Когда Драко Малфою было шесть лет, он хотел иметь белого пони, научиться летать без метлы и чтобы мама всегда была рядом. Когда ему исполнилось одиннадцать, он мечтал подружиться с Гарри Поттером, стать самым популярным парнем во всем Хогвартсе и выучить усовершенствованную модификацию Заглушающего заклинания — обычная была бессильна против храпа Крэбба и Гойла. В пятнадцать лет Драко испытывал страстное желание поцеловать Дафну Гринграсс, сходить на свидание с обеими близняшками Патил одновременно (и чтобы свидание обязательно закончилось обнимашками!) и хотя бы раз в жизни поймать снитч раньше Поттера. В шестнадцать Малфой хотел, чтобы у него была другая фамилия, чтобы ему никогда не приказывали убивать Дамблдора и чтобы Поттера в его жизни вообще не существовало, так же как и Волдеморта. В семнадцать он просил мироздание о том, чтобы выжить, хотя временами это желание сменялось на прямо противоположное.
Мироздание прислушалось к разнообразным малфоевским мечтаниям в общей сложности полтора раза — потому что пони, который был у него в детстве, имел не белый, а черный окрас. После битвы за Хогвартс, пламени Выручай-комнаты и оправдательного приговора в суде Драко Малфой поклялся самому себе, что в его жизни больше не будет пассивных желаний и пустых мечтаний, отныне он ставит себе цели сам и любой ценой добивается их достижения.
— На хрен Мироздание! — сказал сам себе восемнадцатилетний Драко Малфой, аппарировав после суда вместе с родителями из Министерства. — И все остальное тоже на хрен! Всю свою жизнь я слушал отца — куда это привело меня в итоге? Я не желаю и не мечтаю — оставим это для девчонок и слабаков. Я стремлюсь, и я достигаю, цена при этом значения не имеет. Все, Малфой сказал — Малфой сделал!
Любой магловский коуч-тренер, увидев Малфоя в этот момент, разразился бы бурными аплодисментами.
* * *
— Послушайте, мистер Малфой, если я не справился с этим делом, значит с ним не справится никто, — убежденно произнес вор и контрабандист по прозвищу Маленький Будда, отставив в сторону кружку с эльфийским элем.
— Другими словами, — прищурился Малфой, — вы хотите сказать, что если не выполнили работу, мне не стоит и пытаться найти кого-то вам на замену?
— Да как же тут выполнишь, — возмущенно засопел маленький смуглокожий вор, — как тут справишься, когда дело неподъемное! Мои ребята — лучшие в своем ремесле, но если Рыжий Локи сказал, что он не может взломать Охранные чары, значит это так и есть, потому что однажды Рыжий Локи взломал Охранные чары в самом Гринготтсе!
— Я в курсе, — кивнул головой Драко. — Я наводил справки перед тем, как нанять вас и ваших людей, Маленький Будда. Я прекрасно знаю, что вы стащили перо из хвоста Фоукса, да так, что ни сам феникс, ни его хозяин ничего не заметили. Я знаю также, что Хромой Аллах — лучший в мире специалист по наведению иллюзий, а Улыбающаяся Изида способна прострелить глаз даже мозгошмыгу в полете. И поэтому я, мягко скажем, удивлен неудовлетворительным исходом дела.
Маленький Будда прижал руки к груди. На правом запястье переливалась всеми цветами радуги магическая татуировка — полураскрытый лотос, вокруг которого кружились в хороводе двенадцать священных животных.
— Мистер Малфой! — воскликнул обладатель этой замечательной татуировки. — Вы позабыли упомянуть Косого Иегову, Толстяка Индру и Одноглазую Немезиду, а ведь они тоже мастера своего дела! Но, боюсь, мистер Малфой, что они не скоро вернутся в наш бизнес, ой, как не скоро.
— Правда? — довольно равнодушно поинтересовался мистер Малфой. — Какая потеря для мира.
— Смеетесь, — укоризненно поджал губы Маленький Будда. — А, между прочим, они пострадали во время работы над вашим проектом. Косого Иегову сразило неведомое проклятие в Кувейте, когда мы пытались подобраться к тамошнему дракону. На Немезиду навели порчу в Монголии, а Толстяка Индру мы потеряли в Тибете.
