Мандарин раздора, пояс Гефеста и прочая мифология

Англия, Малфой-мэнор, 24 декабря 1998 г.

Группа молодых магов в тёплых зимних мантиях аппарировала к воротам Малфой-мэнора. Извещённый о неприятном визите, молодой хозяин поместья снял охранные заклинания, и массивные кованые ворота распахнулись, пропуская нежеланных гостей внутрь. От группы отделилась невысокая стройная девушка с выбивающимися из-под капюшона непокорными каштановыми локонами. Пройдя чуть вперёд, она огляделась. Её внимание привлёк лёгкий шорох в невысоких розовых кустах, и, крепко сжав в руках волшебную палочку, она подошла к источнику шума.

Заглянув за куст, девушка обомлела:

— Павлин… С ума сойти, павлин!

— Гермиона, нам приказали провести ревизию малфоевской библиотеки, а не павлинами любоваться, — ворчливо сказал невысокий парень, поправляя ворот мантии. — Сегодня сочельник, и Рождество я хочу встретить в кругу семьи, а не сдувать пыль с черномагических свитков. Кто вообще придумал проводить обыск в этот день? Не полгода назад, не месяц назад, а именно сегодня?

— Иду, Терри. Не кипятись. — Гермиона, бросив последний взгляд на экзотическую птицу, кинулась догонять своих товарищей. — И ты прекрасно знаешь, почему Кингсли… мистер Шеклболт просил нас провести ревизию в сочельник. Потому что…

— В этот день защитные чары поместья ослабевают, — хором произнесли сразу несколько унылых голосов, — и книги можно не только взять с полки, но и забрать с собой.

— Но почему мы? — продолжал бубнить Терри Бут. — Я вот на этот крестовый поход не подписывался, и что значит: «Не пойдёшь — уволю!»?

— Но, Терри, ты только представь: личная библиотека Малфоев! Говорят, там даже дневники Морганы есть… Ты же рэйвенкловец, Терри, неужели тебя не охватывает трепет от одной мысли о том, что через несколько минут мы прикоснёмся к вечности? — восторженно воскликнула Гермиона, в поисках единомышленников переводя взгляд с одного мага на другого. Но остальные члены группы восторга Гермионы явно не разделяли. Все невесело и даже несколько озлоблено покосились на неё, пожимая плечами. Они явно предпочли бы теплый глинтвейн и рождественский пудинг перспективе порыться в бесценных экземплярах малфоевской библиотеки.

Тем временем юные стажёры успели миновать аллею и выйти к дому. Никто, даже мрачный Терри Бут, не смог сдержать возгласа восхищения при взгляде на белокаменное величественное здание.

— Это не Малфой-мэнор, а настоящий Малфой-палас! — восхитилась Чжоу.

Гермиона согласно кивнула.

— Неудивительно, что Малфой такой… — она на секунду задумалась, подбирая нужное и желательно цензурное слово. — Такой высокомерный. Как не увериться в том, что ты пуп земли, когда ежедневно созерцаешь такое великолепие и понимаешь: вот это всё — твоё!

— Одна радость от всего этого — полюбоваться на физиономию Хорька, когда мы конфискуем его коллекцию эльфийского порно, — с больше похожей на оскал улыбкой произнёс Майкл Корнер, нажимая золотую кнопку звонка.

— Майк! — возмутилась Чжоу, сморщив хорошенький носик, и шлепнула его перчаткой по руке.

Когда массивная дубовая дверь отворилась, а на пороге возник молодой эльф, никто, даже Гермиона, не смог сдержать улыбку: недавнее высказывание Майка и молодой обходительный эльф-дворецкий вызвали определенные ассоциации и, как следствие, приступ неконтролируемого хохота большинства пришедших. Проявив чудеса невозмутимости, эльф вежливо принял у посетителей зимние мантии и проводил в библиотеку.

Никто из хозяев дома так и не вышел поприветствовать незваных гостей.

Стажёры работали четыре часа, просматривая древние и не очень древние книги, рукописи и свитки, иногда перешёптываясь друг с другом, а иногда и восклицая в голос, если им на глаза попадался особенно редкий и ценный экземпляр. В зачарованный сундук, который стажёры планировали забрать с собой, уже легло пятнадцать темномагических книг, сто двадцать девять свитков с древними запрещёнными заклинаниями и обрядами, уникальный и бесценный подлинник дневника самой Морганы и учебник по чёрной магии, написанный Салазаром Слизерином.

— В целом — выше ожидаемого, — резюмировал Терри, ставя на полку последнюю книгу обширной библиотеки. С трудом разогнув спину, он повертел головой и, привстав на цыпочки, потянулся. — Я вас поздравляю, коллеги. До Рождества ещё шесть часов, осталось только выбрать добровольца, который доставит наш улов в министерство, и можно отправляться по домам.

Взгляды всех присутствующих непроизвольно упали на явно перевозбуждённую Гермиону, чьи глаза с расширившимися зрачками жадно блестели, на скулах горел румянец, а в дрожащих руках она держала испещрённый рунами лист папируса. И хотя каждый из присутствующих был поражён увиденными и вскользь прочтёнными книгами из этой библиотеки, но ни на кого это не повлияло так сильно, как на Гермиону.

— Знаете, а ведь она единственная гриффиндорка здесь, — заметила Лиза Турпин. — Я, конечно, тоже потрясена, но не так же…

— Эй, Гермиона, мы тут решили устроить оргию и пригласить Малфоя и его эльфов. Ты с нами? — крикнул Майкл, обращаясь к Гермионе, но та, утвердительно кивнув, даже взгляда не оторвала от своего листа.

— Грейнджер, мы закругляемся. Или кидай свой свиток в сундук, или возвращай на полку, — сказал Терри, подходя к ней. — Гермиона?.. — Терри потряс её за плечо. — Ты отнесешь сундук в архив?

— А? Что? Какой сундук? — Девушка вздрогнула и подскочила, как ужаленная, когда рука Терри коснулась её плеча. — Ах, сундук!.. Конечно, ребята, вы идите, я все сделаю.

— А ты не с нами?

— Я только на пять минут… Этот свиток — он не темномагический, но очень занятный… Пять минут… вы идите… — Гермиона снова погрузилась в чтение и последние слова уже произнесла, склонившись над папирусом.

Покачав головами, стажёры покинули библиотеку и, тихо переговариваясь, направились к выходу. За всё время, пока они находились в доме, хозяева так и не вышли. Но когда последний из группы покинул поместье, с верхнего этажа послышался хлопок закрываемой двери, и очень скоро стройный молодой человек стал спускаться по широкой мраморной лестнице. На бледном, немного болезненном лице юноши играли желваки, холодные серые глаза были презрительно прищурены, а тонкие бескровные губы плотно сжаты. Спустившись вниз, он гневно посмотрел на дверь, за которой скрылись люди в серо-голубых мантиях министерских «принеси-подай», и, навешав апперкотов воображаемым противникам, кинулся в библиотеку.

* * *

Гермиона была озадачена.

Она повторно проверила заинтересовавший её свиток из необычного бирюзового папируса на наличие заклинаний. Ничего. Даже обычное сохранное заклинание наложено не было, хотя папирус был как новый. Но чутье подсказывало, что что-то тут не то. Сам текст был весьма тривиален: какая-то любовная ода, немного даже пошловатая, даром что рунами написанная, но непонятное тревожное чувство не покидало девушку.

— Открой свои тайны… — коснувшись свитка палочкой, шепнула Гермиона и вновь взглянула на текст. Ничего не произошло. — Ладно, я тобой ещё займусь…

Девушка скатала свиток и направилась к сундуку, но, поравнявшись с висевшим на стене зеркалом, замерла. Действуя по наитию, она развернула свиток, стоя лицом к зеркалу.

— Не советую тебе этого делать, Грейнджер.

Знакомый голос с раздражающей манерой растягивать слова раздался совсем неожиданно. Драко Малфой вырос за её спиной, материализовавшись буквально из ничего. Вздрогнув, Гермиона выронила свиток и, выхватив волшебную палочку, резко повернулась на голос.

— Откуда ты взялся?

— Вообще-то я тут живу, — усмехнулся Драко, пряча руки в карманы. — Оставь ты этот свиток в покое, Грейнджер, и иди домой. Вы уже нашли всё, что хотели, — дёрнув подбородком, Драко указал на набитый книгами сундук.

— Что это? — Не опуская направленной на Драко палочки, Гермиона подняла бирюзовый лист.

— Это фамильная реликвия, Грейнджер. Никакой ценности она не имеет. Просто свадебная речь основателя нашего рода, — ответил Драко как можно более беззаботно.

— Свадебная речь? — переспросила Гермиона и вдруг начала хихикать. — Кровь — любовь, никогда — навсегда… Это свадебная речь? Малфой, ты серьёзно?

— Я же говорю, никакой ценности…

— Художественной — точно, — разразившись хохотом, перебила его Гермиона.

— … этот свиток не представляет. Так что милости прошу: идите вон, Грейнджер, — указывая на дверь, закончил Драко и протянул руку за свитком.

Но Гермиона, опять поддавшись непреодолимому желанию, развернула свиток, встав лицом к зеркалу.

— Грейнджер, нет! Не вздумай! — Драко кинулся к ней, но она быстро, даже не взглянув на него, выставила перед собой щит и посмотрела на отражённые в зеркале руны.

— Чтоб меня…

— В кои-то веки я с тобой полностью согласен, Грейнджер, — сквозь зубы произнёс Драко, в бессильной злобе ударяя кулаком в щит Гермионы.

Эллада, Фессалия, гора Олимп, одно из мгновений вечности[1]

— У меня четкое ощущение дежавю… — закатывая глаза, сказала Афина[2], глядя на приближающуюся к столу Эриду[3].

— Яблока я не вижу, — сощурив прекрасные очи, проворковала Афродита[4], кокетливо поглаживая каскад шелковистых волос. — Но что-то в руке она явно держит.

— Зевс[5], дорогой, сделай что-нибудь, — с едва различимыми истеричными нотками воскликнула величественная красавица Гера[6]. — Второй Троянской мы не выдержим!

Тем временем Эрида уже шла вдоль пиршественного стола, направляясь к Верховным богам с таким воинственным видом, что даже Аресу[7] стало понятно — дело пахнет перебродившим нектаром.

— Гермес[8]… — обреченно вздыхая, начал Зевс. — Кажется, для тебя халтурка подворачивается. Только, умоляю, выбери на этот раз смертного поумнее и не столь падкого на женскую красоту. Ты же помнишь, что было в последний раз: тот царевич так ошалел от развернувшихся перед ним перспектив… Ну, ты помнишь.

— А что Гермес? Опять Гермес! Халтурка?! Да у меня таких халтурок по сто миллиардов на дню. Гермес, слетай туда, Гермес, слетай сюда, принеси то, отнеси это! Да я уже забыл, когда у меня секс был в последний раз! — взвился Гермес, нахлобучивая на глаза петас и грозно раскручивая над головой кадуцей[9].

При слове «секс» Афродита встрепенулась и озабочено посмотрела на бывшего ухажера. Что ни говори, но это её промах. Как-никак любовь — её сфера влияния. А ведь и правда: в последний раз к Гермесу она посылала Эроса[10] в далеком… ой, давно! И вот полюбуйтесь: похудевший, дерганый и агрессивный. Афродита пообещала себе позаботиться о Гермесе завтра же. У неё на примете была одна смертная, как раз в его вкусе.

Гермес уже раскрутил кадуцей до невероятной скорости, совсем не подозревая о планах Афродиты на свой счет.

— Осади, вертолётчик! — рявкнул Зевс, своим однозубцем выбивая посох из руки почти взлетевшего Гермеса.

Только убедившись, что пришедший в себя от внезапной истерики Гермес уже не пытается ретироваться, громовержец сам быстро успокоился и даже вернул сыну его атрибут.

— Так, так, так, — нараспев произнесла Эрида, вплотную подойдя к столу и вставая между Аресом и Афродитой.

— Плохая примета — к ссоре, — наматывая на палец золотистый локон и бросая косой взгляд на Эриду, шепнула Аресу Афродита. — Ты, пожалуй, не приходи ко мне сегодня.

