Самым трудным во всей операции было выскользнуть из спальни.
Если бы жена узнала… бррр… даже думать не хочется!
Я установил сам себе, что начну действовать сразу, как пробьет полночь. К этому времени она обычно уже крепко спала и не должна была почувствовать моего исчезновения.
Лежа с открытыми глазами, бесцельно пялясь в потолок, я весь дрожал внутренне и отсчитывал секунды, прокручивая в голове план действий.
Как ни крути, самым сложным было незаметно исчезнуть, а дальше… будь что будет!
Я нервно сглотнул, нетерпеливо поерзал и, вспомнив о конспирации, снова затих, притаившись у края кровати.
Если все получится… даже подумать страшно!
С каждой секундой ужас от осознания собственного, еще не совершенного поступка все нарастал. За последние полчаса я успел уже сотни раз найти миллион веских причин, чтобы никуда не ходить и оставить все, как есть. Каждый довод был тщательно обоснован, логически выверен и до совершенства прекрасен. Но… но как только стрелки больших настенных часов сошлись на цифре двенадцать, я тихо выскользнул из-под одеяла.
Что-то внутри меня кричало: такой шанс дается только раз в жизни! Когда еще прямо у тебя дома будут ТАКИЕ гости? Да еще так непредусмотрительно оставленные на ночь в гостиной на диване?
Противоречивые чувства разрывали, но я нашел в себе силы не поддаваться панике. Хотя… из кровати-то я выбрался, но как теперь незаметно преодолеть три метра до двери по темной, пусть и до подробностей знакомой комнате? А еще эти старые скрипучие половицы…
Дрожа с головы до пят, я задом начал пятится к заветному выходу, осторожно шаря за спиной рукой, чтобы ни на что случайно не наткнуться и прощупывая каждый шаг. Я не переставал напряженно вглядываться в смутные очертания лица жены, боясь малейшего ее движения.
Путь к свободе, кажется, тянулся бесконечно. Я успел уже придумать множество вполне сносных оправданий своему недостойному поведению. Но чем дальше я отходил от кровати, тем более ужасающими казались мне последствия разоблачения. Мысли проносились в голове со скоростью света, приобретая все более мрачный оттенок. Пот лился градом, а руки и ноги занемели и замерзли.
Окружающая темнота давила на сознание, сквозь плотно задернутые шторы не проникал ни один лучик, и моя вера в себя угасала с каждым пройденным шагом. Но вот моя ищущая правая рука нащупала позади заветную ручку от двери. Теперь тихо… тихонечко провернуть.
Ох, зачем же так щелкать — я чуть не скончался от инфаркта!
В коридор я практически выпрыгнул, трусливо прячась за дверь и боясь вдохнуть лишний раз. Мне казалось, что произведенного шума было достаточно, чтобы перебудить весь дом. Но вокруг, как ни странно, было тихо, только сердце билось где-то в ушах, оглушая не хуже топота тысячи ног.
Мокрый и липкий от холодного пота, я кое-как уговорил себя выпустить из пальцев ручку-предательницу. Зажмурившись, я стал очень медленно ослаблять захват, ожидая услышать оглушительный щелчок замка. Но в этот раз все прошло немного спокойней. Я поморщился, услышав тихое «щелк», но паника уже отступила и я почти спокойно сделал шаг назад…
И снова едва не сошел с ума, подскакивая на полметра над полом!
Как же я мог забыть про эту древнюю, полусгнившую половицу!
Сколько раз обещал себе ее заменить, все никак руки не доходили — и вот теперь расплата! Звук получился такой, словно разом переломались все кости какого-то древнего, но очень большого скелета. Хруст, треск и долгий, леденящий душу скрип.
Мои нервы заскрипели в унисон, жалобно предупреждая о скором психозе. Зубы едва не раскрошились в порошок, так плотно я сжал челюсть. Все тело словно онемело.
Прошло много времени, прежде чем я снова начал дышать.
И еще столько же времени мне понадобилось для того, чтобы решиться сделать следующий шаг.
Впереди была лестница — старое, как и все в этом доме, нестабильное сооружение. Даже на вид она выглядела подозрительно до дрожи в коленях, а уж мысль о том, как ступени начнут кряхтеть при малейшем прикосновении, просто вызывала у меня спазмы всех четырех конечностей.
Я постоял еще немного, борясь с волнением и жгучим желанием прекратить весь этот фарс и пойти спать. Спальня — вот она, только руку протяни! И куда я собрался, старый, никчемный дурак? Вообразил себя последним мечтателем, романтик недобитый. За молодыми погнался, размечтался как мальчишка. В самом деле, даже смешно.
