По большому счёту, это именно совесть не даёт профессору Снейпа покоя. Совесть — и любовь. Мёртвая, растоптанная, уничтоженная Авадой Кедаврой, но всё же любовь, и потому всё такая же сильная, всё такая же яркая, как в первый день.
Не исключено, что его любовь даже запасалась крестражами, только бы мучить подольше. Те качели во дворе Эвансов — чем не крестраж? Любая тетрадка Лили, подобно дневнику Тёмного Лорда… Нет, лучше об этом не думать, иначе уснуть не получится.
Впрочем, уснуть и так не получится. Уснуть не получается вот уже больше недели. Будь Снейп профессором Дамблдором, он заел бы бессонницу лимонными дольками. Будь Снейп Минервой Макгоннагал, превратился бы в кошку и отправился гулять под луной. Будь Снейп полтергейстом Пивзом, он бы горя не знал, имея право на роскошную слабость кидаться в Поттера оскорблениями и любыми оказавшимися по близости предметами. Но… Всё есть так как есть, и все есть те, кто есть, и поэтому остаётся только бесконечно снимать с Гриффиндора баллы в память о старых обидах и швырять оскорбления в равнодушное чёрное небо.
И лимонных долек — хвала Моргане! — в кабинете у Снейпа отродясь не водилось.
Вместо них в кабинете у Снейпа кипа пергаментов, каждый из которых требует учительского внимания. Усталость настойчиво просит не придираться особенно и просто понаставить всем «троллей» и «отвратительно», но совесть — совесть! — не позволяет.
Малфоевская контрольная получает — как всегда — «превосходно», контрольные его свиты — «удовлетворительно». Сами Крэбб и Гойл способны максимум на жалкое «слабо», но слизеринскому принцу порой не откажешь в великодушии, и он даёт своим прихвостням списывать. Причём делает это весьма незаметно. Во всяком случае, зельевар замечает подвох только тогда, когда уже проверяет работы.
Такая вот незаметная слизеринская взаимопомощь.
Которую со стороны не заметишь.
Звёзды за окном намекают профессору, что все нормальные люди давно уже спят в своих тёплых постелях… Но постель у Снейпа спартанская (в смысле жёсткая и холодная), нормальным человеком его тоже не назовёшь. И он не спит.
Хотя от некоторых работ клонит в сон… Лонгботтом, например, ухитряется написать контрольную так, как будто конспектировал профессора Бинса: скучно, нудно… И неправильно, вот как сейчас. «Отвратительно».
Отвратительно и у Грейнджер — потому что не к чему тут придраться. Потому что действительно «превосходно». Скрипя зубами, профессор выводит высшую оценку и тут же отталкивает пергамент.
Мастер Зелий не ненавидит зазнайку, он давно уже не помнит грани между ненавистью и не-ненавистью, мёртвая любовь вытравила все чувства. Но лучшая ученица курса — лучшая подруга Мальчика-который-выжил-хотя-могла-бы-выжить-Лили.
Мерлин. Конечно, не могла! Но разве от этого легче?
Работу Поттера Снейп не читает. Слишком больно. Просто рисует на полях «удовлетворительно» и берётся за следующий пергамент.
Рон Уизли. «Неудовлетворительно».
Дин Томас. «Слабо», хотя можно было влепить и «отвратительно», и даже «тролля». Но пусть будет «слабо». Для разнообразия.
А «тролль» для разнообразия достанется Миллисенте Булстроуд. Она всё равно не расстроится.
Зато Дафна Гринграсс расстроится даже своей «выше ожидаемого». Но что поделать? На большее слизеринка не знает…
— Северус? — раздаётся негромкий стук в дверь. — Вы ещё не ложитесь?
Как будто если бы он спал, Дамблдора это остановило.
— Нет, — коротко отвечает зельевар директору школы.
— Мне нужно с Вами поговорить…
— Да? — выходит более чем нелюбезно.
В итоге разговор затягивается далеко за полночь. Речь идёт, как ни странно, не о Волдеморте, не о Пророчестве, не о Поттере. Речь идёт о Долорес Амбридж. Её жабье лицо неприятно решительно всем в школе, но Снейпу не стоит быть с ней непочтительным: эта министерская ведьма ещё может пригодиться Тёмному Лорду. И для того, чтобы сам Снейп хотя бы казался Тёмному Лорду тем, кто тоже может ещё пригодиться, необходимо… Как же надоело-то!
Секундная слабость проходит, как и следует, за секунду.
Выпроводив Дамблдора, зельевар возвращается к проверке контрольных работ. Большинство из них — откровенно бездарные и непростительно глупые. В Зельеварении студенты плавают, как гриндиллоу в своём водоёме. Бред Финигана, например, оказывается настолько выдающимся, что заставляет Снейпа задуматься: а не поставить ли «превосходно»?
А катись оно всё к мантикрабе. «Превосходно» так «превосходно». Пусть будет.
За окном медленно, но верно начинает светать.
Из всей груды свитков непроверенной остаётся только одна работа. Панси Паркинсон. Невеста Драко, которая никогда не станет женой и совсем из-за этого не расстроится. Да и сам крестник будет этому только рад, им ведь обоим просто выгодно делать вид, что они — с позволения — вместе. Слизеринцы, о чём тут ещё говорить?
Медленным тяжёлым движением профессор берётся за последний пергамент. Устало разворачивает его и принимается внимательно скользить взглядом по строчкам.
Паркинсон его удивляет. Ни единой помарки, ни единой ошибки. Либо новоявленная слизеринская королева к контрольной готовилась, либо малфоевского великодушия хватило и на псевдоневесту.
«Люблю Вас» — выведено в самом конце чётким каллиграфическим почерком.
Немного бледно, как будто надпись пытались свести.
«Люблю Вас». Снейп недоверчиво смотрит на работу своей ученицы. Не бывает ведь того, чего не бывает.
Vova