— Это почему это? — насупив брови, прорычал Арес. — Куда это ты сегодня собралась? Давно со смертными не развлекалась, да? Поди, опять в Голливуд?! Ты смотри, Кипа[11], я из Бандераса твоего фарш сделаю, — сжимая рукоять меча, сердито проговорил Арес. — Ещё раз увижу на холмах, убью!

— Ну вот, я же говорила — плохая примета, — вздохнула Афродита, мысленно ставя в голове галочку: подарить Тони охранную фенечку, а то от буйного Ареса можно чего угодно ожидать.

— А у вас тут весело! Амброзия горой, нектар рекой, — тем временем продолжила Эрида, всё так же растягивая слова и подозрительно дружелюбно улыбаться. — Знала бы, пришла бы вовремя, но, увы, приглашение затерялось. Гермес, душка, я понимаю, ты у нас бог крайне занятой: и души с «Боинга-767» к Аиду проводить надо, и хакерам секретный код Пентагона подсказать надо, и индексам Доу-Джонса, NYSE Composite и NYSE ARCA Tech 100[12] не дать взлететь надо, и Федора Конюхова от антропофагии[13] спасти надо. И всё ты один, нет твоим крыльям покоя. Замотался, бедный, вот и забыл про Эриду. Но Эрида сегодня добрая, она всё понимает. Поэтому пришла с подарком…

При слове «подарок» вздрогнули все олимпийцы, кроме, пожалуй, размечтавшейся Афродиты, продолжающей мысленно ставить галочки, рисуя их на воображаемом обнаженном теле её смертного любовника.

— Вот, Гермес, лови! — Эрида вскинула руку, и из её раскрытой ладони выпорхнул золотой мандарин с серебряными крылышками. Облетев вокруг пиршественного стола и демонстрируя богам надпись «Величайшему», украшающую его бок, мандарин опустился на ладонь Гермеса.

— А почему это Гермес у нас величайший? — подал голос сребролукий Аполлон[14], вожделенно глядя на трепыхающийся в ладони Гермеса золотой плод.

— Молчи, пастух несчастный! — замахала на него руками Афина. — Забыл, что произошло в последний раз? Ваши, между прочим, продули тогда[15]. И сына ты своего не сберёг, а какой был герой, какой герой! — сокрушенно вздыхая, закачала головой волоокая богиня, вспоминая Гектора[16] — единственного со всех сторон положительного героя, не только храброго могучего воина, но и верного мужа, что для героев вообще свойственно не было.

— Да, Феб[17], ты на «величайшего» рот-то не разевай, — вставая со своего места и кладя ладонь на рукоять меча, пробасил Арес. — Гермес, дай-ка мне этот цитрус. — Протягивая руку к мандарину, другой рукой кровожадный бог стиснул рукоять меча ещё сильнее.

— И этот туда же! — вскипела Афина, тоже поднимаясь и хватаясь за меч. — Забыл, как мы вам под Троей люлей надавали[18]? Мало было? Могу повторить!

Прекрасная воительница в гневе была так бесподобна, что на мгновение Арес потерял дар речи, но пинок по лодыжке от Афродиты вернул его обратно на небеса.

— Сядь, а, дурень. Мы под Троей половину электората потеряли, не хочу повторения. — Дёрнув любовника за тунику, Афродита усадила его обратно за стол.

— Не дуйся, босс. Я тебе подгоню такой же с надписью «Кровожаднейший, сильнейший и сексуальнейший», — склонившись к уху Ареса, шепнула Эрида.

— Три, — обижено выпятив нижнюю губу, буркнул бог войны.

— Не поняла… — насупила брови Эрида.

— Три мандарина хочу: «Самый сильный», «Самый кровожадный» и «Самый сексуальный».

— Да не вопрос, босс. Ты, главное, не вмешивайся. Кассандра не даст соврать, сейчас Зевс подключится — будет жарко.

— А еще «Самый красивый» хочу. Чтоб Аполлон и Дионис[19] кудри жевали от зависти.

— Всё сделаю, ты только не ввязывайся в эту заваруху, а то, сам понимаешь… Нам же ещё работать вместе.

А между тем на Олимпе и правда стало жарковато. Со своего трона поднялся сам Зевс и, обведя олимпийцев величественным взором, произнёс:

— Надеюсь, ни у кого нет сомнений, что мандарин по праву принадлежит мне?

— Папа, нет! И ты туда же! — прикрывая ладонями рот, воскликнула Паллада, но, увидев решительное выражение лица громовержца, в отчаянии махнула рукой. — Да передеритесь вы все! Я вон сейчас Аиду и Посейдону весточку пошлю. Пусть тоже примут участие.

— Милочка, выпей нектарчику, — протягивая ей золотой кубок, участливо предложил уже изрядно хмельной Дионис. — Ну их, сами разберутся. Ты бы проветрилась, пару революций устроила на Ближнем Востоке. На тебе же лица нет.

— И правда, чего это я? — с благодарностью принимая кубок, произнесла Афина. Сделав пару глотков, она поднялась с места. — Так, в этом цирке я участвовать не хочу. Пойду проветрюсь. Да и дельце есть одно, давно руки чешутся.

— Вау! Ты будешь бомбить Америку?! Если что, начни с Эмпайр Стейт Билдинг, мне из-за него Калифорнию не видно. Да и Гелиос жалуется, он по пьяни вечно в этот небоскрёб врезается. На колеснице уже ни одного не помятого места нет.

— Как скажешь, — улыбнулась Афина, беря в руку копьё и растворяясь в воздухе.

А между тем Зевс и Аполлон вступили в открытую конфронтацию:

— Ой, Фебушка, не гневи отца. Не заставляй брать грех на душу. Мой это мандарин! Царь я или не царь? Я самый великий бог, я отец богов и людей, я сверг титанов, я…

— Ой, папа, будет вам! Когда это было-то? Пора уступать дорогу молодым. Красота спасет мир! Я самый великий бог! Я один из немногих, кого ещё помнят смертные. Со мной сравнивают прекраснейших из людей. Моим именем называют космические корабли и сигареты! Меня все знают, твоё же имя на слуху только у библиофилов. Это я — величайший из олимпийцев. Мой это мандарин!

Арес, с налитыми кровью глазами и хищно раздувающимися ноздрями, напрочь забыв о словах Эриды, тоже вскочил со своего места.

— И мной! Мной тоже ракету назвали! Я самый великий, самый кровожадный и самый сексуальный! Меня выбрала прекраснейшая из богинь, отвергнув вас всех! Даже тебе, Зевс, она не дала! Мой мандарин!

— Это кто тут у нас вякает?! Да по тебе давно Тартар плачет! Ой, дождёшься у меня! — рявкнул на нелюбимого сына Зевс, задетый упоминанием о самом большом любовном фиаско в своей жизни.

— Так, — подал голос молчавший до этого Гермес, своим кадуцеем разводя в разные стороны сцепившихся богов. — Даже не буду напоминать вам, что Эрида дала мандарин мне. Тщеславие во мне не столь велико, как самомнение. Я и без этой безделицы знаю, кто тут самый великий. Но раз уж вам он, — Гермес подбросил мандарин в воздухе и тут же его поймал — траектория полета была сопровождена вожделенным взглядом трех пары глаз: Зевса, Аполлона и Ареса, — так нужен, будем действовать по старой схеме. Пусть смертный решает, кто из вас величайший.

— Ты уверен, что решение правильное? В прошлый раз это закончилось войной, потому что кто-то, — Гера грозно взглянула на Афродиту, — пообещал Парису прекраснейшую из смертных, забыв при этом упомянуть, что та давно замужем!

— Так, — вновь заговорил Гермес, — молния дважды в одно дерево не попадает, так ведь, папа? Поэтому если мы полностью воспроизведём события Первого Раздора, выберем то же место, тот же час, то авось пронесёт. Третью Мировую эта планета не выдержит. Перспектива эмиграции на Альфу Центавра меня лично не прельщает, там ветрено и загазовано. Я сейчас со скоростью мысли слетаю на Иду[20], посмотрю, что там да как, и чтоб без меня ни-ни!

Англия, «Нора», 24 декабря 1998г., 21.30

— Как соплохвост щупальцем рисовал. Ничего не понятно, каракули какие-то, — проворчал Рон, отходя от зеркала, возле которого провёл целых пять минут, пытаясь в нём рассмотреть отражённый рисунок на папирусе.

Вернув документ Гермионе, он повалился на кровать, а затем, взяв в руки бутылку со сливочным пивом, не без удовольствия вернулся к прерванному занятию.

— Каракули? КАРАКУЛИ?! — едва не задохнувшись от возмущения, воскликнула девушка и передала папирус Гарри. — Давай ты.

— А что я должен увидеть? — спросил уже изрядно заинтригованный Гарри, вставая перед зеркалом по примеру Рона.

— Ты сам должен об этом сказать. Мне важно знать, увидишь ли ты то, что увидела я.

С неподдельным любопытством, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, Гарри внимательно рассматривал отражение папируса.

— Текст другой, но это всё равно руны, а вот рисунок… Это карта, да? Вот этот сапог я знаю, это Италия. Дальше — проще. Отталкиваясь от сапога, эту загогулину могу смело обозвать Грецией, здесь Эгейское море, а это, соответственно, Турция…

Гермиона восхищенно посмотрела на старого приятеля, как будто видя его впервые, и чуть ли не со слезами на глазах произнесла:

— Я надеялась, что вы поймёте, что перед вами карта, но чтобы ты так хорошо её прочитал…

— Это я ещё в маггловской школе проходил, — смутившись, ответил Гарри. — Учительница географии была молодая, красивая и очень хорошо ко мне относилась. Я боялся потерять её расположение и всегда учил её предмет.

— Да, очень жаль, что профессор Снейп не был пышногрудой блондинкой, — фыркнула Гермиона. — Ладно, что ещё ты видишь?

— Так, как я сказал, вот это побережье Турции. Тут вроде какой-то залив…

— Дарданеллы, — вставила Гермиона. — Пролив Дарданеллы.

— Спорить не буду, пусть будут Дарданеллы. Я только до пятого класса географию учил. Ну, вот, собственно, и всё. Место, отмеченное на карте, примерно в трёх милях от этих Дарданелл. Тут ещё какие-то закорючки, наверное, руны. Это уже по твоей части.

Гермиона подошла к Гарри и кончиком палочки обвела отмеченный на карте полукруг:

— Эта возвышенность — холм Гиссарлык. Во второй половине девятнадцатого века там обнаружили остатки города Трои.

— Троя? Та самая? — удивленно вскинул брови Гарри, посмотрев на Гермиону.

— Если под «той самой» ты подразумеваешь древнюю крепость, разграбление которой вошло в историю, как благородная миссия по освобождению похищенной жены греческого царя…

— Ага, именно её, — перебил подругу Гарри, после чего широко улыбнулся и подмигнул ей: — Но внешность учителя истории и литературы тут абсолютно ни при чём. Я про троянскую войну кино видел.

— Это карта сокровищ, да? — проникновенным шёпотом поинтересовался подошедший к ним Рон, опять пытаясь разглядеть, что именно отражается в зеркале.

— Это больше, чем сокровища! — выпалила Гермиона, начав активно жестикулировать от переполнявших её эмоций. — Эта карта приведёт нас к поясу Гефеста!

— Прости?.. — одновременно спросили парни, непонимающе взглянув на неё. — К поясу кого?..

— Гефеста, бога кузнечного дела в Древней Греции. Также он был мужем богини любви и красоты Афродиты. У магов больше распространён римский вариант её имени — Венера. Про неё-то вы, надеюсь, слышали? — и, по-прежнему наблюдая недоумение на лицах друзей, Гермиона позволила себе ухмыльнуться: — Так!.. Теперь понятно, почему вам ничего не понятно. Сейчас я всё поясню, вы только меня не перебивайте, хорошо? Афродита — это, как я уже говорила, богиня любви и красоты. Одним из её атрибутов был пояс, нося который, она могла заставить любого сходить по ней с ума. Муж Афродиты, хромоногий и некрасивый Гефест, устав от её постоянных измен, выковал точную копию пояса жены, заключив в него также верность и преданность. Однако он не учёл того, что… как бы понятнее объяснить... Когда Гефест надел пояс и предстал перед Афродитой, её пояс вступил в противодействие с поясом супруга...

