Виляя по узким неприметным улочкам, Наземникус то и дело оглядывался. С тоской вспоминалась гостиная старушки Арабеллы, ее продавленный диван с лоснящейся обивкой и в особенности кувшин холодного чая, который он так непредусмотрительно оставил нетронутым. Знай он, чем день закончится, никуда бы с дежурства не ушел — так и сидел бы, беспрерывно глядя из окна на Бирючиновую. Разве что вздремнул бы в кресле, разморенный обедом и духотой…
Наземникус в сердцах сплюнул и остановился, чтобы отдышаться, пытаясь одновременно понять, где находится. Попробовал аппарировать, но, видимо, ушел недостаточно далеко: аврорские чары держали крепко.
То, что пахнет жареным, он понял сразу, едва ступив на булыжный тротуар Косой аллеи: лавочники торопливо затворяли ставни, пугливо семенили прочь редкие прохожие. Сунувшись в знакомый бар, он уверился в своих предположениях — Тощий Томми, выглянув из подсобки, шепнул, что авроры опять кого-то ловят. Наземникус знал, что вряд ли дело в нескольких ворованных котлах, но предпочел уносить ноги. Мало ли, сгребут в кучу всех, а потом уж разбираться будут, да и под заклятие шальное попасть — участь не из приятных. О каминах можно было забыть — наверняка заблокированы, да и чары антиаппарационные авроры наводить умеют… Пришлось ретироваться на своих двоих.
На лбу обильно выступил пот, горло жег сухой раскаленный воздух. О глотке воды, а то чего и покрепче, оставалось только мечтать. Грязные переулки, по которым петлял Наземникус, дышали отвратительным зловонием, под поношенной мантией позвякивали котлы и побрякушки, уложенные в магически расширенный мешочек. Незатейливо завязанная вокруг шеи бечевка натирала зудящую кожу. Наземникус задыхался.
Такой же душный, нескончаемо длинный август выдался в то лето, когда отошел в мир иной его дорогой папаша. В убогой комнатушке пахло зельями и едким табаком, под потолком, монотонно жужжа, кружили вездесущие мухи, а старик, протягивающий костлявые руки к своему единственному сыну, надрывно кашлял. Сколько ему тогда было лет? Пятьдесят? Наземникус не знал. Время, как капризная молодая ведьма, сыграло с ним злую шутку: из всех воспоминаний о детстве наиболее ярко сохранилось только это — серые нестиранные простыни с пятнами крови да завернутое в них тело отца, иссушенное болезнью до неузнаваемости.
- Будь честен, будь благороден, сын… Не надо, — тяжелый вздох, — брать пример с меня.
Наземникусу подобные речи удовольствия не доставляли, он слушал их с затаенным недоверием и молчал только из уважения к умирающему. Сожаления о несложившейся жизни сменялись потоком бессвязной ругани, и таким видеть отца было гораздо спокойнее и привычнее. Только спустя много лет Наземникус поймет, как тяжело было старику идти наперекор своей натуре и пытаться дать отпрыску советы, в справедливость которых и сам до конца не верил.
- И сопли не распускай, как девчонка, — с отвращением говаривал он, попыхивая трубкой, и снова заходился кашлем. — Ты совсем не в нашу породу, Флетчеры куда крепче духом. За мягкотелость твою да трусость скажи спасибо маменьке, весь в нее. Да что говорить… Она тебя толком и выносить не смогла, так слаба была здоровьем, и лекари никакие не помогли — сгорела как свечка.
Наземникус действительно боялся отца — даже такого, немощного, но с непонятным огнем в черных глазах, с ясностью мыслей и твердой рукой. Было что-то мистическое в его словах, гипнотизирующее, они дотягивались до наследника Флетчеров сквозь время и пространство, и, как и прежде, заставляли поверить в собственную никчемность.
Нестерпимо захотелось курить.
На улице темнело, по тротуару клубился серый туман, когда Наземникус очнулся от воспоминаний и сообразил, что окончательно заблудился. Некстати вспомнился рассказ незнакомца в баре, уверявшего, что в трущобах Лондона можно встретить больше опасных волшебных тварей, чем обитает в заповедниках. Это не говоря о вампирах и прочей нечисти. Сердце пропустило удар, когда слева, из-под кучи какого-то тряпья, донеслось тихое шуршание.
От страха Наземникус выронил палочку и отступил назад, стараясь слиться со стеной.
