Тихим ноябрьским вечером 1998 года в коридорах Хогвартса бродили парочками уставшие за день старшеклассники. Полчаса перед отбоем были единственным шансом для влюбленных пообщаться наедине, и они стремились не упускать такой возможности, разбредаясь по закоулкам замка. Эта пара, однако, была занята совсем не любовными признаниями, предпочитая разговоры о дальнейшей жизни.
— Гарри, что ты имел ввиду, говоря, что пока не готов создавать семью и что тебе нужен наставник?
— Джинни, у меня никогда не было взрослого, который бы заботился обо мне, учил меня и подавал пример. Никогда не было никого, кого волновали бы мои школьные оценки, успехи в квиддиче и поведение. Я всегда был сам за себя, и, хотя рядом были друзья, они никогда не заменяли взрослого человека.
— А Дамблдор, Гарри?
— Дамблдор? Он видел во мне оружие, воспитывал те качества, которые нужны были для битвы с Волдемортом, но никогда не любил меня просто так. Он даже не предполагал, что я выживу! И его педагогические меры… Он поощрял все мои выходки, все нарушения школьных правил, развивал мою готовность сунуться в неприятности с головой… Нет, он не любил меня. Может быть, нынешний директор… Он единственный, наверное, заботился обо мне, как должен заботиться отец.
— Гарри, ты действительно сейчас о Снейпе говоришь? — От удивления девушка даже не заметила, как повысила голос, и не услышала легких шагов, замерших возле молодых людей при этих словах.
— Да, Джин, именно о нем. Я иногда думаю… Сириус как-то обмолвился, что много времени проводил дома у моих родителей, жил там неделями после их свадьбы… И Ремус когда-то давно сказал про маму: «Ее все любили». Я старался не думать об этом, но когда просмотрел воспоминания профессора Снейпа… Он ее так любил, может ли быть, что она… Что анимагическая форма моего отца не зря увенчана рогами. Может, я вовсе и не сын Джеймса Поттера?
Юношу прервал Ступефай, полетевший в него, казалось, из пустоты. Тут же на месте, откуда было выпущено заклинание, появился разъяренный директор Хогвартса, только что снявший иллюзионные чары.
— Никогда, сопляк! Никогда, слышишь, не смей оскорблять Лили Эванс!
Едва пришедший в себя Гарри с ужасом созерцал разъяренного Северуса Снейпа. Тот, тем временем, круто развернулся на каблуках и понесся по коридору в сторону директорского кабинета, бросив:
— Следуйте за мной, Поттер!
Гарри повиновался, на ходу бормоча извинения. Он только сейчас понял, что именно сказал, и как это должно было выглядеть со стороны. Влетев в кабинет директора, Снейп втащил туда же Гарри и бросил в сторону двери запирающее заклинание. Юноша пытался сказать, как сожалеет о своих словах, но умолк под гневным взглядом директора.
В кабинете воцарилась пауза. Бледное лицо и сжатые кулаки Снейпа выдавали попытки контролировать такую мощную волну гнева, что стоящий возле него Гарри вздрогнул и непроизвольно отступил. Наконец, мужчина сумел взять себя в руки достаточно, чтобы выговорить:
— Мистер Поттер!
— Да, директор!
— Я даю вам три часа, чтобы вы успели попрощаться с одноклассниками и покинуть школу. Надеюсь, аппарировать вы еще не разучились? Я не желаю более видеть вас в Хогвартсе. Если вам необходим аттестат, обратитесь в отдел Магического Образования и сдайте ТРИТОН в Министерстве. Но, самое главное, больше никогда не попадайтесь мне на глаза!
— Директор, я прошу проще…
— Вон, Поттер!
Снейп устремился к нему, намереваясь вышвырнуть из кабинета, но Гарри отпрянул в дальний угол и быстро заговорил:
— Я умоляю, сэр! Накажите меня как угодно, только не исключайте! Я виноват, я готов на что угодно, чтобы загладить вину! Пожалуйста, сэр! Я очень, очень сожалею!