— Что-то вроде Приори Инкантатем? — внимательно слушая подругу, предположил Гарри.

Та, прищёлкнув пальцами, благодарно ему улыбнулась:

— Верно! Весьма точное сравнение. Любовная сила одного пояса вступила в противодействие с любовной силой другого, в результате чего боги возненавидели друг друга. Впрочем, Афродита мужа-то никогда особенно и не любила, но после того, как Гефест надел свой пояс, она воспылала к муженьку лютой ненавистью. Вдобавок ко всему, он стал настоящей угрозой её могущества, ведь сила его пояса была настолько велика, что многие бывшие ухажеры Афродиты стали в один голос восхвалять имя её благоверного. Он фактически увел у неё всех любовников.

— Так он же мужик! — Голос Рона прозвучал непривычно тонко, и, прочистив горло и сведя брови в единую линию, он хрипло спросил: — Что значит «увёл»?

— Ну… как бы тебе объяснить, чтобы не сильно шокировать? В античные времена проблема гомосексуализма… Этой проблемы в принципе не было. Ты только не волнуйся, пожалуйста, — быстро добавила Гермиона, заметив, как стали вздуваться вены на шее её рыжеволосого друга, — это когда было-то? Ещё до Содома и Гоморры. Люди тогда не сильно боялись искры Божьего гнева, вот и грешили направо и налево.

— Гермиона, ты не отвлекайся. Рон, не отвлекай Гермиону, — нетерпеливо перебил их Гарри, выразительно помахав папирусом. — Что там дальше было?

— Ну, в общем, когда сама Гера, мать Гефеста, которая когда-то собственноручно сбросила его с Олимпа, воспылала к нему страстью…

— Как?! Он же её сын! — воскликнул Рон.

— Гермиона, не отвлекайся. — Гарри закатил глаза и дёрнул друга за рукав.

— …когда сама Гера воспылала страстью к Гефесту, Афродита сильно разозлилась. Соблазнив Гермеса, покровителя воров, она попросила у него выкрасть пояс Гефеста. Гермес просьбу выполнил и, пробравшись к ложу Геры и Гефеста, снял с того пояс. Но поняв, что это за вещь и какой силой обладает, Гермес не стал возвращать пояс Гефеста Афродите. Он улетел с ним на землю, а вернулся уже без него. Гермес никому не сказал, куда спрятал пояс, и сколько бы боги, герои, да и простые смертные его ни искали, никто так и не нашёл. Но потом… Даже не знаю, как бы вам это преподнести… Его нашёл один человек… или не человек… В общем, его нашёл Иисус Христос. И тогда выяснилась главная особенность этого пояса: он умел прислушиваться к желаниям обладающего им. Гефест, некрасивый, хромой и никем не любимый, хотел, чтобы к нему пылали страстью, а Иисус Христос хотел, чтобы люди любили друг друга, чтобы любили Бога, и народ начал прислушиваться к его словам, у него появилось множество последователей, сторонников. И так велика стала любовь к Богу, что люди забыли богов Олимпа. Разгневанные олимпийцы изгнали Гефеста с Олимпа. Такая участь могла ждать и Гермеса, но оказалось, что он совершенно незаменим, и его простили. Сброшенный с Олимпа Гефест стал жить среди людей. Однажды к нему наведался странник в белых одеждах, за которым шла целая толпа путников. Странник (а это, как вы поняли, был сам Иисус) отдал Гефесту его пояс, сказав, что больше не нуждается в нём. Гефест, державший обиду за вторичное изгнание с Олимпа, так на небо и не вернулся. Он женился на смертной, завёл детей, наделив их волшебной силой, равной силе богов, пожертвовав ради этого собственным бессмертием. Так на земле появились маги. Мы все имеем одного общего предка — Гефеста.

— Какой бред, какой бред! Ерунда! Ты же читала барда Бидля, маги появились…

— Рон, я вам перевожу текст с папируса. Я не настаиваю на достоверности всего изложенного здесь. Это ещё одна легенда, о которой даже я раньше не слышала, но тут приведена карта, которая указывает точное расположение пояса. Проще всего назвать всё это бредом, но если есть хоть маленький шанс, что такая вещь существует, его надо использовать. Здесь написано, что Гефест, руководствуясь одной ему понятной логикой и своеобразным чувством юмора, спрятал пояс под руинами Трои, а его дети наложили на него особые заклинания, чтобы ни боги, ни люди не смогли найти его. Но кто-то из детей посчитал, что безвозвратно подобную вещь терять нельзя. Он-то и записал эту легенду и составил карту на папирусе. Потом заставил текст исчезнуть и набросал на листе сочинённый на ходу стишок. Фокус, как вы видите, в том, чтобы всего лишь поднести папирус к зеркалу. Никаких «сим-сим, откройся». Всё проще простого. Этот шустрый парень, сынок Гефеста, — прямой предок нашего Малфоя.

Насладившись бурной реакцией друзей на знакомую им фамилию, Гермиона продолжила:

— Секрет папируса, как я потом выяснила у Малфоя, предок никому не передал. Для всех текст считался «свадебной речью» и талисманом счастливого брака. Когда он попался мне в руки, я два часа с ним возилась, читая вдоль и поперёк и проверяя его на самые разные заклинания. Папирус меня как будто приворожил, я не могла больше ничего проверять и читать — только этот папирус. А потом мне словно кто-то стал нашептывать: «Подойди к зеркалу, подойди к зеркалу». Я подошла с папирусом к зеркалу, и тут появился Малфой. Он первым увидел, что в зеркале отражается совсем не то, что он должен был заучивать на свою свадьбу. Он хотел мне помешать прочитать отражённое в зеркале, но вы же меня знаете… — Девушка широко улыбнулась, и, взмахнув палочкой, изобразила выпад фехтовальщика.

— То есть ты фактически украла это? — прищурил глаза Гарри, осторожно придвигая папирус ближе к себе.

— Почему украла? Конфисковала. Представляешь, что было бы, попадись эта карта Волдеморту год назад? И сейчас, когда Малфой знает, в чём фишка, он же отправится искать пояс. Вы представляете, какие могут быть последствия?

— Хочешь сказать, что если Малфой найдёт этот пояс, то сможет заставить меня пылать к нему страстью?

— Да, Рон. Если он этого захочет, ты будешь носить ему кофе в постель и полировать его ногти.

— Фу! Да никакой пояс…

— Хочешь проверить?

— Стоп, стоп, стоп! — прервал спор Гарри, а потом, вертя в руках бирюзовый папирус, с сомнением спросил: — А это точно законно? Малфой же обязательно проверит список конфискованного имущества. Когда он узнает, что папирус ты присвоила себе…

— Не проверит, — уверенно заявила Гермиона с едва заметной улыбкой на губах.

— Понятно. Обливиэйт? — вопрос Гарри звучал как утверждение. — Гермиона, ты сама-то осознаешь всю глубину совершенного тобой деяния?

— Гарри? — Гермиона прищёлкнула пальцами напротив каждого глаза друга. — Ты точно мой друг Гарри, а не его двойник? Ты говоришь как…

— Аврор, — со смешком ответил за друга Рон.

— Спасибо, Рон, — криво усмехнувшись, поблагодарил Гарри. — А ты, — сворачивая пергамент в трубочку и пряча его в свой мешок из ослиной шкуры, обратился он к подруге, — не увиливай от ответа.

— Эй, это моё! — Гермиона хотела перехватить папирус, но Гарри уже затянул шнурок на своём тайнике, и теперь вытащить оттуда документ мог только сам хозяин мешочка.

— Я на него и не претендую. Мне надо всё обдумать, взвесить. Я должен «переспать» с этой мыслью. Если муки совести не дадут мне спокойно уснуть, я буду думать, как поступить дальше. В противном случае верну его тебе. Итак, почему Малфой не хватится папируса? Ты наложила на него заклинание забвения, так?

— Не совсем… — прикусив нижнюю губу, ответила Гермиона и виновато потупила взор.

— Что тогда?

— Обещалавзятьссобой, — скороговоркой выпалила она, продолжая гипнотизировать пол.

— Что?! — в унисон удивились Гарри и Рон.

— А что в этом такого? — стала оправдываться Гермиона, пятясь от наступающих на неё друзей. Оказавшись припёртой к стёнке в полном смысле этого слова, она взволнованно затараторила: — Я ему не давала прочитать текст, он успел только карту рассмотреть, и то мельком. Ребята, ну он же этого так не оставит, ещё бучу поднимет. Если всё это правда, если пояс Гефеста на самом деле существует, то я бы не хотела, чтобы Малфой наложил на него лапу. Пояс вообще никому не должен принадлежать!

— Слушай, если пояс пролежал столько веков, да ещё в таком месте, которое археологи уже изрыли вдоль и поперёк, но так и не был обнаружен, значит, лучшего места для него не найти. Зачем его искать? Надо просто уничтожить карту. Ради такого дела я самолично на Малфоя «Обливиэйт» наложу, — решительно заявил Гарри.

— Ты же видел папирус, Гарри! Ему уже две тысячи лет, а на нём ни пылинки. Его нельзя уничтожить. Это особая магия. Божественная, что ли. Сейчас так тонко, не оставляя следов, уже не колдуют.

— Вы психи, вы знаете это? — вклинился в разговор Рон. — Вы говорите так, будто верите в этот бред. Гефест, пояс, Олимп, Древняя Греция… Да это даже звучит дико.

— Рон, как бы дико ни звучала легенда о поясе, проверить мы обязаны. И сделать это надо как можно быстрее, пока Малфой ещё согласен держать язык за зубами.

— Гарри, ты что, действительно решил отправиться на поиски этого якобы пояса?

— Гермионе понадобится помощь. Может, в рунах и чарах я не слишком силен, но хотя бы от Малфоя я её смогу защитить. За ним нужен глаз да глаз.

— То есть ты уже «переспал» с этой мыслью? — лукаво улыбаясь, спросила Гермиона. — Значит, я могу получить назад папирус?

— Думаю, будет лучше, если он пока останется у меня. И да, «переспал». Ты, как я понял, готова отправиться в Турцию и без папируса, и отговорить я тебя вряд ли смогу. Поэтому я с тобой. А ты, Рон? Разве ты не с нами?

— Ребят, вы же понимаете, я не могу оставить Джорджа и магазин. Вы знаете, в каком сейчас состоянии мой брат. Мы боимся оставлять его одного. С ним постоянно кто-нибудь находится, а в магазине за ним присматриваю я. История, разумеется, бредовая, но от небольшого приключения я бы не отказался… Увы, сейчас я нужнее Джорджу, чем вам.

— Эй, вы тут? — Постучав, в комнату вошла Джинни, одетая в красивое праздничное платье. — Все уже за столом. Даже Чарли только что вывалился из камина. Только вас и ждём.

— Обсудим всё после Рождества, — склонившись к Гермионе, шепнул Гарри.

Смущённо улыбнувшись Джинни (он всё ещё чувствовал себя неловко рядом со своей бывшей девушкой, отношения с которой так и не возобновил после вынужденного расставания два года назад), Гарри подтолкнул Гермиону к выходу. Прежде чем выйти самому, он ещё раз проверил, достаточно ли туго затянут шнурок мешочка из ослиной шкуры.

Окрестности Трои, склон Иды, мгновение спустя после мгновения вечности

Никого. Вообще никого. Гермес, облетев горную цепь в уже десятый по счёту раз, опустился у раскидистого дерева. Привалившись к его стволу, бог снял с пояса серебряную флягу и сделал внушительный глоток лучшего вина из запасов Диониса.

Что же сегодня за день такой у смертных, если на двести пехиев[21] вокруг ни души? Никак празднуют рождение Того-Кого-Нельзя-Называть-На-Олимпе?

Эх, отдохнуть бы. Хоть пару секунд спокойно поспать, без дёргания и вечной суеты.