Маленький Будда печально склонил голову, и Малфой произнес почти удивленно:
— Тибетские маги-монахи всегда казались мне довольно мирными созданиями. Неужели они изменили своим принципам и начали использовать смертельные заклятия?
Вор уставился на Драко в священном ужасе:
— Что вы! Индра сам решил покинуть наши ряды и остался в монастыре послушником. Но остальные действительно серьезно пострадали, и лечатся теперь в Святом Мунго, а вы сами понимаете, как для людей нашей профессии опасно находиться в таком месте, как Святой Мунго, где каждый день бывают авроры и в любой момент…
— Целители Святого Мунго не выдают своих больных, даже если те убийцы и только что совершили государственный переворот, — невежливо перебил Драко. — И если вы хотите содрать с меня деньги на лечение Кривого Иеговы и Слепой Немезиды, можете оставить пустые надежды. Я заплатил вам приличный задаток и оплатил все расходы, включая дополнительные, непредвиденные и взнос в магический британский профсоюз воров и контрабандистов. Мне не нужны ваши оправдания, я не хочу слышать этот жалкий лепет, Маленький Будда или как вас там зовут на самом деле, я заказал вам пинту крови Золотого Шотландца два месяца назад, и я спрашиваю вас — почему у меня до сих пор нет заказанного?!
Малфой умел выглядеть по-настоящему внушительным и мог напугать собеседника — целый год, проведенный под одной крышей с безумным Лордом и его соратниками, не прошел для него даром. Но Маленький Будда занимался криминальным бизнесом с шести лет, и действительно испугать его могло разве что внезапное извержение вулкана посреди «Дырявого котла», где они сидели сейчас с Малфоем под надежным прикрытием Заглушающих заклятий и Иллюзорных чар.
— Во-первых, мистер Малфой, Иегова не Кривой, а Косой, а Немезида всего лишь Одноглазая, а не Слепая, как вы их окрестили. А во-вторых, мы — честные люди, и задаток я готов вернуть вам немедленно. Если дело мне не под силу, я всегда возвращаю задаток. Ну, расходы на то и расходы, чтобы тратиться, эти деньги, конечно, не возвращаются, но я говорю вам твердо, что заниматься этим делом больше не стану.
— Не надо возвращать задаток, — хлопнул раскрытой ладонью по столешнице Драко. — Я готов удвоить сумму, но попробуйте еще раз, хотя бы еще один раз.
Маленький Будда на секунду прикрыл веки, а когда снова открыл глаза, они были полны поистине неземного света, и сухощавый жилистый волшебник гораздо больше напоминал сейчас не лукавого вора, а одного древнего индийского принца, чьим именем так смело назвался.
— Знаете, мистер Малфой, — мягко начал он, — существует одна очень древняя легенда о драконе вида Золотой Шотландец. Она гласит, что только человек, намерения которого чисты как простыня девственницы, а помыслы невинны, словно лепет младенца, может завладеть частицей тела этого дракона. Во всех остальных руках чешуйки, что сделаны из чистого золота, рассыпаются в прах, когти и зубы превращаются в угольки, а если кому-то удалось получить немного крови или драконьей желчи, которые, согласно преданию, лечат все болезни на свете, то ждет его горькое разочарование — они становятся просто грязной водой. Именно поэтому…
— Именно поэтому, — решительно прервал Малфой Маленького Будду, — всех Золотых Шотландцев безжалостно перебили еще до первой магловской мировой войны. Именно поэтому во всем мире осталось всего лишь четыре экземпляра, и каждого из них охраняют лучше, чем английскую королеву и папу римского, вместе взятых. Именно поэтому никакие части тела этих драконов не попадают в легальную продажу, а если на черном рынке появляется хотя бы пара волосков из драконьих ноздрей, не говоря уже о клочках кожи и золотых чешуйках, они продаются моментально и стоят целые состояния. Именно поэтому, наконец, прежде чем нанять вас, уважаемый мистер Я Самый Лучший Вор На Свете И Достану Вам Луну С Неба, Если Заплатите, я обращался к владельцам драконов с просьбами о том, чтобы мне законно — вы слышите? — законно продали всего-навсего одну пинту крови Золотого Шотландца! Я два месяца вел переписку с тибетцами о преимуществах сенчи над у-луном и тонкостях раскрытия Свахисрары, едва не отдал шейху магического Кувейта посох Салазара Слизерина и перстень Морганы из отцовской коллекции, чуть не умер от плова и кумыса в степях Монголии — и нигде, нигде не добился успеха. Только убедившись в том, что легально я ничего не получу, я решился на другой путь, в обход законов, но и он, как вижу, тупиковый. Что ж, я вас более не задерживаю. Думаю, болтать о наших с вами отношениях вы не станете, к тому же Непреложный обет попросту не позволит вам это сделать, так что считайте нашу сделку расторгнутой.