Я затравленно оглянулся на дверь, скрытую темнотой, затем снова посмотрел на залитую лунным светом лестницу. Прозрачный призрачный свет скользил сквозь старые, потертые шторы, выхватывая из темноты предметы по собственному усмотрению.
Вот виднеется фантик, выпавший из чьего-то кармана… темное пятно на древней половице… блестящие перила, исчезающие и снова, как по волшебству, появляющиеся из мрака… засаленная тапка, забытая в углу… лист какого-то жухлого растения…
И над всем этим пятнистым полем игры света с темнотой кружат в неподвижном воздухе блестящие, неосязаемые пылинки, завершая картину заколдованного царства.
— Это всего лишь лестница, — говорю я сам себе, подбадривая перед последним рывком, — ты ходил по ней вверх-вниз многие годы подряд не боясь никакого подвоха. А теперь тебя ждет мечта. Настоящая, почти сбывшаяся мечта, притаившаяся на дряхлом диване в гостиной. Нужно только набраться храбрости и…
Не закончив предложения, я зажмурил глаза и бросился вперед, очертя голову. Скрип, шум, тяжелый предмет, внезапно оказавшийся под ногами и едва не отправивший меня в свободный полет, какие-то шипящие ругательства на грани слышимости — и вот я уже почти у цели.
Преодолеть знакомую гостиную после стольких волнений оказалось совсем просто. Я уже чувствовал себя не притаившемся извращенцем, испытывающим порочное влечение, а героем, прошедшим огонь и воду для достижения своей мечты.
Я уже совсем близко, только дотронься — и будет твоим.
Перед диваном я застыл с глухо бьющимся сердцем и вспотевшими ладонями. Вот она — мечта. Лежит, ждет, когда я подойду, возьму на руки, проведу пальцами по гладкой, податливой…
О нет! Надо взять себя в руки, чтобы ничего не испортить. Никто не должен догадаться, иначе…
Что там может быть иначе, я додумать не успел — мечта очнулась, подмигнула мне заговорщицки зеленым глазом и призывно заурчала. Я застыл, ощущая неземное, переполняющее счастье. Живот свело от упоения, дыхания не хватало.
Сделав несколько глубоких вдохов, я украдкой вытер о пижамные штаны мокрые руки и потянулся навстречу своему сокровищу, млея от неизъяснимого восторга. Как только мы коснулись друг друга мир для меня перестал существовать…
Розовый закат тихо разлился над туманными полями. На травинках заблистали капельки росы, и первые ранние пташки несмело заголосили в быстро светлеющем небе. Во всем воздухе разлилось спокойствие и умиротворение ясного летнего утра, предвещающее знойный день.
Где-то далеко-далеко заголосил петух, залаяла собака. Садовые гномы зашуршали в саду, пискляво переругиваясь из-за очереди перед дырой в ограде. Послышалось сонное бурчание в соседней комнате, а затем шаркающие шаги и скрип половиц под ногами.
Рон Уизли проснулся в своей старой детской спаленке и сладко потянулся, застонав от удовольствия. Широко зевнул, перевернувшись на бок, и зашарил рукой по кровати, ощупывая-оглаживая жену. Гермиона сонно улыбнулась и перекатилась прямо в объятия мужа, выгибаясь в предвкушении удовольствия. Нежность тихого утра быстро переросла в страстные объятия и порывистые толчки. Молодые супруги, разгоряченные и довольные жизнью, взлетали на вершины наслаждения. Еще чуть-чуть и…
— Что это значит? — разъяренная Молли Уизли перешла на визг, с каждым словом все больше приближаясь к ультразвуковым частотам.
Ошалевшие Рон и Гермиона остановились на самом интересном месте и в панике переглянулись. Секунды для осознания хватило, чтобы глаза Гермионы широко распахнулись.
— О нет, — в ужасе простонал Рон, уткнувшись лицом в ладони.
— Я забыла внизу свой ноутбук, — прошептала Гермиона, начиная истерично всхлипывать.
— О, Молли, ты только посмотри! — перекрывая все, доносился восторженный голос почтенного отца семейства. — Я скантачился с клевой герлой! Она помогла создать мне свою страничку на Facebook! Теперь я продвинутый юзер!… а еще я зарегился в чате…
Дальнейшие излияния мистера Уизли совершенно потонули в гневной отповеди его любимой жены, но Рон с Гермионой этого уже не слышали — они сопели и извивались на кровати, давясь от дикого хохота и при этом изо всех сил стараясь, чтобы их не услышала взрывоопасная в данный момент миссис Уизли.