Эх, послал же Зевс ипостась…

Вот Аполлону хорошо. Ходи себе по лугам в компании полуголых нимф да брямкай на лире. Или вот Дионису. Ему вообще повезло. С утра помолился до экстаза, пустился в пляс, потом тяпнул и, считай, весь день свободен. Да даже Аресу можно позавидовать. В его откровенной дикости есть своеобразное очарование. Как-то Гермес украл у него мозг, так Арес даже не хватился. Ходил себе, вообще ни о чём не думал, мечом размахивал да Афродиту потрахивал. Даже не заметил, когда Гермес ему мозг обратно вернул.

Эх, живут же другие! В отпуск бы, да разве Зевс отпустит? Сколько раз Гермес заикался, а тот: «В Тартар скину, в Тартар скину»…

Э-э-эх!

Вдалеке грянул гром, и тяжелые свинцовые тучи застлали полнеба. Вскоре их пронзило молнией. Похоже, на Олимпе Зевс и сыновья вновь вступили в перепалку. Как ни крути, а без его кадуцея не обойтись.

— Ох, дождётесь у меня, — проворчал Гермес, поднимаясь и поправляя ремешки на своих крылатых сандалиях. — К Аидову царству дорогу нашёл, и в Тартар путь разыщу. Лично Кроноса за уши вытащу и на Олимп приведу. Посмотрю, как вы все тогда запляшете. Пару секунд! Я просил всего пару секунд! Но нет, не судьба! Покой мне только снится!

Турция, холм Гиссарлык, 25 декабря 1998 г.

— Вот это место! — торжественно произнесла Гермиона, забравшись на небольшой валун. В одной руке она держала бирюзового цвета папирус, в другой — магически увеличенное карманное зеркальце. Сверившись с отражённой в зеркале картой, она радостно воскликнула: — Точно здесь!

— А вот и Малфой пожаловал. — Приложив ко лбу ладонь на манер козырька, Гарри осматривал местность вокруг, пока не наткнулся взглядом на идущего к ним с другой стороны холма Драко Малфоя в компании какой-то девушки. — А это ещё кто?

Нащупав в рукаве древко волшебной палочки, Гарри незаметно возвел вокруг себя и Гермионы невидимый глазу щит. Когда имеешь дело с Малфоем, лишняя предосторожность не помешает. Но всё-таки кто это с ним?

Когда Малфой и его спутница подошли ближе, Гарри присмотрелся внимательнее: довольно миниатюрного сложения, тёмные слегка вьющиеся коротко стриженные волосы, близко посаженные серо-голубые глаза, ироничный взгляд с прищуром… Девушка была смутно знакома, но сказать, кто именно перед ним, Гарри не мог.

— Дафна Гринграсс, — ответила на его немой вопрос Гермиона, спрыгивая с валуна. — Сними пока щит, на холме больше никого нет, я проверила.

— Эй, Малфой, — продолжила она, когда Драко и его спутница подошли к ним, — ты обещал никому ничего не говорить. Неужели испугался? Тут только Дафна, или нам в ближайшее время ожидать «тяжёлую артиллерию» в лице Гойла?

— Что такое «тяжёлая артиллерия»? — звонким, больше похожим на детский, голосом спросила Дафна. Подойдя к Гарри, она шутливо ему козырнула и, протянув руку для приветствия, бойко доложила: — Привет, я Дафна. Меня было трудно разглядеть из-за широких спин Паркинсон и Булстроуд, но до шестого курса мы учились в одной школе.

— До шестого? — пожимая протянутую ему ладонь, Гарри не смог сдержать улыбку, невольно заражаясь от Дафны хорошим настроением. — А что случилось потом?

— После того памятного боя в министерстве и официального возрождения Того-Кого-Нельзя-Называть родители увезли нас с сестрёнкой в Канаду, и школу я заканчивала уже там.

— Предусмотрительные у тебя родители, — чуть помрачнев от нахлынувших воспоминаний, чуть слышно пробормотал Гарри.

— Канада пошла тебе на пользу, Дафна. Без твоих перманентных подружек Булстроуд и Паркинсон ты, оказывается, такая милая, — складывая губы в ироничную усмешку, заметила Гермиона. — Малфой, ты так и не ответил. Дафна — это единственный сюрприз, или нам ещё гостей ждать?

— Больше никого не будет. Но не взять с собой Дафну я не мог, и ты прекрасно знаешь, почему.

Гермиона нахмурилась, на мгновение задумавшись над его словами, а потом просияла:

— Ну конечно! Надо же, какой ты, оказывается, предусмотрительный. Никогда бы не подумала.

— И это лишний раз доказывает, что слухи о твоём выдающемся интеллекте слегка преувеличены, — натянуто улыбаясь, заметил Драко.

Гермиона в долгу не осталась и, беззастенчиво нарушив личное пространство Малфоя, похлопала его по левому предплечью:

— У меня имелись веские доводы для сомнения в наличии подобной добродетели у тебя. Был бы предусмотрительным, не пришлось бы до конца жизни носить длинные рукава, Малфой!

— Браво, Гермиона! — Дафна захлопала в ладоши и широко улыбнулась. — Драко, уж кто бы ёрничал! Ну и будет с вас адреналинчику. Думаю, пора приступить к тому, ради чего мы тут, собственно, собрались. Гермиона, я могу взглянуть на этот загадочный пергамент?

— Папирус, — машинально поправила Гермиона и обратилась к Гарри: — Малфой решил, и не могу сказать, что небезосновательно, будто мы можем его надуть. Он не силён в рунах, поэтому и пригласил Дафну. Насколько я помню со школы, Дафна очень неплохо в них разбирается.

— Неплохо? — возмущённо вскидывая брови, однако, не стирая с лица ухмылку, воскликнула Дафна. — Неплохо?! Да мы шли ноздря в ноздрю! А на кельтских я тебя пару раз уделывала. Вспомни четвёртый курс!

— Ах, четвертый?! А ты пятый вспомни! Славянские руны. Забыла, как тогда лоханулась с пятипалым псом, назвав его северной лисицей[22]?

— Так, по ходу, это у них надолго, — покачал головой Гарри. — Ну что, Малфой, перекур?

Девушки продолжали ожесточенно спорить, вспоминая промахи друг друга, уже переходя на личности, пока вдруг до чуткого слуха одной и тонкого обоняния другой не донеслись тихий сдержанный мат и аромат табачного дыма.

Сразу прекратив перепалку, спорщицы оглянулись и посмотрели в сторону Драко и Гарри. Дафна моргнула и покосилась на Гермиону, та же, потерев глаза тыльной стороной ладони, громко икнула.

— Ты видишь то же, что и я? — с сомнением в голосе спросила Дафна.

— Не уверена. Кажется, мне эмпирически удалось ощутить то, о чём раньше я только читала. У меня откровенно когнитивный диссонанс.

— И что ж это такое? Нет, оно, конечно, понятно, что никакой гармонии в том, что Гарри и Драко, привалившись к валуну, дымят… — Дафна втянула носом воздух и поморщилась. — Маггловские сигареты. Но ты наверняка имела в виду нечто заумное и то, в чём без огневиски не разберёшься.

— Когнитивный диссонанс — это состояние индивида, характеризующееся столкновением в его сознании противоречивых знаний, убеждений, поведенческих установок относительно некоторого объекта или явления, при котором из существования одного элемента вытекает отрицание другого, а также связанное с этим несоответствием ощущение психологического дискомфорта.

— Ну, не похоже, что им дискомфортно, — хохотнула Дафна. — Сидят себе, беседуют… ну, как могут, беседуют.

— Дискомфортно моим глазам и мозгу.

— И какие будут идеи?

— Для меня сейчас возможны четыре варианта действий. Первый, — загибая пальцы на левой руке, отрешённо начала Гермиона, — это изменить своё поведение, второй — изменить «когницию», третий — фильтровать поступающую информацию относительно данной проблемы. И наконец, четвертый, наиболее предпочтительный для меня вариант: применить критерий истины к полученной информации и поступить в соответствии с новым — более полным и ясным — пониманием проблемы.

— Предлагаю пятый вариант.

— А есть и такой?

— Ага. Замуж тебе надо. Но можно начать с малого: как можно скорее заняться безудержным сексом с красивым выносливым парнем. Желательно не с Гарри.

— А почему это не с Гарри?

— Потому что «начинать с малого» с Гарри намерена я сама.

— А Драко?

— Вариант! Одобряю. Ему тоже не помешало бы «применить критерий истины к полученной информации». Правда, меня терзают сомнения насчёт выносливости.

— Фу, Дафна! Я и Малфой?! Да скорее боги Олимпа сойдут на землю! Я имела в виду вас двоих.

— Фу, Гермиона! Я и Малфой? Чтоб меня потом Паркинсон закруциатила и сестрёнка заавадила? И вообще, он не в моём вкусе. Любой — даже самый распрекрасный — блондин и рядом не стоял с самым заурядным брюнетом. А если он к тому же далёк от заурядности, — мечтательно пропела Дафна, — носит такую же причёску, как у меня, красиво затягивается, прищуривая глаз… Кстати, о глазах: ты видела, какие у него глаза? Они такие зеленые… прям как моя фамилия.

* * *

— Как думаешь, они всё еще говорят о рунах? — щелчком отбрасывая окурок и посылая ему вслед «Эванеско», спросил Драко, кинув быстрый взгляд на дискутирующих невдалеке девушек.

Проследив траекторию полета малфоевского окурка и с ухмылкой шепнув себе под нос: «Пижон!», Гарри испепелил свой окурок «Инсендио» и тоже посмотрел на девушек.

— Не похоже… ик. С таким таинственным… ик… видом Гермиона… ик… обычно шепчется с Джинни. Думаю, они… ик… чёрт, да что это… ик… такое!… уже пришли к согласию и…ик… говорят о… ик… Акцио, кружка. Агуаменти, бля!

* * *

Сидя на валуне, Гермиона и Гарри ели бутерброды, стараясь, однако не выпускать из виду Дафну и Драко, изучающих отражённый в зеркале текст папируса. Вернее, изучала его одна Дафна, на ходу переводя текст Драко. Гермиона предусмотрительно наложила на холм антиаппарационный барьер, и не было нужды опасаться за то, что слизеринцы могут исчезнуть вместе с картой. Но наблюдать за тем, как Дафна, через слово поминая Мерлина и предметы его гардероба, продирается через тернии древней письменности, и за Драко, который активно кивает на каждое её слово, но во взгляде которого нет и намёка на понимание, было очень забавно.

Когда Дафна закончила перевод, прошёл как минимум час. Гермиона уже откровенно скучала, даже отупелое выражение малфоевского лица перестало приносить радость. Гарри вообще уснул, привалившись к её плечу, продолжая сжимать в руке свою волшебную палочку.

Закончив перевод и что-то отметив у себя в пергаменте, Дафна подняла голову и увидела скучающую Гермиону, которая, однако, не теряя бдительности, смотрела на них с Драко, постукивая палочкой о колено, и Гарри со съехавшими на лоб очками, тихо сопящего на плече подруги. Тонкие губы Дафны непроизвольно растянулись в улыбке при взгляде на эту картину, и она пихнула Драко в плечо, призывая посмотреть на гриффиндорцев. Драко тоже не удержался от улыбки, но, в отличие от умильной Дафны, его улыбка больше напоминала оскал.

— Аврор спит, служба идёт, — поднимаясь, прокомментировал он увиденное.

Гарри сразу же распахнул глаза. На то, чтобы придать телу вертикальное положение и вскинуть руку, направив кончик палочки на Драко, у него ушло не более секунды.

— Эй-эй-эй, спокойно, герой, — поднял руки вверх Драко.

Оценив обстановку, Гарри хмыкнул, осклабившись, но палочку опустил.

Дафна подошла к ним и отдала папирус Гермионе. Быстро свернув его, она протянула свиток Гарри и, дернув того за шнурок на шее, требовательно попросила:

— Спрячь.

— Чтоб никто не уволок, — ответил Гарри на читающийся на лицах Дафны и Драко немой вопрос, засовывая папирус в мешочек-тайник.

— Теперь, когда вы знаете, как выглядит настоящий текст, нет нужды всё время сверяться по зеркалу. Для этого я составила точную копию. — Гермиона достала из кармана куртки сложенный вчетверо бумажный лист и продемонстрировала его окружающим. — Как видите, всё воспроизведено очень точно. Итак, что вы думаете по поводу самого текста?

