Преступники

— Эй, парень… эй, очнись!

Кто-то бьет меня по щекам.

— Да ты тут помирать что ли собрался, чертов…

Тихий голос вдруг прерывается, словно говорившего заставили заткнуться каким-нибудь крепким заклинанием. Я разлепляю глаза. От человека в полумраке видно только силуэт, да и тот какой-то неясный.

А что, собственно, он здесь делает?

— Отвяжись, — бормочу я. Отмахиваюсь от назойливого видения. Вдруг, как искра в сознании: «Черт! Меня никто не должен видеть».

Как меня только угораздило вырубиться прямо на улице? Впрочем, почему на улице? Вполне безлюдный тупик. Помню: полчаса кружил по кварталу в собачьем обличье, чтобы где-то прилечь. Нашел. Прилег. Что дальше — не помню.

Оно и понятно. Три дня бегом с короткими остановками. Из провианта — полбулки хлеба с сосиской и две крысы. В общем, не удивительно, что не в форме, и это еще мягко сказано.

Разгибаюсь, сажусь. Рядом копошится кто-то, в темноте да еще после сна не разобрать.

Открываю рот, чтобы спросить…

— Тише ты…

Вот те на! Только что сам будил меня, а теперь «тише».

— А вы, собственно, кто такой? — голос у меня, как у старого алкоголика, сиплый.

— Да помолчи ты, — шепот нервный и при этом гневный. Странное сочетание.

Человек прислушивается, я тоже. Не знаю, что там ему показалось, на мой взгляд, все, как обычно. Люди шумят, машины гудят, сирена воет — это же маггловский Лондон. Здесь всегда так.

Вдруг слышу шаги. Не иначе как сюда направляются. Плохо! Мне в человеческом виде лучше никому на глаза не показываться. А тут еще этот маггл. Превратиться при нем — никак, заорет еще. В голову приходит только одно решение. Он на меня не смотрит, я уже заношу руку: убить не убью, а оглушить сумею. А потом — в пса и бегом.

— Только шевельнись, пристрелю!

Вот это реакция. Я даже восхитился на мгновение. Теперь он лицом ко мне, а в грудь упирается… да-да, самый настоящий маггловский пистолет. Шаги уже ближе. Слышно, как кто-то пыхтит и ругается. Резкий луч света прямо в нашу сторону. Он выхватывает из темноты каменную стену напротив. Скользит и скользит, неумолимо приближаясь к нашему убежищу. За секунду до того, как нас обнаружат, человек с силой толкает меня за какие-то баки. Мы вместе вжимаемся в стену, и я чувствую, как он задерживает дыхание. Я, впрочем, тоже.

«А оружие не убирает», — думаю я, пытаясь разглядеть его лицо.

Шум, грохот, мяв!

— А, черт! Проклятые кошки, — луч фонарика дергается. — Эй, Мэтт, тут, похоже, никого.

— Так возвращайся, мать твою! Куда она делась, чертова девка?

— Может, на Паттингтон-сквер свернула… Оттуда можно выйти на…

Голоса удаляются. Я слышу, как мой товарищ по убежищу с шумом выдыхает. Еще минуты две-три мы оба напряженно вслушиваемся, наконец, голоса и шаги стихли. Человек поднимается.

— Слушай, ты меня не видел! Ясно? — в полумраке опять виден только силуэт, засовывающий пистолет за пояс.

— Ты меня тоже, — отвечаю я. Приятно встретить такое единодушие во взглядах на действительность.

Мне кажется или я услышал смешок? Человек быстрой, но при этом какой-то крадущейся походкой скользит к выходу из тупика. Исчез. Ну, и скатертью дорога!

Когда смотришь на мир глазами собаки, он выглядит иначе. Он полон разными запахами, звуками. Но красок меньше. Мир словно выцветает, становится похожим на старый снимок, да еще снятый каким-то дилетантом, которому было невдомек выставить фокус на фотоаппарате. Такое впечатление, что видишь только узкую полосу под самым носом, а остальное — как в тумане. Конечно, спасают обоняние и слух, но тому, кто привык видеть, в собачьем мире жить трудновато.

— Вот тварь!

— Держи ее! Осторожно, у нее пушка.

Двое здоровых мужиков в униформе — такую носят маггловские полицейские — пытаются задержать отчаянно отбивающуюся девчонку. То, что это женщина, понятно только по их разговору. По мне так эта туманная, тощая фигурка сошла бы за мальчишку-подростка. Неудивительно, что двое амбалов справились быстро. Она уже на земле, лицом вниз, рука с оружием резко вывернута за спину. Запах от нее знакомый. Да это же мой знакомец из тупика! Ах, вот оно что. Ну, что ж, услуга за услугу, девочка.

— Пошел прочь, мерзкое животное! — не знал, что голос может так меняться. Хотя, если бы меня кто-нибудь укусил за задницу, еще неизвестно, как бы орал я. Уворачиваюсь от резиновой палки, готовой обрушиться мне на спину. Прыжок назад, потом вправо. И второй выпад. На этот раз: оскалить зубы и рычать.

— Ах ты, сука, отвали от меня! — вопит второй, предусмотрительно пятясь назад.

«Я не сука, я кобель», — почему-то становится весело.

Девчонка тем временем уже на ногах. Быстро наклоняется, хватает с земли пистолет и бежит во весь дух. Я бросаюсь за ней.

Мне кажется, что мы бежим уже час. Хотя это, конечно, не так. Направо, еще раз направо. Застыть. Потом одним прыжком преодолеть освещенное пространство. И опять: прямо, направо, еще и еще. Потом вверх по лестнице. Помещение явно заброшенное, перила кое-где отсутствуют, ступени скрипят. Зачем я только бегу за ней?

Она явно знает этот квартал лучше меня. Девчонка замедляет шаг, ступает тихо. Оглядывается на меня и прикладывает палец к губам.

— Тссс! Спасибо, песик, — шепчет знакомый голос. А к животным она явно добрее!

Мы выбираемся на чердак. Что дальше? Не-е-е! На крышу я не полезу. Разворачиваюсь, чтобы уйти. Вдруг слышу скрежет и звук скользящего тела.

Мигом к окну!

«Вот дура, ну, на кой черт ее на крышу понесло?»

Девчонка висит, цепляясь кончиками пальцев за слуховое окно. Дальше ничто ее не задержит, падать придется футов с тридцати. Может, и не насмерть, но…

Решение приходит мгновенно. Когда вместо псиной морды в окне появляется человеческое лицо — впрочем, неизвестно, что из них выглядит лучше — от неожиданности девчонка разжимает пальцы. Но я успел!

— Как вам только в голову взбрело сюда лезть? — говорю я, втаскивая ее обратно в окно.

— Там можно на соседнюю улицу выбраться, так они меня наверняка потеряют, — машинально отвечает она, глядя на меня в упор.

— И кто же вы такая, если за вами такая погоня?

— Преступница, — усмехается, а потом спрашивает: — Вы как здесь оказались? Бежали за мной? И где пес?

Я молчу. В принципе, можно развернуться и уйти, не отвечая на назойливые вопросы, но возникшая между двумя преступными личностями солидарность обязывает…

— Пес это я.

Превращаюсь. Так и есть: стоит столбом, по-моему, сейчас будет обморок. Превращаюсь обратно, готовлюсь ловить тело.

— Офигеть! То-то я думаю, почему от тебя так псиной пахнет.

Так я не смеялся, с тех пор как меня посадили в Азкабан. Наверно, это была реакция. Не каждый день на тебя наставляют пистолет, потом ты кусаешь за зад представителя закона, а в довершение петляешь по улицам и спасаешь безумных девиц от падения с крыши.

— Вас, как я вижу, это совсем не удивляет?

Она качает головой и трет виски. Садится на пол.

— Еще три часа назад я была добропорядочной британкой, женой и хозяйкой дома. А теперь я вдова и мужеубийца да еще и в бегах… А главное, я не имею ни малейшего понятия, как это все, мать твою, случилось. Теперь, знаете ли, готова поверить даже в инопланетян, если они мне объяснят, что происходит!

— Ну, я-то вам вряд ли что-то объясню.

— Вы сам-то кто?

— Преступник, как и вы.

— Это утешает.

— Утешает? Кого?

— Меня. Что вы не сдадите первому же копу.

Роется в кармане короткой куртки, достает сигареты, спички и закуривает. На секунду задумывается, предлагает мне. Я качаю головой.

— Не курю.

— А, ну да… Это человеческая привычка. А вы же оборотень.

— Я не оборотень, — поражает полное отсутствие удивления, хотя, наверно, это шок. Не может же человек удивляться все время.

— А кто?

— Человек…не совсем обычный.

— Это многое объясняет, — скептический тон. Значит, успокоилась. — Для человека, который полчаса назад был без сознания, вы весьма бодро бегаете.

— Я не был без сознания. Я спал.

— Место для сна ты выбрал не очень подходящее, — тушит сигарету и встает. — Надо сматываться, через… — взгляд на наручные часы, — …двадцать минут оцепят весь район. Будет не выбраться. Ты со мной? Или здесь поспишь?

Еще часа полтора мы петляли по городу. Надо сказать, что если бы не моя спутница, я бы давно остановился. Она резко сворачивала, ныряла в какие-то скверы, перепрыгивала через невысокие заборы, безошибочно находя слабо освещенные и безлюдные улицы. Где-то в районе доков она сбавила темп.

— Уже недалеко.

И начала спускаться к реке.

Ночевали мы в заброшенной водной посудине с облупившейся краской на бортах и выбитым стеклом. Лежать было неудобно, на полу то тут, то там валялся разный хлам, едва различимый в полумраке. Но усталость сделала свое дело.

— Эй, — донеслось до меня сквозь наползавший сон, — как тебя зовут-то, человек-пес?

— Блэк.

Короткий смешок.

— Тебе подходит. Спокойной ночи, Блэк.

Уже почти уснув, я подумал, что свое-то имя она не назвала. Ну и ладно.

Проснулся я резко, как от толчка. Было светло и зябко. Ночью снилось что-то гадкое, но воспоминания стерлись, осталось только мерзкое чувство холода и опасности. Хотя после двенадцати лет наедине с дементорами… чему тут удивляться?

Вчерашние события напомнили о себе при одном взгляде на спавшую рядом женщину. Она лежала в скорченном положении, засунув ладони под куртку, и мерно дышала. Сейчас я, наконец, смог ее рассмотреть.

Своими габаритами девица действительно напоминала подростка. Худая, жилистая, безо всяких признаков того, что называют женскими прелестями. Прическа «под мальчишку», хотя, на моей памяти, так коротко не стриглись даже мои приятели. Хотя, может быть, у магглов это принято? С цветом волос тоже беда: белые до такой степени, что их естественность вызывала сомнение. Лицо было под стать телу: узкое, с мелкими чертами. Нос уточкой, большой рот с тонкими губами. Словом, неприметное такое лицо.

Одета она в отличие от меня была по погоде: джинсы, кроссовки, а главное, куртка — были добротные, хотя после вчерашней беготни и грязные. Понятно, почему она до сих пор не проснулась от холода.

Я даже немного вздрогнул, когда девица резко, без предупреждения, вскочила. В глазах — темных, как два пятна на бледном лице — отразилась целая гамма чувств, от ужаса до готовности убить. Потом плечи опустились. Она села.

— Черт! Я надеялась, что мне все это приснилось. Ты как?

Вчера она то и дело путалась: «ты», «вы». Теперь, похоже, окончательно решила, что наше преступное союзничество и совместная ночевка сблизили нас до «ты». Ну я, в общем, не против.

— Замерз. А ты?

— В норме. Есть хочется… Хотя что я говорю? Какое уж там — «в норме».

Помолчали. Есть, кстати, действительно хотелось зверски. Я стал думать, не пойти ли поискать крыс, здесь их, вестимо, пруд пруди. Потом вспомнил: это ж Лондон. Можно и чем-нибудь более приличным поживиться.

— Пошли, — словно прочтя мои мысли, сказала девица и поднялась, — я знаю одно место. Тут недалеко. Там разный сброд милосердные люди подкармливают. Может, поживимся чем-нибудь.

Я тоже поднялся.

— Для добропорядочной британки ты неплохо осведомлена.

В ответ она хмыкнула.

— Я полицейский, хотя сейчас уже, наверное, бывший. Идем, Блэк. Я со вчерашнего утра ничего не ела. А на тебя без жалости вообще смотреть нельзя.

— Как тебя зовут, благодетельница?

— Хиддинг, — подумала и добавила: — Сара.

Затем она внимательно посмотрела на меня, прищурилась.

— Лицо мне твое почему-то знакомо, Блэк… Да ладно. Пошли. Там разберемся.

Я превратился. Она только слегка приподняла брови, буркнула: «Не приснилось!» — и зашагала вперед. Когда мы проходили мимо мусорных баков, Хиддинг вдруг без предупреждения метнулась к ним и начала копаться. Мне даже показалось, с интересом. Выволокла оттуда нечто, встряхнула.

— Сойдет.

Когда она облачилась поверх куртки в некое подобие стеганого халата и вязаную шапочку, то стала похожа на одну безумную старую ведьму, которую я знал еще до тюрьмы. Был бы человеком — расхохотался. Хиддинг пронзительно свистнула. Это надо понимать: меня зовет. Надо завилять хвостом и радостно залаять?

* * *

Господь милосердный придумал благотворительность. Все-таки в мире магглов есть такие вещи, до которых нам — волшебникам — еще расти и расти. В бесплатной столовой для лондонского отребья мы с Хиддинг смотрелись, как свои. А горячая бурда, которую там подавали под именем супа, показалась мне просто пищей богов. Сара к тому же умудрилась выпросить две лишние булки. «Собачке, она ведь тоже голодная».

С этой нашей добычей мы вернулись на место ночевки и теперь жевали, не глядя друг на друга.

Я решил первым нарушить молчание.

— Что теперь будешь делать?

— Не знаю, — она повернулась и пристально посмотрела на меня. — А черт! Вспомнила…

— Что?! — эта манера вести диалог меня с ума сведет.

— Вспомнила, откуда мне физиономия твоя знакома. Нам в отделение три дня назад пришла ориентировка… Ты там, правда, помоложе и не такой заросший. Точно. Ты ведь Сириус Блэк? Убийца, рецидивист. Сбежал из какой-то секретной тюрьмы.

— И сейчас я тебя убью, чтобы не проболталась, — вяло ответил я.

Значит, наше доблестное Министерство решило прижать меня по всем статьям. Даже магглов оповестило. Ну, Бродяга, ты и влип.

— Не убьешь. Нечем. Я тебя ночью обыскала. Прости — привычка.

— Странная ты, Сара Хиддинг.

— Почему? — проговорила она с набитым ртом.

— Ну, начнем с того, что тебя совсем не удивляют мои превращения…

— Удивляют. Просто не люблю торопить события. Ты мне все расскажешь, так?

— А если нет?

— Значит, я не узнаю, откуда берутся люди-псы. Жаль, конечно, но что ж поделаешь…

Я рассмеялся.

— А тебе интересно?

— Слушай, Блэк. Я по натуре — фаталист. Если мы вчера с тобой столкнулись, то это, видать, неспроста. Давай так: ты мне расскажешь, я тебе расскажу. Может, сумеем чем-нибудь помочь друг другу. Идет?

Я кивнул.

— Ты первая.

Должно быть, ей это и вправду было нужно. По себе убедился, что вести диалоги с самим собой в конце концов надоедает. Я, конечно, не исповедник, но с другой стороны — преступник преступника понимает, как никто. Хиддинг, видимо, была аналогичного мнения.

— Ну, я жила себе, жила. Служила в полиции, инспектором. Ловила таких, как ты. А потом в один прекрасный день вернулась домой, а там два трупа. Муженька моего и его пассии. Очередной. А на полу возле кроватки нашей супружеской — пушка. Моя табельная. Я ничего еще понять не успела, а тут мои коллеги уже в дверь стучат. Соседи, мол, выстрелы слышали. Вызвали полицию. Они меня скрутили — и в отделение, на допрос. Да не допрос, а пародия одна. Я ведь сама знаю, как это делается. А тут уже, похоже, все было решено. Короче, подставили меня, Блэк, и по-крупному. И я, мать твою, даже догадываюсь, кто.

— Как же ты выбралась? — спросил я, чувствуя, что ее история просто до боли напоминает мою собственную.

— Улучила момент, вырубила охранника. Там у них такой бубль-гум, разгильдяи они. Один ушел, даже дверь не запер. Оставил какого-то желторотика-курсанта, я у него даже оружие смогла выхватить. Ну, и сбежала. Дальше ты знаешь.

Она замолчала, выжидающе глядя на меня. Наверно, ждала одобрения. Или осуждения. Черт ее разберет. Понимая, что нужно как-то высказаться, я протянул:

— Да, печально. Ну, и у меня все примерно так же…

— Э-э-э нет, Блэк. Уговор дороже денег. Рассказывай.

Я вдруг растерялся. А что рассказывать? От Мерлина что ли начинать? Я и в ее-то рассказе понял не все. Когда-то, конечно, интересовался магглами, но не до такой степени. А уж она-то про волшебников и вовсе ничего не знает. Эх, была не была.

— В общем, так. Ты уже поняла, что я не из вас.

— Не из людей?

— Нет, не из магглов, ну, то есть неволшебников…

— А ты, значит, колдун. Черный пречерный маг Сириус Блэк ест детишек на обед…

— Чаще крыс. И то в собачьем виде, — улыбнулся я. — Маг — да, но не черный.

— А жаль. «Блэк» так подходит…

— Не ерничай.

— Ладно. Если бы своими глазами не видела, как ты стал собакой, в жизни бы не поверила. Интересно только, как тебя — всего такого из себя волшебника — удалось закрыть, ну… то есть в тюрьму засадить.

— Так ведь меня маги и засадили.

— Вас что, много?

— Немало.

Хиддинг присвистнула, но промолчала. Дальше пошло как-то просто. Я рассказывал, она кивала, иногда вставляла крепкое словцо, должно быть, от избытка удивления, но переспрашивать не пыталась. Хотя в том, что мои злоключения имели сходство с ее собственными, была определенная польза: под конец рассказа я уловил в темных глазах если не сочувствие, то понимание. Приятно, когда тебе верят, пусть это даже всего лишь маггл.

— Так, говоришь, суда не было?

Бывшая инспекторша, похоже, предпочитала знакомую «криминальную» тему непонятным рассказам про магов, дементоров и приключения анимагов. Я кивнул.

— Да уж, ваше колдовское правосудие явно умерло где-то веке в шестнадцатом. Черт! Мы же в Британии. Здесь народ из-за каждой помятой клумбы норовит судиться. А тут убийство, причем массовое.

«Жаль, тебя рядом не было», — я вдруг ужасно на нее разозлился. Хорошо умничать позавчерашним днем. Ты вот мне скажи, что дальше делать. А то я, кажется, уже совсем запутался. Она, видно, смекнула, что наступила на любимую мозоль «черного-пречерного мага» и, похлопав меня по руке, добавила:

— Ладно, не злись. Что теперь-то делать будешь?

Я опять замолчал. Вообще-то, план у меня имелся. Когда я был еще в Азкабане, мысль о его исполнении помогла мне выжить, а потом сбежать. Но теперь, на свободе, я начал понимать, что он не такой уж и безупречный. Как попасть в Хогвартс, если тебя повсюду ищут? Наверняка Министерство уже обложило школу. Из-за Гарри, конечно. Небось думают, что Сириус Блэк и сбежал-то, чтобы парня прикончить. Не доделал свое черное дело! Палочки у меня нет. Сил после побега осталось немного. В собачьем обличье, конечно, легче, но и так я долго не протяну. Помощи тоже ждать неоткуда…

— Послушай, — Хиддинг пододвинулась ко мне ближе, — если ты хочешь, чтобы с тебя сняли обвинения, нужно найти доказательства, что убийца не ты… Отыскать человека. Я по твоему рассказу поняла, что он таки жив.

— Это пока он со мной не встретился. Я его точно убью.

— И тогда точно отправишься обратно в тюрьму.

— Зато избавлю мир от мерзкой крысы.

Она только махнула рукой. Я и сам понимал, что говорю ерунду. Но одна мысль о Петтигрю делала меня невменяемым. Признаюсь, в мечтах я не раз представлял, как убиваю дрянь голыми руками.

— И как ты намерен это сделать? Ты в бегах. Допустим, до поры до времени ты можешь скрываться, но если я правильно поняла: твои дружки-маги тебя могут узнать, даже когда ты пес.

— Об этом никто не знает, кроме двух человек. Я не регистрировался, как анимаг.

Последнюю фразу я сказал скорее по привычке. Но Хиддинг суть ухватила довольно точно. Вероятно, сказывался опыт полицейского инспектора.

— Что-то вроде вождения без прав? — я кивнул. — Это преступление для вас… волшебников?

— По сути — да. Не такое серьезное, как убийство, но… Пока об этом не узнают, это скорее преимущество.

— Блэк, «что знают двое, то знает свинья». Ты сказал: кто-то в курсе, что ты можешь превращаться, и в кого именно — тоже. Людям, то есть, как ты нас называешь, магглам, это будет трудно объяснить, но ваши-то законники наверняка получат ориентировку и, том числе, на черного пса.

Меня такой очевидный, в общем-то, вывод просто оглушил. Как я не подумал об этом? А ведь Хиддинг права: Петтигрю, конечно, не сможет сказать, иначе ему придется и себя выдать тоже, но вот Ремус… Наш тихоня-оборотень может проболтаться из самых лучших побуждений. Он ведь наверняка считает меня предателем Лили и Джеймса, а еще и убийцей крысы. Вид у меня был, вероятно, растерянный, потому что Хиддинг сочувственно уставилась на меня.

— Могу помочь тебе. У меня остались связи, так… парочка личностей. Они мне кое-чем обязаны. Думаю, сделать фальшивые документы не составит труда.

— На кой черт они нужны-то… документы?

Она посмотрела на меня, как на придурка.

— Блэк, ты собираешься искать этого своего дружка или нет?

— Там, где «этот мой дружок» ошивается, документы не помогут.

— Э-э-э Блэк, ты наивный, как девственница. Где бы он ни был, до туда еще добраться нужно. А тебе шагу ступить не дадут. Скоро каждый коп в этой стране будет знать твою рожу, как Санта-Клауса. А твои волшебники, я уверена, осведомлены еще лучше. Так что вместо поисков ты будешь вынужден прятаться по углам, а это вряд ли ускорит дело.

Ее безапелляционный тон донельзя меня разозлил. Хоть я и понимал, что Хиддинг права и опыта в таких делах, как поиск преступников, у нее на порядок больше моего, но мысль о том, что какая-то маггла нахально дает мне советы, выводил меня из себя. Впрочем, ангельским терпением Блэки никогда не отличались.

— Позаботься лучше о себе, Хиддинг. Ты ведь тоже не на пикнике.

— Спасибо, что напомнил.

Тоже разозлилась. Насупилась, сразу став похожей на нахохлившегося воробья. Даже стало немного стыдно. Неужели матушка Блэк так прочно вбила мне в голову мысль о превосходстве волшебников, что я априори считаю любого маггла ничтожеством?

Да и мы с Джеймсом любили шуточки над магглами, нам казалось забавным их провоцировать, а потом демонстративно исчезать, оставив простофиль с носом. Может, настало время переоценить это отношение, а не упиваться собственным величием?

Я пододвинулся к Хиддинг.

— Извини. Ты ведь хотела помочь.

— И до сих пор хочу.

— Почему?

— Преступная солидарность. Устраивает тебя такой ответ? — я усмехнулся, она вроде тоже оттаяла.

— Удивительно, у тебя даже смех на лай похож…

Я сразу вспомнил Джеймса: тот мне говорил то же самое. И не раз. Пожалуй, эта девица вообще чем-то неуловимо напоминает мне Поттера. Сколько, интересно, ей лет?

— Тридцать.

Оказывается, я спросил это вслух. Надо же, не заметил.

— Выглядишь моложе.

Хиддинг задумчиво молчала, глядя прямо перед собой, вероятно, обдумывала дальнейшие планы. Когда она, наконец, заговорила, я понял, что не ошибся.

— Вот что, Блэк. Ты сиди здесь и не высовывайся, а мне надо кое с кем повидаться.

— Не выйдет, Хиддинг. Я с тобой.

— Это еще зачем?

— Вдруг придется кого-нибудь укусить за… ну, ты поняла. Или с крыши снимать. Кроме того, откуда я знаю, что у тебя вдруг не проснется твоя полицейская совесть и ты не решишь таки сдать меня в лапы правосудия.

— Ага, и себя тоже. Моя полицейская совесть в нокауте, забита злобным эгоизмом и чувством самосохранения. Оно у меня настоящий чемпион.

— Я пошутил. Но с тобой все равно пойду. И не возражай. Я за двенадцать лет насиделся в четырех стенах, знаешь ли.

— Жажда приключений, Блэк?

— Думай, как хочешь.

Она неожиданно смягчилась. Пробурчала что-то по поводу «чертовых авантюристов» и выбралась из катера.

Место, где мы оказались, до боли напомнило мне «Дырявый котел», даже человек за стойкой, с которым моя добровольная помощница сейчас таинственно перешептывалась, имел какое-то неуловимое сходство с хозяином Томом. В баре было темно, пахло рыбой и какой-то гадостью, определения которой я не мог подобрать. Я подошел к Хиддинг и сел на пол.

— Твой? — бармен кивнул в мою сторону.

— Нет. Но ночевали мы вместе.

Она потрепала меня по голове. Артистка.

Судя по вороватому взгляду хозяина — то, что он хозяин, я понял по разговору — и многозначительным паузам в речи Хиддинг, эти двое действительно были знакомы не понаслышке. Готов был поспорить на что угодно: проходимец мою новую знакомую побаивался. Видно, методы у Хиддинг в ее бытность на полицейской службе были не самые гуманные. И еще я сделал вывод, что мой прежний багаж знаний о магглах, почерпнутый из школьного курса и наших с Джеймсом юношеских вылазок, весьма сильно расходился с действительностью. Разговор между Хиддинг и барменом был понятен мне едва ли наполовину. И не только из-за своеобразных лексических оборотов, на которые не скупился хозяин — и, кстати, прекрасно понимала его собеседница — но и из-за того, что собственно предмет разговора просто не назывался. «Это», «та вещь», «ну, ты сам понимаешь» ни о чем лично мне не говорили. Финал беседы меня и вовсе потряс. Хиддинг заявила, что если хозяин подсунет ей «лимон», то «большой сыр» обо всем узнает. Словом, я от души повеселился. Образ добропорядочной британки рушился на глазах.

Потом мы опять петляли по городу. Хиддинг старательно избегала оживленных мест. Видимо, она хорошо знала свое дело, поскольку за все время мы не встретили ни одного человека в полицейской униформе. Потом она звонила. Разговаривала тихо, о чем шла речь, я не слышал. Вероятно, она о чем-то договорилась, потому что, выйдя из будки, присела на корточки и прошептала: «Мне нужно еще в одно место, но, может, тебе не стоит ходить со мной». Я помотал головой, мол, не согласен. Она только тяжело вздохнула. Что, уже жалеешь, что связалась с беглым преступником?

На вид дом, к которому мы подошли с задворков, был образцом респектабельности в маггловском понимании этого слова. Чистенький, ухоженный, со стриженным газоном. Прямо слезы умиления! Хиддинг перелезла через невысокую живую изгородь и громко свистнула. Через полминуты в окне верхнего этажа показалось лицо, а еще через минуту к нам, обойдя дом, подошел невысокий полноватый мужчина примерно моих лет.

— Сара, ты сумасшедшая, — недовольно начал он. — Тебя ищут, уже по местным новостям твое фото…

— Я знаю, Брайан, что в полном дерь… — осеклась она, видя, как мужик поморщился. — В общем, я прошу тебя помочь мне.

— А ты не хочешь пойти с повинной?

— В чем? В убийстве, которого не совершала? Это же чистой воды подстава, неужели не понятно.

Этот самый Брайан вздохнул, по-моему, с облегчением.

— Я знал, что ты не стала бы убивать Джо… Сара, все наши в трансе. Босс вообще в предынфарктном состоянии.

— Конечно, такое пятно на репутации отдела.

— И ты еще шутишь.

— А что мне остается: биться в истерике?

— А ты умеешь? — Брайан, похоже, оправился от первоначального шока и решил уже, наконец, перейти к делу.

Я почти не прислушивался к их разговору, хотя он был не в пример понятнее, чем предыдущий. Одно могу сказать: Хиддинг умела быть убедительной. По крайней мере, Брайана она озадачила по полной программе, а под конец еще и выпросила у него денег: «Не подбросишь немного наличности, а то моя кредитка… сам понимаешь. Потом верну. С процентами», — лицо у нее в этот момент было такое… Я бы и сам, наверно, карманы вывернул, если бы в них было хоть что-то. Не девица, а хамелеон!

Когда мы, наконец, вернулись в наше убежище, я готов был упасть и уснуть в ту же секунду.

— А я тебе говорила: нечего за мной таскаться, — ядовито заявила Хиддинг, наблюдая за мной. Я сидел, прислонившись к стене и закрыв глаза.

Сама она тоже, кстати, выглядела неважно. Стащила с плеч нелепое одеяние и, расстелив его на полу, уселась и принялась растирать ноги.

— На, поешь, — сказала она через какое-то время и протянула мне пакет с купленной на брайановы деньги едой из забегаловки.

Сама Хиддинг вытянулась на своем лежбище и, прикрыв глаза, помассировала виски.

— Слушай, а как ты собираешься искать этого своего Петти… как-его-там? — спросила она через несколько минут. — Ведь он же может быть где угодно.

— Я знаю, где он. Вопрос в другом: как мне до него добраться?

— Вот те на… Тебе что, в твоей тюрьме нашептали? Выходит, не ты один знаешь, что он жив?

Я задумался над ответом.

— Нет, кроме меня никто не знает. К сожалению. А где он, я догадался, но мне помогли… если так можно выразиться.

— Интересно, где может быть такое место, куда трудно пробраться даже собаке?

— Поверь, таких мест предостаточно. Это трудно объяснить.

— А ты попробуй, — еда и относительно безопасное убежище, похоже, настроили мою деятельную визави на лирический лад. Она перекатилась на бок и, подперев рукой голову, смотрела на меня с любопытством. Рассказать? Вообще-то я уже нарушил столько всего, что пренебречь статутом секретности казалось сущей ерундой.

И я начал. По мере того, как я погружался в воспоминания, мне становилось легче. Словно я много лет носил на себе неподъемный мешок камней, а теперь один за другим сбрасывал их, постепенно распрямляя спину. Хиддинг не перебивала, хотя, я уверен, многое было ей непонятно. Все-таки внимательный слушатель это настоящее сокровище. Такого встречаешь редко.

Когда в рассказе возникла пауза, женщина встала, закурила сигарету и задумчиво посмотрела на меня.

— Тебе ведь не этот крысеныш нужен, верно, Блэк? — тихо произнесла она. — Ты хочешь увидеть мальчика.

Я закрыл глаза. Мерлин возьми этих проницательных женщин! Это правда. То есть, конечно, разделаться с Петтигрю было тем толчком, который помог мне найти силы бороться и бежать. Но чем дальше я был от Азкабана, тем острее во мне было желание, наконец, встретиться с Гарри. В этом мальчике сосредоточилась вся моя надежда вернуться к нормальной жизни, к тому, что я потерял со смертью Джеймса и Лили. Я, конечно, понимал, что он имеет все основания ненавидеть меня. Но, Боже, как же я надеялся встретиться с ним и иметь возможность все рассказать и убедить его доверять мне. Наверно, это и в правду моя самая главная цель!

— Блэк, — я почувствовал запах табака совсем рядом. Хиддинг сидела возле меня на корточках, в руке дымилась недокуренная сигарета, — будь осторожен. Слишком сильные желания лишают хладнокровия. А оно тебе понадобится.

Я долго не мог заснуть. Собственный рассказ пробудил волну воспоминаний о веселых деньках юности, когда все мы четверо еще были вместе. Джеймс и Лили еще кусались, но уже с интересом поглядывали друг на друга. Мы с Поттером куролесили. Признаю: я был идиотом, но — черт возьми — счастливым идиотом. А Рем и Питер еще были с нами… Хотя Петтигрю уже тогда, наверно, переметнулся с этим тварям. Злоба захлестнула меня с новой силой, не давая забыться сном, несмотря на усталость. Я скосил глаза на Хиддинг. Она лежала спиной ко мне, скрючившись так, что было видно только куртку и подошвы кроссовок. Интересно, спит или нет?

— Эй, Хиддинг, — осторожно позвал я, в ответ послышалось невнятное мычание, — тебе приходилось убивать?

Раздался вздох, она пошевелилась и ответила неожиданно ясным голосом, значит, тоже не спала.

— Приходилось.

— И как?

— Хуёво. А ты хочешь попробовать? Вроде как не зря срок отмотал, а Блэк?

— Знаешь, я ведь в аврорате был. Это вроде вашей полиции. Но вот убивать никого не довелось. Ранить, обездвижить, даже проклясть…

— Ну, что ты за человек! — Сара перевернулась на другой бок и недовольно посмотрела на меня. — Что за радость ковыряться в старой ране? Я вот не страдаю мазохизмом…

— К тебе, Хиддинг, по ночам твои покойники не являются?

— Моим покойникам в гробу самое место, — резко ответила она, — была бы возможность, я бы каждого из этих мудаков по три раза убила.

Мне вспомнился Грюм. Это были его слова, с поправкой на маггла, конечно. Странно слышать такое от молодой женщины, едва выросшей из девчонок. Что же за жизнь у этих магглов?

— Хиддинг, — снова позвал я, немного помолчав.

— Ну, что еще? — голос настороженный и нервный. Ох, не по нутру ей этот разговор. Кто там говорил об откровенности?

— А что такое «лимон» и «большой сыр»?

Она скорее взвизгнула, чем рассмеялась. Явно ожидала какого-то другого вопроса.

— Бобби… ну, тот хрен из бара… придурок, воображает себя янки. Нахватался словечек из второсортных американских кино-помоев. «Лимон» значит фуфло, а «большой сыр» — это такой человек, которого следует уважать и бояться. Босс, одним словом.

— Вы с ним неплохо понимали друг друга, — не удержался я, чтобы не поддеть ее.

— Если козел может быть нам полезен, — Сара зевнула и снова повернулась спиной, — почему бы не подыграть ему?

— А…

— Всё. Ты — как хочешь, а я сплю.

Надо полагать, разговор окончен. Я стал размышлять, о том, какие у меня шансы на успех и стоит ли воспользоваться помощью этой грубоватой девицы. Она, похоже, знает свое дело, у нее есть весьма неожиданные связи, кто знает, чем это обернется. Посвящать ее в детали своего плана я не собирался, да только вот сам план трещал по швам. Черт! Думая о конечной цели, я совсем упустил из виду, что вполне могу до нее и не добраться… Не худо бы волшебной палочкой обзавестись. Да только как это сделать? Что если Хиддинг права, и на меня идет охота не только в человеческом облике? Если Рем сказал им о моем умении, то уже весь аврорат в курсе… Чертова девица, надо же было заронить мне в голову крупицу сомнения. Она теперь растет с устрашающей быстротой и скоро того и гляди превратиться в страх и манию преследования. Ба! Сириус, да ты струсил. Или это твое слизеринское нутро подняло голову? Практичность душит твою одержимую храбрость? Под эти невеселые мысли, я, наконец, забылся беспокойным сном.

На утро Хиддинг бесцеремонно разбудила меня, гаркнув в самое ухо: «Подъем, Блэк». Пока я ошалело озирался и пытался прийти в себя, она сидела, пристально глядя на меня, и постукивала ногой от нетерпения.

— Мне нужна твоя помощь.

Я поглядел на Хиддинг, а потом перевел взгляд на окно, в котором виднелось хмурое небо. По-моему еще не вполне рассвело.

— Сколько времени?

— Пол пятого.

— Какого дементора…

— А такого. Мне нужно попасть в дом. Сейчас самое оно.

* * *

«Она сошла с ума», — думал я, поглядывая из кустов на патрульную машину, одиноко стоящую напротив искомого дома. Уже было совсем светло, на улице не было ни души и любое движение вокруг дома неизбежно привлекло бы внимание. Я собачьими глазами пристально взглянул на скорчившуюся рядом женщину и увидел, как уголок ее тонкого рта ползет вверх в уже знакомой усмешке.

— Я знаю это время, — зашептала она мне в самое ухо (сидя Хиддинг и я были практически одних габаритов). — Одна смена заканчивается, вот-вот придет другая. Неудержимо клонит в сон, внимание ослаблено, глаза слипаются. Чертовски хочется домой, и ты начинаешь невольно высматривать: ну, где же эта чертова смена. Потом одному приходит в голову идея. Кофе! Вот что поможет. И мы нарушаем инструкцию: это ведь простительно тому, кто всю ночь просидел «в засаде»…

Действительно, дверь автомобиля открывается и полноватый лысый парень со вздохом вылезает на мостовую. У него помятая физиономия и красные от недосыпа глаза.

— Ладно, Джорджи… я мигом. Тебе принести… — говорит он, почесывая затылок, ему что-то отвечают из машины, — ага… и пончиков принесу. О-кей.

Парень, позевывая, удаляется, исчезает за углом.

А мне в ухо по-прежнему шепчет вкрадчивый голос:

— А ты в это время прикрываешь глаза. «Ничего ведь не случится, если я немного вздремну, верно? Пока никто не видит». А в это время из кустов выходит пес, — она гладит меня по голове, будто я настоящая собака. — Он просто вышел прогуляться. Мало ли какое у пса дело? Но псу что-то не нравится. Он заходится лаем. Действительно, кто знает, что у этих тварей на уме? И что ты делаешь тогда? Пра-а-а-вильно. Ты желаешь, чтобы пес заткнулся и убрался… и прямо говоришь, нет — кричишь, ему об этом. Но пес ведь не понимает человеческую речь и продолжает лаять громче и громче. И тогда… тогда ты просто не замечаешь ни-че-го, даже если какая-то серая тень метнется к охраняемому дому… — Хиддинг задержала дыхание и резко выдохнула:

— Пошел! — она совершенно неделикатно шлепнула меня по заду, придавая ускорение.

Все происходило в точности так, как предсказывала бывшая инспекторша. Парень из машины начал орать на меня, а я лаял все яростнее и громче. Тот даже выскочил и замахнулся на меня резиновой палкой. Потом я едва не сбил с ног его напарника, который тащил стаканы и коробку с пончиками, которую тут же выронил, и сладости разлетелись по мостовой, став моей добычей. Все это время парни поливали меня отборными ругательствами и так этим увлеклись, что не заметили, как маленькая фигурка обогнула дом и влезла в окно. Конечно, она знала, как это сделать. «Это ведь её дом», — запоздало сообразил я.

Примерно через полчаса, которые я провел в уже знакомых кустах, приехала вторая машина. Новая смена выглядела не в пример бодрее и подшучивала над сонными коллегами, те вяло огрызались. Эта дружеская перепалка продолжалась минуты три-четыре, но этого хватило Хиддинг, чтобы вылезти из дома и незаметно прошмыгнуть под сень спасительных растений.

— Уходим! — выдохнула она мне в ухо и стала быстро пробираться в сторону соседней улицы.

Следующим пунктом назначения был дом Брайана. Тут Сара справилась без меня, запустив камнем в окно второго этажа. Заспанный Брайан появился через минуту, и ни слова не говоря, сунул в руки Хиддинг объемистый пакет, из которого торчали какие-то бумаги. Девица бесцеремонно потрепала его по щеке, бросила: «Умничка!» — и тем же стремительным шагом удалилась, свистнув мне, чтобы бежал следом. Батюшки, да я в самом деле превратился в сторожевого пса! Вот ведь… хитрая бестия. Ну ладно, будем считать это авансом за помощь мне, Хиддинг. Я даже остановился, осознав, что уже стал думать об этой девице, как о… напарнике, что ли. Ну да, назовем это так. Как там она говорила — «преступная солидарность»? Правда, пока мы играем исключительно в твою игру, подруга. Стало быть, следующий ход за мной.

В катер мы не вернулись. Вместо этого Хиддинг, которая опять облачилась в «халат» и шапочку, лишавшие ее пола и возраста, притащила меня в место, которое напоминало кладбище старых автомобилей. Собственно, им оно и являлось. «Долго быть в одном месте опасно», — буркнула она, когда я спросил, какого черта ей тут понадобилось. Еду на этот раз она нашла на задворках какого-то кафе. Удивительная непритязательность. А я еще думал, что приспособился к жизни беглого преступника! До Сары мне в этом умении было далеко.

Небо разразилось мелким неприятным дождем, который залетал в неплотно закрытые двери покореженного автомобиля, где мы прятались от непогоды. Я лежал на спине, кое-как устроившись в проходе между сидениями, а Хиддинг расположилась впереди на водительском кресле, раскладывая вокруг себя бумажки из брайанова пакета. Кажется, я задремал.

Из полузабытья меня вывела тихая брань.

— Дерьмо!

— Ты о чем? — мой голос звучал хрипло. Я прокашлялся, а Хиддинг выглянула из-за спинки кресла и посмотрела на меня невидящим взглядом.

— Понять не могу. Какого дьявола такое может быть? — вопрос предназначался явно не мне.

— Не бранись, скажи толком.

— Хрень какая-то получается. Они установили точное время смерти, — Хиддинг потрясла в воздухе одним из многочисленных листков, для убедительности, наверное, — это примерно за полчаса до моего задержания.

— И что не так?

Она злобно зыркнула на меня.

— Да то, что я в это время еще на шоссе была, домой ехала…

— Значит ошиблась.

— Нет. Я, Блэк, ученая. Всегда за временем слежу. Мало ли что.

— Значит, ошиблись они.

— Голову бы им в ж... затолкать за такие ошибки, — процедила она сквозь зубы. — Черт! Нет. Что я говорю. Нет тут никакой ошибки. Я бы решила, что факты подтасовали, если б не знала человека, который экспертизу проводил. Фил мой однокурсник по Академии, он скорее сожрет свою руку, чем подпишет какую-то фикцию. Да и не дурак он… Вот дрянь-дело! Не могла же я быть одновременно в двух местах. И ведь сама протокол задержания подписала, время проверила…

— У тебя часы отстают.

Хиддинг посмотрела на меня выразительно и покрутила пальцем у виска. Я начал сердиться на нее. Зачем вообще этот разговор затеяла, если считаешь меня идиотом? Сидела бы и молчала.

— Послушай, ты, кажется, обещала мне помощь, — я даже не старался скрыть раздражение, — а пока мы только болтаемся по твоим делам. И, я бы сказал, мне это осточертело.

Хиддинг скрипнула зубами, но промолчала. Минуту спустя из-за спинки донеслось недовольное бурчание:

— Ну, говори, что ты надумал?

Я начал излагать ей свой план. Надо сказать, что, будучи облеченным в слова, этот план показался мне полным дерьмом. Но я со свойственным всем Блэкам упрямством изложил его Саре и потом с мазохистским удовлетворением слушал, как она разносила мои потуги в логике к чертям собачьим.

— Итак, ты собрался на север. На чем, позволь узнать? На своих двоих?

— Четырех, — поправил я, сложив руки на груди и наблюдая, как она елозит в своем кресле.

— Это один хрен. И сколько ты туда будешь добираться? Месяц?

— У меня уйма времени.

— Да что ты? У тех, кто тебя ловит, его нет. Так что они будут поторапливаться. И, кстати, ты уверен, что тебя уже там не ждут?

— Уверен, что ждут.

— Прекрасно, — Хиддинг картинно всплеснула руками. — Надеешься на свою собачью шкуру?

— Она, родимая, меня еще ни разу не подводила.

— Блеск! А оружие твое — когти и зубы, я полагаю?

— В точку, Хиддинг, — внутри начала зарождаться бесшабашность, давно забытая и похороненная. Конечно, это была только бледная тень той прежней, которая была «до», но почувствовать знакомое покалывание в кончиках пальцев и вихрь в мозгах было отрадно. — Я неплохо вооружен и очень опасен. Тот парень, который крутил тебе руки два дня назад, думаю, со мной согласиться.

Вместо очередного язвительного ответа Хиддинг неожиданно хрюкнула, на секунду прикрыла рукой глаза и заговорила каким-то сдавленным голосом:

— Я его знаю, это Пафлинг из шестнадцатого отделения… — снова хрюканье, которое, как я понял, было смехом, — феноменальный кретин. Он из бывших патрульных. Готова поспорить на все свое месячное довольствие, что Паффи сейчас колет себе прививки от бешенства. Эта груда мышц боится собак, как своей смерти.

— Ну, меня-то он запомнит надолго. Не быть парню на сидячей работе! — я чувствовал, как начинаю сотрясаться от беззвучного смеха. Сара тоже начала по-дурацки улыбаться. И, наконец, мы оба зашлись хохотом. Ситуация была абсурдная, повод для смеха — идиотский, а юмор — сортирный. Но мы смеялись, смеялись и не могли остановиться…

— О Боже, — наконец сквозь икания смогла выдавить из себя Сара, — даже живот разболелся. Ржем как два дебила-подростка… И над чем…

— Какая разница, — сказал я, с трудом успокаиваясь, — главное эффект. А то твоя унылая физиономия меня пугает.

Сара прокашлялась и уже спокойным голосом заметила:

— Кстати, о физиономии. Ты не думал немного… э-э-э замаскироваться.

— Предлагаешь разгуливать в женском платье? — глупости из меня уже лились бесконтрольно.

Помнится в прежние годы, когда мы с Джеймсом начинали дурить, остановиться нам было ох как трудно, вот и сейчас…

— Все никак не успокоишься, Блэк?

— Никак.

Хиддинг махнула рукой и снова зашуршала своими бумагами. Однако, сосредоточиться ей, похоже, не удавалось. Напряжение последних двух дней, усталость и дискомфорт не зря вылились у нас обоих в истерическое веселье. У меня лично сдавали нервы, да и у бывшей инспекторши со всей ее железной самодисциплиной тоже. Я видел, как у Хиддинг дрожали руки, как она нервно поводила плечом и ерошила свою нелепую белобрысую голову. Наконец, она бросила попытки сосредоточиться, откинулась на приборную панель и закрыла глаза.

— Ну? Задай уже, наконец, вопрос и прекрати на меня смотреть, словно я тебе сто фунтов задолжала…

— Сара, — я наверно впервые назвал ее по имени, — у тебя сдают нервы. Не надо срывать на мне злость. Ты разнесла мой план в пух и прах, но взамен — ничего. А ведь ты так красиво говорила о сотрудничестве…

— Если б ты не отмахивался от всего, что я тебе предлагаю… — начала она заводиться, но вдруг замерла.

— Что?

— Тихо, — шикнула она.

— Да что проис…

Хиддинг молниеносно бросилась на меня, повалила на пол между сидениями и зажала рукой рот. Сумасшедшая девка!

— Слушай! — шепчет мне в самое ухо. Напрягаю слух. Ничего необычного. Эх, был бы собакой… Только дождь, скрип дверцы да сдерживаемое сарино дыхание. Руки у нее пахнут табаком, я чихаю.

Смотрит так, словно сейчас убьет, и снова шепчет:

— Люди. Сюда идут. Может, и ничего такого. Такие же бродяги, как мы…

Теперь и я слышу отдаленные голоса и звуки падения чего-то неосторожно задетого на этой свалке металлолома. Они приближаются, можно уже различить слова.

-… второй день тут буянят, люди жалуются…

— Да кому ту жаловаться?

-… свой контингент… — голос прерывается надсадным кашлем.

— Ты бы курил поменьше, умник.

— Вот дерьмо… Простыл совсем, а ты, чертов ублюдок, потащил меня на ночь глядя…

Лежим, боясь шелохнуться. Они уже рядом. У меня ощущение дежавю. Вечер, темный закуток, женщина с пистолетом. Голоса перемещаются в сторону и начинают затихать. Тускловатый луч фонарика мечется в небе. Когда же успело так стемнеть?

Сара выдыхает, осторожно сползает с меня и задом, как ящерица, пятится к водительскому креслу. Сгребает свои бумажки, будь они неладны, не глядя, заталкивает в пакет. Она то и дело замирает, глядит на меня волком, словно это я — главный источник опасности.

Порыв ветра распахивает дверцу и захлопывает ее снова. Удар кажется равным по силе грохоту молота о наковальню. Неудивительно: нервы на пределе, слух тоже.

Сара словно съеживается, втягивая голову в плечи. Голоса замолкают и начинают стремительно приближаться.

— Вроде здесь…

— … просто крысы…

— Крысам тут жрать нечего...

В ответ нечленораздельное бормотание.

— Эй, — голос, тот самый, кашляющий, переходит в крик, — кого тут носит? Это частная территория!

Цепкий луч света шарит снаружи нашего убежища. Оба стараемся не дышать.

— Говорю же: крысы, — недовольно бубнит второй голос, скрипучий старческий.

— Эй, вы там, проваливайте по-хорошему!

Хиддинг вдруг поворачивается совсем не так осторожно, как прежде. Старый автомобиль отзывается скрежетом.

— Отвали, говнюк!

Я цепенею от того, как вдруг изменилось ее поведение, а главное голос. Хриплый, визжащий, будто она пила, не просыхая, месяц, а то и больше. Хиддинг, уже не таясь, заталкивает в сумку последние бумажки, судорожно поправляет свое грязное тряпье, надвигает шапку на глаза.

Голоса спорят: скрипучий убеждает кашляющего не лезть, потому что неизвестно, «что этим алкашам в голову взбредет». Кашляющий зло возражает, что, мол, он «сам все это затеял, а теперь в кусты». После недолгой перебранки они подходят медленными шагами к нашему убежищу.

— Э-э ты, полегче, — все тем же «пропитым» голосом говорит Хиддинг, высовываясь из дверей и заслоняясь рукавом от луча света. — Да не свети на меня, козел вонючий. Что тебе надо, не даешь поспать спокойно…

— Я тебе дам поспать, чертова алкоголичка.

— Как ты меня назвал? Ублюдок паршивый.

Шум, возня. Сарин голос становится заискивающе жалобным, но все таким же хриплым.

— Ну, все, все поняла… э-э-э ты оставь эту штуку… уже ухожу, ухожу. Меня уже здесь нет…

— Слышь, Джоуи, «леди» уже уходит, — в скрипучем голосе явное облегчение. Как будто он ожидал встретить громилу-бомжа, а тут только жалкая бродяжка.

Второй снова кашляет.

— Проваливай… Хотя нет, постой. Там кто-то еще? Дружок твой?

— О чем ты? Я женщина приличная, — представляю, как это комично выглядит. Замызганная, нелепая бабенка с признаками застарелого алкоголизма… Приличная женщина? Ха.

— Эээ не надо… не надо. Там… это… собачка моя… может… того… прыгнуть. Он вообще-то спокойный песик… но иногда…

Они не верят. Зря. За секунду до того, как человек заглянет внутрь, я перекидываюсь. На меня смотрит круглое лицо с редкой бородкой и шарахается. Я скалюсь. Рычу.

Теперь вылезти, встать рядом с Хиддинг.

— Тихо, Чертик, тихо, — гладит меня по загривку. Я разглядываю наших «гостей»: один, довольно молодой и хилый, держит в руках здоровенную деревяшку, похожую на отполированную дубину, а второй, маленький толстый старикашка, жмется за его спиной и явно желает поскорее уйти.

— А ну, убери своего кобеля, — в голосе хилого вызов и робость одновременно, — я говорю, убери, хуже будет.

— Пожалуйста, уходите, — жалобно говорит старикашка, — иначе придется вызвать полицию.

«А тебе этого делать не хочется», — думаю я не без удовлетворения.

Хиддинг бросает на меня взгляд, мол, надо сматываться, но идет нарочито медленно, будто нехотя. Ой, ну артистка! Так вошла в роль, что даже немного пошатывается.

— Эй, не туда. Выход там, — старикашка поспешно тыкает пальцем в противоположную сторону. Сара примирительно поднимает руку.

А у выхода нас уже ждут. В круге света от фонаря поблескивает капот полицейского автомобиля. Двое в униформе, расслаблено опираясь сетчатую ограду свалки, смотрят в нашу сторону. Я чувствую, как сарина рука впивается в мой загривок. Но Хиддинг еще в роли.

— Что такое?

Хилый в ответ гаденько смеется.

— Твой личный транспорт, поедешь прямиком в сухие апартаменты, сучка.

Парень хватает Сару за плечо.

— Офицер, вот… Влезла на частную территорию. Заберите, а то «леди» негде ночевать. Да поосторожнее, от нее воняет.

Черт-черт-черт! Надо бежать. Рефлексы просыпаются молниеносно. Сара резким ударом отшвыривает парня в сторону, я бросаюсь вперед. Наши противники, не ожидая атаки, на миг теряются. Но полицейские уже кидаются в нашу сторону. Слышу, как позади меня охает старикашка. Мы несемся прямо на людей в униформе. Я, рыча, сбиваю с ног одного, Хиддинг с размаху врезается во второго. Удар. Мужик с возгласом боли сгибается пополам.

— Вперед!

Бежим. Сара петляет, как заяц, путается в своем одеянии. Я скачу большими прыжками, как в лучшие деньки юности. Откуда только силы взялись? Позади нас шум, вопли, беспорядочная ругань. Вправо, в тень. Снова вправо. Сара судорожно дышит. Что же они не отстают?

— Вот она, — голос совсем близко. Еще один рывок, вперед изо всех сил.

— О, дьявол! — в голосе Хиддинг злость и растерянность. На пути у нас глухая стена. Подвело тебя твое чутье, инспектор. Но черт, как некстати.

Может, решение и не самое лучшее, но теперь мой выход, Сара! Перекидываюсь. Хватаю ее в охапку.

— Что за…

Нас засасывает аппарационный поток. Как же давно я этого не делал!

* * *

Что я могу сказать? Опыт не пропьешь!

То, что мы переместились без видимых повреждений, уже хорошо. Даром, что приложило о камни. На Хиддинг жалко смотреть. Лицо зеленое, в глазах туман. Неужели, на магглов аппарация действует так… критично? Ее выворачивает прямо на мостовую.

— О господи, — вытирает рот рукавом, со стоном поднимается. — Блэк, что это было?

Она по-прежнему бледна, но взгляд более осмысленный, хотя и с оттенком паники. Мне становится немного весело. Не все же тебе верховодить, голубушка.

— Мы переместились. Долго объяснять.

— Но… как? Куда?

Хороший вопрос. Я сам еще толком не понял. Одно могу сказать, я это место знаю. Решение переместиться в этот темный грязный двор мой мозг выдал на автомате, согласуясь с цепочкой непонятных ассоциаций. Оглядываюсь. Да, определенно я здесь бывал. Когда? Перед моим мысленным взглядом вихрь образов. О, черт! Лучше некуда.

— Это Лондон. Магический Лондон.

— В каком смысле?

— В прямом. Квартал, где живут маги. Дрянной переулок, если быть точным.

— Дерьмо!

— Согласен. Но… может это и к лучшему. Надо осмотреться.

— Постой, — Хиддинг хватает меня за рукав, я чувствую, как ее трясет. Интересно, это страх или продолжающийся эффект от аппарации? Хотя, надо отдать ей должное, голова у нее работает хорошо, несмотря ни на что. — Тебе здесь вдвойне опасно. Не высовывайся. А лучше, объясни мне, как отсюда выбраться и становись псом. Может, удастся улизнуть от твоих…

— Я не слишком хорошо помню, как отсюда выбираться. Бывал здесь единожды. В юности. Но ты не дрейфь. Сейчас разберемся.

Хиддинг качает головой и обхватывает себя руками. Я еще раз внимательно оглядываю место, куда нас занесло мое больное воображение. Со всех четырех сторон нас окружают дома с мертвыми темными окнами. Дверей только две. Одна низкая, металлическая, с ржавой щеколдой. Похоже, ее не открывали давно, очень давно. Другая, в противоположном конце, узкая и без ручки. Похожа на нужную.

— Туда.

То, как гостеприимно распахивается дверь, вызывает нехорошие предчувствия. Но выхода-то нет! Мы на ощупь пробираемся по темному коридору, то и дело спотыкаемся, натыкаемся друг на друга. Под ногами кто-то шныряет. Хорошо, если обычные крысы.

— Куда мы идем? — Сара шепчет, не решаясь говорить в полный голос.

— Выйдем наружу, осмотримся, а там решим.

— Блэк.

— Что?

— Только не делай так больше. Не перемещайся. Меня до сих пор мутит.

Я усмехаюсь.

— Думай о хорошем, Хиддинг. Переместились целыми и на том спасибо. Я уже много лет не аппарировал.

Моя рука упирается в деревянную поверхность. Дверь наружу? Наконец-то. Толкаю ее. Дверь поддается без труда.

— Вот и выход!

— Выход? Только куда?

Сара из-за моего плеча оглядывает двор. Проклятье! Это какое-то наваждение. Двор тот же самый. Темные окна, ржавая железная дверь в противоположном конце. Замкнутый коридор?

— Давай попробуем еще раз.

— В смысле — попробуем? — в голосе все еще некоторая растерянность. — Блэк, объясни что происходит.

— Это чары. Вход и выход меняются местами, как только ты заходишь в коридор.

— Прекрасно. Выйдем через вход?

— Быстро соображаешь.

— Соображаю? Я в ауте, Блэк, — но твердость голоса опровергает слова. Успокоилась. Вот железная леди. Интересно, я на ее месте смог бы так быстро прийти в себя?

Я понял, что прав, едва открыл дверь, в которую мы только что вошли. Вместо темного двора мы выбрались в подворотню с полусферическим сводом, в противоположном конце которой висел тусклый фонарь. Я потянул Хиддинг за рукав. Мы уже были почти у выхода, когда путь нам преградила высокая фигура. Это было плохо! Нет. Это было более, чем плохо, потому что на нас была направлена волшебная палочка. Человек явно не просто так проходил мимо. Он ждал.

— Не надо так спешить, мои дорогие, — донесся до нас вкрадчивый голос.

— Как это мило, что вы решили заглянуть на огонек! — поддержал его другой, веселый.

Мы оба обернулись, второй стоял у нас за спиной. Он был чуть ниже ростом, но шире в плечах. Его лицо, которое освещал тусклый свет фонаря, украшала отнюдь не доброжелательная улыбка. Я оценил обстановку, как критическую. Это тебе не простофили-полицейские, и на одной наглости и скорости тут не выехать.

— Тц-ц-ц. Не дергайся, фраерок. Без глупостей, — с едва заметной угрозой сказал высокий, все еще не опуская палочку и подходя ближе. — Обыщи их, Берти.

Я услышал, как Сара втянула воздух. Хотя ей бояться, в общем-то, нечего. Ну, во всяком случае, не больше, чем мне. Крепыш довольно грубо пошарил по моим карманам, а потом переместился к Саре. Я молился, чтобы моя решительная спутница не выкинула что-нибудь из своих фокусов. Ей ведь, поди, и в голову не приходит, насколько опасна та вещь, которую высокий держит в руках. Однако, я понял, что еще недостаточно знаю Хиддинг. Она, хоть и не догадывалась о волшебных палочках, но умела оценить угрозу по позам и поведению противников. Я это понял, когда она заговорила, и еще раз поразился способности этой женщины меняться на глазах.

— Господа, мы просто… заблудились. Клянусь, у нас ничего дурного и в мыслях не было, — голос робкий, как у испуганной домохозяйки, которая застала грабителей в лавке молочника. — Отпустите нас, и мы сразу уйдем.

Крепыш рассмеялся.

— Крепко же вы заблудились, милашка, — на лице Сары был вполне натуральный страх, когда он начал ощупывать ее, рыская по карманам. — А что это у тебя, крошка?

Хиддинг дернулась.

— Не трогай ее, — спокойно, но твердо сказал я, лихорадочно прикидывая в голове наши шансы. Сможет ли Сара справиться с крепышом, если я отвлеку на себя человека с палочкой?

— Не бойся парень, не тронем мы твою курочку, — с усмешкой сказал высокий. — Что там, Берти?

Второй уже запустил руки Саре под куртку. Она закрыла глаза. Готовиться к атаке, подумал я.

— Вот это да?! — крепыш Брети даже присвистнул, разглядывая свою добычу. В руках у него был сарин пистолет. Зрелище, видно, так поразило парня, что он на мгновенье отвлекся от своей жертвы. И зря.

Удар по коленям свалил парня с ног. Мне казалось, я уже вижу, как в Сару летит заклятье, но это было лишь мое воображение. В следующую секунду я получил удар в челюсть, от которого потемнело в глазах. Меня прижали к стене, но я изогнулся и ударил своего противника головой. Он отшатнулся, но руки не отпустил. Черт, вот это силища. У меня появилось подозрение…

— Ах, ты маленькая дрянь, — донесся до меня голос Берти. Мне было не видно, но, судя по возне, Сара еще сопротивляться. Но для нее этот крепыш слишком серьезный противник.

— Берти, утихомирь девку, — прорычал высокий, который опять умудрился выдержать мой удар, на этот раз под дых. Черт! Железный он что ли?

Видимо, недоумение отразилось у меня на лице. Высокий схватил меня за горло, прижал к стене и злобно ухмыльнулся, обнажая на удивление ровные желтые зубы.

— Через два дня полнолуние, — хрипло шепнул он, обдав меня несвежим дыханием, — смекаешь, красавчик?

Я про себя чертыхнулся. Вот уж свезло, так свезло. Оборотень! Не удивительно, что он держит удары. За два дня до превращения эти существа почти нечувствительны к боли. Я знал это от Рема.

Берти меж тем удалось повалить Сару на землю и вывернуть ей назад руки.

— Шустрая у тебя подружка, — отдуваясь, весело бросил крепыш. Он скрутил Хиддинг руки невесть откуда взявшейся веревкой и за шкирку поднял ее на ноги. Щека у Сары была ободрана, но лицо спокойное. Она приняла свое поражение и раздумывает, что делать дальше, понял я. Кремень-девка!

— Не дергайся парень или твоя маггла покойница, — бросил мне оборотень, а потом добавил, осклабившись, — тебя мы убивать не будем. Десять тысяч на дороге не валяются. Верно, Берти?

— Этот парень так дорого стоит? — веселость крепыша была какой-то приторной. — Богатенький фраерок?

— Лучше, Берти, лучше. Нам с тобой довелось со знаменитостью поручкаться. Ты не узнаешь разве? Это же Сириус Блэк собственной персоной.

Крепыш присвистнул и приблизился ко мне, не отпуская Сару. По лицу Хиддинг прошла судорога, она с сочувствием взглянула на меня. Я покачал головой и едва заметно ей улыбнулся, мол, еще не все потеряно, хотя сам, признаюсь, был почти в отчаянии.

— Пойдете с нами, — уже распоряжался оборотень, подталкивая меня в сторону злополучной двери.

— Да уж, — расхохотался Берти, — примем героя честь по чести.

Железная дверь все-таки открывалась. Причем, почти бесшумно. Наши новые знакомцы провели нас с Сарой темными переходами и лестницами в небольшое грязное помещение. Там было два стула, корявая, хромоногая софа и почему-то фарфоровый умывальник.

Берти тут же куда-то ушел, оборотень же походил по комнате, словно проверяя, есть ли у нас шанс отсюда сбежать, потом издевательски любезно махнул рукой:

— Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. А я вынужден вас оставить. Дела.

Он направился к двери.

— Да, и без глупостей, Блэк. Здесь не все такие… любезные, как мы с Берти.

— Любезные? Хм. Может, тогда отпустишь нас, — я сказал это безо всякой надежды, но, поглядев на озадаченное лицо с желтыми «нечеловеческими» глазами, вдруг понял, что оборотень не знает, что с нами делать. — Ты ведь не собираешься вызывать авроров сюда, верно?

— А что мне мешает отвести тебя прямиком в министерство?

— Ничего. Вопрос в том, почему ты этого не сделал раньше? Думаешь, награда за мою голову будет расти каждый день?

Оборотень ухмыльнулся.

— Шутишь, Блэк? Ты, видать, и правда крепок, если тебе дементоры все мозги не выжали. Сколько ты отсидел?

— Двенадцать лет.

Он посмотрел на меня… с уважением. Я едва сдержал рвавшийся наружу истерический смех. Черт! Да ты герой, Сириус! Идол преступного мира.

— Хотелось бы узнать, как тебе это удалось… Но мне и правда некогда. Поговорим потом. Считай, что мне просто… любопытно.

— Эй, залечи хотя бы ей рану, — крикнул я оборотню, когда тот уже открыл дверь. Тот недоуменно посмотрел на меня и покачал головой.

— Если ты об этом, — он ловко подбросил палочку и поймал ее, — то это просто пугалка для простофиль.

— Фальшивка?

— Точно. Но, — он явно угадал ход моих мыслей, — если ты думаешь, что можешь выкинуть какой-нибудь фортель, советую забыть! Я справлюсь и без палочки. Я — настоящий оборотень.

Когда за ним закрылась дверь, и щелкнул засов, я подошел к Саре, сидевшей на софе и напряженно прислушивавшейся к шуму за стеной. Пока я развязывал ей руки, Хиддинг молчала, потом спросила со свойственной ей прямотой:

— Мы полностью в дерьме или только по колено?

— Думаю, как минимум, по пояс.

— Это обнадеживает, — она растерла затекшие запястья. — Пойду, умоюсь, а то от меня и вправду воняет.

— Болит? — я коснулся раны на щеке. Сара поморщилась.

— Терпимо.

Пока она умывалась ржавой водой, то и дело шипя сквозь зубы при прикосновении к ссадине, я оглядел место нашего заточения. В принципе, будь у меня волшебная палочка, справиться с запорами не составило бы труда. Да, в общем, и без волшебной палочки можно бы было, но куда потом? Оборотень прав: выбраться отсюда незаметно было довольно сложно. За стеной стоял неясный шум, время от времени раздавался легкий стук и едва слышные голоса. Любой мало-мальски громкий звук привлечет внимание…

— Ты тоже это слышишь?

— Что именно? — я обернулся к Саре. Умытая, без нелепой шапки и балахона, она опять помолодела до своих тридцати, коричневые глаза блестели. Она вся подобралась и даже вытянула шею в сторону стены.

— Кости.

Я не понял ее, переспросил. Сара забралась с ногами на софу и зашептала мне почти в ухо:

— Это подпольное казино, игорный клуб, называй, как хочешь. Там за стеной играют в кости и, возможно, не только в кости.

— Откуда ты знаешь?

— Бывала в таких.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Ваш магический квартал ничем не отличается от других. То есть, не знаю, как там с лицевой стороны, а изнанка у всего Лондона одинаковая. Здесь, поди, еще и бордель есть.

Я рассмеялся, потому что кое-что вспомнил.

— Бордель есть точно.

— А ты бывал?

— Нет. Но… интересовался. Понимаешь, я ведь не просто так переместился в этот двор. Я его помнил. Это было много лет назад. Мы с Джеймсом… с другом узнали адрес. Случайно. И по дурости, на спор сунулись. Нас тогда шуганули и мы удирали, как сегодня с тобой. Я в собаку превратился, а Джеймс… Ну, в общем, видимо, ситуация аналогичная, вот мозг и выдал информацию. Я сообразил это, когда уже аппарировал.

— Не напоминай мне, — поморщилась Сара. — Ненавижу летать на самолете, а это в сто раз хуже.

Она устроилась на продавленном лежаке, подперев рукой голову.

— Ну, и что будем делать?

— Не знаю. Но думаю, надо попробовать прощупать оборотня.

— Ты уверен, что он тебя не сдаст?

— Уверен.

— Вы ведь не знакомы, — это был не вопрос, но я, тем не менее, кивнул.

— Тут есть важный момент: он оборотень. Их в волшебном мире терпят, но не любят. А у этого еще и волшебной палочки нет, значит, он — вне закона. Я вообще склоняюсь к мысли, что здесь все по тем или иным причинам скрываются от правосудия. Так что в аврорат не сунутся.

— Но это не мешает им прикончить нас. Хотя я согласна с тобой, без необходимости они этого делать не будут. В преступном мире тоже есть неписанные правила…

— Полицейский опыт?

— Считай, что так. Я два года работала под прикрытием. Банкомётом вот в таком казино.

Я уставился на Хиддинг, так что она даже попыталась улыбнуться. Правда, уголки рта снова быстро опустились. Видимо, это не самая светлая страница в ее биографии.

— Мне тогда несладко было, а уж после того как пришлось раскрыться — и подавно. Я уверена, что мое нынешнее положение если не напрямую, то косвенно связано с этим… Так-то, Блэк. Говорят: от судьбы не убежать. И я, мать твою, начинаю в этом убеждаться.

— Боишься, что тебя узнают?

— Нет, Блэк, боюсь, что это я кого-нибудь узнаю.

Мне были не понятны ее страхи. В конце концов, кого интересует маггла, пусть и полицейский, здесь? А уж узнать кого-то… Мое недоумение было, по-видимому, так явственно написано на лице, что Сара «снизошла» до подробностей.

— Понимаешь, все эти люди: и этот Берти, и оборотень твой — так... мелкие сошки. Управляющие, менеджеры, охрана, да бог знает, кто еще. Они ничего не решают. У всего этого есть… покровители, скажем так. Игорный бизнес очень прибыльный, а подпольный — вообще золотое дно. Полностью его истребить никому не под силу. Его терпят, пытаются держать под контролем. Но время от времени его воротилы начинают зарываться, считают себя безнаказанными. И вот сейчас это самое и происходит. Но что хуже всего, игорный бизнес начинает срастаться с наркобизнесом, а это уже дрянь-дело. Не знаю, заметил ли ты, но этот Берти… Он не показался тебе слишком веселым?

— Да, но…

— Я почти уверена, что это кокаин или какая-то синтетика, — произнесла Сара, не глядя на меня, словно рассуждала сама по себе.

— Подожди, ты хочешь сказать, что Берти — маггл.

— Этого я не знаю. Но то, что он наркоман со стажем, это точно.

— Но я считал, что только магглы… Черт!

— Что только низкие людишки «сидят на игле»? — в голосе Хиддинг была неприкрытая насмешка. — Что ж, половина моих добропорядочных соседей тоже считает наркотики уделом отребья. Пока их родное чадо не словят с дозой… Так-то. Ты, кстати, тоже не шарахнулся от слова «кокаин». Пробовал?

— Нет. В книжках прочитал.

Хиддинг не смотрела на меня, словно над чем-то усиленно размышляла, потом помотала головой и пробормотала: «Бред!»

— Блэк, — обратилась она ко мне после паузы, — если ты сможешь вытащить нас отсюда, клянусь, я сделаю для тебя все, что угодно!

— Ты о чем, Хиддинг?

— Я наивно думала, что здесь только ты в опасности. Но теперь вижу, что не только.

— Не понимаю.

— Ты меня что, не слушал? Я два года работала в таком месте. Знаю всю их систему, половину персонала. И, черт побери, знаю их хозяев. Да, Блэк, именно тех больших боссов, что все покрывают и получают львиную долю дохода, оставаясь при этом чистенькими. Не смотри на меня, как на помешанную. Я собрала такой материал, что, когда начнется процесс, это будет просто бомбой.

До меня, наконец, дошло. Давид замахнулся на Голиафа. Так, кажется, было в той «самой важной книге магглов». Хотя там малыш все же победил… по-моему.

— Только без тебя этот процесс не начнется, так ведь?

— Тонко подмечено, Блэк, — горько усмехнулась она.

— И тебя решили нейтрализовать? Могли бы просто убить.

— О! Это слишком очевидно. Лишнее доказательство правильности моих выводов. А тут все до мерзости банально. Муж спутался с девицей. Жена узнала и в припадке ревности прикончила. Как в сопливой мексиканской драме. Истеричную дуру поднимут на смех с ее доказательствами, даже если их вынесут на процесс.

Мне вдруг стало жаль ее. Не за ее мытарства, не за положение беглого преступника, а за то, как равнодушно она повествовала о личном. Словно это было лишь досадным сбоем в ее работе, обвалившейся ступенью карьеры. Как можно быть такой… черствой? Равнодушной? Я прежде не встречал таких женщин. Всю жизнь я полагал, что девушки от пеленок и до старости существа эмоциональные и чувствительные, даже излишне чувствительные, на мой взгляд. Я помню, как высокомерно выговаривал своим «дамам сердца» за недостаток логики, тонущей в эмоциях. И вот теперь я повстречал живое воплощение моего идеала: холодная логика, железная воля, дозированность чувств. И что? Мне… нет, не противно… мне страшно.

— Сара, скажи, ты его любила?

— Нет.

Она лежала на спине, прикрыв глаза. Готов поспорить, винтики в ее мозгу шевелились с удвоенной силой. Женщина-машина.

— А что ж не разошлись?

— Привычка. Мы друг другу не мешали.

В этот момент шум за стеной вдруг усилился. Голоса зазвучали громче, раздался грохот и стена дрогнула. Я даже, грешным делом, подумал, что она вот-вот обрушится. Стена уцелела, а вот за ней вовсю разгоралась драка — по крайней мере, набор звуков, доносящихся оттуда, вполне соответствовал. Мы оба, как дети, прильнули к стене, пытаясь понять, что там происходит. И что это происходящее сулит лично нам.

— О! Кажется, наш знакомец Берти пришел наводить порядок, — едва слышно прошептала Хиддинг.

Я кивнул. Знакомый громкий баритон звучал так отчетливо, что стена казалась сделанной из пергамента. Все стихло, как по мановению волшебной палочки. Потом привычный тихий шум возобновился.

— Кому-то не понравилось, как закончился раунд, — равнодушно прокомментировала Сара, опять повалившись на софу. — Через минуту все будет в порядке. У игорных заведений план, они никогда не прекращают работу, даже если кто-то кого-то убьет.

Через минуту я получил подтверждение сариным словам. В нашу комнату ввалился знакомый оборотень. В дверях он обернулся и коротко бросил кому-то в коридоре: «Обожди, я все улажу!»

— Блэк, — обратился он ко мне прямо с порога, — ты играешь в покер?

Я машинально кивнул.

— Хорошо. Сейчас я тебе кое-что расскажу, но это — между нами.

— Ты прекрасно знаешь, что выболтать кому-то что-то я не смогу при всем желании.

Оборотень гадко оскалился.

— Я знал, что на тебя можно рассчитывать, — потом перешел на серьезный тон. — У нас убили подсадного. Один очень нервный тип не поверил, что продул все свои галеоны. Стол простаивает, а это непорядок. Сможешь заменить его?

Я растерялся, но старался не подавать виду, что у меня вдруг появилась надежда. Оборотень меж тем нетерпеливо прохаживался по комнате.

— Тебе не придется особенно стараться. За тебя все сделают «тень» и крупье. Нужно просто выполнять их указания. Ну, ты согласен?

— А что мне за это будет? — боковым зрением я поймал одобрительный взгляд Хиддинг.

Оборотень понимающе кивнул.

— Один процент от выигрыша тебя устроит? Это неплохие деньги.

— Давай так, — сказал я самым «блэковским» тоном, моя матушка бы мной гордилась, — я играю, пока ты не скажешь «довольно», а потом… ты нас отпускаешь. Как тебе такое предложение?

Оборотень склонил голову и пристально смотрел на меня, наверно, полминуты. Потом кивнул:

— Идет.

В этот момент дверь раскрылась. На пороге стоял Берти. Веселости у него на лице поубавилось. «Действие снадобья пошло на убыль?» — мне вспомнились подозрения Хиддинг. Он поманил нашего собеседника и, когда тот подошел, что-то быстро зашептал ему на ухо. Оборотень так же быстро отвечал, потом внезапно со всей силы стукнул кулаком по дверному косяку. По древесине пошла трещина. Мне подумалось, что старина Берти только что счастливо избежал нокаута.

— Похоже, Блэк, наша игра отменяется…

— Ваш крупье пошел в расход?

Трое мужчин с потрясением обернулись на полулежащую на софе женщину. Сара медленно села и холодно улыбнулась своими тонкими, сейчас почти бескровными губами.

Первым вышел из оцепенения оборотень.

— Ммм... скажем так: у крупье небольшие проблемы с головой…

— Обширная модификация памяти? — не мог я удержаться от ехидства. Оборотень бросил на меня быстрый взгляд, а Берти хохотнул.

— Нашему Поликсену теперь больше подойдет имя «Патиссон». Он теперь необычайно похож на овощ.

— Заткнись, Берти, — зло прикрикнул на весельчака оборотень и подошел к Саре, глядя на нее сверху вниз. Хиддинг пронзительный, нечеловеческий взгляд, казалось, совсем не пугал. Она сложила руки на груди и ждала вопросов. И они последовали.

— Ты что-то знаешь об этом, маленькая маггла? — оборотень присел на корточки и гадким жестом взял женщину за подбородок, принуждая смотреть в глаза. Хиддинг не отвела взгляд. Ее лицо было бесстрастно, а слова звучали сухо, как протокол.

— Три камеры: над столом, напротив сдающего, за жертвой. Звуковой канал у крупье и куклы. Магнит под рулеткой, активируется вручную кнопкой под столом. Куклы меняются два раза за смену. «Тени», по одной на каждый стол, в комнате за спиной у крупье. Я ничего не пропустила?

— Все верно, малышка, все верно. Только вынужден спросить. Откуда такая осведомленность?

— Игорный дом на Парк-лейн, Роял-роуд и еще парочка по мелочи.

— Так ты из «наших»? Но ведь ты больше не работаешь, верно?

— Уволилась… по собственному желанию.

Оборотень позволил себе рассмеяться. Я понял, что он уже построил игру с нашим — моим и Хиддинг — участием. Это был шанс. И, черт возьми, неплохой.

— Хорошо. Ты сядешь за третий стол. Только на один вечер. Согласна?

— На моих условиях.

— И?

— Три процента с ночного выигрыша. Плюс ты нас выводишь в безопасное место.

— А не слишком ли много, куколка?

— Я профессионал.

Оборотень еще раз внимательно посмотрел на Сару, потом на меня и обернулся к Берти.

— Дай девке шмотки, пусть переоденется. И Блэку тоже. Через пять минут начнется игра. Ты должна быть уже за столом. А ты, — он ткнул в меня своей палочкой-фальшивкой, — подойдешь через минуту.

Оборотень открыл дверь.

— Да и, Берти, кликни Аптекаря, пусть девочке мордашку подправит.

Зал, где велась игра, оказался довольно большим прокуренным помещением. Посредине на небольшом возвышении была рулетка. Зеленый стол обступила разномастная публика, по большей части из магического люда, по крайней мере, если судить по одежде. В углу несколько пожилых мужчин бросали кости. За одним из столов в форме полумесяца играли во что-то мне незнакомое. Посетители там сидели прямо со стаканами, наполненными резко пахнущей, зеленоватой жидкостью. Еще за двумя столиками люди просто пили и тихо беседовали, видимо, ожидая своей очереди или пропивая скудный выигрыш.

Покерных столов было три. Я лениво огляделся и медленно направился к тому, за которым уже восседала Хиддинг. На ней была немного потертая на локтях зеленовато-серая мантия, на фоне которой черный галстук-бабочка смотрелся весьма странно. Это была, вероятно, какая-то разновидность униформы. Подобные галстуки были на всех работниках «зала развлечений». Даже на официантках, больше походивших на шлюх. «Оборотень экономит на персонале», — подумал я, созерцая, как рыжая девица потрепанного вида кокетничает с парнем за одним из неигровых столиков.

Хиддинг с каменным лицом незнакомки была со мной формально любезна. Она указала мне на место справа от себя. Игра началась.

Когда Сара говорила, что профессионал, она не врала. Я был не слишком большим мастером маггловского покера, но даже я смог оценить ее виртуозность. Бесстрастный холодный голос, резкие, быстрые движения просто завораживали. Ей ни разу не пытались возражать, хотя публика за столом была весьма азартной. Хиддинг, повинуясь команде своей «тени», сдавала нужные комбинации, да так, что придраться было просто невозможно. Если б я не знал, что она маггла, то решил бы, что без колдовства не обошлось.