Приблизившись к мальчишке, Снейп со всего маху врезал тому по щеке. Голова Поттера мотнулась, впечатываясь в стену, но юноша, не пикнув, повернул голову, подставляя другую щеку. Гнев директора несколько схлынул и он устало процедил:
— Вы хоть понимаете, что сказали?
— Я не специально, сэр, я не имел ввиду! Накажите меня, профессор, я заслужил самое суровое наказание. Только не прогоняйте, прошу!
Снейп скривился, выдавая все, что думает об этой покаянной речи.
— И что, мистер Поттер, вы считаете для себя суровым наказанием? Сотню баллов с факультета? Месяц отработок? — директор откровенно издевался. И он, и Гарри, прекрасно знали, что в послевоенном Хогвартсе было столько дел, что каждый вечер после уроков учителя бок о бок с учениками занимались восстановительными работами, расходясь только за час до отбоя. Никто не жаловался — восстановить замок хотелось всем, но отработки перестали быть наказанием, превратившись в необходимую рутину. Школьники, прошедшие войну, не обращали внимания на снятые баллы, давно не придавая значения соревнованию факультетов. Дети военного времени, они были вынуждены переоценить приоритеты, симпатии и антипатии по личному, а не факультетскому признаку, и в первую очередь от этого страдала дисциплина, заставляя профессоров увеличивать домашние задания за мелкие проступки и угрожать отчислением в серьезных случаях. Хотя за два месяца учебного года еще никого не отчислили, Гарри всерьез рисковал быть первым. В то же время, Снейп хорошо понимал, какое давление общества ему придется выдержать, если он отчислит Спасителя Магической Британии. Не говоря уж о том, что необходимо будет объявить всем причину отчисления.
— Предлагаешь мне пытать ученика и отправиться в Азкабан? Я подумаю.
Снейп произнес это, издеваясь, но таким тоном, что у Гарри не осталось сомнений, что директор способен воплотить угрозу в жизнь. Гриффиндорец собрал всю свою храбрость для следующего предложения:
— Я думал, магия Хогвартса не позволяет отследить Непростительные, а я никому не скажу. Но если это не так, примените любой аналог из Темной магии. Я уверен, вы много знаете подобных заклинаний.
Снейп дернулся, а в его глазах гнев разгорелся с новой силой. Он процедил сквозь зубы:
— Да, мистер Поттер, я знаю много подобных заклинаний. Благодарю, что напомнили об этом.
Щеки Гарри покраснели еще сильнее, как только он сообразил, что для бывшего Пожирателя значили его слова. Он не знал, куда деться от смущения:
— Я… снова сказал глупость, сэр. Я не имел ввиду… не пытался намекнуть на…
— Хватит, Поттер. Я понял, что вы сегодня вообще не имеете ввиду того, что говорите. Мне бы очень хотелось научить вас думать прежде, чем изливать поток бессвязных мыслей в вербальной форме. По-прежнему предлагаю вам покинуть школу, — директор устало потер переносицу, — однако, ирония состоит в том, что мне не дадут исключить вас, не выяснив причины. Опять вы переиграли меня, Поттер. Вы же у нас национальный герой, вам все простительно…
Снейп грустно вдохнул и отвел глаза. Наверное, он зря придрался к мальчишке. Война ожесточила всех, но больше всего она повлияла на них двоих, не надеявшихся пережить ее. Хотя оба они каким-то необъяснимым чудом остались живы и относительно здоровы, и даже вернулись в Хогвартс — один преподавать, другой — учиться, эта новая жизнь на фоне потерь казалась неправильной и незаслуженной. Изломанные войной, оставшиеся в одиночестве люди, казалось, тянулись к замку, надеясь обрести здесь душевный мир и выстроить отношения.