— Занятно. Весьма и весьма, — усмехнулся Драко. — Нет, бред, конечно, полнейший, но очень занятный. Знал бы заранее, остался бы дома.

— Отлично. Спустишься с холма и дизаппарируешь. Я тебе сразу сказала, что это приключение тебе не по зубам. Мы сюда не в море купаться и не ракушки собирать прибыли, — зеркально отражая его усмешку, проговорила Гермиона. — Вашу семейную реликвию я тебе верну, не волнуйся. Только сделаю так, что карта станет бесполезной. Пока, Малфой! Гарри, пошли.

Она ловко подхватила свой рюкзак. Гарри, последовав её примеру, тоже надел на плечи рюкзак и, ни секунды не раздумывая, забрал из рук Гермионы и её рюкзак, но не успели они сделать и пары шагов, как вслед им донёсся обескураженный голос Дафны:

— А как же я? Я с вами! — Помахав на прощание Драко, она бросилась вдогонку за Гарри и Гермионой. — Если возьмёте с собой, скажу, где ошиблась Гермиона и почему Гиссарлык не совсем то место, где следует копать, — проникновенно добавила она, поравнявшись с ними.

Гермиона резко остановилась, оборачиваясь к Дафне. Та, не ожидающая такой резвой остановки, налетела на Гермиону, сбивая с ног и падая следом. Не успев встретиться с землёй, девушки были вздёрнуты вверх за вороты своих курток. Догнавший их Драко застал удивительную картину: Гарри, на весу державший девушек за воротники, и сами девушки, любовно глядевшие на спасителя своих коленок и лбов, смотрелись очень живописно.

— Я решил остаться. Во-первых, чтобы вам без меня это «приключение» отпуском не показалось, а во-вторых, я хочу присутствовать при том, как две «невыносимые всезнайки» сядут в лужу. Думаю, Поттер здесь по той же причине. Признайся, — обратился он к Гарри, — ты отправился за Грейнджер не только для того, чтобы защитить от коварного меня, но и затем, чтобы поглумиться в случае ее провала?

— Ну, глумиться я бы точно не стал, — не сдержал улыбку Гарри, отпуская девушек. — Но лыбило бы изрядно.

— И почему же Гиссарлык — это не то место? — запальчиво спросила Гермиона Дафну. Раскрыв копию карты, она указала на пометку в виде крестика: — Вот же оно. Это холм Гиссарлык.

— Гермиона, я считаю тебя очень умной девушкой, но и на гениев иногда находит. Карта составлялась две тысячи лет назад…

— Мерлиновы подштанники! — зажав ладошками рот, воскликнула Гермиона. — Вот я дура!.. Дафна, какая ты молодец!

— Да в чём дело? — нахмурился Гарри. — Что не так-то?

— Гарри, за две тысячи лет линия берега несколько изменилась, и три мили от Дарданелл две тысячи лет назад укажут не на Гиссарлык. Но, Боже, как же я сама-то до этого не додумалась?

— Это всё пятый вариант, а вернее, его отсутствие, — назидательно произнесла Дафна, получив за это шутливый подзатыльник от Гермионы. Обе девушки захихикали, а юноши взирали на них несколько обескураженно. Драко фыркнул, покрутив пальцем у виска, и Гарри кивнул, соглашаясь.

— Ну и насколько сместилась береговая линия за две тысячи лет? — поинтересовался Гарри, заглядывая в карту из-за плеча Гермионы.

Гермиона в уголке пергамента произвела какие-то расчёты, сверилась с картой и неожиданно расцвела.

— У Гефеста и правда было своеобразное чувство юмора.

— Ага, обхохочешься, — улыбнулась Дафна. — Для тайника он выбрал место, которое прокляли сами олимпийцы. Ребята, никому из вас не приходилось ранее бывать на склонах Иды в Каз Даги? Нет? Ну, тогда аппарация отменяется. Пойдём туда пешком. Ух, давно же я так не развлекалась! Последний раз ходила в поход год назад. Папа повел нас тогда на озёро Онтарио.

— Пешком? Пешком?! По горам?!?

— Тихо, Драко, не блажи. Ты все ещё можешь спуститься с холма и аппарировать в свой дворец, — ехидно заметила Гермиона. — Скоро стемнеет, но место для ночлега мы найти успеем. В миле отсюда должен быть родник, там и разобьём палатку.

И уже без улыбки она несколько горько шепнула:

— Как в старые недобрые времена, да, Гарри?

* * *

Темнеть начало очень быстро, Драко даже не успел использовать весь свой арсенал ругательств, спотыкаясь о камни и кочки. К большому удивлению Гарри, Дафна Гринграсс явно наслаждалась прогулкой. Не прошли они и четверти мили, как Драко уже начал ныть, клянча о привале, а ей хоть бы хны. Даже Гермионе стало жалко Малфоя, и она почти согласилась на привал, но Дафна что-то шепнула Драко на ухо, и тот, зло посмотрев на неё, все-таки нашёл в себе силы идти дальше.

Гарри стал ловить себя на том, что всё чаще его взгляд останавливается на Дафне. Девушек, подобных ей, он раньше не встречал. У него было своё, пусть и несколько субъективное, обобщённое мнение относительно выпускниц Слизерина. Для него все они были напыщенными и высокомерными, под стать Паркинсон. Но, начав немного вспоминать Дафну Гринграсс по школе, он с удивлением понял, что, оказывается, не так уж и мало о ней знает. Гарри припоминал угловатого подростка с длинными черными косами, переплетенными серебристо-зелеными атласными лентами, и пышной челкой, которую Дафна постоянно сдувала с лица. Она всё время проводила в компании Пэнси Паркинсон, хотя ни разу за годы учёбы он не видел её смеющейся над шуточками слизеринцев в его адрес. А еще, внезапно вспомнил Гарри, она входила в число самых отстающих учеников школы — её имя часто озвучивали МакГонагалл, Флитвик, Спраут и Синистра, когда дело доходило до взысканий. Её имя было назидательным, таким же, как имя Невилла Лонгботтома. Но, как и Невиллу, нашедшему себя в травологии, Дафне легко давались древние руны и нумерология. Надо же, как много он, оказывается, может про нее вспомнить, хотя до сегодняшнего дня ее имя и образ ни разу не вплывали в его сознании. А сейчас, всего за пару часов, ему открылась еще одна Дафна Гринграсс: уже не угловатый подросток, а миловидная девушка со звонким голосом и запоминающимся смешливым взглядом красивых серо-голубых глаз. Ее прическа вначале немного шокировала Гарри — он не привык видеть девушек с такими короткими, больше похожими на мужские, стрижками. Сейчас, когда взгляд замылился, он стал находить эту прическу очаровательной, к тому же, что немаловажно, она удивительным образом шла Дафне, дополняя и без того яркий образ. Вспомнив её с закрывающей пол-лица челкой, Гарри решил, что она правильно сделала, что отрезала волосы. Такие точеные скулы и высокий чистый лоб просто грех прятать.

А отношение Дафны к Драко заслуживало отдельного поощрения — Гарри мысленно ей аплодировал. Дафна, насколько он помнил, не очень тесно общалась с Драко в школе, и было не совсем понятно, имелась ли у Дафны, как у той же Паркинсон, к нему романтическая привязанность. Да, она, несмотря на постоянные насмешки, относится к Драко с явной симпатией, это заметно. Но вот был ли у нее к нему приватный интерес, ответа на этот вопрос Гарри пока не знал. И, к своему большому удивлению, хотел как можно быстрее получить желательно отрицательный ответ. В том, что сам Драко увлечён Дафной, можно было не сомневаться. Иначе чем объяснить тот факт, что он так стоически принимает столь шутливо-пренебрежительное к себе отношение с её стороны?

* * *

Когда четверка молодых путешественников достигла ручья, сумерки уже окончательно сдали свои позиции, уступив место темной непроглядной ночи. Под свет трех «Люмос Максима» Гермиона разбила палатку. В приглашающем жесте раздвинув полог, она объявила:

— Девочки — налево, мальчики — направо.

Пока Дафна и Драко благоустраивали свои места в незнакомой для них обстановке палатки, Гарри разжёг костер, трансфигурировав сухую траву в хворост, а Гермиона начала хлопотать над ужином. Первым делом она набрала в ручье воды и поставила котелок на огонь. Ускорив процесс закипания с помощью заклинания, бросила в кипяток соль, свиную тушенку, пару горстей итальянской пасты и консервированные тушеные овощи. Эти нехитрые манипуляции прошли под пристальным взглядом Драко, которому не посчастливилось в этот момент выйти из палатки. Судорожно сглотнув, он прошептал:

— Мы что, будем есть ЭТО?

— Ключевое слово тут «мы», Малфой. То есть я и Гарри. А тебя лично к столу никто не приглашал.

Раздался тихий смех Дафны, и, выйдя следом за Малфоем, она обняла его сзади, прижавшись к спине, и расположив подбородок у него на плече, ласково взъерошила идеально уложенные волосы.

— Всё бузишь, Драко?

Снова рассмеявшись, Дафна подошла поближе к огню. Ноздри её затрепетали, втягивая выходящий из-под крышки котелка аромат.

— Походный суп из тушенки… Мерлин, какая прелесть! Гермиона, у меня возникла ещё пара идей насчет папируса. Меняю их на тарелочку твоего супчика.

— Говори.

— Я тут вот о чём подумала: Гефест же был греком?

— Он был богом кузнечного дела. Не думаю, что национальность вообще с богами сопоставима.

— Ну, так-то да, но всё же… Чисто гипотетически.

— Ну хорошо, допустим, он был греком. Дальше что?

— Греки сменили пиктограммы на алфавит ещё Мерлин знает когда. И смею предположить, что бог греческого пантеона использовал при письме именно греческий алфавит. И дети его говорили и писали на греческом. Скорее всего. Тогда что, скажи мне, на папирусе делают руны? Ведь не Ильмаринен[23] же и не Вёлунд[24] выковал этот пояс.

Гермиона передала половник, которым до этого помешивала суп, Гарри:

— Помешай-ка.

Поднявшись на ноги, она подошла вплотную к Дафне и смерила её уничтожающим взглядом от носков кроссовок до макушки иссиня-чёрных волос.

— Этот вопрос я задала себе в первую очередь. И уже получила на него исчерпывающий ответ. Да, Малфой?

Дафна вопросительно посмотрела на друга, и тот, пожав плечами, ответил:

— Грейнджер ещё у нас дома спрашивала, кому именно посвятил свою оду основатель нашего рода. В семейном древе он отмечен как Аглай, сын Кандаона[25]. Причём о самом Кандаоне и его жене ничего не известно, словно…

— Малфой, говори по существу, — перебила его Гермиона, нетерпеливо выстукивая рваный ритм резиновыми подошвами кроссовок.

— Аглай написал свою оду для Скеггльёльд[26]…

— Кому-кому? — чуть подавшись вперёд, спросил Гарри, не расслышав диковинное имя.

— Скеггльёльд, — терпеливо повторил Драко, закатывая глаза и чуть качая головой.

— Это фантастика, Драко! Я и не знала, что твоя пра-пра-пра-пра-пра-пра… была валькирией![27] — изумлённо воскликнула Дафна, а потом вдруг неоднозначно посмотрела на Гермиону. — Ты уже выяснила? Это та самая Скеггльёльд, спутница Одина[28]?

— Ну, это мы вряд ли сможем выяснить, но её имя говорит само за себя. Аглай женился на скандинавке, поэтому ему была знакома рунопись. И знаете… логично даже предположить, что она-то и является автором этой карты.

— А в чём логика? — почесав бровь, спросила Дафна. — В том, что всегда, везде и во всём виноваты женщины? Пандора, Далила, Елена…

— Отчасти ты права, список может быть бесконечным. Но моё предположение основано на графологическом анализе рун. Я до конца не уверена, но этот характерный нажим, витиеватость… Писал либо очень женственный мужчина, либо очень сильная женщина.

— Слышь, Малфой, — издал короткий смешок Гарри, — представляешь, прошло почти две тысячи лет, а ген женственности до сих пор не разбавился в вашей голубой крови. Ты истинный потомок Аглая, сына Кандона!