Мне самому, разумеется, везло. Берти вложил мне в ухо маленький предмет, напоминавший речную гальку, из которого постоянно несся тихий голос «тени» — наблюдателя, сидевшего за стеной и видевшего с помощью камер — а может, какого-то их магического аналога — карты моих соперников. Пару раз «тень» позволил мне проиграть, что в конечном итоге почти не отразилось на суммарном выигрыше. Под утро я мог считать себя богачом.

Собственно, о том, что наступило утро, я узнал, заметив, что зал опустел. Персонал, позевывая, начал расходиться. А за нами явился Берти, на этот раз хмурый и какой-то помятый, и буркнул что-то про выигрыш. У двери в знакомую комнату он распрощался со мной и Сарой.

— Эй, Берти, — остановила его Хиддинг, которая выглядела сейчас, как больной кролик со своими красными от напряжения глазами, она взяла крепыша за рукав и с некоторой издевкой проговорила вполголоса: — Мой тебе совет — не сиди на том, чем торгуешь.

Мужик скривил рот, сплюнул на пол.

— Поздняк, малютка, я уже влип по самые ноздри.

И зашагал прочь.

В комнате нас ждал оборотень. По его виду было понятно: парень доволен, что все закончилось благополучно. Спросил, не хотим ли мы остаться и поработать на него. Я напомнил ему про договор. Судя по тому, что нашу долю выигрыша он выдал нам фунтами, а не галеонами и сиклями, он и не ожидал другого ответа.

— Пошли! — буркнул он, когда мы рассовали деньги по карманам, а Сара опять напялила свою маггловскую одежду. В местной мантии, надо сказать, она смотрелась нелепо.

Мы снова петляли по коридорам и лестницам, пока не выбрались в длинный тоннель, по которому протекала река. О том, из чего состояла эта река, можно было догадаться по удушливому зловонью, которое ударило мне в нос, едва я шагнул вслед за оборотнем на узкий каменный парапет.

— Надо же, — сказал я, чтобы хоть как-то отвлечься от мерзкого запаха, — всегда считал, что Дрянной переулок это только название. Но, судя по тому, в какие места оттуда можно попасть…

— Дрянной переулок только вершина айсберга, — произнес оборотень, шагавший прямо передо мной. — Ты хоть знаешь, скольких людей наше чистоплюйское общество вышвырнуло за борт, подвесив между магами и магглами? Их тысячи.

— Это ты о себе?

— Ну, я то еще неплохо устроился. Я ведь тоже в каком-то смысле чистокровный. Чистокровный оборотень. Могу перекинуться в любой момент. Потому в полнолуние страдаю меньше. А тех, кого обратили, то есть покусали? Что им делать? Они ведь себя совсем не контролируют.

— Я знаю это.

— Хм, откуда? — по голосу чувствовалось, что он не поверил.

— Один из моих лучших друзей — из обращенных. Рем Люпин, может, знаешь.

— Кто ж не знает Люпина? Великое исключение. Любимый герой юных волчат, — он рассмеялся. — Надо же, учился в Хогвартсе. Не знал, что он твой друг.

— Но ты говорил о тысячах… А кто остальные?

— Разные есть. Сквибы, просто слабые маги. Магглы иной раз захаживают, — я приподнял бровь. — Удивлен? Наш «город» открыт для всех изгоев, у магглов тоже ведь не все так мило.

— Преступники?

— Да, какие там преступники. Так, мелкая шушара. Хотя кто-то действительно дрянь. Осужденные, лишенные палочки, просто любители незаконных экспериментов.

— Темные маги?

— Блэк, поражаюсь твоей наивности. Ты точно двенадцать лет был в Азкабане? Все темные маги живут в дорогих особняках и едят с серебряной посуды, если не идут на корм дементорам, конечно. Но таких меньшинство. У нас в основном неудачники, которым не посчастливилось найти себе работу. Ну, плюс все эти «полу». Полутролли, полувеликаны…

— Я знаю одного полувеликана. И тоже считаю своим другом.

— Вот как? — оборотень замедлил шаг и повернул голову. — Скажи, Блэк, как же ты пошел на службу Лорду, имея такие знакомства? Или ты и впрямь предатель?

— Я никогда не служил Волдеморту и никого не предавал. А влип я, и тут ты абсолютно прав, по своей глупости и наивности.

— А теперь поквитаться решил?

Да, в проницательности оборотню не откажешь. Я осознал, что постепенно, еще в процессе наших «переговоров» в игорном притоне, начал проникаться к нему симпатией, а сейчас это чувство только усилилось.

— Так я и думал, — изрек он, правильно истолковав мое молчание. — Ты про «холодное блюдо» слышал? Так вот, хоть мудрость и банальна, она не перестает быть мудростью. Кстати, мы пришли.

Он указал на стену, где были ввинчены металлические скобы, образующие некоторое подобие лестницы. Сара, которая все время плелась за нами и благоразумно не вмешивалась в нашу беседу, подошла ближе и взглянула вверх.

— Мы где-то возле Темзы?

— Да. Как вылезете наверх, отдайте хозяину вот это, — он протянул небольшой кругляш, в котором я опознал фишку из «казино», — он поймет.

Сара полезла первая.

— Дамы вперед, — хохотнул оборотень.

Я тоже схватился за первую скобу, когда он меня остановил.

— Блэк, вот что… — он слегка помялся, а потом протянул руку. — Если что, спроси Вóлчека, я помогу.

— Волчек? — переспросил я, отвечая на рукопожатие.

— Это мое имя. Я родился в Карпатах. И еще, — он кинул взгляд наверх, где в полумраке виднелись сарины кроссовки, — береги свою подружку. Она в большой опасности.

Я отпустил ступеньку и, приблизившись, заговорил вполголоса:

— Ты узнал ее?

— Нет. Но догадаться не трудно. Земля слухами полнится.

— Постой, и ты ее не заложил?

— А какой смысл? Сара Хиддинг охотится не за мелюзгой, вроде нас с Берти. Ей нужна крупная рыба. А мне на этих толстосумов, что из нашего Министерства, что из маггловского, глубоко наплевать. Уйдет один, другой появится. Может, не такой жадный будет. Да и вообще… Она хорошая женщина. Тебе повезло.

Выбравшись на поверхность, мы с Хиддинг очутились в помещении, которое было одновременно и подсобкой, и складом. Здесь стояли пыльные коробки, какие-то поломанные предметы мебели, ведра, швабры и тому подобное. Сара с подозрением огляделась.

— Хм. Вот оно что…

— Ты знаешь это место?

— С этого ракурса нет. Но, — она как-то хищно улыбнулась, — кажется, догадываюсь, где мы. Впрочем, ты сейчас сам все поймешь… пёсик, — Сара подмигнула.

Намек понял.

Следующее помещение было гаражом. Сара обогнула старенький видавший виды автомобиль и открыла дверь. Это место я узнал скорее по запаху: рыба плюс непонятная гадость, которая оказалась всего лишь каким-то едким моющим средством. Человек у стойки слегка прибалдел, когда Хиддинг окликнула его из-за спины.

— Ты?!

— Хай, Бобби! Хау-а-ю, чувак! — было сказано с откровенной насмешкой. — Лови.

В сторону хозяина полетела фишка, которую я вручил Саре, когда мы вылезли из канализации. Тот машинально поймал ее и снова уставился на нас, теперь уже с пониманием.

— А-а, Сарита, не ждал тебя так рано. Веселилась?

— Вроде того.

Дальше они завели разговор на том неуловимом диалекте, который почти скрывал от меня содержание беседы. Старина Бобби был верен себе в желании быть большим янки, чем сами янки.

— А пес-то, я гляжу, все также с тобой? — заметил бармен, внимательно меня разглядывая.

— Ночи все еще холодные, — насмешливо протянула Хиддинг, потрепав меня по голове.

Хозяин хмыкнул.

— Лучше б мужика себе завела.

— Будет время, заведу. Ты лучше скажи, достал?

Бобби заныл о том, как ему было трудно. Как хиреет его бизнес, и намекал, что неплохо бы подкинуть ему «бабок», хоть он, конечно, все сделал из большого к ней, Саре, расположения и симпатии. Хиддинг морщась, слушала, а потом протянула руку и пошевелила пальцами, недвусмысленно давая понять, что ждет обещанную вещь.

Бобби вышел и минуты через две вернулся, сунув Саре в руку две небольшие карточки и пакет из серой бумаги.

— О-ла-ла! — Хиддинг едва взглянула на карточки и запустила руку в пакет. Оружие она проверяла более тщательно. Пощелкала сверху, проверила снизу. Потом удовлетворенно кивнула. — О-кей, Бобби, у тебя есть душ?

Бармен снова хмыкнул и указал на заднее помещение.

— Что, Сарита, проблемы?

— А у кого их нет, — был ответ. Бобби понимающе закивал.

Во второй половине дня мы рискнули вернуться в наше прежнее убежище в катере близ доков. Когда мы сидели на влажном полу — вчерашний дождь заливал катер сквозь битые стекла — я напомнил Хиддинг о ее обещании.

— Ты поклялась сделать все, что мне угодно.

— И что же угодно твоей милости? — Сара отвлеклась от консервов, которые судорожно поглощала прямо из банки.

— Сможешь узнать один адрес?

Сара прищурилась.

— Мальчишка?

Я кивнул.

— Все еще не оставил эту затею? — она вернулась к еде, потом облизала пластиковую ложку и отставила банку в сторону. — Сентиментальность, признак надвигающейся старости, Блэк.

Ну, уж нет, голубушка. Нас этим не проймешь.

— Ты поклялась… Сарита, — наверно, моя улыбка была неприятной.

— Да, хрен с тобой. Хочешь быть идиотом, будь им. Не понимаю только, на что ты надеешься. Сколько твоему пацану лет?

— Тринадцать, вот-вот исполнится.

— Готова поспорить, он упрямый как осел. Подростки все такие. Кто-то потом, конечно, умнеет... Так что, Блэк, если ему напели, что ты изверг, он тебя будет таким считать, хоть ты джигу спляшешь, хоть удавишься у него на глазах.

«Я тебя сейчас удавлю, жестянка чертова!» — едва удержался, чтобы не сказать это вслух.

Сара видимо догадалась о моем настроении по лицу и немного смягчилась.

— Ладно, выкладывай все, что знаешь.

— Его зовут Гарри Поттер…

— Нет. Не про мальчика. Если у него не было приводов в полицию, найти его довольно сложно.

— Хм. Надеюсь, что не было. Хотя, учитывая наши с его отцом похождения…

— Ты был малолетним бандитом?

— Скорее бесшабашным кретином.

— А, ну да помню: четверо хулиганов.

— Мародёров, — поправил я. Отменная у нее, однако, память!

Хиддинг закурила и, задумчиво глядя в потолок, заметила:

— Вы снимали кольца с трупов и грабили пепелища? Откуда вообще такая романтизация мерзкого ремесла? Мародёрство это статья…

— А ты в детстве в пиратов не играла? Тоже, между прочим, не слишком приятные парни.

— Дрейк, между прочим, — передразнила меня Хиддинг, — действовал по указу самой Елизаветы Тюдор, а Морган был губернатором Ямайки, — она сказала это таким голосом, что на миг показалось: сейчас Сара покажет мне язык. Опа! У этой каменюки, оказывается, было детство.

— Ну, слава богу. А то я уже подумал, что ты была «полисменом» еще в пеленках.

— В яблочко, Блэк! — она расхохоталась, помолодев сразу лет на десять. — Только одна поправочка: я стала копом еще до рождения. По крайней мере, в мечтах отца. Но… мы отвлеклись.

— Какие тебе нужны сведения, чтобы найти быстро?

— Номер машины или номер страховки.

— Этого я не знаю.

— Ну, тогда хотя бы имя-фамилию опекунов.

Я напряг память. Что там Лили говорила о своих родственниках? По-моему, именно к ним собирался отправить Гарри Дамблдор. Черт! Почему этот старый хрыч не дал мне отвезти мальчика? Ах! Ну да, он же считал, что это я навел пожирателей на Джеймсов дом. Или не считал? Он ведь отпустил меня тогда, ни словом не обмолвившись…

— Эй, Блэк, ты что? Не знаешь?

— А…— я так глубоко ушел в воспоминания, что даже не сразу сообразил, о чем она переспрашивает. — Нет. То есть — да, знаю. Дурсли, кажется. Петуния и… Вернер… нет, Вернон. Точно. Вернон Дурсли.

Сара начала шарить по карманам куртки, вытащила огрызок карандаша и маленький блокнот, поцарапала там и подняла на меня глаза с намерением спросить еще что-то. Но я ее опередил.

— Вот скажи: если бы ты нашла кого-то на месте преступления и точно знала, что это сделал он, ты бы его отпустила?

— Что за глупость. Разумеется, нет.

— А если бы не была полицейским?

Сара ответила, не задумываясь:

— Да, если б знала, что это принесет пользу. Но к чему вопрос?

— Да так… переосмысливаю произошедшее.

— А-а-а. Решил поиграть в Эркюля Пуаро? Маленькие серые клеточки и все такое…

Я не понял, о чем она, но это было и не важно.

Допустим, профессор не столь циничен, как Сара, и просто поверил мне. Почему тогда позволил посадить без суда? Черт! Да даже если и не поверил! Почему он вообще дал меня посадить без суда? Не верю я, что у него не было рычагов давления на Крауча. Не хотел позора? Тень на Гриффиндор и… О! Дьявол. Ну конечно, старик не хотел, чтобы всплыли сведения об Ордене, а они бы обязательно всплыли, как только меня начали допрашивать. Сыворотка правды творит чудеса. Зря я отказываю мистеру Дамблдору в здоровом цинизме, ох зря.

Вывод, прямо скажем, неутешительный. Ну, допустим, найду я крысу. Допустим, поймаю. Что дальше? А дальше, Сириус, появится мудрый директор и скажет: «Мистер Блэк, вы же понимаете, что мы не можем допустить пересмотра вашего дела. Неизбежно раскроется тайна, которая не принадлежит вам лично…». Ну, или что-то в этом роде. И отправишься ты, Сириус, в лучшем случае за границу, а в худшем — обратно к дементорам.

— О чем задумались, мистер Пуаро?

— О том, что я идиот и вся моя затея полное дерьмо. А я-то уже размечтался: вот оправдают, заживу нормальной жизнью. Хрен тебе, а не оправдание. Найду Гарри, потом крысу прикончу, а потом… хоть трава не расти.

— Эк тебя закорежило! — рассердилась Хиддинг. Она встала на колени, тряхнула меня за плечи. — А ну, выкладывай, что ты там своим умишком надумал! Пессимист гребаный.

Ну, я и выложил. Все, о чем только что размышлял, выложил. До последней долбанной мыслишки! Путался, пускался в бестолковые пояснения, хотя она ни о чём не спрашивала. Когда я, наконец, иссяк и в бессилии закрыл глаза, то услышал… тихий смех. Легкая ладонь, пахнущая табаком, коснулась моего лица и погладила по щеке.

— Бедный, бедный маленький мальчик.

Я со злостью оттолкнул ее руку.

— Прекрати, слышишь.

— А ты прекрати паниковать. Ты взрослый мужик, сильный и умный, но иногда просто до смешного теряешься, когда что-то не вписывается в стереотипы. Вот вбил себе в голову, что этот твой профессор — воплощенное всемогущество. Чушь. К любому можно найти подход.

— Ты не знаешь его.

— Ну, он же не господь бог. Со всеми можно договориться. А если не договориться, то отыскать слабые места и давить на них. Твой профессор, судя по тому, что ты рассказываешь, типичный политик. Если он сочтет твое предложение разумным и безопасным для себя, то примет его почти наверняка. Самое важное в этом случае — безупречная логика и никаких эмоций. Политики это презирают.

Я был в некотором замешательстве. С этой позиции я, пожалуй, никогда не рассматривал нашего директора. А стоило.

— Никогда не думал о Дамблдоре, как о политике. Он очень могущественный маг, мудрец. Мне прежде казалось, что он скорее противопоставляет себя нашему Министерству. Но теперь… Ты, пожалуй, права. Наш директор играет в политические игры, пускай из лучших побуждений.

— Именно поэтому я призываю: забудь о мальчике. Ищи крысу.

— Если я сумею убедить Гарри, и до крысы добраться будет легче, — эта идея пришла мне в голову только что, и я ухватился за нее, как за последнюю соломинку. Хиддинг уже открыла рот, чтобы опять начать нравоучения, но я не дал ей этого сделать. — Я не сказал тебе, крыса живет у одного мальчика. Он ровесник Гарри, возможно, они даже знакомы, поскольку учатся в одной школе.

— Вот тебе на! Зачем тогда ты просишь его адрес, если знаешь, где он учится? Откуда, кстати?

— У волшебников в Англии только одна школа — Хогвартс.

— Обучение там обязательно для вас, волшебников?

— Нет, но…

— Тогда почему ты решил, что он там? А если его опекуны не в состоянии оплатить обучение? Это ведь пансион. Насколько я знаю, такие школы существуют за счет родительских взносов, и они немаленькие. Разве нет?

— Если честно, никогда об этом не задумывался. Но мне кажется, это как-то решается. Стипендия, пожертвования… Видишь ли, магия опасна, если ее не уметь контролировать. А в школе как раз этому и учат.

Хиддинг тяжело вздохнула. Да, дорогуша, я упрямый! Я почувствовал нечто, сходное с торжеством: надо же, я победил. Причем, ее же оружием. Ай да Сириус!

Сара встала и потянулась. Вялая улыбка на лице еще раз подтвердила мою догадку: она сдалась.

— Ладно, убедил. Я сейчас уйду примерно, — мимолетная заминка, — часа на полтора. Жди меня и будь умницей: не вылезай.

Когда Хиддинг вернулась, она застала в катере черного пса. Сначала я честно пытался не спать, но бессонная ночь и наши приключения накануне меня доконали. Когда я почувствовал, что уже не в силах бороться с надвигающейся дремотой, то перекинулся, свернулся клубком и провалился в небытие.

— С добрым утром, — услышал я ехидный голос, едва открыл глаза. — Ты такой трогательный, когда спишь, жалко было будить.

Уже в человеческом виде я огляделся. Утром, разумеется, и не пахло. Было темно и довольно холодно, в окно светила луна.

— Сколько я спал?

— Часа три, — Хиддинг как-то отчаянно, душераздирающе зевнула. — Извини. Меня тоже рубит. Пришлось даже гадости какой-то выпить, чтобы не отключиться. Как молодежь это гавно глотает, ума не приложу?

— Ты узнала? — прервал я ее жалобы.

Она кивнула, снова зевая, и вытащила из кармана мятый листок. Почерк у Сары был корявый и малопонятный. Я с трудом разобрал адрес, обрамленный какими-то загогулинами, черточками и человечками. Ждала долго?

Едва подавил в себе желание рвануть по указанному адресу прямо сейчас. Сара, видимо, уже достаточно хорошо меня изучила, поэтому, злорадно ухмыльнувшись, бросила:

— Что, даже чаю не попьешь?

— Все смеешься?

— А ты ведешь себя соответственно! Как охотничий пес, разве что не тявкаешь от нетерпения.

— Так и быть, ради тебя подожду до утра, — гримаса, которую она скорчила в ответ на мою реплику, заставила меня улыбнуться. — Поспи, Сара.

Пока она устраивалась, копошась и пытаясь найти место посуше, я размышлял, как мне лучше добраться до дома Гарри. Я испытывал какое-то запредельное возбуждение, отзывавшееся шумом в ушах и иглами в кончиках пальцев. Даже Азкабан не сделал из тебя мужика, Сириус. Ты такой же дурной, как в двадцать!

— Кстати, — донесся до меня ворчливый голос, — советую переодеться, не собираешь же ты предстать перед любимым племянником вонючим бомжом.

— Крестником, — машинально поправил я и рассеянно глянул на Сару. Она свернулась калачиком под боком, ее белобрысая макушка упиралась мне в бедро. Хиддинг повернула ко мне лицо и нахмурилась:

— Я добыла кое-что. Там… в пакете, — и махнула рукой куда-то в сторону.

Поражаясь предусмотрительности бывшей инспекторши — сам то я об этом даже не подумал — проследил взглядом в указанном направлении и встал. Одежда была сильно поношенной, но чистой.

— В помойке порылась?

— Что? А-а-а, нет. Зашла в Красный Крест. Сказала, что у меня брат-инвалид…

— У тебя просто талант к бродяжничеству.

— Когда-нибудь напишу пособие, — пробормотала она сонным голосом и, еще немного повозившись, задремала.

Я переоделся. Штаны были мне коротковаты, а рубашка велика. Но это было лучше, чем грязная роба. По крайней мере, я надеялся, что теперь буду меньше похож на бывшего заключенного. В пакете был еще мятый плащ неопределенного цвета. Я испытал чувство благодарности: ночи и вправду были холодные. Потом я вернулся на свое место, сел и оперся спиной о стену.

Что же я скажу Гарри? Я мучительно пытался сочинить речь, но с каждой новой попыткой мои аргументы казались все более и более нелепыми. А вдруг он вообще не захочет меня слушать? Стоп, Сириус! Не паникуй. Рассуждай логично, как учит «великая и мудрая Сара Хиддинг». Я невольно скосил глаза на тихо сопевшую рядом женщину. Спала она беспокойно: то и дело ерзала и что-то бормотала. Мне вспомнились слова оборотня, и стало немного совестно, что я собираюсь бросить ее одну. Хотя Хиддинг ведь неплохо справляется. По-моему я ей больше мешаю, чем помогаю. От этой мысли мне стало почему-то очень тоскливо. Мне не хотелось с ней расставаться, но... Хиддинг моя идея не по душе, а я твердо решил встретиться с Гарри во что бы то ни стало. Ясно, что Сара со мной в Суррей не потащится. Черт, а я ведь уже успел привыкнуть к мысли, что она рядом.

Парадокс, но я, привыкший всю жизнь следовать только собственным желаниям, гордившийся своей самостоятельностью, никогда по-настоящему не был одинок. До Азкабана, разумеется. В тюрьме именно мысль, что я в одночасье лишился всех своих друзей, была для меня самой мучительной пыткой. Да что говорить, я и к Гарри то рвусь с тайной надеждой на возможность вернуть хоть тень прежней жизни, в которой буду хоть иногда созерцать кого-то еще, кроме своей унылой рожи в зеркале.

За этими невеселыми размышлениями не заметил, как начал дремать. Шум ветра, отдаленный плеск воды и тихий гул города, который в Лондоне не смолкал даже ночью, почти усыпили меня, когда ухо уловило какой-то посторонний звук. Я мгновенно вышел из блаженной расслабленности, тряхнул головой и прислушался.

Шорох шин по асфальту, едва слышный щелчок открываемой двери. Я потрепал Сару по плечу. Она резко дернулась и села. Я приложил палец к губам и мотнул головой в сторону, откуда шел настороживший меня звук. «Машина», — произнес одними губами.

Хиддинг, крадущимися звериными шагами подползла к окну, медленно приподнялась и снова быстро присела. Небо было ясным, луна почти полной. Так что, вылези мы сейчас — будем как на ладони.

Шаги слышались отчетливо: шедшие к нам люди явно не таились. Я хотел спросить, кто это, в тайне надеясь, что не полиция, но слова застряли в горле. Сара самым недвусмысленным образом раздевалась. Стащила с себя джинсы, кроссовки, одним движением стряхнула куртку и, бросившись ко мне, потянула на себя.

— Твою мать… — выдохнул я, когда она обхватила меня голыми ногами и прижалась всем телом. Н-да! Со стороны наша поза не оставляла простора для фантазии.

— Ч-ч-ч они уже здесь, — шепот едва слышный. А потом она издала отвратительный похотливый стон.

— Вот… блядь! — громкий возглас прозвучал от двери. Вошедший все понял так, как оно и выглядело.

— Что там? — второй голос звучал снаружи.

То, как красочно описал нас с Хиддинг первый, мне даже понравилось. Богатая лексика!

— Не лежи, как бревно, скажи что-нибудь, — прошелестело у меня над ухом.

— Что?

— Например, «отвалите, уроды».

Я послушно крикнул. Мой сдавленный, напряженный голос звучал весьма натурально, учитывая пикантность ситуации. В ответ послышался смешок.

— Сам отвали.

— Не мешай, Барт, дай парню кончить, — глумливо хохотнул второй.

— Давай уйдем, — визгливо захныкала Сара.

— Твоя сучка дело говорит.

— Пошел ты, — по-моему, эта роль мне все-таки удавалась.

Сара тем временем выползла из-под меня и торопливо натягивала штаны. Она подняла на меня глаза и улыбнулась одними губами. Согласен: вид у меня идиотский.

Когда мы выбрались, я, наконец, рассмотрел их. Это были два рослых молодых парня, у одного из них на плече висела объемистая сумка. И от обоих на милю разило дешевым алкоголем.

Парни пялились на нас с мерзкими ухмылками, обменявшись парой гнусных замечаний по поводу сариных женских достоинств. Я на секунду задумался, предусматривает ли сарин сценарий, что я должен заехать кому-нибудь из них по физиономии, но «моя подружка» спешно потянула меня за рукав, снова захныкав.

Под аккомпанемент гнусных комментариев мы быстро удалялись и вскоре увидели автомобиль, звук которого и привлек мое внимание, пока мы дремали в нашем убежище.

Возле машины — третий. Он поменьше ростом, худой и какой-то дерганный.

Сара на секунду замирает. Потом сует мне в руки свой пакет.

— Подержи.

Аккуратным движением запускает руку под куртку.

Дальше все происходит мгновенно.

Один большой прыжок и Хиддинг рядом с парнем. Оружие направлено прямо на него.

— Ключи, живо! — голос тихий, шипящий.

Парень, нервно дернувшись, лезет в карман.

— Но-но без шуток, гнида, — движение, сопровождающее эти слова, весьма недвусмысленно характеризует ее намерения. — Блэк, садись за руль!

Интересно, а что будет, если я скажу, что не умею водить? Саре это, похоже, даже не приходит в голову. Маггла!

Эх, когда-то у меня был мотоцикл, надеюсь, что автомобиль — не сложнее.

В этот момент парень резко дергается вправо, уходя от направленного на него пистолета. Бросается на Сару. Выстрел? Его не последовало.

Хиддинг уворачивается от удара и с размаху бьет тяжелой рукоятью пистолета в лицо нападавшего. Парень матерится, хватаясь за разбитый нос.

«Сириус, хорош стоять столбом!» — говорит кто-то у меня в мозгу. Швыряю пакет, бросаюсь к ним. Черт! Где моя волшебная палочка?! Вот уж она была бы не лишней! Парень ниже меня и, вероятно, слабее. Но вертлявый. Да и опыта драки у него побольше моего. А если так?

Сзади. Обхватить поперек тела. Он выгибается, но я действительно сильнее. Слава богу, Сара! Она уже рядом. Резкий точный удар в солнечное сплетение. Тут даже ее сил хватит. Парень валится на землю и стонет.

— Мешок подбери, — кричит она, влезая в автомобиль.

Дался ей этот мешок. Ах, да. Там же ее «всё»! С пакетом в руке, распахиваю вторую дверцу, буквально валюсь на сидение.

Сара рвет с места, не дожидаясь, пока я закрою.

— Ты сумасшедшая, — выдыхаю я, все еще пытаясь унять дрожь возбуждения.

— Эти парни в полицию не пойдут, а вот замочить нас могут запросто.

Хиддинг выруливает на длинную освещенную улицу, прибавляет скорость.

— Ты их знаешь? — положительный ответ меня бы не удивил. С этой женщиной я вообще скоро отвыкну удивляться. Сара, однако, качает головой.

— Нет.

— Тогда почему…

— Потому что сюда приличные люди не сунутся. В этот район даже наши предпочитают не ходить. Это или наркодилеры, или еще что похуже.

Через десять минут Сара притормозила, заехав в какой-то темный проезд. Она наклонилась и начала шарить под моим сидением. Потом разогнулась, удовлетворенно крякнув.

— Что-то потеряла?

— Главное, что не нашла. Я думаю, мы позаимствует тачку на время, — она подмигнула мне. — Глянь в багажнике, а я салон осмотрю.

— Хиддинг, ты меня пугаешь, — я открыл дверь и, вылезая, спросил. — Что искать то?

— Да что угодно: наркоту, оружие, труп.

— Шутишь всё?

— Отнюдь.

Я обошел автомобиль и открыл багажник, если честно, с некоторым волнением. Вот ведь…чертова девка! Думаю, что в лице Хиддинг преступный мир потерял достойного представителя. Что она только забыла в полиции? У нее явно криминальные наклонности.

К моему облегчению багажник оказался пустым, не считая каких-то пыльных тряпок и здоровой железяки, в которой я признал разводной ключ. Я вернулся к Саре с отчетом о проделанной работе и получил в ответ ее коронное «Умничка».

— Куда едем?

— С визитом к твоему Гарри, — недовольно пробурчала Хиддинг, — только я, похоже, скоро об этом пожалею!

Я рассмеялся, усаживаясь на свое место.

— Благодетельница!

— Заткнись, а то поведешь сам.

— А я не умею, — мне все еще было весело. Физиономия у нее была — десять галеонов бы заплатил, чтоб такое увидеть!

— Матерь Божья, — простонала Сара, — до седых волос дожил… И я тоже хороша! То-то бы этот хиляк потешался, если бы мы вдруг задним ходом поехали, — дальше мы хохотали уже хором. Похоже, истерические пятиминутки становятся традицией.

* * *

Никогда не представлял себе истинных размеров Лондона. Да я, вообще-то, его толком никогда и не видел. Все-таки, используя порт-ключи и камины, волшебники чего-то себя лишают. Метла? Не-е-е метла это не то! Если б я родился магглом, наверняка, стал бы гонщиком или кем-то в этом роде. Собственно, мое увлечение мотоциклами, которое вызывало истерию у моей матушки, было оттуда.

Я открыл окно и вдыхал ветер. Плевать, что вид у меня, как у малолетки, которого впервые посадили на метлу. Я только что по-настоящему осознал, что на свободе.

— Ты еще язык высуни, как все собаки, — долетел до меня тихий смех Сары. Она прибавила газу, мы уже вырулили на какую-то большую дорогу.

Несколько минут я слышал только шум ветра и завывание двигателя.

— Блэк, а почему ты не водишь. Тебе же это нравится?

— Не довелось. А жаль.

— Я не люблю водить, — немного помолчав, сказала Хиддинг, не отрывая взгляд от дороги, — но по сравнению с тем, что ты продемонстрировал мне давеча, это просто игрушки. Вы всегда так перемещаетесь?

— Чаще всего. Вообще-то в аппарации ничего страшного нет. Не понимаю, почему ты так отреагировала. Может, потому что не волшебница?

Сара пожала плечами, а потом бросила на меня короткий взгляд и спросила:

— Если ничего страшного, то почему ты не летаешь туда-сюда, а ногами ходишь?

— Боюсь разучиться. А если серьезно: в незнакомое место переместиться очень трудно. Это, так сказать, «высший класс» для волшебника. А в знакомых местах меня, как ты догадываешься, ждут с распростертыми объятьями, чтобы вернуть в родную камеру. Ну и потом, всегда есть шанс, что тебя расщепит.

— Голова доедет, а ноги — нет?

— Ты удивительно догадлива.

— Ну, что ж. Ты не безнадежен, если это хоть немного тебя останавливает.

— Звучит как комплимент.

Хиддинг промолчала, напряженно высматривая что-то впереди, потом начала притормаживать. В ответ на мой невысказанный вопрос, она постучала по приборной панели. На табло мигал красный огонек.

— Если через пару миль нам не встретится заправка, придется идти пешком.

— Ну, значит, пойдем! — легко согласился я, а Сара нахмурилась. — Тебя это расстраивает? Ты же не любишь водить…

— Блэк, ты хоть представляешь, где находится Литтл-Уингинг? Или ты так привык к своей этой аппарации, что вообще не понимаешь слова «далеко».

«Э, нет, Хиддинг, у меня впервые за эти дни нормальное настроение, и ты мне его не испортишь!»

— Хиддинг, ты непоследовательна. Полчаса назад ты в полуголом виде играла спектакль для двух головорезов, а теперь тебя печалит перспектива остаться ночью посреди дороги или прошагать пешком пару десятков миль?

Она тихо пробурчала что-то себе под нос. Вероятно, что-то не слишком лестное в мой адрес, но я сделал вид, что этого не заметил, снова оглядываясь по сторонам. Мы неслись по широкой освещенной дороге, вдали были огни города. А еще ветер в окно, луна. Что может быть лучше!

— А это не то, что мы ищем? — на противоположной стороне я заметил странную конструкцию с надписью «BP»[1], возле нее стоял автомобиль. Сара кивнула, но проехала мимо. Я недоумевал, но потом сообразил, что это я на своем мотоцикле мог рвануть наперерез, а Хиддинг водила по правилам.

— Лучший способ не привлекать внимания, вести себя хорошо, — выдала она нравоучительным тоном, вероятно, заметив мой невысказанный вопрос. — Эта тачка почти наверняка в угоне числится, так что… будем паиньками. Надеюсь, дотянем до разворота!

Заправка на наше счастье была автоматической, то бишь, на ней не было ни одной живой души. Даже виденный мной автомобиль куда-то испарился. Пока Хиддинг тыкалась у автомата, я вышел размять ноги и наткнулся на нечто интересное…

— Хиддинг, а ты, оказывается, брюнетка!

На столбе в рамке было что-то вроде доски объявлений. Среди рукописных и печатных листков с фото собак, кошек, а также предложений что-нибудь продать и купить, красовался типографский лист с сариным фото и красноречивым комментарием «Wanted for murder».

Сара подошла ко мне и критически оглядела собственное изображение.

— Наверняка мой босс постарался.

— Если тебя это обрадует: у тебя и этой бабы на фото мало общего. Ну, по крайней мере, я бы на улице не узнал.

— Вот я и говорю, что постарался. Понимаешь, им не нужно, чтобы меня узнавали. Они рассчитывают, что найдут меня сами. Просто есть правила: должны объявить в розыск. Вот они и объявили. Формально. Взяли это фото из личного дела, ему уже лет пять…

— Интересно, а меня здесь нет. Или только полицию оповестили о моем побеге?

— О! Тебе отведено почетное место, — Сара указала на соседний столб. Там на большом плакате с надписью ОСОБО ОПАСЕН висел мой собственный портрет. Интересно, как они его состряпали? Насколько я помнил, ни одной маггловской фотографии у меня не было. Текст гласил, что я убийца, маньяк и рецидивист. Словом, не приближайтесь, не говорите, не дышите в его сторону. Снизу был номер телефона.

— Чисто Бонни и Клайд! — невесело пошутила Сара. — Знали бы, что мы вместе, объявили бы план «перехват».

Я вспомнил фильм, который мы смотрели когда-то у Рема. Нам с Джеймсом он понравился. Только конец был печальный для главных героев.

— Ну что, Бонни, — я обнял Сару за плечи: предложенный ею образ предполагал определенную романтику, — поедем дальше или устроим засаду?

Сара посмотрела на меня тяжелым взглядом, откинула мою руку и зашагала к машине.

_______

[1] BP — "British Petrolium"

К Литтл-Уингингу мы подъехали на рассвете. Здесь было значительно суше и теплее, чем в Лондоне. Хиддинг выискала неприметное место на окраине, возле небольшого парка и пристроила машину. Место, куда мы прибыли, Саре явно не нравилось. Она оглядывалась по сторонам и хмурила брови.

— Мы как попугаи в стае воробьев, — проговорила она тихо, вцепившись обеими руками в руль. – В таких местах все друг друга знают. И готова голову дать на отсечение: здесь полно болтливых кумушек, которые разнесут новость по городу со скоростью телеграфа.

— Да ладно, здесь, по-твоему, не бывает приезжих? — Бывает, но каждый приезжий – событие. Чем еще заниматься скучающим неработающим бабенкам? Только сплетничать.

— Не думаю, что кого-нибудь интересуют двое бродяг…

— Здесь нет бродяг, Блэк, — у Сары в голосе появились истерические нотки, — это респектабельный буржуазный район.

— Ну, ты выглядишь вполне респектабельно, если тебя помыть и постирать.

Мне подумалось, что еще несколько дней в обществе Сары и мне будет недоставать этих постоянных сердитых убивающих взглядов, которыми она одаривала меня чуть ли не каждый час. Впрочем, я сам ее провоцировал.

Хиддинг меж тем приняла решение.

— Ладно, пошли. Пока еще рано, сейчас уикэнд. Может, удастся проскользнуть относительно незамеченными.

Тисовая аллея, на которой находился нужный мне дом, была едва ли не главной улицей. Она состояла из одинаковых благообразных домиков с образцово-показательными заборчиками, газонами и прочими атрибутами маггловской «респектабельности». Я понял, о чем говорила Сара. Если бы мы шли в сопровождении оркестра и дюжины клоунов, и то не привлекли бы большего внимания. Я возблагодарил себя за свою способность к анимагии. На наше счастье, улицы были пока пустынны.

Это, однако, продолжалось не долго. Дверь одного из домов осторожно отворилась, оттуда сначала, как горох, высыпала толпа кошек, а вслед за ними выскользнула старуха в голубой косынке и заковыляла к нам. Я почувствовал, как напряглась сарина рука на моем загривке. Но Хиддинг голыми руками не возьмешь. Лучший способ защиты — нападение?

— Ох! Доброе утро, мадам, — даже не передать, какой это был голос: за ним скрывалась целая история, — какое счастье, что я вас встретила.

Старуха немного опешила от ее напора, но признаков паники не обнаруживала. А Сара продолжала тараторить, для убедительности размахивая руками.

— Моя машина сломалась, мне пришлось всю ночь идти по шоссе. Это просто кошмар! Если б не мой Чертик, — она погладила меня с какой-то необычайной нежностью, — страшно представить, что бы со мной случилось! Вы случайно не знаете, здесь нет мастера, который бы мог приехать и починить машину.

Старуха, до того с подозрением глядевшая на Сару, которая всем своим видом являла зрелище жертвы катастрофы, сразу расслабилась и подобрела. Разумеется, ведь от нее требовалось только сказать «да» или «нет».

— Ах! Деточка, я не знаю. У меня ведь нет машины.

— О! — горе на лице Хиддинг стало почти вселенским. – И все равно, спасибо.

Она уже было собралась идти дальше…

— Но, может, вы позвоните в аварийную службу, которая в городе. У меня есть телефон.

Сара рассыпалась в благодарностях и побрела за старухой к ней в дом. Я остался сидеть на улице. Стали появляться первые прохожие. Мимо меня пробежала девушка в шортах и майке, потом проехал почтальон на велосипеде… Сара появилась минут через двадцать в сопровождении старухи, которую беспрестанно благодарила. Мне даже показалось, что Хиддинг переигрывает в своей сахарной любезности.

Когда мы свернули за угол, умильно воркующая дамочка опять превратилась в знакомую мне ехидную девицу.

— Милейшая миссис Фигг просто кладезь местных сплетен. Твой мальчик живет в соседнем с ней доме, это мы, правда, знаем и без нее. У старухи он, кстати, частенько бывает. Тетушка племянника не жалует, а потому регулярно сплавляет к соседке, чтоб не мешался. Да вот только он уже неделю к ней не заходит. Оно и понятно. У соседей – гости. Какая-то родственница. Миссис Фигг она не нравится, потому что у той «мерзкая псина», а у нее самой кошки. Черт! До сих пор чувствую этот запах…

Сара еще что-то говорила, но я не слышал. Я в очередной (который уже?) раз начал впадать в отчаяние.

Итак, Гарри тоже под надзором. Я никогда не видел Арабеллу Фигг, но знал о ней очень хорошо от Грюма и от самого Дамблдора. Она была членом Ордена. Значит, профессор велел ей присматривать за Гарри: не случайно же старуха-сквиб здесь поселилась. Мои надежды рушились на глазах. Неужели меня поджидают и тут? Проклятье. А что если они все, и эта старушенция в частности, уже знают о том, что я анимаг? Что ж, тогда у меня есть время убраться, потому что, как только сведения дойдут до…

Стоп! Не паникуй, Сириус. Как сквиб сможет оповестить? Только совой. Ага. Тогда у тебя в запасе часов шесть, а может, и больше. И потом Сара, похоже, не вызвала у Арабеллы Фигг ни малейшего подозрения, а я ведь её пес. Тогда не все еще потеряно. Дождаться, пока Гарри выйдет из дома. Куда то же он ходит, в конце концов! А там… там разберемся.

Чтобы не маячить на виду у просыпающегося городка, мы с Сарой решили вернуться к месту, где оставили нашу машину. Оно было достаточно безлюдным, а кроме того рядом был парк, где на какое-то время можно укрыться от любопытных глаз. Однако, тут нас ждал неприятный сюрприз.

Мы уже были почти на месте, когда я вновь почувствовал руку Сары на своей холке. Сильные пальцы впились в шерсть, причиняя боль.

— Тихо! Не двигайся.

Сара вытянула шею и осторожно взглянула поверх кустов, которые скрывали от нас улицу. Я припал к земле и сквозь ветки рассмотрел ноги в ботинках и темные брюки. Возле машины кто-то стоял. И этот кто-то чрезвычайно беспокоил Сару. Я понял это по тому, как она судорожно вдохнула, а затем чуть слышно простонала «О! Нет!».

За кустами что-то зажужжало, захрипело, а затем раздался низкий рокочущий бас:

— Пенни, это Гамильтон. Ответь.

В ответ раздалось шипение и неразборчивое бульканье. Я вспомнил, что так вело себя устройство, которой полисмены использовали для переговоров – рация, кажется.

— Да-да, я на Пиль-роуд… Тут кто-то тачку бросил. Проверь по базе…

Он назвал какие-то цифры. Сара начала медленно отступать назад, я тоже попятился. Надо было смываться, но низкий голос вдруг раздался совсем рядом.

— Остановитесь.

Полицейский вышел из-за кустов и шагнул к нам. Я зубами потянул Сару за штанину, но она стояла как вкопанная. Черт! Девочка, ты опять собираешься играть спектакль? Почему-то я был уверен, что этого мужика так просто провести ей не удастся. Очень уж цепкий и проницательный был у него взгляд. Он вообще не походил на недотепу.

— Это ваша машина?

— Машина? – Сара сделала недоумевающее лицо и затем опять затараторила, слово в слово повторив историю, которую полчаса назад придумала для миссис Фигг.Да только на этот раз перед ней была не доверчивая старушка.

Полицейский был крупным, даже немного грузным мужчиной лет шестидесяти, его широкое, в общем-то, добродушное лицо выражало сейчас настороженность и недоверие. Он слегка нахмурился, пока Сара, все еще в роли растерянной дамочки, излагала ему свои мнимые злоключения, а потом произнес:

— Позвольте ваши права мисс…

— Миссис, — поспешно поправила Сара и вытащила из кармана небольшую карточку. «Подарок от Бобби», — догадался я.

— Ваш пес без поводка, миссис Солано? — заметил полисмен, внимательно разглядывая фальшивые права и то и дело бросая подозрительные взгляды на Хиддинг.

— О! Он очень послушный, — заворковала Сара, поглаживая меня по голове.

— И, тем не менее, существуют правила, — медленно проговорил он, взявшись за рацию.

— Что-то не так, офицер? — в голосе Хиддинг было легкое недоумение. Да уж, актриса она отменная. Но что же ручки у тебя так дрожат, дорогуша?

Когда мужик отдал Саре карточку, я почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.

— Пенни, снова Гамильтон. Так что там с тачкой… — говоря это, он жестом остановил Хиддинг, которая уже развернулась, намереваясь уйти. Черт, что еще? В рации что-то прохрюкало, а мужик нахмурился.

— Не зарегистрирован? Ты уверена? — рация отозвалась согласием. – Пенни, проверь еще. Кэтрин Солано, — дальше последовал ряд цифр. Интересно, у всех полицейских такая отличная память?

— Но… офицер? Я не понимаю… — залепетала Сара жалобным голосом.

Я поглядел на полицейского и вдруг отчетливо понял, что нам крышка. Твой спектакль закончился полным провалом, Хиддинг. И в подтверждение своей догадки я услышал спокойный голос полицейского:

— Но-но, без фокусов, девочка.

Сара дернулась в сторону, но мужик отреагировал мгновенно, чего трудно было ожидать от человека такой комплекции и возраста. Он схватил Хиддинг за руку выше локтя, Сара извернулась, выкручиваясь из хватки. Я бросился ему под ноги, но он каким-то чудом устоял.

— Стойте, Сара. Не делайте глупостей!

Этот окрик подействовал на Хиддинг, как заклятие оцепенения. Она перестала вырываться, опустила руки и подняла лицо на полицейского. Я, не зная, как поступить, стоял рядом с ней и видел, как на миг на лице Сары появилось выражение отчаяния. Хиддинг взглянула мне прямо в глаза и еле заметно покачала головой. Черт, неужели всё? Как глупо!

Полицейский тем временем достал наручники и защелкнул их у Сары на запястьях. На его лице не было удовлетворения и торжества. Оно было усталым и мрачным. Он провел рукой по глазам и тихо произнес:

— Господи, никогда бы не подумал, что буду арестовывать тебя. Что же ты натворила, детка?

— Вы сдадите меня им, мистер Гамильтон?

Я переводил взгляд со старика на Сару и не понимал ничего. Знакомы? Вот это номер! Неудивительно, что он узнал ее. Зачем тогда весь этот спектакль с документами?

— Ты же понимаешь, Сара, что я обязан это сделать.

Плечи Хиддинг опустились, она вздохнула, а потом подняла голову и спокойно посмотрела на старика.

— Я никого не убивала.

— Ты сбежала из-под стражи. Этого достаточно. Господи, малышка! Роджера хватит удар, когда он узнает, что его дочь…

— Не хватит, — ледяным голосом отрезала Сара, — он умер три года назад. Сердце.

— Прости, не знал.

В этот момент ожила рация. Я ждал, что старик вызовет кого-нибудь. Но он, к моему и сариному изумлению, этого не сделал. Поблагодарил невидимую собеседницу и отключился. Кстати, документы оказались настоящими: это я с трудом, но все же сумел разобрать из бормотания. Вот уж точно нелепое устройство, как они только понимают друг друга?

Впрочем, задумываться об этом было недосуг. Гораздо больше меня сейчас волновала судьба Хиддинг. Я вдруг осознал, что молюсь про себя, чтобы она смогла выкрутиться. Мысль, что Сару упекут под арест, казалась мне невыносимой. Вот она, «преступная солидарность»!

Я сел рядом с Хиддинг, ткнулся носом в ее скованную наручниками руку. Она слабо улыбнулась, а потом с надеждой подняла глаза на старика.

— Мистер Гамильтон, выслушайте меня, прошу вас.

Он тяжело вздохнул.

— Ты ввязалась в какую-то крупную игру, девочка? – Сара кивнула. – Ты вся в отца! Ему тоже не жилось спокойно на этом свете. Пойдем, здесь мы, как на сцене…

Он зашагал вдоль кустов, свернул на какую-то неприметную аллею, а потом присел на скамейку в тени большого дерева. Сара опустилась рядом, я тоже подошел и положил ей голову на колени. Хиддинг рассеянно погладила меня и заговорила. Старик слушал ее, глядя прямо перед собой, и то и дело качал головой. Голос Хиддинг был спокойным, рассказ – сухим. Только факты, ничего лишнего. Собственно, все это я уже в общих чертах знал, поэтому слушал в пол-уха и внимательно наблюдал за реакцией полицейского. Ему явно не нравилось, то, что он услышал, но мне все же показалось, что он поверил Саре. Его слова подтвердили мою догадку.

— Сара, ты же опытный коп. Как ты могла думать, что они не доберутся до тебя? Удивительно, что ты вообще еще жива!

— Я живучая, — угрюмо буркнула она, получив в ответ сердитый взгляд старика. – Так вы меня отпустите?

Он внимательно посмотрел на Хиддинг, побарабанил пальцами по колену, а потом достал ключ и расстегнул наручники.

— Спасибо.

— Я делаю это только ради памяти Роджера. Однажды он вытащил меня с того света, такое не забывается. Но… Сара, заклинаю тебя, сдайся. Пусть проведут расследование. Уверен, можно найти доказательства твоей невиновности. А если будешь бегать…

Хиддинг упрямо покачала головой.

— Расследования не будет. Я поняла это по первому же допросу. Там все схвачено. Меня выставят помешанной истеричкой, а дело, которое я вела два года, похоронят в архиве.

Старик тяжело вздохнул.

— Ты для этого приехала в Литтл-Уингинг?

— Нет.

— Тогда зачем?

Она таинственно улыбнулась, глядя на старика. Я напрягся. Мне не хотелось бы привлекать внимание к моему делу. Достаточно с меня одного наблюдателя, не хватало еще внимания маггловского полицейского.

— Машина сломалась.

— Та, у которой липовые номера? – холодно спросил старик. – Играешь с огнем, девочка.

— Не понимаю, о чем вы.

Он скептически оглядел ее и коротко кивнул.

— Иди. Но, надеюсь, к вечеру тебя здесь не будет. У Кэтрин Солано документы в порядке, но, боюсь, пристальное внимание не пойдет ей на пользу. А в нашем захолустье столичной гостьей заинтересуются скоро. Уверен, что не я один окажусь таким… бдительным. У нас не любят чужаков, особенно тех, кто приехал сюда с непонятной целью.

Он встал. Поднялась и Сара. Гамильтон еще раз оглядел ее, а потом бросил взгляд на меня.

— Хороший у тебя пес. Совсем как человек смотрит.

— С тех пор, как я сбежала, он мой единственный друг, — был ответ. Взаимно, Сара!

До вечера мы шарахались по каким-то кустам и задворкам. Сара нервничала, но не торопила меня. Я был ей за это благодарен. Только в сумерках мы рискнули показаться на Тисовой улице. Тут я оценил всю прелесть респектабельного района: на улице не было ни души. Это тебе не Лондон, где цветет ночная жизнь. В Литтл-Уингинге местная публика предпочитала вечера проводить дома.

В доме номер четыре горел свет. Я уже собирался подкрасться ближе и заглянуть в окно. В этот момент Хиддинг вдруг схватила меня за лапу.

— Стой!

Я повернул к ней голову. Сара глядела в сторону дома и хмурилась. До нас донесся легкий стук и звон, какой бывает, когда кто-то слишком резко отрывает окно, а затем…

— Матерь Божья! Что это?

Из окна выплывало нечто, напоминавшее воздушный шар. Близорукое собачье зрение не давало мне рассмотреть подробностей, но я мог с определенностью сказать, что шар был живым. О Боже! Это был не просто шар. Это был человек, раздувшийся до такой степени, что напоминал огромную надувную игрушку. И эта игрушка издавала какой-то чудовищный испуганный вой напополам с хрюканьем. А из раскрытого окна этим звукам вторил истерический женский визг, ругань и собачий лай. Готов поспорить на что угодно, это мой крестник веселится! Но, ради всего святого, зачем? Неужели он не знает про запрет?

Темные глаза Хиддинг увеличились в размерах настолько, что казалось, заняли пол-лица. Она нервно сглотнула, а потом посмотрела на меня с таким непередаваемым выражением, что захотелось смеяться. Я тихо зарычал и лизнул ее в лицо: ну как еще привести ее в чувство? Она отшатнулась и шлепнула меня по носу. Ну, слава богу, очухалась!

Минут через пять в доме хлопнула входная дверь, из которой выскочил лохматый мальчишка, волоча за собой сундук. Я готов был уже сорваться с места, но Хиддинг меня остановила.

— Погоди, не пугай его, — шепнула она тихо.

Гарри – то, что это он, догадаться было нетрудно – направился в противоположную от нас сторону. Шагал, глядя себе под ноги, по его походке и нервным движениям, я понял, что парень либо очень зол, либо очень расстроен. А может быть, и то, и другое. Нас он не заметил и мы, прячась в тени домов и живых изгородей, последовали за ним. Спустя десять минут Гарри остановился, растерянно огляделся и присел на ограду. Не знаешь, куда дальше, малыш? Ну что ж, самое время поговорить.

* * *

Что я могу сказать: Джеймс мог бы гордиться сыном. Реакция у мальчика отличная. Едва я появляюсь в поле его зрения, он вскакивает и вскидывает волшебную палочку. Правда, тут же ее опускает. Боишься? Ты ведь уже набедокурил, что ж теперь останавливаться?

— Здравствуй, Гарри! – голос у меня хриплый от сдерживаемого волнения. Вот он, момент истины, Сириус!

— Откуда вы меня знаете? Кто вы такой? – рука с палочкой дергается и снова поднимется в моем направлении.

— Не надо, Гарри. Я безоружен.

— Кто вы?

— Я Сириус Блэк, друг твоего отца, — говорю и внутренне сжимаюсь. Что же дальше? Жду вспышки ненависти, потока обвинений. Я готов к этому, готов… Ох, неубедительно, Сириус.

— Вы… лжете!

А вот к этому я не готов. То есть как? Он не верит, что я это я? Значит, он ничего не знает? Что за ерунда!

— Не лгу. Я действительно был другом Джеймса, мы учились вместе. Я даже жил у него… какое-то время.

Гарри нервно смеется, стараясь не показывать страх. Это так похоже на Джеймса. Он вообще очень сильно, просто до жути, смахивает на Поттера, каким я его помню. Сириус, ты идиот. Конечно, он похож на Джеймса, он же его сын. Черт, что за галиматью я думаю?

— Тогда почему вас показывают в маггловских новостях, если вы волшебник?

Я немного задумался над ответом. Черт, в двух словах ведь не скажешь.

— Потому что он и вправду опасный преступник.

Сара стоит за спиной у Гарри – как только она умудрилась обойти его незаметно – руки в карманах. Улыбается одними губами. Змея, да и только! И как это понимать, подруга?

Взгляд Гарри мечется от меня к Саре и обратно. Паника? Ну, разумеется. Ему ведь всего тринадцать. А тут двое взрослых, да еще и «опасный преступник».

— Все волшебники опасны для магглов, — Сара подмигивает, выделяя последнее слово. — Разве твои родственники с этим не согласны, Гарри? Особенно сегодня…

— Вы… из министерства? – вот теперь точно паника. Даже в голосе. Похоже, малыш прекрасно осведомлен о запретах на колдовство. И о наказании тоже.

— Из министерства? – бровь приподнимается, в голосе легкая насмешка. Мол, я опасна, можешь не сомневаться. Сара, зачем? Не ты ли просила не пугать его?

— Гарри, не бойся. Мы тебя не выдадим. Мы хотим помочь тебе.

— Помочь? Но я даже не знаю, кто вы.

— Но я же сказал тебе. Я – Сириус Блэк, а это… моя знакомая. Она…

— Маггла, — Сара произносит это со смехом. — Видишь, Гарри, тебе ничто не угрожает. Сириус безоружен, а я не имею обыкновения палить в сбежавших из дома мальчишек.

Она разводит руками, а я, воспользовавшись тем, что внимание мальчика сейчас полностью переключилось на Хиддинг, подхожу ближе.

— Стойте на месте! – снова палочка.

— И что дальше, Гарри? Оглушающее? Парализующее? Сова из Министерства прилетит быстро! – в моем голосе нет угрозы, только усталость. Я не знаю, что делать.

— А мне уже все равно, — отчаяние, осознание вины. – Хуже не будет.

— Э-э-э не хочу показаться навязчивой, но… — Сара говорит весело, будто мы все втроем сидим на лавочке и пьем пиво, — хочу напомнить: ты целишься в безоружного, мальчик. И хуже – будет! Сомневаюсь, что понятие «правопорядок» отличается у волшебников и магглов столь радикально.

— Что вам нужно?

Ну, слава богу. Наш разговор сдвинулся с места.

— Просто поговорить. И еще мне нужна твоя помощь, Гарри. Я не причиню тебе вреда, что бы тебе там про меня не наговорили. Прошу, поверь мне!

Мерлин ведает, сколько сил я вложил в эти слова. И сколько надежд возлагал на ответ. Гарри молча смотрит на меня, потом делает шаг в мою сторону. Я боюсь поверить, закрываю глаза. Неужели?

— Скорее это мне теперь нужна помощь.

— Боишься, что тебя исключат?

Кивает, поднимает на меня глаза. Там чуть ли не слезы.

— Не стоит хоронить себя раньше времени…

— Но я даже не знаю, куда идти теперь.

А я знаю? Вот, Сириус, ты и попал! В растерянности гляжу на Сару. Она пожимает плечами. Прекрасно! Трое вне закона. Да мы теперь – банда!

— Хорошо, попробуем так: один… человек обещал мне помощь. Самое время воспользоваться любезным предложением.

Взгляд на небо: луна почти полная, но разве это помеха для чистокровного оборотня. Надеюсь, Волчек умеет себя контролировать.

— Сара, иди сюда. Хиддинг не двигается с места, упрямо хмурится.

— Блэк, ты что? Собрался пры...

— Да. И не возражай. На машине опасно. Тебе, кажется, это ясно дали понять. Забыла?

Когда мы переместились на улицу, где располагался знакомый бар, я первым делом оглядел своих спутников. Целы! Благослови Мерлин того старого зануду, который заставил меня трижды пересдавать экзамен по аппарации. Гарри выглядел слегка напуганным, взъерошенным и потрясенно озирался. На то, что творилось с Сарой, я старался не смотреть. Прости меня, девочка! Но лучше уж это, чем видеть, как на тебя надевают наручники.

— Что с ней? — Гарри был шокирован.

— Все будет хорошо, — тихо сказал я, заслоняя собой Хиддинг. — Сейчас все пройдет.

— Но…

— Гарри, Сара маггла. На нее аппарация действует по-другому.

— Ну что, обсудили? — злой измученный голос. — Тогда пошли отсюда, пока чего не вышло.

В баре у Бобби на этот раз были люди. Несколько странных личностей сидели в разных углах и попивали кто пиво, а кто и кое-что покрепче. Было накурено, и по-прежнему пахло рыбой. Хиддинг потянула носом и, едко усмехнувшись, продефилировала к стойке. Она снова стала напористой и уверенной в себе Сарой Хиддинг, которую побаивается местная шпана. Я оглянулся на Гарри. Мальчишка явно трусил, но, как и ожидалось от сына Джеймса, всеми силами старался этого не показать.

— М-м-м, Бобби, Бобби какой у тебя дивный запах!

«А уж какой у тебя коварный голос, Сара! Это просто что-то».

— Тунец сегодня отменный, Сарита!

— С травкой, верно? — она улыбалась своей змеиной улыбкой.

— Что-то ты зачастила ко мне, бэйби. И гостей привела.

Я подошел к стойке. Бобби был ниже меня на голову и глядел со смесью недоверия и понимания. Он узнал меня. Я еще не успел подумать о том, что рискую, как Бобби переключился на Гарри.

Он скорчил недовольную мину и пробубнил:

— Этого еще не хватало. Пацана-то зачем приволокла. Не след мелюзге тут ошиваться.

— Он со мной, — сказал я, стараясь быть убедительным, как это делала Хиддинг. — Ты можешь связаться с Волчеком?

— Та-та-та, не самое подходящее знакомство, мистер Блэк, — улыбка была такой сахарной, что не оставляла сомнений: если б не Сара, хозяин бы уже сообщил, куда следует. Но Хиддинг, похоже, настолько прочно держала Бобби на крючке, что один ее сердитый взгляд заставил хозяина деловито засуетиться. Надо будет при случае спросить, что же такого сделала моя скрытная подруга этому хмырю, что теперь вертит им, как молодая любовница старым олухом с миллионами в кармане.

Бобби меж тем, кряхтя, вылез из-за стойки и скрылся в подсобке. Я огляделся. Посетители бара были или уже сильно пьяны, или настолько привычны ко всему, что практически не обращали на нас внимание.

— Ты как? — обратился я к Гарри.

Он пожал плечами и в свою очередь спросил:

— Что это за место?

— Бар.

— Это я вижу.

— Ну, что-то вроде «Дырявого котла».

— Да ну? Не знал, что в Косой переулок можно войти еще где-то.

— А мы и не пойдем в Косой переулок.

Гарри недоуменно уставился на меня и нахмурился.

— А куда?

— Трудно объяснить, скоро сам увидишь, — я понимал, что это не тот ответ, который он ожидает, поэтому поспешил добавить: — Не бойся, я же обещал, что с тобой ничего не случится…

— Я не о том. Я тебе верю.

— Я рад, — начал было я, но Гарри нетерпеливо махнул рукой.

— А она, — он кивнул в сторону Сары, которая осторожно приблизилась к двери, куда только что вошел бармен и, приоткрыв, заглянула в соседнее помещение, — откуда знает про это место. Или она все-таки не маггла?

— Маггла. Не удивляйся, Гарри, магический квартал с изнанки выглядит совсем не так, как с лицевой стороны, — я воспользовался сариной метафорой. Что ж, она — увы! — весьма точная.

В это время вернулся Бобби. Он выглядел хмуро и так же хмуро заговорил:

— Вот ведь черт вас принес сегодня. Как будто не знаете, что нынче Волчек не в духе.

— Он не придет? — сердце болезненно сжалось, но снова застучало, когда Бобби, матернувшись «по-американски», ответил:

— Обещал явиться. Вы бы тут не маячили. Публика-то разная, всякое может быть…

— А нам некуда идти, — спокойно сказала Сара.

Бобби опять начал ныть, но все же провел нас внутрь мимо гаража в знакомый уже полу-склад полу-подсобку.

— А пожрать у тебя ничего нет? — мне даже на миг сделалось неловко за cарино нахальство. Бобби же это ничуть не удивило.

— Могу принести тунца.

— Неси. Будешь, Блэк, — я, замявшись, кивнул, — а ты Гарри? Тогда три.

— Пятьдесят фунтов.

— А рожа не треснет? Двадцать, и не цента больше.

Сторговались на двадцать пять. Когда Бобби вышел, я начал смеяться. Мне вторил Гарри.

— Этот Бобби вас просто обирает, — сказал он Саре.

— Он знает, сколько у меня денег, — Хиддинг тоже улыбнулась, — и знает, что мы в безвыходном положении. Бобби прохвост, своего не упустит. Можно было бы надавить, но зачем без нужды портить отношения.

— Что же такого ты сделала, чтобы держать этого типа на крючке? — мне и правда было интересно.

— Шкуру его линялую спасла. Дважды.

Стряпня у Бобби была отвратительная, особенно, если учитывать, сколько Сара за нее заплатила. Но мы покорно съели все до последней крошки. Я наблюдал за Гарри и с удивлением понял, что он ест не из вежливости. Мальчишка был реально голоден. Чудеса! Вроде живет в благополучном доме?

Заметив, что я за ним наблюдаю, Гарри смутился:

— Что?

— Ничего. Просто удивлен, что ты ешь эту гадость, словно нет ничего лучше…

— Э-э-э я не ужинал.

— И, видимо, не обедал.

— Когда у нас в гостях тетя Мардж, мне кусок в горло не лезет.

Меня осенило: так вот кто превратился в надувную игрушку! Шуточки в стиле Поттер-и-Блэк? Выходит, чувство юмора тоже передается по наследству.

Я сказал ему об этом. Он спросил об отце. Так постепенно завязался разговор, растянувшийся на час с лишним.

По мере того, как я узнавал подробности его жизни — не очень-то радостной, спасибо родственникам — я осознавал, как неслыханно, несказанно повезло мне. Мне, Сириусу Блэку! Неужели я, отсидев Азкабане, заслужил это? Я готов был кланяться Дамблдору, жать руку Хагриду, МакГонагалл и еще черте знает кому за то, что они со своим желанием вечно напустить тень на плетень дали мне такую уникальную возможность: рассказать все самому. А я то еще, дурак, удивлялся, почему это Гарри не шарахнулся от меня, почему поверил так легко. Он ничего не знал.

Я вспомнил, как Сара предупреждала, что мне будет тяжело переломить вдолбленное мальчишке в голову мнение. И я, признаться, начал этого бояться. А тут такой подарок судьбы. И ведь все одно к одному: даже тетка эта надувная и то к месту пришлась. Что ж, Сириус, такой шанс один на тысячу, если не на миллион. И ты будешь последним идиотом, если его испортишь!

— А что же ты не приходил раньше? — вот он роковой вопрос. Ну, давай, Сириус!

— Не мог. Сидел в тюрьме.

— В Азкабане? — глаза как блюдца. Надо же зеленые, не Джеймсовы.

Я кивнул.

— Но за что?

— Это сложно объяснить. Но если в двух словах — за чужое преступление.

— А почему вы… то есть, ты не сказал им?

— Меня не спрашивали, Гарри.

— Но как такое может быть?

Я уже открыл рот, чтобы пуститься в долгие объяснения, как с грохотом открылась крышка люка. Нас обдало волной знакомой вони, в ауре которой на поверхность вылез Волчек. Вид у него был несколько усталый и помятый. Я даже почувствовал легкий укол совести, но быстро подавил его и встал.

— Чего звал? — начал Волчек без лишних предисловий. Голос у оборотня был нервный и злой.

— Помощь нужна, — ответил я в том же духе.

— А где…

— Я здесь, — Сара вышла из темного угла. Кончик носа был испачкан в пыли. У меня возникло подозрение, что моя бдительная спутница, пользуясь случаем, решила провести небольшой обыск. На всякий пожарный.

При ее появлении Волчек несколько смягчился, хотя, может быть, мне только показалось. Он своим внимательным взглядом окинул помещение и уставился на Гарри.

— Ба! Вот это гость! Я продолжаю удивляться твоим обширным знакомствам, Блэк. И что же знаменитый Гарри Поттер забыл среди таких, как мы? — он насмешливо поклонился.

Впрочем, тут же снова стал серьезен. — Не слишком ли мы рискуем? Сколько тебе лет, пацан?

— Тринадцать, — Гарри немного оробел, но достоинства не терял. Крестник у меня, что надо.

— Не очень то меня это радует, — как бы про себя заметил Волчек, — ну да ладно, там видно будет. Что же ты хочешь, Блэк?

— Спрятать нас сможешь?

— Всех троих?

— Да.

— А что взамен?

— Хм. Ты помнится, предлагал поработать на тебя. Я согласен.

— А ты, куколка? — Волчек обернулся к Саре. — Пойдешь ко мне?

— Волчек, вспомни, что ты сам говорил… — начал было я, но он коротко рассмеялся.

— Я пошутил. И насчет тебя тоже. Просто было интересно…

— Шутник?

— Иногда. Сегодня мне особенно трудно сдержаться… Ты меня понимаешь? — он подмигнул. — Ладно, спрячу вас. Место, как ты догадываешься, не самое приятное, но вам ведь выбирать не приходится. А дальше… как карта ляжет. Идет?

— Более чем. Спасибо тебе.

— Ну, тогда… милости прошу, — он картинным жестом указал на люк, источающий удушливую вонь.

Мы пробирались уже знакомой дорогой вдоль канала со сточными водами. Я забрал у Гарри его сундук, который он отдал мне с видимым облегчением, оставив себе клетку и метлу. Волчек шел впереди, за ним семенила Сара, прикрывая рот и нос рукавом куртки. Мы с Гарри немного отстали.

— Куда мы идем? — спросил меня крестник где-то на половине пути.

— Честно говоря, не знаю, — обернувшись, я увидел в глазах недоумение, — но, кажется, догадываюсь. Ты только не удивляйся. И ничего не бойся.

— Я и не боюсь. А ты уже бывал здесь?

— Приходилось. Один раз. Мы с Сарой случайно попались, Волчек нас вывел.

— А он кто?

— А ты не догадываешься?

— Какой-то мафиози?

— Кто?

— Ну, бандит, преступник… не знаю.

Я усмехнулся. Гарри удивительно сообразительный парень. Вид у оборотня действительно угрожающий. Впрочем, у меня тоже.

— В общем, все верно. И еще он оборотень. Я говорю это не для того, чтобы тебя напугать. Хотя с такими, как Волчек, всегда нужно держать ухо востро. Тут важно понимать: оборотень — это пария в мире волшебников, но если относиться к нему по-человечески, он это оценит. Не каждый, конечно. Но Волчек из их числа.

— Нам в школе ничего не рассказывали об оборотнях, — Гарри внимательно смотрел вперед, где маячила высокая фигура.

— Значит, еще расскажут. Я уже не помню, но, кажется, это изучают на третьем году. И, кстати, один из наших друзей — мой и твоего отца — тоже оборотень. Рем Люпин. Волчек его знает.

— Он… хороший?

Я улыбнулся. «Хороший» это очень смешное слово, но Ремусу оно подходило, как никому.

— Да. Он добряк, умница, хотя со своими тараканами в голове. А впрочем, у кого их нет. Мои, например, во-о-от такого размера.

— А почему же ты не пошел к нему, если он твой друг?

Опять тупик. Все упирается в одно: рассказать всю правду. По частям получается… Ерунда получается, вот что!

— Подожди полчаса. Вот придем, тогда все и расскажу. Тут такое дело — одно без другого не понять. Согласен?

— Ты странный, Сириус, — Гарри немного замедлил шаг. От его внимательного взгляда мне стало немного не по себе, — просишь верить тебе, а сам темнишь… прямо, как профессор Дамблдор.

Я остановился и сделал шаг к Гарри. Он от неожиданности отпрянул, но потом сделал мне шаг навстречу. Я наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.

— Гарри, обещаю. Я все расскажу, по крайней мере, все что знаю… — я вложил в эти слова всю силу убеждения, на которую был способен, — но… господи, не в этой же смрадной канаве!

Гарри рассмеялся.

— Здесь и, правда, гадко. Неужели весь Лондон сюда…

— Хочется верить, что не весь.

То место, куда мы пришли, не оставляло попавшим сюда фантазий о его назначении.

— Ты притащил крестника в бордель! Дивно, — "любезно" заметила Хиддинг, когда мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж одного из темных домов в уже знакомом нам с ней дворе.

Интерьер заведения был довольно скуден, но некоторые детали, вроде красных бархатных портьер или ободранной золотой лепнины на потолке, были явно призваны скрасить общее впечатление убожества. Персонал был под стать обстановке. Мы встретили в коридоре и на лестнице пару девиц, лица которых были изукрашены так, что на них не было ни клочка живой кожи, но при этом выражение у всех, как одной, было усталым и кислым. Работы невпроворот, какая уж тут игривость и кокетство! Хорошо, что мы с Джеймсом так и не добрались до заветных дверей. Можно было бы получить разочарование в женской прелести на всю оставшуюся жизнь.

Гарри наш пункт назначения слегка шокировал, но, хочется верить, что он мальчик смышленый и все поймет правильно. Я в его возрасте… А черт, я уже и не припомню, каким я был в тринадцать. Азкабан меня почти излечил от счастливых воспоминаний.

Волчек привел нас в небольшой закуток в дальнем конце коридора и со словами «ваши апартаменты», распахнул дверь. Апартаменты представляли из себя квадратное помещение с одним окном (и то, по-моему, фальшивое) и весьма скудной мебелировкой. Собственно кроме огромной кровати там был только один предмет: не то маленькая кушетка, не то большое кресло. У этого чуда мебельного искусства были такие характерные подлокотники, что не было сомнений — в приличной гостиной такое не поставят.

— Предполагается, что я буду спать в этом… — Сара хрюкнула, — гинекологическом кресле?

Я быстро посмотрел на Гарри, а потом бросил укоризненный взгляд на Сару. И тут же поразился сам себе: я еще только часа три общаюсь с крестником, а уже веду себя, как заправский опекун. Это старость, Сириус! Мальчик, кстати, не вполне понял гаденький юмор Хиддинг.

— Думаю, нам всем хватит места здесь, — я указал на кровать.

— Аля-гер-ком-аля-гер, мсье Блэк?

— Уи, мадам!

— Ну, раз вы уже все решили… Волчек, — оборотень, сложив руки на груди, наблюдал за нашей перепалкой с каким-то особенным вниманием, — а помыться в твоем борделе можно? Или нам не положено.

— Для тебя все что угодно, Сарита?

— Не зови меня этим мерзким именем, — Хиддинг сморщила нос, — Бобби я терплю, но тебе не позволю.

— Как скажешь. Идем.

Когда Хиддинг приблизилась к Волчеку, он отступил, пропуская ее. Я в этот момент взглянул на оборотня. И выражение его лица мне не понравилось. Он резко, по животному втянул воздух и слегка прикрыл глаза. Я шагнул к нему.

— Волчек, ты себя контролируешь?

— О чем речь, Блэк? — опять это плотоядное выражение.

— О Саре, ты ведь понял меня…

— Ах, ты об этом, — он осклабился, — обижаешь, Блэк. Сара такое сокровище, что использовать ее… в этом качестве все равно что … — он задумался, подбирая подходящее сравнение, — ковырять в ухе волшебной палочкой.

— Да уж, — ответил я в тон ему, — от такого и оглохнуть можно.

— Вот именно. Рад, что мы поняли друг друга.

Когда дверь за ними закрылась, я обернулся к Гарри. Он сидел в пресловутом кресле (что имела ввиду Сара под словом «гинекологическое» я только догадывался) и угрюмо смотрел на меня.

— Вот теперь можно и поговорить.

Гарри кивнул, но спросил он не об этом.

— Ты им веришь?

— Кому?

— Ей и ему.

Я задумался над ответом. Верю ли я Саре и Волчеку? Хиддинг — да, а оборотню… Ну, верой это назвать трудно, скорее понимаю, что в своем нынешнем положении он для меня безопасен. Он союзник поневоле. Как и Сара, впрочем.

Все это я с некоторыми необходимыми для понимания подробностями изложил Гарри. Он подумал и вздохнул, как мне показалось, с облегчением.

— Сириус, скажи, тебя ведь не выпустили из Азкабана?

— Мой срок пожизненный. Сидел бы я здесь, если бы был свободен?

— Так ты сбежал, — это, конечно же, не вопрос, — но как?

И я начал рассказывать. В конце концов, я обещал. Начал я с самого того дня. За свое недолгое пребывание на свободе я делал это (в смысле, рассказывал) уже второй раз. И черт меня подери, если в этот раз мне было легче. Удивительно, но для магглы Сары Хиддинг мне было просто, и даже в чем-то приятно, поведать всю историю моих злоключений. А для волшебника Гарри Поттера — необыкновенно трудно. Временами я чувствовал, что просто вырываю из себя слова, пускаюсь в ненужные рассуждения, расцвечиваю рассказ нелепыми подробностями, но я говорил и говорил. А Гарри слушал. Он не задавал вопросов, хотя я ждал их, а только все сильнее стискивал кулаки, уставившись в одну точку. Я даже в какой-то момент испугался, что он заплачет. Глупость, конечно. Тринадцать это ведь не три… Наконец, я остановился перевести дух.

— Сириус, — тихий голос был на удивление спокоен, — ты считаешь, что виноват в том, что мои родители… что их убили?

— Да, я виноват в этом, — странно, но я все еще так считал. Это было глупо, по-детски думать, что будь я чуть прозорливее, беда бы не случилась. Умом я понимал, что это так. Что будь на моем месте кто-нибудь другой, я (в смысле «сегодняшний я») не посмел бы упрекнуть его в этом. Но это не кто-то другой! «Зло должно войти в мир, но горе тому, через кого оно это сделает» — откуда это, кто бы знал, но мысль верная.

— И ты наказал себя. Не рассказал ничего, что могло бы спасти тебя от тюрьмы?

— И это тоже.

Мы помолчали.

— Я не считаю, что ты виноват.

— Спасибо.

Наша беседа была прервана появлением Сары. Она была чистая, благоухала вульгарным мылом и куталась в какое-то нелепое одеяние, которого, по-моему, немного стеснялась. Хотя «стесняющаяся Сара» это был все-таки оксюморон: эта женщина умудрялась везде чувствовать себя как дома. Удивительная приспособляемость.

— Отвернитесь, — буркнула она с порога. Мы с Гарри послушались, причем крестник сделал это с какой-то позабавившей меня поспешностью. Судя по возне, Хиддинг «закапывалась в листву», в смысле в кучу тряпок, которые лежали на кровати. Наконец, она затихла, зевнув, пробормотала «отбой воздушной тревоги» и через пять минут уже спала.

Я устроился рядом с Хиддинг, а Гарри примостился с краю. Мы еще какое-то время разговаривали. Я рассказывал ему о его родителях, о наших мародерских похождениях. Так речь постепенно скатилась к главной теме: Петтигрю.

— Гарри, скажи, ты знаком с кем-нибудь из Уизли?

— Почти со всеми. А Рон, это их младший сын, мой друг. Мы с ним на одном курсе.

Я задержал дыхание. Удача опять с тобой, Сириус. Неужели эта изменчивая девка все-таки решила быть к тебе благосклонной?

И тут я понял, что Гарри все-таки не менее внимательный и проницательный слушатель, чем Сара.

— Этот Петтигрю, он ведь анимаг, — я кивнул, кажется, я уже упоминал о наших умениях, когда рассказывал Гарри про мародерские приключения, — и ты хочешь сказать, что он живет у Рона?

— Выходит, что так. Я видел фото этой семьи в газете. Там на плече у мальчика сидела крыса. Я узнал ее. Сто раз видел, как Питер превращался.

— Но, Сириус, крысы ведь… ну похожи, что ли, разве не так?

— Так, да не так. Во-первых, у крысы не хватает пальца. Петтигрю его себе отрезал, чтобы все поверили, что это я его убил. Во-вторых, сколько эта крыса живет у твоего друга?

Гарри задумался.

— Не знаю. Но вроде Рон говорил, что она досталась ему от Перси… его старшего брата. А тот в этом году заканчивает Хогвартс.

— Вот видишь. Обычные крысы живут года три.

— Ну, может, о ней хорошо заботились…

— Хочешь сказать, я выдаю желаемое за действительное?

Гарри промолчал, но говорить ничего было и не надо. Твои фантазии, Сириус, для людей здравомыслящих вовсе не очевидны, смирись с этим.

— Что ж, может ты и прав. Хотя это очень похоже на Петтигрю. Поселиться в волшебной семье, чтобы всегда держать нос по ветру.

— Но ведь это значит, все время существовать в животном обличье. Это же трудно, наверно.

— Не особенно. Я, когда был в Азкабане, иногда неделями лежал в углу в виде пса, чтобы не привлекать дементоров.

— Неделю одно, а по твоим рассказам получается, что он уже двенадцать лет — крыса.

— Ну, видишь ли, это я бешенный, а Питер терпеливый. Он может надолго затаиться. Совсем как тогда, с Джеймсом. Я теперь думаю, он года три не меньше работал на Волдеморта, а сорвался только на Поттерах. И ведь мы ему, гниде, верили.

Опять возникла пауза. Да такая длительная, что я подумал, что Гарри уснул. Но он снова спросил:

— Сириус, помнишь, когда мы были еще в Литтл-Уингинге, ты говорил, что тебе нужна помощь…

— Да.

— Ты ведь затем меня и разыскал: хотел просить об этом.

— О чем? — я догадывался, что он скажет, но мне хотелось оставить себе возможность возразить.

— Шпионить за Роном?

— Господь с тобой, Гарри. Нет, конечно. Мне важно поймать Петтигрю, и я надеюсь, ты поможешь мне. Не знаю как, но помощь мне явно понадобится. Но я искал тебя не затем, чтобы сделать из тебя «агента», а потому что хотел увидеть, поговорить и… чтобы хоть ты не считал меня предателем и убийцей.

— Я и не считаю.

— Боюсь, скоро ты услышишь обо мне такое, что твоя сегодняшняя уверенность в этом сильно поколеблется, — я горько усмехнулся. — Воображаю, что там пишут газеты, а уж что болтают… Даже предположить страшно.

— Но теперь-то я знаю правду. Пусть болтают…

— Спасибо, — господи, аж в горле защипало, еще не хватало слезу пустить. Тьфу, Сириус, старый дурак!