Юноша встал напротив него, потом двинулся вперед, неловко опускаясь на колени, и поднял глаза к учителю:
— Я не лгу, сэр, я правда не имел ввиду того, что сказал. Не в этом смысле. Я просто очень хотел бы, чтобы кто-нибудь был моим отцом, и предположил, что при других обстоятельствах вы могли бы им быть. Я не подумал, что оскорблю этим мою мать. Когда я заметил, что вы знаете много проклятий, я только восхитился вашими знаниями, не более того. Я понимаю, что это прозвучало двусмысленно, и я должен был это учесть. Я не хотел оскорбить вас или мою ма… вашу любимую женщину. Вы можете убедиться сами, сэр, я ведь так и не научился окклюменции.
Снейп поднял палочку и поймал взгляд ученика.
— Легилименс!
Невинные намерения мальчишки и сожаление о случившемся читались так ясно, что Снейп не стал углубляться, не желая тревожить личные воспоминания. Но прежде чем он покинул разум ученика, еще одна мысль-картинка зацепилась за его сознание: мальчишка действительно хотел, чтобы Снейп оказался его отцом если не по крови, то хотя бы приемным. Всю неохотную заботу школьных лет, все эпизоды спасения зельеваром своей жизни и отведения угрозы, Гарри, после просмотра полученных в Визжащей Хижине воспоминаний, истолковал как самую серьезную заботу о нем, которую он видел от взрослых. Ни чаи, выпитые с Хагридом и Дамблдором, ни дружеское покровительство Блэка, ни наставления Люпина не значили для мальчишки так много, как неохотная защита строгого зельевара. В сознании юноши его образ уже превратился в образ отца, который может ругать, быть недовольным своим сыном, но всегда защитит его от опасности, даже ценой собственной жизни. По праву отца он может судить и наказывать, поучать и запрещать, но всегда делает это для блага своего сына. Гарри восхищался им как сильным магом и любящим человеком, желал подражать ему и видел в нем образ родителя и наставника. Снейп и не думал никогда, что его действия можно оценивать таким образом. Удивившись и задумавшись, он не сразу расслышал нерешительный шепот мальчишки:
— Мародеров больше нет, сэр. Волдеморта и Дамблдора тоже. Вам некому мстить. И у Вас тоже никого не осталось…
Поттер помолчал, а потом добавил:
— Я прошу прощения за все, профессор. Я действительно заслужил наказание. Вы убедились, что вы вправе наказывать меня и я буду только благодарен.
Усмехнувшись про себя наивной открытости юноши, Снейп скомандовал:
— Хорошо. Снимай мантию.
Мальчишка послушался, хотя его щеки пылали от стыда, а пальцы дрожали от страха неизвестности. Директор решил не мучить его зря:
— Получишь дюжину ударов розгой. По крайней мере, это не темная магия. Может быть, это научит тебя думать о том, что говоришь.
Снейп ожидал протеста, но юноша только кивнул, расстегивая рубашку.
— Спасибо, сэр!
Мужчина остановил его:
— Оставь, совсем раздеваться не понадобится. Маги давным-давно изобрели розговые заклинания. Собственно, в Хогвартсе их отменил только Дамблдор, став директором.
Снейп направил на юношу палочку, и, дождавшись утвердительного кивка, взмахнул ей, хлестким движением рассекая воздух. В тот же момент Гарри едва удержался от вскрика, почувствовав первый удар. К концу наказания он уже не мог сдержать слез и с трудом контролировал стоны, не позволяя себе срываться на крик. При мысли о том, что по сравнению с Круцио, это — ласковые прикосновения, Гарри собрался и заставил себя не плакать. Наконец, Снейп опустил палочку и протянул ему стакан воды. Юноша поежился, ощущая последствия ударов, потом собрался с мыслями и нашел в себе силы повторить:
— Спасибо, сэр!
Снейп сухо кивнул. Гарри уже направлялся к выходу из кабинета, когда его остановил нерешительный вопрос:
— После этого, ты все еще хотел бы видеть меня своим отцом, Гарри?
Он обернулся с искренней улыбкой:
— Очень, сэр!
Сидящий за столом мужчина задумчиво смотрел на рано повзрослевшего юношу. Спустя минуту он с трудом выговорил:
Vova