Выпалив это все одним махом, Драко вздохнул и придвинул к себе свою кружку эля. Он держался просто превосходно: невозмутимое выражение лица, прямая спина, руки почти не дрожали, когда он прикладывал край запотевшей кружки к губам и запрокидывал голову. Малфой даже почувствовал вкус напитка, даже заставил себя пить маленькими глотками, но внутри у него все кипело от отчаяния.
Семь лет он жил этим проектом, семь лет идея создания зелья, способного перевернуть сами основы магии, толкала его вперед, не давала останавливаться, заставляла работать по восемнадцать часов в сутки, стать лучшим студентом на факультете зельеделия в магическом Оксфорде, выиграть в нескольких международных конкурсах зельеваров, закончить университет с отличием, основать собственную компанию с говорящим названием «Вереск и тис» (1), изобрести полдюжины новых и модифицировать с десяток старых зелий. Побочным эффектом такого образа жизни стало то, что Малфой сделался уважаемым членом общества, желанным гостем светских раутов, и даже самые рьяные поборники возмездия и справедливости не могли найти, в чем можно упрекнуть человека, весь смысл жизни которого заключается в составлении рецептов целебных зелий.
На самом деле смысл малфоевской жизни заключался в том, чтобы своим изобретением, да и вообще всем своим существованием заработать полную и окончательную индульгенцию для всех Малфоев — и за грехи отца, и за собственные прегрешения, и даже за ошибки своих, еще нерожденных, детей и внуков. Драко мало было сделаться просто очень хорошим зельеваром, его целью было совершить по-настоящему великое открытие, что заставило бы других забыть, с чего он начинал, и помнить только о том, кем он стал.
Семь лет назад Малфой, тогда еще студент третьего курса, обнаружил в университетской библиотеке записки средневекового алхимика Августина Бесноватого. Среди зельеваров гуляла шутка, что по рецептам Августина не сваришь даже овсянки, но Драко мало интересовали кулинарные тонкости и мнение коллег, он искал идею, способную взорвать мир, и, продираясь сквозь дебри латыни и многочисленных жирных пятен — видно, алхимик любил закусить за работой, — он эту идею нашел.
«Всякий ребенок, — писал Бесноватый, — рожденный от мага и ведьмы, по сути своей волшебник. Магия заключена в нем, словно вино в запечатанном сосуде. Если же к сроку своему она не выходит на поверхность, такого ребенка объявляют сквибом и говорят, что он лишен магических способностей, совершая тем самым ужасную ошибку. На самом деле магия просто не может выйти наружу — сосуд оказывается запечатан чересчур прочно, и никто не дает себе труда распечатать его…»
Далее на тринадцати страницах Августин выдвигал весьма забавную теорию о том, что «закупоренной» магии можно помочь проявиться, а в качестве средства для этого предлагал рецепт зелья, состоящего из семидесяти семи редких ингредиентов. Алхимик, очевидно, был увлекающейся натурой, но редко доводил дело до конца — из семидесяти семи составляющих он перечислил только сорок четыре, зато подробно объяснил принцип их взаимодействия, а затем записи сменились пространными рассуждениями на тему, у кого из двух его любовниц ляжки толще: у Мэри, дочери аптекаря, или у Лизи, жены молочника. Так и не придя к какому-то выводу, Бесноватый принялся за изучение свойств киновари и ртути, потом перешел к подробному описанию технологии изготовления спиртовой настойки на корне лопуха и веточках полыни, мимоходом затрагивал этическую сторону употребления в зельеварении частиц человеческого тела — к своей же главной идее не возвращался более ни разу.