— Знаешь, — я изо всех сил старался придать голосу веселость, — Сара убеждала меня не искать тебя. Называла сентиментальным идиотом.

— Ты ей рассказал?

— Иначе она бы мне не поверила и не стала бы помогать. Сара полицейский, очень опытный. У нее железная хватка и просто удивительная способность вытягивать информацию. Я так откровенно даже под Сывороткой правды говорить бы не смог.

Гарри привстал на локте и взглянул на спящую Хиддинг, словно хотел убедиться в том, что она нас не слышит.

— Жалко ее, — прошептал он, снова ложась.

— Она сильная. Если бы мы делали ставки, у кого из нас двоих больше шансов выпутаться из передряги, я бы не задумывался ни минуты.

Волчек разбудил нас около восьми. Он был мрачный и заметно нервничал. Потряс меня за плечо и поманил за собой. Когда мы оказались в коридоре, оборотень быстро огляделся и тихо проговорил:

— Мальчишку надо бы уводить отсюда.

— Думаешь, его будут искать?

— Ты что с дуба свалился, Блэк. А надзор? Да и он ведь не просто подросток. Обычно «белая кость» сюда не суется. Ну… кроме очевидного, — это сопровождалось весьма недвусмысленными телодвижениями, — но ради Золотого Ребенка, уж поверь, аврорская братва пролезет куда угодно. А мне лишние проблемы ни к чему.

— И куда?

— На кудыкину гору, — сердито буркнул Волчек, — своей головы что ли нет? Веди в Косой. Не знаю… в «Дырявый котел» или еще куда.

— И как я там появлюсь? — я тоже окрысился. — Здравствуйте, я Сириус Блэк!

— Попроси Сару. У нее ведь на лице не написано «Я маггла». Объясни, как пройти, а то хочешь, — он сделал многозначительную паузу, — я объясню. Пусть проводит мальчишку, а потом вернется. Я встречу.

Мысль вообще-то была здравая. Не стоит Гарри тут оставаться. Он, правда, боится, что ему крепко влетит за его выходку с тетей. Но я то был уверен почти на сто процентов, что моему крестнику это сойдет с рук. Дамблдор уже небось пол-бороды себе вырвал, когда Гарри смылся из дома. А если мой мальчик сейчас появится, то ему на радостях и не то простить могут.

Когда я зашел, Гарри и Сара сидели рядом, и моя подруга что-то тихо втолковывала мальчику, а тот хмуро слушал.

— Сара говорит, мне надо уходить, — он посмотрел на меня с какой-то надеждой.

— Волчек советует то же самое.

Гарри опустил плечи, а потом вдруг выпрямился и сердито оглядел «этих взрослых».

— Понятно! А ты ведь обещал…

— Гарри, скажи, ты хочешь вернуться в Хогвартс или нет? — я старался придать своему голосу грозную интонацию. Получалось плохо.

— Конечно, только меня наверняка уже исключили, — упрямый взгляд. Все подростки упрямы как ослы. Сарина мысль подтверждается.

— А вот я в этом не уверен.

Я в двух словах изложил свои доводы. Сара одобрительно кивала. Пожалуй, ее способность мыслить логически иногда передается и мне, известному психу. Но упертость моего крестника, как почти неприступная крепость, не сдавала оборону.

Глядя на мои попытки уговорить мальчишку, Сара сначала скептически улыбалась, а потом начала хмурится. Я был готов поспорить, что Хиддинг едва сдерживается, чтобы не наорать на нас обоих. И я почти не ошибся.

— Ну хорошо, парень, — голос на удивление не был гневным, скорее каким-то дурковато-веселым, — давай оставайся. Я вижу, тебе приглянулся этот блядский притон. Волчек, правда, нас отсюда погонит. Ну ничего! Блэк подыщет нам что-нибудь еще. В конце концов, можно и в сортире на полу ночевать и жрать из помойки…

— Сара!

— А что? — она сделала недоуменное лицо. — Я говорю что-то не так? Мы с тобой, Блэк, так уже неделю наслаждаемся, так почему бы и племянничка не взять в нашу чудную компанию?

— Крестика, — произнесли мы оба и переглянулись. Опа! Спелись.

— Это правда? — на лице Гарри было потрясение напополам с сочувствием.

— Нет, что ты? — когда Сара кривляется, вот как сейчас, она просто отвратительна. — В пятизвездном отеле, бля, живем…

— Сара, выйди! — эти слова я почти прорычал. Она расплылась в своей гаденькой змеиной улыбке, встала и, выходя, так хлопнула дверью, что из той посыпалась труха.

Я вздохнул и снова обратил взгляд на Гарри.

— Прости ее. У нас от этой беготни у обоих нервы не к черту.

— Я понимаю, — лицо его, правда, говорило скорее об обратном.

— Гарри, — сказал я как можно спокойнее и мягче, чтобы сгладить эффект от гадкой выходки Сары, — несмотря ни на что, Хиддинг права. Тебе еще рано становиться изгоем. Пока есть шанс. А вернуться сюда ты всегда сможешь… Надо попробовать.

— Ну, хорошо, — сказал Гарри, не глядя на меня. — И куда мне идти?

— Самое лучшее в «Дырявый котел». У Тома там есть комнаты для постояльцев, поживешь до начала учебного года…

— А если они вернут меня к Дурслям? Дядя Вернон меня точно убьет! А если и не убьет, то я буду сидеть в чулане все оставшееся лето.

Я вздохнул, но старался говорить весело:

— А ты им скажи, что у тебя есть друг-уголовник, и он их ночью прирежет, если что не так… Можешь даже мое фото в газете показать!

Гарри уставился на меня, и я заметил, как углы рта у него неудержимо ползут вверх. Наконец он расхохотался. Все-таки джеймсов веселый нрав берет свое! Даже в таких обстоятельствах. Что ж, тогда не все потеряно.

— А это хорошая идея! — заявил он. — Стоит попробовать.

— Скорее всего, не придется. Я почему-то уверен, что после твоего побега, и профессор Дамблдор и Министерство захотят, чтобы ты был в поле зрения. Они ведь боятся, что я отыщу тебя и убью.

— Думаешь, ко мне приставят охрану?

— Не исключено.

— Не хотелось бы, — Гарри поморщился, но потом его лицо разгладилось, он посмотрел в сторону и как-то обреченно махнул рукой. — А, впрочем, пусть приставляют. Лишь бы не к Дурслям… и не в Азкабан.

— Ну, нет, — мрачно заметил я, — для Азкабана ты слишком мало набедокурил. Вот если бы…

Я остановил себя. Черт! Я уже начинаю ерничать, как Хиддинг. Негоже, Сириус!

План, как доставить Гарри в «Дырявый котел», не вызвав подозрений, придумал Волчек. У оборотня, который по роду своей деятельности вынужден был все время думать о «конспирации», голова работала в этом направлении не хуже, чем у Сары.

— Нельзя, что бы «белые люди» заподозрили, что парнишка был здесь, — говорил он. — Начнут расспрашивать что, да как… Так и до тебя доберутся.

«И до тебя! Что, безусловно, тебя беспокоит гораздо больше», — подумал я, но высказывать свою мысль вслух не стал.

— Я вас выведу на маггловскую сторону, а там уж сами решайте.

— Волчек, у тебя не все дома? — Сара выразительно повертела пальцем у виска. — Предлагаешь посадить парня на автобус с этим… — она ткнула пальцем в гаррин скарб, который явно не выглядел обычным багажом.

— Сарита, — Волчек заулыбался гнуснее некуда, — мое дело вас отсюда вывести, а дальше уж сами решайте. Придумай что-нибудь своей золотой головушкой.

— Откуда я знаю, — огрызнулась Хиддинг, — я же маггла.

Она так налегала на последнее слово, что я понял: злится, что тут она не так сведуща, как везде. Даже стало немного жаль ее. И еще весело. Что? Растерялась, Сарита?

— Почем мне знать, как вы обычно ездите с этим барахлом, чтоб не привлекать толпу зевак.

Волчек задумчиво потер небритый подбородок и хмуро посмотрел на меня и Гарри. Он уже, небось, десять раз обругал себя, что связался со мной.

— Слушай, Блэк, ты никогда «Ночной рыцарь» не вызывал?

— «Ночной рыцарь»? — и тут я вспомнил. Ай да, Волчек!

Про этот вид транспорта мне еще давно рассказал Рем. Он как-то попал в передрягу перед шестым курсом. Тогда первое сентября выпало аккурат после полнолуния, и он очнулся в каком-то закоулке, поняв, что может не успеть в школу. Даже, говорит, психанул, швырнул со злости палочку на дорогу. И тут появился он. Автобус. Рем был в восторге и всю дорогу до Хогвартса болтал без умолку, что было на него, в общем-то, не характерно.

— Волчек, ты гений! — я обернулся к Гарри и подмигнул ему. — Поедешь с ветерком, приятель.

В Лондон мы выбрались в каком-то незнакомом месте. Я снова поразился, как многого я, оказывается, не знал прежде. Волчек провел нас в уже знакомый тоннель, но свернул в какой-то малозаметный его отворот, потом заставил проползти по узкой грязной трубе, где едва можно было развернуться, и, наконец, указал на узкий же проход, перекрытый железной решеткой.

— Сюда.

Преграда оказалась лишь видимостью. Волчек прошел через нее и поманил за собой нас.

Я шагнул через решетку, таща за собой сундук, Гарри топал следом с клеткой в одной руке и метлой в другой.

— Эй! Парни, — сарин голос был каким-то обиженным.

Я обернулся. Хиддинг стояла за решеткой, вцепившись в прутья. Она ужасно походила на енота, которого заперли в клетке. Злого, всклокоченного и ужасно несчастного. Защита, которая легко пропустила двух волшебников и оборотня, была непреодолима для магглы.

— Волчек, — окликнул я оборотня, — Саре не пройти здесь.

Он замысловато выругался, но вернулся.

— Ладно, я останусь с ней. Идите прямо по коридору, окажетесь в тоннеле. Потом футов сто направо. Увидите вертикальную шахту. По ней выберетесь наверх. Все понятно?

Я кивнул. — Ну, удачи. И… — он хмуро посмотрел на Гарри, — держи рот на замке, пацан.

Он взглянул на оборотня снизу вверх, а потом совсем по-мужски протянул руку.

— Спасибо, — Волчек был явно удивлен, но руку Гарри пожал.

— Неначем…Счастливо. Может, еще свидимся.

Мы с Гарри пошли дальше. В тоннеле крестник огляделся и потрясенно прошептал:

— Это же… метро! Обалдеть! Ты знал?

— Нет. Хотя я уже теперь ничему не удивляюсь. За две недели на свободе узнал столько… Если когда-нибудь засяду за мемуары, на полкниги хватит.

Мы прошли в указанном Волчеком направлении и вскоре остановились под уходящим вверх узким колодцем, верх которого терялся в полумраке. Оттуда доносился приглушенный шум.

— Слушай, Гарри. Там, наверно, оживленная улица, мне придется превратиться. Так что…

— Да я уже понял. И что мне делать? — это он сказал с едва заметной горечью. Боится, но виду не подает. Я сглотнул подкативший к горлу ком и, стараясь выдерживать деловитый тон, сказал:

— Как выберешься, сразу выбрось на мостовую палочку. Дальше сам все поймешь. Езжай в «Дырявый котел». Если будут спрашивать, где был…

— Думаешь, меня там ждут, — торопливо перебил меня Гарри. Я кивнул.

— Уверен, что ждут. Так вот, про меня ни в коем случае не говори, а то тебя начнут допрашивать, может и до Сыворотки правды дело дойти.

— До чего?

— Это зелье такое. Для того, чтоб ты не смог соврать. На любой вопрос ответишь, даже если не захочешь, — я криво усмехнулся, когда увидел у Гарри на лице следы начинающиеся паники.

— Да ты не дрейфь. Если наврешь что-нибудь правдоподобное, мол заблудился, ехал маггловским транспортом и… ну ты сам лучше меня знаешь… в общем не будут они тебя особенно мучить вопросами. Может, на радостях что ты жив-здоров, вообще ничего спрашивать не станут.

— Хорошо. Я постараюсь.

— Да, и… Гарри, ни слова про крысу. Питер хитрый, если он что-нибудь заподозрит — сразу слиняет, и мы его уже не найдем.

— Даже Рону?

— Уизли в особенности. Нельзя, чтобы кто-то знал. Как устроишься, пошли мне письмо. Чтоб я знал, как у тебя дела. Только сову выбери какую-нибудь неприметную… Ну, все. Давай выбираться.

Гарри шваркнул носом, а потом вдруг бросил клетку, метлу и обнял меня. «Спасибо, Сириус!» — расслышал я сквозь подозрительное хлюпанье. Все-таки он еще ребенок! Мальчишка, пытающий быть взрослым. Совсем как когда-то Джеймс… и я сам.

Я выбрался первым, с трудом вытащил гаррин сундук, и сразу перекинулся. Хотя, оглядевшись, я понял, что в спешке необходимости не было. Я стоял в довольно оживленном месте, но, судя по тому, что на звук отрывающегося люка и появление человека никто не отреагировал, понял, что магглы меня не видят. Чьих, интересно, рук дело? Я был уверен, что не министерство постаралось, уж точно.

Я гавкнул сверху, мол, все чисто. Через минуту, выбросив сначала клетку, а потом метлу, вылез Гарри. Он испуганно озирался, но потом вздохнул с облегчением. Тоже понял.

Я зубами потянул его за рукав, мол, давай не медли.

Гарри выкинул палочку, и почти сразу же с громким хлопком появился автобус. Он был огромный, трехэтажный, какой-то идиотской раскраски. Из автобуса вывалился прыщавый пацан в глупого вида фуражке и затараторил:

— Добро пожаловать в «Ночной рыцарь», транспорт для волшебников, очутившихся в беде…

Дальше я уже не слышал, поскольку поспешил отвалить, чтобы не привлекать лишнее внимание. Гарри поговорил с парнем, тот помог втащить его скарб в салон и, как только мой крестник вошел внутрь, чудо-транспорт исчез. Ну, вот и всё! Будем надеятся, все будет хорошо. Нет! Все просто обязано быть хорошо.

Сару и Волчека я застал в весьма трогательной позе. Они сидели спина к спине по ту сторону решетки и молчали. Сара, пристроив под задницу мешок со своим барахлом, курила, а Волчек, кажется, задремал. Впрочем, он сразу резко обернулся, как только услышал мои шаги.

— Голубки! — усмехнулся я.

— Пошел ты, — Хиддинг была какая-то раздраженная. Она затушила сигарету и встала. — Волчек?

— Ммм?

— Куда теперь?

Он тоже встал и, по-звериному потянувшись, ответил:

— Пошли. Отведу вас в одно место. Там пару дней перекантуетесь, а уж потом надо что-то решать. Не вечно же вам прятаться.

Место, куда нас отвел Волчек, представляло собой грязную лавчонку, одного взгляда на которую было достаточно для понимания: разрешенных товаров тут не водится. И это даже не печально известные «Боргин и Берк»! Последние были настоящей достопримечательность Дрянного переулка, про них не знал только ленивый. Как мне объяснил Волчек, эти два мутных дядьки (он имел ввиду владельцев) чурались других обитателей магической клоаки, считая себя кем-то вроде местной элиты.

— Суки[1] аврорские, — Волчек сказал это настолько без злобы, что я даже удивился такой разнице между формой и содержанием реплики. Разъяснения я получил, как ни странно, от Хиддинг.

— Это не ругательство, Блэк, — сказала она, потешаясь моему недоумению. — Волчек имел в виду, что они хоть и потенциальные уголовники, но сотрудничают с властями. Те их покрывают. Верно?

Волчек ухмыльнулся.

— Ты просто кладезь мудрости, куколка.

Заведением, где мы оказались, владел работавший на Волчека «Аптекарь», дряхлый подслеповатый колдун, с удивительно ловкими длинными пальцами, которые постоянно шевелились, словно что-то перебирая. В лавку мы вошли с черного хода, Волчек кивнул хозяину, а когда тот равнодушно кивнул в ответ, указал нам с Сарой на неприметную дверь в глубине тускло освещенного помещения.

Мы поднялись по крутой лестнице и оказались на чердаке, заваленном разным пыльным хламом. Один угол был, правда, от этого хлама очищен, там валялся большой тюфяк, поверх которого на манер подушки лежал засаленный валик.

— Хоромы, конечно, еще те, — мне показалось, что Волчек, даже немного извиняется, — но здесь безопасно. Аптекарь мужик не болтливый, но вы без нужды к нему не суйтесь. Лучше, если что, зовите меня. Не обещаю, что прибегу тут же. Бизнес, знаете ли…

— Как нам тебя вызвать-то, — спросила Сара, оглядывая странное помещение.

— Возьми, — Волчек протянул ей уже знакомую фишку из казино.

— И что с этим делать?

— Плюнь и разотри.

Сара недоуменно приподняла бровь. А я улыбнулся. Волчек шутник: сменочары в таком виде… Хм, даже забавно.

— Он не шутит, Сара. Просто наш друг оригинал!

— Это Берти придумал, — усмехнулся Волчек, направляясь к выходу. — Кстати, вы не удивляйтесь, если он заявится. Он тут иногда… ночует.

Сара внимательно посмотрела в глаза оборотню и выдала странным голосом:

— Всегда, когда у него ломка? Интересно, как часто?

— Не часто. Берти крепкий парень…

— Этот крепкий парень торгует наркотой в твоем заведении, а тебе все равно? — тон Сары был холодным, «полицейским», да и поза под стать, будто допрос ведет, ей богу.

— Послушай, Сарита, — оборотень приблизился к Хиддинг и взял женщину за подбородок. Я невольно напрягся, очень уж нехороший был у него взгляд, — это его бизнес, я не вмешиваюсь. И тебе, крошка, не советую.

Но Хиддинг такими угрожающими взглядами и голосом было не испугать. У девочки свои принципы!

— Давай, валяй. Не вмешивайся. Так лет через десять весь ваш магический заповедник «на иглу» сядет. Сами «караул» закричите. Только поздно будет.

Волчек сверкнул глазами. Ох, не зли оборотня, Сара! Но тот быстро успокоился, погладил женщину по подбородку, от чего она брезгливо дернулась, и, отпустив, примирительно бросил:

— Я подумаю.

Когда за Волчеком закрылась дверь, и стихли его шаги на лестнице, Сара подошла к небольшому круглому окну, приподнялась на цыпочки и выглянула наружу.

Я сел на тюфяк.

— Зря ты его провоцируешь…

— Не зря, — злым голосом ответила Сара, не оборачиваясь. С минуту она молчала, потом до меня донеслись тихие слова: — У меня было два старших брата. Теперь остался один, второй сторчался. И мать в могилу свел. Если когда-нибудь найду того мудака, что Майка на героин подсадил, добьюсь, чтобы ублюдок сдох за решеткой.

* * *

Сова от Гарри прилетела глубокой ночью, бесшумно спланировав на пол возле нашей с Сарой подстилки. Я проснулся от ее довольно ощутимого укуса за палец. И это называется «неприметная»? Что-то видно я не так объяснил. Или, может, недостаточно запугал? Одно счастье, что ночь на дворе. Я порылся в карманах, досадуя, что у меня нет для птицы угощения, но когда прочитал письмо, понял — в этом не было необходимости. Путь сова проделала недолгий.

Я похвалил себя за чудесную прозорливость. Гарри писал, что его действительно ждали. Да не кто-нибудь, а сам министр. Ого! Мне сразу стали понятны масштабы паники, возникшей после пропажи крестника. Разумеется, радости от находки не было предела. Гарри простили, устроили в «Дырявом котле» и даже предоставили относительную свободу. В рамках Косого переулка, конечно, но крестник и от этого был в восторге. Он благодарил, извинялся, что не верил… Словом, в каждой строчке сквозило видимое облегчение и надежда на лучшее. Эх, дружок, мне бы твой энтузиазм.

Я осторожно, пытаясь не разбудить Сару, порылся в карманах куртки, которой она накрылась и, безжалостно выдрав листок из ее блокнота, карандашом нацарапал ответ.

«Рад, что все получилось. Что касается моей просьбы: здесь ничего не предпринимай. Езжай в школу. Там встретимся. Я дам тебе знать, как буду на месте. И ничего не говори. Особенно ЕМУ. Я».

Наспех привязал письмо к лапе птицы, и она исчезла также бесшумно, как и появилась. Я опять прилег, но сон не шел. В окно светила луна: я подумал о Волчеке. Интересно, как он держится? Работает-то по ночам. Как только те, кто с ним рядом не боятся его? Или боятся? Может, потому и бегают перед оборотнем «на задних лапах», что опасаются провоцировать.

Мой взгляд упал на сарин блокнот. Я уже было собрался положить его обратно ей в карман, но она завозилась, перевернулась на бок, скомкав руками куртку. Ладно, не буду ее беспокоить. Надеюсь, Сара простит мне «хищение имущества».

Я машинально полистал странички и улыбнулся. Хм. Напоминает мои конспекты по истории магии: минимум записей, максимум каракулей. «А Сара неплохо рисует», — подумал я, разглядывая карандашный набросок, озаглавленный «Планерка». Фигуры схематичные, но благодаря точности линий настроение персонажей передано весьма выразительно. В одном из них я, кажется, даже узнал сариного сослуживца Брайана…

В этот момент внизу заскрипели ступени. Я насторожился. Привстал на локтях. Интересно, кто? Берти? Хм. Тесновато нам тут будет.

Через щели между дверью и косяком стал пробиваться слабый свет, как от свечи или тусклой лампы. Я закрыл глаза и замер, лежа на спине. Чуть скрипнула дверь, раздались тихие шаркаюшие шаги, потом шорох и легкий стук, словно кто-то окинул крышку сундука. Осторожно приоткрыв глаза, я взглянул в угол, откуда доносились звуки.

Уф! Это всего лишь хозяин. Что-то ищет. Старый пройдоха поставил свечу на гору хлама и, сгорбившись, копошился в сундуке. Достал пыльную склянку, поднес к глазам и долго разглядывал.

Я успокоился и снова закрыл глаза. Шаги раздались опять. Уходит? Похоже. Мерцающий свет, который я ощущал сквозь закрытые веки, удалялся. Потом вдруг на полпути к двери хозяин остановился и медленно, словно сомневаясь, прошаркал к нашему лежбищу.

Я слышал его хрипловатое старческое дыхание совсем рядом и, скорее чувствовал, чем видел, как он поднял над нами свечу, видимо разглядывая спящих. В дополнительном свете, впрочем, совсем не было необходимости: августовская луна, яркая что твой фонарь, глядела через высокое круглое окно точно на нас с Сарой.

Раздалось почти беззвучно хихиканье и едва слышный шёпот: «Прелестно, прелестно».

Я резко открыл глаза и почти одновременно с этим схватил его за полу одежды. Аптекарь дернулся, чуть не выронив склянку. На лице у него был испуг, почти сразу, однако, улетучившийся. Он явно знал, что я безоружен. В отличие от него.

— Красавчик Блэк спит с магляночкой? — прошептал он мерзким глумливым тоном, глядя на меня сощуренными глазами. — Прелестно, прелестно.

От его голоса проснулась Сара и сразу вскочила. Но, увидев хозяина, села и успокоилась. Она явно считала старика не опасным. Ох, Сара, я бы не был в этом так уверен!

— Что-то не так? — я старался говорить спокойно.

— Всё так, всё так, — все еще гаденько улыбаясь, проскрипел старикашка, вертя свечу своими неприятно шевелящимися пальцами.

— Ты что-то хотел от меня, старик? — спросил я поднимаясь.

Он невольно отступил на шаг.

— Ничего, вовсе ничего. Что может хотеть такой червяк вроде меня от благородного Блэка?

Ох, не нравиться мне этот тон! Попахивает предательством. Волчек говорил, что тут безопасно, но что если оборотень ошибался и Аптекарь решит, что сумма, обещанная за мою поимку, будет неплохим подспорьем в его хозяйстве. Однако, его следующая фраза дала мне понять, что дело вовсе не в деньгах.

— Как поживает твоя сиятельная сестрица Беллатриса? — издевательски поинтересовался он.

— Сияет в Азкабане, насколько мне известно. А ты, я вижу, знаком с ней?

— Знаком, знаком, — он зашелся кашляющим смехом, — твоя сестричка щедра на подарки. Очень щедра, да-да.

Я быстро глянул на Сару, та внимательно слушала разговор, который, очевидно, не понимала. Хотя угрозу, кажется, оценила. Я решил спросить прямо:

— И теперь ты в память о ней сдашь меня властям?

— А это было бы неплохо. Да неплохо. Десять тысяч, однако, — он поднес свечу ближе, еще раз внимательно оглядывая меня подслеповатыми глазами, как будто зверя, которого собирался купить у торговца, — благодаря милейшей Беллатрисе я лишился всего, а ее красавчик-кузен поможет мне поправить дела. Какая ирония, не правда ли?

— И что скажет на это Волчек? — голос Сары был холоден.

Старик быстро перевел взгляд на нее и, мне показалось, слегка вздрогнул. Но потом снова заулыбался, по-старчески тряся головой.

— А-а-а маленькая смелая магглочка, которая любит играть в игры? Думаю, Волчек будет рад, если Блэк вдруг… исчезнет. Ага, исчезнет. Тогда новая игрушка достанется ему.

Я решил, что пора было прекращать это разговор. Если есть угроза, надо уходить. И быстро.

— Послушай, старик, — я старался говорить как можно жестче, решив, раз нет оружия буду действовать наглостью, — если у тебя какие-то счеты с Беллатрисой, то поверь, я не имею к этому никакого отношения. Наши пути разошлись давно. Очень давно. К тому же, моя кузина получила по заслугам…

— Твоя сестрица не получила бы по заслугам, даже если бы ее поцеловал дементор! — от его тона мне стало не по себе, старикашка явно не так уж беспомощен. — Эта чистокровная шлюха убивала ради удовольствия. Откуда мне знать, что ты не такой же?

— Придется поверить моему честному слову.

Аптекарь опять засмеялся, сотрясаясь всем телом.

— Честное слово Блэка… Это дорогой товар. Да-да. Беллатриса обещала оставить меня в живых и сдержала обещание. После трех часов пыток. Чего не скажешь обо всех остальных.

Проклятье! Вот угораздило же нас так влипнуть. За моей кузиной тянется такой кровавый след, что, похоже, смоет и нас с Сарой. За компанию.

— Послушай, мне не известно, что тебе сделала моя кузина. Но, повторяю, я не имею к этому отношения. Я ушел из дома в шестнадцать и с тех пор не общался ни с ней, ни с кем другим из моей семьи. И, если тебе это интересно, я никогда не был на стороне Волдеморта, чтобы там про меня не писали газеты.

По лицу Аптекаря было не понятно, поверил он мне или нет. Но тут вмешалась Сара.

— Думаю, — сказала она самым «дипломатичным» тоном, — мы окажем нашему дорогому хозяину любезность, Блэк, если просто уйдем и не будем отравлять ему жизнь неприятными воспоминаниями. Надо сообщить Волчеку, — она вытащила из кармана фишку и демонстративно повертела ее в руке.

Аптекаря как подменили. Он засуетился, нервно замахал руками, отчего свеча тут же потухла, и начал быстро бормотать:

— Не стоит, не стоит. Ночь на дворе, опасно. Да, да. Очень опасно. И… вы уж простите старика, тут ведь как… работа у меня нервная, ну вспылил маленько, — он заискивающе посмотрел на Сару, — и не нужно его беспокоить, там сейчас самое горячее время. Сердиться будет. Да вы ложитесь. А если что нужно: поесть там, или выпить, то зовите не стесняйтесь.

— Так, говоришь, не беспокоить его? — настойчиво повторила Сара.

— Не надо, милая девочка, не надо. Пожалей старика. Я тут и так с трудом перебиваюсь, только Волчек меня и прикрывает. Не хочу злить его, а то мало ли, что случится…

— Ну хорошо, не стану.

Сара убрала фишку в карман и вперила свои темные глаза в Аптекаря.

— И еще, запомни: Волчек не будет рад, — она подчеркнуто громко сказала эти три слова, — если Блэка схватят. Что бы ты там своим грязным умишком не навоображал.

Аптекарь бросил на Сару быстрый и очень хитрый взгляд, но тут же снова стал приторно вежлив. Да, у Волчека, похоже, все настолько прочно схвачено, что одного его потенциального недовольства достаточно, чтобы прохвосты, вроде Аптекаря, рыли носом землю.

Аптекарь соизволил, наконец, уйти, напомнив еще раз, чтобы мы ни в коем случае не беспокоили оборотня. Мы опять улеглись, но заснуть не удавалось даже Саре с ее образцовым хладнокровием. Что уж говорить обо мне! Я раздумывал над словами старика.

Неужели эта чертова война будет тащиться за нами всеми еще не одно поколение? И это при условии, что все действительно кончилось тогда… Мерзкая тварь сдохла, и все успокоились. Да вот только верилось в это с трудом. От невеселых раздумий меня отвлек насмешливый голос Хиддинг.

— Кто же ты такой, Сириус Блэк?

Сара сидела, поджав ноги и положив голову на согнутые колени. Совсем как девчонка.

— Неудачник, наверное.

Она тряхнула головой: то ли в согласии, то ли в сомнении, потом ласково погладила по руке. Успокаивала? Она вообще вела себя как-то нетипично. Может, не такая уж Сара и железная, раз способна выражать сочувствие.

— Скорее, счастливчик, — и улыбается совсем не как змея, а по-человечески, — Лопух-простофиля из семейки потомственных рецидивистов. Или нет?

— Почти угадала. От семейного клейма трудно избавиться.

— Ты поэтому из дому убежал?

Я взглянул на нее, желая убедиться: неужели любопытство. Так и есть. Глаза блестят, физиономия заинтересованная. Ну, точно, девчонка.

— Это вряд ли, — сказал я, усаживаясь возле Сары и вытягивая ноги. — Мне тогда лет-то было… Я вообще о высоких материях не задумывался. Мать с отцом меня бесконечно пилили, вот и сбежал.

Я, конечно, немного кривил душой. Просто не хотелось пускаться в пространные объяснения. Что там Сара поймет про предрассудки волшебников? А мне ворошить прошлое — тоже приятного мало.

— Так ты, выходит, беглец со стажем. Тоже бродяжничал?

— Нет. У друга жил.

— У этого твоего Поттера, отца Гарри?

— Умничка.

Она расхохоталась. Негромко, но заразительно.

— Моя реплика.

— Кстати, о Гарри… он мне написал: у него все получилось.

— Да я и не сомневалась. Хороший парень. Хотя упрямец безнадежный. Такие не исправляются. Ох, вы с ним и навоюетесь, когда подрастет.

Я вздрогнул. Ну, зачем было напоминать? Мысли тут же потекли в неправильном направлении. Начало подползать уныние, за которым в арьергарде следовала паника. Черт! А я только начал получать удовольствие от нашей непринужденной беседы. И вот опять.

Видимо, я невольно напрягся, и Хиддинг это почувствовала. Вздохнула. Потом привстала так, что ее лицо оказалось вровень с моим и, глядя в глаза, произнесла:

— Хочешь скажу, чем мы отличаемся?

— И?

— Ты считаешь, что у адмирала Нельсона не было одного глаза, а я считаю, что у него был один глаз.

— Разумно, — ответил я и понял, что сейчас опять начну смеяться, но продолжал серьезно и даже мрачно, — хотя я предпочитаю метафору про коньяк и клопов.

Сара не выдержала первая, я ее поддержал. Смеялись мы тихо, но долго и до слез.

Позже, уже засыпая, я спросил:

— Сара, а кто такой адмирал Нельсон?

Она не то чихнула, не то фыркнула.

— Ты двоечник, Блэк.

_________

[1] Пардон за столь советский блатной термин. Однако, кажется, тех, кто сотрудничают с властями, не любят нигде. И называют соответственно.

За четверо суток сидения на чердаке в лавке Аптекаря я чуть не сошел с ума. И все из-за сариного скверного характера. Если в первый день она вела себя вполне сносно, лишь немного нервничала, то и дело перекладывая так и сяк свои бумажки, то дальше началось форменное безобразие. Хиддинг огрызалась на любое самое невинное к ней обращение, нарезала круги по свободному от хлама пространству, даже расколотила пару каких-то хозяйских посудин… В общем, было понятно: энергичная натура Сары делала ее просто взрывоопасной в замкнутом помещении. Мне и самому было тягостно наше вынужденное безделье. Но я держал себя в руках, понимая, что это своеобразная плата за относительную безопасность. Мне-то самому было чем заняться: я строил планы.

Гарри написал мне еще раз, сообщив, мол надеется, что мы сможем увидеться еще до его отъезда в школу и намекал, что рассчитывает встретить своего друга, когда его семья приедет покупать необходимые для учебы вещи. Хочет форсировать события, понял я.

Я отправил ему ответ той же совой. На этот раз крестник благоразумно воспользовался обычной почтовой птицей из числа казенных, а не той белой полярной красавицей, что прилетала ко мне ночью. «Хедвиг обижена, — писал он в конце, — ты ее не накормил». Так и представляю, как он смеется при этих словах. Даже на душе потеплело.

Я просил Гарри не торопиться, чтобы не дать крысе ничего заподозрить, ограничившись туманной формулировкой «держи его в поле зрения». Надеюсь, крестник у меня парень сметливый и все поймет.

Затем принялся высчитывать сколько я буду добираться до школы, и где мне там можно спрятаться. Насчет последнего ответ нашелся почти сразу: в Воющей хижине, где же еще. И не заметят, и в Хогвартс, если что, пробраться будет не трудно. Эх, где-то теперь наша с Джеймсом карта? Та самая. Хотя я все прекрасно помнил и без нее.

А вот добираться… Хм? Поезд, помнится, идет часов семь или восемь. Но я то не поезд. Даже если буду бежать сутками, меньше чем недели за три не управлюсь. Да еще накинуть дней пять на то, что я неизбежно где-нибудь да заблужусь: места я знал плохо, а мой песий нюх выручал не всегда. Словом, месяц не меньше. Сара и тут права. Да и ладно: месяц так месяц. Главное, чтобы меня не перехватили по дороге, а так… двенадцать лет ждал, уж четыре недели как-нибудь выдержу.

— Все не могу больше я в этом клоповнике сидеть… — от сариных порывистых движений на пол грохнулось что-то тяжелое.

— Сарита, ты Аптекарю уже полчердака раз…Ай! — она натурально дала мне подзатыльник.

— Еще одна «сарита» и ты покойник, Блэк.

— Милые бранятся? — раздался от двери едкий голос Волчека. Оборотень стоял облокотившись о косяк и хмурил брови. В вечернем свете он как никогда смахивал на волка. Вот ведь… когда надо, может появиться практически бесшумно. Или это сарино буйство лишило нас бдительности?

Хиддинг меж тем бросилась к нему:

— Волчек, всеми святым заклинаю, выведи меня отсюда. Мне надо дело делать, а не штаны тут просиживать, — Сара вцепилась в полы его плаща и трясла могучего оборотня, как липку. Выглядело комично.

Волчек мягко отстранил ее от себя.

— Блэк, утихомирь свою кралю. Мне побалакать с вами надо.

— Кралю? — слово было непонятным, но о смысле я догадывался. С Сарой оно не вязалось вовсе.

Волчек, смахнув пыль с одного из аптекарских сундуков, уселся и заговорил. Собственно, ничего нового он не сказал. Мол, нам тут дольше оставаться опасно. Он, конечно, нас прикрывает, но чем дольше он это делает, тем больше рискует…

— Другое дело, если бы вы работали на меня. Мои люди неприкосновенны, это бы здешняя публика поняла. А так…

— Я согласна, — тут же влезла Сара. То-то ей неймется!

Волчек бросил на нее заинтересованный взгляд, но я предупредил его реплику:

— Мы уже это обсуждали и пришли к выводу, что «не катит». Один раз на нас не обратили внимания, но если мы будем постоянно маячить в твоем притоне, где гарантия…

— А если под оборотным? — перебил меня Волчек.

Хм. А у парня дело поставлено на широкую ногу. Я поразился расчетливости Волчека, он явно умел вести дела. Зачем держать большой штат, если можно постоянно менять внешность одним и тем же людям? Пока кого-нибудь не прикончат, конечно, тогда нужно замену искать…

Сара, разумеется, тут же спросила насчет незнакомого слова. Волчек пустился в объяснения. Хиддинг слушала, не выказывая признаков удивления, но по ее напряженному сосредоточенному взгляду я понял, что колесики в ее голове завращались с новой силой, высчитывая какую выгоду можно извлечь из этой новой страницы в ее маггловской биографии. В такие моменты Сара меня просто пугала. Родись она магом — быть девке на Слизерине! К гадалке не ходи!

— Блэк, ты что думаешь? — я тряхнул головой, выходя из задумчивости. Две пары глаз — коричневые и желтые — глядели на меня с разной степенью выразительности.

— Мне уходить отсюда надо. Дела на севере, — ответил я, наблюдая, как на лице оборотня появилось странное выражение разочарования, сдобренное, правда, изрядной долей облегчения. Хм. Сара? Что там Аптекарь говорил про «новую игрушку»? Надо бы поговорить с Волчеком. По-мужски.

— Но ведь ты же собирался здесь еще до конца месяца задержаться? — это уже Сара. Кажется, я говорил ей про то, что думал дождаться, пока Гарри уедет в Хогвартс. Просто чтобы убедиться, что крыса едет туда же. Надо же, запомнила. Мне казалось, что последние трое суток она вообще меня ни разу не слышала.

— И потом, — она заговорщицки мне подмигнула, — мы ведь партнеры. А, Блэк? Обещаю, если уступишь, я в лепешку разобьюсь, а придумаю, как тебя быстрее на север отправить. С ветерком.

— Уболтали, — рассмеялся я, — но только до первого сентября.

— Скоро в школу? — оборотень оскалил зубы. Волчек догадливый. Да тут, впрочем, и дурак бы догадался.

— Ну, раз все так складывается, — Сара уже снова приобрела сосредоточенный деловой вид, как будто не громила тут мебель десять минут назад, — Волчек, я жду от тебя ответной любезности.

— Что, Сарита, бьешь копытом?

— Мне искать нужно, — гнула свое Хиддинг, словно не замечая откровенной насмешки оборотня, — встретиться кое с кем из «своих», а без тебя мне отсюда не высунуться. Да и в городе опасно, особенно там, куда я собираюсь…

— Э-э-э Сара, у нас так: «оплата вперед». Сперва работаешь, а потом…

— Волчек, Волчек, — Сара подошла к нему и панибратски обхватила за плечо, похлопав по спине, так что оборотень даже на секунду опешил, — я же тебя надуть не собираюсь, просто помощь нужна… сейчас.

— Что-то ты очень торопишься, девочка, — у оборотня на лице опять промелькнуло то самое плотоядное выражение, которое меня так беспокоило. Он потерся головой о сарину руку, а потом кинул быстрый взгляд на меня. Я едва заметно покачал головой, размышляя, не слишком ли неосторожна Хиддинг, так кокетничая с оборотнем. Впрочем, тут же обругал себя. Кто я ей: сват, брат? Она большая девочка и, наверняка, в курсе, чем заканчиваются такие игры.

Оборотень сдался.

— Ну, и куда тебя вести?

Она назвала район. Я о таком не слышал, и потому понял, что волшебники там не бывают. Оборотень присвистнул и покачал головой.

— Рискуешь, Сарита.

— Зато почти наверняка что-нибудь узнаю. Там у меня есть кое-кто «свой». Тебе понравится.

Надо ли говорить, что я увязался за ними, хотя Сара не настаивала. Впрочем, и не возражала. Идти пришлось далеко. Сначала знакомым тоннелем, потом через какой-то секретный лаз в трубу, где нам с Волчеком с нашим ростом пришлось передвигаться вприсядку. Потом мы снова вышли в подземную ветку метро и по ней на поверхность.

Волчек, видимо, помнил, что для Сары магические преграды были непреодолимы, поэтому провел нас путем, где все препятствия представляли из себя вполне тривиальные замки и щеколды, которые он открывал с помощью какого-то замысловатого устройства, вроде универсальной отмычки.

Наконец, мы оказались в глухом переулке, где с одной стороны возвышались какие-то нежилые строения, а с другой была высокая серая загородка, исписанная красками.

— Отсюда в одном квартале есть кабак «Портленд», — инструктировала Сара оборотня, тот слушал с непроницаемым лицом, сложив руки на груди, — там сейчас людно. Будут пара громил, они тебя наверняка остановят. Скажи, что тебе нужна женщина, — брови оборотня слегка дернулись вверх, но он кивнул и слушал дальше, — они тебя пустят внутрь. Ты будешь искать блондинку с небольшим шрамом на щеке, зовут Стефани. Если ее там нет, спроси у бармена, только аккуратно… наври что-нибудь правдоподобное.

— И что потом?

— Приведешь ее сюда, мы с Блэком подождем.

— А если не пойдет.

— Это не бордель, Волчек. Девушки работают на улице. Просто улицы здесь… опасные.

Волчек ушел. Сара поманила меня и мы скрылись за раскрашенной загородкой. Хиддинг нетерпеливо выглядывала и то и дело бросала взгляд на часы.

— Что ты надеешься тут найти? — спросил я, чувствуя, что ее нервозность незаметно передается и мне. Сара пожала плечами.

— Пока не знаю. Но Стефани обычно приносит полезную информацию.

— Она…

— Шлюха, — произнесла Сара безо всякой брезгливости, словно говорила о какой-то обычной профессии, вроде почтальона или парикмахера, — и мой информатор.

— У тебя обширные знакомства.

— Кто бы говорил.

— Думаешь, Волчек справится?

— Не сомневаюсь, — ответила она, нетерпеливо высовываясь из-за забора, а потом добавила рассеянно. — У Стефани пунктик по части восточноевропейских мужчин… Считает всех их заплутавшими овцами, сочувствует…

Я невольно улыбнулся: Волчек и «заплутавшая овца» — это даже не оксюморон, а что-то из области парадоксов. Я сказал об этом Саре, она отрешенно покивала, словно не слушала меня.

Потом вдруг взглянула в глаза, прищурилась.

— Ты из-за него за мной увязался?

Что ж. То, что Сара удивительно прозорлива, я знал и так. Даже отвечать не было необходимости…

Для меня вдруг стало ясно, как божий день, что оборотень положил на нее глаз еще в первую встречу. Даже интересно, почему Волчек, которого вряд ли повернется язык назвать «высокоморальным», до сих пор не подкатил к Саре с пикантным предложением. Неужели дело в моей скромной персоне? Хм. Никогда не примерял на себя роль защитника чести… Даже скорее наоборот. Помню, как Джеймс еще в школьные годы не раз поддевал меня по поводу «поматросил и бросил». Две трети этих историй были, разумеется, сущим вымыслом, но слава беспринципного ловеласа преследовала меня до конца учебы, да и потом тоже. Хотя кто ж такой славе противится? В юные-то годы…

И вот теперь я стараюсь уберечь самоуверенную девицу от опасной дорожки, на которую она ступает, строя глазки не самому, мягко говоря, безобидному субъекту. Какая, однако, метаморфоза!

— Ты дразнишь оборотня, Сара. Поверь мне на слово: это не совсем то, что просто кокетничать с мужчиной.

Хиддинг такой поворот в беседе явно не понравился, я почувствовал это по надменным ноткам в голосе, когда она ответила:

— Учту на будущее, — потом помолчала и добавила с изрядной долей скепсиса. — Опасаешься за мою честь?

— Скорее за твою жизнь.

Сара развернулась ко мне и окинула взглядом, который можно было бы назвать «сочувственным».

— Блэк, ты неглупый мужик, но психолог из тебя хреновый. Вся жизнь Волчека — сплошной расчет. Иначе он бы не стоял во главе этой мутной компании. Пока парень в нас заинтересован, он ни меня, ни тебя и пальцем не тронет… И убери свою собачью улыбку! Хочешь сказать, я не права?

— Права, — собачья улыбка, вероятно, превратилась в волчью, — вопрос, в чем именно он заинтересован. Во всяком случае, касаемо тебя…

Ба! Да мне удалось ее смутить. Во всяком случае, именно так я истолковал неопределенное, слегка растерянное выражение лица Хиддинг. Давай, пораскинь своим умишком, девочка, хочешь ли ты превратиться в женщину-оборотня. Но Сара уже снова встряхнулась и опять стала уверенной в себе инспекторшей. Она набрала в легкие воздуха, очевидно для гневной отповеди, но… вдруг встала «в стойку».

До моего слуха донеслись голоса. Впрочем, настороженность тут же сменилась облегчением: я узнал Волчека. Второй голос — грудной, низкий — принадлежал женщине явно не британского происхождения. Долгое «а», жесткое «ч»… Откуда она?

— Куда ты меня ведешь, милый? — судя по интонациям, «ночная бабочка» начинала беспокоиться.

— Один друг хочет тебя видеть…

— Ты не говорил, что будет кто-то еще, — беспокойство в голосе превратилось в недовольство. — Это будет дороже…

Оборотень ответил неразборчиво, но его реплика похоже вовсе не успокоила спутницу. Скорее наоборот. Послышался шум и тихий вскрик… Сара пулей вылетела из нашего убежища, я медленно вышел следом.

— Прекрати, Волчек!

— Сара? Ты… с н-ним?

От испуга акцент у женщины стал сильнее. Она была довольно молода, но, признаться, не слишком-то походила на продажную женщину. Скорее на какую-то застиранную домохозяйку, обремененную оравой голодных отпрысков. Опущенные плечи, изможденное лицо с темными кругами вокруг глаз, которые не могла скрыть даже в изобилии наложенная краска. Как это несчастное существо могло у кого-то вызывать вожделение, мне было не понять. Впрочем, мало ли на свете подонков?

— Здравствуй, Стефани! — сказала Сара, нетерпеливым жестом давая Волчеку понять, что пора отпустить «жертву». Тот крепко сжимал руку женщины выше локтя, по-видимому, пресекая ее попытки убежать. — Надо поговорить.

— Но… почему так? Это срочно?

— Срочнее некуда.

Девица испуганно покосилась на Волчека, а потом на меня. Наверно, со стороны двое мрачных мужчин в темном переулке выглядели зловеще. Сара поспешила успокоить ее, а потом взяла под руку и потянула за собой, небрежно бросив нам с оборотнем:

— Ждите здесь. Мы со Стю пошепчемся немного…

— Как ей это удается? — словно в пустоту произнес Волчек после минут десяти молчаливого ожидания. Он стоял, облокотившись о стену, полуприкрыв глаза, и, казалось, отрешился от происходящего.

— Что именно? — о ком речь, понятно, уточнять не требовалось.

— Вертеть тобой и мной, как последним чмом…

Я взглянул на Хиддинг, которая, судя по скупой, но выразительной жестикуляции, пыталась в чем-то убедить свою информаторшу, и задумался. Действительно, что в Саре такого, что заставляет людей, близко знакомых с ней, периодически вытягиваться по стойке «смирно»? Вспомнился Бобби… или вот эта девица. А уж про нас с Волчеком и говорить нечего.

— Наверно, это талант.

Волчек усмехнулся и тоже бросил взгляд на женщин.

— Я всегда был невысокого мнения о людях, — изрек он глубокомысленно. — Они слишком поверхностны и не стремятся видеть глубже. Оттого любого из них можно без труда «прочитать», если понимаешь о чем я.

Я понимал. Вероятно, из-за того, что когда-то плотно общался с Люпином. Мой друг, хоть и не был оборотнем от рождения, также обладал этой «звериной» способностью слышать то, о чем молчат, видеть то, что хотят скрыть: в движениях, манерах, привычках. Ремус всегда безошибочно угадывал эмоциональные оттенки речи, разгадывал тайные мотивы поступков… Но он был при этом слишком добросердечен и простодушен, чтобы использовать подобные знания с выгодой для себя. Волчеку подобное бескорыстие было чуждо. Теперь я понял, как ему удается держать в узде всех тех темных личностей, что работают на него.

Я сказал ему об этом. Волчек спокойно кивнул, словно признание его исключительного дара было делом привычным, а потом произнес:

— Сара такая же. Вот только откуда у нее это?

— Вероятно, опыт. Она же детектив… или как это у магглов называется.

Волчек покачал головой.

— Опыт здесь мало что значит. Такое либо есть, либо нет, — он все еще не отрывал пристального взгляда от Хиддинг, а потом вдруг резко развернулся ко мне. — Вы ведь не любовники?

— Это вопрос или утверждение?

Еще один внимательный взгляд нечеловеческих глаз. Усмешка-оскал и короткое:

— Я так и думал.

Волчек потянулся, легко оттолкнулся от стены и, встав почти вплотную ко мне, насмешливо добавил:

— Тебя она пугает… человек, — в его устах последнее слово приобрело чуть ли не оскорбительный смысл, впрочем тут же сглаженный дружеским похлопыванием по плечу, — Сара настоящая волчица. Хоть и маггла.

В это время Сара и Стефани закончили свою беседу и подошли к нам. Уличная девица была слегка всклокочена, нервно теребила пояс платья и то и дело хмурилась. Я понял, что Сара ее чем-то неслабо озадачила и теперь дамочка пытается переварить полученную информацию. Что ж, как я уже давно замечал, моя подруга умела убеждать.

— Стю, будь осторожна, — голос у Хиддинг был мягкий, «не полицейский», — у меня нет выбора, сама понимаешь… но я не хочу подставлять тебя.

— Я постараюсь. Хотя в том, о чем ты просишь, от меня проку мало… Я всего лишь девка, а у… ну, ты поняла… нет привычки говорить о делах в койке.

— Мне важна любая информация, так что… просто слушай. В этом тебе нет равных.

Девица грустно, словно через силу, улыбнулась.

— Ладно. Сделаю, что смогу.

Сара приблизилась Волчеку.

— Проводи Стефани назад. И… — она подмигнула, — заплати девушке. Она славно поработала.

Оборотень приподнял бровь.

— На тебя, Сарита.

— А мы разве не партнеры? — сарин голос был таким приторно сладким, что аж скулы сводило. Правда, уже после секундной паузы она снова стала собой, рассмеявшись. — Разрешаю тебе вычесть это из зарплаты, босс!

Волчек щелкнул пальцами.

— Заметано, девочка.

Возвращались мы тем же путем. Волчек шел быстро. Он как никак пожертвовал своим рабочим временем ради прихоти Сары и теперь спешил вернуться в свое заведение. Мало ли что. Хиддинг всю дорогу молчала, по-видимому, анализировала то, что наговорила ей Стефани. Она так задумалась, что уже на подходе к месту споткнулась и чуть не свалилась в сточную канаву. Я подхватил ее за руку, она машинально поблагодарила, а потом сердито окликнула Волчека:

— Эй, мы что на пожар опаздываем. Может, сбавишь скорость?

— Мы и так задержались по твоей милости, — бросил оборотень через плечо. — Тебе кстати сегодня работать, Сара, так что не зевай.

«Да уж, что-что, а выгоды своей Волчек не упустит», — подумалось мне. Вроде как он все это затеял ради нашей безопасности (по крайней мере, по его собственным словам), но и из своей «любезности» старается выжать все, что можно. Удалось заполучить профессионального покер-дилера, так давай… используй ее по полной.

— А как насчет меня? Или у меня сегодня выходной?

— У меня не богадельня, Блэк, если ты еще этого не понял. Будем играть…

В заведении Волчека нас ждал взмыленный Берти. Он набросился на своего босса с упреками, где мол Волчек шляется, когда тут такое… Что именно «такое», он объяснить не успел, потому что Волчек осадил его в таких выражениях, что мне показалось: Берти неожиданно уменьшился и стал ýже в плечах. Это выглядело комично. Оборотень распорядился, чтобы нас Сарой опять «обрядили» к выходу в зал, но тут возникло неожиданное препятствие. На Хиддинг не действовало Оборотное зелье.

То есть, оно действовало, но как-то… нетрадиционно. Проще говоря, превращаться Сара не превращалась, а вот самочувствие у нее резко ухудшилось. А уж если совсем прямо: Хиддинг попросту вырвало в умывальник на глазах у «изумленной публики» в нашем с Волчеком лице. Оборотня это озадачило. Правда, ненадолго.

— Не робей, Сарита, сейчас сварганим что-нибудь, чтобы тебя прикрыть, — быстро сказал он и выскользнул из комнаты, где мы ожидали своего «выхода».

Сара со вздохом опустилась на знакомую софу. По-видимому, ей все еще было не по себе.

— Ты как? — спросил я осторожно.

— Клево! — издевательски ответила Хиддинг. — Словно в центрифуге побывала. Незабываемые ощущения. Еще несколько дней общения с колдунами и еда мне будет вообще не нужна.

— Извини. Но кто ж знал…

— Вообще-то мог бы догадаться.

«Э-э, нет голубушка. Ты сама в это вписалась, нечего на меня все шишки сваливать».

— Не хочу показаться грубым, но это была твоя идея — идти к Волчеку в подмастерья. Ну да уж теперь согласились… Взялся, как говориться, за вожжи, так не сворачивай.

Хиддинг злобно зыркнула на меня, но промолчала.

Вскоре вернулся Волчек с экипировкой для Сары. Я еще раз поразился его находчивости и умению быстро решать вопросы. Не вышло так, будем иначе. Главное, не отступать от намеченной цели.

Рыжий парик сделал Хиддинг похожей на деревенскую простушку, к тому же Волчек заставил ее намазать лицо какой-то дрянью, от которой у нее появилась такая россыпь веснушек, что невольно вспомнились детские дразнилки. Сара придирчиво разглядывала новую внешность в мутном зеркале над умывальником. Слава Мерлину, оно было обычным, а не волшебным, иначе бы Хиддинг не избежала язвительных комментариев в свой адрес. Впрочем, на комментарии она не поскупилась сама.

— Красавица, — выдавила Сара после минуты судорожного хихиканья. — Всегда мечтала о богатой шевелюре. Волчек, у тебя нерастраченный потенциал визажиста.

— Всегда пожалуйста, — быстро бросил оборотень и начал подгонять нас. Мол времени потрачено уйма, а это упущенная выгода и все такое прочее… Деловой человек, мать его!

В игровом зале было людно. Лица большинства присутствующих были красными от духоты и выпитого за вечер алкоголя. Я, уже в облике упитанного короткопалого мужичка, с трудом протиснулся к покерному столу, украшенному, как фонарем, рыжей головой Хиддинг.

Игра шла, как и в прошлый раз, по сценарию. Сара сдавала карты и руководила игрой по-прежнему профессионально, и ее слушались, несмотря на комичную внешность. Я выиграл уже около сотни галеонов, когда за столом сменился состав. Напротив меня уселся нервный чернявый мужик с какими-то дурацкими «тараканьими» усиками, а справа — плоскомордый детина с серьгой в ухе.

Я чуть не свалился под стол, когда этот хмурый тип вдруг хлопнул меня по плечу.

— Здорóво, приятель. Сколько лет, сколько зим. Пришел облегчить карманы? — он дружески подмигнул мне и очевидно ждал ответной радости. Я мысленно обматерил Волчека: идиот не придумал ничего лучше, как брать «материал» для зелья у завсегдатаев своего заведения. А мне теперь выкручиваться!

Я попытался улыбнуться. Вместо этого вышла какая-то жуткая гримаса (то есть, я так думал). Но парня это не удивило. Видимо, я поторопился сделать выводы о приятельских отношениях моего прототипа и этого субъекта.

Тут, слава богу, вмешалась Сара со своим «джентльмены, игра!» Я сделал парню знак, мол поговорим после, тайно надеясь этого избежать, и уткнулся в карты. Волею случая, именно этот раунд моя «тень» выбрала, чтобы дать мне проиграть: разумеется, подсадной игрок не должен был вызывать подозрений у «жертв».

Мой псевдо-знакомый не удержался от довольной усмешки и заметил:

— Не в форме сегодня, а Мэтью? Могу одолжить деньжат.

— Разбогател? — мой раздраженный голос вполне соответствовал ситуации.

Парень самодовольно ухмыльнулся и похлопал себя по карману:

— Я счастливчик, ты же знаешь.

Мне подумалось, что еще пару раундов и парень, пожалуй, так себя не назовет. «Тень» знает свое дело. Да и Сара тоже. Он опять отвлек меня своим замечанием, сказанным вполголоса.

— А ты, я гляжу на мели? Говорил тебе: соглашайся. А ты струсил.

Так прошел еще один раунд, в котором мне перепало несколько выгодных комбинаций, но выигрыш все равно уплыл к сопернику. Я сделал вывод, что «тень» задумал крупную игру и теперь заманивал жертву обманчиво легкой добычей. Действительно, когда я посмотрел на дядьку напротив, то заметил, как он в возбуждении теребит рукав и ерзает на стуле от нетерпения. Эх, обдерут тебя, простофиля, как зайцы осину. Даже на миг стало совестно.

— Может, прервемся, пропустим по стаканчику? — расслабленно проговорил сосед справа.

Я растерялся. Как быть?

— Соглашайся, — прошелестело у меня в ухе. Я кивнул и встал из-за стола. Чернявый с усиками пытался возражать, но нам на смену тут же уселись новые игроки и «жертва» снова успокоилась. Ой, проиграешь все мужик — не жалуйся потом.

Мы уселись за один из маленьких столиков в углу. В стаканах плескалась непонятная бурда явно контрабандного происхождения. Мой собеседник отпил, причмокнул и с довольным видом откинулся на стуле.

— Гляжу, уже жалеешь, что не вписался, а Мэт?

Я неопределенно покачал головой, не зная о чем речь. Собеседник истолковал мой кислый вид по-своему.

— А-а, жалеешь. А дело-то было плевое, и куш хороший. Так что зря ты очковал.

— А ты уверен, что у тебя не будет проблем? — ляпнул я первое, что пришло в голову в связи с разговором о «плевом деле за хороший куш». Надо же как-то разговор поддержать, в самом деле.

Плоскомордый самодовольно рассмеялся.

— А то. Девке память потерли, ублюдку этому маггловскому тоже. Так что, концы в воду. Сам видел, как ее забирали. Сидит, небось, сопли утирает, что муженька своего блудного угрохала, — он снова выпил и мерзко ухмыльнулся. А я сидел, отропело пялясь на него. Не может быть! Что если…

— И давно ты так… наслаждаешься жизнью, — спросил я, всеми силами пытаясь придать голосу правдоподобный оттенок. Что-то вроде зависти, напополам с досадой. Вышло у меня, может, и не очень убедительно, но мой собеседник, похоже, был из той категории самодовольных кретинов, которые мало обращают внимания на окружающих.

— Да уж две недели без малого.

У меня закололо под ребрами, а по спине пробежал холодок. Все сходится. Надо срочно, что-то предпринять. Такое совпадение. Хотя, почему совпадение? Сара ведь обмолвилась, что ниточки ее «дела» ведут в игорные заведения. Вот вилась-вилась веревочка и конец таки нашелся. Как бы это проверить?

— Э-э, ты уж прости, что-то хватил я лишку, — начал я, а он гнусно заржал. — Рад, что свиделись. Ну пойду…

— Что пусто на кармане-то? А то смотри: мое предложение насчет "дать в долг" еще в силе…

Я помотал головой и слегка покачнувшись встал.

Теперь быстро к Волчеку!

С оборотнем я столкнулся в коридоре, куда вышел, растерянно озираясь. Он, увидев меня не на «рабочем месте», нахмурился.

— Ты чего вылез, не утро чай?

— Тут дело одно…

Я коротко рассказал о том, что было в зале. Волчек потер подбородок и скомандовал:

— Пошли.

Мы оказались в наблюдательской комнате. Там было тесно и так накурено, что хоть топор вешай. «Тени» работали всю ночь, не сходя со своих мест. Я оказался прав, когда предполагал, что здесь в магическом квартале использовались не маггловские устройства слежения, а их волшебные аналоги. Перед сидящими в комнате людьми стояли странные предметы, напоминавшие зеркала, только отражали они не присутствующих. Видимо, к каждому из них была «привязана» пара, хитроумно спрятанная в игровой комнате. У каждой «тени» таких зеркал было штуки по три-четыре и следили они не только за картами. Адская работа у мужиков, если вдуматься. Даром, что незаконная. Похоже, Волчек и тут экономит на людях.

— Эй, Тод, — обратился оборотень к сутулому лысому парню, — направь-ка второе зеркало на «пустышки».

Парень без каких бы то ни было признаков удивления постучал по одной из поверхностей и она отразила неигровые столики, за одним из которых все еще сидел мой давешний собеседник.

— Это он, — указал я на плоскомордого с серьгой. — Знаешь его?

Волчек сосредоточенно потер подбородок.

— Нет. Видел один раз здесь. Он тогда продулся в пух и прах, надрался. Берти вышвырнул его. Обычное дело.

— Поймать бы его да порасспросить поподробнее, — сам поразился хищным ноткам в собственном голосе. Волчек нахмурился и собирался что-то ответить, но его прервал один из «теней».

— Эй, босс, у нас проблемы, — при слове «проблемы» Волчек немедленно встрепенулся, — Рыжая сигналит: этот «с-усик» сейчас сорвется. Она ему фулл-хаус сдала, а павлинчик струсил.

— Вот, Блэк, где тебе надо быть! — зло бросил оборотень, а потом обратился к «тени». — Шепни Крису, чтоб покривлялся. Что у него, кстати?

— Покер на девках[1].

— Хм. Недурно. Хотя Крис актеришка паршивый.

Пару минут Волчек напряженно наблюдал происходящее за сариным столом, я хотел напомнить о своем «деле», но взглянув на оборотня, решил не рисковать. Видно игра шла по-крупному и от того, будет ли блеф «своего человека» удачным, зависел немалый выигрыш.

— Ну, наконец-то! — выдохнул Волчек, когда понял, что затея удалась. Мужичок с усами пошел ва-банк и… проиграл, разумеется.

— Надо вмешаться, намечается заварушка, — все также бесстрастно проговорил «тень», потянувшись за сигаретой. Он-то свое дело сделал: можно расслабиться.

Когда я вошел в зал, то понял, что «заварушка» в самом разгаре. Чернявый брызгал слюной и нелепо наскакивал на соперника, Сара ледяным голосом призывала его к спокойствию, но на этот раз тщетно. Взгляды большинства присутствующих были прикованы к зрелищу, мне даже показалось, что я услышал как кто-то заключил пари, кто выйдет победителем из потенциальной драки. «С-усик» явно не был фаворитом.

— А, Мэтью! Вернулся поглазеть на шоу? — уже изрядно пьяным голосом окликнул меня мой «друг». — Так и думал, что этому мозгляку не хватит ума остановиться.

Чернявый в это время вдруг переключился на Сару, поливая ее замысловатыми ругательствами. Та все также спокойно приказала ему удалиться, весьма вежливо, кстати. Мужичок еще больше взбесился и, кинувшись к Хиддинг, вдруг схватил ее за волосы. Как баба, ей богу!

Рядом с ним, правда, тут же материализовался Волчек и угрожающе навис над мужичонкой. Прыти у того сразу как-то поубавилось, он заерзал, отпуская Сару, но когда он отступал, Хиддинг дернулась и рыжий парик свалился с ее головы. Раздался смех — публика явно воспринимала это как дополнительное развлечение.

А вот мне было не до веселья. Стоявший рядом со мной плоскомордый парень выругался и что есть духу рванул к выходу. Я кинулся за ним.

В дверях мы столкнулись с Берти, который пришел на подмогу Волчеку. Я не успел крикнуть ему ничего, как парень заехал крепышу в пах и, когда тот согнулся от боли, выскочил в коридор. Берти взревел, бросился вслед за обидчиком и тем только помешал мне. Мы замешкались в дверях всего на секунду, но плоскомордому этого хватило: я услышал хлопок. Проклятье! Ушел, гаденыш. И как это у предусмотрительного Волчека не наведены антиаппарационные чары?

В зале, куда мы с Берти возвратились, спустя минуту, уже почти воцарилась привычная атмосфера. Шоу закончилось, и все вернулись к игре. Буйного клиента в зале не было, вероятно, им занимался сам Волчек. Сара снова царила за игровым столом, сияя дурацким париком, словно ничего не случилось. Мне не хотелось играть, но под пристальным взглядом Берти я все же сел за стол, предварительно выпив еще оборотного зелья, все-таки времени уже прошло довольно много. Так незаметно наступило утро.

Когда публика разошлась, я улучил момент и рассказал Саре о происшествии. Ждал ругани, обвинений в нерасторопности, бездействии, но ничего этого не было. Хиддинг сидела, сложив руки на груди и напряженно размышляла.

— Я была права, — спокойно изрекла она после продолжительной паузы. — И пусть я по-прежнему не все понимаю, но кажется, начинаю догадываться, как они все это провернули. Хорошо бы камеры посмотреть, чтобы физиономию типа идентифицировать…

— Сара, — я старался говорить также спокойно, — у Волчека не камеры. Это магические устройства. Они ничего не запоминают. Только показывают.

Хиддинг недоуменно посмотрела на меня, а когда уловила суть, нецензурно выругалась.

— Все у вас не как у людей, — сердито буркнула она, — ну, да ладно. Я почти запомнила его. Он ведь сидел справа от тебя. Надо бы потолковать с Волчеком, наверняка он сможет что-то разузнать про ублюдка.

Она поднялась, поправляя нелепую рыжую шевелюру, но я схватил ее за руку, не давая уйти.

— Сара, постой. Есть еще…кое-что

— И? — в ее голосе звучали усталость и раздражение.

— Он узнал тебя.

______

[1] Каре с четырьмя дамами

Вопреки ожиданиям мое открытие не слишком огорчило Хиддинг. По крайней мере не настолько, чтобы лишить ее сна и аппетита. Когда мы, уже клюющие носом от усталости, оказались на знакомом уже чердаке, Сара почти сразу уснула, не забыв, однако, снабдить меня инструкцией: не ерзать, не бормотать и не вообще тревожить ее, Сару, хотя бы часа три.

Впрочем, это было лишнее. Я только успел донести голову до импровизированной подушки, как провалился в сон. Последней мыслью было, что Волчек мог бы устроить «своих людей» и получше. Да ты зажрался, Сириус!

Когда я открыл глаза было уже далеко за полдень. Небо затянуло облаками. Из-за намечающегося дождя воздух на чердаке был влажный, и даже дневное тепло не могло полностью согреть спящего человека. Да и теплого тела тоже рядом не было. Я усмехнулся мысли, что ни мне, ни Саре даже в голову не приходило устроиться по отдельности. Живем как собаки: спим на одной подстилке, едим из одной миски. Скоро лаять хором начнем!

Где же, однако, Хиддинг? Я оглядел помещение. Никаких признаков Сары не наблюдалось. Неужели она одна решилась прогуляться по Дрянному переулку. Рискованно, очень рискованно. У нее, как говорил Волчек, конечно, не написано на лбу «маггла», но всякое может статься.

В некотором волнении я спустился вниз. Слава богу, Сара обнаружилась в лавке, в обществе нашего хозяина. Аптекарь стоял за узким, покрытым подозрительными пятнами прилавком, а Хиддинг примостилась по другую сторону на высоком стуле с чрезмерно длинными ножками. Они беседовали, как давние знакомые.

Я своим появлением наделал столько шуму, споткнувшись о какое-то барахло у двери, что собеседники тут же замолчали и уставились на меня: Аптекарь с неприязнью, сразу впрочем, сменившейся подобострастной улыбкой, а Сара — рассержено. Видать, разговор был занимательный, а ты, болван Блэк, его прервал. Все это достаточно отчетливо было написано у Хиддинг на лице.

— А, мистер Блэк, проснулись? Не желаете ли чего? Откушать, — в голосе Аптекаря сквозили такие интонации, что сомневаться не приходилось: он с превеликим удовольствием подмешал бы в еду какой-нибудь сильнодействующий яд. Неужели все из-за моей сестрицы?

— Я бы поела, — тут же влезла Хиддинг. Аптекарь обернулся к ней и посмотрел совсем не так, как на меня: по-стариковски сочувственно. Опа! Сара уже и этого сумела обработать. Быстро, однако.

Он выбрался из-за возвышения и шаркающей походкой удалился куда-то в недра своей лавки, принявшись там чем-то шуршать и греметь.

— Что ты сделала с нашим хозяином? — вполголоса спросил я Хиддинг.

Она только пожала плечами.

— Ничего. Просто поговорила по-человечески. Ему тут несладко живется, но он и этому рад… Несчастный старик.

Я даже немного удивился этой, как мне думалось, легковерности Сары. «Несчастный старик», если судить по содержимому его шкафов, мог запросто отравить нас или наложить такое проклятье, что даже смерть от авады показалась бы милостью. Я пытался ей это сказать, но Сара остановила меня ленивым жестом руки.

— Ты слишком поверхностно судишь о людях, Блэк.

— А ты слишком веришь словам…

— Я слышу не только слова, — Сара откинулась на спинку стула и самодовольно улыбнулась, а мне сразу пришли на ум высказывания Волчека насчет «видеть глубже». — Не надо быть волшебником, чтобы понять, что все это… — она махнула рукой на аптекарские шкафы, — какая-то жуткая контрабанда. Таким от хорошей жизни не занимаются, особенно на старости лет.

Я усмехнулся самоуверенности Хиддинг. Судить так… по-маггловски! Хм.

— Ты бы удивилась, если бы увидела содержимое какой-нибудь легальной аптекарской лавки. Не уверен, что ты вообще бы заметила разницу.

Ответом мне был тихий смех Сары. Она снисходительно поглядела на меня и сказала все также вполголоса:

— Иногда ты просто удивительный тугодум, Блэк. Мне не нужно понимать, чем торгуют. Достаточно посмотреть на торговца. Поверь моему опыту: человек владеющий легальным предприятием и ведет себя, и смотрит совсем по-иному.

Я взглянул на Аптекаря, пытаясь понять, о чем толкует моя прозорливая подруга. Ну да, сутулая фигура, «смазанные» движения — не вижу каких-то особых отличий от обычного старого мага. Может быть, только затравленный измученный взгляд и эти странные шевелящиеся пальцы, словно последствия застарелого невроза.

— Он убеждал меня не связываться с тобой, — Сара тоже наблюдала за манипуляциями Аптекаря, помешивающего в котле какое-то варево. — У старика вот такенный зуб на вашу семейку. Похоже, твоя родственница крепко ему насолила в прошлом. Причем, насколько я поняла, не из личной ненависти, а согласно убеждениям. Она у тебя что — религиозная фанатичка, «меч карающий»?

«Меч карающий»? М-да. Удивительно точная характеристика моей дражайшей кузины. Белла всегда отводила себе возвышенные роли, в этом смысле она, конечно, лучшая из Блэков. Вспоминать об этом не хотелось.

— Не совсем верно, Сара, — устало ответил я, — но в целом ты права. Это долго объяснять.

Хиддинг приподняла бровь.

— А мы куда-то торопимся? — и добавила с ухмылкой. — По крайней мере, в настоящий момент.

Я хмуро глянул на ее заинтересованную физиономию и, почему-то безотчетно рассердился. Мало тебе наших собственных неприятностей, так еще чужое грязное тряпье вытаскивать… Ну, раз охота — слушай.

Мой рассказ был сух и, как мне казалось, лишен наиболее мерзких подробностей. Сара как всегда внимательно слушала и не перебивала.

— Это многое объясняет, — изрекла она, когда я, наконец, остановился.

— Да ну?

— А я то никак не могла взять в толк, почему все так трепещут перед тобой. У тебя же на лбу написано «хороший парень», а все эти уголовники… Теперь ситуация разъяснилась.

Хм. Вот, значит, какие дела. На лбу, видите ли, написано… Эх, Сара, кабы все так хорошо умели читать эти «надписи», может и не пришлось бы сейчас бегать и прятаться, как кроту от садовника.

В это время к нам подошел Аптекарь, таща миски с серо-бурым варевом, в котором я с трудом опознал бобовую похлебку. Сара потянула носом.

— М-м-м дивный запах. А ты кулинар, — она подмигнула Аптекарю и потянулась к миске. Тот опять бросил на Хиддинг сочувственный взгляд, а потом шваркнул вторую миску передо мной.

— Приятного аппетита, господин Блэк, — яд в голосе был так очевиден, что я не сомневался: про себя наш «благодетель поневоле» пожелал мне подавиться своей сомнительной стряпней. Я вздохнул и решил, что пожалуй пришло время объясниться.

— Послушай, старик, я благодарен тебе за все, что ты делаешь. Но, ради всего святого, прекрати считать меня последним подонком и пожирателем смерти.

Сара с беспокойством посмотрела на меня, но я проигнорировал ее молчаливое неодобрение и продолжал тоном, который мне казался достаточно убедительным:

— Я и так отсидел двенадцать лет за чужое преступление, так еще не хватало чтобы жертвы моей безумицы-кузины желали поквитаться со мной. Тебе не кажется, что это слишком для невиновного человека?

Аптекарь вздрогнул, но фальшиво-любезное выражение исчезло с его лица, а голос стал тверже и наполнился сдерживаемым гневом:

— Все вы, Блэки, гнилая порода. Я знаком не только с прекрасной Беллатирсой. Твоя великолепная матушка много лет была моей клиенткой. Да-да. Вытирать ноги о таких, как я, доставляло ей несказанное удовольствие. Чем же ты отличаешься от них?

— Вот этим, — я обнял Сару за плечи и поцеловал в белобрысую макушку. Она этого никак не ожидала, а потому вздрогнула и бросила на меня короткий удивленный взгляд. — Ты разве еще не понял? Мне наплевать на все эти «чистокровные бредни».

Аптекарь слегка растерялся от моей импровизации, но ломать стереотипы дело довольно сложное. А уж стереотипы, сдобренные личной ненавистью, тем паче.

— Твоя матушка, — произнес он мучительно скривившись, — двадцать лет зелья у меня покупала. Да-да, двадцать... Но это не имело никакого значения, когда ее убийца-племянница пришла разделаться со всей моей семьей….Сиятельной Беллатрисе не понравилось, что я имел неосторожность помогать кое-кому из магглорожденных… Я плакал, на коленях ползал, умоляя не убивать их… А ведьма только смеялась. Да-да, Блэк. Она очень любит смеяться…твоя сестрица, — взгляд старика стал безумным, глаза подозрительно блестели, пальцы шевелились с какой-то чудовищной быстротой. — Откуда мне знать, — почти крикнул он, — что ты также не используешь эту девочку?

— Он спас мне жизнь, старик, — твердо и громко произнесла Сара. — Я, кажется, уже говорила тебе.

— Наивная маггла… — тон Аптекаря был каким-то «покровительственным».

— Не такая уж наивная, — рука Сары скользнула за пазуху. Она вытащила оружие и, направив на Аптекаря, сощурила глаза, от чего ее лицо снова стало змеиным. — Если уж на то пошло, то я гораздо больше похожý на убийцу, чем простофиля Блэк.

Она бросила на меня «презрительный» взгляд и добавила:

— Я прикончила бы его не задумываясь при малейшем намеке на опасность. Но… — ее голос опять стал спокойным, даже немного насмешливым, — я доверяю ему. И тебе советую расслабиться.

Вид у Аптекаря был такой растерянный и потрясенный, что я невольно усмехнулся. Что, старик, мало ты еще знаешь нашу дорогую инспекторшу. Она полна сюрпризов! Аптекарь отвел взгляд и как-то сморщился, став в миг еще старше и дряхлее.

— Когда Волчек помог мне обустроиться здесь десять лет назад, я боялся каждой тени, — произнес он тихо словно самому себе, — с тех пор я многое узнал, но спать от этого спокойнее не стало. Но если говорить на чистоту, тут все проще и честнее, чем там, — он неопределенно махнул рукой в сторону входной двери. — Никто не прикрывает красивыми словами алчность и желание убивать.

* * *

Всю следующую ночь мы с Сарой опять провели за игрой. На этот раз прошло без особых происшествий, хотя и выигрыш был меньше. Когда мы возвращались в наше убежище, нас нагнал Волчек.

— Сара, надо поговорить, — окликнул он Хиддинг деловым тоном, а потом, бросив быстрый взгляд на меня, с едва заметной усмешкой спросил: — Все в порядке, Блэк?

— Ты босс, — пожал я плечами.

Он отвел Сару в сторону и начал ей что-то тихо втолковывать. Хиддинг слушала, чуть нахмурившись, но затем ее лицо разгладилось. Она привстала на носки, совершенно по девчоночьи чмокнула растерявшегося Волчека в щеку и широким шагом понеслась по коридору. Я едва успевал за ней.

— Наш друг приподнес тебе кулек сладостей? Или обещал сводить в зоопарк? — задал я вопрос сариной спине. В ответ донеслось хрюканье, которое Сара в минуты хорошего настроения использовала вместо смеха.

— Я и так в зоопарке. Собака, волк… — ответила она, не оборачиваясь.

— Просто интересно, что может вызвать у тебя такой детский восторг? — гнул я, стараясь скрыть масштабы моего истинного интереса. В самом деле, что же такого сказал Волчек, что у обычно ворчливой и раздраженной после бессонной ночи Сары, такой донельзя довольный вид. Хиддинг чуть замедлилась и пошла рядом со мной.

— Волчек нашел того парня, — доверительно сообщила она, — вернее разузнал, где он обретается в настоящий момент. Похоже, дело хоть немного сдвинулось с места. Надо бы проследить за ним… Эх, черт! Жалко я сама не могу. Те, кто работает на нашего друга, как пить дать что-нибудь упустят.

Я покачал головой, заметив в глазах Хиддинг блеск охотничьего азарта.

— Надеюсь тебе хватит благоразумия…

— Не дави на больное место, Блэк. Я и сама понимаю, что нельзя. Хоть бы они его не спугнули! Дай бог, еще и от Стефани будет какая-то информация… — Сара потерла руки.

Мне вдруг стало как-то тоскливо. Итак, Сара нашла, что хотела. Ну, или почти нашла. Я был уверен, что с ее упорством и с помощью Волчека она доведет дело до конца в ближайшее время. И тогда… я опять останусь один.

Ну что ж, должно быть это твоя судьба, Сириус, решать свои проблемы самому. Но черт! Было обидно. Я привык, что она рядом. К хорошему быстро привыкаешь.

Чтобы скрыть свое не к месту ухудшившееся настроение я спросил о том, что меня на деле совершенно не интересовало.

— А твоя Стефани тебя не выдаст? Ну, случайно…

Сара внимательно посмотрела на меня, потом отвела глаза и покачала головой.

— Стю не болтушка.

Минут пять мы шли молча, а потом Хиддинг вдруг резко остановилась и, развернув меня к себе лицом, спросила с вызовом:

— Ну? И чем ты недоволен на этот раз? Моим недостойным поведением?

— Да плевать я хотел на твое поведение, — сказал и почувствовал себя распоследним дураком и эгоистом. В самом деле, что я так завелся?

— Так не веди себя, как обиженная кумушка. Ты боишься, что мы тебя бросим?

— Мы?

— Ну да. Я и Волчек. Мол, Сара свои дела устроила и «адьо, Блэк»?

Наверно, если бы я не разучился краснеть еще в детстве, то был бы как рак. Вот ведь… прямо мысли читает.

— Да, ладно, — ответил я через силу, внушая себе мысль о спокойствии. — Я вообще-то рад за тебя. А мне вы все равно не поможете. Там, куда я собираюсь, мне лучше быть одному. Да и связаться с вами оттуда вряд ли получится…

— Но придумать что-нибудь можно, есть же…

— Не начинай, Сара. И без тебя тошно. Сказал: пойду один и точка.

Хиддинг пожала плечами и замолчала.

Молчала она и потом, когда мы уже устроились на чердаке спать. Сара лежала спиной ко мне и, казалось, задремала. Я не мог заснуть, ворочался с боку на бок, потом встал и прошелся туда сюда. Не помогло. Мне вдруг мучительно захотелось увидеть Гарри. Сначала я отмел эту бредовую и опасную идею. Но потом не в силах бороться с собой, осторожно спустился по лестнице, прошел через помещение лавки и уже отворил дверь…

— Куда-то собрались, мистер Блэк?