— Кандаона! — хором выкрикнули двое: Драко — возмущённо, а Гермиона — прыснув от смеха и показывая Гарри поднятый вверх большой палец.

В течение секунды Дафна растерянно хлопала ресницами, не зная, как поступить: присоединиться к хохоту Гарри и Гермионы или сдержаться, выступив на стороне старого приятеля, но при этом лопнуть от не нашедшего выход смеха. В конце концов чувство локтя победило в ней природную смешливость, и она только деликатно покашляла в сжатый кулачок, пряча там рвущуюся наружу улыбку.

* * *

Гарри, Гермиона и Дафна с аппетитом ели горячий суп и непринуждённо болтали обо всём и ни о чём одновременно. Сидевший неподалёку Драко старательно делал вид, что на огонь действительно можно смотреть бесконечно долго, и втайне ругал себя за излишне тонкое обоняние. Аромат, доносившийся из тарелок и котелка, был таким дивным, что вытеснял из его сознания жуткий образ того, из чего этот суп был сварен. Организм подвёл Драко как раз в тот момент, когда разговор у костра внезапно смолк, и тогда во внезапно воцарившейся ночной тишине урчание его желудка прозвучало как рёв венгерской хвостороги, у которой прямо из из-под носа увели яйцо. Жалостливо взглянув на него, Гарри выразительно посмотрел на Гермиону. Пожав плечами, она налила в миску добрую порцию супа и молча передала её Драко. Тот, не ожидавший такого благородства, вначале отпрянул, но, сглотнув заполнившую рот слюну, всё же принял предложенное угощение.

— Дафна, а это точно можно есть?.. — принюхиваясь к супу, шепнул Малфой.

— Обещаю оплатить услуги гастроэнтеролога в случае чего, — растянув губы в улыбке, сказала Гермиона.

— Гастро… Кого?

— Приятного аппетита, говорю.

Остаток ужина прошел в приятной атмосфере. Гермиона и Дафна увлекательно рассказывали Гарри древнегреческие мифы, посвящая его в то, кто есть кто на Олимпе. Драко слушал их в пол-уха, размышляя о невероятном парадоксе, с которым столкнулся. В его миске, насквозь пропахшей дымом, уже совсем на донышке была странного цвета и консистенции субстанция, состоявшая из кусочков тушеного мяса, «звездочек», а также лука, болгарского перца, моркови и сельдерея, нарезанных довольно крупно, и выросший на устрицах и трюфелях Драко готов был язык проглотить — ничего вкуснее он в жизни не ел. А ещё он с трудом сдерживал рвущиеся наружу рыдания: его гордость не позволит ему попросить у Грейнджер добавки, и он так и умрет возле у костра, захлебнувшись собственной слюной.

Сидящие рядом с ним молодые люди уже вовсю спорили о причинах и предпосылках Троянской войны, и, чтобы отвлечься от грустных мыслей о своей скорой кончине, Драко решил прислушаться к их разговору и, возможно, даже принять в нём участие. Гарри отстаивал строну греков и честь Менелая, девушки были всецело на стороне троянцев.

В определённый момент спора все взоры устремились на Драко.

— Скажи и ты что-нибудь, или так и будешь отсиживаться в нейтралитете? — обратилась к нему Гермиона.

— Вы бы себя со стороны послушали, мифоплёты. Какая, к боггарту, честь обманутого мужа, какая любовь? Вы же видели карту. Троя — это же было бельмо на глазу у греков. Крепость мешала им воцариться в Малой Азии, не пускала их в Босфор, а далее — в Чёрное море. А вы — любовь…

— Фи, Драко! Как меркантильно!

— Это бизнес, Дафна. Деловой расчёт. За светлые идеалы и мир во всём мире сражаются только законченные идеалисты вроде нашего Поттера. Остальные дерутся за деньги и власть. Никогда не поверю, что девять лет войны, лишений и потерь стоили хоть одного волоса женщины. А за господство в Азии и беспошлинный доступ к Чёрному морю — вполне.

— Малфой — он и в Трое Малфой, — философски заметил Гарри, ставя точку в споре.

* * *

Первым дежурить вызвался Гарри. Засыпавший на ходу Драко возражать не стал и чуть ли не ползком отправился в палатку. Девушки ещё какое-то время посидели у костра рядом с Гарри. Первой засобиралась Гермиона, получив несколько выразительных и довольно угрожающих взглядов от Дафны, кое-где сопровождаемых невербально брошенными заклинаниями щекотки. Поняв наконец, что именно пытается сказать ей слизеринка, Гермиона спешно пожелала доброй ночи и пошла спать.

Избавившись от пусть не явной, но соперницы, Дафна вдруг сразу растеряла весь свой пыл и забыла все известные ей приёмы флирта. Она владела ими в совершенстве, оттачивая на многочисленных поклонниках, но, оставшись наедине с Гарри, попросту их позабыла. Весёлость сменилась нервозностью, а беседа утратила непринуждённость и лёгкость. Девушка часто стала ловить себя на мысли, что краснеет, словно первокурсница, когда случайно встречается глазами с Гарри Поттером. А ещё она напрочь забыла, чем именно надо хлопать, чтобы привлечь внимание заинтересовавшего её молодого человека: ушами или ресницами?

Что-то совсем непонятное творилось у неё в голове, смешивая мысли. Сердце выстукивало рваный ритм, ноги почему-то дрожали, невзирая на то, что от костра веяло жаром и согревающие заклинания теплым пледом окутывали пространство вокруг неё, а язык прилип к нёбу, совершенно её не слушаясь, хотя ничего крепче травяного настоя Гермионы она сегодня не пила.

— Расскажи про Канаду. Очень интересно послушать про их магическую школу, — подбрасывая хворост в костёр, нашёлся с темой для разговора не менее смущённый Гарри.

И тут, как говорится, Дафну понесло. Вначале тихо и осторожно, потом всё более непринуждённо и раскованно Дафна рассказала о своей жизни в Канаде, об учёбе в канадской школе магии, расположенной на острове Ньюфаундленд, о походах, которые устраивал их отец. Гарри слушал с неподдельным интересом — он очень мало знал о магическом мире за пределами Англии. А Дафна, преодолевшая охватившее её смущение, оказалась очень интересным и остроумным собеседником. И Гарри даже пришлось окружить их заклинанием «оглохни», чтобы своим хохотом не разбудить Драко и Гермиону.

Спать совершенно не хотелось, и они проговорили, сидя у костра, полночи, пока из палатки не вышел полусонный Драко. Он сразу же перестал щуриться ото сна, стоило ему увидеть сидящих чуть ли не в обнимку Гарри и Дафну, увлечённо что-то обсуждающих. Моргнув и протерев глаза, он ещё для подстраховки ущипнул мочку уха, чтобы окончательно увериться, что эта идиллическая картина не является плодом его воображения. Кутаясь в клетчатый плед, он приблизился к костру и ворчливо пробубнил:

— Смена караула, Поттер. Можешь идти дрыхнуть. Спокойной ночи, Дафна. И учтите: мальчики — налево, девочки — направо.

Едва за Гарри и Дафной, которые шли к палатке, подозрительно переплетя мизинцы, задёрнулся полог, Драко призвал к себе котелок с супом. Успокаивая себя тем, что его отвергнутые чувства являются достаточным основанием для депрессии (осколки вдребезги разбитого сердца, знаете ли, приносят не только дискомфорт, но и ноющую душевную боль), он решил сразу же заняться самолечением через чревоугодие. К счастью, супа было ещё достаточно, и Драко стал чувствовать себя чуть менее несчастным. Не хватало самой малости, и он, ничуть не терзаясь муками совести, призвал из палатки маггловские сигареты Поттера. С того не убудет. Едва он успел поставить опустошённый котелок на место и раскурить Parliament, как из палатки показалась взъерошенная голова Гермионы Грейнджер.

— Компанию не составить, Малфой? Молчи, не отвечай. Я пошутила. Я не развлекать тебя пришла, а контролировать. Не верю, что ты способен продежурить до утра и не уснуть. Так что я буду тем самым раздражителем, который станет отпугивать от тебя Морфея.

— Можно хоть сейчас обойтись без этой мифологии? У меня уже на неё аллергия, Зевсом клянусь. Кофе будешь?

— Ты сварил кофе?!

— Кто? Я? С ума сошла, Грейнджер. Просто если ты вдруг захочешь кофе… можешь сварить и на меня. Возражать не стану.

— Вот нахал…

Покачав головой, Гермиона села напротив позёвывающего Драко, бросив на него насмешливый взгляд. Если не знать, что перед ней язвительный, неприятный в общении, капризный и изнеженный бывший однокурсник, в эту минуту его можно было назвать… милым: растрепавшиеся, подобно шапке одуванчика, светлые волосы обрамляли заспанное лицо, кутаясь в свой — кто бы мог подумать — серо-зелёный плед, он неумело затягивался, периодически пряча в кулак вырывающийся кашель. Но что окончательно подняло Гермионе настроение и развеяло остатки сна, так это прилипшая к его выдающемуся подбородку стружка моркови.

Так они просидели несколько минут. Драко нервно курил уже третью по счету сигарету, избегая смотреть на потешающуюся над ним Гермиону, пока не сдался.

— Ладно, Грейнджер. Пожалуйста.

— Что, прости?

— Пожалуйста. Свари кофе. И не забудь, я сказал «пожалуйста».

— Ну, думаю три «пожалуйста» из уст такой задницы, как ты, вполне заслуживают кружечки кофе. Акцио, кофе. Что-то Дафны не видно. Она гуляет? И не страшно ей…

— Не понял?.. Она же спит.

— Да? Судя по задёрнутому пологу, спит только Гарри. А постель Дафны пустая… Или… — Лицо Гермионы озарила догадка, и, тихо ахнув, она прикрыла рот рукой: — Твою же ж!.. О времена, о нравы…

Драко скривился, словно попробовал на язык ломтик лимона, и, тихо ругнувшись себе под нос, спросил:

— Грейнджер, а ничего крепче кофе у тебя нет?

* * *

— Вставайте, любовнички, утро уже. Завтрак готов, через полчаса общие сборы, — звонкий насмешливый голос Гермионы сквозь вату сна медленно врезался в сознание двух спящих людей.

Потянувшись, Гарри с трудом разлепил глаза и, водрузив на нос обнаружившиеся неподалёку от подушки очки, в шоке уставился на лежащую рядом Дафну. Та уже тоже открыла глаза и с не менее удивлённым видом взирала на Гарри. Глухо застонав, она спрятала лицо в подушку.

— Мы так и уснули за разговором, да?

— Похоже на то.

— О нет… Представляешь, что о нас Драко с Гермионой подумали? «Любовнички», — передразнив Гермиону, Дафна опять застонала, не отрывая лица от подушки. Отчасти оттого, что ей было не очень удобно смотреть на Гарри, но больше потому, что не хотелось, чтобы он видел её помятое после сна лицо. Некоторое время они лежали молча, обдумывая сложившуюся ситуацию, пока тишину не нарушило едва слышное хихиканье.

— Вы загубили мою репутацию, мистер Поттер. Теперь ни один уважающий себя маг на мне не женится. Я умру старой девой, если вы, как истинный джентльмен, не сделаете мне предложение. — Наплевав на свой внешний вид, Дафна откинулась на подушки и, больше не сдерживаясь, рассмеялась. — Вот попали!

Гарри передалось её веселье, и, широко улыбнувшись, он подмигнул девушке:

— Не волнуйся, я поступлю как джентльмен.

Они вышли из палатки и сразу наткнулись на подозрительно равнодушный взгляд Драко, брошенный из-за чашки с кофе, и наигранный взгляд обиженной добродетели Гермионы. Переглянувшись, Гарри и Дафна снова стали смеяться. Ситуация была глупейшая, и как из неё выпутываться, никто из них не знал.