Драко буквально рыл носом землю, но спустя несколько лет с теоретической частью было покончено и наступила пора апробировать рецепт на практике. Вот тут-то Малфоя и поджидал неприятный сюрприз: зелье отлично кипело, булькало и пузырилось, в нужные моменты изменяя свой цвет и густоту ровно до тех пор, пока в него не добавляли кровь дракона. После этого оно немедленно взрывалось, буквально разнося на куски котел и все близлежащие предметы. Довольно быстро Драко понял, что проблема именно в разновидностях драконов, и начал эксперименты с Зеленым Уэльским, Венгерской Хвосторогой и Украинским Бронебрюхом, но все эксперименты оказывались неудачными, зелье раз за разом взлетало в воздух, и скоро Малфой научился уже различать момент, который можно было назвать «за секунду до того, как это должно случиться». Он, конечно, стремился к тому, чтобы взорвать волшебный мир своим изобретением, но мироздание, как обычно, истолковало малфоевские слова превратно, решив ограничить область взрыва его личной лабораторией.
Так продолжалось до тех пор, пока три месяца назад, в крошечной букинистической лавке, в стопке настенных календарей за 1954 год, Малфой не отыскал пару разрозненных страниц из безвозвратно утерянной рукописи Августина Бесноватого. Между рассуждениями о том, что всякая приличная ведьма просто обязана уметь хорошо готовить пирог с почками, и рецептом сверхустойчивой краски для волос притаилась запись, которая проливала свет на загадку малфоевских неудач.
«… из всех драконов для того зелья, что способно будет возвращать магию сквибам, думаю, предпочтительнее всего кровь Золотого Шотландца — она густая, словно июльский мед, цвет имеет темно-рубиновый, с золотистыми искорками, которые не искорки вовсе, а настоящие крупинки золотого песка. Кровь эта — сама суть магии, исцеляет смертельные недуги и пробуждает к жизни спящие силы. Одна капля ее может побороть чуму и бороться с ядом не хуже безоара, но для того, чтобы зелье имело нужную силу и мощь, крови надо влить целую пинту… А ляжки у рыжей Мэри, аптекарской дочки, все-таки потолще, чем у Лиззи…»
С того момента Драко прекратил бесплодно переводить редкие ингредиенты и стал активно искать способы заполучить пинту вожделенной рубиновой жидкости, пронизанной золотыми искорками. По старой зельеварской традиции он никому не говорил о том, каковы свойства у его будущего зелья, хотя, возможно, открой он свою тайну кому-то из владельцев Золотого Шотландца, переговоры увенчались бы успехом. Но всякий чистокровный маг знает, что пока зельевар не закончил работу над зельем, пока не провел испытаний и не убедился в его эффективности, ни одной живой душе нельзя говорить о том, для чего оно предназначено — иначе вся работа пойдет насмарку.
Так что Малфой почти ничего не рассказал тибетским магам-монахам — и получил отказ, мало что смог объяснить кувейтскому шейху — и уехал из Кувейта ни с чем, не сказал ничего конкретного в Монголии — и покинул монгольские степи с пустыми руками, ничего не разъяснил в Румынии — и уехал оттуда… В общем, хорошо, что он вообще оттуда уехал. Маленький Будда и его банда были его планом «Б», но сегодня и он потерпел крах. Поездка в Румынию состоялась три месяца назад, сразу же, как только Драко узнал, что ему нужен именно Золотой Шотландец. Почему-то казалось, что в румынском драконьем заповеднике он без труда сможет уладить все вопросы — но он жестоко ошибался, и до сих пор при воспоминании об этой поездке у него начинали гореть уши и учащалось сердцебиение.
Маленький Будда некоторое время молчал и наблюдал за тем, как Малфой пьет эль и пытается справиться с собой, а потом заговорил вкрадчиво:
— Мистер Малфой, я ведь знаю, что за зелья вы варите — в нашем деле не только заказчик собирает сведения об исполнителях, но и наоборот. И клубкопуху понятно, что если уж вам понадобилась такая неслыханная редкость, как кровь Золотого Шотландца, то уж, наверное, не для того, чтобы изготовить какой-нибудь редкостный яд. И если уж на то пошло, лично я был бы только рад вам помочь: на прошлый Самхейн я попал в такую передрягу, что уже одним глазком заглянул по ту сторону реальности, но у меня с собой всегда фиал с бальзамом «108 трав», мистер Малфой, дай вам Мерлин здоровья за это изобретение! И вот лежу я в глубокой…
— Вы все еще здесь? — приподнял брови Драко, поставив пустую кружку на стол. — Тогда, пожалуй, уйду я.