Аптекарь с весьма недобрым выражением лица стоял за прилавком. Надо же, я даже его не заметил.

— Прогуляюсь, — бросил я, намереваясь шагнуть за порог.

— Не стоит этого делать! — на меня было направлено острие волшебной палочки, а приторно сладкий голос произнес. — На улице опасно.

Я с силой захлопнул дверь, вымещая на ней свою злость и раздражение, и в два шага приблизился к Аптекарю

— Давай, бей. Или веди к дементорам, — почти кричал я, — только оставь этот мерзкий тон, гнида. Иначе я за себя не ручаюсь.

Аптекарь сразу оробел и забормотал:

— Да что ты… что ты так завелся. Не надо шуметь. С улицы услышать могут… да и магглу свою разбудишь.

Я схватил его за полы мантии и, уже совершенно себя не контролируя, прорычал:

— Ее зовут Сара, понял, чистоплюй херов… Ты и ногтя ее не стоишь, колдун грёбанный.

— Понял, понял… — залепетал совершенно обалдевший Аптекарь. — Успокойтесь, прошу мистер Блэк. Я ничего такого не говорил. А на улице и правда опасно… День на дворе, а вас ведь разыскивают. «Пророк» чертов каждый день про вас пишет…да-да, каждый день. Будь он неладен.

Мне стало стыдно за свою вспышку. Мы и вправду достойные родственнички с милой кузиной Беллой. По крайней мере, в гнев впадаем одинаково легко. Держу пари, Аптекарь подумал то же самое. Я отпустил старика и в изнеможении опустился на длинноногий стул возле прилавка.

Хозяин шарахнулся в сторону и с прытью, неожиданной для старика, учесал куда-то вглубь лавки. Через минуту он возвратился и поставил передо мной склянку.

— Выпей, парень. Легче станет.

— Что это? — хмуро спросил я.

— Всего лишь успокоительное.

— Как бабе?

— Зря ты так, Сириус, — он осуждающе покачал головой и посмотрел на меня совсем другим взглядом, жалостливым и скорбным. — Я тебя еще ребенком видел… Нет-нет. И не пытайся вспомнить. Ты тогда совсем крошка был. Мать тебя как-то раз с собой приводила ко мне в лавку. Я тогда в хорошем месте работал. Дом у меня был…

Я опустил голову. Теперь я все понял. Разумеется, я не помнил его, но я помнил имя. Мать не раз упоминала того «хитрого зельевара», у которого доставала самые редкие и порой не самые законный зелья. И надо же: он оказался мало того, что полукровкой, так еще и сочувствовал «этой швали», под которой мои дражайшие родичи понимал всех, кто не мог похвастаться чистотой родового древа. Так значит, вот кого чуть не отправила на тот свет дорогая Белла. Истинно блэковская благодарность, что и говорить.

— Вы Гюнтер? Гюнтер Айзенхольц.

— Да, Сириус. Удивлен, что ты помнишь «придворного» зельевара. Да-да. Блэки-короли, это я помню. Вальпурга, матушка твоя незабвенная, всегда сама приходила, а меня никогда и на порог-то не пускала…

— Меня с некоторых пор тоже. Я теперь по большому счету и не Блэк вовсе.

Старый зельевар похлопал меня по плечу дрожащей ладонью и энергично затряс головой:

— Ну-ну, так-таки и не Блэк? А орал-то совсем по-блэковски, — в его голосе была усмешка, но уже не ехидная, а какая-то «отеческая» что ли. — Не будешь зельице-то? Ну и ладно. Ты же мужик — не барышня кисейная…

Он ушаркал за прилавок, кряхтя, там повозился и выволок на свет бутылку старого доброго виски. Разлил по каким-то аптечным мензуркам и уселся напротив меня.

— Твое здоровье.

Я выпил залпом, он тут же налил мне еще и спросил осторожно:

— Совсем загнали тебя?

Я неопределенно промычал и выпил снова. Он тоже аккуратно отхлебнул от своей емкости, покашлял.

— Помнится, когда я… ну после того случая с кузиной твоей…В общем, я умереть хотел, да духу не хватило. Да и хорошо, что не хватило. Негоже зельевару от своего зелья дохнуть. Так то. Деваться мне было некуда, я и покатился. Три года как в тумане прошло… Ни беса не помню. Волчек меня из такой клоаки вынул, и я за это ему благодарен. Он парень непростой. Да-да. Но коли видит выгоду — ни за что не сдаст… Не пойму только, на что ты ему?

— Решил поиграть в благотворительность, — буркнул я, наблюдая, как он снова наполняет емкости алкоголем.

— Поиграть? Да-да, — задумчиво проговорил Аптекарь, поглаживая пальцами импровизированный бокал, — не вполне в его духе… но…

— Ты о чем?

У него на лице появилось выражение, которое дало мне понять, почему когда-то Гюнтера называли «хитрым зельеваром».

— Да тут только слепой да пьяный не заметит. Девчонка ему твоя нужна… Волчеку-то. Забавно, верно? У него баб полная кошелка, а он круги вокруг этой магглы нарезает. Да-да. Та еще штучка…

— Это ты верно подметил, — я снова начал злиться, не вполне осознавая причину, — да только тут ему ничего не светит. Сара десятерых таких, как Волчек, переиграет.

Аптекарь скептически хмыкнул, снова отпил виски.

— А таких, как ты?

И дураку понятно, о чем вопрос. Из меня вдруг ушла вся злость, стало пусто и холодно.

— Сара сама по себе, Гюнтер, — я допил и встал, чувствуя, что алкоголь уже ударил мне в голову, — как и я. Скоро я уйду и оставлю тебя в покое. Не переживай.

— Один?

— Один, — отрезал я и шагнул к двери на чердак.

— Постой, Сириус, — он, тоже чуть пошатываясь, поднялся из-за прилавка и засеменил к одной из полок в дальнем углу лавки, — хочу дать тебе кое-что. В знак, так сказать, примирения, — он то ли покашлял, то ли посмеялся, роясь среди кучи своего сомнительного товара. Потом распрямился, сдул пыль с потертой кожаной папки.

— Вот, возьми. Пригодится.

— Что это? — мне было все равно, что он там задумал. Хочет мириться, пусть мирится. От выпитого на голодный желудок виски жутко захотелось спать. На душе по-прежнему было мерзко.

— «Письма глостерских воров». Хе-хе. Наше министерство почему-то считает темным артефактом. А по мне так безделушка, которой нут цена. Но иногда бывает полезной.

Аптекарь сунул мне папку в руки, я машинально ее раскрыл. Пустой пергамент. Не очень свежий: пятна, следы от пыли, какие-то разводы.

— И на что мне оно?

— Напишешь письмо своей маггле, — опять этот хитрый прищур, — когда соскучишься.

— Тогда, может, еще и на чернила с пером расщедришься? — скептически заметил я.

Вот теперь это был точно смех. Стариковский, дребезжащий, но совершенно без подтекста.

— Теперь точно вижу: никакой ты не Блэк, Сириус. «…А как захочешь что поведать тайное, от глаз подлых сокрытое, пиши кровью, как глостерский вор…» — процитировал он какой-то неизвестный мне текст. — Так что чернила тут без надобности.

* * *

Следующие дни не принесли ничего нового. По-своему это было неплохо. В нашем положении ведь как? Пережил день — и будь доволен. Единственное, что не радовало: после того, как я осознал, что вот-вот наступит день моего ухода, между мной и Хиддинг словно пробежала кошка. Мы почти все время молчали, думая каждый о своем деле. Пару раз Сара пыталась вызвать меня на разговор, но я отвечал односложно, а потом и вовсе послал ее куда подальше. Она тихо выругалась, обозвала невротиком, но попытки свои прекратила.

Под утро тридцать первого числа я ушел из заведения Волчека один. Сара под предлогом того, что хочет переговорить с оборотнем, отправилась его искать и так долго не возвращалась, что я плюнул, вернулся в лавку и сразу лег спать. Об этих двоих я приказал себе не думать. В конце концов, я свое мнение высказал, а там пусть сама решает. Не школьница чай!

Проснулся я под вечер от тихой возни у меня над головой. День перевалил на вторую половину, в окно дул влажный ветер, а мне прямо в глаза глядела сова.

Письмо было от Гарри. Без подписи, кривовато написанное, словно его нацарапали в спешке прямо на колене, оно содержало всего несколько строк. «Они приехали. Будут ночевать в «Дырявом котле» и ОН тоже с ними».

Вот черт! Мой крестник, похоже, такой же нетерпеливый, как когда-то я сам. Неймется ему, хочет все решить быстрее и одним махом. Хотя, не скрою, мне было приятно сознавать, что Гарри так проникся ко мне сочувствием, что даже мысль, что он «шпионит» за своим другом ради преступника Блэка, его не останавливает. Однако, надо немного осадить парня, как бы он сгоряча не погубил все дело!

Я черкнул в ответ пару строк, отпустил сову и снова лег. Потом вскочил, начал ходить по чердаку. Нет, ты все-таки псих, Блэк! Вот теперь, когда цель так близко, твое очнувшееся от долгого сна зравомыслие опять под угрозой. Но ведь можно только разведать, «взглянуть одним глазком»? Идиот-идиот-идиот.

Так я боролся с собой до вечера. А Сара все не появлялась. Возможно, будь Хиддинг рядом, она смогла бы убедить «чокнутого Блэка» держать себя в руках и не высовываться, но ее не было…

Поздно вечером я осторожно выбрался из лавки Аптекаря, стараясь, чтобы тот ничего не заметил. На мое счастье Гюнтер куда-то ненадолго вышел и я, проскользнув в дверь и обратившись в пса, побежал в сторону выхода из «неблагонадежного» квартала.

В Косом переулке было уже почти безлюдно. Когда я затормозил возле «Дырявого котла», то понял, что не вполне понимаю, что мне делать дальше. Прокрасться внутрь? Но я ведь не крыса.

Еще раз обругал себя за глупый порыв. Прибежать то прибежал, а что дальше делать даже не подумал, Сириус. И чем ты лучше мальчишки?

* * *

Сижу и пялюсь на кирпичную стену. Для собаки — непреодолимое препятствие. Вдруг едва слышный шорох, и в следующее мгновение мне на голову обрушивается рыжая молния. Шипение, мяв. Острые когти впиваются в загривок и голову. Дикая боль до рези в глазах. В стороны летят клочья шерсти. Моей черной. Рыжая лапа тянется к глазам. А в голове голос, агрессивный, нечеловеческий: «Враг, враг!»

Отчаянно трясу головой, пытаясь стряхнуть неожиданного противника. Но он цепкий. Опять этот голос «Враг, враг! Уничтожить! Разорвать!». Что это, ради Мерлина?

Валюсь на спину, катаюсь по земле. Он отпускает меня, отскакивает в сторону.

Кот?!

Да. Огромный, рыжий. На плоской морде желтые глаза, размером с галеон. В них — жажда крови. На секунду проносится мысль: как я могу слышать его? Но уже в следующее мгновение я опять вынужден обороняться. Он метит мне прямо в глаза.

«Стой!» — кричу я, отчаянно уворачиваясь от грозящих меня покалечить лап. Из моего горла вырывается хриплый лай. Вот только не хватало еще привлечь внимание. Отскакиваю в сторону.

«Остановись!» Опять лай. Он не слышит меня.

Черт! В глазах темнеет. Кот обеими лапами бьет меня по носу. Недаром я в собачьем виде всегда инстинктивно берегу эту часть тела. Боль адская! Она пробуждает дикую звериную злобу. Не удивлюсь, если мои глаза сейчас налиты кровью. Изо всех сил бью гада передней лапой. Но кот быстрее!

Шипит. Это я слышу ухом. И одновременно в голове опять злой голос:

«Не возьмешь! Не достанешь!»

Огромным прыжком бросаюсь к нему. Он отскакивает, выгибает спину, подпрыгивает на месте. Боком, типично по-кошачьи. Дразнит меня, дергая хвостом.

Проклятье! Как эту тварь остановить? Или сбежать?

«Трус!»

Не то чтобы смех, но очень похоже. Коты умеют смеяться? Сириус, ты сходишь с ума.

Изо всех сил сжимаю зубы, чтобы не залаять.

«Я не трус! И не враг!».

И он, наконец-то, слышит меня.

Шерсть, ставшая было дыбом, опускается. Походка неуловимо меняется. Он не приближается, двигаясь словно вдоль большого круга, очерченного вокруг меня. Но и не убегает.

«Ты человек!»

«Человек».

«Крыса тоже человек».

Крадется ко мне, поджав уши. Садится. Взгляд в глаза, пристальный, гипнотический. Так умеют только кошки.

«Крыса моя!» Черт! Я реально разговариваю с котом. Это просто в голове не укладывается. А ведь я анимаг с шестнадцати лет! Хотя, чему удивляться, Сириус? Ты ведь никогда не пробовал это делать. А вот теперь поневоле…

«Я нашел крысу. Я ее убью. Гадкая крыса. Убийца. Враг».

«Твой враг?»

Рыжая шерсть опять топорщится. Из мягких лап лезут когти. Ба! Да это настоящие сабли. Воображаю, что творится у меня на спине после такой атаки.

«Не мой. Хозяйки. Крыса уже убивала. И еще убьет».

Хозяйки? Так ты, голубчик, фамилиар! Тогда понятно, почему кот напал на меня: фамилиары чуют угрозу. Хотя какая от меня угроза? Ведь я даже не знаю, кто эта самая хозяйка.

«Девочка. Добрая. Дове-е-ерчивая».

Или я совсем спятил, или я слышу иронию. Сириус, очнись. Это кот. У них нет чувства юмора. Или есть?

Рыжий лениво встает и плавной походкой прохаживается вокруг меня. Потягивается.

«Твоя хозяйка не знает про крысу?»

«Никто не знает. Запрещает мне убивать ее. Глупая».

«У крысы тоже хозяин?»

«Глупый мальчишка». Фыркает по-кошачьи, оскаливает рот. Да уж, зубы у него под стать когтям. Пожалуй, Питера и перекусить может. Если поймает, конечно.

Я нагибаю голову, заглядываю коту в глаза. Он замирает. Мы сидим так, наверно, минуту.

«Крыса убила друга. Она моя». В этих словах вся сила убеждения, на которую только способен человек и… пес.

«Твоя!». Кот встает, поворачивается спиной и нетерпеливо дергает хвостом. Я делаю шаг за ним. Он оборачивается, шипит.

«Туда нельзя. Люди. Тебя прогонят. Крыса сбежит. Ждать».

Вот ведь… Даже кот и то умнее тебя, Блэк! На кой черт ты сюда полез? Как будто не догадаться, что кругом охрана.

«Следи за ним. Но не тронь».

Опять дрожь хвоста. Недоволен? И правда, фамилиару никто кроме хозяина не указ. Тем более подозрительный пес. Кот мягкой поступью приближается ко мне. Обнюхивает. Холодный нос почти касается моего, желтые глаза с расширившимися в полумраке зрачками глядят пристально и оценивающе.

«Ты не враг, человек. Я помогу».

Интересно, почему он так решил? Кот доверяет псу? Вот это номер. Хотя, что мы — люди — вообще знаем о котах. Вот я анимаг, и то в ауте от того, что сейчас происходит. А другие? Кому рассказать — не поверят. Разве что Хагрид. У него со зверьем свои высокие отношения.

«Второй мальчишка. Твой запах. Он хозяин?»

«Друг. Он знает про крысу».

Опять шипение. Конкуренция явно не по душе коту. На секунду задумываюсь, уж не позволить ли этому рыжему чудовищу расправиться с Питером по-своему. Какая, однако, ирония: пожирателя смерти сожрал кот!

«Уступаешь?»

Зверь плотоядно облизывается. Я рычу.

«Он человек. Умрет по-человечьи».

«Ты тоже глупый. Мальчишка».

Я согласен с ним на сто процентов. Пускай и по совсем другой причине. Дурак, мальчишка, нетерпеливый олух… и еще дюжина подобных эпитетов.

Кот легко вспрыгивает на кирпичную стену. Я задираю голову, коротко лаю.

«Он мой!»

«Твой».

Рыжее пятно растворяется в полумраке.

Рано утром первого сентября я занял наблюдательный пост на вокзале Кингс-Кросс. Хотя я и убеждал себя, что делаю это ради того, чтобы убедиться, что искомый субъект таки отправляется в Хогвартс, ехидный внутренний голос нет-нет да и встревал, напоминая об истиной причине рискованного поступка. Что там Сара говорила о «признаке надвигающейся старости»?

Я решил, что сведу риск к минимуму, если сперва примелькаюсь работникам вокзала в качестве бродячего пса, а потом залягу где-нибудь на платформе «типа спать». В первой части своего чудо-плана я вполне преуспел: получил пинка от носильщика, которому попался под ноги, был обласкан полусумасшедшей бабулькой, коротавшей ночь в зале ожидания, харчевался в вокзальном буфете, был с позором оттуда изгнан… Словом, Бродяга, он бродяга и есть.

Когда часы пробили десять, я как можно медленнее и ленивее побрел в сторону девятой-тире-десятой платформы, забился в узкое пространство между скамейкой и урной и стал ждать. Долгое время я не наблюдал никаких признаков интересующих меня личностей. Терпение было на исходе, в голову лезли всякие мысли раздражающего характера. Вроде «и зачем только Хогвартс-экспресс подают за полчаса, если все равно большая часть народа является в последние пять минут?» Или: «приезжать заранее у волшебников немодно что ли?»

Побойся бога, Сириус! Ворчишь, как старый дед. По молодости и сам ведь всегда прибегал, на ходу теряя тапки…

Гарри-энд-ко я заметил еще от конца платформы. Их было много и они… хм… торопились. Соответственно, шума и суеты производили на добрых полвокзала. Нужный мне парень — рыжий и долговязый — вышагивал рядом с крестником, но никакой клетки или коробки среди его скарба я не заметил. Впрочем, крыса ведь не сова, ее можно и в кармане носить. Следом за мальчишками почти вприпрыжку шла девочка, на руках у нее сидел, а правильнее сказать — висел — огромный рыжий кот. Как такая шмакодявка несет-то такую тушу? Ну, здравствуй, «конкурент»!

Кот прижимал уши и тревожно озирался. На миг его взгляд пересекся с моим…

«Крыса. Здесь нельзя. Ждать!»

Эх, дружок, это я и без тебя знаю.

«Стереги. Не убивай. Я приду». Надеюсь, он меня услышал. Кот мяукнул, девочка что-то ему ласково заворковала. Везунчик ты, рыжий!

В этот момент мое внимание привлек негромкий возглас, а затем звук падения и возня. Я обернулся. Обычная «Хогвартс-эксперссовкая» ситуация: какая-то малышка, не удержав тележку с кучей багажа, буквально врезалась в идущего рядом с ней мужчину…

Я почувствовал, как от мгновенно возникшего напряжения у меня мелко задрожали лапы. Мужчина был никто иной как Ремус Люпин собственной персоной.

Бежать. Немедленно. Слава богу еще, Рем отвлекся на чуть не сбившую его с ног девчонку… Но это не надолго. Сейчас он повернется, подойдет ближе… Зная его чутье, я мог с уверенностью сказать: он заметит меня, как бы я не вжимался в мостовую и не прятался под скамейкой.

Я метнулся в сторону, буквально свалился на рельсы и забился под платформу, молясь, чтобы мои телодвижения не привлекли внимание друга… Или теперь уже недруга?

Под платформой я почувствовал себя в относительной безопасности. Интересно, что Рему тут понадобилось? Только сейчас осознал, что понятия не имею о том, что оборотень делал все эти годы. Женат ли он? Есть ли у него дети? Кого-то же он пришел провожать в школу.

Я закрыл глаза, пытаясь мысленно воспроизвести картину, которую видел несколько минут назад. Рем, изрядно постаревший и потрепанный, в такой же постаревшей и потрепанной одежде шарахается от тележки, наклоняется поднять упавшие вещи, отмахивается от извинений… Нет, определенно, он здесь один! Что бы это значило?

Ты болван, Сириус! Он здесь из-за тебя. Ну, конечно, кто кроме Ремуса мог бы узнать старого друга-анимага? Значит, все-таки слил!

Тогда на выходе, должно быть, меня уже поджидает отряд авроров. Или того хуже — дементоров. Хотя нет! Дементоров наши гуманисты в город не выпустят. Правда, авроры в данном случае не лучше: точно знают, кого ловить. Вооружены… Да, Сириус, у тебя определенно нет шансов.

Стало горько. Даже не страшно. В голове стучала мысль, от которой отдавало какой-то нелепой детской обидой: «Я бы ни за что не проговорился, даже если б точно знал…» Стоп, Сириус! Почему ты вдруг решил, что Рем тебя непременно сдал? Что если он ничего не сказал им про анимагию, а просто сам пришел убедиться… На всякий случай. Или вообще здесь не за этим. Не такой уж ты центр вселенной, Сириус Блэк!

Ну, скажем, пригрелся наш Рем у какой-нибудь вдовушки с ребенком, вот и явился помахать ручкой чужому дитяте. Или такой вариант: сделал бейби доверчивой девице, а та ему «от ворот поворот». Оборотень все же! Вот и ходит теперь тайно на отпрыска посмотреть да слезу пустить в уголке платформы…

От глупостей, которые лезли в голову, как тараканы на свет, я неожиданно успокоился. Ну да, Рем был на вокзале. Но он меня не видел, по крайней мере, я на это надеялся. А значит, ничего экстраординарного не произошло. Свою задачу я выполнил. Крысу хоть и не наблюдал воочию, но почти убедился, что она едет в Хогвартс. Коты же не врут? Черт! Я ведь этому саблезубому уродцу еще и поручение дать успел! Мысль эта меня даже немного развеселила. У тебя, Блэк, теперь два «агента»: Гарри и рыжий кошак! Если так дело пойдет, я, пожалуй, скоро догоню Сару по навыкам «подпольной» работы. Надо ей сказать, пусть гордится учеником…

В наше убежище я вернулся тем же путем, которым когда-то выводил в Лондон Гарри: через замаскированный люк — в тоннель метро, потом через магическую решетку, опять по тоннелю вдоль сточной канавы, и наверх, в Дрянной переулок. У Аптекаря был какой-то клиент и мне пришлось минут двадцать сидеть у черной двери лавки в ожидании, когда тип соизволит удалиться. Гюнтер встретил меня хмуро, но ничего спрашивать не стал, лишь едва заметно покачал головой и ушел в дальний угол громыхать каким-то своим товаром. После нашего «примирения» Аптекарь едва замечал меня, что, безусловно, радовало больше, чем его прежняя приторная любезность с камнем за пазухой. Сару я застал спящей на тюфяке, закутавшись до подбородка в лоскутное одеяло. Интересно, Аптекарь расщедрился или Волчек?

Я сел рядом и долго рассматривал ее разгладившееся во сне лицо, казавшееся совсем юным и даже по-своему красивым. Чем-то оно мне напомнило журнальные вклейки, на которых рекламировали гоночные метлы — там были сплошь такие же лица. Не то мальчишечьи, не то девчоночьи, зато все как одно: бесшабашные, задиристые, жадные до риска. Как же это не вяжется с осторожным и расчетливым характером Хиддинг. Внешность обманчива. Ее, кстати, любимые слова.

От извечной манеры Сары резко и без каких-то прелюдий вскакивать, я не удержался и упал на локоть.

— А-а, ты, — выдохнула она с облегчением и снова легла. — Чего не спишь?

— Уходить собираюсь. Пришел попрощаться.

— А, — она зевнула, — ну пока!

Потом вдруг помотала головой, будто вытряхивая сонливость, и уставилась на меня:

— Куда? На север?

— Ну, да. Я же говорил: до первого сентября.

— Так ты… А черт! Ты что же следил за мальчишкой? — я даже кивнуть не успел. — Придурок безголовый! Да за ним же, наверняка, наблюдение как за принцем Уэльским… А что если тебя раскрыли?

— Сара, — прервал я ее рассерженно, — прекрати орать. Я здесь. Значит, все нормально. А убедиться мне надо было. Хорош бы я был, явившись в Хогвартс и выяснив там, что крыса осталась в Лондоне, а то и вовсе сбежала.

— На то у тебя пацан есть. Взял бы и проследил, — гнула она свое ворчливым голосом. Но все же по изменившимся интонациям и отсутствию ругани, я понял, что мои аргументы приняты.

— Ты может, и права, но хотелось убедиться лично. И, кстати, у меня теперь еще один единомышленник есть

— Ты кому-то еще рассказал? Ну ты и…

— Он меня не выдаст, — быстро сказал я, не давая Саре снова наброситься на меня с обвинениями в идиотизме.

— Уверен? — скептически поднятая бровь, ядовитая ухмылка. И это лицо мне показалось красивым? У тебя дурной вкус, Блэк.

— Уверен. Он, в некотором смысле, не говорит. Это кот.

— Кто, прости?

— Рыжий кот, с огромными когтями и зубами.

Я попытался пересказать события предыдущего вечера, но поскольку сам не вполне мог для себя сформулировать, как это получилось, мое повествование больше походило на какую-то абсурдную историю для малолетних детей. Но самым абсурдным было то, что Сара не удивилась. Когда я спросил ее об этом, она сделала недоуменное лицо и сказала с расстановкой, словно нерадивому школьнику:

— Блэк, ты превращаешься в собаку, потом полностью меняешь внешность, просто выпив какой-то бурды, перемещаешься на десятки миль за одну секунду… И после этого спрашиваешь не удивляет ли меня, что ты сумел «завербовать» кота? Да я теперь, даже если ты превратишь воду в вино или воскреснешь из мертвых, не удивлюсь.

Вот чучело! Ей опять удалось меня рассмешить.

— Воскресать не пробовал, а воду в вино вообще-то могу.

— А «по воде аки посуху»? — буркнула она, не разделяя мое веселье. — А ну-ка покажи спину?

Я развернулся. После битвы с котом на шее и лопатках остались весьма болезненные следы, про которые я на время забыл, ибо не до того было. Но теперь раны снова напомнили о себе, особенно когда Сара, осматривая спину, неосторожно потянула за одежду.

— Пойду, позову старика. Он как-никак Аптекарь.

— Не надо, — остановил ее я, — просто попроси у него ранозаживляющий бальзам.

И добавил про себя: «Если он у Гюнтера есть, конечно!»

Оказывается, был. Пока Сара, взяв на себя роль сестры милосердия, при этом правда бранясь и костеря меня, наносила лекарство, я попытался расспросить ее о том, где она сама была все это время.

— Где была, там уж нет, — ворчливое настроение еще не вполне оставило мою подругу, хотя она тут же исправилась. — К Стю моталась. Волчек меня проводил и обратно доставил. Так что можешь не кривить лицо. Я паинька.

— Узнала что-нибудь? — проговорил я в подушку, закусывая губу от боли: врачевала Сара, как и беседовала — жестко.

— Нет.

Ага. Вот она, причина дурного расположения духа.

— Да ты не куксись, — терпеть боль за разговором было явно легче. — У тебя все выгорит. Уверен, ты уже скоро будешь опять на своих планерках киснуть… картинки рисовать…

Она скептически хмыкнула, отодвинулась от меня.

— Готово.

Я повернулся на бок и взглянул на нее. Хиддинг была увлечена изучением гюнтеровой склянки. Понюхала мазь, крякнула. Потом задрала рукав. Кожа на локте была слегка ободрана. «В тоннеле арматурой зацепила», — пробормотала она, заметив мой взгляд. Повозила пальцем в склянке, размазала субстанцию по руке и стала внимательно наблюдать.

— Не-э. Не действует, — сказала Сара через полминуты, но тут же поправилась. — В смысле, действует, но как обычное обезболивающее… Не то, что на тебе, — она мотнула головой на мою спину. — Р-р-раз и все затянулось! М-да. Чудеса, но… — она нравоучительно подняла палец, — не про нашу честь.

После пяти минут молчания я поднялся и потянулся.

— Ну, давай прощаться, Сара Хиддинг.

Она подняла на меня взгляд, покачала головой.

— Не хочется мне тебя отпускать, Блэк. Одного, по крайней мере…

— Сара…

— Да знаю, знаю. Опасно, невозможно, неправильно, — Хиддинг сердито мотнула головой. — Черт! Привыкла я к тебе. Знаешь, когда ведешь какое-нибудь дело, до такой степени втягиваешься, что любой чужой промах — как по морде сапогом.

Вот оно значит как. «Дело», говоришь. Ах, Сара Сара, ищейка ты полицейская! Обидно стало до чертиков, причем я даже не смог толком сформулировать причины. Чего ты, в самом деле, ждал, Блэк? Ласковых слов, душевности? Прости, но с этим ты не по адресу. Железячка!

— Считай, что ты в отпуске, — мой наигранно беззаботный тон вряд ли мог обмануть Сару.

— Скорее уж, отстранена. Твою же мать! — от досады Хиддинг хлопнула себе по колену. — Ведь даже случись чего, и не свяжешься с тобой!

Я тут же вспомнил о презенте от Гюнтера. «Письма глостерских воров». Хм. Что-то из «Истории магии». Никогда не был в этом предмете силен, а поди ж ты: вспомнилось.

«Глостерские воры» это, вроде как, были и не воры никакие — повстанцы. Лет триста назад боролись против какой-то бла-бла-Хартии. Что-то у них там было очень уж хитроумное придумано, чтобы обводить наши доблестные британские власти вокруг пальца на протяжении лет десяти с хвостом. Потом, понятное дело, вся эта «борьба» пошла на убыль, кого-то повесили, кого-то в тюрьму… Но это не важно. Главное, все их наследство в виде целого вороха темных артефактов было конфисковано и «изучалось». Под этим словом наш в высшей степени политкорректный учебник подразумевал попытки властей адаптировать находки мятежных колдунов для нужд новорожденного аврората (это я, кстати, узнал позже). Выходит, у Аптекаря часть их наследства? Наверняка, ворованное… Ну, да мне-то наплевать, лишь бы, и правда, работало.

Я вытащил из кармана пергамент. Пошарил взглядом по чердаку и, обнаружив прямо над головой торчащий из стены гвоздь, чиркнул по нему пальцем. Сара со сдержанным интересом наблюдала за моими манипуляциями. Провел окровавленным пальцем по листку: смазанная красная полоса, продержавшись около минуты, растворилась на бумаге, не оставив и следа. И что?

Тут меня осенило. Старинный пергамент хрустнул, разрываясь на две неравные части.

— Что это ты творишь? — Сара даже подалась вперед, стремясь взглянуть на лист.

— Средство связи.

Ага. Теперь все ясно. Одна половинка полностью дублировала то, что я рисовал на второй. Вот ведь… Наверняка, если писать чернилами, будет пергамент как пергамент.

— Возьми, Сара, — я протянул ей кусок «письма» и усмехнулся, — если еще, и в самом деле, не надоело помогать идиоту Блэку.

Сара повертела в руках пергамент как-то уж очень непочтительно для «темного артефакта», затем сунула его в карман. И вдруг заулыбалась, как водится, хрюкнула в кулак и пробормотала:

— Кровавый телеграф… Слушай, Блэк, — голос стал преувеличенно серьезен, — а если я карандашиком… того?

— С карандашиком не сработает.

— Блеск!

И расхохоталась.

* * *

До Хогсмида я добирался около двух недель. Это был рекордный срок. Способ мне подсказала все та же Хиддинг. Она назвала его «автостопом по-собачьи»: мол, видела такое в детстве в каком-то фильме. Единственная сложность была в том, что я был абсолютным географическим кретином. «Знай и люби родную страну!» — пробурчала Сара, но все же упросила Волчека добыть карту. Оборотень оказался удивительно расторопен и умудрился это сделать в кратчайшие сроки, причем, не выходя из «офиса». Мне вообще показалось, что Волчек был готов сделать все, чтобы я поскорее убрался по своим делам. Впрочем, так оно наверно и было. Для оборотня «беглый Блэк» только обуза, да и Хиддинг обхаживать ему теперь никто мешать не будет…

Снабженный картой (она была самая что ни на есть маггловская, автомобильная) и напутствием не лезть на рожон и думать головой, я пустился в путь. Мне с самого начала повезло. По рекомендации Сары я крутился возле мест, где кучковались трейлеры — такие здоровенные автомобили, перевозившие грузы. Слушал разговоры водителей, пытаясь понять, куда те направляются. Уже на первой же такой стоянке я, отираясь возле летней закусочной, стал свидетелем беседы двух солидного вида мужиков. Один жаловался другому, что какое-то 38-е шоссе перекрыли из-за аварии, а он опаздывает на место и, как на грех, груз у него какой-то особенно важный и еще куча всяких подробностей, которые я бы пропустил мимо ушей, если б Сара строго настрого не наказала мне ловить каждое слово. «Это же ценная информация, Блэк, как ты не понимаешь».

И я был вынужден признать, что Сара права. Среди всего этого водоворота сведений я с трудом, но уловил название городка, который был мне по пути. Теперь дело было за малым: пробраться в автомобиль. Но мне и тут свезло! Водила решил «взглянуть одним глазком, не побился ли груз» и как-то слишком замешкался, закрывая дверь прицепа. Я забился в дальний угол и всю дорогу провел с относительным комфортом между двумя внушительными картонными коробками, в которых что-то тихо позвякивало.

Путешествуя таким образом, я преодолел практически полпути за один день, а точнее, за несколько часов, поскольку мужик гнал так, словно опаздывал на пожар. Окрыленный успехом, я осмелел, и потому чуть было не уехал обратно, по глупости перепутав два похожих названия, которые, как водится, находились абсолютно в разных частях страны. Пришлось возвращаться и на этом я потерял целый день. Тем не менее, к концу недели я мог уже считать себя мастером «собачьего автостопа»: как никак сумел таки добраться до Глазго. Оттуда мне, увы, предстояло топать ногами.

Еще дней пять я плутал в горах, спал урывками и почти не ел, если не считать какого-то полудохлого зайца, которого мне удалось поймать в лесистом распадке. Наконец, утром шестого дня я почувствовал приближение знакомых мест. Как? Да, хрен его знает. Собачье чутье, наверное.

К вечеру я уже из последних сил вскарабкался на небольшое плато и, оглядевшись, понял, что бывал здесь раньше. Когда-то, курсе на четвертом, мы с Джеймсом лазали сюда упражняться в анимагии. С высоты открывался вид на Хогсмид. Волна ностальгии, которая внезапно нахлынула, была почти физически ощутимой: как будто я встал под горячий душ. Хотелось зажмуриться и сидеть так вечно.

«Слишком сильные желания лишают хладнокровия. А оно тебе понадобится» — прозвучал в голове знакомый нравоучительный голос. Эх, мне бы твою бессердечность, дорогуша!

Я тряхнул головой и начал спускаться в деревню.

Хогсмид был точно таким, каким я его помнил со школьных лет. Да что ему сделается: тыщу лет простоял и еще тыщу простоит! Под вечер народу на улицах было немного, да и те не обращали никакого внимания на бродячего пса, который брел вдоль домов, вертя головой из стороны в сторону.

У «Кабаней головы» я притормозил. Во-первых, ужасно хотелось есть, а оттуда пахло так, что я едва подобрал слюни. А во-вторых, из открытых по случаю потепления окон я услышал как поздние посетители беседовали… обо мне.

— … давно уж где-нибудь на континенте, — донесся до меня голос, обладатель которого очевидно был из разряда «затоков всего и вся».

— Во-во… — поддакнул ему другой, уже изрядно под хмельком.

— Вы идиоты, — третий собеседник явно был скептиком. — Даром что ли «Пророк» истерит? Блэк в Британии и никуда, похоже, отсюда не собирается.

— Ты веришь «Пророку»?

Сказано было так, что сразу становилось ясно: парни наш «рупор Министерства магии» не жалуют. Впрочем, подхалимская газетенка это заслужила.

Пауза. Стук кружки о стол.

— Я верю своим глазам. Ты думаешь: на черта они дементоров понагнали.

Пьяненький голос замысловато выругался, а «знаток» глубокомысленно изрек:

— Фадж известный перестраховщик. Ты ведь не будешь отрицать, что Гарри Поттер…

— Поттер, Поттер, — скептик буквально плевался словами, — нет, я понимаю… мальчишка герой…бла-бла-бла… Но мы то какого лешего страдать должны? Моя Принни вторую неделю на улицу отказывается выходить… а ведь ей со дня на день рожать…

Послышались сочувственные вздохи и вопросы, приличествующие обстоятельствам, потом разговор внезапно соскочил с интересующей меня темы. Я было собрался брести дальше, как дверь заскрипела, заставив меня невольно шарахнуться в тень. Человек, вышедший из паба, был мне знаком. Ба! Да это же сам хозяин.

— Эй, нечего тут отираться, блохастый, — сурово, но без агрессии. Надо полагать, это мне.

Хозяин прошел вдоль стены, открыл крышку едва торчащего из земли деревянного короба. Оттуда пахнуло гнилью. Помойка? Ну, что нам, голодным бродягам, еще надо!

Хозяин тем временем кинул в короб нечто, завернутое в газету, и тяжелой прихрамывающей походкой удалился.

Что ж, за неимением лучшего… как говориться. Я с трудом отодвинул крышку мордой. Газетный сверток оказался наполненным сырой рыбьей требухой. Запах от нее исходил такой, что закачаешься. Впрочем, в собачьем виде эта «еда» вовсе не казалась мне омерзительной. Неудобной, скользкой, совсем не сытной, но вполне съедобной. Быстро справившись с «ужином», я облизал газету, сетуя на хозяина за скупость… Хм. «Ежедневный пророк»? О! Тут ему самое место!

Выпуск был недельной давности и по иронии судьбы на этой самой странице оказалась статья, которая касалась меня впрямую. Сквозь пятна от рыбьего жира я с трудом разбирал текст, да и близорукое собачье зрение этому не способствовало. Тем не менее, всю сложность моего положения я уяснил с первых же строк.

«…В связи с чрезвычайной ситуацией, — писал корреспондент со ссылкой на министерство, — Школу Хогвартс будут патрулировать вызванные из Азкабана дементоры. Меры безопасности санкционированы лично министром Корнелиусом Фаджем.

«Мы сознаем, — говорит в интервью Министр, — всю беспрецедентность подобных мер, но угроза проникновения в Школу опасного преступника вынуждает нас к этому...»

Дальше оправдания Фаджа и льстивое поддакивание корреспондента я читать не стал. Информация и так исчерпывающая.

Ну что ж, здравствуйте, дорогие друзья дементоры! Давно не виделись. То, что «Пророк» писал только о патрулировании школы меня вовсе не обманывало. Кто же остановит дементоров, если им вздумается наведаться в Хогсмид? Придется тебе, Сириус, еще побыть в собаках. А то неровен час, какой-нибудь бдительный азкабанский стражник возьмет да и проверит, не появился ли кто в заброшенном строении на окраине Хогсмида. Ну да, мне ведь выбирать не приходится.

Не рискуя более мозолить глаза жителям Хогсмида, я затрусил в сторону Хижины. Честно говоря, еще когда я стартовал из Лондона, во мне противным шипом поселилось некоторое беспокойство, ведь я не бывал в нашем старом убежище с самого момента окончания школы. Что если хижину решили таки снести? Или наоборот: местные «горячие головы» уже протоптали тропинку в хогсмидовскоую достопримечательность. Рем ведь уже, посчитай, лет пятнадцать там не беснуется. Вот и осмелели…

Вблизи старинное двухэтажное строение выглядело безлюдным и заброшенным. У меня бешено колотилось сердце, когда я на полусогнутых конечностях подобрался к двери и принюхался. Пахло гниющим деревом, мышами и сыростью. Никаких признаков человеческого присутствия не наблюдалось. Эх, была ни была… Скрипнули ржавые петли, хрустнула половица. Я ужом проскользнул внутрь и застыл.

В Воющей хижине за эти годы почти ничего не изменилось. Только пыли прибавилось изрядно. При виде милой сердцу разрухи меня снова посетил приступ ностальгии. Кому бы рассказать, что драные обои и сломанная мебель могут пробудить в бывшем заключенном столько хороших воспоминаний. Сердце безумно бухало, отдаваясь ударами по всему собачьему телу. Я втянул носом пыльный воздух… Такого, конечно, быть не может, столько лет ведь прошло… Это все твои глупые фантазии, Сириус, но… Воздух в доме пах псом, волком и оленем. И крысой. Да, черт возьми! Этот запах никогда не даст забыть, зачем я здесь. Я вскарабкался на постель, лег и закрыл глаза. Я — дома.

Спал долго, так, по крайней мере, мне показалось. Меня разбудил свет начинающегося утра, пробивающийся сквозь щели между досками на окнах хижины. День обещал быть не по-сентябрьски теплым и солнечным, и меня со страшной силой потянуло прогуляться. Да не куда-нибудь, а в Хогвартс. Однако, остатки здравомыслия, реанимированные за месяц общения с Сарой, все же удерживали от неразумного поступка. Хотя бы до наступления темноты. Я стал раздумывать над тем, как оповестить Гарри о моем прибытии. Лезть в Замок хоть и было опасно, но другого выхода я не видел. В самом деле, не поджидать же мне крестника на улице? Пусть даже Рем и не сказал, что я анимаг (а я на это очень надеялся), тем не менее появление постороннего пса вызовет нежелательный интерес. Хогвартс ведь не Лондон, и даже не Хогсмид. Здесь любой незнакомец — будь то человек или зверь — событие. Привлеку ненужное внимание… А там, неровен час, кто-нибудь и догадаться может.

Вот в Замке — другое дело. Его я знал так, что мог перемещаться никем не замеченный даже с закрытыми глазами. Что и говорить, если уж Азкабан не вытравил из меня это знание, то сейчас, когда до Хогвартса рукой подать, всевозможные детали оживали в памяти с фантастической быстротой и такой же фантастической ясностью.

В школьные годы мы вчетвером так часто нарушали учительские запреты, что прятаться по углам и уходить от «погони» стало для каждого из нас второй натурой. А для нас с Джеймсом, наверно, даже первой. Мы знали уйму тайных лазов, ходов и убежищ, могли улизнуть из-под носа у Филча… да что там у Филча, у миссис Норрис. Вот уж ищейка, так ищейка! Словом, в Замке шансов у тебя, Блэк, больше, чем где-либо.

Ну, что ж план, кажется, созрел сам собой. Итак, вечером пролезу в Хогвартс, заберусь в совятник и пошлю записку Гарри. Встретимся где-нибудь на восьмом этаже. Поговорим, я заодно обстановку разведаю… Отлично. Был бы человеком, потер бы руки!

И тут, словно в насмешку над этой абсурдной мыслью, у меня вдруг стало чудовищно жечь правую лапу. Чувство было такое, словно я наступил в потухающий, но еще горячий костер. Инстинкты вырвали из глотки жалобный скулеж. Я лизнул лапу: не помогло. Что же, черт возьми, происходит?

Еще минут десять я пытался терпеть боль, но потом обругал себя: надо не героя из себя строить, а разбираться. Откуда она взялась, я ведь и с места не двинулся? Лапу уже жгло так, что хотелось отгрызть ее собственными зубами.

И вдруг меня осенило: чертов пергамент! В нем все дело. Я перекинулся, взглянул на правую руку. Она действительно покраснела, как от ожога. Торопливо, путаясь в одежде, я запустил левую руку в карман и буквально выдернул оттуда изрядно помятый гюнтеров подарок. На «Письме глостерского вора» отчетливо, словно намазанный свежей краской, горел отпечаток узкой ладони с кровоточащими пальцами. Проклятье! Это могло означать только одно: Сара в беде.

От такого внезапного вторжения Хиддинг в мои планы я, откровенно говоря, просто растерялся. Да что там! Когда я позавчера учуял знакомые места, события последнего месяца почти начисто были смыты давними воспоминаниями вкупе с новыми волнениями. И вот! Такой неожиданный и непонятный вызов.

В том, что случилось нечто серьезное, я не сомневался. Не такой Сара человек, чтобы устраивать истерику по пустякам. Черт! Да она и не по пустякам-то не станет впадать в панику. Что же тогда? Предположить боюсь.

Я пошарил под кроватью и, найдя там осколок от какой-то посудины, с силой чиркнул по пальцам горящей руки. Удивительно, но больнее не стало, даже вроде бы полегчало. Не утруждая себя поисками «чего-нибудь пишущего», я начал прямо пальцем водить по обрывку пергамента, с которого уже исчез прежний кровавый отпечаток.

«Где ты? Что случилось?»

Пергамент молчал. Мне пришло было в голову, что все это какое-то чудовищное недоразумение: я ведь в сущности ничего не знал о «Письмах». Но тут на поверхности снова стали появляться кровавые следы. Они сложились в слова:

«Глазго. Кладбище возле Мунго. Волчек ранен. Помоги».

Рука снова отозвалась ноющей ожоговой болью. А в голове билось: «Как? Как помочь?» Я почти неделю бежал от Глазго. Допустим, дорогу обратно я найду быстрее, но все же — дня три не меньше, если я еще надеюсь сохранить свое присутствие здесь в тайне. Или уж теперь плевать на конспирацию. Вопрос в том, насколько серьезно ранен оборотень и сколько он сможет продержаться. Вот тут то вывод напрашивался неутешительный. Если это простое ранение, Сара справилась бы сама, да и Волчек мужик крепкий. К тому же, насколько я знал, организм у оборотней более способен к регенерации, нежели человеческий. Значит все более чем серьезно…

Я разозлился. Мои планы рушились, не успев перейти в стадию осуществления. Я почти у цели, а тут приходится отвлекаться. Что же за дурацкая судьба… И что же этим авантюристам неймется! Угораздило влипнуть именно сейчас.

И тут же стало совестно. Гад ты, Сириус! Думаешь о себе, а на друзей наплевать! Когда это ты успел так измениться? Раньше за Джеймса в пекло был готов лезть. Да и за Рема с Питером тоже. А теперь, повзрослел-поумнел, да? Взвешиваешь все «за» и «против»? Может, зря тебя мамаша из семьи вышвырнула, морда ты слизеринская? Я со злости ударил кулаком по хромоногому столу, сломав его окончательно. Думай, Блэк! И поживее, а то как бы поздно не стало…

Я рассеянно оглядел комнату и вдруг с удивлением осознал, что стало гораздо темнее. Гроза? В сентябре? Выглянул наружу сквозь щель между досками и чуть не хлопнул себя по голове. То, что я принял за утренний свет, было на самом деле последними отблесками опускающегося за горы солнца. Выходит, я проспал весь день? Это ж как надо было потерять ориентацию в пространстве и времени, чтобы так ошибиться. А может это и к лучшему? Ночью, как говориться, все кошки серы… И собаки тоже.

* * *

Выскакиваю из двери Хижины и что есть духу несусь к горам. Карабкаюсь, оскальзываясь на камнях, отсыревших от вечернего тумана. Оступаюсь, падаю, скулю от резкой боли. Наконец, взбираюсь на знакомое плато. Дыхание сбилось, глаза слезятся от ветра. Стремительно смеркается, на безлунном небе едва угадываются облака. Я замираю, прислушиваясь к ощущениям: пусто и тихо. Перекидываюсь. Озираюсь и с дрожью во всем теле ожидаю почуять признаки азкабанского ужаса. Вот ведь… Стоило узнать о дементорах, и они тебе теперь повсюду мерещатся, Блэк?

Торопись, Сириус! Тем более, что ты принял решение: к черту конспирацию. Что ж тогда сомневаешься? Мгновенная концентрация: припомнить место — и вперед. Закрываю глаза. Да!

Все-таки аппарировать в состоянии крайнего возбуждения — чревато. Руки-ноги на месте, но такой удар о мостовую… искры из глаз. Поднимаюсь. Так и есть: та самая заправка, где я выскочил из трейлера, который доставил меня в Глазго. Куда дальше?

Искать нечто неизвестное в незнакомом городе — хуже нет. Тем более с моими «краеведческими» способностями. Мунго, Мунго… С Глазго как-то не связывается. На уме только больничные коридоры да желтые робы целителей. Эх, Сириус, не те ты книжки в детстве читал! Ну что стоило хоть немного поинтересоваться историей да географией? А то будто гость заморский: твоя-моя-не-понимай.

Я опять пес. Бегу по шоссе. Хорошо хоть, вовремя заметил указатель, а то убрел бы к черту на рога и недоумевал, куда это меня занесло. Мимо проносятся редкие автомобили. Вот везунчики: едут себе и ведь знают, куда.

Через час безостановочного бега замечаю первые признаки большого города. Дома становятся плотнее, шоссе перерастает в улицы, машин больше… Где я?

«Вы здесь».

Обожаю магглов!

В месте, где я наконец присел перевести дух, сияет ночной подсветкой огромный плакат. Да не плакат — карта. Красная точка и надпись как раз для таких как ты, Блэк, заблудившихся бестолочей. Скольжу взглядом по очертаниям улиц: все эти «стриты», «плэйсы» и «роуды» мне абсолютно ни о чем не говорят. Хм. Плавный изгиб Клайд-ривер и выше… От-ты Блэк, двоечник! «Собор Св.Мунго». Красиво так нарисован, с подробностями. Прям, хоть сейчас любуйся. Да ты не двоечник, ты тролль натуральный, если сразу не вспомнил. Главная маггловская достопримечательность Глазго, она же объект поклонения всех британских волшебников. Прародина великого целителя. Это там что ли весельчак Мунго своих жаворонков «воскрешал»? Или малиновок… Что за мусор у тебя в голове, Блэк?

На кладбище — старинном, если судить по ветхости надгробий — пусто и жутковато. Какого лешего Сару с Волчеком сюда занесло? Что вообще случилось? Потом, Сириус, потом… Нужно сосредоточиться, мобилизовать свое «собачье чутье» и искать. Итак, оборотень. Замираю, прислушиваюсь к ощущениям, даже глаза прикрываю от напряжения. Помню: когда зрение отключено, другие чувства обостряются. Запах? Их много: тлен, пыльная трава, влажный замшелый камень…Не то! Кровь, запах ее тяжелый, навязчиво лезущий в ноздри. И звук. Еле слышный стон на грани слуха. А, может, это просто фантазия? Кровь и стон, они ведь всегда рядом.

Бегу, отключив мозг, на одних инстинктах. Сейчас я пес на все сто, даже движения: согнувшись, нос к земле. Охота на оборотня, твою мать!

Они прячутся в склепе, древнем, с поросшими мхом искрошившимися ступенями. Резная дверь закрыта неплотно. Протискиваюсь. Глаза привыкают к мраку. Надо же, а мне то казалось: темнее, чем безлунной ночью, и быть не может.

— Блэк, ты? — в голосе такое облегчение, что я сразу понимаю: дело плохо. Железная выдержка дала течь. Ты тонешь, Сара!

Она сидит на каменном полу в нелепой «казиношной» мантии с дурацкой бабочкой на шее. Несчастная, тощая, перемазанная девица, из последних сил сохраняющая самообладание.

— Что с ним? — говорить стараюсь спокойно, но уже вижу: хуже некуда.

Волчек без сознания. Голова его у Сары на коленях. Короткие серые, словно поседевшие, волосы испачканы чем-то темным. Кровь?

— Они выследили нас… меня, — начинает Сара, но тут же прерывается, в голосе едва заметные истерические нотки. — Блэк, у него кровь не останавливается… Я уже все перепробовала. Жгут накладывала, повязку тугую…

Тут только я замечаю: кровь на голове — ерунда. Наверно, вообще просто испачкано. А вот рука и правый бок… Что-то в прошлом белое (рубашка? футболка?) покрывает рану, постепенно напитываясь кровью.

— Сара, посвети мне!

— Чем? — хрипло, словно закашлявшись. — Чем посветить?

— Дурочка, ты же куришь. Спичку зажги.

Нервный смех. Роется в карманах. Скрежет спичечной головки. Погасла. Еще раз и еще

— Что, руки дрожат, Сарита?

— Пошел ты…

Тусклый огонек спички выхватывает из мрака лицо с пятнами глаз. Надо быстрее взглянуть на рану, спичка же горит…не факел. Но и Сара постепенно приходит в себя. Не может долго в роли «несчастной»? Только на это и уповаю!

— Подожди, Блэк, я сейчас.

Поднимается, осторожно сдвинув голову оборотня, на ощупь пробирается вглубь склепа. Спотыкается, шипит сквозь зубы. Бормотание «да, да вот здесь» и возглас:

— Сейчас будет свет, — короткая заминка, — надеюсь…

Чиркает спичка. Небольшой огонек словно удваивается, переползая на фитиль толстой свечи.

— Благослови господь шотландских католиков! — нервно смеется Сара.

Мои худшие опасения подтверждаются: раны у Волчека самые что ни на есть «от проклятья». Режущее? Нет, не похоже. Хуже, Блэк, гораздо хуже. Что-то темномагическое. Порез небольшой, но кровь течет непрестанно, будто из вены. Это на боку. Рука еще хуже. Там рана дюйма три, глубокая, края разошлись. Такая и от обычного ножа сама не затянется, а уж от проклятья…

— Сколько он без сознания?

— Час с небольшим.

— Его надо разбудить.

— Надо. Но как? Он уже много крови потерял.

— Он оборотень. Выкарабкается, — побольше уверенности в голосе, Сириус. Ты сам то в это веришь?

Сара бьет Волчека по щекам, тормошит, трясет за плечи.

— Надо что-то остро пахнущее…

— Носки? — низкопробный юмор это моя всегдашняя реакция на стресс. Еще Лили замечала мне по молодости… и выговаривала.

— Кретин!

Сара отдирает кусок от окровавленной тряпки, подносит к огню. Смрад действительно жуткий. Трясет тлеющим лоскутком у носа Волчека. Вздох. Шевеление. Желтые глаза медленно раскрываются. «У оборотней должно быть очень чувствительное обоняние», — академическим тоном комментирует мой мозг.

— Есть контакт, — тихо произносит Сара. Улыбается, как мунговская целительница, гладит оборотня по щеке.

— Очнулся? Волчек, Блэк пришел, он тебя вылечит.

— Салют, Блэк, — сначала тихо и хрипло, затем громче, — быстро прибежал…

Волчек пытается подняться, опираясь на левую руку. С большим трудом, но ему это удается.

— Тебе надо перекинуться, — без долгих прелюдий говорю я.

— А не боишься? — пытается скалить зубы, но лицо слушается плохо.

— Кого? Полумертвого волка в новолуние? Не смеши, Волчек.

— Я предупредил, Блэк.

Волк из него не то чтоб очень страшный, но размеры впечатляют. И, кстати, он совсем не похож на Рема. Надо же, у оборотней тоже разные… хм… лица. Шкура у Волчека очень светлая, с редкими темными подпалинами. Короткие уши, темная полоса ото лба к носу.

— Так легче?

Скалит зубы, подается вперед, словно для атаки. Может, я все-таки погорячился, предложив ему перекинуться? Но Волчек отступает. Я испытываю невольное восхищение: вот что значит «настоящий» оборотень! Полый контроль даже в истинном облике.

— Волчек, я перенесу тебя к Аптекарю, он вылечит.

— Нам туда нельзя, — перебивает Сара. Волк опять скалится, трясет головой. Потом опускается на пол, почти без сил. — Он защищал меня от них и его за это чуть не прикончили…

Дьявол! Куда же? Нужны зелья, палочка. А у меня ни того, ни другого. Мелькает мысль сунутся в Мунго, в клинику в смысле. Отметаю ее, как глупейшую. Сомневаюсь, что они возьмутся лечить оборотня, да и мне там показываться — равносильно тому, что сдаться прямо в аврорат.

Я невесело усмехаюсь. Выход один: Хогвартс. Там Гарри, он поможет. Еще не знаю как, но поможет обязательно. Мой крестник отличный парень.

— Блэк, решай быстрее!

У меня на миг перехватывает дыхание, когда Сара, присев рядом с волком, касается его лапы. Не надо, не надо так близко, девочка! Это же оборотень, запах людей сводит его с ума. Но я недооцениваю Волчека. То ли он настолько обессилел, то ли наоборот так силен, что давит свой сумасшедший «звериный» инстинкт в зародыше.

— Я помогу. Сара, оставайся здесь…

— Нет. Я с тобой.

— Хиддинг, ты не понимаешь, — начинаю я со вздохом.

Она опять выпрямляется. В глазах вызов. Да что ж такое! Уже готовлюсь выдержать бой, завалить ее «железными» аргументами. Но… Сарин аргумент еще более железный, безо всякой фигуральности: дуло пистолета, направленное мне прямо в сердце.

— Я пристрелю вас обоих, если ты откажешься.

— А сможешь? — произношу и верю: сможет.

Что ж, Сириус, ты не хотел быть один, так вот получай! Провожу рукой по лицу: откуда-то вдруг навалилась страшная усталость.

— А Волчека-то за что?

— Чтоб не мучился…

Опять наружу рвется истерический смех.

— Ладно, подойдите ко мне… оба.

* * *

Похоже, аппарировать в компании становится у меня привычкой. Мы стоим на том же плато. Вся твоя горе-конспирация, Сириус, летит к чертям… или к дементорам. Наверняка, твари уже что-то заподозрили. Надо быстро скрыться, а не то…

— Идите за мной.

Сара, едва оправившись от приступа «аппарицио-фобии» — о, словечко завернул — ошалело озирается.

— Куда?

— Вниз, в деревню.

Перекидываюсь в пса.

«Так вот в чем дело, Блэк! Ты анимаг», — желтые глаза смотрят по-человечески. Или это моему собачьему зрению взгляд оборотня кажется «своим».

«Идти сможешь?»

«Волком — легче».

Стараюсь бежать не быстро, выбираю дорогу. Волчек хромает следом, позади прыгает по камням Сара. Уже близко. Сейчас, сейчас.

— Блэк!

Оборачиваюсь. Сара стоит, как вкопанная. На лице злость и отчаяние.

— Ты куда, чертова псина?

Мысленно обругиваю ее. Ну, что встала: иди, раз увязалась! Подбегаю, тяну зубами за одежду. Сара упирается, в глазах бешенство.

— Идиот, там же обрыв. Ты что, прыгать собрался? Жить надоело?

Обрыв?! Она спятила?

«Это защита. На деревне антимаггловые чары. Сара ее не видит».

Умный Волчек… дурак Блэк. Как же я не подумал об этом? Три тысячи проклятий на эту колдовскую скрытность! Превращаюсь снова: у меня сегодня натуральный «тренинг по анимагии». Знаю, что рискую, но с Сарой иначе нельзя: только аргументы, никакого насилия. А то ведь и вправду пристрелит!

— Сара, — говорю я, — иди вперед, не бойся. Обрыва нет, это иллюзия.

— А если не иллюзия? Помнишь решетку в тоннеле, я ведь не могла пройти.

— Тут другое, — поражаюсь своему уверенному тону, на самом деле я понятия не имею, пропустит ли Сару барьер. Но она мне верит.

Закрывает глаза, вдыхает шумно, полной грудью и шагает. Расставив руки, как в пропасть. И тут же падает кулем на землю.

— Сара!

Бросаюсь к ней, но первым у тела одним большим прыжком оказывается Волчек. Откуда только силы у раненого волка? Ведь час назад без сознания был от кровопотери. Ругаю на чем свет стоит Хиддинг, Волчека, себя, всех колдунов с их долбанной защитой…

Слава богу, жива. Без сознания, но жива. Решение приходит быстро, а отчего бы ему прийти не быстро: оно ведь единственное!

Подхватываю Хиддинг на руки. Слава Богу, легкая: тощая коротышка, откуда тяжести-то взяться. Спускаюсь, не глядя на Волчека. Впрочем, это и не нужно. Его тяжелое, натужное дыхание слышно даже сквозь вой ветра. Мерлин! Да сколько же шириной этот барьер? Учиться надо было лучше, Сириус, интересоваться. С чего мне вообще пришло в голову, что у антимагглового щита есть какая бы то ни было «ширина», это ж не стена кирпичная?

— Опусти меня.

Я возблагодарил всех, кого только смог вспомнить. Очнулась! Жива!

— Ты как?

— Как человек, упавший в пропасть, — голос слабый, взгляд больной. — Блэк, где мы?

— Потом… Надо скрыться…

И тут я чувствую их. И теперь это — увы — не паранойя. Далеко, лишь отголоском, но отчетливо: холод, мрак, отчаяние. Эту мерзкую обволакивающую безысходность я после Азкабана узнаю даже за милю.

— Быстрее.

Мы несемся, то и дело спотыкаясь. Из под ног летит пыль и мелкие камни. Слышу, как почти захлебывается дыханием Волчек, как вскрикивает Сара. А внутреннее зрение рисует темные плащи, безглазые лица, которые неумолимо приближаются, летят на добычу… сюда, к нам.

Дверь Хижины захлопывается с треском. Я перекидываюсь, тащу Сару за руку наверх по лестнице. За нами из последних сил карабкается Волчек. Мы все втроем инстинктивно вжимаемся в пол в дальнем углу комнаты. Как будто, от дементоров можно спрятаться так! Вижу, как тяжело вздымаются и опадают бока волка, как стремительно теряет краски лицо Сары. Мерлин, Иисус, и кто там еще меня слышит, если вы действительно можете помочь, помогите! Пусть они нас не заметят. Сара, глупая девчонка, зачем тебе только понадобилось тащиться за мной?

Дементоры уже близко. Нас с Волчеком они чувствуют вряд ли, но вот нашу подругу…

Рука Сары не по-женски крепко сдавливает мою лапу. Я смотрю на нее: на лице ни кровинки, губа закушена. Но Сара борется, ничего не понимает, но борется с собственными страхами. А у нее их, вестимо, целый воз. В глазах туман, отголоски ужаса. И наконец… они закрываются. Тело валится на меня. Держу пари, девочка, ты с такой частотой не теряла сознание никогда. И это к лучшему.

Еще в Азкабане я то и дело задумывался, как дементоры чуют эмоции. Умирающие, больные, сумасшедшие их не привлекают. Испытывающие страх хоть и тянут к себе, но быстро приносят разочарование. Страх — пища не сытная. Отчаявшиеся влекут их непреодолимо. Помню, как на рыдания и стоны всегда слеталась жадная орава и ждала… пока стоны не стихали совсем. Собаке проще. Она просто лежит и ждет. Твари ее игнорируют. У нее ведь не эмоции, а так… бледная тень человеческих. А мертвые? Что для них мертвые? Опустевшая миска, неинтересная и ненужная. Пожалуй, так. А человек без сознания — он, считай, тот же покойник.

«Нечего вам тут ловить, твари. Убирайтесь, откуда пришли», — повторяю про себя как молитву. Холод отступает, удаляется, тает, как куча грязного весеннего снега. Они ушли. Ты опять сбежал от дементоров, везунчик Блэк!

Я в изнеможении ложусь на пол рядом с Сарой, косясь на оборотня, которого погоня лишила последних сил. Потом бросаю взгляд на его лапу. Рана хоть и не затягивается, но уже почти не кровоточит. Однако, это обманчивое улучшение ненадолго. Если срочно не принять меры, часа через два, в лучшем случае три-четыре, наступит кризис. Про ранения от проклятий я знаю досконально, спасибо аврорской службе, и лечить их умею довольно сносно, но — черт побери — не голыми же руками. Все одно к одному: в Хогвартс тебе дорога, Сириус… Как и планировалось. Судьба!

* * *

Я оставляю Хижину с чувством некоторого беспокойства. Все смешалось: оборотень в истинном облике, женщина без чувств, дементоры, которые вполне могут вернуться… Стоп! Не думай об этом, Блэк. Только паники сейчас не хватало. Волчек не опасен: разве он не дал тебе достаточно доказательств самоконтроля. Сара придет в себя, а дементоры не вернутся. Слышишь — не вернутся! Тут же мелькает мысль: а если и вернутся, толку от моего присутствия никакого. Все равно ведь безоружен против азкабанской падали. Пинком прогоняю гнусную мысль. С ними все будет хорошо, а тебе надо поторапливаться, Сириус. Что ж, поиграем в героя, твою мать!

Бегу по узкому тоннелю, лихорадочно размышляя, как мне добраться до зелий. Интересно, который час? Наверняка, уже глубокая ночь. Это шанс. Проползу в больницу, пошарю по шкафам у Помфри. Надеюсь, у старушки Поппи все такой же порядок. Разок мы с друзьями уже совершали налет на ее запасы. По-моему, курсе на пятом. Тогда Джеймс, кажется, в спешке да в темноте перепутал Костерост с Перечным. Пришлось лезть Питеру. Дурень едва не попался… Ну, я то теперь не попадусь ни за что.

Черт! И ведь зелья это только полдела. Раны у Волчека простым Кроветворным да Заживляющим не вылечить. Нужна палочка. Опять все сходится к одному — Гарри.

У выхода из тоннеля останавливаюсь, осторожно высовываю наружу голову. Ветер колышет ветки Ивы, но она пока смирная. Это хорошо. А вот присутствие дементоров здесь ощущается сильнее, чем в Хогсмиде. Это плохо. Надежда лишь на то, что за ограду школы уродам соваться запретили. «Если им вообще можно что-то запретить» — думается мне. Медленно вылезаю, рывком бросаюсь вперед. Кажется, я все-таки успел получить веткой по морде, но удар приходится вскользь и потому не так ощутим. Большими прыжками несусь к Замку. Эх, даже понастольгировать всласть не успел! Хотя, какое уж там… живым бы уйти.

Итак, если мне не изменяет память, обежать Замок нужно с юга, потом в узкий лаз под теплицами и внутрь. Дальше: пыльный коридор, винтовая лестница с большими неудобными ступенями и дверь. Здесь я останавливаюсь, задерживаю дыхание, напрягаю слух. Не хватало еще вылезти прямо под ноги кому-нибудь из учителей или старине Аргусу с его драной кошкой. Я ведь нарочно выбрал этот путь: насколько мне помнится, в коридоре, куда мне сейчас предстоит оказаться, нет ни одного портрета. А то «живописные болтуны» в два счета растрезвонят о происшествии по всей школе.

Уже почти решаюсь открыть дверь, когда до меня доносится звук шагов. Шедший осторожен, ступает тихо. Но ночная тишина и собачий слух не дают его шагам стать полностью беззвучными. Я почти не дышу. Человек приближается медленно, словно крадется. Останавливается. Он здесь, возле моего убежища. Со стороны коридора дверь не видна — закрыта волшебным гобеленом, но если знать… Проклятье! Неужели?

Бежать, бежать пока не поздно. Мышцы уже напрягаются, как перед большим прыжком.

Но я стою на месте. Другие шаги по коридору по сравнению с первыми кажутся поступью железного рыцаря. Или мне мерещится, или человек возле гобелена тяжело вздыхает. Неожиданная встреча в ночном коридоре? Что ж, как говорится, «плавали — знаем»! Перед внутренним взором собственное лицо расплывающееся в понимающей усмешке.

— Что это вы тут делаете? — не очень-то ласково говорит знакомый голос. Да уж, старик Филч за пятнадцать лет не изменился. Желчный, подозрительный, злой на весь мир.

— Ничего, не спится просто… — от этого тихого вежливого голоса я внутренне сжимаюсь. Итак, Рем не просто так был на Кингс-Кросс, он отправлялся в Хогвартс! В качестве кого, интересно? Неужто преподает? А к нашему секретному ходу, значит, погрустить о былом явился… Весьма некстати.

— Так проваливайте отсюда, нечего шляться по ночам, — старина Филч в своем репертуаре. И впервые я с ним полностью согласен. Иди Рем своей дорогой! А Филча понять можно: натерпелся он от нас в свое время. Держу пари, он до сих пор считает Рема одним из «этих гадких мальчишек», которые устраивали ему сладкую жизнь.

— Я уже не студент, Аргус, — в голосе Рема только усталость, никакой злости. Да, Люпин он такой. Вечный миротворец. Я бы на его месте не преминул высказать смотрителю что-нибудь нелицеприятное, вроде «иди, куда шел», а то чего покрепче.

— Ну так идите спать,профессор, — слово звучит в устах Филча, как ругательство, — завтра рабочий день. Будете на уроках носом клевать.

Тяжелые шаги сперва приближаются, а потом постепенно стихают в дальнем конце коридора. Рем еще минуту стоит возле моего убежища, я слышу его дыхание и тихий смешок. Представляю как он качает головой, тоже, наверно, во власти воспоминаний. Ностальгия, друг? Что ж, понимаю. Потом тихие шаги начинают удаляться и последний их отголосок растворяется в тишине. Фуф, пронесло!

Жду еще минут десять. Для верности. Потом перекидываюсь, аккуратно берусь за ручку двери. Надеюсь, профессор Люпин, послушался старого «грозного» смотрителя и отправился в свои апартаменты!

Крадусь по коридору, шарахаясь от каждой тени и молясь, чтобы все хогвартсевские духи нашли на эту ночь себе дело по душе и, желательно, подальше от Больничного крыла. Пару раз мне чудятся шаги, я вжимаюсь в стены, темные ниши, но неумолимо приближаюсь к своей цели…

Дверь школьного госпиталя открывается со скрипом, как и всегда. Специально что ли не смазывают петли? От этого многократно усиленного воспаленным слухом звука душа уходит в пятки, сердце колотится о ребра с громкостью часового маятника.

Надеюсь, все здоровы и госпиталь пуст? Похоже на то. Старушка Помфри храпит, как мельник после базарного дня. Я, чувствуя себя школьником после отбоя, подкрадываюсь к шкафу с зельями. Господи, только бы не уронить ничего: руки дрожат, сердце гонит кровь по телу с утроенной силой.

Благослови Мерлин милую Поппи! Какая же она аккуратная. Кроветворное я нахожу почти сразу. Разлито по мелким флаконам, подписано, запечатано… Да и чем еще старушке заниматься, вот и сортирует свои снадобья… Судорожно, дрожащими руками вора-дилетанта, распихиваю добычу по карманам. Теперь — назад. И поживее.

Храп прекращается. Замираю, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться с места. Нельзя… Надо медленно, аккуратно, чтобы шума поменьше… Старушка возится, причмокивает во сне. Поворачивается на другой бок. Ну, слава богу! Спите спокойно, мадам, пусть вам присниться, что никто больше не болеет, ну… или еще что-нибудь хорошее.

До совятника я добираюсь почти на ощупь. Птиц в башне практически нет: все на ночной охоте. Около дюжины разномастных сов возятся на своих насестах, пялясь на меня своими глазами-плошками, недовольно ухают. Понимаю, голубушки, не привыкли по ночам работать-то. Ну, и кто хочет получить «сверхурочные»? Гарри, он парень щедрый, так что не прогадаете.

Внутренне жму себе руку: записку крестнику я написал заранее. Маню толстую ушастую сову. Ответственная, представительная птица — то, что надо. Она медленно сползает с насеста, клекочет от своего птичьего недовольства, мол, не нашел времени получше… Привязав к лапе мятый листок из все того же сариного блокнота, выпихиваю толстуху в окно. «Отнеси Гарри Поттеру в гриффиндорскую башню». Сова ухает, мол, не дура, сама разберусь.

«Гарри, я здесь. Нужна помощь. Приходи завтра после уроков к дому лесничего. Будь осторожен. Я»

Ну, паренек, не подведи дурака-крестного!

Обратно к Иве я несусь так, словно за мной гонятся все азкабанские дементоры за одно с министерскими аврорами. Дерево даже не успевает мне как следует врезать по печени. Я ныряю в лаз и галопом скачу по тоннелю. В Хижине Сара, уже очнувшаяся от обморока, но все еще мрачная и бледная, прижимает к боку оборотня почти полностью пропитавшуюся кровью тряпку, которая, как я теперь догадываюсь, не что иное как ее собственная футболка. Видимо, кровотечение возобновилось. Ну что же, Блэк, ты во время!

— Почему так долго, — нервный злой шепот. Я даже не возмущаюсь: на Сару жалко смотреть.

— Старого друга встретил. Хотел поболтать, да не получилось…

Она хмурится, сердясь несвоевременной шутке.

— Он уже, наверно, пинту крови потерял, — строго, обвиняющее. Потом пауза и устало: — Как еще в сознании-то?

— Оборотень! — отвечаю я, пожимая плечами.

Волчек уже даже не скалится, в желтых глаза муть.

— Тебе нужно превратиться, — говорю я, давя сомнение в голосе: сможет ли?

Волк дергает задней лапой, отталкивая от себя женщину. Сара отползает, не отводя от него взгляда и с каким-то мучительным извращенным любопытством смотрит на жутковатые преображения волка в человека. Все таки анимагическая трансформация выглядит г-хм… эстетичнее, что ли. Отгоняю прочь дурацкие мысли, пытаюсь сосредоточиться на задаче.

Итак… Влить в него кроветворное, наложить жгут (вручную, палочки то нет). Вылить заживляющее на рану, стянуть края. Опять же по-маггловски, бинтом. Жгут долой. Еще кроветворного. То же самое с раной на груди. Потом до кучи еще заживляющего прямо на бинты. До завтрашнего вечера дотянет, а там, даст бог, и Гарри подоспеет. Эх, повоюем еще, Волчек!

* * *

Я осмотрелся, ища обо что бы вытереть окровавленные руки, не нашел и вытер прямо о плащ. Ладно, хуже уже не будет. На кровати, куда я в изнеможении присел рядом с Хиддинг, лежал слой пыли и трухи от полога. Мы с Сарой переглянулись и я уловил на ее лице оттенок уважения. Ну, вот и я на что-то сгодился, девочка! Она перевела взгляд на заснувшего прямо на полу оборотня, с силой потерла ладонями по щекам, отчего лицо стало еще грязнее и выдала:

— Надо же. Я думала: фьють, и сейчас все затянется, — Сара кивнула на окровавленные (к счастью уже совсем немного) бинты.

— Такие раны простыми зельями не вылечить, — ответил я, пристально следя за ее движениями и пытаясь угадать ее собственное состояние. Что-то подсказывало: прежняя твердость давалась Саре с трудом. Да уж, встреча с дементорами не прошла бесследно даже для нашей «железной леди».

— Хочешь сказать, может стать хуже?

— Хуже — нет, по крайней мере в течение ближайших суток. Но и лучше тоже.

— И что дальше?

— До завтра доживет, а там я постараюсь наложить контрзаклятия, — у нее на лице странная рассеянность. — Не понимаешь?

Усмехается.

— Где уж мне… Тебе инструмент нужен?

— Соображаешь, Хиддинг.

— И?

— Я Гарри написал, завтра вечером он придет. Надеюсь.

— То-то я гляжу мой блокнот уже половины листов скоро недосчитается…

— Всего двух.

Я откинулся на столбик кровати и устало прикрыл глаза. Теперь, когда этот безумный день закончился, мне он казался длиной в неделю. Причем неделю, проведенную без сна и пищи.

— Ладно, проехали. Что это за место?

— Хогсмид… Не пытайся вспомнить. Это поселение волшебников, магглам о нем не известно.

— Ну, почему же? — скептически заметила Сара, — Хогсмидское плато есть на картах. Любители полазать по горам здесь бывают, хоть и не часто… У Дилана, моего брата, есть один друг, так вот он…

— Но деревню они видят вряд ли, — перебил я устало. А Сара помрачнела, вспомнив, по-видимому, свой мнимый прыжок в ущелье. Пробормотала что-то о хитроумной маскировке и начала бродить по комнате, изучая обстановку. Провела пальцем по пыльному столу, долго рассматривала висящие клочьями обои на одной из стен, даже в заколоченное окно попыталась заглянуть. Словом, вела себя как настоящий детектив, и меня то и дело подмывало спросить, к каким выводам пришел ее «выдающийся полицейский ум». Но Хиддинг меня опередила, задав свой вопрос:

— Ты уверен, что тебя здесь не будут искать?

Я кивнул, но поняв, что для моей дорогой инспекторши простого «да» в данном случае явно недостаточно, вкратце объяснил ей что к чему.

— Они все верят в привидения? — тон был такой, будто она только что рассказала очень забавный анекдот и удивлена отсутствием веселья с моей стороны. — Не смеши, Блэк.

— А ничего смешного и нет. Привидения это вполне реальные существа…

Сара покачала головой и, забравшись с ногами на кровать, взглянула на меня исподлобья, словно надеялась отыскать на лице признаки розыгрыша. Потом отвела глаза и вздохнула.

— Вот черт! Ведь дала себе слово: ничему не удивляться. Но ты меня опять провел, Блэк.

— Могу сказать, что в отношении тебя я дал себе аналогичную клятву.

— И? — приподнятая бровь, углы губ чуть вверх.

— Периодически в ауте.

— И какой счет?

— Пока ведешь ты…, — я с трудом подавил зевок. — Давай спать, Сара.

Она поежилась, сползла с кровати.

— Ты поспи. А я покараулю.

— В этом нет необходимости, — начал было я, но Хиддинг меня перебила.

— Я все равно не смогу заснуть, — она криво улыбнулась в ответ на мой удивленный взгляд. — Наверно, эта ваша грёбанная «маскировка» так на меня действует. Мать-перемать! Я в обморок последний раз падала лет в десять, когда сотрясение мозга заработала, грохнувшись с гаража. А тут, — она в сердцах сжала кулак, — как блондинка беременная.

Я встал, решительно взял ее за плечи и снова усадил на кровать.

— Перестань есть себя, Сара. Это нормальная реакция.

— Нормальная для кого? Для маггла? — с вызовом спросила она, пытаясь высвободиться. Но я продолжал удерживать ее и даже встряхнул.

— Для всех.

— Но вы то с Волчеком не…

— Мы были не людьми! — я повысил голос так, что она даже поморщилась и кинула быстрый взгляд на спящего Волчека, мол не проснулся ли, а я продолжал уже тише.

— То, что ты почувствовала здесь, это никакая не «грёбанная маскировка», вроде той, что в горах… Это дементоры, Сара.

— Дементоры? Твои старые тюремные друзья?

— Хорошая у тебя память, Хиддинг. Да! Они здесь из-за меня, если тебя это интересует.

— И я, разумеется, их не вижу, так?

— «Отлично» за догадливость. И слава богу. Эту мерзоту лучше не видеть, а еще лучше и не чувствовать… Только это, увы, не получится.

Плечи Сары опустились, темные глаза стали какими-то тусклыми, словно она провела много дней в борьбе с тяжелой болезнью. Она в изнеможении прислонилась головой к моему плечу, и это столь не характерное для нее «женское» движение, как нельзя лучше свидетельствовало о том, как ее измотали события безумного дня.

— Прости меня.

— За что, Сара? — я погладил ее по плечу.

— Что заставила взять с собой. Но я, и правда, психанула.

Что ж, девочка, твоя железная броня рассыпается. И вот что странно: я, кажется, даже рад этому.

— Все будет… как будет.

Я отпустил ее и велел ложиться. Сара покорно заползла на кровать, скорчилась в позу эмбриона и зажмурила глаза. Так, наверно, поступают дети, когда хотят внушить доверчивым родителям, что спят, чтобы потом тайком почитать под одеялом. Я лег рядом, накрыл ее своим плащом, обнял и прижал к себе. В тот момент мне казалось, что ничего естественнее и быть не может. Сара вздрогнула, но не отстранилась. Какое-то время я чувствовал ее напряжение, потом она вздохнула и, не поворачиваясь, тихо заговорила:

— Помнишь, ты спрашивал, убивала ли я когда-нибудь? — не дожидаясь моего ответа, она продолжила тоном человека, «ковыряющегося в старой ране». — Сегодня я вспомнила всех. Я, разумеется, ни о чем не жалею. Все они получили то, что заслужили. Но сказать, что чувствовала я себя гнусно, это просто ничего не сказать. Особенно в первый раз.

Я не стал останавливать ее: давай, говори, милая. Авось легче станет. Вот ведь мразь азкабанская: самое паскудное на поверхность вытаскивает!

