Одну жизнь прожить...

— Знаешь, милая… — задумчиво протянула брюнетка, лениво потягивая еще горячий эспрессо, сидя на стуле в тонком коротком шелковом халате нараспашку и в черном пеньюаре. По-домашнему так. — …Мы с тобой встречаемся уже почти четыре года… И все стало как-то слишком скучно. Может, снова станем просто подругами?

На кухне маленькой квартирки воцарилось почти траурное молчание. Блондинка, варившая себе кофе, на секунду замерла.

— Да, я тоже об этом думала, — не оборачиваясь, согласилась она, непривычным для нее монотонным, будничным голосом.

Ее фигурка, одетая лишь в большую, растянутую светло-серую футболку, скорее напоминавшую коротенькое платье, как-то неестественно вздрогнула, но девушка тут же обернулась, и, показывая свою милую, иногда кажущуюся не совсем земной, улыбку, посмотрела на собеседницу.

— Да? — усомнилась та, но, улыбнувшись в ответ, расслабленно кивнула. — Ну, тогда хорошо…

* * *

“Все-таки я счастлива, что теперь совершенно свободна,” — улыбалась Панси, разглядывая контингент одного довольно приличного магловского ресторанчика в центре Лондона. — “Не то, чтобы мне с ней было слишком плохо, но четыре года отношений для меня чересчур… Не люблю я долгие отношения”.

Теплые, согревающие воспоминания захлестнули Паркинсон, заставив ее улыбнуться не язвительно и сардонически, а по-настоящему.

— Лав, куда ты меня ведешь? — Панси настороженно огляделась по сторонам.

Подняв на нее отчего-то виноватый и неуверенный взгляд, Луна подарила ей поцелуй, робкий и невинный…

— Отчего такая очаровательная леди сидит в таком гордом одиночестве и скучает? — сквозь омут воспоминаний проник приятный мужской голос. — Не против, если я скрашу Ваше времяпрепровождение.

“Да, я люблю Луну, но лишь как подругу… Однако, есть столько мужчин, готовых ради нас на все, так почему бы нам не задуматься о других отношениях? Ей тоже следует завести какого-нибудь симпатичного мальчика… В конце концов, у нас есть лишь одна жизни, и мы должны прожить ее так, чтобы потом не сожалеть о бездарно растраченном времени..”

Подняв глаза на побеспокоившего ее молодого человека, Панси улыбнулась своей коронной соблазнительной улыбкой.

— Если только сумеете подобрать нужные краски… — она в открытую стала изучать его. Вполне симпатичный и явно обеспеченный.

На какое-то мгновение на лице мужчины отразилось непонимание, но, когда до него дошел смысл сказанных слов, он, усмехнувшись, сел напротив.

“Веселье начинается…”

* * *

— Я дома! — послышался из прихожей звук хлопнувшей двери. — Акх… что…?

Белокурая голова показалась в гостиной, сверкнув удивленными глазами.

— Оу, Кис, — мужчина, одетый в одно лишь полотенце, завернутое вокруг бедер, встретился с Луной взглядом, полным понимания. — Это твоя соседка, про которую ты говорила?

Из своей комнаты выглянула Панси, запахиваясь в тонкий, полупрозрачный кружевной халат, накинутый на голое тело.

— О, Лав, это ты? — Паркинсон слегка смущенно улыбнулась, даже не покраснев. — Я не думала, что ты будешь так рано.

— Ребята разошлись раньше, чем я ожидала… — Лавгуд закусила губу, все еще бросая беглый взгляд с бывшей любовницы на ее очередного ухажера и обратно. — Но я все равно только на пять минут… Не буду мешать.

— Ты, кстати, и сама могла бы привести сюда какого-нибудь парня, — вскользь заметила хозяйка квартиры, взяв за руку своего любовника и затащив его в комнату. — Нечего, я думаю, так уж друг с другом возиться.

Усмехнувшись, Панси стала закрывать дверь.

— Да, ты права, — кивнула Луна, — Но все равно, мешать не буду, зачем мне злоупотреблять твоим гостеприимством.

Девушка исчезла в коридоре, после чего хлопнула входная дверь, на этот раз громче, чем в первый.