Оглушительное «Бам!» отправило душу в пятки: скрючившись на земле, он прикрыл голову руками.
— Вас приветствует «Ночной Рыцарь» — служба помощи колдунам и ведьмам, попавшим в затруднительную ситуацию! Выбросьте вашу палочку, и… — Долговязый прыщавый юнец, спустившись по ступенькам, пригляделся к Наземникусу повнимательнее и оставил профессиональный тон: — Ты чегойта, а? Глянь, Эрни, может, его в энтот, ну, в Мунго?
Из окна гигантского ярко-фиолетового автобуса выглянул пегий колдун, глазами и формой носа напоминавший филина.
— Судя по виду, попрошайка, — изрек глубокомысленно. — Надо ж, додумался нас сюда вызвать — в этой дыре и застрять можно.
Поняв, что ему ничего не угрожает, Наземникус с максимально возможным достоинством поднялся, нащупал палочку и даже шугнул облезлого кота, который так его напугал своим появлением из кучи отбросов.
— Тык как? — не отставал кондуктор загадочного транспортного средства. — Чегойта ты тут разлегся?
— Упал, — буркнул Наземникус. Привыкший к тому, что встречают по одежке, он, тем не менее, чувствовал себя оскорбленным: в тоне собеседника явственно чувствовалось пренебрежение. Расправив хилые плечи, он отчеканил: — И не попрошайка я, а аврор. Слыхали, что на Косой сегодня делалось? Нет? То-то.
— Ух ты! — открыл рот юнец. — Слышь, Эрни, аврор он! Дык ты, наверно, и Шизоглаза знаешь? — замер в благоговении.
Наземникус досадливо крякнул. Имя Хмури напомнило о собрании, на которое он, судя по всему, уже опаздывал.
— Не просто знаю, я его правая рука и есть. Наземникус Тонкс.
— А я Стэн, — расплылся в улыбке кондуктор, — Стэн Шанпайк. А эт Эрни. Эрни, чегой мигаешь? Говорил, не ешь ягоды у той ведьмы, завсегда останешься криволицым! — довольный, рассмеялся своей шутке. — Так куды тебе, говоришь? Тебя, Зема, забесплатно довезем.
* * *
Гарцуя меж лондонских высоток, «Ночной рыцарь» направлялся к площади Гриммо. Наземникус с удовольствием прихлебывал какао из металлической кружки: а все-таки неплохой выдался день! Вместо того чтобы слушать старушку Арабеллу да скучать, охраняя Поттера, отличное приключение выдалось. А котлы он и завтра продаст. Можно поставить на них клеймо мастера да отполировать как следует, и пойдут совсем по другой цене… Подсчитывая в уме будущие барыши, Наземникус даже стал напевать себе под нос.
- Зем, а правда грят, что Сам-зааешь-кто того, вернулся? — не выдержал устроившийся рядом Стэн.
Наземникус, делая очередной глоток, поперхнулся и закашлялся. Оглянулся в силу привычной осторожности: на кровати с медной высокой спинкой дремал пожилой колдун в ночном колпаке, в другом углу взъерошенная ведьма вполголоса читала детям «Сказку о трухлявом пне». Не увидев ничего подозрительного, он все равно попросил говорить тише.
- Вам, аврорам, видней, — послушно зашептал Шанпайк, — но люди разное грят. Я вот верю малышу ‘Арри, но что ж тогда выходитта? Страх. Как он воскрес-та, а? Нешто помог ему кто, из старой-то шайки. — Задумчиво посмотрел в окно, теребя в руках фирменную фуражку. — Только один человек на такое способен.
Наземникус не смог сдержать любопытства. Глядя на Стэна, он вспомнил, каково это — быть юным и чувствовать себя правым, разговориться с незнакомцем на улице. В неуклюжих манерах молодого человека угадывалась его наивная открытость, и Наземникусу вдруг стало стыдно за свой маленький спектакль. Но он тут же отогнал от себя эти мысли.
— Так кто же это?
— Сириус Блэк! — зловеще выдохнул Стэн. — Я тебе скажу, Зема, — если человек из Азкабана убег, а потом с запертой комнаты в ‘Огвартсе, то он и не такое может! Вот с год назад сидел на твоем месте сам ‘Арри Поттер, дык даж он не смог понять, как Блэк убег-то, да… Чегойта ты смеешься?
В это время автобус, издав пронзительный визг, замер. Все еще посмеиваясь, Наземникус различил за окном особняки площади Гриммо и поспешил к выходу.