— Я тогда на последнем курсе Академии была, стажером, так сказать, — так же тихо, без эмоций, продолжала Сара. — Мы с парнями на задержание поехали. Тот парень, Фолленстайл, как сейчас помню, мудак был редкостный: псих, наркоман, убийца — полный набор, одним словом. На пожизненное стопудово тянул. Ублюдок сперва смирно сидел, лыбился, но потом в его больном мозгу что-то щелкнуло и он на моего напарника бросился. Чуть не убил. Я в него выстрелила, а он развернулся — и на меня. Кровища из плеча хлещет, а он и прет и прет… Тут то я и сорвалась. Всю обойму в него всадила с перепугу. До последнего патрона. У парня вместо груди кровавое месиво было. Блевала потом, конечно. Шефу спасибо: отмазал меня, а то бы «профнепригодность» влепили и прощай служба. Так то, Блэк, — она издала нервный смешок. — А сегодня твои дементоры мне сученка как на блюдечке принесли. На вот, полюбуйся еще раз…

— Сара, — я притянул ее к себе ближе и поцеловал в затылок, — я все это знаю… Мне за двенадцать лет чего только не вспомнилось. Дементоры забирают все хорошее, угадай — что остается?

— Как ты с ума-то не сошел? — спросила она почти шепотом, а я почувствовал, что ее напряженные мышцы постепенно расслабляются, дрожание плеч сходит на нет. Сара вытянула ноги, поплотнее закуталась в мой плащ.

— Сам не знаю, — ответил я, тоже вытягиваясь и пристраивая голову так, чтобы ее волосы не щекотали мне нос. — Там большинство уже через месяца три-четыре как овощи. Но это только те, кому есть, что терять… А мне, видно, нечего было. Азкабан вообще странное место: кого еще можно… ну перевоспитать, что ли… он ломает, а фанатиков и одержимых только укрепляет в их одержимости и фанатизме. Дорогая моя кузина — наглядный пример.

Сара поерзала у меня под рукой, снова сворачиваясь клубком, и пробормотала:

— Наверно, по большому счету, все тюрьмы такие. Хотя ваши колдуны, безусловно, гуманизмом не отличаются, — она зевнула. — Кажется, я и правда смогу заснуть.

— Спокойной ночи, Сара Хиддинг.

— И тебе, Сириус Блэк.

Я прижался к ней теснее и закрыл глаза.

Первое что я увидел, проснувшись, были больные желтые глаза Волчека, устремленные на меня. Оборотень умудрился встать и теперь возвышался над нами, как обелиск скорби. Выглядел он осунувшимся и постаревшим, что было довольно естественно после такой кровопотери, но что-то подсказывало мне, что истинная причина его нетоварного вида вовсе не раны. Вернее, не те раны. «Крепко же она тебя зацепила, приятель», — подумал я и привстал на локте, отстраняясь от все еще спящей рядом Хиддинг.

Впрочем, Волчек довольно быстро сбросил с себя облик «обманутого в лучших чувствах страдальца», мотнул головой в сторону двери и прошептал беззвучно, одними губами:

— Поговорить надо.

Я кивнул, сполз с кровати, стараясь не потревожить почти полностью закопавшуюся в мой плащ Сару, и последовал за ним.

В нижней части Хижины прямо под полом был колодец. Я напился отдающей металлом воды, пытаясь таким образом обмануть голод. Волчек тоже жадно пил, сказывалось действие Кроветворного зелья. Мне даже показалось, что после нескольких глотков он стал выглядеть менее больным… Я хотел осмотреть раны, но оборотень жестом остановил меня.

— Я знаю что там. И знаю, что больше, чем ты сделал, сделать невозможно.

— Надеюсь, к вечеру добыть палочку…

Волчек пожал плечами, словно речь шла вовсе не о нем и его возможной смерти в недалекой перспективе. Его заботило другое.

— Я хотел поговорить не о своем здоровье…

— О ней?

Волчек на мгновение прикрыл глаза, потом совсем по-волчьи дернул верхней губой.

— О ней! — он не мигая уставился мне в глаза и мы, наверно, с минуту молча буравили друг друга взглядами, словно два зверя перед схваткой. Волк и Волкодав.

Потом он тряхнул головой и устало произнес:

— Она тебе ничего не рассказала?

— Не успела. Надо было тебя спасать…

— Как благородно, — фыркнул Волчек. — Должок решил вернуть, а Блэк?

— Не люблю кредиторов… — в тон ему ответил я, засовывая руки в карманы и прислоняясь к стене. — Как говорится, дал взаймы — дружба врозь.

Оборотень кашлянул, как будто в знак согласия. Помолчал и прибавил странным тоном:

— Знаешь, Блэк, ты мне поначалу казался каким-то рохлей. Ей богу не понимал, чего за тобой так вся белокостная свара бегает, а теперь гляжу — не зря.

Из уст Волчека это признание моей «преступной сущности» звучало как комплимент. Все-таки странные у нас с ним взаимоотношения. Не друзья, не враги, не партнеры… Черт! Даже не знаем ничего друг о друге толком, по крайней мере я. А вот ведь… только лихо стало тотчас к оборотню прибежал, и он тоже.

— Они разыскали ее, Блэк!

Я снова обернулся к Волчеку. Тот сидел на полу, опираясь о стену и согнув одну ногу в колене. Видно, ему стало хуже.

— Кто?

— Тот упырек, которого ты видел в зале, и его кореш. Но они так, шваль. Главное теперь их «папа» знает, что Сара на свободе… И это уже настоящее дерьмо.

Волчек рассказывал, то и дело останавливаясь, чтобы откашляться и восстановить силы. Из его повествования я вынес главное: если раньше сарины дела были лишь в меру плохи, то теперь конкретно «запахло жареным». И, кстати, для самого Волчека тоже.

— Они подловили ее прямо в коридоре. Ублюдки, видимо, получили четкий приказ оставить девчонку в живых, потому скрутили ей руки заклятьем и собирались смыться. Правда, к их несчастью, я оказался рядом…

«Немудрено. Ты ведь за ней хвостом ходишь. Телохранитель, блин». Впрочем, я тут же обругал себя за неуместный сарказм. Волчек миссию, избранную им добровольно и, похоже, пока вполне бескорыстно, выполнил с честью.

— Одного я нейтрализовал, а вот со вторым не вышло. Я бы его мигом в клочья порвал, да только он девчонкой прикрылся и метнул в меня чем-то… я не понял, но гадость редкостная. И тут же аппарировал, хорошо я успел за ногу его цапнуть.

Он на мгновенье замолчал.

— Слушай, — воспользовался я паузой в разговоре, — давно хотел спросить: а почему ты в своем заведении не ставишь щит от аппарации.

— На кой! Чтоб самому в ловушке оказаться? Ты головой-то думай, Блэк, — Волчек для наглядности постучал себя по лбу, — а если заявиться кто надумает? Да и клиентов лишние защитные чары отпугивают. Проверено.

Разумно. Как я уже не раз замечал, оборотень был прирожденный делец. Все-то у него продумано! Если б не решил «любезности» оказывать разным блэкам и магглам белобрысым, жил бы припеваючи. Жалеет уже небось!

— Когда мы переместились, — тем временем продолжал свой рассказ Волчек, — они нас в комнате заперли, а сами к «папику» своему на доклад. Он, кстати, у них фраер полнейший. Они так орали в соседней комнате, что даже я все слышал, хотя был уже почти в отключке. Сарита уши навострила, они у нее разве что не шевелились, когда она под дверью подслушивала. Так вот, «папик» жутко психовал, костерил придурков, что заварушку устроили. Не могли, мол, без лишнего шуму, идиоты косорукие. А уж когда они про меня ляпнули, то он и вовсе с катушек съехал, так верещал — я думал, камин лопнет.

— Камин? Так это волшебник?

— Нет, бля, тролль горный! — Волчек даже подался вперед от моей «недогадливости». — Конечно, волшебник. Маг-недоумок нанял магов-недоумков решить свои «магические» проблемы, — он оскалился и добавил, — да ты Сару спроси. Она там гораздо больше меня поняла, я ведь не очень-то в курсе ее «дела».

«И это тебя, ох, как задевает, парень. Надо же, Сара вертит оборотнем вслепую».

— Короче, пока они там терки терли, мы с Саритой времени не теряли. Я ей веревки на руках разгрыз…

— Магические? — удивление в моем голосе заставило Волчека скептически усмехнуться.

— Мне любые по зубам, — он подмигнул. — Смекаешь, Блэк? Но это не главное. Важно, что у меня был путь к отступлению. Портал в Глазго, совершенно «чистый»: не прикопаешься. Берти, добрый самаритянин, в свое время у какого-то лоха в карты выиграл и мне подкинул. Я его уже года три, не снимая, ношу. «Папик»-то меж тем смекнул, что время уходит и шестеркам своим приказал Сару магглам сдать, да проследить, чтобы те ее точно скрутили, а меня убить и концы в воду. Павлин недоношенный!

Последнее сопровождалось «волчьей» ухмылкой. Как я уяснил из намеков, Волчек считал пресловутого «павлина» полнейшим дилетантом по части заплечных дел. Какой-то высокопоставленный хрен, боящийся разоблачения? Хм. Возможно. И в сарину историю хорошо вписывается. Нужно будет спросить нашу милую инспекторшу, не тот ли это человек, которого она по ее собственному признанию «боялась узнать» еще в наше первое знакомство с Волчеком и его командой мошенников.

— И вы удрали?

— Ага, — оборотень, поморщившись от боли, пошевелился и потер плечо над раной. — У шестерок-то ума оказалось больше, чем у «папика». Они так очковали ко мне подходить, что минут десять спорили, кому из них к оборотню сунуться, да что потом им за мое убийство светит. Видать смекнули подонки, что Белый Волк не по их трусливым задницам добыча. Это им не малютку-магглу копам сдать, тут можно так огрести — мало не покажется.

Всю эту тираду Волчек произнес сквозь зубы, хотя я все же уловил в его словах некоторый оттенок самодовольства. Король бандитов, мать его!

— В общем пока они спорили, кому идти меня мочить, я успел слегка очухаться и рассказать Саре про портал. Сучата ничего и понять не успели, как мы уже переместились. Потом я отключился. А когда очнулся, увидел твою бледную рожу и понял, что девочка времени даром не теряла. Дальше ты знаешь.

— Сара пыталась лечить тебя. По-маггловски, конечно. Но с раной от проклятья, ей, понятное дело, бороться бесполезно, вот она меня и вызвала.

Волчек слабо улыбнулся, видимо, мысль о сариной заботе была ему приятна.

— Малышка меня всегда поражала находчивостью, — произнес он тихо, не глядя на меня. — Ума не приложу, как ей удалось связаться с тобой так быстро?

Я рассказал оборотню о пергаменте, умолчав о том, что именно Сара настояла на том, чтобы у нас с ней было «средство экстренной связи». Не хотелось давать Волчеку лишний повод для ревности. В том, что это была именно ревность, я уже не сомневался. Даже удивительно, что умный и прозорливый оборотень здесь был абсолютно слеп. Ну, какой я ему соперник, право слово?

На скрип ступеней мы оба отреагировали одинаково. Вот уж точно — звери! Или это постоянный страх быть обнаруженным сделал нас похожими?

В данном случае, правда, «боевая стойка» была лишней. В дверях стояла Сара, такая же грязная, как и вчера, при этом еще изрядно заспанная и хмурая.

— Делитесь впечатлениями? Ну-ну.

Поеживаясь от холода, Сара прошествовала к нам и, заметив в углу мятое ведро, немедленно оживилась:

— Тут есть вода?

Пока Сара пила и умывалась, мы с Волчеком хранили молчание, словно ждали, когда наконец, наша подруга соизволит обратить на нас внимание. Наконец, Сара устроилась на какой-то рухляди в углу с видом генерала, открывающего военный совет.

— Ну? Что у нас плохого? — спросила она своим неподражаемым дурковатым тоном, который, как я теперь понял, всегда использовала в моменты крайнего раздражения и неуверенности. Надо же, я тоже научился «читать» людей. Ну, по крайней мере, насчет Сары я последнее время не ошибался.

— Да все отлично, — подстраиваясь под нее, ответил я и краем уха услышал понимающее хмыканье оборотня, — за исключением трех вещей: нас ищут, окрестности кишат дементорами и Волчек скоро сдохнет. В остальном полная гармония.

— Гармония вещь недостижимая, — философски вздохнула Сара, а потом резко сменив тон спросила. — Волчек, ты как?

— Блэк удивительно точно поставил диагноз, — ответил он без улыбки. — Но до вечера дотяну. Если перекинусь, может, и до утра.

— У Блэка есть план…

— Он говорил.

— Думаешь, мальчик придет?

Над ответом на эту адресованную мне реплику я задумался. Разумеется, я уверен, что Гарри будет готов мне помочь. Но вот удастся ли ему? Я вдруг осознал, что настолько привык видеть в маленьком Поттере его отца, и потому не задумывался, а готов ли мальчик так открыто нарушать школьные запреты и рисковать, общаясь с беглым преступником чуть ли не под носом у всего Хогвартса. А что если он струсит или находчивости не хватит? Нет! Быть такого не может. Даже краткость нашей встречи с Гарри не помешала мне распознать в нем лучшие черты моего давнего друга. Разумеется, лучшие с моей точки зрения. Он такой же бесшабашный авантюрист, как и мы когда-то. И уж точно не трус. Он придет. Точка.

— Это уж моя забота, — наконец, ответил я на вопрошающие взгляды. — А вы оба лучше думайте по поводу, куда вы отправитесь дальше. Здесь опасно.

— В глухой деревне? — вырвалось у Сары.

— Хогсмид не глухая деревня, — опередил меня с ответом Волчек. — Это что-то вроде Мекки для волшебников. Здесь такой проходной двор, что выследить нас с тобой, если мы только рискнем появиться на людях, плевое дело… Опять же дементоры… Да и Блэку, — он скептически ухмыльнулся в мою сторону, — мы тут обуза.

— Ладно, не бухтите оба, — Сара даже как будто обиделась, — я и не собиралась тут оставаться… Просто, предположила. Мне в этой дыре точно делать нечего. Ваши волшебники меня, небось, с потрохами сожрут, если узнают, что в их резервацию сунулась…

Да уж! Сара весьма точна. Мне даже стало немного весело. В нарушении всех писаных и неписаных законов ты превзошел сам себя, Блэк. Надо же, маггла в Хогсмиде. Кому скажи — не поверят.

— Предлагаю затаиться на время, — оборотень даже в своем нынешнем состоянии был способен рассуждать по-деловому. — У меня есть парочка вариантов. Свяжусь с Берти… и еще кое с кем, — у оборотня на лице появилось выражение, которое в миг заставило вспомнить, кто он на самом деле. — Они недоносков из-под земли достанут. Нам с тобой, Сарита, даже зад от стула отрывать не придется.

— Уверен? — Сара тоже перешла на свой профессиональный полицейский тон. — А не твои ли парни сдали меня, а Волчек?

Оборотень грозно глянул на женщину: как бы он не относился к Хиддинг, но сомнения в личном авторитете среди «своих» он не допускал даже для нее.

— Выбрось это из головы, крошка. Между мной и моими людьми полное…хм… взаимопонимание. В противном случае, — здоровая рука сжалась в кулак, на лице хищный оскал, — у них очень короткая жизнь.

— Ладно, — мой миротворческий тон был призван разрядить обстановку, — будем надеяться, завтра вы уже будете далеко отсюда. И в безопасности, — Сара, ослица упрямая, уже было открыла рот, но я ее опередил. — Хиддинг, послушайся Волчека и меня, ну хоть раз. Не пори горячку. Пересиди. А там, чем черт не шутит, выяснится что-нибудь…

Сара внезапно улыбнулась.

— Умным стал? — сказала она безо всякого сарказма в голосе.

— У тебя учусь.

— А я у тебя: дурости и поспешности. Ладно, Волчек, ты прав, — она встала и подойдя к оборотню, решительно взяла его за руку. — Дай я тебя лучше осмотрю.

Очевидно, ему было больно, но отказать себе в удовольствии почувствовать сарину заботу, Волчек, вероятно, не мог. Он терпел ее жесткую терапию со смирением, лишь время от времени дергая губой. Потом Волчек снова заговорил, как мне показалось, исключительно с целью отвлечься от боли.

— Блэк рассказал мне про вашу переписку. Остроумно. Не думал, что мой друг Гюнтер так проникся к вам обоим симпатией. Он вообще-то скуповат, а тут надо же… добро разбазаривать начал.

— Это он перед Блэком расшаркивался, — Сара придирчиво осматривала рану на груди оборотня, а потому голос звучал несколько рассеянно. — У них старая семейная дружба, — она прищелкнула языком и недовольно покачала головой. — Воспаление началось.

— Семейная? — Волчек явно игнорировал замечания, касающиеся его самочувствия.

— Беллатиса Лестрандж моя кузина.

— Вот как? — Волчек действительно выглядел заинтересованным. — Тогда понятно, почему все охотно верят, что ты правая рука Темного Лорда. Даже удивительно, что Аптекарь вообще стал разговаривать с тобой.

— Я умею убеждать. И Сара тоже, — сказал я с нажимом на последние слова.

Хиддинг меж тем закончила издеваться на оборотнем и, снова замотав его раны, выпрямилась, придирчиво оглядывая свою работу.

— Вот ведь не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, — произнес Волчек с едва заметным облегчением в голосе: сарин осмотр его порядком измотал. — Кабы знал, что тут такое дело, ни за чтобы не поселил вас у него. И теперь сам подыхал бы в Глазго. Как ты только решилась-то, девочка, этой вещью воспользоваться?

— Да ничего я не решала, — сердито возразила Сара, — само вышло. Я про этот «телеграф-на-крови» и забыла совсем. А когда ты там в своей кровище купался, так перепсиховала, что вообще способность думать потеряла. Просто рылась в карманах и схватилась за бумажку. Он, наверно, и активировался. Руки-то у меня в твоей крови были…

Я невольно взглянул на сарины ладони. Твою мать! Врачует тут, а сама… Правая рука Хиддинг была красная, как от сильного ожога, на левой две глубокие царапины.

— Сара, что это?

Она непроизвольно спрятала покалеченные ладони за спиной, как пятилетний ребенок, которого мать упрекнула в том, что он не мыл руки перед обедом.

— Ерунда. Уже заживает, — я уже собрался решительно взять ее за руки, но она отступила на шаги заговорила тихо и сердито.

— Твое «средство связи» так же меня не приемлет, как и весь ваш магический инструментарий. Как только схватилась за бумажку, руку словно кипятком облили.

Так. Ситуация проясняется. «Глостерские воры» были, видать, парни терпеливые, раз готовы были ради мнимой секретности каждый раз подвергать себя самоистязанию. Но про свой-то «ожог» я уже и думать забыл. Что ж, Сара права: магические артефакты магглу недолюбливают. Мягко говоря.

— А что с левой?

— Это я, — ответил за нее Волчек, как мне показалось, немного виновато, — когда веревки рвал, зацепил… И прекрати смотреть на меня, как на ублюдка, Блэк. Я в новолуние не заразный, — он обратил лицо к Саре и посмотрел на нее долгим взглядом. — Все будет нормально, девочка, через неделю и следа не останется. Не бойся, волчицей не станешь.

— А что был шанс? — Сара говорила насмешливо, но я был уверен, что она все же слегка струхнула. А может, и нет. Почем ей знать о физиологии оборотней?

— Недели через две вполне реальный, — «безжалостным» тоном ответил Волчек, потом прикрыл глаза, провел по ним здоровой рукой и холодно, без эмоций добавил. — Я вообще этим не балуюсь, в отличие от некоторых извращенцев чистокровных, но пару раз обращать людей приходилось… По молодости лет. Не то чтоб я этого стыдился, но ощущения мерзкие. Особенно, когда полностью сознаешь, что делаешь. Проще уж убить.

М-да. У Волчека, оказывается, тоже принципы. Кто бы мог подумать. Гуманизм по-оборотневски. Звучит, однако!

Почти весь день мы провели в Хижине. Волчек то и дело дремал, пытаясь держаться и сохранять силы. Мы с Сарой тревожно наблюдали за ним. Сильно хотелось есть, но выйти из нашего убежища днем, когда на улицах было полно людей, мы так и не решились. Хотя у оборотня в карманах завалялись кое-какие деньги и при желании можно бы было рискнуть наведаться в лавку за снедью. Той же Саре, например. Но по молчаливому согласию мы оба сочли за лучшее лишний раз не искушать судьбу, пока еще позволяют силы. А потому весь день обманывали урчащие желудки водой из колодца, так что к вечеру и я, и Сара чувствовали себя водяными демонами, столько в нас было жидкости.

Когда солнце уже почти спустилось к горам, я, велев Саре и Волчеку вести себя тихо и ни в коем случае не высовываться, спустился в тоннель и быстро побежал к Хогвартсу. Дом Хагрида, возле которого я назначил рандеву Поттеру, находился возле леса. Это было идеальное место, чтобы скрытно дождаться Гарри и при этом не подставить крестника настолько, чтобы его заподозрили в каких-то посторонних контактах. Хотя, конечно, сама по себе поздняя прогулка была в масштабах Хогвартса серьезным нарушением, но я так привык в школьные годы наплевательски относиться к этим «глупым» запретам, что сейчас даже не чувствовал себя виноватым перед Гарри. Он ведь тоже не пай-мальчик! По крайней мере, по его собственным рассказам.

Ждал я около часа и уже начал нервничать, как вдруг ветер донес до меня знакомый запах. Я нетерпеливо высунул голову из зарослей, где прятался, и стал всматриваться, пытаясь разглядеть знакомый силуэт на фоне темнеющего неба. Однако, никого не увидел. А запах стал отчетливее. Не может же собачий нюх обманывать?

Вот ты глупец, Сириус! Все вспомнил, а об этом забыл. Как же — как же, наш самый большой секрет. Вернее, не наш, а Поттера… А теперь, стало быть, и Поттера-младшего?

Я коротко гавкнул, обнаруживая себя, и почти сразу услышал шум, словно кто-то с осторожного шага перешел на бег. Через пару секунд до меня донесся идущий из пустоты запыхавшийся шепот:

— Сириус! Ты! — Гарри торопливо скинул капюшон отцовского плаща, показав голову. — Я уже думал, ты про меня забыл. А ночью сова принесла записку. Едва конца уроков дождался…

Я тявкнул, мотнул головой, приглашая следовать за мной. Гарри кивнул, снова полностью скрылся под плащом и мы вместе быстро пошли в сторону Ивы. Я скорее чувствовал, чем слышал его осторожные шаги за спиной, а потом короткий удивленный возглас, который Гарри не удалось сдержать, когда я обездвижил дерево, нажав на нужный узел на его стволе.

Мы пролезли в тоннель и я тут же превратился. Гарри скинул плащ, бросился на меня и вцепился в одежду.

— Я так боялся, что тебя схватили, — пробормотал он мне в плечо.

Я неловко похлопал его по спине, теряясь от такой бурного выражения радости.

— Да брось. Если б схватили, «Пророк» бы уже трубил об этом. Да и дементоров бы убрали.

При слове «дементоры» Гарри немного поежился. Потом, наконец, оторвался от меня и сказал мрачно:

— Они повсюду. Даже поезд проверяли, когда мы ехали. Думаешь, они тебя не заметили?

— Если б заметили, я бы живым не ушел. Пока удается прятаться, да и собачья шкура помогает.

— Я помню, ты говорил, — кивнул он, и сразу же спросил. — А как ты узнал про это место и про Иву… ну, что ее можно успокоить?

— Мы тут прятались когда-то. С твоим отцом и…

— С Люпином?

— И с ним, и с крысой тоже. А ты, я гляжу, уже познакомился с Ремом?

— Он у нас профессор, преподает ЗОТИ.

Значит, я не ослышался вчера ночью. Хм. Рем-профессор? Неплохо и совершенно в духе Дамблдора. Вроде как и оборотню работу подкинул, а то ему поди трудновато с этим делом — вспомнился потрепанный, обнищавший Люпин на вокзале — и в тоже время приставил «своего» человека к Гарри. Умнó.

— И как он тебе? — спросил я, делая шаг вперед и приглашая Гарри идти за мной.

— Вообще-то профессор Люпин мне нравится, — немного смущенно ответил он, пытаясь подстроиться под мой шаг и идти рядом, что в низком тоннеле удавалось с трудом, — он много знает, не придирается, как… некоторые. Обещал научить меня защищаться от дементоров.

Я присвистнул. А Рем — оригинал. Патронус в тринадцать лет? Это мощно. Впрочем, научился же Джеймс анимагии в неполных шестнадцать, так почему бы его сыну не быть таким же способным.

— А куда мы идем?

— В Хогсмид, — Гарри даже рот открыл, забавно было наблюдать его изумление. То ли еще будет, малыш! — Ты про Воющую хижину слышал?

Гарри кивнул.

— Нас еще не пускали в Хогсмид, но старшекурсники болтают… Там что, правда живут привидения?

— Все привидения повзрослели и разбежались кто куда, — улыбнулся я и быстро прояснил мальчишке ситуацию. Пусть гордиться! Не знаю, правда, есть ли чем?

За разговором мы и не заметили, как тоннель почти закончился. Я ловил себя на том, что в присутствии Гарри мне стало настолько легче, что я умудрился не заразить крестника своим упадническим настроением. Мальчик явно воспринимал нашу встречу, как какое-то увлекательное приключение, даже стало жаль разрушать эту иллюзию.

— Гарри, — я остановился и, удержав его за плечо, тоже принудил замедлить шаг, — я очень рад тебя видеть и хотел бы ограничиться этим заявлением. Но — увы — позвал я тебя не только из-за этого. Твоя помощь нужна… вернее, твоя палочка.

При этих словах мальчик вздрогнул и даже немного помрачнел. Прости, меня, идиота бестактного, Гарри!

— Вот как? — он, должно быть, инстинктивно сунул руку в карман.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Это для… друга.

И предваряя вопросы я рассказал про Волчека, его ранения и наши с Сарой бесплодные попытки его вылечить.

— А без этого бы не пришел?

Я тяжело вздохнул. Эх, маленькие детки и их маленькие проблемки. Что значит все зло мира, если человек, которому ты веришь, вдруг не оправдывает твоих ожиданий? Подумал и устыдился. Так-так, Сириус, что это ты? Старикашкой мудрым заделался? Сам-то поди такой же был…

— Конечно, пришел бы. У меня роднее тебя, Гарри, теперь никого не осталось. Я к тебе собирался, как только вчера в Хогсмид прибежал. Только Сара с Волчеком очень уж некстати влипли, пришлось выручать. Я ведь у них в некотором смысле в долгу…

Гарри оттаял: видно, вспомнил и оборотня, и инспекторшу. Он, похоже, парень сердобольный. Это матушкино, как пить дать. Лили, хоть и праведница была, каких свет не видывал, всегда на выручку бросалась, очертя голову. Да и Джеймс тоже. Вспомнить хотя б того же Снейпа. Ведь спас его… Забавно, что я это вспомнил именно здесь…

— Они в Хижине? — спросил крестник, отвлекая меня от душещипательных воспоминаний.

— Идем, сейчас сам все увидишь.

Волчек лежал на полу, смежив веки, и тяжело дышал. Повязки опять сочились кровью. Сарину макушку было едва видно из-за кровати: она стояла на коленях возле оборотня, но прикасаться к ранам не рисковала. Когда мы вошли, она высунулась, коротко взглянула на нас и снова склонилась к Волчеку.

— У него жар, Блэк! — Сара коснулась побледневшего лба оборотня. Рука немного дрожала.

— Так и должно быть, — я старался придать своему голосу самый что ни на есть «целительский» тон. Меня он всегда поражал: вроде о жутких вещах говорят, а звучит ни дать, ни взять — лекция для студентов. Теперь я понял смысл.

— Думаешь еще не поздно? По мне, так натуральное заражение крови.

— В целом ты права, но это «магическое» заражение. Если его снять, Волчек считай здоров. Организм оборотня доделает остальное.

Все это я говорил и словно слышал себя со стороны. Надо было сосредоточится. Где-то на краю сознания противно вякал внутренний паникер: «А если не удастся? Если разучился или чужая палочка слушаться не станет?». Я задушил эти крамольные мысли в зародыше и обернулся к Гарри. Тот, расширив глаза, глядел на могучее тело оборотня, приобретшее болезненный землистый оттенок.

— Жутковато?

Гарри потряс головой. Или соглашался, или просто пытался сбросить оцепенение от увиденного.

— Что с ним?

— Темное проклятье. Зелья приостановили действие, но теперь начался рецидив, так что… нужна палочка.

Он кивнул, торопливо полез в карман и протянул мне свою палочку. В последний момент рука, правда, дрогнула. Что ж, понимаю. Отдать свою палочку, это как полруки отрезать.

— Верну, не сомневайся.

— Не сомневаюсь, — похоже ему стало немного стыдно.

— А я сомневаюсь! — раздалось у меня за спиной.

Господь всемогущий! Я не слышал этот голос пятнадцать лет. Но мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать говорившего. И тем не менее я сделал это, ведомый какой-то извращенной формой любопытства. На пороге стоял высокий, почти с меня ростом, худой волшебник в самой что ни на есть угрожающей позе.

Гарри от неожиданности выронил палочку и прошептал внезапно осипшим голосом:

— Профессор Снейп.

— Отойдите от Блэка, Поттер. И подберите палочку. Живо.

Гарри быстро, даже машинально выполнил его указание, но потом вдруг остановился.

— Профессор, это не то, что вы думаете, я могу…

— Замолчите, Поттер.

— Но профессор… — в словах Гарри сквозило раздражение, но оно не шло ни в какое сравнение с бешенством в голосе моего давнего школьного «приятеля», когда он заорал:

— Выполняйте немедленно, если не хотите пойти под суд, как его сообщник!

Итак, Нюниус не изменился. О! Да. Он все такой же источающий злобу истерик, каким я его помню. И в то же время, передо мной стоял не измученный внутренними демонами и нашими — порой весьма жестокими — насмешками школьный аутсайдер. Снейп стал жестче, его взгляд обрел непроницаемость и… да черт возьми… в нем была сила, скрытая и оттого не менее опасная. Если бы пятнадцать лет назад мне кто-нибудь заикнулся, что я буду испытывать робость перед слизеринским гаденышем, я бы счел это забавной шуткой, но теперь это, увы, было более, чем реальностью.

Такие невеселые мысли пронеслись у меня в голове со скоростью шаровой молнии. Волна злости на себя за это «мгновение страха» накатила с такой силой, что все разумное и логичное, что еще было в моем мозгу, оказалось смыто оттуда, как прибрежная трава в половодье. Я не видел, но мог догадаться, как стекленеет мой взгляд, как на лице появляется оскал голодного животного, которого дразнят куском мяса. Пальцы невольно сложились для удара и только голос оставался спокоен, но лишь потому, что соперничать в истеричности с этим мудаком было омерзительно.

— Здравствуй, Северус! Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Отчего же, — ядовито поинтересовался он, держа меня на прицеле своей палочки, — не ты ли сам рассказал мне об этом месте? Или забыл?

— Ну как же, помню. Хотя надеялся, что одного раза будет достаточно, чтобы отучить тебя совать свой длинный нос, куда не следует.

Мой внутренний голос вопил, что я дразню… змею. Да! Именно змею. Снейп был гаденышем, а вырос в отменного гада. Опасного гада. Но слова сами вылетали из моего рта уже почти бесконтрольно.

— Решил выслужиться или денег подзаработать? Мне тут кое-кто говорил, что я дорого стою.

Сириус, твои насмешки — это юмор висельника. Я краем глаза видел, как расширились от изумления глаза Гарри. Он не отходил от меня, несмотря на прямой приказ, но мысль поднять палочку на взрослого волшебника и профессора, похоже, даже не приходила ему в голову. Все-таки в твоем крестнике, Блэк, больше здравомыслия, чем в тебе.

Снейпа моя реплика, разумеется, вывела из себя. Это я понял по неуловимо изменившемуся лицу, хотя он и пытался сдержаться. Все же я слишком хорошо его знал.

— Моя радость от созерцания того, как тебя поцелует дементор, стоит дороже, — процедил Снейп сквозь зубы.

— Профессор Снейп, — опять вмешался Гарри голосом полным отвращения, — вы не можете…

— Я велел вам молчать, Поттер, — шикнул на него Снейп, но Гарри уже не слушал, он просто кричал:

— … не можете отдать им невиновного! Это… подло. Оттого, что Блэк подшутил над вами в школе, вы готовы дать дементорам его прикончить.

Снейп похоже несколько опешил от такого нахальства и напора, поскольку на секунду отвлекся от меня и устремил взгляд на Гарри.

— Вы неблагодарный щенок, Поттер, — заговорил он шипящим голосом спустя секунду, — я спасаю вашу шкуру. И не в первый раз. Блэк прикончил ваших родителей и явился за вами, пустоголовый вы идиот.

И тут случилось сразу несколько событий. Я, воспользовавшись тем, что Снейп сосредоточен на Гарри, попытался его нейтрализовать. Напрасно. Гаденыш среагировал молниеносно. Я даже не понял, что за заклятье полетело в меня. Гарри тоже вскинул палочку, но его скорость уступала снейповой. Разоружающее опоздало: за какие-то доли секунды до того? как оно достигло цели, Снейп со вскриком боли выпустил палочку и схватился за правую руку. Все происходило столь стремительно, что даже возникла иллюзия, будто звук не поспевал за картинкой, как в плохом маггловском кино. По крайней мере, громкий хлопок, который достиг, наконец, моего слуха, явно запаздывал и был последним в цепочке событий. И этот звук был… выстрелом.

— Ни с места! Или пуля в лоб, парень.

Вряд ли эти слова пугают или удивляют Снейпа больше, чем вид невысокой измазанной пылью женщины, направляющей дуло пистолета ему между глаз.

«А ведь Сара сможет!»

С этой мыслью поднимаюсь на ноги у стены, куда меня отшвырнуло заклятьем. Обычным Оглушающим. Снейп гуманен. Зная его темномагический багаж, я удивлен, что Нюниус не приложил меня чем-нибудь поинтереснее.

Так, что тут у нас? Палочка Снейпа. Ну что ж, милейший, вот мы и поменялись ролями. Какое же, однако, искушение. Думаю, мое лицо отражает весь спектр моих чувств, среди которых доминирует мстительное торжество. Угостить гада чем-нибудь поядренее из его же собственной палочки? Уж он-то на моем месте не сомневался бы… Только это меня и удерживает. Пока удерживает.

— Не делай глупостей, Блэк! — голос звучит, как приказ.

Ха! И это говорит женщина, которая держит человека на мушке и грозится раскроить ему череп? Браво, Сара.

— Ты приволок магглу, Блэк? — Снейп не говорит, он просто выплевывает слова. Но надо отдать ему должное: урод хоть и оценил угрозу, но от его потрясения и растерянности не осталось и следа. — Я думал, пасть ниже, чем ты это уже сделал, невозможно. Я ошибался.

Сара глядит на Снейпа, ни на секунду не выпуская из поля зрения его руки.

— Время уходит, — даже не сразу понимаю, кому адресована реплика. Потом догадываюсь: мне. — Нужно помочь Волчеку. А с этим, — дуло пистолета слегка дергается, указывая на Снейпа, — я разберусь.

— Нет.

Прости, девочка, но я знаю, о чем говорю. Нюнчик всегда был полон сюрпризов, а теперь и вовсе опасен, даже безоружный.

Снейпова палочка все еще у меня в руках. Слава богу, она меня слушается. Не так, как родная, конечно, но для гаденыша сойдет. Магические путы, и покрепче! Отлично: Снейп на время нейтрализован. Разбираться будем потом, а сейчас главная задача — Волчек.

Оборотень совсем плох. Лицо потеряло все краски, а жар, исходящий от тела, я ощущаю, даже не прикасаясь. Разматываю бинты. Так и есть: обе раны сильно кровоточат. Накатывает паника. Что если опоздали? Если Волчек сдохнет, клянусь, я прикончу гниду Снейпа. На подмогу, правда, приходит здравый смысл: наша перебранка со слизеринским гадом заняла не многим более пяти-семи минут, что еще вовсе не критично.

Сосредоточиться! Мобилизовать силы. И…

— У тебя нет шансов, Блэк. Тем более чужой палочкой.

Боже мой! Какой тон. Да ты, Нюнчик, не профессор. Ты академик. Считаешь себя умнее всех, мерзкая рожа?

От едва сдерживаемого гнева меня трясет. Плохо. Плохо, Сириус. Давай, начинай уже. Хватит мяться, как девица!

Начинаю читать заклинания, выковыривая их из глубин памяти, как камни из вязкой глины. Память отдает их неохотно. В голове, в руках нарастает напряжение. Поток магической энергии, словно собираясь из мельчайших корпускулов, стекается к кончикам пальцев и дальше по полированному дереву и волшебной сердцевине палочки медленно сползает к самому ее концу. Я вижу внутренним зрением, как сопротивляется враждебная, тлетворная субстанция этому магическому потоку, как сталкиваются они где-то на границе зримого и незримого. И наконец, морок отступает, бежит, растворяется в окружающем воздухе, оставив позади себя шлейф боли, который кроме меня сейчас не чувствует никто.

Я отступаю. Закрываю глаза. Получилось.

— Всё!

Они все смотрят на меня. Я усмехаюсь: «весь вечер на арене Сириус Блэк». Встречаюсь взглядом со Снейпом. Там мимолетное удивление и потом снова — непроницаемый мрак. Что ж, задача номер один выполнена, а теперь вторая, будь она проклята.

— Что же мне с тобой делать, Нюниус? — в моем голосе издевка, я даже не стараюсь ее скрыть. Краем глаза ловлю осуждающий взгляд Сары и недоумевающий — Гарри.

— Можешь убить, — холодный голос, ровный «профессорский» тон, но он тут же ломается на дьявольский сарказм. — Или кишка тонка, Блэк?

— Не хочу руки о тебя марать, — говорю и четко осознаю: а ведь я и вправду не могу его убить.

Теперь мне это ясно, как божий день. Проклясть, подвесить вверх ногами, как в детстве, врезать прямо по ухмыляющейся харе, но не убить. Я не трус. Я слишком человек. И Снейп это понимает, вижу по его лицу, что понимает: в темных глазах торжество. Ничто теперь не мешает играть по его правилам.

— Придется выбирать, Блэк. Или новое пятно на твоих и без того не слишком чистых руках или поцелуй… дементора. Они давно этого ждут…

— Сириус, не надо! — Гарри бросается между мною и Снейпом, почти правильно истолковав мой оскал и звериный рык. — Не убивай его. Давай пойдем к профессору Дамблдору… Он поверит, что ты невиновен. Только не убивай.

— Поттер, ваши геройствования ни к чему, — голос ядовит и презрителен. Интересно, он вообще умеет по-иному? — Разве вы не видите, что наш благородный Блэк не станет убивать безоружного.

Дразнишь, Нюниус? Провоцируешь? А что, если я решусь. Или тебе не страшно? Он смотрит мне прямо в глаза. Там насмешка, мол, трусишь Блэк. Бешенство накатывает с новой силой. Он обыгрывает меня, опять идет впереди на полшага, на шаг. Проклятье!

— А если стану? — от того как мой голос становится совершенно «снейповским», мне делается не по себе. — Не ты ли называешь меня убийцей? Дементорам сдать грозишься…

— Не надо, Сириус… — Гарри уже умоляет. Но одновременно раздается голос, который отрезвляет, как ушат холодной воды.

— Переигрываешь, Блэк, — Сара стоит у стены, сложив руки на груди. Ее взгляд устремлен прямо на меня. Очень сердитый взгляд. — Этот человек блефует, разве ты не видишь?

Снейп ожигает Сару взглядом, но маггла ему неинтересна, поэтому он опять сосредоточен на мне. Холоден, даже надменен. Удивительно, как он умудряется создавать такое впечатление в полу-лежачем положении с веревками на теле.

— Это так, Снейп?

— Вижу, тебе очень хочется в это верить. Месть сладка. Я надеялся, что именно мне посчастливится поймать тебя.

— Профессор Снейп, но он же…

— Молчите Поттер, — от окрика вздрагиваю даже я, — не говорите того, чего не в состоянии понять.

— Я не стану молчать! — Гарри срывается на крик, кидается к Снейпу разве что не с кулаками. Эх, зацепило же тебя, милый крестник! — Вы будете последним мерзавцем, если сдадите дементорам невиновного. А он невиновен… Вы даже выслушать его не хотите.

Лицо Снейпа белеет от гнева. Ну, конечно. Студент, да на профессора! Авторитет рушится? Ба! Сириус, неужели вмешательство Гарри, наконец, привело тебя в чувство. Ты стал способен на шутки. Ну что ж, пора поговорить по-деловому.

— Не надо, Гарри. Это и правда, наше с твоим профессором дело. Не так ли, Северус?

Черная бровь изгибается, усмешка, появляющаяся на лице, не предвещает ничего хорошего.

— Неужто Блэк набрался ума. Интересно, где? В Азкабане?

— Не дразни меня, Снейп.

— Дразнить? Нет, Блэк. Это по твоей части… — что-то подсказывает мне, что таким образом мы можем препираться много часов. Школьный навык, мать его!

— Ну, довольно, — боковым зрением вижу, как Сара одобрительно кивает и одновременно прикладывает к губам палец. Это для Гарри. Правильно, друзья, не вмешивайтесь. Ведь то, что я собираюсь предложить Снейпу, вам вряд ли понравится. — Давай так: ты отводишь меня в Замок, а им, — взмах руки в сторону Сары и Волчека, — даешь уйти. Как тебе вариант?

Или я спятил, или Снейп потрясен. Впрочем, то, что Нюниус считает меня последней падалью, вовсе не тайна. Но не думает же он, что я трус. Или думает?

— В Замок? А может сразу в аврорат, Блэк?

О! Вот это что-то новенькое. Стало быть, дементоры уже не актуальны? Что ж, в наших «переговорах» явный прогресс.

— И что тебе это даст? Хочешь орден получить? Впрочем… пусть будет аврорат. Только, если перед этим ты проводишь туда Дамблдора.

— Думаешь, он поверит твоему вранью? — шипит, как змея. Черт! А ведь я еще не сказал ни слова… И уже вранье? Ты поспешен, старина Снейп.

— Это уже мое дело.

— Ты глупец, Блэк. Что нового ты хочешь поведать Дамблдору? Что не передавал своего дружка?

— Что?! Что ты сейчас сказал? — у меня чувство, будто я только что упал с метлы. Снейп, по прежнему связанный, темным кулем лежащий на полу, смотрит на меня с такой дьявольской усмешкой, что темная злоба опять едва не затопляет меня. Выходит, он знал!

— Я не сказал ничего сверхъественного. Всего лишь то, что у тебя минимум мозгов, зато вдоволь самомнения. Это так по-блэковски. Разумеется, и мне, и Дамблдору, известно, кто был истинным предателем.

Моему терпению есть предел. Бросаюсь к нему. Хватаю за полы мантии и рывком поднимаю мерзавца на уровень глаз. Слышу недовольное шипение Сары, но мне уже не до ее игр в дипломатию. Я хочу знать.

— Говори, — рычу я. — Как давно ты знаешь?

В ответ холодный презрительный взгляд. И ненависть такой силы, что способна отравлять не хуже яда. И, по контрасту, тихий, словно усталый голос:

— Почти сразу после ее… их смерти. Доволен?

— Вы! Знали, — Гарри не выдерживает, подается вперед. Господи, я совсем забыл про него. Каким же чудовищем кажется ему Снейп. — И ничего не сказали, чтобы его спасти. Вы… вы просто монстр.

Он оборачивается. Теперь ненависть Снейпа наползает и на мальчика, как темная туча.

— Вот как? Монстр. А кто же тогда он? — от кивка в мою сторону волосы, как плети бьют его по лицу, попадают в рот, он со злость выплевывает их и продолжает. — Я скажу тебе, кто он. Недалекий самодовольный идиот. Твой любезный крестный считал себя умнее всех, умнее Дамблдора. Он решил перехитрить Темного лорда и сам… слышишь, Поттер… сам преподнес твоих родителей ему на блюдечке. А все потому, — он снова почти кричит, — что он Блэк, и ему никто не указ.

Гарри отшатывается от него, в глазах лихорадочный огонь:

— Но вы могли бы остановить… предупредить.

— Вы что, не слышите меня, Поттер! Впрочем, вы такой же как они, как ваш отец и Блэк. Заносчивый, самовлюбленный дурак, не видящий дальше собственного носа.

— Оставь мальчика в покое…

— Оставить в покое? — орет он мне в лицо. — И это говоришь мне ты, который должен был сгнить в Азкабане за свой идиотизм! Мало того, что ты сам снабдил предателя ценной информацией, так еще и убил его, лишив себя единственного свидетеля. Это ли не глупость?!

Сказать, что я потрясен, это ничего не сказать. Снейп досадует на то, что я убил крысу? В голове не укладывается. Он что? Сочувствует мне… Бред. Бред больного. Я смотрю ему прямо в глаза, но он отводит их, как будто только что сболтнул лишнее и теперь жалеет об этом.

Что ж, пусть я дурак, пусть иду на риск, но я должен проверить… Отпускаю его, он прислоняется к стене, глядя перед собой. Рядом, затаив дыхание, стоит Гарри. Его расширившиеся от удивления глаза, перебегают от меня к Снейпу и обратно.

Взмах палочкой и веревки, опутывающие Снейпа, исчезают. Еще взмах и пробитая сариной пулей рука перестает кровоточить.

— Он жив, Снейп. Я никого не убивал.

В темных глазах недоверие. Только мелькнуло и снова исчезло…

— Как благородно, — растирает запястья, — по-блэковски широкий жест. Может, и палочку вернешь?

— Подожду пока. Ты ведь не веришь мне, а Снейп?

— Ну почему же, вполне в твоем стиле. Начать и не доделать дело до конца, — рот кривится в усмешке, и мне приходит в голову, что мое так называемое благородство ему совсем не по душе. Нюниус так привык презирать «мерзавца Блэка», что этот новый Блэк ставит его в тупик. Или это все мои домыслы? Все-таки гад есть гад. А я то «простофиля»…

— Так ты согласен на сделку?

— Я не желаю иметь с тобой никаких дел, Блэк. Пусть решает Дамблдор. Но если ты вздумаешь сбежать, я лично вызову дементоров. Поверь, рука не дрогнет.

И я ему верю.

Уже когда мы шли по тоннелю в Замок — впереди Снейп, следом я с его палочкой (мало ли что) и Гарри в арьергарде — я задал ему еще один интересующий меня вопрос.

— Как ты выследил меня?

— Благодаря все той же глупости, — был ответ, а потом после паузы «милостливое» пояснение, — твоей и… — гнусный смешок, — вашей, Поттер. Вы потеряли?

Он порылся в кармане и через плечо кинул мне смятый листок. Я машинально поймал и развернул. Это была моя записка Гарри. Черт!

Я покачал головой и обернулся к мальчику. Гарри сжался и выглядел таким виноватым и подавленным, что у меня не достало сил сердиться на него. Что ж, может это и к лучшему. Я не ожидал такого форсированного развития событий, но ведь все по-прежнему идет по плану. Лишь бы Дамблдор согласился меня выслушать.

— Вы следили за мной? — вопрос Гарри предназначался Снейпу, но тот не удостоил его ответом. Пришлось мне.

— Вероятно, твой многомудрый профессор догадался и наблюдал за Ивой. Он ведь знает наперед все наши шаги. Когда я обездвижил дерево, он все понял.

— Наконец-то ты начал хоть изредка думать головой, Блэк. Жаль, что поздно.

В Замке Снейп сразу же отослал Гарри в гриффиндорскую башню. Крестник, видимо, не рискнул возражать и опрометью бросился наверх. Мы же шли по гулким коридорам Хогвартса в полном молчании и я так и не мог сообразить, кто кого конвоирует: Снейп меня или я Снейпа. Наконец, мы достигли цели.

— Прошу, — издевательски любезно бросил мой спутник, когда по сказанному им паролю, (как всегда дурацкому «дамблдоровскому») отворилась дверь и пришла в движение лестница. В кабинет директора я входил с трепетом. Все-таки авторитет есть авторитет, его не могли вытравить из моего нутра ни возраст, ни тюрьма.

Профессор сидел за столом и при нашем появлении встал, наверно, от удивления. По крайней мере, ничем другим он его не выразил.

— Проходи, Северус! И ты тоже… Сириус. Неожиданная встреча?

Снейп кивнул. Я, взглянув на него, тоже. А что я должен был сказать? По-моему и так все ясно без лишних слов.

— Блэк желает говорить с вами, профессор, — холодно изрек Снейп, слегка поморщившись. Видимо, мысль, что он помогает ненавистному «мародеру» была ему по-прежнему отвратительна.

Дамблдор указал мне на стул, и его «присаживайся, Сириус» звучало так, словно я зашел к нему с дружеским визитом. Хорошо, чаю не предложил. А то бы я решил, что старик чокнулся на ответственном посту.

— Итак, мистер Блэк, о чем же вы хотели говорить?

Возникла пауза, ибо я понял, что в момент утратил все свое красноречие. Признаться, совсем не так представлял эту нашу встречу. Я мыслил себя триумфатором, схватившим крысу, и уже с этим «железным» аргументом в руках преподносящим на суд ошеломленного Дамблдора доказательства своей невиновности. Но теперь… теперь был ошеломлен я сам. Да что там, я был просто растерян, убит новым знанием: они всё знали и ничего не предприняли.

— Снейп сказал: вы в курсе, что я не предавал Джеймса? — сказал и сразу понял, что Дамблдор ожидал этого вопроса. С его точки зрения, вероятно, я вел себя именно так, как и должен был поступать известный ему Сириус Блэк. Прямо с порога — и с обвинениями.

Дамблдор ответил ровно, без гнева и оправдания:

— Увы, я узнал об этом после того, как трагедия уже произошла.

— Но вы продолжали делать вид, что верите в мое предательство и вслед за вами остальные…

Я уловил скептический смешок Снейпа, но даже не удостоил гаденыша взглядом, сверля глазами Дамблдора. Я вел себя как глупый мальчишка, но остановиться было выше сил. Слишком долго этот вопрос терзал меня, чтобы так просто отказаться от возможности получить ответ на него.

— Ты считаешь, Сириус, что мое вмешательство изменило бы твою судьбу? Ты поторопился со своей местью. К великому моему сожалению, я двенадцать лет назад совсем упустил из виду твой горячий нрав и искреннюю преданность Джеймсу. Не было и дня, чтобы я не сожалел об этом. Убийство даже из мести, Сириус, есть убийство. И тут я был бессилен что-либо предпринять.

Вот так, Сириус! Мол, сам дурак, а мы тут мимо проходили. И ведь он прав, черт возьми. Ох, как прав. Ты, Блэк, всегда бросался в пекло, отключив мозги. И результат налицо. Как это, однако, любезно со стороны директора напомнить мне об этом.

Ну, хорошо. Я идиот. Признаю. Но вы-то… вы-то, профессор. Вы же поборник справедливости. Почему вы заставили всех думать, что Блэк негодяй, Пожиратель смерти, убийца Поттеров, даже если считали, что мое заключение в Азкабан — заслуженно.

Я задал ему этот вопрос, в более мягких выражениях, конечно. В смысле: я очень старался говорить вежливо… Как уж получилось.

— Но разве ты сам отрицал это? — был ответ.

Проклятье! Подловили, профессор. Мне наш разговор нравился все меньше и меньше. Очень уж напоминал он завуалированный поединок. Да только не соперник я тут нашему уважаемому директору. Он в латах и с копьем, а я в тряпье и с деревянной палкой… Никаких шансов, Блэк. Абсолютно.

Так может, пора прекратить истерику и перейти к делу? Как там говорила Сара: «железная логика, никаких эмоций». Да уж, отступил я от твоих заветов, милая. Как бы мне не поплатиться за это.

И вот, когда я уже готов был рассказать — уже, посчитай, третий раз, пора выучить наизусть — историю моих злоключений, за входной дверью послышался шум, топот ног и голоса. Дверь распахнулась, в кабинет стремительным шагом вошла высокая, прямая как стрела… профессор МакГонагалл.

— Альбус, — начала она буквально от порога, — это может быть очень…важно.

Последнее слово МакГонагалл произнесла на автомате, в то время как ее всегда строгое и малоэмоциональное лицо на секунду исказилось от изумления. Она узнала меня.

— Святые угодники! — в голосе профессора и декана даже прорезался шотландский акцент. Впрочем, она весьма оперативно преобразилась обратно в ту Минерву МакГонагалл, которую я помнил со школьных лет. Поджатые губы, скупые движения, ровный голос. Профессор обернулась к двери и сделала рукой манящий жест.

— Мистер Поттер войдите, не стойте в дверях. И вы, мистер Уизли, тоже.

О! Наша пьеса становится все интереснее. Двое новых персонажей, немного робея — кабинет директора все же — шагнули на сцену. Я про себя усмехнулся. А крестник-то у меня не промах! Когда он на всех парах кинулся в свою башню, я грешным делом подумал: мол, струхнул малец, с кем не бывает. И то правда, старина Снейп был так грозен… Гарри ведь только и трясется, как бы его из школы не поперли, не мудрено, что испугался исключения. Проступок-то серьезный. Эх, опять ты просчитался, Блэк. Права Хиддинг: психолог из меня хреновый.

И вот сейчас Гарри стоял перед взрослыми со смесью робости и решимости на лице, готовый отстаивать правду, хоть с оружием в руках, хоть с… крысой? Вот это номер!

— Мистер Уизли, покажите, пожалуйста вашу… вашего питомца, — МакГонагалл, уловив одобрительный кивок директора, слегка подтолкнула рыжеволосого мальчишку на середину комнаты. Руки у юного Уизли были в крови. Питерова работа? Не мудрено. Я почувствовал, как на лицо наползает хищный оскал. Ну, здравствуй старый друг!

— Мистер Поттер утверждает, что это животное анимаг, — тем временем вещала МакГонагалл.

Вот ведь молодец крестник! И как удачно выбрал «парламентера»… Женщина-кошка, если и не поверила с первых слов, то уж почувствовать что-то должна была, как пить дать. Конечно, законопослушание и кристальная честность моего бывшего декана, наверняка, кричат караул. Все-таки незаконная анимагия — это вам не ерунда какая-нибудь, преступление. Но если она притащила мальчишек к директору, значит где-то в глубине души верит им. Рациональная мадам МакГонагалл никогда ничего не совершает опрометчиво.

— Я подтверждаю это, — сказал я, жадно пожирая глазами Питера. Только б не сбежал, гнида!

— Это легко проверить, — встрял Снейп, стрельнув в меня злобным взглядом. — Если Блэк соизволит, наконец, вернуть мне палочку…

Черт! А я уже и забыл.

— Лови, — сказал с усмешкой, бросая ему инструмент. Наплевать, что на меня грозно смотрели два моих бывших профессора. Развязка была близка и я чувствовал себя окрыленным. Ты все-таки выпутаешься из передряги, Сириус. Уж не оплошай.

Опять открылась дверь. Представление «маленького волшебного балагана» продолжается? Сцена третья: те же и… оборотень.

Рем Люпин в обществе маленькой кудрявой гарриной подружки, виденной мною на вокзале, шагнул в кабинет директора и застыл соляным столпом. Мелодрама, мать ее! Я опять боролся с истерическим смехом…

Много позже я узнал, что же произошло в действительности. Разумеется, от Гарри. Оказывается, мой крестник так твердо решил, что справедливость должна таки восторжествовать, что после бегства от Снейпа ринулся прямиком в свою спальню, где квартировал вместе с мальчишкой Уизли, и потребовал у того немедленно предъявить крысу. Надо ли говорить, что ему не поверили. Рыжий друг был еще поупрямей Гарри. Пока они препирались, пока Гарри доказывал, что он не спятил, Питер смекнул что к чему и решил «сделать ноги». Парни ринулись ловить маленького паршивца, но крыса была слишком быстрой. Гарри потом говорил, что у него чуть сердце в пятки не ушло, когда он понял, что тварь сбежала и он, похоже, провалил все дело. Но в это время на поле битвы пеших бойцов уже сменила «кавалерия» в лице кота, завербованного мной еще в Лондоне, а также его хозяйки, которая, как я понял из путанных гарриных речей, была у парней кем-то вроде военного советника. Рыжему Живоглоту — во имечко-то — была отдана команда «фас», хоть он, похоже, в ней не и нуждался. И мой «спецагент» не подкачал. Крыса была изловлена и принесена пред очи хозяйки довольно скоро. Однако, трое поборников справедливости в своей охоте на анимага-убийцу не учли одного обстоятельства. И это обстоятельство наткнулось на них в коридоре, аккурат когда Гарри со товарищи намеревались нести свой трофей в кабинет Дамблдора, ибо крестник был твердо намерен довести дело до конца. Мистер Филч торжествовал: отловить нарушителей режима на месте преступления всегда было для смотрителя настоящим призом за бдительность. А тут трое, а в числе них сам Поттер, на которого старина Аргус имел зуб еще заочно, за отцовские проделки, надо полагать. Впрочем, крестник и сам был, что называется, «не без греха». Словом, Филч, фигурально выражаясь, за уши оттащил «хулиганов» к их декану. На мое и гаррино счастье МакГонагалл была, как и все дамы почтенного возраста, любительницей почитать на ночь. За этим занятием ее и застала компания из трех детей, кота и лучащегося счастьем школьного смотрителя. Питер, поняв, что конкретно запахло разоблачением, начал дико извиваться, искусал мальчишку Уизли и тем косвенно себя выдал. МакГонагалл, может, и не до конца поверила сбивчивому рассказу детей, но ее знаменитое на весь Хогвартс стремление «всегда и во всем разобраться и добыть правду» спасло положение. В этом профессор была, без сомнения, стопроцентной гриффиндоркой. И я благодарен ей за это. Девочку, как наиболее ответственную, отправили звать Люпина. Свидетель все-таки. А Гарри и его друга Рона МакГонагалл самолично отконвоировала к Дамблдору. И во время, черт побери! Очень вовремя.

Пока же я ничего этого не знал и счел появление всех действующих лиц нашей драмы настоящим знамением. Значит, время пришло. Я встал, не обращая внимания на дернувшегося было мне наперерез Снейпа, и подошел к немного испуганному Рону Уизли.

— Дай мне Питера, мальчик, — голос мой от волнения звучал жутковато.

— Это не Питер, это Короста, — он ответил машинально, но крысу все же протянул.

Крыса извивалась в моих руках, но когда я, оскалившись, глянул ей (или теперь все-таки ему) в глаза, обреченно затихла, словно смирившись с поражением.

Как же долго я ждал этого момента. Мне даже почудилось на миг, что мы с ним остались в комнате одни. Я не слышал звуков, люди казались мне размытыми пятнами, четкость обрели лишь мои руки и крыса с рваным ухом и оторванным когтем, которая уже больше не вырывалась их них.

Первым звуком, вернувшимся ко мне, был голос Рема.

— Быть не может! Питер…

Я не отрывал глаз от крысы. Но даже не глядя на Люпина, знал, что он хмурится, недоумевая, сжимает и разжимает пальцы, как делал это всегда, когда нервничал…

— Может, Ремус, может. Он так умело водил всех за нос эти годы… Но нас-то с тобой не обмануть. Помоги мне разоблачить его.

Я повернул голову в его сторону. Открытый взгляд Рема выражал целую гамму чувств: сомнение, вину, потрясение и… решимость. Да! Он ведь тоже один из нас, мародеров.

В этот миг крыса, почувствовав, как хватка моя ослабела, резко дернулась, вонзила зубы в ладонь, а когда я невольно разжал пальцы, шлепнулась на пол и бросилась наутек. Чертов Петтигрю, неужели даже здесь надеется улизнуть?

Рем вскинул палочку, но его заклятье опоздало лишь на долю секунды. Крыса ринулась к двери, но буквально в дюйме от нее была схвачена в плен белого света. Сверкающий луч протянулся к зверю, заставляя его подняться над полом и завертеться в воздухе. Тело начало расти, линялая шерсть исчезла, уступая место потрепанной одежде и обвисшей коже. Питер Петтигрю рухнул на колени и закрыл голову руками, словно ожидая удара.

— Ты опять чуть не упустил его, Блэк! — произнес жестким презрительным голосом Снейп, опуская палочку.

После превращения Питера в кабинете директора началось форменное светопреставление. Заговорили все разом. Ахи, охи, недоуменные восклицания, требования немедленно вызвать авроров смешались в один беспорядочны гам, среди которого только мы двое — Снейп и я — хранили молчание, обмениваясь странными взглядами. Когда-то мы стояли по разные стороны баррикад, ненавидели друг друга… Впрочем, я и сейчас не стал бы употреблять эти глаголы в прошедшем времени. Но что-то неуловимо изменилось. Нет! Я не строил иллюзий, что мы сможем забыть все то, что успели наговорить друг другу за прошедшие годы, просто понял, что отныне не смогу произнести привычное «Нюниус» с прежним удовольствием. Это осознание давалось мне с трудом, и ему, вероятно, тоже. Хотя, черт его разберет. О чем думает Снейп, мне не понять никогда.

— Благодарю! — матушке этот мой голос пришелся бы по душе, так по-блэковски надменно он звучал.

Он отвернулся и что-то тихо сказал Дамблдору. Тот кивнул. Не обращая внимания на суету, Снейп прошествовал к двери, буквально разрезая воздух полами мантии, и скрылся за дверью. Пошел горе заливать, что без ордена остался? От привычного ерничанья стало скверно. Да что с тобой, Блэк? Какого хрена ты так раскис. Ты свободен… ну или почти свободен.

— Думаю, следует поставить в известность министра, — вознесся над шумом голос Дамблдора. Долго же он хранил молчание. Даже удивительно, что наш всемогущий директор на время самоустранился. Все тут же притихли. Дамблдор долго пристально смотрел на меня, потом велел МакГонагалл проводить детей в башню. Уходя, Гарри задержался в дверях, я сделал шаг к нему.

— Спасибо тебе, — говорил почти шепотом, сглатывая ком. Он подался ко мне, словно хотел обнять, но в последний момент смутился и просто схватил за руку. — Не волнуйся, теперь все будет хорошо, я обещаю.

— Можно, я напишу тебе, — Гарри смотрел так, что я понял: спросить он хотел не об этом.

— Не можно, а нужно, — улыбнулся я, сжал его руку, — все будет хорошо, Гарри. Мы еще наговоримся с тобой. Иди.

Он тоже заулыбался, махнул рукой и исчез в дверях. Обернувшись, я поймал внимательный взгляд поверх очков, устремленный на меня. Не знаю, что навело меня на эту мысль, но мне почудилось, что Дамблдор не вполне доволен нашим с Гарри диалогом. Впрочем, я счел это вполне естественным, ведь некоторые эпизоды моей биографии должны были вызывать у него недоумение. Опасается моего дурного влияния на Гарри? Ну что ж, вполне в моих силах убедить директора в обратном.

Министр прибыл довольно оперативно. Корнелиус Фадж в щегольской полосатой мантии, чихая и отдуваясь, как бладхаунд, вывалился из камина и недовольно бросил Дамблдору:

— Что за срочность Альбус?

Тот подчеркнуто вежливо поздоровался, словно напоминая министру о хороших манерах, а потом кивнул в мою сторону.

Забавно было видеть радугу на лице Фаджа. Сперва он побледнел, потом позеленел, потом стал пунцовым и, наконец, просиял.

— Вам это удалось! Вы поймали Блэка.

Если бы Министр сейчас начал, как жуликоватый лавочник, потирать руки, я бы не удивился. Весь вид Фаджа, говорил о том, что министром он стал явно в качестве аванса. Хотя по мне так уж лучше этот деляга, чем кровопийца Барти Крауч, заперший меня в азкабанских стенах без суда.

— Нет, Корнелиус. Мистер Блэк пришел ко мне добровольно. И есть кое-что, что вам необходимо знать, прежде чем вы решите вызвать авроров…

— Авроров? — Фадж неприятно сморщился и злорадно пробухтел. — Нет. С Блэком долгих церемоний не будет. Дементоры рядом…

— Корнелиус, вы меня не слушаете, — в голосе Дамблдора, по-прежнему невозмутимо спокойном, появилась едва заметная раздраженная интонация, — возможно, ваше отношение изменится, если вы внимательно посмотрите вот на этого волшебника, — он указал в угол, где под бдительным оком Рема скорчился Петтигрю. Питер слегка дрожал, хотя в кабинете было даже жарковато, лицо его было землистого оттенка, а на лбу выступил пот.

Фаджу лицо Петтигрю, вероятно, было знакомо только по давним снимкам в газетах. Поэтому он пожал плечами и раздраженно спросил у профессора:

— И кто это? Не говорите загадками, Альбус.

— Что же, в таком случае позвольте представить вам мистера Питера Петтигрю.

— Что?! Петтигрю жив! — кислая мина Фаджа была красноречивее слов. — Не может быть.

Вот упрямый индюк. Снейп назвал меня недалеким, кто же тогда по его мнению Фадж. Тролль?

От моей усмешки министр не то что вздрогнул, а, казалось, даже подпрыгнул.

— Вот ведь как получается, господин Министр, меня разыскивают за убийство, а жертва-то жива и даже вполне здорова, — я краем глаза увидел, как Дамблдор качает головой. Осуждает за несдержанность? Ну уж нет, профессор, меня так долго и незаслуженно травили, что помешать мне насладиться тем, как Фадж «садится в лужу», я не позволю.

Министр одарил меня уничижительным взглядом и, обернувшись к Дамблдору, быстро заговорил:

— Нужно еще во всем разобраться, такая темная история. Блэк ведь фактически сознался…

— Фактически? — бесцеремонно вмешался я, потому что пелена гнева снова стал проникать в очистившееся было сознание. — Хотите сказать, министр, факты были настолько очевидны, что не потребовался даже суд?

— У вас есть все основания предъявлять претензии, мистер Блэк, — раздраженно бросил мне Фадж через плечо, — по вашему делу будет проведено дополнительное расследование…

— О! Моя благодарность, — я даже склонил голову в знак «признательности», — только слово «дополнительное» тут не вполне уместно.

— Сириус, — голос директора был подозрительно мягок, — я понимаю, ты многое пережил и…

— Я в здравом уме, профессор, — гнев лишил меня всякого понятия о субординации, впрочем, я всегда относился к ней с пренебрежением. — По крайней мере, в достаточном, чтобы понимать, что Министру не по душе разоблачение предателя, — я махнул рукой на Петтигрю, который сгорбился при этих словах еще больше.

Фадж недовольно дернул плечом, потом подошел ближе к Дамблдору и заговорил с ним вполголоса. Я сначала прислушивался к словам. Собственно, как я и предполагал, министр говорил о том, что мое оправдание вызовет целую лавину слухов. Всплывет факт, что вместо истинного предателя и убийцы в тюрьму сел совершенно невиновный человек. Начнутся разбирательства…

— Столько грязного белья будет вытащено наружу, — болезненно дергая головой, говорил Фадж, — а уж как только глотку раскроет пресса… Страшно подумать. Начнутся перестановки, дрязги. Ситуация сейчас и так нестабильная, а еще это…

Дамблдор пытался возражать, что министр явно перегибает палку, но делал это настолько без энтузиазма, что я начал предполагать: в глубине души он согласен с Фаджем. Просто совесть у нашего директора более разговорчивая, чем у министра. Или вообще у Дамблдора какой-то свой дальний расчет… От всего услышанного я чувствовал себя человеком, окунувшимся в бочку с дерьмом. Чувство гадливости — все-таки я простой обыватель, а не политик — так разбудоражило гнев, что я счел за лучшее не вслушиваться. Вместо этого я подошел к Рему, надеясь, что «большие люди», увлеченные решением судьбы «мелкой сошки», не будут интересоваться тем, о чем я собирался его просить. На Петтигрю, которого мой бдительный друг для верности связал, я старался не смотреть. Говорить с этой падалью мне расхотелось, хоть я миллион раз репетировал свою обличительную тираду персонально для Питера. Но сейчас, глядя на него, жалкого и трясущегося от страха, испытал такую брезгливость, что даже мерзкие кривляния министра были мне больше по душе, чем общение с бывшей крысой.

Рем при моем приближении несколько смутился. Я слишком хорошо знал его и понял, что оборотня просто истерзало чувство вины. Шутка ли: двенадцать лет считал друга предателем и ничего не предпринял. Я не дал ему пуститься в пространные извинения, которые для меня, в общем-то, были пустым звуком. Я ведь и не обвинял его ни в чем, просто… так уж сложилось. Мол, забудем, дружище! Что было, то прошло. Вместо этого я сразу перешел к делу.

— Рем, у меня к тебе большая просьба, — он, не глядя в глаза, кивнул, — меня ведь, наверно, сейчас уведут…

— Сириус… — вот сейчас он начнет извиняться, понял я и нетерпеливо махнул рукой.

— Это важно. Там в Хижине… ну ты понял… два человека. Их надо спрятать.

— Куда?

— Не знаю. Придумай, ты же голова. Им грозит опасность.

— Новые друзья? — если это не досада в его голосе, то я — дементор.

— Вроде того. Одна из них маггла…

— Маггла в Хогсмиде? — брови Рема взлетели вверх, он даже улыбнулся. — Ну, ты даешь!

Я тоже усмехнулся.

— Снейп сказал, что ниже пасть уже некуда.

— Он видел?

— Еще бы: Сара в него стреляла, — не рассмеяться выражению лица Люпина было просто невозможно, но потом я снова стал серьезен. — Второй оборотень. Он, кажется, тебя знает. Звать Волчек.

Рем задумчиво посмотрел на меня и выдал:

— А ты изменился, Сириус. Новые знакомства завел… Я знаю Волчека. Не лично, конечно. Но наслышан достаточно. Его называют Карпатским Белым Волком, странный субъект. Вроде как его и кровожадным не назовешь, это тебе не Сивый, но… Ты знаешь, что его боятся даже оборотни?

Ну, надо же, Блэк! Ты спас жизнь «королю преступного мира». Впрочем, то что у Волчека такой своеобразный авторитет, я и так догадывался. Ха! Карпатский Белый Волк. Звучит, как баронский титул.

— Не знал, но догадаться не трудно. Он умный, настоящий делец, но у Волчека тоже свои принципы…

«И слабости», — добавил я про себя, вспомнив о Саре.

— Так ты поможешь?

— Сделаю, что смогу, — произнес Люпин очень тихо и сделал мне глазами знак обернуться.

На меня смотрели оба: Дамблдор — с каким-то отеческим сочувствием,и Фадж — с явно написанным на лице недовольством.

— Сейчас прибудет конвой, — начал министр официальным «чиновничьим» голосом, через который вдруг прорезалась злость. — Вас, мистер Блэк, проводят во внутреннюю тюрьму Отдела магического правопорядка. Там вы будете ожидать окончания следствия.

Я оторопел. В тюрьму? За что? Впрочем, тут же сообразил: боятся, что опять сбегу. Да никуда я не денусь, уважаемый. Если следствие, а главное суд, действительно будут, я согласен подождать. Только уж постарайтесь недолго, а то двенадцать лет это и так уже, знаете ли, перебор.

Дамблдор следил за мной настороженным взглядом и как будто даже облегченно вздохнул, когда я согласился на фаджевы условия. А что мне оставалось?

— А можно просьбу умирающего? — я сказал это тоном, который невольно перенял у Сары, дурковато-веселым, он и правда очень помогал не психовать.

Фадж недовольно наморщил нос:

— Извольте!

— Перо, чернила… Письмецо черкнуть дружеское, — надо же получается не хуже, чем у моей подруги. Вон директор даже бровями зашевелил от недоумения! Но широким жестом указал на свой стол, где все требуемое имелось в изобилии.

Я быстро накорябал записку, посадив на двух строчках, наверно, с пяток клякс. Разучился перышком-то, Блэк! Теперь все больше карандашом, а то и вообще кровью… Одичал.

«Сара! Мой друг Ремус спрячет вас в надежном месте. В отношении меня ничего не предпринимай. Свяжусь с тобой, как только смогу».

Потом подумал и приписал, чувствуя, как наползает на лицо улыбка: «Будь умничкой».

Воспользовавшись тем, что Фадж с Дамблдором опять пустились в дискуссии, на этот раз по поводу дементорского «дежурства» по периметру Хогвартса, я незаметно сунул письмо Рему.

— Передай ей, — шепнул я осторожно.

У Люпина на лице появилось заговорщицкое выражение.

— Зазноба?

— Скорее, товарищ по несчастью.

Долгий испытывающий взгляд, кивок и насмешливое:

— Понимаю.

Эх, ничего-то ты, Рем, не понимаешь, хоть ты и «знаток страстей человеческих». Потому что я и сам ничегошеньки не понимаю. Такие дела.

Во внутренней тюрьме Отдела правопорядка я сидел уже около месяца. Это я знал только по датам на газетах, которые регулярно приносили мне в камеру дежурившие в коридоре стражи. Вообще, условия здесь были довольно сносные: сухо, не слишком холодно, относительно светло. Если еще добавить трехразовую кормежку и редкие прогулки в микроскопическом дворе-колодце с клочком неба наверху, то можно считать мое нынешнее заключение просто курортом. По сравнению с Азкабаном, конечно.

Меня здесь даже привели в относительно божеский вид: отмыли, остригли, снабдили казенной одеждой. Я про себя усмехался: вид истерзанного азкабанского узника, видимо, коробил эстетические чувства тюремных охранников, вызывая у последних страх и жалость одновременно. Вообще, «беглый Блэк» стал здесь кем-то вроде местной достопримечательности. Как я понял из обрывков разговоров, внутренняя тюрьма служила подобием изолятора для подследственных, но помещали сюда исключительно безобидных взяточников, мошенников высокого ранга да, изредка, иностранных волшебников, которые имели неосторожность набедокурить на чужой территории и ожидали здесь выдачи родному государству. Для убийц и прочих «опасных», к которым Фадж с большим удовольствием причислил бы и меня, если б не настойчивые просьбы Дамблдора, у Отдела магического правопорядка существовало множество других «интересных» мест. Вряд ли они были страшнее Азкабана, но — опять же из подслушанных разговоров — я сделал вывод, что условия заключения там мало чем отличались от пресловутой дементорской вотчины, разве что отсутствием самих дементоров. Так что, Сириус, ты должен был благодарить добросердечного министра за такой «подарок судьбы». Только благодарить получалось плохо.

Как только за мной захлопнулась дверь камеры, активировав нейтрализующее любую магию поле, противное чувство безысходности навалилось на меня таким полновесным грузом, словно я присел на лавочку рядом с компанией все тех же дементоров. Все-таки в словах Сары о похожести тюрем была мудрость бывалого стража порядка. Всех своих демонов заключенный носит в себе и они терзают его с разной степенью жестокости вне зависимости от места пребывания: будь то Азкабан или вот этот санаторий. Рано или поздно, но сойти с ума от неизвестности или неясности будущего можно где угодно.

Уже на второй день моего пребывания в камере робкий сутулый охранник подсунул вместе с завтраком утренний выпуск «Пророка» и даже, по-моему, подглядывал, как я жадно набросился на газету. Этот нездоровый интерес к собственной персоне меня ничуть не смутил, даже развеселил немного. Что страшновато, парни? Не налюбовались еще на азкабанское чудовище? Это вы еще других не видали, растения тепличные!

На первой странице «Пророка» красовалась довольная рожа министра в окружении еще каких-то чинуш, а в комментариях корреспондент захлебывался восторгами по поводу моей поимки. Разумеется, вся честь блистательной операции принадлежала Отделу правопорядка и аврорату под чутким оком Фаджа, осуществлявшим общее руководство. Читать был противно, но я продолжал насиловать сознание, пока не дошел до последней строчки. Потом закрыл глаза, прислонился спиной к стене и начал размышлять, так и не притронувшись к еде.

По всему выходило, что оправдывать меня в ближайшее время никто не собирался, по крайней мере, ни слова о том, что помимо «преступника Блэка» был схвачен кто-то еще, сказано не было. Разумеется, это можно было отнести на счет «тайны следствия», но я, достаточно наслушавшись речей Фаджа в кабинете Дамблдора, был уверен, что будь его воля, он бы поступил точно так же, как когда-то Крауч. А именно: запер бы меня обратно в Азкабан, а то и вовсе пустил в расход.

Тем не менее, через неделю меня вызвали на допрос. Там я в полной мере осознал, что имела в виду Сара, когда говорила, что без труда отличила фикцию от истинного интереса к делу. Даже я, не обладая полицейским опытом моей подруги, видел, что следователь — гладковыбритый, чуть косоватый колдун лет пятидесяти с одутловатым лицом и нервными движениями — мало интересовался подробностями событий двенадцатилетней давности. Он детально расспросил меня о моих личных данных: родился-учился-женился. Потом въедливо допытывался обо всех хитросплетениях моей родословной, а когда я не выдержал и спросил, какого черта ему это надо, сердито пробурчал о «необходимой и очень важной» для ведения дела информации и удалился, не попрощавшись. После этой пародии на допрос (о! милая девочка, как ты была права) сомнения в том, что я буду реабилитирован, настолько прочно поселились в голове, что я тридцать три раза проклял свое легковерие и самонадеянность, которые привели меня в руки этих законников-лицемеров.

За месяц пребывания в тюрьме таких псевдо-допросов я перенес еще три. На втором я таки сорвался, наорав на следователя со всей силой знаменитого блэковского темперамента, так что на следующий — неделю спустя — меня доставили уже в кандалах. Я невесело усмехнулся: хорошо, строгий ошейник не надели… или намордник. Юмор висельника, Блэк? Пожалуй.

На этом — уже четвертом с начала моего здесь пребывания — допросе следователь, наконец, соизволил задать мне пару вопросов по существу. Но формулировки этих вопросов меня не очень-то вдохновили. Да что там говорить, я снова наступил на те же грабли! Министерский следователь явно клонил к тому, что моя версия от начала и до конца чистой воды вымысел, рожденный серьезным помешательством на почве гибели друзей. Весь план министерских чинуш предстал для меня с четкостью, будто освещенный ярким лучом света. Итак, Блэк, тебя собираются выставить законченным психом. Разумеется, в Азкабан душевнобольного отправлять не станут, а вот запереть в Мунго, хорошо кормить и тщательно лечить…Да кто ж возразит! Это же верх гуманности. Через полгода, Сириус, станешь овощем и тебя можно будет спокойно выпустить на волю без опасения, что ты о чем-либо проболтаешься. И волки сыты, и овцы целы.

Меня начало лихорадить. Ну, почему я, когда-то работая в аврорате, не потрудился хотя бы поинтересоваться тонкостями магического права? Не был бы так ленив — сейчас смог бы что-то предпринять! Хотя… крючкотворство никогда не было твоим коньком, Блэк. Может, потребовать встречи с Дамблдором? С другой стороны, если профессор до сих пор не поинтересовался, как дела у «заключенного Блэка», то одно из двух: либо его держат в неведении и, следовательно, ко мне ни под каким предлогом не пустят, либо он прекрасно знает, как обстоят дела, и его это устраивает. Черт! Неужели мне придется разочароваться еще и в директорской порядочности? Мелькнула мысль написать Саре: может, в ее светлой голове родится какая-нибудь гениальная идея. Но я почти сразу с горечью осознал, что не могу этого сделать, не выдав ее саму. А подставлять Хиддинг под удар из-за собственных страхов мне не позволяла совесть. Придется рассчитывать на собственные убогие познания, Сириус!

— Послушайте, мистер… как-вас-там, — не слишком вежливо обратился я, глядя в непроницаемое лицо следователя

— Траствелл, — вставил он механически. М-да, фамилия что надо. Особенно для человека, которому не доверяешь…

— Так вот, Траствелл, я требую… очной ставки, — сам поразился откуда в моей юридически бедной памяти взялись эти слова.

— Вот как? — удивления в его голосе не было ни капли. — С кем же, позвольте спросить?

— С Петтигрю.

— Увы, это невозможно.

— Почему же, позвольте спросить? — воспроизвел я его интонацию.

— Волшебник с такой фамилией находится в данный момент вне зоны досягаемости.