* * *

“Если задуматься, то все, что было между нами — ненормально…” — размышляла Паркинсон, шагая по улице в обнимку с новым молодым человеком. Кажется, его звали Дик. — “Все-таки хорошо, что мы снова стали лишь подругами… Оказывается, парни — такие лапочки. Да и Лав рядом, и мы по-прежнему можем делить все горести и радости на двоих. Пока она не найдет деньги, чтобы снять собственную квартиру…”

— Эх ты, смотри-ка, давно мечтал о таком… — рассмеялся над ухом Панси ее “лапочка”. — Мне кто-то говорил, что секс с двумя девчонками крут. Особенно с такими, как эти…

Она посмотрела туда, куда указывал ее спутник. Рядом со входом в один из магловских клубов стояли две девочки сногсшибательной наружности: яркий, броский макияж, откровенные, но вполне приличные топики, короткие юбки в складочку, из под которых виднелись кружевные верхи ажурных чулков, высоченные каблуки… Однако не все это поразило Паркинсон (ибо одета сама была почти так же). Та, что повыше, по-собственнически прижимала к себе невысокую, по сравнению с ней, блондинку, откровенно целуя ее. Вторая девушка с такой же пылкостью отвечала на поцелуй. Казалось, обеим было абсолютно все равно на мнение окружающих, и что-либо вообще.

Невысокую девушку Панси где-то видела. Эта одежда, эти прическа и макияж… все было чуждым, но вот само лицо, осанка, их она могла отличить из, наверно, миллиарда.

“Лав…? Что…?”

* * *

— Да, это была я… — спокойно пожала плечами Луна, отпивая из стакана сок. — Не знала, что ты тоже там была. Почему не подошла поздороваться?

— Не хотела мешать… — буркнула та, уткнувшись носом в свою чашку с кофе. — Так кто это был?

— Энджи. Мы с ней три дня назад познакомились на прогулке. Походили по магазинам, поболтали. Оказалось, что она такая же, как я.

— Как ты? — удивилась Паркинсон, уставившись на подругу раскрытыми глазами. — Ты что, теперь лесбиянка?

— Твоими стараниями, — усмехнулась Лавгуд, садясь на стул напротив своей сожительницы. — Увы, но теперь, похоже, мое тело отдает предпочтение девушкам.

Как сейчас эта развязная, слишком пошлая блондинка была далека от того милого ангела, которого привыкла видеть в Луне Панси. Точно нечто чуждое, напускное.

— Неужели жалеешь о нашем разрыве?

— Ничуть, — хмыкнула Луна, не ловясь на провокацию, и поднялась на ноги. — Я просто, как и ты, искала себе новую любовницу.

— Но почему же тогда тебе не найти парня? — кружка с кофе со стуком оказалась на столе, отчего черная жидкость выплеснулась за край, обжигая пальцы. — А если все-таки предпочитаешь девушек, то попросила бы меня!

Лавгуд, уже почти дошедшая до двери, остановилась. Какие-то мгновения ее фигура оставалась неподвижной, затем девушка резко обернулась и со всего маху впечатала стеклянный прозрачный бокал в пол. Тот, обиженно звякнув, разлетелся на мелкие осколки, обрызгав все в радиусе пары метров соком. Когда Паркинсон отошла от испуга, дверь за сожительницей уже закрылась.

* * *

“Да, знаю, это я предложила расстаться, но я даже не могла предположить, что ты будешь предпочитать девушек. А ведь поначалу ты все это ненавидела, Лав…”

— Пен, Пен, подожди… — не было ничего, кроме ласк губ и ладоней и тихого, бессвязного шепота. — Я не хочу так… так не должно быть.

— Лав… Ты такая сладкая… Я тебя теперь никуда не отпущу…

— Лав…ммм… — Панси резко открыла глаза, принимая вертикальное положение на кровати.

Сердце бешено колотилось, отдавая в висках, воздуха не хватало, и всего явнее ощущалась жгучая тянущая боль внизу живота, такая мучительная, но неимоверно приятная.

— Дурной сон? — парень, чьего имени она даже не могла сейчас вспомнить, вопросительно, с долей определенного беспокойства и непонимания, смотрел на Паркинсон из-под полуприкрытых век.

Девушка, накидывая на плечи халат, встала.

— Да, всего лишь дурной сон… — словно заклинание повторяла она, на подкашивающихся ногах подходя к двери. — Лишь сон…

* * *

“С этим надо что-то делать. Откуда появилось это чувство вины? Будто я прокаженная”, — брюнетка поднималась по лестнице в свою квартиру, позвякивая связкой ключей. Да, проще было аппарировать, но когда-то, уйдя из магического мира, они вместе с Луной решили отказаться от любой магии, даже самой легкой. — “В конце концов, из-за меня Лав стала такой, какая она есть.”

“Ты испортила ей жизнь, сделала лесбиянкой, увела оттуда, где она жила с рождения, а потом бросила… Оставила, как грязную, никчемную шавку…” — ехидствовал внутренний голос, звонким эхом раздаваясь в голове.

Панси тряхнула головой, стараясь выкинуть эти мысли из своего сознания, и это у нее, в принципе, получилось, однако определенный неприятный налет остался. Небольшой ключ оказался в замочной скважине и тут же был повернут. Дверь с тихим, едва слышным скрипом открылась.