- Вот что, Стэн, пока мы Блэка ловим, ты болтай поменьше, всем лучше — и тебе, и нам.
- Так эт вправду он! — охнул Шанпайк. — Эй, Эрни, ты слышал?
- Угу, — равнодушно кивнул водитель и залихватски вывернул руль. С очередным громоподобным «бам!» автобус исчез.
Довольный собой Наземникус заковылял к дому номер двенадцать. Предвкушая скорый ужин и обычную вечернюю беседу с Сириусом, он даже закурил и с удовольствием постоял несколько минут на улице.
Но планам его на вечер не суждено было сбыться: Молли, представ в образе разъяренной горгоны, сообщила о нападении дементоров на Гарри Поттера и его брата-маггла..
* * *
Сириус часто разглядывал фамильный гобелен с с родовым древом. Золотые нити вышивки померкли со временем, и Наземникусу оставалось только гадать, как выглядел и этот гобелен, и дом в целом раньше, в период благополучия и величия своих чистокровных обитателей. Уже несколько дней Молли и дети терли, скребли, мыли, в общем, развили бурную деятельность по превращению штаба в пригодное для жизни место.
С каким-то забытым щемящим смятением смотрел Наземникус, как Молли хлопочет на кухне. Начищенные до блеска кастрюли шипели и скворчали на огне, источая аппетитные запахи, огромный дубовый стол был накрыт к ужину. Сириус задумчиво рассматривал серебряные приборы — вилки и ножи с затейливой инкрустацией и вензелями Блэков, слышались скрип лестницы и голоса многочисленных детей Уизли. Наземникус часто представлял себе, что у него будет вот такой же дом — просторный, с собственной историей и даже особым норовом, будет жена, похожая на Молли — домашняя, заботливая, добрая.
Наземникус давно знает, одним — все, а другим — все остальное. Он сидит на кухне, не решаясь закурить, чувствуя себя таким, какой он есть на самом деле — неудачником в грязной выцветшей мантии, и смотрит на Сириуса: тот не сделал ничего в этой жизни, чтобы заслужить все это — сундуки, набитые древними ценными вещицами, горы галеонов в Гринготтсе, этот огромный дом и даже это лицо с тонкими чертами, так ярко говорящее о принадлежности к аристократии, — он не сделал ничего, просто родился. И пусть он не гордится своей фамилией, пусть способен говорить с Наземникусом как с равным, временами отпуская такие шуточки, что проныры, с которыми Наземникус ведет дела, покраснели бы, как невинные барышни, все равно он остается Блэком, и сейчас, как никогда прежде, Наземникус чувствует разницу между ним и собой..
Все прошлые обиды и недовольство судьбой строем восстают в душе, когда после затянувшегося ужина они идут выпить в комнату Сириуса, а тот молча, с каким-то ожесточенным выражением на лице опять пялится на проклятый гобелен. В это время он выглядит, как обиженный мальчишка, одинокий, брошенный родителями, и Наземникус только молча подливает ему бурбона из пыльной бутылки. А потом смотрит в эти глаза — влажные, с красными прожилками капилляров, прозрачно-серые, и не может оторвать взгляда, не может поверить, что это его, Сириуса, рука легла ему на плечи.
— Я не… — лепечет от неожиданности Наземникус.
— Все равно ты не в моем вкусе.— Сириус отворачивается и добавляет равнодушно: — Воняешь не хуже Кричера.
* * *
Альбус Дамблдор убивает его, Наземникуса, добром. Даже если не брать в расчет то давнее дело, когда поручительство директора избавило его от долговой тюрьмы, останется этот сияющий проницательный взгляд, дающий понять: на тебя, Флетчер, надеются не меньше, чем на других орденцев. Оправдывать ожидания Альбуса трудно, но он старается, и сам не знает, почему ему так важно чувствовать себя нужным и не совсем потерянным. Поручения ему дают несложные, в основном те, исполнять которые другие не могут в силу своей честности и порядочности.
Например, следить за Поттером. Вернувшись в штаб из «Кабаньей головы», Наземникус присоединился к сидевшим у камина Сириусу и Кингсли.
— Знаешь, что твой крестник поделывает? Общество тайное создает! — сказал как припечатал. — Не погладят его по головке-то, ох, не погладят. В нынешнее время лучше и вовсе не высовываться, а они… Под носом у министерских-то! — с удовольствием попыхивая трубкой, Наземникус поделился подробностями.