Я застыл как громом пораженный. Как? Они его что…уже…

— Что это значит, Траствелл?! — наверно, сейчас следователь порадовался, что предусмотрительная охрана не сняла с меня кандалы. От моего крика он вздрогнул, но лицо по-прежнему оставалось маской деревянного истукана.

— Это не значит большего, чем я сказал.

— Его что, казнили? — спросил я уже безо всяких экивоков.

— Будьте благоразумны, Блэк, — изрек Траствелл тоном целителя, разговаривающего с невменяемым. — Разумеется, нет. В распоряжение Отдела магического правопорядка никогда не поступал заключенный по фамилии Петтигрю. По моим сведениям, его уже давно нет в живых, — последние слова он произнес с выражением, которое должно было означать: «я знаю, что вы сумасшедший, но ничего не могу с этим поделать».

Я откинулся на спинку стула, к которому был пристегнут на время допроса, и глубоко вдохнул. Мне хотелось кричать, но из горла, парализованного комком разнообразных эмоций, не вылетело ни звука. Суки! Мерзавцы! Ублюдки! За что?

Глупец, Блэк. Ты сунулся в осиное гнездо и решил, что уйдешь целым и невредимым? Тысячу раз прав чертов Снейп! Даже сейчас, битый жизнью, проведший двенадцать лет в тюрьме, ты остался слепым щенком, которого «добрые» хозяева собираются утопить за ненадобностью.

— Вы дали ему сбежать? — от отчаяния даже мой сарказм выглядел жалко.

— Не понимаю, о чем вы, Блэк.

Я попытался провести рукой по лицу, словно это помогло бы мне избавиться от наваждения, но слишком короткая цепь, сковывавшая руки не дала мне этого сделать. Что ж, Блэк у тебя есть последний шанс.

— Тогда я требую, чтобы вы допросили меня под Сывороткой правды.

На лице Траствелла мелькнул интерес, впрочем, быстро истаявший.

— Вы подпишете согласие на процедуру, мистер Блэк? — спросил он официальным тоном. Я кивнул. — В таком случае, после того, как я оформлю необходимые документы, ваша просьба будет удовлетворена.

Он встал, сухо попрощался и вышел вон.

Этой ночью я практически не спал. В голову лезли отвратительные мысли, как когда-то в азкабанской камере. Я понимал, что выпив Сыворотку правды, окажусь полностью беззащитен. Они смогут задать мне любой вопрос, даже из тех, ответы на которые мне давать вовсе не улыбалось. Почему, интересно, этот Траствелл так оживился? Ясно, что он целиком и полностью действует по указанию Фаджа. В таком случае, что за интерес ко мне у министра? Утомленный метанием между безответными вопросами, я лишь под утро забылся тревожным сном.

Сразу после завтрака, который, как до этого сон, отказывался вступать со мной во взаимоотношения довольно долго, явился конвой. На этот раз он состоял не из местных охранников, и по сей день бледнеющих у двери в мою камеру, а из двух мрачных мужиков-авроров с признаками хронического недосыпа на лицах. Один из них, ни слова не говоря, щелкнул замком кандалов, замыкая их у меня на запястьях, а другой кивком головы приказал следовать за ним. В уже знакомой мне комнате для допросов никого не было. Авроры перекинулись парой ничего не значащих фраз, расстегнули кандалы и вышли. Меня этот немногословный ритуал несколько удивил, впрочем, не до такой степени, чтобы создать иллюзию внезапной свободы или потепления в отношении ко мне местного начальства. Я встал, прошелся по комнате. Это было прямоугольное помещение с абсолютно гладкими серыми стенами и полом. Магия здесь не чувствовалась вовсе, что наводило на мысль об особо хитроумных чарах, нейтрализующих колдовство.

Когда открылась дверь, я даже не обернулся, не испытывая никакого желания видеть лицо механического клоуна Траствелла, однако, голос, который произнес вежливое «Здравствуй, Сириус!», все же заставил меня это сделать.

— Вы?!

Альбус Дамблдор аккуратно прикрыл дверь и с удобством уселся на следовательское место за столом, словно это был его собственный кабинет, а не тюрьма, затерявшаяся в бесконечных министерских лабиринтах.

— Присядь, Сириус. Разговор у нас, я полагаю, будет долгим.

Такое начало мне показалось не слишком обнадеживающим, но я все же опустился на стул, отрешенно уставившись в стену. Мозг, получив новую пищу для размышлений, в беспорядке выдавал версии одна абсурднее другой. Невысказанные вопросы вертелись на губах, как мальки в рыбачьем садке, не давая сделать выбор в их очередности. Наконец, после минуты тягостной тишины я произнес:

— Они отпустили Питера…

— Отпустили? — почему-то в его недоумение верилось с трудом.

— Неужели вы не знали? — я как мог сдерживался, но все равно моя реплика звучала натуральным вызовом. Дамблдор слегка нахмурился, впрочем, почти сразу снова напустив на лицо невозмутимость, ответил ровным голосом.

— Не знал, — потом вздохнул совсем по-стариковски, снял очки. — Мне жаль, Сириус…

— Вот как? — я уже был готов взорваться от его лицемерия, но он, повысив голос, закончил фразу:

— …жаль, что ты считаешь меня своим врагом. К тому, что Питера нет здесь, я не имею никакого отношения. Вероятно, министерский конвой недостаточно оценил способности нашего маленького друга-анимага. Я полагаю, он сбежал.

— Или ему дали сбежать, — я с безрассудной наглостью уставился ему в глаза, хотя еще со школьных лет старался этого не делать. Весь Хогвартс знал, что директор легилимент, а потому зрительный контакт с ним чреват последствиями. Но мне-то перед Дамблдором сейчас скрывать было нечего.

— Это не исключено. Увы, Сириус. Мистер Фадж в своем стремлении сохранить статус-кво порой доходит до крайности.

Я был потрясен. И даже не таким неприкрытым обвинением Министра во лжи и интригах, а тем, что сам великий Дамблдор снизошел поговорить о высокой политике с таким непосвященным олухом, как я.

— Простите, директор, но я, как вы понимаете, далек от всего этого. Единственное, что мной движет, это эгоистическое желание жить спокойно и по возможности в стороне от грязных игр, в которых я ровным счетом ничего не смыслю, — всю эту тираду я выдал на одном дыхании, сам поражаясь вдруг открывшемуся во мне красноречию.

— Ты слишком преувеличиваешь свою некомпетентность, Сириус, — спокойно сказал Дамблдор, сосредоточившись на разглядывании своих очков. — Помнится, лет двенадцать назад политическая ситуация волновала тебя весьма живо.

Это было не так, но разубеждать его мне было неинтересно. Прошлое это прошлое. Меня сейчас гораздо больше волновало будущее.

— Зачем вы пришли? — пусть это звучало грубо, но играть словами и приседать в реверансах мне осточертело до крайности.

— А ты не догадываешься?

Разумеется, догадываюсь. Да нет! Черт! Я точно знаю. У меня в памяти четко всплыла картина: я и Сара — мы беседуем в том самом разбитом, залитом дождем катере. Я тогда с точностью почти до деталей сам предсказал сегодняшнюю ситуацию. От этого стало жутко и пусто. Интересно, что делает прорицатель, когда предрекает собственную смерть: сразу вешается или ждет неизбежного?

— Это все из-за моего согласия на «спецдопрос»?

— Ты всегда был умным юношей, Сириус. Это качество тебе не изменяет и сейчас.

— Чего вы боитесь, профессор? Того, что я сболтну лишнего и брошу тень на кого-то из ваших… из наших людей?

Вот так, Сириус. Только прямо, иначе Дамблдор своей софистикой потопит тебя в намеках и метафорах.

— Это «наших» мне нравится больше, — улыбнулся он. — Да, Сириус. Выслушай меня, а потом решай, стоит ли рисковать. Потому что давить на тебя или приказывать я не в праве. Да я и не привык.

То, что директор говорил дальше, в общих чертах соответствовало моей догадке. Я мысленно поздравил себя за удивительную прозорливость.

Директор подозревал, что для Фаджа лично он, а также некоторые близкие к нему в Министерстве фигуры, представляют опасность. Как я понял из плавной и образной речи Дамблдора, Фадж с достойным осла усердием пытался усидеть на двух стульях: с одной стороны слыть «демократом», а с другой — окружать себя людьми, которые если и не были в свое время в числе сторонников Волдеморта, то по меньшей мере сочувствовали последнему. Разумеется, все это прикрывалось красивыми словами о «едином магическом обществе», но на деле упиралось в крупные состояния, которые стояли за некоторыми из непримиримых поборников чистокровности. В этом свете такие люди, как Дамблдор, были для него неудобными помехами. А главное, Фадж, как любой недалекий и не очень способный человек на большой должности, до дрожи в конечностях опасался конкуренции. И то верно: если уж выбирать между нашим директором, каким бы сумасбродом он не слыл, и надутым индюком Фаджем, то предпочтения большинства были очевидны. Именно поэтому Министр и его чиновничья братия всеми силами копали под Дамблдора. Стоило в подобных обстоятельствах выясниться, что у директора Хогвартса есть своя гвардия в виде пресловутого Ордена Феникса, как полетели бы головы. И не самого директора. Нет. Его бы тронуть не решились, это было и ежу понятно. А вот «его людям» могло и не поздоровиться. Вряд ли это означало бы заключение в Азкабан, но травля, потеря должностей и какие-то еще гадости неизбежно последовали бы. В подобном свете мои откровения под Сывороткой правды приобретали особый смысл. Понятно, почему Траствелл так обрадовался возможности порасспросить близкого к нашему директору человека, каковым не без оснований считал меня.

Я уже полчаса слушал Дамблдора, сам не замечая, что сижу, обхватив голову руками, словно она вот-вот взорвется от полученной информации. И все же… Все же, несмотря на такие откровения профессора, я был убежден: он сказал не все! У великого волшебника был в отношении меня свой шкурный интерес и это было настолько очевидно, что я едва не прикусил себе язык, пытаясь удержаться от прямого вопроса.

Что ж, мистер Дамблдор, посмотрим, был ли я хорошим учеником… только не вашим, а одной маленькой магглы, которая даже не зная вас, рассмотрела «типичного политика». Итак, только аргументы. Никаких эмоций.

— Я вас понял, профессор, — сказал я как можно более «по-дамблдоровски», когда его рассказ иссяк, — но и вы поймите меня. Я сдался властям в надежде на помилование, теперь же, с исчезновением Питера, у меня единственный шанс — признание. Если вы сможете предложить мне что-то более безопасное, я охотно это приму.

Я ждал его ответа, затаив дыхание. Но уже по внимательному и — поздравляю, Сириус — уважительному взгляду, я понял, что директор оценил «сделку».

— Я думал об этом, Сириус.

— И что же?

— Полагаю, я смогу кое-что сделать для тебя. Но это все же потребует в определенном смысле жертвы с твоей стороны.

Безумно хотелось что-нибудь ляпнуть в духе моих обычных сомнительных острот, но я титаническом усилием сдержался. Не стоит портить политический климат в этой отдельно взятой комнате. Так ведь, Сириус?

— Я вас слушаю, профессор.

Да я просто дипломат. Даже лицу своему попытался придать приличествующую случаю «вежливую заинтересованность» в которую директор, похоже, поверил. По крайней мере, сделал вид, что поверил.

— Я сам выступлю на суде в качестве свидетеля. А если этого будет недостаточно, призову на помощь Минерву или Ремуса. Но думаю, не понадобится.

— Вы считаете, министр согласиться этим ограничиться?

— Думаю — да. Если ты в свою очередь дашь согласие провести твое слушание негласно. Без присутствия прессы и дальнейшей шумихи. Я уверен тебя оправдают, но условием будет — увы, Сириус — твой отъезд из страны. По крайней мере, на некоторое время.

Так вот в чем дело! О господи, как все просто. Ты, Блэк, чужой на этом празднике жизни. И никому из «великих» тут не нужен. Профессор Дамблдор так красиво все обрисовал… Как будто уже купил мне путевку на один из модных курортов и предлагает развеяться после тяжелых тюремных будней… Только ему-то это зачем?

— М-да. Выбор у меня небогат: или тюрьма, или изгнание. В самый раз для невиновного, — удержаться от едкого комментария я уже не смог, хотя тут же исправился, вернувшись к избранной роли «переговорщика». — А вы уверены, что суд такой вариант устроит?

— Да. Твое отсутствие в Британии министра… ты ведь его имеешь в виду… весьма устроит, ведь он ничего не имеет против лично Сириуса Блэка.

Потрясающе: просто, прямо, цинично. Ты — пешка. Как только тебя сняли с доски, ты свободен в своих желаниях. Я опустил глаза в пол и несколько минут сидел молча. То, что мне ничего не остается, как согласиться, я уже принял. И теперь пытался осознать всю тяжесть этого решения. Уеду и прощайте мечты о нормальной жизни? Я, конечно, еще тот «перекати-поле», смогу, наверно, устроится и на чужбине, но — господи! — почему. Впрочем, я почти сразу прервал собственные стенания. Давай, Блэк, решать проблемы по мере их поступления. Удалось договориться с Дамблдором — хорошо. Состоится суд, оправдают, а там посмотрим. Мало ли что может произойти дальше. Фадж ведь тоже не вечен. Одно только глодало меня: я ведь обещал Гарри заботиться о нем, даже хотел ему предложить… Твою же мать, Сириус! Вот где зарыта та самая пресловутая собака. Удивительно даже, что я сразу не догадался: все дело в нем, в моем крестнике.

Теперь мне стало ясно, почему так боялся Дамблдор нашей встречи с Гарри. Раз он знал, что я не предавал Поттеров, то верхом абсурда было бы полагать, что он видел во мне угрозу для Гарри. И тем не менее, он подыгрывал министру в стремлении не допустить нашей встречи.

Вопрос вырвался сам собой.

— Вы не хотите, чтобы я общался с Гарри, профессор?

Спасибо, что он не стал юлить и выворачиваться. Видит бог, я сдерживался из последних сил.

— Но почему? Я настолько отвратителен, что могу развратить ребенка?

Дамблдор вздохнул. Что профессор? А вы то уже поверили, что Сириус Блэк поумнел. Разочарованы?

— Раз уж ты заговорил об этом, Сириус… Да! Я против твоего общения с Гарри, но вовсе не из-за твоих личных качеств. Точнее, из-за них, но не в той интерпретации, которую ты только что имел в виду.

— Поясните, профессор. Для умственно отсталых.

Он поморщился от моего неуместного сарказма, но сказал с терпением старого учителя:

— Ты слишком большое искушение для мальчика.

— Я?

— Да, Сириус. Ты одинокий молодой мужчина, начисто лишенный отеческих предрассудков. К тому же с задатками лидера. О таком опекуне может только мечтать любой подросток, и Гарри не исключение…

От такой неприкрытой лести мне сделалось неловко. Хотя, поразмыслив, я понял, что это только моя извращенная мораль подразумевает, что все названные Дамблдором качества — положительные. Сам-то профессор, наверняка, иного мнения.

— Вас не устраивает то, что Гарри может предпочесть меня этим магглам?

— «Эти магглы», как ты выражаешься, его кровные родственники, я имею в виду Петунию и ее сына Дадли. И это очень важно. Не в плане воспитания. Тут я — увы! — давно не строю иллюзий и в этом свете твое опекунство было бы предпочтительнее, но…

О! И на том спасибо, профессор. Так в чем же дело?

И он пояснил. Я слушал его с настороженным недоверием и на протяжении всего рассказа по-моему даже ни разу не моргнул. Подумать только: кровная защита, древняя магия… Даже для меня, хоть и не слишком достойного, но все же представителя «древнейшего и благороднейшего», подобное было сродни чуду. А тут магглорожденная! Хотя Эванс всегда была способнее нас с Джеймсом, но чтоб такое… В голове не укладывается. Может, профессор все это придумал? Нет, непохоже. По крайней мере, сам он в это верит. Теперь мне становилось ясно, почему Дамблдор так пристально следил за нашим с Гарри разговором у него в кабинете. Боялся, что я приглашу Гарри переселиться ко мне? Черт! А я ведь именно это и собирался предложить.

Да уж, придется признать, Сириус, что наш дальновидный профессор «просчитывает» тебя на несколько шагов вперед. Становилось как-то безрадостно.

— Профессор, но судя по тому, что вы говорите, разве для Гарри не лучшая защита сам Гарри. Не в нем ли более всего говорит кровь матери? — это была чистая импровизация, но Дамблдор задумался и это мне даже польстило.

— Возможно, ты и прав, — произнес он, снимая очки и с силой потирая нос, — но, согласись, права на эксперимент у нас нет. Нельзя пренебрегать любой возможностью обезопасить его. Гарри слишком лакомая цель для тех, кому он в свое время невольно перебежал дорогу.

— Бывших Пожирателей?

Он как-то неопределенно кивнул, но распространяться на эту тему не стал. У меня в голове сидел еще целый ворох вопросов, но Дамблдор встал, давая понять, что разговор окончен.

— Мне нужно возвращаться, чтобы переговорить с Корнелиусом до того, как он подпишет разрешение на твой допрос. Я не прощаюсь, Сириус.

Он открыл дверь и что-то тихо сказал стоящим в коридоре. Потом обернулся.

— И я очень надеюсь на твое благоразумие, которое ты сейчас продемонстрировал. Признаться, я не ожидал такого конструктивного разговора. Спасибо.

Дверь закрылась. Я продолжал сидеть и слушать, как стихают его шаги в коридоре. И еще я так и не понял: выиграл или проиграл.

* * *

Слушание мое состоялось через неделю, двадцать четвертого октября. Почему-то в моем представлении «негласное» ассоциировалось с темным подвалом, где меня, прикованного к стене, будут судить суровые фигуры в плащах, скрывающих лица. Вопреки больной фантазии все оказалось довольно тривиально. Никаких ужасов, одна сплошная мышиная возня под аккомпанемент шороха многочисленных бумаг. Председательствовал на суде сам министр, выражение лица которого говорило об утомленности этим рутинным занятием и стремлении скорее с ним покончить. Он даже спрашивал меня меньше, чем писал его секретарь. У меня вообще сложилось впечатление, что мое слушание министр организовал в какой-то перерыв между основными делами, приспособив в качестве зала заседания чей-то пустующий кабинет, хозяин которого вышел в обеденный перерыв в город за пирожками. Помимо собственно Фаджа и его секретаря, вид которого иначе как полупризрачным и назвать было нельзя, на слушании присутствовали еще пара человек, приглашенных министром только для того, чтобы создать кворум, как того требовали формальности. Я сидел в дальнем от входной двери углу, зажатый между шкафом и металлическим сейфом, а слева со скучающим видом маячил хмурый верзила в аврорской мантии, время от времени окидывающий меня незаинтересованным взглядом. Все это действо длилось около часа, причем большую часть времени заняло заполнение и подписание различных протоколов, заявлений, отказов, согласий… и прочая, и прочая. Дамблдор появился минут на пять, засвидетельствовал мою невиновность и довольно скоро удалился. В самом деле, какой интерес директору терять время на министерском судилище, если и так все уже решено?

Из зала суда я вышел свободным человеком. Конвоиру, правда, было поручено сопроводить «мистера Блэка» до выхода, словно я непременно должен был выкинуть какой-нибудь фортель. Да плевать я на них хотел, пусть думают что угодно! Весь этот отрепетированный спектакль настолько вымотал меня своей лицемерной благопристойностью, что у меня и в мыслях не было никого провоцировать.

Итак, Блэк, настало время свести дебет с кредитом, как говорится. Теоретически ты волен распоряжаться своей свободой, как тебе заблагорассудится, но вот практически… Для всего волшебного сообщества, за исключением немногих посвященных, ты по-прежнему преступник и пожиратель смерти. Не удивлюсь, если завтра какой-нибудь бдительный гражданин решит, что мое место в тюрьме, а не среди добропорядочных господ, и побежит с докладом в аврорат. Или того хлестче: доморощенный мститель вздумает вершить суд без оглядки на закон. Что тогда? Буду тыкать ему в нос министерской «индульгенцией»?

Условия, в которых я оказался, на деле мало чем отличались от прежней беготни от авроров и дементоров. Спасибо, хоть волшебную палочку вернули, да счет в Григоттсе разморозили. Толку от этого было мало. Мне так прозрачно намекали, чтобы я не мозолил глаза Отделу правопорядка, читай — убрал свою задницу подальше от Лондона, Британии и Европы в целом — что я был уверен: любые мои попытки легализоваться будут скрупулезно отслеживаться и по возможности пресекаться. Получается, либо бежать из страны, либо по-прежнему скрываться? Эта мысль ела меня изнутри, как древоточцы.

Возле выхода — разумеется, не парадного, через Атриум, а, как бы я сказал, черного — меня ждал Люпин. Присутствие старого друга принесло мне некоторое облегчение: таким сияющим он выглядел. Рем принялся было меня поздравлять, но осекся на полуслове, заметив мой кислый и нездоровый вид. Я, что называется, «спинным мозгом» чувствовал, что ему не терпится меня расспросить, но в силу своего природного такта Рем не стал приставать, а просто предложил помощь. И за это я был другу вдвойне благодарен.

— А почему ты не в Хогвартсе? — вместо ответа спросил я, чтобы хоть на минуту отвлечься от самоедства.

Рем рассмеялся:

— Так ведь завтра суббота, Сириус. Дети уже отдыхают, а я вот решил старого друга повидать. Хочешь: пойдем куда-нибудь. Посидим.

Я горько усмехнулся: увы, даже такой малости я не мог себе позволить, чтобы не рисковать своей псевдо-свободой. Но распространяться об этом не хотелось, по крайней мере, пока. Пришлось отрицательно помотать головой и промолчать.

Люпин немного нахмурился.

— Устал?

— И это тоже.

— Ну, так пойдем ко мне. Там тебя, кстати, уже ждут.

— Дамблдор? — если Рем и удивился моему язвительному тону, то виду не подал.

— Нет. Твои протеже.

Сара и Волчек у Рема? Хм. Занятно.

— Как они?

— Полагаю, нормально. Я их поселил у себя, — он виновато улыбнулся, — ничего лучше просто в голову не приходило. Не ахти какие хоромы, конечно…

— А им есть из чего выбирать? — сказал я, радуясь, что можно для разнообразия подумать о чем-то отличном от собственных проблем. — Думаю, они и этому рады. Спасибо тебе.

Он кивнул, принимая мою благодарность. А когда мы уже выбрались на поверхность задумчиво заметил:

— Странная парочка. Ты уверен, что им можно доверять? Особенно, женщине.

Его вопрос вызвал у меня недоумение. Интересно, чем Рему не угодила Сара? Я хотел спросить его, но Люпин предвосхитил мою реплику.

— Она использует тебя, Сириус. И Волчека тоже. Эта женщина настоящий игрок…

— Я знаю, Рем. И все же, ты ошибаешься, считая, что Сара может чем-то мне навредить.

— Надеюсь, — он грустно взглянул на меня и я отчетливо понял, что Рем тоскует по нашей прежней жизни и дружбе. По непринужденности в отношениях, когда у нас не было тайн друг от друга, не было поводов сомневаться в преданности… Теперь все иначе. Вспомнилась заезженная до дыр фраза про реку, и про «дважды войти». Но горечи не было. Наверно, и от нее меня тоже излечили азкабанские стены.

Домом Люпина была небольшая лачуга в восточной части Лондона, которую мой друг, по его собственному признанию, посещал не так уж часто. Когда-то, еще в школьные годы, Люпин жил в Суссексе, мы с Джеймсом пару раз у него бывали. Там было хорошо, но после смерти матери Рему пришлось продать дом, поскольку содержать его было не по карману: с заработками-то у него всегда было не жирно. Разумеется, во всем виновата наша дурно пахнущая чистоплюйская мораль, зиждившаяся, кроме всего прочего, на принятом априори мнении, что оборотни «недоволшебники». Рем никогда не жаловался, но в этом и не было нужды: мы все знали, как нелегко ему достается каждая мелочь, которую иные считали чем-то само собой разумеющимся.

Когда Рем открыл дверь и мы оба протиснулись в микроскопических размеров прихожую, из соседней комнаты послышался шорох и настороженный тихий голос:

— Ремус? Это вы?

Люпин откликнулся и через секунду в проеме двери показалась стриженная голова. Из-за отросших темных волос Сара смахивала теперь на экзотического зверя из детских книжек, гиену, кажется.

— Вернулся! — она даже зажмурилась, потерла глаза, как удивленный мим, и рассмеялась. — Жив-здоров! И злющий, как всегда.

Меня словно отпустило. Еще раз убедился, что я просто патологически не переношу одиночества. Пребывание в тюрьме, пускай и в самых что ни на есть приемлемых условиях, заставило меня снова вернуться на путь, ведущий прямиком к черному отчаянию, а в отдаленной перспективе — и к помешательству. Но стоило снова очутиться среди людей и все мои страхи, реальные и надуманные, перестали быть страхами как таковыми, превратившись «проблемы требующие решения», которое неизбежно будет найдено со временем… ну, или несколько позднее. Да и вообще… Гори они все министры-дамблдоры-следователи синим пламенем! Мы что-нибудь да придумаем. Две головы лучше, чем одна. А уж три…

— А где Волчек? — спросил я у Рема и Сары. Первый пожал плечами, вторая сморщила нос и буркнула с некоторой долей зависти в голосе:

— Шныряет.

«Сбежал, чтобы ты ему в горло не вцепилась», — подумал я и внутренне посочувствовал Волчеку. С Сарой в четырех стенах, да еще месяц! Натерпелся, небось, горемыка. Я-то, помнится, хотел повеситься уже через четыре дня.

Рем тем временем на правах хозяина пригласил меня на кухню, Сара увязалась за нами. Там она вцепилась в кружку с чаем, предложенную ей Люпином — все-таки гостеприимство было у моего друга в крови — и забилась в угол, зыркая глазами, как настороженный зверь. Разговор у нас с Люпином поначалу клеился плохо. Годы недоверия и сомнений угнетали моего друга, а я под влиянием врожденного эгоизма вовсе не трудился избавить его от этого гнета. После получаса мучений — а как еще иначе назвать обмен ничего не значащими фразами, чередующимися с неловкими, местами даже мучительными, паузами — я вспомнил о старом «мужском» методе.

— Давайте напьемся что ли.

— Ага, и подеремся, — хрюкнула из своего угла Сара.

Ремус, ни слова ни говоря, убрел в комнату и вскоре вернулся с початой бутылкой виски. Выудил из шкафа разнокалиберные стаканы, разлил. Сара придирчиво понюхала напиток.

— Духовитый. И сивухой не так разит. Ненавижу виски, — и выпила залпом.

Мы с Ремом синхронно рассмеялись, переглянулись. «Как раньше?» — он как будто спрашивал: неуверенный взгляд, робкий наклон головы и нервное движение рукой по подбородку. И все вдруг стало на свои места. Люпин поднял свой стакан, салютуя, а я повторил его движение.

Как говаривал во времена оны какой-то маггловский вояка, nunc est bibendum[1]. Эту фразу я услышал от кого-то из однокурсников в юности и запомнил: про «выпить» по-латыни мне понравилось. Кто-то верит в бога, кто-то — в Мерлина и его бороду, кто-то вообще всех посылает к чертям… А я верю в виски, вернее, в саму идею виски. Эта моя вера непокобели… тьфу… непоколебима, ибо виски в самом обобщенном смысле есть абсолютная истина. Что я имею в виду? Если вы говорите, что под градусом развязываются языки, они развязываются. Если уповаете, что «пьяному море по колено», море отступает и бежит в страхе. Если надеетесь, что, приняв дозу, изгоните робость, неуверенность, смущение, неловкость (нужное подчеркнуть) они бегут от вас, как черт от ладана. Главное — верить.

Захмелеть от неполной бутылки на троих — великое искусство. И тем не менее, уже спустя полчаса моя сомнительная алко-философия вовсю работала: обстановка в кухне разрядилась. Мы с Ремом, активировав свой старый мародерский навык, вели словесную перепалку пока не пришли к выводу, что мы оба законченные кретины, да к тому же с изрядным потенциалом шизофреников. Сара редкими, но емкими комментариями подводила под этот вывод теоретическую базу. В разгар «веселья» вернулся Волчек. Он появился настолько бесшумно, что его присутствие в нашей компании мы (ну, по крайней мере я) обнаружили, лишь когда он заговорил:

— Празднуете?

Вся подвыпившая компания враз смолкла и уставилась на стоявшего в дверном проеме Волчека. Он коротко кивнул Рему, проигнорировал ворчливое сарино «как к себе домой» и вопрошающе глянул на меня. Я мог только руками развести.

— Вот! Снова с вами, в бегах…

— Ясно… Значит не празднуем, а горе в вине топим?

Волчек сел рядом со мной, отрицательно качнул головой в сторону Рема, предложившего ему чаю, и подавшись вперед быстро заговорил:

— Нам уходить надо. Сару по-прежнему ищут, я тут кое-что узнал…

— Мы с тобой это уже сто раз обсуждали, — сварливо вставила Хиддинг, но Волчек стукнул кулаком по столу.

— Дура! Ты своей упертостью и меня, и Люпина подставляешь. Теперь-то тебе что мешает уехать? Дождалась своего ненаглядного Блэка…

Я в недоумении переводил взгляд с Сары на Волчека, а потом обернулся к Рему и вопросительно поднял брови. Что случилось? Нет, я, конечно, понимаю, что месяц наедине друг с другом должен был довести их до состояния холодной войны, учитывая обстоятельства и темперамент. Вот только я-то тут причем? Рем пожал плечами, мол, не в курсе, а затем со свойственным ему миролюбием произнес:

— Сириус, тебе ведь тоже опасно оставаться в Англии. Может, вы вместе… Вдвоем веселее, — и, словно спохватившись добавил. — Я, конечно, рад, что вы у меня гостите… но здесь все равно полной безопасности не будет, так что…

— Я никуда не поеду, — отчеканила Сара, приняв самую что ни на есть воинственную позу. — Если кому-то не нравится, что я здесь, могу уйти прямо сейчас.

— Людоедка упрямая, — взвился Волчек, чем несказанно меня потряс. Все-таки в моем представлении он до сих пор оставался образцом невозмутимости. — Я же сказал, что все сделаю сам… Сиди и отдыхай! Так вот ведь, неймется!

— Что ты сделаешь? — Сара тоже повысила громкость. — Пойдешь с «моими» информаторами беседовать? В полицию сунешься… Еще дурой меня кличет, сам недалеко ушел…

— Эй, ребята, — я встал между ними, как рефери в боксе, — может, перестанете уже гавкать друг на друга. А то как склочные соседи, ей богу. Идите и ссорьтесь где-нибудь в другом месте. Нам с Ремом больно охота на ваши дрязги глядеть.

Сара опять хотела что-то возразить, но поймала растерянный взгляд Люпина и, сердито сморщившись, плюхнулась на стул, с которого в пылу ссоры вскочила. Рем опять вступил на свою стезю миротворчества и быстро заговорил, словно боясь нового взрыва:

— Ну, вам ведь не обязательно уезжать совсем, — он поглядел на меня вопросительно, но я не мог ни подтвердить его слова, ни опровергнуть. Положа руку на сердце, мне страшно не хотелось уезжать, но как от этого отвертеться, подумать я не успел.

— Я предлагал ей, — Волчек, тоже вернувшийся к своей прежней манере разговора, махнул рукой в сторону насупившейся Хиддинг, — спрятать ее у меня на родине, в Карпатах. Так ведь уперлась… и хоть ты тресни. Далеко мол, глухомань. Можно подумать, сидя тут, можно что-то сделать.

— Ага. В деревне глухой меня запереть хочешь? И что я там буду делать? Коз пасти?

— Кур доить, — огрызнулся Волчек. — В Лондоне ты много сделала? Побегала пару раз туда-сюда и что толку?

— Здесь я, по крайней мере, в курсе дела, — завела опять Сара свою шарманку, но мне вовсе не улыбалось слушать новый виток этой склоки. Я нетерпеливым жестом остановил ее и обратился к Рему:

— Слушай, помнишь ты рассказывал, что скрывался от Пожирателей где-то в Уэльсе. Может нам тоже туда сунуться?

Люпин озадаченно поглядел сначала на меня, потом на Сару и покачал головой.

— Это опасно.

— Ну, ведь не больше, чем здесь?

— Не уверен. Это поселение оборотней, — Рем грустно улыбнулся. — Там людей не жалуют.

— А если со мной? — Волчек сложил руки на груди и по очереди оглядел и меня, и Хиддинг.

— Волчек, не стоит. Ты же знаешь, что…

— Ты, конечно, умный парень, Ремус, и многое понимаешь, — в тоне его была какая-то неприятно поразившая меня снисходительность, — но ты это ты… А я это я.

— Понимаю, — а вот теперь и мой старый друг меня потряс. Его голос стал непривычно жесток, в движениях обозначились отчетливые волчьи повадки. Мне даже показалось, что он стал весьма смахивать на своего собрата, когда Рем чуть приподнялся и, приблизившись к Волчеку, уставился тому прямо в глаза. — Ты, не спорю, авторитет. Но что ты сделаешь, когда наступит полнолуние? Будешь биться с каждым, кому вздумается броситься на них! Их там больше, чем полсотни.

— Это мои проблемы, — все также с высокомерием в голосе ответил Волчек.

— Твои? — я живо представил, как у Рема встает дыбом шерсть на холке, так грозно он это сказал. — Если ты хочешь рискнуть жизнью женщины, к которой неравнодушен, это разумеется, твои проблемы, но Сириус — мой друг и я не позволю…

— Хватит, — резко оборвал его Волчек. Он на секунду прикрыл глаза и сказал уже тише. — Не будь дураком, Люпин. Оборотни их не тронут, пока будут понимать, что они «мои». Так что в Сером Лесу ни Саре, ни Блэку ничто не грозит, если только им не вздумается геройствовать. Во всяком случае там более безопасно, чем здесь.

Люпин на этот раз не стал ему возражать, но, я видел, что он все равно остался при своем мнении. Сара, разумеется, тут же принялась пытать обоих оборотней допросом: что за место, да как туда добираться, далеко ли до «цивилизованного» мира. А я пытался понять, правильно ли я поступаю, фактически отступая от обещания уехать, данного Дамблдору. То есть, я, конечно, ничего такого формально ему не обещал, но все же не возразил, когда об этом зашла речь при нашем последнем разговоре. Интересно, профессор будет проверять меня на честность? Или ему достаточно, что я просто не буду попадаться на глаза Гарри. Его ведь это прежде всего волнует.

При воспоминании о крестнике, руки стали медленно, но верно сжиматься в кулаки. Черта с два я от него откажусь! Писать ведь мне не запретили, да и Гарри тоже. Посмотрим еще чья возьмет, профессор. Вы там навыдумывали всяких теорий, а мы с мальчишкой, значит, страдай! Дудки. Носом землю рыть буду, а добьюсь своего.

Я дернул Рема за рукав.

— Ты когда в Хогвартс? — спросил я вполголоса, пользуясь тем, что мои новые друзья сосредоточенно обсуждали животрепещущую тему.

— Хотел завтра, а что? Дело есть?

Я коротенько пересказал Люпину суть нашего с Дамблдором соглашения, друг нахмурился и почти прошептал:

— Странно все это, — он посмотрел на меня пристально, может, рассчитывал, что я рассказал не все или что он не так меня понял, но я, увы, не мог ничего добавить к сказанному. — Надуманно как-то… Дамблдор мыслит сложно, но все же довольно рационально. А тут из-за какой-то гипотетической угрозы изолировать Гарри… Впрочем, это только мое мнение. Директору виднее.

— О! Да. Он своим орлиным взором и за горизонт заглянет, если потребуется… Где уж нам, сирым и убогим, — я видел, что Рем болезненно поморщился, но продолжал все в том же духе. — Может, теперь в Хогвартсе все-таки введут перлюстрацию почты, как когда-то хотели.

— Сириус, не передергивай. Если хочешь написать Гарри — пиши. Я передам. Только ведь директор по-своему прав: что мы можем предложить ему. Ты и я. Нам бы свою жизнь устроить, не то что чужую.

— А благодаря кому? — я распалялся все больше. — Или тебе плевать, что ты живешь, как милостыню просишь. Меня лично это не устраивает. А по поводу «предложить»…Думаю, по меньшей мере нормальную жизнь без понуканий и упреков.

Рем промолчал. Конечно, я обидел его сильнее, чем он пытался показать. Но мне было не стыдно. Ты уже, Рем, не ребенок. Вон как с Волчеком разговаривал: волк волком. А перед директором по-прежнему хвост поджимаешь? Ну, уж я то по этой дорожке не пойду. Хватит.

Сара хочет бороться дальше, и тут я с ней полностью солидарен. Я ведь уже почти схватил удачу за рукав, хоть изменчивая сучка и вывернулась. Ну, да ничего, я все равно упрямей и своего добьюсь. Непременно.

— Эй, Волчек, — тронул я оборотня за плечо, — расскажи-ка мне про эту свою деревню. И поподробнее.

__________

[1] Теперь надлежит пить.

Наше новое с Сарой и Волчеком путешествие началось в богом забытом местечке под названием Холихед. На этот раз мы не неслись к цели, выпрыгивая из штанов, а даже некоторым образом подготовились.

Могу сказать, что впоследствии я не раз вспомнил добрым словом Сару за приземленность и рационализм. Кроме тех случаев, когда Хиддинг ругалась со мной или с Волчеком, теряя лицо и здравомыслие, она умела вспоминать о таких вещах, которые ни мне, ни оборотню в голову не приходили. Все-таки маггла есть маггла. Я, например, даже не задумался о том, что нужно озаботиться теплой одеждой или хоть каким-то запасом еды на первое время. Ведь на дворе конец октября, вот-вот начнутся заморозки, а там и снег не за горами. Одному богу ведомо, сколько нам придется скрываться.

Опять же, надо было продумать маршрут. Вся сложность была в том, что и Волчек, и Рем знали о местоположении скрытого поселения оборотней лишь примерно. На мой законный вопрос, какого лешего такое могло произойти, они оба как-то странно переглянулись и синхронно пожали плечами.

— А ты думаешь, только волшебники умеют хранить тайны? — насмешливо пояснил Волчек. — Стал бы я так настаивать, чтобы вас там спрятать, если б каждый встречный-поперечный мог это место отыскать.

— Но ведь ты, Ремус, там бывал, так почему бы тебе…

— А я уже и забыл, каким ты бываешь бестолковым, Сириус, — беззлобно улыбнулся старый друг. — Ну и что, что был. Меня туда привели тайно и место запомнить было почти не реально. Лес он ведь лес и есть. И даже, если бы запомнил, никакого толку бы не было. На поселке сложные чары, не просто антиаппарационный щит — древняя магия. Это место по-своему легенда. Наверно, постарше Хогвартса будет. Его довольно сложно отыскать людям, даже если они умеют колдовать.

— И как прикажешь туда попасть?

— Как и все приличные оборотни, — это уже вмешался Волчек, — на четырех лапах. Ты ведь умеешь, а Блэк?

— Ну, я-то, положим, умею. А Сара?

Наша энергичная подруга, слава богу, при этом разговоре не присутствовала. Несмотря на наши возражения, Хиддинг, все же выбралась из дома. «До ближайшей лавчонки», — ныла она, когда Волчек и я пытались урезонить ее не делать глупостей. Вид у Сары при этом был хоть и сердито-взъерошенный, но такой просящий, что мы сдались. Понятно, что просидев почти безвылазно месяц в доме у Рема, девица просто сходила с ума от бездействия и у нее, вестимо, чесались руки. Я был уверен, что поход «в магазин» для Хиддинг только предлог, и спросил ее напрямую, что за безумная идея родилась в ее всегда светлой, но сейчас оскверненной длительным застоем голове. Змеиная улыбка Сары только подтвердила мои опасения, но спорить с ней и я, и Волчек уже устали. Так что, ограничившись обещанием обернуться быстро и, если что, сигнализировать об опасности Волчеку той самой фишкой из казино, которая хранилась у нее еще с лета, Сара был отпущена «погулять». Разумеется, опасения у меня все же оставались, поэтому я ловил себя на том, что через каждые десять минут нервно гляжу на висевшие на стене старые часы. Вот и сейчас тоже мысленно посчитал, сколько времени она уже отсутствует. Полчаса? Больше? Я осторожно глянул на Волчека, а он на меня. Готов был поклясться: оборотень думал о том же самом. Он тряхнул головой, словно избавляясь от тревожных мыслей.

— Не наводи панику, Блэк! — непонятно к чему это относилось больше: к моей реплике или к моему поведению. — Я все устрою. Ты же протащил девчонку в Хогсмид.

— Да, только какой ценой.

— Ой, брось. Сарита малышка крепкая, — нетерпеливо произнес Волчек, которому очень, видно, хотелось этот разговор закончить. — И вообще, это уж моя забота, как нам в саму деревню пробраться. Скажи лучше, ты бывал в Уэльсе?

— Пару раз приходилось, а что? Предлагаешь аппарировать?

— Это было бы неплохо. В Англии людно слишком, а Уэльс захолустье. Да и путь нам сократить тоже не помешает.

— А ты сам-то что…

— Не люблю я это дело, — Волчек состроил кислую рожу, — да, если честно, и не умею толком. По крайней мере, никого с собой перемещать не возьмусь.

— Надо же, — меня даже слегка позабавил его унылый тон, — до таких лет дожил и не научился?

— А ты мои годы не считай, Блэк, — огрызнулся он. — Не учил меня никто, вот и не научился! Да не больно и надо…

— Ладно, не рычи… волчара, — я примирительно похлопал его по руке, повернулся к Рему. — Ты хоть примерно знаешь, где это?

Люпин пустился в объяснения, называя какие-то ориентиры, названия которых были мне не знакомы. Еще раз убедился в том, что география это моя одна большая проблема. Наконец, я услышал знакомое название.

— Холихед, хм… Знаю. Даже помню достаточно четко.

— Ну вот и славно, — резюмировал Волчек. — Как только наша гуляка вернется, сразу отбываем. Время сейчас подходящее: луна уже на убыль пошла. Так что, Ремус, скоро избавим тебя от своего присутствия…

* * *

Холихед, маленький маггловский городишко на западном побережье, встретил нас противным медленным осенним дождем. По подсчетам Рема оттуда пешком до пункта назначения было часов двадцать. Если не задумываться о сопутствующих обстоятельствах, все это можно было бы воспринимать, как приятную прогулку. Если не задумываться…

Разумеется, это не выходило ни у кого. Волчек, несмотря на свою браваду перед Люпином, едва заметно нервничал, это я понял по отрывистой речи и дерганным движениям. Сара, вся в своих мыслях, время от времени что-то бормотала себе под нос и ерошила волосы. Я подозревал, что она таки успела с кем-то связаться, когда добывала шмотки и провизию, и теперь ее утомленный бездействием мозг работал с максимальной скоростью.

Мы свернули с основной дороги и долго плутали по проселкам пока, наконец, не выбрались в лесистое предгорье. Дождь прекратился, смеркалось, и Волчек предложил устроиться на ночлег, чтобы не шарахаться в темноте по незнакомым местам. Расположились мы под невысокой сосной с раздвоенной вершиной, развели костер. Глядя на расслабившиеся, словно по волшебству, лица и позы своих спутников, я подумал: удивительно, как огонь сразу создает ощущение пристанища. Мир будто смыкается вокруг светлого пятна, формируя у сидящих иллюзию безопасности и относительного уюта. Так было и теперь. Волчек прислонился к стволу, по-звериному потянулся и весело произнес:

— Эх, ноги мои… Двести лет так не ходил. И чего бы тебе, Блэк, не вспомнить местечко поближе?

— Ленивый волчище, — хохотнула Сара, потрепав Волчека по голове и усаживаясь рядом с оборотнем. Теперь, когда жизнь снова закрутилась в привычном для нашей инспекторши ритме, ее скверный характер перестал проявляться столь явно. Она тоже прислонилась к сосне, засунула ладони под меховой жилет и как-то уютно нахохлилась. — Слушай, Блэк, а у тебя часом не осталось того веселого напитка, которым нас твой Люпин угощал.

— Спиваешься, подруга.

— Есть немного, — пробухтела она в воротник. — Я, ребята, десять лет с одними мужиками работаю. Поневоле научишься, коли хочешь своей стать.

— Держи, Сарита, — Волчек протянул ей фляжку, которую вытащил из кармана плаща, — только не увлекайся. «Огденское» коварная штука.

Сара отпила, прикрыла глаза и потянула носом.

— О! — я даже дернулся от ее громкого возгласа. Все-таки к манере Сары так, мягко говоря, неожиданно озвучивать пришедшие ей в голову мысли я никогда не привыкну. — Я поняла! Меня Бобби пару раз угощал, когда особенно задобрить хотел… еще врал, что из Штатов. Вот прохвост! Контрабандист чертов! — она рассмеялась и протянула мне фляжку. — Ты, Волчек, снабжаешь?

Оборотень что-то неопределенно пробормотал, а потом обратился ко мне:

— Слушай, Блэк, мне серьезно интересно: а почему именно Холихед? Вроде маггловский город.

— Не такой уж и маггловский, волшебников тоже хватает, — я отхлебнул из фляжки и, подстраиваясь под общее расслабленное состояние, растянулся на плаще, подперев рукой голову. Удивительно, но мы вдруг перестали быть беглецами вне закона, превратившись в трех обычных людей, коротающих ночь у костра. Эх, если б можно было так и остаться ими… сидеть, пить виски и предаваться приятным воспоминаниям. Утопия, конечно. Но, черт возьми, почему бы и нет?

— Я в юности за их квиддичную команду болел, — продолжил я, передавая напиток Волчеку и наблюдая, как он прикладывается к горлышку. — Разок с другом на тренировочном матче были… У «Гарпий» здесь база, магглы ее, разумеется, не видят.

— «Гарпии»? Это где одни девки? — усмехнулся Волчек. — А у тебя губа не дура.

— Квиддич это что? Спорт такой? — всунулась Сара, а после нашего с Волчеком «ага», провозгласила с извечной женской иронией. — Все-таки мужики, они мужики и есть… даром, что волшебники или кто там еще… Только и разговоров: о девках да о футболе.

Мы с Волчеком переглянулись и хором захохотали: это идиотский бабий стереотип с Хиддинг совершенно не вязался и потому воспринимался как шутка.

— Я в юности тоже любил квиддич, — отсмеявшись, молвил Волчек.

— Играл?

— А то, — в его голосе была какая-то непривычная сентиментальность.

— И кем был? Нападающим?

— Ни за что не угадаешь, Блэк, — Волчек выдержал эффектную паузу, подмигнул, а потом снова тихо рассмеялся. — Придурок ты. Я на тотализаторе играл…

— Удивил.

— Да ну? Нет, ты только представь: я и на метле. Абсурд.

— А что, — пристраиваясь поудобнее, проговорила Сара, — вполне в твоем репертуаре. И как? Выигрывал?

— Не поверишь, малышка, я свой первый бизнес на квиддичном тотализаторе сделал. Как сейчас помню, на «Обормутских осах». Там у них перец такой был, Людо Бэгмен, пень пнем, но играл хорошо. Слышал, вроде он теперь какой-то министерский босс… Вот ведь, чудеса? — Волчек расслабленно зевнул. — Ему, поди, бладжером все мозги поотшибало, а туда же.

Костер уже почти догорел, да и темы для непринужденной беседы постепенно иссякли, и общее собрание, наконец, решило отправиться на боковую. Ночь стояла очень холодная даже для октября месяца. Предгорье, что тут скажешь. Сара ежилась, кутаясь в свой жилет, надетый поверх пальто, ерзала и, наконец, снова сев, пробормотала:

— Я, пожалуй, костер разожгу. Посижу. А вы спите.

— Замерзла? — спросил я, глядя, как она дрожащими руками пытается оживить потухший огонь.

Сара дернула плечом, мол, ерунда. Я с минуту понаблюдал за ее безуспешными попытками и растолкал уже задремавшего Волчека. Тот, ни слова не говоря, скинул плащ, я сделал то же самое.

— Ложись, горе луковое, — оттащил он от костра Сару, указывая на импровизированное лежбище, — собиралась-собиралась… И что?

Она сердито посмотрела на оборотня, словно отдавая дань привычке везде и во всем быть независимой, но потом практичность — а, может, и женская слабость — заставила Сару покориться. Она закуталась, повозилась и уже из-под кучи ткани пробормотала:

— А сами-то как?

— Спи, дуреха, — голос у Волчека был непривычно ласковый. — Нас с Блэком шкура греет. Верно?

Так мы и проспали всю ночь: волк, пес и женщина между ними. И было в этом что-то удивительно хорошее.

* * *

Весь следующий день мы блуждали — очень точное определение, надо сказать, — по лесу. Волчек все больше злился, так что мы с Сарой старались держаться поодаль и не приставать к нему с расспросами.

— Похоже нам еще ночь под сосной ночевать, — тихо прошептала мне Сара, после очередной заминки и смены направления. Волчек зло зыркнул на нас, очевидно услышав сарину реплику, выругался себе под нос и широкими шагами обошел поляну, где мы остановились. Сара сунула руки в карманы и снова забормотала, бросая на него недовольные взгляды:

— И что было тащить нас сюда, если не черта не знаешь?

— Не зли его, — остановил я Хиддинг. — Дай сориентироваться. Волчек что-то чувствует, но видимо, защита и правда очень хитроумная, вот он и путается.

Словно в подтверждение моих слов, Волчек сделал несколько шагов вправо, настороженно прислушался и, кивнув сам себе, поманил нас.

— Уже рядом, идемте.

Через час прыжков по оврагам и поваленным веткам нас остановила преграда. Это был самый обыкновенный маггловский сетчатый забор, на котором висели полинявшие от времени таблички, о надписях на которых можно было только догадываться: буквы стерлись почти подчистую.

— И это твоя «хитроумная» защита? — скептически заметила Сара, указывая на ограду. — Не думаю, что это «не влезай — убьет» кого-то может всерьез остановить.

Волчек снисходительно посмотрел на нее.

— Это от магглов.

— А вы что? Видите что-то другое?

— Нет, — ответил я за Волчека, — но, думаю, это только первое препятствие.

Волчек рассеяно кивнул, придирчиво оглядывая забор.

— Лезть придется. Другого варианта я не вижу.

— Хочешь, левитирую вас? — предложил я.

— Ты бы, Блэк, без нужды своей палочкой не размахивал, — хмуро сказал Волчек. — Тебя, как я понял, не очень-то жаждут видеть в Британии, так что наверняка надзор установили. Не проверял, кстати?

Я помотал головой. Что ж, в предположении Волчека есть резон. Это было неприятно, но терпимо. Пока можно было и правда обходиться без волшебства.

Волчек подпрыгнул, с легкостью подтянулся, что было даже странно при его могучем телосложении, и со звериной ловкостью перемахнул через ограду.

— Давай, Сара, сперва ты, а потом Блэк.

Сара от моей помощи отказалась, быстро вскарабкалась, цепляясь за сетку, и прыгнула, приземлившись точно в объятия оборотня.

— Джентльмен! — хмыкнула и похлопав Волчека по плечу.

Я перебрался последним. Едва мои ноги коснулись земли по ту сторону ограды, я услышал треск сломанной ветки, шорох и хриплый, словно простуженный, птичий крик.

Волчек резко обернулся, потянул носом.

— Ко мне, быстро, — скомандовал он тихим голосом, в котором мне почудилась едва заметная дрожь. Мы, как послушные солдаты, встали у оборотня за спиной. И вовремя. Навстречу нам из кустов вышел... человек. Он был высок, довольно крепок, а в руках держал нечто, сильно смахивающее на маггловское охотничье ружье.

— А ну убирайтесь! — громко произнес человек, снимая оружие с плеча. — Это закрытая территория.

— Полегче, приятель, — в голосе Волчека уже не было никакой дрожи. Он звучал грозно и по-хозяйски, словно он только что въехал сюда на карете, а не перелез через забор, как мелкий воришка. — Я ищу Серый Лес, ты знаешь как туда войти?

— Многие ищут, — проговорил человек, приближаясь и из-под полей шляпы разглядывая оборотня. Вид у мужика был угрожающий, даже если не принимать во внимание ружье. Огромные кулаки, тяжелая поступь, свидетельствующая о немалом весе, и несколько старых шрамов на лице, которые выдавали в нем бывалого драчуна. — И что ты забыл в Сером Лесу, приятель?

— Что я там забыл, не твое дело, приятель, — Волчек сделал шаг к нему, и человек тут же вскинул ружье, направляя дуло прямо в грудь оборотня. — И убери свою маггловскую пугалку, меня ты ей не остановишь.

— Особенно, не снимая с предохранителя, — насмешливо добавила Сара из-за его плеча. — Ты и теперь будешь говорить про «хитроумную» защиту, Волчек?

— Волчек? — человек опустил ружье и недоверчиво вгляделся. Потом по лицу поползла недобрая ухмылка. — Так ты Белый Волк… Наслышан. Говорят, тебе сильно прижали хвост последнее время.

— Не верь всему, что говорят, дружище, — протянул Волчек, неприятно скалясь. — А то может случиться… всякое. — Он осклабился и подмигнул.

Человек немного стушевался, но признаков робости не обнаруживал. Мне впервые пришло в голову, что, возможно, Волчек слишком переоценил свое влияние на местную публику. Что если его такой непререкаемый в Лондоне авторитет здесь вовсе не так велик, как он себе воображает? Но следующая реплика опровергла мои домыслы.

— Ну, раз уж светлейший Волчек решил заглянуть в нашу скромную обитель… не смею задерживать, — Волчек при этих словах снисходительно усмехнулся. — Хотя постой! А эти, — он качнул ружейным прикладом в нашу с Сарой сторону, — с тобой?

— Со мной.

Тип обошел Волчека и приблизился к Саре. Она даже слегка отпрянула, когда он с силой втянул воздух, будто принюхиваясь.

— Маггла…— с прегадким выражением протянул громила, — и волшебник. Карпатский Волк знается с людьми? И собирается вести их в Серый Лес? Очень, очень интересно…

Волчек молниеносно оказался рядом, я даже не успел заметить его движение, как верзила был схвачен сзади, ружье выпало из его выкрученных рук, а горло сдавила согнутая рука нашего друга.

— Вряд ли мои дела это то, что должно интересовать тебя, приятель, — со звериным ворчанием в голосе проговорил Волчек ему в самое ухо. — Все что от тебя требуется, это показать нам вход в деревню и… — он еще сильнее сдавил горло соперника, — можешь проваливать на все четыре стороны.

— Хорошо, хорошо, — сдавленно прохрипел тип, пытаясь вывернуться, но хватка Волчека была, должно быть, весьма крепкой. — Эй, отпусти меня, гарó… Это моя работа.

— Ничего личного, ликáно?

— Ничего, — хмуро ответил он, когда хватка Волчека ослабла.

— И ты проводишь нас к Серому Лесу?

Тот еще раз с подозрением оглядел меня и Сару, недобро усмехнулся и кивнул.

— Как пожелаешь, гаро.

Все еще под впечатлением от первого контакта с местным оборотнем, мы последовали за нашим проводником, который представился как просто «Сид». Он вывел нас на едва заметную тропу, уходящую вверх по склону. Попетляв между камнями и вдоволь поспотыкавшись о древесные корни, мы вступили в лишенную деревьев туманную теснину, причем у меня было чувство, что тамошний туман не имел никакого отношения к природным явлениям. Только погрузившись во влажную желтоватую пелену, мы почти сразу потеряли ориентиры. Если бы не маячившая впереди фигура Сида да уверенно шагавший прямо за ним Волчек, мы бы в миг заблудились или повернули в обратную сторону. Стараясь не отстать от оборотня, я и то и дело с тревогой оглядывался на плетущуюся в хвосте Сару: все время ожидал негативной реакции со стороны ее организма на охранные чары. Они — по моим представлениям — должны бы уже начать действовать, ведь поселение оборотней, по-видимому, находилось недалеко. Но ничего подобного не было. Я недоумевал: неужели защита деревни совсем на Сару не действовала? Помнится, в Хогсмиде она едва концы не отдала, а здесь… вон идет себе и в ус не дует. Даже, по-моему насвистывает что-то… Чудеса.

Должно быть, мое беспокойство и недоумение не остались незамеченным, впереди раздался тихий смешок Волчека.

— Чуднó, да Блэк? — бросил он через плечо. — Да ты варежку-то закрой… Не помнишь, что твой друг говорил, Люпин который? «Древняя магия». Это тебе не ваши антимаггловые щиты. Оборотни-то ведь не все из волшебников вышли. Смекаешь? Вон братец Сид впереди чешет. Думаешь, он маг?

— Скажешь — нет?

— Угадал. Я, конечно, доподлинно не скажу, но, скорее всего, он из обычных магглов. Кому из волшебников придет в голову ружьишко с собой таскать? Ликантропия, Блэк, хоть и тяжелый недуг, но в чем-то полезный. Так то.

Этот вывод меня потряс. Еще и еще раз убеждался, что наш школьный курс нуждается в существенной переработке, по крайней мере, в разделе об оборотнях — точно. Готов поклясться, что ни мне, ни подавляющему большинству моих собратьев-волшебников не приходило в голову, что заражая жертву способностью обращаться в зверя, оборотень передает отчасти и магический дар. Своеобразный бонус за мучения. М-да. Природа — сучка справедливая.

— Слушай, Волчек, — спросил я, догнав оборотня и шагая рядом, — не понял, как он тебя назвал… ну, Сид этот?

— Гаро? — с оттенком самодовольства переспросил Волчек, я кивнул. — А-а. Это местный жаргон оборотнический. Таких, как я, кличут… настоящих. Здесь в Британии все чинно: сословность, субординация. Цивилизованная страна, ядрена вошь! — он коротко хохотнул. — Да, что я говорю, тебе это лучше меня известно. У тебя ведь, поди, за спиной десять колен одних волшебников.

— Больше, — невесело ответил я. — Так ты, Волчек, выходит, высшая каста?

— Ну, типа того, — он поглядел вперед, сузив глаза, потом обернулся на Сару, желая убедиться, что та не отстала, и равнодушным голосом добавил. — Я в свое время сильно этому удивлялся. У меня на родине различий не делают: все мы одинаково гнусные твари, волкулáки. Дьявольское семя. На нас охотились, дома жгли. Вешали, травили, на колья сажали. Поэтому оборотням между собой делить нечего было, так и жили целым кланом. Помогали друг другу, как могли...

— Ты поэтому уехал?

— И да, и нет. Я, Блэк, на пятерых человек напал, когда те отца убили. Тридцать пуль в него всадили, подонки. Не пожалели серебришка-то, — он на секунду замолчал, а потом продолжил с ухмылкой, словно смакуя мерзкие воспоминания. — Двое выжили, это я уже после узнал. Один, правда, без руки остался, а у другого — полморды, как древесный гриб. Но ничего... целехонькие. Небось, теперь тоже бегают от охотников. И поделом. Пусть распробуют, каково оно в Карпатах да в волчьей шкуре…

От его рассказа мне стало не по себе. Черт! Я все-таки, несмотря на свою хваленую «широту взглядов» и дружбу с Ремом, человек и волшебник до мозга костей. Вот ведь вроде: несчастный парень Волчек, а у меня никакого сочувствия. Только отвращение. Или он специально расцвечивает свой рассказ гнусными подробностями, чтобы жалости не вызвать? А что, похоже. Волчек гордый. Что ему сочувствие какого-то мага? Тьфу, и растереть.

— А ты кровожадный, — сказал я, пытаясь придать высказыванию полушутливый оттенок.

Волчек довольно крякнул.

— Приходится. Да ты не дрейфь. Тебя не трону.

— А Сару? — это вырвалось само собой, я все еще помнил то хищное выражение, которое время от времени появлялось на лице Волчека при взгляде на Хиддинг. Оборотень даже с шага сбился, когда обернулся ко мне, сверля своими нечеловеческими глазами.

— Не лезь, Блэк, — прошипел он злым шепотом. — Кажется, уже говорил тебе когда-то: я никогда этого не сделаю! Хотя, не скрою, искушение большое. Но девчонка мне нужна как она есть, свободная, а не больная ликана.

— Надеюсь. Потому что, если ты это сделаешь, я лично тебя прикончу.

— Рыцарь? Или… у благородного мага свой интерес, а Блэк?

— В данном случае разницы нет!

— Эй, парни, хватит там шептаться, — донесся до меня громкий сарин голос. Хиддинг то ли услышала, то ли догадалась, что наш разговор принял не слишком приятный оборот. Она ускорила шаг и почти поравнялась со мной и Волчеком. Я уже ждал гневных слов, но Сара, как ни в чем не бывало, спросила:

— Волчек, далеко еще?

Оборотень мгновенно преобразился в того привычного делового человека, который когда-то играл роль нашего с Хиддинг «работодателя», и окликнул проводника. Тот, кстати сказать, успел уже достаточно далеко уйти вперед и из-за тумана его силуэт был почти вне зоны видимости.

— Эй, Сид, деревня близко?

— Сейчас начнем спускаться. Увидите, — был ответ.

И действительно, минут через двадцать туман начал редеть и мы стали различать поросшие лесом горные склоны и цепляющиеся за них приземистые дома с узкими оконцами. По краю похожей на гигантскую миску долины, где располагалась деревня, шла довольно высокая изгородь из толстых заостренных кольев, а дорога, в которую превратилась приведшая нас сюда горная тропа, уперлась в массивные деревянные ворота, наглухо закрытые изнутри.

Сид постучал. Сбоку отворилась калитка и оттуда вышел невысокий худощавый субъект в темной куртке явно с чужого плеча.

— Кого это ты приволок на ночь глядя?

— Почетный гость, — пробасил Сид, кивая на Волчека.

Сторож пригляделся и округлил глаза.

— Да-а-а, давненько такого не было, — он склонился в шутливом полупоклоне. — Проходи, господин хороший. Мы гостей редко принимает, так что не обессудь — не подготовились. А коли ты не драл никого из местных, так и вовсе рады будем…

Сид хлопнул сторожа по плечу и что-то шепнул ему на ухо. Тот сразу оставил насмешливый тон и поглядел на Волчека со смесью уважения и растерянности.

— Белый Волк? Что ж. Проходи. Только вот спутникам твоим здесь оставаться не след. Это ведь люди?

— Это уж мне решать, парень, — холодно изрек Волчек. — Знаешь, где тут можно поселиться?

— Это тебе к старому Обри надо.

— Вожак ваш?

— Он наше всё. И вожак, и кормилец… отец родной. Не знаю только, пожелает ли он тебя видеть. Он гаро на дух не переносит, хоть и сам такой. Вот ведь какие дела… — он виновато развел руками, почесал затылок и еще раз придирчиво оглядел нас троих, — хотя… ежели правда, что про тебя болтают…

Что именно "болтают" про Волчека оборотни, мне услышать не довелось, потому что наш приятель недовольным жестом остановил словоохотливого сторожа и потребовал у того немедленно объяснить, как найти этого самого «старого Обри». Сторож снова начал разглагольствовать, причем настолько путано и многословно, что лично я уяснил только, что местный вожак вообще мало сидит на месте и по энергичности может сравниться разве что с нашей бешеной подругой Сарой. Волчек, не дослушав болтовню сторожа, стал подталкивать нас к воротам, а сам обратился к Сиду.

— Слышь, парень, если вдруг кто будет спрашивать меня, найди возможность — свистни. Уж я в долгу не останусь, — он порылся в кармане и выволок оттуда золотой галеон. — На вот. Это тебе за труды.

— Богатенький? — хрипло расхохотался наш проводник, забирая у Волчека деньги. — Держу пари, не на министерское пособие живешь. Только не это ли золотишко тебе боком встало, раз ты к нашим нищебродам подался?

— Меньше знаешь — крепче спишь, ликано, — на лице Волчека опять появилась противная ухмылка. — А дробовичок-то свой с предохранителя снимай! А то не одна моя Сарита такая внимательная… могут и не поверить, что ты «секретный объект» охраняешь.

Сид коротко хохотнул:

— Он не заряжен. Только для магглов из соседних поселков и этого хватает. Проверено.

* * *

Вопреки моим фантазиям, рисовавшим поселение оборотней каким-то жутким местом с глухими заборами, из-за которых скалятся ощеренные волчьи пасти, Серый Лес оказался самым обыкновенным поселком, похожим на людские. Не таким ухоженным, как тот же Хогсмид или Годрикова Лощина, где когда-то жили Поттеры, но вполне пригодным для существования. Улица, как таковая, была здесь только одна. В основном дома довольно хаотично располагались по склону, образуя в центре пустое пространство, наподобие площади. В центре ее был небольшой помост, возле которого суетились несколько человек со столярными инструментами. Когда мы приблизились, мужики, как по команде, побросали работу и уставились на нас кто с недоумением, а кто с недобрыми ухмылками. Я поймал себя на мысли, что невольно ищу на их лицах признаки тяжелого недуга, что, надо сказать, было довольно глупо. В конце концов, взять того же Люпина — ну кому придет в голову, что он болен ликантропией. Мы-то, даже живя с ним бок о бок, не сразу догадались, а уж со стороны…

— Бог в помощь, — громогласно молвил Волчек, подходя ближе к работникам.

— И тебе не хворать, — ответил ему молодой смазливый парень с бланшем под глазом. — И откуда это ты, такой лощеный, топаешь?

— Откуда иду, про то тебе знать не след, голубчик, — Волчек четко придерживался избранного амплуа волка-аристократа, даже на мой взгляд, немного переигрывал. — Ты мне лучше скажи, как Обри повидать.

— И на что тебе наш старый волчара? — я уловил в его голосе признаки настоящего любопытства. Другие персонажи тоже проявляли интерес, хотя с первого взгляда и показались мне равнодушным быдлом. Все собравшиеся здесь выглядели как участники состоявшейся накануне пьяной драки: помятые физиономии, красные глаза, тяжелое перегарное дыхание. Трудотерапия для местного «преступного контингента»? Хм. Оригинально.

— Ты скажи, а я разберусь, — ухмыльнулся Волчек, — я же не спрашиваю, где да почему твою смазливую харю так разукрасили?

Парень на удивление не разозлился, скорее наоборот: ощерил рот в неожиданно белозубой усмешке и, развернувшись в сторону, пронзительно свистнул.

— Эй, Обри! О-о-обри! — заорал он в сторону ближайшей к нам низкой постройки, — выдь на минуту!

Дверь дома слегка приоткрылась и оттуда донеся недовольный бас.

— Работай давай, бездельник.

— Не, Обри, я серьезно, — все также орал парень, получая от этого процесса видимое удовольствие, — тебя тут какой-то рябчик столичный ищет. С компанией…

Дверь открылась окончательно, в проеме появилась крупная фигура. Человек шел к нам, на ходу вытирая руки о висевшее на плече полотенце.

— Вот это я понимаю: оборотень! — услышал я за спиной едва слышный шепот Сары. Я полуобернулся к Хиддинг, которая во все глаза смотрела на приближавшегося к нам старика. Впрочем, стариком его можно было назвать лишь условно. Размашистая походка и уверенные движения этого самого Обри с понятием «престарелый» невозможно было связать даже с очень большой натяжкой. Трудно сказать, сколько ему было лет. Я почему-то никогда не задумывался, как долго может жить оборотень. Вот, например, Волчек? Сколько ему? На вид вроде мой ровесник, может, чуть старше. А в действительности? Пятьдесят? Больше?

Обри выглядел не то чтобы великаном, но росту в нем было достаточно, чтобы можно было смотреть на большую часть человечества сверху вниз. У него были непомерно длинные руки, покрытые серой шерстью, слишком густой для человека и слишком редкой для зверя. Лицо Обри действительно было лицом старика… Нет, не так! Старого волка. Но самыми примечательными были глаза. Такие же желтые и нечеловеческие, как у Волчека, но в отличие от нашего друга они не блестели хищным звериным азартом, в них было внимание, настороженность и… ни капли агрессии. Мне на ум невольно пришел профессор Дамблдор. Я даже улыбнулся такому сравнению. Мудрец-оборотень. Кто бы мог предположить?

Обри окинул нас долгим изучающим взглядом, встретившись с которым, я вдруг почувствовал себя подростком, которого ждет родительская выволочка. И, похоже, не я один. Сара выпрямила плечи и вызывающе задрала подборок, да и Волчек поутратил значительную часть своей спесивой наглости.

— Что вас привело в Серый Лес, господа? — низкий рокочущий голос старика не выражал никаких эмоций.

— Нам нужно убежище, — так же ровно ответил Волчек.

— Вас преследуют? Кто? — опять никакого удивления, только взгляд стал более пристальным, да ноздри начали немного подрагивать, словно старик принюхивался.

— Это долгая история.

Обри сложил на груди руки и спокойно произнес:

— Я никуда не спешу, — потом взгляд его переместился за спину Волчека на развесивших уши горе-работников и тут же изменился, став из глубокого изучающего каким-то «сегодняшним». — А вы, остолопы, что встали? Как за кружкой глотки рвать, так молодцы, а как дело делать, так немощь бледная. Сказал же: не почините к вечеру, будете всю ночь у меня под замком сидеть. И нечего кривить рожу, Гастингс! — это было адресовано тому самому типу с бланшем. — Тебя-то уж точно следовало за твои выходки на пару дней в холодную посадить. Так что работай, и скажи спасибо Вильяму, что он тебя батогом не отходил, когда ты ему в угаре пол зала разнес… — он снова повернулся к нам и покачал головой. — Охальники!

М-да. Я угадал, ну или почти угадал, насчет трудотерапии. Сходство с нашим дражайшим директором стало почти полным. Старый оборотень тем временем, поразмыслив, поманил нас в свое жилище. Вернее, это помещение вряд ли можно было назвать жилым, скорее оно было чем-то вроде склада и мастерской одновременно. По всем углам громоздились какие-то коробки, доски, бочки и куча тому подобных вещей. В центре расположился огромный верстак (что это такое я знал только по картинкам), на котором лежала гора деревянного хлама, в прошлом, вероятно, бывшая стулом, а рядом благоухала удушающим запахом банка с чем-то темным и вязким. Старик что-то мастерит в перерывах между воспитанием великовозрастных хулиганов? А этот Обри оригинал. У них тут что? Колдовство не в чести. Все ручками, господа? Занятно.

— Хорощо погуляли? — с усмешкой спросил Волчек, тоже заметив поломанную мебель.

— Такое случается, — все также спокойно произнес старик, закрывая крышкой вонючую банку, а затем присел на верстак и вопросил:

— Кто вы такие? — и тут только в его голосе едва заметно обозначились металлические нотки. — Только лгать не советую, уважаемые. Пойдете вон без разговоров!

Волчек коротко и деловито объяснил ситуацию, умолчав лишь о своем собственном участии в деле. Зачем, я не понял. Но вмешиваться не стал. В конце концов, это оборотнева вотчина, вот пусть он и ведет переговоры с местным вожаком, или как его тут называют...

Обри внимательно слушал, скрестив на груди руки и не глядя ни на кого из нас. Потом вдруг жестом остановил Волчека.

— Довольно. Про твоих людей я понял. А что хочешь ты, гаро?

— Не больше, чем я прошу — убежища для Блэка и Сары, — мне пришло в голову, что будь Волчек сейчас в истинном облике, прижал бы уши.

— И ты понимаешь, что одни они здесь жить не смогут? Стало быть, придется остаться и тебе.

— Опасаешься конкуренции?

Я даже икнул от такого выпада Волчека. На мой взгляд, наш друг не просто играл с огнем, он лез в пекло. Но, видимо, психология оборотня все же отличается от человеческой, потому что Обри этот наглый вызов вовсе не удивил и не разозлил.

— В стае только один вожак. Тебе это известно, наверно, даже лучше, чем мне. Но я опасаюсь не этого.

— Чего же? Хотя постой... сам скажу: ты просто не любишь таких, как я?

— При чем тут моя любовь или нелюбовь, — устало ответил Обри и тяжело вздохнул. — Погляди, как мы живем: бедность, граничащая с нищетой. Нищета и голод плохие воспитатели. А уж советчики и вовсе опасные. Я уже тридцать с лишним лет пытаюсь поддерживать здесь подобие порядка. И тут являешься ты: довольный жизнью гаро среди измученных недугом ликанов. Кого, как ты считаешь, они винят во всех своих бедах? А уж если добавить, что ты привел волшебника…

— Мистер Обри, — голос Хиддинг был мягким, а интонации почтительными, тем не менее оборотни, как старый, так и молодой, посмотрели на нее с грозным недоумением. Ох, Сарита, не стоит вмешиваться, ты ведь не на своем поле играешь! Но она была, похоже, уверена в правильности этого хода и потому продолжала говорить, без страха глядя в глаза Обри, — мы уже три месяца живем изгоями. Спим где придется, питаемся чем бог пошлет. И конца этому не предвидится. Волчек не сказал вам, но за нами идет охота и наши преследователи не остановятся ни перед чем. Мне грозит тюрьма, Волчеку — гибель, а Блэку — изгнание. Неужели мы заслужили это, просто оказавшись в ненужное время в ненужном месте?

Повисла звенящая тишина. Да такая, что напряжение, висевшее в воздухе мастерской, сделало его вязким, как недавний волшебный туман. Обри продолжал глядеть на нахальную маленькую женщину пристальным взглядом, а мы с Волчеком синхронно заняли позицию, которую иначе как «активной обороной» и назвать было нельзя.

— Не могу сказать, что я рад этому, — наконец вымолвил старик надтреснутым голосом, — но так уж и быть, оставайтесь, — мы все втроем одновременно выдохнули.

Господи, девочка, откуда в тебе это? И что это вообще такое? Звериное чутье? Кто бы мог подумать, что можно всерьез рассчитывать на простую жалость и сочувствие. И от кого? От старого оборотня, загубившего бог знает сколько душ.

— Но сразу предупрежу, — продолжал старик тоном сельского старосты, — ведите себя тихо. Если будете провоцировать беспорядки, придется проститься. И… Волчек, ты помнишь про полнолуние. Здесь обычно все запираются, но всякое может быть. Горячих голов здесь хватает, — он с едва заметным вздохом мотнул головой в сторону деревенской площади.

Волчек сдержанно кивнул, поблагодарил Обри и спросил, где нам можно поселиться.

— Я провожу, — ответил тот. Затем, встав с верстака, подошел ко мне и снова как будто принюхался. — Что-то не пойму я насчет тебя, колдун… На ликана ты не похож, но все же…

— Он анимаг, — ответил Волчек, усмехнувшись. — Я тоже гадал по началу, пока сам не увидел.

Морщины на лице старого оборотня изменили свои очертания, что, надо полагать, обозначало улыбку.

— Что ж, одной проблемой меньше. Но вашу леди берегите, — он бросил короткий озабоченный взгляд на Сару, стоявшую у меня за спиной. — Она хоть и вооружена, но в опасности в первую очередь. Идемте, — и шагнул к двери.

Хижина, где нас поселил старый оборотень, располагалась на окраине поселка. Это была настоящая хибара с тонкими глинобитными стенами на каменном цоколе, сырая настолько, словно впитывала влагу на протяжении всей своей долгой жизни. Теперь она щедро отдавала ее в виде вымораживающего душу холода, от которого не спасала ни теплая одежда, ни постоянно горящий в очаге огонь. В доме было два помещения: что-то вроде гостиной, совмещенной с кухней, и маленькая спальня. Последняя — чуть более сухая из-за приподнятого пола и деревянной обшивки стен — была единогласным решением отдана Саре. Она царственно приняла наш джентльменский жест и тут же принялась обживать помещение. В смысле, стащила на широкую дощатую кровать все нашедшиеся в комнате тряпки и устроила из них себе нечто вроде норы, куда еженощно закапывалась, по-моему, даже не снимая одежды.

Впрочем, жизнь других обитателей деревни не сильно отличалась от нашей. Обри не зря говорил о бедности, граничащей с нищетой. Мы время от времени шатались по улицам и наблюдали это воочию. Оборотни, которые все как один были ликаны, как их тут называли, перебивались случайными заработками, а кое-кому удавалось выхлопотать минимальное пособие, которое наше «щедрое» министерство выделяло, дабы поддерживать малоимущие семьи. Даже смешно: сначала планомерной пропагандой вынудить оборотней прозябать в нищете, а потом брезгливо кидать им подачки. Гнусность такой политики кого хочешь выведет из себя.

В поселке — Сара после недельного тут пребывания метко назвала его «резервацией» — было две-три лавки, хозяева которых едва сводили концы с концами. Эти, с позволения сказать, «оплоты цивилизованной жизни» да еще таверна, которой владел хмурый гориллоподобный человек Вильям Сакс — вот и все, что составляло светскую жизнь оборотней Серого Леса. Кстати, с «папашей Вилли», который к моему великому изумлению был не оборотнем, а самым обыкновенным сквибом, Волчек как-то быстро нашел общий язык. Мне думается, это произошло из-за сходства этих двоих в мировоззрении: оба умели крутиться, несмотря на неблагоприятные условия, и ценили предприимчивость. Так что, благодаря Вилли, а также предусмотрительности Волчека (именно он надоумил меня перед отъездом снять некоторое количество денег со счета — спасибо гоблинам, сделать это дистанционно оказалось даже проще, чем лично явившись в Гринготтс) у нас до определенной степени не было проблем с провизией.

Первую неделю мы втроем большую часть времени проводили на кухне, где можно было кое-как согреться. Сара, вопреки моим опасениям, вела себя смирно, почти все время молчала, обложившись своими бумагами. Их Волчек с помощью Берти доставил нашей подруге, когда они прятались у Люпина дома. Ума не приложу, что еще Сара надеялась там почерпнуть — на мой взгляд она их изучила уже вдоль и поперек, так что могла процитировать даже разбуженная среди ночи. Но, видно, я ничего не понимаю в работе детектива!

Мы с Волчеком то и дело обсуждали разные «актуальные проблемы», среди которых главной было грядущее полнолуние, когда по моим представлениям должно было начаться настоящее веселье. Волчек относился к этой проблеме как-то слишком легко, заявив, что мои страхи излишни и, если не нарываться, то все пройдет для нас безболезненно. Оказалось, он прав.

За два дня до рокового срока по ночам деревня словно вымирала. Двери заперты на крепкие засовы, на улице и площади — ни души. Видя мое недоумение, Волчек, скривился и объяснил, что ликаны в основной своей массе воспринимают себя людьми, а потому считают свое оборотничество заболеванием и в какой-то мере стыдятся его. Поэтому даже здесь, где они в сущности ни для кого из жителей опасности не представляли, несчастные старались добровольно изолироваться от окружающих. Я был удивлен. Доселе мне казалось, что смысл совместного проживания оборотней, собственно, и сводится к тому, чтобы иметь возможность не прятаться. Волчек на мое высказанное предположение отреагировал не без сарказма и обозвал снобом. Мол, я, как и все волшебники, считаю оборотней этакими монстрами, для которых несвойственна мотивация вроде обычной потребности в общении и добрососедстве. Это был еще один повод для наших «кухонных» дебатов.

Так прошел месяц относительно мирного сосуществования. На третьей неделе ноября и Волчек, и Сара начали проявлять некоторые признаки нетерпения. Еще долго продержались! Волчек периодически куда-то исчезал, не забывая при этом строго напоминать об осторожности, а Сара стала все чаще одолевать его расспросами, как добраться до ближайшего людского городишки. На вопрос «зачем» она только фыркала, на ходу придумывала какой-нибудь дурацкий предлог, а получив отказ, уходила к себе «в нору» и дулась.

В один из таких дней, Волчек, чтобы разрядить обстановку и отвлечься, предложил партию в покер. Сара демонстративно отказалась и мы уселись играть без нее. Спустя некоторое время стало понятно, на что рассчитывал наш хитрый оборотень. Я был более чем посредственным игроком и без помощи из вне шансов против Волчека у меня не было никаких. Раз за разом сливая игру при даже весьма многообещающих комбинациях, я начал замечать, что Сара, которая сидела рядом и, казалось, внимательно изучала содержимое какой-то толстенной папки, нет-нет да и бросала на меня снисходительные взгляды.