* * *

Все вещи были упакованы, палатка сложена, следы лагеря бесследно исчезли под «Инсендио», и львино-змеиная компания была готова отправиться в путь. Драко, продолжавший пребывать в мрачном расположении духа и за всё утро не сказавший ни одного, даже язвительно-ядовитого, слова, посмотрев на сложенные в кучу рюкзаки, неожиданно улыбнулся. Вначале только одними уголками губ, постепенно всё шире растягивая их в улыбку, и наконец разразился диким хохотом. Гарри, Гермиона и Дафна озадаченно на него посмотрели, переглянулись и, прочтя на лицах друг друга одинаковое непонимание, вновь взглянули на корчившегося от смеха Драко теперь уже обеспокоенно. Дафна приблизилась к другу и тронула его за плечо.

— Эй, кончай придуриваться. Ты народ пугаешь. Гермиона уже пяткой землю роет, к Святому Мунго прицеливается…

— Поттер… Я как представил, что ему теперь не только рюкзак Гермионы тащить придётся… — давился смехом Драко. — Он же у нас рыцарь на белой «Молнии», он теперь и твой рюкзак потащит…

— Да он не весит ничего, он же магический. А у Гермионы в рюкзаке еда, если ты не в курсе. А еда — это …

— Можешь не продолжать, — отмахнулся Драко, — знаю, что над ней особо не поколдуешь. Просто дай мне ещё немного насладиться воображаемой картиной вьючного Поттера с тремя рюкзаками за спиной…

Присев на корточки рядом с бывшим однокурсником, Дафна положила ладонь ему на колено и, посмотрев в глаза, сказала так тихо, чтобы слышал только он:

— Между мной и Гарри ничего не было, мы даже не целовались. Мы просто разговорились и не заметили, как заснули. Не было ничего…

— Но будет, ведь так? — исподлобья взглянув на неё, несколько грубо спросил Драко и, не дожидаясь ответа, поднялся на ноги. Нахально улыбнувшись Гарри и подмигнув Гермионе, он ловко взвалил на плечи её рюкзак. — Ну, куда идти?

— Малфой, ты что-то напутал. Если ты не заметил, то это мой рюкзак… — ошарашенно глядя на Драко, пролепетала Гермиона.

— Я в курсе. Ну что, пошли?

— А не надорвёшься, Малфой? — рассмеялся Гарри, поднимая рюкзак Дафны. — Если будет тяжело, дай знать.

Когда они только тронулись в путь, Гарри догнал Гермиону и вкратце рассказал ей, как они с Дафной засиделись у костра и как на самом интересном месте их прервал Малфой. Закончить увлекательную беседу они решили в палатке и, чтобы ненароком не разбудить Гермиону, забрались на кровать и задёрнули полог. А потом уснули.

— Вот, собственно, и всё. Ты же меня знаешь, мне бы и в голову не пришло заняться сексом у тебя под носом. Вообще под носом у кого бы то ни было. Я, конечно, люблю экстрим и острые ощущения, но не до такой же степени… Ты мне веришь? — закончил свой сбивчивый рассказ Гарри.

— А тебе так важно, чтобы я поверила?

— Гермиона… — насупился он.

— Ладно, расслабься. Я тебе верю. Уж и подразнить нельзя? — рассмеялась Гермиона, кулаком несильно толкнув его в плечо.

Некоторое время они шли нога в ногу, пока наконец, устав от красноречивого сопения Гарри и его украдкой брошенных взглядов на шагающую впереди Дафну, она не сказала:

— Ладно, иди уже.

— Что? — встрепенулся Гарри, поправляя сползшую с плеча лямку рюкзака.

— Шёл бы ты уже. Компания из тебя сейчас никакая. Ты витаешь понятно где, вот и иди к ней. Необязательно идти рядом со мной и развлекать меня своими томными вздохами. И нет, я не обижусь. Пойду вон над Драко поглумлюсь, он в гневе такая душка. Ты, кстати, хоть понял, что вчера вы разбили ему сердце?

— Думаешь?..

— Не думаю — знаю.

— Так что, они с Дафной… — Гарри не понравилось звучание собственного голоса в этот момент, но он ничего не мог поделать с внезапной вспышкой ревности к девушке, которую он едва знал.

— Нет. Точно нет. Мы с Дафной уже успели пошептаться на эту тему. Она считает его своим приятелем, не более. Он ещё в школе оказывал ей знаки внимания, но в него была влюблена Паркинсон и здорово досаждала Дафне разговорами о Малфое. Так что в школе она и слышать ничего не хотела о нашем Хорьке. Потом подросла её сестричка и тоже влюбилась в Малфоя. И угадай, кому Астория изливала душу о своей большой любви? — Гермиона почти невесомо пихнула Гарри плечом.

Тот уже вовсю улыбался:

— Бедная Дафна…

— Ну, жалости тут заслуживает скорее Малфой. Он же наверняка до сих пор не знает, почему в Хогвартсе Дафна от него шарахалась, как от прокаженного, и почему у неё глаз начинал дёргаться при упоминании его имени.

Гарри не смог сдержать смех и на манер Гермионы легонько толкнул её плечом.

— И ты ещё говоришь о жалости? Разве не ты минуту назад собиралась над ним поглумиться?

— Я, — утвердительно кивнула Гермиона, — но мне можно. А тебе теперь нельзя, иначе это будет восприниматься как издевательство. Не пристало удачливому добивать своего менее везучего соперника. Хотя… Малфой, будь он на твоём месте, уже давно бы плясал тарантеллу на осколках твоего сердца.

— Красиво загнула! — восхитился Гарри.

— А то!

— Метафора достойна Селестины Уорбек…

— Ах ты… — Гермиона шутливо подняла на Гарри руку и, толкнув его гораздо сильнее, засмеялась.

Гарри с трудом удержал равновесие, уронив один из рюкзаков, но быстро его поднял и присоединился к смеху подруги.

— Тогда я пойду, да? — отсмеявшись, спросил Гарри, выразительно взглянув на Дафну.

— Иди, — кивнула Гермиона, подмигнув ему. Бросив взгляд на Дафну, она с теплотой посмотрела на друга: — Хорошая девушка, даром что слизеринка. Впрочем, тебя Шляпа тоже хотела отправить на их факультет. У вас, я уверена, есть много общего.

С благодарностью посмотрев на подругу, Гарри порывисто обнял её:

— Спасибо. Ты же знаешь, твоё одобрение очень важно для меня.

С лица Гермионы не сходила улыбка:

— Ой, можно подумать, тебя бы остановило, если бы я сказала свое «фи!».

— Нет, не остановило бы, конечно, но очень расстроило бы!

И, запечатлев на её щеке поцелуй, Гарри чуть ли не вприпрыжку бросился догонять Дафну.

* * *

Драко Малфой на удивление стоически переносил тяготы похода. То ли увеличенный вес за счёт рюкзака Гермионы придавал ему устойчивости, то ли весь лимит ворчливости он уже истратил, но шёл он молча, почти не отставая от Гермионы. Неожиданно прежде всего для себя он первым заговорил с ней. Начав с ничего не значивших фраз, обсудив культурные новости, посокрушавшись неоправданному росту евро по отношению к галлеону, их разговор в очередной раз вернулся к мифологии. Уцепившись за слово «миф», Драко стал рассказывать Гермионе о том Северусе Снейпе, которого знали только слизеринцы, развенчивая наиболее глупые и страшные легенды о самом загадочном и противоречивом профессоре Хогвартса. Иногда до Гермионы и Драко доносился заливистый смех Дафны, но при этом наследник чистокровного рода всё реже и реже морщился, увлечённо рассказывая обалдевшей от такой откровенности девушке о своём декане.

Гермиона слушала его очень внимательно, несмотря на то, что тема была ей не очень интересна. Она, в отличие от наиболее впечатлительных студентов, никогда не верила во всегда сопровождавшие профессора зельеварения глупые слухи, самым нелепым из которых было предположение хаффлпаффцев о том, что декан Слизерина — вампир. Нет, конечно, особых иллюзий относительно Снейпа она не питала, он её раздражал своим жутким неуживчивым характером и предвзятым отношением к представителям не его факультета, но чтобы верить, будто мастер зелий спит в гробу и пьёт кровь невинных студентов… У Гермионы было не столь богатое воображение.

Её больше занимала удивительным образом проснувшаяся словоохотливость Драко. Хотя отчасти она его понимала: несмотря на то, что Малфой хорошо держался, на душе у него всё-таки скребли кошки, и он спасался от накатившей на него тоски как мог.

Особого парадокса в восприятии его личности Гермиона не находила. Даже рассказывая смешные школьные байки, Драко оставался язвой и нытиком, но его язвительность была чрезвычайно остроумной, а нытьё вызывало лишь умиление. И как ни удивительно, но в обаянии, пусть и довольно специфическом, Драко Малфою отказать было нельзя.

Так, разбившись на пары, молодые люди прошли по горным тропам три мили, пока, поравнявшись с сухим раскидистым деревом, Гермиона торжественно не воскликнула:

— Всё, пришли!

— И это не может не радовать, я уже устал вас ждать, — раздался за их спинами низкий мужской голос с сильным южно-европейским акцентом

Юные маги замерли на месте, не сговариваясь, схватились за волшебные палочки и, обернувшись, как по команде распахнули рты в немом удивлении.

Прямо перед ними, зависнув в паре метров над землёй и покручивая в одной руке посох с обвивающими его двумя змеями, находился высокий невероятно красивый мужчина в белой тунике очень провокационной длины, едва прикрывающей то, что по всем законам морали должно быть прикрыто. Его обнажённые загорелые ноги были обуты в высокие крылатые сандалии, позволяющие их владельцу преодолевать закон земного притяжения, а на кудрявую темноволосую голову залихватски нахлобучена широкополая шляпа.

Опустившись на землю, мужчина обворожительно улыбнулся.

— Гермиона, Дафна, Гарри, Драко, приветствую вас на Иде, месте легендарного суда Париса.

— Вы… вы кто? — первой нарушила молчание Гермиона, завороженно глядя на прекрасного, как бог, незнакомца.

— А ты сама не догадываешься? — насмешливо спросил мужчина. — Леди, может, ты ответишь на вопросы Гермионы? — Он повернул голову в сторону Дафны, вцепившейся в руку Гарри.

— Я, конечно, могу предположить, — сдавленным шёпотом произнесла она, — но это слишком невероятно…

— Крылатые сандалии, петас, кадуцей… О боже, ты Гермес? — Гермиона сделала пару шагов в сторону незнакомца, поочередно указывая пальцем на перечисленные ей атрибуты греческого бога.

— Неверная постановка вопроса. Нетактично упоминать при мне бога в единственном числе. Как насчет: «О боги, ты Гермес?». Кстати, да, я — Гермес. Ребята, вы бы опустили свои палочки, против меня они бесполезны. Мне даже от вашей Авады Кедавры щекотно не будет. Вы, разумеется, можете проверить… Но, может, сразу к делу? Вы не представляете, насколько я занятой бог!

* * *

— И что, они правда готовы устроить третью мировую из-за этого? — покручивая в пальцах золотой мандарин, спросил Гарри Гермеса.

Когда первый шок прошёл и после небольшой презентации божественной силы все поверили, что перед ними на самом деле Гермес — бог торговли, прибыли, разумности, ловкости, плутовства, обмана, воровства и красноречия, — тот поведал им о цели своей миссии.

— Поверь, если эти трое пойдут на принцип, огребут все. Арес — тупая кровожадная скотина. Именно из-за своей глупости он в этот спор и ввязался, но за ним Америка. Их нынешний президент — его любимец. И вы, если немного знакомы с внешней политикой, прекрасно понимаете, к чему приведёт союз этих двух. Аполлон… он не только на лире играть умеет. Как начнет стрелять из лука налево-направо… Да ещё и свою истеричную сестричку подключит[29]. А той только «пли» скажи — и не остановишь потом. Очень нестабильная личность. Зевс — это вообще полнейший абзац! Одна его молния к пятистам ваших «Бомбардо Максима» приравнивается. Афина ещё дядюшек обещала подключить. А знаете, какой у меня дядя Посейдон вспыльчивый! Затопит всё и вся, как пить дать затопит. Про Аида я вообще молчу. Помните Помпеи? А это ему просто колонна на ногу упала. Так что вам представилась честь урегулировать этот вопрос.

