать холодную кашу в горячую, а любой камень — в разноцветную смешную игрушку.

Скорпи особенно нравились фигурки волшебников, драконов и единорогов. Правда, с настоящими, живыми лошадками эти фигурки не шли ни в какое сравнение.

Усадив сына на бедро и обнимая левой рукой его хрупкую спинку, Астория медленно шла по пустынному саду, за порядком в котором — сколько она себя помнила — ревностно следили домовики. Раскидистые деревья, разлапистые кустарники, распустившиеся бутоны цветов. Клумбы, дорожки, аллеи. Зелёные скульптуры, причудливо выстриженные старым эльфом по имени Хорти из многочисленных низких акаций. Магия или простые садовые ножницы помогали крохотному созданию превращать бесформенные кусты в изысканные шедевры? Леди Малфой никогда не могла понять точно: с помощью волшебства в творение рук своих невозможно вложить столько души, но и одними лишь ножницами не сделаешь из хаотично торчащих веток и листьев точную копию снитча (крылья трепещут при каждом порыве ветра) или лежащего сфинкса…

Могущество домовых эльфов, их древняя, невероятно мощная — и в то же время абсолютно покорная — сила с детства заставляли Асторию уважительно относиться к этим удивительным существам. Конечно, выросшая под присмотром домовиков, она воспринимала их постоянное присутствие, неусыпную заботу и всепоглощающее желание угодить господам как нечто само собой разумеющееся, но это ничуть не мешало ей уважать чужой труд.

В семье Гринграссов эльфам жилось хорошо, их тоги-полотенца всегда были чистыми, а невыполнимых приказов хозяева не отдавали, так что наказывать себя домовикам не приходилось. Преданность и любовь были основными мотивами отношений в прежнем доме Астории. В Малфой-мэноре же во главе угла стоял страх.

Раньше эльфы боялись Абракаса, потом Люциуса, теперь — Драко.

Астории они подчинялись беспрекословно, но почти всегда смотрели на неё как на сумасшедшую — её голос был слишком мягок, а приказания чаще всего походили на просьбы. Старавшаяся всегда быть обходительной и вежливой — даже со слугами, молодая волшебница совсем не привыкла командовать в замке, который до сих пор казался ей немного чужим.

Нет, она легко здесь освоилась, она вообще ко всему привыкала быстро и просто, иначе давно задохнулась бы от нелюбви в этой каменной клетке, но… Одиночество порой надоедает даже тем, кто радуется жизни в уединении, а одиночества бывшей Гринграсс с лихвой хватило бы ещё на десяток несчастных жён, вдовиц при живых мужьях. К этому она тоже постаралась привыкнуть.

А вот поверить в счастье было гораздо сложнее. В белокурое, сероглазое счастье, с ясной улыбкой на пухлых губах, с крохотными кулачками и умильными складочками на по-детски толстеньких ножках. Это счастье подпрыгивало у неё на руках, с интересом оглядываясь по сторонам, как будто видело этот сад впервые.

Рядом со Скорпи Астория и сама на многое смотрела другими глазами.

— Хозяйка, — Грамблер возник из ниоткуда, — близится второй завтрак… Что прикажете подать вашему гостю?

Уже почти полдень. Ланч и традиционное чаепитие — что может быть лучше? Чувствуя странное волнение, волшебница мягко улыбнулась слуге:

— Грамблер, это больше не гость. Скабиор — наш новый конюх.

Эльф почтительно поклонился:

— Что прикажете подать новому конюху, хозяйка?

Хозяйка собралась было отправить домовика самого узнавать ответ, но передумала. Опустив Скорпиуса на траву, леди Малфой присела рядом с сыном, заглядывая ему в лицо:

— Пойдёшь домой с Грамблером, ладно?

— Угу, — засунув в рот большой палец, малыш довольно кивнул.

Он любил заботливого старого эльфа.

— Насчёт чая я сообщу, когда узнаю. Проводи Скорпи в его комнату и проследи за ним.

Вручив ребёнка Грамблеру, Астория поспешила в конюшню, будучи абсолютно уверенной в том, что Скабиор находится именно там. Тягу бывшего егеря к лошадям было весьма тяжело не заметить, равно как и печать Азкабана, застывшую на его бледном исхудалом лице.

— Миледи? — мужчина встретил госпожу вопросительным взглядом, стоило лишь ей ступить под тяжёлые каменные своды конюшни.

Как и следовало ожидать, он заранее почувствовал её приближение: услышал дробный перестук каблуков, звон браслетов и мягкий шелест многочисленных юбок, распознал сладковатый цветочных запах духов или, может быть, что-то ещё…

— Скоро ланч, — выдохнула она, почему-то смутившись.

Конюх вернулся к своему занятию: продолжил расчёсывать блестящую гриву Адониса. Жеребец при этом выглядел чрезвычайно довольным, а ведь он всю неделю избегал общения с кем-то, кроме своей тонконогой подруги-кобылицы! Странно, но ведьме это больше не казалось обидным.

— И вы хотели бы узнать, что я хочу?

— Да, — Астория склонила голову, радуясь, что Скабиор стоит к ней спиной, не замечая внезапного — и совершенно неуместного румянца.

— Миледи, — широкие плечи чуть напряглись под потёртым камзолом, — я давно отвык от излишеств и буду рад любому столу.

Это вышло ужасно… ужасно неудобно — и просто ужасно.

— Простите…

Скабиор развернулся, внезапно оказываясь к ней близко-близко. Ей, наверное, стоило бы отпрянуть, но вместо этого, удивляя саму себя, Астория шагнула вперёд. Сердце отчаянно колотилось, обуреваемое ураганом эмоций — интерес, волнение, смущение, любопытство… желание? Она не успела додумать, не успела проанализировать.

Взгляд серых глаз сделался из холодного обжигающим.

Дыхание сбилось, сердце заколотилось быстрее.

Фамильная честь вместе с чистокровной гордостью и бесконечными свитками вольностей и обязанностей отступили перед женским началом.

Конюх поцеловал госпожу — и госпожа ответила на поцелуй.