После очередного моего проигрыша она прекратила делать вид, что ей неинтересно, и ехидно заметила:

— Ты скоро без штанов останешься, Блэк. Ну, как можно быть таким растяпой? Волчек, по-моему, даже стараться перестал.

— Хочешь помочь своему любимчику? — тут же оживился оборотень.

— Ну, вот еще!

— Давай, Сарита, — меж тем подзуживал Волчек, — прояви талант.

— Хочешь, чтобы я вас обоих раздела? — в голосе Сары, по-прежнему ворчливом, сквозило явное самодовольство.

— Хм. Заманчиво, — весьма двусмысленно протянул Волчек и добавил с вызовом. — А сможешь?

— Не сомневайся, — Сара уже откровенно насмехалась. — Ты играешь посредственно, а про Блэка я вообще молчу… Он просто младенец.

— А ты, значит, мастер игры? Так что ж отказалась? Сдрейфила? — оборотень дразнил Хиддинг так откровенно, что, пожалуй, перегнул. Сара опять поджала губы, поняв, что повелась на его провокацию, и строго сказала:

— Вот еще, у меня есть дела поважнее…

— Это что ли? — оборотень ловким движением выхватил из рук Сары папку.

Она сложила руки на груди и взглянула на Волчека, как на младшего брата, который докучает шалостями, мешая готовить уроки.

— Вот идиот!

Сцена, которая разворачивалась перед глазами, заставила меня улыбнуться. Последний месяц я вообще с удивлением отмечал в себе значительные перемены. Начнем с того, что меня совсем не угнетало наше вынужденное затворничество. В прежние годы я бы первый рвался отсюда не хуже Сары, а теперь… Может, я внезапно постарел? Или поумнел? Ха. Как бы не так, Сириус.

На самом деле ответ был проще некуда. У меня не было четкого представления о том, что мне делать дальше, и потому я пребывал в некоторой растерянности. Перед нашим уходом от Люпина, я написал Гарри и теперь ждал от мальчишки ответа. Нельзя сказать, что не задумывался, как мне переиграть всех этих добровольных защитников крестника от моей преступной персоны и, в том числе, Дамблдора. Но пока все мои идеи казались одна абсурднее другой. В такие моменты я начинал злиться и психовать, но поскольку мои приятели находились в этом состоянии перманентно, то я предпочитал не давать волю еще и своим страхам, чтобы не накалять обстановку до предела. Словом, как-то само собой вышло, что в нашей компании я внезапно оказался в роли, которую когда-то в мародерской юности с успехом исполнял Рем. Вот бы посмеялся Джеймс: Сириус-миротворец. Просто в голове не укладывается!

— Вы еще подеритесь, как дети малые, — с насмешкой сказал я, глядя на скорчившую сердитую рожу Сару и вызывающе наглый вид оборотня. — Наплюй ты на нее, Волчек.

Но оборотень не отреагировал на эту неуклюжую попытку внести спокойствие. Он что-то вытащил из кучи сариного бумажного хлама и теперь с интересом разглядывал.

Хиддинг нахмурилась, привстала и из этого положения глянула на предмет его интереса.

— Ты кого-то знаешь?

То, что держал в руках Волчек, было самой обыкновенной маггловской фотографией. Снимок был смазанный и начисто лишенный композиции, словно кто-то случайно щелкнул затвором фотоаппарата, не заботясь о результате. Сидящий на первом плане человек весьма респектабельного вида был запечатлен вполоборота. Возле него склонился, словно для доверительного разговора, другой тип, внешность которого не оставляла сомнений в его иностранном, скорее всего восточном, происхождении.

— Твой «эфенди»? — вопрос Волчека подтвердил мое предположение.

— Он предпочитал по-английски: «чиф», — неприятно ухмыльнулась Сара. — Омар Экинджи настоящий англоман. Ты с ним знаком?

— Лично нет. Но наслышан, — Волчек заметил мой интерес и пояснил. — Этот парень турок, но в Британии уже лет десять и постоянно мутит воду. Про него чего только не болтают, все больше гнусности разные. Сейчас, конечно, он почти король… или султан, что ему больше подходит.

— Вроде тебя? — усмехнулся я.

— Куда уж мне… — Волчек бросил фотографию на стол. — Я так, шпана местная. Экинджи мне не чета, он по-крупному играет, — он хрипло хохотнул. — «Эфенди», сиречь господин. Его ведь не зря так прозвали. Не ошибусь, если скажу, что он один ворочал всеми маггловскими притонами в Лондоне.

— И не только в Лондоне, — в голосе Сары была неприязнь. — У Омара по всей Британии бизнес был. Все чин-чинарём и даже свои люди в полиции сидели… Трудно было на ублюдка выйти. М-да… А вот здоровьишко-то подкачало, — она злорадно ухмыльнулась. — Теперь хоть об одной дряни можно говорить в прошедшем времени.

— Ты работала у него?

Дурацкий вопрос. Но Сара тем не менее кивнула. Волчек склонил голову, словно внезапно разглядел в нашей подруге что-то доселе незаметное. Коснулся ее волос, темных у коней и светлых на концах, как у животного, и понимающе произнес:

— Так вот почему тебя называли «кара». Он придумал?

— Кара? — переспросил я. Волчек поднял на меня глаза, словно только что заметил мое присутствие, потом ткнул в фотографию.

— «Черная». Сарита в нашей среде почти легенда. Ее слава долетела даже до Дрянного переулка.

— Особенно, когда стало известно, что «кара» полицейская крыса, — невесело прокомментировала этот своеобразный комплимент Сара. — После того, как я вышла из игры, думаю, Омар поклялся лично меня прикончить. Этот кровопийца… — снова злой короткий смешок, — …доверял мне. Неплохо, а?

— Не вижу ничего смешного, — все еще разглядывая фото, жестко произнес Волчек, — если бы кто-то из моих людей сделал нечто подобное, он был бы уже мертв. Хотя Экинджи у меня лично сочувствия не вызывает. Маггловский эфенди действительно был знатным говнюком, — он бросил быстрый взгляд на Сару и спросил: — Ты спала с ним?

— Нет, — у той от отвращения даже дернулась щека. — Постель и бизнес, слава богу, Омар предпочитал не смешивать. Мои услуги ограничивались только игровым залом. Сам он, понятное дело, редко там появлялся. Но уж когда играли по-крупному… Короче, он всегда звал, когда требовалось кого-то держать на крючке.

— Тебе, девочка, повезло. Ты даже не представляешь, как, — мрачно заметил Волчек.

— Представляю, — она опустилась на стул рядом с оборотнем и нервным движением провела рукой по волосам. — Если б Экинджи не сдох от инсульта, сидела бы я тут с вами? Плюс, на мое счастье, кое-кого из его людей удалось взять еще тепленькими. Представляешь, Волчек, эти мудилы, омаровы шавки, как малые дети растерялись, когда наш эфенди к своим турецким праотцам отправился. Ну, от растерянности, — Сара снова состроила прегнусную гримасу, — можно всяких глупостей натворить… Короче, их позакрывали. Вот только всех ли? — тяжелый вздох. — Вопрос, однако.

Я взял из рук Волчека фотографию и еще раз, теперь уже более внимательно, рассмотрел пресловутого господина. Хм. А с виду и не скажешь, что головорез. Вполне лощеный вид. На фото вообще все персоны выглядели донельзя респектабельно, словно были сняты на каком-то светском приеме. Одеты, как принцы крови, за редким исключением… О! А это уже интересно!

— А это кто? — спросил я, указывая на смазанную фигуру на заднем плане, очертания которой заинтересовали меня своим сходством с одетым в мантию волшебником. Сара не глядя ответила и по ее речи я догадался, что она меня не поняла:

— Это человек, за которым я охочусь. Мудак скользкий. Он в кабинете министров не последний человек. Эта фотография — почти единственное доказательство его контактов с такими личностями, как Экинджи…

— Я не об этом, — нетерпеливо перебил я Сару, пихая фото ей под нос, — ты вот сюда глянь.

Сара сощурилась, наморщила лоб.

— Не вижу. Мутно очень. Скорее всего, какой-то падре, — сказала она брезгливо. — Святые отцы тоже не гнушались заглядывать в наш вертеп.

— Дай-ка мне, — Волчек почти насильно отобрал у Хиддинг карточку.

— А ведь ты прав, Блэк, — заявил он после нескольких секунд разглядывания снимка, — интересные дела получаются…

— Эй, вы о чем? — в голосе Сары была растерянность и нетерпение. Ну, конечно, это ведь ее вотчина. А тут надо же: малышка чего-то упустила. Меня даже позабавил такой поворот.

Волчек насмешливо оглядел Сару, потом с видимым удовольствием обхватил ее за плечи и притянул к себе, демонстрируя наше «открытие» с видом заправского фокусника. Хиддинг недовольно вывернулась из объятий.

— Прекрати. Объясни толком.

— Это волшебник, Сара, — Волчек перешел на деловой тон, сдобренный, правда, некоторой долей ехидства, — ты, может, и не обратила внимание, но нас-то с Блэком не обманешь. Этот тип даже не потрудился нарядиться по-маггловски, так и явился на вашу «вечеринку» в мантии.

У Сары на лице появилось знакомое мне выражение охотничьей собаки в боевой стойке. Она кинулась к своей сумке, нетерпеливо там порылась, то и дело ругаясь и, наконец, вытащила какое-то приспособление размером со спичечный коробок. Потом она также быстро схватила снимок и, приложив к глазу свое чудо-устройство, начала чуть ли не носом водить по поверхности. Через минуту оторвалась от своего занятия, за которым мы с Волчеком наблюдали, понимающе переглядываясь, и сказала со вздохом:

— Нет. Не разглядеть. Впрочем, — она даже прищелкнула пальцами, — у меня есть целая пленка. Вот ведь как хорошо иногда вопиюще нарушать инструкции! — она потянулась, хрустнув суставами пальцев и с довольным видом пояснила: — Я ее дома хранила. Помнишь, Блэк, ты у копов пончики жрал... по лету еще, — она подмигнула мне, — я тогда удачно по хибаре своей пошарила. Пленку добыла и кассету с записью. Они все при мне.

Она потерла руки и быстрым шагом удалилась в свою комнатушку, оставив нас Волчеком в легком недоумении.

— Надо же, — сказал я, стараясь сформулировать пришедшую мне в голову мысль, — а я ведь до конца не верил, что тут замешаны волшебники.

— В смысле? — не понял Волчек. — Но ты же сам меня лечил от проклятья…

— Да, верно. Но я не об этом… Я то думал, что это какой-то случайный маг, который себя скомпрометировал и теперь пытается избавиться от свидетелей. А тут… черт… заговор какой-то.

— А-а-а. Вот ты о чем. Ну, насчет заговора это ты, может, и хватил… но в целом прав. — Волчек откинулся на стул, вытянул ноги, словно приготовившись к долгой речи. — Наша везучая Сарита, как кошка, которая охотилась за одной крысой, а поймала сразу двух.

— Как бы эти крысы нашей кошке совместными усилиями голову не отгрызли.

Волчек приподнял бровь.

— Соображаешь, Блэк. Маггл и волшебник, да еще крупные шишки... У обоих есть, что терять, при этом куча рычагов давления… Брр. Я все больше беспокоюсь за нее.

— Интересно только, что наш колдун там забыл?

— Ну, тут все просто. Видишь ли, Блэк, маггловский мир большое искушение для волшебников… Он богаче, там больше возможностей. Тут можно на всякую секретность наплевать ради барыша.

Я задумался над его словами. Получалось, что какой-то волшебник — а, может, и не один — вступил в сговор с преступными дельцами, а наша проворная Сара, сама того не подозревая, в этом его уличила. Тот в панике: его ведь по головке не погладят и за незаконный бизнес, а самое главное за столь тесное общение с магглами… М-да. Картинка не из приятных. А основная беда-то в том, что если замешаны волшебники, дело Сары почти безнадежно. Ну, допустим: удастся ей выловить истинных преступников. И что? Я был готов поспорить на что угодно — наши чиновники не дадут ей и рта раскрыть. Я уже на своей шкуре испытал силу колдовского «правосудия».

Все это я, понизив голос до свистящего шепота, изложил Волчеку. Он согласно кивнул, а потом с горькой иронией заметил:

— Самое смешное, Блэк, что девчонку такой расклад не остановит. У этой магглы самомнения на нас двоих хватит и еще останется, — он с тоской посмотрел в сторону комнаты, откуда доносилась сарино бормотание и возня. — Они ее, как вошь, раздавят…

— Ну пока-то не раздавили. Может, мы ее все-таки недооцениваем?

— Не строй иллюзий, Блэк. Ты разве не в том же положении?

Я это и сам понимал, но разозлился на Волчека: зачем, мол, напомнил.

— Так что ж ты с нами тогда возишься, ты ведь деловой человек? Тебе-то какая от всей этой беготни польза?

Волчек поглядел на меня со странным выражением: сомнение, неуверенность, даже обреченность. Какая все-таки шутница судьба! Вот он, Волчек, половину магического «подполья» в страхе держит, а сам трясется за девицу, с которой ему, на мой взгляд, и надеяться не на что.

Последнее время оборотень уже и не скрывал, что Хиддинг интересует его, и в том числе, как женщина. Я еще поражался выдержке Волчека, все-таки здесь мы были в некотором смысле полностью зависимы от него. А еще больше меня выводило из себя поведение нашей подруги. Все-таки деликатность не была в числе главных достоинств Сары. Да и не главных тоже. Разумеется, Хиддинг очень умело играла эту самую деликатность, как актриса на сцене, когда игра сулила ей выгоду… Но с оборотнем Сара не церемонилась, чувствуя, что «всемогущий Волчек» прочно сел на крючок. Кажется, у меня уже возникала мысль про «истинно слизеринскую натуру» нашей подруги?

— Прочно же ты увяз приятель, — сказал я без обиняков. — И безнадежно.

Лицо Волчека ожесточилось и он не стал делать вид, будто не понял меня.

— Я не люблю проигрывать, Блэк.

Я промолчал. В общем-то я уже давно принял решение, что мне, по большому счету, плевать на Хиддинг, Волчека и их интрижки — не малые дети в конце концов — но равнодушно взирать на все это не получалось. Я гнал подобные мысли, как внутреннего паразита, но паразит выводиться из меня не собирался. Он то и дело поднимал голову и кусал изнутри, вливая в кровь потоки иррационального раздражения и гнева. Вот и сейчас я понимал, что нарочно пытаюсь уязвить Волчека, несмотря на все мое дружеское к нему расположение.

— Придется привыкнуть. Сара из тебя веревки вьет, а ты и рад стараться.

Желтые глаза полыхнули настоящей звериной злобой. Мне даже стало жутковато. Не переборщил ли ты, Блэк, в стремлении «резать правду матку»? Но Волчек уже снова натянул на лицо маску насмешливого равнодушия и произнес, ухмыляясь недоброй улыбкой:

— Хочешь поспорить?

— Что ты ее в постель затащишь? — в подобной же манере спросил я. — Даже пытаться не буду. Не выношу заведомо выигрышные пари.

— Заведомо проигрышные, ты хотел сказать? — уточнил он гаденьким тоном. — Или, может, лучше так: ты или я. Ты ведь сам ее хочешь?

— Если б хотел, давно бы трахнул, — самому было противно от подобной манеры вести разговор. Нет! Я, конечно, не ханжа… но, как ни крути, за эти месяцы я проникся к Хиддинг чисто человеческим уважением и говорить о ней, как о вещи… о девке… казалось мне верхом подлости. Впрочем, стыдиться этого я не намеревался, тем более что во мне давно поселилось убеждение: самой Саре вообще по фиг, что о ней болтают. Как говорится, «хоть печным горшком назови, только в печку не ставь».

Волчек несколько секунд пристально глядел на меня, потом тихо рассмеялся совершенно без злобы или сарказма.

— Не-е, Блэк. Ты рыцарь. У тебя это вот такенными буквами на лбу написано, — он тут же отвернулся, встал и бесшумно скользнул к двери в сарину комнатушку, а потом нарочито громко гаркнул. — Ну! И что эта девчонка там делает?

«Эта девчонка», услышав, что ее поминают, выплыла из соседнего помещения с довольным видом. В руке у Сары был небольшой пакет, который она держала, как величайшее сокровище.

— На пленке не рассмотреть, но, похоже, есть еще кадры с этим вашим хреном в балахоне, — сообщила она с видом триумфатора.

— Думаешь, это он тебя ищет?

— Э-э-э, Блэк, много ли я на своем пути волшебников встречала?

— Может, и много, — заметил Волчек. — Ты ведь не помнишь всех.

— Нет, конечно, — спокойно ответила Сара, — но согласись, тут все очевидно. Он знает, что у меня на него компромат, вот и хочет убрать с дороги. Есть, конечно, минимальный шанс, что я еще кому-то из ваших дорожку невольно перебежала, но в такие совпадения верится с трудом.

— Откуда же он узнал про этот твой «компромат»?

— Блэк, это же и ежу понятно: они заодно.

— Твой Омар и этот волшебник?

Сара нетерпеливо дернула плечом от моей недогадливости.

— Забудь про Омара. Он сдох. Нет. Этот хлыщ министерский, — она кивнула на все еще лежащий на столе снимок, — и колдун ваш. Он ведь тоже какой-то франт, а не мафиози. Да вон, Волчек подтвердит.

Оборотень, внимательно слушавший наш диалог, молча кивнул. Потом поднялся, почесал затылок и, шагнув к двери, сказал:

— Вот что. Я уйду на день, может, дольше. Вы тут ничего не предпринимайте…

Но Сара уже закусила удила.

— Ты куда собрался?

— Проверю кое-что.

— Но…

— Сара, — Волчек взял ее за плечи, — не начинай. Мне уже поперек горла твое нытье. Вернусь, все расскажу.

— Ладно, — я был поражен, как Хиддинг быстро сдалась. Однако, поразмыслив, решил, что теперь, когда у нее появилась новая пища для размышлений, мысли Сары уже далеко. Она аккуратно высвободилась, но немного помявшись, протянула руку и коснулась щеки Волчека. — Только будь и ты осторожен. Тебя ведь тоже ищут.

Я видел, как в глазах оборотня мелькнуло секундное удивление, он ухмыльнулся в мою сторону и демонстративно удержал руку Сары, наслаждаясь мимолетной лаской. Мне невольно вспомнились слова Рема о том, что Хиддинг использует нас обоих, да и наш с Волчеком странный диалог…

Все-таки удивительно, как мужики дуреют от женского внимания. Хитрые твари этим, разумеется, во всю пользуются. Вот Сара, например. Язык не повернется ее кокеткой назвать: резкая, грубая, взбалмошная, да и красотой, мягко говоря, не блещет — а как поманит, так мы уже на задних лапах ходим, фигурально выражаясь. Чудеса.

Пока я мысленно философствовал, Волчек успел уйти. Хиддинг глядела в грязное окно нашей хижины минут пять, не меньше. Я уже собирался пошутить по поводу «верной подруги оборотня», как она обернулась ко мне и заговорщицки подмигнула.

— У меня идея, Блэк! Поможешь?

Ах, ты чертова девка! Вот почему Сара так быстро согласилась: сплавила Волчека и в авантюры? Я ей все это высказал в довольно резких выражениях, но Сара и ухом не повела. Уселась рядом со мной на стол и, хитро щурясь, начала излагать свой план.

— Я тут у местных кое-что выяснила. Не пыхти, Блэк. Я была паинькой и ни к кому не приставала, просто… — она тихо рассмеялась, — тут тоже болтливых кумушек хватает. Женщины есть женщины, даром что оборотни. Так вот, здесь недалеко городок есть. Добраться туда — раз плюнуть. Они иногда наведываются… ну… когда не опасны.

— Стоп. Сара, ради чего Волчек убивался и прятал тебя тут…

— Да подожди, — Сара в порыве схватила меня за руку и с жаром заговорила, — мы быстро. Понимаешь, мне позарез надо. Пленку отпечатать… и еще кое-что. А тут такое захолустье. Вряд ли меня кто узнает. Да и ищут меня уже не так активно, я перед нашим сюда отъездом с Брайаном связывалась, он сказал…

— А ты подумала, как мы туда доберемся?

— А-а-а. Это самое интересное, — она сунула руку за пазуху и вытащила… нечто. На мой взгляд, это была кроличья лапа, привязанная к суровой нитке.

— Боже, Сара. Что это? — я уставился на варварский артефакт, а Хиддинг расхохоталась, как девчонка, которая налила старшему брату чернил в ботинки и была в неописуемом восторге от дурацкой выходки. — Я, конечно, ко всему привычный, но это… и у тебя?!

— Клевый, верно? — она, все еще улыбаясь, ласково погладила засаленный желтоватый мех. — Вообще-то это пропуск… ну, то есть… это я его так называю.

— Что?

— Что слышал, — на Сару накатил новый приступ смеха, она помахала у меня перед носом дурацким «амулетом» и пояснила. — С ним можно выйти и войти без проблем. По крайней мере, меня Обри заверил.

— Обри? — видимо, у меня было очень комичное выражение лица.

— Ну да. Я как-то раз встретила его недалеко отсюда, мы разговорились. Он вначале сердился, что я одна хожу, запугивал. Ну, я и пожаловалась, ты уж прости, на вас с Волчеком. Мол, взаперти меня держите, мол, боюсь вас и все такое. Не знаю уж, может, он мне и не поверил, но эту штуку дал и сказал что-то вроде: «коли надумаешь уйти — ничто тебя не удержит».

У меня не было слов. Вот Сара, вот интриганка! Хиддинг, воспользовавшись моей растерянностью, принялась снова меня уговаривать, приводя массу веских доводов. Я возражал все менее и менее уверенно, лихорадочно соображая, чем нам может это грозить.

— И сколько, ты говоришь, до города?

— Миль двенадцать, может пятнадцать. К вечеру обернемся.

Все еще не будучи уверен, что поступаю правильно, я сдался. В конце концов, рассудил я, Хиддинг все равно не удержать. А если она уйдет одна и — не дай бог — попадется, я себе этого не прощу.

Спустя десять минут мы выскользнули из дома и, оказавшись на противоположном краю поселения, беспрепятственно вышли за ворота.

Позже я сам удивлялся, как позволил Саре себя уговорить. Наверно, она уже тогда имела на меня какое-то исключительное влияние. А может, это мой природный авантюризм не умер окончательно, несмотря на то, что себе я казался образцом здравомыслия. Разумеется, по сравнению с самим собой лет этак двадцать назад. Короче говоря, мы пустились в путь, который оказался и вправду недолгим.

От восточной окраины деревни начиналась едва заметная тропа. Пользовались ей, по-видимому, редко и потому она вся состояла из мелких препятствий, как то: густой кустарник, поваленные ветки, крупные камни, лежавшие прямо на пути. Один раз мы даже наткнулись на полуобглоданные останки какого-то крупного зверя. Я недоумевал, не наблюдая никакой магической защиты, хотя говорить о том, что магии не чувствовалось, было нельзя. Поразмыслив, я списал это на действие странноватого оберега, который Сара то и дело вытаскивала из-за пазухи, словно сверяясь с чем-то. Компас, не иначе! Выглядело это так абсурдно, что я всякий раз готов был смеяться.

Поселок под названием Фестиниог располагался в долине вдалеке от крупных дорог. Это была самая обычная маггловская дыра. Но, как и во всей Британии, дыра весьма благоустроенная. Даже не верилось, что всего в нескольких милях жители прозябают в таком убожестве, как это было в Сером Лесу. Сара, миновав жилой квартал, быстрым шагом направилась к замеченной еще с горы автомобильной заправке. Я и сейчас, и позже не раз убеждался, что магглы умеют устроить свою жизнь в чем-то гораздо разумнее волшебников. Почему — вопрос другой, но факт есть факт. Не знаешь, что где искать — иди на заправку. Тут и пожрать тебе, и денег добыть, и дорогу спросить. А в нашем случае — еще и дела сделать, не светясь у всего честного народа на виду.

Мы обошли нелепое прямоугольное строение с тыльной стороны. Хиддинг велела мне ждать и прошла вовнутрь. Не прошло и часа, как Сара вылезла из помещения с пачкой снимков. На мой вопрос, не боится ли она, что ее в чем-то заподозрят, Хиддинг снисходительно объяснила про какой-то аппарат, где все необходимые манипуляции клиент делает самостоятельно. Соответственно, полная конфиденциальность. Хм. Удобно.

Еще час Хиддинг провела в обнимку с телефоном. Я стоял в стороне, деликатно не прислушиваясь, но даже по ее жестам и интонациям догадывался, что моя подруга, изголодавшись по информации, вела переговоры явно не с одним человеком. Честно говоря, сарино легкомыслие — а что если кто-нибудь случайно ее выдаст — меня несколько покоробило. Волчек тут мехом наружу выворачивается, чтобы нашу дорогую инспекторшу от беды уберечь, а она нате — телефонную конференцию устроила.

Я подошел к Хиддинг, когда та уже собиралась затеять новый «сеанс связи».

— Сара, пора возвращаться. Мы и так уже задержались. Можем до ночи и не успеть.

Хиддинг автоматически глянула на часы, пожала плечами.

— Если поторопимся, успеем. Да и там сейчас все попрячутся. Как я успела заметить, в этой вашей деревне народ дисциплинированный. Луна уже почти полная… так что — карантин.

Я про себя чертыхнулся. Вот ведь… забыл. А не следовало.

— Как только Обри решился тебя, сумасшедшую, амулетом снабдить? — не ясно, на кого я был зол больше: на нее или на себя.

Сара еще раз скосила глаза на телефон, вздохнула и отошла от вожделенного аппарата.

— Наверно, на то и рассчитывал, — буркнула она. — Мол, сбегу от вас, ему хлопот меньше. Впрочем, идем. А то застукает нас старикан впотьмах да на улице — и вправду взашей выставит.

«Если чего похуже не случиться», — подумал я, еще раз обругав Сару за безрассудство, а себя за доверчивость.

Обратно мы шли почти бегом. Подниматься в гору было тяжеловато, так что я даже не чувствовал ноябрьского холода. Снега еще не было, зима в Уэльсе наступала поздно даже в предгорьях. Из-за этой бесснежной мрачности сумерки надвигались стремительно. Когда мы подходили к Серому Лесу, уже почти стемнело. На душе у меня было неспокойно: и я то и дело вслушивался в тишину, нарушаемую воем ветра. Восточные ворота, через которые мы несколько часов назад выходили из деревни, были не заперты, что меня несколько удивило. Собственно, это были даже не ворота, а небольшая калитка в частоколе. Сара потянула створку.

— Так-так. Поздние гости, — донесся до нас мужской голос, веселый тон которого не мог меня обмануть.

Их четверо. Слава богу, полнолуние еще не наступило! Хотя сама по себе ситуация патовая. Я, конечно, могу перекинуться хоть сейчас, но против такой оравы… Хм. Вся надежда на дипломатию.

Делаю шаг вперед, одним рывком оттесняю Сару к себе за спину.

— Добрый вечер, — голос, как на светском приеме, выправка та же. Специально для вас, господа оборотни.

— Добрый? Для кого как, колдун, — второй голос мне знаком. Ба! Старина Гастингс. Горячие головы, или как там вас именует Обри, вышли прогуляться вопреки обычаю…

— Пропустишь? — главное, не поддаваться панике. Побольше твердости, Сириус. Слышу, как задерживает дыхание Сара. Ох, я тебе еще припомню этот поход, авантюристка чертова! Если выживем, конечно. От этой мысли делается не по себе.

Наверно, страх все-таки пахнет. Потому что наш оборотни, вестимо, чувствуют.

Молодой черноволосый парень вразвалочку приближается ко мне.

— Не так быстро, колдун. О! Да ты не один, — я вздрагиваю. «Только молчи, девочка! Только молчи, не дразни их», — повторяю мысленно, как заклинание.

— Гастингс, гляди кто тут.

Парень с глумливой улыбочкой пялится на Сару.

— Твой гаро отпустил тебя погулять, милашка?

Сара осторожно кивает. Отступает на шаг. Гастингс с шумом втягивает воздух.

— Неосмотрительно с его стороны. Он ведь еще не сделал тебя ликаной, детка? И ты решила напоследок покрутить с колдуном?

Ага. Вот в чем дело. Клановая солидарность.

— Все в порядке, господа? — молю бога, чтоб голос не дрогнул. — Даме потребовалось в город, я ее сопровождал. Мы устали…

— Тебя никто не спрашивает, — останавливает меня грубый голос.

Верзила. Рыжий и очень злой. Стоит позади вертлявого Гастингса, будто гвардеец за генералом. М-да… волшебников тут недолюбливают. Мягко говоря.

— А я и не настроен на беседу. Может, в другой раз. А сейчас пропустите, иначе наш гаро будет недоволен.

Говорю и понимаю: не то. Слышу, как за моей спиной кашляет Сара. Черт! Да! Я не умею разводить дипломатию. А из-за кого мне тут приходится изворачиваться, а Сарита?

— Не нарывайся, парень, — голос у Гастингса обманчиво ласковый, ничего хорошего не предвещающий. Так-так! Кажется, мне все ясно. Ты, Сириус, можешь говорить, что угодно, конфликт все равно будет. Да это же очевидно: у оборотней тяжелое время, а пар стравить негде, вот и задираются. Для разрядки нужна хорошая драка. Что ж? Это, наверно, не самое ужасное, что я видел в жизни.

— По-моему, нарываешься ты.

Итак, Блэк, сейчас тебе будут бить морду. Жаль, полнолуние на носу. Они сейчас явно в преимуществе. Ну да ладно, авось не убьют, а разбитый нос уж как-нибудь залечу.

— Не надо, Блэк!

Неужели паника в голосе, девочка? Или ты опять работаешь на публику? Помнится, роль растерянной дамочки тебе когда-то неплохо удавалась.

— Помолчи, женщина, — это хмурый «гвардеец». А-а-а, мачо. Адепт домостроя. Раз баба — твое место у печи, а в мужские разборки не лезь. Даже становится весело: представляю, как внутренне бесится Сара.

Они приближаются медленно, по-волчьи, постепенно окружают меня. Ну, что ж, Блэк, вспоминай боевую юность. Хотя много ли я в юности дрался? Вот так, по-маггловски. Я ведь все больше с волшебной палочкой. Правая рука невольно дергается. Оружие-то вот оно, в рукаве. Но нельзя. Мозг пока еще способен адекватно реагировать и в нем четкая установка: нельзя. Выдашь себя, да и все дело погубишь. Оборотни не простят волшебнику такого выпада. С убежищем можно будет попрощаться. Хотя… после сегодняшнего инцидента Обри нас все равно отсюда попросит.

Мысли скачут в голове, как бешеные блохи, а тело уже готово принять удары.

— И что это у нас за вечеринка? — никогда я еще так не радовался грозному голосу.

Волчек, лениво опираясь о частокол, стоит по ту сторону ворот. В желтых глазах — желание убить. Вот только кого? Кандидатур предостаточно. И я — первый.

Сельские задиры немного отступают. Все-таки разъяренный Волчек это зрелище не для слабонервных. Но ведь и они не пустое место. Тем более четверо.

— Пришел проведать свою магглу, гаро? — Гастингс явно позирует. — Не поздновато ли?

— Ты бы шел, куда идешь, ликано, — Волчек почти рычит.

— Ты на девку свою лай! — опять вступает рыжий. — Не можешь бабу в узде держать, так перед мужиками не позорься.

Молниеносное движение Волчека я не успеваю даже уловить. «Гвардеец» уже на земле, рука вывернута, он шипит от жуткой боли.

— Еще ценные советы, ликано? Или помиримся, — голос Волчека спокоен. От этого, по-моему, должно сделаться страшно. Все-таки, несмотря на запредельный гнев, он полностью контролирует ситуацию.

Гастингсу же неймется. Он бросается к Волчеку, но я успеваю перехватить его. Не так эффектно, как наш друг оборотень, но цель достигнута: двое самых главных «бойцов» под контролем.

— Предлагаю разойтись по домам, господа, — с преувеличенной галантностью говорит Волчек.

— Ты дурак, гаро, — Гастингс скатывается на банальное хамство. Конечно, трудно продолжать играть героя, когда тебя держат за горло. — Твоя баба путается с колдуном, а ты его прикрываешь.

— Со своими делами я уж как-нибудь сам разберусь, ликано.

И тут на сцену выходит, собственно, предмет раздора. Итак, Сарита, что у нас сегодня за роль?

— Они все выдумали, Волчек!

Боже мой, как трогательно: оболганная супруга, не иначе. Дездемона, мать ее!

— Я в городе была. Блэк меня охранял.

Вижу, как по лицу Волчека пробегает судорога. Но он принимает ее игру. А роль Отелло ему идет!

— Дома поговорим, — холодный голос, суровый взгляд. Браво, Волчек. Спектакль для сельской публики удается на славу. Сара побитой собакой проскальзывает мимо оборотней и робко прячется за спиной нашего друга. Я отпускаю горло своего противника. Волчек тоже ослабляет хватку.

— Проваливайте. И советую больше не лезть на рожон, а то как бы Обри не узнал…

Магические слова действуют. Оборотни не то чтобы пугаются, но желание драться пропадает, как по волшебству.

Всю дорогу до нашей хижины мы молчим. Волчек грубо тащит за собой Сару. Та старается не отставать, то и дело спотыкается, бормочет ругательства, но сопротивляться не берется. Я плетусь сзади, размышляя о случившемся. Сказать, что чувствую себя нашкодившим котом, это просто ничего не сказать. Интересно, Волчек нас сразу убьет или соизволит выслушать. Хотя… что тут говорить? И так ясно, что идиоты.

У дверей дома Сара все же не выдерживает, вырывается из железной хватки и дергает дверь, едва не сорвав ее с петель.

— Все! Хватит уже, — шипит она. — Наигрался в рогоносца и баста.

Дверь захлопывается перед носом у Волчека. Из него вдруг как-то в одночасье уходит вся злость. Он разводит руками, поворачивается ко мне.

— И как это понимать? — на лице растерянность, почти уничтожившая следы былого гнева.

— Нашей примадонне не понравился твой сценарий, Волчек.

— По шеям бы этой примадонне, — ворчит он, но я уже вижу: отпустило.

Значит, взрыва не будет? Очень надеюсь. А то с Сары станется сейчас склоку затеять. И я даже понимаю, зачем. Наша подруга умеет все, кроме одного — оправдываться. И если я вообще что-нибудь понимаю в женщинах, то сейчас Волчек окажется виноватым.

* * *

Скандал не состоялся только благодаря выдающейся выдержке Волчека, ибо Сара сделала все, чтобы довести оборотня до белого каления. Но он, взяв волю в кулак, игнорировал ее выпады и разговаривал исключительно со мной. Я старался излагать все сухо, не скатываясь до оправданий. Видимо, это мне все же удалось, потому что Волчек, хоть и хмурился, но бросаться обвинениями не спешил… Потом он встал, подошел к Саре, которая сидела за столом, вызывающе выставив подбородок, и спокойно произнес:

— Ладно. Что сделано, того не воротишь, — он провел рукой по лицу и помотал головой, будто стараясь окончательно избавиться от гнева. — Давай, девочка, покажи, ради чего ты так рисковала.

— Да никакого риска… — начала было Хиддинг. Я невольно скорчил рожу, Сара это увидела и умолкла на полуслове. Ну, слава богу, дошло! Суетливо порывшись в своей котомке, вытащила пакет с фотографиями. Пока мы с Волчеком рассматривали сарину добычу, она сидела на столе возле меня и нетерпеливо кусала ногти.

Новые фотографии не слишком сильно отличались от той, что мы видели раньше. На некоторых фигура человека в мантии отсутствовала вовсе, на других была столь же расплывчатой и нечеткой. Однако, на парочке снимков разглядеть что-то было возможно.

— Ну? — наконец не выдержала наша подруга. — И каков вердикт?

— Хреново видно, — сказали мы с Волчеком почти одновременно, а оборотень задумчиво добавил: — Но… мне кажется…

— Что? Ну, говори же, — Сара подалась вперед так, что чуть не свалилась со стола.

— Вот здесь, — Волчек потряс одним из снимков и ткнул в него пальцем, — я не уверен, но по-моему я его узнаю.

Я еще раз вгляделся в фото. На нем волшебник находился существенно ближе к камере. Хотя он и не был полностью в фокусе, черты лица читались довольно четко. Это был нестарый, довольно крупный мужчина лет сорока. В прошлом он наверняка был весьма спортивен и подвижен, но на данный момент имел весьма раздобревший вид с четко обозначившимся брюшком. На сарином фото он стоял возле того самого «важного человека», за которым охотилась наша подруга, и разговаривал с ее криминальным боссом Омаром. Таким образом, у зрителя не должно было остаться сомнений, что все трое очень хорошо знакомы между собой. Полагаю, уже одного этого было достаточно, чтобы волшебник начал беспокоиться о своей репутации. А уж если предположить, что у него нет доподлинных сведений, насколько велик сарин «компромат», то становилась понятна охота, устроенная на нашу не в меру любопытную инспекторшу.

— Ты его знаешь? — спросил я Волчека.

— Да, — на этот раз оборотень говорил уверенно. — Даже любопытно, что ты его не узнаешь. Это тот самый Людо Бэгмен, о котором мы не так давно вспоминали.

— Нападающий из «Ос»? — я не мог скрыть недоумение.

— Он уже сто лет не нападающий. Говорил же, в Министерство подался. Видать у него среди знакомых или… — Волчек скривился, — поклонников немало влиятельных людей, поскольку насчет его умственных способностей у меня есть сильные сомнения…

— Постой, — прервала Сара разглагольствования оборотня, — ты уверен? Этот мужик из больших начальников?

— Не то чтобы слишком больших, но… — Волчек на миг задумался, — по-вашему крупный государственный чиновник.

— И при этом бывшая спортивная звезда, — Сара взлохматила волосы и продолжала говорить в сторону, рассуждая вслух. — Хм. Да…Списали в расход. Доходы уже не те. Да и слава… хм. Очень похоже. И характер… Эй, Блэк, — от ее рывка ко мне я даже вздрогнул, — расскажи-ка мне коротенько, во что этот парень играл…

Мы с Волчеком пустились в пространные объяснения, Сара слушала внимательно, не перебивая, как всегда, когда «вела расследование». Лицо приобрело сосредоточенное, даже какое-то хищное выражение. Потом она нас остановила.

— Все ясно. Я так и думала.

— Что?

— Э-э-э. Ну, как сказать… Характер, — Сара пожала плечами и снова задумалась.

— Наша умница хочет тебе сказать, — с иронией заметил Волчек, — что характер человека вырисовывается в том числе и в выборе профессии. В данном случае в роли, которую этот мужик играл в квиддичной команде. Нападающий азартен, действует с риском и без оглядки на последствия. Это тебе не ловец… В принципе я согласен с Сарой. Нападающий это потенциальный «игроман». А уже нападающий, ушедший из спорта, тем более.

Я не вполне понял его пояснения. Для меня такой психоанализ был не слишком близок, но это и не важно. Меня занимало другое: получается мы с Волчеком почти угадали, предположив, что кто-то из крупных фигур попался в сарины силки, расставленные на другого. А значит, и все последующие неутешительные выводы тоже становились актуальны. Я просто не знал, как сказать об этом наше подруге. Особенно сейчас, когда она была такой воодушевленной и полной надежд.

Я осторожно взглянул на Сару, стараясь, чтобы взгляд мой не был слишком жалостливым. Пусть девчонка пока потешится иллюзиями. Я встретился взглядом с Волчеком и по его понимающему кивку догадался, что оборотню, по-видимому, пришло в голову то же самое, но заговорил он о другом:

— Как тебе только удалось их заснять?

— А? — Сара вынырнула из собственных мыслей и рассеянным, как спросонья, взглядом поглядела на оборотня. — А-а-а… Я на штатную камеру свое оборудование навесила… Знала, что будут гости.

— И никто не заметил?

Сара помотала головой и ответила спустя несколько секунд:

— Нет. Меня один дружок разным штукам научил. Он технический гений.

— Дружок? — или мне почудилось, или в голосе Волчека были ревнивые нотки. — Любовник?

— И что ты меня с каждым норовишь в постель уложить? — рассмеялась Сара совершенно беззлобно. — Придурок озабоченный! Этот паренек еще мальчик совсем, к тому же инвалид. Чем ему, скажи, заниматься? Вот и копается в технике. Плюс способности, — она еще раз хрюкнула. — Нет, ну надо же… «Любовник»! Смешно, — она в притворном сочувствии похлопала оборотня по плечу. — Ты, братец, совсем заигрался в ревнивого супруга.

Черт! Сара порой бывает настоящей гадиной. Как сейчас, например. Ничего не забывает и не упустит случая уязвить. В такие моменты она казалась мне просто отвратительной. Я прекрасно понимал Волчека, который сейчас схватил Хиддинг за руку и злобно бросил ей в лицо:

— Не напоминай мне, Сара! Иначе я за себя не ручаюсь. Я то считал, что у тебя голова на плечах, хоть и дурная… А теперь сомневаюсь.

Сара высвободила руку с видом великосветской леди и одарила оборотня одним из своих фирменных — вестимо, для него заготовленных — горделивых взглядов. Волчек отошел в угол и начал разводить огонь, по-моему, просто для того, чтобы успокоиться.

— Пойми, девочка, — произнес он спустя некоторое время, не глядя в нашу сторону, — здесь свои порядки. Раз женщина, значит, должна кому-то принадлежать, — Сара презрительно скривилась и собиралась что-то возразить, но я ее остановил.

— Он прав, ты сама что ли не понимаешь…

— Средневековье какое-то! — Сара все-таки не могла прикусить свой дерзкий язык.

— Думай, как хочешь, — ответил Волчек, — но прошу тебя, не дразни их. Может случиться, что я не смогу оказаться рядом вовремя, — он обернулся к ней и умоляюще сложил руки. — Малышка, ну ты же умеешь быть осторожной. Что ж теперь как с цепи сорвалась?

Мне даже почудилось, что у Хиддинг на лице мелькнуло виноватое выражение. Впрочем, оно тут же пропало и она, отвернувшись, начала запихивать свое добро обратно в котомку. Через минуту до нас донесся булькающий смех.

— Что, теперь заставишь меня мыть полы и носки стирать? Предупреждаю, кстати, стряпать я умею плохо, — теперь, когда Сара обернулась, было видно, что она откровенно веселится. — Пороть будешь прилюдно?

Волчек тяжело вздохнул: то ли был недоволен идиотским сариным кривлянием, то ли успокоился от того, что «семейный» скандал отменяется.

— Я подумаю об этом, — буркнул он себе под нос, а потом повысил голос и, махнув рукой в сторону спальни, проговорил «отелловским» голосом. — А сейчас сгинь с глаз моих долой, женщина!

Сара присела в неуклюжем реверансе и тут же, растянув губы в искусственно любезной улыбке, буквально пропела:

— А не пойти бы тебе… — дальше было витиевато и непристойно. У оборотня дернулась верхняя губа, а мне вдруг захотелось смеяться. Ай да Сара! Дездемона херова… Сдохнет, а вину свою не признает.

Волчек сел и устало потер глаза: ему, в отличие от меня, было не смешно.

— Иди, девочка, спать, — произнес он тихо. — Не знаю, как Блэку, а мне отдохнуть надо… И от тебя, уж прости, тоже.

* * *

Я проснулся среди ночи. Так и не понял, что меня разбудило. Несмотря на обилие поводов, кошмары мне не снились с самого освобождения. Меня не оставляло чувство тревоги, источник которого был пока не понятен. Я потер глаза и огляделся. Так и есть: дверь была закрыта неплотно, через нее в помещение проникал ледяной ноябрьский ветер. Огонь в очаге потух. Ну, разумеется…просто замерз. Облегченно вздохнул: всего лишь холод…

Я приподнялся на локте, намереваясь посетовать Волчеку, что тот, вопреки собственным строгим указаниям, забыл запереть дверь… и вздрогнул. Оборотня не было. Сразу же в голову потоком хлынули мысли. Ушел? Но куда? К тому же ночью… Впрочем, наш друг довольно часто отлучался, не ставя нас с Сарой в известность. С другой стороны, ему-то чего бояться? Он ведь оборотень. Оборотень?! О да! Луна почти полная… Вот, дьявол! Неужели Волчек…

Я обругал себя. Мол, сто раз убеждался, что Волчек образец выдержки. Он же у нас молодец. Золото, а не оборотень… мать его! Несмотря ни на какое гребанное полнолуние… Я буквально силой выталкивал будоражащее меня тревожное ощущение, но упрямый внутренний голос навязчиво нашептывал и нашептывал. О том, что Волчек разозлен и подавлен. О том, что на его совести несколько трупов. И, ну конечно, о его навязчивом желании во что бы то ни стало заполучить одну несдержанную на язык особу…

Я заерзал на своем лежбище, ощущая мандраж во всем теле. Хотел было подняться и выглянуть за дверь. Потом решил: глупость. Ну, выгляну, и что? Может, Волчек по лесу бегает и воет на луну… для общей разрядки, так сказать. Или вообще умотал по каким-нибудь своим «бандитским» надобностям. Тебе то что, Блэк?

Но противное чувство страха было сегодня особенно настойчиво. Грызло изнутри. Кусалось, как пойманная мышь в кулаке. Наконец, я сдался. Сел, сдернул плащ, которым пользовался вместо одеяла, и в этот момент до меня донеслось тихое ворчание и скрежет. Они были едва уловимы. Вероятно, только моя иррациональная нервозность и настороженный слух позволили этим звукам дойти до сознания. Я замер. С минуту было тихо. Затем снова раздался звук, словно кто-то аккуратно переступал с ноги на ногу, стараясь не шуметь. И этот кто-то… не был человеком.

Я подскочил, как ужаленный. Звук шел не из приоткрытой входной двери, его источник был в доме и все мои подозрения ожили, как по волшебству. Уже не заботясь о том, чтобы не быть услышанным, я распахнул дверь в комнату, где спала Сара.

Хиддинг, как всегда, закутана так, что уловить ритм дыхания невозможно. Спит? Или нет? Свет луны с набегающими тенями древесных веток, а может, рваных облаков, кажется безжалостно ярким. Он выхватывает из темноты груду темных тряпок на кровати и — по контрасту — отливающую блеклым серебром шкуру зверя, склонившего голову над женщиной. Сейчас, когда его передние лапы упираются в край сариного ложа, волк кажется поистине огромным. Он часто дышит, желтые клыки влажно поблескивают в лунном свете… Так вот чего стоит твое «никогда», Волчек?

Ужас и бешенство рождаются одновременно. Последняя увиденная деталь — испачканная темным белая морда оборотня — только ускоряет мое собственное превращение. Комната почти мгновенно перекрашивается в черно-белые оттенки, пол летит навстречу, а в следующую секунду мышцы, как пружины, распрямляются для прыжка. Свой собственный рык я слышу будто со стороны.

Волк подается назад, затуманенные желтые глаза проясняются, отражая проклятый свет. Лязгают зубы, скрежещут по холодной древесине когти. Ворчание — утробное, низкое, словно из подземелья — сменяется лающим хохотом.

Сейчас он зверь. Зверь полностью. До меня не долетает ни единой «человечей» мысли. И я тоже зверь. Мы бросаемся друг к другу. Спутываемся, сплетаемся, как два кома шерсти — черный и белый. Катимся по полу по аккомпанемент глухого ворчания. Сила инстинкта растаскивает нас в стороны. Волк припадает на передние лапы, ощеривает пасть.

Прыжок. Доля секунды и его зубы сомкнулись бы у меня на горле. Но я быстрее. Отшатываюсь влево, не анализируя. Только потом мысль: все верно, ведь Волчек правша! Выпад, разворот. Снова прыжок. Теперь моя очередь. Снизу головой. Но теперь быстрее он. Вертится юлой, не позволяя зайти сзади.

Отскакиваем в стороны, тела спружиниваются для нового выпада и…

Раз. Щепки летят мне в глаза.

Два. Волчек едва уворачивается от осколков разлетевшегося на куски зеркала.

Три. Последняя пуля с осиным жужжанием пролетает в полудюйме от моего носа.

— Сесть. Оба, — с этим холодным голосом к нам обоим возвращается человеческий разум.

Сара стоит на постели. Худая, дрожащая от холода. Тонкая линялая футболка свалилась с одного плеча. Она торопливо поправляет ее, но ткань снова падает, вторая рука с оружием по-прежнему вытянута вперед. У меня в голове шальная мысль: пристрелит. Ох, Сара, целых три патрона на диких зверей истратила. Честь-то какая!

Женщина медленно, не опуская оружия, ступает на пол. Мягкие штаны с вытянутыми коленками не скрывают маленьких босых ступней, сжимающихся от соприкосновения с холодными половицами. Я смотрю на ее побелевшие, дрожащие пальцы и безумие отпускает меня. Что мы, дьявол нас разбери, делаем? Поворачиваюсь к Волчеку: он глядит прямо мне в глаза. Теперь я слышу его.

«Рыцарь», — в его безмолвной реплике нет никакой насмешки.

— Опусти оружие, девочка, — хриплый голос слушается Волчека-человека плохо. Он сидит на полу, дыхание свистящее, как от быстрого бега. Я тоже перекидываюсь. Готов поспорить, видок у меня еще более потрепанный, чем у Волчека. Оборотень-то попривычнее к таким битвам, пожалуй!

— Какая муха вас укусила? — бубнит Сара нервно, с нотками постепенно иссякающего страха. При этом пытается нелепым движением засунуть пистолет за несуществующий пояс.

— Оборотня спроси, — говорю и сам морщусь от «матушкиных» интонаций в голосе. Как ни странно вызывающе надменный тон как будто успокаивает Сару. Она тоже садится, прячет пистолет под подушку. Надо же, спит вооруженная до зубов! В других обстоятельствах это показалось бы мне даже потешным. Но сейчас не до веселья.

— А впрочем, тут и спрашивать нечего, — продолжаю я все тем же блэковским голосом, — муху, которая его укусила, зовут Сара.

— А тебя, Блэк, эта муха не кусала? — голос Волчека сочится ядом. Он подается вперед и на его лицо на миг возвращается волчья гримаса. Впрочем, она тут же испаряется. Стараешься вернуть самоконтроль, которым ты так кичишься, гаро? Вот только надолго ли?

— О! — Сара вдруг как-то в одночасье перестает ежиться и дрожать. Она расслаблено, даже вальяжно, опирается о спинку кровати, натягивает на замерзшие плечи какие-то бебехи их кучи. — Виновная найдена! Так-так. Все ясно.

Мы переглядываемся. Неуверенно, недоверчиво. Что еще затеяла эта… су.. стер..

— Тогда болезнь излечима! — продолжает Сара голосом счастливой безумицы, хлопает ладонью по кровати. — Идите сюда, горемыки. Примерзнете к полу-то. Зима… знаете ли.

— Просить прощения будешь или убивать по одному? — я подхватываю шутливый тон. Кажется, это лучший способ разрядить обстановку. У всех у нас чувство юмора…

— Ну, нет. Перепихнемся по-быстрому и спать.

М-да. Чувство юмора-то у всех… да только не у каждого оно адекватное. Видимо, наша подруга из этого числа.

— Не стоит так шутить, детка, — голос Волчека нарочито ровный, но глаза сузились. Новая волна агрессии от очередной сариной провокации, вестимо, душит его.

— А я не шучу, — Сара говорит громко, развязно, как будто и вправду предлагает свои постельные услуги. В ее исполнении это выглядит гадко. Прежде всего потому, что я — нет! мы оба — знаем, что Хиддинг есть, за что уважать, а она целенаправленно, так сказать «в здравом уме и трезвой памяти», шаг за шагом пытается это уважение растоптать. Зачем, Сара? Неужели охота быть девкой? Ни в жизнь не поверю.

— И кого же из нас ты предпочитаешь? — Волчек приближается мягкой поступью животного, угрожающе нависает над женщиной. Сара поднимает голову и смеется прямо ему в лицо.

— А ты не понял? — руки сложены на груди, подбородок вызывающе поднят. Я смотрю на них обоих и осознаю, что и я, и Волчек ждем ее ответа, не выдыхая. Неужели таки зацепило?

— Обоих! — от слова, брошенного в лицо, Волчек невольно дергается. Я с силой выпускаю воздух из легких: значит все-таки шутит. Глупо, отвратно, не смешно.

— Дура! — мне кажется, что Волчек сейчас съездит ей по физиономии.

— Сара, прекрати стервозничать, — мой тон примирительный: как-никак, а конфликт мы сами спровоцировали. Пора уже успокоиться и прекратить трепать друг другу нервы. Но у нашей подруги другие планы. Она вдруг делается серьезной, ее голос и поза вмиг перестают быть вызывающими. Плечи опускаются.

— Я не вижу другого выхода, парни. Это, к сожалению, почти неизбежность.

— О чем ты, Сара? Какая к дементору неизбежность…

— Психология, Блэк. Для тебя, я понимаю, это тайна за семью печатями, — у нее на мгновение снова прорывается насмешливость, но только на мгновение. Дальше Сара продолжает тоном лектора-академика: — Мы трое взрослых… хм… половозрелых особей разных — заметьте — полов. Это раз, — для наглядности она разгибает пальцы сжатой в кулак левой руки. Как несмышленышам объясняет, ей богу. — Второе: условия жизни. Тяжелые, если не сказать экстремальные. Третье. Контакты с внешним миром ограничены… хм… очень ограничены. Итог, — пауза, Сара разводит руками, — сами посмотрите. Вы чуть друг друга не поубивали, и, зуб даю, теперь даже не сможете внятно объяснить, почему.

— И ты предлагаешь снять стресс таким… оригинальным способом? — холодно осведомляется Волчек. На его лице что-то вроде обиды.

— В этом способе, — устало, как старшая сестра брату-недоумку, отвечает Сара, — нет ничего «оригинального». Мы с вами не на Ривьере отдыхаем, друзья мои. Чтобы затушить конфликт и, я бы добавила, сохранить рассудок можно, извиняюсь, и ноги раздвинуть. Когда все свое получат… Ну, словом, успокоимся и перестанем рычать друг на друга по любому поводу и без него.

Эта холодная «разумная» речь взбесила меня почему-то еще больше, чем недавние сарины кривляния. Мне просто не верилось, что Хиддинг готова зайти так далеко, как только что цинично заявила. Да не каменная же она в конце концов! Черт! Ни в жизнь не поверю, что ей неважно как и с кем. Это неестественно, ненормально. Мужик… ну еще куда ни шло. По пьянке там… или еще как… по дурости. Но женщина… Им ведь всем надо хоть чуть-чуть, но больше, чем просто секс. Или я вообще ничего не понимаю в девицах?

Чтобы избавиться от гадкого чувства, которое назвал бы брезгливостью, я насмешливо бросил Волчеку, все еще надеясь обратить сарину выходку в обычную неудачную шутку:

— И как тебе заманчивое предложение нашей примадонны? Согласись: она нас всухую обставила. Прям как в покер…

— Я в такие игры не играю, — хмуро ответил Волчек и поднялся. — Это для подростков с гормонами вместо мозгов… А я староват, знаете ли.

Он стремительно вышел. Через секунду хлопнула входная дверь.

— Он вернется, — остановила меня Сара, когда я попытался выйти следом.

Я подошел к ней и сел рядом.

— Сара, зачем ты ведешь себя, как шлюха? — вопрос вырвался сам собой, я даже не чувствовал вины за грубость.

— Защищаюсь, — спокойно ответила она, зябко потирая плечи.

— Вот как? По-моему, так последние двадцать четыре часа ты не упустила ни одной возможности провоцировать его… И вот результат.

— Ах, бля, умник какой! А теперь представь на минуточку. Стала бы я покорно хлопать ресницами, робко улыбаться, как ебаная невеста-бесприданница… И что?

— Всем бы спокойнее было.

— Нет, ты серьезно что ли не понимаешь? Или придуряешься? — она недоверчиво склонила голову, словно пыталась вычитать на моем лице признаки умственной отсталости. — Ну хорошо, объясняю на пальцах. Волчек ждет именно этого — послушания. Он привык к покорности. Если бы не эти «провокации», как ты называешь, он сорвался бы гораздо раньше.

По-моему, это был бред. Я сказал ей об этом в довольно грубой форме. Сара к моему удивлению не разоралась, а только покачала головой и заметила:

— Я, кажется, уже говорила, что ты судишь поверхностно. Добавлю: еще и мыслишь плоско.

— Где уж мне… — ядовитости в моем тоне было на целое стадо скорпионов. Что-то изнутри подбивало ударить больнее, уязвить, унизить. Проклятье! Остановиться было невозможно. — Твое объемное мышление тебя уже почти в потаскушку превратило.

— Ой, только вот не заводи песенку про бесстыдство! Или ты считаешь, я ничего не вижу и не слышу, как вы меня чуть не в орлянку разыгрываете? Эту дурь из мужицкой башки можно выбить только одним способом…

— Да сдалась ты нам… Идиотка чокнутая!

— Прекрасный ответ! Только подтверждает мои слова. Еще пара дней и мы начнем бить друг другу морды.

— Не дождешься.

— Хотелось бы. Но сегодня я наблюдала обратное.

— Но ведь ты сама это спровоцировала.

— Да. Своим существованием на этом свете, — она скорчила препротивную гримасу и пропищала издевательски жалобным голосом. — Извините, ребята, что мальчиком не уродилась!

— Что ты несешь…

— Ты, Блэк, не желаешь ничего видеть и слышать! Нет! Ты просто не способен это делать! Живешь, как в тумане… слепец чертов, — она шипела мне прямо в лицо, потом отпрянула и, помолчав несколько секунд, добавила уже более спокойно. — Короче, я предложила! Дальше — думай. Да, так да. Нет, так нет. Есть и другие способы. Можно разбежаться на все четыре стороны и дело в шляпе. А можно напиваться каждый вечер или обдолбаться до поросячьего визга. Только это без меня. Уволь.

Она легла, накрылась с головой и отвернулась.

— Я — спать, — донеслось до меня словно из берлоги. — Если надумаете будить, прошу, обойдитесь без собачьей свары.

Сара еще немного повозилась и затихла. Я вышел, по-дурацки демонстративно хлопнув дверью, свалился на свою подстилку у очага и закрыл глаза. Надо ли говорить, что заснуть после такого представления мне не удавалось довольно долго. Сначала я, кипя праведным гневом, прокручивал в голове весь наш разговор, придумывая все более и более злые и язвительные ответы на сарины реплики. С каждым вариантом получалось все хуже и грубее. Наконец, немного остыв, я попытался таки проникнуть в глубины логики этой чокнутой девицы.

Чего она добивается? Я последовательно отмел в качестве мотивации позицию, так сказать, «добровольной жертвы» и сумасшедшие сексуальные фантазии. Ни то, ни другое в образ Хиддинг не вписывалось. И что же тогда? Ну, не бывает Сара бескорыстной, хоть дементорам меня скорми — не бывает!

А может, она действует от противного? Мол, вот такая я циничная гадина. Охота вам такую? Уж Волчеку-то, вестимо, претит. Это ясно. А мне? Черт! При чем тут вообще я? Подразнить оборотня? Он и так готов ей весь мир под подушку положить. Что же ей еще надо?

Дурак, ты Сириус! Ничего нашей умнице не надо. В смысле, никого из нас. Ей и одной неплохо живется! Да только, чтоб пользу приносили, надо обоих на коротком поводке держать. Ох, дорогой друг Ремус, прав ты был! Не на сто…на все пятьсот процентов.

С этим выводом желчь начала разливаться по организму с удвоенной силой. Вот ведь змея! Все рассчитала. Даже три пули выпустила, не промазав. Кто ж благодетелей-то ранит? А что ручки дрожали, так то спектакль. Для такой актерки — раз плюнуть! Да только не на того напала, девочка. Волчек, может, и пляшет под твою дудку, но Блэком так вертеть еще ни одной не удавалось. Посмотрим, насколько далеко ты, Сарита, готова зайти в своем актерстве.

Ощущая себя ангелом мщения и одновременно наигнуснейшим мудаком, я сполз с подстилки, подошел к двери в комнатушку и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Войдя, я грубо тряхнул Сару за плечо. Она дернулась, распахнула глаза-пятна, хлопая ими, как разбуженная сова.

— Раздевайся.

Я не обратил внимание на то, что она невнятно бормотнула. Может, выругалась, а может, неуклюже сострила спросонья. Я был весь во власти не то гнева, не то отвращения к собственной глупости. Сара неловко и некрасиво стянула с себя одежду и улеглась рядом, не предпринимая никаких попыток приблизиться. Все сам, Блэк. На твое усмотрение.

Дальше все ее движения, скупые и точные, были наполнены смыслом. Никакой хаотичности. Сара шла прямым курсом, как флагманский корабль на противника. Я же отвечал ей, не задумываясь о боли, которую, очевидно, причиняю, вымещая злость на ее циничную выходку, неженскую бесчувственность и отвратительный мне практицизм.

Удивительно, что я почти не запомнил сариного тела. В памяти остались только обрывочные детали, вроде не по-женски очерченной двуглавой мышцы, когда она поддерживала меня за спину рукой, или пальцев, которые соперничали по силе с моими собственными.

Разумеется, с моей стороны все закончилось довольно быстро. Чего ожидать после длительного воздержания? Я не чувствовал ни вины, ни смущения, я вообще не чувствовал ничего.

Взгляд Сары, рассеянный и мутный, скользнул по моему лицу.

— Помоги мне.

Ее пальцы вцепились в мою кисть, потянули, направили…

И настал момент, когда я готов был простить Саре ее грубость, ее равнодушие и вызывающие гнев насмешки. Все это в одночасье было сметено ее доселе скрытым, но теперь рвущимся наружу женским естеством: дрожащие ноги, смачиваемые языком пересохшие губы и выдохнутое в сторону: «Как хорошо!»

Она затихла, так и не сменив позы, и долго лежала молча. Затем села, свесила с кровати голые ноги и, прошлепав босиком в угол, принялась одеваться. «Если ты сейчас заговоришь, как будто ничего не случилось, клянусь, я тебя ударю», — подумал я, поразившись тому, что я действительно с легкостью решился бы на это. Ударить женщину? Но Сара не просто женщина. Она — соперник.

— Ты куда?

— Пойду к нему, — устало ответила она. — Слышал, дверь скрипнула.

— Ты считаешь это нормальным?

— Нет, Блэк, — она приблизилась, уже полностью одетая и встала возле кровати, — хоть ты и считаешь меня аморальной.

— Зачем же ты это делаешь, Сара?

— Разве я объяснила недостаточно ясно?

— Да брось, — презрительный и даже брезгливый тон теперь, когда все случилось, почему-то смутил меня самого. Все, что я надумал, пока лежал без сна, вылилось на нее, как ушат помоев. Сара слушала, сложив руки на груди, не делая попыток остановить меня.

— Не будь барышней, Блэк, — сказала она, когда поток моих бессвязных обвинений исчерпал себя. — Тут все предельно ясно, никакой игры. Двое это любовники. Тогда третий — лишний. А мы уже так крепко повязаны, что лишнего быть не может. А трое… просто секс и ничего сверх.

— Ну теперь-то мы точно помиримся и заживем счастливо, — ядовито заметил я, — время от времени кувыркаясь втроем в постели.

Сара устало покачала головой.

— Спи, Блэк. Уверена: завтра ты будешь думать совсем по-другому. Отнесись к этому проще — как к необходимому любому человеку отдыху и разрядке — и все будет казаться не таким уж неестественным. Поведение под стать обстоятельствам. Разве нет?

Она прошелестела к двери, осторожно открыла ее и проскользнула в кухню. Некоторое время до меня доносились приглушенные голоса: бормочущий сарин и отрывистый волчеков. Я невольно вслушивался, но слов было не разобрать. Какое-то колкое нервическое состояние постепенно сменилось усталой дремотой и я сам не заметил, как меня сморил сон.

Утро следующего дня прошло для нас с Волчеком в неловком молчании. Мы сидели за столом, глядя в разные стороны. Все утренние процедуры были переделаны с особым тщанием, словно и он, и я пытались за мелкими домашними хлопотами спрятаться от неизбежного разговора. Хитрая Сара смылась из зоны потенциального конфликта, чуть только рассвело. «В лавку умотала», — хмуро буркнул Волчек, когда я поинтересовался ее местонахождением. Наконец, когда поводов не общаться уже не осталось, а сидеть в молчании стало невыносимо, я таки решился на разговор.

— И что теперь?

Волчек глядел в потолок.

— Жить дальше, — в голосе была тоска.

Да, приятель, для того, кто не любит проигрывать, такой выигрыш — не вариант. Сам я с удивлением отмечал, что почти успокоился. Выходит, наша зараза Сара права? Все произошедшее ночью сегодня не казалось мне столь уж омерзительным. В конце концов, мы друг другу в верности на кресте не клялись. Ну, дошли до ручки, пар стравили… Пусть и таким… хм… варварским способом. Но надо быть последними кретинами, чтобы из-за глупой выходки перечеркнуть отношения, которые сулили нам всем выгоду.

Все это я в самых, как мне казалось, доступных выражениях изложил Волчеку. Он, наконец, соизволив взглянуть на меня, скептически изрек:

— Хорошо работает барышня. Вот уже и рыцарю своему мозги промыла. Ты тоже теперь эту песенку про «жизнь после секса» запел…

— Думай, как хочешь, — я старался говорить спокойно, — но ты же и сам понимаешь…

— А я, представь себе, не понимаю. Наверно, слишком старорежимно мыслю.

— Волчек, ты собираешься затеять ссору из-за бабы? Не похоже на тебя.

На его лице мелькнуло удивление. Что, братец, не ожидал от «рыцаря»? Это потому что рыцарь из меня, как из тебя святоша! Я решил развить свой успех и добавил:

— Выбрось ты девку из головы: всем легче будет, и тебе самому в особенности. Пошли ее к ебене-матери!

Волчек прикрыл глаза и неожиданно рассмеялся.

— Уже…

— Что?

— Уже послал.

— Да ну? — не могу передать, как меня обрадовал этот его насмешливый тон. Откровенно говоря, не ожидал, что Волчек отойдет так скоро. — И что ответила наша змея?

— Не запомнил, очень сложный словесный пассаж. Хотя по сути — адрес тот же.

Он откинулся на спинку стула, потер небритый подбородок. Ну, слава богу, кажется, мы с Хиддинг прощены. Я облегченно рассмеялся.

— Сара может. Где она только этому научилась?

— Спроси при случае, Блэк, — он потряс головой, потом глянул на меня совсем другим, «освобожденным» взглядом. — М-да. Неплохо мы вчера… кхм… повеселились. У меня плечо до сих пор ноет, — поводил левой рукой, поморщился. — А ты в собачьем виде дерешься лучше. На своем дружке Люпине натренировался что ли?

— Отчасти.

Волчек встал и взглянул в окно, через которое виднелось хмурое небо, готовое вот-вот излиться зябким ноябрьским дождем.

— И где ее носит? Жрать охота, аж зубы сводит.

Я не был уверен, что Сара ушла именно за провизией. Точнее, не только за провизией. Наша хитрая подруга благоразумно смылась с глаз долой, чтобы две жертвы ее интрижек выяснили отношения, не имея перед глазами раздражающего фактора. Это было настолько для нее характерно, что я даже не сомневался, что прав. Стало быть, скоро нашу змеюку ждать не стоит.

— У Хиддинг утренний моцион: пока все, что можно подслушать, не подслушает — не явится.

Волчек рассеянно кивнул, погрузившись в размышления. Я внимательно наблюдал, как меняется выражение лица, стараясь угадать его мысли. Оборотня что-то сильно мучило. Но что? Спросить я не решался, понимая, что могу снова вызвать к жизни уже практически исчерпанный конфликт. Мы молчали минут пять пока, наконец, он сам не заговорил. Видать, потребность была…

— А ведь малышка вчера, похоже, и вправду испугалась.

— Не знаю. Сара неплохо умеет притворяться… — начал было я, но Волчек меня не слушал.

— Я ее вчера чуть не убил, — сказал он жестко. — Давно со мной такого не случалось. Посчитай, с тех пор, как из дома уехал… Пока по лесу бегал, в полном сознании был. Зверя какого-то задрал… успокоился. А как в хибаре нашей очутился… кругом ее запах… бах! и пелена в мозгу. Ничего не помню. Хорошо, девка еще стрелять не разучилась. Да и ты выскочил, как черт из табакерки. Как услышал-то? Дрых ведь без задних ног.

— От холода проснулся. Ты дверь не запер, — ответил я, потрясенный его откровением, затем спросил осторожно: — Что, так приперло?

Волчек грубо выругался и стукнул кулаком по столу. Я понял: он стыдится своего срыва. Это чувство, по-видимому, было настолько всепоглощающим, что даже злость на Сару и ревность ко мне тонули в нем, как в щепка в океане. Может, это и к лучшему, подумалось мне. Но вслух я этого говорить не стал.

— Ладно, забудь. Расскажи лучше, где был? Обещал ведь.

Волчек понимающе и, мне показалось, даже с благодарностью взглянул в мою сторону. Потом налил себе воды в надтреснутую кружку, выпил одним долгим глотком и, еще раз посмотрев в окно, ответил:

— Встретился кое с кем из своих… Есть у меня парочка парней нещепетильных. Так я им наводочку дал. Последят осторожненько, может, проведают чего…

— За Бэгменом?

Волчек кивнул, побарабанил пальцами по столу.

— Слушай, Блэк… Не говори ей ничего. Пока, — на мой удивленный взгляд оборотень ответил недовольной гримасой. — Не желаю с ней объясняться. А девчонка пристанет с расспросами… Да ты сам все понимаешь.

— Бесполезно. Сара сама из тебя информацию выжмет. Лучше уж сразу. А то будет по капле жилы тянуть.

Волчек покрутил в руках кружку, сосредоточенно поковырял ногтем трещину.

— Не могу я, — выдохнул он наконец. — Веришь, не могу. Позже, может быть… — он яростно потер лоб и взглянул на меня, словно хотел что-то сказать.

В этот момент скрипнула ступенька. Мы оба быстро обернулись. Дверь осторожно отворилась, в нее просунулась нога в тяжелом ботинке, потом плечо…

Сара медленно притворила за собой дверь и прислонилась к ней, держа левую руку за спиной. На лице было такое довольное и вместе с тем хитрое выражение, что мне невольно на ум пришла мысль о затеянной ею очередной авантюре. Я про себя чертыхнулся: нашла время.

Хиддинг, глядя на наши кислые физиономии, нахально заулыбалась. Осадить ее захотелось до жути! Я уже открыл было рот, но Сара меня опередила.

— Пляши, Блэк, — я даже язык себе прикусил от неожиданности. А Сара выпростала левую руку. — Гляди, что мне птичка принесла, — и протянула пухлый конверт, подписанный знакомым почерком.

Письмо от Гарри! Я выхватил его у Сары таким хищным движением, что она расхохоталась, а потом осторожно скосила глаза на Волчека. Оборотень сидел с каменным выражением и глядел в одну точку.

Девица стремительно приблизилась к нему и пощелкала пальцами перед носом.

— Эй, вернись к нам, — голос был тихий и какой-то «примирительный».

Волчек не отреагировал. Обида, чувство неловкости, стыд все еще, по-видимому, глодали его. Сара сощурилась, а потом картинно всплеснула руками.

— Ах, забыла совсем. У меня и для тебя кое-что есть, — она метнулась к двери, высунулась на крыльцо, нелепо покачиваясь на одной ноге, и через несколько секунд снова была внутри. — Вот! — выдала она с гордостью первоклашки, только что совершившей умопомрачительный трюк на метле.

В руке Сары болталась тушка тощего облезлого зайца с кровавым месивом вместо головы. Я поперхнулся смешком да и у Волчека дернулся угол рта, хоть он и пытался сохранить на лице маску холодного равнодушия.

— Ты же говорил, что тебя уже тошнит от соленой козлятины, — наша подруга шмякнула зверька на стол перед носом Волчека и уперла руки в бока. Ну, не бандитка ли? Варварша! Да и видок — хоть медаль вешай. Я не выдержал и расхохотался, а оборотень покачал головой и, потыкав пальцем в сарину добычу, спросил сдавленным голосом:

— Ты в него сколько пуль пустила, а? Горе-охотник…

— Не помню. Живучая тварь… кто бы мог подумать. И бегает быстро.

— Надо же, — Волчек сосредоточился на охотничьем трофее, — зацени Блэк… все как одна — в голову. Что тут скажешь? Профессионал! — он тоже тихо рассмеялся. Отпустило. Что ж, надо признать, Сара умеет разрешать конфликты так же хорошо, как их создавать.

Как это всегда бывает после знатной ссоры, после примирения все были необычайно словоохотливы. За поздним завтраком болтали, перебивая друг друга, смеялись дурацким шуткам, роняли еду на пол, били посуду… В ход шло все, что могло помочь стереть из памяти еще свежий конфликт и, надо сказать, мы в этом преуспели.

— Ты письмецо-то читать будешь, а Блэк? — насмешливо спросила Сара, собирая куском лепешки размазанный по тарелке желток. Съела, облизнула палец. — Или это на десерт?

— Вроде того, — почему-то мне не хотелось читать гаррино послание при них. Вроде как это мое личное маленькое счастье.

— А твой мальчонка молодец, — заметила Сара. — Понимает, что к чему.

— В смысле?

— Ну, как тебе сказать... Не удивлюсь, если за его почтой присматривают. Ты же сам рассказывал, что ваш великий благодетель, как бишь его…

— Дамблдор?

— Во-во… он настаивал, чтобы ты скрылся с глаз долой. Твой крестник, видать тебя, Блэк, неплохо изучил, раз догадался, что ты никуда не поехал, а просто затихарился. Он письмо мне послал. Соображает.

— Тебе?

— Ну, да. На конверте черным по белому написано «Миссис Хиддинг». Не подкопаешься.

— Сова бы ей твое письмо не отдала, — согласился Волчек. — А паренек и вправду не дурак. Сарина фамилия им ровным счетом ничего не скажет. Ври, что хочешь… Есть, конечно, риск, что вскроют письмо да посмотрят… Но, видать, до этого еще не дошло.

А ведь, действительно, неплохо придумано. Интересно, Гарри сам догадался или его надоумили? Я ведь в двух словах обрисовал ему ситуацию, когда передавал свою записку через Рэма. И про свое липовое оправдание, и про то, как мне прозрачно намекали на немедленный отъезд. Выходит, Гарри все понял верно и так же, как и я, решил, что смириться с этим не желает. Что ж, мы еще повоюем, мистер Дамблдор. Крестник у меня, что надо!

Я вылез из-за стола.

— Пойду, проветрюсь.

Сара и Волчек проводили меня понимающими взглядами, но комментировать ни один из них не стал.

На дворе было неожиданно сухо и чуть морозно. Больное ноябрьское солнце уже выглянуло из-за горы и еще не скрылось в наползающих с моря тучах. Оттого позднее утро казалось не по-ноябрьски светлым. Я уселся на ступеньку и распечатал конверт. Письмо было длинным, сумбурным и абсолютно невинным по содержанию. Мысли свои крестник выражал совершенно по-детски, перескакивая с одной на другую, так что я не всегда понимал, о чем он пишет. Создавалось впечатление, что Гарри задался целью впихнуть в рамки короткого письмеца какую-то толстенную книгу со множеством героев и событий.

Он описывал, что творилось в Хогвартсе после нашей сентябрьской авантюры. Еще раз убедился, что наша родимая школа — котел сплетен. Хоть Дамблдор и сделал все, чтобы истина не выплыла наружу, кое-что все же стало достоянием общественности. Оказалось, все ждали подробностей о суде над «злоумышленником Блэком» и были разочарованы, когда обнаружили глухое молчание прессы. «Они меня весь месяц донимали: что да как, — писал Гарри, — да только что я скажу, сам ведь ничего не понимал. Да и Дамблдор запретил распространяться. Теперь-то я понял, почему».

Гаррина подруга, та самая хозяйка кота, по словам крестника, подбивала мальчишек искать справедливости, составив ходатайство в Министерство. У девчонки, видать, остро развито чувство справедливости: то-то она мне показалась похожа на Эванс. Джеймсова зазноба чуть ли не с первого курса этим славилась, я ее не раз по этому поводу поддевал. Вот, Сириус, опять ты ковыряешь старую рану! Пора бы уже не вздрагивать, когда вспоминаешь кого-то из прошлой жизни... Эту пилюлю я проглотил не без труда. Принялся читать дальше.

Гарри очень обрадовался, когда Ремус передал ему мое послание, а потом горевал, что не может со мной видеться. Эта его искренняя досада была лучшим утешением для меня. Я тут же решил, что приложу все усилия, чтобы наверстать упущенные годы и стать для мальчишки «своим». Из чувства противоречия. То, что навыдумывал Дамблдор, теперь по прошествии времени уже не казалось мне достаточно разумным объяснением его желания изолировать Гарри от меня.

Помнится, как-то раз — еще по свежим впечатлениям — я поделился своими мыслями с Волчеком. Мудрый оборотень навел меня тогда на одну интересную идею.

— Я так мыслю, Блэк, — вспомнились мне его слова, — у Альбуса Дамблдора есть свой тайный расчет. В чем он состоит, нам с тобой вряд ли суждено догадаться, но то, что ты в этом плане — помеха, это к гадалке не ходи.

— Чем же я могу помешать? — недоумевал я тогда.

— Да чем угодно! Он ведь тебя из игры вывел и успокоился. А ты, видишь ли, сбежать задумал… Такие большие дядьки, вроде твоего директора, страсть, как не любят, когда всякая мелкая сошка инициативу проявляет да под ногами путается. Вот он и хочет, чтобы все вернулось на старые рельсы.

В общем, сейчас, прокручивая в уме тот разговор, я пришел к выводу, что Волчек зрит, что называется, в корень. Что ж, раз узнать все доподлинно возможным не представляется — ну не станет Дамблдор посвящать тебя, Сириус, в свои «великие планы» — будем действовать от противного. Пока аккуратно, шаг за шагом, а точнее письмо за письмом, завоевывать доверие Гарри. А там уж и что-нибудь более решительное предпринять можно. Опять же есть шанс выяснить, что там замыслил насчет крестника директор.

У меня за спиной тихо скрипнула дверь. Сара — не надо было даже оборачиваться, чтобы понять, что это она — присела рядом со мной на ступеньку и заглянула в лицо.

— Все в порядке? — вряд ли это относилось к письму.

— Смотря, что ты имеешь в виду.

— Тебя и твою совесть. Вы примирились? — улыбнулась она.

— Не вполне, но все к тому идет.

— Это радует, — она поджала ноги и положила подбородок на согнутые колени. Я наблюдал за Сарой боковым зрением. Сейчас она была такая… «настоящая».

«Жаль, — подумалось мне, — что теперь это случается так редко».

— Что пишет твой мальчишка?

— Разное. Все больше ерунду, но читать приятно. Наверно, я и правда постарел.

Сара тихонько хрюкнула. Дурацкий все-таки у нее смех!

— Собираешься папашей заделаться?

— Думаешь, у меня выйдет? — скопировал я ее интонацию.

— Нет.

— Тогда и пытаться не стоит, — я хотел подняться, но Сара удержала меня, дотронувшись рукой до плеча.

— Спасибо, Блэк.

— Интересно, за что именно?

— За то, что все понял правильно.

Я не был в этом так уверен, но возражать Саре не стал. Потом, уже усевшись сочинять ответ для Гарри, долго не мог сосредоточиться. Когда-нибудь, возможно, случившееся с нами за последние сутки будет казаться мне сущей дикостью, но сейчас я с удивлением осознавал, что все происходило так, как и предсказала Хиддинг. Страсти улеглись, как стихает шторм в море, и мы трое вернулись к той точке в наших отношениях, с которой когда-то начали. По крайней мере, так чувствовал я. Хотелось надеяться, то же самое было и с ними.