— А Дамблдор что? — заволновался Сириус, — как он мог ему позволить?
— А как мог запретить? — парировал Наземникус. — Сдается мне, он парнем втайне гордится, ишь как глазами сверкал. А Поттер-то не промах, видел бы ты, сколько народу за ним идет да как смотрят! Есть в нем что-то…
Несколько минут собравшиеся молчали. Затем Кингсли, не сказавший до этого ни слова, засобирался в министерство.
— Знали бы вы, что там творится, — пожаловался он. — Фадж подозревает заговор, требует от аврората действий. С ума все посходили. Вчера в «Дырявом котле» взяли парнишку, зеленого совсем, который утверждал, что ему все известно о планах Вольдеморта.
Наземникус задохнулся дымом, закашлялся.
— Ты че имя-то говоришь? — заорал в ужасе. По щекам от едкого дыма потекли дорожки слез. Вытряхнув трубку, обиженно засопел.
Сириус совсем не аристократично хрюкнул.
— Кингсли, так что там парнишка-то?
— А это самое интересное, — заулыбался тот, — он по секрету сказал нашему агенту, что на Косой для лорда вербует новобранцев — кто бы вы думали? — душегубец Сириус Блэк. Понятно, что язык у этого Шанпайка без костей, но разбираться никто не стал. В Азкабан, и все дела. Так что, Сириус, напиши Гарри, чтоб с министерскими поосторожней был и не лез на рожон, шутки кончились.
Провожая рослого аврора взглядом, Наземникус вжался в кресло.
* * *
В трактире старины Тома многолюдно, у всех на устах одна новость: директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс» удрал от правосудия, уложив заклятием одновременно министра, советника, двух авроров и двух учеников. Наземникус жмурится от удовольствия, прихлебывая горячий эль и закусывая горячими острыми шпикачками. Он вспоминает вчерашнее собрание и думает, что Молли могла бы быть добрее и кормить орденцев почаще, глядишь, и настроение было бы не таким упадническим.
Дамблдор скрылся, и только время от времени присылал весточки о себе. Сириус, угрюмый и нелюдимый, запирался наверху с Конькуром, оставляя Наземникуса без какой бы то ни было поддержки. Он чувствовал себя неуютно под настырным взглядом Хмури, недовольным — Молли, равнодушным — Снейпа, и жалеющим — Люпина. Снейп, лаконично изложив новости, удалялся, а оставшиеся продолжали рассуждать, строить планы, предположения. Очень скоро Наземникус потерял нить разговора, различая только отдельные слова: «Гарри», «отдел тайн», «пророчество». Этими словами жонглировали, перекатывали их во рту, как леденец, но толку от этого Наземникус не видел. О чем вчера имел неосторожность объявить.
На миг все остолбенели, а потом, смешиваясь с треском огня в камине, послышались сухие всхлипы. Грудь Молли вздымалась, будто в рыдании, но глаза оставались сухими. Артур, успокаивая жену, волком смотрел на Наземникуса.
— Но он прав, Артур, — надрывалась Молли, — мы ничего, совершенно ничего не можем поделать, только ждать.
Наземникус был рад уйти в тот вечер домой — в домишко, доставшееся в наследство от отца. Никакое фамильное серебро Блэков и их же винный погреб не смогли затмить прелесть одиночества.
— Привет, Зема. — раздалось рядом, и к нему подсел никто иной, как Шанпайк собственной персоной. Веснушчатая физиономия его растянулась в добродушной улыбке, белесые ресницы захлопали, совсем как у девчонки.
Наземникус от удивления выронил вилку.
— Знаю, эт ты за меня вступился, Зем. Вы, авроры, народ честный: коли не виноват, зачем человека держать-то? Страшно там, Зем, в Азкабане. Всплывает все, о чем помнить не хочешь, а потом, как новенького кого привезут, слушаешь, как кричит он во сне, а от решеток холодом веет, когда плывут рядом энти… дементоры то есть. — Стэн отпил из бокала, и, не дав Наземникусу и слова вставить, продолжил:— Только ваш, я, Зема. Ваш и ‘Арри Поттера, слышишь? Всем и каждому повторю.
— Ой, как интересно! — воскликнула ведьма в темной мантии, проходившая как раз мимо их столика к выходу. — Слышишь, Амикус? — обратилась она к своему спутнику. — Этот чудный малый говорит, что он друг Гарри Поттера!
Vova