Сразу же с порога Паркинсон почуяла неладное. Причем в буквальном смысле этого слова: из прихожей в гостиную вел яркий, дерзкий и въедливый запах духов. Ни сама Пэн, ни тем более Луна не использовали даже что-либо подобное, а амбре было явно женского типа.

— Лав…? — настороженный голос проследовал за запахом, утопая в не таких уж больших просторах квартиры.

Ответа не последовало. Только приглушенные звуки, заставившие сердце оборваться и рухнуть куда-то вниз. Не разуваясь, девушка прошла через всю гостиную к той двери, из-за которой доносились звуки. Мельком она успела отметить сиреневые, на высоких, усыпанных явно дорогими стразами, каблуках, босоножки, и такого же цвета легкую полупрозрачную кофточку, которую Паркинсон успела ухватить рукой. Ни туфли, ни кофта жительницам квартиры не принадлежали.

— Лав, открой! — тыльная сторона ладони несколько раз ударилась о лакированную поверхность деревянной двери. — Ты слышишь…?!

Звуки, не на секунду не прекращающиеся, стали отчетливее. Лицо Панси побелело, а руки сильнее забарабанили по двери.

— ЛАВ!!!

— Кто там так беснуется? — незнакомый женский голос прорезался сквозь всю эту какофонию.

— Да никто… — с напускной пренебрежительностью ответила Луна. — Соседка.

Стоны и вздохи, прекратившиеся на мгновение, возобновились с новой силой. Пэн, все еще стоящая у двери, продолжала стучаться, однако частота ударов становилась все реже и стук все тише. В конце концов, ударившись ладонью о деревянную поверхность последний раз, Паркинсон рухнула на колени, и так и осталась сидеть под дверью.

Она не знала, сколько продолжалась эта виртуозная, сводящая с ума, игра на нервах, но, чем больше времени проходило, тем сильнее Панси начинала истерить внутри, и тем апатичнее казалась снаружи. От ее души по кусочкам отрывали нечто важное, жизненно важное. Боль казалось абсолютно несравнимой с тысячами Круциатусов, а уж что говорить о магловских пытках.

Скоро все затихло, и гостиная погрузилась в устрашающий омут тишины. Щелкнул замок, и дверь в комнату открылась. Перед брюнеткой, которая все еще сидела под дверью, возникли аккуратные тонкие ножки.

— Так вот кто ломился с таким усердием… — усмехнулась неизвестная Паркинсон девушка, улыбающаяся во все свои белые, словно жемчужины, зубы. — И с чего бы ей так усердствовать? Да, кстати, это мое.

Она наклонилась, выхватив из руки Панси свою кофточку.

— Не знаю, — пожала плечами показавшаяся из-за ее спины Лавгуд. — Я же говорю, она — всего лишь соседка.

Девушка, словно оцепеневшая, медленно стала поднимать глаза на ту, с которой почти четыре года делила квартиру и постель. Весь тот сумбур эмоций, разрывающий ее изнутри, отражался на посеревшем, точно у утопленницы, лице.

— Ты ведь сама сказала, что я могу сюда привести кого угодно, — блондинистая голова опустилась вниз, сокрыв глаза от всяческих взглядов. — Так что я не знаю, отчего такая истерика. Но, если ревнуешь… — Луна сглотнула, и подняла голову. Хрустальные ручейки, вырвавшиеся из глаз, спускались по лицу. Точно так же, как тогда те первые капли дождя. — … я надеюсь, что тебе сейчас чертовски больно.

Губы Паркинсон приоткрылись в удивлении. В это время их гостья, стоявшая под “перекрестным огнем” точно между девушками, решила ретироваться. Взяв свои босоножки, она скрылась в коридоре, послав перед этим воздушный поцелуй хозяйкам квартиры.

— С меня хватит, — Лавгуд размазывала слезы по щекам как трехлетний ребенок, расплакавшийся из-за ушибленной коленки. — Продолжай развлекаться, но видеть все это я не намерена!

Хлопок и резко опустевшее пространство. На пороге, где только что стояла Луна, не было никого, и Панси даже не успела хоть как-то среагировать.

— Лав…. ЛАВ!!!!!! — вопль безысходности отражался от стен, отдавая эхом, но некому было ответить.

Луна, этот единственный источник света в мрачном, жестоком мире, скрылась в непроницаемом тумане, оставив свою подопечную в одинокой безысходности и полной темноте. Некуда больше было идти без тусклых, но верных, ласкающих лучей.

* * *

Она не шла. Она бежала. На счету была каждая секунда. Ее маленький Ангел, ее глупенький маленький Ангел за это время уже мог сотворить столько глупостей…

Путем недолгих умозаключений Паркинсон пришла к мнению, что Луне больше некуда идти. У нее было лишь одно тайное, известное только самой Панси, местечко. Ее маленький мирок, неподвластный больше никому.