* * *

Переписка с крестником увлекла меня даже больше, чем я ожидал. Глупо, конечно, но тот факт, что нам приходилось идти на разные ухищрения, чтобы ее поддерживать, добавлял этому тривиальному занятию какую-то особую пикантность и остроту. Сара и Волчек не раз изощрялись в остроумии на тему «в детстве в шпионов не доиграл», но мне было плевать, что я кажусь им великовозрастным дебилом. В письмах я рассказывал всякий вздор, давал дурацкие советы, сочувствовал гарриным школьным неудачам и выражал восторг проделкам. Не могу сказать, что я притворялся или фальшивил, чтобы втереться мальчишке в доверие. Как только я садился сочинять очередное послание, сам словно становился на его место. Наверно, и вправду «не доиграл».

Письма, выходившие из под моего пера, были легкомысленными и — что было предметом моей тайной гордости — не пропитанными менторским «родительским» тоном. Я раз за разом ловил себя на мысли, что пишу Джеймсу, а не его сыну. При этом я не испытывал болезненных приступов ностальгии, приправленных чувством вины, только радостное возбуждение. Что ж. Выходит, не утратил еще легкости бытия, Сириус!

Гарри наша игра в конспиративную переписку тоже ужасно нравилась. Это я констатировал, раз от разу получая все более длинные и откровенные послания. В одном из них крестник таки высказал то, на что я в тайне надеялся. Он сетовал, что из-за сложившихся обстоятельств я не смогу быть его официальным опекуном, а ему бы этого очень хотелось и так далее и тому подобное. Я чуть в пляс не пустился, когда прочитал это. Что? Съели, профессор?! Думали, стоит цыкнуть на Блэка и он заткнется? Не выйдет! Я еще сумею сделать из Гарри образцового мародера. Будьте уверены!

Мои «сожители» — нелепое словечко ввела в наш обиход Сара, щеголяя неуклюжим полицейским юморком — тоже времени не теряли.

Волчек то и дело мотался в Лондон, теперь уже почти не таясь. Во время своих коротких визитов в столицу он умудрялся поддерживать свой бизнес, хоть и жаловался, что его личного присутствия в заведении не хватает. Мол, народ расслабляется, доход не тот да и вообще, он — Волчек — привык быть «на передовой»… Но это он юлил. На самом деле я подозревал, что у хитрого оборотня там все настолько на мази, что его активное участие в делах лишь дань собственному энергичному характеру, не позволяющему спокойно почивать на лаврах, а вовсе не необходимость.

Сара, которую теперь никто не смел удерживать взаперти — это было наипервейшим условием нашего примирения — со своей стороны привлекла еще кого-то из своих информаторов. Волчек только зубами скрипнул, когда она напросилась с ним в одну из его лондонских «командировок». Они вернулись через день уставшие, голодные, но без признаков нового конфликта на лицах. Волчек потом жаловался, что после такой беготни он будет отлеживаться неделю. Я верил. Помниться, во время наших с Сарой летних приключений я чувствовал себя изможденным почти постоянно.

После этой вылазки Хиддинг мы почти не слышали: девица погрузилась в «аналитичекую работу», переваривая новый ворох информации. В материальном смысле эта самая информация имела вид внушительной пачки бумажек всевозможных размеров, которую Сара то и дело дополняла собственноручно нацарапанными схемами и абсолютно непонятными записками. Для нее стало обычным делом часами сидеть, скрестив ноги, у себя на кровати, обложиться макулатурой, курить и тихо бормотать себе под нос. Мы с Волчеком периодически пытались вывести ее из этой «полицейской» нирваны, но чаще всего Сара, хоть и соглашалась посидеть с нами, скажем, за совместной трапезой, мыслями была далеко. В конце концов, мы плюнули и прекратили попытки вернуть нашу подругу к реальности и занимались каждый своим делом.

Так, относительно мирно, мы прожили в Сером Лесу всю зиму. Местные жители стали относиться к нам без неприязни, изредка кое-кто даже заговаривал то со мной, то с Волчеком. На Рождество же мы были вполне официально приглашены на деревенский праздник. Мы с Волчеком сперва посмеялись над этим, но Сара отнеслась к мероприятию серьезно. «Это же момент доверия, как вы не понимаете. Для них это важно», — горячилась она. Пришлось покориться.

Оказалось, не так уж плохо. То есть... сам праздник выглядел довольно убого, но его архаичность и потому непохожесть на все то, в чем мне приходилось участвовать прежде, была по-своему интересна. Больше всего, однако, меня позабавила выходка Волчека. Он, «чтобы было не так скучно», опоил нас с Хиддинг какой-то зеленой гадостью, которую приволок из одной из своих лондонских вылазок. «Запрещен к продаже на территории Евросоюза», — официальным тоном провозгласила Хиддинг, отхлебывая прямо из бутылки.

Контрабандный напиток имел потрясающий эффект даже в малых дозах. Кажется, мы что-то пели и что-то танцевали. Волчек «очень трезвым голосом» беседовал с Обри о политике, время от времени переставая, правда, изъясняться по-английски. Старик косился на него подозрительно, но остановить почему-то не пытался. В это время Сара, сидя у стойки бара, с величайшим интересом слушала тоже слегка нетрезвого папашу Вилли и периодически заливалась визгливым хохотом. Потом уже и сама отпускала рискованные остроты, над которыми сама же покатывалась со смеху, словно городская сумасшедшая... Словом, вечеринка удалась.

Утром было чудовищное похмелье, но, в принципе, оно было весьма умеренной платой за то, как разительно изменилось к нам троим отношение среди жителей Серого Леса. Теперь с нами здоровались, любезно улыбались и перестали считать опасными чужаками.

* * *

Весна наступила точно по календарю. Хотя здесь, в Уэльсе, она вела себя натурально взбалмошной девицей: то заставляла исходить пóтом в тихие солнечные дни, то плевала в лицо холодным атлантическим ветром и поливала ледяным дождем, вынуждая думать о теплом убежище, как о манне небесной. В апреле свету прибавилось настолько, что мы взяли манеру засиживаться на кухне допоздна. И у всех троих появилось какое-то беспокойство, как у кочевых птиц перед перелетом.

В один из таких дней мы с Волчеком сидели за столом и ковырялись в остатках ужина. Оборотень сетовал на то, что лук-порей и черствые лепешки будут еще десять лет являться ему в кошмарах. Я вяло поддакивал — местная уэльская кухня разнообразием и вправду не отличалась. Подобный обмен ничего не значащими фразами был неожиданно прерван влетевшей в приоткрытое окно птицей. Это была не сова, а обыкновенный сизарь, которые целыми стаями попрошайничали на людных площадях британских городов. Я немного разочаровался, так как ждал очередного гарриного письма. Реакция же Волчека меня удивила. Он ухмыльнулся, поймал голубя, внимательно осмотрел и выпустил в окно.

В ответ на мой вопросительный взгляд оборотень подмигнул.

— Дело сделано, Блэк.

Вид у него был самый что ни на есть загадочный. Даже руки потирал... Лавочник да и только!

— Эй, Сарита, ты там еще мхом не поросла? — гаркнул Волчек в сторону сариной комнатушки.

Через пару секунд из-за двери послышалась возня, стук и, наконец, высунулась голова, опять коротко стриженная и неестественно белесая. Сара за неделю до этого освежила свой облик и была теперь снова донельзя похожа на мальчишку-подростка.

— Чего орешь? Я уже почти уснула.

Я глянул в окно. Там было мрачно из-за тяжелых свинцовых облаков, но еще не темно. Хм. Рановато она сегодня.

— Потом поспишь, — деловито заговорил Волчек и поднялся. — Собирайся, девочка, на охоту пойдем.

— Ммм? И кто жертва? — мне действительно было любопытно. Я предчувствовал нечто важное. Об этом говорила собранность Волчека, которая последнее время чаще уступала место расслабленной задумчивости.

— Еще не знаю, — Волчек прищелкнул пальцами, — но догадываюсь. Ты, Блэк, кстати, можешь с нами… если желаешь, конечно. Лишние зубы и когти нам не помешают. Да и Сарите спокойнее, верно я говорю, детка?

«Детка» скорчила рожу, нырнула в комнату и минуты через две выползла экипированная для похода: в тяжелых ботинках, которые носила здесь в горах, почти не снимая, изрядно потрепанном за зиму меховом жилете и мешковатых штанах.

Когда мы вышли из нашей хижины, уже начало смеркаться. Волчек шел быстро, Сара едва успевала за ним, но жаловаться не пыталась. С северной стороны деревни не было ни ворот, ни калитки, но Волчек уверенно подошел к изгороди, отодвинул одну из досок и с трудом протиснулся в образовавшийся лаз. И откуда только узнал об этом? Хотя, может, сам и проделал дыру в заборе.

За изгородью сразу начинался лес, уходящий вверх по склону. Тропы не было. Волчек шел, руководствуясь одному ему известными ориентирами. Через полчаса мы начали спускаться и тут же окунулись в уже знакомый мне магический туман, который, как я узнал от Обри, окружал Серый Лес по всему периметру. Старый оборотень рассказывал, что пройти сквозь эту защиту без местного проводника или специального амулета невозможно даже для самого выдающегося мага. Это, как я понял, в свое время сохранило деревню от Пожирателей смерти.

Через час Волчек сбавил темп и начал принюхиваться. Сара тоже вертела головой из стороны в сторону, но окружающий нас потемневший лес был пуст, а тишина казалась неестественной. Потому все мы невольно вздрогнули, когда перед нами буквально из воздуха возникли две человеческие фигуры. Их очертания было трудно уловить, поскольку одежда почти сливалась с окружающей растительностью, а лица были скрыты низко надвинутыми капюшонами.

Один из них выступил вперед и приветственно махнул рукой.

— Ты скор, — раздался из под капюшона ровный баритон.

Волчек кивнул и, быстро оглядевшись, спросил:

— Где они?

— Он, — с нажимом поправил человек в плаще и сделал едва уловимый знак второму. Тот поднял руку: в ней была волшебная палочка. Я невольно напрягся, мгновенно вспоминая, что моя собственная была убрана в карман. Но человек не собирался нападать, он взмахнул палочкой и прямо у нас над головами послышался треск, шум…С ближайшего дерева свалился большой мешок. Он затормозил в нескольких дюймах от земли, раскачиваясь из стороны в сторону на толстой веревке.

— Черт! — рявкнул Волчек, невольно отшатываясь. Я услышал, как неприятно хохотнул человек в плаще, но тут же заткнулся, когда оборотень, резко обернувшись к нему, недовольно произнес. — Мне, кажется, речь шла о двоих.

— Второй не дожил, — насмешливым тенорком прохихикал тот, что орудовал палочкой. — Голубок решил улететь… фьють! — он откинул капюшон, обнажая голову с изрядной лысиной и худое носатое лицо с длинными, торчащими в стороны усами. — Парнишка так боится волков… Хе-хе. Эл убеждал его не бояться да, видать, перестарался… — он снова гадко захихикал.

Первый, который судя по всему и был тем самым Элом, пнул ногой мешок, оттуда не донеслось ни звука.

— Ты не говорил насчет того, что дичь нужна живой, — также ровно ответил обладатель баритона, — но я согласен скостить тебе десять процентов… Так, из чистого альтруизма.

— Посмотрим, — туманно ответил Волчек и указал на мешок. — Развяжи.

Сара осторожно приблизилась и выглянула из-за спины оборотня, в то время как человек в капюшоне наклонился развязать веревку. Мешок шмякнулся на землю и из него показалась взлохмаченная человеческая голова.

— Люмос! — огонек на конце палочки усатого волшебника осветил лицо жертвы. Я стоял поодаль, но даже оттуда узнал его, несмотря даже на кляп, сделанный из не очень чистой тряпицы. Передо мной был тот самый парень, которого я упустил в игровом притоне еще летом. Значит, вот чем занимался Волчек все эти месяцы… ждал, когда эти люди — вероятно, наемники — отыщут их с Сарой похитителей. Что ж, умно.

— Ну что, дружок, поговорим? — притворно ласковым тоном произнес оборотень, присев на корточки возле лежащего на земле парня. — А то я думал, уж и не свидимся. Ай-я-яй. Мы ведь с девочкой и попрощаться не успели… Невежливо, согласен. — Волчек схватил его за грудки и рывком поднял. По тому, как безвольно мотнулась его голова, я понял, что человек без сознания. — Ну, подонок! Сейчас ты мне все расскажешь… и моли бога, чтобы я тебе поверил.

— Погоди, волк, — нетерпеливо произнес Эл, — сперва наши дела закончим, а уж там твори с этим петушком, что захочешь.

— Ага, — поддакнул его подельник, покручивая усы и насмешливо зыркая на Сару, — твоя козочка уже от нетерпения копытом бьет, так что готовь расчет… и прости-прощай.

Волчек вытащил из-за пазухи увесистый на вид мешочек и бросил усатому. Тот осклабился, взвесил его в руке и поцокал языком.

— Маловато… но мы ведь не жадные, правда Эл? — и подмигнул.

— Я твоего приятеля за язык не тянул. Десять процентов, так десять процентов, — таким же торгашеским тоном протянул Волчек, обнажая в улыбке желтые зубы.

— Скидки для постоянных клиентов, — в тон ему хохотнул Эл. Он забрал кошель из рук своего приятеля, вытащил из мешочка золотой и поднес монету к тому месту, где должны были располагаться глаза.

— Доверяй, но проверяй, — нравоучительным тоном прокомментировал усатый, насмешливо оглядывая то Волчека, то нетерпеливо переступающую с ноги на ногу Сару. Наконец, его взгляд скользнул по мне…

— Батюшки-светы! — колдун эмоционально всплеснул руками. — А это кто такой красивый нарисовался? Эл, Эл… — помахал он рукой, подзывая своего напарника, — гляди, с кем наш волк в друзьях… Или не в друзьях, а Волчек?

Ну, в общем я ожидал, что это рано или поздно случится. Впрочем, эти парни почему-то не вызывали у меня опасения. Очень уж незаконопослушный был у них вид. Такие вряд ли станут бросаться восстанавливать справедливость.

— Спокойно, ребята, — я нарочито медленно вышел из тени, — если вы рассчитываете получить денежки от Фаджа, то можете расслабиться. Я уже давно ничего не стою…

— Так-таки и не стоишь… — насмешливо начал усатый, но Эл его перебил.

— Умудрился отмазаться, Блэк? А ты скользкий парень, даром что гриффиндорская харя, — он расхохотался, наблюдая мое изумление. — Чего рот разинул? Да, представь себе: помню. И очень даже хорошо. И тебя, и Поттера, дружка твоего, — он тоже снял капюшон. — Не узнаешь?

Я вгляделся. Тусклый свет не давал разглядеть лицо в подробностях, отчетливо выделялась лишь темная борода да глаза, недобро поблескивающие из-под густых бровей. Ничего знакомого.

— Не узнаешь, — с каким-то особенным удовлетворением констатировал Эл. — Оно и понятно. Ты в Хогвартсе королем ходил, а мы так… под ногами мешались, как камешки в башмаках… Ха-ха. Да ты трясись. Не сдам… Хоть ты у меня и увел подружку на пятом курсе. Да, это пфф! — он махнул рукой, — дело позапрошлое…

Я, с трудом продираясь сквозь собственную память, снова внимательно на него поглядел. Нет. Никаких ассоциаций. М-да, Сириус... в школе ты наследил на целый протокол. Теперь, как говорится, время камни собирать.

— Сдаюсь, — сказал я, поднимая руки. — Говори отгадку, Эл!

— Алан Гринвуд, — он шутливым жестом приподнял с головы несуществующую шляпу и слегка наклонил голову. — Я ловцом за Равенкло играл. Поттер твой меня в своем последнем матче чуть не угробил, когда с метлы сшиб.

Теперь я вспомнил его. Тут без подсказки и вправду было не обойтись. Высокий, заросший бородой мужик совершенно не ассоциировался у меня со щуплым, аккуратно причесанным пареньком года на три младше нас с Джеймсом. Я что, правда у него девицу умыкнул? Во, дела… Надеюсь, он из-за такой чепухи на меня бросаться не станет.

— А ты теперь, значит, «ловцом человеков» заделался, Алан?

— Вроде того, — он спокойно посмотрел на меня и неожиданно выдал. — Я в следовательском отделе в аврорате работал, потом меня выперли. Придумали нелепый предлог, чтобы какого-то «сыночка» на мое место сунуть, я ведь магглокровка… а там был человек почтенный, с родословной… ну, я плюнул и ушел…— он неприятно ухмыльнулся, — …на нелегальную работу.

— Волчек, — донесся до меня негромкий, но весьма сердитый голос Сары, — пока молодые люди придаются приятным воспоминаниям, может, мы уже к делу приступим, а?

Алан через мое плечо, чуть приподняв бровь, глянул на Хиддинг.

— Валяй, барышня! А нам с Кью тут задерживаться не вариант. С Волчеком мы в расчете… что еще маленьким людям надо?

Усатый согласно крякнул и натянул капюшон.

— До скорого, Волчек!

Эл тоже кивнул оборотню, а потом протянул руку мне. Я с недоумением пожал ее. Вот уж не ожидал такой встречи, а уж тем более такой ее развязки! Впрочем, будь я на месте этого Гринвуда, тоже, возможно, был бы рад встретить кого-то, кто напомнил мне о беззаботных хогвартсевских деньках…

— Бывай, Блэк! — Алан разжал руку и, ухмыльнувшись, добавил. — Сто галеонов бы заплатил в школе, чтобы поглазеть на твою такую вот изумленную рожу! А тут бесплатно… Ха-ха. А вообще, — он стал серьезен, — я рад, что тебе удалось министерской мрази хрен показать… У них там все продается и покупается, как в самой дрянной лавке.

Он сплюнул на землю, махнул напарнику рукой и они в мгновение ока растворились, аппарировав прямо с места.

Все еще под впечатлением от неожиданного знакомства с людьми Волчека, я не сразу обратил внимание на то, что делают Сара и оборотень. Теперь, когда волшебники со своими палочками нас покинули, мрак казался почти непроглядным. Я приблизился к своим приятелям. Оказалось, Волчек уже освободил пленника от мешка, но веревок, опутывающих его тело, снимать не стал. Прислонил не пытавшегося сопротивляться, очевидно, оглушенного человека к ближайшему дереву и порылся в карманах.

— Сара, дай спички.

Когда Хиддинг выполнила просьбу, Волчек повозился и вскоре окружающую нас темноту прорезал довольно яркий дрожащий свет. В руках у оборотня была негасимая свеча — детская забава из тех, что продаются тысячами в магазинах вроде Зонко. Сам помню, как штук пять таких натыкал в именинный пирог своего братца. Уж как он на них дул! Я улыбнулся старой детской хохме…

Сара тем временем пыталась привести пленника в чувство. Минуты через две-три ей это удалось. Человек зашевелился и открыл глаза, но тут же сразу закрыл. Что, приятель? Зрелище не из приятных? Такая, брат, штука судьба. Палачи и жертвы меняются местами.

— Давно не виделись, голубчик, — голос Волчека был приторно ласков. Такой тон никогда ничего хорошего не сулил.

Пленник молчал, опасливо поглядывая на оборотня. Он явно не понимал, где он, и от этого, похоже, паниковал еще больше.

— Что вам нужно? — голос парня был хриплым, в нем слышалась отчетливая дрожь.

— Да так, — все тем же ласковым тоном профессионального мучителя молвил Волчек, — побеседовать… Всего лишь побеседовать, дружок. Я ведь не кровожадный, не то что твой босс. Кто он, кстати?

— Я не знаю, — ответил парень и тут же получил удар под дых.

— Плохо, — спокойно произнес Волчек, взирая, как парень ловит ртом воздух, будто вытащенная из воды рыба. Я скосил глаза на Сару. Та спокойно, сложив руки на груди, наблюдала за происходящим. Волчек снова присел рядом с парнем. — Повторяю вопрос: кто тебя нанял?

— Да не знаю я, — сказал он злым дребезжащим голосом и быстро добавил, наблюдая как оборотень снова заносит руку для удара, — он не назвался и лица не казал…

— Но ты ведь догадываешься? — Сара говорила тихо, без эмоций.

— Я ничего не знаю, — заорал он. — Что вы от меня хотите? Мне заплатили... я работу сделал…

— Работу сделал, это когда ты нужник за собой убрал, — приблизившись к самому его лицу прорычал Волчек, — для такой падали самое подходящее дело…

— Волчек, — Сара положила руку на плечо оборотня, — постой. Заткнуть сученка мы всегда успеем… — она подошла вплотную к пленнику и ровным голосом спросила. — Как тебя зовут, парень?

Тот несколько секунд недоверчиво глядел на Хиддинг, словно искал подвох в простом вопросе, а потом выдавил:

— Бизли, Уоррен Бизли.

— Уоррен… ага, — Сара довольно ухмыльнулась, как будто получила ценные сведения, и продолжила допрос: — Вот что, Уоррен, давай договоримся по-хорошему. Идет?

Связанный детина снова исподлобья глянул на Хиддинг, фыркнул, но встретившись взглядом с Волчеком, неохотно кивнул.

— Вот и хорошо, — в голосе Сары прорезались саркастические нотки. Она уселась на землю возле пленника, медленно прикурила сигарету и, выдохнув дым прямо в лицо парню, резко спросила:

— Какого черта тебе понадобилось от меня?

Парень мялся и хмуро молчал.

— Ну? — голос Волчека звучал угрожающе. Он взял пленника за полы мантии и встряхнул.

— Кое-кому нужно, чтобы ты заткнулась, — выпалил парень нервно, пытаясь при этом по возможности отстраниться от Волчека.

— Вот как? Кому же? — Сара, словно не обращала внимание на то, что делал оборотень. Она расслабленно курила, не глядя на пленника. Лишь чуть подрагивающая от нетерпения нога выдавала ее состояние.

— Я уже сказал: не знаю. Не видел, — заорал он противно визгливым голосом. — Он хорошо заплатил и велел молчать.

— Ладно. Допустим, я тебе верю. Тогда следующий вопрос: ты убил Джо и… девушку?

— Кого? — ляпнул пленник, но тут же осекся. — Нет, я … мы никого не убивали?

— Дивно, — Сара затушила недокуренную сигарету и щелчком отправила ее прямо через плечо парня. — Они застрелились сами?

Парень глядел на Сару, как на сумасшедшую. Опасную сумасшедшую. Тут опять вступил Волчек.

— Послушай, Бизли, давай так: ты все рассказываешь. Спокойно, подробно, а главное — правдиво. И тогда… ну, скажем… я подумаю, оставить ли тебе твою никчемную жизнь. А если нет… Хочешь стать волком? — он приблизился к лицу парня настолько, чтобы он смог рассмотреть оскал и почувствовать исходящую от Волчека звериную силу. — Интересный опыт, не находишь?

— Ты не станешь, — не очень уверено забормотал Бизли, — про тебя говорят…

— Говорят разное, — оскал Волчека стал действительно волчьим, он лязгнул зубами и добавил сквозь урчание: — Луны не видать, но это не значит, что ее нет, дружок.

Идиот наконец-то смекнул, что он не в том положении, чтобы торговаться, и, стараясь отодвинуться от Волчека как можно дальше, торопливо заговорил:

— Хорошо, хорошо… Я расскажу. Расскажу!

— Так начинай уже, болван, — оборотень выпрямился и сложил руки на груди.

Парень принялся сбивчиво и торопливо рассказывать, бросая настороженные взгляды то на Волчека, то на Сару. Оборотень молчал, видимо, считая что запугал мерзавца достаточно, вопросы задавала Сара. Я наблюдал за нашей подругой и пришел к выводу, что от взрыва ее удерживал только пресловутый профессионализм. Лично я на ее месте давно бы потерял всякую выдержку.

Из рассказа Бизли выходило, что вокруг сариной истории выросла целая афера. За ней давно следили и искали случая вывести девчонку из игры. Ее блудный муженек пришелся, как нельзя, кстати. Об этой части операции Бизли знал только понаслышке, поскольку волшебник, который его нанял, действовал втихаря, ибо имел к Саре свой интерес.

— Он нам и говорит… колдун, стало быть, — частил Уоррен, то и дело облизывая губы, — раньше времени не суйтесь. А как все случиться, надо дом обыскать.

— Что искали? — Сара говорила сухо, как на допросе.

— Он толком не объяснил, — досадливо сморщился Бизли. — Да мы и не нашли ничего.

Сара издала короткий удовлетворенный смешок, но следующий вопрос задала все тем же «протокольным» голосом.

— Ты видел убийцу?

— А как же.

— И кто он?

— Маггл. Я его не знаю.

— Ясно. Описать сможешь?

Бизли помялся и кивнул. Видимо, из-за внешнего спокойствия Сары и отсутствия угроз от Волчека, парень немного расслабился и позволил себе заметить:

— Неужто жалко блядуна твоего?

Сара смерила парня презрительным взглядом, но на выпад не ответила.

— А ты что делал? Помимо того, что по дому шарил.

Бизли снова пустился в объяснения. Похоже, он и в самом деле надеялся заслужить помилование откровением. Ох, сомневаюсь я, что Волчек и Сара будут столь милосердны!

Картина преступления постепенно вырисовывалась со всеми мерзкими подробностями.

По рассказу Уоррена выходило, что он и его приятель, тоже из магов, подкараулили и оглушили Сару чуть ли не на пороге ее дома. Когда явился убийца, они скрылись под заклятьем невидимости и маггл их не заметил. Сара в этот момент лежала у себя в прихожей без сознания.

Маггл, вероятно, был профессионалом своего дела, потому сориентировался мгновенно. Вытащил у нашей подруги оружие, сделал то, что от него требовалось и собирался отчалить. Да только двое придурков-магов решили проявить инициативу! Саданули в маггла «оливиэйтом» да так, что тот вообще забыл, зачем приходил. На кой черт им это понадобилось, я так и не понял. Может, решили, что убийца их все-таки заметил, а может просто по дурости.

Потом ублюдки принялись шарить по сариному жилищу. Все впустую, только бедлам учинили. Тут уорренову приятелю привиделось, что, мол, полиция едет, он струхнул и начал ныть, что надо уходить. Парни запаниковали, решили дать деру. Бизли, однако, смекнул, что Сара, очнувшись, может их вспомнить, тогда подозрение в убийстве падет на них. Парни изрядно струхнули, забегали по дому, наскоро заметая следы своего пребывания. Приятель Уоррена предложил прибить девчонку или же под «империусом» заставить ее сдаться в полицию и признаться в убийстве. Бизли, однако, был еще способен на некоторую здравость мысли: сообразил, подонок, что ударь он чем-то запрещенным, идиотов вмиг отследят. Вот он и предложил простое решение. Подельники усадили нашу подругу в автомобиль, который та оставила возле дома, «оживили» и одновременно основательно поработали над памятью. Действительно, кто что-нибудь возразит против «обливиэйта»? Это ж обычное дело для наших магов-конспираторов. Министерство, небось, по десяти раз на дню сознание магглов насилует. Еще небось галочки в плане ставит: мол, на славу потрудились.

Сказано — сделано. Наша подруга очнулась за рулем, словно только что подъехала к дому. Отсутствия оружия девочка не заметила по той же самой причине. Поднялась по лесенке и опа! Попалась в ловушку…

Я слушал и поражался, как при таком феноменальном идиотизме этим двум горе-авантюристам удалось все сработать так чисто. За исключением, правда, главного: то, за чем кретинов посылали в дом, они так и не нашли.

На протяжении всего рассказа я пристально глядел на Сару. Готов был поклясться, она с трудом сдерживалась, чтобы не разукрасить ублюдку физиономию прямо здесь голыми руками. Ее острое лицо окаменело, темные глаза воспаленно блестели. Сара будто даже сгорбилась, а рука, державшая очередную сигарету, дрожала. Мне стало так остро жаль ее, что я даже отступил на шаг, чтобы ненароком не выдать свое сочувствие. Подспудно понимал: Саре сейчас это нужно менее всего. Сорвется девчонка, как пить дать!

И еще я испытывал какое-то иррациональное чувство стыда за весь волшебный мир. Это же надо вмешаться в маггловскую жизнь так бесцеремонно и своекорыстно! Из-за мифической угрозы какому-то нечистоплотному толстосуму лишить Сару, может, единственного шанса отмыться от клейма убийцы. Я с отчаянием осознал, что теперь, даже найди она настоящего киллера, добиться от него правды будет невозможно: он даже под пыткой ничего не вспомнит, а уж про маггловские допросы и говорить нечего. Безнадежно.

Когда Бизли умолк, Сара встала и отошла в сторону. Волчек рванул было к ней, но женщина только бессильно махнула рукой, мол, делай, что хочешь, только оставь меня в покое. Я догадался, что Сара, несмотря на то, что наверняка поняла не все в рассказе волшебника, усекла главное — ее шансы оправдаться стремятся к нулю.

Волчек, как и я, по-видимому, едва сдерживался, чтобы не разделаться с мерзавцем тут же на месте. Он склонился к жертве, бормоча сквозь зубы какие-то грязные ругательства, в которых потонуло робкое «ты же обещал», но я остановил его.

— Погоди, Волчек, он может еще пригодиться…

— Но ведь ты же слышал, — недовольно бросил оборотень, все еще удерживая жертву за одежду.

— Теоретически заклятие забвения можно разбить. Правда, после этого... нормальным человека можно будет назвать с очень большой натяжкой, но тем не менее какой-никакой, а шанс.

Волчек приподнял бровь и недобро хмыкнул. Я подозвал Сару, в двух словах объяснил ей свою идею и с удовлетворением заметил снова вернувшуюся на ее лицо живость. Слава богу! Я сам удивился, насколько мне было больно видеть, как девочка словно потухла после откровений подонка Бизли.

Хиддинг уже опять распоряжалась, как в полицейском участке. Припрягла Волчека в качестве канделябра, вытащила свой неизменный блокнотик и, усевшись рядом с Уорреном, принялась рисовать.

— Что ты делаешь? — Волчек с изрядной долей скепсиса заглядывал ей через плечо.

— Фоторобот, — буркнула Сара, сосредоточено водя карандашом по листку. Она еще минут пять черкала, от усердия высунув кончик языка, потом показала Бизли.

— Похож?

Тот недоверчиво поглядел на сарин рисунок и покачал головой. Дальше пошло быстрее: Сара рисовала, пытаясь воссоздать костноязычные уорреновы описания на бумаге, подправляла, переспрашивала, рисовала снова... В конце концов, после получаса таких развлечений Бизли соизволил согласиться, хотя сам, похоже, не видел в этом занятии никакого смысла.

— Ну… так вроде бы похож.

Сара удовлетворенно кивнул, убрала листок в карман и встала.

— Я закончила. Теперь, Волчек, можешь делать с ним, что тебе заблагорассудится. У тебя ведь с Уорреном свои счеты? — она мстительно ухмыльнулась, когда у Бизли от ужаса округлились глаза. Парень явно ожидал если не благодарности, то прощения. — Пошли, Блэк. Не хочу больше находиться рядом с этой мразью. Догоняй, Волчек!

Оборотень понимающе ухмыльнулся: и ежу понятно было, что спектакль был разыгран специально для жертвы.

Мы медленно шли обратной дорогой. Ветер раздул облака и луна, еще далеко не полная, время от времени выглядывала в разрывах, освящая нам путь. Сара шла чуть впереди, глядя под ноги и выглядела такой уставшей и подавленной, что я опять ощутил острый приступ жалости.

— Не горюй, девочка, — вырвалось у меня, когда она особенно тяжело вздохнула, — мы что-нибудь придумаем… В конце концов, зря что ли я столько лет штаны в школе просиживал, да и Волчек тоже парень не промах.

Сара нервно повела плечами, мол, засунь свою жалость, Блэк, куда подальше, но вслух сказала:

— Да ладно. Что после драки кулаками махать. Дам Брайану наводку, может, нароет чего, — она помолчала, а потом злым голосом бросила: — И принес же черт этих кретинов! Всегда больше всего ненавидела дела, где фигурантами такие вот бездари. Такого наломают… не один профессионал мозги себе спалит. А тут просто дилетант на дилетанте… и дилетантом погоняет. Был один адекватный: киллер-профессионал. Все чисто, ясно, предсказуемо… Одно удовольствие работать. Так ведь нет! — Сара в сердцах даже ногой притопнула. — Взяли и из игры вывели. Что теперь делать, ума не приложу. Дерьмо!

Возразить мне было нечего, а выражать сочувствие я опасался, понимая, что не стоит подносить спичку к фитилю. Так что какое-то время мы брели в полном молчании.

Через полчаса нас нагнал немного запыхавшийся Волчек. Он был один.

— Где Бизли?

— Наслаждается покоем! — ответил оборотень, пытаясь заглянуть в лицо Саре.

— Ты его что… убил? — осторожно спросил я.

— К сожалению нет. А хотелось. Очень, — оборотень секретничал явно с умыслом. Пытается расшевелить Сару, понял я. Видать, отчаяние нашей подруги и его тоже зацепило за живое.

— Слушай, — сердито буркнула Хиддинг, — хватит темнить.

— Я Берти вызвал, — покладисто выдал "тайну" Волчек. — Он ублюдка запрет до поры до времени. Чем черт не шутит, может еще сгодится подонок.

— Ну-ну. А если сбежит?

— От Берти не сбежит. Он такие места у нас в Дрянном знает, что оттуда даже таракану не смыться. Посидит наш паренек, подумает о делишках своих, а там… время покажет.

Волчек самодовольно ухмыльнулся и явно ждал изъявлений признательности от нашей подруги, но надо знать Сару. Эта девчонка пока семь жил не вытянет, даже на «спасибо» не расщедрится.

— Думаешь, удастся его привлечь?

— К чему? — не понял я.

— К суду, Блэк. Честному и справедливому, — в тоне Сары сарказма было больше, чем можно было себе представить даже в подобных обстоятельствах. Хотя, уж я-то ее понимал, как никто. Еще бы! На своей шкуре испытал всю силу «честного и справедливого».

— Вряд ли, — покачал головой Волчек, — но убивать единственного свидетеля тоже как-то глупо. Уж тебе ли не знать, девочка?

— Да какой он свидетель, — сердито бросила Сара, останавливаясь и уперев руки в бока. — Вы меня за дурочку-то не держите. Нешто я не вижу, как вы переглядываетесь. Ах, бедняжка, ах все пропало, — передразнила она с препротивной гримасой. — Не дадут мне вашего мага под суд отдать. Вы ведь все тут под покровом тайны… Джеймсы-Бонды хуевы!

Внезапно она остановилась, отвернулась и несколько раз глубоко вздохнула.

— Ладно. Простите. Сорвалась, — эти слова из ее уст слышать было непривычно. Мы с Волчеком переглянулись и синхронно скорчили удивленные рожи. Что это с нашей Саритой сталось? Надо же, извиняется…

— Бывает, — Волчек сказал это так, словно ставил точку. Потом добавил преувеличенно бодрым голосом: — Ну что, гуляки, пойдем домой? Выпьем с горя.

— Не отказался бы, — усмехнулся я.

Сара только крякнула и снова зашагала вперед.

После всего случившегося я, грешным делом, думал, что нашему мирному сосуществованию — конец. Меряя все своей мерой, я невольно представлял, что, будь я на месте Сары, непременно опустил бы руки. По крайней мере, на первых порах. Представить себе последствия плохого настроения нашей подруги труда не составляло. Были, так сказать, прецеденты. Однако, ничего подобного не случилось. Сара ходила мрачная ровно сутки, потом ее отпустило. Мне даже показалось, что она начала работать с еще большей одержимостью, если это вообще было возможно. Количество производимой ею макулатуры удвоилось, а требования мотаться в город то с одной надобностью, то с другой стали столь настойчивы, что Волчек, по-моему, всерьез решил от Сары прятаться. Он все чаще уходил из дома на рассвете, а возвращался затемно.

Наконец, в один из дней в начале мая он объявил, что возвращается в Лондон насовсем. Мол, бизнес совсем свой запустил, а это «неможно, ибо конкуренция» и все такое. На мой вопрос, не означает ли это, что и нам нужно отсюда убираться, он весьма живо выразил недоумение.

— Это еще зачем?

— Но ты же помнишь, что говорил Обри. Без тебя нам здесь оставаться не получится.

— Так то когда было? — протянул он. — Теперь-то все на мази. Народ к вам пообвыкся. Если дурить не будете, никаких проблем не возникнет. Да и Обри вас, если что, прикроет… Он уже намекал.

Я удивленно приподнял бровь. А Сара, которая в этот момент в углу делала вид, что варит какую-то похлебку, издала свой хрюкающий смешок:

— Сдаешь с рук на руки, Волчек? Надоели?

— Не глупи, Сарита, — нахмурился Волчек. — Мне дело делать надо.

— А мне, значит, не надо?

— Ты и так справляешься. Дистанционно. Связи свои поддерживаешь, информацию получаешь… Что еще надо? Считай, что у тебя тут офис. Не все же тебе бегом бегать.

Сара облизнула ложку, которой мешала свое варево, накрыла крышкой котел и подошла к столу.

— Тоже мне сказанул: офис, — странно, но она не злилась. — Бросаешь нас, значит? — Сара притворно погрозила оборотню ложкой.

— Вас, пожалуй, бросишь, — буркнул Волчек, но я видел, что ему было приятно сознавать, что его уход небезразличен нашей подруге. С той самой ноябрьской ночи он вел себя подчеркнуто равнодушно, но последнее время я снова стал замечать его интерес к женщине. Хоть и тщательно скрываемый, он проявлялся в мелочах… Я бы, вероятно, и не замечал, если бы не изучил его уже достаточно хорошо. В этом свете было тем более удивительно, что оборотень решил нас покинуть. Хотя… может, он таким образом со своей слабостью решил бороться? Как говорится, «с глаз долой из сердца вон». Только странно это. Не такой парень Волчек, чтобы отступать. Впрочем... может, я слишком много нафантазировал и причины его отъезда именно те, о которых он говорит… Я остановил себя. Собственно, Сириус, у тебя своих проблем хватает, чтобы еще загружать голову рассуждениями о тайнах волчековой мотивации.

— Ладно, езжай, — «милостливо» согласилась наша королевна. Волчек только хмыкнул, а она, будто не обращая внимания на его скептический взгляд, добавила: — Если что узнаешь вдруг, уж будь любезен — сообщи. А то я тебя знаю…

— Посмотрим.

Через день Волчек укатил в столицу к родимым игровым столам. Мы с Хиддинг остались в Сером Лесу вдвоем и я с недоумением констатировал, что чувствую себя… осиротевшим что ли. За эти месяцы мы так притерлись друг к другу, что оборотня не хватало. Мы как-то сразу перестали разговаривать, ограничиваясь ничего не значащими дежурными фразами, и все больше времени проводили порознь, встречаясь только за обеденным столом. Так прошла неделя.

Однажды вечером, когда мы с кислым видом жевали осточертевшие за зиму лепешки, запивая их оставшимся с обеда чаем, Сара вдруг оттолкнула кружку, расплескав напиток по столу, и сердито произнесла:

— Черт! Что происходит? — выходит, тоже это чувствовала.

— Скучаешь?

— Ну, вот еще, — начала она с вызовом, но потом вдруг замолчала и тихо, словно нехотя, выдавила: — Да.

— Понимаю.

— Вот как? — усмехнулась криво и, встав, нервно прошлась туда-сюда. — Гадкое чувство. Как после поминок.

Она снова села и с отвращением взялась за кружку с чаем.

— Ну, это нормально, — проговорил я, пристально за ней наблюдая. Не хотелось признаваться, но меня чертовски задело это ее нервическое состояние. Почему? Да черт его знает. Я с некоторых пор привык считать Сару человеком, живущим исключительно трезвым расчетом, не испытывающим привязанности, а теперь, когда она демонстрировала обратное, испытал некое разочарование. Мое ехидное «второе я» намекало: «Потому что девицу заставляешь скучать не ты, Блэк». Эта мысль была квалифицирована мной как бред и отброшена в сторону, а раздражение вылилось в саркастический тон:

— Только не говори, что ты тоскуешь по вашим ссорам?

Сара бросила на меня странный взгляд, но потом вдруг заулыбалась.

— Смешно, верно? Мудрые люди говорят: вместе тошно, а врозь скучно.

— Так про престарелых супругов говорят, которые ссорятся из-за грязных носков под кроватью, а потом убиваются друг у друга на похоронах.

Сара захохотала.

— Ну, нам это, слава богу, не грозит, — а потом прибавила с хитрым видом. — Да ты не куксись. Я бы и по твоей собачьей морде скучала, — я невольно вздрогнул. Неужели у меня это написано на лице? А Сара подмигнула. — Я ведь не шутила, когда говорила, что вы мне оба нужны.

Ага. Ты еще вспомни, при каких обстоятельствах ты это говорила… Оборот, который принял наш разговор, нравился мне все меньше и меньше. Я нахмурился, а Сара вздохнула

— Ладно, Блэк. Ты меня, наверно, по-прежнему неблагодарной скотиной считаешь. Но что уж поделаешь, такая я уродилась. Да и очерствела за эти годы… Полицейская служба чувствительность на корню убивает, иначе свихнешься.

Она хотела добавить еще что-то, но внезапно в дверь постучали. Мы умолкли и недоуменно уставились друг на друга.

— Открыто, — крикнул я и, обойдя стол, встал за спиной у Хиддинг.

К нашему облегчению, гостем оказался не кто иной, как старый Обри. С чего вдруг такая честь? Или проверить пришел, как они мы тут поживаем без… гхм… господина гаро? Сара в одну секунду преобразилась в радушную хозяйку: пригласила старика войти и даже пыталась предложить чаю. Просто светская леди, да и только! Оборотень, однако, остановил ее жестом и заговорил быстро и тихо:

— Уходите отсюда.

Я опешил. Хиддинг тоже не могла скрыть изумление. Смешно отрыла рот, издав какое-то неопределенное «О!», но Обри нетерпеливо тряхнул головой.

— Быстрее, не спрашивайте почему, ради бога. Вам грозит опасность.

— Но… мы ведь ничего не…

— Я вас ни в чем не обвиняю, — торопливо перебил старик и принялся нетерпеливо нас подгонять. — Ну, не теряйте времени. Позже можете вернуться, но теперь уходите.

Он развернулся, сделал несколько размашистых шагов к двери, но она внезапно распахнулась без стука.

Мы застыли: на пороге стоял… оборотень. Сомнений в этом не было, хотя в деревне прежде я его не встречал. Вошедший имел вид сильно потрепанный, но при этом угрожающий. Я бы даже сказал, чрезвычайно угрожающий. Он совершенно не походил на других обитателей поселка ни одеждой, ни манерами, а скорее напоминал зверя, дикого и агрессивного.

— Вот оно что! — проговорил он грубым голосом. — Гости в Сером Лесу?

— Зачем ты пришел? — Обри в одночасье утратил торопливость. Выпрямился и грозно взглянул на стоящего в дверях крупного мужчину.

— Мне не нужно твое разрешение, чтобы явиться сюда, — осклабился тот, поглаживая дверной косяк. — А ты, я гляжу, совсем ополоумел… Людей привечаешь? Или это новая забава? Держать их тут до полной луны, а уж после…— он хрипло захохотал своей шутке.

— Убирайся, — жестко произнес Обри и сделал шаг навстречу. — Я кажется, достаточно ясно дал тебе понять в последнюю нашу встречу: тебе здесь не рады.

— Я помню, — все так же глумливо перебил его собеседник и глухо зарычал, поводя головой из стороны в сторону и шумно вбирая в себя воздух. Он плавным, звериным движением переместился чуть левее Обри и через его плечо уставился красноватыми глазами на Сару.

— Маггла, — донеслось до меня сквозь хриплое ворчание, — ненавижу магглов. Грязное отродье.

— Убирайся, — снова повторил Обри

— А ежели не уберусь? — захохотал он. — Ежели не стану тебя слушать? Бросишься? Думаешь со мной потягаться, старик?

— Твоя шкура мне еще по силам, — в голосе Обри было ледяное спокойствие, словно он не угрожал, а просто констатировал факт. — Уходи с миром, Фабиан. Или мне придется пойти на крайние меры.

— Я не Фабиан… отец, — перебил он с оттенком раздраженного высокомерия, которое совсем не сочеталось с его варварским обликом. — Мое имя Фенрир.

— Так тебя зовет твоя грязная свора убийц и насильников… Но не я. Еще раз повторяю: ты здесь не нужен. Уходи к своей шайке. Не вынуждай меня исполнить угрозу. Или ты забыл… — последние слова Обри произнес, повысив голос и делая небольшой, но решительный шаг навстречу оборотню-убийце.

Я глядел на них двоих, испытывая шок от узнавания, и мысли лихорадочными прыжками скакали у меня в голове. Так вот, оказывается, какой он, Фенрир Сивый. Чудовище, имя которого волшебники произносили со страхом и отвращением. Но, боже мой, как? Дьявольское отродье, шавка Волдеморта… сын Обри? В голове не укладывается.

— Не-ет, ты не станешь, — произнес Сивый с насмешкой, но полшага назад все же сделал.

— Я поклялся, ты помнишь, — все так же ровно говорил Обри, стараясь оттеснить его к двери. Сивый сделал еще шаг назад, но его жадный и хищный взгляд был прикован к Саре, а спустя секунду переместился на меня. Моя рука невольно потянулась к карману, где лежала волшебная палочка и это движение незамеченным не осталось. Оборотень оскалил зубы в понимающей усмешке. Потом он медленно, словно неохотно, отступил к двери и, выходя за порог, резко обернулся. «Я еще вернусь», — говорил его взгляд.

Дверь закрылась. Обри испустил долгий свистящий вздох, сгорбился.

— Он не уйдет теперь… не успокоится, пока не расправится с вами, — в голосе была тяжеловесная, многолетняя печаль. Его лицо, когда Обри обернулся, было лицом древнего старика.

— Фенрир Сивый — твой сын? — спросил я потрясенно.

Он болезненным взглядом скользнул по моему лицу и отвел глаза.

— Я вижу ты, колдун, наслышан о нем.

— Он обратил моего друга, — ответил я, разрываясь между отвращением от этого открытия и жалостью к старику. Мой разум отказывался верить в то, что Обри, который за эти месяцы стал казаться мне воплощением мудрости и уравновешенности, мог породить такое исчадье ада.

— Это похоже на него, — мрачно проговорил Обри. — Фабиана всегда угнетало наше положение отбросов мира, он еще с детства накручивал себя, как бы я ни старался его разубедить. Я считал это блажью, не придавал значения опасности… А потом, — Обри устало махнул рукой, — Фабиан нашел себе применение. Когда он сошелся с Пожирателями смерти, я пытался его остановить, умолял отступиться, доказывал, что надменные ублюдки только используют его как пугало для своих врагов… Но он не слушал. Тогда я велел ему убираться, обещал проклясть. Не знаю, правда, смог бы я… Он ведь сын… плоть от плоти.

И я, и Сара слушали его горькую речь, не перебивая. Мое потрясение было велико, но теперь уже не от внезапного открытия, а от того, что осознал: оборотень пытается перед нами… оправдаться. Да, пожалуй так. Жизненная драма, похороненная в глубинах совести, но ныне вызванная к жизни, мучила старика почище любого тяжелого недуга. Теперь я в новом свете увидел его, тратящего все свои силы на несчастных ликанов. Оберегающего, воспитывающего… Что это, Обри? Искупление вины? Или попытка не дать никому повторить судьбы «блудного сына»? Вечное наказание за роковую ошибку, к которому оборотень приговорил себя добровольно. Мне стало его невыносимо жаль.

Обри, по-видимому, почувствовав мое настроение, глубоко вздохнул и остановил свой горестный самообличительный монолог.

— Я не успел вовремя предупредить тебя, Блэк, — произнес он с усилием возвращаясь к ровному бесстрастному тону. — Теперь вы в смертельной опасности. Фабиан… — короткий вздох, — …Фенрир вас не оставит в покое, пока не обратит или не убьет.

— Но за что? — осторожно спросила Сара, в присутствии Обри она всегда вела себя скромно, даже робко.

— За то, что мы люди, Сара, — ответил я за него. Обри устало кивнул и вновь добавил:

— Уезжайте, пока не поздно.

М-да. Пока не поздно… Хотелось бы верить в это «пока». Вот только кто бы мне ответил: куда? Нельзя сказать, что я не задумывался об отъезде, но это было неопределенно, на уровне «а неплохо бы», ничего конкретного. И вот теперь решение надо принять быстро…

— Хорошо, — Сара решительно встала и подошла вплотную к Обри. Тот с некоторым недоумением смотрел на нее сверху вниз, так и не решив, по-видимому, хочет ли он принять ее сочувствие, отчетливо читавшееся в жестах и словах. Хиддинг меж тем протянула руку:

— Я… мы благодарны вам, мистер Обри. Вы сделали больше, чем мы могли ожидать. Пожалуйста, не вините себя.

Старик осторожно сжал ее ладонь, отпустил и тяжелым шагом подошел к двери. Отворил…

— Уходите через восточные ворота. Не мешкайте, — проговорил он быстро и вышел на улицу под так некстати начавшийся дождь.

Мы с Сарой оторопело переглянулись.

— Что делать будем? — спросил я после минуты ошалелого молчания.

— Бежать.

— Согласен, но куда. К Волчеку?

— Туда нельзя, — она на секунду нахмурилась, пробормотала что-то неразборчивое, а потом широкими шагами устремилась в угол, где громоздились ее бумаги. Судорожно сгребая их в полотняный мешок, Сара продолжала говорить. — У меня есть одна идея… не самая лучшая, но в данном случае… А, ладно. Была не была. Может, повезет.

— Сара перестань говорить сама с собой… — сердито бросил я, озираясь и не зная, за что хвататься.

— Едем в Лондон, Блэк. Там сориентируемся.

— В Лондон? Но… куда конкретно.

— Не знаю. Куда-нибудь на восток.

— К Бобби?

Сара невесело усмехнулась.

— Возвращаемся на исходную? О-кей, к Бобби, так к Бобби.

Минут пятнадцать мы суетливо шарахались по хижине, то и дело опасливо косясь на дверь. Наконец, бросив добрую половину наших и без того небогатых пожитков, выбрались из деревни, как и советовал Обри, через малоприметную калитку в восточной стене изгороди и почти бегом стали спускаться с горы. Я пытался понять, где же кончается магическое поле, которое не позволяло чужакам аппарировать из деревни, пару раз останавливал Сару, экспериментировал, но ничего не происходило.

Лес постепенно редел. Было душно, вечернее солнце шпарило сквозь легкие облака, как раскаленная печь. От стремительного шага мы запыхались, тяжело дышали, пот противными липкими струйками стекал по шее и спине, щеки Сары воспаленно горели… Да где же эта чертова граница?

В ушах уже шумит, я не слышу ничего, кроме собственного рваного дыхания…

Он появляется неожиданно. Просто материализуется у нас на пути, гадко ухмыляясь.

— Сбежать решили, дорогие гости? Ай-я-яй… Не прощаясь, как воры.

Фенрир Сивый выше меня ростом, шире в плечах. И еще он оборотень и… да! Он вооружен. Правая рука играючи вертит волшебную палочку, будто дразнит.

Он не нападет, глумливо ухмыляется. Я лихорадочно считаю секунды и футы… Не успеем, о черт, не успеем. Сара прячется у меня за спиной. Впервые!

Что ж, благоразумно, девочка.

Осторожно, чтобы не привлечь внимания, двигаю правой рукой. Палочка в рукаве… как в былые времена. Мысленно благодарю себя за предусмотрительность. Только бы не заметил раньше времени.

Громкий голос сейчас — лучшее решение.

— Уйди с дороги, Сивый.

— И что ты сделаешь, колдун? — он зло скалится, покачивая рукой с палочкой. — Здорово я вас, дураков, подловил, верно?

Смеется кашляющим звериным смехом. Это кто еще из нас дурак? Беда всех недалеких подонков в том, что они начинают глумиться над потенциальными жертвами.

Гладкое дерево скользит мне в ладонь. Ложится в нее уверенно, словно врастая, становясь продолжением тела. Секунду, которая кажется адски долгой, пальцы нестерпимо колет от стекающей по ним магической субстанции… Наши заклятья летят друг в друга одновременно. Треск ломающихся веток, брызги каменной крошки из-под ног. Промазали. Оба.

Сивый рычит, бросается ко мне. Не привык по-человечьи то, мразь! Удар моего Оглушающего отшвыривает его футов на пятнадцать. Ого. Видать, страх и отвращение удвоили силу «детского» заклятья. После такого он должен лишиться сознания.

Не тут то было. Сивый поднимается, хоть его и шатает из стороны в сторону. Одно слово — оборотень! Пытаюсь его обездвижить. Мимо. А он ловок. Даже странно при его-то грузном теле.

— Эй, шавка, — Сара говорит насмешливо, громко. Я резко оборачиваюсь. И когда успела? Хиддинг стоит спиной к дереву футах в пятидесяти от меня, рука за спиной. Оружие? Вероятно. Но почему не стреляет? Обычно она палит без предупреждения. Что ж теперь то… Да только Сивого маггловским оружием не испугать. Только раззадорить.

Ах вот оно что!

Оборотень оборачивается к ней. Рискованно, девочка, смертельно!

Словно замедленное маггловское кино: вижу, как он пружинисто шагает навстречу дерзкой женщине. Скалит зубы, в глазах алчный блеск. Убить, порвать… Она выглядит такой неопасной, такой легкой добычей.

— Ну же, гнида подзаборная. Хвост поджал?

Гигантский прыжок, который должен непременно закончиться ударом. Раздавить, разорвать ненавистную магглу. Воздух оглашается глухим рычанием, но оно обрывается. В нескольких дюймах от сариных ног оборотень рушится неподвижной глыбой, скованный моим заклятьем.

Хиддинг, чуть пошатываясь, отходит в сторону и поднимает на меня глаза. И я понимаю: ей действительнобыло страшно.

— Верила, что ты сможешь, — я подавился готовой сорваться с губ грубостью, обвинениями в безрассудстве, глупости и бог знает, чем еще. А Сара вытирает вспотевшие ладони о штаны и криво усмехается. — Ты отличный напарник… С полуслова понимаешь. Я бы с тобой в разведку пошла.

Задумываться о цене такого комплимента мне некогда. Хватаю Сару за рукав, тяну за собой. Девчонка зачарованно глядит в горящие ненавистью красноватые глаза парализованного заклятьем оборотня. Стоит, не шелохнувшись.

— Мы заполучили еще одного врага?

— Одним больше, — я снова нетерпеливо дергаю ее за одежду.

Ну, же Сара, хватит медитировать. Уходить надо, пока чего не вышло. Теперь, когда страх ушел, приходит осознание: я тут заклятиями разбрасываюсь направо и налево, а ну как за мной контроль?

— Не годится. Что-то мне подсказывает: этот нас в покое не оставит.

— Предлагаешь убить?

— Придурок. Надо Обри вызвать. Этот, — брезгливо толкает Сивого ногой, — все-таки его отпрыск. Хоть в это и поверить трудно.

— Нет времени, — в моем голосе раздражение. Нашла время реверансы разводить.

— Но нельзя все так оставлять, — чеканит каждое слово. Генеральша хренова!

— Обри его не контролирует. Если хочешь, чтоб надежно — придется прикончить.

— А сможешь? — голос у Сары наполнен скепсисом. Она придирчиво, оценивающе оглядывает меня, мотает головой. — То-то.

А она права. И дело даже не в том, что убивая его, я тут же выдам себя. Уж на запретное заклятье сюда вмиг сбегутся все блюстители порядка с палочками наперевес… Вся штука в том, что я не могу. Не могу убить безоружного, пусть и последнего подонка. Да что и говорить, я в бою-то «девчоночьми» заклятиями разбрасываюсь, а уж теперь…

— Ладно, попробуем иначе.

— Как? А-а-а… ясно. Предлагаешь мне? Спешу разочаровать. Последний патрон на вас с Волчеком потратила, когда вы еще зимой склоку учинили. Ах да... еще на зайца чертова, — Сара говорит это по-змеиному ядовито, с вызовом крутя у меня перед носом бесполезным оружием.

А были бы, смогла? А, Сарита? Кровожадная моя подруга. Задумываться об этом не хочется. Я нетерпеливо отмахиваюсь от нее. Склоняюсь над Сивым.

— Отойди в сторону, Сара.

Не знаю доподлинно, как действует модификация памяти на оборотня, тем более такого, но ничего лучше мне в голову не приходит. Эх, до чего же я гуманен с подонком! От этой мысли гадкая ухмылка расползается по моему лицу. Красноватые глаза стекленеют, закрываются на несколько мгновений.

Я отхожу вслед за Сарой, обхватываю ее и шепчу.

— У нас полминуты, чтобы убраться.

Она кивает, сжимая зубы. За секунду до того, как нас затянет пространство, поднимаю палочку в сторону неподвижного тела.

— Фините инкантатем!

Мы материализовались на заднем дворе у Бобби. Это не было удачным решением, просто воспоминания об этом месте были у меня наиболее отчетливыми. Я удержал содрогающееся от спазмов тело Сары, хоть она и пыталась оттолкнуть меня, успокаивающе погладил по затылку. Впрочем, приступ прошел на удивление быстро.

— А я уже успела забыть, как это гнусно, — пробубнила она, не глядя на меня.

— А что, Волчек тебя с собой не…

— Он этот способ не жалует, — буркнула Сара, — у него какая-то штука была… Впрочем, мне все равно было хреново.

У Волчека портал? Хм. Предусмотрительно.

— Ну что, пойдем, навестим твоего «янки»? — спросил я преувеличенно бодрым голосом. Сара глянула на часы. Кивнула.

В баре было безлюдно. Что ж, время для подобного заведения раннее, местные завсегдатаи небось еще не все из похмельного сна вышли… Удивляло то, что хозяина в зале тоже не было. Сара, стараясь не производить лишнего шума, начала методично заглядывать во все углы и двери.

— Ушел твой приятель? — спросил я, когда Хиддинг с разочарованным видом прикрыла дверь в подсобку.

Сара недовольно дернула плечом.

— Не понимаю.

— Вышел по делам, — предположил я.

— Не похоже на Бобби, но… может, ты и прав.

Сара вздохнула, опустилась на высокий стул у барной стойки.

— Мы с тобой, Блэк, как кроты в огороде, — она устало потерла бледные щеки. — Только нору выроем — нам туда хрясь полфунта отравы. Мы в другом месте — нору, нам — шланг садовый и струю в три атмосферы. Пошли прочь, твари! Вредители сельского хозяйства… Как задолбало, кто бы знал.

— Так уезжай. Тебе ведь Волчек предлагал.

— Ага… В темный чулан в жопе мира. Ты хоть представляешь, где это — Карпаты?

— Ну, уж скажешь тоже… Это ведь на юге где-то. Кажется.

— Восточная Европа. Порядочки там — мама не горюй.

— Откуда знаешь?

— Газеты читаю, — огрызнулась Сара и, помолчав, добавила. — Да и не в том дело. Если уеду, считай, сдалась. Так всю жизнь бегать придется.

— Ну, зачем же всю? — я говорил, просто чтобы что-то сказать. — Обживешься где-нибудь… за океаном. Семью заведешь, детей нарожаешь.

Сара посмотрела на меня с таким недоумением, будто я только что предложил ей слетать на Луну, и покрутила пальцем у виска.

— А что? — продолжал я в порыве идиотского вдохновения. — Тебя же тут ничего не держит?

— Тебя будто держит, — мстительно вставила она, — так ведь не едешь, — и скорчила рожу, передразнивая меня, — за океан.

Я как открыл рот, так и закрыл: возразить было нечего. Сара тоже поутихла, подперла рукой подбородок и печально сгорбилась.

— Знаешь, Блэк, для меня вот это, — она обвела рукой бар, — в смысле, эта работа… вся жизнь. Я ведь, в сущности, ничего другого не умею. Да ты это уже и сам понял, наверно.

— Глупости, Сара. Ты молодая женщина, умная, по-своему привлекательная. Какого беса ты себя в этом дерьме хоронишь? Неужели чертова правда стоит таких страданий?

— А ты-то сам разве не за правду в пекло лезешь?

— Я свой шкурный интерес блюду, просто ума не хватает острые углы обходить, а ты сама себе петлю намыливаешь ради мифической справедливости. Не так, скажешь?

Я видел, что она опять начала яриться, но потом выдохнула и миролюбиво резюмировала:

— Что теперь говорить… дело сделано. Надо думать, как выпутываться.

В это время в двери щелкнул ключ и на пороге показался хозяин. Сара в мгновение ока преобразилась: лениво привалилась к стойке бара и закинула ногу на ногу.

— Хелло, Бобби, — фальшиво пропела она и, рассмеявшись вытянувшейся от удивления роже бармена, подняла руку в приветственном жесте. — А мы тебя уже заждались. От работы отлыниваешь?

Лицо бармена вернулось в привычное для него состояние: неуловимая ухмылка, бегающие глаза.

— Неплохо выглядишь, Сарита. С бой-френдом-то, — он хитро подмигнул мне, но дальше почему-то начал говорить серьезно и даже сердито, его «американский» акцент внезапно испарился. — Меня вызывали. Вроде бы ничего серьезного… так… проверка благонадежности, — последнее слово он произнес с видимой издевкой.

— И? — Сара, по-прежнему вальяжно развалившись, глядела на Бобби. Лишь рука, лежащая на стойке, заметно напряглась.

— Про тебя спрашивали.

— Кто?

— Лейтенант Грейс… кажется так.

— А-а-а, Брайан, — Сара выдохнула с видимым облегчением, но Бобби не разделял ее «радости».

— Он что, знает про меня и… мои дела с тобой?

— Не пори ерунды, Бобби. Разумеется, нет. Договор есть договор, я агентов не сдаю, ты знаешь… Просто Брайан умница: он два и два сложить умеет.

— Э-э-э Сарита, ты меня не свети. Сама знаешь…

— Пустой разговор, — она резко махнула рукой. — Ты лучше скажи: заночевать у тебя можно?

— Что, так приперло?

— Вроде того.

— Не хотелось бы… Ну, да ладно — ночуйте. Только постарайтесь, — он опять с прегнусной ухмылкой взглянул в мою сторону, — не очень шуметь. У меня тут разный народ глаза заливает, так что…

— Будем, как мышки, — Сара протянула руку, цапнула со стойки початую бутылку и, помедлив, протянула скривившемуся Бобби купюру. — Отдохнуть надо. Да ты не горюй! Завтра нас тут не будет.

Она встала, поманила меня и с гордым видом, держа подмышкой «добычу», удалилась в подсобку.

— Своего чумового дружка звать будете? — вдогонку поинтересовался Бобби.

— Подумаем, — крикнула Сара уже из соседнего помещения.

— Это он про Волчека? — осведомился я, когда мы уже были в знакомом гараже, пытаясь найти себе пространство среди боббиного хлама.

Сара что-то неопределенно пробухтела. Уселась на крышку пыльного ящика, откупорила бутылку.

— Гадкий у Бобби ром, — придушенно выдавила она, закашлявшись после первого глотка. — А что касается Волчека, то… я бы не стала его беспокоить. Психанет.

— Это верно. У него насчет тебя комплекс, — тон мой был натурально провокационным. — Только ушел: и на тебе — влипла подруга. Все волосы вырвет обожатель твой.

— Главное, чтобы ему не пришло в голову разбираться, — Сара закупорила бутылку и протянула мне, я отрицательно покачал головой. — М-да. У этого… хм… существа взгляд фанатичного убийцы. Я, признаться, перетрусила изрядно, когда он нам в лесу встретился. Психи сложный контингент. С ними, как в лотерее: не знаешь, что вытянешь…

— Сивый не псих.

— Да ну?

— У него свои принципы, даже какая-то своя логика.

— Логики у любого психа через край, — нравоучительно вставила Сара, — только нормальным людям она недоступна.

Я стал ей возражать, пытался рассказать все, что знал об этом волдеморовом пугале. Выходило как-то куце. Собственно, достоверно я знал только, что именно он укусил в свое время Рема, а тот распространяться об этом не любил. Хиддинг слушала меня вполуха, а когда вдруг к нам ни с того, ни с сего заявился Бобби, и вовсе оборвала мой рассказ на полуслове.

— Сарита, — бармен говорил смущенно. — Забыл совсем. Тебе тут письмецо приносили.

— Когда?

— Да вот… третьего дня.

— А почему тебе?

— А я знаю, — сердито буркнул Бобби, вытаскивая небольшую записку. — Сама свою воблу спрашивай… А то пришла, как тень. Шептала так, что я половины слов разобрать не смог.

— Половины, говоришь? — она развернула письмо, пробежала глазами по строчкам. — А… все ясно.

— Это ты девку надоумила ко мне сунуться? — напустился на Сару Бобби.

— Не ерепенься, — недовольно поморщилась она, все еще таращась на записку.

— У нас же договор, — в речи бармена все больше проявлялось раздражение, — я его исправно исполняю, а ты…

— Эй, сбавь обороты! Шлюха к нему явилась, а он уже затрясся, — мне Сарина резкость была непонятна. Бобби, и правда, оказывал ей услуги, считай, за «так». — Стефани, как и ты, болтать лишнего не станет. Она мне тоже кое-чем обязана. А про это место я ей намекнула на крайний случай… про тебя лично, кстати, вообще не заикалась. Сказала: оставь в баре, мол, захаживаю сюда иногда и все такое. Черт! Сама уже забыла об этом. Надо же… — она, нервно хохотнув, покачала головой.

Бобби немного остыл, но глядел на Хиддинг по-прежнему осуждающе.

— Она говорила, дело срочное. Хотел этому чокнутому передать, да забыл…

— Волчеку? — после боббиного кивка Сара улыбнулась. — Хорошо, что забыл.

— Не понял…

— И не пытайся, — Сара игриво подмигнула своему агенту. — Береги здоровье.

Бобби окинул ее недовольным взглядом и с сумрачным видом удалился.

— Что-то важное? — спросил я с умеренным любопытством. Сара ответила рассеянно:

— Пока не знаю. Стю о встрече просит. «Обязана сообщить кое-что важное», — зачитала она и хмыкнула. — Эмигрантку видно невооруженным глазом. «Обязана», надо же… У Стю явно проблема с модальными глаголами.

— Пойдешь?

— Разумеется. Сперва только тебя устрою …

— О! Благодетельная Сара, — не мог удержаться я от насмешки, в ответ на которую Хиддинг поморщилась, как от горькой микстуры, но комментировать не стала. — И куда же мы навострили лыжи?

— В притон.

Я даже закашлялся.

— Куда?

— Куда слышал. Я про него благодаря своему покойному братцу знаю. Последнее место, где бы мне хотелось очутиться, но ничего лучше в голову не приходит. Там, по крайней мере, ни тебя, ни меня искать не станут.

— И где это?

— Ист-Хэм. Точнее сказать не могу.

— Постой, ты что, не знаешь?

— Это не моя территория. Но узнать — плевое дело… Да ты физиономию-то не криви, Волчек же нашел когда-то Серый Лес, не представляя, где он. Чем я хуже?

Ночь мы провели в гараже у Бобби. После относительного уюта нашего уэльского пристанища, спать на досках и ящиках было не комфортно. Разбаловались за зиму, что тут скажешь. С утра болели бока и шея, а Сара еще к тому же постоянно чесалась и ворчливо жаловалась на головную боль. «Ромом не увлекайся», — съехидничал я мысленно, но злить и без того невыносимую в подобном состоянии подругу не решился. Чуть только рассвело, Сара куда-то смылась и вернулась только часа через два с почти довольным выражением лица и небольшим свертком в руках.

— Переоденься, — она без предисловий кинула в меня скомканные тряпки, попав прямо в голову. Сама тоже отошла в угол и принялась стаскивать с себя грязную, пропахшую потом одежду.

То, что вручила мне Хиддинг было почти до белизны застиранными джинсами и линялой майкой с изображением бородатого мужика в берете. Странно, но в этих пахнущих барахолкой вещах я ощутил себя невероятно комфортно. На этот раз Сара угадала с размером. Разумеется, мы ведь не первый день знакомы. «И еще как знакомы», — мелькнула в голове непрошеная мысль. Глаза невольно переместились на суетящуюся в углу женскую фигуру. Мелькнули голые плечи, узкая спина с выступающими позвонками… Взгляд невольно остановился на тонком белесом шраме, начинавшемся под левой лопаткой и тянувшемся наискосок ниже талии. Надо же, а в прошлый раз не разглядел!

— Не мог бы ты не пялиться на меня? — недовольно заметила она, ныряя в ворот футболки неопределенного цвета.

Ну вот еще! Стану я лишать себя приятного зрелища. Неужто застеснялась, Сарита? С чего бы вдруг.

— А что со спиной? — усмехнулся я, назло игнорируя ее просьбу. — Боевые ранения?

Сара развернулась, демонстрируя полустертую надпись на футболке. В этом одеянии она была похожа на девочку, переодевшуюся мальчиком. Смотрелось глупо и ей совершенно не шло. В довершении эффекта Хиддинг сунула руки в карманы и, покачиваясь с носков на пятки, произнесла:

— Ага, — она сделала паузу. — В детстве с дерева упала. Мы с Джо в соседском саду груши воровали… Колючие заразы, — и начала откровенно ржать. Я ее поддержал.

— У тебя спина красивая…

Сара издала знакомое хрюканье.

— Спасибо, конечно. Но тебе не кажется, что вместо обсуждения частей моего тела, ты мог бы, например, вещи собрать… Сматываться нужно. Бобби уже ворчит.

Будто у нас было, что собирать. Через десять минут мы покинули бар: я — с кургузым рюкзаком за спиной, где из вещей были только гаррины письма, волшебная палочка да пара фунтов на черный день (магические деньги я рассовал по карманам), а Сара — с большой матерчатой сумкой через плечо, битком набитой ее «архивом», с которым она расставаться отказывалась.

До нужного района мы добирались на метро. Надо сказать, я немного нервничал, когда мы оказались в плотном потоке людей, но вскоре понял, что скрыться в такой толпе самый верный способ: на нас никто не обращал внимания. Место, куда вынесла нас подземка, сильно отличалось от всех известных мне районов. Впрочем, много ли я видел в маггловском Лондоне? Здесь было мрачновато, дома стояли не плотно, а как-то вразнобой. Некоторые из них и вовсе выглядели заброшенными. Сара долго петляла, то и дело сверяясь с какой-то бумажкой. Хмурилась, пару раз вообще разворачивалась и шла назад, заглядывая на стены. Дело близилось к полудню, когда мы забрели на какой-то пустырь с вытоптанной травой, где небольшая группа детей гоняла мяч, а чуть поодаль от них, на скамье развалились ребята постарше. Хиддинг прищурилась, чуть потянула носом, сразу напомнив мне Волчека, и, издав удовлетворенное «ха!», решительно направилась к детям.

— Привет! — донесся до меня бодрый сарин голос. Ответом ей было молчание, сдобренное хмурыми настороженными взглядами: подростки явно оценивали, чего им ждать от странной тетки.

— Здрассьть! — наконец, выдавил один из них, вид которого свидетельствовал о том, что он в этой группе заводила. Сара без приглашения плюхнулась на скамейку и сунула руки в карманы.

— Огоньку?

Они переглянулись. Худой, прыщавый паренек в пятнистых штанах и футболке, явно снятой со старшего брата, хмыкнул и вытянул руку. У Сары неуловимым движением материализовалась в руках сигарета. Щелкнула зажигалка. Хиддинг картинно, с наслаждением затянулась.

— Зиппо…ммм. Шикарно, — протянула она и, выудив из кармана пачку, предложила мальчишке. — Будешь?

Тот, немного помешкав, вытянул из пачки сигарету и, прикурив ее лихим «взрослым» движением, уселся на спинку скамейки возле моей подруги.

— А меня не угостишь, красавица? — проговорил тот, которого я про себя назвал «главарем» в этой малолетней банде. Я чуть не поперхнулся смешком: ломающийся мальчишеский голос и интонации прожженного мачо вместе звучали нелепо.

— Эт пожалста, — или мне показалось, или безупречный сарин английский сейчас претерпел некоторые изменения, превратившись в какой-то шипящий диалект, — только у тя ведь есть чё получше, а?

Главарь гортанно хохотнул, взял сигарету и, тоже прикурив, выдохнул дым Саре в лицо.

— Интересуешься, чайна[1]?

Хиддинг забралась с ногами на скамью, насмешливо глядя на собеседника, и что-то прошептала ему на ухо. У парня на лице появилось удивление, впрочем, быстро опять трансформировавшееся во «взрослую» ухмылку бывалого хулигана. А Хиддинг перегнулась через спинку скамьи и замахала мне рукой, мол, давай подойди уже.

— Блэээк, — голос был необычно ласковый, даже, я бы сказал, томный. Сара потянула меня за руку, вынуждая наклониться, обхватила за шею, легко прикоснулась к губам, а потом снова с довольным видом, словно получила порцию сладкого, обернулась к пацану, — нам повезло.

Черт! Даже не знаю, что и сказать. Новая театральная постановка? Хм. А я, стало быть, в партнерах у нашей примадонны. Кривляться, как моя подруга, я не умел, а потому счел за лучшее просто положить ей руки на плечи и промычать что-то неопределенное, вроде: «Ты уверена, детка?» Кажется, вид немолодого помятого мужика слегка сбил малолетних бандитов с толку. Хиддинг, воспользовавшись их растерянностью, начала все на том утратившем гласные звуки диалекте расспрашивать о малопонятных мне вещах и преуспела. Хотя детишки и не были особенно разговорчивы.

Однако, информация была, судя по всему, получена, потому что пару минут спустя Хиддинг слезла со скамьи, по-хозяйски обняла меня поперек спины и, махнув на прощание подросткам, поволокла с пустыря прочь каким-то подпрыгивающим шагом.

— Я все выяснила, — услышал я шепот, когда мы уже удалились от компании на почтительное расстояние, — это в паре кварталов отсюда. Паршивцы прямо кладезь информации, — она отстранилась от меня, сморщила нос. — Уже накуриться успели, сопляки.

— Ты же сама угощала, — это я вроде как съязвил и тут же получил резкий ответ.

— Святая простота… От них же на милю планом тянет! Неужто не чуешь… пес?

Нужный нам дом, выходящий на улицу узким фасадом, мы отыскали довольно быстро. Мальчишки, видать, объяснили Саре толково да и Хиддинг не простушка какая-нибудь. С первого взгляда строение выглядело необитаемым. Окна нижнего этажа были прикрыты подернутыми ржавчиной металлическими ставнями, но дверь заперта не была. Она отчаянно заскрипела, когда Сара осторожно открыла ее и заглянула внутрь. Почти сразу нам навстречу вышла молодая девица с длинными светлыми патлами и отрешенным «рыбьими» глазами.

— У-е-э-э... гости? — она спросила это настолько равнодушно, словно вовсе не интересовалась ответом, и тут же представилась: — Бонни.

— Привет, Бонни. Я Сара, а это… Блэк, — рыбий взгляд скользнул по мне немного внимательнее, чем по моей подруге. А может, это мне только показалось, поскольку через секунду девица медленно проплыла мимо нас в соседнее помещение.

— Располагайтесь, — донеслось до нас уже оттуда.

— Где? — вырвалось у меня.

— Где хотите.

Сара бросила на меня насмешливый взгляд — должно быть, впечатление от такого странного приема было написано у меня на лице — и прошептала, доверительно прильнув к плечу:

— Старое доброе хипповское гостеприимство.

— Какое?

— Хипповское. Это же коммуна, Блэк. Неужто не слышал? «Ол-ю-нид-из-лав» и все такое…

Я помотал головой, а Сара, хрюкнув, как она всегда это делала, обозвала «чертовым инопланетянином» и побрела вверх по лестнице.

На верхнем этаже на меня навалилась целая волна запахов. Как будто в лабораторию зельевара попал, ей-богу. Большинство из них были тяжелыми, навязчивыми и невыносимо сладкими. Я приоткрыл одну из дверей. Там было человек пять: кто-то сидел, кто-то лежал на полу и все они вразнобой подпевали лохматому парню, который едва слышно подыгрывал себе на гитаре и тоже что-то скорее бормотал, чем пел.

— Привет! Заходи, — слова сами собой вставились в текст песни, дальше он на меня не смотрел, продолжая бормотать. Кое-кто махнул мне рукой и снова вернулся к блаженному состоянию. М-да, болото! Я прикрыл дверь и нагнал Сару.

— Там какие-то песнопения, — указал я в сторону только что покинутой комнаты.

— Привыкай, Блэк, — Сара едва успела усмехнуться моему ошалелому взгляду, как на нее налетел разноцветный ураган. Роль стихийного бедствия играла девушка с красными волосами, в зеленой майке, желтых штанах и фиолетовом шарфе, чуть ли не с объятиями бросившаяся на Сару.

— Новенькие! Круто! Клево!

Похоже, ее энергетика пришибла даже видавшую виды Хиддинг: Сара застыла в нелепой позе с полуоткрытым ртом. Сумасшедшая тем временем расцеловала мою подругу и бросилась ко мне с аналогичным намерением.

— Ты кто? — я предусмотрительно вытянул вперед руку.

— Пэпэ! Я Пэпэ, — повторять собственное имя как будто даже доставляло ей удовольствие.

— Я Блэк, — все еще пытаясь увильнуть от дружеских лобзаний, сказал я.

— Пэп, кто там?

Боже, ну наконец, кто-то задал нормальный вопрос. В коридор вышел мужик нашего с Хиддинг возраста в расстегнутой до пояса рубашке и босой.

— Новенькие, у нас новенькие! — голосила психанутая девица, пританцовывая по коридору. — Это Блэк, это Блэк — напевала она на разные лады и хохотала. «Еще минута и я ее стукну», — подумал я.

— Заткнись, бэйби, — беззлобно произнес мужик и за шкирку оттащил Пэпэ от нас с Сарой. — Вы откуда?

— Издалека, — туманно ответила Сара, присматриваясь к собеседнику. — Ты Патрик?

Тот подозрительно глянул на Хиддинг, но кивнул. После чего Сара облизнула губы и растянула их в самой что ни на есть любезной улыбке. — Мне про тебя Микки рассказывал.

Босоногий Патрик ощутимо помрачнел.

— Откуда знаешь?

— Я его сестра.

— Сестричка Микки, — взвизгнула девица и полезла к Саре с новыми объятиями, правда, Патрик успел ее перехватить и запихать в соседнюю комнату, где Пэпэ тут же принялась производить шум, сообщая невидимым собеседникам о «знаменательном событии».

— Сестричка Микки. Ты помнишь Микки? А ты? Микки-весельчак… О-ла-ла… Сестричка Микки, — и так без конца. Как этот Патрик еще не свихнулся с такой подружкой? Или не подружкой…

— Зачем ты здесь? — Патрик подошел вплотную к Саре и глядел на нее сверху вниз. Она отступила и прижалась спиной ко мне. Для уверенности, должно быть.

— Нам с Блэком перекантоваться бы надо недельку-месяц. Впишешь?

— Майк о семье мало рассказывал, — мужик пристально оглядывал меня и Сару, — но то, что его сестрица коп, повторял не раз. Агентуру себе клеишь, белобрысая?

У меня, сказать по правде, екнуло сердце. Конечно, этот Пэт не угрожал, но то, что он собирался дать нам «от ворот поворот», было очевидно. И это, как говориться, не есть хорошо. Убежище-то нам нужно позарез.

— Был коп, да сплыл, — весело отозвалась меж тем Сара, — два года уже вольная птичка. А теперь вот с ним, — она потерлась об меня спиной и прижалась еще теснее.

— А он-то кто? — спросил Патрик уже гораздо приветливее.

— Волшебник.

Я подавился душным воздухом. Сара… это что-то! Осторожно глянул на Патрика и встретился с его насмешливым, понимающим взглядом. М-да… В такой [i/]интерпретации моя магическая сущность еще ни разу не звучала.