Козырнув им кадуцеем, Гермес на невероятной скорости взмыл в небо и исчез за облаками. Но ребята не успели и слова друг другу сказать, как он уже вернулся в сопровождении грозной и внушающей трепет компании. Её появление на склоне горы было шедевральным, даже у Малфоя дух захватило. В статном красивом мужчине средних лет с аккуратной курчавой бородой и властным взглядом глубоких синих глаз легко угадывался Зевс. Воинственно настроенный мужчина, демонстративно жонглирующий мечами, был, безусловно, Арес. Лица третьего бога никто из магов описать бы не смог, так как тот предстал перед ними практически обнажённым, и взгляды волшебников больше фиксировались на чудом державшемся фиговом листочке, чем на прекрасном юном лице. Лишь золотой лук в руке и колчан со стрелами, висевший на мускулистом бедре, выдавал в нём Аполлона.

— Наверное, бесполезно ждать от вас, что вы падёте ниц, зайдясь в экстазе? — задал Гермес по большей части риторический вопрос впавшим в ступор волшебникам. — Ну да ладно… Уж и море неспокойно, и сейсмическая активность повышается с каждой секундой, никак Афина успела настучать о споре дядюшкам. Так что советую вам, мои юные племяннички, поторопиться. Перед вами три славных бога Олимпа. Зевс — бог неба, грома и молний, ведающий всем миром, распределяющий добро и зло на земле, подаривший людям законы и охраняющий семейные ценности. Он верховный бог на Олимпе.

Зевс молча кивнул, соглашаясь со словами Гермеса, и глубоким властным голосом произнёс:

— Если вы решите, что звания «Величайший» достоин именно я, то я подарю вам мир и спокойствие в том месте, которое вы назовёте домом.

Гарри, радостно соглашаясь, хотел было сделать шаг по направлению к Зевсу, но Гермиона вовремя ухватила его за пояс джинсов.

— Рано, — шепнула она.

Гермес, одобрительно кивнув Гермионе, продолжил:

— Аполлон — бог света, наук и искусств, бог-врачеватель, предводитель и покровитель муз, дорог, путников и мореходов, предсказатель будущего. Аполлон олицетворяет само Солнце.

— Если вы назовете величайшим меня, — сладостным голосом пропел Аполлон, — то не будет вам равных в силе и ловкости и ни один недуг не коснётся вас.

— Арес — бог войны, безжалостной и беспощадной, — представил Гермес последнего претендента.

— А еще я любовник Афродиты! Она только мне на Олимпе даёт! А все остальные — лузеры! — ударив мечом о щит, рявкнул Арес, недовольный тем, как неполно представил его Гермес. — Я — величайший! Я! И если вы, — налитыми кровью глазами он свирепо взглянул на присмиревших магов, устрашённых явно неадекватным и непредсказуемым богом, — если вы дадите мандарин мне, то я… я… я… Да я вас… Отдайте его мне, и тогда!..Тогда!.. Вам, — Арес ткнул в сторону Гарри и Драко, — не будет равных в битвах, один только ваш вид будет обращать в бегство врагов. А о вас, — Арес перевел свой взгляд на девушек, — я замолвлю словечко перед Афродитой. От мужиков отбоя не будет. Ну, по рукам? Мой мандаринчик?

— А могли бы мы пошептаться минут пять? — съёжившись от громогласных криков воинственного бога, спросила Гермиона у Гермеса.

— Пять минут у вас есть. Время пошло.

Отойдя в сторонку, Гермиона вопросительно посмотрела на Гарри, Дафну и Драко:

— Что делать будем? Мы должны принять решение.

— Что значит «мы»? Тут только один Избранный, — тихо произнёс Драко, с опаской косясь на богов. — Вот Поттер у нас специализируется на спасении мира, пусть он и отдувается.

— А что тут думать? Зевсу надо отдать! Во-первых, он у них «шишка», во-вторых, самый старший, надо проявить уважение, а в-третьих, он дело предлагает. От покоя я бы не отказался, — уверенно заявил Гарри.

— А Аполлон и Арес?.. Они этого так не оставят…

— Уж с сыновьями своими он сам разберётся!

— Разберётся он, как же! Учти, на Олимпе в угол не ставят. Скинет непокорных сыновей в Тартар — и все дела, — покачала головой Гермиона. — Ты готов обречь двух богов на верную гибель только потому, что тебе лень подумать как следует?

— Эксгибиционист и маньяк — невелика потеря…

— Гарри, это не шутка. Если боги на самом деле существуют, а они существуют, так как вероятность того, что у нас коллективная галлюцинация, сведена к нулю, то гибель таких важных покровителей нарушит равновесие мира.

— А давайте вручим мандарин Гермесу? — подключилась к спору Дафна. — Он ни на что не претендует, а это лишь доказывает то, что он не только великий, но и скромный. Надо его поощрить. На Гермеса они не обидятся, без него они все как без рук.

Гермиона, нахмурившись, слушала Дафну, взвешивая её слова, но тут голос подал Драко:

— А мандарин этот здорово на снитч похож, не находите?

— Похож, очень, — кивнул Гарри и вдруг резко повернул сияющее лицо к Малфою: — Ты думаешь о том же, о чём и я?..

— Несомненно! — ухмыльнулся Драко.

— Да о чём вы? — растерянно переводя взгляд с одного парня на другого, спросила Гермиона.

Но за них ответила Дафна, восхищённо посмотрев на Поттера и Малфоя:

— Они хотят заставить их играть в квиддич! Я так поняла, кто поймает мандарин, тот и величайший?

— Ага, — в унисон ответили Гарри и Драко.

— Гениально! — воскликнула Гермиона, бросившись на шею Гарри и лишь усилием воли заставив себя не кинуться с объятиями и к Драко.

* * *

— Какие же вы молодцы! Это же надо такое придумать! — рассыпался в комплиментах Гермес. — Эти трое второй час в небе резвятся, ржут как ненормальные. Сейчас уже и неважно, кто именно из них поймает этот мандарин. Они договорились о том, что это будет переходящий приз. Теперь они в ваш квиддич будут каждый день играть и других подтянут. Спасибо. — Гермес поочередно пожал руки парням и расцеловал мгновенно зардевшихся девушек. — И вот ещё что… его здесь больше нет, — уже серьёзным тоном проговорил Гермес, обводя четвёрку магов внимательным взглядом. — То, ради чего вы сюда пришли, пару сотен лет как мной найдено. Пояса здесь нет. Его уже вообще нигде нет.

— Но как?.. Когда?..

— Разве я не величайший плут? — Ущипнув за нос ошарашенную Гермиону, Гермес поднёс сложенные вместе указательный и средний пальцы к полям своего петаса: — Ещё увидимся!

Когда бог улетел, некоторое время все стояли молча, а затем Гермиона развернула ставшую уже бесполезной копию карты и начала медленно и методично разрывать её на узкие полоски. Потом, сложив полоски вместе, стала разрывать и их, развевая по ветру мелкие клочки.

После того как ветер унёс последний кусочек карты, Гарри обеспокоенно спросил:

— Полегчало?

— Разве что самую малость…

— У тебя всегда остаётся пятый вариант, ведь боги Олимпа всё-таки сошли на землю! — заговорщицки подмигнув Гермионе, воскликнула Дафна.

_________________________________________

1). 24 декабря 1998 года, согласно общепринятому земному календарю. ;)

2). Афина — богиня мудрости, справедливой войны, покровительница города Афины, ремесёл, наук. Родилась из головы Зевса. Богиня-девственница. Атрибуты: сова, змея. Одета как воин. На груди эмблема в виде головы Медузы Горгоны.

3). Эрида — богиня раздора, вражды. Не получив приглашения на свадьбу Пелея и Фетиды, она бросила в середину пиршественного зала яблоко с надписью «Самой прекрасной», которое возбудило спор о превосходстве в красоте между Герой, Афиной и Афродитой и послужило одной из причин Троянской войны.

4). Афродита — богиня красоты и любви. Любовной власти Афродиты подчинялись боги и люди; неподвластны ей были только Афина, Артемида и Гестия. Была безжалостна к тем, кто отвергает любовь.

5). Зевс — бог неба, грома и молний, ведающий всем миром. Главный из богов-олимпийцев.

6). Гера — покровительница семьи и брака, супруга Зевса.

7). Арес — бог кровожадной, несправедливой войны. Любовник Афродиты.

8). Гермес — бог торговли, прибыли, разумности, ловкости, плутовства, обмана, воровства и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, бог атлетов. Покровитель глашатаев, послов, пастухов и путников; покровитель магии и астрологии. Посланник богов и проводник душ умерших в подземное царство Аида. Изобрёл меры, числа, азбуку и обучил людей.

9). Атрибуты Гермеса.

Кадуцей — это посох, способный мирить врагов, имел на себе две змеи, которые обвили его в тот момент, когда Гермес решил испытать его, поместив между двумя борющимися змеями. Гермес использовал свой жезл, чтобы усыплять или будить людей — для того, чтобы передать послание от богов кому-нибудь из смертных, и чаще всего это делалось во сне.

Петас — шляпа для защиты от солнца с широкими и гибкими полями, распространённая в Древней Греции.

10). Эрос — бог любви, безотлучный спутник и помощник Афродиты, олицетворение любовного влечения, обеспечивающего продолжение жизни на Земле.

11). Кипа — это уменьшительно-ласкательное от Киприды, одного из имен Афродиты. ;)

12). Индексы на Нью-Йоркской фондовой бирже.

13). Антропофагия — употребление в пищу человеческого мяса, людоедство. Обычно отождествляется с некрофагией (трупоедством) и каннибализмом.

14). Аполлон — златокудрый, сребролукий бог, охранитель стад, света (солнечный свет символизировался с его золотыми стрелами), покровитель наук и искусств, бог-врачеватель, предводитель и покровитель муз (за что его называли Мусагетом), предсказатель будущего, охранитель стад, дорог, путников и мореходов. Также Аполлон очищал людей, совершавших убийство. Олицетворял Солнце (а его сестра-близнец Артемида — Луну). Один из двенадцати главных богов и богинь Олимпа.

15). В Троянской войне Аполлон выступал на стороне Трои.

16). Гектор — один из древнегреческих героев, храбрейший вождь троянского войска. По одной из легенд — сын Аполлона.

17). Феб — одно из имен Аполлона.

18). Афина в Троянской войне выступала на стороне греков.

19). Дионис — младший из олимпийцев, бог виноделия, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза.

20). Ида — гора в окрестностях Трои, на которой состоялся суд Париса. Гера, Афина и Афродита пришли к нему за разрешением спора о том, кто из них прекраснейшая. Они явились Парису на Иде обнажёнными. Гера обещала ему господство над Азией, Афина — победы и военную славу, Афродита — обладание прекраснейшей женщиной. Парис предпочел последнее, приобретая этим себе и своему народу в Афродите постоянную покровительницу.

21). Пехий — древнегреческая мера длины, равная 46,3 см

22). Игра слов: пятипалый пес — это известный ценителям славянской мифологии и прозы В.Пелевина пёс Пи@дец, а северная лисица — это, соответственно, песец. Пирожок тому, кому для улыбки не понадобилось лезть в сноски. ;)

23). Ильмаринен — герой карело-финского эпоса «Калевала», божественный кузнец, выковавший небесный свод.

24). Вёлунд — персонаж скандинавских легенд.

Британский Веланд (Weyland, Wayland, Weland, Watlende) был мифическим богом-кузнецом англо-саксонского пантеона, который попал в Британию вместе с переселившимся туда племенем саксов.

25). Кандаон — один из эпитетов Гефеста.

26). Скеггльёльд — одна из наиболее известных валькирий

27). Валькирии — в скандинавской мифологии — воинственные девы, иногда дарующие по воле бога Одина победы в битвах. Миссия валькирий — сопровождать погибших героев в Валгаллу.

28). Один — верховный бог в скандинавской мифологии.

Один наделён чертами могучего шамана, мудреца, он — бог войны и раздоров, ему подчинены валькирии.

29). Имеется в виду Артемида — сестра-близнец Аполлона. Артемида — девственная, всегда юная богиня охоты, плодородия, женского целомудрия, покровительница всего живого на Земле, дающая счастье в браке и помощь при родах, но может быть и кровожадной, часто пользуясь стрелами как орудием наказания.