Маленький Будда понимающе улыбнулся:
— Я был бы рад помочь вам, мистер Я Варю Зелья, Которые Лечат От Самых Тяжелых Болезней, но действительно не могу. Ни я, ни мои ребята не отличаемся кротким нравом, а уж помыслы наши далеки от девственно-чистых. Потому у нас ничего и не вышло. Если кровь нужна вам на благое дело, значит, вы сами должны…
Наверное, выпитый эль ударил Драко в голову, потому что он не поднялся с достоинством из-за стола, как только что собирался, а снизошел до объяснений.
— Вы плохо меня слышали? Я только что подробно рассказал вам, как пытался достать эту самую кровь законным способом. Никто не хочет делиться этим сокровищем, ни за какие деньги и артефакты, никто и нигде, ни в Тибете, ни в Монголии, ни в Кувейте!
— А Румыния? — тут же подхватил Маленький Будда. — В Румынию-то вы ездили? Защита в тамошнем заповеднике, я вам скажу, что надо, мы даже не смогли разобраться, как наложены эти чары! Слава всем богам на свете, в тот раз обошлось без жертв. Кстати, мистер Малфой, только в Румынии у нас без жертв и обошлось — а вдруг это добрый знак, а?
Малфой прищурил глаза и сжал губы. На скулах его заходили желваки, и Маленький Будда, который снова выглядел только тем, кем и являлся — а именно, вором и контрабандистом, без примеси божественного начала, — испуганно осекся.
— С Румынии я начал, — выдохнул наконец Малфой. — И там тоже ничем не смогли мне помочь…Оставьте себе задаток — все-таки вы пытались… Если надумаете сделать вторую попытку, шлите почтовую сову. Ах, да, я забыл, вы предпочитаете сообщение почтовыми мышами. В общем, вы знаете, где меня найти.
— Всего доброго, мистер Малфой, — Маленький Будда торопливо полез из-за стола, приговаривая, что он был очень рад поработать с таким чудесным заказчиком, и был бы счастлив служить ему впредь, и так сожалеет, что ничем не смог помочь, но Драко его уже не слушал. Он нетерпеливо кивнул головой в ответ на все цветистые излияния вора, дождался, пока за ним закроется дверь «Дырявого котла», и лишь после этого снял Иллюзионные чары вокруг своего столика. Теперь, когда он остался один, можно было и не скрываться от посторонних.
Официантка принесла новую порцию хмельного эльфийского напитка, и Драко тянул сладковатый эль из кружки, обдумывая сложившуюся ситуацию. Конечно, первым его ощущением было, что сейчас закопченный потолок «Дырявого котла» обрушится прямо на него и погребет под собой, после чего планеты сойдут со своих орбит и во Вселенной воцарится хаос — выражение «мир рухнул» Драко всегда воспринимал слишком буквально. Но минуты шли, катастрофа планетарного масштаба не спешила начинаться, потолок и пол оставались на своих местах, и волшебники, сидящие за столиками, по-прежнему обсуждали политику Министерства, новые фасоны мантий и поправки к закону о правах домовых эльфов. От общего шума и гама Малфой, благодаря Заглушающим чарам, был отрезан, и ничто не мешало ему вполголоса разговаривать с самим собой — привычка, приобретенная на первом курсе университета, в ту пору, когда он был еще не Малфоем, Которого Все Уважают, Потому Что Он Отличный Зельевар И Честный Волшебник, а Малфоем, С Которым Никто Не Общается, Потому Что Он Бывший Пожиратель, Сын Пожирателя, Пытался Убить Дамблдора И Просто Потому Что Он Малфой.
— Итак, что мы имеем, Драко? — спросил он сам у себя, отхлебнув из кружки. — Атака захлебнулась на всех фронтах, войска в унынии. Впору отказаться от дела всей моей жизни, объявить себя наконец неудачником и отправиться в годовой тур по винным погребам Южной Франции. Но!.. Как всегда в хорошей пьесе — а я все-таки думаю, что про Малфоев пишут хорошие пьесы, пусть даже смешных шуток в них не так много, — так вот, как всегда происходит в хорошей пьесе, возникает пресловутое «но», бог из машины и добрая фея на белом коне. Здравствуй, Золушка, не хочешь ли отправиться на бал? Хочешь? Тогда будь готова к тому, что тебе за это придется заплатить, и все дело только в цене, крошка!