Она впервые за долгое время аппарировала. И то, промахнулась немного, но местность оказалась ей знакома. Даже спустя столько лет Пэн помнила эту тропу, ведущую в гору. И сейчас ноги несли ее по каменистому склону наверх. Было больно и прохладно — девушка переместилась из дома прямо так, как есть — без ветровки и обуви. Мелкие и острые, будто стекло, камни резали ступни почти до крови, но Паркинсон старалась не думать об этом, вот добежит, и уже будет решать, что делать дальше.

Дорога, занявшая в прошлый раз минут двадцать, не меньше, в этот раз была сокращена до пяти. Выбежав на поляну, в этот раз какую-то хмурую, “больную”, Панси стала глазами искать ту, ради которой оказалась здесь.

— Лав… — Луна сидела на камнях, окружающих озеро, свернувшись в калачик и уткнувшись носом в колени. Брюнетка отчего-то не решилась подойти, хотя душа выводила библейские гимны в знак удачи.

Лавгуд даже не обернулась, словно не слыша. Паркинсон сделала несколько шагов вперед, преодолев половину расстояния до водопада.

— Лав… — повторила она, на этот раз немного жалобно.

— Зачем ты пришла? — все так же, не оборачиваясь. — Опять ранить меня? Не лучше ли, раз уж мы расстались, порвать сразу со всем?

В этой фигурке, угнетенной и раненной, было так много от ее прежней Лав… от ее маленького Ангела.

— Нет, глупенькая, нет… — Панси, преодолев остальное расстояние, прижала к себе девушку, не отрывающую взгляд от водопада. Ладони тут же почувствовали, насколько мокрым было ее лицо от слез. — Не расстались! Мы же можем быть просто подругами…

Дернувшись, Лавгуд вырвалась из объятий и вскочила на ноги.

— Ты думаешь, о чем говоришь!? — она прикусила губу, сдерживая новый поток рвущихся рыданий. — Прекрати быть такой эгоисткой!

Пэн отвела виноватый взгляд.

— Прости меня, Лав… Я знаю, я поступила глупо и жестоко... И ты меня, возможно, не простишь, но… пусть даже мы больше не будем встречаться… Вернись, — она, оставаясь на коленях, обхватила ладонями талию Луны, уткнувшись лбом в ее живот, пряча слезы. — Позволь быть с тобой, пусть просто в качестве подруги…

Молчание, звенящее, разбавленное шипением водопада, напомнило Паркинсон тишину в зале суда, когда закоренелому преступнику должны вот-вот вынести приговор.

— … и когда-нибудь я снова скажу: “ты нужна мне… будь со мной…” — она подняла глаза, полные мольбы. Она впервые так о чем-то просила.

— Разве ТАКАЯ дружба может заставить человека вернуться? — на лицо Панси упали несколько соленых капель.

Слова угнетали сильнее молчания. Это был отказ, жестокий, но справедливый. Приговор вынесен.

Но не может же быть все настолько категорично? Сердце, казалось, перестало биться, вхолостую прокручивая обороты.

— Скажи мне, скажи это сейчас! И тогда я вернусь…

Стараясь мысленно подвести итог всем тем чувствам, обуревающим ее, Панси Паркинсон отчаялась разобраться в своих желаниях и требованиях сердца. Она зарывалась в глубины всего этого, хотя ответ лежал на поверхности.

Лишь три слова, произнесенные в этой колыбели их отношений. Там, где все началось, и где все могло закончиться, так легко и просто. Но их история получила вторую жизнь.

“Я люблю тебя…”

Только три слова срывались с искусанных губ, когда те покрывали поцелуями бледное, мокрое от слез лицо, когда руки блуждали по озябшему телу, когда пальцы терзали набухшие соски и опускались все ниже.

“Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!”

Они были вместе, и они любили друг друга так, как никогда прежде. Заходящее солнце, вышедшее из-за облаков, покрыло полупрозрачным золотым одеялом их обнаженные тела, лежащие на траве. Так, как четыре года назад.

— Прости меня, мой нежный Ангел, — прошептала Панси, зарывшись лицом в белокурые, пахнущие травами, волосы.

“Слишком много боли я причинила ей, и лишь ради того, чтобы понять свои чувства…”

— Уже простила, глупышка, — Луна приподнялась на локте, одарив брюнетку улыбкой, по которой та успела соскучиться за все эти сумбурные дни.

Очередной поцелуй окончательно развеял все сомнения и обиды. Лавгуд, опустив голову на плечо Паркинсон, закрыла глаза. Усталость, отступающая перед напором чувств, наконец завладела девушками, погружая их в безмятежный сон. Они так и заснули — переплетая тела в крепких объятиях, лежа на еще не остывшей, отдающей тепло, земле.

У них была лишь одна жизнь, но, если прожить ее вместе, это выглядело не так уж и плохо…

The End.