Дойдя до этого момента в своем монологе, несколько смахивающем на бред горячечного больного, Малфой застонал и закрыл лицо ладонями.
Когда — буквально через пару минут — он отнял руки от лица, за столиком напротив него сидел невысокий широкоплечий крепыш с коротко стрижеными рыжими волосами, в кожаной куртке поверх разноцветного свитера грубой домашней вязки, и смотрел на Драко со смущенным и в то же время довольным выражением лица.
— О, нет, — простонал Малфой. — У мироздания не может быть настолько отвратительного чувства юмора. Скажи мне, что ты — просто мираж.
— Я не мираж, — вздохнул Чарли Уизли, а это был именно Чарли Уизли, недавно назначенный директор румынского драконьего заповедника и та самая причина, по которой Малфой не хотел вспоминать о Румынии.
— Я вижу, ты мне не рад. В общем, я не ожидал тебя здесь встретить, просто зашел в «Дырявый котел», и внезапно вижу тебя, — начал было Чарли, но Драко тут же его перебил.
— Так я и думал, что слишком рано снял Иллюзионные чары. Что ты здесь делаешь?
— Проездом в Лондоне на неделю, — пожал плечами Уизли. — Честно говоря, собирался разыскать тебя и поговорить, но если ты не в настроении, я зайду как-нибудь в другой раз.
Уизли выглядел таким смущенным, что Малфой просто не верил собственным глазам: и это тот самый парень, который каких-то три месяца назад спокойно и без тени стеснения объяснял ему, что устав их заповедника запрещает продавать какие-либо частицы тела драконов, если дракон этого вида находится в заповеднике в единственном экземпляре, и никакие деньги не в состоянии изменить ситуацию, но он, Чарли, готов сделать для Малфоя исключение, поскольку Малфой абсолютно и полностью в его вкусе, а среди драконологов не так уж много худощавых блондинов, так что если Драко на самом деле нужна кровь Золотого Шотландца, так уж и быть, Чарли добудет ему эту злосчастную пинту, если только Малфой подставит ему свою задницу. Да-да, именно такими словами он и выразился.
— Никогда, мать твою, Малфой не ляжет под Уизли! — заявил тогда Драко и с гордо поднятой головой прошествовал к границе аппарационной зоны. Вслед ему улюлюкали драконологи — преимущественно загорелые до черноты и с черными же волосами.
— Послушай, Малфой, — откашлялся Уизли и положил на стол свои руки — все в пятнышках ожогов. — Я помню, что расстались мы с тобой не очень хорошо, но, знаешь, я так часто думаю о тебе, все время вспоминаю, как ты уходил, такой гордый, с прямой спиной… Знаешь, мне жутко хотелось догнать тебя и свернуть тебе шею — чтоб не выпендривался.
Драко фыркнул:
— Очевидно, свернуть мне шею — это у вас фамильное уизлевское желание! Твой младший брат его регулярно испытывал.
— Потому что ты регулярно его доставал, — парировал Уизли. — Но я хотел поговорить с тобой не о своем младшем брате. Послушай, я погорячился тогда, извини.
— Извини? — искренне изумился Драко. — Ты говоришь мне «извини»? После того как заявил в присутствии целой кучи народу, будто готов продать мне пинту драконьей крови, только если я позволю тебе себя трахнуть? Целых три месяца ты, видишь ли, часто обо мне думал, вспоминал, как тебе хотелось свернуть мне шею, а теперь у тебя хватает наглости явиться ко мне и сообщить, что ты погорячился?
— Нет, подожди, Малфой, — начал закипать Уизли, — а что еще мне надо было сделать? Букет цветов с собой приволочь, что ли? Ты же сам явился ко мне, весь такой в шелковой мантии, надушенный как цветок: «Мне нужна кровь этого дракона, просто позарез, для чего, не скажу, традиции зельеваров, большие тайны, но ты просто обязан мне помочь». Помочь тебе — это, между прочим, нарушение устава, который написан двести лет назад, тогда как я, Драко, директор заповедника всего лишь полгода. Ты просто вывел меня из себя своей наглостью, вот я и подумал, что неплохо бы сбить с тебя спесь.
— То есть ты хочешь сказать, что на самом деле ты даже не собирался меня трахать? Ты просто-напросто хотел «сбить с меня спесь», да? Ты, мать твою, заставил меня целых три месяца думать о том, что я могу завершить свой самый главный проект только в том случае, если подставлю тебе свою задницу! Я Малфой, а Малфои всегда только сверху! Даже если речь идет о спасении человечества, они не могут быть снизу, это родовые традиции! Да знаешь ли ты, Уизли, что буквально пять минут назад я был близок к тому, чтобы отправить тебе почтовую сову и согласиться, а ты, оказывается, даже не всерьез это сказал!
— Ты готов согласиться?! — почти радостно воскликнул Чарли.
— Да, я всерьез думал согласиться, позволить тебе себя трахнуть, получить кровь, сварить зелье, а потом заавадиться к чертовой матери!
— Высокомерный ублюдок! — заорал Чарли, вскакивая на ноги. — Значит позволить мне тебя трахнуть для тебя — повод для самоубийства?! Я, по крайней мере, всегда был с тобой честным и ничего от тебя не скрывал: ни своих занятий, ни своих желаний, ты же, Малфой, просто лицемерная, помешанная на своей работе скотина, у которой всегда на уме одни только зелья и страшные тайны!
Малфой тоже вскочил со своего места, и теперь они с Уизли орали друг на друга, не скрываясь, но никто из любопытных волшебников, бросающих сейчас быстрые взгляды в сторону ссорящихся, не мог услышать ни единого слова — действие Заглушающих чар, наложенных Драко, еще продолжалось.
— Если бы тебе на самом деле была нужна эта кровь, Драко, ты смог бы объяснить мне, что за зелье ты варишь! Ты ни хрена мне не доверяешь!
— Как я могу доверять человеку, который ни хрена меня не уважает?!
— Я же признал, что погорячился!
— Да плевать мне на твои признания!
— Ну, хватит! — сказал вдруг Уизли, одним прыжком перемахнул через стол, сгреб растерявшегося от неожиданности Драко в охапку и накрыл его губы своими. Малфой попытался отпихнуть от себя наглого драконолога, но внезапно сдался, обмяк и позволил языку Чарли беспрепятственно хозяйничать у себя во рту. Посетители паба зааплодировали — слышно им, конечно, ничего не было, но любоваться зрелищем Заглушающие чары нисколько не мешали. Драко и Чарли не обращали на происходящее вокруг никакого внимания, все теснее и теснее прижимаясь друг к другу. Наконец Малфой нашел в себе силы оторваться от Уизли.
— Ты бесчувственный чурбан, — заявил он, едва отдышавшись. — Просто бревно, затянутое в драконью кожу. Нет, права Грейнджер, права — у вас, Уизли, эмоциональный диапазон не шире зубочистки.
— Это ты — холодный бессердечный ублюдок, — сказал Чарли, довольно ухмыляясь, — ты не ответил мне ни на одно письмо за три месяца. Я думал, что сойду с ума.
— Я был обижен, — пожал плечами Драко. — И до сих пор, между прочим, обижен. Кстати, если ты переживал, приехал бы пораньше. А если так сильно хочешь быть сверху, мог бы найти другой способ намекнуть мне об этом.
Чарли от всей души расхохотался и сел на лавку, потянув Малфоя за собой.
— Я не учился на Слизерине, Драко, намеки — не моя стихия. Но ты прав, в следующий раз я скажу тебе об этом как-нибудь поизящнее.
— Забудь, — отмахнулся Малфой. — Я тебе сто раз говорил: Малфои всегда только сверху, это родовая традиция, и ее невозможно нарушить, точно так же как и устав твоего заповедника.
— Ну да, ну да, — покивал головой Уизли и с улыбкой заглянул Драко в глаза. — Так же как и традицию зельеваров никому не рассказывать о своих проектах до их успешного завершения?
Драко кивнул и поправил растрепавшиеся волосы. Потом подумал немного и провел рукой по волосам Чарли, хотя его короткая стрижка была в полном порядке.
— И не может быть никаких исключений? — спросил Чарли теперь уже совершенно серьезным тоном.
— Нет, — отрезал Драко и немного отодвинулся от Уизли. — Это плохая примета. Хотя, знаешь, теперь это не имеет никакого значения. Без крови Золотого Шотландца зелье все равно не получится.
— Я тоже так подумал, — Чарли полез во внутренний карман куртки, и сердце Драко пропустило пару ударов, когда Уизли бережным движением достал из кармана замшевый сверток и поставил его на стол.
— Держи, — просто сказал он. — Ровно пинта.
— Это то, о чем я думаю? — срывающимся голосом спросил Малфой.
— Угу, — подтвердил Чарли.
— Ты нарушил свой устав? Ради меня?
— Ну, я все-таки чувствовал себя виноватым и, потом, знаешь, ты так переживал из-за этого зелья, конечно, я понятия не имею, ради чего ты все это делаешь, но, в общем, я полистал устав и нигде не нашел запрета дарить частицы драконьего тела, то есть продавать нельзя, а про безвозмездную передачу нигде не сказано, вот я и подумал…
Малфой не слышал ни слова из того, что говорил ему Уизли. Подрагивающими от нетерпения руками он развернул кусок замшевой ткани, и его взгляду предстал фиал, выточенный из цельного куска горного хрусталя. Фиал до краев был заполнен густой даже на вид темно-рубиновой жидкостью, в которой мерцали золотые искры. Зрелище было поистине волшебным, и некоторое время Драко молча любовался тем, как сверкают и переливаются крохотные золотистые огоньки внутри рубинового хрусталя. Потом он перевел взгляд на Уизли.
— Спасибо, Чарли, — немного смущенно сказал он. — Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал.
— Ну ладно, — сказал вдруг Уизли и поднялся. — Сделал и сделал. Надеюсь, твое загадочное зелье удастся на славу и ты покоришь мир тем, чем ты там хочешь его покорить. И, знаешь что, ты все-таки прости меня, ладно? Я просто был на тебя зол, когда ты стал слишком нагло требовать, чтобы я наплевал на наш устав, потому что мы с тобой любовники и тому подобное. А когда ты намекнул, что можешь мне заплатить за это, я просто взбесился.
Малфой тщательно завернул драгоценный фиал в замшу и, прежде чем ответить Чарли, поймал себя на мысли, что если Уизли все-таки потребует от него платы, он, пожалуй, согласится. В конце концов, он сам нарушил все возможные родовые традиции еще десять лет назад, когда решительно отверг отцовский путь и выбрал свою собственную дорогу. Почему мироздание пошутило с ним так нелепо и на этой дороге свело его с Чарли Уизли, Малфой не имел ни малейшего понятия. Пожалуй, ему стоило быть благодарным хотя бы за то, что это был не Гарри Поттер. Потому что в подобном немыслимом союзе Малфою вряд ли удалось бы целый год удержаться сверху.
Чарли молчал и смотрел на Драко, а Малфой вдруг прекратил вертеть и гладить главную ценность всей своей жизни и посмотрел на Уизли так, словно увидел его впервые. И впервые подумал о том, что они с Чарли так редко видятся — сам он постоянно занят, Чарли всегда в Румынии, — а это неправильно. Еще он подумал, что иногда очень полезно наорать друг на друга — это позволяет выплеснуть накопившиеся эмоции и наслаждаться потом щемящей пустотой внутри. Последняя мысль была о том, как приятно, мантикора вас всех раздери, сознавать, что у него, у Малфоя, все-таки есть желания и мечты, а не только стремления и цели.
— Знаешь, Чарли, — сказал Драко неожиданно для самого себя, — я хочу тебе кое-что рассказать. Семь лет назад, в университетской библиотеке, я нашел одну рукопись…
Драко Малфой говорил и говорил, Чарли Уизли внимательно его слушал, подперев подбородок рукой и время от времени задавая вопросы, а вор и контрабандист Маленький Будда смотрел на них в окно «Дырявого котла». Он улыбнулся своей тихой и мало похожей на человеческую улыбкой, достал из кармана мантии нефритовые четки из ста восьми теплых круглобоких бусин и неслышно отошел от окна. Все так же продолжая улыбаться и перебирая на ходу четки, смуглый сухощавый волшебник свернул в ближайший переулок, где его дожидался спрятанный под чарами невидимости дракон редкого, исчезающего вида Золотой Шотландец — пятый из ныне существующих в мире…
___________________________
(1) Вереск — символ одиночества и надежды. Тис — символизирует скорбь и смерть, а в кельтской мифологии — бессмертие
29.04.2011
752 Прочтений • [Пинта драконьей крови ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]